Ник Харрис
Страх
1
А знаешь ли ты, друг мой Дриан, что такое настоящий страх? — спросил колдун Эскиламп, испуганно озиравшегося по сторонам, чернокожего мальчика.
Они сидели у костра, глухой ночью, посреди необъятной степи, а над ними широко раскинулось черное небо, усыпанное мерцающими звездами. Поодаль, завернувшись в одеяло, мирно похрапывал Конан, по многолетней привычке положив меч под правую руку. Рядом сопел во сне гном Хепат. Что-то бормотал, иногда тяжко вздыхал и постанывал. Видно одолевали его нелегкие сны.
Четверо товарищей — таких непохожих друг на друга и потому сдружившихся — возвращались из страны Куш, где им выпала трудная миссия по уничтожению опасного талисмана. С успехом справившись с заданием и всласть попировав во дворце красавицы-вдовы Итилии, друзья неспешно продвигались в направлении Заморы, где в славном городе Шадизаре, Конан с Хепатом собирались продолжать пиршество до тех пор, пока не кончатся деньги. А так как денег благодарная Итилия насыпала друзьям полные сумки, впереди их ожидали очень веселые дни и ночи. Хепат, правда, собирался еще купить дом и жить в довольстве и покое, но Конан знал, что эти благие порывы рассеются, едва гном доберется до кружки с хорошим вином.
Чернокожий мальчик Дриан — уроженец страны Куш — собирался стать учеником волшебника Эскилампа. И поэтому тренировал способность преодолевать страх. А страхов колдун нагонял на будущего ученика великое множество. Каждую ночь, дождавшись, когда уснут бесстрашные Конан с Хепатом, Эскиламп начинал рассказывать невероятные, повергающие в ужас истории из жизни — своей, покойного наставника и разных знакомых, которых у колдуна было так много, что, казалось, он знал по именам всех жителей цивилизованных стран.
— Так знаешь ли ты, что такое настоящий страх? — повторил колдун испуганному мальчику, — ужас, который заставляет тебя цепенеть, чувствуя, как волосы, сами по себе, шевелятся на голове? Как стекают за воротник струйки холодного пота? Как желудок превращается в глыбу льда? Приходилось ли тебе, подвывая от леденящего ужаса, чувствовать приближение существа, настолько чужого, с такой темной душой, что все попытки понять его действия, заранее обречены на провал?
Мальчик, сжавшись в маленький, тугой комок, даже не пытался что-то ответить. Лишь испуганно сверкал белками, бросая по сторонам взгляды, полные ужаса.
— Когда я был молод, — продолжал Эскиламп, — и только-только поступил в ученики к великому магу Актиону, мне пришлось пережить подобный ужас. Учитель заставил меня провести ночь в пещере мертвецов. По его словам, это было необходимо для проверки мужества. Но не мертвецы испугали меня чуть не до смерти… Нет, там было нечто…
— Расскажи по порядку, — прошептал Дриан, — с самого начала…
Колдун бросил взгляд на спящих товарищей, поворошил дрова в костре — не волшебном, самом обычном, с сухим хворостом и толстыми поленьями.
Растревоженный огонь сердито вскинулся, выбросил сноп искр, но быстро успокоился, со всех сторон теснимый чернотой летней ночи.
— Мой учитель Актион, — начал рассказ Эскиламп, — в ту пору копил духовную мощь и поэтому жил один в горах. Одиночество и созерцание — необходимые условия развития личности. Вокруг, на несколько дней пути — ни одного селения. Я долго искал пещеру великого отшельника, а когда, наконец, нашел, был поражен силой и мудростью человека, жившего в ней. Это потом Актион стал склоняться к злу… А в то время… Словом, был он мудрейшим и благороднейшим из смертных. Уступая мольбам, он согласился взять меня в ученики. Смущало непременное условие — проверка храбрости — ночь в «Пещере мертвецов».
Скверная молва ходила про эту пещеру. Обширная, имеющая множество разветвлений, несколько уровней по высоте, она была идеальной ловушкой для неопытных старателей. Множество людей сгинули в ее лабиринтах. И, по легендам, в одном из гротов пещеры были непонятной силой собраны мертвецы — мумии.
Неизвестно, как, отчего умерли эти люди, но природа, или что-то другое, сохранила их нетленными, и неусыпно стерегли они покой хозяина — главного обитателя подземного лабиринта.
Актион рассказал, как добраться до места и попросил, в качестве доказательства, принести один из красных камешков, во множестве рассыпанных в пещере. Подозревая, что эти самые камешки он рассыпал специально и только в той пещере, где покоятся трупы, я молча кивнул и отправился в путь.
Всю дорогу я не мог выбросить из головы слова учителя о том, что это ужасное испытание многим оказалось не по плечу. Вообще, исподволь расспрашивая Актиона, я выяснил печальную судьбу его учеников. Несколько человек тронулись рассудком именно во время этого, первого испытания. Других съели чудовища, охраняющие спуск в нижние пределы. Это являлось последним, самым трудным испытанием учеников великого волшебника. Еще несколько человек сами отказались от такой чести — спускаться в преисподнюю, рискуя жизнью. Из них вышли колдуны-недоучки, позорящие профессию.
Забегая вперед, скажу, что я, кажется, единственный, кто остался в живых и не сошел с ума после всех испытаний.
И теперь имею право носить кинжал учителя — талисман огромной силы, позволяющий и менять судьбы мира.
Вход в пещеру был небольшим и почти скрытым зарослями жесткого кустарника. Оставив на колючках часть одежды, я пробрался к узкой расщелине, на миг задержался, вздохнул и на четвереньках полез под землю. Через несколько метров лаз расширился, и я смог выпрямиться во весь рост. А еще через сотню метров своды пещеры почти потерялись в темноте, а стены раздвинулись, образуя довольно широкий тоннель. Стали появляться боковые ответвления, тоннели, низкие, круглые ходы, наподобие нор.
К счастью, учитель подробно рассказал, как выйти к нужному месту, и я двигался довольно быстро, и не сбиваясь. Факел мне уже тогда не требовался, ибо первое, что сделал Актион — это научил меня заклинанию, заставляющему светиться воздух вокруг тела колдуна. И я двигался, окруженный ореолом света и преисполненный решительности довести дело до конца, чего бы это мне ни стоило.
Пещера была фантастически красива. Я всегда умел видеть прекрасное, будь то скульптура, картина, или природное явление. И, шагая по залам «Пещеры мертвецов», я не уставал любоваться радугой цветных сталактитов, свисающих со сводов, будто оригинальные люстры, которые зажжет хозяин замка, как только начнется бал.
Вспомнив, таким образом, о хозяине, я слегка сбился с шага, затем остановился и присел на камень. Не хозяин, а хозяева… Любуясь красотами, я совсем забыл, куда и зачем я иду. Вспомни, вспомни название этой пещеры, будто кто-то нашептывал мне на ухо. Ты идешь к мертвецам, идешь потревожить их покой, а они этого не любят… И грот, где обитают страшные хозяева пещеры, уже близок! Они знают о твоем приближении! Они готовятся встретить тебя!
Помотав головой, я попытался избавиться от странных, ненужных мыслей. Разыгралось воображение? Или кто-то сумел внедриться в мой мозг? Может, это учитель нагоняет страху, чтобы испытание не выглядело утренней прогулкой? Или кто-то другой? Но кто? Мертвецы, даже если они каким-то образом не совсем мертвы, вряд ли могут забираться кому-то в мозги…
Так я впервые соприкоснулся с настоящим хозяином пещеры… Точнее, это он слегка прикоснулся к моему сознанию…
Сделав несколько дыхательных упражнений — а воздух в пещере был на удивление свеж — я решительным шагом двинулся дальше. Продолжая на ходу проделывать специальные упражнения, я почувствовал прилив сил и храбрости. До нужного грота оставалось совсем немного.
«Ну и что мне трупы? — думал я, ритмично дыша. — Ну, мертвецы… Как они, кстати, оказались все в одной пещере? Пришли, еще будучи живыми или?..»
Сейчас я, конечно, вижу, что совершил ошибку, начав размышлять о мертвецах… Следовало лучше контролировать свои мысли — думать о чем-то отвлеченном, не позволять ненужным, в данный момент словам, всплывать в памяти. Ибо слова имеют огромную силу! Они могут внести успокоение, придать сил, наполнить сердце отвагой, но могут и напугать, ввергнуть в пучину ужаса, даже убить в определенной ситуации. Как раз в такой, в которой находился я.
Мне следовало, вообще, меньше рассуждать. Пришел, держа в строгой узде мысли и эмоции, взял камешек и удалился. А мысли о мертвецах, которые по своей — или не по своей воле — собрались в одном гроте, не способствовали укреплению духа.
Скоро красоты пещеры для меня померкли — в голове крутилось одно: кто собрал всех мертвецов в одном гроте? Ведь, скорее всего, эти люди умирали, заблудившись в лабиринтах пещеры, по одному, в крайнем случае — по двое? А в гроте, куда я направлялся, по слухам, сидели и лежали, будто отдыхая, несколько десятков мумий. Значит, кто-то… какая-то сила… заставила трупы двигаться в нужном направлении.
Так я логически пришел к выводу, что в лабиринте пещер на самом деле хозяйничают не мумии. Вырисовывалась некая сила, способная заставить трупы двигаться, собравшая их в одном месте. Конечно, логика моя была безупречна, но, повторяю, зря я стал думать в тот момент о мертвецах.
Скоро я начал беспокойно озираться по сторонам. Временами останавливался и прислушивался. Казалось, к гулкому эху шагов, добавились еще какие-то звуки… Крадущиеся, шаркающие шаги… Хихиканье… Злобное фырканье… Но, прислушиваясь, я неизменно убеждался, что нахожусь в пещере один. Если не считать тех… которые ждут меня в гроте…
Находя ориентиры, указанные учителем, я постепенно приближался к нужному месту. Возможно, мне показалось, но только вид тоннелей и залов, по которым я пробирался, становился все более мрачным. Сталактиты теперь безжизненно висели простыми, бледными сосульками. Совершенно исчезли краски, так радовавшие меня вначале, все стало серым и монотонным. Не сверкали более стены вкраплениями кварца, не переливались спектром концы сталактитов и сталагмитов. Мертвенная бледность разлилась по стенам тоннелей.
Чувствуя внезапно накатившую усталость, я вновь присел на камень. Ореол мой потускнел, и постепенно со всех сторон стала наступать темнота. Решив, для укрепления духа, вновь проделать дыхательные упражнения, я сам испугался издаваемых носом звуков и долго потом сидел, прислушиваясь и вглядываясь в темноту. Казалось, меня обступают смутные, едва различимые тени.
Зловеще усмехаясь, что-то шепчут друг другу, ждут наступления полной темноты…
Действительно, подумал я, что будет, если действие заклинания сейчас закончится? Я ведь даже не захватил с собой огниво… А если бы и захватил — что тут может гореть? Следовало бы взять с собой и факел… Но как бы посмотрел тогда на меня учитель? Ученик колдуна, который не верит в силу заклинаний? Кому он нужен, такой ученик?..
Свет совсем померк. Необходимо было вновь громко и звучно прочитать заклинание. Но я не мог… Просто не мог нарушить ватную тишину, превратившую меня в жалкий, дрожащий студень. Я знал, что пришел в зал, откуда отходят три небольших тоннеля. Средний — ведет в грот мертвецов. Именно там раскидал учитель красные камни. И туда мне надлежит отправиться… Вот, только, немного бы отдохнуть, еще посидеть, послушать — не раздастся ли звук шагов, не выйдет ли кто, из среднего тоннеля… Нет, я заскрежетал зубами, нельзя сейчас думать об этом! Мертвецы питаются страхами!
Я набрал полную грудь воздуха и приготовился прочесть заклинание. Но словно чья-то костлявая рука протянулась и сдавила мне горло, из него вырывались только жалкие, надсадные хрипы. Свет исчез. Я оказался в полной темноте. Она навалилась, как медведь на неудачливого охотника, лишила меня остатков мужества… Кажется, я закричал, забился, словно пташка в сетях птицелова. Мне виделось, что я тону в глубоком омуте, нечем дышать… вот-вот холодная, воняющая тиной вода, хлынет в горло… А вокруг уже явственно перешептывались тени, злобно хихикали, хватали за одежду, дергали, толкали…
Не смелость, не мужество помогли мне тогда. Отчаяние! Последний всплеск эмоций перед смертью! Я заорал так, что эхо буквально обрушилось на меня со сводов пещеры. Но это был не крик ужаса… Точнее, крик не только ужаса. Он порождал силу. Великую силу отчаяния! Я вскочил и громким, четким голосом стал читать заклинание. И вспыхнул вокруг меня свет! Шарахнулись тени, и я четко проследил, что исчезли они именно в среднем тоннеле. Там, куда лежал путь мой.
Мурашки ползали по спине, волосы стояли дыбом, свет, рожденный силой отчаяния, пульсировал от переизбытка энергии — я бежал с криком, с рычанием к нужному тоннелю. Прибежал. Ворвался в грот, ожидая увидеть, кого угодно… но небольшая пещерка была пуста.
Как вкопанный, тяжело, надсадно дыша, я растерянно стоял посреди грота, затравленно озираясь. Никого! Разве можно было такое представить? Потоптавшись, я медленно побрел вдоль стены. Вскоре обошел всю пещеру. Может, я забыл указания учителя и пришел не туда? Но нет — повсюду виднелись красные камешки. Я поднял один — непрозрачный осколок кровавого цвета. Ничего особенного, не драгоценность, но камень довольно редкий. На протяжении всего пути по пещере я таких не встречал. Значит, место то самое… И какого демона учителю понадобилось морочить мне голову?! Хотел запугать? Посмотреть, как я выйду из этой ситуации? Послушать, что я расскажу? Вместе посмеяться над шуткой?
Утерев рукавом холодный пот со лба, я облегченно вздохнул, чувствуя, как покидает меня напряженность, не отпускавшая меня с тех пор, как я переступил порог пещеры. После взрыва энергии наступила апатия. Я сел прямо на землю, сгреб столько камешков, сколько смог, и рассеянно стал перебирать их на ладони. Хорошие, красивые осколки большого камня красного цвета… Вероятно, Актион, специально раздробил подходящий камень… Для этого нужно знать подходящее заклинание. Не слишком сложное… Итак, мой учитель оказался шутником? Веселым любителем розыгрышей? Как-то не похоже… И, кроме того, кто же перешептывался в темноте? Кто дергал меня за одежду? Неужели все это — лишь игра расстроенного воображения?!
Внезапно потянуло ветерком. Пропитанная потом одежда неприятно холодила. Откуда здесь сквозняк? Ведь грот не имеет второго выхода… Или, все же, имеет? Может, небольшое отверстие?.. Я поежился и плотнее затянул пояс.
Еще одна мысль не давала покоя — я ведь довольно ясно видел, как шарахнулись в средний тоннель тени… Опять воображение? Но я никогда не был настолько эмоциональным человеком… Веселым, смешливым — да! Но не тем, кто представляет повсюду разные ужасы…
Ветерок тянул понизу и я окончательно закоченел.
«Сидеть на земле в юности — мучится поясницей в старости», — так говорил мой дед.
Поднявшись, и сделав несколько разминочных движений, я заметил у стены подходящий камень. Присел и подумал — не занимаю ли я чужое место? Множество подобных плоских камней были расставлены вдоль стенки пещеры.
Как там говорилось в легендах? Сидят в пещере мумии и ждут… Сидят — на камнях, очевидно, на чем же еще тут сидеть?..
И еще одна неприятная мысль меня посетила в то время. Мне подумалось, что вот я, один в недрах горы, где-то в глубине обширной пещеры, и нет рядом ни одной живой души… Ни одного человека. Я один… И невозможно даже мысленно измерить высоту горы надо мной…
Но нет, похоже, не один я в этом подземном лабиринте… Кто-то же расставил камни…
Я вскочил и прислушался. Тишина звенела. Полное отсутствие звуков рождало тихий, жалобный звон в ушах. Необходимо было, как можно скорей выбираться, захватив в качестве доказательства, пару красных камней.
Сунув руку в карман, я, с безмерным удивлением, заметил, что он уже полон. Более того: все карманы были до отказа набиты красными камешками. Когда это я успел? Мысли понеслись вскачь. Я это чувствовал и ничего не мог с собой поделать. Не мог взять себя в руки. Я решительно не помнил, когда набивал карманы камнями. Наоборот, четко вспоминалось — покатав на ладонях, я высыпал их на землю и отряхнул руки. Все же, камни были пыльными…
Сосредоточившись, я заставил себя успокоиться. В голове немного прояснилось. Возможно я, неосознанно, думая совсем о другом, собирал камни. Но, ведь мне требовалось не более одного-двух… Я стал выгребать горстями из всех карманов и высыпать красные осколки.
И увидел кольцо… Массивное, серебряное кольцо с печатью. Будто соскользнуло оно с чьего-то усохшего пальца и, вместе с камешками, осталось в кармане.
В голове вновь помутилось. Мной овладела самая настоящая паника. Я, будто бежавший с поля боя трусливый воин, дрожал так, что стучали зубы.
Кто-то — ясно, кто — набивая камнями мои карманы, случайно оставил, соскользнувшее с пальца, кольцо. Но это значит… Это значит, что пещера, где я находился, полна невидимыми мертвецами! Может ли труп быть невидимым? А может ли труп ходить? Может ли сражаться, как те зомби, с которыми мы недавно бились? Колдовство вполне может сделать их невидимыми.
Я озирался по сторонам, часто и с присвистом дыша. Бежать! Это мысль билась в голове, как выброшенная на берег рыба. Бежать! Но ноги будто вросли в землю. Обливаясь потом, дрожа, я не мог сдвинуться с места. И услышал смех — не гнусное, мерзкое хихиканье, которое слышалось раньше, когда померк свет. Нет — громкий хохот. Кто-то невидимый от души веселился, наблюдая за моим испугом. И это придало мне храбрости. Я не буду доставлять ему такое удовольствие! Огромным усилием воли я взял себя в руки. И он стал проявляться… А вслед за ним и другие…
Пещера постепенно наполнялась мертвецами. Высохшие, с провалами, вместо глаз, с высунутыми, иссохшими языками, почерневшие, они стояли, окружив меня плотным кольцом. Я чувствовал — еще немного и ноги откажутся служить мне. И тогда я призвал на помощь злость! Ярость! Я возненавидел мертвецов, я взвинчивал себя, как берсерк перед сраженьем. Да кто они такие?! Жалкие, высохшие мумии! Как смеют они смеяться надо мной — учеником волшебника?! Учеником я еще не был — только кандидатом, но это не имело значения. Эти жалкие останки позволяют себе надо мной смеяться?!! Думают, что напугали?!
Спокойно, насколько это представлялось в тот момент возможным, я сказал:
— Ты обронил кольцо, возьми его!
И рука моя почти не дрожала, когда я протянул мертвецу серебряную печатку.
Гул одобрения пронесся по рядам, окруживших меня зомби. Главный — тот, что носил кольцо — одобрительно кивнул и принял его из моих потных рук. Надел на высохший палец. Сделал неуловимый знак, и его подданные расступились,
— Иди к своему хозяину, смелый юноша, — проскрежетал мертвец, — ты будешь хорошим волшебником… Возможно, лучшим из всех, ныне живущих… Не забудь взять пару камней.
Он протягивал на коричневой, ссохшейся ладони два красных осколка. Не дрогнувшей рукой я взял камни, на миг ощутив могильный холод его ладони.
— Иди, — продолжал верховный, — но не останавливайся, что бы тебе ни чудилось. Возможно наш хозяин, попытается тебя остановить… Не бойся. Он вряд ли станет причинять тебе увечья… Немного попугает… Но если ты остановишься — это будет говорить о твоей нерешительности и тогда он не позволит покинуть пещеру…
Поблагодарив, я повернулся и двинулся к выходу. Только спустя несколько суток до меня стала доходить вся дикость этой сцены — одобрение мумий, напутствие главного зомби… А в тот момент все казалось вполне естественным. Страх почти прошел. И я твердым шагом, под одобрительный говор трупов, прошествовал к выходу. Обратный путь всегда бывает короче. Но на этот раз он показался мне в сто раз длиннее. Прежде всего, навалилась непонятная тревога. Я шел и мучился. Казалось, учитель обманул меня — послал на верную смерть, для того, чтобы не брать в ученики. Что будет теперь — когда я вернусь целый и невредимый? Не захочет ли он избавиться от меня другим путем? Да и вообще, захочет ли меня видеть?
Я собрался, было присесть и обдумать этот вопрос, но вовремя вспомнил предостережение главаря мертвецов. Нужно идти. И тут послышался благостный старческий голос. Где-то рядом стоял измученный трудным переходом старик и просил о помощи.
Но как я ни вертел головой, как ни старался увидеть немощного путника — его не было. Я шел, не сбавляя темпа, и во вслед мне неслись проклятия оставленного без помощи старика. Это все игры хозяина зомби, твердил я себе, это шутит некое существо, обитающее в пещерах.
На моем пути из темноты внезапно выдвинулся огромный паук. Это была мерзкая, покрытая слизью тварь, размерами с круглый обеденный стол в хорошем, просторном доме. Только этот «стол» непрерывно копошился, перебирал лапами с кривыми крючками на конце, издавал удушливое зловонье и явно готовился к атаке.
Инстинктивно я схватился за кинжал. В те времена я носил простой, незатейливый клинок, не дорогой, без драгоценных камней на рукоятке и ножнах, а выкованный из хорошей стали, он не раз спасал мне жизнь. Нельзя останавливаться, этот паук, скорее всего, иллюзия, попытка запугать меня, заставить остановиться в нерешительности!
И все же… все же, он был так реален, этот огромный, вонючий паук. С диким криком, размахивая кинжалом, бросился я в атаку, Думаю, будь это чудовище настоящим, смерть моя была бы крайне мучительна. Паук исчез, как только я занес кинжал для удара, но вонь… вонь осталась. И тут началось самое страшное.
Я каким-то образом почувствовал рядом присутствие некоего существа. Некто невидимый, но крайне неприятно пахнущий, шел рядом. Просто шел… Я даже слышал шуршание его шагов. Его дыхание… Невидимый хозяин пещер — могущественное существо, способное, конечно же, умертвить меня в один миг. Но он ждал… Он просто шел рядом. Возможно, наблюдая за моей реакцией. И ужас, который я почувствовал в этот момент не шел ни в какое сравнение со страхами в пещере мертвецов. Тело мое стало деревянным, ноги окостенели. Каким-то образом, я умудрялся продолжать движение, хотя ног не чувствовал. Противными холодными ручейками сбегал по спине пот.
Воздух с трудом проникал в легкие, несмотря на то, что я часто и шумно дышал. Невыносимо кружилась голова, но я шел. Спотыкался, чуть не падал, но продолжал переставлять онемевшие ноги.
И мыслей моих коснулось мерзкое, чужое, холодное щупальце. Он копался в моей голове, как скряга в сундуке с золотом. Он изучал меня, он спрашивал о чем-то и тут же получал ответы, он разобрал по кусочкам мою личность, проанализировал и сложил в прежнем порядке. Эта пытка, казалось, продолжалась тысячелетия. Я потерял представление о времени и пространстве. Я плыл среди тусклых звезд… Я барахтался в мутных водоворотах желтой, вонючей реки и не мог выбраться. Я задыхался, бился в конвульсиях, я плакал, кричал от нестерпимого ужаса… и все же я шел. Не останавливался.
И настал момент, когда он сказал:
— Ты будешь хорошим волшебником. Я дам тебе силу. Ты единственный, после Актиона, кому я даю силу.
Страх исчез, но пришла боль. Каждый сустав выворачивался, каждая косточка ныла, голова лопалась, а грудь разрывалась от боли.
Я кричал и шел. Сколько продолжалась эта пытка — неведомо. Время опять исчезло. Похоже, что весь обратный путь я проделал в сопровождении повелителя пещер и, корчась от невыносимой боли.
Шатаясь, выбрался я на свет и рухнул на камни. А когда пришел в себя — радостно засмеялся, ибо почувствовал в себе такую силу, что мог, казалось, одним взглядом, одним усилием воли перевернуть гору. Я запрокинул голову и издал воинственный клич. Затем поспешил к учителю. Мне не терпелось поскорее овладеть наукой колдовства…
Вот так, мой молодой друг, Дриан, я получил силу, которая не раз выручала меня в трудную минуту.
2
Эскиламп встал, потянулся и протянул ладони навстречу занимающейся заре.
— Так ты, наверное, сильней Конана? — испуганно спросил Дриан.
— Нет, друг мой, — засмеялся волшебник, — сила, которую дал Повелитель пещер — не физическая. Это особая духовная мощь, позволяющая мне, например, управляться с кинжалом — древним колдовским артефактом. Любой другой будет им уничтожен.
— То есть, увидеть твою силу нельзя? Ты не сможешь, — мальчик повертел головой, — поднять, к примеру, вон тот камень?
— Не смогу, — снова рассмеялся Эскиламп, — но я мог бы расколоть его на несколько кусков с помощью заклинания.
— А Конан сможет его поднять и забросить подальше! — с гордостью сказал Дриан.
— Камень-то слишком большой… — притворно усомнился колдун.
Дриан бросился тормошить Конана.
— Просыпайся! Солнце встает! А ты можешь поднять вон тот камень?
Киммериец заворчал, как рассерженный медведь. Рядом заворочался Хепат.
— За каким демоном мне его поднимать, этот камень? — Конан заразительно зевнул. За ним — Хепат, а следом и Эскиламп.
— Ты должен поднять его! — настаивал мальчик, — а то он сомнева… — Дриан понял, что волшебник просто пошутил. Конечно, Конан сумеет его поднять.
Хепат распаковал сумки с нехитрой походной снедью. Нарезал хлеб и копченое мясо. Не успев до конца проснуться, схватил приличных размеров кусок и, с ворчанием, впился в него зубами.
Конан встал, потянулся так, что хрустнули кости, подошел к камню и, усмехнувшись, поднял его одной рукой.
— Ух, ты! — закричал Дриан. — Если я буду каждый день тренироваться, я смогу стать таким же сильным?
— Ты же хотел стать учеником волшебника? — проворчал с набитым ртом Хепат.
— И волшебника тоже… — растерянно сказал мальчик.
Хепат, успел набить утробу, и был настроен добродушно.
— Перед тобой нелегкий выбор, мальчик, — начал он, назидательно подняв скрюченный палец, — два пути и два человека! Каждый — великий мастер в своем деле! Достойнейший пример для подражания! Ты должен выбрать…
Конан и Эскиламп давно покончили с завтраком и принялись седлать лошадей, а гном все поучал заскучавшего вдруг Дриана.
— … и каждый из этих достойнейших может взять тебя в ученики! Цени это!
— Я учеников не беру, — пробурчал Конан, подтягивая подпругу.
— А я, вначале должен проверить есть ли у кандидата в ученики способности, — добавил Эскиламп.
Хепат крякнул и стал торопливо собирать седельные сумки.
Этот день путешествия ничем не отличался от предыдущего. Выжженная степь, палящее солнце над головой, понуро бредущие кони…
— Мне всю ночь снились пещеры, — сказал Хепат, — будто я бреду, а потом побеждаю мертвецов. И страха совсем не было!
Эскиламп оглянулся на гнома, восседавшего на верблюде, как на троне, и покачал головой.
— Ну… почти не было страха… — поправился Хепат, — я ведь люблю пещеры, я же все-таки гном, хоть и давно живу среди людей…
И он затянул старую песню гномов, которую так любил Конан. Необычная, неземная — подземная — мелодия и странные, отрывистые слова языка гномов давно исчезнувшего клана Вармина…
На ночлег остановились, когда погасли последние отблески зари. Как всегда, старались проехать в часы вечерней прохлады возможно большее расстояние. На сей раз, сушняка вокруг не нашлось, и Эскиламп запалил волшебный костер. Несколько, с трудом найденных веточек, горели спокойным, неугасимым пламенем.
— Теперь твой черед рассказывать, — волшебник, прищурившись, глянул на мальчика, — я порассказал достаточно.
— Не о мертвецах ли в пещерах был последний рассказ? — проворчал Хепат, заворачиваясь в одеяло.
Конан, на сей раз, решил подольше посидеть у костра. Ночная прохлада вселяла бодрость и прогоняла сон.
Прежде чем начать рассказ, Дриан долго думал, что-то шептал, вспоминая, загибал пальцы.
— Считаешь страшные случаи? — усмехнулся Конан, — у меня, например, пальцев не хватит…
— У меня пока хватает… — мальчик с сомнением посмотрел на свои пальцы — вы не поверите, но самый большой страх я испытал после смерти матери, когда меня приютила ее сестра. Отец мой давно погиб, — продолжал Дриан, — я его и не помню. Мать помню… Но она вскоре померла и меня, взяла к себе тетя — толстая, седая старуха. Наверное, она не была очень уж старой, просто так выглядела… И еще: на глазах у нее были бельма… страшно так… Чтобы рассмотреть человека, она наклонялась вперед и сквозь ужасные, мутные пятна на глазах пыталась что-то увидеть… Подойдет, бывало, вперит в меня белые глаза и долго-долго молчит. У меня аж мурашки по спине…
Я много работал на полях и только к вечеру приходил в дом. Тетя жила с мужем — забитым, маленьким мужичком. Детей у них не было. Муж ее домой ночевать приходил редко — все больше валялся пьяный где-то на задворках. Я же ночевал в сарае, на соломе. Спать в доме боялся после одного случая…
Меня тогда положили на лавке в углу. Тетя спала на лежанке у другой стены, муж ее бродил вокруг дома и горланил песни. Домой она его пьяного не пускала, а ему от этого только веселее было. Ходит вокруг и поет… а иногда ругается. В тот раз — пел. Потом вдруг замолк, будто подавился. Я слышал — перед тем, как подавиться ему, тетя что-то сквозь зубы сказала… Даже не сказала — каркнула, будто… Или слово какое-то непонятное произнесла. Не знаю… только наутро мужа ее мертвым нашли. А когда хоронили, тетя разговаривала с ним, как с живым…
Я помню, колдун ей сказал — что ты с ним говоришь-то? Он же мертвый! А она как глянет на него бельмами! Колдун, уж, на что человек бывалый, а и он как-то сник и в сторону отошел… Страшные глаза были у тети…
С тех пор я спал в сарае. Не хотел оставаться с тетей в доме. Но даже и в сарае слышал, как стонет она ночами, кричит, будто зовет кого-то… Чаще всего это случалось в те ночи, когда буря шумела, ветер свистел в щелях сарая… А тут еще и крики эти!.. Я, бывало, сожмусь в комок, заткну уши и лежу, дрожу, пока не наступит утро.
При свете дня, правда, все казалось не таким уж страшным. И тетя — как ни в чем не бывало. Покормит меня и отправит в поле работать. Днем — ничего. Солнце светит. Не страшно. Но ближе к вечеру — тоскливо становилось на душе. Опять идти… туда… Надеяться, что ночь будет спокойной, без криков…
Домик-то у тети был небольшой. Одна комната, да чулан, куда мне было запрещено заходить. Что уж она там держала, не знаю, только замок висел огромный на двери… А ключ тетя прятала… Я, правда, знал, где он лежит — у нее под подушкой. Тут и любой бы догадался…
Днем, когда я обедать приходил, из-за двери чулана этого будто шепот доносился… Но, скорее всего, казалось мне, чудилось…
А после работы — в доме только поесть, и в сарай — спать. Да и хлеб-то, бывало, в горло не лезет. Тетя сядет напротив и вперит ужасные, белые глаза!..
Так жил я после смерти матери… Стал, вроде бы, уже и привыкать… Ничего, очень уж страшного, не происходило… Только все тягостнее становилось на душе. Особенно после того, как тетя мужа похоронила… Она будто ждала чего-то все время… Прислушивалась…
Оно-то, конечно, если человек плохо видит — он старается больше слушать… Но ведь раньше тетя так часто не прислушивалась!.. А тут — постоянно, особенно по вечерам. Даже и мне стали чудится как будто шаги вокруг дома… И когда в сарае спать укладывался — тоже шаги чудились. Да еще эти ужасные крики тети по ночам!..
А утром — опять ничего. Солнышко светит — и на душе легче. К вечеру, конечно, настроение портилось. А как спать ложиться в сарае, так вообще… Только и думаешь, как бы уснуть побыстрее…
Однажды ночь выдалась тихая. Лежу, слышу, как мыши шуршат в соломе, где-то далеко птицы ночные кричат. А потом, и вообще, все стихло. Казалось, будто все ждут чего-то… Даже мыши перестали возиться. Птицы — и те затихли. Лежу — и заснуть никак не могу. Чувствую — дрожь стала меня бить в тишине этой… Захотелось закричать или схватить молоток и стучать по наковальне. Только бы не эта мертвая тишина! И слышу — кто-то дышит рядом… Прерывисто так… Будто не может за один раз воздух набрать — несколько вздохов делает… Потом сообразил, что это я сам дышу… Так тихо было, что мое дыхание эхом от стенки отражалось.
В общем, сколько я так пролежал — не знаю. Только послышались снаружи шаги — тяжелые, шаркающие, будто вслепую брел кто-то вокруг дома… Кругами ходил и все ближе и ближе… А дыхания не слышно. Только шаги…
Я чувствую — волосы у меня на голове зашевелились, как живые. Крикнуть хочу — и не могу. Хочу тетю позвать — теперь-то она не казалась страшной… Подумаешь — бельма на глазах! Зато — колдунья!
И надо сказать, именно тогда я и понял, что тетя — колдунья. Не из тех колдунов, что в каждой деревне вокруг костра прыгают, нет — настоящая! Ей никаких ритуалов не требовалось… у нее все внутри, в голове…
Хочу позвать — и не могу, не слушается горло, только хрипы вырываются. А шаги — все ближе. Вот уже к самой двери сарая приближаются. Я и вовсе окаменел. Как ни странно, в этот момент удивился, что руки и ноги заледенели. Прямо, ледышками стали, тяжелыми и чужими. Голова закружилась, будто я на лодке в бурю плыву… А дверь вот-вот откроется… Шаги затихли на тропинке, что в сарай ведет…
И тут, когда я решил, что конец мне пришел — вдруг тетя закричала так громко, как никогда до этого. Как только стих крик — будто кто-то мешок зерна с воза уронил. Мягкий, такой звук падения… Упал, стало быть, тот, кто у дверей стоял.
Утром я, выбегая, отвернулся — не мог, не хватило духу смотреть на то, что у порога лежало. Краем глаза заметил только, что это чье-то тело, все землей покрытое… Как если бы я вот, решил покататься в грязи, а потом немного обсох и пошел бродить по улицам… Страшно… Не хочется даже и вспоминать…
А тетя перестала с тех пор кричать. Вот и вся история… Да, еще про чулан… Ну, это потом — там не так страшно было…
3
Дриан поежился и протянул худые руки к костру. Некоторое время молчали. Слышался только мерный храп Хепата.
— Завтра он будет рассказывать сон про страшную, толстую колдунью, — рассмеялся Эскиламп, кивнув на куль из которого торчала окладистая борода гнома.
Конан задумчиво подбросил в огонь невесть откуда взявшийся прутик, который вмиг сгорел ярким, синеватым пламенем. Дрова, уложенные Эскилампом, слегка обуглились — и только. Костер горел ровно и мощно, на несколько шагов раздвигая обступившую путников темноту.
— Почему человек боится темноты? Если ты один где-то, а вокруг — тьма?..
— В темноте могут прятаться враги! — сказал Дриан.
— Темнота, мрак, олицетворяют неизвестную угрозу, — в раздумье продолжал Конан, — если видишь, с кем предстоит сразиться — не страшно. Страшит неизвестность…
— Но вначале человек просто опасался ночных хищников, — Эскиламп медленно, как бы прислушиваясь, поглядел вокруг, — а потом у него разыгралось воображение…
— И он стал придумывать то, чего нет? — насмешливо спросил Конан.
— Не совсем так… Просто многие монстры встречаются не так часто, как о том думают… И уж сосем не так часто, как говорят!
Конан поскреб гладко выбритый подбородок.
— Верно. У страха глаза велики… Но ведь все, или почти все, о чем говорят — встречается. Хотя и не так часто.
— А вампиров вы видели? — выпалил Дриан.
У костра надолго замолчали.
Эскиламп уселся поудобнее и, с несвойственной ему неуверенностью, сказал:
— Я не видел… Были случаи подозрительных смертей… Об этом — в другой раз… Но вот так живого, если так можно выразиться, вампира… нет, не видел.
Конан хмуро рассматривал свои, покрытые шрамами, руки. Проворчал, как бы про себя:
— Я видел… И убил, хотя это оказалось непросто…
— А, правда, что они могут превращаться в летучих мышей? — Дриан изобразил руками крылья нетопыря.
— Не знаю, вряд ли… Они просто… не люди, — Конан немного помолчал и стал рассказывать спокойным, ровным голосом.
— Было это лет пять назад. Я служил в охране одного высокородного лорда… После его смерти, моя служба, естественно, закончилась… Но это после… А в то время, о котором пойдет речь, я отвечал за охрану северной стены замка. В моем распоряжении были десять человек — не слишком хороших воинов, скорее любителей поспать. Сон им, надо сказать, дорого обошелся…
В мои обязанности входила расстановка часовых на стене, в саду и у входа в башню. Ворот с северной стороны не было. Ну и проверять время от времени, не спят ли мои воины, пинками будить, если что…
Все шло заведенным порядком, только стал я замечать, что людей в замке становится все меньше. Исчезла одна из поварих, из тех, что нам варили, и стали мы подолгу ждать за столом, когда принесут миску похлебки, да хлеба кусок.
Кормили в замке не очень-то… Только по праздникам — мясо, а в будни — похлебка. Вина и вовсе не дождешься! Только, если у лорда событие какое, знаменательное… Но какие там у него события… Приходилось вино на свои покупать, когда свободен от дежурства. Но в таверне местной вино было так себе… дрянное вино, прямо сказать…
Ну, так вот… Слуги исчезали… Даже некоторые из охранников… Но не из моего десятка, понятно. За своими я следил, как хорошая кошка за котятами. Бывало, конечно, и отвешивал пару-тройку оплеух, если заснут на посту, но это справедливо — они и не обижались.
И вот, в это время позвал меня к себе лорд. Брикхейм, его звали.
Лорд Брикхейм очень гордился он своей родословной, все портреты на стенах показывал… Даже охранников водил и с гордостью рассказывал, где какой предок висит, да когда и как он умер. Нужно сказать, к чести его рода, что почти все предки в бою погибли. И этот, последний Брикхейм, тоже погиб в бою, правда, в бою не совсем обычном…
Словом, вызвал меня лорд и приказал возглавить его личную охрану, а десяток мой другому передать. Жалованье увеличил втрое. Долго опять про предков рассказывал… А я смотрю — на нем, как говориться, лица нет. Голос срывается, губы прыгают. Он уже старый был, лорд Брикхейм… Но бодрый. Сухощавый, с орлиным носом, торчавшим среди впалых щек, как клюв орла. Глаза сверкали. И не понять — не то гневом, не то весельем… В последнее время, правда, потухли глаза его…
Остановил себя в тот раз лорд, не стал больше о предках рассказывать, посмотрел на меня… и заплакал. Я стою — глазам не верю. Чтобы гордый лорд плакал перед охранником?!.. Здорово его, значит, допекло!..
Обнял он меня — еще один удивительный поступок — а у самого слезы еще не высохли. Потом все же взял себя в руки и кивком предложил следовать за ним. Идем — лестница в подвал, в винные погреба. Туда лорд никого не пускал, только виночерпия, да что-то в последнее время я его не видел… Отомкнул замок, открыл дверь — вошли мы, он из бочки налил огромный ковш и единым духом выпил, как простой солдат. Я даже уважением к нему проникся. Потом мне налил ковш и смотрел, как я выпью. Ну, долго-то ему смотреть не пришлось!.. Еще по ковшу… Потом, когда в голове немного зашумело, он повел меня дальше, вдоль длинного ряда бочек. Идем, я факел держу и его поддерживаю — все же вино подействовало на старого лорда… Зашли за угол, лорд заставил меня отодвинуть пустую бочку, за ней оказалась потайная дверь. Вошли. Длинный коридор, с потолка капает, стены в плесени. В конце коридора — тяжеленная каменная дверь с особым запором. Открыть ее можно было только с нашей стороны. Я отодвинул засов, щеколду поднял, дубовое бревно, окованное медью, отодвинул — оно вроде упора было, чтобы уж точно с той стороны никто не выбрался.
Лорд мне показывает — достань, мол, меч и будь наготове. Я приготовился, а сам думаю, что же за чудовища там такие могут быть? Брикхейм, вижу, дрожит весь, несмотря на вино выпитое. Схватился костлявой рукой за кинжал — меч он в замке не носил — и показывает мне: вперед!
Распахнул я дверь. В одной руке факел, в другой меч — и шагнул вперед, как приказал лорд. Первое, что увидел — труп у самой двери. В богатых, расшитых золотом одеждах и с волосатыми руками, а на пальцах — когти. И когтями этими, видно по следам, мертвец камень скреб, глубокие борозды остались.
Лорд вздохнул облегченно и приказал мне перевернуть труп. И, клянусь Кромом, когда я взглянул в лицо мертвецу — вскрикнул, не удержался. Не человек это был и не зверь… Трудно сказать… Из пасти высовывались огромные клыки, да и все зубы выглядели, скорее звериными… Вместо носа — две волосатые дырки, а в остекленевших желтых глазах с вертикальными зрачками сверкала такая злоба, что я содрогнулся и поспешил отвернуться.
Лорд сказал, что заплатит мне месячное жалованье, если я отнесу это чудовище на лежанку. Тут только я осмотрелся. Небольшая, в общем, комната, вырубленная в скале. В стенах — ниши и в каждой нише — лежанка каменная. Ясно — склеп. И склеп тайный.
Поднял я мертвеца, отнес в пустую нишу, потом обошел всю комнату, разглядывая скелеты на лежанках. Лорд мне не препятствовал. Молча стоял у двери. Все мертвецы при жизни были чудовищами — когти, клыки, череп нечеловеческий. У некоторых даже небольшие рожки виднелись. У других — только как бы уплотнения по бокам черепа… Но клыки и когти имелись у всех…
Потом мы, вернувшись в винный подвал, выпили еще по паре ковшей. А уж после этого, мне пришлось достопочтенного лорда Брикхейма на плече нести в его покои.
На следующий день он все рассказал… В роду у них кровь порченная, проклятая. Не все, но некоторые из родственников лорда, по достижении определенного возраста превращались в чудовищ. Постепенно лица менялись, ногти превратись в когти, клыки изо рта лезли… Потом, когда родственник забывал человеческую речь, его и запирали в склепе. Тот мертвец, которого я на лежанку уложил — был старшим сыном лорда. И только боги знали, которые еще из сыновей превратятся…
Но эта напасть была не нова… Лорд меня пригласил по другому поводу… Стали исчезать люди. Некоторых находили в подвалах замка… обескровленных… с ранами на шее. Лорд хотел знать — или это новое проклятие на его род, или пришлый вампир завелся. Вот такое он дал мне задание. Вручил ключи от всех дверей, разрешил в винный погреб ходить… Только не часто я наливал из бочек — не до того было…
Вначале думал я логово вампира где-нибудь в подвалах замка найти. Но сколько ни бродил — кроме крыс никого не видел… Стал к людям присматриваться. По легендам, вампир бледным должен быть… Но в замке почти все были бледными! Питание плохое, сырость, солнца годами не видели…
Пропал еще один человек — служанка жены лорда. И супруга хозяина нашего, красавица Юфрия, тряслась от гнева. По правде сказать, не была она такой уж красавицей… Тощая, бледная, как смерть, с породистым, как у мужа, носом…
Вот уж кто, как нельзя лучше, подходил на роль вампира… Но положено считать жен лордов — красавицами. И все, как один, восхищались красотой нашей хозяйки.
Решил я тогда засаду устроить в одном из закоулков подвала — где и нашли обескровленный труп служанки. Дождался ночи, вроде спать пошел, а сам незаметно спустился в подземелье. Поборол искушение заглянуть в винный погреб — мимо проходил — и устроился в самом темном, заставленном пустыми бочками углу. Сел на низкую кадку, под прикрытием больших бочек и потушил факел.
В темноте стал ощутим запах сырости. Замок вообще бы сырым, а уж подвал!.. Я думаю, это потому, что стоял он не на холме, как обычно, а на равнине, вблизи речки. А чуть дальше болота начинались. И ходили об этих болотах самые мерзкие слухи. Говорили, будто видели там не то чудовищ, не то приведения, а, скорее всего — все вместе. Я-то думаю, не так часто на болотах чудовища живут… Больше слухов… Но сырость от них идет изрядная!
Просидел я почти всю ночь без толку. Дремать стал, только что-то меня вдруг разбудило. Звук какой-то или запах… Или сквозняком потянуло… В темноте все чувства острее становятся. Услышал я шуршание крыс где-то в другом конце подвала. Принюхался — вроде появился посторонний запах… А чем пахнет — не пойму. У меня огниво и факел под руками — в любой момент зажечь можно. Только опять сонливость накатила.
И, то ли во сне, то ли наяву слышу смех… Как бы далеко где-то, а то, вдруг, и рядом… Из последних сил зажег факел. Вспыхнул он и осветил прямо у меня под ногами труп слуги, а вдали, там, где темнота уже не рассеивалась светом факела, мелькнул силуэт. И смех опять раздался… Женский смех…
Утром пошел я к лорду и рассказал, чем закончилось мое ночное дежурство. Он, как услышал про женский смех — вздрогнул всем телом. Видимо, уже давно подозревал… Да и я об этом же подумал… Хотел уже вслух сказать, но тут вошел второй сын лорда и я вздрогнул: проклятье захватило и его. Лицо юноши уже было нечеловеческим. Но он, вероятно, не зная о том, спокойно поговорил с отцом о какой-то мелочи и вышел. Тут только я понял, почему в замке не было ни одного зеркала. Мне-то они без надобности, а служанки, я слышал, сетовали — плохо без зеркал, причесаться, прихорошиться нет возможности…
Тут лорд вдруг заорал что-то о каре небесной, о том, что богов прогневал тем, что на вампирше женился! Выхватил кинжал и побежал в спальню супруги. Я — за ним, хоть и негоже, вроде, охраннику в спальню жены лорда заходить. Но — тут случай особый…
Пинком распахнул Брикхейм дверь в спальню хозяйки замка, забежал… и вдруг повесил голову — стоит, как бы парализован, даже кинжал из рук выпал. Юфрия лежала обнаженной на широкой кровати и потягивалась так, сладостно, удовлетворенно… Глянула на меня, улыбнулась, и заметил я клыки — эти знаменитые клыки вампиров, о которых столько рассказывают. Не знаю — постоянно они во рту сидят, или только когда надо вырастают… И губы ее, похоже, в крови были… Но это, скорее всего, показалось — уж кровь-то слизать она бы успела…
В общем, стоим мы с лордом посреди спальни — он совсем раскис, шатается, бормочет, что давно догадывался… не хотелось верить… потому и дети у них в чудовищ превращаются чаще, чем другие предки…
А я глянул — она меня ласково пальчиком манит, а сама этак соблазнительно на кровати раскинулась. Тело-то у нее красивое было…
Я усмехнулся про себя — думаю, не хватало еще с вампиршей в кровать лечь. Но обнаружил, что ноги идут помимо воли. И все ближе кровать, красивое тело жены лорда и ее клыкастая улыбка. И уже чувствую, сладость накатила, будто год женщин не видел, будто не вчера меня ублажала одна из хорошеньких служанок…
Собрался с силами, выхватил меч и одним движением отсек ей голову! Кровь забила таким фонтаном, что мгновенно вся комната стала красной.
Кровать пропиталась, будто покрасили ее! Узорчатый ковер на полу стал однотонным. А кровь все хлестала, не переставая, и тогда лорд Брикхейм кинулся ко мне и вцепился в горло костлявыми пальцами. И чувствую — пальцы у него холодные, как лед. А сила в них такая, что я с трудом разжал его хватку. Смотрю — а изо рта у лорда нашего клыки лезут…
Отбросил я его от себя… А когда он вновь накинулся — разрубил сверху донизу, на две половинки..;
Вот так и погиб лорд Брикхейм… Я думаю, он превратился в вампира, сам того не замечая. А кровь, если и сосал, то в забытьи… А жена его — та была активной… Через каждые два-три дня кровь сосала… Я когда из замка уезжал — служанку, с которой утехам предавался, брать не стал: у нее с каждым днем руки становились все холоднее…
4
Конан встал и потянулся. Костер по-прежнему горел ровно и весело.
— Ну, а дети его? — спросил Эскиламп.
— А дети… Я потом спрашивал у купцов, что бывали в тех краях… Замок этот все объезжают — большой крюк делают, только чтобы мимо не проезжать. Говорят, там живут упыри и чудовища. И вся округа обезлюдила… Правда, в тех краях народу много никогда и не было…
Пару лет спустя, в бою, я столкнулся с таким монстром. Не знаю, был ли это один из сыновей покойного лорда, но когти, клыки и зверская рожа у него имелись.
Я тогда, с сотней других наемников, поступил на службу еще к одному лорду, давно и безуспешно воевавшему с соседом, тоже, естественно, лордом. Платили они оба очень хорошо и наши ребята то и дело сталкивались в бою со своими знакомыми, которых нанял противник. В таком случае, старались, конечно, отходить в сторону — своих не убивать. Благо, оба лорда вооружили всю чернь — руби в свое удовольствие!
Не знаю уж, кто там из высокородных лордов был прав — для меня-то они все на один манер. Стараются попросту оттяпать у соседа земли, да казну разграбить. А раз так — наемникам плати не скупясь! Они, правда, и платили!.. За каждый день войны — золотом! Поэтому мы охотно нанимались то к одному, то к другому…
И вот, однажды, вылазку решили сделать — внезапно напасть на войско противника, взявшее в кольцо наш замок. Я возглавлял первую сотню бойцов — самых отчаянных головорезов. Мы врубились в лагерь противника, как топор в трухлявое дерево! Разбили их наголову, и лорд-противник пощады запросил. Все золото отдал, половину земель и еще каждый год обязался сколько-то там платить…
Но суть не в этом. Когда уже стали они сдаваться, я заметил свирепого воина с рычанием отбивавшегося от нескольких человек сразу. Захотелось немного еще поразмяться, крикнул ребятам, чтобы отошли в сторону и дали мне сразиться с этим молодцом. Солдаты отодвинулись, но при этом как-то странно улыбаясь. Через мгновение я понял — почему. Воин этот, которого они окружили, был не человек. Именно таких я видел в замке Брикхейма. Морда зверя, клыки, когти. Но меч он держал крепко и сражался славно! Чувствовалась выучка знатного человека… Может быть, это действительно был один из сыновей старого лорда… Ушел из опустевшего замка отца и, пока еще сохранял человеческий разум, нанялся в ратники к этому лорду-неудачнику… Вот так…
Дриан шмыгнул носом и сказал:
— Мы же договорились страшные рассказы… А этот интересный, но не страшный!
— Ты спрашивал про вампиров — вот я и рассказал, — проворчал Конан, расстилая одеяло, — да еще и про человекозверей добавил…
Эскиламп рассмеялся.
— Это просто он так рассказывал… А если бы поподробнее рассказал, как сидел в темноте, в подвале, да как вампир подкрадывался…
— Все равно не страшно! — Дриан разочарованно стал укладываться.
— Если не страшно, так почему бы тебе ни лечь одному и подальше от костра? — насмешливо спросил колдун.
Мальчик опасливо поглядел в темноту, покачал головой и придвинул одеяло еще ближе к костру.
— Кровь!.. — раздался вдруг вопль, — Сколько крови!.. Я убил ее!.. Сколько крови… — и Хепат вновь мирно захрапел.
Восход гном встретил уже на ногах. Мрачный, всклокоченный и невыспавшийся, он ворчал:
— Сколько можно рассказывать?.. Мне все это снится — я давно заметил… Лучше бы рассказывали о приятном…
Очередной день пути не принес ничего нового, а вечером Хепат, вместо того, чтобы завернуться в одеяло и захрапеть, подсел к костру.
— Я, вот, тоже кое-что вспомнил… Хотите, расскажу?
— Если страшное — рассказывай, — кивнул Дриан.
— Страшное — не страшное… — проворчал Конан, — рассказывай в любом случае, мы послушаем… а я полежу…
Через некоторое время Конан мирно захрапел, а Хепат, неодобрительно косясь на спящего друга, начал:
— Жили мы тогда в больших пещерах. Дело было при живом царе Вармине и наше великое царство… гм, процветало… — гном поерзал, покряхтел, будто вспомнил что-то не относящиеся к делу, и продолжал, — да… ну, словом, жили мы все же неплохо…
Только стали доходить слухи, что приближается к нам некий ужас из дальних пещер. Что это было — никто сказать не мог… Кто видел — тот погибал от страха или от чего-то еще…
Несколько смелых гномов ушли на разведку. Вернулся один, совершенно одичавший. С ума он спятил, или как-то еще повредился — не знаю. Только хохотал непрерывно… А иногда, наоборот, плакал и выл от страха, забившись в самый дальний угол своей пещеры. Жена за ним ухаживала, но он, в такие моменты, и ее пугался. Так и умер в углу, и с таким выражением лица, что смотреть неприятно. Хотя… кому же приятно на мертвецов смотреть?!
Тогда и призвал меня Вармин. Был он высок — почитай, выше всех гномов — осанист, с большой белой бородой, которая, надо сказать, всегда была изумительно расчесана — волосок к волоску! Это у других гномов, особенно у тех, кто выпить любил, бороды — ни к черту!.. Спутанные, слипшиеся… А особенно, если длинная, так и вообще… смотреть срамно! У некоторых-то бороды кучерявились — так тем, все едино. Можно годами не расчесывать, она все равно неплохо выглядит. А если волосы на бороде прямые — надо ухаживать. Или, уж, подстригать… Не позориться с нечесаной бородой. Или брить! Но не ходить нечесан…
Да, ну это я немного отвлекся. Оно-то и понятно — тема уж больно захватывающая! Ведь у гнома борода — основная краса! Что нужно гному, чтобы женщины любили, а другие гномы завидовали? Ясное дело — борода нужна в первую очередь! А уж потом оружие иметь красивое. Ну, еще пещера чтоб, не пустовала. Добра накопить — это уж само собой. Золотишка, камешков драгоценных… Особенно рубины и изумруды пещеру украшают! Зайдешь, бывало, к иному богачу, а у него вся пещера светится! Где — красным, где зеленым… А где и бриллианты сияют! Но ими-то, в общем, редко стены украшали. Очень уж дорогие камешки… Не ровен час, кто и позарится. Гостей-то у всех полные пещеры!
Я вот, удивлялся иногда, да и по сей день удивляюсь — ведь если одни к другим в гости ушли — у них пещера пустой должна быть! Ан нет! У всех всегда — полные! Вот загадка! Куда не придешь в гости — там уже и без тебя полно!
Сесть даже негде! А уж чтобы вина выпить… Нет, угощали, конечно, всегда хорошо! Вино только быстро кончалось. Но если в гости заявишься с самого утра — пей вволю!..
Вы не подумайте, конечно, будто гномы только и делали, что в гости ходили. Нет! Работали много. И золото добывали, и камешки, и тоннели новые рыли. А часто там и тоннели возникали, где можно камешки найти. Куда копать, если нужно, допустим, новую комнату выкопать? Конечно, туда, где могут быть камни драгоценные. А уж камни-то эти, любой гном за милю чует! Подойдешь, бывало, к стене, ладонями ее коснешься и чувствуешь — вон там камни лежат… россыпь камней… надо только покопать немного. И копали! Так изрыли всю гору тоннелями, что другие гномы — которые в гости шли — могли заблудиться и попасть совсем не к тем… Но их все равно принимали хорошо. Вина, правда, старались не давать чужим — вино-то, ведь, приходилось наверху покупать! Но, уж, эля — всегда нальют! Полные кружки! А кружки у нас были огромные! У Конана, вот, есть кружечка… Она, конечно, красивая, с барельефами… Демон подарил! Красивая… а все не то! Вот у нас кружки были!.. Можно из нее тянуть весь вечер, а она все, будто и не пустеет! Чудо, что за кружки! Некоторые украшали даже самоцветами. Хорошие-то камешки в кружки не вставляли, а так — разные осколки… Но не в красоте наших кружек суть! В объеме!
Да, ну я опять тут отвлекся немного… И немудрено ведь! Как начну вспоминать жизнь свою в царстве Вармина, так остановиться не могу! Бывало, спать ляжешь, а не спится — все вспоминаешь… Хорошо тогда жили, весело… Конечно, и войны случались, и просто стычки с соседями… Чаще-то воевали с чужаками. Вот, например, дикие обезьяны нагрянут — тут и берутся все гномы за оружие. А как же иначе? Гм, дикие обезьяны… Обезьяны-то всегда дикие! Ордой, бывало, так и прут! И рубишь их, и стреляешь — а их все не счесть. Много сильных гномов погибло, разорванных этими обезьянами!
Ну, так вот… О чем-бишь я? Да, появился, значит, некий ужас… Гном-разведчик умер в пещере своей от страха!.. Даже жены пугался… Оно-то, надо сказать, и немудрено… Жена у него уж такая страшная была!.. Ее потом никто не хотел к себе брать. Нашелся один, правда, взял четвертой женой. Так потом до самой смерти ни разу не улыбнулся! А уж такой весельчак был! Да и то сказать — смерть-то его очень уж скорой была. Оно-то и понятно: каждый день видеть такую рожу!
Да… сложно, вообще, жилось в пещерах. Работать много приходилось, хоть и веселились тоже… Да и как не веселиться вечером, если за день, бывало, столько камней добудешь, что на них можно с десяток бочек самого лучшего вина у людей наверху купить? А уж если не лучшего качества — так бочек двадцать! И пей, хоть залейся! И гостей угощай! Правда, не все щедро угощали. Были такие, что вино-то для себя придерживали, а гостей элем поили, чтоб не слишком накладно вышло… Да ведь и то сказать — если каждый вечер гости — на них не напасешься!
Ну, так вот… Вызвал, это, меня к себе царь и говорит… А я, надо вам сказать, молодой еще тогда был. Только-только борода начинала расти. И очень я негодовал по младости лет на тех, кто свою-то бороду в порядке держать не мог! Уж у меня-то, думал я тогда, борода — как вырастет — всегда будет в самом лучшем виде! М-да… Оно, конечно, молодость…
Ну, и говорит, значит, мне Вармин… Наш великий царь! Сейчас, правда, я уже сомневаюсь в его величии…
Да что вы спите-то черти?! Я же вам страшную историю рассказываю!! Не спишь, Дриан? Ну ладно…
Так и говорит мне Вармин, что надо одному идти… Ты, говорит, лучше всех тоннели, да пещеры окрестные знаешь. Ты молодой, шустрый! Иди и будь очень осторожен. Не ленись лишний раз вернуться и доложить! А то уйдешь — и с концами! И гадай потом, где твои кости лежат…
Ну, я действительно, неплохо знал окрестные пещеры. Забирался даже и в соседние царства. Даже и туда, где не жаловали чужаков. И если бы увидели меня — стрела в бок и весь разговор! Бывал я и в старых, заброшенных пещерах. Там, надо сказать — жутковато! Известно, ведь — места покинутые жителями — нехорошие, недобрые… Есть в таких пещерах, что-то плохое… Не то призраки бродят, не то сами стены зло впитали… Ясно ведь, что зло, как ржавчина в железо, въедается в стены пещеры и если долго жили там злые гномы… Словом, нежелательно в таких пещерах даже и появляться, не говоря уж о том, чтобы поселиться.
Придешь, бывало в такую заброшенную обитель — как пахнет злобой! Аж попятишься! Оглянешься — никого, а злоба так и гонит тебя куда-то, так и пышет жаром в лицо!.. Да нет, скорее, не жаром… Холодом! Ледяным ветром дунет! Так, что задрожишь весь, как от мороза лютого! Будто целый день в ледяных пещерах бродил, а одет легко…
Словом, всегда страшно в заброшенных пещерах. Да ведь и то сказать — почему их забросили-то? Почему не живет никто там, где когда-то звучали застольные песни и веселые детские голоса? Что выжило, что прогнало отсюда гномов? Может, зла накопилось слишком много? Ведь не все гномы — такие весельчаки, как, вот я, например! Бывают и угрюмые, и злые… И если постепенно злых становилось все больше, а веселых все меньше…
Э-хе-хе… Старался я проходить такие пещеры как можно скорее. Пробежишь, бывало — только обдует тебя могильным холодом!.. А ты — дальше! Туда, где никто не жил, где царит еще первозданная природная доброта. Ну а вслед, будто голоса чьи-то, замогильные несутся… Кричат, грозят… будто дальнее эхо горного обвала… Какие-то смутные, страшные образы навевают такие места… как из далекого, полузабытого сна… Старый ужас, от которого трясутся колени и спирает в груди. Хочешь вздохнуть — и не можешь. Закостенело что-то… Язык, бывало, таким шершавым станет, что и слова сказать не можешь…
И это мне — весельчаку — так страшно становится! А что говорить о тех, кто хмурый, да угрюмый?.. Хотя, оно, конечно, наверное, смелость от веселого нрава мало зависит…
Словом, пробегал я галопом такие пещеры, где зло таилось… И вот, стал замечать — чем дальше забираюсь вглубь — вниз, то есть — тем страшнее становится. У нас, ведь, как рыли — ярусами! И вся гора, и вверх, и вниз изрыта, будто соты пчелиные. Мы-то жили где-то посредине… А чем ниже — тем страшнее! Это я заметил.
Я и до сих пор сметливый и наблюдательный, а уж раньше!.. Бывало, надо загадку кому отгадать — он над ней целый день бьется — я вмиг растолкую… что загадка эта неправильная, дурацкая загадка! И разгадывать ее — значит, себя не уважать! От меня и уходили с веселой душой. Некоторые, правда, смеялись очень. Но меня все равно уважали. Братья, вот только — смеялись-то так же, как и другие, но насчет уважения… Но ведь, они старше меня были. А, известно, что старшие младших редко уважают…
Да… Ну, вы-то меня знаете, чего тут долго толковать!.. Опять спишь, Дриан?! Я для кого рассказываю?! Сам же заказал страшное! Погоди, погоди… Еще будет такое страшное, что не заснешь потом! Это сейчас вы все спите, как сурки. Подождите — дойдем и до страшного. Просто я, если уж рассказываю, то — обстоятельно, не торопясь… Вон, Конан рассказывал — раз, раз… и все! К чему так торопиться-то? Так что, ты, Дриан, не спи! Конан-то, ладно… он всегда спит. Любит поспать! Но, правда и вскакивает, если тревога!.. Будто и не спал! Это уметь надо! А посмотрел — все спокойно, тревога напрасная оказалась — лег и опять заснул мгновенно. Молодец, словом. Эскиламп, вон, тоже похрапывает! Не знаю, как у него со сном — случись беда — проснется ли так же быстро, как Конан? Ну ладно… А ты не спи, Дриан, слушай! Иначе кому же я все это рассказываю?! А я так — раз начал, меня уж не остановишь, пока все не расскажу! Так что слушай! Я тебя время от времени тормошить буду — ты уж не обижайся…
Так вот… Где я остановился? Что? Про царя? Да ты, Дриан, проспал все! Про царя я давно рассказывал! Ну, ладно, повторять не буду… Но теперь слушай!
Так, значит… Про царя… Хороший был царь, Вармин — справедливый. А, главное, борода у него… Что? Про бороду я рассказывал? Ну, да?
Ладно, слушай дальше… Вызвал он меня… Да… Трудно рассказывать, когда тебя все время перебивают! Не перебивал? Так ты, значит, все же спал?! Нет? Ну, смотри!
Да, вспомнил — про пещеры нижние я рассказывал. В общем, чем ниже, тем хуже. Страшнее. Беспокойнее на душе. Тяжелее на сердце. Но — иду. Пробираюсь. Где со светом, где и впотьмах приходилось, чтобы не видно было. У гномов-то глаза к темноте привычные. И зрачки — я замечал — у нас сильнее расширяются. Как у волка! Или, допустим, собаки. У собаки-то как? Если нужно в темноте увидеть что-то — так у нее зрачки во весь глаз! Потому и видит хорошо! Так, или почти так, и у нас, у гномов.
Словом, тушил я иногда факел и брел в темноте. Особенно, если из окон немного света попадало. Вот ты, Дриан, вижу, хочешь спросить про окна! Дриан! Эй, проснись-ка! Про окна — дескать, какие в пещерах окна?! А такие — что если пещера выше уровня земли — можно и окна незаметные пробивать. Вот так — не полная тебе темнота! Вообще, пещеры у нас были очень умно устроены… И вентиляция, и окна… Воду подводили к самому жилью. Течет ручеек сверху, а ты его направишь, желобок продолбишь — вот тебе и вода к самому носу!
Да… но об этом, в другой раз. О пещерах-то, ведь можно рассказывать вечно! Только начни! Поэтому — как-нибудь потом расскажу.
Спускаюсь я, значит, спускаюсь… Ниже уровня земли, понятно — никаких окон. Но у меня несколько факелов имелось разных — и больших, и маленьких. Маленький освещает только дорогу под ногами — и все. А пламя-то ладонью прикрываешь — и иди незаметно.
Ну и стал я в нижних ярусах скелеты находить. То тут, то там… Некоторые лежали в полном боевом доспехе. Другие — в обычной одежде. Только одежда-то истлела вся… Неприятно, знаешь ли — идешь в темноте и вдруг спотыкаешься обо что-то. Факел зажег — скелет! Череп смотрит пустыми глазницам, скалится, „будто смеется над твоим страхом… А то иногда, кажется, что злится, зубами скрипит. Я, в такие мгновения, вроде, даже скрип слышал… Но, казалось, конечно…
И вот, чем ниже я спускался и дальше от нашего селения отходил — тем мрачнее выглядели пещеры. Своды будто хотели опуститься на тебя, раздавить, стены — сжать, сплющить… Душно в таких пещерах, даже если и вентиляция хорошая…
В общем, иду — и сам не замечаю, что с трудом воздух хватаю открытым ртом, что пот уже глаза заливает, видно плохо…
Чувствую — много зла скопилось тут, внизу. Скелеты все чаще попадаются. И стало мне чудиться, будто шепот чей-то слышу… Тихий такой, зловещий. Слов как бы и не разобрать. Но слышится угроза… И кажется, что эти скелеты со мной разговаривают, шепчут, угрожают…
Еще ниже спустился. Там совсем плохо стало. Однажды глянул в угол пещеры, где скелет лежал — будто чуть шевельнулся он— Я глаза протер, посмотрел внимательнее — нет, лежит…
Иду дальше и ободряю себя — ну что за бред?! Где это видано, что б скелеты шевелились? И тут же будто чей-то шепот — видано… видано… Ты тут еще и не то увидишь!
Очень уж мне хотелось назад подвернуть. В наше селение войти, выпить вина в окружении товарищей… Только как представишь, что эти товарищи скажут, когда узнают, что я скелетов испугался!.. Засмеют, ведь… А соврать — не смогу! Я, вообще, всегда правду говорю. Обманывать — тошно.
Вот, люди, вижу, часто друг друга обманывают! Зачем?! Один говорит другому: убил-де как-то дракона огромного! И ведь, знает, что не поверит никто! Все едино — надо соврать!.. А того не поймет, что себя же этим и принижает. Ведь мог бы — мог бы дракона убить! Если, конечно, не ленился бы упражняться с оружием, силу заиметь… А врет — только говорит этим, что мог бы… да вот… лень… и силы нет… И жалко смотреть бывает на такого вруна…
Поэтому, я — всегда правду!.. И тут, чувствую, что все, как есть, выложу, если испугаюсь и вернусь. И — засмеют. Сначала братья. Потом — и все остальные.
Иду. Шепот этот, зловещий — громче стал, уже и слова слышу. Убьем, задушим, наши костяные пальцы вопьются тебе в горло!.. Спотыкаться я стал на ровном месте. А уж если камень, какой… Несколько раз падал. Однажды, упал — в темноте дело было — зажег факел, глянул — а мне прямо в лицо ухмыляется голый череп… Хотя, черепа-то всегда голые… На то он и череп…
Вскочил я — и бежать. Вроде даже, подвывать от страха начал. И не заметил яму эту…
Кто ее вырыл на дороге — не знаю. Гномы так не делали. Разве только, если враг приближается. Но тогда — много ям копали. А тут — одна. И не совсем обычная. Обычно-то яма, а в ней камни острые торчат, чтобы упал, и проткнуло тебя насквозь… А тут — нет. Упал я — и попал в какой-то другой ярус. Как бы между этажами оказался. От этой ямы — тоннели, как норы, во все стороны. Низкие. Такие, что приходилось кое-где и на четвереньках ползти.
Сколько я так пробирался по этим норам — не помню. Будто онемело во мне что-то. Ползу, а в голове ни одной мысли. Только оказался, наконец, на площадке. Выполз — и онемел! Подо мной — необъятная пещера! Такая, что кинь камень — до ста досчитаешь, а он все лететь будет! Откуда-то сбоку окна — пещера освещена мягким светом. А прямо передо мной — вниз лестница бесконечная. И такая узкая, что даже я — гном не робкого десятка — испугался не на шутку. А главное — перил совсем нет! Узкие каменные ступени, а с двух сторон — пропасть! И как спускаться по этой лестнице, если поджилки трясутся?! Ширина-то — только-только ноги поставить. Да и то — смотреть, куда ставишь: не ровен час, оступишься.
Не знаю, как у тебя, Дриан, а у меня такое иной раз во сне бывает… Иду, где-нибудь… не то, по мостику, не то по тропке горной, а подо мной — пропасть глубочайшая. Такая, что дно еле видно… И страх забирает, а идти надо!..
Вот так и тут… только уже не во сне, а наяву. И откуда в той горе такая пещера взялась? Хотя, наверное, это уже не в горе, а под горой… Опять же — окна… Значит, все же выше уровня земли.
А если выше — значит, я по тем тоннелям на самую вершину горы забрался! А когда полз — вроде и не заметил, чтобы вверх… Словом, чудно все!..
Долго я так стоял на площадке, и сообразить пытался… Думал, может, я в забытьи по тоннелям в соседнюю гору перебрался… В общем, стоял и не мог заставить себя на лестницу вступить. Вот представь, Дриан, что ты стоишь на вершине горы, а горы-то и нет под тобой — одна только узкая лестница!.. Колени затрясутся!
Хотел я уже и назад повернуть. Думаю — да на кой ляд мне эта лестница и эта пещера?! Вернусь теми же ходами обратно и буду пробираться дальше. Только понял я, что не смогу вернуться… что заблужусь в переходах. У гномов-то чувство направления хорошо развито, и я всегда знал, куда идти. А тут — не помню! Знаю, что не смогу дорогу найти… Сгину в низких тех тоннелях!
Да еще и шепот меня догнал! Сзади, откуда я приполз на эту проклятую площадку, шепот стал доноситься — тот же, что и раньше. Только на этот раз пожалуй, даже страшнее. Будто волна за мной катится! Все ближе и ближе. Вот-вот накатит, накроет с головой, а уж тогда не выбраться. И шагнул я на ступеньки…
Несколько шагов сделал — голова так закружилась, будто бочку вина в себя влил за один присест! Остановился — качаюсь, хочу за что-то схватиться, а — не за что! За воздух же не схватишься. Шатает меня, как на ветру, руками машу… Знаю — назад теперь ходу нет, ибо не развернуться на той лестнице. Хотел сесть, чтобы хоть ощутить руками камень — схватиться за ступени… Но и сесть невозможно — нагибаться станешь — точно свалишься! Полетишь вниз, как птица охотником подстреленная. Лететь долго придется, а в конце — об камни! И будет гнить твой труп, пока не превратится в скелет, вроде тех, что я в пещерах встречал.
И подумал я — много, наверное, там, внизу уже лежит скелетов! А как только подумал — шепот услышал. Теперь снизу. Будто шуршание сухих костей поднимался ко мне шепот… Горы, горы скелетов лежали под лестницей. Скоро и мой к ним присоединиться…
И тут придумал я, как страх побороть. Известно ведь, что пройти, скажем, по бревну, лежащему на земле — очень даже просто. А вот — по тому же бревну, перекинутому через пропасть!.. Там уже сложнее будет!.. Значит, вся суть в том, что видишь под собой бездну. А если не видеть ее — так и не страшно! И представил я, что лестница эта на земле лежит. И пошел! Даже качаться перестал. Иногда представлял, что вокруг меня — стены каменные. Что лестница в стене вырублена. Так и спустился. Но такое напряжение даром не проходит. Спустился — и упал без чувств…
Очнулся от шепота. Догнали они меня — те, кто погиб в пещерах… Навалились, угрожают, кричат…