Ингрид Самбарус
Дворец Тысячи Комнат
— Скажите, почтенный, где мы могли бы увидеть господина Конана? Хозяин «Пивного бочонка», дремлющий за стойкой, соизволил приоткрыть сперва один глаз, затем второй, а затем уже снизошел до ответа. С виду Хитрый Джарид производил впечатление толстого и добродушного толстяка. Однако ни для кого из обитателей Сухой Гавани не было секретом, что лени и добродушия у него ровно столько же, сколько у бурого урсуса из тех, которые водятся в самых диких и непролазных лесах на границе с Асгардом.
Заведение Хитрого Джарида было известно далеко за пределами Шадизара, особенно среди тех, чьи отношения с законом не отличаются простотой. Впрочем, среди жителей Сухой Гавани немногие могли бы назвать себя благонамеренными гражданами, не покривив при этом душой. Воры, скупщики краденого, авантюристы всех мастей, которые слетались в Шадизар подобно мотылькам, привлеченным пламенем светильника, питали особенную симпатию к этой самой неблагоустроенной из городских окраин.
Отчего получила такое странное название часть города, между которым и морским берегом лежало много дней пути, никто не знал.
Рассказывали, что когда-то в незапамятные времена, еще до того, как покинули наш мир Старые Боги, воды в море Вилайет было гораздо больше, чем теперь, линия его берега имела совсем другие очертания и волны плескались у самых стен древнего города. После того, как разразилась Битва титанов, лицо мира неузнаваемо изменилось… Некий видный ученый из Дворцовой Академии, открытой почти два века назад в столице Офира, почтил Сухую Гавань своим присутствием. Целыми днями он в сопровождении слуг бродил по грязным кривым улочкам, поминутно сверяясь с какими-то бумагами и повергая в смятение местных жителей, которые, по роду своих занятий считали день временем суток, предназначенным исключительно для сна. Именно в «Пивном бочонке» он после обильного ужина, поданного самим хозяином, поведал своим слушателям, что в древней легенде можно выискать некое зерно истины. Расположение нескольких самых старых улиц ясно указывает на то, что гавань здесь вполне могла быть…
«Пивной Бочонок» считался роскошным заведением среди тех, кто предпочитал честному труду ловлю рыбы в мутной воде, причем обставляя это занятие с наибольшими удобствами. Здесь можно посидеть, заказав блюда, которые вполне могли быть только что украдены прямиком с кухни наместника. Можно было посмотреть на танцовщиц или в одиночку наслаждаться их обществом в одной из комнат верхнего этажа. Здесь никогда не происходило крупных скандалов и драк, что было большой редкостью для этого района Шадизара.
Те же, кто оказывался настолько безрассуден, чтобы не внять первому и единственному предупреждению, были счастливы, если их просто выбрасывали из дверей заведения. Многие из случайно зашедших сюда чужаков, кто вызывал хотя бы легкие подозрения в сотрудничестве с тайной стражей или Святым братством, обычно совершали такой же полет на другую сторону улицы, завершающийся весьма чувствительным ударом о забор с последующим падением в глубокую зловонную лужу. Или бесследно исчезали навсегда, что вовсе не вызывало удивления. Сухая гавань и есть Сухая гавань и нужно как следует подумать, прежде чем соваться сюда.
Но на этот раз крохотные заплывшие жиром глазки Хитрого Джарида не обнаружили ничего, что могло бы помешать господам постояльцам предаваться развлечениям и обделывать дела по своему усмотрению, увеличивая его и без того немаленькое состояние. Перед хозяином «Пивного бочонка» стояли, немного растерянно озираясь по сторонам, несколько человек, которые бы походили на уроженцев Кофа, если бы не странный разрез глаз и черные с зеленым отливом волосы, заплетенные во множество косичек. Безо всякого сомнения перед ним были чужеземцы, мало знакомые с обычаями городского дна и Сухой Гавани в особенности. На купцов или паломников вроде не похожи, скорее всего — охрана какого-то важного господина, набранная из одних провинциалов…
— Он наверху, но вряд ли ему понравится, если кто-то помешает его развлечениям.
— Мы разыскиваем его по поручению одного очень важного лица. Даю слово, что дело, которое привело нас сюда, не нанесет господину Конану ни малейшего ущерба — ответил один из пришельцев голосом, чем-то напоминающим чириканье зеленой птички, обитающей в джунглях Черных королевств и питающейся цветочным нектаром. Все прочие согласно закивали, растягивая губы в самых вежливых улыбках.
— Не знаю, что могу сделать для вас, уважаемые. Можете подождать его здесь, если хотите. Я распоряжусь, чтобы вам подали вина…
Но узкая рука с длинными пальцами ловко положила перед хозяином сразу несколько полновесных золотых монет.
— Весьма благодарен за ваше гостеприимство, но наше дело не терпит отлагательства, — ответил странный собеседник с тем же щебечущим акцентом.
Монеты были в мгновение ока накрыты холщовым передником и исчезли со стойки.
— Поднимитесь по лестнице, третья комната справа, — как бы нехотя проворчал Хитрый Джарид. — Но предупреждаю, он не жалует незваных гостей.
И, удобно устроившись возле хитро замаскированной слуховой трубы, он принялся ждать дальнейшего развития событий.
Ждать пришлось недолго. Скрип ступеней старой рассохшейся лестницы, затем осторожный стук в дверь и последующий за этим грохот, сопровождающийся жалобными выкриками, убедили хозяина «Пивного Бочонка», что он не ошибся в своих предположениях.
* * *
Конан, уроженец Северной Киммерии и один из самых везучих воров Шадизара, чья искусность и удачливость вошли в поговорку, пользовался поистине запредельным успехом у прекрасного пола. Его мощная фигура, от которой так и веяло звериной силой и мужеством, достойным короля-воина из древней легенды, синие глаза и грива темных волос одинаково не давали спокойно спать и уличным девкам и утонченным аристократкам. А его великодушие в сочетании с поистине королевской щедростью также как и прочие достоинства делали для них встречу с Конаном из Киммерии одним из самых сладких воспоминаний.
Благородный варвар отвечал красавицам таким же благосклонным вниманием, но ни одна из них не задерживалась надолго в его сердце. Мир полон прекрасных женщин, зачем останавливаться на какой-то одной? Или, что не менее вероятно, линия его судьбы еще не пересеклась с той, которую он пожелал бы назвать своей…
В тот вечер подружкой, которую Конан пригласил провести с ним время, оказалась уличная певичка. Она не отличалась особенной красотой, а голос ее более всего походил на мяуканье кошки, которая призывает кавалеров. Но благородному варвару, который не упускал возможности воздать должное женской красоте, показались необычайно привлекательными ее ярко-зеленые глаза и короткие ярко-рыжие волосы, торчащие в разные стороны, не говоря уже о фигуре, напоминающей статуи в одном из храмов Ианты. Кроме того, девица, как оказалось, обладала бурным неистовым темпераментом, что удивило даже Конана. Поэтому они оба были весьма недовольны, когда их прервали в самый разгар любовных утех.
Сперва острый слух варвара уловил, как кто-то внизу произнес его имя, затем раздались шаги нескольких пар ног, направляющиеся к лестнице. Замерев на мгновение, он жестами попросил подружку последовать его примеру. После этого хитрый северянин совершил прыжок через всю комнату, ловко приземлившись перед самой дверью. Ветхая трактирная мебель и пол, обычно оповещающие о каждом движении постояльца, при этом даже не скрипнули.
Стоило одному из незваных гостей поднести руку к двери, как та распахнулась сама собой. Гигант, не потрудившийся надеть даже набедренную повязку, мощной рукой сгреб пришельца за одежду и, втащив его в комнату, отправил прямиком в окно. За ним последовало и двое его спутников. Последний, который пытался что-то объяснить, без чувств растянулся на полу, сраженный кувшином из-под вина, который ловко швырнула уличная прелестница.
Когда гнев немного поутих, уступив место благоразумию и здравому смыслу, Конан решил посмотреть, кто же попался ему под горячую руку.
Собственно говоря, стоило варвару услышать свое имя, произнесенное незнакомцем, как он решил, что его ищут по поручению тех, кому пришлось не по вкусу посещение своей сокровищницы или собрания редкостей. Кто из обокраденных им вельмож мог послать за ним? Вроде бы ни у кого из тех, кого он «осчастливил» своим визитом не было слуг с такой необычной внешностью… Надо будет заодно спросить хозяина заведения, почему он позволил помешать ему. Разве он недостаточно заплатил за возможность спокойно предаваться удовольствиям?
Но едва северянин сгреб последнего незваного гостя за шиворот, чтобы без промедления вышвырнуть его вон, как тот пришел в себя и принялся что-то горячо и неразборчиво доказывать. Вид незнакомца при этом был настолько жалкий, что великодушный северянин вместо того, чтобы стащить помешавшего ему вниз по лестнице как бесчувственный мешок мусора, усадил его на табуретку и даже плеснул ему в кружку немного вина.
Под действием выпитого взор странного посетителя немного прояснился.
— Вы и есть господин Конан? — спросил он голосом, похожим на щебетание крохотной птички, из тех, которые охотно покупают аристократы для того, чтобы услаждать слух их пением. — У меня к вам важное дело.
— Ну, я Конан, — буркнул в ответ киммериец. — Какое еще к Эрлику дело?
Прежде всего, мне поручено передать вам вот это. — Незнакомец ловко извлек из складок своего просторного шелкового одеяния небольшой, но по виду довольно увесистый кошелек и с поклоном протянул его Конану. — Это за то, что мы своим появлением нарушили ваши планы… и помешали вашему отдыху.
Конан открыл кошелек, сперва взвесив его на ладони. В изящном кожаном мешочке лежало несколько полновесных золотых монет, на которые можно было бы при желании купить весь «Пивной бочонок», включая слуг, постояльцев и годовой запас выпивки.
Немного озадачено северянин уставился на своего странного собеседника. Никогда еще в его богатой приключениями жизни не случалось получать деньги просто так, да еще от человека, пострадавшего от его неласкового приема.
Нет, подвоха здесь не было; интуиция, сравнимая только с инстинктами хищного зверя, обязательно дала бы сигнал тревоги, будь в словах незнакомца хоть малейшая капля лжи или хитрости.
— Рассказывайте, что вам надо, — добавил он уже более доброжелательным тоном.
Собеседник чуть заметно кивнул и указал глазами на сидящую на кровати прелестницу, которая неторопливо расчесывала волосы, даже не сочтя нужным привести в порядок свою одежду. Без малейших колебаний киммериец вынул из кошелька одну из монет и кинул ее девушке. Та, ловко поймав ее, улыбнулась варвару и неторопливо направилась к двери, не забывая соблазнительно покачивать бедрами.
— Так что у вас за дело ко мне? — снова спросил киммериец, не без некоторого сожаления проводив ее взглядом.
— Ваша слава непобедимого воина дошла до самых отдаленных земель. Говорят, что нет такого противника, который мог бы противостоять вам…
— Нет, с этим покончено, — резко перебил его Конан. — Я не дерусь на потеху публике.
— Что вы, глубокоуважаемый господин Конан, — забеспокоился странный посетитель, стараясь жестом остановить северянина, который собрался уже вернуть полученный от него кошелек. — Некое важное лицо просит вас найти злоумышленника, пробравшегося в его дворец.
— Всего-то! — усмехнулся северянин, пожав могучими плечами. — И сколько готов заплатить этот господин за такую простую работу?
Названная сумма произвела впечатление даже на варвара, который уже привык к тому, что деньги могут внезапно появляться в довольно большом количестве. Интересно, какой из богатых бездельников способен так легко расстаться с деньгами, при этом не позаботившись обеспечить свой дворец надежной охраной?
— И где находится этот дворец? — поинтересовался Конан, окончательно поверив, что сегодняшний день и в самом деле отмечен счастливым случаем.
— Не беспокойтесь, несравненный господин Конан, — зачастил посетитель, отчего речь его стала настолько невнятной, что киммериец начал с трудом понимать его, — мы отвезем вас к нему. Дорога займет всего несколько дней. Прошу прощения, но выехать нужно сегодня же вечером, это непременное условие сделки. Не утруждайте себя сборами, мы уже обо всем позаботились.
* * *
В тот же день тяжело нагруженный караван выехал из ворот Шадизара. Никогда еще Конану не приходилось путешествовать таким образом. Так как коня, который был бы в состоянии нести на себе могучего варвара, попросту не нашлось, а купить что-то подходящее по дороге отчего-то не получилось, киммериец снизошел к настойчивым просьбам своих проводников и согласился проделать часть пути в экипаже. В таких обитых шелком и обложенным мягкими подушками домиках на колесах путешествуют лишь знатные дамы и аристократы, которые не могут выйти за порог своего особняка, не захватив с собой множество «необходимых» предметов, начиная от веера и вендийской собачки, чья морда напоминает обезьянью и заканчивая несколькими наложницами. Пол экипажа устилали мягчайшие хауранские ковры, поверх которых были набросаны подушки, набитые пухом птиц, обитающих в море неподалеку от берегов Гиркании.
Посланники неведомого заказчика изо всех сил старались, чтобы почетный гость не испытывал ни в чем недостатка и был обеспечен всеми возможными развлечениями. Ехать приходилось целыми днями, останавливаясь только для краткого ночлега, но, тем не менее, с утра до вечера в экипаж доставлялись тонкие вина и диковинные кушанья, многие из которых Конану еще не доводилось пробовать. В душе северянина, не смотря на то, что пережитых им событий с избытком хватило бы на несколько десятков жизней, по-прежнему горело неуемное детское любопытство и жадность ко всему новому и неизведанному. Поэтому он с удовольствием воздал должное дарам щедрого хозяина.
Первым блюдом подали рыбу-змею, тушеную в золотистом офирском вине. Особенно удивило неприхотливого варвара то, что кушанье было разогрето на переносной жаровне прямо во время перехода. За этим последовали гигантские фроги, чье мясо по вкусу представляло собой нечто среднее между кроликом и кальмаром, которого ловят ночью при свете масляного светильника асгалунские рыбаки. Гарниром к необычному лакомству служили мелко нарезанные виноградные листья вперемешку с нежными речными водорослями. На ужин в экипаж доставили большую корзину необычных пирожков. Это были шары из пресного теста, внутри которых оказалось необычайно нежное сладковатое мясо, которое пришлось киммерийцу по вкусу. Чуть позже выяснилось, что это было не что иное, как мясо лесных улиток, обитающих на склонах Карпатских гор и питающихся только листьями серебряного дерева. Узнав об этом, варвар едва сдержался, чтобы не прибить сообщившего это прислужника его же подносом.
Должно быть, решив, что женское общество развлечет важного гостя, провожатые позаботились о том, чтобы днем и ночью в экипаже или рядом с ним находилась какая-нибудь из служа-н(ж. Конан от души насладился обществом Ласаны, чья кожа напоминала черное дерево, а гибкость вызывала сомнения в том, что в ее теле вообще есть кости. После он прекрасно провел время с пухленькой веселой блондинкой Мартильей, утверждающей, что ее детство прошло в столице Аквилонии, и девушкой из Кхитая, чье имя он так и не смог запомнить.
Утром, на третий день путешествия, проснувшись, Конан к некоторой досаде, не обнаружил рядом с собой очередной подружки. Но тут прямо на ходу открылась дверца и чья-то рука втолкнула внутрь мальчика лет десяти, одетого в яркий шелковый халат. Лицо ребенка было покрыто белилами, глаза густо подведены черной краской, а губы нарисованы в виде сердечка. Почтительно поклонившись, мальчик начал перебирать струны диковинного музыкального инструмента, звук которого напоминал то капли дождя, падающие на крышу, то шелест травы, то мяуканье потерявшегося котенка. После, отложив инструмент в сторону, маленький искусник начал творить такое, что повергло северянина в глубокое омерзение. Ценой поистине невероятных усилий благородный киммериец сдержал порыв гнева, побуждавший его немедленно выкинуть вон это развратное существо, лишь с виду напоминающее ребенка. Поняв, что не смог угодить, тот приоткрыл дверцу и покинул экипаж тем же способом, что и появился.
Один раз, перед самой границей между Аргосом и Кофом прямо на них неожиданно вылетел целый отряд разбойников. Злоумышленников было гораздо больше, чем тех, кто охранял караван и Конан собирался, было, принять участие в стычке, как все уже закончилось, не успев толком начаться. Стражи, один вид которых вызывал у киммерийца сомнение в том, что от них может быть хоть какой-то прок, одновременно вынули из висящих на шее сумочек нечто, похожее на зеркала из тщательно отполированного металла. Несмотря на то, что день был пасмурный, поверхность каждого из зеркал вспыхнула ослепительным белым светом. Лучи, вырвавшиеся из середины полированных кусочков металла, превратили скачущих первыми разбойников в подобие живых факелов. Один из них, одетый богаче прочих, прыгнул в протекающую поблизости речушку, но странный огонь не потух даже под водой.
В следующий раз, когда они проезжали по лесной дороге, путь им преградило упавшее дерево. Чтобы свалить такого великана, потребовался бы сильнейший ураган… или чьи-то злонамеренные усилия. Как и следовало ожидать, стоило каравану остановиться, как в глубине лесной чащи замелькали силуэты вооруженных людей, которые приближались, прячась до поры до времени то за одним, то за другим деревом.
Но те же металлические зеркала, расположенные под другим углом и составленные в некую сложную фигуру, в считанные мгновения превратили, казалось бы, непреодолимую преграду в горстку невесомого белесого пепла. Развернув свое непонятное, но без сомнения грозное оружие навстречу солнечному лучу, стражи заставили упасть несколько самых толстых деревьев, за которыми замерли в ожидании грабители. Некоторые из тяжелых корявых стволов навсегда лишили одних разбойников заниматься своим промыслом, превратив других в беспомощных калек, годных лишь на то, чтобы просить подаяния. Путешественники двинулись дальше, сопровождаемые воплями и ругательствами на незнакомом языке. Ни одна из стрел, пущенных им вдогонку, не достигла цели; все они без остатка сгорели, не пролетев и половины предназначенного им расстояния.
Целью их путешествия оказалось государство, о котором Конан услышал впервые в жизни. Собственно говоря, оно даже не было обозначено ни на одной карте, из тех, которые киммерийцу довелось видеть. Страна, территорию которой можно проехать из конца в конец и обратно в течение одного дня, со всех сторон окруженная землями Аргоса, но, тем не менее, упорно продолжающая считать себя самостоятельной. Как во всяком уважающем себя государстве там был королевский двор, армия, состоящая из нескольких десятков человек, там издавались законы и отправляли послов в различные государства Подлунного мира. В столице находились храмы, различные общественные заведения и даже библиотека, пышно именуемая Сокровищницей Знаний.
Последний из посетителей, который пострадал от меткости метательницы кувшинов, нанес северянину визит. Он назвался Мохсендаром, придворным советником и заявил, что ему надлежит рассказать высокому гостю о государстве, которое является целью их поездки. Особенно он остановился на законах, выполнением которых ни в коем случае не следует пренебрегать.
Категорически, под страхом вечной ссылки на Остров Серого камня, запрещалось стоять на одной ноге, обратившись лицом в сторону королевского дворца. Никому ни при каких обстоятельствах не позволялось расчесывать гривы лошадей и тем более заплетать их в косички после захода солнца. Также не разрешалось кормить священного водяного ящера, обитающего в бассейне храма Иуриана, повелителя омутов и водоворотов, переспелыми фруктами желтого цвета…
Вскоре от перечисления запретов один нелепее другого, Конан начал испытывать желание разбить первый попавшийся сосуд о голову любезного Мохсендара, чтобы прекратить этот бесконечный поток речей. Окажись на месте Конана человек, водящий более тесную дружбу с книжными науками, он бы, в конце концов, задался вопросом: кто из двоих присутствующих начисто лишен рассудка. Но прямодушному киммерийцу ситуация представлялась яснее ясного: он едет в местность, жителей которой поразило повальное слабоумие. А так как слабоумными вполне может править монарх, страдающий тем же недугом, то тогда становится понятно почему за невероятно легкое поручение обещают заплатить так неоправданно много.
Интересно, подумал Конан, растягиваясь на шелковых подушках во весь свой могучий рост, если такая цена обещана за то, чтобы он выловил из дальних покоев пару заблудившихся воришек или прогнал из кладовки обосновавшегося там бездомного пса, то какие деньги он мог бы получить за настоящую работу?
* * *
Наконец, переехав низенький полукруглый мостик из светлого ажурного камня, они оказались в местности, название которого переводится на многие языки как Край Медного Нарцисса.
Путь до королевского дворца занял не так много времени. Сперва по обе стороны от дороги, мощеной полупрозрачными дымчато-серыми плитами, расстилались бесконечные розовые сады. Казалось, кусты и целые деревья, усыпанные пурпурными цветами всех форм и оттенков, никогда не закончатся. Но когда солнце только начало клониться к горизонту, их сменили плантации шелкового дерева. Листья этого невзрачного на вид растения представляют собой излюбленную пищу полосатых гусениц, способных извергать из себя нити, тонкие настолько, что едва уловимы человеческим глазом и не знают себе равных по прочности. В древней легенде говорится, что однажды в сеть, сплетенную из таких нитей, попался кракен и ему понадобилось довольно много времени, чтобы освободиться…
Дворец не произвел на северянина никакого впечатления. Там было все, чему положено наличествовать в резиденции коронованной особы — башенки, многоцветные витражи, изготовленные кхитайскими мастерами, парадная лестница, украшенная гобеленами, изображавшими горы битой дичи и батальные сцены. Как будто строители руководствовались одним желанием возвести дворец, который был бы не хуже всех прочих.
Зал, куда провели Конана беспрестанно кланяющиеся слуги, одежду которых составляли короткие юбочки и нечто вроде полосатых воротников, отличался от всех прочих. Стены, пол и потолок были искусно выложены узорами из небесного камня. Один кусочек минерала, цвет которого был подобен небу середины лета в безоблачный день, стоил больше, чем куча золота величиной с немедийского охотничьего пса.
Единственной мебелью здесь был овальный столик на одной ножке и довольно изящное кресло, целиком вырезанные из молочно-белого камня, взглянув на который, так и хотелось до него дотронуться.
Конан отвернулся чтобы полюбоваться окном, составленным из множества тончайших пластинок горного хрусталя с вырезанным на них непонятным орнаментом. Но не успел варвар как следует разглядеть эту диковину, как за спиной его раздался голос:
— Значит, вы и есть Конан из Киммерии?
Северянин стремительно оглянулся. В кресле, которое пустовало несколько мгновений назад, сидела старая, очень старая женщина в просторных одеждах из ярко-синего шелка. Но, несмотря на, безо всякого сомнения, почтенный возраст, голос хозяйки звучал как у двадцатилетней, а в маленьких черных глазках было больше огня и живости чем у многих, только переступивших порог юности. Более того, несмотря на то, что кожа ее напоминала фрукт, высохший на солнце, осанка сидящей перед Конаном женщины была исполнена грации и достоинства.
Северянин пребывал в полном изумлении. Он не слышал ни малейшего шума — ни шороха ткани, ни даже самого легкого вздоха, шума, который невольно издает любой человек, не являющийся бесплотным призраком. Конан изобразил вежливый поклон, решив показать, что хорошие манеры и уважение к старшим не чужды ему. Женщина, которую он даже мысленно не решился бы назвать старухой, благосклонно кивнула ему ь ответ на приветствие и сразу же перешла к делу, чем еще больше привела северянина в изумление.
— Мы позвали вас как воина, равного которому нет на свете и как человека, который может пробраться туда, куда не проникнет никто и невредимым вернуться назад. Мы просим вас о помощи, Конан из Киммерии и готовы щедро вознаградить вас.
— Я готов, почтеннейшая, — произнес варвар, тщетно пытаясь сообразить, каким же образом смогла проникнуть в зал его собеседница, — за достойное вознаграждение.
— Оно не разочарует вас, — ответила та с едва заметной улыбкой. — Прошу вас, подойдите к этому столику. Взгляните вот сюда.
На поверхности из отполированного молочно-белого камня, которая до сих пор была совершенно гладкой, теперь прямо на глазах удивленного киммерийца одна за другой появлялись светящиеся золотистые линии, которые разбегались во всех направлениях, пересекаясь и образуя светящиеся пятна. Это была карта: приглядевшись, северянин узнал реку Хорот, границу с Зингарой и Рабирийские горы. А вот и границы края, куда его занесло по воле случая. Разумеется: по этой дороге они ехали сегодня утром, этот значок не может обозначать ничего кроме королевского дворца, где он сейчас находится…
— Взгляните немного правее, — снова раздался голос странной женщины. Это озеро мы называем Океаном Росы. Создавая мир из лепестков медного нарцисса, богиня Амитис уронила на землю каплю росы с одного из священных цветов. Тот, кто удостоится чести выкупаться в водах этого озера, обретет мудрость, также ему откроется возможность прозревать истинную суть вещей… но в том случае, если он сам возжаждет этого всей душой…
— Вы говорили, что вам требуется помощь, — осторожно заметил Конан, опасаясь, как бы собеседница не обрушила на него потоки сведений, безусловно, интересных, но не имеющих никакого отношения к делу, которое послужило причиной его необычного путешествия.
— Верно, терпение — удел старости, молодым свойственно безоглядно стремиться вперед, — согласилась женщина с немного печальной улыбкой. — Видите пятнышко посреди озера, на этом острове находится Дворец Тысячи Комнат. Он служит не для жилья и пустует почти все время кроме нескольких дней в году. Когда созвездия выстраиваются на небе определенным образом, во дворце проводятся исключительно важные обряды. Мы должны заручиться милостью богов на весь следующий год, ведь от этого зависит благополучие нашего государства, а также равновесие между добром и злом всюду, куда достигает солнечный свет… В такие дни жизнь снова возвращается в древние стены; весь двор переезжает туда и живет несколько дней до благополучного завершения того, что предписано древними обычаями. Никто и ничто не должно помешать происходящему там. Совершив то, что должно, все снова возвращаются сюда, в Розовый Сад, а дворец Тысячи Комнат остается на попечении нескольких хранителей… Но недавно в пустующем дворце поселилось зло. Вы должны изгнать его до наступления следующего новолуния иначе неисчислимые беды обрушатся на мир…
— Простите, что прерываю вас, многоуважаемая, — осторожно перебил Конан, в душе которого пробудились подозрения, не стал ли он жертвой обыкновенной подозрительности, к несчастью, поражающей многих, доживших до столь преклонных лет. — О какого рода зле вы говорите?
— О том, справиться с которым может только непобедимый воин, отмеченный самими богами. — Голос старой женщины обрел необычайную силу и звучность, казалось, он заполнил собой все пространство зала, отражаясь от его стен и потолка. — Тот, чья судьба исполнена удивительных и замечательных событий, тот, кому суждено испытать многое…
Конан попытался возразить, что по всей вероятности уважаемая заказчица перепутала его с каким-нибудь полубогом из легенды. Разумеется, он сделает то, о чем его просят, но он не обладает теми способностями, которые ему приписывают. Но необычная женщина прервала его величественным жестом.
— Итак, я вижу, вы согласны помочь нам. Не позднее ближайшего новолуния дворец должен быть готов для церемоний, а пока что прошу вас быть моим гостем. Вам покажут ваши покои.
Варвар невольно обернулся в том направлении, куда указала рукой удивительная женщина. Там медленно открывались двери и несколько слуг почтительно кланялись ему. Обернувшись, чтобы отдать прощальный поклон, Конан с изумлением обнаружил, что зала снова пуста. Ни хозяйки, только что восседавшей в кресле из белого камня, ни карты из светящихся линий на крышке столика. Чтобы хоть немного восстановить присутствие духа, варвар проворчал себе под нос неразборчивую фразу насчет того, что все женщины независимо от возраста и сословия одинаково пренебрегают той простой истиной, что к серьезному делу надо готовиться заранее, а не суетится подобно тому, как угорелая кошка мечется в поисках двери.
* * *
Покои, которые отвели киммерийцу, были обставлены с поистине королевской роскошью. Воздав должное кровати под балдахином, на которой запросто могло бы уместиться пять человек не отличающиеся худобой и изящным сложением, а также изысканным яствам и ванне из белоснежного мрамора, наполненной водой, по поверхности которой плавало множество розовых лепестков, простодушный варвар начал думать, что в жизни аристократа имеются свои, весьма существенные достоинства.
Но сначала, едва двери из темного благоухающего дерева закрылись за ним, северянин внимательно обследовал комнаты, высматривая, не притаился ли в каком-нибудь углу какой-нибудь малоприятный сюрприз. Не то, чтобы он питал какие-либо подозрения или дело, в которое его вовлекли, не внушало ему доверия, просто он привык доверять исключительно тому, в чем удостоверился самолично. А незнакомые помещения, даже если они находятся в королевском дворце, доверия у него не вызывали.
Но никаких свидетельств коварства хозяев он не обнаружил. Необычайно чуткая интуиция, сравнимая разве что с инстинктами хищного зверя, тоже оставалась спокойной. Единственное, что открылось его внимательному взору, были дырочки для подглядывания, которые кто-то не в меру любопытный проделал в глазах устрашающего вида кракена, украшающего гобелен, висящий прямо напротив кровати.
Что ж, он способен ценить шутку и в свою очередь тоже не прочь пошутить… Все время, при всей кажущейся беспечности, варвар украдкой не спускал глаза с продырявленного гобелена подобно кошке, которая лениво прикрыв глаза, делает вид, что не замечает резвящихся рядом птичек. И вот ближе к вечеру, когда северянин лакомился сочными персиками, которые ему доставили в огромной корзине, сплетенной из тончайших позолоченных прутиков, его терпение было вознаграждено. Глаза морского чудовища, еще недавно представляющие собой черные провалы, вдруг обрели поразительное сходство с человеческими. Выплюнув косточку абрикоса, варвар метким щелчком направил ее прямо в неведомого шпиона, чтобы раз и навсегда лишить того желания подглядывать.
За гобеленом раздался жалобный вскрик, что-то тяжелое шлепнулось об пол. Желая посмотреть, кого настигло его справедливое возмездие, Конан заглянул за гобелен, но не увидел ничего кроме стены с двумя просверленными в ней дырочками. Стремительно выскочив в коридор, варвар увидел лишь темный силуэт, удаляющийся по замысловатой кривой. Жалость и угрызения совести не нарушили спокойствие киммерийца: он же не приглашал этого любопытного подглядывать за ним, пусть теперь пожинает плоды своего поступка.
* * *
Прошло полдня, а затем еще день, полный лени и безмятежного отдыха. На рассвете следующего дня, когда варвар уже начал думать, что дело, которое именовалось важным и срочным, разрешилось само собой, в дверь к нему вежливо постучали. Это оказался уже знакомый Конану Мохсендар, который всю дорогу донимал его рассказами о диковинных местных обычаях. Сегодня худенький низкорослый человечек, вид которого неизменно вызывал у северянина улыбку, был преисполнен необычайной серьезности. Волосы, заплетенные во множество коротких косичек, были прижаты узким обручем из золотистого металла, отполированным до зеркального блеска. Такие же сверкающие пластины украшали его одежду.
— День настал, господин Конан! — торжественно произнес он, — сегодня мы отправимся и очистим священный дворец от зла!
— Почему это «мы»? — проворчал в ответ рассерженный варвар, — такого уговора не было; я делаю все один и не нуждаюсь в помощниках!
— Королева считает, что вам будет необходим проводник, которому известен безопасный путь через дворцовые покои и который не даст вам заблудиться…
— Вы что, и в самом деле думаете, что я способен заблудиться в каком-то так дворце? — голос Конана стал напоминать рычание пещерного саблезубого медведя, встречи с которым опасаются даже те, кто прожил всю жизнь в горах Киммерии.
— Это особенный дворец, — ответил тот, продолжая невозмутимо смотреть в лицо разгневанного северянина. — Лишь немногие посвящены в тайну расположения его покоев, не говоря о прочих постройках. Поверьте, я буду вам очень полезен, а мое присутствие и скромная помощь вовсе не умалят вашей славы.
— Так уж и быть, — снисходительно процедил северянин сквозь зубы, — отправимся туда вдвоем.
— Не совсем так: по приказу королевы нас будет сопровождать отряд дворцовой охраны. Неизвестно, с чем нам доведется встретиться; истории известно немало случаев, когда даже несравненных качеств героя, по праву носящего это имя, оказывалось недостаточно…
— Если это будут те, кто был с нами по пути сюда, то я, пожалуй, не против. В конце концов, помощники могут оказаться не лишними.
— Увы, славнейший господин Конан, те, кого вы изволили упомянуть, отправлены с другим получением. С нами пойдет десяток самых лучших дворцовых стражей. Таков приказ королевы и мы не вправе его ослушаться. Вы ведь не хотите, чтобы на меня обрушился ее гнев?
* * *
Большая низко сидящая на воде лодка бесшумно скользила по зеркальной глади озера. В лучах утреннего солнца озеро, берега которого поросли вековым лесом и вправду напоминало каплю росы, лежащую в чаше из нежной зелени или глаз, обрамленный пушистыми ресницами. Остров, к которому они направлялись, виднелся на горизонте лишь крохотным пятнышком.
Стражники в причудливых кожаных доспехах, украшенных золотыми пластинами с изображениями длиннохвостой черепахи, гребли, стараясь поднимать как можно меньше шума. Конан, устроившись на корме, поглядывал по сторонам с кажущейся беззаботностью и ленивой грацией хищного зверя. Он не тратил понапрасну силы на то, чтобы попытаться угадать, что приготовила ему судьба и чем обернется для него сегодняшний день. Самое главное известно и так: его ждет приключение, хорошая драка и не менее хорошее вознаграждение за сегодняшнюю прогулку. Может быть, там во дворце и красивые женщины найдутся, как же без них? А нет — тоже невелика печаль: когда он вернется в Шадизар, то сумеет развлечься как следует.
Разумеется, от взгляда северянина не укрылось, что спутникам внушает нешуточный страх нечто, обитающее в глубинах озера. Но пока что все спокойно и к тому же некоторым свойственно приходить в ужас от вида собственной тени.
Мохсендар, присев рядом с киммерийцем на пушистой шкуре зингарского пардуса продолжал вполголоса рассказывать о том месте, куда они направлялись.
— Как вам, без сомнения, уже поведали, в этом дворце никто постоянно не живет; он никогда не служил резиденцией ни одному из монархов, восседавших на Лунном троне с самого начала времен. Тем не менее, каждая из коронованных особ, имеет там свои апартаменты. В покоях все заботливо сохраняется в том виде, как было при жизни хозяина. Мы верим, что на время ежегодных церемоний духи почивших монархов возвращаются в наш мир и обитают в своих апартаментах во Дворце Тысячи Комнат. Я содрогаюсь от мысли, что они вернутся и узнают, что обряды не могут состояться. Между нами говоря, многие из коронованных особ, ушедших на ту сторону великой реки, не отличались кротостью и добрым нравом…
— Вы можете просто сказать мне, что там стряслось? — непочтительно перебил его варвар, который начал чувствовать, что еще немного й он намертво увязнет в этой паутине вкрадчивых речей. Кроме того, он был все еще сердит на то, что его слишком поторопили, да еще и навязали в спутники каких-то безмозглых стражников, только и годных для того, чтобы изображать статуи у дверей в туалетную комнату.
— Ужасное чудовище проникло в священный дворец, — печально покачал головой Мохсендар, понизив голос до трагического шепота. — Придворные, посланные удостовериться, что все совершается согласно обычаям и подготовить дворец к ежегодным церемониям, бесследно исчезли. Нет, они не могли заблудиться; все с раннего детства состоят на придворной службе и знают Священный дворец лучше, чем расположение комнат в собственном доме. Слуги, почти все, были растерзаны и сожраны прямо в залах дворца. От королевского мага, который вознамерился навести порядок, остался лишь клочок мантии. Из нескольких отрядов стражи, посланных во дворец, не вернулся ни один человек. Единственный почтовый голубь, посланный самым первым отрядом, принес известие, что следы кровожадного чудовища обнаружены и что доблестные воины преследуют его. Но это послание оказалось единственным… О боги, церемонии должны начаться через несколько дней, а еще ничего не готово!
— Почему бы в таком случае не провести эти ваши церемонии где-нибудь в другом месте? — поинтересовался простодушный варвар. — Если нет золотой посуды — едят из глиняной! И почему вы все время шепчете?
— Сотворить все, что требуется вне стен дворца совершенно невозможно, господин Конан, совершенно невозможно. Помимо всех исключительно важных причин имеется особо значимая. В лазурном зале хранится бирюзовая корона, выточенная из одного куска. Как вам без сомнения известно, этот изумительный камень родился из костей умерших от любви. Бирюзовая корона когда-то была черепом лазурного единорога, который увидел прекрасную Арброзию… Все эти дни корону должен носить старший из представителей королевского дома. Это своего рода благословение и ниспослание мудрости в государственных делах на весь год.
— Да что вы шипите как заморанский уж на змеиной свадьбе? — возвысил голос северянин, который продолжал пребывать не в самом лучшем расположении духа.
— Умоляю вас, тише! Воды этого озера таят в себе немало опасностей. После гибели королевского мага никто не может усмирить созданий, обитающих в его глубине и не позволяющих приблизиться к острову никому, кто бы не владел особым секретом.
— Подождите, вы хотите сказать, что мы плывем на свой страх и риск?
— Увы, это так, а еще уповая на милость богов. Совершенно верно, мы в большой опасности, но государственные интересы значат гораздо больше, чем жизнь кого-то из нас. Что же касается вас, господин Конан, то вознаграждение должно послужить для вас достаточным доводом, чтобы идти на некоторый риск… Будем надеяться, что нам удастся проплыть, не потревожив Живую Нить. Это поистине ужасное существо, созданное магией, от него никто еще не смог спастись… О боги, нет!
Не успел он договорить, как из прозрачной глубины в облаках брызг взметнулось нечто напоминающее веревку. Но эта веревка в отличие от всех прочих была оснащена множеством мелких без сомнения острых коготков и отвратительных ярко-алых присосок. Тугая петля моментально обхватила плечи одного из стражей и рванула его прочь. Его соседи, которые схватили своего товарища, удерживая его в лодке, не намного помогли; острые коготки впились в тело несчастного, а присоски начали свою омерзительную работу. Короткие причудливо изогнутые мечи, одним из которых на глазах Конана незадолго до того перерубили шелковый платок, плавающий по поверхности дворцового прудика, не могли причинить кошмарному пришельцу никакого вреда.
Варвар молниеносно выхватил меч, все время путешествия праздно пролежавший в ножнах и одним прыжком преодолел расстояние в несколько шагов. Оружие, выкованное из стали древних атлантов, за несколько мгновений превратило кровожадную веревку во множество отчаянно извивающихся обрубков.
Едва путешественники с облегчением вздохнули, как с другой стороны лодки начало подниматься что-то похожее на громадный клубок тины. Правда, с небольшой разницей — у этого клубка имелось множество круглых выпученных глаз, с ненавистью взирающих на людей и широкая пасть с зубами, похожими на изогнутые иглы. Под взглядом непонятного существа все тут же замерли, не чувствуя себя в силах даже пошевелиться. Все, но только не Конан, которому за свою жизнь случалось бывать и в более опасных переделках. Не теряя времени, он схватил одного из стражей и подставил под солнечные лучи золотую пластину, нашитую спереди на его доспехи. Луч отразился от полированной поверхности, упал на подводное чудовище и сразу же на месте одного из его глаз задымилась глубокая дыра. С пронзительным визгом, от которого у всех присутствующих заложило уши, чудовище скрылось в озере.
Дальнейший путь к острову прошел благополучно и путешественники уже начали надеяться, что самые большие опасности остались позади. Но когда лодка оказалась на прибрежном мелководье и до берега, казалось, было подать рукой, прямо под самым днищем что-то зашевелилось. Из воды поднялось множество тоненьких стебельков, которые, стремительно удлиняясь, начали проворно оплетать лодку и всех, кто там находился. Острое железо с легкостью могло с ними справиться, но на месте каждого срезанного стебелька тут же вырастало не менее десятка. Стражи, в панике выпрыгнувшие за борт, отчаянно крича, барахтались, пытаясь выбраться из живой сети, которая тянула их под воду, прижимая к самому дну. Лишь двое сохранили присутствие духа — Конан и придворный советник Мохсендар. Не сговариваясь, они одновременно поставили под солнечные лучи один — полированную золотую пластинку, другой — один из валявшихся в лодке щитов и сделали так, чтобы светящееся пятно упало в самую гущу оживших водорослей. От хищных растений повалили клубы бледно-зеленого пара и часть из них завяла, превратившись в подобие грязно-коричневой губки, безвольно колыхающейся на поверхности воды. Те из стебельков, которых не коснулся губительный огонь, попрятались под воду так же неожиданно, как и появились.
* * *
Не успев ступить за дворцовые ворота, отряд уже уменьшился на одного человека. Стражник, дольше остальных побывавший в смертельных объятиях Живой Нити, не дотянул даже до берега. Жизнь покинула его, когда все пытались справиться с беснующимися водорослями. Стражи делали все возможное, чтобы не смотреть на то, что осталось от их товарища. То, что еще недавно было молодым полным сил мужчиной, стало уродливым подобием раздутого винного бурдюка. Несчастного завалили камнями и оставили на морском берегу, клятвенно пообещав вернуться и устроить ему достойное погребение.
Парадные ворота оказались заперты, поэтому Мохсендар повел отряд вдоль береговой линии и вскоре они оказались перед низенькой дверцей, еле заметной в толще стены. На двери не было ни ручки, ни замочной скважины, но стоило Мохсендару приложить к гладкой черной поверхности золотую пластинку, висевшую у него на груди, как гладкая каменная пластина медленно отъехала в сторону.
Более необычного сада Конану еще не случалось видеть. Там были прекрасные цветущие деревья, клумбы и тщательно ухоженные лужайки. Через крохотный прудик был перекинут ажурный мост, который пересекал водоем не прямо, а причудливым зигзагом, образуя несколько поворотов. На каждом повороте стояла изящная беседка, поместиться в которой смог бы лишь ребенок, которому исполнилось не более года.
В отличие от всех прочих садов, этот был разделен насыпями, наверху каждой находилась выложенная разноцветными камнями дорожка. Будь Конан один, он бы долго терялся в догадках, для чего понадобилось превращать сад в подобие загона для домашней скотины.
Мохсендар сделал несколько шагов вдоль стены, уверенно свернул в сторону, раздвинув кусты, покрытые желтоватыми цветами с одуряющее-сладким ароматом, и молча указал на узкую лестницу, проделанную в толще одной из насыпей.
Поднявшись на дорожку, северянин поразился, насколько другим увидел он теперь место, которое он только что покинул. Деревья, которые возвышались теперь лишь наполовину своего роста, казались аккуратными кустарниками, цветы на клумбах сложились в узор подобный тому, который можно видеть на коврах, сотканных иранистанскими мастерицами, прудик чудесным образом превратился в силуэт летящей птицы.
— Этот сад — произведение великого мастера, равных которому нет и не будет, — продолжал нашептывать киммерийцу на ухо Мохсендар. Сорок три дня провел он на верхушке дерева, стоящего на вершине самой высокой горы королевства, обдумывая свой замысел. После этого он уединился в своих апартаментах и никто, включая особ королевской крови, не имел права тревожить его. Слуги ставили под дверь его комнаты подносы с едой и кхитайскими благовониями, аромат которых пробуждает фантазию. Когда сад был готов, король Ясин Шестой спросил, может ли он создать что-нибудь прекраснее, чем этот сад. Да, — сказал мастер, я чувствую в себе силы создать множество прекрасных садов, которые украсят мир. Хорошо, — сказал король, я желаю оказать тебе особую честь, прими это кольцо из моих рук… Амальгарус, так звали мастера садов, умер вечером того же дня, сраженный неведомой болезнью. Его величество Ясин Шестой не мог потерпеть, чтобы кто-то другой владел чем-то лучше того, что принадлежит ему…
— Скажите-ка мне лучше, есть ли здесь ловушки от непрошенных гостей или они расставлены только во дворце? — снова невежливо перебил его варвар. — Что-то все слишком легко у нас получается.
— Разумеется, есть, бесстрашный господин Конан, на каждом шагу, — ответил ему Мохсендар, чуть изогнув губы в придворной улыбке. — Мы как раз миновали одну из них. А теперь прошу вас пропустить меня вперед. Да, так и есть… Внимательно смотрите, на какие камни я наступаю, и ступайте точно по моим следам.
Конан при всей своей неистовой храбрости был вовсе не из тех, кто находит удовольствие в том, чтобы бездумно рисковать жизнью. Этот человек знает, о чем говорит, почему бы не послушать разумного совета? Поэтому могучий северянин выполнил требуемое с грацией снежного барса, обитающего в горах Северной Киммерии, ни разу не сбившись и наступая точно на нужный камушек, каким бы маленьким тот ни оказался.
Стражи последовали его примеру; все, кроме последнего, который нечаянно споткнулся и наступил не на желтую треугольную плитку, а немного рядом. В тот же миг целый кусок насыпи перевернулся как неплотно положенная крышка котла и отъехал в сторону. Не успев даже крикнуть, злосчастный юноша рухнул в яму, из которой торчали острые железные колья. Зоркие глаза варвара различили груду костей, виднеющуюся в самом низу. Участок тропинки вернулся на свое место, скрыв от глаз путешественников ужасное зрелище. Благородный варвар рванулся, было туда, но советник почтительно, но довольно настойчиво удержал его.
— Ему уже не помочь, бесстрашный господин Конан: колья намазаны ядом змеиного дерева. Чтобы человека настигла мгновенная смерть, достаточно лишь небольшой царапины… Надеюсь, теперь вы не жалеете, что позволили мне сопровождать вас?
* * *
Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом, когда они достигли, наконец, дворцовой лестницы. Ступени ее, казалось, были предназначены для великанов; даже Конана, который намного превосходил большинство людей ростом и телосложением, неожиданно посетили воспоминания из раннего детства. Он в отцовском доме, старается залезть на широкую лавку, сколоченную еще прадедом. Отец смотрит на него, но не торопится подсадить и жестом останавливает мать… Он становится на цыпочки, чтобы заглянуть, что лежит на столе…
Спутники Конана с большим трудом преодолевали ступеньку за ступенькой. То, что представляло собой трудность для него, для малорослых уроженцев Края Медного Нарцисса оказалось почти что непосильной задачей. Стражи подсаживали друг друга, карабкались друг другу на спины как дети, которые вознамерились проникнуть в соседский сад.
— Эта лестница построена для всадников, — пояснил северянину Мохсендар, которого тот легко переставил на ступеньку выше. — Прадед его величества, которого боги не отметили высоким ростом и крепким здоровьем, предпочитал большую часть времени проводить в седле. Он возжелал даже во дворце пользоваться исключительно таким способом передвижения, но его августейшая супруга воспротивилась и его величеству пришлось довольствоваться парадными носилками.
— Неужели нет более удобного пути? — недовольно поинтересовался варвар. — Не можем же мы копаться тут целый день.
— Мне известны четыре потайных хода, — ответил ему советник, преодолевая еще одну ступеньку. — Сколько их на самом деле, не знает никто. Дело в том, что мне неизвестно, какие сюрпризы могут поджидать там непрошенных гостей. Даже мне, выросшему в Священном дворце, не могут быть ведомы все его тайны.
Конан немного удивился когда, вместо того, чтобы войти в одну из гостеприимно распахнутых створок двери, они свернули в сторону.
— Самый короткий путь далеко не всегда является самым верным, — важно произнес Мохсендар. Мы войдем с другой стороны, через Ползающие Дворы… и да помогут нам боги!
Объяснения были излишни: пройдя мимо парадного входя, откуда, несмотря на жаркую летнюю погоду, тянуло холодом и сыростью, Конан ощутил, как из темноты на него веет ужасом, способным заледенить кровь даже самого храброго человека. В дворцовом вестибюле находилось нечто такое, встречи с Чем лучше избежать. Тем более что это было вовсе не то зло, о котором упоминала высокородная заказчица и о котором так настойчиво напоминал не в меру болтливый советник.
— Охранный дух, созданный одним из величайших магов прошлого, вышел из повиновения, — снова пояснил вполголоса советник. — Он не может покинуть это помещение, но уничтожит всякого, кто будет настолько безрассуден, чтобы войти туда. Неважно кто будет перед ним — слуга, стражник или особа королевской крови. Поэтому на заседании Королевского совета было решено оставить все как есть. С той стороны дверь в вестибюль заложена особым заговоренным камнем…
— Лучше расскажите мне, о каких еще ползающих дворах вы упоминали? — перебил его Конан, от всей души сожалея, что не может встретиться с магом, который нагородил вокруг дворца все эти смертоносные головоломки. Воспитанные с детства взгляды уроженца Северной Киммерии и опыт самого знаменитого вора Шaдизара пробудили в нем сильнейший гнев против подобного коварства. Но что толку обращать свой гнев против того, кто умер много лет назад? Поэтому Конан благоразумно предпочел вслушиваться в восторженные речи своего проводника. Мохсендар восхищался Священным дворцом так, будто тот был построен специально для него или как будто все начиняющие его загадки и ловушки были плодом его разума.
— Ползающие дворы были построены очень давно, при Наимасане Разумном, — охотно откликнулся собеседник. — Это своего рода символ вечного движения и обновления мира. Мудрецы древности считали, что те, кто проведет некоторое время в подобном месте, преисполнится вселенской гармонии… Только они могут не отпустить нас, пока сами не захотят! — закончил он с некоторым страхом. — Ползающие дворы обладают собственным разумом; если они сочтут, что нашим душам недостает единения с вселенской гармонией… Сейчас вы все увидите своими глазами… только бы они сегодня не захотели загадывать нам свои загадки!
Тем временем путешественники приблизились к довольно высокому забору, сделанному из аккуратно связанных между собой стеблей тростника. Пройдя в низкую калитку, они оказались в небольшом пространстве, огороженном забором со всех сторон. Здесь ничего не было — только серая пыльная земля, на которой для чего-то провели множество волнистых линий, каждая из которых повторяла узор другой, немного его сглаживая. Напротив виднелся проход, через который они попали в следующий двор, потом еще в один… Дворы были похожи между собой, даже примерно одинаковой величины, но в то же время в каждом было что-то, отличающее его от всех прочих. Посреди одного лежало несколько круглых желтоватых камней, похожих на головы великанов, в углу другого виднелся крохотный прудик.
Вскоре всем начало казаться, что они провели в этом странном месте, по меньшей мере, несколько лет и проведут здесь всю оставшуюся жизнь. Когда один из стражей случайно наткнулся на мелкую монету, которую выронил несколько дворов назад, путешественники заметно пали духом.
Они устроились на отдых в одном из дворов, посреди которого стояла арка из ослепительно-белого резного камня. Мохсендар, устроившись поодаль, принялся что-то чертить на земле. Бесшумно приблизившись, Конан увидел перед собой не что иное, как план какого-то помещения.
Занимаясь ремеслом охотника за ценностями, он навидался таких рисунков более чем достаточно. Знания, полученные в городе воров, а также необычайно острая интуиция и варварская хитрость подсказали киммерийцу то, что с его точки зрения было более чем очевидно.
— Вот здесь должна быть дверь. — И, протянув руку через плечо испуганно подпрыгнувшего советника, Конан стер пальцем кусочек одной из линий. — Это что за план, дворцовые покои?
— Нет, — ответил Мохсендар, с трудом оправившись от испуга. — Я пытаюсь воспроизвести по памяти расположение Ползающих Дворов. Хотя я прекрасно понимаю, что любые попытки обречены на неудачу: дворы изменяются по своему усмотрению подобно облакам в ветреный день… Дверь? Мы только что миновали этот двор, там находился пустующий постамент с надписью «идеальный человек» на одном из древних офирских диалектов. Но там не было иных проходов кроме тех, двух, которыми мы воспользовались.
— Сейчас посмотрим, — улыбнулся ему Конан. — А если прохода и вправду там не окажется — сделаем его сами!
— Как можно, господин Конан, — забормотал вконец перепуганный советник. — Гнев богов падет на наши головы…
— Главное — цель, а цель у нас священная, — повторил хитроумный северянин случайно услышанные слова одного странствующего жреца.
Хитрость возымела действие и отряд вернулся во двор, где должна была отыскаться нужная дверь. Правда, то дороге туда, им пришлось пересечь только три неправильных прямоугольника, огороженных тростниковым забором, теперь же они миновали шесть. Откуда появилось еще три двора, так и осталось загадкой.
Внимательно осмотрев нужную стену, варвар заметил, что на одном ее участке веревка, связывающая высохшие желтоватые стебли, немного отличалась по цвету и была менее истрепанной, чем та, которая удерживала тростник на остальном пространстве стены… Не тратя времени на лишние разговоры, Конан уперся в стену плечом. Несколько пучков тростника тотчас же вывалились на ту сторону, открыв изумленным взорам уже начавшим терять надежду путешественников дорогу, ведущую прямо к дворцу. Небрежно пожав могучими плечами в ответ на хор восторженных голосов, северянин направился вперед по шестиугольным бледно-зеленым плиткам. Когда последний из стражей выбрался из пролома и они отошли от коварных дворов на довольно большое расстояние, любознательный варвар уступил внезапно возникшему желанию и оглянулся назад. Ограда снова была целой; от дыры, через которую они только что пролезли, не осталось и следа.
* * *
Через одну из дверей, предназначенных для прислуги, они попали сперва в коридорчик, завешанный гобеленами, а затем в один из залов анфилады первого этажа. Несмотря на то, что снаружи царил нестерпимый зной, здесь было прохладно как в глубоком подземелье. Окна, забранные ажурными решетками, искусно выточенными из светлого камня, не позволяли солнцу проникнуть вовнутрь. Время от времени по залам со звуком, напоминающим еле различимый шепот множества голосов, проносился холодный сквозняк, заставляя шевелиться занавески, колыхаться драпировки на стенах и сжиматься сердца путешественников от неясных, но весьма недобрых предчувствий.
Конан в отличие от остальных, не отвлекался на подобные пустяки, хотя он, как и все прочие, напряженно вглядывался и вслушивался, готовый встретить любую опасность. Но ничего, что было бы воспринято им как сигнал тревоги, северянин не ощутил; магией здесь тоже не пахло. Небрежно окинув взглядом интерьер дворцовых покоев, варвар мысленно отметил следы некоторого запустения. То тут, то там на поверхности драгоценной мебели или на крышке мозаичного столика можно было увидеть легкий налет пыли, рамы картин и длинного узкого зеркала носили на себе следы сырости, цветы в расписной кхитайской вазе бессильно повесили головки.
Советник на каждом шагу успешно подтверждал свою репутацию знатока Священного дворца. В первом из залов он нажал в одному ему известном порядке несколько кусочков мозаики на полу, в следующем повернул в другую сторону хвост собаки из барельефа, изображающего сцену удачной охоты… Некоторые из ловушек Конан успевал заметить за несколько мгновений до того, как Мохсендар подходил к ним, чтобы привести их в бездействие, некоторые даже для него были в новинку.
Сначала все шло гладко, пока в зале с витыми колоннам из матового зеленого камня не произошло нечто неожиданное. Не успели они ступить на мозаичный паркет солнечного дерева, как стрела в несколько раз длиннее и тяжелее обычной со свистом выскочила из потайного отверстия и пригвоздила к стене самого молодого из стражей, который немного выдвинулся вперед, пытаясь разглядеть портрет темнокожей женщины, висевший напротив входа. Механизм, которым не пользовались более ста лет, сработал по совершенно непонятной причине. Нет, следов колдовства здесь не ощущалось, зато присутствовал явственный запах мускуса, но не такого, каким пользуются султанапурские красавицы, чтобы завоевать сердце мужчины, а совсем другой, с пряным горьковатым оттенком дикого зверя…
* * *
Еще двоих отряд стражей потерял на втором этаже, в зале, который известен под названием зала двух сестер. Вездесущий советник успел рассказать Конану, что такое название было дано в честь двух принцесс, которые прервали нить жизни друг друга, не поделив между собой сердце юноши, вероломно испытывающего склонность к ним обеим. Черная и белая плиты, виднеющиеся на полу по обе стороны от широкой полосы, украшенной мозаичным изображением офирского чертополоха, — пояснил Мохсендар, — символизируют сестер, не пожелавших помириться даже после смерти.
Ничего не предвещало опасности, но, стоило одному из стражей ступить на узорную мозаичную полоску, проходящую вдоль всего зала, как принцессы поступили на удивление дружно. Распавшись на две части, полоска ушла из под ног юноши, открыв зловещий провал. Каменные квадратики, которыми был выложен пол в центральной части зала, вдруг встали дыбом подобно торосам на северной реке, когда холод снова вступает в свои права после небольшой оттепели. Страж рухнул, было, вниз, но успел схватиться за край и повис на нем, умоляюще глядя на остальных.
Второй бросился выручать его, но одна из плит под ним покачнулась и тот рухнул прямо на своего товарища, увлекая его вниз и падая следом за ним. Крики их замерли глубоко внизу.
— Нет, этого не может быть, — прошептал Мохсендар, становясь белее офирского мрамора. — Эти ловушки не работают; я сам, своими глазами видел, как их остановили навсегда.
Но это был еще не конец. Голова стоящей напротив входа статуи, изображающей молодую женщину с зеркалом, начала медленно поворачиваться, пока не застыла в немыслимом для\' живого человека положении.
Все замерли, пораженные жутким зрелищем, но тут Конан, слух которого был во много раз более чутким, чем у любого другого человека, удивленно поднял голову к потолку. На них медленно и неотвратимо спускался потолок. Точнее говоря, только центральная его плита, но и этого было бы достаточно, чтобы прихлопнуть их всех как усатых красных жуков, которые отчего-то любят селиться всюду, где живут люди.
Не раздумывая, северянин сгреб в охапку тщедушного советника и одним могучим прыжком одолел расстояние до входа в следующую комнату. Двери из светлого дерева, обильно украшенного позолотой, по всей вероятности, были заперты, но даже они не смогли устоять перед яростным напором варвара. Одна из створок распахнулась, демонстрируя выломанный замок, другая жалобно повисла на одной петле. Оставшиеся не замедлили последовать примеру северянина. Последний выскользнул наружу, проделав несколько шагов, согнувшись в три погибели. Как только в зале не осталось ни одного человечка, потолок, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место, а голова статуи заняла подобающее ей положение.
— Ну и где это ваше зло, которое поело всех слуг и придворных? — поинтересовался киммериец, осторожно ставя немного придушенного Мохсендара на пол после того, как они, наконец, остановились, вихрем проскочив несколько комнат. — Мы что, так и будем весь день возиться со сломанными ловушками от воров? На месте хозяина я бы велел выпороть того, кто отвечает за все эти механизмы. В доме любого захудалого купца и то больше порядка!
* * *
Отряд, состоящий теперь из пяти стражей, Конана и Мохсендара, упорно продвигался к месту, ведомому лишь одному советнику.
На первые свидетельства того, что проникшее во дворец чудовище не было плодом фантазии, они наткнулись, поднявшись по узкой винтовой лестнице. Комната, которая, по всей вероятности служила залом для малых приемов, приобрела на удивление отталкивающий вид. Стены из полированного белого камня были заляпаны бурыми потеками засохшей крови, а по всему помещению валялось то, что осталось от нескольких слуг. Щеточка для сметания пыли была все еще зажата в руке одного из них, валявшейся посреди ковра отдельно от всего остального.
Даже Конан, который поучаствовал во множестве сражений и был свидетелем множества гораздо более ужасных смертей, ощутил, нелепость того, что произошло здесь. Эти люди всего-навсего выполняли свою работу и, будь они даже отъявленными лентяями, они не заслужили такого ужасного конца. Хотя есть множество способов закончить жизнь гораздо более нелепым способом. Как, например, тот гладиатор родившийся в одном из Черных королевств. Победив множество более сильных и искусных противников, он поперхнулся куском мяса на трапезе, устроенной в его честь…
В коридорчике, неподалеку от лестницы, ведущей на узкую галерею, опоясывающую один из следующих залов, на полу одиноко стоял светильник, в котором давно выгорело все масло и ловушка для грызунов с нетронутой приманкой. Ее так и не успели донести до предназначенного ей места.
Ощущение опасности заметно усилилось и это уже чувствовал не только Конан. Но, сколько он ни вслушивался, он не смог различить звуки, которые неизменно сопровождают передвижение всякого живого существа — ни шагов, ни звука дыхания. И вместе с тем опасность была — она следовала за ними по пятам, ни на шаг не отставая и, казалось, следя из темных углов множеством внимательных глаз.
Покидая тронный зал одного из почивших императоров, путешественники обнаружили, что число стражей снова уменьшилось. Низенький толстяк, который, желая поднять настроение товарищам, шепотом сыпал анекдотами, более уместными в казарме наемников, чем во дворце, бесследно исчез. Вернувшись, они старательно обшарили каждый уголок, проверили каждую плитку пола, нет ли там коварно расположенного колодца, попытались отодвинуть каждую из деревянных панелей, не скрывается ли за ней потайной ход. Но страж как будто растворился в воздухе.
За одной из панелей неожиданно обнаружилась ниша. Там находился прикованный к задней стене скелет рослого мужчины. Давно умерший узник лежал на полу, вытянув руку по направлению к тарелке драгоценного кхитайского фарфора, полной засохшей пищи. Расстояние между кончиками его пальцев и тарелкой было таким маленьким… Они задержались перед ним, шепча молитвы на незнакомом Конану языке и уже двинулись дальше, когда один из стражей, вероятно, желая проявить хотя бы запоздалое милосердие, ногой пододвинул тарелку, чтобы она оказалась рядом со скелетом.
В этот момент раздался не то стон, не то вздох, преисполненный нечеловеческой тоски. Вслед за этим Конан и его спутники ясно услышали, высокий мужской голос: «бойтесь розового коридора, это смерть»! Оглянувшись, они не обнаружили никого, кто мог бы произнести эти слова: они по-прежнему были единственными живыми людьми в этом дворце, полном опасных загадок. Одни, если не считать чудовища, уничтожить которое было необходимо до дня, предназначенного для церемонии.
— Что это еще за розовый коридор? — спросил Конан. — И чем он может быть так опасен?
Мохсендар вопреки своему обыкновению постарался уйти от прямого ответа. Зато он принялся в красках рассказывать историю гибели вельможи, нашедшего такой бесславный конец за стеной тронного зала. Конан, которого нелегко было сбить с толку, прервал рассказчика на самом интересном месте и потребовал сообщить, возможно ли проникнуть туда, куда они направляются как-нибудь по-другому, не через розовый коридор. Нет, никакая опасность не страшила его, но даже самая отчаянная безудержная храбрость не должна исключать присутствие здравого смысла. К тому же те, кого навязали ему в спутники, вряд ли стоят чего-нибудь как воины, несмотря на все навешанные на них металлические зеркала.
Но один из обходных путей оказался завален обломками рухнувшей лестницы, дверь, ведущая в другой, так и не открылась, несмотря на все усилия Конана, вооружившегося для этой цели довольно массивной бронзовой статуей.
Поэтому всем пришлось вернуться в малый тронный зал, а оттуда, миновав несколько личных королевских комнат, направиться в розовый коридор, куда идти им так настоятельно не советовали.
Бросив взгляд на узника в нише, Конан заметил, что скелет теперь лежит на спине, сложив руки в самой умиротворенной позе, а тарелка непонятным образом опустела. Северянин не стал обращать на это внимание своих спутников; нет нужды тревожить лишний раз тех, чьи нервы и так напряжены до предела.
Возобновив расспросы о коридоре, он добился очень немногого.
Один из королей, самолично создавших его, питал сильнейшее пристрастие к запретной магии. Только он один мог безо всякого риска для себя пользоваться этим коридором, но это было очень много лет назад, за это время колдовство, разумеется, уже выдохлось и к тому же это самый удобный путь к цели. Зато насчет ловушек для воров можно быть совершенно спокойным — там нет ни одной и никогда не было. Хозяин коридора испытывал сильнейшее отвращение к механизмам любого рода.
* * *
Казалось, они шли не по дворцовому коридору, а находились внутри одного из туннелей, непонятно зачем прорытых в горах Северной Киммерии древним народом. Здесь не было ни одного окна и ни одного, самого крохотного светильника, но, тем не менее, на темноту невозможно было пожаловаться. Казалось, это светились сами стены, отделанные странным бледно-розовым веществом, не похожим ни на один из материалов, которыми обычно пользуются для отделки человеческого жилища. Стены были теплыми; казалось, стоит дотронуться до них — и ощутишь, как они дышат. Пол немного пружинил под ногами, вызывая у Конана неприятные воспоминания о том, как выглядит поле сражения на следующий день после битвы.
Осторожно ступая, они достигли уже почти середины коридора, как вдруг начальника отряда стражей, который замыкал шествие, обуяло неуместное любопытство. Желая узнать, из чего все-таки сделаны стены странного коридора, он остановился, и, невзирая на предостережения остальных, достал нож с длинным узким лезвием и провел им по стене. Бледно-розовый материал распался, как если бы это была живая плоть, из разреза капнула громадная капля белесой жидкости похожей на смолу фиолетового офирского мирта. Вслед за этим стены и пол под ногами вздрогнули, как будто судорога прошла по всему коридору. Путешественники с ужасом заметили, что расстояние между стенами резко уменьшилось и продолжало уменьшаться с ужасающей быстротой. Не теряя времени, все устремились к выходу, до которого было еще довольно далеко. На полу непонятно отчего выступила та же клейкая жидкость, что продолжала сочиться из пореза на стене. Люди изо всех сил торопились, в то же время чувствуя, что каждый шаг дается им все труднее и труднее. Еще немного и они увязнут здесь как насекомые, неосторожно севшие на середину цветка-ладони, который, если верить рассказчикам, растет на болотах Бритунии.
Вдруг стенки перед бегущими сомкнулись подобно створкам раковины, наглухо отрезая им путь к спасению. Не растерявшись, Конан выхватил меч и взмахнул им в одном из своих излюбленных движений. Мастер из Вендии, который когда-то учил гладиаторов боевому искусству, назвал это «осенний перелет птиц»… Стенка коридора с каким-то влажным чавканьем распалась, образуя дыру, достаточно широкую, чтобы через нее можно было выбраться на свободу. Весь коридор трясся как в болотной лихорадке, отверстие пульсировало, изо всех сил стараясь сжаться и закрыться вовсе, но благородный варвар изо всех сил держал его подобно одному из героев древности и не отпустил, пока Мохсендар и остальные его спутники не выбрались наружу.
Но, едва стенки сомкнулись, как из глубины коридора раздались жалобные крики. Это тот, чье любопытство послужило причиной всего этого ужаса, застрявший на расстоянии всего несколько локтей от остальных, умолял освободить его и клялся, что отныне он никогда… больше никогда… Но Стоило Конану снова попытаться освободить его тем же способом, как коридор, который снаружи был похож на исполинскую кишку, сжался и крики замолкли. Любопытный, которого после долгих усилий извлекли наружу, более всего походил на муху, спеленатую паутиной и оставленную пауком про запас. И жизни в нем осталось не больше чем в паучьих объедках.
Но предаваться печали, позабыв обо всем остальном, оказалось преждевременным; положение оставшихся было немногим лучше. Люди стояли, прижавшись к шершавой каменной стене в тесном узком пространстве, посреди которого изгибался и ходил ходуном розовый коридор подобно телу гигантского червя, нечаянно съевшего что-то ядовитое. Сияние его стенок постепенно меркло, становилось все темнее и темнее и страх помимо воли начал проникать в души тех, кто вовсе не считал себя трусами. Но Конан, который видел в темноте не хуже снежного барса, не испытывал никакого беспокойства. Он приказал каждому схватиться за пояс идущего впереди, а Мохсендару взять за пояс его самого. Вслед за киммерийцем отряд начал осторожно продвигаться вдоль стенки. Через некоторое время путь им преградила еще одна стена, с которой соединялось то, что называлось розовым коридором. Велев остальным неподвижно стоять на месте, Конан извлек из своего мешка моток крепкой веревки и бесстрашно полез в узкое пространство между полом и изгибающейся трубой. Обвязав ее со всех сторон, Конан наглухо связал скользкую извивающуюся кишку и одним мощным движением оторвал ее от стены…Никто из спутников киммерийца не мог и предположить, что способен испытать такую радость от вида самой обыкновенной арки, ведущей в коридорчик, соединяющийся с парадным залом.
* * *
Но у самого входа в залу они вслед за Мохсендаром резко свернули направо, а потом вошли в крохотную неприметную дверь, расположенную в одной из ниш.
— Мы почти у цели, — сообщил, наконец, советник. Осталось совсем немного — через зал богов и великанов, а затем туда, где находится одно из величайших чудес света…
— А чудовище? — поинтересовался киммериец, который давно уже почуял неискренность в словах своего собеседника. А своей интуиции он привык доверять.
— Чудовище? Да, разумеется, именно за этим мы сейчас здесь. Только сначала нужно взять одну очень важную вещь. Без нее ничего не может состояться и, насколько мне известно, именно я решаю, каким путем нам следует идти.
Ни слова не говоря, варвар двинулся следом за ним. Устраивать ссору здесь, в заброшенном дворце, когда жизнь каждого из них и так в опасности — что может быть более неразумным? Ему нет никакого дела до всех этих дворцовых интриг, но горе тому, кто вздумает обмануть его и дело здесь вовсе не в деньгах… Он должен избавить обитателей дворца от некого опасного существа. Во что бы то ни стало, он сделает это и получит причитающееся ему золото. А если некоторые испытывают желание менять планы по несколько раз на день, это вовсе не его забота.
На пороге зала, роспись которого повествовала о произошедшей еще до начала времен битве, произошедшей между богами и великанами, вошедшие застыли, затаив дыхание как будто весь остальной мир для них перестал существовать. Разумеется, исключая Конана, которого даже во сне невозможно было застать врасплох..
Потолок зала представлял собой рушащийся каменный свод, через дыры которого врываются молнии, клубы дыма и порывы ураганного ветра. В самом большом проломе виднелась летучая колесница, которую везли прекрасные, едва одетые женщины. Стоящий на ней мужчина с лицом, исполненным благородного негодования, метал руками молнии в находившихся внизу.
То, что было нарисовано на стенах, впечатляло не меньше. Казалось, они были сложены из мощных каменных блоков, которые вот-вот должны разлететься под напором чудовищного вихря. Мускулистые гиганты — мужчины и женщины — лица которых были искажены гневом и отчаянием, изо всех сил удерживали готовые рухнуть своды и арки, подпирали колонны, бессильно грозя кулаками вверх. Некоторые уже проваливались в подземное царство вместе с остатками своего убежища, продолжая выкрикивать что-то угрожающее.
«Да, славные были воины, — подумал Конан. — Вот что значит биться до последнего». Взглянув еще раз наверх, он мысленно отметил, что богини, везущие колесницу, вовсе не вызывают у него желания любоваться их красотой не говоря уже о большем. Война не женское занятие, к тому же нет никакой доблести победить того, кто во много раз уступает тебе в силе…
Услышав тихое едва различимое слухом обычного человека шуршание, варвар стремительно обернулся, отпрыгивая в сторону и выхватывая меч, но было уже поздно. Нечто, похожее на щупальце спрута-хамелеона, обитающего в глубинах моря Вилайет, в мгновение ока схватило стоявшего рядом с Конаном стража и потащило его по коридору. Тот бессильно колотил по полу руками и ногами, делал отчаянные усилия, чтобы схватиться за колонну или барельеф, но щупальце стремительно протаскивало его мимо. Конан бросился вперед, желая перерубить его, но меч только выбил искру, встретившись с каменным полом. Стремительная размытая тень добралась до глухой стены, которой заканчивался коридор, мелькнула наверх, чуть задержалась среди лепных украшений на карнизе… Не помня себя от ярости Конан хотел полезть вслед за похитителем прямо по гладкой стене, но к немалому его удивлению, советник остановил его.
— Не нужно, господин Конан, ему уже не поможешь, а мы пока что не выполнили главного и не можем задерживаться. Скоро зайдет солнце и тогда одним богам известно, что здесь может происходить. А самое печальное, что тогда у нас не будет возможности посоветоваться с зеркальным оракулом. Только он может нам сказать, куда следует идти в поисках… этой вещи.
Конан нахмурился; любезный собеседник падал в его мнении все больше и больше. Его подчиненного только что унесла и возможно уже сожрала неведомая тварь, а его это, судя по всему, ничуть не расстроило. Не желая устраивать ссору, варвар ограничился нарочито простодушным замечанием:
— Но вы же сказали, что выросли здесь и знаете расположение дворцовых покоев как свои пять пальцев.
— Именно так — иронично улыбнулся в ответ собеседник. — Но речь идет о совершенно особых комнатах. Не стану утруждать вас подробностями из области тонкой механики, но лишь зеркальный оракул может указать верный путь.
— Если мы точно знаем, что нужная вещь лежит в одной из комнат — заглянем в каждую и найдем ее в конце концов, — рассудительно заметил северянин. Сколько бы их ни было, все равно мы сможем заглянуть в каждую.
— Особенно если учесть их количество, — снова улыбнулся Мохсендар, — их столько же, сколько дней в году. К тому же не во все из них можно войти, не зная зеркального слова-ключа, которое может подсказать лишь оракул. Речь идет о колесе вращающихся комнат, но все это не так важно. Сперва нужно благополучно миновать зеркальную галерею. Каждое зеркало в ней может таить в себе опасность, — продолжил он, обращаясь уже ко всем. Они могут отражать как то, что существует на самом деле, так и ваши тайные страхи и желания, которые вы скрываете даже от самих себя. Зеркала имеют способность поднимать все самое скверное со дна человеческих душ… Тот, кто хоть на мгновение задержится перед одним из них, может пенять только на себя.
И не оборачиваясь, он быстро зашагал вперед. Бросив взгляд за окно, где солнце висело уже почти над самой дворцовой стеной, Конан последовал за ним, сопровождаемый последними тремя стражами.
* * *
Убранство галереи также поражало роскошью. Длинные узкие зеркала красовались друг напротив друга в позолоченных резных рамах, между которыми плотно друг к другу висели многоцветные вышивки, которыми славятся мастерицы Иранистана и Султанапура. Потолок был искусно расписан цветочными гирляндами, которые соединяли находящиеся напротив друг друга зеркала подобно аркам в саду коринфской аристократки.
В дверях Конан жестом велел стражам идти впереди него. Он лучше остальных сможет встретить любую опасность, гораздо лучше этих растяп, которые из-за своей глупости гибнут один за другим.
Варвар мягко ступал по мозаичному полу, стараясь не упускать из вида все, что творится вокруг. Когда-то давно одна из его случайных подружек, черноволосая заклинательница химер долго объясняла любознательному северянину, что женщины от рождения наделены умением замечать все, что находится сбоку от них, не поворачивая головы. Это очень полезно, объясняла она, ведь только так можно отличить истинно существующее от того, что может оказаться всего-навсего иллюзией. Насчет того, что мужчины лишены возможности преуспеть в этом искусстве, она оказалась не совсем права, во всяком случае, в отношении Конана. Киммериец имел достаточно возможностей и причин овладеть этим умением, одинаково полезным и для гладиатора и для охотника за ценностями.
Некоторые зеркала, стоило украдкой взглянуть на них, в самом деле отличались от других — если остальные были всего-навсего стеклами, то эти казались дверями, ведущими в другой мир, бездной, в которую так и хочется заглянуть. В одних зеркалах северянин замечал свое отражение, в других мелькали картины, не имеющие ничего общего с тем, чему положено отражаться в обыкновенном зеркале. Впрочем, северянин предпочитал не всматриваться. Трусости не было места в его сердце, просто ко всему, что было создано при помощи колдовства, он испытывал сильнейшее отвращение.
Внезапно один из стражей, который был больше похож на девушку, ради шутки надевшую мужской костюм, застыл, глядя в зеркало, а потом с криком: «Предатель, ты все-таки сделал это!» выхватил кинжал и бросился на ничего не подозревающего товарища. Не успели остальные остановить безумца, как тот отправился вслед за своей жертвой. Последний оставшийся из всего отряда дворцовой стражи проделал весь путь до выхода из галереи закрыв глаза и крепко вцепившись в одежду Конана.
* * *
Пройдя через несколько залов, гостиных и комнат для малых приемов, они остановились на пороге небольшой, по меркам дворца, комнаты, стены и потолок которой были обшиты темным резным деревом. Взглянув на них, Конан почувствовал, что не испытывает никакой симпатии к хозяину покоев, кем бы он ни был. Тонкая искусная резьба изображала не обычный для дворцового помещения орнамент из цветов и фруктов, не охотничьи или даже любовные сцены. Отовсюду на него угрожающе смотрели, косились, скалились разнообразные существа, один вид которых должен вызвать страх и отвращение у любого, кто руководствуется разумом и здравым смыслом. Миниатюрные горгульи взирали на вошедших как бы размышляя, что бы такого с ними такого сотворить, существа, обладающие телом женщины и омерзительными ни на что не похожими головами, угрожающе растопыривали крылья, увенчанные длинными острыми когтями. Здесь был гигантский кракен, который заглатывал стоящих перед ним людей одного за другим, причем, остальные почтительно склонившись, ждали своей очереди. Рядом виднелось изображение молодого мужчины, поражающее красотой и совершенными пропорциями. Гармонию разрушал лишь рог, который рос у него прямо из середины лба. Ближе к громадной кровати под выцветшим шелковым балдахином, которая составляла единственный предмет мебели, во всю стену красовалась сцена отвратительной оргии, исполняемой теми же отвратительными существами.
Чутье подсказало варвару, что не следует безрассудно идти вперед, позабыв о всякой осторожности. Удержав любопытного стража, он присел на корточки и принялся внимательно вглядываться в немного потускневший пол из узорных квадратиков. Примерно тo же самое испытывает обычно путник, остановившийся на краю бездонной трясины. Будь я один, — размышлял про себя киммериец, — было бы гораздо удобнее и безопаснее пересечь эти покои, перелезая по стенам и ни в коем случае не ступая на пол. Хотя, нет, стены здесь также не внушают доверия. А что скажет об этом знаток и страстный любитель дворцовой архитектуры?
— Покои королевы Северины, — прошептал Мохсендар, печально опустив глаза, — одно из самых опасных мест во всем дворце. Единственный путь к зеркальному оракулу лежит через них. Каждый год перед началом церемоний придворному магу удавалось задобрить дух королевы и она милостиво позволяла проследовать через ее личные комнаты. Но после его гибели такое вряд ли возможно. Не так легко найти замену: никто из тех, кто достаточно сведущ в магическом искусстве, не откликнулся на приглашение королевского двора. Лишь один взял на себя труд прислать ответное письмо, но лишь для того, чтобы в достаточно непочтительной форме сообщить, что считает службу при дворе столь небольшого государства недостаточно почетной для себя, а оплату — недостаточно высокой…
— А что требуется, чтобы задобрить покойную королеву? — деловито поинтересовался Конан, заметив про себя, что уж с женщиной-то он всегда сможет договориться, особенно если она окажется к тому же молода и красива.
Как бы угадав его мысли, Мохсендар спокойно ответил, как если бы речь шла о самых обыкновенных вещах:
— Ей нужны мужчины — молодые, полные сил и достаточно привлекательные с виду. Сюда, в парадную спальню, много лет подряд приводили преступников, осужденных на смерть. Наивные, они полагали, что смогут выжить или что переход в иной мир будет для них более легким и приятным чем при… обычных способах. Утром на этой кровати находили лишь безжизненную мумию; это служило знаком, что на время необходимое для церемоний путь свободен. Те же, кто пытался проникнуть сюда без позволения, бесследно исчезали, так же как многие, кто пользовался расположением королевы при ее жизни…
— Значит, ловушки и прочие сюрпризы, — задумчиво произнес Конан. — Но вам все это должно быть известно?
— Все, что может ожидать в этих апартаментах непрошенного гостя, известно лишь самой королеве Северине. К несчастью даже ее наследник, принц Хольдерам, не смог обнаружить никаких записей, касающихся внутреннего устройства покоев. Все, кто принимал участие в их обустройстве, разумеется, сразу же после этого умерли. Сохранились лишь обрывочные рассказы старых слуг, которым удавалось что-то случайно узнать.
Тот, кто лишался расположения королевы, на следующее утро, мог запросто провалиться в бездонный колодец, который внезапно разверзался под его ногами, мог быть раздавлен опускающимся потолком вроде того, который мы уже… наблюдали. Несчастный мог заснуть на королевском ложе, уверенный, что у него впереди жизнь полная удовольствий. Незадолго до рассвета на него опускался тяжелый балдахин…
Те же, интерес к кому еще не угас, не могли по своей воле покинуть эти покои. Один гладиатор из глупого упрямства не пожелал делить ложе с королевой Севериной, даже после того, как она купила его. Рассказывают, что оставшуюся часть жизни он провел в клетке, поставленной в одной из задних комнат в обществе таких же несчастных. Подробности, которые мне довелось услышать позднее, чересчур ужасны и отвратительны, чтобы подробно останавливаться на них.
После ее смерти, которая наступила в весьма почтенном возрасте из-за чрезмерного пристрастия к… удовольствиям, покои королевы содержались в порядке, как и все прочие апартаменты покойных королей. Первое время она кое-как мирилась с тем, что в ее личные комнаты кто-то заходит. Но после того, как один из слуг позволил себе неслыханную дерзость, присев на ее кровать, она оставила довольно красноречивое послание… Ее величество Северина умерла задолго до моего появления на свет, но в старых летописях говорится, что она была прекраснее весеннего дня и развратнее самой распущенной девки.
— Неужели развратнее? — раздался насмешливый женский голос.
Испуганно обернувшись, путешественники увидели, что в комнате они больше не одни. Посреди кровати, которая мгновение назад была совершенно пустой, на покрытых пылью шелковых покрывалах, полулежала женщина, казалось, только перешагнувшая порог молодости и неспешно приближающаяся к расцвету жизненных сил и красоты. Вид ее поражал удивительной гармонией: даже мраморные статуи, украшающие лестницу храма богини красоты в столице Гипербореи казались бы рядом с ней жалкими замухрышками. Волосы цвета старого золота, удивительно яркие голубые глаза и рот, уголки которого поднимались вверх подобно рогам туранского лука, приковывали взгляд, вызывая желание любоваться ими всю оставшуюся жизнь и несколько последующих.
Под полупрозрачным пеньюаром цвета закатного неба над Рабирийскими горами угадывалась фигура, соблазнительнее которой Конану не случалось видеть ни у одной из танцовщиц и ни у одной из обитательниц веселых домов. Хотя варвар, посетивший предостаточно заведений такого рода, считал, что обладает достаточным опытом во всем, что касается женской красоты.
Но странная женщина отличалась от всех виденных Конаном не только поистине божественной красотой. Взгляд ее вызывал трепет и причиной тому было вовсе не восхищение. Хозяйка покоев смотрела на застывших перед ней мужчин даже не так, как ребенок смотрит на игрушки, которыми жаждет обладать, даже не как покупатель на рынке рабов. Холодный оценивающий взгляд более всего походил на взгляд повара, разглядывающего лежащие перед ним куски мяса и прикидывающего, какое блюдо из них лучше всего приготовить.
— Так что же вам понадобилось в покоях ужасной и развратной королевы? И кто вы такие, что осмелились побеспокоить меня? — снова заговорила женщина, соблазнительно изогнувшись на своем ложе, нимало не заботясь, что ее пеньюар распахнулся, открывая взгляду гораздо больше, нежели позволено приличиями.
— Прошу простить нас, ваше величество, — проворно склонился в церемонном поклоне Мохсендар, побуждая спутников последовать его примеру.
Страж — рослый хорошо сложенный юноша — опустился на одно колено, густо покраснев и опустив глаза; Конан изобразил самый вежливый поклон, на какой был способен.
— Говори — милостиво разрешила королева, во взгляде которой зажглось неприкрытое вожделение, а голос стал удивительно мелодичным, \'завораживающим подобно флейте бродячего заклинателя. — Ну, смелее же, не заставляй меня ждать.
— Я имею честь состоять при дворе, ваше величество, — заговорил Мохсендар, речь которого журчала подобно спокойной реке в безветренный день. — Мне поручено подготовить апартаменты Священного дворца для ежегодных церемоний. Как известно вашему величеству, они должны состояться в ближайшее новолуние…
— Ну и что из этого? — томно спросила королева, играя рукой безупречной формы и белизны. Лучи заходящего солнца играли на ее ногтях покрытых лаком цвета запекшейся крови.
— Осмелюсь напомнить вашему величеству, что для этого нам необходимо получить ответ зеркального оракула. Мы смиренно просим вас о разрешении пройти через ваши покои.
— Мои покои? Кстати, почему они содержатся в таком небрежении? Где слуги, которые должны заботиться о чистоте?
— Они… неожиданно умерли, ваше величество. Как только церемонии завершатся…
— Что? Вы хотите сказать, что я еще несколько дней должна провести в такой грязи? И вы называете это службой при дворе? Я могла бы заставить вас самих вылизать здесь каждый уголок, но вижу, что в качестве уборщиков от вас будет мало толка. Так и быть, я подожду еще несколько дней и даже позволю вам пройти к зеркальному оракулу. Надеюсь, вы помните, какая плата за это положена?
— Да, ваше величество, разумеется, помню, — еле слышно прошептал Мохсендар.
— Можешь не беспокоиться за себя, — ответила зловещая красавица с легким презрением в голосе. — Меня никогда не привлекали худосочные и чересчур болтливые мужчины.