Он уже четвертый день без вина! Только вода из этого вонючего бурдюка! Демоны! Конан взглянул на миску: больше половины. Варвар вернулся в свой забой и, пользуясь молотком и металлическими стержнями, которыми снабдил его Дархун, выковырял огромный кусок ладжаура — величиной с бурдюк. Радуясь удаче, киммериец наколол большую кучку камней помельче. «На пару дней хватит,— подумал он,— а там, если не оставят своей милостью боги, они уже и не будут больше нужны…»
Заснул он очень довольный, хотя в животе и урчало от голода — количество бобов было, может, и достаточным для бездельничающего заморанца, но уж никак не для работающего в поте лица киммерийца.
* * *
Видимо, хорошее настроение действует на продолжительность сна: на следующее утро киммериец проснулся гораздо раньше, чем Дархун завозился наверху у люка. Ополоснув лицо, варвар почувствовал себя на удивление свежим, словно и не просидел четверо суток в душном подземелье.
— Ну что, сын крысы? — приветствовал его Дархун.
— Сам ты гадючий сын,— не остался в долгу киммериец.— А вот это видел?
Он поднял на руках голубой монолит, и очередные ругательства, готовые сорваться с Дархуновых губ, словно наткнулись на препятствие: пегий только изумленно замычал.
— Ну что? — торжествующе продолжал варвар.— Хочешь такой камешек?
— А он и так мой. Куда ты денешься?
— Врешь, помет шелудивой верблюдицы,— удовлетворенно отозвался варвар.— Смотри, сейчас трахну его о стенку, и будет тебе много-много маленьких камешков на бусы девушкам.
— Стой! — завопил Дархун, протягивая вниз руки.— Стой! Я не дам тебе еды, если ты это сделаешь!
— Подавись ты своими бобами! — не сдавался Конан.— Вот они где у меня! — Он провел ладонью по шее.— Жри их сам, а за такой камень мог бы дать и чего-нибудь поприличнее. А не хочешь, как хочешь. Спускайся сюда и руби сам!
Киммериец сделал вид, будто разговор окончен, и стал медленно спускаться, оставив монолит на площадке — пусть этот недоносок посмотрит хорошенько!
Прошло некоторое время.
— Киммериец! — услышал Конан.
Он вскарабкался по лестнице и взглянул вверх. На веревке спускалась большая бадья, из который доносились призывные ароматы, искусившие бы желудок любого неравнодушного к пище человека. В душе Конан возликовал, но виду не подал. Не спеша, обстоятельно поставил он бадью на площадку и заглянул внутрь. Запахи не обманули: громадный кусок копченого свиного бока, свежие лепешки, аппетитно прожаренная, только что с вертела, курица и большой кувшин вина. «Ишь как его скрутило,— пробуя напиток, подумал варвар.— Наверное, свой завтрак отдал, проклятый ублюдок. Хм-м, а винцо-то недурное».— Он приложился к кувшину еще раз.
— Ладно, сегодня боги милостивы к тебе,— захохотал киммериец,— так и быть, принимай!
Он запихал монолит в бадью, и сияющий от счастья Дархун принялся вытягивать наверх свою тяжелую добычу.
— Если будешь хорошо себя вести,— напомнил варвар,— то, может быть, тебе повезет еще разок.
Камень — чуть поменьше этого — был уже заготовлен и лежал в углублении пещеры.
Варвар спустился в подземелье и неспешно, смакуя, приступил к трапезе. Он мог бы сожрать все это в один присест, однако с сожалением прервал столь приятное занятие: надо и о будущем подумать — кто знает, может быть, и лишний денек придется здесь провести. Конан еще отхлебнул из кувшина и растянулся в гамаке, чувствуя в утробе приятную тяжесть. Он даже замурлыкал про себя какую-то слышанную в далеком детстве киммерийскую песенку, но тут же прервал это занятие и рассмеялся: «Увидел бы кто меня сейчас, так непременно подумал бы, что мозги у парня пошли набекрень,— сидит в вонючей пещере здоровенный баран и распевает детскую песенку. Хватит петь, пора работать».
Он последовал собственному совету, и дело пошло: камни, песок, глина так и летели из-под острия кирки. Прерывая работу лишь затем, чтобы на некоторое время вылезти из своего лаза подышать, варвар вкалывал так целый день. «Целую миску»,— поправил он себя. И был прав, ибо миска почти наполнилась. Значит, наступила ночь. Конан почувствовал, что спасение близко: пошел почти сплошной сыпучий песок со вкраплениями беловатой глины. Он еще раз долбанул киркой, еще… Послышался удар о какое-то препятствие.
«Это еще что? — нахмурился варвар.— Неужели попал в фундамент или колодец?»
Он поднес светильник поближе и расчистил рукавом песок. В неярком свете лампы забелела шероховатая мраморная плита. Варвар отколол немного породы, стремясь обнаружить ее край. Короткое усилие, несколько комков глины полетели вниз, и наконец Конан увидел тонкий ровный шов и еще одну такую же уходящую в песок плиту.
«Демоны меня сожри! Что я, в склеп какой-то попал? Вроде бы не было там во дворе кладбища…»
Конан спустился вниз за молотком и принялся расчищать шов при помощи металлического стержня. Проковыряв отверстие, варвар засунул в него конец кирки и нажал. Он не видел, но почувствовал, что плита слегка подалась. Тогда киммериец нажал сильнее. Что произошло далее, он сразу не смог сообразить. Тоненькими струйками потекла вода, Конан нажал еще раз, откуда-то из-под плиты ринулся настоящий поток, и в мгновение ока он оказался на полу пещеры, которая превратилась в кипящий водоворот. Вместе с водой вниз хлынули комья глины вперемешку с обломками мраморных плит. Вода прибывала так быстро, что через несколько мгновений варвар уже не доставал ногами дна.
* * *
«Тьфу! — выплевывая воду, он старался удержаться на плаву — в полной темноте, не видя даже, до какого уровня поднялась вода.— Вечно мне не везет. Вот теперь в колодец попал, рог Нергала мне в задницу!»
Варвар поплыл вдоль стены, пытаясь определить, как высоко стоит вода. Ощупывая рукой шершавый камень, он надеялся найти или углубление, где проходила жила голубого камня, или начало лестницы, или проход, который прорубил для бегства. Ничего этого не обнаружилось. «Значит, вода очень высоко, почти под самым сводом»,— подумал он.
Киммериец перевернулся и поплыл на спине, подгребая одной рукой, а второй попытался достать до потолка. В нескольких местах это ему удалось.
«Клянусь печенью Крома, дело неважно. Остался только небольшой пузырь воздуха, а все остальное залито,— размышлял он в полной темноте, лежа на спине на поверхности своего подземного пруда.— Если вода не уйдет, а уходить ей некуда, то долго я здесь не протяну: слишком мало воздуха. Надо что-то предпринимать».
Он нырнул и попытался все-таки найти свой лаз, здраво рассудив, что по нему можно будет выбраться в колодец — если это действительно был колодец,— из которого прорвалась вода.
Касаясь руками стен, киммериец обнаружил отверстие и поплыл внутрь. В кромешной тьме было невозможно увидеть, куда оно ведет, но по узости прохода варвар понял, что не ошибся. Он поднялся наверх и наткнулся на что-то твердое. «Копыта Нергала! Это же обломок мраморной плиты!» — догадался Конан.
Он не ошибся и на этот раз. Поток воды сдвинул плиту, переломил, и мрамор почти закупорил лаз, который киммериец с таким трудом пробил сквозь толщу камня, песка и глины.
Воздух в легких кончался, варвар с трудом выбрался из своего лаза: сделать это в воде было гораздо тяжелее — он едва успевал погрузиться, как вода снова выталкивала его наверх. В голове шумело, глаза выскакивали из орбит. Наконец, помогая себе руками, цепляясь, как белка, за каждый выступ, он, слава богам, все-таки сумел выбраться из лаза.
Вынырнув на поверхность, Конан долго переводил дух, лежа на спине, пока снова не собрался с силами. Он набрал в грудь побольше воздуха и опять опустился на дно. Пошарив по стенам, киммериец нашел лестничный проход и попытался подняться по этой залитой водой трубе. Путь занял довольно много времени, и на воздух он вынырнул, как показалось, гораздо выше, чем свод его пещеры. «Наверное, я в колодце, где люк!»
Эта мысль порадовала его — тем более, что подтверждение обнаружилось сразу. Он ощупал стены — точно, колодец! Под пальцами была гладкая металлическая поверхность, по округлости чувствовалось, что это почти ровная труба. «Узнать бы, как далеко люк от поверхности воды? — пришла в голову мысль.— Может, удастся выбраться в этот сарай, будь он неладен?»
Только как это выяснить? Конан лежал в широком колодце: вытянув руки за голову, он почти доставал его противоположные стенки — стоило слегка шевельнуться, и варвар сразу же касался гладкого металла либо ногами, либо кончиками пальцев.
* * *
Положение было не из лучших. Конан представил себе, как утром Дархун откроет створки люка и обнаружит его — лежащего на воде брюхом вверх, словно снулая рыба. Хорошо, если он еще продержится на плаву до утра. А если нет? Киммериец не похолодел от этой мысли только потому, что в воде и так было достаточно прохладно. «Надо что-то придумать? Но что?» — лихорадочно соображал он.
Варвар нырнул и спустился в пещерку. Пошарил по дну, нашел камень и тем же путем вернулся в колодец. Подбросил камень вверх. Стук о дерево и всплеск воды раздались почти одновременно. «Ого! Люк совсем близко!» — возликовал киммериец.
Но как достать до него? Еще и темно, хоть глаз выколи… Конан снова нырнул и принялся шарить по дну пещеры. Он повторял это несколько раз, всплывая лишь затем, чтобы глотнуть воздуха в оставшемся под сводом тесном пространстве. Наконец ему повезло: он нащупал кирку и вернулся в колодец, держа ее в руках.
Варвар опять лег на спину и попытался киркой достать люк. К его удивлению, это удалось сделать, даже не вытягивая рук. «Так! Значит, два или два с половиной локтя,— подсчитал он,— теперь надо придумать, как зацепиться за рычаги». Киммериец попытался вспомнить, как они расположены. Вроде бы острый конец кирки просунуть можно… Он немного отдохнул и попытался найти рычаг. Удалось это быстро, но вот как зацепиться? Варвар пытался несколько раз, но безуспешно. «Ну, что ж, может, это и к лучшему! — решил он.— Ну зацеплюсь, а что дальше? Так и висеть, словно летучая мышь? Всю ночь, пока не придет этот пегий ублюдок?»
Конан нырнул в очередной раз, оставил кирку на площадке, а сам принялся искать на дне оружие. Он нашел меч, потом нож и подтащил их на площадку рядом с киркой. Теперь ему пришла мысль нарезать из гамака ремней и привязать к рукояти кирки, чтобы как-то устроиться на весу.
Так он и поступил. Прежде чем удалось отвязать гамак, пришлось нырнуть несколько раз. Потом, вернувшись в колодец, киммериец опять лег на спину и принялся разрезать кожу на ремешки, связывая их вместе. Далось это нелегко (то вырывался нож, то выскальзывала из рук кожа — все-таки многочасовое пребывание в воде давало себя знать), но в конце концов он ухитрился-таки привязать к рукояти кирки несколько прочных ремней. Получилось что-то вроде многохвостой плети.
Теперь предстояло самое трудное: каким-то образом просунуть острие кирки между рычагом и люком. Сколько времени провозился он с этим, одним богам известно, но после множества попыток это удалось.
— Спасибо, Солнцеликий,— вознес киммериец хвалу Митре и, подтянувшись на руках, достал до люка.
Сделано! Конан связал концы ремней, так что получилось некое подобие подвесного сиденья.
Теперь можно было вылезти из воды. Он устроился поудобнее в своем плетеном гнезде. Поначалу варвару было даже как-то странно ощущать воздух, охвативший его тело после многочасового пребывания в воде. Он задумался, что делать дальше. Вдруг киммериец почувствовал волчий голод. Немудрено: ведь он не ел с утра, а сейчас, наверное, уже и ночь на исходе. «Придется снова поплавать, Нергал мне в жабры!» — мысленно выругался Конан. •
Снова он погрузился в глубину знакомых уже вод. Окорок и лепешки так и лежали на дне, прикрытые глиняной миской. Лепешки, правда, размокли и превратились в тесто, но окорок был в полном порядке. Киммериец опять устроился в своем гнезде и впился зубами в аппетитное копченое мясо. Обглодав кости, он вспомнил о вине:
— Кром! Там же должно было остаться не меньше полкувшина!
Варвар снова нырнул, лихорадочно вспоминая, заткнул ли горлышко пробкой,— ведь если нет, вино пропало безвозвратно. Ему повезло: кувшин стоял на прежнем месте в углублении стены, и даже низвергшийся сюда поток не перевернул и не разбил сосуда.
Вернувшись наверх, киммериец собрался было насладиться вином, но вспомнил о мече. «Совсем спятил! — выругал себя Конан.— Хорош бы я был, вылези наверх безоружным!» Пришлось нырять еще и еще, пока он наконец не устроился окончательно и принялся ждать, небольшими глотками попивая вино. Оно все-таки оказалось хоть чуть-чуть, но разбавленным — видимо, он недостаточно крепко воткнул затычку; однако пить можно. «Все же дела не так плохи,— размышлял варвар, покачиваясь на своих качелях,— значит, боги не отвернулись от меня, а это хороший знак. Знать бы еще, что сейчас наверху? Может быть, уже и утро подходит?»
* * *
Ждать пришлось долго, а может, Конану просто показалось, что прошло много времени, пока его чуткое ухо уловило наверху неотчетливые звуки. Видимо, кто-то — скорее всего, Дархун — шел по двору. Так и есть! Шаги стали громче, вот уже его туфли стучат по полу чуть ли не над самой головой. «Идет небось, надеясь получить еще один большой синий камень! — засмеялся киммериец.— А я тебе приготовил подарочек получше, червь вонючий!»
Шаги наверху раздавались то слева, то справа, то позади: видимо, Дархун занимался своими делами, что-то брал, переставлял, ронял на пол. «Когда же ты, подлец, займешься мною?» Варвар уже начинал терять терпение, но делать нечего — приходилось висеть и ждать.
Наконец послышался скрежет металла, и Конан почувствовал, как двинулись тяжелые створки. Из раскрывшейся щели брызнул поток света — глаза киммерийца, отвыкшие от солнца, невольно зажмурились. Створка опускалась все ниже и ниже, вот уже щель стала достаточной, чтобы просунуть руку. Сгорающему от нетерпения варвару мгновения эти казались вечностью. Еще шире, еще…
Конан изогнул тело дугой и выбросил ноги вперед — к противоположной створке. Зацепившись ногами за край доски, он сжался в комок, стремительно подтянул тело к коленям и распрямился, проскользнув наружу. Перевернувшись с ловкостью кошки, он встал на четвереньки и взглянул перед собой. Дархун стоял спиной к люку подле открытого сундука и крутил находящуюся внутри рукоятку, которая соединялась со стержнями, двигавшими створки. Ход рычагов, по-видимому был тяжелым, и поглощенный своим делом Дархун не слышал, как за спиной, словно демон из чрева земли, восстал киммериец.
Варвар выпрямился и громко, во всю силу легких, гаркнул:
— С добрым утром, ублюдок!
От неожиданности тот вздрогнул, а повернувшись, застыл как изваяние. Вид голого — а каким же еще может быть человек, проведший целую ночь в воде? — киммерийца с мечом в одной и кинжалом в другой руке вызвал у бедняги состояние подобное тому, что чувствует мышь перед раскрытой пастью змеи.
— Па… га… ба… да…— Только эти звуки и мог произнести затрясшийся всем телом Дархун. Волосы на голове и пегая бороденка встали дыбом, словно шерсть у испуганного кота.
— Что у нас на завтрак? — осведомился варвар, как будто дело происходило в таверне или на постоялом дворе.
От такого вопроса Дархун задрожал еще сильнее, в голове у него помутилось, и он медленно осел рядом со своим сундуком.
— Экий ты хлипкий,— радостно захохотал киммериец.— Что, язык отшибло? — встряхнув хорошенько своего мучителя, спросил он.
— Не убивай! — взмолился очнувшийся Дархун.— Я все тебе отдам, все, что запросишь, только пощади!
— А ты меня пощадил? — грозно спросил варвар.— Ты обманул меня, пегий ублюдок, заманил сюда! Где это отродье шакала?
— К-к-какое?
— Такое! Где Герат, твой подельник?
— Он ско-ско-скоро при-придет.
— Ладно,— махнул рукой киммериец,— иди пока поплавай, ублюдок пегий!
С этими словами он схватил Дархуна за шиворот, как нашкодившего кота, и бросил в отверстие люка.
— А-а-а! — гулко разнесся под сводами прощальный вопль незадачливого камнеторгов-ца.
Раздался громкий всплеск, потом долго слышались бульканье и какие-то вскрики. Варвар не обращал на них внимания — с пегим козлом было покончено, и теперь он занимался куда более важным делом: исследовал содержимое принесенной им корзины.
— Опять эти бобы! Ну надо же быть таким жадиной, Нергал его возьми! — выругался киммериец, но к завтраку тем не менее приступил.
* * *
Утро было достаточно прохладным, и варвар поеживался: вся его одежда осталась на дне пещеры. Запив треклятые бобы водой — сегодня жадный Дархун поскупился на вино,— Конан решил поискать что-нибудь для прикрытия наготы, хотя заранее предполагал, что попытка эта вряд ли окажется удачной: заморийцы ведь такие мелкие!
Он заглянул в сундук, стоявший рядом с тем, где была спрятана рукоятка приводного механизма люка, однако там оказались только добытые им самим камни. «Повезло, хвала Митре! Хоть не с пустыми руками уйду,— отметил он про себя.— Даром, что ли, я горбатился в этом вонючем подземелье столько дней?!»
Во дворе хлопнула калитка. Мягко ступая, варвар осторожно подошел к двери и одним глазом выглянул наружу. Весело напевая, к дому приближался Герат. «А ведь он-то почти с меня ростом и крепкий,— мелькнуло в голове киммерийца,— вот и одежонкой кое-какой разживусь. Не идти же голым по городу!»
Продолжая мурлыкать себе под нос, ничего не подозревающий Косой вошел в сарай. Удар, который нанес ему варвар кулаком под ребро, мог бы свалить и быка. А поскольку Герат все же несколько уступал статью этому животному, то рухнул как подкошенный, даже не издав ни звука и уж, конечно, так и не узнав, что послужило причиной окончания его жизненного пути.
Конан снял с Герата новенькие зеленые шаровары и потертую безрукавку — хотя туранец и превосходил ростом .жителей Заморы, варвар с трудом в них втиснулся. Штанины были чуть пониже колен, а безрукавка не доходила до пояса, так что наряд киммерийца скорее напоминал одеяние танцовщицы; однако чтобы пройтись по утреннему городу этого было достаточно.
Киммериец отправил Косого Герата к подельнику. Послышался глухой всплеск, и вода, чуть поколебавшись, успокоилась. Варвар закрыл люк и придвинул на него второй сундук.
— Поплавайте, приятели, освежитесь!
Он взял мешок Герата, вытряхнул оттуда воровские пожитки и положил свой голубой самоцвет. Закинув мешок за спину, он в последний раз оглянулся на пустынный двор и вышел на улицу. Проходя вдоль забора, за которым видел бассейн с плавающими прелестницами, он услышал шум и возбужденные голоса. Варвар позволил себе проявить любопытство и заглянул через ограду.
Сначала он не поверил глазам. Где же бассейн? Вместо сверкающей глади голубоватой воды он увидел пустое, выложенное мраморными плитами пространство, на краю которого стояли несколько человек. Один из них — по-видимому, хозяин — что-то сердито говорил толстому седовласому слуге или управляющему. Тот испуганно и с недоумением оглядывался по сторонам, разводя руками.
«Бассейн! — осенило Конана.— Вот, значит, почему было столько воды и хлестала она с такой силой!»
Он спрыгнул на дорогу, подхватил мешок и отправился к Ши Шеламу. Этот шельмец должен удачно сбыть ладжауровый камень. Хватит и выпить, и закусить — причем не один раз.
— Но чтобы я когда-нибудь еще клюнул на сказки этих шадизарцев? — Конан до боли в суставах сжал кулак.— Нет! Хватит с меня! Клянусь Кромом, впредь никогда не буду таким доверчивым…
Киммериец представил себе дно пещерки с белеющими костями, и его передернуло. Впрочем, начавшееся утро, ласковые лучи еще нежаркого солнца, прохладная тень чинар, гомон птиц — все это не располагало к мрачным воспоминаниям. Все кончилось благополучно, и ладно, слава Солнцеликому Митре!
Конан глубоко вздохнул и широкими упругими шагами по знакомым проулкам направился в Пустыньку. День только начинался, и впереди ждало много дел.
Крис Уэйнрайт
ГОЛОС КРОВИ
Офирский торговец не обманывал — ларчик и впрямь был на редкость хорош. Полированные стенки из темно-коричневого дерева украшали прихотливые инкрустации из серебра и перламутра; изящные маленькие петли и замочек, распластавшаяся на крышке серебряная змейка — все было выполнено тонко, филигранно, мельчайшие детали проработаны скрупулезно и точно. Отличная работа!
— Нет! Ты только посмотри, как отделано внутри! Как будто сам Солнцеликий приложил руку! — Торговец вцепился в рукав киммерийца, не желая отпускать покупателя.
Он отодвинул задвижку, открыл шкатулку и поднес поближе к лицу Конана. Переливчатый кхитайский шелк с вытканными цветами и птицами заблестел под лучами солнца.
— Где еще увидишь такую красоту? — Офирец даже пальцами прищелкнул от восхищения, любуясь ларчиком.— Согласен сбросить еще пару монет, но только для тебя, киммериец! Клянусь Белом, это будет самая выгодная покупка в твоей жизни!
Варвар остановился в задумчивости. Ему очень хотелось сделать подарок Денияре, но в кошельке было только десять серебряных монет, а торговец просил дюжину. Бел-заступник, как быстро испаряются эти проклятые монеты! Еще десять дней назад их была тьма-тьмущая, а сейчас не наскрести на какую-то там шкатулку… Конан усмехнулся:
— Давай за десять монет — и мой кошелек в придачу. Посмотри, какой красивый, да еще и почти новый! Для тебя эта сделка также окажется очень выгодной — видно, боги благоволят тебе, мошенник! — Теперь уже киммериец, словно заправский торговец, начал расхваливать свою вещь: — Видишь, кожа не вытерта. Застежка серебряная, бисер… Да где ты еще сможешь купить такой за пару монет?
Торговец засопел, вертя кошелек в руках. В общем-то вещь была ему не нужна, однако выгода представлялась очевидной. Варвар не обманывал: это могло стоить и больше пары серебряных.
— Ладно, по рукам, но только потому, что мы знаем друг друга не первый день, Конан. Другому ни за что бы не отдал, пусть сожрут меня демоны, если вру!
За то время, что варвар провел в Шадизаре, редкий человек на аренджунском базаре не узнал его; да что базар! — весь город если и не видел, так слышать-то уж точно слышал о могучем, ловком, отважном и удачливом киммерийце. Об его делах ходили невероятные слухи — такие, что когда они достигали ушей самого Конана, он с трудом мог догадаться, что это, оказывается, о нем. Сногсшибательные подробности его подвигов, навороченные изобретательными языками умелых рассказчиков, превращали некоторые из его проделок чуть ли не в подобие древних сказок. А там ведь за давностью лет никогда не разберешь, что на самом деле было, чего не было, да и было ли все это вообще.
Варвару такая слава была приятна, а иногда — как сегодня, например,— и полезна: выторговать такой ларчик всего за дюжину монет! В подобных вещицах Конан знал толк, они не раз проходили через его руки — мало ли сундуков успел он очистить за время, что провел в Городе Негодяев…
Расставшись с торговцем и своим кошельком, киммериец отправился к дому Денияры. Она будет рада подарку, хотя повода для этого вроде бы и не было — просто захотелось порадовать любимую женщину.
Уже подходя к знакомому дому, окруженному старыми развесистыми чинарами, варвар услыхал возбужденные голоса женщин вперемешку с плачем и причитаниями. Он ускорил шаги, постучал в калитку, однако никто не выбежал ее открыть.
«Что происходит? Даже стука не слышат»,— забеспокоился киммериец. Не дожидаясь, когда ему откроют, он подтянулся на руках, перемахнул через ограду, пересек двор, вошел в дом и увидел трех женщин — они были так увлечены разговором, что даже не заметили появления киммерийца. Денияра сидела на диванчике спиной к нему, а ее служанки, Мадина и Шариза, рассказывали что-то наперебой, ломая руки и глотая слезы.
— В чем дело, радость моя? — Голос Конана заставил девушек вздрогнуть, и они обернулись, на мгновение застыв от неожиданности.— Что случилось, я спрашиваю? Рога Нергала мне в печень, если у вашего дома уже не собралась толпа любопытных — вы так кричите, что на базарной площади слышно,— продолжил киммериец.
— Конан! Конан! — Служанки бросились к нему, не скрывая радости.— Этот мерзавец, порождение ехидны и шакала, он схватил нашу Замиру! Они затащили ее в паланкин и увезли, надо спасти ее! Он хочет ее к себе в наложницы…
— Ничего не понимаю.— Варвар развел руками.— Вы можете говорить по очереди — так, чтобы можно было разобрать ваши слова? А то стрекочете, словно рой цикад в жаркий полдень! Даже уши заложило, Кром свидетель…
— Тихо! — прикрикнула Денияра на служанок и поднялась с дивана.— Перестаньте стенать — слезами дело не выплачешь! Сейчас я тебе все расскажу.— Она взяла варвара за локоть, и тот почувствовал, что пальцы женщины чуть заметно дрожат.— Ой, а это что? — Она заметила ларец, который Конан вертел в руках, не зная, что с ним делать.— Какая красота! Неужели это мне, милый?
Ох уж эти женщины! Даже в те мгновения, когда, кажется, им совсем не должно быть никакого дела до чего-нибудь еще, они обязательно заметят красивую вещицу, да еще и позаботятся о том, чтобы выглядеть подобающим образом. Но их ведь не переделаешь — таким создали прекрасный пол боги!
— Да вот, хотел тебе подарить,— слегка смутился Конан,— но вижу, что не вовремя. Так что же все-таки произошло?
— Спасибо! — Крепкий поцелуй стал наградой киммерийцу.— Удивительно красивая шкатулка.— Денияра поставила ларчик на стол и лишь тогда начала рассказывать: — Замиру увидел как-то на рынке или на улице, не знаю уж где именно, советник правителя — чернобородый, помнишь? Тот, с которым ты имел дела…
Как не помнить! Это благодаря ему Конан едва унес ноги из дома лекаря, а уж о походе в поместье Горбатого Лиаренуса и вспоминать не хочется, хотя, благодарение Митре, в конце концов все обошлось благополучно, но могло ведь кончиться куда хуже — уж больно жуткими были эти темно-зеленые монстры… Чернобородый ублюдок надеялся сшибить лбами Лиаренуса и его, Конана,— это и без гадалки сказать можно. Да к тому же он так и не рассчитался за это, а ведь обещал, Нергалово отродье, пять чаш серебра!
— Придется мне все же заняться этим мерзавцем! — Конан стиснул зубы.— Так что он такое натворил?
— Прислал ко мне своего управляющего — лысого такого, не знаю, как его зовут. Тот предложил мне продать Замиру этому вельможе, но я, естественно, отказала. А теперь вот,— Денияра всхлипнула,— его люди похитили девушку, когда она с Мадиной шла с базара.
— Доигрался, сын шакала! — сжав кулаки, прорычал киммериец.— Клянусь Кромом, я заставлю его пожалеть о сделанном, чего бы это ни стоило! С ним и у меня кое-какие счеты остались! Плевать, что он большой вельможа, чернобородая гиена! Я ему паршивую бороденку в глотку засуну! Когда Замиру похитили?
— Недавно — около полудня.
— Что ж, до вечера времени еще много, успею хорошенько подготовиться. А потом надо будет наведаться в гости к этой смердящей куче ослиного дерьма — давненько я там не был.
Подготовиться действительно было нужно — Конану раз-другой пришлось побывать во дворце этого советника, и он хорошо представлял себе, как трудно туда проникнуть; да и внутри было отнюдь не безлюдно: охранников у чернобородого хватало. Конечно, они не бойцы — так себе, на одну руку троих даже и маловато, но числом могли все же задавить. Тут надо не только умение, а и придумать кое-какую хитрость.
Киммериец вышел на улицу и, продолжая на ходу размышлять о том, что предстоит ему сегодня вечером, зашагал по направлению к Пустыньке: там жил Ловкач Ши Шелам, к которому в трудных случаях всегда обращался варвар — эта хитрая лисья морда неизменно находила какое-нибудь решение. К тому же у Ловкача хранился весь арсенал киммерийца: веревки, крюки, метательные ножи — в общем, весь необходимый воровской инструмент, обеспечивавший квалифицированное потрошение закромов местных богатеев.
К счастью, Ловкач был дома. При виде киммерийца, через узенькую калитку протискивающегося в маленький дворик, он радостно потер руки:
— Привет, бычий загривок! Хорошо, что пришел,— будет с кем опустошить этот бурдюк.
С ловкостью фокусника Шелам вытащил откуда-то две хоть и щербатые, зато огромных размеров кружки и, водрузив их на большой камень, исчез в своем логове. Мгновением позже он уже вернулся, неся вместительный бурдюк.
— Садись.— Ловкач указал на травку под деревом, где было обычное место Конана, а сиживать здесь киммерийцу приходилось не раз, даже трава вытерлась кое-где под могучими телесами варвара.— Ну, и чего ради Бел принес тебя сегодня? — разливая вино по кружкам, спросил Ши Шелам.
— Пока я пришел сам, обглодыш,— отозвался варвар, отхлебывая вино,— а Бел нам может помочь в дальнейшем. Кстати, вино недурное, повтори-ка еще по одной. Где ты его спер на этот раз?
— Покупное. Рассказывай, что там у тебя. Конан коротко изложил Ловкачу суть дела.
Тот наморщил лоб, по лицу было видно, что мозги его напряженно работают.
— Не напрягайся так, а то окочуришься, не приведи Митра, что я без тебя делать буду? — поддел варвар.— Полегче, полегче, приятель!
Он налил собеседнику и себе еще по кружке. Несколько минут оба сосредоточенно молчали.
— Этот ублюдок тебе еще и денег должен? — спросил наконец Шелам.
— Угу,— кивнул киммериец.
— Вряд ли у тебя получится и девчонку вытащить, и долг взять,— задумчиво протянул Ловкач,— за один раз это не так-то просто.
— Главное — Замира,— ответил киммериец.— Я обещал ее освободить. Деньги — вода, утекли — еще добудем, но с этой гиеной я сегодня рассчитаюсь, клянусь печенью Крома!
— Ну, кое-что я придумал,— сообщил наконец Ловкач.— После полудня его управляющий почти каждый день сидит либо в «Улыбке Иштар», либо на заднем дворе у Абулетеса, ты ведь и сам когда-то встречался с ним именно там. Так что возьмешь его за жабры, и в его же паланкине въедешь во дворец без шума и пыли. Дальше сам сообразишь, этому тебя учить не надо. Хотя, если бы меня спросили, я в первую очередь занялся бы деньгами. Подумаешь, девчонок много, не одна, так другая — какая разница.
— С паланкином это ты здорово сообразил, лисья морда,— хлопнул приятеля по плечу киммериец,— мне это в голову не пришло. А вот насчет Замиры ты не прав — тут, знаешь ли, случай особый. Давай допьем, а потом я схожу на базар: дам мальчишкам задание, чтоб разнюхали, где именно сшивается сегодня этот лысый.
Связанную и заплаканную девушку вытащили из паланкина, и два здоровенных чернокожих раба отнесли ее в просторное светлое помещение, выложенное мраморными плитами. Посередине находился бассейн с прозрачной голубоватой водой, по стенам — мраморные скамьи с высокими спинками. Весь пол был застлан пушистыми коврами, расшитыми яркими, сочными узорами.
Замира была крепко связана широкими шелковыми кушаками и даже взнуздана кожаным ремешком, чтобы не вздумала кусаться. Девушка стонала от боли и унижения, извивалась, пытаясь высвободиться от пут, но те держали крепко. Рабы положили ее на пол и ушли, переговариваясь на незнакомом языке.
Прошло некоторое время, показавшееся ей вечностью, и в зале появились две пожилые женщины, облаченные в длинные белые рубахи, и невероятно толстый мужчина, державший в руке короткую плеть. При виде их Замира вся сжалась от предчувствия недоброго, но толстяк успокоил ее:
— Будешь вести себя хорошо, никто тебя не тронет. Но если вздумаешь сопротивляться…— Он выразительно помахал плетью.
Голос у него был писклявый, как у женщины. «Евнух»,— догадалась Замира.
— Развяжите ее и разденьте,— приказал толстяк женщинам, а сам присел на скамью, обмахиваясь веером; пот градом катил по его одутловатому красному лицу.
Служанки повиновались, и вскоре обнаженная девушка была поставлена перед евнухом. Старухи цепко держали Замиру с обеих сторон, пока толстяк, сопя и причмокивая губами, сальным взглядом блуждал по ее телу.
— Поверните… так, теперь боком… теперь нагнись… так… — пронзительным голосом приговаривал евнух.— Сложена хорошо,— насмотревшись, решил он.— Теперь приготовьте ее.
Старухи принесли флаконы с различными притираниями и мазями, полотенца и, усадив девушку в бассейн, принялись мыть и скрести ее тело так, словно перед этим она обитала в помойной яме. Понимая, что ничего не может изменить, Замира молча повиновалась.
— Какая хорошенькая! — ворковали старухи, растирая ее душистыми зингарскими губками.— Ты не бойся, тебе повезло, наш господин — человек богатый и щедрый. Если угодишь ему, будешь жить, как в раю. Девушек тут много, так что скучать не придется. Господин будет дарить тебе платья, украшения, сласти, шербет — все, что захрчешь и сколько захочешь.
Замира почти не слушала их трескотню — переживания сегодняшнего дня напрочь лишили ее каких-либо желаний. Девушке хотелось лишь одного: исчезнуть так, чтобы никто ее не нашел.
Старухи вымыли ее, обсушили полотенцами и велели лечь на мраморную скамью, где умастили тело девушки душистыми мазями и растерли кошачьими шкурками, отчего кожа стала гладкой и матовой. Потом на Замиру надели короткую сорочку и шальвары из тончайшего прозрачного шелка сиреневого цвета. Потом они принялись за лицо: насурьмили брови, подкрасили ресницы, наложили на щеки легкие румяна и яркой киноварью подкрасили губы.
— Смотри,— старуха поставила девушку перед большим зеркалом,— господин будет доволен.
«Все равно убегу,— думала про себя Замира,— что бы вы тут со мной ни делали!»
Некоторое время спустя евнух вернулся на этот раз вместе с лысым управляющим. Причмокивая губами от восхищения, оба долго рассматривали Замиру, заставляя ее то поднимать руки, то поворачиваться, а потом велели пройтись несколько раз вдоль бассейна.
— Хорошо, очень хорошо,— кивали они,— хозяин будет доволен.
— Серьги, бусы и браслеты из аметиста,— распорядился лысый,— господину это понравится. Ждите, когда он захочет ее увидеть.
— Да, да, понравится,— писклявым голосом подтвердил евнух,— я позову, когда господин распорядится. Отведите ее в белую комнату.
Девушку провели по устланной коврами лестнице и оставили в небольшом помещении, стены которого были выложены снежно-белыми мраморными плитами. Из мебели там была только низкая скамейка, накрытая пушистым покрывалом.
— Сиди здесь.— Старуха указала на скамью и вышла.
В замке повернулся ключ, и пленница осталась одна, без всякой надежды выбраться на волю. Стены были гладкими и глухими, а единственное окошко, забранное узорчатой решеткой, находилось высоко под потолком. И думать было нечего, чтобы каким-то образом попытаться вырваться на свободу…
— Можешь идти.— Советник махнул писцу рукой.— Завтра к утру пусть всех по этому списку приведут ко мне!
Он огладил окладистую черную с проседью бороду и, довольный, усмехнулся. «Завтра приползут эти торговцы, что пытались утаить солидную часть подати, и посмотрим тогда, как они будут умолять не передавать этот список повелителю. Придется им слегка раскошелиться — не бесплатно же мне хлопотать в их пользу!» Советник трижды хлопнул в ладоши.
— Ужинать! Здесь! — коротко бросил он вбежавшему слуге.
Тотчас же зал наполнился роем снующих и хлопочущих вокруг своего господина слуг. Одни несли чашу для омовений и мягкую ткань, чтобы вытереть руки; двое других — изящный полированный столик; за ними появился мальчишка с белоснежной скатертью, которую с ловкостью фокусника расстелил перед хозяином. На столе мгновенно появились кубки, кувшины с вином, блюда с фруктами, и вот уже процессия подавальщиков во главе с поваром несет подносы с аппетитно пахнущей жареной дичью, соусники с пряными приправами, нежную, тающую во рту рыбу, приготовленную по кхитайскому рецепту — чего только не стряпали для господина искусные повара! Поесть он любил — это было видно и по его комплекции, и по заплывшим лоснящимся глазкам, алчно глядящим на пищу в предвкушении предстоящего удовольствия.
Была еще одна причина, по которой советник пребывал в прекрасном расположении духа: сегодня наконец он попробует эту девчонку, к прелестям которой давно уже стремилась его сладострастная натура.
«Дура! — обругал он про себя хозяйку невольницы.— Не захотела ее уступить! И кому? Мне! Вот теперь и служанки у тебя нет, и платы за нее нет тоже». Довольный собою, он потер пухлые руки, выбирая самый лакомый кусок, с которого следовало начать трапезу. Вокруг, ожидая приказаний, почтительно склонились подавальщики. «Девчонка хороша! — Он представил себе, как проведет с ней сегодняшнюю ночь, в чреслах возникло знакомое томление, и он даже зажмурился от удовольствия, продолжая тем не менее равномерно двигать челюстями.— За такую можно было бы и чашу серебра отдать… Видят боги, это я и предлагал неразумной женщине!»
У советника было множество невольниц из разных мест: рослые белокурые и белотелые красавицы из Гандерланда; смуглые, пышные брюнетки из Турана; стройные зингарки, чернокожие кушанки и дарфарки, не говоря уж о заморанских прелестницах — по числу и разнообразию гарем советника уступал разве что гарему его повелителя. Но со временем девушки надоедали советнику, и хотелось чего-нибудь новенького и свежего; тогда, проезжая по улицам Шадизара, он обращал внимание на какую-нибудь из местных красавиц — и не успокаивался до тех пор, пока очередной предмет вожделений не оказывался в его опочивальне.
Он с ухмылкой поглядел на евнуха, стоящего поодаль и ожидающего знака господина. «А тебе этого не дано, кастрат,—подумал он, но от этой мысли по спине пробежал неприятный холодок: в свое время евнух был оскоплен за распутство, принявшее столь невероятный размах, что возмутило даже привычный ко многому Шадизар, и повелитель вынужден был вмешаться.— Ну нет, клянусь Митрой, со мной такого не произойдет, повелитель меня любит, да и ничего непотребного я не делаю…» На миг чернобородый перестал жевать и зашептал молитву, прося богов ниспослать всяческое благоденствие повелителю, после чего кивнул слуге, и тарелка вновь была наполнена.
Прожевывая молодые побеги кхитайского бамбука, он вспомнил, как потчевал сим изысканным яством того варвара. Мысль о могучем киммерийце заставила советника зябко поежиться; приподнятое настроение внезапно испарилось без следа, по спине заструился холодный пот. «Что, если этот киммерийский гигант вздумает явиться за обещанной наградой? — содрогнувшись, он вспомнил холодный блеск синих глаз.— Лекаришку-то не спасли ни стража, ни толстые стены, ни крепкие двери… Может, я и зря не выполнил своего обещания насчет этих пяти чаш серебра?»
— Где управляющий? — рыкнул он на слугу.
— Сейчас, мой господин.
Словно выпущенная из лука стрела, слуга вылетел из зала: приказания здесь привыкли исполнять молниеносно. Вскоре он вновь появился перед хозяином и, распластавшись на полу, дрожащим голосом произнес:
— Господин, он уехал в город, чтобы приказать купцам быть завтра здесь!
— Отродье, вечно его нет в самый нужный момент! — выругался советник.— Как появится, мигом ко мне!
Завтра — нет, сегодня вечером — он прикажет своим соглядатаям разыскать этого варвара и заманить к себе. Как бы за наградой, но… Советник на мгновение задумался. Конечно же, яд! Подсыпать киммерийскому ублюдку яду в вино — и дело сделано! Он снова повеселел, предвкушение вечернего события вновь овладело его мыслями, и слуги, с напряженным вниманием следившие за каждым движением господина, облегченно вздохнули — на этот раз, похоже, пронесло!
Ужин закончился. Советник в изнеможении отвалился на подушки и лениво полоскал пальцы в серебряной чаше. Завершив омовение, он кивнул ожидающему его взгляда евнуху и, с трудом поднявшись и поправляя сползающий с живота кушак, направился в опочивальню.
Как на иголках сидел Конан в дальнем углу таверны Абулетеса. Уже наступил вечер, а никаких известий о лысом управляющем советника не было.
«Подожду еще чуть-чуть, а потом придется идти самому,— решил киммериец.— Делать нечего, придется лезть через забор». Он еще раз убедился, что необходимая амуниция на месте: веревка с крюком, три метательных ножа, кинжал, меч — все при нем; потом велел принести еще кружку вина и задумался, как будет действовать во дворце чернобородого.
— Конан,— привлек его внимание шепот шустрого мальчишки, вместе с приятелями нередко исполнявшего мелкие поручения Шелама и киммерийца.
— Ну что?
— Его паланкин направляется сюда!
— Молодец,— похвалил варвар,— завтра приходите, расплачусь.
Конан выскочил из таверны и проулками побежал к потайной двери, выходящей на задний двор: не желая поднимать лишнего шума, он решил встретить лысого там, где бы их никто не увидел. Когда шестеро невольников в окружении стражи принесли носилки и управляющий, раздвинув занавеси, уже собрался было выйти, варвар метнулся к нему. Стражники знали киммерийца и не придали значения тому, что он захотел побеседовать с хозяином — на это, собственно, и рассчитывал Конан.
— Чего тебе, киммериец? — важно спросил управляющий.
— Срочное дело к твоему господину,— ответил Конан,— давай поговорим внутри.
Ничего не подозревавший толстяк допустил промашку и пригласил варвара, а когда занавеси задернулись, почувствовал, что к горлу приставлен нож.
— Жить хочешь?
— Да, да,— закивал головой лысый.
— Тогда давай во дворец, и не вздумай поднять шум!
Когда паланкин поднесли к дворцовому крыльцу, Конан, для устрашения чуть сдавив рукой горло управляющего — у того глаза на лоб полезли,— строго сказал:
— Сейчас мы вместе выйдем и направимся в твои комнаты. Ты пойдешь первым, и если пикнешь или позовешь на помощь, тут тебе и конец. Ты меня хорошо понял?
Тот послушно закивал, на лбу выступили мелкие капельки пота.
— Да не бойся,— пообещал киммериец, нехорошо усмехаясь,— я тебя зарежу легко, даже боли не успеешь почувствовать. Пошли!
Они прошествовали в дальнее крыло, где помещались покои управляющего. Весь путь прошел нормально, если не считать, что толстяк то и дело собирался хлопнуться в обморок со страху, и киммерийцу всякий раз приходилось поддерживать его за локоть.
Ключ в двери повернулся, и на пороге в сопровождении двух женщин появился евнух.
— Пойдем, господин ждет тебя!
Смирившаяся со своей участью Замира послушно поднялась со скамьи и двинулась следом. «Значит, так угодно богам,— повторяла она про себя, глядя в жирную спину важно шагавшего впереди евнуха.— Что я могу поделать?»
Наконец длинный коридор закончился, и они очутились перед небольшой дверью, по обеим сторонам которой с обнаженными мечами стояли двое чернокожих рабов устрашающего роста и телосложения. «Только Конан мог бы спасти меня,— с тоской думала девушка, глядя на могучих черных стражей.— Но где он, да и знает ли, что произошло?»
Они оказались в комнате — роскошно убранной и устланной коврами. Евнух прошел в следующую дверь, а старухи с Замирой остались ждать. При мысли о том, что ей сейчас предстоит, девушка задрожала вновь.
Евнух вернулся в сопровождении двух молоденьких, одетых почти так же, как Замира, невольниц — они под руки отвели девушку в опочивальню. Первое, что бросилось ей в глаза,— огромное ложе, убранное расписным шелковым покрывалом, и множество разбросанных на нем подушек. Замира даже не заметила сразу чернобородого мужчины, который, сидя в углу на маленьком диванчике, пожирал ее щелками заплывших жиром глаз.
— Ну, что, голубка,— услышала она твердый голос, привыкший повелевать,— понравилось ли тебе у меня?
Замира не могла ответить, от взгляда на будущего повелителя у нее перехватило дыхание — столь отвратительным он показался. Девушки подвели ее поближе к хозяину, и жирные пальцы дотронулись до тела; Замира вздрогнула.
— Не бойся, я не кусаюсь,— рассмеялся чернобородый.— У меня тебе будет хорошо.
Чернобородый ощупывал ее тело сквозь почти невесомую ткань, и глаза его наливались нетерпением.
— Разденьте ее,— коротко приказал он невольницам.
Поскольку то, что было на Замире, можно было назвать одеждой лишь при чрезвычайно богатом воображении, все было исполнено мгновенно.
— Теперь меня.
Наложницы засуетились вокруг господина, и то, что вскоре предстало перед Замирой, было еще омерзительнее, чем в одежде. Жирное, дряблое тело, свисающие складки большого живота, седые волосы, покрывающие пухлую, как у женщины, грудь. Девушка в испуге попятилась к стене, а советник, знаком приказав служанкам удалиться, бросился на нее.
Замира пыталась увернуться от жирных нетерпеливых рук, но это лишь еще больше распаляло мужчину. Она пыталась вырваться, и на мгновение это удалось, но советник с неожиданным для его тучности проворством вновь схватил ее и бросил на ложе. Не помня себя от страха, девушка закричала и, отчаянно извиваясь, попыталась освободиться, однако чернобородый навалился на нее, выкручивая руки. Лицо его было искажено желанием и яростью.
— Сейчас я тебя! — повторял он, дыша Замире в лицо и брызжа слюной.— Ты у меня получишь! Ишь какая неподатливая!
Замире удалось вырвать одну руку и, не понимая уже, что делает, не думая ни о чем, а только желая прекратить это мерзкое истязание, она вцепилась ногтями в лицо советника, оставляя на рыхлой коже глубокие кровавые полосы.
— А-а-а! — истошно взревел от боли чернобородый и ударил ее кулаком.— Стерва! Как ты посмела!
На крик хозяина в комнату вбежали евнух и наложницы. Советник еще раз ударил Замиру — с такой силой, что та отлетела в угол.
— Потаскуха! — брызжа слюной, орал чернобородый, размазывая по лицу кровь.— Ты, ничтожная тварь! Клянусь богами, я заставлю тебя пожалеть об этом!
В другое время вид пожилого голого мужчины, в ярости трясущего жирными телесами в окружении толстого евнуха и двух полуодетых девушек, мог бы вызвать только смех, однако несчастной Замире было не до веселья — почти теряя сознание, она сжалась от страха и боли, уверенная, что сейчас ее просто убьют.
— Высечь ее хорошенько! — кричал советник.— Или нет! — Он указал на девушку вбежавшим телохранителям.— Отнесите ее к стражникам! Пусть они позабавятся ею! Тварь базарная!
— А ты неплохо устроился,— одобрительно заметил Конан, когда слуга в почтительном поклоне затворил за ними дверь, и они с лысым управляющим остались одни. Действительно, было от чего прийти в восторг: помещения поражали богатой драпировкой, дорогими коврами и роскошной мебелью красного дерева.
— Чего ты от меня хочешь? — заискивающе спросил управляющий.
— Во-первых, свистни своего стражника и скажи, чтобы нам не мешали, пока ты сам не позовешь; во-вторых, покажи мне другой выход отсюда — я знаю, он должен быть непременно; в-третьих… ну ладно, это потом,— закончил речь варвар, подталкивая лысого к дверям.
Управляющий отдал приказания и, отодвинув висящий на стене ковер, показал киммерийцу потайную дверь.
— Куда она ведет?
— Прямо в по-по-покои советника,— заикаясь, произнес лысый,— прямой ко-коридор.
— Понял,— перебил его варвар.— Стража есть?
— Нет, но дверь господина заперта.
— Изнутри?
— Да.
— Еще двери в этом коридоре есть?
— Есть… в зал, где стра-стра-стражники.
— Тоже заперта?
— Да.
— Давай ключи от нее!
— Но их у меня н-н-нет!..
— Вот это ты врешь! — Варвар схватил его за горло.— Что же они, у господина? Или у стражников? Давай — и побыстрее, или, клянусь Кро-мом, сию минуту выпущу из тебя кишки!
Дрожащими руками лысый вытащил из ящика стола два огромных бронзовых ключа.
— А говорил — нет! — зловещим шепотом упрекнул его Конан.
Бедняга посерел лицом и бухнулся киммерийцу в ноги:
— Прости, во имя всех богов! О-о-один от мо-мо-моей двери, другой от т-той…
— Смотри у меня, отрыжка верблюжья! — Варвар связал ему руки подвернувшимся под руку кушаком от халата и, оторвав кусок ткани от подола, запихал управляющему в рот.
— Лежи смирно — тогда, может быть, и уцелеешь! — С этими словами киммериец затолкал управляющего под диван, после чего тщательно запер входную дверь на засов.
Отойдя на пару шагов, он критически посмотрел на содеянное, потом придвинул к двери огромный шкаф кедрового дерева. «Так, пожалуй, будет надежней»,— решил киммериец и вышел через потайную дверь.
Коридор был темен и пуст; ощупывая стены, варвар продвинулся на несколько шагов, прислушиваясь, нет ли опасности. Движение воздуха заставило Конана на мгновение замереть, потом он осторожно двинулся дальше. Через несколько шагов стена кончилась, он ощупал слева — то же самое.
«Еще один коридор, вот почему подуло,— догадался киммериец,— пожалуй, без света здесь не обойтись. Вернусь и все-таки возьму лампу, вроде бы я видел ее в комнате лысого».
Жестокое наказание придумал извращенный и воспаленный от ярости ум хозяина для непокорной рабыни! Когда Замиру бросили в помещение, где за огромным столом, уставленным едой и напитками, сидели шестеро огромных черных мужчин со зверским выражением лиц, она вскрикнула, понимая что ее ждет, и потеряла сознание.
— Вам подарок от господина,— крикнул телохранитель, захлопывая дверь.— Делайте с ней что хотите!
— Н\'Богу,— вставая с лавки, сказал один из гигантов,— в прошлый раз я проиграл тебе в кости, да и заморийки тебе по вкусу, можешь быть первым.
— Ладно, Н\'Дона,— вытирая сальный рот огромной пятерней, ответил тот, к кому обращались,— огромный, с выпуклыми рельефными мускулами невольник-дарфарец, судя по уверенности, с которой он говорил, старший среди стражников.— Уговорил. Пожалуй, я не прочь попробовать.
Обтирая руки о шаровары, он направился к неподвижно лежащей девушке, схватил аметистовое ожерелье и сорвал его с шеи Замиры. Камни, рассыпавшись, застучали по каменному полу.
— Что, мешать будет? — захохотал Н\'Богу. Остальные подхватили шутку; их громоподобный смех, казалось, сотрясал каменные своды.
Девушка очнулась и с ужасом, не в силах двинуться, ожидала, когда эта черная громадина подойдет к ней. Словно клещами обхватив за талию, Н\'Богу легко поднял ее на руки. Замира инстинктивно пыталась отстраниться, но чернокожий держал крепко.
— Освободи-ка стол,— рыкнул он на одного из своих товарищей,— на нем будет удобнее.
Блюда и кувшины были сдвинуты в сторону, и он бросил девушку на жесткие, отполированные временем доски столешницы. Замира не могла даже двинуться — четыре огромные ладони накрепко припечатали ее руки и ноги к столешнице. Пять пар глаз впились в неподвижное тело несчастной, ожидая зрелища, которое устроит сейчас их предводитель. У Замиры уже не было сил кричать или стонать — в комнате слышалось только шумное дыхание и звон расстегиваемых железных пряжек одежды Н\'Богу.
«Все, конец»,— пронеслось в голове Замиры, когда она почувствовала, что громадное тело дарфарца наваливается на нее. Она пронзительно закричала, зная, однако, что на помощь прийти некому.
Конан вернулся в комнату управляющего. Да, он не ошибся: светильник стоял на столе. Киммериец взял бронзовую лампу, потряс ее возле уха,— масла было достаточно,— высек огонь, зажег, задвинул колпак и прислушался. За дверью было тихо, только лысый сопел под диваном. Варвар вновь осторожно вышел через потайную дверь, посветил себе, вглядываясь в темноту и, не увидев ничего подозрительного, закрыл дверь и быстрыми легкими шагами направился вперед, к первому повороту. «Спасибо Митре, надоумил»,— пробурчал про себя киммериец.
С лампой в руках путешествовать по коридору оказалось гораздо удобнее. Конан свернул в левое крыло поперечного хода, дошел до дверцы и приложил к ней ухо. С той стороны было тихо, а свежий воздух, проходивший сквозь щель, показал варвару, что за этой дверью, скорее всего, сад. Тогда киммериец двинулся в противоположный проход, миновал несколько поворотов и вдруг услышал душераздирающий женский крик. Голос показался знакомым. «Замира!» — вспыхнуло в мозгу.
Крик раздавался совсем рядом. Конан пробежал еще с десяток шагов и обнаружил в правой стене железную дверь — женские вопли и хохот нескольких мужчин слышались именно оттуда. Он лихорадочно отвязал с пояса ключи и, вставив первый в замочную скважину, попытался повернуть. Тщетно!
— Копыта Нергала!
Он схватил второй — один оборот, два… Замок подался, и киммериец распахнул дверь. В первое мгновение он ничего не понял. Пятеро огромных — под стать ему самому — негров столпились вокруг стола, а шестой, голый, весь в буграх могучих мышц, опершись руками о край, готовился залезть наверх.
Конану все стало ясно. Он прыгнул вперед и, не прибегая к оружию, которое просто не успел выхватить, коротким ударом кулака сбил пытавшегося взобраться на стол голого стражника. Тот с недоуменным воплем отлетел к стене.
Остальные, оторопев от неожиданности, отпрянули от стола, открыв лежащее среди объедков и разбросанной посуды беззащитное женское тело. Замира! Встретившись с ним взглядом, девушка тихо всхлипнула, в глазах ее плескался дикий ужас.
Опомнившись, стражники отскочили в стороны и схватились за оружие. Н\'Богу еще валялся у стены, пытаясь приподняться на локте: удар киммерийца был довольно силен.
«Этот пока не в счет»,— решил варвар. Он выхватил меч и, сделав ложный выпад по направлению к ближайшему из противников, отчего тот отскочил в сторону, вдруг развернулся к другому и молниеносным ударом снес ему голову.
Извергающее фонтан крови туловище осело прямо на третьего, и пока тот освобождался из-под трупа, варвар метнул в него нож — с такой силой, что лезвие, пробив шейные позвонки, вышло с другой стороны.
— Что, верблюжье дерьмо, не нравится? — захохотал Конан.