Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

КОНАН И ЖРЕЦ ТАРИМА

 Олаф Локнит

ПРЕСТОЛ НЕМЕДИИ 

 Глава первая



И какому ослу только в голову пришло, что быть караванщиком — хорошее дело?

Исмал поскреб затылок и пригубил вино. Он-то знал точный ответ. Этим ослом был он сам. Двадцать зим назад Исмал продал свою захудалую посудную лавку в Аграпуре и начал водить купеческие караваны в закатные страны.

Видно, злой демон нашептал ему тогда эту мысль! С тех пор спокойная жизнь кончилась, а седых волос в бороде прибавилось изрядно.

За это время Исмал твердо убедился: помогает караванщику один Эрлик, да и то если ничем другим не занят. Остальные же будто нарочно всячески мешают и вредят мирному путнику, которому и нужно-то всего ничего: доставить товар да выручить хоть немного денег. Торговцы животными так и норовят всучить больных верблюдов и старых лошадей; купцы-наниматели сначала обхаживают, как родного отца, вручая свой товар, а потом отказываются платить вторую половину суммы, придравшись к какому-нибудь пятнышку на тюках с грузом; пограничные досмотрщики сплошь мздоимцы и лиходеи, причем повсюду — от Турана до Зингары. В городах караван поджидают воры, в горах — разбойники, на море — пираты, а охрана, которая никогда не бывает трезвой, смела лишь при торге за вознаграждение, в иных же случаях она думает прежде всего о спасении собственной шкуры…

Исмал глубоко вздохнул и снова почесал затылок. Вот и сейчас его караван застрял в заморийском городишке Шусфе, что у самой коринфийской границы, а все почему? Потому что вчера нанятые им еще в Аграпуре охранники с пьяных глаз передрались с местными головорезами из-за какой-то девицы. Теперь трое из них лежат с переломанными костями на постоялом дворе, один сбежал, справедливо опасаясь расправы за убийство, еще двое — в местной тюрьме, а начальник охраны клянется, что он тут ни при чем и ребята просто погорячились. Вдобавок появились слухи о разбойничьей шайке, что хозяйничает в Карпашских горах… Еще с утра Исмал пытался нанять кого-нибудь из шусфийцев, но те, понимая отчаянное положение караванщика, запросили такие деньги, что Исмал только крякнул и прекратил переговоры, поминая всех известных ему богов и демонов.

Теперь он сидел в единственном на весь город постоялом дворе и с тоской оглядывал посетителей, надеясь, что у Эрлика сегодня немного дел и он, вспомнив о бедном караванщике, ожидающем его помощи в захудалом Шусфе, пошлет ему людей для пополнения поредевшей охраны.

А выбор у Исмала был небогат. Кроме него в зале шусфийского постоялого двора «Усталый путник» (надо заметить, остановиться в подобном заведении мог только очень усталый и потерявший всякую надежду добраться до места назначения человек) находились трое коринфийцев, направлявшихся по своим делам в Аренджун, бродячий знахарь с донельзя тощим и унылым учеником, подвыпивший сказитель и приехавшие недавно двое мужчин с девицей. Вот на них-то, точнее, на одного из них, и был обращен внимательный взгляд Исмала.

Человек, заинтересовавший караванщика, был молод, высок и казался необычайно сильным. Его лицо ясно указывало на принадлежность к варварскому народу и должно было, по мнению Исмала, отпугнуть любого разбойника, также как и внушительный двуручный меч, который виднелся за спиной приезжего. Глядя, как варвар одним духом осушил здоровенную чашу с вином, караванщик еще больше укрепился в мысли, что надо попробовать с ним договориться.

На спутников варвара Исмал бросил одинединственный взгляд и тут же забыл о них. Средних лет мужчина с залысинами и жиденькой бородкой, крепкий и малорослый, походил на обыкновенного писца, а длинный узкий меч на его боку выглядел игрушечным. Женщина казалась довольно молодой и миловидной, но ни один уважающий себя мужчина не променял бы даже ласкового взгляда полногрудой черноокой туранки на эту худенькую бледненькую мышку.

Приняв решение, Исмал встал и подошел к столику, за которым сидел могучий воин с друзьями.

— Доброго здравия благородным путникам! — вкрадчиво начал он, обращаясь преимущественно к варвару.— Позволено ли будет скромному караванщику из Аграпура угостить вашу компанию тем, что послал нам Эрлик в этом недостойном заведении?

— Заведение действительно так себе,— отозвался варвар, тряхнув при этом спутанной черной гривой.— Но даже здесь Эрлик не оставил нас и послал отличное туранское вино…— Гигант выразительно постучал по пустому глиняному кувшину.

Исмал тихо крякнул. Он-то надеялся, что кисловатое местное пойло вполне удовлетворит непритязательный вкус варвара. Пришлось подозвать хозяина и, скрипя зубами, заказать для всех дорогого красного вина, попавшего на этот шусфийский постоялый двор исключительно для того, чтобы разорить почтенного караванщика.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что варвар прозывается странным именем Конан, родом он из Киммерии и сейчас сопровождает в Немедию свою спутницу. Скромно молчавший друг киммерийца по имени Мораддин оказался ни больше ни меньше как бывшим воином гвардии самого Владыки Илдиза. («И кого только не берут в армию султанапурского правителя…» — подумал Исмал.) Худенькая девушка представилась как Ринга из Зингары и при этом ожгла караванщика неожиданно твердым и проницательным взглядом желтовато-карих глаз, какой больше приличествует закаленному в опасностях мужчине, нежели хрупкой и изящной женщине явно благородного происхождения.

Побеседовав с новыми знакомыми о погоде и дорожных происшествиях, Исмал наконец перешел к делу.

— Так, значит, уважаемые путники следуют в славную Немедию, да продлятся бесконечно годы ее достойного короля Нимеда?

— Верно,— подтвердил варвар, понимая, к чему клонит караванщик.

— Мой караван идет в Нумалию через Дарем.— Исмал важно пригладил бороду и ласково посмотрел на черноволосого гиганта: — Быть может, почтеннейшие согласятся присоединиться к нам, что согреет мое сердце радостью и сделает их путешествие более легким и приятным?

— Охрана нужна? — спросил варвар.

— О, алмаз на челе Эрлика, ты верно понял мысль недостойного…— начал было караванщик, но варвар перебил его, задав второй, самый важный, вопрос:

— Сколько заплатишь?

— Подожди, Конан,— решительно вмешалась девушка, и Исмал в который раз подивился распущенности нравов в странах заката, где женщине, пусть даже и благородной, дозволялось вмешиваться в серьезную мужскую беседу.— Мы не собирались наниматься ни в какую охрану! Нам нужно спешить в Бельверус, а караван идет медленно.

Заметив, что слова спутницы заставили варвара задуматься, Исмал быстро проговорил:

— Я готов заплатить двадцать золотых: десять сейчас и десять по прибытии в Нумалию.

— По двадцать мне и моему другу,— уточнил киммериец, а молчаливый Мораддин лишь удивленно поднял узкие брови.— Тогда будет, о чем говорить.

Исмал кивнул, решив про себя, что в случае нападения варвару придется драться и за себя, и за своего малорослого товарища.

— Оставь эту затею, Конан,— с едва заметной досадой произнесла девушка.— Из-за каких-то двадцати золотых…

— Да что ты в этом понимаешь, женщина?! — возмутился варвар, наклоняясь к ней.— У тебя дом в немедийской столице, титул и куча денег, ты никогда не знала голода и нищеты! Так какое ты имеешь право помешать нам честно заработать немного золота, раз уж подвернулась такая возможность?

— В Бельверусе ты получишь гораздо больше. Но мы не должны медлить.— Девушка в раздражении забарабанила пальцами по глиняной чаше.

Звук получился странный: точно ударяли не ногтями, а медной монетой. Исмал невольно опустил взгляд на руки девушки, но она уже перестала стучать и сжала кулаки.

— Получу ли я что-нибудь в вашем Бельверусе, одному Митре известно.— Варвар явно начинал злиться.— Пока ты лезешь из шкуры вон, помогая властям наводить порядок, обещания так и сыплются, а как все закончится — прогонят в шею, хорошо если еще в темницу не решат бросить. Караванщики, конечно, тоже жулье, но с ними хотя бы знаешь, чего ожидать. Не то, что от твоих баронов и королей!

— У тебя на уме одни деньги, Конан,— холодно сказала девушка и отбросила за спину две толстые темно-каштановые косы, отчего вплетенные в них украшения жалобно звякнули.

— Откуда тебе знать, что у меня на уме? Тебя только мой меч интересует! — рявкнул киммериец.

Исмал невольно вздрогнул, решив, что гордой кареглазой девице сейчас не поздоровится. Но та, похоже, ничуть не испугалась вспышки ярости своего могучего спутника и лишь слегка усмехнулась.

— Послушай, Конан, мы должны проводить госпожу Рингу…— тихо и рассудительно заговорил, было Мораддин, снизу вверх глядя на своего друга, но ему не дали закончить.

Громкий выкрик варвара разбудил дремавшего за соседним столиком сказителя, который, вспомнив, что ему надо заработать пару монет на выпивку, нетвердой походкой направился к сидевшей рядом компании.

— Почтенные месьоры! — Сказитель обвел путников мутным взглядом и остановил его на Мораддине.— Я странствую по городам и селениям, веселя их обитателей песнями и балладами. Немало их хранит моя память, и не сыщется по обе стороны Карпашских гор певца, коий… Коих… Которых…— Сказитель с тоской моргнул и спросил прямо: — Что вам спеть-то?

— Знаешь, любезный, мы вовсе не нуждаемся в увеселении…— вежливо произнес Мораддин, но сказитель, лишь утвердившийся в своем заблуждении, что именно его песен месьорам и не хватает, рванул струны и заголосил на весь постоялый двор:

— В белосте-е-енном Хоарезме, что ласка-а-аем синим морем, рос цветок мужской услады с нежным именем Зуле-е-ейна…

Голос сказителя был на редкость неблагозвучен, а его инструмент не настраивали, наверно, лет десять.

— Всеблагая Иштар, этого еще не хватало! Девушка с каштановыми косами в сердцах ударила ладонью по столу, и Исмалу почудилось, будто ее ногти на миг стали раза в два длиннее обычных человеческих, словно вдруг из ножен высунулись пять острых кинжалов. Караванщик на всякий случай осенил себя охранным знаком, но зингарка вновь сжала руку в кулачок, и теперь ее ногти выглядели не более устрашающе, чем у любой аграпурской модницы.

— Любезный, мы же тебе сказали, что…— Терпеливый Мораддин сделал вторую попытку.

—… Но эмир ластолюбии-ивый, разлучив Зулейну с ми-илым…— безжалостно продолжал сказитель,— в свой гарем ее запря-а-атал, чтобы честь ее девичью…

— Вот про это, пожалуйста, поподробнее,— заинтересовался варвар, приготовившись слушать.

— Я его сейчас убью! — зашипела зингарка, и было непонятно, о ком она — о сказителе или своем черноволосом спутнике.

Мораддин поднялся из-за стола и взглянул в упор на разошедшегося певца.

— Любезный, ты нас утомил,— очень тихо произнес туранец, и сказитель мигом умолк, потому что даже хмельной угар и упоение собственным искусством не помешали ему увидеть в глазах низенького вежливого путника, что чужая смерть для него — зрелище заурядное и даже приевшееся. Следовательно, одним неудачливым певцом больше, одним меньше — для этого спокойного месьора значения не имело. Исмал, которого невольно пробрал озноб от этого взгляда, решил, что поторопился с выводами о ненадежности армии государя Илдиза, в которой служат такие воины.

— Вот и все веселье,— проворчал варвар, когда протрезвевший сказитель убрался восвояси.— Мрачные у меня попутчики – даже песен не любят…

— Так что, уважаемый месьор с друзьями присоединится к моему каравану? — напомнил о себе Исмал, выразительно звякнув увесистым мешочком с монетами на поясе.

— Благодарим за предложение, почтенный караванщик,— вместо гиганта ответил его малорослый друг,— но тебе придется подыскать других охранников. Нам нужно спешить.

Исмал и Конан одновременно открыли, было, рты, но Мораддин посмотрел в глаза сначала одному, потом другому, и оба промолчали. Худенькая девушка торжествующе улыбнулась, обнажив остренькие белые зубки.

Исмал понял, что настала пора откланяться. В этой мысли его особенно укрепила мерзкая звериная мордочка с красноватыми глазами, внезапно выглянувшая из складок плаща спокойного коротышки. Ушастый невиданный зверек истошно заверещал, повернув голову к караванщику.

Вернувшись за свой столик, Исмал решил про себя: а может, и к лучшему, что он не смог нанять этих людей. Не слишком-то уютно ехать в такой компании, где лишь один нормальный человек, да и тот — варвар. 



* * *



Почтенный караванщик был прав лишь наполовину. Конан из Киммерии был не только единственным нормальным, но и вообще единственным человеком в этой маленькой компании.

Мораддин, сын Гроина, был полукровкой. Его мать была бритункой, а отец происходил из рода подземных карликов-рудознатцев, которые звали себя гномами и селились в туннелях под Кезанкийскими горами и Граскаалем. Как-то, расчувствовавшись, Мораддин поведал своему другу-северянину романтичную историю любви бритунской селянки и молодого гнома.

Доставшийся в наследство от отца небольшой рост Мораддин с лихвой окупал безупречным владением любым оружием. Впрочем, даже оно не всегда требовалось полукровке, знавшему тайные приемы, с которыми даже безоружный человек становится крайне опасным. Благодаря этому, а также несомненному уму и спокойному ровному нраву карьера Мораддина в особых частях армии владыки Илдиза была чрезвычайно успешной до тех пор, пока щепетильность и честность гнома не помешали этому. По навету сослуживцев удачливый сотник гвардии султанапурского владыки превратился в обыкновенного надзирателя на рудниках, куда туранские власти ссылали преступников. Нетрудно догадаться, что именно там и состоялось его знакомство с Конаном.

Киммериец попал на рудники в самый разгар своих поисков магического сосуда Нейглама, святыни гномов и предмета вожделения некоторых весьма высокопоставленных людей. Неравнодушный к чаяниям народа своего отца, Мораддин помог бежать варвару, но с условием, что найденный Конаном Нейглам будет возвращен тем, кто имеет на него законные права. Сам Мораддин также покинул теплое, но безрадостное место надзирателя, забрав из рудников на память о честной службе лишь маленького любимца — летучую мышь-альбиноса, обладающую весьма строптивым норовом и на редкость противным голоском. Сколько раз за прошедшее время гном пожалел о том, что связался с Конаном, ведомо лишь ему, но даже после возвращения магического сосуда гномам Мораддин и северянин не расстались, а вместе покинули пределы Турана и отправились на поиски новых неприятностей на свою голову.

Ринга, уроженка Рабирийских гор, что располагались на самой границе между Зингарой, Аргосом и Пуантеном, человеком не была вовсе. Она принадлежала к загадочному и почти исчезнувшему племени гулей, которые отличались от людей наличием длинных когтей, втягивавшихся при необходимости, и острых зубов, а также тем, что для поддержания жизни им требовалась свежая кровь, желательно человеческая. Жизнь гулей длилась намного больше, чем жизнь людей, и Ринге, которая выглядела очень юно, на самом деле было не меньше сотни лет. Вдобавок девушка-гуль обладала странным и редким умением — даром Сторожа. Хозяин, имевший такого раба, мог спать спокойно: Сторож слышал даже во сне, лезут ли в дом воры, умел отвести глаза грабителю или убийце, мог заставить человека испугаться собственной тени или выронить оружие в самый неподходящий миг.

Но Ринга не была рабыней. Напротив, в Немедии она занимала прочное положение в обществе, имела немало привилегий и ни в чем не нуждалась. Всего этого она добилась в тайной службе Немедии, где необычайные способности девушки-гуля нашли достойное и щедро оплачиваемое применение. Ринга обрела место среди людей, отказавшись от привычек и традиций собственного народа и употребляя в пищу лишь кровь животных.

В захолустном заморийском городишке Дэлираме, где и произошла встреча Ринги с двумя странниками, она выполняла очередное задание немедийских властей и умело воспользовалась помощью недогадливых приятелей, которых обманули ее скромная внешность и тихое поведение. Под ее незаметным руководством Конан и Мораддин проделали существенную часть работы, призванной раскрыть торговые махинации с запрещенным порошком серого кхитайского лотоса, о чем они узнали лишь в самом конце. Теперь Ринга следовала в Бельверус с докладом об успешно выполненной миссии, и варвар с гномом сопровождали ее: Мораддин — в расчете на достойное место на королевской службе, Конан — с надеждой на щедрую награду.

Но даже обещанное вознаграждение не излечило уязвленную душу варвара, который до сих пор не мог прийти в себя от мысли, что его, бывшего вора, пирата и наемника, обвела вокруг пальца какая-то девчонка.

Избавившись от настырного караванщика, Мораддин спокойно вернулся к прерванной трапезе. Мышь устроилась на плече хозяина, победоносно взирая оттуда блестящими глазками на окружающих. Конан заскучал. Они собирались выехать завтра с рассветом, а потому гном, который на собственном опыте знал, каково это — выгонять рано утром в дорогу обозленного спросонья варвара, строго следил, чтобы тот не засиживался допоздна. Сыграть в кости здесь также было не с кем. Впрочем, денег у Конана было немного, а единственную драгоценность — маленький мешочек с порошком лотоса, спасенный им от сожжения в Дэлираме, надо было еще кому-то продать.

От нечего делать киммериец принялся разглядывать посетителей. Его внимание привлекла хорошенькая девушка, по-видимому, недавно спустившаяся в общий зал постоялого двора.

Она сидела в самом углу, торопливо расправляясь с едой, и вид у нее был крайне измученный и растерянный. К ее боку прижалась девочка лет пяти, белокурая и голубоглазая. Богатая одежда ребенка явно указывала на то, что это не простые путники.

Конан поискал взглядом слуг, мужа или приятеля молодой женщины, но никто из присутствующих даже не смотрел в их сторону. Похоже, они ехали одни, что было очень странно.

Одинокую симпатичную девушку приметил не только Конан. К ее столику развязной походкой приблизился один из коринфийцев — самый молодой и, должно быть, самый наглый. Девушка испуганно взглянула на мужчину и судорожно прижала к себе ребенка.

— Что, красотка, скучаем? — небрежно спросил коринфиец, облокачиваясь на стол и нависая над девушкой.

Та что-то тихо ответила, умоляюще глядя на непрошеного кавалера. Девочка исподлобья взглянула на мужчину и скривила пухлое личико в презрительной гримаске.

— Может, отправишь эту крошку ее нянюшке, а мы с тобой займемся чем-нибудь более интересным? — не унимался парень, явно убежденный, что только полная дура не согласится на такое предложение.

Девушка вновь что-то убедительно заговорила, но ее задрожавшие губы ясно показывали, что мужество вот-вот покинет ее, а сил поставить нахала на место у нее нет.

В другое время Конан предоставил бы право спасать девицу Мораддину, который просто создан для того, чтобы совершать благородные поступки, однако сейчас у варвара имелась своя причина вмешаться. Должен же он показать этой желтоглазой, когтистой и клыкастой интриганке, что на ней свет клином не сошелся, и многие женщины будут рады вниманию северянина. Покосившись на разрезавшую жареное мясо Рингу, Конан поднялся и, пройдя через зал, оказался за спиной настойчивого ухажера.

— Ты что, приятель, не видишь — ты не нравишься госпоже. Так что отойди-ка подальше и не надоедай,— миролюбиво заметил варвар, похлопав парня по плечу.

— Это кто здесь такой смелый, что…— запальчиво начал было коринфиец, но, обернувшись и увидев черноволосого гиганта, чьи мышцы внушительно вырисовывались под курткой, а размер кулака вызывал уважение у любого драчуна, радушно улыбнулся.— А, ну так бы сразу и сказал, что это твоя подружка,— и пошел прочь.

Конан ощутил невольное сожаление: он-то надеялся слегка поразмяться, но этот сопляк, видимо, не собирался составлять ему компанию.

По-прежнему прижимая к себе ребенка, девушка растерянно смотрела на варвара, раздумывая, не безопасней ли было договориться с коринфийцем.

— Если этот недоносок обидел тебя, госпожа, я еще могу догнать его и поучить хорошим манерам,— предложил киммериец, любезно улыбаясь девушке.

— Я думаю, не стоит.— Она, наконец, разжала объятия, и девочка ловко выскользнула у нее из рук и с интересом уставилась на варвара.— Наверно, он уже все понял.

— В таких, как он, понимание приходится вбивать кулаком. Иначе они не понимают,— рассудительно заметил киммериец.— Меня, кстати, зовут Конан из Киммерии.

— Ильма,— представилась девушка, с неуловимым кокетством поправив густые каштановые волосы.— А это моя дочь Ния.

— И в кого она такая беленькая? В папу? — Конан знал, что доверие матери можно завоевать, лишь изобразив интерес к ее чаду. Но Ильма, вместо того чтобы пуститься в долгий и полный подробностей рассказ о своей дочурке, лишь молча кивнула.

А девочка, спрыгнув со скамьи, подошла к усевшемуся на табурет Конану и потребовала:

— Дай кинжал посмотреть!

На поясе варвара в кожаных ножнах висел небольшой, но изящный кинжал — подарок шейха оазиса Баргэми. Клинок обладал некими магическими свойствами, о которых сам Конан постоянно забывал, используя колдовское оружие преимущественно для резки жаркого.

— Э… Кинжал? — растерялся киммериец.— Тебе нельзя, еще поранишься. Девочки должны играть в куклы.

— Вот сам и играй,— посоветовала малышка.— А я хочу кинжал.

— Ния — прикрикнула на нее Ильма.— Веди себя прилично и не приставай к посторонним!..

Она такая избалованная,— смущенно сказала девушка, обращаясь к Конану.

— Да, если б у нас в Киммерии ребенок посмел так разговаривать со старшими, седмицу бы сесть не смог,— ухмыльнулся варвар.

— А если б у нас в Немедии кто-то не дал мне кинжал, папа так бы его наказал, что этот человек потом мне бы целый мешок кинжалов принес! — сообщила девочка, строго глядя на киммерийца круглыми голубыми глазами.

— Ния, да замолчишь ты, наконец? — Ильма дернула девочку за руку так, что бедняжка чуть не упала.

Ния показала Конану язык и вновь устроилась рядом с матерью.

— И где же ваш грозный папа? — невзначай поинтересовался варвар.— Неужели он отпустил такое сокровище без охраны и провожатых?

— На нас напали… В горах…– пробормотала Ильма и поежилась.— Все мои спутники погибли, удалось бежать только нам с Нией…

— Кто напал? — удивился Конан. Боги, неужели Карела Рыжий Ястреб вернулась домой и теперь вместе со своими головорезами околачивается где-то поблизости? Только этого не хватало…

— Не знаю… Какие-то разбойники, наверно…— Хорошенькое лицо девушки опять приобрело испуганно-измученное выражение.— Я совсем не представляю, что мне делать…

— Присоединяйтесь к какому-нибудь каравану и возвращайтесь домой,— посоветовал Конан.— Тут как раз есть караван, направляющийся в Немедию.

— Мы не можем в Немедию! — вскрикнула Ильма.— Нам надо в Коф!

— Караваны в Коф ходят через Аренджун,— пожал плечами Конан.— Но ехать так далеко женщине без спутников опасно, особенно в Заморе.

— Нам надо в Коф,— повторила девушка, умоляюще глядя на северянина, словно в его силах было доставить их туда.

— В таком случае нам не по пути,— развел руками Конан и почти искренне добавил: — А жаль…

Тут северянин буквально почувствовал обжигающий взгляд Ринги, упершийся в его спину. Представив выражение ревности и досады на узком точеном личике девушки-гуля, Конан испытал прямо-таки наслаждение. Изобразив торжествующую улыбку, он медленно обернулся к своей спутнице, и ухмылка на его лице увяла. Потому что внимательный взгляд рабирийки был направлен совсем не на бывшего возлюбленного и даже не на его миловидную собеседницу. Во все глаза Ринга смотрела на ребенка.

 Глава вторая



Нергал забери всех женщин, а рабириек — в особенности!

С крайне мрачным выражением лица Конан трясся в седле позади каравана, глотая поднятую медлительными вьючными лошадьми дорожную пыль. Сейчас варвар был готов отправить всю прекрасную половину человечества куда подальше, не думая о том, сколько трудностей при этом возникнет у большинства взрослых здоровых мужчин. Впрочем, киммерийца можно было понять. Сначала эта вздорная девица Ринга, воспользовавшись поддержкой Мораддина, лишила Конана двадцати золотых, не позволив наняться в охрану каравана. А посреди ночи та же Ринга подняла Конана с постели и заставила тащиться на постоялый двор, чтобы сообщить Исмалу, что они с радостью будут сопровождать его караван, и согласны на любые условия. В результате пронырливый караванщик снизил их плату вдвое, но рабирийка и глазом не моргнула, хотя Конан уже готов был разобраться с мошенником по-своему. И теперь Ринга ехала бок о бок с невозмутимым, как всегда, гномом впереди каравана, слегка опасаясь, впрочем, приближаться к разгневанному ее неожиданными сменами настроения варвару.

— Ты чем-то расстроен, Конан?

Звонкий девичий голос вывел северянина из мрачной задумчивости. Рядом с ним на каурой смирной лошадке ехала Ильма, искоса поглядывая на Конана.

Молодая женщина вместе с дочкой присоединилась к каравану перед самым его отбытием из Шусфа. Видимо, поняла, что до Кофа ей одной не добраться, или ее в этом убедила вездесущая Ринга. По крайней мере, Ильма изменила свое решение после продолжительной беседы с рабирийкой, невесть как сумевшей втереться к ней в доверие. Правда, в этом девушке-гулю не было равных, в чем Конан убедился на собственном горьком опыте.

— Нет. Киммерийца не так легко вывести из себя всякой ерундой,— хмуро сообщил Конан, хлестнув поводом по крупу ни в чем не повинной лошади, на которую, впрочем, это не произвело особого впечатления.

— Да, порой всякие чересчур много воображающие о себе особы бывают совершенно несносны,— заметила Ильма, чисто женским чутьем догадавшись, какого ответа от нее ожидают.

От ее слов на душе у Конана потеплело, и он мысленно позволил Нергалу оставить избранных представительниц противоположного пола в этом мире. Варвар покосился на маячившую впереди спину Ринги и подмигнул Ильме. Та захихикала.

Сейчас Ильма была совсем не похожа на ту испуганную и измученную девушку, с которой Конан познакомился в «Усталом путнике». Казалось, все свои страхи и тревоги она оставила в Шусфе и теперь выглядела легкомысленной и веселой, словно освободилась от тяжкого груза. Она без умолку болтала, смеялась, кокетничала со всеми мужчинами и вообще вела себя не так, как подобает знатной замужней даме. Больше она напоминала Конану обычную городскую девицу — горничную или служанку в таверне, с которой так приятно скоротать вечерок-другой, чтобы после спокойно о ней позабыть.

Пару раз Конан из чистого любопытства попытался расспросить Ильму о ее жизни в Бельверусе, но девушка отвечала неохотно, и варвар так ничего толком и не узнал.

Зато рассказы киммерийца о приключениях, выпавших на его долю, Ильма слушала затаив дыхание, и польщенный Конан все чаще замечал в ее карих глазах нечто большее, чем просто восхищение его храбростью.

«Если так пойдет и дальше, то папаша белокурой крошки вскоре пожалеет, что так надолго отпустил от себя красотку-супругу». Эта мысль очень скрашивала Конану скучное и ничем не примечательное путешествие с караваном Исмала. Быть может, это произошло бы даже очень скоро, но походная жизнь в окружении множества людей не располагала к уединению, о чем варвар слегка сожалел, поглядывая на стройную и соблазнительную фигуру молодой немедийки.

… Двигаясь размеренно и неторопливо, караван перевалил через Карпашские горы и, покинув небезопасную для мирных путников Замору, оказался в гостеприимной Коринфии. Как ни странно, никакие разбойники не покушались на перевозимый Исмалом товар, и обрадованные такой удачей караванщики подстегивали тяжело нагруженных лошадей, стремясь побыстрее добраться до приграничного коринфийского города Эдеса.

Утонувший в пыльной зелени, Эдес казался таким же захолустным и унылым, как и оставленный несколько дней назад Шусф. Караванщики вяло переругивались с разомлевшими от жары и вина досмотрщиками, которые лениво осматривали товар. Один из ревностных стражников заикнулся, было, чтобы Конан и Мораддин предъявили и свои личные вещи, но киммериец в ответ лишь молча поиграл мускулами и, дернув за рукав начавшего было открывать седельную сумку законопослушного гнома, потащил его искать местный постоялый двор. Ринга со скучающим видом сидела в тени раскидистого дерева, сворачивая в трубочку пергамент, подтверждавший ее принадлежность к тайной немедийской службе и освобождавший рабирийку от любых досмотров. Ильма с дочерью скромно пристроились поблизости.

Осмотр каравана близился к концу, когда вдали на дороге, извилистой лентой уходившей к Карпашским горам, заклубилось пыльное облако. Вскоре стал виден отряд всадников, во весь опор скачущих в сторону Эдеса. Караванщики встревоженно загудели. Взглянув на растерянное лицо начальника эдесской приграничной службы, Исмал приказал своим людям собрать товары и лошадей и занять круговую оборону, проклиная при этом неизвестно где шлявшихся варвара и его друга.

Всадников было немного, человек двенадцать, но в них с первого взгляда можно было угадать людей, привыкших использовать силу. Они мало походили на обычных карпашских разбойников и выглядели, скорее, как наемники, которые во множестве бродили в поисках заработка по дорогам от Западного океана до моря Вилайет. Впрочем, такие отряды частенько не брезговали нападением на караваны, когда не могли найти богатого нанимателя. Поэтому Исмал лишь крепче сжал в руке изогнутую дедовскую саблю и поручил свою душу Эрлику.

Пока эдесские стражники суетливо бегали по двору, разыскивая, кто оружие, кто укрытие, а их начальник срывал голос, выкрикивая бесполезные команды, неизвестные всадники уже осаживали лошадей прямо посреди всеобщей суматохи. Их командир, высокий мужчина с залихватски закрученными рыжими усами, спрыгнул с коня и направился прямиком к Исмалу, не обращая ни малейшего внимания на смотревшее ему в грудь острие сабли.

— Нам известно, что с вашим караваном следуют немедийская женщина с ребенком,— холодно сказал рыжеусый.— Где они?

Исмал поднял саблю повыше и неловко попытался ткнуть ею в бандита.

— Да убери ты свою железку,— поморщился тот.— Твои товары нам даром не нужны. Мы ищем только женщину и ребенка. Выдашь их нам — поедешь дальше целым и невредимым.

Исмал задумался. С одной стороны, госпожа Ильма заплатила за свое место в караване достаточную сумму, чтобы надеяться на его честность. К тому же краем уха он слышал, что она принадлежит к бельверусской знати, и если Исмал отдаст госпожу каким-то лихим людям, то ее разгневанные родственники могут сильно осложнить жизнь простого туранского караванщика. Но, с другой стороны, ее могущественные родственники Эрлик знает где, а разбойник — вот он, рядышком, топорщит свои рыжие усы, а на боку у него добрый меч, и владеет он им куда лучше, чем Исмал своей старой саблей… А деньги госпожи он, в конце концов, может пожертвовать одному из бельверусских храмов Митры. Эрлик не обидится, он поймет.

— С нами действительно едет некая госпожа с дочерью, о храбрейший воин,— степенно заговорил Исмал, сделав знак своим людям опустить оружие; те охотно выполнили его приказ.— Не знаю, они ли вам нужны, но…

Исмал обернулся, чтобы указать рыжеусому на дерево, под которым он недавно видел Ильму, но там уже никого не было, и караванщик растерянно замолчал.

— Ну?! — грозно воскликнул предводитель отряда.

— Они были там, но сбежали,— быстро ответил Исмал, ткнув пальцем в сторону дерева и про себя надеясь, что женщина успела хорошенько спрятаться и ему не придется ее предавать и мучиться после угрызениями совести.

Рыжеусый махнул рукой своим людям, и те рассыпались в разные стороны в поисках беглянки.

Начальник приграничной службы робко приблизился к командиру отряда и попытался, было выяснить, в чем дело, но, поймав взгляд холодных светлых глаз рыжеусого, счел за благо не вмешиваться.

Вскоре послышался женский визг, свидетельствующий о том, что немедийку все-таки нашли. Один из подчиненных рыжеусого выволок рыдающую Ильму, другой разбойник тащил под мышкой белокурую девочку, мрачно глядевшую из-под его руки.

— Да, это они,— только и сказал командир отряда, мельком взглянув на женщину и ребенка.

Ильма тщетно озиралась по сторонам в поисках подмоги. Все лишь отводили глаза, не решаясь спорить с уверенными в себе наемниками. В чужие дела влезать — себе дороже, а кто не усвоил эту мудрость, давно прогуливается по Серым Равнинам.

— Сотник Ригел, давно ли ты променял службу при дворе на плащ наемника? — раздался вдруг спокойный женский голос.

Командир отряда заметно побледнел и, растерянно заморгав рыжими ресницами, оглянулся.

Мягкой походкой к нему приближалась изящная невысокая женщина.

— Госпожа Ринга? — Самоуверенности в рыжеусом поубавилось.— Никак не ожидал встретить тебя здесь…

— Но все-таки встретил,— жестко прервала его девушка, и Исмал лишь восхищенно крякнул, любуясь вытянувшейся физиономией рыжеусого. Тому явно хотелось выругаться, но он не решался.

— Никогда не поверю, что ты добровольно покинул теплое место в Бельверусе.— В голосе Ринги появились вкрадчивые нотки.— Быть может, тебе, наконец, припомнили тот небольшой промах, допущенный в деле Кернера?..

— Думаю, нам стоит поговорить с глазу на глаз,— нервно сказал Ригел, и махнул рукой своим людям, чтобы те отошли подальше.

До Ринги донеслось: «И что это сотник тратит время с какой-то девкой?» — «Болван, ты что, не понял? Это же ищейка из тайной службы. Так что придержи язык, если дорожишь своей шкурой!» Девушка победно усмехнулась и привычным жестом откинула назад роскошные косы.

— Могу сообщить тебе, госпожа, что мы получили приказ разыскать эту женщину с ребенком и доставить в столицу, не показывая при этом своей принадлежности к немедийской армии.— К Ригелу вернулось прежнее самообладание.— Больше я ничего сказать не могу. Даже тебе, уважаемая Ринга.— Сотник вежливо улыбнулся.

— Не можешь, потому что не знаешь.— Ответная улыбка девушки была не менее вежливой.— Исполнителям вроде вас обычно не сообщают и трети всех сведений.

— Я знаю достаточно, чтобы выполнить приказ,— обиделся Ригел.

— А ты уверен, что этот приказ уже не выполнен? — невинно поинтересовалась Ринга.

Сотник сдвинул редкие рыжеватые брови.

«Хитрая стерва!» — подумалось ему.

«Рыжий осел!» — мелькнуло в голове девушки.

— Если госпожа имеет в виду, что она…— осторожно начал Ригел.

— Имеет,— любезно прервала его Ринга.— Если бы в Бельверусе надеялись только на военных, Немедии давно пришел бы бесславный конец. Поиски были поручены не только тебе, дорогой Ригел, и случилось так, что мы справились с этим лучше.

«Наглая выскочка!» — сказали глаза сотника.

«Безмозглый вояка!» — ответил взгляд Ринги.

— Но я гонялся за этой девкой, Сет ее забери, целую седмицу! — в сердцах воскликнул сотник.— Почему теперь я должен отдавать ее тебе?

— Потому что мои полномочия гораздо значительней твоих, месьор Ригел.— Рабирийка протянула ему пергамент.— Можешь убедиться. Надеюсь, печать тебе знакома? Впрочем, у меня есть еще кое-что…— И девушка показала несколько оторопевшему сотнику тяжелый золотой перстень-печатку с крылатым драконом — символ высшей военной власти в Немедии.

«Чтоб тебя демоны сожрали!» — злобно подумал Ригел.

— И тебе того же, милейший,— от всей души пожелала Ринга.

— Ладно, на сей раз твоя взяла,— неохотно признал Ригел.— Надеюсь, в Бельверусе ты, госпожа, объяснишь, почему я вернулся ни с чем?

— Охотно,— весело проговорила девушка.— Я думаю, тебя и твоих людей даже наградят за проявленное усердие. А теперь отпусти своих пленников — и расстанемся по-доброму.

Быть может, сотник действительно расстался бы с Рингой по-доброму.

Но ему помешали. Внезапно деревянная ограда, окружавшая постоялый двор, где находилась приграничная служба, грозно затрещала, и во двор лихо спрыгнул Конан, воинственно размахивая мечом.



* * *



Поплутав по пыльным кривым улочкам Эдеса и не встретив никого, кроме тощего облезлого пса, Конан и Мораддин набрели, наконец, на небольшую таверну, в которой было совершенно пусто.

— Я начинаю думать, что этот городишко населен призраками,— пробурчал Конан.

На их продолжительный стук отозвался хозяин заведения, ни на миг не прекращавший зевать. Даже появление посетителей не вдохнуло жизнь в его сонные маленькие глазки.

— Мяса нет, вино вчера кончилось, кухарка сегодня не работает…— с ходу начал хозяин, привалившись к стойке и вяло почесывая круглый живот.

— Подожди, любезный,— прервал его Мораддин.— Можно ли переночевать в твоем заведении?

— Отчего ж нельзя? — лениво ответил хозяин.— Только у меня всего одна свободная комната, две другие заняты. И потом, вина нет, мясо…

— Я понял.— В голосе туранца прозвучал оттенок раздражения.— И сколько кроватей в этой комнате?

— А кто его знает? — пожал плечами тавернщик.— Раньше было две. Так их, может, уже сломали… И вина у нас нет…

— Пошли отсюда! — заявил Мораддину выведенный из себя Конан.— Найдем что-нибудь получше.

— А вот это вряд ли,— покачал головой хозяин.— Кроме моей таверны, в Здесе других заведений нет. Была еще одна, так ее два года назад сожгли.

— Если она была похожа на твою, я очень даже могу понять поджигателей,— пробормотал киммериец.

— Ладно, мы согласны на эту комнату,— решил Мораддин.— Пусть там приберут. Мы скоро вернемся… Здесь есть, где пристроить наших лошадей?

— На заднем дворе – конюшня. Только там прошлой зимой крышу разобрали, а новую так и не собрались положить…— Хозяин зевнул и с хрустом расправил плечи.

— Эй, подожди,— встревожено обратился Конан к другу.— Ты что, собираешься тут ночевать? Мало того, что это опасно для жизни, как же мы поместимся все в одной комнате?

— Одну ночь придется потерпеть,— миролюбиво ответил Мораддин.— Не впервой ведь. Ринга ляжет на кровати, а мы с тобой бросим жребий, кому спать на полу.

— А если этот жребий достанется мне? — с упреком сказал Конан.— И потом, нас же не трое, а четверо.— И, встретив недоуменный взгляд Мораддина, киммериец пояснил: — Не можем ведь мы бросить госпожу Ильму на том мерзком постоялом дворе с грубиянами-караванщиками! Так что нам нужны две комнаты.

— О, действительно, о госпоже Ильме и ее дочери я и не подумал,— смутился туранец и одобрительно улыбнулся: — Я считал, Конан, что хорошо знаю тебя, но сейчас ты меня удивил. Не предполагал, что ты можешь так заботиться о чужой женщине…

Будь Конан на это способен, он бы покраснел, потому что сейчас им руководила вовсе не бескорыстная забота о хорошенькой немедийке.

— Тогда нам с тобой придется переночевать на постоялом дворе, а Ринга и госпожа Ильма займут эту комнату,— подытожил Мораддин.

— Ну, нет,— возмутился Конан.— Тащиться ночью через весь город…

— Зачем тебе куда-то тащиться ночью? — удивился гном.

Конан вздохнул. Он уже знал, что умный и безжалостный Мораддин в некоторых вопросах был не по возрасту наивен.

— Кто занимает две другие комнаты? — деловито обратился Конан к уже успевшему задремать хозяину.

— Одну — какой-то жрец из Хаурана, другую — шадизарский купец,— лениво ответил он.

— Я уверен, они здорово скучают в этой дыре и будут только рады поселиться в одной комнате и поболтать по душам,— ухмыльнулся киммериец.— Пожалуй, я подброшу им эту мысль.

— Ну-у…— начал было Мораддин, но его стремительный друг уже взбегал по немилосердно скрипящей лестнице наверх, где ничего не подозревавшие жрец и торговец еще наслаждались скромным отдыхом. Вскоре там раздался грохот, что-то разбилось и пару раз кто-то позвал на помощь. Мораддин бросил извиняющийся взгляд на тавернщика, но тот даже с некоторым интересом прислушивался к происходящему наверху.

— Они с радостью согласились пожить вместе,— сообщил Конан спускаясь.— Я даже помог купцу перенести вещи.— Конан дружески хлопнул хозяина по мясистому плечу.— Теперь у тебя две свободные комнаты и ты можешь сдать их нам.

Конан возвращался в наилучшем расположении духа. Все устроилось замечательно: они с Ильмой будут ночевать в соседних комнатах. Осталось только спровадить куда-нибудь Мораддина или Рингу, а также отделаться от девчонки, и тогда…

Внезапно гном ощутимо ткнул варвара в бок, заставив того остановиться. Сквозь неплотно пригнанные доски ограды, окружавшей постоялый двор, было видно, как какие-то подозрительные люди, загнав в угол перепуганных караванщиков и местных служителей закона, шныряют повсюду с явным намерением кого-то найти.

— Что-то случилось, пока нас не было,— встревожено сказал Мораддин.

— Сам вижу,— пробурчал Конан.— Интересно, кого они ищут. Не нас ли?

— Я бы не удивился,— со вздохом проговорил туранец, уже привыкший к тому, что с Конаном всегда надо ожидать худшего, и внимательно оглядел двор.

— Их двенадцать человек. Все вооружены,— подсчитал Мораддин.— Правда, они пока никого не убили… Подожди-ка здесь, я подберусь к воротам и попробую разузнать, что там происходит. Может, все еще и обойдется.

Туранец удалился, ступая мягко, точно кошка, а Конан, привалившись плечом к забору, принялся наблюдать. Вдруг послышался женский визг, и киммериец увидел Ильму, которую бесцеремонно тащил за собой один из незнакомцев. Другой нес ее маленькую дочку.

Конан нахмурился. Он так славно все устроил, раздобыл две комнаты, а теперь девушку, ради свидания с которой все и затевалось, уводят у него прямо из-под носа! Зря он, что ли, так старался, перепугал ни в чем не повинного старика жреца и маленького, полунищего торговца? Конан почувствовал, что в его душе закипает гнев на этих невесть откуда взявшихся чужаков, которые решили расстроить его намечавшееся любовное приключение. Появление Ринги, вступившей в беседу с рыжеусым надменным мужчиной, по-видимому, главарем этих людей, нисколько не утешило Конана. Кто знает, какие коварные замыслы лелеет рабирийка в отношении соперницы!

— Пока там Мораддин вынюхивает да разузнает, я, пожалуй, останусь без девушки,— пробормотал киммериец.

С оглушительным гиканьем он перемахнул через деревянный забор, едва не повалив его, и в несколько прыжков оказался посреди врагов. Кажется, Ринга что-то кричала ему, но киммерийцу было некогда прислушиваться. Свалив ударом меча одного из оторопевших похитителей и кулаком разбив переносицу другому, Конан схватил взвизгнувшую Ильму за руку и поволок ее за собой к лошадям. Девушка вырывалась и что-то кричала. До Конана не сразу дошло, что она зовет своего ребенка.

— Кром! Чуть не забыл!

Отпустив Ильму, Конан бросился к человеку, державшему Нию. Тот в растерянности топтался на месте, не зная, что ему делать — увозить девочку или помочь своим соратникам в схватке с варваром. Конан разрешил его сомнения, нанеся противнику точный удар в челюсть и выхватив из обмякших рук непривычно тихую Нию. Выполнив задуманное, Конан готов был отступить, но ему не позволили. Оправившиеся от первого потрясения чужаки уже выхватили из ножен оружие и стягивались кольцом вокруг киммерийца.

Правда, их было всего семеро, но они считали, что этого достаточно, и Конан был склонен с ними согласиться.

— Стой здесь! — Он поставил девочку на землю и прижался спиной к росшему посередине двора раскидистому дереву.

Взревев, дабы поднять боевой дух, киммериец обрушил меч на первого, кто осмелился сделать выпад в его сторону. Противник парировал удар, но его клинок переломился у эфеса, и, пока враг с удивлением рассматривал зажатую в ладони филигранную рукоять, Конан беспрепятственно отправил его на встречу с Нергалом. Остальные шестеро были более осторожны и кружили возле киммерийца, точно собаки возле медведя, ожидая, когда варвар ослабит бдительность и можно будет нанести удар. Конан уже решился, было начать атаку, когда позади одного из его противников зловеще блеснуло узкое лезвие. Парень даже не успел ничего понять, как присоединился к своему неудачливому товарищу. Пятеро оставшихся обернулись, но Мораддин нанес очередной неприметный удар, и их стало на одного меньше.

— Конан, бери ребенка и беги к лошадям! Не заставив себя долго упрашивать и зная, что гном способен постоять за себя, киммериец подхватил Нию, послушно стоявшую все на том же месте, и помчался к коновязи, где Ринга торопливо отвязывала их скакунов, а очень бледная Ильма нервно всхлипывала. Подсадив немедийку на лошадь и вручив ей ребенка, Конан вскочил на коня и, взяв в руку повод лошади Мораддина, галопом пронесся через двор к тому месту, где гном сражался с наседавшими врагами. Ловко отбив удар, туранец быстро взобрался в седло, и вся четверка устремилась к распахнутым воротам.

— Ведьма, ты мне за это заплатишь! — с ненавистью крикнул вслед удалявшимся путникам рыжеусый, благоразумно воздержавшийся от участия в драке.

Хотя всадников никто не преследовал, они остановили коней, лишь отъехав на порядочное расстояние от Эдеса. Конан открыл, было, рот, чтобы задать вопрос, но натолкнулся на яростный взгляд желто-карих глаз рабирийки.

— Ты, проклятый варвар, недоумок, глупец, — зашипела Ринга, и на ее скулах вспыхнули алые пятна.— Тебе бы только мечом махать! Зачем ты влез в это дело?!

— Попридержи язык! Пользуешься тем, что я не дерусь с женщинами, но для тебя готов сделать исключение! — Конан не на шутку разозлился.

— Я еще слишком вежлива с тобой! Ты заслуживаешь словечек и похлеще! — гневно закричала девушка.— Ты хоть иногда думаешь головой, прежде чем лезть в драку? Ты все испортил!

— Испортил?! Я рисковал жизнью, чтобы спасти вас, и в ответ слышу только брань и упреки! — возмутился киммериец.— И что, интересно, я испортил? Или ты хотела, чтобы эти ублюдки забрали Ильму с ребенком?

— Ах, так ты нас спас? Может, тебе сначала стоило бы поинтересоваться, грозит ли нам что-нибудь? — насмешливо произнесла Ринга.— Я поговорила с предводителем этого отряда, который оказался моим старым знакомым, и он согласился отпустить Ильму и девочку. Мы могли совершенно спокойно ехать, куда нам заблагорассудится, пока ты не вмешался, Нергал тебя забери! — Девушка сердито взглянула на Конана.— Теперь, когда вы без всякой причины напали и убили нескольких немедийцев, нас могут обвинить в убийстве и казнить на одной из площадей Бельверуса! И попутал же меня демон связаться с такими недоумками! — с отчаянием воскликнула Ринга.

— Откуда мне было знать, что среди твоих знакомых встречаются даже разбойники и похитители людей! — раздраженно бросил киммериец.— Да и что ты так взвилась? Ну, обвинят в убийстве, и что с того? Если бы я каждый раз терял сон, когда лишу кого-то жизни или когда на меня выточит зуб местная стража, я бы уже давно не мог спать спокойно! Но как видишь, пока все обходится.

— Когда-нибудь не обойдется,— мрачно пообещала Ринга. — Я поспособствую!

— Послушайте, не ссорьтесь,— примирительно заговорил Мораддин.— Конан действительно хотел как лучше. Не его вина, что он немного поторопился…

— Немного! — скривила узкие губы Ринга.

— Мне вот что интересно,— продолжал гном.— Кто были эти люди, и зачем они охотились за госпожой Ильмой? — Туранец вопросительно посмотрел на немедийку, прижимавшую к себе ребенка.

Та бросила взгляд на Рингу и растерянно улыбнулась.

— Это люди ее отца,— пояснила рабирийка.— Он ищет свою дочь с внучкой… Ильма, ты не против, если я расскажу? — спросила Ринга и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Обычная история. Отец решил выдать замуж дочь, не считаясь с ее чувствами. Просьбы и слезы не помогли, и тогда она задумала бежать к родственникам в Коф, чтобы ненавистный брак не состоялся. В горах нанятых ею слуг перебили люди, посланные стариком по следу дочери, и Ильма не знала, что делать. Так получилось, что я знакома с ее отцом, да и ее видела несколько раз на придворных балах…

Тут Ильма хихикнула, но, смутившись, опустила голову.

— В Шусфе мы с ней узнали друг друга, и я решила помочь девушке,— закончила Ринга.

— Почему же мы везем госпожу Ильму обратно в Бельверус? — удивился Мораддин.— Разумней было бы помочь ей добраться до Кофа…

— Я знаю, что делаю, месьор,— важно произнесла рабирийка.— Я сумею спрятать Ильму в Бельверусе так, что даже отец не найдет ее. А потом, глядишь, все уладится, и не придется ехать в далекий Коф.

— Ну и правильно,— одобрил Конан, подумав, что старик, решивший приискать строгого мужа для бойкой дочки, которая прижила на стороне ребенка, в чем-то прав.

Мораддин задумчиво покачал головой, но если у гнома и возникли какие-то сомнения, он ни словом о них не обмолвился.

— Ну, так что, в Бельверус? — нетерпеливо спросил киммериец.

Ринга ожгла варвара сердитым взглядом и вонзила шпоры в бока лошади.

 Глава третья



Бельверус, крепкостенный и многолюдный! Не одну сотню лет лелеешь ты корону Немедии и внушаешь трепет и друзьям, и врагам силой и грозностью своей. Суровы Немедийские горы, и суров облик твой, город, построенный из серого гранита и белого мрамора! Впрочем, столь цветисто обратиться к столице Немедии мог только путешественник из стран Восхода, обладающий поэтическими наклонностями и сытым желудком. Сами немедийцы относились к Бельверусу с прохладцей, ибо славился он грязными улицами и ловкими карманниками, а также тем, что там проживают самые спесивые вельможи, самые грубые сборщики налогов и самые дорогие шлюхи во всей Немедии.

Конану ранее доводилось бывать в Бельверусе. Четыре года назад, когда он промышлял контрабандой, его наняли некие высокопоставленные особы, дав ему щекотливое поручение, которое нельзя было доверить законопослушным гражданам. Правда, к его выполнению Конан подошел по-своему, что совсем не оценили наниматели. В итоге расстались они, не испытывая друг к другу дружеских чувств.

— Ох, наконец-то я смогу принять ванну и выспаться в мягкой постели без клопов! — простонала Ринга, когда они миновали ворота города.— Больше всего во время моих заданий меня угнетает жизнь без всяких удобств.

— Я слышал, высокорожденные, если им золотой горшок не подадут, и облегчиться не могут? — насмешливо поинтересовался Конан.

Ильма прыснула в кулачок, а Ринга нахмурилась и бросила на девушку сердитый взгляд.

— Есть вещи, которые неотесанному дикарю вроде тебя не понять,— холодно произнесла рабирийка.— Говорят, варвары и моются-то лишь тогда, когда вынуждены реку вброд переходить.

— Что ж, придется поискать здесь реку,— хмыкнул Конан.

Мораддин вздохнул. Всю долгую дорогу от Дэлирама до Бельверуса Ринга и Конан постоянно старались уязвить друг друга, порой переходя на откровенную ругань, что отнюдь не облегчало жизнь их спутникам.

Гном-полукровка никак не мог понять, каким образом нежные взаимоотношения рабирийки и варвара так быстро переродились во взаимную вражду. Сам ту ранец нисколько не обиделся на девушку-гуля, которая хитро использовала двух друзей в своих интересах. Видимо, гордость гномов не ранил обман.

— Скоро мы доедем до твоего дома, Ринга? — как ни в чем не бывало спросил Конан.— А то у меня живот подвело, как есть охота. Надеюсь, твой повар прилично готовит?

— Прилично. Только тебя это не касается,— не без злорадства заметила Ринга.

— Это почему? — поднял брови варвар.

— Потому что вы остановитесь на постоялом дворе,— сообщила рабирийка.— Или ты надеялся, что я приглашу вас в гости после того, что вы натворили в Эдесе? Я в Бельверусе на хорошем счету и не хочу иметь неприятностей с законом.

— Вот, значит, как,— зловеще протянул Конан.— Когда тебе это было надо, ты не возражала, чтобы мы шли против закона. А теперь, оказывается, такие разбойники, как мы, недостойны водить компанию с честной дамой! Да уважай я закон, ты бы и сейчас сидела в той клетке! Оттуда я тебя вытащил не так давно, чтобы ты уже забыла об этом!

— Не сердись, Конан, ты не так понял Рингу.— Мораддин положил руку на плечо друга.— В Эдесе мы действительно погорячились, и теперь нам лучше затаиться и не привлекать к себе внимания. Двое таких бродяг, как мы с тобой, в квартале знати будут выделяться, как ястребы в курятнике. Следовательно, лучше нам устроиться на постоялом дворе, среди обычных людей.

— Это я и имела в виду,— согласилась Ринга.— А на будущее, Конан, когда тебе захочется подраться, сначала сосчитай до десяти и подумай, нужно ли это… А, вот здесь вы и поселитесь! 



* * *



Постоялый двор назывался очень необычно: «Королевский плот». Говорили, что хозяин, движимый верноподданническими чувствами, собирался назвать свое заведение «Королевский оплот», да ему не разрешили, ибо королевским оплотом является доблестная немедийская гвардия, а никак не грязная таверна. Но вывеска была уже готова, и владелец постоялого двора, чтобы не заказывать новую, просто стер в надписи одну букву, изменив название на вполне невинное, хотя и бессмысленное.

— Мой дом находится отсюда довольно близко, и я могу быстро найти вас в случае необходимости и при этом не видеться с тобой слишком часто, Конан,— сообщила Ринга.— Ну, вы пока отдыхайте, а мы с Ильмой поехали…

— Как с Ильмой? — заволновался киммериец.— Ты собираешься забрать ее с собой?

— Не беспокойся. Я знаю несколько надежных мест, где можно спрятать ее и ребенка,— ответила Ринга и повернулась к девушке.

Ильма покорно наклонила голову, но украдкой бросила из-под темных ресниц призывный взгляд на варвара. Это вдохновило киммерийца, и он поспешил воспротивиться замыслу рабирийки.

— Послушай, Ринга, так ли ты уверена в надежности этих мест? — убедительно заговорил Конан.— По-моему, самое безопасное место — там, где есть два таких добрых меча, как мой и Мораддинов. Никто не будет искать знатную даму на дешевом постоялом дворе, а если и попытается, мы доходчиво объясним соглядатаю, что он ошибся.

Ринга на несколько мгновений задумалась, сдвинув тонкие, изящно выгнутые брови, и, наконец, кивнула:

— Хорошо, пусть Ильма и девочка остаются с вами. Но вы отвечаете за них головой! — Ринга твердо взглянула в глаза варвара и гнома.

— Не тревожься, женщина,— поморщился Конан.— С нами она будет в полной безопасности. Тебе ли об этом не знать. Как за крепостной стеной.

— Во всякой стене есть ворота,— туманно ответила Ринга и, кивнув на прощание, подхлестнула свою усталую лошадь.

— О, Иштар, какая спесь! — развела руками Ильма, когда рабирийка отъехала на порядочное расстояние.— Даже королева Рэлея держится гораздо скромнее.

— Ты знакома с королевой Немедии? — удивился Мораддин.

— Да, и очень близко,— не без гордости сообщила девушка.— Она очень благородная и добрая дама, всегда приветливая даже со слугами. Однажды она подарила мне свое платье…— Ильма внезапно вспыхнула и замолчала, поймав испытующий взгляд слегка раскосых глаз Мораддина.