Том Клэнси Лэрри Бонд

Красный шторм поднимается

ОТ АВТОРА

Некоторое время назад я увидел имя Лэрри Бонда, когда, прочитав объявление в «Записках» Военно-морского института США, купил его военную игру «Гарпун». Игра оказалась поразительно интересной и послужила основным источником при работе над книгой \"Охота за «Красным Октябрем». Я был настолько заинтригован, что тем же летом поехал на встречу любителей военных игр, познакомился с Лэрри и мы стали близкими друзьями.

Когда «Красный Октябрь» находился в своей заключительной стадии, мы с Лэрри заговорили об одном из его замыслов – «Конвой-84» – макровоенной игре, или игре о военной кампании, которая, основываясь на принципе игры «Гарпун», посвящалась битве за Северную Атлантику. Эта тема увлекла меня, и мы начали говорить об использовании этой идеи для книги, поскольку, по нашему мнению, никто, за исключением министерства обороны, не рассматривал детально проблемы, связанные с ведением такой кампании с применением современного вооружения. Чем больше мы говорили об этом, тем интереснее нам казалось эта тема. Скоро мы начали делать наброски основного направления книги, пытаясь найти способ ограничить ее размеры разумными рамками, но при этом не устраняя важные подробности (это оказалось нелегким делом, несмотря на бесконечные дискуссии и кое-какие серьезные разногласия!).

Хотя фамилия Лэрри, как одного из авторов книги отсутствует на переплете, эта книга является его в такой же степени, как и моей. Мы никогда не задумывались о разделении труда, но сумели закончить книгу как соавторы, хотя нашим единственным контрактом было рукопожатие. Кроме того, мы получили огромное удовольствие от работы над ней. Пусть читатель решает, насколько успешным оказалось наше сотрудничество.

***

Мы с Лэрри не в состоянии поблагодарить всех тех, кто помогал нам в работе над этой книгой. Сделай мы такую попытку, и невольно затерялись бы имена тех, чей вклад был более чем велик.

Мы выражаем свою благодарность всем тем, кто посвятил нам немало времени, откровенно отвечал на наши бесконечные вопросы и потом доходчиво растолковывал собственные ответы – ваши имена нам известны, о каждом из вас говорится в этой книге. Особо хочу поблагодарить капитана, офицеров и команду FFG-26 за чудесную неделю, во время которой они продемонстрировали сухопутному моряку, что значит быть настоящим морским волком.

Глава 1. Фитиль зажжен

Нижневартовск, Россия

Они двигались быстро, неслышно и целеустремленно под прозрачным звездным ночным небом Западной Сибири. Это были мусульмане, хотя говорили они по-русски, правда, с напевным азербайджанским акцентом, отчего-то казавшимся забавным руководству предприятия, которое почти сплошь состояло из русских. Трое из них только закончили сложное и трудное дело – на железнодорожной сортировочной станции открыли на трубопроводах сотни вентилей. Руководил ими Ибрагим Толказов, хотя впереди шел не он. Первым беззвучно двигался высокий и широкоплечий Расул, бывший сержант МВД. Этим вечером он уже убил шестерых – троих выстрелами из пистолета, скрытого сейчас курткой, и еще троих – голыми руками. Никто не слышал этого. Нефтеперерабатывающий завод – шумное место. Трупы затащили в тень, и все уселись в машину Толказова – предстоял заключительный этап операции.

Центр управления огромным заводом размещался в современном трехэтажном здании, расположенном, как и полагается, посреди комплекса. Отсюда во все стороны по меньшей мере на пять километров виднелись заводские сооружения – колонны каталитического крекинга, ректификационные колонны, емкости для нефтепродуктов, и, самое главное, отсюда расходились тысячи километров магистральных трубопроводов большого диаметра, превращавших Нижневартовск в один из самых крупных нефтеперерабатывающих комплексов в мире. Холодное зимнее небо освещали пылающие факелы сопутствующих газов, а в воздухе стоял густой запах продуктов переработки нефти: авиационного керосина, бензина, дизельного топлива, смазочных масел и сложных нефтехимических продуктов.

На собственных «жигулях» Толказова они подъехали к кирпичному зданию без окон, инженер поставил машину на стоянке в отведенном для него месте и в одиночку направился ко входу. Его товарищи пригнулись на заднем сиденье, чтобы их не видели снаружи.

Ибрагим открыл стеклянную дверь и поздоровался с охранником, который улыбнулся в ответ и протянул руку за пропуском. Строгие меры безопасности были необходимы, но поскольку их ввели более сорока лет назад, контроль перестали воспринимать всерьез, считая, что это всего лишь одна из бесчисленных бюрократических рогаток, так распространенных в Советском Союзе. Охранник уже успел не однажды приложиться к бутылке – единственному утешению в этом суровом и холодном крае России. Фигура инженера расплывалась у него перед глазами, а улыбка была всего лишь отработанной. Протягивая пропуск, Толказов как бы случайно обронил его, и охранник сделал неверный шаг вперед и наклонился, чтобы поднять пропуск с пола. Выпрямиться он не успел. Последнее, что он почувствовал – это холодное дуло пистолета, упершееся ему в затылок, и он так и не успел понять, почему умер – или отчего. Ибрагим обогнул стол и взял автомат, который охранник обычно не без гордости держал под рукой, проверяя пропуска у проходивших мимо инженеров. Толказов поднял мертвое тело и усадил в кресло, положив голову убитого на стол, – ничего удивительного: еще один в ночную смену заснул на своем посту. После этого Толказов выглянул наружу и взмахом руки позвал товарищей. Расул и Мухаммед подбежали ко входу.

– Наш час настал, братья, – торжественно проговорил Толказов, передавая АК-47 и пояс с запасными магазинами своему рослому другу.

Расул подкинул в руке автомат, проверил, есть ли патрон в патроннике и снято ли оружие с предохранителя, потом он перекинул ремень через плечо, прикрепил к стволу штык и произнес первую за весь вечер фразу:

– Нас ждет рай.

Толказов пригладил волосы, поправил галстук, пристегнул к белому лабораторному халату пропуск и первым стал подниматься по лестнице высотой в шесть пролетов.

Согласно установленным правилам, войти в главный центр управления комплексом можно было только после того, как тебя узнает в лицо один из дежурных инженеров. Так случилось и на этот раз. Николай Барсов удивился, увидев в дверной глазок лицо Толказова.

– Но ведь сейчас не твоя смена, Иша.

– Сегодня днем вышел из строя один из клапанов, а я забыл перед уходом проверить, удалось ли его отремонтировать. Вы ведь знаете – вспомогательный клапан на трубопроводе номер восемь, который перекачивает керосин. Если завтра окажется, что он все еще неисправен, придется отключать трубопровод и направлять поток по дублирующей трассе, а вам известно, что это значит. Барсов согласно кивнул:

– Верно, Иша. – Пожилой инженер думал, что молодому азербайджанцу нравится, как русские коллеги сократили его мусульманское имя Ибрагим, превратив его в забавную кличку. Но он жестоко ошибался. – Отойди назад и дай мне открыть этот проклятый люк.

Тяжелая стальная дверь распахнулась наружу. До этого момента Барсов не видел стоявших у стены Расула и Мухаммеда, а сейчас у него просто не осталось на это времени. Три пули калибра 7,62 миллиметра, выпущенные из «Калашникова», пробили ему грудь.

В центре управления находились двадцать дежурных инженеров. Помещение походило не столько на пост управления гигантским нефтеперерабатывающим комплексом, сколько на центр управления железной дорогой или электростанцией. На высоких стенах размещались схемы трубопроводов, сотни разноцветных огоньков на них указывали, какой именно клапан работает и в каком режиме. И это была всего лишь общая схема. Состояние на отдельных участках комплекса отражали отдельные дисплеи. Все это контролировалось компьютером, но половина сменных инженеров, тем не менее, постоянно следила за функционированием бесчисленных трубопроводов, вентилей и клапанов. Дежурные инженеры не могли не услышать грохот короткой очереди.

Но все были безоружны.

Неторопливо, с особым вниманием Расул пошел по огромному залу, умело, с одного выстрела, убивая каждого инженера. Сначала они вскакивали, пытаясь бежать, а затем поняли, что он все равно загонит их в угол, как овец, убивая по пути. Двое проявили достаточное самообладание и схватились за трубки телефонов внутренней связи, чтобы вызвать подразделение быстрого реагирования КГБ. Расул застрелил одного из них, однако второй пригнулся, юркнул за панель управления и кинулся к выходу, где стоял Толказов. Азербайджанец увидел, что это Борис, секретарь их партийной организации, инженер, который «водил дружбу» с Толказовым и превратил его в «ручного кавказца», любимца русских инженеров. Ибрагим помнил каждый случай, когда этот безбожник, эта мерзкая свинья покровительственно и свысока разговаривал с ним, едва скрывая снисходительную усмешку, – еще бы, кавказский дикарь, привезенный на развлечение своим русским хозяевам. Толказов поднял пистолет.

– И-и-иш-а-а! – в ужасе завопил потрясенный Борис. Толказов хладнокровно выстрелил в раскрытый в крике рот, надеясь, что русский не умрет сразу и успеет услышать презрение в голосе азербайджанца:

– Неверный. – Он с благодарностью взглянул на Расула, что тот не застрелил этого ублюдка и предоставил такую возможность ему. Теперь Толказов успокоился. Пусть его молчаливый друг убивает остальных.

Оставшиеся еще в живых кричали, в Расула летели чашки, стулья, инструкции. Людям некуда было бежать, они не могли скрыться от этого громадного смуглого убийцы. Некоторые подняли руки, тщетно умоляя о пощаде. Некоторые даже молились вслух – однако они обращались не к Аллаху, что могло бы спасти им жизнь. Шум почти стих, когда Расул приблизился к залитому кровью углу. На лице его появилась довольная улыбка – он направил дуло автомата на залитое слезами и потом лицо последнего оставшегося в живых и пристрелил его, уверенный, что этот неверный будет прислуживать ему в раю. Расул выбросил пустой магазин и вставил новый, затем повернулся и пошел обратно через центр управления. В каждое лежащее тело он тыкал штыком и еще по разу выстрелил в четверых, подавших признаки жизни. Он смотрел на трупы с мрачным удовлетворением. Убито не меньше двух десятков свиней-безбожников. Стало меньше на два десятка иноземцев-оккупантов, стоящих между его народом и Пророком. Вот уж действительно труд во славу Аллаха!

Третий в их группе, Мухаммед, тем временем исполнял свою часть плана. Он прошел в дальний угол центра управления и переключил руководство всеми системами с автоматического, компьютерного, на аварийное, когда управление переходило в руки инженеров. При этом с помощью нескольких простых приемов он обошел все автоматические системы безопасности.

Будучи человеком методичным, Ибрагим месяцами планировал каждый шаг этой операции, он знал их все наизусть, но все-таки хранил в кармане список этапов, которые следовало теперь пройти. Он достал этот листок, развернул его и положил на столик перед главным контрольным дисплеем, потом окинул взглядом остальные экраны, чтобы сориентироваться должным образом, и сделал паузу.

Из нагрудного кармана азербайджанец извлек свою величайшую реликвию – оставшуюся от деда половину Корана и открыл наугад. Это оказался отрывок из суры «Добыча». Дед Ибрагима Толказова был убит во время одного из тщетных восстаний против правления Москвы, отец покрыл себя позором, беспомощно угодничая перед государством безбожников, а самого Толказова русские учителя в школе обманули, сделав атеистом. Другие русские сделали из него инженера-нефтяника, чтобы он мог работать на самом лучшем государственном нефтеперерабатывающем заводе в Азербайджане. И только после всего этого Толказов постиг Аллаха, Господа своих предков. Он понял это, слушая слова дяди, подпольного имама, оставшегося верным Аллаху и продолжавшего хранить растрепанные остатки Корана, с которым шли в бой воины Аллаха. Толказов прочитал отрывок на выцветшей странице: «Вот ухищряются против тебя те, которые не веруют, чтобы задержать тебя или умертвить, или изгнать. Они ухищряются, и ухищряется Аллах. А ведь Аллах из ухищряющихся!»

Толказов улыбнулся, уверенный, что прочитанный им отрывок был окончательным Знаком, указующим на правильность плана, задуманного Тем, который намного мудрее и могущественнее его самого. Без угрызений совести, спокойно он принялся за осуществление шагов, предписанных ему судьбой.

Сначала бензин. Толказов закрыл шестнадцать контрольных клапанов – самый ближний находился в трех километрах отсюда – и открыл десять других. В результате восемьдесят миллионов литров бензина хлынуло на землю из множества уже ранее открытых ими вентилей, через которые топливо заливали в цистерны. Бензин воспламенился не сразу. Мусульмане не оставили никаких зажигательных устройств, которые привели бы к началу катастрофы, первой из многих запланированных ими. Толказов рассуждал так: если они действительно были рукой Аллаха, то Господь сам позаботится о такой мелочи.

И Он позаботился. Грузовик, проезжавший через сортировочную станцию, повернул слишком круто, его занесло на залитом бензином асфальте, и он ударился бортом о металлический столб освещения. Для взрыва хватило одной искры – а из открытых вентилей продолжали хлестать сотни тонн бензина.

С клапанами на многокилометровых магистральных трубопроводах Толказов решил поступить иначе. Вознося хвалу Аллаху за то, что Расул был таким искусным стрелком и не повредил ничего важного в центре управления, он быстро ввел в компьютер команду. Магистральный нефтепровод, по которому перекачивалась нефть с ближайшего промысла, имел два метра в диаметре, и от него отходило множество трубопроводов, что вели к отдельным скважинам. Нефть текла по этим трубам благодаря работе мощных перекачивающих станций. По команде Ибрагима компьютер быстро открыл и тут же закрыл клапаны на трубопроводах, и от гидравлического удара они лопнули в десятках мест. Поскольку система работала в аварийном режиме, турбогенераторы продолжали перекачивать нефть. Потоки легкой сырой нефти хлынули из трубопроводов, и снова потребовалась всего лишь одна-единственная искра, чтобы воспламенить колоссальное количество нефти. Холодный зимний ветер погнал стену пламени дальше…, и тут лопнули трубопроводы в том месте, где бензин, смесь различных нефтяных фракций и газ пересекали реку Обь.

– Зеленые фуражки! – раздался крик Расула, предупреждающий о появлении группы быстрого реагирования КГБ. Вооруженные солдаты стремительно поднимались по лестнице. Короткая очередь Расула сразила двоих, что бежали первыми, и остальные остановились, прячась за поворотом лестницы, пока молодой сержант, руководивший группой, пытался понять, что за чертовщина здесь происходит.

Автоматические сирены, предупреждающие о пожаре, ревели вокруг Толказова. На главной схеме появились контуры четырех стремительно растущих пожаров, границы которых были обозначены мигающими красными огоньками. Толказов подошел к главному компьютеру и вынул из него дискету с программой управления комплексом. Запасные дискеты находились в запертом сейфе на первом этаже, а те, кто знали комбинацию, с помощью которой можно было открыть сейф, лежали сейчас в центре управления мертвыми. Мухаммед стал обрывать провода, ведущие ко всем телефонным аппаратам в зале. Внезапно здание вздрогнуло от мощного взрыва – в двух километрах от него взорвалось бензохранилище.

И тут же Толказова заставил обернуться взрыв гранаты – солдаты КГБ перешли к решительным действиям. Расул открыл ответный огонь, и вопли умирающих едва не заглушили пронзительный рев пожарных сирен. Толказов поспешил в угол. Пол был скользким от крови. Он открыл дверцу, за которой находился главный распределительный щит, рванул на себя рубильник и разрядил в щит пистолет. Ремонтникам, которые попытаются что-либо исправить, придется работать в темноте.

Дело сделано. И тут Ибрагим увидел на площадке лестницы массивную фигуру своего друга. Смертельно раненный осколками гранаты, Расул согнулся и прислонился к стене, силясь не упасть, до последнего мгновения охраняя своих товарищей.

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного! – вызывающе выкрикнул Толказов, обращаясь к солдатам группы быстрого реагирования, не знавшим ни единого слова по-арабски. – Господ небес и Господ земли, он спасет меня от ухищрений диавола…

Сержант КГБ выпрыгнул на середину нижней площадки и первой же очередью выбил автомат из безжизненных рук Расула. Две ручные гранаты влетели в центр управления, и сержант тут же снова скрылся за поворотом лестницы.

Бежать было некуда – и незачем. Ибрагим и Мухаммед неподвижно стояли у дверей, глядя на катящиеся по кафельному полу гранаты. Вокруг них пылал, казалось, весь мир, и теперь из-за того, что сделали они трое, действительно вспыхнет целый мир.

– Аллах акбар!

Саннивейл, штат Калифорния

– Боже милосердный! – выдохнул старший сержант. Пожар, начавшийся на сортировочной станции Нижневартовска, где велась заливка цистерн бензином и дизельным топливом, оказался настолько мощным, что привел в действие спутник системы раннего оповещения о ракетно-ядерном нападении, застывший на геостационарной орбите на высоте двадцати четырех тысяч миль над Индийским океаном. Сигнал тревоги тут же поступил на секретную станцию связи ВВС США.

Старшим дежурным на станции связи со спутниками раннего обнаружения был полковник ВВС. Он повернулся к технику и коротко бросил:

– Координаты!

– Слушаюсь, сэр. – Сержант набрал команду на клавиатуре компьютера. Команда поступила на спутник, и камеры переключились на другой диапазон чувствительности. Яркость вспышки на экране уменьшилась, и спутник мгновенно обнаружил источник термальной энергии. Управляемая компьютером карта на экране рядом с визуальным дисплеем тут же выдала точные координаты. – Сэр, это пожар на нефтеперерабатывающем заводе. Бог мой, похоже, там настоящая катастрофа! Полковник, через двадцать минут над Россией пролетит наша «большая птичка», и ее курс проложен на расстоянии ста двадцати километров от места пожара.

– Понятно, – кивнул полковник. Он не сводил взгляда с экрана, стараясь убедиться, что источник тепловой энергии неподвижен. Правой рукой он поднял трубку «золотого телефона» – прямой линии связи со штабом НОРАД – Объединенной системы противовоздушной обороны Североамериканского континента, – расположенным в глубине горы Шайенн, штат Колорадо.

– Говорит станция управления «Аргус». У меня молния для главнокомандующего Объединенной системой противовоздушной обороны Североамериканского континента.

– Подождите у телефона, – произнес первый голос.

– Главнокомандующий НОРАД слушает, – произнес второй.

– Сэр, это полковник Бернетт из «Аргуса». Наши приборы зарегистрировали мощную вспышку тепловой энергии в точке с координатами шестьдесят градусов пятьдесят минут северной широты и семьдесят шесть градусов сорок минут восточной долготы. В соответствии с нашим списком это нефтеперерабатывающий завод в Западной Сибири. Тепловой источник неподвижен, повторяю, неподвижен. Через двадцать, два-ноль, минут поблизости от места вспышки пролетит наш разведывательный спутник КН-11. По моим предварительным расчетам, генерал, источник тепловой энергии – гигантский пожар на нефтеперерабатывающем комплексе.

– Они не пытаются ослепить лазером вашу птичку? – спросил главнокомандующий НОРАД. В конце концов, всегда существовала вероятность того, что Советы попробуют поиграть с американским спутником.

– Нет, сэр. Наземный источник света проходит в инфракрасном и всех видимых диапазонах и не является, повторяю, не является монохроматическим. Через несколько минут мы будем знать больше, сэр. Пока все данные указывают на крупный наземный пожар.

Спустя тридцать минут догадка подтвердилась. Разведывательный спутник КН-11 пролетел в районе пожара достаточно близко, чтобы все восемь телевизионных камер у него на борту успели заснять царящий внизу хаос. Полученная информация была передана на геостационарный спутник, и Бернетт мог следить за происходящим в «реальном времени», «живьем» и к тому же в цветном изображении. Пожар успел охватить половину гигантского нефтеперерабатывающего комплекса и больше половины находящихся поблизости скважин. Из лопнувших магистральных трубопроводов горящая нефть и легкие фракции стекали в реку Обь. Американцы видели, как стремительно распространяется пожар, подгоняемый сильным ветром, скорость которого у поверхности была не менее сорока узлов. Район пожара был наполовину закрыт облаком дыма, и его трудно было рассмотреть в видимом диапазоне, но инфракрасные сенсоры проникали сквозь облако и указывали на множество источников теплового излучения, которые могли быть только огромными озерами пылающих нефтепродуктов. Сержант, что дежурил с полковником Бернеттом, был родом из восточного Техаса и юношей работал на нефтедобывающих скважинах. Он нажал на клавишу, на экране появились фотографии района пожара при дневном свете, и он сравнил их со снимками на соседнем визуальном дисплее, чтобы выяснить, какие части комплекса охвачены пожаром.

– Черт побери, полковник. – Сержант покачал головой, глядя на экраны широко раскрытыми от удивления глазами. Он заговорил тоном человека, разбирающегося в этом деле:

– Можно считать, что нефтеперерабатывающий завод полностью уничтожен, сэр. Пламя, подгоняемое ветром, будет распространяться и дальше, и ничто в мире не сможет его остановить. Считайте, завод полностью уничтожен, стерт с лица земли, будет гореть еще дня три-четыре, а часть его не потухнет еще неделю. И если им не удастся найти способ потушить пожар, похоже, что и нефтяное месторождение со всеми вышками и оборудованием тоже выгорит дотла, сэр. Когда наша «большая птичка» будет снова пролетать над этим районом, мы увидим, что скважины тоже пылают, из них выплескивается горящая нефть… Господи, не думаю, что даже сам Красный Адэр, мастак по тушению нефтяных пожаров, взялся бы за это дело.

– Значит, весь комплекс охвачен пламенем и может сгореть полностью? Н-да… – Полковник Бернетт наблюдал за изображением на экране, где повторно демонстрировалась сцена пожара, заснятая разведывательным спутником и записанная на пленку. – Это их самый современный и крупный нефтяной комплекс. Его гибель нанесет немалый ущерб производству нефтепродуктов – ведь им придется перестраивать все с самого начала. Так что им понадобится изыскивать новые источники газа и дизельного топлива. Да, к чести Ивана можно сказать, что уж если у него происходит крупная катастрофа в промышленности, то по масштабам ее никто не переплюнет. Большие неприятности для наших русских друзей, сержант.

На другой день это заключение было подтверждено ЦРУ, а еще через сутки разведывательными службами Англии и Франции.

И все эти заключения оказались ошибочными…

Глава 2. Человек в центре событий

ДАТА – ВРЕМЯ: 31.01 – 6.15.

ПЕРВАЯ ПЕРЕДАЧА О ПОЖАРЕ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ

Катастрофический пожар пылает на Нижневартовском нефтеносном месторождении в Западной Сибири.

ВНИМАНИЮ РЕДАКТОРОВ: передана заранее для выпуска в среду.

УИЛЬЯМ БЛЕИК, иностранный корреспондент Ассошиэйтед пресс, специалист по военным и разведывательным вопросам. ВАШИНГТОН (АП)

«Самый ужасный пожар на нефтеперерабатывающем комплексе после катастрофы в Мехико-Сити в 1984 году, превосходящий по масштабам даже пожар в Техас-Сити в 1947 году, разорвал темноту в центральной части Советского Союза», – сообщили военные и разведывательные источники в Вашингтоне. Пожар был обнаружен американскими «национальными техническими средствами» – термин, обычно означающий разведывательные спутники Центрального разведывательного управления. Источники в ЦРУ отказались от комментариев по этому вопросу. Источники в Пентагоне подтвердили это сообщение, заметив, что тепловая энергия, излучаемая пожаром, вызвала непродолжительное волнение в НОРАД, где возникло предположение, что вспышка пламени представляет собой возможный запуск межконтинентальной баллистической ракеты, нацеленной на Америку, или попытку ослепить американские спутники системы раннего оповещения с помощью лазера либо другого наземного прибора. Источник подчеркнул, что ни на мгновение не планировалось повысить уровень боевой готовности американских вооруженных сил или перевести ядерные ракеты на более высокий уровень готовности. «Все закончилось меньше чем через тридцать минут», – сообщил источник. От русского агентства новостей – ТАСС – не было получено подтверждения о происшедшей катастрофе, но Советы редко публикуют сообщения о подобных несчастных случаях. То обстоятельство, что американские официальные представители сослались на две гигантские по масштабам промышленные катастрофы, является указанием на то, что в результате пожара могло погибнуть множество людей. Источники в Министерстве обороны отказались высказать предположение о возможных жертвах среди гражданского населения. Город Нижневартовск расположен рядом с нефтеперерабатывающим комплексом. Нижневартовское нефтеносное месторождение производит примерно 31,3% всей добычи сырой нефти в Советском Союзе, сообщили в Американском нефтяном институте, а расположенный рядом и недавно завершенный Нижневартовский нефтеперерабатывающий завод выпускает 17,3% различных нефтепродуктов в стране. «К счастью для них, – сказал Доналд Эванс, представитель института, – нефть, находящаяся под землей, практически не горит и можно предполагать, что пожар на нефтеносном месторождении закончится сам собой через несколько дней. Совсем по-иному обстоят дела с нефтеперерабатывающим заводом, который в зависимости от того, насколько его затронул пожар, может понести колоссальный ущерб. Когда происходит пожар на нефтеперерабатывающем заводе, предприятие обычно выгорает дотла, – объяснил Эванс. – Однако у русских достаточно дополнительных мощностей для переработки нефти, чтобы компенсировать потерю одного, даже очень крупного, завода, особенно принимая во внимание завершение работы над московским нефтеперерабатывающим комплексом.» Эванс не смог ничего сказать о причине пожара, заявив:

«Какое-то отношение к этому может иметь климат. На наших нефтеносных месторождениях на Аляске мы столкнулись с определенными трудностями, и понадобилась тщательная работа для их устранения. Ну, а вообще любой нефтеперерабатывающий завод -это потенциальный Диснейленд для пожаров, и не допустить их можно лишь с помощью знающего, осторожного и превосходно подготовленного персонала.»

Катастрофа на Нижневартовском комплексе является еще одной в длинной серии неудач советской нефтяной промышленности. Только прошлой осенью было признано на Пленуме Центрального Комитета КПСС, что запланированный уровень добычи нефти на обоих западносибирских месторождениях «не оправдал возлагаемых надежд». Это на первый взгляд мягкое заявление рассматривается в западных кругах, как острая критика в адрес теперь уже бывшего министра нефтяной промышленности Затыжина, снятого со своего поста и замененного Михаилом Сергетовым, бывшим первым секретарем Ленинградского обкома, которого считают восходящей звездой в советской партийной иерархии. Сергетов – технократ, обладающий опытом работы как в партийном аппарате, так и в промышленности. Теперь ему поручено реорганизовать нефтяную промышленность, это представляет собой задачу, на которую могут уйти годы.

АП – БА – 31.01 – 05.01 по Восточному поясному времени

Конец

Москва, Россия

Михаилу Эдуардовичу Сергетову так и не удалось прочитать сообщение американского телеграфного агентства. Срочно вызванный со своей служебной дачи, расположенной в березовых лесах под Москвой, он немедленно вылетел в Нижневартовск и провел там всего десять часов, прежде чем его отозвали обратно в столицу, чтобы доложить о происшедшем на заседании Политбюро. Господи, думал он, сидя в пустом просторном отсеке лайнера Ил-86, я ведь всего три месяца на этом посту – и уже случилось такое!

Он оставил в Нижневартовске двух своих заместителей, молодых, но уже опытных инженеров, пытающихся хоть как-то разобраться в царящем там хаосе, спасти все, что еще можно спасти. Сергетов просматривал сделанные им заметки для доклада на Политбюро, заседание которого назначено на вторую половину дня. Уже было известно, что триста человек погибло во время борьбы с огнем и – чудо из чудес! – меньше двухсот жителей соседнего Нижневартовска. Неприятно, конечно, но не так уж и важно, если не считать того, что погибших – опытных инженеров – придется вскоре заменить другими подготовленными специалистами с других крупных нефтеперерабатывающих предприятий.

Нижневартовский нефтяной комплекс был уничтожен почти полностью. На восстановление потребуется от двух до трех лет, немалая доля производства стальных труб в советской промышленности плюс другие специальные приборы, применяемые для нефтедобычи и при нефтепереработке. Пятнадцать миллиардов рублей – почти двадцать миллиардов долларов, если придется закупать их за границей. А сколько на это потребуется валютных средств, золота и драгоценных камней?

И все-таки это были хорошие новости.

А вот плохие новости заключались в том, что пожар, охвативший нефтедобывающий комплекс, почти полностью привел в негодность вышки над скважинами. Время, необходимое для их замены, – самое меньшее тридцать шесть месяцев!

Тридцать шесть месяцев, мрачно подумал Сергетов, если нам удастся мобилизовать все буровые бригады и направить в Нижневартовск все буровые установки со всей страны. И в то же самое время отремонтировать магистральные трубопроводы. На протяжении как минимум восемнадцати месяцев Советский Союз будет испытывать огромную нехватку нефти, скорее всего резкое падение объема нефтедобычи сохранится в течение тридцати месяцев. И что же произойдет при этом с нашей экономикой?

Министр достал из портфеля блокнот и принялся за расчеты. На перелет потребовалось три часа, и Сергетов даже не заметил, как быстро промелькнуло время, пока к нему не подошел пилот и не сообщил, что самолет совершил посадку.

Прищурившись, Сергетов посмотрел на заснеженный ландшафт Внукова-2, аэропорта, предназначенного только для высокопоставленных пассажиров, и спустился по трапу к стоящему рядом черному лимузину «ЗИЛ». Автомобиль тут же сорвался с места и помчался к выезду, не останавливаясь у постов службы безопасности. Дрожащие от холода офицеры милиции вытягивались и прикладывали руки к головным уборам, когда он проносился мимо, затем снова съеживались и принимались за прежнее – попытки согреться при температуре воздуха намного ниже нуля. На небе с редкими перистыми облаками ярко сияло солнце. Сергетов смотрел в окно лимузина отсутствующим взглядом, продолжая обдумывать выводы и расчеты, которые он проверил с десяток раз. Водитель – офицер КГБ – уже сообщил ему, что члены Политбюро ожидают его прибытия.

Сергетов был кандидатом в члены Политбюро уже шесть месяцев. Это означало, что он, вместе с восемью другими кандидатами, не принимал участия в голосовании и только давал советы тем тринадцати членам Политбюро, которые и принимали решения, определяющие судьбы страны. В его ведении был топливно-энергетический комплекс огромного государства. На этом посту Сергетов находился с сентября и лишь сейчас начал осуществлять свой план реорганизации семи всесоюзных и региональных министерств, ведающих проблемами производства и распределения энергии. Как и следовало ожидать, сразу заметил новый министр, эти департаменты тратили львиную долю времени и сил на борьбу друг с другом, и Сергетов решил преобразовать их все в один гигантский комплекс, подчиняющийся непосредственно Политбюро и Секретариату ЦК КПСС, вместо того чтобы работать с бюрократическим аппаратом Совета Министров. На мгновение он закрыл глаза и поблагодарил Всевышнего – не исключено, подумал Сергетов, что Он все-таки существует, – за то, что в своем первом же докладе на Политбюро всего месяц назад он высказал предложение относительно укрепления мер безопасности и политической стабильности на большинстве нефтедобывающих предприятий, причем особенно подчеркнул необходимость дальнейшей руссификации обслуживающего персонала, в значительной мере состоящего сейчас из «инородцев». По этой причине он не боялся за свою карьеру, которая до этого момента была поразительно успешной. Сергетов пожал плечами. Как бы то ни было, предстоящие несколько часов решат его судьбу. И, возможно, судьбу всей страны.

Черный «ЗИЛ» промчался по Ленинскому проспекту и въехал на улицу Димитрова, следуя вдоль белой центральной полосы, которую милиция держала свободной для автомобилей высокопоставленных правительственных чиновников, или «властей», как называли их русские. Автомобиль пересек Большой Каменный мост и свернул направо к Боровицким воротам. Здесь водителю пришлось остановиться у постов службы безопасности. Их было

три, и проверку документов вели офицеры КГБ, рядом с которыми стояли вооруженные солдаты гвардейской Таманской дивизии. Через пять минут лимузин остановился возле Большого Кремлевского дворца. Охранники службы безопасности, дежурившие при входе, знали Сергетова в лицо, и одни из них мгновенно вытянулись при его появлении, тогда как другие услужливо распахнули двери, чтобы как можно сократить пребывание министра на морозе.

Заседания Политбюро проводились в зале на четвертом этаже лишь последний месяц, пока обычный зал заседаний в здании Арсенала находился на запоздалой реконструкции. Те, кто постарше, ворчали, вспоминая удобство старых царских апартаментов, однако Сергетову больше нравилось современное помещение. Наконец-то, подумал он, руководство партии оказалось в социалистической обстановке вместо старомодного антуража Романовых.

Когда он вошел в зал, там царила гробовая тишина. Проводись заседание в старом здании Арсенала, подумал пятидесятичетырехлетний технократ, обстановка походила бы на похороны – за последнее время их вообще было слишком много. Партийное руководство медленно теряло старых членов партии, переживших сталинский террор, и наконец на сцене появилось новое поколение «молодых» руководителей – людей около шестидесяти или за шестьдесят. Шла смена партийной гвардии – медленно, слишком медленно для Сергетова и его поколения партийных руководителей, несмотря на нового генерального секретаря. И он был уже дедушкой. Иногда Сергетову казалось, что, когда уйдут все эти старики, он сам станет стариком. Но пока, оглядывая присутствующих, он чувствовал себя достаточно молодым.

– Здравствуйте, товарищи, – произнес Сергетов, снял пальто и передал его помощнику, который тут же выскользнул из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Члены Политбюро направились к своим креслам. Сергетов занял свое место – в середине стола, на правой его стороне.

Генеральный секретарь объявил заседание Политбюро открытым. Его голос звучал спокойно и по-деловому:

– Товарищ Сергетов, начинайте свой доклад. Но сначала нам хотелось бы услышать подробности происшедшего.

– Товарищи, вчера около двадцати трех часов по московскому времени трое вооруженных людей ворвались в центр управления Нижневартовского нефтедобывающего и нефтеперерабатывающего комплекса и совершили в высшей степени квалифицированный и разрушительный акт саботажа.

– Что это за люди? – резко спросил министр обороны.

– Мы сумели опознать только двоих. Один из бандитов был электриком и работал на заводе. Другой, – Сергетов достал из кармана пропуск и бросил его на стол, – был старшим инженером комплекса – И.М. Толказов. Он воспользовался, по-видимому, своими специальными знаниями системы управления, чтобы вызвать колоссальный пожар, который из-за сильного ветра быстро охватил весь комплекс. Группа быстрого реагирования КГБ из десяти бойцов по сигналу тревоги немедленно прибыла в центр управления. Один из трех предателей – тот, что все еще не опознан, – убил или ранил пятерых, стреляя из автомата, взятого у охранника, что дежурил при входе в центр. Охранник тоже убит. Должен сказать после беседы с сержантом КГБ – лейтенант был убит, когда руководил штурмом здания, – что солдаты службы безопасности действовали быстро и решительно. Всего за несколько минут все предатели были убиты,\" но солдаты оказались бессильны предупредить полное уничтожение как нефтеперерабатывающего, так и нефтедобывающего комплексов.

– Если сотрудники службы безопасности действовали так быстро и умело, почему, черт возьми, они не предупредили саботаж? – сердито проворчал министр обороны, с ненавистью глядя на пропуск Толказова. – И вообще, как там оказался этот чернозадый мусульманин?

– Товарищ министр, работа в Сибири исключительно тяжелая, и у нас постоянные трудности с набором персонала. Мой предшественник принял решение перевести на сибирские нефтяные промыслы опытных нефтяников из Баку. Решение это было безумным. Если вспомните, первое, что я предложил еще в прошлом году, – это срочно изменить такую политику.

– Мы знаем об этом, Михаил Эдуардович, – произнес генеральный секретарь. – Продолжайте.

– Служба безопасности, несущая охрану комплекса, регистрирует все телефонные и радиопереговоры. Группа быстрого реагирования отправилась на место происшествия меньше чем через две минуты. К сожалению, помещение службы безопасности находится рядом со старым зданием центра управления. Недавно построенное новое здание расположено в трех километрах, после того как было принято решение разместить на Нижневартовском комплексе новые компьютеризованные средства управления, купленные на Западе два года назад. Предполагалось построить рядом с ним и новое помещение службы безопасности. Были выделены средства и необходимые материалы. Выяснилось, что строительные материалы директор комплекса и секретарь областной партийной организации использовали не по назначению, для строительства личных дач на берегу реки, в нескольких километрах от города. По моему приказу оба они арестованы и предстанут перед судом за преступления, направленные против интересов государства, – бесстрастно сообщил Сергетов.

Сидящие вокруг стола никак не отреагировали на это заявление. Таким образом с молчаливого согласия присутствующих оба арестованных были Приговорены к смертной казни; соответствующие органы займутся формальностями. Сергетов продолжал:

– Я уже распорядился максимально усилить меры безопасности на всех нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих комплексах страны. Кроме того, по моему распоряжению семьи двух предателей, принимавших участие в саботаже Нижневартовского комплекса, которые проживают в Баку, арестованы и подвергнуты строжайшему допросу органами государственной безопасности. Арестованы также все, кто были знакомы с предателями или работали с ними.

Перед тем как солдаты группы быстрого реагирования успели убить предателей, тем удалось вывести из строя системы управления всего комплекса, причем таким образом, что возник колоссальный пожар. Бандиты сумели также уничтожить средства управления, так что, даже если бы органам безопасности на комплексе удалось без промедления доставить в центр управления новых инженеров, чтобы восстановить контроль над комплексом, маловероятно, что им что-нибудь удалось бы спасти. Сотрудникам КГБ пришлось эвакуировать здание, вскоре охваченное пламенем. Ничего больше предпринять они не могли. – Сергетов вспомнил обгоревшее лицо сержанта с пятнами ожогов, по которым текли слезы, когда тот рассказывал о происшедшем.

– Пожарная команда? – спросил генеральный секретарь.

– Больше половины пожарников погибли при попытке тушения пожара, – ответил Сергетов. – Вместе с ними погибло больше сотни горожан, прибывших на место катастрофы и принимавших участие в попытках спасти комплекс. Ни персонал завода, ни население города не заслуживают упрека, товарищи. После того как этот подонок Толказов принялся за свою адскую деятельность, спасти комплекс было так же невозможно, как усмирить землетрясение. К настоящему моменту пожар большей частью потушен, в первую очередь за счет того, что почти все легковоспламеняющиеся фракции, находившиеся в заводских хранилищах, выгорели примерно за пять часов, а также из-за уничтоженных на промыслах буровых со всем их оборудованием.

– Но как могла произойти подобная катастрофа? – спросил один из старейших членов Политбюро.

Сергетова поразила общая атмосфера спокойствия, царившая в зале. Может быть, они уже собирались и обсуждали это?

– В своем докладе от двадцатого декабря прошлого года я говорил об опасностях, угрожающих комплексу в Нижневартовске. Из центра управления полностью контролировались все насосы, вентили, клапаны и трубопроводы на площади, превышающей сотню квадратных километров. То же самое существует и на всех остальных крупных нефтеперерабатывающих комплексах страны. Один человек, знакомый с методами управления этим нервным центром, может контролировать по своему желанию все системы, действующие в этом районе, и в состоянии дать команду на самоуничтожение всего огромного комплекса. Толказов обладал такими знаниями. Азербайджанец, выбранный для обучения сложной и весьма специфичной профессии благодаря его интеллекту и внешней преданности государству, он с отличием закончил Московский университет, был активным членом партии, хорошо проявил себя в местной парторганизации. Теперь только стало ясно, что в то же самое время он был религиозным фанатиком, способным на поразительную измену. Все дежурные инженеры, убитые в центре управления, были его друзьями – или считали так. Пятнадцать лет в партии, высокая зарплата, уважение коллег, даже собственный автомобиль – и его последними словами была визгливая мольба, обращенная к Аллаху, – сухо заметил Сергетов. – Трудно с достаточной степенью надежности полагаться на людей из азиатских республик, товарищи. Министр обороны снова кивнул.

– Итак, какое влияние окажет происшедшее на добычу нефти в стране? – Почти все сидящие за столом повернулись к Сергетову.

– Товарищи, мы потеряли тридцать четыре процента годовой добычи сырой нефти на срок как минимум в один год, а скорее, на три года. – Сергетов поднял голову и заметил, как, словно от пощечины, вздрогнули лица присутствующих. – Нам придется заново пробурить каждую скважину и проложить нефтепроводы от всех буровых к нефтеперерабатывающему заводу, а также восстановить уничтоженные магистральные трубопроводы. Гибель самого завода имеет серьезное значение, но не решающее, потому что завод можно выстроить заново, да и в любом случае он перерабатывал всего одну седьмую от общего объема нефтепродуктов. А вот потеря трети сырой нефти может иметь катастрофические последствия. По сути дела, из-за химического состава добываемой в Нижневартовске нефти объем спада в добыче намного меньше фактического ущерба, нанесенного нашей экономике. Сибирская нефть является «легкой», «светлой» нефтью. Это означает, что в ней содержится исключительно высокая доля самых ценных фракций, тех, из которых мы получаем, например, бензин, керосин и дизельное топливо. Потеря в этих видах топлива для нашей экономики составит сорок четыре процента в производстве бензина, сорок восемь – керосина и пятьдесят – дизельного топлива. Это всего лишь по предварительным расчетам, которые я сделал сейчас в самолете, но на них можно положиться с точностью до одного-двух процентов. Через сутки мой персонал представит более точные цифры.

– То есть производство этих видов топлива уменьшится фактически вдвое? – тихо спросил генеральный секретарь.

– Совершенно верно.

– И сколько времени потребуется для того, чтобы восстановить производство и выйти на прежний уровень добычи?

– Товарищ генеральный секретарь, если мы сконцентрируем там все буровые бригады страны и они будут работать круглые сутки, по моим предварительным расчетам нам удастся выйти на прежний уровень добычи нефти через двенадцать месяцев. На очистку территории от разрушенных вышек, трубопроводов и оборудования потребуется примерно три месяца и еще три уйдут на то, чтобы доставить необходимое оборудование, установить его и приступить к бурению. Поскольку в нашем распоряжении имеется точная информация относительно расположения скважин и глубины залегания нефтеносных пластов, мы можем исключить из наших расчетов обычный элемент неуверенности. Через год – то есть через шесть месяцев после начала буровых операций – мы начнем снова получать сырую нефть из первых скважин, и полное восстановление всех скважин Нижневартовского комплекса завершится еще через два года. Пока будут вестись эти работы, нам понадобится заменить все оборудование для флудинга…

– А что это такое? – спросил министр обороны.

– Метод заводнения нефтеносных пластов, товарищ министр. Если бы на Нижневартовском месторождении действовали относительно новые скважины, которые фонтанируют благодаря давлению подземных газов, пожар мог бы продолжаться многие недели. Как вам хорошо известно, товарищи, из этих скважин было уже выкачано немалое количество нефти. Чтобы увеличить их дебит, мы закачиваем воду в скважины, вытесняя таким образом нефть. Не исключено, что такой метод наносит ущерб нефтеносным пластам. Сейчас этими исследованиями занимаются наши геологи. Как бы то ни было, после того как остановились насосы, нагнетающие воду в скважины, сила, вытесняющая нефть на поверхность, исчезла и пожар на нефтедобывающих промыслах стал быстро утихать из-за недостатка топлива. Почти все скважины перестали гореть, когда мой самолет вылетал в Москву.

– Таким образом, даже через три года добыча нефти может полностью и не восстановиться? – спросил министр внутренних дел.

– Да, товарищ министр. У нас просто нет научных методов для оценки возможного срока восстановления прежнего уровня нефтедобычи. То, что случилось в Нижневартовске, еще никогда не происходило раньше ни на Западе, ни у нас. В ближайшие два или три месяца мы можем пробурить несколько пробных скважин, и наши расчеты станут более точными. Я оставил там несколько опытных инженеров из министерства, и они постараются как можно быстрее взяться за бурение, используя оборудование, которое уже есть на месте.

– Все ясно, – кивнул генеральный секретарь. – Следующий вопрос заключается в том, как долго страна может нормально жить при сохранившихся производственных возможностях.

Сергетов посмотрел в свои расчеты.

– Товарищи, нельзя отрицать того, что эта катастрофа нанесла тяжелый удар по нашей экономике. Масштаб случившегося не имеет прецедентов. В результате суровой зимы наши запасы исчерпаны в большей степени, чем предполагалось. Некоторые энергетические затраты придется сохранить более или менее на прежнем уровне. В прошлом году, например, потребление нефти и газа для производства электроэнергии составило тридцать восемь процентов, то есть намного больше, чем предполагалось, из-за не правильного использования в прошлом каменного угля, на который мы рассчитывали, чтобы снизить потребление нефтепродуктов. Понадобится по крайней мере пять лет, чтобы закончить затянувшуюся модернизацию угледобывающей промышленности. Бурение газовых скважин столкнулось со множеством препятствий, вызванных природными условиями. По техническим причинам исключительно сложно управлять оборудованием при суровых морозах…

– Так заставьте этих ленивых подонков из буровых бригад работать лучше! – предложил первый секретарь московской партийной организации.

– Дело не в людях, товарищ, – вздохнул Сергетов. – Наши люди могут работать при любой температуре. Дело в механизмах. Низкая температура влияет на металл сильнее, чем на людей. Инструменты и оборудование ломаются на морозе только потому, что при низких температурах хрупкость металла возрастает. Метеорологические условия усложняют доставку к скважинам запасных деталей. Даже марксизм-ленинизм не в силах повлиять на природу.

– Насколько трудно скрытно вести буровые операции? – спросил министр обороны.

Вопрос изумил Сергетова.

– Трудно? Нет, товарищ министр, скрыть буровые операции просто невозможно. Разве можно скрыть несколько сотен буровых вышек, когда каждая от двадцати до сорока метров высотой? С таким же успехом можно пытаться замаскировать ракетные комплексы в Плесецке. – Впервые Сергетов заметил, как переглянулись министр обороны и генеральный секретарь.

– Значит, нам придется уменьшить потребление нефтепродуктов для производства электроэнергии, – заявил генеральный секретарь.

– Товарищи, позвольте проинформировать вас о том, на что мы расходуем добытую нами нефть, – произнес Сергетов. – Прошу вас принять во внимание, что это предварительные данные и я привожу их по памяти, поскольку годовой отчет министерства еще не закончен. В прошлом году в стране было добыто пятьсот восемьдесят девять миллионов тонн сырой нефти. Это на тридцать два миллиона тонн меньше плана, да и то нам удалось добыть столько лишь благодаря тем методам увеличения добычи нефти, о которых я говорил раньше. Примерно половина этого объема подверглась первичной переработке на мазут, тяжелое топливо, используемое электростанциями, фабричными бойлерами и так далее. Нефть, идущая на изготовление мазута, просто не может быть использована для других целей, поскольку в нашем распоряжении имеются всего лишь три, извините меня, теперь только два нефтеперерабатывающих завода, оборудованных новейшими колоннами для каталитического крекинга, которые необходимы для переработки нефти в легкие дестиллаты.

Топливо, производимое нами, используется страной по-разному. Как мы уже видели, тридцать восемь процентов идут на электростанции и на производство других видов энергии. К счастью, для этого обычно используется мазут. Легкие виды топлива – бензин, керосин и дизельное горючее – потребляются сельским хозяйством и пищевой промышленностью, транспортом, идут на грузоперевозки, общественное потребление и на пассажирские перевозки и, наконец, на военные цели. На последние было израсходовано в прошлом году больше половины легкой нефти, добытой всеми нефтепромыслами страны. Другими словами, товарищи, с потерей Нижневартовского месторождения мы не в состоянии обеспечить потребителей, о которых я говорил выше, причем не останется ничего для металлургии, тяжелого машиностроения, химической и строительной промышленности, не говоря уже о том, что мы не сможем экспортировать нефть – как это делается обычно – в братские социалистические страны Восточной Европы и всего мира.

Теперь я постараюсь ответить на ваш вопрос, товарищ генеральный секретарь. Может быть, нам удастся слегка уменьшить потребление легких видов топлива для производства электроэнергии, но даже сейчас мы испытываем серьезный ее недостаток, который приводит к периодическому понижению напряжения в сети и даже отключению целых районов. Дальнейшее сокращение производства электроэнергии отрицательно скажется на таких критически важных отраслях, как промышленность и железнодорожный транспорт. Помните, как три года назад мы экспериментировали с понижением вольтажа производимой электроэнергии, чтобы сберечь топливо? Тогда это вывело из строя электродвигатели во всем Донбассе.

– А как обстоит с каменным углем и газом?

– Товарищ генеральный секретарь, добыча угля уже на шестнадцать процентов ниже запланированного уровня, и ситуация постоянно ухудшается, что привело к переделке многих паровых котлов и тепловых электростанций, работавших ранее на угле, на нефть. Больше того, обратно переделать эти котлы с нефти на каменный уголь – дело дорогостоящее и долгое. Переход на газ – альтернатива более привлекательная и дешевая, и мы сейчас энергично занимаемся этим. Добыча газа пока тоже отстает от плановых показателей, но ситуация в этой области улучшается. В конце этого года мы предполагаем их превзойти. Нужно, однако, принимать во внимание, что мы поставляем немало природного газа в Западную Европу, за счет чего получаем иностранную валюту, а на нее покупаем за границей топливо и, разумеется, делаем крупные закупки зерна.

При этих словах член Политбюро, отвечающий за сельское хозяйство, болезненно поморщился. Сколько государственных деятелей, подумал Сергетов, сломали свою карьеру на советском сельском хозяйстве, которое не удавалось заставить нормально функционировать? Разумеется, это не относилось к нынешнему генеральному секретарю, который сумел каким-то образом продвинуться вверх по иерархической лестнице, хотя его руководство сельским хозяйством было не лучше, чем других. Однако настоящие марксисты не должны верить в чудеса. Его восхождение на высший в стране пост генерального секретаря партии имело свою цену, и Сергетов только сейчас начинал разбираться в сути дворцовых интриг.

– Итак, какое решение проблемы вы предлагаете, Михаил Эдуардович? – спросил министр обороны с необычным для него беспокойством.

– Товарищи, мы должны приложить все усилия, чтобы выдержать лишения, которые последуют за этой катастрофой. Нам нужно сберегать энергию и повышать эффективность производства на всех уровнях народного хозяйства. – Сергетову даже в голову не пришло говорить об увеличении импорта нефти. Резкое сокращение ее добычи внутри страны потребует тридцатикратного увеличения закупок за рубежом, а запасы твердой валюты едва достаточны для их двукратного роста. – Придется резко повысить производство бурового оборудования на механическом заводе «Баррикады» в Волгограде и улучшить контроль за его качеством, а также закупить на Западе немало буровых станков и обсадных труб. Это необходимо, чтобы расширить разведку и производство нефти на уже действующих нефтепромыслах. Кроме того, понадобится расширить строительство атомных электростанций. Чтобы сберечь топливо, можно ограничить поставки горючего для грузового и личного автотранспорта – в этом секторе экономики немало горючего расходуется понапрасну, как нам всем хорошо известно, примерно треть от общего объема потребления. Возможно, придется временно – подчеркиваю, временно – сократить поставки топлива и для военных нужд, а также переключить некоторые отрасли тяжелого машиностроения с оборонного производства на промышленные нужды. Нас ждут три тяжелых года, товарищи, – но только три, – закончил Сергетов на оптимистической ноте.

– Товарищ Сергетов, насколько я понимаю, у вас всего лишь небольшой опыт в сфере международных отношений и обороны, верно? – поинтересовался министр обороны.

– Я и не утверждал обратного, товарищ министр, – осторожно ответил Сергетов.

– Тогда позвольте объяснить, почему предлагаемые вами меры являются неприемлемыми. Если мы поступим так, как вы советуете, на Западе узнают о кризисе, в который попала наша страна. Увеличение закупок оборудования для нужд нефтедобывающей промышленности и возросшая активность работ на Нижневартовском комплексе, которую невозможно скрыть, отчетливо продемонстрируют, что происходит у нас в стране. С их точки зрения, мы станем уязвимыми. Такой уязвимостью, решат они, следует воспользоваться. И в то же самое время, – он грохнул кулаком по тяжелому дубовому столу, – вы предлагаете сократить снабжение топливом вооруженных сил, защищающих нас от Запада!

– Товарищ министр обороны, я – инженер, а не военный специалист. Вы спросили меня, как я оцениваю ситуацию с технической точки зрения, и я ответил на ваш вопрос. – Сергетов старался говорить спокойно и убедительно. – Создавшаяся ситуация весьма серьезна, однако она не означает ослабления боевой готовности наших стратегических ракетных сил. Неужели они не в состоянии одни защитить нас от происков империалистов на протяжении периода восстановления топливно-энергетического комплекса? – Если нет, то тогда зачем их вообще создавали, сколько денег закопано в эти ничего не производящие пусковые шахты, спросил себя Сергетов. Разве недостаточно того, что мы в состоянии десять раз уничтожить все живое на Западе? Какой смысл в том, что мы получим возможность убить их всех не десять, а двадцать раз? А теперь, оказывается, и того недостаточно!

– Вы не задумывались о том, что Запад не позволит нам сделать закупки оборудования, о которых вы говорили? – спросил главный партийный идеолог.

– Еще не было случая, чтобы капиталисты отказывались продать нам…

– Да, но еще не было случая, чтобы у капиталистов оказывалось в руках такое оружие, как сейчас, – заметил генеральный секретарь. – Впервые в истории у них появилась возможность удушить нас в течение одного года. Что, если теперь они приостановят также и поставки зерна?

Сергетов не думал об этом. Прошлый год снова оказался неурожайным – в седьмой раз за последние одиннадцать лет, – и Советскому Союзу опять предстояло закупить огромное количество зерна, в первую очередь пшеницы. В настоящее время только Америка и Канада могли продать зерно в необходимых количествах. В результате неблагоприятных погодных условий в Южном полушарии урожай зерновых в Аргентине – и в меньшей степени в Австралии – был низким, тогда как Америка и Канада, как всегда, собрали огромное количество зерна. Сейчас в Вашингтоне и Оттаве велись переговоры о новых закупках, причем американцы с готовностью соглашались на крупные поставки. Правда, рост курса американского доллара загнал цену бушеля пшеницы на небывалую высоту… Но понадобятся месяцы, чтобы доставить зерно в порты Советского Союза. Действительно, как просто будет организовать «технические сложности», подумал Сергетов, в портах Нового Орлеана и Балтимора, оборудованных элеваторами, чтобы замедлить или даже совсем остановить поставки зерна в критический момент?

Он обвел взглядом сидящих вокруг стола. Двадцать два человека, из них только тринадцать с правом решающего голоса – причем один отсутствовал, – молча обдумывали положение, при котором двести пятьдесят миллионов рабочих и крестьян, голодные, лишенные электричества, сидят в холоде и темноте, и в то же время войска Советской Армии, Министерства внутренних дел и КГБ испытывают недостаток в горючем, а следовательно, ограничены в мобильности и подготовке.

Члены Политбюро относились к числу самых могущественных людей в мире, их власть намного превышала полномочия аналогичных руководителей западных государств. Они не несли ответственности ни перед кем – ни перед Центральным Комитетом Коммунистической Партии, ни перед Верховным Советом и, уж конечно, ни перед населением собственной страны. На протяжении многих лет эти люди не ходили по улицам Москвы, а только ездили в огромных лимузинах ручной сборки с водителями за рулем в свои роскошные московские квартиры или в пожалованные им государственные дачи в изолированных лесах под Москвой. Они совершали покупки – если у них возникало такое желание – в охраняемых сотрудниками КГБ специальных магазинах, предназначенных для партийной и государственной элиты, и обслуживались врачами в элитарных спецбольницах. И благодаря всему этому они считали себя хозяевами своей судьбы.

Лишь сейчас эти люди начали понимать, что они, как и все остальные смертные, тоже вынуждены подчиняться року и их личное неограниченное могущество бессильно перед ним.

Их окружала огромная страна, жители которой недоедали, ютились в плохих жилищах, а единственное, в чем народ не испытывал недостатка, были вездесущие плакаты и лозунги, восхваляющие Прогресс и Солидарность. Сергетов знал, что некоторые из сидящих за столом и впрямь верили этим лозунгам. Иногда даже он верил в них сам, отдавая дань идеалам своей юности. Но советский прогресс не мог накормить людей, и как долго будут верить в собственную солидарность народы этой великой страны, вынужденные голодать, терпеть холод и сидеть в темноте? Неужели всегда их сердца будет согревать гордость от мысли о ядерных ракетах, скрытых в сибирских лесах? Или от мысли о тысячах танков и пушек, выпускаемых каждый год? Разве, глядя на небо, они будут испытывать вдохновение от того, что на околоземной орбите летает космическая станция «Салют»? А вдруг на смену этому возникнет мысль о том, чем питается элита, повелевающая их судьбами? Не прошло и года с тех пор, как Сергетов возглавлял Ленинградскую партийную организацию; он всегда внимательно выслушивал своих подчиненных, которые рассказывали об анекдотах и недовольном ворчании в очередях, что выстраивались за двумя буханками хлеба, или зубной пастой, или обувью. Даже в то время он чувствовал себя изолированным от суровой реальности, которой жила страна, и нередко ему в голову приходила мысль: а вдруг наступит момент, когда гнет, испытываемый простым рабочим, покажется этому рабочему слишком тяжким? Как узнает об этом он, глава партийной организации огромного города, возглавляющий марш народа к сияющим вершинам коммунизма? Как он узнает об этом теперь? А сумеют ли узнать об этом другие члены Политбюро, старше его возрастом?

Народ – так называли они, употребляя существительное мужского рода, население страны, которое тем не менее насиловали во всех отношениях; массы, безликое сборище людей – мужчин и женщин, – трудящихся каждодневно в Москве и по всей стране на заводах и в колхозах, скрывающих свои мысли за бесстрастными масками неулыбчивых лиц. Члены Политбюро убеждали себя, что эти рабочие и крестьяне не скупились на всю эту роскошь, окружающую их руководителей, потому что на плечах этих руководителей лежала ответственность за судьбы страны. В конце концов, жизнь народа действительно постепенно улучшалась. Таким было соглашение между членами Политбюро на самом верху и бесчисленными массами на дне. Однако этот договор вот-вот будет разорван – и что произойдет тогда? Николай второй не сумел заглянуть в будущее. Люди, сидящие в этой комнате, считали, что им это удастся. Министр обороны нарушил тишину:

– Нам нужна нефть. Все очень просто. Недостаток нефти должен быть восполнен. Альтернативой станет развал народного хозяйства, голодный народ и снижение боеготовности. Такие последствия недопустимы.

– Но у нас нет валюты на закупку нефти, – напомнил один из кандидатов в члены Политбюро.

– Тогда нужно забрать ее силой.

Форт-Мид, штат Мэриленд

Боб Тоуленд нахмурился, глядя на сладкий пирог. Не следует есть десерт, напомнил себе аналитик по вопросам разведки. Однако в столовой Агентства национальной безопасности такой пирог готовили всего лишь раз в неделю, и это было его любимое блюдо. К тому же в нем всего двести калорий – пять минут на велотренажере по возвращении домой.

– Что ты думаешь об этой статье в газете, Боб? – спросил один из сотрудников.

– Пожар на нефтедобывающем комплексе? – Тоуленд посмотрел на пропуск, приколотый к лацкану пиджака любопытного. Этот человек не имел доступа к разведданным, полученным спутниками. – Похоже, там действительно произошел крупный пожар.

– И тебе больше ничего не известно?

– Скажем так: сведения просочились в газету от человека, у которого степень допуска выше, чем у меня.

– Совершенно секретные сведения – в прессу? – Оба рассмеялись.

– Что-то вроде того. В статье содержится информация, к которой я не допущен, – произнес Тоуленд, говоря почти правду. Пожар на нефтепромыслах погас, и сотрудники агентства были озадачены тем, что Ивану удалось так быстро справиться с пламенем. – Не думаю, что это нанесло им слишком уж большой ущерб. Я хочу сказать, что в конце концов у них нет миллионов людей, которые едут в отпуск на личных автомобилях, правда?

– Пожалуй, ты прав. Как пирог?

– Совсем неплохой, – улыбнулся Тоуленд, уже думая о том, что дополнительное время на велотренажере может и не понадобиться.

Москва, Россия

Политбюро собралось снова на следующее утро, в половине десятого. За окнами с двойными стеклами небо было серым, задернутым пеленой снега, который начал сыпать опять, увеличивая и без того уже лежащий на земле полуметровый слой. Вечером молодежь будет кататься на лыжах, подумал Сергетов, спускаться с крутых склонов. В парке имени Горького на двух замерзших прудах расчистят снег и под ярким светом прожекторов по льду помчатся пары, сопровождаемые музыкой Прокофьева и Чайковского. Москвичи будут смеяться, согреваться водкой и наслаждаться морозом, не подозревая о том, что будет сейчас говориться в этой комнате, не зная, что готовит для них судьба.

Накануне, в четыре часа дня, заседание Политбюро закрылось, и в комнате остались только пять человек – члены Совета обороны. Даже члены Политбюро не допускались на заседания этого совета.

С дальнего конца комнаты на присутствующих с портрета в рост смотрел Владимир Ильич Ульянов-Ленин, революционный святой советского коммунизма. Его высокий лоб чуть отброшен назад, словно от дующего в лицо сильного ветра, а проницательные глаза смотрят куда-то вдаль, в славное будущее, о неизбежности наступления которого заявила «наука», называемая марксизмом-ленинизмом, считая это заранее определенным курсом истории. Славное будущее. Где оно славное? – спросил себя Михаил Сергетов. Что стало с нашей революцией? Неужели товарищ Ленин действительно полагал, что события будут развиваться именно так?

Сергетов перевел взгляд на генерального секретаря, «молодого» человека, по мнению Запада, твердо удерживающего власть в своих руках, человека, менявшего ситуацию даже сейчас. Многих, в том числе и самого Сергетова, удивило восшествие этого человека на высшую ступень в партийной иерархии и, следовательно, во всей стране. Запад по-прежнему смотрел на него с надеждой, как это делали когда-то и мы, подумал Сергетов. Его переезд в Москву быстро разрушил все иллюзии. Еще одна рухнувшая мечта. Человек, приложивший столько усилий, чтобы скрыть от всех годы упадка в сельском хозяйстве, старавшийся выдать поражения за успехи, теперь получил возможность употребить свое поверхностное обаяние на гораздо более широкой сцене. Он не жалел сил – каждый из сидящих за столом мог засвидетельствовать это, – но перед ним стояла неразрешимая задача. Ему пришлось дать слишком много обещаний, пойти на множество компромиссов со старой гвардией, чтобы занять этот пост. Даже «молодые» партийные деятели, которым было за пятьдесят, к шестидесяти и которых он ввел в состав Политбюро, имели прочные связи со старым режимом. По сути дела ничто не изменилось.

Запад, казалось, никак не мог понять этого. Еще ни один партийный руководитель после Хрущева не сумел сосредоточить в своих руках всю полноту власти. Единовластное правление таило опасности, которые старшее поколение помнило слишком отчетливо. Люди помоложе слышали рассказы о великих чистках, проводимых Сталиным достаточно часто, чтобы тоже постичь таящийся в диктатуре риск, тогда как армия так и не забыла, что сделал Хрущев с ее руководством. В Политбюро, как и в джунглях, господствовал только один закон – необходимость выжить, и в коллективном руководстве заключалась коллективная безопасность. Ввиду этого люди, избираемые на высший пост генерального секретаря, занимали его не благодаря выдающимся способностям или личному магнетизму – нет, главным был опыт партийной работы, поскольку партия не вознаграждает людей, слишком выделяющихся из ее рядов. Подобно Брежневу, Черненко и Андропову, этот генеральный секретарь не обладал особым талантом и не был сильной личностью, способной подчинить присутствующих своей воле. Чтобы остаться на своем посту, ему приходилось идти на компромиссы, как пришлось идти на компромиссы, чтобы занять этот пост. Настоящая власть таилась у людей, объединяющихся в блоки, и преданность их членов друг другу не знала лояльности, изменялась в зависимости от обстоятельств и цементировалась только требованиями момента. Подлинная власть была в руках самой партии.

Партия управляла всем, но больше не выражала волю одного человека. Она превратилась в скопление интересов, представленных двенадцатью людьми. Каждый из них защищал собственные интересы – министерств обороны, внутренних дел, КГБ, тяжелого машиностроения и даже сельского хозяйства. Каждое заинтересованное лицо обладало собственной властью, и генеральный секретарь поддерживал тех, кто в данный момент мог помочь ему в достижении цели. Он попытается, разумеется, изменить ситуацию, постепенно будет назначать преданных ему людей на посты в Политбюро, которые станут освобождаться после смерти его членов. Сумеет ли он понять, как поняли его предшественники, что преданность нового члена Политбюро быстро исчезает после появления у этого стола? Ну, а пока он продолжал нести бремя заключенных им компромиссов. Поскольку его собственные люди еще не успели утвердиться у власти, генеральный секретарь являлся всего лишь главным членом группы, способной сместить его с такой же легкостью, с какой Политбюро сместило Хрущева. Что скажет Запад, если узнает, что такой динамичный генеральный секретарь представляет собой главным образом исполнителя решений, принятых другими людьми? Даже сейчас первым заговорил не он., – Товарищи, – начал министр обороны, – Советскому Союзу нужна нефть, по крайней мере на двести миллионов тонн больше, чем мы производим ежегодно. Такая нефть существует всего в нескольких сотнях километров от нашей границы – в Персидском заливе. Там ее больше, чем может нам когда-нибудь потребоваться. Стоит ли говорить, что у нас есть возможность захватить ее. В течение двух недель мы можем сконцентрировать достаточное количество самолетов и воздушно-десантных войск, чтобы высадиться на этих нефтяных месторождениях и утвердиться там.

К сожалению. Запад неминуемо займет жесткую позицию. Добываемая там нефть обеспечивает энергетические нужды Западной Европы, Японии и, в меньшей степени, Америки. Страны НАТО не в состоянии защитить эти нефтяные месторождения обычными средствами. У американцев имеются силы быстрого реагирования – это всего лишь штабная структура и несколько частей, вооруженных легким оружием. Даже если они заранее развернут свои силы на острове Диего-Гарсия, они не смогут противостоять нашим воздушно-десантным и механизированным дивизиям. Если американцы попробуют оказать сопротивление – а им неизбежно придется пойти на это, – их элитные части будут опрокинуты и уничтожены в течение нескольких суток. В этом случае у них не останется ничего иного, как прибегнуть к ядерному оружию. Мы не можем не принимать во внимание этой опасности. Нам точно известно, что американские военные планы предусматривают использование ядерного оружия при таких обстоятельствах. Немалое количество ядерного оружия хранится на острове Диего-Гарсия, и оно почти несомненно будет пущено в ход.

Отсюда вытекает, что перед захватом Персидского залива мы должны осуществить еще одно мероприятие. Нам нужно устранить НАТО, как политическую и военную силу.

Сергетов резко выпрямился в своем кожаном кресле. О чем говорит министр обороны? Стараясь держать себя в руках, он с бесстрастным лицом слушал слова министра.

– Если НАТО будет ликвидирована и исчезнет с военно-политической арены, Америка окажется в весьма любопытном положении. Она сможет удовлетворить свои потребности в энергоносителях, пользуясь источниками в Западном полушарии, в результате чего ей не придется защищать арабские государства, которые и без того не пользуются особой популярностью в американо-еврейском сионистском сообществе.

Неужели они действительно этому верят, удивленно подумал Сергетов, неужели искренне считают, что Соединенные Штаты будут сидеть сложа руки? Что же произошло на заседании Совета обороны вчера вечером?

По крайней мере один человек разделял его озабоченность, заметил Сергетов.

– Значит, от нас требуется лишь одно – захватить Западную Европу, товарищ министр, верно? – послышался голос кандидата в члены Политбюро. – Разве это не те самые страны, против мощи которых вы предостерегаете нас каждый год? Ежегодно вы подчеркиваете угрозу со стороны вооруженных сил, сконцентрированных НАТО на границе со странами социалистического лагеря, а теперь небрежно говорите, что нам придется разбить их. Извините меня, товарищ министр, но разве у Франции и Англии нет собственного ядерного оружия? И почему Америка не выполнит свое обязательство, внесенное в договор НАТО об использовании ядерного оружия при нападении на страны Западной Европы?

Сергетова удивила решительность, с какой кандидат в члены Политбюро так быстро указал на слабые стороны в заявлении министра обороны. Еще больше его изумило то, что ответил министр иностранных дел. Итак, еще одна загадка. Но каково обо всем этом мнение КГБ? Почему КГБ не представлен на заседании Политбюро? Председатель его недавно перенес операцию и сейчас выздоравливал, но кто-то должен был присутствовать на заседании – если только об этом не позаботились вчера вечером.

– Наши задачи должны быть ограниченными, это очевидно. Мы окажемся перед лицом нескольких политических проблем. Начать с того, что нам нужно внушить Америке чувство безопасности, усыпить ее подозрения до того момента, когда станет уже слишком поздно принимать решительные меры. Во-вторых, мы должны попытаться расколоть политическое единство НАТО. – На лице министра иностранных дел появилась редкая для него улыбка. – Как вам известно, Комитет государственной безопасности на протяжении последних нескольких лет разрабатывал такой план, и теперь он находится в завершающей стадии. Позвольте мне разъяснить основные его направления.

Министр иностранных дел коротко и ясно изложил содержание плана, и Сергетов не мог не восхититься дерзости его и оригинальности. Лишь теперь он понял, что среди находящихся в этой комнате сложился новый баланс сил. Значит КГБ. Ему следовало бы догадаться об этом. Но согласится ли с этим предложением все Политбюро? Министр иностранных дел продолжал:

– Теперь вы знаете о главном направлении наших действий. В этой головоломке часть за частью будет вставать на место. При таких обстоятельствах все покажется Западу безнадежно запутанным, а то, что мы заявим о нежелании непосредственно угрожать двум независимым членам НАТО, обладающим ядерным потенциалом, дает понять, что хотя опасность ядерной войны и возникнет, все-таки она меньше уже существующей угрозы нашей экономике.

Сергетов откинулся на спинку кресла. Значит, дело обстоит так: война менее опасна, чем голодный и холодный мир. Такое решение принято. А принято ли оно? Может быть, другой блок членов Политбюро окажется достаточно мощным или будет обладать большим авторитетом, чтобы отменить его? Стоит ли рискнуть и выступить против этого безумия? Может быть, сначала следует задать рассудительный вопрос.

– У нас достаточно сил, чтобы победить НАТО? – спросил Сергетов, и кровь застыла у него в жилах от бойкого ответа министра обороны, даже не задумавшегося над ним:

– Разумеется, – бросил министр. – Иначе зачем нам нужна армия? Мы уже обсудили этот вопрос с главнокомандующими видов вооруженных сил.

А когда вы обращались к нам с требованием об увеличении производства стали для танков месяц назад, товарищ министр обороны, почему не объяснили, что делаете это из-за слабости войск НАТО? – промелькнула гневная мысль в голове Сергетова. Что за махинации происходили здесь за спинами остальных членов Политбюро? Они уже успели посоветоваться со своими военными специалистами, или министр обороны положился на свой собственный хваленый опыт военных действий? А может быть, генеральный секретарь сдался под напором министра обороны, объединившегося с министром иностранных дел? Разве он когда-нибудь протестовал? Неужели так принимается решение, когда на карту ставятся судьбы народов?

Как отнесся бы к этому Владимир Ильич?

– Товарищи, это безумие, – послышался голос Петра Бромковского. Он был самым старым в Политбюро; хилый восьмидесятилетний старик, он нередко уклонялся от темы и начинал рассказывать о давно канувших временах, когда члены Коммунистической партии действительно верили, что являются руководящей и направляющей силой мировой истории. Чистки Ежова положили конец всякому идеализму. – Да, народному хозяйству нашей страны угрожает серьезная опасность, и наше государство в тяжелом положении, но значит ли это, что мы должны идти на еще больший риск? Подумайте, что может случиться – через сколько времени, товарищ министр, обороны, вы сможете начать победоносную войну против НАТО?

– Я убежден, что наша армия будет полностью готова к ведению боевых действий через четыре месяца.

– Четыре месяца. Полагаю, через четыре месяца у нас будет горючее – достаточно горючего для ведения войны. – Старый коммунист Бромковский, несмотря на возраст, не был маразматиком.

– Ваше мнение, товарищ Сергетов? – Генеральный секретарь повернулся к министру нефтяной промышленности, снова уклонившись от определенного ответа.

На чью сторону ему встать? Молодой кандидат в члены Политбюро быстро принял решение:

– Запасы легких сортов топлива – бензина, дизельного топлива и тому подобного – в настоящий момент достаточно велики – признался Сергетов. – Мы можем воспользоваться холодным временем года – в эти месяцы потребление этих видов горючего минимально, – чтобы пополнить запасы и сделать так, что стратегические резервы горючего будут достаточными для сорока пяти дней боевых действий.

– Шестидесяти! – резко возразил министр обороны.

– Сорок пять дней – это более реальная цифра, товарищ министр, – упрямо повторил Сергетов. – Мое министерство рассчитало потребление горючего вооруженными силами как часть программы пополнения стратегических запасов топлива. На протяжении последних лет на это почему-то не обращали внимания. Сократив потребление в других сферах экономики, а также принеся в жертву некоторые отрасли промышленности, мы можем попытаться увеличить стратегические резервы до шестидесяти дней, даже семидесяти, а также предоставить в ваше распоряжение дополнительные запасы, которые вам понадобятся во время периода усиленной боевой подготовки. В ближайшее время сокращение поставок в гражданские отрасли экономики будет незначительным, однако к середине лета ситуация быстро изменится. – Сергетов сделал паузу, лишь сейчас почувствовав, с какой легкостью он присоединился к мнению большинства, пусть еще не выраженному вслух. Это очень обеспокоило его. Я продал душу дьяволу, подумал он. Или наоборот, вел себя, подобно настоящему русскому патриоту? Может быть, я превратился в одного из тех, что сидят сейчас у стола? Или просто сказал правду – но что такое правда? По крайней мере, напомнил он себе, в одном сомневаться не приходилось: он сумел спастись. Пока. – Как я уже вам говорил, у нас имеется определенная возможность перестроить систему переработки нефти. Моя исследовательская группа считает, что в этом случае можно увеличить на девять процентов производство горючего, необходимого для нужд армии, – при условии, разумеется, что будет принят во внимание ограниченный объем нефтедобычи из-за пожара на Нижневартовском комплексе. И все-таки я должен предостеречь вас, что, по мнению моих аналитиков, все существующие расчеты потребления горючего в период ведения боевых действий являются чрезвычайно оптимистическими. – Последняя слабая попытка выразить свой протест.

– Обеспечьте нас горючим, Михаил Эдуардович, – по лицу министра обороны промелькнула холодная улыбка, – и мы позаботимся о его правильном использовании. По мнению военной аналитической группы, мы сможем достичь своих целей в течение двух недель, может быть, быстрее, но я не упускаю из вида силу войск НАТО и потому увеличиваю этот срок вдвое, до тридцати суток. Даже в этом случае у нас останется значительный запас горючего.

– А если НАТО узнает о наших намерениях? – послышался голос Петра Бромковского.

– Не узнает. Мы уже готовим операции прикрытия, дезинформации. НАТО не является прочным союзом, да и не может быть таковым. Министры входящих в него стран никак не могут договориться о вкладе каждого из государств в общую оборонительную систему. Население придерживается разных точек зрения, они нерешительны и неспособны переносить лишения. Члены НАТО до сих пор не смогли перейти на стандартные виды вооружения, и потому снабжение объединенных вооруженных сил находится в состоянии хаоса. А их самый мощный, самый важный и влиятельный союзник отделен от Европы океаном и находится на расстоянии пяти тысяч километров, тогда как Советский Союз всего в нескольких часах езды по железной дороге. И все-таки я отвечу на твой вопрос, мой старый друг Петя. Если события будут развиваться крайне неудачно и на Западе сумеют обнаружить наши намерения, мы всегда можем остановиться, прекратить боевую подготовку, заявить, что проводим маневры, и вернуть армию в состояние мирного времени – тогда наше положение окажется точно таким же, как сейчас. Удар будет нанесен лишь в том случае, если мы будем в состоянии полной боевой готовности. У нас есть возможность отступить.

Все сидящие в комнате понимали, что это ложь, хотя и хитрая, ловко придуманная ложь, поскольку ни один не решится заявить об этом. Да разве можно мобилизовать армию, подготовить ее и затем все отменить? Никто не осмелился возразить министру обороны. В течение нескольких минут Бромковский о чем-то несвязно говорил, приводя слова Ленина о том, что нельзя подвергать угрозе родину мирового социализма, но даже этого никто не поддержал. Опасность, угрожающая государству – если уж говорить точнее, угрожающая партии и Политбюро, – была очевидной. Более серьезной она не станет. Единственной альтернативой была война.

Через десять минут члены Политбюро приступили к голосованию. Сергетов и восемь остальных кандидатов в члены Политбюро были всего лишь зрителями. Одиннадцать человек проголосовали за начало военных действий и двое – против. Процесс начался.



ДАТА – ВРЕМЯ: 3.02 – 17.15, первый экз, советского сообщения ТАСС подтверждает пожар на нефтедобывающем комплексе ВНИМАНИЮ РЕДАКТОРОВ: сообщение передается заранее для публикации в субботних газетах Патрик Флинн, иностранный корреспондент агентства Ассошиэйтед пресс в Москве Москва (АП) – Сегодня советское агентство новостей ТАСС подтвердило, что в западной части Сибири произошел «серьезный пожар».

На последней странице «Правды», официального органа Коммунистической партии, говорится о пожаре и о «героических действиях пожарников», сумевших спасти множество человеческих жизней благодаря своему высокому профессионализму и преданности делу. Одновременно указывается, что «героические действия пожарников» не допустили серьезного ущерба расположенному поблизости нефтедобывающему и нефтеперерабатывающему комплексу. Согласно сообщению с места пожара, он начался в результате «технической неисправности» в системе автоматического управления комплекса и начал быстро распространяться, однако был сразу погашен, хотя и «не без пострадавших как среди людей, бесстрашно боровшихся с огнем по долгу службы, так и среди мужественных рабочих, сразу приехавших к месту пожара и оказавших героическую помощь своим товарищам».

Несмотря на то что сообщение ТАСС несколько расходится с данными западных специалистов, пожар действительно был потушен быстрее, чем предполагалось. Эксперты считают, что на Нижневартовском комплексе установлена принципиально новая весьма эффективная система пожаротушения, позволившая Советам быстро справиться с пожаром.

АВ – ВА – 3.02 – 16.01 Восточного поясного времени Конец

Глава 3 Соотношение сил

Москва, Россия

– Они даже не поинтересовались моим мнением, – объяснил начальник Генерального штаба маршал Шавырин. – Никто не попросил меня представить мою оценку поставленной задачи. Политическое решение было уже принято, когда меня вызвали вечером во вторник. Я уж и не помню, когда последний раз министр обороны просил меня представить аргументированное, тщательно обдуманное решение по какой-нибудь проблеме.

– И что ты ответил? – спросил маршал Рожков, главнокомандующий сухопутными войсками.

На лице начальника Генерального штаба появилась мрачная ироническая улыбка:

– Я ответил, что Вооруженные силы Советского Союза смогут выполнить поставленную задачу, если получат четыре месяца на подготовку.

– Четыре месяца… – Рожков повернулся и посмотрел в окно. – Этого недостаточно.

– Боевые действия начнутся пятнадцатого июня, – ответил Шавырин. – Мы обязаны успеть к этому сроку, Юрий. Что еще мог я сказать на Политбюро? Или ты полагаешь, что мне следовало ответить: «Извините, товарищ генеральный секретарь, но Советская Армия не в силах выполнить эту задачу?» Меня мигом сняли бы с моего поста, а начальником Генерального штаба назначили бы кого-то более послушного – ты догадываешься даже кого. Если тебе так уж хочется исполнять приказы маршала Бушарина…

– Этого идиота! – не удержался Рожков. Именно в соответствии с планом, составленным тогдашним генерал-лейтенантом Бушариным, советские войска вошли в Афганистан. Ничтожество с профессиональной точки зрения, Бушарин обладал надежными политическими связями, которые не только спасли его шкуру после бесчисленных неудач в Афганистане, но и способствовали успешному продвижению к вершинам военной карьеры. Хитрый мужик, этот Бушарин. В жизни не принимал участия в боевых действиях, проводимых в горной местности, но умело ввернул про свой план военной кампании и посетовал, что его блестящий план не смогли должным образом осуществить. В результате его назначили командующим Киевским военным округом, а это традиционно – золотые ворота к маршальским звездам.

– Словом, тебе хотелось бы видеть его в этом кабинете и ходить под ним? – спросил Шавырин. Маршал Рожков молча покачал головой. Они были близкими друзьями еще с тех пор, когда оба командовали танковыми подразделениями в одном полку, назначенные на свои должности как раз накануне решающего броска к Вене в 1945 году.

– Как все это произойдет? – поинтересовался Рожков.

– Операция «Красный шторм», – коротко ответил Шавырин;

«Красным штормом» был назван план наступления механизированных войск на Западную Германию, Бельгию, Нидерланды и Люксембург. Этот план непрерывно обновлялся соответственно переменам в состоянии сил обеих сторон. Суть его сводилась к молниеносной кампании продолжительностью в две-три недели в случае резкого, ухудшения отношений между Востоком и Западом. Согласно советской стратегической доктрине он предусматривал внезапность как необходимое условие успеха и основывался на применении исключительно обычного вооружения, без использования ядерного оружия.

– По крайней мере они не собираются пускать в дело ядерные заряды, – пробормотал Рожков. Существовали и другие планы с иными названиями, основанные на разных сценариях, причем многие включали в себя применение ядерного оружия – как тактического, так и стратегического. Военачальники, как правило, относились к использованию ядерного оружия резко отрицательно. Несмотря на то что их политические хозяева нередко прибегали к угрозам самого разного толка, профессиональные военные отлично понимали, что применение ядерного оружия влечет за собой самые ужасные, совершенно непредсказуемые последствия. – Как относительно фактора внезапности?

– Прикрытие будет состоять из двух этапов. Первый является чисто политическим и будет направлен против Соединенных Штатов. Второй незадолго до начала военных действий готовится КГБ. Ты знаком с ним – группа «Норд» Комитета госбезопасности. Мы обсуждали его два года назад.

Рожков недовольно покачал головой. Группа «Норд» представляла собой специальный комитет, состоящий из руководителей различных управлений КГБ, который был создан в середине семидесятых годов тогдашним председателем Андроповым. Целью комитета было разработать средства, которые раскололи бы НАТО, ослабили единство этого союза и вообще вели политические и психологические операции, направленные на подрыв Запада. Больше всего группа «Норд» гордилась разработкой плана подрыва военной и политической структуры НАТО накануне начала военных действий. Но насколько успешным окажется этот план? Маршалы обменялись ироничными улыбками. Подобно большинству профессиональных военных, они с презрением относились к шпионам и их планам.

– Четыре месяца, – повторил Рожков. – Нам нужно сделать так много за это время. Что, если магия КГБ не сработает?

– Вообще-то у них хороший план. В конце концов нужно ввести Запад в заблуждение всего на неделю, хотя лучше на две. Решающим, конечно, будет то, как быстро войска НАТО достигнут состояния полной боевой готовности. Если только удастся замедлить процесс их мобилизации на семь дней, победа гарантирована…

– А если нет? – резко бросил Рожков, отлично понимая, что даже семидневная задержка не может гарантировать победы.

– Тогда нет гарантии, но баланс сил все равно в нашу пользу. Ты ведь знаешь это, Юрий. – Вопрос о всеобщей мобилизации в стране никогда не обсуждался с начальником Генерального штаба.

– В первую очередь необходимо подтянуть дисциплину в войсках, – заметил главнокомандующий сухопутными войсками. – И мне следует немедленно поставить в известность всех командующих группами войск. Нужно срочно браться за боевую подготовку. Каково положение с горючим?

Шавырин молча протянул другу свои записки.

– Могло быть еще хуже. Нас обеспечат горючим для самой напряженной боевой подготовки. Перед тобой нелегкая задача, Юрий, но четыре месяца – немалый срок, разве нет?

Рожков знал, что четырех месяцев недостаточно, но говорить об этом не имело смысла.

– Значит, у меня четыре месяца для укрепления военной дисциплины. Ты развязываешь мне руки?

– До определенного предела.

– Одно дело заставить рядового по приказу сержанта вытягиваться по стойке «смирно», и совсем другое – укрепить дисциплину среди офицеров, что привыкли писать бумаги, сидя в тепле. Вот кого надо подтянуть. – Рожков не решился выразить свою точку зрения прямо и недвусмысленно, но его начальник все понял.

– Предоставляю тебе свободу действий и в том и в другом случае. Только прошу тебя, действуй осторожно – ради нас обоих. Рожков кивнул. Он уже решил, кому поручить это задание.

– С теми, кем мы командовали сорок лет назад, Андрей, с осуществлением «Красного шторма» не было бы проблем. – Маршал опустился в кресло. – Хотя, по правде говоря, сейчас в нашем распоряжении такие же новобранцы, а оружие намного совершенней. Проблема только в одном – удастся ли нам за четыре месяца превратить этих мальчишек в закаленных солдат. Вот в чем вопрос. Когда наши танки ворвались в Вену, в них сидели обстрелянные ветераны…

– Но ведь ветеранами были и эсэсовские ублюдки, сопротивление которых мы опрокинули, – улыбнулся Шавырин, вспоминая события далекого прошлого. – Не забудь, что и на Западе действуют те же силы, которые ослабляют и развращают молодежь, возможно, даже больше нашего. Будет ли эффективным их сопротивление – оборона разобщенных, застигнутых врасплох армий? Я считаю операцию «Красный шторм» осуществимой. Наше дело – приложить к этому все усилия.

– В понедельник состоится встреча с командующими всех групп войск. Я сам поставлю перед ними задачу.

Норфолк, штат Виргиния

– Надеюсь, вы хорошо о нем позаботитесь, – произнес мэр.

Прошло мгновение, прежде чем эти слова дошли до сознания капитана третьего ранга Даниела 3. Макафферти. Атомный подводный ракетоносец «Чикаго» вошел в строй всего шесть недель назад. Завершающая фаза его оборудования после спуска на воду была отложена из-за пожара на верфи, а церемония собственно спуска скомкана ввиду отсутствия мэра Чикаго, которого задержала забастовка персонала муниципалитета. Ракетоносец только вернулся на базу после напряженных испытаний в Атлантике, длившихся пять недель, и сейчас команда грузила на борт провизию и боеприпасы, готовясь к первому боевому дежурству. Макафферти был зачарован своим новым судном, глядя на все вокруг восхищенным взглядом. Он провел мэра Чикаго по широкой выпуклой палубе подводного ракетоносца – с, этого начинался осмотр любой подводной лодки, хотя на палубе не было ничего, что заслуживало бы особого внимания.

– Простите, сэр? – не понял он.

– Я сказал, что надеюсь, наш корабль находится в надежных руках, сынок, – произнес мэр.

– Мы называем их лодками, сэр, несмотря на размеры, и заботимся о них, словно о детях. Вы позволите пригласить вас в кают-компанию?

– Опять спускаться по трапам… – Мэр сделал вид, что хмурится, но Макафферти знал: этот человек, способный держать в руках огромный город, еще несколько лет назад был начальником пожарной службы. Как бы он пригодился в свое время, промелькнуло в голове капитана. – Куда вы направляетесь завтра?

– В море, сэр. – Капитан начал спускаться по отвесному трапу, и мэр последовал за ним.

– Я так и подумал. – Для шестидесятилетнего мужчины мэр весьма бодро спускался по стальным ступенькам. Через несколько секунд они уже стояли на палубе. – А чем конкретно вы занимаетесь на этих лодках?

– На флоте мы называем это океанографическими исследованиями, сэр. – Макафферти повел мэра в сторону носовой кают-компании, лукавой улыбкой снимая напряжение неловкого вопроса. На подводном ракетоносце «Чикаго» события развивались очень быстро. Командование Военно-морского флота США хотело убедиться в том, насколько эффективной была новая система, позволявшая максимально уменьшить акустику лодки при движении под водой. Результаты испытаний на акустическом полигоне у Багамов выглядели многообещающими, и теперь командование намеревалось проверить, каких результатов сумеет добиться «Чикаго» в Баренцевом море.

Мэр рассмеялся:

– Я так и думал. Не иначе, станете считать китов для движения «Гринпис»!

– Вы правы, сэр. В том районе, насколько я помню, их водится немало.

– А почему палуба имеет такое странное покрытие? Никогда не слышал, чтобы палубы на кораблях покрывали резиной.

– Это называется антиакустической плиткой, сэр. Резина поглощает звуковые волны. В результате движение лодки под водой становится почти неслышимым, и гидролокаторы противника с трудом обнаруживают нас, даже когда мы действуем в активном режиме. Кофе?

– Мне кажется, что в столь торжественный день…

– Я тоже так считаю, – усмехнулся капитан. – Но это противоречит правилам.

Мэр Чикаго поднял чашку с кофе и коснулся ею чашки Макафферти.

– Желаю удачи.

– Счастлив выпить за это.

Москва, Россия

Они собрались в Московском окружном доме офицеров на Красноказарменной улице, массивном здании, построенном еще в царское время и по-прежнему весьма впечатляющем. В это время года высшие армейские чины съезжались в Москву на совещания, и такие события сопровождались, как правило, торжественными ужинами. Рожков лично приветствовал командующих округами у главного входа и, когда собрались все, провел их в роскошную парную. Здесь присутствовали все командующие округами и родами войск, каждый в сопровождении своего заместителя и командующего ВВС округа, а также командующие флотами – целая галактика золотых звезд, лент и нашивок. Десять минут спустя, раздетые, с полотенцами вокруг бедер и березовыми вениками в руках они превратились просто в группу пожилых мужчин, может быть, только чуть более подтянутых и мускулистых, чем обычные советские граждане.

Все знали друг друга. И хотя многие из них были соперниками, все же они представляли одну профессию, и в дружеской атмосфере, характерной для русских парных бань, им было чем поделиться. Те, у кого, пока не виделись, появились внуки, с гордостью говорили о продолжении рода. Хотя они и соперничали друг с другом, но взаимно содействовали военной карьере своих детей, и потому одной из тем непродолжительного разговора была их служба – чей сын в каком округе, под чьим началом и когда можно будет продвинуть его на новую должность. Наконец наступала очередь типично русского спора о том, насколько хорош пар в бане. Маршал Рожков единолично решил его исход, плеснув ведро холодной воды на, раскаленные камни печи, находившейся посреди парной. Громкое шипение заглушит явно установленные здесь средства подслушивания, а раскаленный сухой пар выведет их из строя. До этого момента Рожков не проронил о предстоящей операции ни слова. Лучше всего, подумал он, потрясти их этим известием, тогда реакция командующих округами будет более откровенной.

– Товарищи, я должен сделать важное сообщение, – сказал маршал, опуская пустое ведро на пол.

Разговоры смолкли, и лица присутствующих обратились к нему. Наступил момент решающего шага:

– Товарищи, пятнадцатого июня этого года, через четыре месяца, мы начинаем наступательные действия против армий НАТО, – произнес Рожков.

Воцарилось молчание, нарушаемое только потрескиванием раскаленных камней. Затем послышались смешки – кое-кто из генералов уже успел по пути к дому офицеров в безопасности своих штабных автомобилей принять по паре стопок. Однако те, кто видели лицо главнокомандующего сухопутными войсками, не смеялись.

– Вы не шутите, товарищ маршал? – спросил командующий Западной группой войск. Последовал кивок маршала Рожкова, и генерал задал главный вопрос:

– Тогда вы, может быть, объясните причину предстоящей операции?

– Конечно. Вы все слышали о катастрофическом пожаре на Нижневартовском комплексе по добыче и переработке нефти. Но пока вы, еще не знакомы со стратегическими и политическими последствиями этой катастрофы. – Маршалу понадобилось шесть коротких минут, чтобы объяснить подробности решения, принятого на заседании Политбюро. – Пройдет чуть больше четырех месяцев, и мы начнем самую важную военную кампанию в истории Советского Союза – уничтожение НАТО как политической и военной силы. И одержим победу.

Все это время маршал не сводил взгляда с лица любопытного генерала.

Наступила тишина. Горячий пар благотворно действовал на высших чинов Советской Армии. Жар освободил кожные поры, им стало легче дышать, а те, кто успели выпить, быстро отрезвели. По телам бежали струйки пота. Очень хорошо, подумал Рожков, в ближайшие месяцы им придется здорово попотеть.

– Да, слухи доходили, – произнес Павел Алексеев, заместитель командующего Юго-Западным округом. – Но неужели ситуация столь критическая?

– Критическая. У нас достаточно горючего для двенадцати месяцев нормальной деятельности или для шестидесяти дней боевых действий после непродолжительного периода усиленной боевой подготовки. – Маршал промолчал, что при этом к середине августа экономику страны ждет полный крах.

Алексеев наклонился вперед и принялся стегать себя березовым веником. Стороннему наблюдателю его движения напомнили бы льва, обмахивающегося хвостом. В свои пятьдесят лет он был самым молодым из собравшихся здесь военачальников. Генерал Алексеев уже завоевал репутацию думающего, интеллигентного офицера, да и внешне он выглядел привлекательно – подтянутый, высокий мужичина с широкими плечами лесоруба. Его проницательные темные глаза с прищуром смотрели сквозь поднимающееся облако пара.

– Итак, середина июня?

– Да, – подтвердил Рожков. – Именно столько времени выделено нам на разработку оперативных планов и боевую подготовку. – Главнокомандующий сухопутными войсками обвел взглядом помещение. Пар поднялся уже почти до потолка.

– Полагаю, мы собрались здесь, чтобы обменяться между собой с полной откровенностью?