Алан Уоттс
Остров колдуна
(«Северо-Запад Пресс», 2003, том 92 «Конан и скипетр мага»)
Глава первая
Дослушай же меня, потомок Гидаллы! — заклекотала Рана Риорда. — Я поведаю тебе нечто важное, и… Конан отмахнулся. — Некогда, Рорта, некогда! Поспешим! Кажется, этот волосатый бурдюк уже прилетел, и взыскивает долги. Поторопимся и мы!
* * *
Зная о возросшей силе Небесной Секиры, Конан не стал вылезать через узкое оконце, как сделал это в прошлый раз. Он просто как следует размахнулся и с силой опустил острие секиры на именную кладку темницы.
Стена, достигавшая толщиной восьми локтей, Смялась, как пергамент. Во все стороны полетели осколки щебня, а огромные глыбы, выскакивая из пазов, образовали новый выход из каменного мешка.
— Месть! Сладкая месть! — подумал варвар, выпрыгивая в темный коридор подвала.
На него кто-то бросился, но Конан, даже не оборачиваясь, отмахнулся от нападавших секирой. По полу со стуком, покатилось несколько голов, и киммериец услышал звук всасываемой крови.
— Кром! — заорал он во всю мощь своей необъятной груди.
— Кровь, — вторила ему Рана Риорда. И они устремились вперед.
Конан, как дикий зверь, ворвался в караулку, и тюремщики, застыли, словно каменные статуи. Еще вчера этот полуголый варвар бежал прочь, прихватив с собой кутуба. А сейчас, он стоял в дверях, но уже не полуголый, а одетый в дорогой доспех, да еще и с ужасной секирой в руках.
— Владыка Сет, — выдавил один из них, и тут же рухнул перерубленный пополам.
А Конан уже мчался дальше, оставив за собой гору трупов. Что ему несколько человек, коли скоро он зальет кровью весь Файон. А затем и камня на камне не оставит от этой проклятой крепости.
— Вперед, — зашипела над ухом секира. Кровь! Много крови! Быстрее, потомок Гидаллы!
— Сам знаю, — огрызнулся киммериец, однако поднажал и понесся еще быстрее.
Небольшой зал, который оказался на его пути, был пуст. Зато в следующем было пяте воинов. Настоящих! Не тех, что внизу, которые всю жизнь только Охраняют или пытают пленных.
Стигийцы среагировали профессионально. Едва толстая дверь слетела с петель, как они схватились за оружие, которое у таких вояк всегда под рукой.
Конан довольно осклабился. Биться с такими — одно удовольствие. Это тебе не подлые тюремщики и не замшелые гарнизонные стражи.
Воины — одним словом.
Двое, с копьями в руках, приняли на себя первый удар, позволяя остальным зайти с боков. Действовали они слаженно, как единая машина, но откуда им было знать, что Рана Риорда рубит закаленную сталь, — словно траву сечет.
Копья мгновенно превратились в никчемные палки, а Небесная Секира, продолжая движение, распорола живот, зашедшему справа. Озлобленные солдаты бросились вперед, и не имея возможности размахнуться, Конан, использовал секиру, как копье. Острый шип, служащий навершием боевой секиры, вошел стигийцу точно под подбородок. Выдергивая Рорту, обратным движением варвар угодил стоящему сзади прямо в пах. Воин дернулся, жалобно заскулил, и изо рта у него хлынула кровь.
— Кровь, — неистово крича, зашлась Рана Риорда.
Варвару уже надоела эта возня, и гортанно заорав, он как коршун налетел на двоих оставшихся в живых. Первого, в буквальном смысле слова, рассекло пополам, зато второй, гибкий как барс, успел увернуться и, перекувырнувшись через плечо, попытался подсечь ноги киммерийца. Конан едва успел подпрыгнуть вверх, меч просвистел там, где только что были колени варвара. Стигиец глянул наверх и понял, что он обречен. Древко секиры, утяжеленное железными кольцами, обрушилось сверху и раскололо голову врага, как переспелую дыню. Не помог даже шлем из вороненой стали.
— Кровь, кровь! — продолжала орать Рорта. Клич, что некогда так раздражал Конана, сейчас пьянил лучше крепкого аргосского вина. И сам не заметив как, варвар подхватил его, правда, переиначив на свой лад.
— Кром, Кром! — выкрикивал он, перепрыгивая через три ступени.
Наконец, они ворвались в главный зал Файона.
Люди, собравшиеся в кучу, приготовились к обороне, правда, не от взбесившегося варвара. Все они с ужасом смотрели на содрогающуюся дверь, за которой слышался нечеловеческий рев.
Повсюду содрогались перекрытия, шатались колонны, а кутуб все рвался и рвался внутрь.
Мгновенно оценив обстановку, Конан громко заорал, еще больше заводя себя этим же криком, и с лету врубился в отряд стигийцев. Уж тут-то ему было, где размахнуться.
Вернее — им. Так как Конан выплескивал злобу, копившуюся тридцать дней, с учетом странствия. А Рорта — тысячелетнюю ненависть.
Рана Риорда, в могучих вздувшихся руках варвара, описывала широкие круги и с легкостью рассекала сталь и плоть.
— Он всего один, — заорал седой горбоносый воин, очевидно ветеран, так как он мгновенно организовал довольно грамотную оборону.
Все же стигийские войска были одними из самых дисциплинированных во всей Хайбории и уступали разве что немедийцам.
Все бы — ничего, но на этот раз в их сеть попалась не щука, а самая настоящая акула.
Конана прошел сквозь их оборону, как нож — сквозь масло и наконец достиг двери. С той же легкостью, что Рорта рубила людей, она рассекла и толстый брус, окованный медью, что удерживал дверь на запоре. Створки ворот с шумом распахнулись, и в зал ворвался озверевший кутуб. Он раскрыл клыкастую пасть, с которой текла кровь, и заревел.
— Эй, Шапшум, — рявкнул Конан. — Давай к нам, а то ничего не достанется.
Алые, налитые кровью глаза уставились на киммерийца, и он зарычал:
— Ты-ы-ы. Но как…
— Будешь и дальше стоять столбом? — гаркнул на него варвар. — Ну-ну, стой.
И он с новой силой врубился в стигийцев.
Увидев текущую рекой кровь, кутуб снова налился злобой и бросился вперед.
Конан рычал не хуже Шапшума, а в его ушах песней звучал дьявольский смех Небесной Секиры.
Варвар косил воинов, точно траву. Но то, что с ними делал кутуб, было намного хуже. Он давил их ногами, сминал толстенными пальцами, а тех, кому не повезло более остальных, отправлял в рот. Острые клыки с легкостью пережевывали как тугую плоть, так и жесткую сталь.
Уже поняв, что они обречены, стигийцы стали метаться по залу, в поисках спасения. Одни бросались к выходу, другие — в глубь крепости, но и тех, и других было слишком мало. Большая часть воинов остались лежать на холодных плитах Файона.
Киммериец едва успел увернуться от кривой туранской сабли и, зарычав, гневно рубанул в ответ. Но его противник, тот самый ветеран, что пытался организовать оборону, ловко увернулся. Вынырнув сбоку, он вновь попытался достать Конана.
Варвар отмахнулся топорищем, но опять промахнулся. Враг был на диво гибок и быстр.
Конан довольно осклабился. Наконец-то ему попался хоть кто-то стоящий.
Разрубив по дороге еще кого-то, он обернулся к противнику. Тот стоял, чуть пригнувшись, готовый в любой момент к прыжку. Конан правильно оценил соперника. Тот и впрямь был бывалым воякой. Худой и жилистый, стигиец более всего походил на степного волка. С хищного лица зло поблескивали черные глаза. Он не боялся варвара с его волшебным оружием, так как был уверен в собственном превосходстве. В его иссеченных шрамами руках блестели две длинные сабли, по которым сразу же было видно, что они не ржавели без дела. Впрочем, как и их хозяин. Узкие губы разошлись в насмешливой улыбке.
— Ну, северянин. На многое ли ты способен без своей секиры?
— Кром! — разъяренно зарычал Конан. Усмешка стигийца привела его в бешенство. Как он посмел усомниться, в его, Конана силах? Ну, сейчас он покажет этому отродью Сета.
— Руби его, — заклекотала Рорта, но киммериец уже разжал руки. Однако Небесная Секира не упала на пол, а просто повисла в воздухе.
— Что ты делаешь, потомок Гидаллы? Руби его!
— Вот и разрублю, но без тебя, трухлявое топорище, — прорычал он, вспоминая Саледа Алима.
Стигиец наблюдал за этой сценой все с той же насмешливой улыбкой.
— Что, северянин. Твой топорик еще и помыкает тобой?
— Обойдешься, Сетово отродье. Это тобой помыкают жрецы, а также их червяк-Сет. А я свободен, как ветер!
— Да? — брови, воина взметнулись вверх. — А что же ветер делает в этом крысятнике? Поди, отдохнуть решил.
Конан недобро улыбнулся.
— Сейчас узнаешь.
Он обнажил свой ятаган, полученный им еще в Иранистане. Оружие, конечно же, не могло сравниться с Небесной Секирой, но все равно было на диво хорошо. Конан, вообще, не притрагивался к плохому оружию. Разве что так, походя, когда бежал из тюрем и подбирал по ходу жалкие железяки стражников.
— Ты приготовился к смерти, шакалье дерьмо? — рявкнул обозленный варвар и обрушился на горбоносого. Тот промолчал, а ответом послужила умелая атака, после того как он парировал все удары киммерийца.
Стигиец оказался достойным противником. Отсутствие природной силы он компенсировал небывалой скоростью и отменной техникой фехтования. А свой немалый возраст — огромным жизненным опытом.
Конан яростно атаковал, перемежая рубящие удары частыми выпадами, но горбоносый всякий раз ставил перед собой сверкающую стену защиты.
Они довольно долго кружили на одном месте, и тут стигиец сам перешел в атаку. После очередного удара горбоносого Конан едва успел втянуть живот, получив только царапину. Не успей он сделать этого, валяться бы его внутренностям на полу.
— Ах ты, пес шелудивый! — восхищенно воскликнул варвар. Даже опьяняющее чувство мести не могло заглушить восторга от встречи с достойным противником. А они были весьма редки в жизни Конана. Все больше было тех, кто старался навалиться скопом, или ударить исподтишка, в спину.
— Много говоришь, северный медведь, — почти нараспев отозвался ветеран. Долгий бой практически не сказался на его дыхании.
Конан кивнул, приняв замечание к сведению, и ответил атакой. Его меч слился от скорости в сверкающую полосу.
Ударив крест-накрест, варвар в последний момент изменил траекторию рубящего удара на выпад в живот. Стигиец извернулся змеей, отбрасывая острие своей саблей, но тут же рухнул, как подкошенный. Конан просто заехал ему кулаком в ухо.
Конечно, зазорно бить лежачего, но в горячке боя можно все. Конан рубанул сверху, однако горбоносый, находясь даже в полубессознательном состоянии, успел откатиться вбок.
— Вот ведь гаденыш, — восхищенно сказал Конан. Не каждый мог так быстро оправиться от его, Конана, удара. А стигиец не только оправился, но даже стоял уже на ногах.
Лицо киммерийца исказила недобрая усмешка. «А как тебе это?» — подумал он, проводя атаку в стиле кхитайских мечников.
Защиты от этого приема стигиец не знал. Как и всякий южанин, он не знал, что в Кхитае любой удар является как защитой, так и нападением. Горбоносый хрипло вскрикнул, когда меч варвара пробил его грудь и вышел из спины.
— Вот и все, — весело усмехнулся Конан, глядя в его глаза и проворачивая меч в ране.
— Ну что, доволен? — поинтересовалась Рана Риорда. — Наигрался?
— Заткнись, — оборвал Рорту киммериец. — Это был умелый воин, убивать таких нужно достойно.
— А мною, по-твоему — недостойно, — ощерился появившийся дух.
— Достойно, достойно, — успокоил его Конан. — Только он был бы с самого начала обречен. А так все же имел хоть какой-то шанс.
— Правда, — съехидничала Рорта. — А что же он не спас тебя в тюрьме, коли такой достойный?
Киммериец смолчал и окинул взглядом учиненное ими побоище.
Тела лежали повсюду. Одни высушенные, как мумии. Это были те, чью кровь выпила Небесная Секира. А другие, вернее то, что от них осталось, были изорваны и разворочены. Над этими поработал кутуб.
Конан отыскал взглядом Шапшума. Тот сидел на полу и держал в лапах еще живого стигийца.
— Вкусный человечек, — прорычал кутуб. — Сейчас Шапшум тебя съест.
Он поднес солдата, к своей пасти, и тот дико заверещал. Но он так и не смог вырваться, или хотя бы — потерять сознание. Гигантские зубы сомкнулись, перекусывая человека пополам. Кровь брызнула на пол, а кутуб довольно зарычал. Сытно рыгнув, он стал осматривать зал в поисках новой жертвы. Тут взгляд его снова упал на киммерийца.
— Ты? Что ты тут делаешь? — зарычал Шапшум.
Конечно, Конан знал, что кутуб — туп, но не настолько же.
— Помочь тебе пришел, — отозвался киммериец.
— А зачем же гнал меня в Иранистан, — обиженно засопел волосатый великан. — Зачем заставил меня лететь?
В его глазах появилась злоба, и он рыкнул, не хуже самого киммерийца.
— А ну, закрой свою вонючую пасть, отродье Нергала. Давно не общался с моим другом?
И варвар грозно потряс Небесной Секирой.
— Гнал — значит, надо. И нечего на меня зубы скалить. Все одно — обломаешь.
— Прости, господин, — опомнился кутуб.
— Так-то лучше. А теперь подними свой зад и поймай тех, кто успел сбежать. Должно быть, они сейчас со всех ног отсюда бегут.
— Но зачем? — искренне удивился Шапшум. — Тут полно мяса. На несколько недель хватит.
— Может, ты желаешь, чтобы сюда нагрянули все жрецы Стигии?
Кутуб отрицательно покачал головой.
— Тогда вперед, пока они не привели войска. Шапшум, нехотя посмотрел на выход.
— Да не волнуйся ты так — подбодрил его Конан. — Я человечину не ем. Переловишь сбежавших, и попируешь вволю, набьешь свое брюхо.
Видя, что кутуб еще колеблется, варвар взмахнул секирой. На пол полетело несколько толстых волосков.
Кутуба снесло точно ветром.
— Так-то лучше, — буркнул Конан.
Развернувшись в другую сторону, он быстро заскользил изящной походкой тигра внутрь крепости. Кое-где еще должны были остаться враги. А Конан еще не утолил своей жажды мести. Впрочем, как и Рана Риорда. Она продолжала выть, требуя крови.
— Идем, потомок Гидаллы. Идем. Надо отыскать еще крови. Кровь!
— Кром, с тобой, тупая железяка. Идем.
— Я не тупая, — справедливо возмутилась Рорта.
— Хорошо, светоч всех секир, беру свои слова обратно.
Конан шагнул в темный коридор, и тут же нарвался на засаду. Притаившиеся в тени арбалетчики выпустили в него свои болты. Мгновением позже, все стрелы лежали на полу, отбитые Небесной Секирой. Варвар только потер вывихнутое запястье.
— Вперед, — скомандовал дух секиры, и Конан, понесся вперед, точно олень. Для того чтобы перезарядить арбалет, требовалось три удара сердца, но варвар им их не дал. Он преодолел это расстояние всего за два, благо, арбалетчики притаились неподалеку.
Двоих первых Конан насадил на острие секиры одновременно. В третьего он метнул нож, отобранный им у Саледа Алима. Широкий клинок с костяной рукоятью воткнулся в живот стигийца, и тот с криком рухнул на пол.
Последний арбалетчик все же успел перезарядить арбалет и уже начал его поднимать, но тут смертоносная Рорта опустилась на его оружие, перерубая вместе с арбалетом и кисти врага. Воин упал на пол, захлебываясь собственным криком, и варвар раскроил ему голову, чтобы не мучился.
— Кровь, — победоносно визжала Рана Риорда, в то время как Конан выдергивал свой нож из живота стигийца. Тот попытался ухватить киммерийца, но пинок ногой в живот отбросил его назад.
— Скорее Конан. Кровь! Кровь!
— Да она мне, в общем-то, и не нужна, — холодно ответил киммериец. — Меня больше интересует золото.
— Будет тебе золото, потомок Гидаллы. Будет. Но сперва месть!
— Кр-р-ровь, — передразнил духа Конан.
— Да, кровь! Море крови! Ступай вперед. Моя сталь будет твоей кольчугой и твоим щитом.
— Ну, раз так, то нечего нам таиться, будто шакалам, — решил варвар и оглушил коридоры Файона воинственным кличем.
От этого его снова охватила горячка боя, и он перешел с шага на бег.
Он не пропускал ни одной встреченной им двери, и все они, раздробленные, слетали с петель. Тысячелетняя ненависть варваров к цивилизации нашла свой выход, и Конан крушил все, что попадалось на его пути.
— Справа, — предостерегающе крикнула Рорта, и киммериец, не раздумывая, бросился на пол. Щелкнул арбалет, над ухом, что-то просвистело, и варвар вскочил на ноги. Перед ним стоял стигийский солдат, совсем еще юноша. Увидев перед собой огромного человека с огромной секирой, он затрясся.
— Н-нет, — тихонько заскулил он, медленно отступая. — Нет, нет!..
Конан холодно блеснул глазами. Он презирал трусов. Из таких обычно вырастали палачи и заплечных дел мастера.
Те, кто боялся честной схватки, обычно топил свою трусость в чужой крови. Они наслаждались страданиями других, а себя берегли, как зеницу ока.
— Кр-р-ром, — рыкнул варвар, и этого оказалось достаточно, чтобы юнец упал замертво. Его сердце разорвалось от страха.
— Мразь, — заскрипела над ухом Небесная Секира. — Не вздумай меня поить подобной кровью, потомок Гидаллы.
Конан был полностью солидарен с духом. Убивать таких — только сталь марать. Сами дохнут, как мухи.
— Впереди много крови, — внезапно встрепенулась Рорта. — Там засада.
Варвар хмыкнул. Это ему было по душе. Чем лучше засели, тем приятнее будет выбить их оттуда. Или просто выбить из них дух. Он поднял с пола тяжелый арбалет и осмотрел его. Это было массивное оружие, приспособленное для длинных трехгранных болтов.
— Пойдем-ка, подразним их, Рорта.
Дух неодобрительно посмотрел на арбалет, но спорить не стал. Он исчез в топорище, а варвар стремительно зашагал вперед.
Он довольно быстро достиг нужного места. Там более трех дюжин стигийцев возвели баррикаду, и теперь поджидали врага.
Впрочем, Конан, не заставил долго себя ждать. Он в вразвалочку вышел из-за поворота и, увидев их, невинно спросил:
— Вы не меня ждете?
— Иди сюда, свинья! — крикнул один из них. — Мы посмотрим, какого цвета у тебя кишки.
— А ты их, вообще-то, хоть раз видел, — поинтересовался Конан. — Нет? Ну так погляди.
Он резко вскинул арбалет, и в животе наглеца вырос болт. Он с криком упал.
— Визжит, точно свинья, — констатировал киммериец, перезаряжая арбалет.
— Ну что, крысы, — усмехнулся он. — Как вам нравится ваше же оружие?
Еще один болт со свистом унесся вперед. Само собой, он попал в цель.
— Что ты делаешь, потомок Гидаллы?! — возмутилась Рана Риорда. — Зачем тратишь их кровь впустую?
Конан пожал плечами.
— Хочу их унизить, Рорта. Я стою тут один, а они все равно не могут ничего со мной поделать.
Немного подумав, дух согласился с ним.
— Это и впрямь стоит того. Некоторых врагов мало убить, их надо — растоптать.
Стрелы находили свою цель, и стигийцев становилось все меньше.
Не выдержав, один из них воскликнул:
— Почему ты не дерешься, как мужчина? Киммериец только рассмеялся в ответ.
— А ты? Иди, сразись со мной один на один. Или и дальше будешь прятаться в стае шакалов?!
Стигиец окинул варвара взглядом и попытался укрыться за баррикадой.
— Ну, как знаешь, — ответил Конан и умело засадил ему болт точно между глаз.
Наконец, болты закончились, и киммериец, отбросив арбалет, бросился вперед. Солдаты, старающиеся спрятаться как можно дальше, не успели ничего предпринять, а варвар уже разметал укрепление, состоящее из столов и стульев, и что есть мочи, врубился в их ряды.
Конан выхватил меч, и вокруг него взорвался вихрь сверкающей стали.
Воины падали один за другим, а варвар продолжал рубить, что есть мочи. Вот у одного отлетела голова, другому в висок вонзился острый четырехгранный шип. Еще несколько лишились рук.
Острый иранистанский клинок, воткнувшись в брюхо одного из солдат, намертво застрял там, и человек рухнул на пол, увлекая за собой и меч. Конан перехватил Рана Риорду обеими руками и стал косить ею направо и налево. С каждым новым взмахом в стороны летели отсеченные руки и головы, но киммериец все никак не мог удовлетворить свою жажду мести. Он воздел Небесную Секиру для нового удара, и только тут понял, что вокруг него остались только мертвецы.
Варвар довольно зарычал. Враг был мертв, а в его жилах все еще бушевало священное пламя боя. Он подошел к двери, и ударом ноги вынес ее.
И тут на киммерийца, обрушился поток огня.
Здесь было все: и живое пламя, пожирающее даже стены; и молнии, переливающиеся всеми цветами радуги; и огонь Черной Бездны, где обитает Сет — владыка тьмы.
* * *
Поднял Гидалла руки к вечернему небу, потом раскинул их в стороны, над водами и землями, реками и ручьями, скалами и горами, равнинами и лесами.
Здесь и там — повсюду! — обитали братья его и сестры, такие же потомки Древних Богов; всех их молил Гидалла о помощи, просил поделиться частичкой своей силы. У неба и небесных светил испрашивал он сияние и блеск; у скал — несокрушимую крепость; у вод — подвижность и гибкость; у ветра — стремительную силу и жесткость; сам же он наделял творимую душу провидческим даром. И откликнулись стихийные души, родичи Кузнеца — те, чьи имена исчезли, канули в Вечность после Великой Катастрофы. И наделили они Рана Риорду просимым. И творил Кузнец, сгорбившись над творением своим, заклятия страшные и тайные. Пробуждая же дух Рана Риорды, пролил Гидалла каплю крови из пальца своего — и молвил:
— Отныне и впредь будешь ты узнавать мою кровь, мою плоть, и руку моих потомков. Ты не предашь их, ибо карой станет развоплощение и гибель. Ты не покинешь род Южного Ветра, ибо жизнь твоя будет зависеть от сыновей моих, внуков и правнуков — только они дадут тебе то, чего ты жаждешь. Предсказывая, ты не обманешь, сражаясь, не подведешь. Попав же к чужим, ты будешь убивать, убивать, и убивать! Убивать, пока не вернешься к роду моему и племени, в руки того, кто окажется старшим из моих потомков. Он насытит тебя, он тебя успокоит! Он повелит, и ты исполнишь.
Так сказал Кузнец Гидалла — прародитель клана Южного Ветра. И так родилась Рана Риорда — кому на радость, кому на погибель.
* * *
В мире на данный момент существовало две Рана Риорды. Одна только начинала свой путь на юго-восток, к землям дальнего континента. А другая находилась сейчас в Файоне, в руках потомка прародителя Гидаллы, пускай не старшего, но неприкосновенного, по праву рождения — того, кого и была призвана охранять Рана Риорда.
Не только рубить врагов могла Небесная Секира, и не только провидеть для потомков кузнеца, ее Создателя. Владела она и магией — злой, страшной, древней — неподвластной жалким смертным. Магией стихийных духов, потомков Древних Богов.
Топор в руках Конана ожил и, вырвавшись из рук киммерийца, взлетел вверх. Вися в воздухе, секира принялась быстро вращаться.
Губительное пламя, насланное совокупной магией всех жрецов Сета, обитающих в Файоне, впиталось в Рана Риорду без остатка, сделав ее только сильнее и могущественнее. Вращающаяся Рорта накалилась, став багровой, и в воздухе материализовался дух секиры — точная копия киммерийца. Он подхватил топор в руку и, нацелив острие секиры на жрецов, выпустил накопившуюся мощь, добавив к ней свои собственные заклятия. Полыхнуло так, что Конан зажмурился. А в этот миг по коридорам Файона неслась огненная лавина, выжигая все живое, что попадалось ей на пути. Гибли жрецы, устраивающие засады; гибли воины, разбежавшиеся по углам, точно крысы; гибли ни в чем не повинные рабы, живущие на нижних этажах; гибли даже призраки, населяющие крепость со дня ее основания.
— Все кончено, потомок Гидаллы, — проскрипел дух Рорты. — Теперь тебе не придется вылавливать крыс, забившихся по углам. Мы можем\" отправляться в сокровищницу.
— Давно пора, — хмыкнул варвар, в глубине души поразившийся возросшему могуществу Небесной Секиры.
— Выродки, и дети выродков, Нергал и Сет их подери. Да, чтоб они провалились в самую глубокую выгребную яму Шадизара. — неистовствовал Конан, рубя все, что попадалось ему на глаза. — Пожри все их племя кутубы!
— Так именно этим Шапшум сейчас и занимается, — не вовремя напомнила Рана Риорда.
Поток оскорблений тут же перекинулся на нес
— Будь проклят тот день, когда я связался с тобой, трухлявое топорище. Чтоб глаза мои тебя не видели, Хануманово отродье. Пусть Кром лишит тебя остроты и крепости. Проклятое творение проклятого Гидаллы.
— Не хули Кузнеца, Конан. Ведь он твой предок.
— Да пропади он пропадом, этот предок. Ковать не умеет, а все туда же. Тоже мне, кузнец выискался.
— Отплачу, отплачу, — передразнил он призрака. — Где золото, Сетово отродье? Где драгоценности, ошметок Нергала? Отвечай!
Они спустились в сокровищницу Файона, но отыскали там только несколько сундуков, наполненных золотом. Но Конан-то надеялся увидеть куда больше. Он рассчитывал на королевский куш, а не жалкую горстку монет.
— Успокойся, потомок Гидаллы. Ну, бывает. Что тебе так не нравится? Получив в Базре только шесть золотых, ты не посчитал зазорным взять их себе. А тут целых три сундука.
— Еще этой ночью, ты висел в цепях, и почти голый. И только за одну ночь ты успел совершить увлекательное путешествие; вернуться и отомстить пленившим тебя. Что еще тебе надо? Горы злата и серебра? Так возьми их. У нас с тобой впереди еще месяц. Неужто на этом свете нет больше сокровищниц, которые можно разорить?
Рорта была, конечно же, права, но Конану хотелось чего-то большего, нежели три сундука.
Он глубоко вздохнул и стал успокаиваться.
Конечно, варвар желал и богатств, и славы, но на деле все это было только далекой целью, а Конана больше волновал путь к ним. Ведь недаром все богатства и почести проскальзывали меж его пальцев. Просто он никогда не держался за них. Киммерийцем двигала неистребимая тяга к авантюрам и желание — повидать весь мир.
Бороздить океаны и врубаться в заросли джунглей, в поисках забытых городов, где все еще жили позабытые божки и прочая нечисть.
Но самое главное — свобода! Вот что отличало варвара от остальных людей. Вот чего он жаждал более всего. Свободы! Идти туда, куда влекло сердце. Делать то, что просила душа. Именно в этом заключалась вся его сущность,
— Ладно, Рорта, Нергал с тобой. Берем это, раз ничего другого тут нет. И впрямь, не сидеть же здесь остаток жизни.
Конан пнул один из сундуков ногой, и тут внутри что-то зашевелилось. Варвар наставил острие секиры на вздымающуюся груду монет и стал ждать.
— Кром, что бы это могло быть? — подумал он, прикидывая, не проткнуть ли тварь прямо сейчас.
— Неужто какое-нибудь Сетово отродье, сторожащее сокровищницу? Золота здесь мало, а они все равно стража оставили…
Но это оказался не демон. И даже не страж. Из груды монет появилась сморщенная голова, которая, увидев могучего варвара, застыла, а затем, закатив глаза, откинулась назад.
— Вот ведь старый сморчок, сознание потерял. Теперь жди, когда оправится…
Не желая, чтобы его золото поганил какой-то урод, Конан выдернул старика за шкирку и, удерживая перед собой, громко рявкнул:
— Ты кто? А ну отвечай, пока не вытряс твою поганую душонку из тела. Тряхну так, что вмиг на Серых Равнинах окажешься!
Для достоверности, он и впрямь встряхнул человечка, да так, что из его карманов на пол посыпались перья и выпала баночка чернил.
— Клянусь Кромом! Это какой-нибудь местный писака, чинуша, марающий пергамент заумными словами!
Человечек открыл глаза, но, увидев Конана, попытался снова потерять сознание.
— Только попробуй! — рявкнул варвар. — Вмиг к Сету отправлю.
Взяв себя в руки, писец что-то замычал.
Что? — рявкнул киммериец. — Четче говори.
Я Арга, господин, — затараторил тот. — Седьмой писец третьей канцелярии тайного совета при одиннадцатом….
— Довольно, — оборвал его варвар. — Понял уже, что никчемное существо. Здесь что делаешь?
— Я, господин?
Ну, не я же, слизняк осклизлый! — Конан начал наливаться злобой, и писец заговорил быстрее.
Я должен был подсчитать выплаты солдатам, о повелитель мира. А когда поднялся шум, я спрятался.
При этом он умудрился сложиться почти вдвое.
— Так это — солдатская казна, — догадался Конан. — Ну, а где же тогда сокровищница жрецов? Отвечай, гнида. Знаешь, или нет?
Человечек закивал.
— Я отведу, господин. Отведу.
— Конечно, отведешь. Куда ты денешься? А теперь вперед, ящерица книжная. И не вздумай юлить, а то мигом дух выбью!
И для убедительности Конан поднес к его лицу могучий кулак. Вид покрытой шрамами руки, размером превосходящей его голову, привел Аргу в мистический ужас. Он и представить себе не мог чего-нибудь подобного. Пожалуй, пригрози Конан топором, эффект был бы куда меньше.
Писец закивал и, нервно облизывая губы, засеменил к выходу.
— Что, Рорта, никудышный из тебя провидец, — усмехнулся Конан. — Золота не можешь отыскать. А оно под носом.
Рана Риорда только рассмеялась. В ее голосе послышалась насмешка.
Следуя за человечком, Конан спускался все ниже и ниже. Наконец они достигли пустой комнаты, и варвар выругался.
— Эй, сморчок старый, ты куда меня завел?
— Здесь, господин. Здесь, великий, — поклонился старик. — Прямо перед тобой.
— Хватит поклоны отбивать. Толком говори.
— Там, за стеной, сокровищница самого Аммамунм-Пха.
Кто это такой, киммериец не знал, да и знать не хотел. Он просто размахнулся Рортой, да и снес часть кладки. Дождавшись, когда пыль уляжется, варвар шагнул внутрь. Но уже через мгновение он вылетел вон и, ухватив писца, стал его трясти, что есть сил.
— Ах ты, гниль стигийская! Издеваться вздумал? Да я тебя голыми руками пополам порву. Тварь проклятая! Куда завел? Отвечай, пока по стене не размазал!
Э-э-это, с-с-сокровищница, — заикаясь, ответил тот. — С-с-самого…
— Удавлю, — прохрипел Конан.
В потайной комнатке лежали древние книги, свитки и фолианты. Но ни золота, ни драгоценных камней там не было.
— Удавлю! — продолжал реветь киммериец, и его крик более всего походил на рык огромного медведя.
Служка рухнул на колени и уткнулся лицом в пол.
— Не убивай, господин. Не убивай! Я привел тебя в самую тайную сокровищницу Аммамунм-Пха. Здесь собраны книги, которых нет даже у Тот Амона!
От ярости варвар побагровел и стал выглядеть еще ужасней.
— Да, плевал я на твоего Тот Амона, на Аммамунм-Пха, а также на все книги мира, в придачу. Мне драгоценности нужны: алмазы, рубины, изумруды. На худой конец, подойдет и золото.
Конан со всего размаха опустил Небесную Секиру на пол, отчего по нему побежали трещины. Но этого варвару показалось мало, и он рубанул стену. Затем еще раз, и еще. С потолка полетели огромные глыбы, а стены хранилища, стали осыпаться, грозя в любой момент обрушиться.
— Похоже, пора убираться отсюда, — решил он, поняв, что несколько переборщил.
Он бросился к выходу, но тут заметил, что писец так и остался стоять на коленях посреди зала.
— Нергал его забери, — выругался киммериец и, бросившись назад, схватил старика за пояс. Тот так и мотался из стороны в сторону, пока Конан нес его, удерживая одной рукой.
В этот момент две башни Файона рухнули, и крепость содрогнулась до самого основания,
Поняв, что солдатская казна оказалась погребена под завалом из камней, Конан страшно заревел.
Он вновь взялся за писца, которого винил во всех своих злоключениях.
Того мотало из стороны в сторону, но, наконец, лязгая зубами, он смог выдавить:
— Золото…
— Что — «золото», собачий потрох?
— Все расскажу, владыка! Только пощади…
— Говори. Ну, живо. — И варвар бросил писца на землю.
— Все расскажу, господин! Все! Нет злата в этой крепости. Но я знаю, где оно есть…
Писец продолжал причитать, уткнувшись лбом в пол, но варвар прервал его.
— Ладно, говори. Да только рожу приподними, а то тебя толком и не слышно.
Стигиец чуть-чуть выпрямился, но подняться с колен не решился.
— Два дня назад правитель крепости Файон…
— Бывшей крепости, — поправил его Конан. — Вот все, что от нее осталось. — И он поддел ногой обломок стены.
— Бывшей крепости, — быстро поправился писец. — Чародей Аммамунм-Пха, увидел тебя со стены и велел схватить. Узнав же в тебе, о, покоритель мира, капитана по имени Амра, он велел замуровать тебя в подземелье. И оставить там умирать от голода и жажды.
Конан пообещал себе, что при встрече с человеком по имени Аммамунм-Пха, снесет ему голову без лишних разговоров. Но для ясности решил все же уточнить:
— А где он сейчас, этот Аммамунм?
— О, тигр северных гор! То великая тайна, известная лишь немногим в этой крепости.
Конан многозначительно огляделся вокруг.
— Думаю, что теперь только тебе. Остальные, такие же умные и знающие, как ты, уже давно в желудке у кутуба. И клянусь Кромом, ты присоединишься к ним, если и дальше будешь испытывать мое терпение.
— Чародей уже довольно давно недоволен своим положением в иерархии Черного Круга, а потому он составил заговор супротив самого Тот Амона.
— Так он захотел сесть на его место, — догадался Конан. — Так и говори.
— Да, владыка знаний. Ты как всегда прав. Но чародею Аммамунм-Пха, пока что не хватает ни сил, ни богатства, дабы снарядить армию и заполучить на свою сторону соратников.
— Насчет богатств, это я уже заметил, — ухмыльнулся варвар.