Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Лилиан Трэвис

Мантия мага



Ранняя и на удивление теплая весна превратила дороги Пограничья в непролазные топи из снега и жидкой грязи. Но путешественников, которые направлялись к рубежам Гипербореи, такое положение дел ни капельки не смущало. Впрочем, весенний воздух, по-зимнему холодный в тени и почти жаркий на солнце, способен был заставить петь от радости сердце любого, наделенного способностью чувствовать.

Особенно радостным было лицо у того, кто без сомнения был здесь главным — мужчины огромного роста с гривой темных волос и глазами удивительного синего цвета, напоминающими старинные офирские сапфиры и то лишь те, которые были добыты задолго до рождения прадедов нынешних королей.

Король Аквилонии Конан радовался счастливому случаю, благодаря которому он, будучи занят исключительно важным государственным делом, ныне пребывает вне стен своего дворца. Причина, побудившая его отправиться в путь, требовала личного королевского участия. Для Аквилонии а также дружественного Пограничья было важно заручиться поддержкой Гипербореи — государства, где обитают прославленные мастера магического искусства. Кроме того, Конан решил лично вручить королевскую награду магистру Гристиану, оказавшему поистине неоценимые услуги в поисках купеческого каравана, пропавшего из-за козней злонамеренного стигийского чародея Яхмоса.

Перевалив Немедийские горы, на что в это время года мог решиться только либо безумец, либо отчаянный храбрец, отряд ступил на землю Пограничного королевства. Впрочем, те, кто сопровождал короля Конана в этом путешествии, как раз и отличались подобными качествами. Даже дворцовый библиотекарь Хальк Юсдаль, который добровольно принял на себя нелегкую обязанность королевского летописца и исполнял ее с усердием, достойным всяческого уважения.

Этот тщедушный на первый взгляд дворянин из Гандерланда был способен при необходимости показать себя мастером фехтования и знатоком магических существ. Поэтому ни одно путешествие хотя бы слегка отличающееся от увеселительной прогулки, не обходилось без его участия. Прочие же спутники Конана знавали государя, когда его чело еще не украшала корона Аквилонии. С кем-то мужественного киммерийца свела судьба в бытность простым наемником, с другими он, при желании, мог бы вспомнить славные походы Алого Братства, не дававшего покоя купцам, решившимся отправиться в путь по морю Восхода.

Так, двое конников, что скакали слева от короля, лишь недавно поступили на службу в личную королевскую гвардию. Всего пару лун назад они были украшением разбойничьей шайки Архоза. Двое других, похожих друг на друга как братья-близнецы, были уроженцами Пограничья и внимательный взгляд мог бы опознать в них оборотней. Еще один спутник — стройный мужчина с длинными седыми волосами, отливавшими на солнце всеми оттенками старого серебра, принадлежал к древней расе гулей, обитающих в Рабирийских горах.

В цивилизованных государствах и тем более при королевских дворах этих существ принимали с большой опаской. Конан же, которому довелось немало побродить по свету и на чью долю судьба отпустила множество нелегких испытаний, привык судить о тех, кто оказывался рядом с ним, основываясь не на сплетнях и слухах, а на их истинных достоинствах.

Какая разница, что скрывается под доспехом — тело, покрытое чешуей или звериной шерстью? Важно лишь то — горячее ли сердце у его обладателя и ведомы ли ему такие понятия, как честь и отвага. Сколько раз на пути Конана люди из плоти и крови оказывались настоящими чудовищами, а самые удивительные создания, которых когда-либо сотворяла рука богов, являли собой образцы добродетели. Что с того, что рабирийские гули имеют острые клыки pi не прочь отведать теплой крови? Зато месьор Зериан нечеловечески трудолюбив и никогда не бросит начатое дело. Кроме того, ему нет равных в битве, когда вокруг свистят стрелы и звенят мечи. Зная, что король судит своих воинов не по знатности рода или месту рождения, а лишь по их деяниям, — гвардейцы Конана отвечали ему искренней любовью и бесконечной преданностью, идущей из глубины души.



* * *



Путешествие по землям Пограничья несколько затянулось. На переход от одного маленького городка до другого, который при благоприятной погоде занял бы не более нескольких колоколов, уходил теперь почти весь день.

На исходе одного из таких длинных нелегких дней усталые путешественники вошли в ворота одного из тех городков, которые еще недавно носили скромное название селения оборотней. Теперь после многих перипетий, в недалеком прошлом потрясших основы мироздания и едва не сокрушивших равновесие между порядком и хаосом, там мирно уживались люди и оборотни, стараясь преуспеть в торговле и прочих мирных занятиях, извлекая из этого несомненную пользу для проезжающих и для самих себя.

Найти таверну, где можно было бы перекусить и дать отдых себе и еще более усталым копям, оказалось совсем не трудно. Стоящее на пригорке двухэтажное здание, построенное из свежих бревен, еще храпящих запах леса, было видно издалека. Чтобы господа проезжающие не тратили время на ненужные поиски и сомнения, крышу дома украшал ажурный металлический флюгер, изображавший двух волков, вставших на задние лапы, которые повернулись друг к другу спинами.

Но, приблизившись к дому, который издалека казался таким гостеприимным, путешественники остановились, пораженные открывшимся им зрелищем.

Неподалеку от коновязи прямо на стене кто-то с непонятной целью вывесил нечто похожее на кусок темной ткани. Конники переглянулись. В головах Конана и его спутников мелькнула мысль о том, что часто такими вот темными полотнищами отмечают дома, которые посетила заразная болезнь. Однако сомнение мелькнуло и исчезло В самом деле, если в доме находился опасный больной, то темный флаг развевался бы на крыше и ворота были наглухо закрыты. Значит, причина, побудившая кого-то к такому необычному поступку, была иного рода.

При ближайшем рассмотрении зрелище оказалось еще более поражающим воображение. Темная материя оказалась частью одеяния мага, а именно — мантией. С небольшого расстояния хорошо просматривались выцветшие пентаграммы, украшавшие ее поверхность. Изрядно поношенная мантия была прикована к бревенчатой стене цепью, способной удержать черного немедийского быка. Железные звенья толщиной почти в два пальца взрослого мужчины, выходили из очередного рукава и скрывались в другом. Один цепи был намертво закреплен в бревенчатой стене, другой заперт на внушительного вида замок. Как будто возле стены стоял невидимый пленник, внушающий страх даже в своем нынешнем незавидном положении. Спешившись и обступив непонятную находку кругом, спутники Конана принялись строить догадки:

— Должно быть, мы видим перед собой развязку какой-то из придворных интриг, — многозначительно произнес Хальк и потянулся за дорожной сумкой, чтобы зарисовать эту диковину.

— Что ты, какие придворные интриги могут быть здесь, в Пограничье?! — со смехом перебил его гвардеец Авген, который пару лун тому назад совершил вместе со своим королем удивительное путешествие в окрестности города Небтху. — Просто странствующий маг выставил свою одежку проветриться, а цепью приковал, чтобы она не прилипла кому-нибудь к рукам. Хотя лично мне такая была бы и даром не нужна, даже будь она поновее.

— Сразу видно, что здесь отродясь не было по-настоящему искусных воров, — ответил ему Стефанос, еще недавно входивший в ватагу Архоза. — Такой замок, несмотря на то, что он величиной с кулак, не защитит от кого-то чуть более умелого, чем мальчишка-новичок. Даже я открыл бы его меньше, чем за четверть колокола.

Авген оживился, глаза его заблестели.

— Четверть колокола? Ох и горазд же ты врать приятель. Взгляни повнимательнее на этот замок. Это заморийская работа, Нергал его побери, а уж там-то знают толк в запорах. Может ты и откроешь его, но уж всяко времени тебе понадобится куда больше, чем четверть колокола. Думаю, что мы успеем хорошенько отдохнуть в этой таверне и опорожнить немало кувшинов вина, прежде чем эта диковина поддастся твоим неуклюжим пальцам!

Стефанос побагровел.

— Готов поспорить с тобой, гвардеец, что не пройдет и четверти колокола, как этот замок будет открыт, и ты сможешь примерить мантию мага!

— Отлично! Спорим на серебряную монету! Лишь бы хозяин этой тряпицы не помешал нашей забаве. Говорят, с чародеями шутки плохи.

— Да мы же не собираемся ничего красть! Я просто открою этот замок, а потом все вернем как было. Вряд ли колдун может затаить на нас злобу за столь невинную шутку.

Конан, который с интересом прислушивался к спору махнул рукой, подзывая летописца.

— Эй, Хальк, сбегай и спроси у хозяина чем они тут меряют время. И тащи сюда то, что у них там есть. Не знаю, что это будет — огневой стержень или клепсидра…

Через несколько мгновений Хальк вернулся, держа в руке длинный цилиндр, слепленный из животного жира, смешанного с воском. На него были нанесены деления, с помощью которых и отмеряли время. Огневой стержень поджигался, жир таял, длина его уменьшалась. В Аквилонии иногда к боковым сторонам устройства прикрепляли медные штырьки, которые по мере выгорания и таяния воска, падали на металлическую чашу, в центр которой ставился огневой стержень. Это позволяло определять на слух — сколько времени прошло…

Киммериец повернулся к Стефаносу.

— Готов?

Тот кивнул головой.

— Начали!

Хальк поджег огневой стежень. Авген заухмылялся.

Участники спора приблизились к прикованной мантии. Стефанос, сохранивший приверженность к традициям старой школы, которые с великим тщанием вбил в него когда-то одноглазый Магнус, достал из-за голенища сапога несколько причудливо изогнутых железок. Загородив собой замок так, чтобы досужие зрители не могли перенять секретов его мастерства, Стефанос закопошился в замке.

Авген злорадно наблюдал, как длина огневого стержня уменьшается. Было тихо, лишь лошади изредка всхрапывали и били копытами.

Когда длина восковой свечи уже почти приблизилась к роковой метке, обозначающей четверть колокола, замок вдруг жалобно щелкнул и с грохотом упал на землю. Цепь зазвенела, выползла из рукавов и печально повисла на прибитом конце. Мантия сползла на землю и застыла там бесформенной грудой.

— Есть!

Стефанос торжествующе повернулся и фыркнул.

— Кузнецы Шадизара еще не придумали такого запора, с которым не смогли бы справиться пальцы настоящего мастера. Эй, Авген, готовь серебро, а то у меня пересохло в горле.

Гвардеец досадливо крякнул и потянулся за кошельком.

— Стефанос победил честно! — захохотал Конан. — Видно ремесло шадизарского вора никуда не уходит с прошедшими зимами. Эй, бродяга, приладь замок на место и пойдем, наконец, уже набьем наши желудки сытной деревенской едой!

Но, стоило бывшему разбойнику потянуться за цепью, как вдруг мантия зашевелилась, приподнялась с земли, размахнулась пустым рукавом и отвесила ему крепкую оплеуху. После этого она взвилась в воздух и принялась летать над головами ошарашенных путников, будто гонимая порывами ветра.

— Кром, — проворчал недовольный Конан, — опять колдовство. Когда же, наконец, можно будет спокойно поесть и выпить вина не опасаясь столкнуться с кознями очередного некроманта?

С этими словами варвар, который питал сильнейшее отвращение к магии, протянул руку, чтобы схватить взбесившееся одеяние, как вдруг прямо над головами близнецов-оборотней сгустилось темное облако, отдаленно напоминающее человеческую фигуру.

С оглушительных хохотом перекувырнувшись в воздухе, фигура ударилась о стену конюшни, которая тотчас же покрылась многочисленными крохотными отверстиями, что означало присутствие жуков-древоточцев. Через несколько мгновений прочная бревенчатая стена рухнула, обратившись в кучу древесной трухи и открыв взорам собравшихся беспокойно фыркающих в стойлах лошадей, аккуратно развешанную сбрую и конюха с молоденькой служанкой, беззаботно предающихся любовным утехам на сене. Плоские каменные плитки, которыми была выложена тропинка к двери таверны, сперва встали дыбом, а затем сложились в причудливые фигуры наподобие тех, которые строят любители игры верайо, чтобы затем разбить их метким броском дубинки из пуантенского дуба.

Подхватив отчаянно визжащую служанку, всю одежду которой составляла нижняя юбка, призрачный озорник поднял любительницу удовольствий в воздух и посадил на крышу дома. После этого, пожелав всем приятного дня, на самом изысканном бритунском языке, туманная фигура скрылась, как будто ее никогда и не было.

Все стояли раскрыв от изумления рты и уставившись в небо. Но тут слуха путешественников достигли пронзительные вопли.

— Пустоголовые глупцы, не видящие дальше собственного носа! Тупые отродья водяной коровы! Гнусные прохвосты, с самого рождения не вылезавшие из выгребной ямы! Вы бы лучше нашли своим блудливым рукам более подходящее применение, чем совать их, куда не просят!

Кричавший оказался низеньким щуплым стариком, одетым в мантию похожего покроя, но из несравненно более дорогой и новой ткани.

— Что случилось, почтенный? — попытался урезонить его хранитель королевской библиотеки. — Неужели есть необходимость вопить так, словно за тобой гонятся все демоны Зандры?

— Ах ты книжный червь с откушенным хвостом, — не унимался маг, яростно тряся головой, отчего капюшон свалился с его головы, открыв па всеобщее обозрение розовую лысину, окруженную венчиком стриженных седых волос. — Думаешь, что прочитав несколько свитков чужих мыслей, ты уже получил право перебивать тех, кто старше и умней тебя?

Гуль, который почувствовал себя задетым, попутался прекратить поток оскорбительных речей с помощью магии, но добился лишь того, что вызвал у ругателя легкий приступ кашля и тем самым обратил на себя внимание разъяренного старика:

— Где ты раньше был со своей магией, когда твои друзья принялись тут пакостить! — завопил он, подпрыгивая и потрясая в воздухе сухоньким кулачком. — И ты тоже ни о чем не догадываешься, а еще кичишься своей принадлежностью к Исконному Народу! Слушайте же, безумцы, и ужасайтесь тому, что вы натворили. Мантия, которую вы ради пустой забавы лишили охранительной цепи, содержала в себе дух моего несчастного собрата.

— Собрата? — протянул кто-то вполголоса. — Похоже, мы встретили большого любителя пошутить!

— Прекратите свое гнусное зубоскальство, невежественные ублюдки! — взорвался старец. — Сущность достойнейшего Аллимара присутствует в нашем мире лишь частично, я бы сказал фрагментарно, если это слово что-то говорит вашей дремучей безграмотности…

— Эй, старик! — выступил вперед Конан, — прикуси свой ядовитый язык, пока я не приказал моим гвардейцам тебе его подрезать. Утихомирься и объясни толком, что стряслось? Мои люди затеяли спор и хотели проверить: кто из них прав. Они не совершили ничего дурного…

— А ты кто такой, громила, чтобы затыкать мне рот? — взвизгнул маг. — Если это твои люди, то отвечать за содеянное предстоит тоже тебе!

— Я король Конан, владыка Аквилонии, — зарычал киммериец, — и сам Огнеликий не осудит меня, если я за твою дерзость прикажу содрать с тебя шкуру и набить ее камнями. Прекрати орать и объясни толком — что здесь произошло!

— А я что, по-твоему делаю? — окрысился было маг, но все же сбавил тон и продолжил вполне обычным тоном:

— Мой злосчастный собрат едва не открыл один из величайших законов мироздания, но… Силы, призванные способствовать в его изысканиях, оказались того рода, справиться с которыми вряд ли под силу кому-либо из смертных, даже если это едва ли не самый могущественный маг Ордена Белой Руки.

— Тогда отчего он вел себя немного… странно? — поинтересовался хранитель королевской библиотеки.

Маг в ответ лишь печально вздохнул, поникнув головой подобно покрытому пылью увядающему цветку, растущему на обочине изъезженного торгового тракта.

— Увы, его блестящий ум бродит по дорогам Туманного Мира. Вы же созерцали лишь малую долю его разносторонней натуры. Рабочая мантия и заколдованная цепь — то единственное, что удерживало на месте дух моего несчастного друга. Теперь же, освободившись из-за вашей оплошности, он может никогда не вернуться в тело, которое уже третью луну ждет воссоединения с ним в одной из цитаделей Гипербореи. Увы мне, несчастному, я не смог спасти его! Какая потеря для всего хайборийского мира и какое горе для меня!

— Скажи, старик, — сконфуженно проговорил Стефанос, — неужели совсем ничего нельзя сделать?

— Сделать?! — подпрыгнул на месте чародей. — Пожалуй, именно ты, чьи руки касались заколдованной цепи, сможешь вернуть на место сущность моего лучшего друга чтобы я смог в целости доставить ее туда, где она займет единственно подобающее ей место. Не говори ничего, я слышу твои мысли. Совершенно справедливо, он улетел, но есть одно место, которое мой неудачливый собрат непременно захочет посетить прежде, чем без возврата пересечь мутную реку. Речь идет о Граскаальских воротах. Ты должен отправиться туда не мешкая. Каждая капля промедления наносит непоправимый ущерб его уникальной сущности и с каждым мгновением мне будет все труднее вернуть его во всем блеске разума!

— Один он не пойдет! — раздался громовой голос Конана. — Я король и отвечаю перед Небожителями за своих людей. Не знаю откуда ты взялся, старик и почему так печешься об этом своем… как ты сказал… Аллимаре? Но мне жаль, что наша невинная шутка оказалась губительной для этого бестелесного бедняги. Поэтому мы вместе исправим содеянное, старик! Клянусь Кромом!

— А как же наша миссия в Похиолу? — спросил Хальк, — ведь неизвестно сколько времени может потребоваться, чтобы отыскать этого беглого мага? Мы рискуем надолго задержаться в этих краях.

— Я привык отвечать за себя и деяния моих людей, — отрезал варвар, — а посему если этот несчастный нуждается в нашей помощи — он ее получит! К тому же спасти сущность гиперборейского мага — что может быть более полезным, раз уж требуется наладить отношения с державой, которой правит Орден Белой Руки?

Он повернулся к магу.

— Пойдем старик, поведаешь нам свою историю за кувшином хорошего вина и жареным мясом. Или твоим слабым челюстям больше по вкусу каша из размоченного зерна, приправленная уксусом?

Маг нахмурился.

— Хоть я и стар, но от хорошего куска мяса не откажусь. И мы еще посмотрим, кто быстрее справится со своей долей.

— Будь по-твоему! — варвар дружески хлопнул старика но спине, от чего тот едва удержался на ногах.



* * *



— …Именно так несчастье постигло достойнейшего Аллимара, — закончил свое повествование чародей Матриус, с проворством, неожиданным для его возраста и комплекции, поглощая уже которого по счету жареного цыпленка. — Даже я, кому повинуются все потусторонние сущности и природные элементали, был бессилен что-либо сделать для спасения своего лучшего и любимейшего друга.

— А в последний раз духи земли отказались явиться к тебе от великого страха, не так ли, Матриус? — раздался знакомый голос. Магистр Гристиан, как будто возникший из воздуха прямо за столом, как ни в чем не бывало плеснул себе вина в деревянную кружку, размеры которой вызвали невольное уважение даже у Конана.

Варвар усмехнулся, со времени их последней встречи колдун совсем не изменился: тот же худощавый бритоголовый мужчина с колючим взглядом, одетый в темный хитон, отороченный рысьим мехом. Гристиан прислонил свой посох из красного аргосского дуба, навершие которого было украшено шаром с изображением Руки Духи — Владычицы Похиолы к засаленной столешнице и вопросительно взглянул на Матриуса, ожидая ответа.

— Гристиан, я рад приветствовать тебя, — выдавил из себя Матриус после затянувшегося молчания.

— Я решил, что небольшая прогулка развеет мою скуку и, вижу, что оказался вовремя.

— Да, да! Твоя помощь будет поистине неоценимой!

Ничего не ответив, Гристиан внимательно взглянул в глаза растерявшегося собеседника и тот съежился, испытывая сильнейшее желание сползти под стол или хотя бы на время стать невидимым.

Жестом остановив тех, кто, торопясь и перебивая друг друга принялся рассказывать о прикованной мантии и маге, лишенном лучшей части своей сущности, чародей произнес, предварительно наполовину опустошив свою кружку:

— Похоже, дело и в самом деле серьезное и не терпит отлагательства. Вам повезло, что сейчас я совершенно свободен. Я знал несчастного Аллимара и оказать ему помощь — мой долг.

— Но… Зачем же так утруждать себя? Стоит ли беспокоиться ради столь пустякового дела? — залепетал Матриус, теребя рукав своей мантии.

— Значит спасение своего лучшего друга ты считаешь пустяком? Не понимаю, куда делись свойственные тебе доброта, благородство и душевная щедрость? — усмехнулся Гристиан. — Впрочем, об этом мы еще успеем поговорить, а теперь нам нужно собираться в путь…



* * *



Дорога к Граскаальским воротам оказалась не такой короткой и не настолько легкой, как втайне надеялись многие из путешественников. Даже присутствие магистра Гристиана не намного улучшило положение вещей.

Как охотно объяснил он сомневающимся, горы Граскааль наполнены своей собственной древней магией и никто не знает, как она может отреагировать на любое, даже самое незначительное возмущение колдовского поля.

Так, рассказывают, что однажды деревенский колдун Короцих вызвался провести странников через перевал. Желая рассеять ночную тьму, он сотворил простенькое заклинание, чтобы создать светящийся шар, но древняя магия не потерпела даже такого пустякового вмешательства и внезапный камнепад, отправил на Серые Равнины и самого незадачливого мага и всех его спутников…

К немалому удивлению Конана и его спутников, Матриус наотрез отказался идти вместе со всеми. Он заверил, что полностью доверяет мудрости славнейшего Гристиана, а ему самому непременно надлежит остаться на равнине, дабы магическими манипуляциями попытаться как можно дольше сохранить телесную оболочку Аллимара.

Среди путников не нашлось того, кого бы опечалило отсутствие вздорного старика. Гуль еле слышно произнес старинную пословицу насчет повозки, которая начинает двигаться быстрее, после того как с нее будут сброшены мешки с ненужным хламом. Каврат выразил эту же мысль в более краткой и энергичной манере.

Гристиан, услышав это, лишь улыбнулся, отчего вокруг его глаз на мгновение появились морщинки, напоминающие солнечные лучи.

На исходе второй по счету седмицы, они перевалили через горный хребет из ослепительно-белого льда, внутри которого виднелись темные силуэты, имеющие устрашающее сходство с человеческими фигурами. После этого отряду пришлось преодолеть подземный ход, где в незапамятные времена духи почвы добывали капли застывшей крови земли, чтобы затем расплавить их на первородном огне, и выковать клинки, равных которым нет и поныне.

Когда вдали уже еле заметным пятнышком забрезжил дневной свет, отряд оказался на берегу подземного озера поразительной красоты. Вода в нем была подобна чистейшему горному хрусталю, вазу из которого в незапамятные времена подарил владыка Кхитая аквилонскому королю Алонзо — уроженцу Зингары. Несмотря на недовольство придворных и ворчание сенешаля, эта диковина была извлечена из сокровищницы и со всеми возможными предосторожностями помещена в покоях госпожи Эвисанды, прозванной «Ночной Владычицей». Прекрасные вещи делаются не для того, чтобы пылиться по темным чуланам, их назначение — радовать глаз.

…Стоило кому-то из спутников Конана с радостным возгласом протянуть руку к воде, как он тотчас же оказался отброшен в сторону неведомой силой. Магистр Гристиан провел рукой над поверхностью воды и из темных глубин выплыли странные существа, отдаленно напоминавшие морских рыб. Правда, в отличие от последних, эти создания были лишены глаз и вместо чешуи их тела покрывали острые костяные наросты. Одна из этих тварей выскочила из воды и едва не вцепилась острыми изогнутыми зубами прямо в лицо королевскому гвардейцу. Тот в ужасе отскочил, изрыгая все известные ему проклятия.

— Как она это сделала? — спросил он у мага, преспокойно наблюдавшего эту сцену. — У твари нет глаз, она же не может увидеть меня!

— Эти существа могут ощущать страсти, которым мы все подвержены, — пояснил тот — Ихолотиллии были созданы такими, чтобы одним своим видом внушать ужас. Именно человеческий страх они чувствуют так же, как мы, например, ощущаем запах.

— Ну и мерзость! — пробормотал Стефанос, осторожно приближаясь к озеру.

При этих словах у самой поверхности воды показалась уродливая белесая морда. Казалось, неведомое существо напряженно вглядывается и вслушивается в происходящее перед ним.

— Вот именно, — продолжал маг спокойным и размеренным тоном, как если бы перед ним были ученики, с жадностью ловящие каждое его слово. — Страх и отвращение, вот чувства, которые охранники подземных глубин улавливают лучше всего. Поэтому, если мы хотим покинуть подземелье целыми и невредимыми, мы должны отрешиться от всяких эмоций. Помните: спокойствие и уверенность в себе — вот ключи к успеху!

Конан и его спутники молча внимали, в душе сознавая, что от них только что потребовали нечто очень трудное, если не сказать непосильное. Даже самый отважный человек не может хотя бы на краткое время полностью отрешиться от чувств. Трусов среди аквилонцев никогда не было; но ярость, азарт погони, гнев — их-то куда денешь? Все это можно скрыть от окружающих, но как их подавить внутри себя самого?

Вряд ли кому-то из обычных людей дано стать таким же бесстрастным как последователи учения о Великом Равновесии, обитающие в пещерах на полуденной стороне Кензанкийских гор.

Конан уже собрался предложить магу поискать иной путь, но гиперборейский колдун остановил короля:

— Подожди, в моей власти сделать так, что эти создания не заметят людей. Чувства, которые побуждают их злобу, на некоторое время просто уснут в наших сердцах.

— А мы не останемся такими навсегда? — с беспокойством перебил его Каврат, ростом и статью лишь немного уступающий самому Конану. — А то окажешься в постели с хорошенькой женщиной, а каких-то чувств как не бывало…

Все дружно расхохотались, несмотря на то, что обстановка вовсе не располагала к веселью.

Еле заметно улыбнувшись, магистр Гристиан раскинул руки, как если бы он собирался обнять всех присутствующих разом, с каждого пальца его слетело нечто вроде тонкой струйки дыма, тут же растаявшей в воздухе.

Через несколько ударов сердца на путников снизошло поистине неземное спокойствие. Все на свете разом перестало их волновать, все чувства, вдруг потеряли свое значение. Казалось, появись здесь по воле случая самые дорогие им люди — спутники Конана равнодушно прошли бы мимо.

Между тем магистр Гристиан протянул руку и медленно разжал пальцы. На его ладони тускло засветился шарик как будто сделанный из темного воска. Маг размахнулся и бросил шарик в самую середину подземного озера. С громким бульканьем тот погрузился в воду. Тут же на гладкой поверхности образовалось бесформенное мутное пятно, похожее на стальной доспех, покрытый изморозью. Пятно увеличивалось в размерах, постепенно закрыв все озеро. Сделав знак следовать за ним, маг преспокойно шагнул вперед и пошел так же беззаботно, как если бы под ним были не бездонные глубины, кишащие хищными созданиями, а мощеная городская улица.

Конан со своими спутниками двинулись за ним, не ощущая ничего кроме желания ступать точно след в след и не сводить глаз с пятна света, слабо мерцающего вдалеке.

Едва нога последнего из спутников Конана ступила на твердую землю, как мутная пленка начала таять подобно куску масла в горячей похлебке и множество отвратительных созданий взлетело над поверхностью воды, пытаясь настигнуть людей, посмевших пересечь их владения. Некоторые из кошмарных созданий и впрямь напоминали уродливых рыб, плоть других была почти прозрачна, позволяя видеть их острые кости.



* * *



Дорога от озера, населенного созданиями магии была вымощена отполированными плитами из темного камня, цветом напоминавшими сладкий напиток, который привозили купцы из Гир-кании. Казалось, ничего не предвещало опасности, но, тем не менее, путники продвигались вперед с величайшей осторожностью, ступая на следующую плиту лишь после того, как магистр Гристиан убеждался в отсутствии там магических ловушек.

Примерно на середине пути, когда маг собрался подать знак следовать за ним и вознамерился поставить ногу на следующую плиту, Конан опередил его. С быстротой молнии варвар преодолел расстояние, отделяющее его от гиперборейского мага, сгреб того в охапку и отшвырнул в сторону. В следующее же мгновение туда, где только что стоял один из самых прославленных магов ордена Белой руки, ударило прилетевшее откуда-то сверху тяжелое железное копье. Удар был настолько силен, что острие пробило толстую каменную плиту, глубоко застряв в ней.

— Направляя свой разум на постижение сложных умозаключений, не следует забывать о более простых, которые могут быть не менее важны для взаимосвязи событий, — задумчиво изрек магистр, слегка оправившись от неожиданности.

— Не стоит так расстраиваться, колдун, — примирительно произнес северянин. — Просто тебе никогда не доводилось вскрывать заморийские сокровищницы. Помнится, на такую же штуку я едва не напоролся в одной из них. Кром, в довершение всего выяснилось, что лез я зря — она давно уже была опустошена расточительной женой хозяина… Постой-ка, а вот еще один подарок для непрошенных гостей…

Примерно на уровне колена была натянута нить, настолько тонкая, что она едва была различима человеческим глазом. Стоило неосторожно задеть ее, как плита или участок пола переворачивался под непрошенным гостем и тот проваливался туда, где его наверняка ожидало все необходимое для наиболее медленного и неприятного расставания с жизнью.

Маг наклонился над нитью рядом с бывшим охотником за сокровищами.

— Волос женщины-рыбы, такие жили в этих местах еще во времена лемурийцев. После магической войны в живых не осталось ни одной, хотя это были исключительно мирные существа. Должно быть, они исчезли вместе с неизвестным чародеем — их создателем — когда тот покинул наш мир. Хотел бы я взглянуть хоть на одну из этих удивительных тварей. Очевидцы утверждали, что их пение было поистине чарующим и заставляло забыть обо всем на свете… И, насколько я могу судить, этого волоса лучше не касаться. Скажите, друзья мои, как, по вашему мнению, могут ли нас ждать подобные неприятности на ближайших двух плитах?

— Вроде, нет, — еле слышно сказал Авген, внимательно вглядываясь в каменную поверхность, испещренную белыми и золотистыми точками. — Если где-нибудь не скрыт переворачивающий механизм.

— Или если в потолке не ожидает наготове прочная сеть. Иногда в них сажают ядовитых скорпионов. К нашем случае скорпионы наверняка успели передохнуть от старости!

— Значит, придется воспользоваться заклинанием воздушного моста, — задумчиво произнес магистр Гристиан, как бы беседуя сам с собой. — Конечно, вблизи от поверхности это слегка рискованно, но в то же время, похоже, у пас нет иного выхода… Что ж, беритесь за руки, зажмурьте глаза и не открывайте, пока я не разрешу.

Конан и его спутники почувствовали, как каменная поверхность, на которой они стояли, обратилась в ладонь одного из титанов, живших, судя по преданиям, еще до Начала Времен. Невидимый великан осторожно перенес людей через плиты. Открыв глаза, аквилонцы обнаружили, что стоят перед самым выходом на поверхность, по форме напоминавшем арку митрианского храма. Когда-то вход защищала исполинская дверь, но теперь об этом напоминали лишь кованые петли, наполовину вывороченные и закрученные наподобие древесных стружек, да толстая железная плита с замочной скважиной, оплавленная по краям от сильнейшего жара.

— Отныне, — завил маг, — мы не можем прибегать к помощи колдовства. Мы слишком близко к поверхности, где царит древняя магия Граскааля.

— Ну и хорошо! — фыркнул Конан. — Сила, ловкость и разум тоже кое-чего стоят!

Гвардейцы, готовые следовать за королем-варваром хоть в пасть Нергала, выразили согласие дружными криками, от которых с ближайшей вершины упало несколько камней, а серая змея, дремавшая на склоне неподалеку, поспешила уползти к себе в нору.



* * *



Пейзаж был совсем не похож на тот, к которому привык Конан в зимы своего детства. Вместо отвесных склонов и острых пиков, едва покрытых скудной растительностью, путешественники шли по тропинке среди низких деревьев, каждое из которых, казалось, желало как можно теснее прижаться к земле чтобы спастись от никогда не унимающегося ветра. Но, тем не менее, ветви их сейчас были покрыты свежими листьями, источавшими нежный аромат. Тем, кто пожелав собрать их чтобы дополнить трапезу ароматной настойкой, гиперборейский маг доверительно сообщил, что не все, что выглядит привлекательно, годится в пищу. К примеру, листья этого кустарника способны губительно повлиять на некоторые качества столь важные для всякого мужчины. Живности, на которую можно было бы по пути поохотиться, здесь тоже не водилось, а небольшие желто-коричневые ящерицы оказались на удивления юркими и проворными. Поэтому всем пришлось довольствоваться тем, что оставалось в дорожных сумках.

Примерно через седмицу пути Конану и его спутникам открылась долина между горами, подобно гигантской чаше, выстеленной пушистым зеленым ковром. В самой глубине долины стояли Граскаальские ворота.

Ворота представали перед аквилонцами во всей своей величественной красоте. Каждая створка их была вырезана из цельного камня — одна была плитой черного оникса, инкрустированного звездами из молочно-белого камня, вторую створку неведомые мастера прошлого изваяли из полупрозрачного цирконуса цвета зимнего солнца в Киммерийских горах. Завитки и спирали, украшавшие ее, оказались из аспидного камня, который с древних времен пользуется особым почтением за его целительные свойства и способность за считанные мгновения очищать и делать пригодной для питья самую плохую воду.

Здесь, в затерянной горной долине, воздух был пропитан неведомой древней магией. Даже те, кто считал себя нечувствительным к всякого рода чародейству и волшебству, поглядывали вокруг с некоторым опасением. Гуль был очень насторожен, оборотни напротив, испытывали чувство радости. Сила, струящаяся от каменных ворот, наполняла их весельем, словно в жилах уроженцев Пограничья текло молодое игристое вино с туранских виноградников.

На вершине горы, виднеющейся со стороны полуночного заката, можно было разглядеть нечто, имеющее слишком необычные очертания.

Конан, обладавший зрением во много раз более острым чем у любого из людей, разглядел между полуразрушенными каменными столбами гигантскую прозрачную полусферу, отливавшую всеми цветами радуги. Удивленные взоры обратились к магистру Гристиану.

Тот объяснил, что для выполнения ритуала нужно дождаться часа, когда закатное солнце окажется позади каменного пузыря и лучи его будут освещать Граскаальские ворота. Впереди оставался целый день и самым лучшим будет отдохнуть и набраться сил.

Путешественники расположились в тени низеньких, в половину человеческого роста, деревьев.

Спутники Конана, прошедшие вместе с королем-варваром множество дорог, ничуть не утратили бодрость и присутствие духа. Беспощадно яркое весеннее солнце не помешало оборотням отправиться осмотреть окрестности, а заодно и добыть какую-нибудь дичь, которая могла бы скрасить их не самый изобильный ужин.

Конан спустился к воротам и внимательно осмотрел их. Киммерийцу, как и прочим его спутникам показалось странным, что ворота не принадлежат заброшенному городу или развалинам замка. Какой смысл строить подобное сооружение среди скал?

Заметив недоумение на лицах своих спутников, магистр Гристиан принялся рассказывать:

— Вы правильно удивляетесь, друзья мои. Эти ворота никогда ничего не запирали и в то же время их значение трудно преувеличить. Вам, должно быть, приходилось слышать об эпохе валков, народа, обитавшего еще до Начала Времен? К величайшему несчастью до нас дошли лишь крупицы их мудрости. Они умели летать подобно птицам и в течение долгого времени находиться под водой, обходясь без воздуха. Они постигли многие тайны мироздания. Но древние боги позавидовали валкам и посеяли семена раздора. Некоторые из них обратились к Тьме в надежде познать тайны, запретные для людей. Прочие же, сочтя их изменниками, начали первую из войн, воспоминания о которых доселе вызывают ужас у всякого, кто руководствуется голосом разума.

— Скажи, магистр, а для чего все-таки служили эти ворота? — осторожно перебил рассказчика гвардеец Евдис.

— Назначение их, увы, сокрыто в тьме веков. Известно лишь, что сила, содержащаяся в этих камнях, способна была изменять судьбы не только людей, но и целых государств…

— Для чего тогда сюда пришли мы? — не выдержал один из оборотней.

— Существует предание, одно из немногих дошедших до нас из глубины времен. Когда боги жили среди людей, а древние народы в совершенстве владели магическим искусством и предпочитали разрешать споры мирным путем, время от времени все же случались войны. Перед одним из сражений, два короля, согласно обычаю вызвали друг друга на поединок и, будучи равными по силе и храбрости, погибли одновременно. Для тех, кто был рожден в эпоху валков, смерть означала лишь утрату телесной оболочки. Та часть, которую простые люди называют душой, а маги предпочитают именовать сущностью, устремлялась сюда, к Граскаальским воротам. В тот час, когда лучи солнца, пройдя через каменный пузырь, освещали их, ворота открывались. Неподалеку отсюда согласно преданию протекал источник, вода которого могла исцелять любые недуги и воскрешать мертвых…

— Стало быть, два короля с помощью магии Граскаальских ворот вернули себе тела, а потом выкупались в источнике и исцелились? — перебил бывший разбойник, слушавший всю эту историю с открытым ртом. — А зачем мы тогда тащили сюда эти тряпки и ржавую цепь?

— Думаю, дело в том, что Матриус далеко не так сведущ, как желает казаться. Скорее всего, он вез своего друга к кому-то, кто смог бы вернуть его в прежнее состояние. Что ж, исцеление Аллимара будет для него приятным сюрпризом.

— Так что же мы ждем? — воскликнул Конан, чья кипучая натура с трудом выдерживала даже кратковременное бездействие. — Солнце уже садится, пора открывать ворота!

Подойдя, он ударил в них мощным плечом, но тяжелые каменные створки даже не шелохнулись. С гневным рычанием варвар повторил свою попытку, но ворота так и остались неподвижны. Воины присоединились к Конану, но всех их усилий хватило лишь на то, что створка из золотистого камня, украшенная черными спиралями, сдвинулась на толщину конского волоса, отчего слой земли, поросший синеватой травой, еле заметно выгнулся.

Конан, его спутники и даже гиперборейский маг, вооружившись более-менее подходящими для этой цели предметами, принялись старательно разрывать мягкую землю чтобы добраться до самого низа створок. Два или три колокола спустя, углубившись на добрый десяток локтей, они наконец увидели полоску орнамента, идущую по нижнему краю ворот. Расчистив место, достаточное для того, чтобы ворота открылись без помех, все разом уперлись в каменные пластины. С легкостью, как будто и не стояли множество веков вросшие в землю, ворота распахнулись, увлекая за собой людей. В это же мгновение, солнечный луч осветил радужную полусферу, стоящую на вершине горы и, разбившись на множество разноцветных огоньков, расцветил поверхность ворот пятнами света, которые, казалось, порхали подобно бабочкам в долине на полуденной стороне Зингары.

Не успели они насладиться зрелищем как прямо между створок появилась знакомая призрачная фигура. Черты лица ее, которые в этот раз были ясно различимы, выражали глумливое веселье.

— Это же надо быть такими простаками, чтобы потащиться на край света, поверив в легенду, смысл которой сокрыт от вас самих! Думаете, меня можно поймать с помощью этой ветоши?

В доказательство своих слов тот, кто некогда был магом Аллимаром, несколько раз пролетел сквозь мантию, которую держали перед ним оборотни подобно тому, как охотники растягивают ловчие сети. После этого он, растянув рот в самой беззаботной улыбке, вытянулся как струйка дыма и поочередно пролетел сквозь каждое звено цепи, покачивающейся в руках бывшего разбойника.

— Все это потеряло силу, когда вы из пустого тщеславия открыли замок, — вещал призрак, развалившись в самой непринужденной позе на одной из створок.

— А как же ворота? — спросил Хальк, с интересом наблюдая за пируэтами прозрачного существа — ты, маг, пролетел через них не менее трех раз, но что то я не вижу, чтобы ты опять обрел былую телесность…

— Я могу пересекать их хоть несколько лун подряд, но останусь таким, потому что мне это но нраву! Два короля, сказка о которых так и мельтешит в ваших мозгах, изо всех сил желали снова стать живыми людьми. Я же наслаждаюсь тем, что глупые людские законы и правила перестали довлеть надо мной. Как замечательно — не нуждаться ни в пище и воде, пи в ночном отдыхе. Я теперь легче воздуха и могу лететь куда мне вздумается. Неужели вы и в самом деле так наивны, что думаете — я опять захочу стать таким как вы? Но я мудрее вас всех… Лишь мне одному известно как поймать свободную сущность и вернуть ее в бренную оболочку. Вы же об этом не узнаете никогда.

— Не думаю, чтобы тебе самому это было известно, Аллимар, или кто ты теперь есть, — небрежно бросил слуга Духи.

— Ты пытаешься сыграть на моем самолюбии, презренный. Что ж, будем считать, что твоя незамысловатая хитрость удалась. Я могу открыть вам тайну, но делаю это только потому, что мне ничего не угрожает — применить этот способ не получится ни у вас, ни у любого из ныне живущих. Так внемлите же, смертные! Панцирь ямурлакского щитоносца — вот что необходимо, когда требуется удержать на месте бестелесную сущность. Но ни одно из этих существ не сумело пережить катастрофы, изменившей лицо мира незадолго до того, как были построены ворота. Гристиан, ты, конечно, уже поведал своим спутникам, что раньше ворота стояли не в долине, а на вершине величественной горы. И, кстати, открывать врата следовало не вечером, как это сделали вы, а на рассвете, когда первые лучи солнца освещали край круглого кристалла, который, невежды называют каменным пузырем. Я всегда подозревал, что жрецы Духи плохо разбираются в древней магии! Отправляйся назад, колдун, и коротай свои дни в своей снежной пустыне, заговаривая чирьи у крестьян и помогая роженицам разрешаться от бремени. На большее, как я погляжу, ты не способен! Вы что, и в самом деле полагаете, что я заявился сюда лишь потому, что вам вздумалось сперва возиться в земле подобно червям, а затем похлопать створками ворот?.. Видели бы вы сейчас себя со стороны, ничтожные.

И гут полупрозрачная фигура, несколько раз перекувырнувшись через голову, принялась менять свои очертания. На несколько мгновений она становилась уродливым подобием каждого из присутствующих. И Конан с гневом обнаружил собственные черты в изображении гиганта с крохотной головкой еле виднеющейся из непомерно широких плеч и тонкими кривыми ногами. Заметив, как потемнели от гнева лица путешественников, насмешник добавил:

— Ваша беда в том, что вы не цените хорошей шутки. Всякий мудрец должен уметь смеяться над собой, а уж тем более над другими… Удачи, смертные! Желаю вам приятно провести время. В этой стране на каждом шагу можно встретить забавнейшие создания., которые не прочь закусить такими глупцами, как вы.

С этими словами он начал таять в воздухе, пока не исчез совсем.

— Кром, вранье все это! — не выдержал Конан. — Я никогда не слышал ни о каком ямурлакском щитоносце, но если бы даже эта тварь и существовала, на что может быть годен его пустой панцирь? Ведь скорлупа ореха бесполезна, если не защищает собой вкусное ядро.

Но гиперборейский колдун в ответ лишь задумчиво покачал головой и пробормотал:

— Похоже он говорит правду, в древних манускриптах я встречал описание ритуала в котором упоминался такой панцирь. Возможно это единственное, что мы можем попытаться сделать для безумца.

— Но почему панцирь? — не унимался варвар, — чем пустая оболочка от этой твари так примечательна для магических деяний?

— Ну, это как раз просто, — отмахнулся Гристиан, — сам по себе щитоносец не обладает никакими магическими свойствами. Просто этот зверь обитал в Ямурлаке в разломах скал, в которых было сосредоточение магической энергии. Спустя тысячи зим это создание стало невосприимчиво к любой магии, вот почему его панцирь так ценился среди знатоков.

— Ты хочешь сказать, что если древесная белка начнет прыгать с дерево на дерево, то через много зим у нее появятся крылья? — вступил в разговор Хальк. — Ты говоришь странные вещи, колдун. Разве наш мир не создан Небожителями, и любая тварь, обитающая в нем не дело их божественных рук?

— Конечно мир создан богами, — усмехнулся Гристиан, — но кто сказал, что боги в ответе за каждый волос, упавший с твоей головы? Бессмертные сотворили наш мир, но позволили развиваться ему по собственным законам.

— Погоди, погоди, — Конан решительно прервал их философский спор, — ты хочешь сказать, что доспех из этой твари может защитить от любого магического воздействия?

Он поскреб в затылке.

— Теперь я понимаю, чего мне так недоставало все эти зимы…

— Именно поэтому панцирь и является такой редкостью, — вздохнул магистр, — в древности им пользовались, чтобы защитится от чужеродного чародейства. Но гак как это могла сделать как одна, так и другая сторона, то изделия из ямурлакского панциря беспощадно уничтожались всеми, практикующими магию. Легче смириться с тем, что ты сам не имеешь защиты, нежели с тем, что ею обладает твой враг!

— Так что же мы можем сделать?

— Мы можем попытаться попасть в Ямурлак. Если где и сохранились панцири щитоносцев, то только в этом таинственном месте.

Конан пожал плечами.

— Не в моих правилах возвращаться назад с поражением. Веди нас, маг и пусть Митра дарует нам удачу!



* * *



Отряд, направляющийся в земли Ямурлака, уменьшился на несколько человек. Те, кто охотно последовал бы за своим королем в любое пекло — сражаться с живыми врагами, не были готовы к встрече со сверхъестественным. Конан мог приказать им, но не стал этого делать. Если сердце воина не преисполнено отвагой, то от них не будет толку в бою. Поэтому несколько воинов осталось в долине, разбив лагерь неподалеку от стены, ограждающей территорию местности, населенной, если верить слухам, самыми невероятными существами.



По мере того, как герои приближались к таинственным землям, становилась все теплее. Путешественникам с трудом верилось, что недалеко отсюда еще лежит снег, а по вечерам нельзя покидать жилище без теплой одежды.

Цветущая долина была перегорожена стеной слабо светящегося зеленого тумана, через который не было видно даже неба.

Нечто подобное Конан видел на одной из гравюр, украшавших королевскую сокровищницу: земля, покрытая куполом подобно тому, как накрывают крышкой котел, чтобы не дать остынуть пище.

Внутренняя сторона купола была испещрена звездами и прочими небесными телами, а на земле происходили самые обычные события. Крестьяне трудились в поле, армия штурмовала замок, а навстречу ей шла торжественная процессия, в которой можно было распознать свадьбу знатного господина.

А сверху, сквозь купол небесного свода вниз смотрели существа; не похожие ни на что, о чем киммерийцу приходилось слышать, не говоря уже о том, чтобы увидеть своими глазами. Голова человека на тоненьких паучьих ножках, нечто вроде гигантской сколопендры, по обе стороны тела которой виднелись женские лица, создание, все целиком состоящее из глаза и тоненького хвостика, скрученного как у дикой свиньи, из тех, что водятся на полночном закате Таурана…



* * *



Они шли уже не менее колокола, но стена, за которой находился таинственный Ямурлак, и не думала приближаться. Долина, была покрыта сочной зеленой травой и пестрела цветами, как обычно бывает не раньше чем к концу первой летней луны. И это несмотря на то, что во всем остальном мире весна еще как следует не вступила в свои права и трава лишь робко пробивалась там, где солнце пригревало сильнее всего.

Но на того, кто, казалось бы, движется вперед, но ни на шаг не приближается к цели, красота рано или поздно перестает оказывать свое действие. Граница магического государства все так же маячила на горизонте, оставаясь далекой и все такой же недостижимой.

Наконец, кто-то из спутников Конана, потеряв всякое терпение, выразил свое мнение по поводу такого коварства на цветистом языке трущоб портового города. Едва говорящий прервал свое красноречие, как вдали что-то дрогнуло и туманная стена, на несколько мгновений перестала удаляться от путешественников и, кажется, даже приблизилась на несколько шагов. Острый практичный ум подсказал Конану, как нужно действовать, тем более что происходящее уже порядком разозлило его. Сколько можно без толку переставлять ноги! Если кто-то полагает, что может безнаказанно потешаться над Конаном из Киммерии, то он очень скоро убедится в своей ошибке.

Встав в одну из самых угрожающих поз подобно дракону, готовящемуся сразиться с целой армией злобных пиктов, он прорычал сквозь зубы что-то до крайности нелестное о колдовстве и всех чародеях вместе взятых.

Стоило прозвучать одной из фраз, когда-то давно услышанных Конаном еще от товарища по гладиаторской арене, родившегося на восходной стороне Кофа, как наваждение исчезло. Туманная стена, переливающаяся всеми оттенками молодой травы, была теперь от них на расстоянии не более десятка шагов. Но стоило кому-то из гвардейцев приблизиться и протянуть к ней руку, как все тело смельчака пронизал холод подобно ледяным иглам, которыми покрываются в сильные холода камни, деревья и стены домов в Северной Киммерии.

На приближение уроженца Рабирийских гор таинственная преграда ответила совсем по-другому. Она выгнулась навстречу ему как домашний зверек, ожидающий ласки хозяина.

Но ни тот, ни другой не смогли не только проникнуть на ту сторону, но даже вплотную приблизиться к ней. Конан по несколько раз произнес все известные ему ругательства и проклятья, услышанные им, когда он с ватагой из Красного Братства наводил ужас на все побережье Закатного океана, или крепко усвоенные в бытность наемником. Не забыл он и те, которые были в ходу у обитателей неблагополучных кварталов Шадизара.

Неожиданно Конан вспомнил об одном забавном случае. Однажды чтобы дать работу изнывающим в бездействии мышцам, он решил обойти здание дворца по узенькому карнизу, опоясывающему его на головокружительной высоте. Короля-варвара не устрашили ни камни, выпавшие у него из-под ног, ни сильный ночной ветер. Для него, уроженца суровых Киммерийский гор, все это было сущими пустяками. Но, проходя мимо окна покоев одной знатной дамы и услышав, как она отчитывает служанку, бесстрашный северянин едва не потерял равновесие. То, что звучало бы как должно в таверне или на поле сражения, резало слух, исходя из уст такого изящного создания как госпожа Мерания…

Почувствовав, что ярость охватывает его, Конан потянул из ножен меч. Но неожиданно тут варвар ощутил, что ему препятствует сила, ненамного уступающая его собственной.

— Не стоит, ваше величество, — еле слышно произнес гиперборейский маг, — вдруг это будет понято как враждебные намерения? Нам надлежит искать другой вход только и всего.



* * *



Путешественники прошли уже немалое расстояние вдоль туманной стены, но в ней так и не обнаружилось ни трещинки, ни самого крохотного лаза. О том чтобы перелезть через нее или сделать подкоп тоже не могло быть и речи. Казалось, она простирается бесконечно в обе стороны, уходя в небесную сферу и стремясь вниз за пределы земного диска.

И к тому же о каких трещинах и выпавших камнях может идти речь, когда казалось, она не была построена руками разумных созданий, а вырыла сама по себе…

Солнце уже клонилось к закату, когда утомительное однообразие было нарушено. Скала из красноватого камня, испещренного белыми и прозрачными крапинками вылезала за пределы туманной стены на несколько локтей.

Путешественники остановились, размышляя, можно ли извлечь из этого хоть какую пользу. Но тут Зериан, принадлежащий к древней расе гулей, широко улыбнулся, сверкнув клыками, которые он обычно предпочитал прятать.

— Если нам удастся найти траву называемую «хвост ночной птицы», то мы наверно смогли бы проникнуть на ту сторону.

— Название мудреное, — отозвался Стефанос, — а ты знаешь как она выглядит?

— У нее длинные узкие листья, которые расстилаются прямо по земле, их отличает цвет, не зеленый как у всех прочих растений, а светло-серый. Она растет гам, откуда я родом, жаль, что ее нет у меня с собой, впрочем, в засушенном виде она все равно была бы непригодна…

— Так ты говоришь про ведьмины волосы? — перебил его Авген. — В детстве нам строго-настрого запрещали их трогать. Вроде бы, ведьма будет считать такого своим женихом и не даст приблизиться к нему ни одной из женщин.

Острый ум варвара и его великолепная память, которая удерживала все, когда-либо услышанное и увиденное северянином, моментально подсказала, о чем идет речь, а его зрение, во много раз более острое, чем у обычного человека, помогло разглядеть искомое.

— Так вы говорите о пряже Секвены? Вот там, на берегу речушки ее полно!

Все устремились в указанном направлении как будто за мгновение до того не падали с ног от усталости и не желали более всего на свете растянуться во вес рост и дать отдых измученным ногам.

Из длинных жестких листьев, которые и вправду были похожи на седые волосы или пряжу водяной богини, общими усилиями сплели некое подобие венка, который подошел бы разве что великанше из тех, что населяли мир задолго до начала времен. После этого гуль пожертвовал несколькими прядями волос, которыми оплел венок наподобие того, как оплетают цветными шелковыми ленточками подарок для дамы сердца. Следуя советам гуля, венок приложили к скале примерно на половине роста мужчины.

Как только седая трава, переплетенная волосами существа, принадлежащего к расе намного древней человеческой, коснулась неровной каменной поверхности, она намертво прилипла к ней и внутри венка начало происходить нечто невероятное. При виде того, что стало там творится, возглас изумления невольно вырвался из груди всех, кто оказался свидетелями этого зрелища.

Камень сам собой расступался в разные стороны, не трескаясь и не ломаясь, а так, будто невидимая рука делала дыру в глине или сыром тесте. Еле заметная ямка становилась все глубже и глубже и наконец превратилась в сквозную дыру. Вскоре оттуда потянуло теплым воздухом и ароматом незнакомых трав.

— Скорее! — нетерпеливо подталкивал спутников гуль. Нужно успеть до наступления темноты, иначе…

Один за другим путешественники запрыгивали в дыру и, скатившись по гладкому как будто отполированному искусным мастером желобу, оказывались на той стороне. Стефаносу, который шел самым последним, немного не повезло. Стоило ему скрыться в каменном туннеле, как Колесница Митры, еще недавно выглядывающая из-за окоема, исчезла совсем. Ноги бывшего разбойника уже касались земли самого необычного и таинственного из государств Хайборийского мира, когда дыра в камне начала затягиваться. С тихим еле различимым шорохом становились разноцветные крупинки, на свое место, издавая еле слышный звон сталкивались кристаллы, намертво сцепляясь между собой.

Дорожный мешок, висевший за спиной Стефаноса, оказался проглочен камнем подобно тому как кракен, обитавший согласно преданиям в Закатном море проглатывал моряков и даже целые корабли. Шапку, край которой также оказался внутри скалы, никто не смог вытащить, как ни старались. Перерезав лямки дорожного мешка и освободив побагровевшего от натуги Стефаноса, все с ужасом и изумлением наблюдали, как обрезанный край войлочной шапки медленно скрывается внутри камня подобно мачте тонущего судна во время шторма.



* * *



Оглянувшись вокруг, путешественники к своему немалому удивлению не увидели рядом никакой стены. Не было и скалы из красноватого камня — всюду, куда достигал взгляд, простиралось болото, поросшее низкой травой, окаймлявшей хищно блестящие оконца черной воды с сухими причудливо изогнутыми деревьями. Они стояли на крохотном островке, со всех сторон окруженном трясиной.

Никто не имел ни малейшего представления, ни как они оказались здесь, ни как им отсюда выбраться.

— Нечасто бывают у нас гости, — раздался совсем рядом скрипучий голос.

То, что казалось не более чем высохшей корягой, валяющейся перед ними на расстоянии в несколько локтей, пошевелилось, открыв глаза удивительного аметистового цвета. И, вдоволь насладившись испугом людей, существо, как ни в чем не бывало, продолжило:

— Что поведаете нам, странники? Что нового произошло во внешнем мире?

— Да, да, потешите-ка нас занятными историями! — раздался пронзительный писк со стороны ближайшего дерева.

Шагая по трясине на длинных тонких ногах, к ним приближалось создание, одновременно напоминавшее гигантское насекомое и сухую ветку. Добравшись до ближайшей кочки, оно непринужденно устроилось на ней, обрывая крупные фиолетовые ягоды и бросая их себе в рот. Конану на мгновение почудилось, что движения диковинного существа полны женского кокетства и даже своеобразной грации и очарования.

— А может быть, среди вас есть певец? — проскрежетало оно. — Пусть споет, и если его песня нам понравится, то мы, так уж и быть, поможем вам выбраться отсюда.

— Да, пусть споет!

— Пусть споет!

— Пусть…

Множество голосов — скрипучих, пронзительных, настолько необычных, что для них, казалось, не нашлось бы слов ни в одном из человеческих языков — раздалось вокруг. Островок суши под пришельцами вдруг заколебался, как бы призывая исполнить просьбу без малейшего промедления. Взоры всех с надеждой обратились на гиперборейского чародея, но тот лишь беспомощно развел руками:

— Здесь я бессилен. Меня учили лишь читать нараспев заклинания, но это вряд ли нам поможет. Но вот вы… вы же воины, которые привыкли горланить песни в придорожных тавернах и на биваках. Вспомните, что-нибудь из того, что обычно услаждает слух бродяг из Хайбории.

В этот мгновение островок качнулся особенно сильно, едва не сбросив путешественников в трясину. Двое гвардейцев провалились в жидкую грязь, один по пояс, а другой скрылся в ней почти полностью и не утонул лишь благодаря существу с аметистовыми глазами, которое почти насмешливо протянуло ему суставчатую лапу. Выбравшись на поверхность, воины безуспешно пытались привести перепачканную одежду в порядок. Один, встав на четвереньки, шарил руками в трясине в поисках утопленного сапога. Но тут потеря сама появилась на поверхности, торчащая в чьей-то зубастой пасти.

Конан не привык отступать перед трудностями, какие бы необычные обличья они не принимали. Он задумчиво посмотрел на Гристиана.

— Ты прав, колдун, добрые воины не чураются хороших песен. Эй, Стефанос, вспомни, как мы с тобой и Архозом распевали, когда встретились на задворках Шема.

— Тогда мы выпили немало вина, — усмехнулся бывший вор.

— Ну за этим дело не станет!

Киммериец достал меховой бурдюк и сделал несколько жадных глотков, после чего передал его товарищу.

— А я-то гадал, что у тебя в бурдюке, король, — хохотнул Евдис. — Дай-ка и мне, почему бы и не спеть, раз просят.

— Что желают услышать добрые хозяева этих мест? — спросил северянин, вспомнив манеру ярмарочных актеров, которых ему немало доводилось видеть за свою полную приключений жизнь.

— Балладу о короле Конане и офирской принцессе! — потребовало существо с ближайшей кочки и хор голосов присоединился к этому мнению.

Острый ум и природный талант, доселе не нашедший своего применения, помогли хитроумному северянину преодолеть это нелегкое испытание. Голос его, казалось, пригодный лишь для того, чтобы отдавать команды на поле сражения вполне справился и с этой задачей. Стефанос и Евдис старались горланить в такт своему предводителю. Слова варвар выдумывал тотчас же, отчего песня мало напоминала баллады придворных менестрелей.

Закончив петь, киммериец почувствовал небывалое воодушевление, тем более, что слушатели — удивительные обитатели Ямурлака — оказались на удивление благодарными. Поэтому на просьбы спеть еще он не заставил себя упрашивать. На этот раз он уже не стал ничего придумывать, а затянул старую аргосскую песню о бедном юноше, влюбленном в дочь менялы. За свою жизнь, полную самых невероятных поворотов и событий, уж чего-чего, а разных песен он слышал немало. Над бескрайними топями зазвучали слова о полной опасностей жизни членов Красного Братства. Каждый день морских разбойников подобен празднику, и даже то, что любой из них может оказаться последним, не омрачает безудержного веселья.

Вслед за этим уже не дожидаясь просьбы, киммериец исполнил излюбленную песню наемников, а затем — те, которые звучат под закопченными сводами самых жутких притонов Шадизара. Очнулся киммериец лишь оттого, что какая-то рука осторожно подергала его за одежду. Это было существо, которое просидело все это время на кочке, покачиваясь в такт пению. Худая темно-коричневая рука, похожая на сухой прутик, протянулась к самому лицу варвара. На твердой сухой ладошке лежала горка крупных серо-синих ягод. Чутье, сравнимое разве что с инстинктом хищного зверя, не уловило никакой опасности или злого умысла; напротив, поступок продиктован исключительно добрыми намерениями. Поэтому варвар без малейшего страха и колебания в самых изысканных выражениях выразил благодарность и съел предложенные ягоды. Магистр Гристиан, которого он заметил уголком глаза, улыбнулся ему и одобрительно кивнул.

— Нам жаль расставаться с вами, незнакомцы, но мы держим свое слово, — произнесло то существо, которое начало беседу, — Скажи нам свое имя, певец.

— Я Конан из Киммерии, — ответил северянин, — и я рад нашей встрече.

— Мы тоже, — раздалось со всех сторон. — Мы благодарны Конану из Киммерии, о котором мы немало слышали еще до того, как он появился на свет. Будем рады видеть вас. Следуйте по этой тропинке, только не сворачивайте в сторону. Да не оставить тебя удача, Конан из Киммерии.

И в самом деле, там, куда показывал хвостик коряги, расстилалась прямая как полет стрелы тропинка из твердо утоптанной земли, окруженная низенькими кустиками, усыпанными ароматными желтоватыми ягодами.

Только тогда, когда они отошли от болота на приличное расстояние, путешественники вспомнили, что так и не спросили, где можно найти хоть одного ямурлакского щитоносца и как убедить его расстаться со своим панцирем.

И лишь несколько колоколов спустя Конан и его спутники, наконец, сообразили, что там, за стеной, должно быть, давно уже наступила глухая ночь, а здесь сиял день, как будто даже у времени за туманной стеной были собственные привычки. Иначе как можно услышать о подвигах еще до того, как они были совершены?



* * *



Сразу за болотом потянулся реденький лесок, где из покрытой ярко-желтым мхом земли торчало множество громадных валунов. У любого, кто питает склонность к драгоценным камням, непременно загорелись бы глаза. Ярко-синие, пурпурные, молочного цвета глыбы выглядывали из-под земли. Одни из них были покрыты узором, напоминающим змеиную шкуру, другие казались произведением неведомого мастера. Даже магистр Гристиан не мог оторвать взгляда от них, взахлеб рассказывая своим спутникам, какими замечательными талисманами могли бы они стать для того, кто сможет найти с ними общий язык. Ведь в камне заключена душа точно так же как в живом создании или растении. Поэтому следует, как можно меньше подвергать огранке драгоценный камень, если не хочешь искалечить его душу или не желаешь, чтобы он затаил на тебя зло…

Залюбовавшись и заслушавшись, никто не заметил, громадную тень, бесшумно скользящую рядом с ними. Даже Конан испытал некоторое удивление, когда с серебристо-серого камня, напоминавшего уснувшую ящерицу, на него спрыгнуло что-то отдаленно напоминавшее человека. Черты уродливого лица выражали сильнейший гнев и желание немедленно уничтожить пришельцев, вторгшихся на его территорию. Странное существо с ног до головы было покрыто темно-бурой шерстью, правда, делавшей его похожим не на дикого зверя, а па человека в зимних одеждах.

С грозным рычанием тварь бросилась на Конана. Северянин не привык, чтобы кто-то превосходил его размерами, но сейчас рядом с неожиданно появившимся противником могучий киммериец почувствовал себя примерно так же как ребенок рядом с рослым мужчиной.

Но замешательство длилось не более мгновения; навыки, приобретенные за годы полной опасности жизни, спасли его и на этот раз. Все произошло так внезапно, что Конан не успел вытащить меч, кроме того, природное чувство чести не позволило бы применить его в то время как противник, в глазах которого сверкал почти человеческий разум, был не вооружен. Поэтому северянин ограничился тем, что быстро отстегнул ножны с мечом, чтобы те не стесняли его движений. Властным движением он остановил тех, кто хотел броситься ему на помощь; ему хватит силы и отваги, чтобы победить в честном поединке, а если нет, что же, он умрет, как подобает воину и суровый бог Кром встретит его в небесных чертогах.