Роберт Говард

Короли ночи

I

Нож сверкнул и опустился. Крик оборвался, превратившись в предсмертный хрип. Тело, лежавшее на примитивном алтаре, конвульсивно содрогнулось и застыло. Неровное кремневое лезвие рассекло окровавленную грудь жертвы, а худые костлявые пальцы вырвали трепещущее сердце. Под седыми кустистыми бровями орудовавшего кремневым ножом человека мрачным огнем горели черные глаза.

У груды валунов, служившей алтарём Бога Тьмы, рядом со жрецом, совершившим только что жертвоприношение, стояли четверо мужчин. Один из них был человеком среднего роста, гибким, стройным, темноволосым, его голова была увенчана железной короной, украшенной единственным, но зато очень большим алым драгоценным камнем. Двое других мужчин походили на первого цветом лохматых волос, нависавших над косо обрисованными бровями, и смуглотой кожи, но были шире в плечах и массивнее. Лицо первого мужчины свидетельствовало о его остром уме и сильной воле, в лицах его спутников отражалась лишь тупая звериная сила. Четвертый из стоявших у алтаря существенно отличался от трех остальных. Он был выше их на голову, его волосы тоже были темными, но кожа — гораздо более светлой. Он с явным отвращением наблюдал за кровавым обрядом, давно уже не практиковавшимся в его краях.

Кормака передернуло. Друиды на его родном острове Эрин тоже отправляли жуткие и зловещие обряды, но эти последние не имели ничего общего с тем, что он увидел здесь. Эту мрачную сцену освещал небольшой факел. Среди теряющихся во тьме ветвей угрюмых деревьев-великанов, окружавших поляну, злобно завывал ветер.

Кормак чувствовал себя невероятно одиноким среди этих людей, принадлежащих к совершенно иной, чем он, человеческой расе. Вдобавок, ему только что пришлось смотреть, как из живого человеческого тела вырывают бьющееся еще сердце. Жрец, не сводивший глаз с кровавой добычи, лежавшей в его руках, также не вызывал в нем симпатии.

Кормак посмотрел на человека в короне. Неужели Бран Мак Морн, король пиктов, верит, что этот дряхлый мясник может предсказать грядущие события по истекающему кровью людскому сердцу? Его очень занимал этот вопрос, но получить ответ было не просто — черные немигающие глаза короля оставались абсолютно непроницаемыми. Но за ними определенно таилась такая глубина, которую даже Кормак, не говоря уже о ком-то ином, постичь был не в силах.

— Хорошие знаки! — воскликнул жрец, обращаясь скорее к двум вождям, чем к Брану. — Я вижу по трепещущему сердцу этого римлянина, что его соплеменников ждет поражение, а сыновей вереска — победа!

Вожди что-то пробурчали, и в их глазах загорелись огоньки.

— Идите и подготовьте ваши кланы к битве, — приказал король. Они удалились, тяжело ступая и раскачиваясь на ходу, как это свойственно людям сильным, но небольшим ростом.

Бран, не обращая больше внимания на жреца, продолжавшего изучать кровавые останки на алтаре, кивнул Кормаку. Галл поспешил за ним. Выбравшись из мрачной рощи на открытое пространство и увидев над собой усеянное звездами небо, он облегченно вздохнул.

Они стояли на высоком холме, у их ног сплошным ковром расстилались темные вересковые поля. Невдалеке, казалось — рукой подать, мерцали в ночи огоньки костров. Их было не слишком много, что, впрочем, еще ни о чем не говорило. Кланы и отдельные отряды воинов расположились на значительном удалении друг от друга; вглядевшись, можно было заметить огоньки поменьше, горевшие тут и там до самого горизонта. Самые дальние из них принадлежали кострам галлов — соплеменников Кормака, великолепных наездников и прекрасных бойцов. Галльские племена в последнее время начали приобретать все большее значение, оседая на западном побережье Каледонии и закладывая тем самым фундамент того, что позднее превратилось в королевство Дэльрайэди. Слева от лагеря галлов тоже мерцали слабые огни, столь же живописно разбросанные.

Горизонт на юге также светился огоньками, скорее даже искорками далеких костров.

— Костры легионов, — тихо сказал Бран. — Костры триумфаторов. Люди, которые их разожгли, железной рукой держат за горло все иные народы. Теперь и до нас дошел черед. Что ждет нас завтра?

— Если верить жрецу — победа, — ответил Кормак.

Бран нетерпеливо махнул рукой.

— Лунный свет в океане. Шум ветра в пихтовых кронах, — сказал он. — Не думаешь же ты, что я верю в эти бредни? И мне вовсе не доставляли удовольствия муки этого несчастного римлянина. Но надо же было чем-то поддержать боевой дух в моих людях. То, что ты видел, предназначалось Грону и Боцэху. Они сообщат воинам, что гадание было удачным.

— А Гонар?

Бран улыбнулся.

— Гонар слишком стар, чтобы верить хоть во что-либо. Уже за две сотни лет до моего рождения он был верховным жрецом Тьмы. По его словам, он прямой потомок того Гонара, который был жрецом еще при Бруле Пикинере — основателе моего рода. Никто не знает, сколько ему лет на самом деле. Иногда мне кажется, что он и есть тот самый, первый Гонар.

— Да, я кое-чему научился, — послышался насмешливый голос, и Кормак вздрогнул, когда рядом с ним выросла темная фигура старца. — Достаточно, во всяком случае, чтобы люди верили мне и доверяли. Мудрец должен уметь казаться глупцом, если хочет чего-либо добиться. Я знаю такие тайны, которые разрушили бы даже твой мозг, Бран, доверь я их тебе. А чтобы быть тем, чем я есть для простого народа, приходится опускаться до повседневной, привычной всем магии: танцевать, трясти трещотками из змеиной кожи, мараться человеческой кровью и копаться в куриных потрохах.

Кормак внимательнее вгляделся в старца. С его лица исчез отпечаток безумия, теперь он совершенно не похож был на того шарлатана, который бормотал над алтарем заклятия. Звездный свет как бы облагородил его, белая его борода стала почтенной бородой патриарха, он, казалось, даже стал выше ростом.

— Вот в ком ты, Бран, сомневаешься, — худая рука показала на четвертое кольцо огней.

— Да, — король угрюмо кивнул головой. — И ты, Кормак, знаешь это так хе хорошо, как и я. От них будет зависеть результат завтрашней битвы. С боевыми колесницами бриттов и твоей конницей в засаде мы были бы непобедимы. Но недаром говорят, что в сердце каждого викинга сидит злой дух. Ты помнишь, как мне удалось загнать эту стаю в ловушку. Они поклялись тогда, что будут драться с римлянами. Теперь же, когда их вождь, Рогнар, погиб, они требуют вождя своей же расы. Иначе, дескать, плюнут на все клятвы и перейдут на сторону врага. Без них мы погибнем — первоначальный план сражения изменить уже невозможно.

— Мужайся, Бран, — сказал Гонар. — Дотронься до алмаза на своей железной короне и, быть может, он тебе поможет.

— Ты говоришь со мной сейчас так же, как с моими темными людьми. Я не настолько глуп, чтобы танцевать под эту дудку. При чем здесь алмаз? Ну да, он красив и уже не раз приносил мне удачу. Но сейчас мне нужна покорность этих вот трех сотен головорезов, а не камни, сколь бы они драгоценны ни были. Только эти проклятые викинги способны выдержать лобовой удар римских когорт.

— И все же, Бран, — настаивал Гонар, — помни об алмазе!

— Алмаз! — воскликнул Бран нетерпеливо. — Да, он древнее этого мира. Он был стар уже тогда, когда Атлантиду и Лемурию поглотила морская пучина. Его подарил Брулу, моему далекому предку, сам Кулл-атлант, король Валузии. Это случилось тогда, когда мир был молод… Но чем это может помочь нам сейчас?

— Кто знает… — сказал маг, явно на что-то намекая. — Времени и пространства нет. Нет прошлого и никогда не будет будущего. Есть только настоящее. Все, что когда-либо произошло, происходит или произойдет, заключено в понятии \"сейчас\". Я погружался в день вчерашний, бродил в завтрашнем — оба они так же реальны, как и день сегодняшний. Позволь мне уснуть и поговорить с тем Гонаром. Быть может, он отыщет возможность нам помочь.

— О чем это он? — спросил Кормак и еле заметно пожал плечами.

Верховный жрец растворился во тьме.

— Он постоянно твердит, что тот, самый первый Гонар, приходит к нему во сне и они говорят друг с другом, — ответил Бран. — Он действительно способен на многое. Мне приходилось видеть, как он проделывал нечто такое, что никому из людей сделать не под силу. Не знаю. Я всего лишь король, человек в ржавой короне, который пытается вытащить племя дикарей из болота, в котором оно увязло. Пойдем посмотрим лучше на лагерь.

По дороге вниз Кормак размышлял над тем странным зигзагом судьбы, который повелел появиться среди пиктов такому человеку, как Бран Мак Морн, именно сейчас. Казалось, король живьем перенесся в настоящее из тех дремучих времен, когда такие, как он, владели всей Европой, еще до того, как империя пиктов пала под ударами галльских бронзовых мечей. Кормаку много рассказывали о том, как Бран из никому не известного сына вождя клана Волков стал королем всей Каледонии, объединив большинство пиктских кланов. Но власть его до сих пор оставалась чрезвычайно шаткой, и еще очень многое предстояло сделать для ее укрепления.

Предстоящая битва, первое открытое сражение объединенных пиктских кланов с римлянами, будет решающим для судьбы пиктского королевства.

Бран и его спутник подошли к кострам пиктов. Смуглые люди сидели или лежали рядом с ними, над огнем на вертелах жарилось мясо. Кормака приятно поразили порядок и покой, царившие в лагере: как-никак более тысячи воинов, а до его ушей долетали лишь негромкие звуки печального гортанного напева. Казалось, великая Тишина Каменного Века все еще жила в душах этих людей. Все небольшого роста, многие какие-то сгорбленные. \"Гигантские карлики\", — подумал Кормак. Бран Мак Морн среди них мог считать себя великаном. Только старики носили редкие бороды, но у всех длинные черные волосы спускались до глаз, придавая еще больше мрачности их угрюмым взглядам. Их тела покрывали волчьи шкуры, ноги оставались босыми. Вооружены они были короткими, сильно изогнутыми стальными мечами, тяжелыми черными луками и стрелами с наконечниками из кремня, стали и меди, а также каменными топорами-молотами. Для защиты у них припасены были лишь примитивные деревянные щиты, обтянутые кожей, да многие вплели кусочки металла в волосы, чтобы хоть так предохранить голову от удара мечом. Некоторые из них, видимо потомки древних родов, были, подобно Брану, сложены пропорционально, но и в их глазах тоже таилась первобытная жестокость.

\"Сущие дикари, — думал Кормак, — хуже галлов, бриттов или германцев. Не ошибаются ли старые легенды, когда утверждают, что это они владели миром тогда, когда таинственные города высились там, где сегодня плещется море? Неужели это именно им посчастливилось пережить потоп, уничтоживший могучие империи и снова отбросивший их к варварству, из которого они когда-то уже выкарабкались.\"

Неподалеку от лагеря соплеменников короля расположились смелые воины варварских племен, населявших земли, лежащие южнее римской Стены. Ладно скроенные, с голубыми блестящими глазами и лохматыми рыжими шевелюрами, в одеждах из грубого полотна и плохо выделанных оленьих шкур, они, как и пикты, не носили никаких доспехов. На левом плече у многих из них висели небольшие круглые деревянные щиты, обитые бронзой, у некоторых из-за правого плеча торчали луки, хотя бритты были, как правило, неважными лучниками. Эти вот луки да бронзовые мечи с закругленными концами и служили им личным оружием. Луки, впрочем, были короче пиктских и били на меньшее расстояние. Рядом с лагерем стояло, однако, оружие, прославившее имя бриттов, оно наводило ужас на всех — и на пиктов, и на римлян, и на северных захватчиков. В мерцающем свете костров поблескивали бронзовой обивкой боевые колесницы. С обеих боков каждой торчали, словно огромные косы, тяжелые кривые лезвия. Любое из них способно было одним могучим ударом рассечь пополам шестерых мужчин. Здесь же, невдалеке, под надзором чуткой стражи паслись спутанные ездовые кони — большие длинноногие жеребцы, довольно-таки резвые и очень выносливые.

— Ах, если бы их было побольше, — вздохнул Бран. — С тысячью колесниц и моими лучниками я сбросил бы легионы в море!

— Свободные бриттские племена вынуждены будут в конце концов покориться Риму, — заметил Кормак. — Я думал, что все они помогут тебе в этой войне.

Бран махнул рукой.

— Кельтское непостоянство. Они никак не могут отрешиться от давних межплеменных и межклановых споров и раздоров. Старики говорят, что и тогда, когда римляне появились здесь впервые, бритты не сумели объединиться, чтобы дать отпор Цезарю. Эти, которых ты тут видишь, пришли ко мне лишь после того, как из-за чего-то там повздорили со своим собственным вождем. Я не могу на них особенно рассчитывать…

Кормак кивнул головой.

— Понимаю. Цезарь завоевал Галлию только потому, что натравил одни наши племена на другие. В настроении моих людей тоже случаются приливы и отливы, как в море, но из всех кельтов наиболее непостоянны кимбры. Несколько веков назад мои галльские предки отвоевали Эрин у кимбрских данаанцев, хотя те значительно превышали их числом. Но их племена сражались с галлами поодиночке, а не как единый народ.

— Кимбрские бритты и сейчас точно так же ведут себя в борьбе с Римом, — сказал Бран. — Эти помогут нам завтра. Но что будет послезавтра, не знает никто. Да и чего мне ждать от чужих, если я не уверен даже в своих людях. Ведь тысячи пиктов скрываются сейчас в глубине страны. Выжидают, держатся в стороне. Я король только по титулу. О боги, дайте мне победу завтра, и все они толпами сбегутся под мои знамена. Но если я проиграю, они разлетятся, как воробьи под порывом ледяного ветра…

В галльском лагере вождей встретили нестройным хором приветствий. Галлов было около пяти сотен — все высокие и стройные, в основном черноволосые и кареглазые. Они держались так, как держатся обычно люди, живущие войной и для войны. Их не связывала излишне суровая дисциплина, но повсюду чувствовалась атмосфера хорошо организованного военного отряда. Порядка у них было, несомненно, больше, чем у их кимбрских сородичей. Предки галлов в свое время совершенствовались в воинском искусстве в скифских степях и при дворах египетских фараонов, где служили наемниками. Многое из своего опыта они перенесли в Ирландию. Искусные в металлургии, они сражались не тяжелыми, неудобными в рукопашной схватке бронзовыми мечами, но высококачественным оружием из отличной стали. Одеждой им служили шерстяные короткие кильты, ступни ног защищали крепкие кожаные сандалии. На каждом из них сверкала кольчуга — легкая, не сковывающая движений, на голове — шлем без забрала. Иных доспехов на галлах не было, ибо их ношение противоречило их понятиям о мужской чести. Подобно галлам и бриттам, сражавшимся когда-то с Цезарем, они презирали римлян за то, что те шли в бой в тяжелых панцирях. Спустя много веков ирландские кланы точно так же будут презирать закованных в железо нормандских рыцарей.

Воины Кормака привыкли воевать в конном строю. Они не знали и не особенно уважали искусство стрельбы из лука. Их щиты были тоже круглыми, обитыми металлом. Личное оружие состояло из кинжала, длинного прямого меча и легкого топора. Их кони, надежно спутанные, паслись поодаль возле костров. Ширококостные, они, быть может, уступали в силе коням бриттов, но зато намного превосходили их в резвости.

Бран остался доволен осмотром лагеря:

— Да, эти люди — остроклювые птицы войны! Ты посмотри, как они точат свои топоры и перебрасываются шуточками о завтрашнем сражении. Хотел бы я, чтобы эти проклятые пираты в следующем лагере были так же дисциплинированны, как твои люди! Я тогда со спокойной душой вышел бы завтра навстречу легионам.

Они подошли к кострам викингов. Три сотни воинов сидели у огня, играли в кости, точили мечи и беспрерывно хлестали пиво, принесенное пиктскими союзниками, которые гнали его из вереска в огромных количествах.

Викинги посматривали на Брана и Кормака без особой симпатии. Разница между ними и пиктами или кельтами сразу бросалась в глаза. На их обветренных и просоленных лицах совсем по-иному горели холодным светом глаза. Жестокость и неистовость, отражавшиеся в них, рождены были скорее мрачной решимостью и непоколебимым упорством в достижении поставленной цели, чем свойственной кельтам вспыльчивостью. Атака бриттов всегда была бурной и страшной, но им не хватало настойчивости и выносливости викингов. Бритты, не добившись победы немедленно, быстро охладевали и отступали или начинали свару между собой. Иное — эти моряки, в них глубоко внутри коренилось то упрямство, которое вообще свойственно жителям ледяного Севера, и ничто в мире не могло помешать им выполнить то, на что они однажды решились.

Что до внешности, то они были гигантами, могучими, массивными, но вместе с тем стройными. Кельтских предрассудков относительно доспехов они не разделяли — все без исключения носили тяжелые панцири из прокаленной на огне кожи с нашитыми сверху железными пластинами. Панцири спускались им чуть ли не до колен, ноги прикрывали выполненные из того же материала поножи, на головах ладно сидели крепкие рогатые шлемы. Дополнительную защиту обеспечивали большие овальные щиты из твердого дерева, обтянутые кожей и обитые бронзой. Вооружены они были длинными копьями со стальными наконечниками, тяжелыми стальными же топорами и кинжалами. У некоторых висели на поясе длинные мечи с широкими лезвиями.

Кормаку было не по себе под колючими взглядами магнетических глаз этих рыжеволосых великанов. Целые века враждовали они с его народом, и он помнил об этом даже теперь, когда им выпало сражаться на одной стороне. Но будут ли они сражаться?

Один из викингов, самый высокий и угрюмый, шагнул им навстречу. Дрожащий огонь костра бросал на его покрытое шрамами хищное лицо багровые отблески. В плаще из волчьих шкур, наброшенном на широкие плечи, в шлеме с огромными рогами, среди колышущихся грозно теней, он казался призраком, возродившимся из мрака варварства, готового поглотить весь мир.

— Ну что, Вулфер? — спросил пиктский король. — Ты пил мед со своими людьми? Вы обсудили то, что следовало обсудить? Что же вы решили?

Глаза викинга сверкнули во тьме.

— Дай нам короля нашей же крови, и мы пойдем за ним в бой. Если ты хочешь, чтобы мы для тебя сражались, дай нам короля.

Бран вскинул руки к небу.

— Ты еще потребуй, чтобы я стащил звезды с неба и нацепил их на ваши шлемы! Это ведь твои люди, разве они не пойдут за тобой, если ты их возглавишь?

— Но не на римские легионы, — ответил Вулфер хмуро. — Нас сюда привел король, и лишь король может вести нас на римлян. А Рогнар мертв.

— Но я ведь тоже король, — молвил Бран. — Вы будете сражаться, если ваш отряд возглавлю я?

— Нам нужен король нашей же крови, — сказал Вулфер. — Мы лучшие из воинов Севера. Лишь за нашего короля мы можем драться, и только наш король может вести нас на римские легионы.

Кормак почувствовал скрытую угрозу в словах, упорно повторяемых викингом.

— Вот король с острова Эрин, — сказал Бран. — Может ли он, пришедший с Запада, возглавить вас?

— Мы не позволим кельту командовать нами, откуда бы он ни пришел, с Запада или Востока, — зарычал викинг, остальные одобрительно зашумели. — Хватит того, что нам придется драться на одной стороне.

Горячая кровь ударила в лицо Кормаку, он протиснулся вперед и стал рядом с Браном, положив руку на рукоять меча.

— Что ты хочешь сказать этим, пират?

Прежде чем Вулфер успел ответить, вмешался Бран:

— Хватит! Вы что, хотите проиграть сражение еще до того, как оно начнется? А как же ваша присяга?

— Мы присягали Рогнару, но теперь, когда он погиб от римской стрелы, мы свободны от присяги. Мы пойдем в бой с римскими легионами лишь за нашим королем!

— А в бой с нами эти люди пойдут за тобой? — спросил вдруг Бран.

— Почему бы и нет, — викинг бросил наглый взгляд на пикта. — Дай нам короля нашей крови или мы завтра присоединимся к римлянам.

Бран выругался. Его охватила бешеная ярость, которая, казалось, вознесла его над викингами.

— Негодяи! Изменники! Вы же были в моих руках! Что ж, доставайте мечи, если осмелитесь! Кормак! Оставь свой меч в покое! Эти волки не посмеют укусить короля! Вулфер, ты забыл, что я уже пощадил вас однажды. Вы свалились на наше побережье словно гром с ясного неба, дым пожарищ толстым ковром висел над Каледонией. Я загнал вас в ловушку, когда на руках ваших еще не остыла кровь моих людей, когда вы грабили и жгли пиктские деревни на вересковых полях. Это я уничтожил ваши ладьи, а вас, погнавшихся за мной, завел в засаду. Мои лучники, их было втрое больше, чем вас, уложили бы всех твоих людей, они прямо горели местью, но я пощадил вас, и вы поклялись, что будете сражаться с моими врагами.

— Так что же, пикты схлестнулись с Римом, а нам подыхать? — выкрикнул какой-то бородатый пират.

— Ваши жизни принадлежат мне, — ответил Бран. — Вы грабили нас и убивали, и я не собираюсь отпускать вас целыми и невредимыми на этот самый ваш Север. Вы поклялись, что сразитесь в одной-единственной битве с Римом под моими знаменами. Тем, кто после нее останется в живых, я помогу построить ладьи, и пусть тогда плывут куда захотят, с немалой долей военной добычи вдобавок. Рогнар держал слово, но он погиб в стычке с римской разведкой. И вот теперь ты, Вулфер, затеваешь бунт и пытаешься нарушить клятву, данную вами на мече.

— Мы никакой клятвы не нарушаем, — пробурчал викинг, и король понял, что сломить это тупое упрямство будет куда как не просто. — Дай нам короля, но не из бриттов, пиктов или галлов, и мы умрем для тебя. Но если ты нам его не дашь, завтра мы будем драться на стороне могущественнейшего из владык мира — римского цезаря!

Кормаку показалось на секунду, что король пиктов не сдержится и обнажит меч. Ярость, пылавшая в черных глазах Брана, заставила Вулфера отступить на шаг и положить руку на рукоять меча.

— Глупец! — процедил Мак Морн сквозь зубы дрожащим от гнева голосом. — Я сотру вас в порошок еще до того, как римляне приблизятся настолько, чтобы услышать ваши предсмертные хрипы. Выбирайте: или вы завтра будете сражаться за меня или сегодня ляжете под черной тучей пиктских стрел и вас захлестнет волна боевых колесниц!

Услышав о боевых колесницах, единственном оружии, ломавшем знаменитую северную стену из сомкнутых щитов, Вулфер изменился в лице, но по-прежнему стоял на своем.

— Умрем, но не отступим, — сказал он упрямо. — Дай нам короля.

Викинги поддержали его слова коротким гортанным рыком и стуком мечей по щитам. Глаза Брана пылали ненавистью, он хотел что-то сказать, но тут в освещенный пламенем костров круг бесшумно скользнула белая фигура старца.

— Слова, пустые слова… — промолвил Гонар невозмутимо. — Остановись, о король. Итак, Вулфер, если найдется король, достойный вас, ты и твои товарищи будете сражаться под пиктскими знаменами?

— Мы поклялись.

— Тогда успокойтесь, — сказал маг, — утром, еще до начала сражения вы увидите короля. Он не будет ни пиктом, ни галлом, ни бриттом. Сам римский цезарь в сравнении с ним не более, чем деревенский староста.

Все застыли в замешательстве, а Гонар взял под руки Кормака и Брана.

— Идем. А вы, викинги, помните о присяге и моем обещании, я никогда еще не нарушал данного мною слова. Теперь ложитесь спать и даже не пытайтесь тайком прокрасться в римский лагерь. Пиктские стрелы пощадят вас, быть может, но от моих заклятий вам не уйти. И, кстати, не мне вам рассказывать, как недоверчивы бывают римляне.

Трое мужчин молча шли по волнообразно колыхавшемуся вереску, и тихий ветер нашептывал им на ухо какие-то свои жуткие секреты.

— Много веков назад, — произнес Гонар, — когда мир был еще молод, там, где сейчас бушует океан, лежал огромный материк. Обитавшие на нем народы объединены были в королевства, из которых величайшим была Валузия — Мир Очарования. Рим — деревня по сравнению с самым невзрачным из ее городов. Могущественнейшим из валузианских королей был Кулл, пришедший туда из Атлантиды и отобравший трон и корону у местной, клонившейся к упадку династии. Пикты в те далекие времена жили на островах и были союзниками Валузии. Знаменитейшим из них был Брул Пикинер, основатель рода Мак Морнов.

После страшной битвы в Стране Теней Кулл подарил Брулу алмаз, который ты, король, носишь теперь на своей короне. Многие века этот камень переходил из рук в руки, став талисманом рода Мак Морнов, символом утраченного величия. Ибо, когда однажды море всколыхнулось и поглотило Валузию, Атлантиду и Лемурию, только пиктам удалось выжить, хотя спаслись тогда от разбушевавшейся стихии очень и очень немногие из них. Им предстояло заново идти долгим и трудным путем развития. Они многое по дороге утратили, но приобрели также немало. Разучившись работать с металлом, они достигли совершенства в обработке камня, особенно кремня. Этот народ заселил новые земли, которые мы сейчас называем Европой, появившиеся из океанских пучин после потопа. Но тут с севера потянулись на юг новые племена и народы. Раньше они жили среди льдов у самого полюса, понятия не имели об утраченном величии Семи Империй и почти ничего не знали о потопе, изменившем лицо мира. Они шли друг за другом: арии, кельты, германцы, появляясь из некой колыбели рас на севере и спускаясь к югу. Так развитие пиктов снова оказалось заторможенным и их вновь отбросили к варварству. И вот сейчас мы, их потомки, стоим на краю пропасти, припертые к Стене, и теперь уже речь идет о том, быть нам или не быть. Здесь, в Каледонии, последняя наша ставка, здесь все, что осталось от нашего некогда могучего народа. Правда, мы тоже сильно изменились…

— Все это так… — нетерпеливо бросил король. — Но какое это имеет отношение к…

— Кулл, король Валузии, — невозмутимо продолжал маг, — был когда-то таким же варваром, как ты сейчас. Он твердой рукой правил в своей огромной империи. Со дня его смерти прошло сто тысяч лет, давно уже умер Гонар, друг твоего предка Брула. Но не прошло и часа с тех пор, как я говорил с ним.

— Ты говорил с его духом?

— Или он с моим? Это я уходил в прошлое на сто тысяч лет или, быть может, он приходил ко мне оттуда… Думаю, что это все же не я говорил с покойником, это он беседовал с человеком, еще не родившимся. Так или иначе, я говорил с Гонаром, и мы оба были живыми. Мы встретились там, где понятия времени и пространства теряют смысл. Он многое мне рассказал.

Близился рассвет, и все вокруг начало постепенно набирать краски. По вересковым полям бежали вдаль волны — казалось, вереск кланялся восходящему солнцу.

— Алмаз в твоей короне способен притягивать к себе сквозь столетия, — сказал Гонар. — Поднимается солнце. И с ним появится кое-кто еще.

Кормак и король вздрогнули. Из-за холмов на востоке показался краешек багрового диска. В его огненном ореоле возникла вдруг словно из ничего фигура мужчины. Огромный ростом, он был подобен богам давно ушедшего прошлого. В пробуждающемся от сна лагере послышались изумленные возгласы, там тоже заметили незнакомца.

— Кто это? — с трудом выдавил король.

— Пойдем встретим его, Бран, — ответил спокойно маг. — Это король, которого послал Гонар, чтобы спасти народ Брула.

II

В лагере пиктов воцарилось молчание, когда Бран, Кормак и Гонар направились к неизвестному. Тот приближался к ним мерным быстрым шагом. Подойдя на расстояние нескольких шагов, они увидели, что это человек действительно высокого роста, хоть и не такой громадный, каким он показался им вначале. Кормак даже принял было его за викинга, но сразу же уяснил свою ошибку. Еще никогда до сих пор ему не приходилось видеть воина, подобного незнакомцу. Фигурой он, и правда, напоминал викинга, но черты его лица были совершенно иными. Его ровно подстриженные волосы падали на шею львиной гривой и были столь же черными, как и волосы Брана. На гладко выбритом лице с энергично очерченным подбородком блестели серые, как сталь, и холодные, как лед, глаза. Высокий лоб свидетельствовал о могучем уме, квадратная челюсть и тонкая линия губ указывали на силу и отвагу, властность и величественность читались в каждом его движении.

На его ногах были тонкой работы сандалии, тело покрывала сплетенная из стальной проволоки кольчуга, спускавшаяся чуть ли не до колен, бедра охватывал широкий пояс с золотой пряжкой, на котором висел длинный прямой меч в крепких кожаных ножнах. Голову украшал золотой обруч.

Незнакомец остановился перед молча поджидавшей его группой людей, и по лицу его скользнула тень удивления или, скорее даже, веселого недоумения. Когда его взгляд упал на Брана, он шагнул вперед и произнес:

— Приветствую тебя, Брул. Гонар не говорил мне, что ты появишься в моем сне!

Язык, на котором говорил незнакомец, был, несомненно, пиктским, но слова звучали очень странно и архаично, и Кормак понимал его с трудом.

Он скосил взгляд на Брана. Кормаку впервые довелось видеть короля пиктов настолько выбитым из колеи — тот ошарашенно смотрел на незнакомца, не в силах вымолвить ни единого слова. Чужак продолжал:

— К тому же с короной на голове и с алмазом, моим подарком, вставленным в нее. Ведь еще вчера ночью ты носил его в перстне на пальце.

— Вчера ночью? — выдохнул Бран.

— Вчера ночью или сто тысяч лет назад, это одно и то же, — пробормотал Гонар, явно наслаждаясь возникшей ситуацией.

— Но я не Брул, — ответил король. — Ты сумасшедший, если принимаешь меня за человека, который умер много сотен лет назад. Он был моим предком, основателем нашего рода.

Незнакомец вдруг рассмеялся.

— Ну что ж, теперь я точно знаю, что все это мне всего лишь снится! Будет что рассказать Брулу, когда проснусь утром. Надо же, встретить человека, который заявляет, что он его потомок, когда у Пикинера и семьи-то еще нет. Да, теперь я вижу, что ты не Брул, — он шире в плечах, хотя глаза, рост, осанка те же. Но у тебя его алмаз. Впрочем, не буду с тобой спорить, во сне что угодно может приключиться. Мне показалось вдруг, что я каким-то образом перенесся в некую иную страну. Открываю глаза — и в самом деле все вокруг незнакомо. Это самый странный из снов, когда-либо мне снившихся. Так кто же вы такие?

— Я Бран Мак Морн, король каледонских пиктов. Этот старец — Гонар, мудрый маг из рода Гонаров. Этого воина зовут Кормак, он король острова Эрин.

Незнакомец тряхнул своей львиной гривой.

— Твои слова звучат непонятно. И Гонар совсем не похож на того Гонара, которого я знаю, хотя тот так же стар, как и этот. А что это за страна?

— Каледония, галлы зовут ее также Альбой.

— А что это за люди? Коренастые, словно обезьяны, таращатся на нас так, что глаза из орбит вылазят…

— Это и есть пикты, мои подданные.

— Как странно корежит людей в снах, — пробормотал король. — А эти, лохматые, что толпятся у колесниц, кто они?

— Бритты из племени кимбров, тех, что живут южнее Стены.

— Какой стены?

— Стены, построенной Римом, чтобы преградить варварским племенам путь в Британию.

— Британию? — в его голосе прозвучало любопытство. — Никогда не слышал о такой стране. А что такое Рим?

— Как?! — воскликнул Бран. — Ты никогда не слышал о Риме, империи, властвующей над миром?

— Ни одна из империй не властвует над миром, — произнес надменно незнакомец. — Самым могущественным из королевств правлю я.

— Так кто же ты такой?

— Я Кулл, атлант по рождению, король Валузии.

Кормак почувствовал вдруг мурашки, побежавшие по спине. Холодные серые глаза незнакомца смотрели по-прежнему твердо, но то, что он сказал, было невероятно, невозможно и вызывало ужас.

— Валузии?! — воскликнул Бран. — О чем ты говоришь, ведь над остроконечными башнями Валузии уже многие века бушует океан!

Кулл, услышав эти слова, рассмеялся в лицо пиктскому королю.

— Сущий кошмар! Правда Гонар, когда усыплял меня в тайной комнате дворца, предупреждал, что приснятся разные странные вещи. Но я и подумать не мог, что увижу такое. Вдобавок, я ведь все время знаю, что это сон!

Гонар вмешался прежде, чем Бран успел что-либо ответить.

— Не спрашивай богов об их планах, — произнес тихо маг. — Ты король и стал им потому, что в свое время примечал и использовал самые разные благоприятные обстоятельства. Этого человека послали боги, чтобы он помог нам. Разреши, я поговорю с ним.

Бран кивнул головой. Теперь уже вся армия не сводила с них глаз, пытаясь понять, что там происходит. Те, что стояли вблизи, навострили уши, когда Гонар произнес:

— О Великий Король, ты видишь сон, но разве не сон вся жизнь человеческая? Уверен ли ты в том, что вся твоя жизнь до этого не была сном, ведь, быть может, ты проснулся только сейчас? У нас — тех, кто тебе снится, назовем это так, свои войны и своя жизнь. Как раз сейчас на нас надвигается с юга грозная армия, чтобы стереть с лица Земли народ Брула. Ты поможешь нам?

Кулл широко улыбнулся и с явным облегчением ответил:

— Охотно! Мне не раз уже доводилось сражаться во сне. Я убивал, меня убивали, и я всегда, проснувшись, удивлялся этому. Смотрите, я щиплю руку, она чувствует боль, но я ведь все равно сплю. Случалось и так, что во сне меня тяжело ранили, и я всегда чувствовал боль. Да, о люди, приснившиеся мне, я буду сражаться за вас в этой зачарованной стране. Где же противник?

— Ты насладишься упоением битвы больше, если забудешь, что это всего лишь сон, — добавил маг не без умысла. — Считай, что ты и в самом деле перенесся в далекое будущее благодаря алмазу, подаренному тобой Брулу. Он обладает волшебными свойствами и теперь, как видишь, сверкает в королевской короне. Ты появился здесь в тот момент, когда речь идет о жизни и смерти для народа Брула, воюющего с более сильным врагом.

Мгновение человек, называвший себя королем Валузии, казался застигнутым врасплох. В его глазах мелькнула тень сомнения, даже страха, быть может, но он тут же громко рассмеялся.

— Хорошо! Веди меня, маг!

Бран уже пришел в себя настолько, чтобы трезво оценить ситуацию. Если даже в глубине души он сомневался в том, что все это нечто большее, чем некое хитрое мошенничество Гонара, он, тем не менее, предпочел принять все за чистую монету.

— Скажи, король, ты видишь воинов, стоящих там, опершись на рукояти топоров?

— Этих вот высоких, бородатых и рыжеволосых?

— Да. Победим мы или костьми здесь ляжем, зависит от того, будут они драться на нашей стороне или нет. Они клянутся, что уйдут к врагу, если мы не дадим им вождя, который поведет их в бой. Их король погиб, новый их вождь тоже должен быть королем. Таково их условие. Ты поведешь их?

Глаза Кулла загорелись одобрительно.

— Они похожи на Алых Убийц, моих гвардейцев. Я поведу их.

— Тогда идем.

Держась вместе тесной группой, они спустились с холма в толпу перешептывавшихся в тревоге воинов.

Викинги стояли в стороне молча, плечом к плечу, изучающе глядя на Кулла. Тот ответил им таким же дерзким холодным взглядом, оценивая их выправку и вооружение.

— Вулфер! — сказал Бран. — Вот вам король! Теперь я требую, чтобы вы выполнили наш уговор.

— Пусть он сам говорит с нами! — сурово сказал викинг.

— Он не знает вашего языка, — возразил Бран, знавший, что викинги понятия не имеют о легендах его племени, — но он великий король…

— Который пришел к нам из прошлого, — спокойно вмешался маг. — Когда-то он был могущественнейшим из королей в подлунном мире.

— Мертвец! — викинги беспокойно зашевелились. Остальные воины придвинулись еще ближе, стараясь не упустить ни единого слова из разговора. Вулфер вскипел от гнева.

— Как призрак может командовать живыми людьми? Вы сами говорите, что этот человек давно умер! Мы не пойдем за трупом!

— Ты предатель и клятвопреступник, Вулфер, — произнес Бран, едва сдерживаясь. — Ты поставил нам условие, считая его невыполнимым. Ты рвешься в бой, но под римскими орлами. Мы нашли вам короля. И он не пикт, не галл и не бритт. Ты нарушишь данное тобой вчера слово?

— Будем драться! — заревел загнанный в тупик викинг и взмахнул над головой топором. — Если ваш мертвец победит меня, мои люди пойдут с вами. Если нет, вы отпустите нас к римлянам.

— Хорошо, пусть будет так, — сказал маг. — Вы согласны с этим, северные волки?

Одобрительный вой и лязг оружия послужили достаточно ясным ответом на вопрос. Бран повернулся к Куллу, который стоял молча, не понимая ни слова из разговора, но, несомненно, о многом догадываясь. Его холодные глаза заметно посветлели, и Кормак подумал, что им, наверное, доводилось уже видеть немало подобных сцен.

— Этот воин говорит, что тебе придется сразиться с ним за право быть вождем, — сказал Бран. Кулл, глаза которого загорелись предчувствием кровавой схватки, кивнул головой:

— Я понял. Дайте нам место.

— Щит и шлем! — крикнул Брул стоявшим поодаль, но Кулл тряхнул головой в ответ.

— Ничего не надо! — крикнул он. — Раздвиньтесь только и дайте нам место, чтобы было где развернуться.

Воины потеснились, образовав кольцо вокруг противников, уже осторожно приближавшихся друг к другу. Кулл вытащил из ножен меч. Лезвие, блестевшее в его руках, было выковано, несомненно, мастером своего дела. Вулфер, покрытый шрамами, оставшимися от подобных стычек и передряг, отбросил назад плащ из волчьих шкур и медленно направился к королю.

И вдруг, когда противников все еще разделяли несколько футов, Кулл прыгнул вперед. Его атака была настолько стремительной, что у зрителей перехватило дыхание, хотя они немало перевидали на своем веку и удивить их чем-либо было трудно. Подобно тигру, настигающему добычу, Кулл обрушился на врага и ударил его мечом, тот едва успел заслониться щитом. Посыпались искры, топор Вулфера метнулся навстречу, но Кулл уже стоял рядом с викингом и сталь лишь просвистела зловеще над его головой. Атлант ткнул мечом снизу и отскочил, словно дикий кот. Его движения были настолько быстрыми, что глаз не успевал их улавливать, но все заметили, что край щита Вулфера выщерблен, а в его панцире появился глубокий разрез.

Кормак, дрожавший от волнения, пытался понять, каким образом меч атланта пронзил чешуйчатый панцирь викинга. От такого удара по щиту он должен был разлететься на куски, но на нем даже зазубрины не было. Да, подумал он, это лезвие выковано великими мастерами.

Противники снова устремились в атаку. Их оружие встретилось, блеснув в воздухе подобно молниям. Щит свалился с плеча Вулфера, рассеченный пополам. Кулл пошатнулся, когда топор викинга со всего размаха пал на его голову, едва прикрытую золотой диадемой. Этот удар должен был разрубить золото, как масло, и расколоть череп атланта пополам, но топор отскочил и на его острие появилась большая щербина. В то же мгновение на викинга посыпался град тяжелых ударов. Тот пытался парировать их топором, используя все свои силы и опыт, но всем было понятно, что это способно лишь на несколько минут отсрочить его гибель. Неумолимый меч по кускам срезал с него панцирь, со шлема викинга слетел один из рогов, секундой позднее отлетело в сторону лезвие его топора. Меч Кулла, разрубив рукоять топора, рассек шлем викинга и углубился в его череп. Вулфер упал на колени, и по его лицу потекла тонкая струйка крови. Кулл сдержал очередной свой удар, бросил меч Кормаку и подскочил к ошеломленному противнику. Его глаза горели жестокой радостью, он кричал что-то на своем языке. Зарычав по-волчьи, Вулфер собрал все свои силы и вскочил на ноги, в его руке сверкнул кинжал.

Два тела сшиблись, и наблюдавшие за поединком воины закричали так громко, что все вокруг содрогнулось. Рука Кулла проскочила мимо запястья викинга, но его кольчуга приняла удар на себя. Кинжал сломался, Вулфер отбросил бесполезную рукоять и обхватил атланта руками, стиснув его медвежьей хваткой, несомненно, размозжившей бы любого другого на его месте. Но Кулл лишь оскалил зубы в жуткой тигриной ухмылке и ответил тем же. Минуту они топтались на месте, затем викинг начал постепенно клониться назад. Затаившим дыхание зрителям показалось даже, что они слышат треск ломающегося позвоночника. Завизжав от нестерпимой боли, викинг взметнул руки к лицу врага, пытаясь выдавить ему глаза. Одновременно с этим он наклонил голову набок и вонзил свои волчьи зубы в руку атланта. Вокруг ахнули, когда из раны потекла кровь.

— Кровь! Течет кровь! Он не призрак, он смертный!

Разозленный Кулл отбросил викинга и правой рукой нанес ему сокрушительный удар по голове чуть пониже уха. Вулфер отлетел на двадцать футов и упал на спину. Дико взвыв от ярости, он снова поднялся на ноги и метнул в Кулла прихваченный с земли камень. Лишь нечеловечески быстрая реакция спасла атланта, но острый край камня рассек ему щеку, разозлив еще больше. Зарычав по-львиному, он схватил противника, взметнул над головой и ударил оземь мертвое уже тело с переломанными костями.

Мгновение в долине господствовала тишина. Первыми взорвались галлы, им вторили бритты и пикты. Жуткий вой и грохот мечей, ударяющих по щитам, слышали, вероятно, даже марширующие далеко на юге легионеры.

— Люди Серого Севера! — крикнул Бран. — Теперь вы сдержите свою клятву?

Чего иного, столь же полно отвечающего их дикой натуре, могли желать викинги. Ответ без слов читался в их глазах. Примитивные, суеверные, с молоком матери впитавшие легенды о воинственных богах и героях, они не имели теперь ни малейших сомнений в том, что черноволосый воин, победивший могучего Вулфера, послан им их суровыми богами.

— Да! Вождя, подобного ему, мы не видели! Кем бы он ни был — мертвецом, призраком или злым духом, мы пойдем за ним куда угодно! Хоть в Рим, хоть в Валхаллу!

Кулл не понимал слов, но прекрасно разбирался в их значении. Поблагодарив Кормака, он взял у него свой меч, повернулся лицом к викингам и молча поднял его обеими руками вверх.

— Пойдем, — сказал Бран, дотрагиваясь до его плеча. — Римская армия уже на марше, а нам еще многое предстоит сделать. Времени едва хватит на то, чтобы расставить людей до появления врага. Давай-ка поднимемся на вершину того вот холма, — показал он рукой.

Сверху хорошо просматривалась вся долина. Длиной примерно в милю, она располагалась ровной полосой с севера на юг, переходя в узкое ущелье и расширяясь дальше в плоскую равнину.

— Враг пойдет туда, вверх по долине, — пояснил пикт. — У них тяжелые повозки с провиантом и припасами, местность вокруг холмистая, нигде в ином месте проехать они не смогут. Здесь мы и устроим засаду.

— Я думал, что твои люди давно уже укрылись и ждут, — удивился Кулл. — А как быть с разведчиками, враг наверняка их вышлет?

— Мои подданные — дикари и не способны долго сидеть в засаде, — в голосе Брана прозвучала нотка горечи. — Я не мог их расставить, пока не закончил с викингами. Ставка в этой игре — судьба народа пиктов. Они называют меня своим королем, но это пока не более чем пустой звук. Среди холмов окрест прячется немало пиктских кланов, отказавшихся сражаться под моими знаменами. В той тысяче лучников, что я привел с собой, лишь чуть больше половины моих соплеменников. Римлян что-то около восемнадцати сотен. Это еще не вторжение, но грядущая битва будет решающей, и от нее будет зависеть успех планов расширения Империи. Они собираются поставить крепость немного дальше на севере. Если это им удастся, они заложат новые форты, набрасывая стальную петлю на горло свободному народу. Если же это сражение выиграю я, победа будет за нами. Колеблющиеся кланы присоединятся к нам, и в следующий раз мне будет чем встретить захватчика. Если я разобью эту армию, то уничтожу и все последующие, сколь бы сильны они ни были. Если я проиграю, пикты разбегутся и их сметут на крайний север. Оттуда отступать будет уже некуда, им придется драться, но сражаться с безжалостным врагом они будут уже не как единый народ, а разрозненными племенами и кланами. Ты понимаешь, что тогда ждет народ пиктов. Так вот, у меня здесь тысяча лучников, пять сотен всадников, пять десятков боевых колесниц с полутора сотнями воинов и теперь — благодаря тебе — три сотни тяжеловооруженных северных пиратов. Как бы ты распорядился этими силами?

— Ну что ж… — задумался Кулл. — Я завалил бы камнями северный выход из долины… Хотя нет, это слишком уж похоже на ловушку. Лучше поставить там отряд отчаянных, готовых на все головорезов вроде тех, что ты отдал под мою команду. Три сотни смогли бы удерживать ущелье какое-то время, сражаясь с намного превосходящими силами противника. Пока неприятель будет увязать глубже и глубже в сече, лучники со склонов изрядно проредят его боевые порядки. И вот тут-то, имея конницу, укрытую за одним из горных хребтов, а колесницы — за вторым, противоположным ему, я атаковал бы с двух сторон одновременно и стер бы врага в порошок.

Глаза Брана сияли.

— Именно таков, король Валузии, и мой план.

— А разведчики?

— Мои воины, как пантеры: они могут спрятаться чуть ли не на самой тропе, по которой пойдут римляне. Те, что войдут в долину, увидят лишь то, что мы захотим им показать. Те, которые перевалят хребет, назад уже не вернутся. Стрела тиха и быстра… Все будет зависеть от тех, кто станет в ущелье. Это должны быть воины, способные сражаться в пешем строю и удерживать напор тяжеловооруженных легионеров достаточно долго, чтобы капкан захлопнулся. Кроме викингов поставить там мне некого — мои полуголые пикты с короткими мечами не продержатся и нескольких минут. Кельты тоже вооружены слабовато, они привыкли воевать в конном строю, да и нужны мне в ином месте. Именно поэтому я так отчаянно цеплялся за викингов. И вот теперь, зная все это, станешь ли ты с ними в ущелье? Сможешь ли удерживать римлян до тех пор, пока не настанет наш час? Помни, большинство из вас погибнет.

Кулл лишь улыбнулся.

— Мне уже не раз приходилось рисковать жизнью. Хотя Ту, мой главный советник, сказал бы, что моя жизнь принадлежит Валузии и я не имею на это права…

Его голос дрогнул, уголки губ скривились.

— Клянусь Валком! — воскликнул он, неуверенно рассмеявшись, — я чуть было не забыл, что это всего лишь сон! Все вокруг кажется таким реальным! Но ведь это сон, так что со мной станется, даже если я погибну? Проснусь и все, так уже не раз случалось. Так веди же меня, король Каледонии!

Кормак, направляясь к своим людям, лихорадочно пытался разобраться в том, что видел и слышал. Конечно, все это сплошная мистификация, но все-таки… Справа и слева от него слышались громкие голоса воинов, которые готовились занять отведенные им позиции. Этот черноволосый король — наверное, сам Нейд, кельтский бог войны. Или все же действительно некий древний король, перенесенный Гонаром из прошлого? Или легендарный воитель, прилетевший прямо из Валхаллы? Но тогда он не человек, а дух, призрак! Но ведь из его ран текла кровь! Правда, раны богов тоже кровоточат, хотя это для них не смертельно.

О том же спорили воины.

В конце концов, подумал Кормак, даже если это сплошной обман, он поддержит дух армии, эта цель вполне достижима. И в самом деле, вера в то, что Кулл ниспослан богами, настолько возбудила не только викингов, но и пиктов и кельтов, что все прямо-таки рвались в бой. Кормак снова и снова спрашивал себя — во что же он верит? Этот человек, несомненно, чужой в этих краях. В каждом его движении и взгляде скрывалось нечто, говорившее о том, что его родина лежит где-то невероятно далеко, и дело было не только в пространственном отдалении. Был некий знак Времени, тень туманных ущелий и пропастей ушедших веков, лежащих между черноволосым гигантом и современниками Кормака. Разум галла был уже на краю бездны хаоса, но Кормак, удержавшись от последнего шага, рассмеялся при мысли о том, что он тоже участвует в этом фарсе.

III

Солнце уже клонилось к закату, тишина невидимой мглой висела над долиной. Кормак взглянул на хребты холмов по обеим сторонам ущелья. В колышущемся на ветру вереске, покрывавшем крутые склоны, притаились сотни пиктских воинов. Долина казалась бы лишенной малейших признаков жизни, если бы не было трех сотен викингов, стоявших в тесном строю в самом узком месте ущелья. Они полностью перекрывали проход стеной из сомкнутых щитов, образуя нечто вроде клина. На его острие, словно наконечник копья, стоял человек, называвший себя Куллом, королем Валузии. На нем не было шлема, лишь тонкой работы обруч или, скорее, диадема из какого-то твердого металла, напоминавшего по внешнему виду золото, прикрывала его волосы. Левой рукой он держал щит, принадлежавший прежде королю пиратов Рогнару. Его правая рука крепко сжимала тяжелую железную булаву. Викинги поглядывали на него с восхищением и надеждой. Они не знали его языка, он — их, но здесь приказывать было уже нечего. Повинуясь указаниям Брана, они заняли позицию, и теперь у них была одна, всем понятная задача: любой ценой удержать ущелье.

Бран Мак Морн подошел к Куллу. Они посмотрели друг другу в глаза — тот, чье королевство еще не народилось, и тот, страна которого исчезла во мраке прошлого. \"Короли тьмы, — подумал Кормак, — безымянные короли ночи, властвующие над туманными безднами, неясными тенями…\"

Король пиктов протянул руку.

— Ты больше чем король, ты настоящий мужчина. Если мы оба выживем, проси у меня что хочешь…

Кулл лишь усмехнулся, отвечая на рукопожатие.

— И у тебя, король теней, душа сродни моей. Похоже, что ты нечто большее, чем творение моего спящего мозга. Быть может, придет день и мы встретимся наяву, в настоящей жизни.

Бран с сомнением покачал головой, вскочил в седло и тронул узду, направляя коня на восточный откос. Когда он исчез за гребнем, Кормак преодолел нерешительность и спросил:

— Скажи, странный человек, ты и в самом деле человек из мяса и костей или ты дух?

— Во сне все кажется настоящим. Пока не проснешься, — ответил Кулл. — Но этот сон самый странный из всех когда-либо мне снившихся. Даже ты, которому суждено исчезнуть бесследно, когда я проснусь, кажешься мне таким же реальным, как Брул или Конан, Ту или Келькор.

Кормак покачал головой точно так же, как до него Бран, поднял руку в знак прощания, повернул коня и пустил его рысью.

Он остановился на вершине западного холма. Далеко на юге висело в воздухе небольшое облачко пыли. Сквозь сизый туман угадывалась голова марширующей колонны. Ему показалось, что он слышит, как гудит земля под мерным топотом сотен закованных в сталь ног. Он спрыгнул с коня, и один из младших вождей, Домнаил, подхватил скакуна под уздцы и повел вниз по склону, в заранее подготовленное укрытие, замаскированное густой растительностью. Лишь изредка мелькавшая среди листьев тень свидетельствовала о том, что в роще затаились пять сотен воинов, каждый из них держит сейчас руку на ноздрях своего скакуна на случай, если тому вздумается заржать. \"Сами боги сотворили западню из этой долины\", — думал Кормак. У нее было плоское, лишенное растительности дно, склоны покрывал густой вереск. Но к подножиям холмов нанесло за многие годы немало плодородной земли, регулярно смываемой со склонов дождями. Там-то и зеленели рощи, достаточно густо, чтобы укрыть не только его конников, но и полсотни боевых колесниц.

На северном конце долины, хорошо заметные издали, стояли викинги во главе с Куллом. Их фланги прикрывали пиктские лучники, по пять десятков с каждой из сторон. На западной стороне, где скрывались галлы, вдоль хребта и под самым гребнем залегли в вереске около сотни пиктов, каждый со стрелой на тетиве лука. Остальные пикты укрылись на восточной стороне — над бриттами и их колесницами. Ни они, ни галлы с противоположной стороны не могли наблюдать за тем, что происходит в долине, поэтому для связи были заранее оговорены соответствующие сигналы.

Длинная колонна легионеров уже втягивалась в долину с юга. Легковооруженные всадники, разведчики, рассыпались веером, огибая пригорки. Подъехав на расстояние полета стрелы к молча стоявшим викингам, они остановились. Некоторые из них повернули коней и поскакали к колонне, остальные развернулись в цепь и направились вверх по западному склону — осмотреть местность. Это был критический момент. Если они что-то заметят, все пропало. Кормак, вжавшись как можно глубже в землю, в который раз подивился умению пиктов маскироваться. Он видел, как один из римлян проехал в трех футах от того места, где лежал пиктский лучник, но ничего не увидел.

Разведчики добрались до гребня и остановились, оглядываясь по сторонам. Большая их часть повернула коней и поскакала вниз по склону. Кормака удивляла небрежность, с которой велась римлянами разведка. Ему не приходилось раньше сталкиваться в бою с римлянами, и он ничего не знал об их дерзости и невероятной просто хитрости. Но эти люди, особенно офицеры, были слишком самоуверенны. С той поры, когда каледонцы в последний раз сражались с легионами, прошли многие годы. К тому же большинство легионеров лишь недавно были переведены в Британию из Египта, они недооценивали здешних жителей и ни о чем не догадывались.

Трое разведчиков взобрались по восточному склону и исчезли за гребнем. Еще один, остановившийся менее чем в сотне ярдов от места, где лежал Кормак, внимательно вглядывался в заросли поодаль. Тень подозрения появилась на его бледном лице с орлиным профилем. Он повернулся в седле, как бы собираясь окликнуть товарищей, но вместо этого дернул поводья и, наклонясь вперед, поехал к роще. Сердце Кормака забилось сильнее — легионер мог в любую секунду повернуть коня и поскакать назад, чтобы поднять тревогу. Он с трудом сдержал желание выскочить из укрытия и напасть на римлянина. Тот, казалось, чувствовал напряжение, пронизывающее все вокруг, и сверлившие его взгляды сотен глаз. И тут звон тетивы невидимого лука прорвал тишину — римлянин сдавленно вскрикнул, взметнул обе руки вверх и свалился с коня, из его спины торчала длинная черная стрела. В тот же миг из вереска выскочил коренастый карлик, схватил порскающего жеребца под уздцы и повел вниз, в укрытие. К римлянину тем временем подскочил еще один невысокий сгорбленный воин, и Кормак увидел, как сверкнуло лезвие ножа, занесенное над его головой. Еще секунду спустя все вокруг успокоилось. Пикты и их жертва исчезли, и лишь колышущийся вереск намекал на то, что там что-то произошло.

Галл приподнялся и посмотрел в долину. От трех разведчиков, переваливших через восточный гребень, ни слуху ни духу. Было понятно, что они уже не вернутся. Остальные разведчики, видимо, сообщили о том, что лишь один-единственный отряд собирается удерживать ущелье, поскольку колонна даже не замедлила движения. Двенадцать сотен тяжеловооруженных воинов оказались теперь прямо под тем местом, где лежал Кормак, и земля тряслась в ритме их ровного неуклонного марша. В основном среднего роста, мускулистые, закаленные в десятках военных кампаний, прекрасно вооруженные, спаянные жесточайшей дисциплиной, они шли вперед, под их ногами и ногами таких, как они, дрожал весь мир и разваливались империи. Сияли вознесенные ввысь орлы, равномерно покачивались гребни на шлемах, ярко блестели доспехи… В их руках было типичное оружие римских легионеров: короткие острые мечи, копья и тяжелые щиты. Не все они были италиками, в их рядах шагали романизированные бритты, а одна из центурий — целая сецина, была полностью укомплектована высокими светловолосыми норманнами и галлами, сражавшимися за Рим столь же беззаветно, как и родовитые его граждане, отличаясь большей даже, чем они, ненавистью к своим сородичам-варварам.

По сторонам колонны пехоты двигалась конница, фланги охраняли лучники и пращники. За ними медленно тащился на десятках тяжелых повозок армейский обоз. Уже издалека бросалась в глаза фигура командующего римской армией, он в походе всегда занимал одно и то же место в строю. Галл много слышал о нем раньше и знал, что зовут его Марк Суллиус.

Гортанный рев потряс воздух, когда колонна приблизилась к преградившим им дорогу пиратам. Судя по всему, римляне намеревались разделаться с ними с ходу, не перестраиваясь, ибо даже не снизили темпа марша. Воистину, если боги хотят кого-либо погубить, то лишают его разума. Кормак, правда, не знал этой пословицы, но, так или иначе, ему начало казаться, что великий Суллиус всего лишь глупец. Римская спесь и нахальство во всей их красе! Марк привык иметь дело с запуганными, униженными племенами изнеженного Востока и понятия не имел о военной тактике народов Запада.

От колонны оторвался и поскакал прямо к ущелью отряд всадников. Это была не более чем попытка попугать противника; конники, грозно завывая, повернули коней за добрых три длины древка копья до неподвижно стоявших викингов, засыпав их лавиной дротиков и копий, разбившейся на плотной стене из щитов. Викинги по-прежнему молчали. Один из всадников, однако, решился на большее. Поворачивая коня, он крутнулся в седле, наклонился и ткнул копьем прямо в лицо Куллу. Огромный щит короля парировал выпад, а его рука молниеносно нанесла удар. Тяжелая булава сокрушила шлем и размозжила голову легионера. Даже конь легкомысленного римлянина пал на колени: столь велика была сила удара. Только теперь из уст викингов вырвался короткий и дикий радостный вопль. Пикты, стоявшие на флангах, поддержали викингов пронзительным визгом и выпустили вслед всадникам тучу стрел. Люди Вереска пролили первую вражескую кровь! Приближавшаяся колонна тоже взревела и ускорила шаг; перепуганный конь первой жертвы сражения промчался мимо нее, волоча за собой труп, зацепившийся ногой за стремя.

Первая шеренга римлян с чудовищным лязгом ударилась о неподвижную стену щитов. Ударилась и отлетела назад — стена не сдвинулась ни на дюйм. Римские легионы впервые встретились с построением, успешно противостоящим их лобовому удару — далеким потомком спартанских, фиванских и македонских боевых порядков, которому суждено было позднее превратиться в знаменитый английский квадрат.

Щиты сталкивались с грохотом, короткие римские мечи искали щели в сплошной их плотине. Копья викингов, торчавшие над стеной щитов на равном расстоянии друг от друга, жалили врага и тут же возвращались назад, роняя ручейки крови с наконечников. Тяжелые боевые топоры обрушивались сверху, рассекая сталь, мясо и кости.

Кормак видел Кулла, скалой возвышавшегося среди коренастых римлян все так же во главе викингов. Каждый его удар был подобен удару молнии. Какой-то высокий центурион, прикрывавшийся высоко поднятым щитом, взмахнул мечом и бросился на него, но наткнулся на булаву, вдребезги расколотившую меч, расколовшую щит и вогнавшую шлем вместе с головой в плечи.

Следующая шеренга легионеров стальной змеей изогнулась у клина, пытаясь зайти с тыла. Но проход был слишком узок, а лучники опытны и метки. На таком расстоянии стрелы легко пробивали щиты и доспехи, навылет прошивая тела солдат.

Римляне отхлынули, истекая кровью, практически разбитые, а викинги, переступая через тела погибших товарищей, сомкнули ряды. Перед ними сплошным валом лежали трупы легионеров.

Кормак вскочил на ноги и взмахнул рукой. По этому сигналу Домнаил и остальные его люди вынырнули из укрытия и галопом поскакали по склону, рассыпаясь лавой вдоль хребта над ущельем. Кормак, нетерпеливо вглядываясь в противоположный склон, сел в седло подведенного ему коня. Где же Бран и его бритты?

Внизу легионеры, обозленные неожиданным отпором горстки защитников ущелья, перестроили боевой порядок. Повозки, остановившиеся было на какое-то время, тяжело покатились вперед, и колонна двинулась за ними, собираясь сломать хребет противнику всей своей массой. На этот раз атака не могла не быть успешной, удар всей армией в тысячу двести солдат раздавит людей Кулла, их просто-напросто втопчут в землю. Галлы Кормака дрожали от нетерпения, дожидаясь сигнала.

И вдруг Марк Суллиус повернулся и посмотрел на запад, где уже вырисовывалась на фоне неба длинная линия всадников. Даже со столь значительного отдаления Кормак заметил, как побледнел вождь римлян — он наконец-то понял, какую ловушку ему тут приготовили. Наверняка в этот момент в голове его беспорядочно металось: западня, этого мне не простят — опала, так и так конец.

Он видел, что отступать поздно. Слишком поздно и перестраиваться, прячась за повозками. Было только одно правильное — решение, и Марк — опытный, несомненно, солдат, пусть и допустивший непростительную ошибку — немедленно его принял. Его голос, словно сигнал тревоги, перекрыл шум битвы, долетев даже до Кормака. Галл не понял слов, но понял намерения. Марк приказывал легионерам прорубить дорогу — к спасению из капкана, пока он не захлопнулся окончательно.

Теперь уже и легионеры осознали опасность положения, в котором оказались. Подгоняемые отчаянием, они рванулись вперед и с невероятным ожесточением обрушились на врага. Стена щитов пошатнулась, но устояла. Дико горящие глаза галлов и более спокойные италиков яростно впивались в пылавшие над сомкнутыми щитами глаза викингов. Противники сшибались, рубили мечами, кололи копьями, резали кинжалами, убивали и погибали в гуще кровавой сечи. Топоры возносились и падали, копья ломались на выщербленных мечах.

Где же, о боги, Бран и его колесницы? Еще несколько минут этой резни, и из защитников ущелья никого в живых не останется. Они уже погибали один за другим, хотя снова и снова смыкали ряды. Эти северные пираты умирали стоя, каждый на своем месте, а развевавшаяся над их золотоволосыми головами львиная грива Кулла сияла словно знамя. Его багровая булава орошала все вокруг кровью, оставляя за собой трупы, в которых трудно было узнать что-либо человеческое.

В мозгу Кормака что-то щелкнуло, словно дверца открылась: \"Ведь они там погибнут все до одного, пока мы будем ждать сигнала Брана!\", и он закричал:

— Вперед! За мной, галлы!

В уши ударил дикий вой. Отпустив поводья, Кормак направил коня вниз по склону, и пять сотен визжащих всадников, склонившись к лошадиным шеям, устремились за ним.

В тот же миг туча стрел пала на долину с двух сторон, а ужасный вопль атакующих пиктов вонзился в небеса. С восточного хребта, подобно молнии в летнюю грозу, летели боевые колесницы, с раздутых страшным усилием конских ноздрей брызгала пена, копыта скакунов, казалось, вообще не дотрагивались до земли. В колеснице, мчавшейся впереди всех, стоял, расставив ноги и вцепившись в поручень, Бран Мак Морн. Его черные обычно глаза посветлели и горели неутолимой жаждой битвы. Полунагие бритты верещали и щелкали кнутами, словно одержимые демонами. За колесницами неслись пикты. Они выли по-волчьи и на бегу стреляли из луков, вереск волна за волной выбрасывал их отовсюду.

Столько успел заметить Кормак во время этой сумасшедшей скачки, бросая по сторонам быстрые взгляды. Между галлами и главными силами римлян цепью развернулась конница последних. Мчавшийся впереди своих людей вождь первым наткнулся на копья римских всадников. Одно из них он отбил щитом и, высоко поднявшись в стременах, ударил мечом сверху, развалив противника чуть ли не пополам. Следующий легионер метнул копье и убил Домнаила, но в ту же секунду жеребец Кормака грудью налетел на коня врага и тот повалился наземь, сбросив ездока под копыта. В следующий момент страшный вихрь галльской атаки смел с дороги римскую кавалерию, топча и разбрасывая по сторонам ее кровавые ошметки. И вот уже верещащие демоны Кормака ударили по пехоте, смешав ее боевые порядки. Сверкнули мечи и топоры, и галлы врезались в тесные ряды легионеров. Римские копья и мечи вершили кровавый пир. Окруженные со всех сторон значительно превосходящим по числу противником, галлы гибли как мухи.

Но до того, как ситуация стала критической, ударили колесницы. Они подкатили почти одновременно, но чуть ли не в самый момент столкновения возницы повернули коней, и колесницы помчались параллельно римским шеренгам, скашивая людей, как пшеницу. На кривых лезвиях у бортов колесниц легионеры погибали сотнями, а бритты дополняли опустошение, бросаясь на римские копья и яростно работая двуручными мечами. Пикты прямо из колесниц пускали стрелы в лица римлянам, некоторые, отбросив луки, прыгали на легионеров, стараясь вцепиться в горло врагу. Опьяненные запахом крови, они, подобно разъяренным тиграм, не обращали внимания на раны и умирали накануне победы, а их последний предсмертный выдох был похож на яростное рычание.

Битва длилась: правда, римляне были дезорганизованы и разбиты, их боевые порядки разрушены, почти половина их пала, но те, что еще жили, бешено сопротивлялись. Окруженные со всех сторон, они в одиночку или сбиваясь в небольшие группы рубили и резали ненавистных варваров. Лучники, пращники, всадники, пехотинцы — все смешались в одну бесформенную массу. Запертые в ущелье легионеры по-прежнему наседали на викингов, преграждавших им дорогу, а за их плечами ревела главная сеча. С одной стороны буйствовали галлы Кормака, с другой неустанно косили людей колесницы. Отступать было некуда, ибо и ту дорогу, по которой римляне вошли в долину, перекрыли пикты. Они захватили повозки, вырезали маркитанток и теперь беспрерывно стреляли из луков в спины легионерам. Длинные черные стрелы с легкостью пробивали сталь, прошивая иногда несколько человек сразу. Смерть собирала кровавую дань не только среди римлян, пикты тоже десятками падали под ударами римских мечей и копий; галлы, придавленные мертвыми телами своих лошадей, превращались в кровавые клочья под ногами сражающихся; по колесницам струями текла кровь возниц.

Тем временем не стихала битва и в узком ущелье. \"Великие боги! — думал Кормак, бросая косые взгляды по сторонам между ударами. — Неужели они все еще держатся?\" Они держались! Едва десятая их часть стояла еще на ногах, ежесекундно умирал один из них, но остальные упорно отбивали бешеные атаки легионеров.

Над полем брани еще возносился неслабнущий грохот сражения, а стервятники уже начали слетаться отовсюду и кружили теперь высоко в небе, нетерпеливо дожидаясь своего часа.

Кормак, пытавшийся прорубиться сквозь толпу легионеров к Марку Суллиусу, видел, как под ним убили коня. Однако ездок тут же поднялся на ноги, окруженный со всех сторон врагами. Меч римлянина трижды сверкнул и трижды нанес смертоносный удар. Из гущи сражавшихся вынырнул Бран Мак Морн, с головы до ног забрызганный кровью. Подскочив к римлянину, он отбросил свой сломанный меч и выхватил из-за пояса кинжал. Марк ударил, но король пиктов ловко уклонился, схватил руку с мечом и ткнул кинжалом раз и второй, пронзая тело под блестящим панцирем.

Все заревели, увидев смерть вождя римлян. Кормак с трудом собрал оставшихся в живых галлов и, терзая бока скакуна шпорами, вихрем промчался сквозь разбитые боевые порядки сражавшихся еще легионеров, спеша к ущелью.

Еще издали он увидел, что опоздал. Все викинги, эти суровые морские волки, были мертвы. Они погибли там же, где дрались, даже после смерти оставаясь в строю — лицом к врагу, с поломанным окровавленным оружием в руках, все так же грозные в своем молчании. Между ними, перед и везде вокруг валялись трупы тех, кто пытался их сломить. Напрасно. Они не отдали врагу ни пяди той земли, на которой стояли. Они погибли, но смерть не пощадила и их противников. Те, которым удалось избежать пиратских топоров, пали под пиктскими стрелами и галльскими мечами.

Но нет, еще и здесь далеко не все было кончено, еще горел огонь сражения. Кормак увидел, что у западного края ущелья целая стая галлов в римских панцирях окружила одинокого воина. Черноволосый гигант, на голове которого сверкала золотом диадема, отчаянно защищался и нападал сам. Легионеры знали, что им не уйти от смерти, их товарищи погибали один за другим, но они решили, пока не наступил их черед, отомстить по крайней мере этому черноволосому предводителю северян.

Набросившись с трех сторон, они постепенно вынудили его отступить к стене ущелья и далее на склон. Весь путь отступления гиганта был усеян скрюченными трупами, каждый шаг давался легионерам с колоссальным трудом, даже просто удерживать равновесие на крутом склоне было чрезвычайно трудно.

Кулл уже лишился и щита и булавы, его огромный меч по рукоять был залит кровью, тонкой работы кольчуга висела клочьями. Из многочисленных ран, покрывавших его тело, текла кровь, но глаза радостно блестели, в них отражалось наслаждение битвой, уставшая рука вновь и вновь наносила неотразимые удары.

Кормак видел, что ему не успеть: там, уже на самой вершине холма, в могучего короля, силы которого, пусть сверхчеловеческие, были все же не беспредельны, нацелился целый лес копий и мечей. Кулл разрубил надвое череп рослого легионера, возвращая меч назад, направил лезвие в горло другого. Шатаясь под лавиной ударов, он послал меч в грудь следующему, и тот свалился к его ногам, захлебываясь кровью. И тут, когда уже дюжина мечей взметнулась над его головой, чтобы нанести последний, смертельный удар, произошло невероятное.

Солнце тонуло в волнах западного моря, окрашивая в алый цвет вересковые поля, как бы превращая их в моря крови. На фоне солнечного диска возвышался, как и тогда, когда появился впервые, Кулл. Внезапно полотнище сгущающейся мглы взметнулось вверх, и за королем раскрылось некое огромное пространство. Потрясенный Кормак за эту долю секунды успел заметить иное небо, голубые горы, мирно поблескивающие озера, золотые, пурпурные и сапфировые башни, возносящиеся над стенами чудесного города. Этот пейзаж, отразившийся в облаках и заслонивший тянущиеся до самого моря, поросшие вереском холмы, дрогнул и исчез, растаяв в воздухе словно мираж.

Галлы на вершине холма побросали оружие и теперь ошарашенно оглядывались по сторонам — их страшный противник исчез, не оставив никаких следов, кроме трупов их товарищей.

Кормак повернул скакуна и медленно, словно во сне, поехал назад. Копыта его коня расплескивали лужи крови, тяжелые ее капли стучали по шлемам мертвецов. Над долиной гремел радостный клич победителей. Все это казалось Кормаку чем-то чуждым, нереальным, невозможным. Среди изрубленных искалеченных тел, с трудом передвигая ноги, шел человек — галл с трудом узнал в нем Брана. Кормак соскочил с коня и преградил ему путь. Пиктский король был безоружен, окровавлен, на его панцире зияли дыры, один из вражеских ударов оставил глубокую щербину в его короне, но алый алмаз все так же звездой горел на ней.

— Я думаю, не убить ли мне тебя сейчас, — сказал галл, с трудом выговаривая слова, как обычно говорит человек, не совсем еще пришедший в себя. — Ибо кровь этих честных воинов на твоей совести. Если бы ты раньше дал сигнал к атаке, хоть кто-нибудь из них уцелел бы.

Бран скрестил на груди руки. Его глаза были усталыми и тусклыми.

— Убей, если хочешь. Я уже по горло сыт этой резней. И вообще, королевские заботы и хлопоты, как ты знаешь, далеко не мед, Королю приходится играть и обнаженными мечами и человеческими жизнями… Ставкой здесь была судьба моего народа. Да, я пожертвовал викингами, и это вызывает во мне мучительную боль. Они были настоящими людьми! Но если бы я отдал приказ об атаке раньше, все могло бы решиться иначе. Еще не все римляне тогда втянулись в ловушку, еще хватало места и времени, чтобы перестроиться и дать нам отпор. Король обязан думать о своем народе и не может позволить, чтобы его личные чувства или симпатии влияли на его решения. Поэтому я ждал до последнего, и поэтому погибли пираты… Да, мне бесконечно жаль их, но мой народ теперь спасен!

Кормак, совершенно опустошенный, опустил меч.

— Да. Ты настоящий король. Ты рожден, чтобы властвовать над людьми, — тихо сказал он.

Взгляд Брана скользил по долине. Отовсюду несло тяжелым запахом крови. Победители грабили побежденных. Те римляне, которые бросили оружие и сдались, пытаясь таким образом избежать смерти, стояли в стороне под охраной нескольких галлов.

— Мое королевство и мой народ спасены. Теперь пикты повалят ко мне толпами, и когда Рим снова двинет на нас легионы, ему преградит дорогу единый могучий народ. Но я бесконечно устал. А что с Куллом?

— Может, я что-то не так понял, мой разум и зрение слишком заняты были сечей, — ответил Кормак, — но мне показалось, что я видел, как он исчезает, растворяется в лучах заходящего солнца. Я поищу его тело.

— Не надо, — сказал Бран. — Он вышел из солнца на рассвете и ушел в него же на закате. Явился к нам издалека, пронизав вечный туман, и вернулся. Вернулся в свое королевство.

Кормак оглянулся. Уже смеркалось. За ним стоял неизвестно откуда взявшийся Гонар.

— В свое королевство, — словно эхо повторил маг. — Время ничто, и пространство — тоже ничто. Да, Кулл вернулся в свое королевство и в свое время.

— Значит, он был призраком?

— А разве ты не жал ему руку? Не слышал его голос, не видел его кровь, не помнишь, как он смеялся, как ел, пил? Не видел, как он сражался с врагами?

Кормак стоял, не в силах сдвинуться с места.

— Значит, человек может перенестись из одного времени в другое в своем теле и со своим оружием… значит, он был смертен, как и тогда, когда жил в своем времени? Значит, Кулл погиб?

— Он умер сто тысяч лет назад, — ответил Гонар. — В своей эпохе. И римские мечи здесь не при чем. Разве вам не приходилось слышать легенду о путешествии короля Валузии в чудесную страну, лежащую вне времени, где ему пришлось сражаться с могучим врагом. Это сражение закончилось только что… Только что или сто тысяч лет назад…