Римляне, дети утонченной культуры, с трудом сдерживались, чтобы не расхохотаться. На остальных же зрителей пляска производила совсем другое впечатление. Внезапно Хидаспес остановился и посмотрел на своих гостей.
— О, да! Семена. Вот они. Я наконец-то получил их, все тринадцать. Мне привезли из Китая, те люди, у которых ты покупаешь свой шелк, торговец. Драконьи зубы и когти — вот их название. Посадив их подобно Кадиусу, вырастившему Тибес, я построю собственную империю, тогда как он сумел воздвигнуть только город. И я стану величайшим из правителей. Ведь сейчас могущественней меня нет человека на земле.
Дейм облизнул пересохшие губы.
— Мы поможем тебе создать империю… — начал он неуверенно, но Хидаспес игнорировал его слова, обращаясь только к Ветиусу:
— Ты хотел увидеть моих колоссов, римлянин? Так смотри!
Колдун выдернул маленький кинжал из-за пояса и воткнул в землю. Как фермер сажает орехи, так и Хидаспес поступил с зубом дракона. Он положил его в образовавшуюся ямку, присыпал землей и хорошенько притоптал. Разогнувшись, колдун прокричал несколько слов в небо. Варвары ахнули, но Дейм сильно сомневался, что они поняли хоть слово из того, что произнес Хидаспес. К его удивлению, язык, на котором разговаривал колдун, показался ему знакомым. По крайней мере, однажды, темной беззвездной ночью на берегу Персидского залива, ему уже довелось услышать такое пение… При этих воспоминаниях он содрогнулся.
Потом колдун, не останавливаясь, стал размахивать сосудом и тихо напевать. Черная мантия начала сползать на землю, заставив обезьянку вцепиться в длинные маслянистые волосы хозяина. Когда колдун повернулся, Дейм увидел, что губы зверька вторят словам, произносимым Хидаспесом. Из фляги пролилось несколько кроваво-красных капель. Торговец решил, что это вино или кровь, но переменил свое мнение, когда, зашипев, жидкость коснулась земли. Замерзшая грязь зазвенела, будто от ударов гонга.
Обезьянка, совершенно не чувствуя холода, спрыгнула с плеча Хидаспеса и перескочила через расползающееся пятно. Коддун продолжал песнопение как-то по-новому, произнося слова страшно скрипучим голосом.
Земля в том месте, где на нее пролились звенящие капли, потрескалась.
Обезьянка изнемогала. Хидаспес перепрыгнул через становившиеся все глубже расщелины и, подняв на руки, завернул маленькое создание в свой широкий плащ. На какое-то время вновь воцарилась тишина.
Внезапно из трещины в земле появилась огромная, со скрюченными пальцами рука. Земля затряслась. На этот раз показался покрытый стекающей черной, липкой грязью торс великана. Ветиус узнал чудовище, эти жуткие черты лица. Из-под земли появлялся великан, которого он убил. Он смотрел на легата глазами Хидаспеса.
— О да, римлянин, — ухмыльнулся колдун. — Жизнь, семена и заклятия! Между ними должна существовать взаимосвязь… И вот воин перед тобой, во всей своей красе.
Чудовище, покрытое комьями земли, медленно стало подниматься над рвом. Даже когда гигант находился во рву, скрывавшем часть тела, голова возвышалась над землей на восемь пальцев.
— Мое творение! — пронзительно прокричал Хидаспес, ни к кому конкретно не обращаясь, хотя легату показалось, что все говорится для него. — Частица меня в каждом из них, вы видите? И создавать их помогает мне этот зверек.
Колдун погладил обезьянку, и его помощница довольно заурчала. Огромные звериные глаза затуманились.
— Ты сказал, что слышал обо мне, римлянин, — продолжал колдун. — Я тоже знаю тебя, Лукус Ветиус. Я видел, как ты натягивал лук. Я видел, как ты убил мое творение; видел, как ты убил часть меня, римлянин!
Ветиус расстегнул плащ, позволив ему сползти на землю. Колдун вытер струйку слюны, капающей изо рта, и отступил назад, положив руку на лоб великану.
— Убей меня снова, римлянин, — медленно сказал Хидаспес. — Можешь нападать, никто не станет тебе препятствовать. Но сегодня у тебя нет лука. — И он, обращаясь к своему охраннику, приказал, показав пальцем на Дейма: — Присмотри пока за этим.
Варвар, послушный приказаниям своего повелителя, подошел сзади и крепко сжал плечо торговца. Внезапно великан зашевелился. Легат пододвинулся к куче развороченной потрескавшейся земли. Гигант выбрался из рва и направился ему навстречу, тяжело переставляя косолапые ноги, спотыкаясь в грязи, которая некогда баюкала одного из его братьев.
Ветиус стоял в центре импровизированного круга, готовясь к бою.
— Эй! — закричал он, привлекая внимание великана, и бросился в атаку. Великан отразил удар с поразительной скоростью, отшвырнув Ветиуса в сторону с легкостью человека, играющего в ручной мяч. Римлянин не успел шевельнуть пальцем, как гигант ударом под ребра отбросил его снова локтей на десять. Только неуклюжесть великана спасла Ветиуса от смерти.
Легат тяжело хрипел, всеми силами стараясь восстановить дыхание, взгляд его застыл на лице великана. Струйка крови стекала на землю из разбитой губы. Великан вновь стремительно атаковал.
Только двое из собравшихся без особого интереса следили за поединком. Дейм как можно незаметнее ощупывал шов плаща, следя за сражением лишь краем глаза — не так уж приятно смотреть, как гибнет друг. Так же вскользь поглядывал на сражение Хидаспес. Он только что вырыл еще одну ямку для второго, большего зуба. Казалось, что колдун попросту не замечает сражающихся, которые находились в нескольких шагах от него. Если он и наблюдал за битвой, то, как и утверждал ранее, глазами великана. Несомненно, даже такой сумасшедший, как Хидаспес, вряд ли повернулся бы спиной к врагу.
Вначале Дейм подумал, что колдун знает о происходящем от обезьянки, которая вновь уселась на его плече и выглядела довольно уставшей. Хидаспес принялся утрамбовывать землю, начиная произносить очередное заклинание.
Происходящее сражение очаровало стражника, охраняющего Дейма. Он даже хлопал торговца по спине, выкрикивая кровожадные проклятия в адрес Ветиуса. Торговец наконец-то высвободил тонкий стилет из плаща и аккуратно спрятал его в руке. Действовал он очень медленно, не поворачивая головы, чтобы лишним движением не привлечь внимание охранника. Осторожно проведя рукой вдоль шеи варвара, Дейм коснулся его позвоночника. Резким движением он вонзил тонкое лезвие в основание спинного мозга и дважды повернул его. Охранник умер мгновенно, не издав ни единого звука. Торговец, поддержав падающее тело, прислонил его к одной из подпорок навеса и быстро огляделся. Колдун вместе с обезьянкой продолжал произносить заклинания, слова которых тонули в гуле толпы. Хидаспес, казалось, впал в транс и не обращал внимание ни на Дейма, ни на внезапно заволновавшуюся обезьянку, в глазах которой проскользнуло беспокойство.
Толпа меж тем неистовствовала. Торговец тем временем откинул полог и, пятясь, вошел в шатер.
Внутри от двух масляных халседоновых ламп разливался мягкий золотистый свет. Пол и две скамьи покрывал густой пушистый мех. На краю стола стояли два человеческих черепа, слишком маленьких для взрослых людей. Большой неожиданностью для Дейма стали обнаруженные им книжные полки, содержащие многочисленные рукописи на пергаменте и папирусы древних книг Индии. Но больше всего купца интересовало оружие. Арбалет стоял напротив входа. Торговец схватил его, и отыскал короткие толстые стрелы, лежавшие тут же. Из своей маленькой кожаной сумки он достал стеклянный пузырек с едким ядовитым веществом и стал по очереди окунать туда каждую стрелу. Бронзовые наконечники стрел приобрели зеленый оттенок. Осторожно, не дотрагиваясь до смазанных ядом мест, торговец поместил все десять стрел в магазин арбалета. Подготовив оружие, он слегка отодвинул полог шатра и выглянул наружу.
Ветиус уворачивался от великана, стараясь ударить его по ногам. Наконец его попытка увенчалась успехом, и он ржавыми гвоздями кованых солдатских ботинок разорвал гиганту икру. Тот в свою очередь, сделав обманное движение, схватил римлянина за тунику. Какой-то миг добротная материя держалась, а потом, не выдержав, с треском лопнула. Ветиус кубарем покатился по земле. Великан неотвратимо надвигался на него. Легат откатился в сторону, вскочил на ноги и, как только враг выпрямился, вновь ударил его ногой. Каблук с размаху попал в глубокую яму живота гиганта, нанеся кровавую рваную рану железными гвоздями.
Великан зашелся громким кашлем, но его чудовищных размеров тело осталось неподвижным. Ветиус, поняв тщетность своих атак, стал кружить, избегая прямого столкновения с великаном. Очередной удар, несмотря на увертки, задел его и заставил пошатнуться. Ветиус с трудом перевел дыхание. Длинная рука чудовища едва задела его лицо. Римлянин отпрянул, с трудом уклонившись от длинных смертоносных когтей. Великан неутомимо преследовал его. Ветиус вынужден был признать, что смерть близка: он не мог убить великана голыми руками.
Римлянин вновь стал кружить, отступая от своего противника. Сейчас он мог рассчитывать только на удачу и попытаться использовать неправдоподобный вес великана. Зайдя за угловой каменный столб навеса, он ждал противника, пригнувшись к самой земле, как это делали борцы на римских аренах. Великан секунду колебался, размахивая широкими руками, потом бросился на легата с намерением убить, растерзать, затоптать ненавистного врага. Ветиус, даже не пытаясь отыскать лазейку для бегства, атаковал гиганта низким коротким ударом. Кулаки римлянина с такой силой врезались в лодыжки гиганта, что тот, зашатавшись, начал опрокидываться назад. При всей своей силе великан был неуклюж. Восстановить равновесие он уже не смог.
Череп колдовской твари ударился о базальтовый алтарь. Кости затрещали, раздался звук напоминающим грохот деревянного молотка, забивающего клин. Теплая жидкость окрасила снег в алый цвет.
Все было кончено, но варвары недоверчиво роптали, отказываясь верить случившемуся. Хидаспес, стоя на коленях, громко завизжал, стуча кулаками по земле и царапая лицо. В это мгновение он даже забыл про заклинание, которое почти завершил. Земля у его ног заколыхалась, верхний ее пласт затрещал, словно что-то пыталось вырваться из недр. Затем с утробным звуком земля разверзлась перед колдуном в том самом месте, где он посадил зубы. Раздался новый оглушительный треск.
— Лукус! — закричал Дейм, приподняв угол шатра.
Легат стремительно перепрыгнул через начинающее коченеть тело чудовища и побежал на зов друга. Никто из оторопевших саматиан не попытался его остановить.
— Снаружи стоят лошади. Я попытаюсь задержать варваров.
Ветиус нерешительно переминался с ноги на ногу. Он был воином и не привык убегать от врага.
— Беги! — зарычал торговец. — Здесь больше нет оружия. Ты и так совершил чудо голыми руками. Не стоит искушать богов дважды!
Раздался тихий скрип — это остро отточенный клинок вспарывал ткань шатра. Саматианин с кинжалом в руке протиснулся внутрь. Не раздумывая, легат наклонил тяжелый ящик с книгами и опрокинул его на варвара. Треск костей и деревянных досок слились в единый звук, от которого торговцу на миг стало дурно. Ветиус повернулся и выбежал из шатра.
Вокруг мелькали черные фигуры опомнившихся варваров. Первый показавшийся в проеме саматианин умер от стрелы, выпущенной Деймом и пробившей ему глаз. Торговец быстро перезарядил свое оружие. Жизнь второго варвара прервала стрела, перебившая сонную артерию. Третий человек, споткнувшись о труп, дико завизжал. Прикрывая лицо руками, он оголил не защищенные кольчугой подмышки, куда попали две другие стрелы. Дейм израсходовал все стрелы, завалив выход из палатки грудой тел, корчившихся в агонии. Отбросив в сторону разряженный арбалет, торговец выбежал из шатра и вскочил на лошадь.
— Вряд ли нам удастся уйти! — прокричал Ветиус, когда нахлестывавший лошадь Дейм догнал его. — Они настигнут нас на равнине, задолго до того, как мы достигнем Данубы.
Дейм оглянулся. Обезумевшие варвары бесновались с обеих сторон от шатра. В их голосах звучал неподдельный ужас.
— Хидаспес использовал заклинания и обезьянку, чтобы управлять чем-то непохожим на человека! — прокричал Дейм.
— И что это?
— Последний зуб ничуть не походил на человеческий… — начал отвечать торговец, но не успел закончить свою мысль.
Нечто огромное, покрытое блестящей чешуей поднялось над обломками шатра. Крючковатая голова последнего творения колдуна повернулась в сторону всадников, а толстая лапа запихивала в пасть фигуру в черной мантии.
Ветиус обернулся в седле, изумленно тараща глаза на могучие челюсти, перемалывающие кости. Дракон зашипел, опустил голову в поисках новой жертвы…
Копье и клык
А-эа скорчилась у входа в пещеру, с удивлением наблюдая за Га-нором. Ее интересовал Га-нор и то, что он делал. А он, слишком увлекшись своей работой, не замечал девушки. В нише стены горел факел, тускло освещавший всю пещеру. Га-нор трудился при его свете, вычерчивая фигуры на стене. Куском кремня он процарапал контуры, а потом закончил фигуру, подкрасив ее охрой. Кистью ему служила маленькая веточка. Картинка получилась грубой, но в ней был виден гений художника, экспрессия.
Га-нор собирался нарисовать мамонта. Глаза А-эи округлились от удивления и восхищения. Потрясающе! Ну и что из того, что у зверя не хватает ноги и нет хвоста? Для дикарки, погруженной в пучину варварства, творчество Га-нора было верхом совершенства.
Однако А-эа спряталась среди скудных кустов у входа в пещеру Га-нора не для того, чтобы следить, как он рисует мамонта. Восхищение картинкой было лишь слабым чувством рядом с ее любовью к Га-нору. А первобытный художник был симпатичным: выше шести футов, стройный, с длинными руками и ногами, с могучими плечами и узкими бедрами — телосложением воина. Черты его лица, резко очерченный в мерцающем свете факела профиль казались утонченными: высокий, широкий лоб, грива светлых волос.
Да и сама А-эа выглядела миленькой. Ее волосы, такие же прекрасные, как ее глаза, бьши черными и игривыми волнами ниспадали на тонкие плечи. Ее щеки не покрывали татуировки, потому что А-эа еще не вышла замуж.
Оба и юноша, и девушка, были совершенными образчиками расы великих кроманьонцев, которая взялась неизвестно откуда, объявила и укрепила силой свою власть над животными.
А-эа, нервничая, огляделась. Обряды, обычаи и табу занимали главенствующее место в жизни дикарей.
И художник, и девушка принадлежали примитивной расе, ревностно чтившей свои обычаи. Порок и распущенность могли быль законом, но внешне их избегали и порицали. Так что если бы А-эу обнаружили спрятавшейся возле пещеры неженатого молодого человека, ее бы публично обвинили в распущенности и выпороли.
А-эе полагалось изображать скромную, сдержанную деву и вызвать у молодого художника интерес к себе, словно невзначай. Потом, если бы молодой человек и впрямь заинтересовался ею, он посватался бы к ней, стал петь грубые песни о любви и наигрывать мелодии на тростниковой дудочке. Потом бы он внес выкуп ее родителям и потом… женился бы на ней. А если влюбленный юноша был богат, то никакого сватовства бы и вовсе не было.
Но маленькая А-эа была себе на уме. Взгляды искоса не привлекли внимание молодого человека, который только и думал, что о своем рисовании, так что девушке пришлось шпионить за ним, в надежде найти какой-нибудь способ завоевать его сердце.
Га-нор отвернулся от своей законченной работы, потянулся и посмотрел на вход в пещеру. Словно испуганный, кролик маленькая А-эа отпрянула и помчалась прочь.
Выйдя из пещеры, Га-нор остановился в замешательстве, разглядывая маленький, изящный след, отпечатавшийся на влажной земле у входа в пещеру.
А-эа направилась прямо к своей пещере, которая находилась, как и большинство остальных, вдалеке от пещеры Га-нора. Проходя мимо, она обратила внимание на группу воинов, возбужденно разговаривавших перед пещерой вождя племени.
Простая девушка не заинтересовалась бы собранием мужчин, но А-эа была любопытной. Она подобралась поближе. Она услышала слова «след» и «гар-на» — так первобытные люди называли человеко-обезьян.
В лесу, неподалеку от пещер, охотники видели следы гар-на.
«Гар-на»! Это слово вызывало отвращение и ужас у людей пещер, потому что существа, которых называли гар-на, были волосатыми чудовищами, выходцами из другого века, неандертальцами. Страшнее мамонта и тигра, они правили лесами, пока не пришли кроманьонцы — сородичи А-эа. Обладая невероятной силой и слабым разумом, яростные гар-на были к тому же каннибалами. Они вселяли в сердца своих врагов ненависть и ужас — ужас, прошедший через века и выродившийся в сказки об орках и гоблинах, волках-оборотнях и диких людях.
Во времена же А-эа их осталось не очень много, но, несмотря на скудость разума, гар-на бьши хитрыми тварями. Они не бросались с ревом в битву, а действовали хитростью. Человеко-обезьяны крадучись пробирались по лесам, уничтожая всех животных на своем пути. Их примитивный разум мог породить лишь ненависть к людям, которые вытеснили их с лучших охотничьих угодий.
И кроманьонцы выслеживали соплеменников А-эа и убивали их, пока люди не загнали их в самые глухие леса. Но люди по-прежнему боялись ужасных тварей, и ни одна женщина не ходила в джунгли в одиночестве.
Дети иногда нарушали этот запрет, и иногда не возвращались. Тогда те, кто отправлялся искать пропавших, находили следы страшного пира и отпечатки лап — не звериных, но и не человеческих.
А теперь, раз охотники увидели след, нужно было собрать отряд и отправить его на охоту за чудовищем. Иногда ужасные твари бросались в бой и их убивали, иногда они бежали лишь заслышав приближение охотников, и прятались в отдаленных уголках леса, куда люди не забирались. Однажды охотничий отряд, увлекшись погоней за гар-на, забрался слишком далеко в лес, и там, в глубокой ложбине, где сплетенные ветви закрывают небо, на них напал отряд неандертальцев.
В тот раз никто из охотников не вернулся.
* * *
А-эа отвернулась и посмотрела на лес. Где-то в глубине его затаился человеко-зверь. Его свинячьи глазки хитростью сверкали, переполненные ненавистью.
Кто-то заступил путь А-эа. Это оказался Ка-нану — сын советника вождя.
Девушка отвернулась, пожав плечами. Она не любила Ка-нану и боялась его. А юноша, подразнивая, ухаживал за ней, так, словно он просто забавляется и на самом деле А-эа вовсе ему не интересна. В этот раз Ка-нану, играя, схватил девушку за запястье.
— Не отворачивайся, прекрасная дева, — с усмешкой сказал он. — Это же твой раб — Ка-нану.
— Дай пройти, — ответила А-эа. — Я иду к источнику.
— Тогда я пойду с тобой, моя прекрасная луна, так как по округе рыщет ужасный зверь. Он может напасть на тебя.
И юноша отправился следом за А-эа, несмотря на ее протесты.
— Где-то поблизости бродит гар-на, — серьезно продолжал юноша. — Ты же знаешь закон. Теперь каждую девушку должен сопровождать мужчина для защиты. А я — Ка-нану! — прибавил он совершенно другим тоном. — И не отходи от меня далеко, а то мне придется поучить тебя послушанию.
А-эа кое-что знала о безжалостной натуре этого человека. Многие из девушек племени с интересом поглядывали на Ка-нану, потому что он был здоровее и выше Га-нора и более красив. Но А-эа любила Га-нора и боялась Ка-нану. Страх перед ним заставлял ее противиться их сближению. Га-нор знал, как обращаться с женщинами, был с ними мягок и заботлив, а Ка-нану гордился своими победами над женскими сердцами и, используя силу, обращался с девушками совершенно невежливо.
Ка-нану казался А-эа страшнее, чем зверь, но, пока они шли к источнику, юноша держал ее за руку.
— Моя маленькая антилопа А-эа, — шептал он. — Наконец-то я поймал тебя. Теперь ты от меня не сбежишь.
Тщетно она сопротивлялась и умоляла его. Подхватив А-эа на руки, юноша быстрым шагом направился в глубь леса.
Девушка начала отчаянно бороться, отговаривая его.
— У меня не хватает сил освободиться, но я опозорю тебя перед всем племенем, — заявила она.
— Тебе меня никогда не опозорить, маленькая антилопа, — возразил юноша, но А-эа прочитала другое, более зловещее намерение на его жестоком лице.
Все дальше и дальше в лес уносил он ее. Но вот он остановился посреди полянки, встревоженный чем-то.
Из тени деревьев им навстречу шагнуло огромное чудовище — волосатая, ужасная тварь.
А-эа закричала, когда увидела приближающуюся тварь. Ее крик подхватило эхо и разнесло его по лесу. Ка-нану, испугавшись и побледнев, уронил А-эа на землю и сказал, чтобы она бежала. А сам, вытащив нож и топор, шагнул вперед.
Неандерталец приблизился, не спеша переставляя свои короткие, кривые ноги. Он весь покрыт был волосами, и черты его лица были более ужасными, чем лик обезьяны, потому что казались гротескной пародией на человека. Плоский нос с вывернутыми ноздрями, скошенный подбородок, клыки, узкий лоб. Огромные длинные руки свисали с покатых, невероятных плеч. Чудовище словно дьявол шагнуло к испуганной девушке. Его обезьянья голова едва доставала до плеча Ка-нану, однако он был тяжелее воина по меньшей мере на сотню фунтов.
Он налетел, словно атакующий бык, и Ка-нану смело встретил его. Юноша ударил кремневым топором и обсидиановым кинжалом, но чудовище отмело топор в сторону, словно он был игрушкой. Неандерталец перехватил руку, державшую нож. А-эа видела, как чудовище оторвало сына советника от земли и подняло его в воздух. Потом тварь швырнула Ка-нану через поляну, прыгнуло на него и разорвало на части.
Потом неандерталец переключил свое внимание на девушку. Желание зажглось в его ужасных глазах, когда он неуклюже направился к ней. Его огромные, волосатые лапы, потные и окровавленные, потянулись к ней.
Не в силах бежать, девушка лежала на земле, дрожа от ужаса и страха. Чудовище подтащило ее к себе, злобно глядя в глаза А-эа. Налюбовавшись, неандерталец перекинул девушку через плечо и переваливаясь пошел к зарослям. Девушка знала, что ужасное создание потащило ее в свое логово, и не один мужчина не посмеет проникнуть туда, чтобы прийти ей на помощь.
* * *
Га-нор спустился к источнику выпить воды. Он видел следы парочки, прошедшей до него этой же тропинкой. Его даже ничуть не взволновало, что не было следов, ведущих обратно, к пещерам.
Для людей того далекого времени следы были все равно, что портреты. Га-нор по следам знал, что мужские следы принадлежали Ка-нану. А другие следы были теми же самыми, что он обнаружил возле своей пещеры. Конечно, Га-нор удивился, но его не слишком-то интересовала жизнь племени. Он жил своими картинами.
Неожиданно женские следы исчезли, а мужчина повернул в сторону джунглей. Теперь его следы бьши вдавлены намного глубже, чем раньше. Значит, Ка-нану взял девушку на руки.
Га-нор был не глупым человеком. Он знал, что если мужчина уносит девушку в лес — дело нечисто. Если бы она хотела отправиться туда с Ка-нану, она бы пошла сама.
Теперь Га-нор склонен был вмешаться в происходящее. Возможно, другой мужчина, окажись он на месте Га-нора, лишь пожал бы плечами и пошел своей дорогой, размышляя о том, что не слишком хорошо ссориться с сыном советника. Но Га-нор имел несколько другие взгляды, ему стало интересно узнать, что же произошло. Более того, хотя он не славился как воин среди своих соплеменников, он никого не боялся.
Проверив топор и нож, заткнутые за пояс, он покрепче сжал копье и отправился по следам.
* * *
Дальше и дальше, все глубже в лес уносил неандерталец маленькую А-эа.
Лес вокруг стоял безмолвным, словно злым. Не пели птицы, не жужжали насекомые. Через нависшие над головой деревья не пробивался ни один солнечный луч. Мягкими бесшумными шагами неандерталец несся вперед.
Звери уступали ему дорогу. Огромный питон пересек тропинку, и неандерталец взлетел на дерево со скоростью, удивительной для такого массивного тела. Хотя он не очень-то любил лазить по деревьям, и это не ускользнуло от глаз А-эа.
Раз или два девушка мельком видела других чудовищ, как две капли воды похожих на того, что ее похитил. Очевидно, похититель унес ее далеко от тех мест, где обитало племя А-эа. Другие неандертальцы избегали их. Это еще раз свидетельствовало о том, что живут они, как звери, объединяясь только перед лицом общего врага, что ныне случалось не часто, обычно лишь когда кроманьонцы шли на них войной.
Похититель отнес девушку в свою пещеру — маленькую, плохо освещенную лишь тем светом, что проникал в нее через вход. Неандерталец грубо швырнул ее на пол пещеры. А-эа так и осталась лежать там, слишком испуганная, чтобы встать.
Чудовище наблюдало за ней, напоминая какого-то лесного демона. Оно даже не пыталось объясниться со своей пленницей, как порой делают обезьяны. Неандертальцы не владели членораздельной речью.
Неандерталец предложил девушке мяса, сырого конечно. Но вместо того чтобы принять приношение, А-эа затрепетала от ужаса. Она увидела, что это рука ребенка. Когда чудовище увидело, что пленница кушать не собирается, оно поело само, разрывая плоть огромными когтями.
Поев, человеко-обезьяна обвила девушку своими огромными лапами, ставя синяки на нежном теле А-эа. Неандерталец запустил пальцы в волосы девушки, и когда он увидел, что причиняет боль своей жертве, глаза его заблестели злодейским весельем. Он вырвал пригоршню волос, казалось, наслаждаясь муками своей пленницы. А-эа крепко сжала зубы и не стала кричать, как вначале, и тогда чудовище прекратило эту забаву.
Потом чудовище заинтересовала одежда А-эа — набедренная повязка из шкуры леопарда. Этот зверь был вечным врагом неандертальцев. Сорвав шкуру с бедер девушки, чудовище разорвало ее на части.
А тем временем Га-нор, торопясь, пробирался по лесу. Он почти бежал, и лицо его напоминало лик дьявола, после того как он побывал на залитой кровью поляне и обнаружил следы чудовища, уходящие вглубь джунглей…
Покончив со шкурой неандерталец снова потянулся к А-эа.
Девушка отскочила. Человеко-обезьяна потянулась за ней. Чудовище загнало А-эа в угол, но девушка поднырнула под руку твари и вывернулась. Но все равно чудовище стояло, отгородив девушку от выхода из пещеры.
Все равно рано идти поздно он загонит несчастную в угол, и она не сможет вывернуться от него. Девушка притворилась, что готовится прыгнуть в одну сторону. Неандерталец нагнулся, чтобы броситься в том направлении, и тут девушка быстро, словно кошка, прыгнула в другую сторону, метнулась мимо чудовища, выскочила из пещеры.
Ужасная тварь с ревом метнулась за ней следом. Камень вывернулся из-под ее ноги, и А-эа полетела головой вперед, даже не успев выставить вперед руку. Когда чудовище снова потащило ее в пещеру, она закричала яростно, испуганно, без надежды в голосе. Так кричит лишь женщина, попавшая в лапы к зверю.
Га-нор услышал крик, когда начал спускаться в расселину, где пряталась пещера. Он быстро и осторожно двинулся вперед. Заглянув в пещеру, он пришел в бешенство. В тускло освещенной пещере застыл огромный неандерталец. Его свинячьи глазки уставились на жертву. Он был огромным и от него пахло свежей кровью. У ног чудовища лежала молодая девушка, чье белое тело выглядело контрастно на фоне косматого чудовища, сжимавшего в лапе волосы девушки.
Неожиданно неандерталец взвыл, бросил свою жертву и обернулся. И Га-нор не стал состязаться в грубой силе с мощью чудовища, а, отскочив назад, выскользнул из пещеры. Его копье взлетело, и чудовище взвыло, когда копье пронзило его лапу. Еще раз отскочив, воин вырвал копье из тела врага. Снова неандерталец бросился вперед, и снова Га-нор отскочил, поразив копьем могучую, волосатую грудь чудовища. Так они и сражались: скорость и разум против грубой силы и дикой мощи.
Один раз огромная рука чудовища, хлестнув по воздуху, достала Га-нора, задев его за плечо, и отшвырнула его на дюжину футов. Рука отказалась повиноваться юноше. Неандерталец бросился на него, но Га-нор успел откатиться в сторону и снова вскочить на ноги. Снова и снова острие копья окрашивалось кровью чудовища, но это лишь больше и больше раззадоривало ужасную тварь.
Затем, неожиданно для себя, воин уперся спиной в стену расщелины. Он услышал, как вскрикнула А-эа, когда чудовище бросилось вперед. Копье было вырвано из рук юноши, и он оказался в объятиях врага. Огромные лапы сдавили шею и плечи юноши, гигантские клыки потянулись к его горлу. Упершись рукой в подбородок своего противника, юноша свободной рукой стал изо всех сил бить чудовище по морде. Такие удары оглушили бы обычного человека, но неандерталец их даже не замечал.
Га-нор чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Ужасные руки все сильнее сжимали его тело, угрожая сломать ему шею. Через плечо своего противника он увидел, как, сжимая в руках камень, сзади к чудовищу подбирается А-эа.
Прилагая невероятные усилия, юноша дотянулся до своего топора. Но тела противников так тесно прижались друг к другу, что юноша не мог вытащить оружие. Казалось, Неандерталец собирается просто-напросто раздавить своего врага. Но локоть Га-нора по-прежнему упирался в шею чудовища, и чем сильнее оно сдавливало юношу, тем глубже впивался в шею твари локоть молодого охотника. И вот, не в силах больше терпеть боль, зверь отшвырнул от себя человека. И тут же одним быстрым движением Га-нор выхватил топор и, ударив изо всех сил, расколол голову чудовищу.
* * *
С минуту, пошатываясь, стоял Га-нор над своим врагом, а потом почувствовал мягкие прикосновения и увидел милое личико.
— Га-нор! — прошептала А-эа, и юноша обнял девушку.
— Я сберегу ту, за которую сражался, — прошептал он.
Так все и было. Девушка, унесенная в лес на руках похитителя, вернулась назад рука об руку с любимым.