Госпожа Дешам, стареющая королева этого дома, оглядела Салли с головы до ног. Её внучки тоже во все глаза смотрели на свою новоиспечённую двоюродную сестру.

Миг спустя старуха подняла трость, кивнула Салли и указала на диван перед ней.

«Садись».

Салли повиновалась безмолвному приказу.

Мадам ещё раз посмотрела на неё, а потом похлопала ладонью по столу между ними. Старшие девочки выбежали из гостиной и вернулись с выпечкой и хлебом. Женщина взмахнула тростью над тарелками.

«Ешь».

Салли взяла пирожное – слоёное тесто, наполненное свежими сливками, – и откусила.

– Спасибо, – сказала она.

Женщина кивнула и подняла трость.

«Говори».

И Салли заговорила. Она рассказывала о жизни в Англии. Не о приюте, а временах до него. О своём отце. О его руках – сильных и любящих. О его ласковом голосе. О днях, проведённых в его магазине, и о вечерах у камина. О тех вещах, которых у неё больше не было.

А у меня не было никогда – до мастера Бенедикта. Он спас меня от пустой и никчёмной жизни.

Стоя рядом с Томом, я молчал и слушал так же внимательно, как и бабушка Салли. Пришлось отвлечься, когда кто-то ткнул меня в руку. Я обернулся и увидел мальчишку лет одиннадцати с несколько кислым выражением лица.

– Ты англичанин? – спросил он.

Несмотря на более тёмный цвет лица, он тоже имел заметное сходство с Салли. Двоюродный брат. Позади его стоял ещё один мальчик, года на два младше.

– Да, англичанин, – сказал я.

– Вы едите коров живьём?

Кажется, я неправильно перевёл его слова.

– Что ты сказал?

– Коровы. Вы их едите, когда они ещё живы?

Я не знал, что на это ответить.

– Конечно, нет. С чего ты взял?

– Наш отец говорит, что англичане, – он использовал французское жаргонное словечко, обозначающее англичан: goddons, – едят коров и свиней живьём. А кур вы заглатываете целиком, даже не ощипывая. Просто намазываете их жиром и заталкиваете в глотку.

– Думаю, твой отец пошутил, – сказал я. – Никто в Англии ничего такого не делает.

– Угу. – Судя по его виду, он мне не поверил. – Ты муж Сары-Клер?

Я не сразу сообразил, что мальчик имеет в виду Салли.

– Нет.

– А кто?

– Я… – К счастью, я вовремя спохватился. – Я барон Чиллингем.

– Угу.

Это его не особенно впечатлило.

Вступил младший мальчик:

– А наш отец – ювелир.

– Да? Как интересно.

– Хочешь посмотреть его работу?

– Конечно, – сказал я, скорее из вежливости, нежели из любопытства. И обернулся к Тому: – Сейчас приду. Ты побудешь с Салли?

Он кивнул, и мальчики, проведя меня по дому, привели в другую гостиную. Здесь они открыли комод и принялись вытаскивать из него разные вещицы. Они клали их на комод, а я рассматривал.

Работа была отличная. Кольца, браслеты, ожерелья – некоторые с драгоценными камнями. Встречались и более крупные декоративные и функциональные предметы – шкатулка, чаша, нож. Некоторые были украшены особо сложными гравировками, узорами из переплетённых линий и петель – такими же, как на трости бабушки Салли.

– Они великолепны, – сказал я.

– Ну конечно, – подтвердил старший мальчик.

Я сдержался, чтобы не закатить глаза, и вновь принялся разглядывать вещицы. Младший братишка хотел показать мне какие-то детали внутри шкатулки. Но тут моё внимание вдруг привлекло нечто куда более интересное.

Глава 27

Я взял одну из подвесок, которые вытащили мальчишки. На цепочке висел серебряный равносторонний крест с расширяющимися концами лучей.

– Это крест тамплиеров, – поведал старший мальчик.

Я повертел его в пальцах.

– Твой отец их делает?

– Он продаёт их путешественникам, которые приезжают искать сокровища, – сказал мальчик с ноткой пренебрежения в голосе.

Я уставился на него:

– Люди приходят сюда в поисках сокровищ?

– Не сюда. В старую штаб-квартиру тамплиеров.

– А где это?

– Видел башню на севере?

Я кивнул, и мальчишка сказал:

– Вот там она и была. Люди всё время туда ходят. Ищут сокровища. Отец говорит, что они дураки.

Он проницательно посмотрел на меня, видя, как я впился взглядом в крест.

– Хочешь его? Могу продать.

– И за сколько?

– Три луи.

Даже если б я был слишком наивен и не понимал, сколь это дорого, всё равно – потрясённое лицо младшего брата испортило мальчишке игру. В любом случае крест был мне не нужен. Я уже узнал кое-что гораздо более интересное.

– Может, в другой раз, – сказал я. – А сейчас мне надо вернуться к друзьям.

Когда я вошёл в гостиную, Салли всё ещё общалась со своей бабушкой, молча сидевшей в кресле. Том, не понимавший ни слова, разглядывал комнату. Он что-то заметил в углу. Девочка лет четырёх высунула голову из-за дивана. Она с благоговением и страхом взирала на Тома, который был почти втрое выше её. Том поманил её пальцем. Малышка посмотрела на старших сестёр, пытаясь решить, безопасно ли это. Медленно и неуверенно она двинулась вперёд. Том так же медленно наклонился и потянулся к ней.

Глаза девчушки расширились. Она вскинула руки, словно намереваясь оттолкнуть Тома, но потом всё же позволила взять её за талию. Том поднял малышку в воздух. И теперь, когда их глаза были на одном уровне, они уставились друг на друга. Внезапно Том подмигнул и перевернул её вверх ногами. Девочка ахнула. Платьице задралось, обнажив нижнюю юбку, но ей было всё равно. Она удивлённо посмотрела на пол, потом подняла голову. Медленно девчушка поставила одну босую ногу, а потом и другую на нарисованное небо. Она будто бы стояла на потолке. Том двинулся по комнате, и она зашагала по «небу», пища от восторга.


– Je marche sur le ciel! Je marche sur le ciel!


«Я шагаю по небу!»

Она вскинула руки над головой – вернее сказать: под головой – и крикнула сёстрам:


– Je suis la reine du ciel!


«Я королева неба»!

Её сёстры захихикали, а младшая – лет шести – подбежала к Тому и потянула его за рубашку:


– Moi aussi! Moi aussi!


Это означало – «я тоже».

– Опусти её!

Голос донёсся от дверного проёма. Мы обернулись и увидели человека с могучими руками и румяным лицом. Он смотрел на Тома. Девчушка, которая привела нас сюда, стояла позади, затаив дыхание.

Том не понял слов, но тон не оставлял сомнений. Он поставил девочку на пол. Она побежала и спряталась за бабушкиным креслом. Салли встала.

Этот человек был, разумеется, Гастоном. Дядей Салли. Он перевёл на неё взгляд.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Гастон.

Девочка, которая привела его, начала отвечать:

– Я ведь сказала: это наша кузина…

– Я знаю, кто она. Что тебе надо?

– Ничего, – ошеломлённо сказала Салли. – Я просто зашла…

– Тебе нужны деньги?

– Нет, я…

– Или, может, ты хочешь тут поселиться? – спросил Гастон. – Я очень чётко написал в твой приют: здесь ты никому не нужна. В этом доме нет места позору твоего отца.

Салли побледнела.

– Ты хоть представляешь, сколько боли Никола причинил нашей матери, когда уехал? – Он кивнул на старуху, неподвижно и безмолвно сидевшую в кресле. – Знаешь, как она умоляла его не уходить? Как она плакала каждую ночь? Но ему не было дела ни до неё, ни до нас, ни до семьи. Его волновала только эта английская потаскуха.

Салли резко вздрогнула, словно Гастон ударил её.

– Ну, он сделал свой выбор, – сказал Гастон. – Так что возвращайся в Англию, да там и сиди. Никогда больше не возвращайся сюда.

Он посторонился, и Салли, бледная как привидение, прошла мимо него, не поднимая глаз от пола. Мы последовали за ней. Девочки казались удручёнными, младший из мальчиков тоже погрустнел. Только старший выглядел вполне довольным.

На улице Салли остановилась, глядя вдаль. Ни я, ни Том не знали, что сказать. Салли глубоко вздохнула.

– Всё в порядке, – сказала она высоким голосом. – Я знала… Папа говорил мне… Не надо было приходить.

Она отвернулась.

За нашими спинами открылась дверь. Вышла бабушка. Старуха подошла к Салли, опираясь на трость. Она приволакивала правую ногу, и каждый шаг давался ей с трудом. Салли, закаменев лицом, смотрела, как старая женщина идёт к ней.

В дверях появился Гастон:

– Мама! Мама, вернись немедленно в дом!

Старуха остановилась. Она не обернулась – лишь слегка повернула голову, искоса глянув через плечо, но Гастон покраснел и захлопнул дверь.

Мадам вернулась к внучке. Изуродованной рукой она указала на дом. Жест был прост, но нёс в себе так много слов.

«Это больше не мой дом. Теперь он тут хозяин».

Салли кивнула:

– Я понимаю. Простите меня. Я не хотела причинить вам боль.

Старуха постучала кулаком по груди.

«Нет больше боли. Только любовь».

Тяжело опираясь на трость, бабушка Салли с трудом вытянула из-за горловины платья серебряную цепочку, висевшую у неё на шее. Она посмотрела на Тома и дёрнула цепочку. Том не шевелился, и она дёрнула снова, настойчивее.

– Думаю, она хочет, чтобы ты помог её снять, – тихо сказал я.

Том послушно расстегнул замочек, и цепочка соскользнула, повиснув на пальцах старой женщины. Она снова посмотрела на Тома и протянула руку в сторону Салли. На этот раз Том понял. Салли приподняла волосы, и Том застегнул на её шее цепочку. На цепочке висел маленький серебряный медальон с портретом мужчины, держащем в руке толстый деревянный посох. Я без труда узнал его – ведь этот человек был моим тёзкой. Святой Кристофер – покровитель путников.

Бабушка Салли поднесла искорёженную руку ко рту и поцеловала кончики пальцев. Затем протянула её вперёд и большим пальцем нарисовала на лбу Салли знак креста. А потом заговорила. Речь давалась ей с трудом, и слова вышли невнятными, но мы разобрали их все.

– Le sang… de mon sang, – прошептала она. – Je… te… bénis.

«Кровь от моей крови. Я благословляю тебя».

И вот тогда Салли не выдержала. Рухнув на каменные плиты, она зарыдала у ног бабушки. Старая женщина положила руку на голову девушки и нежно погладила её кудри.



Мы с Томом отошли, чтобы не мешать. Когда Салли наконец присоединилась к нам, мы ждали в тепле уличной кузницы. Глаза у Салли покраснели и припухли, но лицо было уже не таким мертвенно-бледным. Она придерживала свой новый кулон, рассеянно потирая медальон со святым Кристофером большим и указательным пальцами. И когда Салли заговорила, мне показалось, что с её плеч свалилась огромная тяжесть:

– Куда теперь?

Я указал на север – на квадратный донжон с четырьмя башенками:

– Видишь это? Твои кузены сказали мне, что башня принадлежала тамплиерам. Это была их парижская резиденция.

– Думаешь, мы сможем заглянуть внутрь?

– Не знаю. Но мне сказали, что старая церковь ещё стоит. Похоже, её частенько навещают охотники за сокровищами. Я подумал, что и мы можем взглянуть – или у вас есть идея получше?

Идеи получше ни у кого не было, а потому мы прошли по извилистым улочкам, держа курс на далёкую башню. Церковь Святой Марии – старая церковь тамплиеров – находилась к северу от большой башни, а ещё севернее стояла вторая – поменьше. Церковь, возведённая в классическом средневековом готическом стиле, была прекрасна. Западный вход, сложенный из тяжёлого камня, обрамляла стрельчатая арка. Неф был залит разноцветным светом, льющимся сквозь витражные окна высоко над нашими головами. Впереди виднелся большой двухъярусный зал с нависающей галереей, которую поддерживали шесть гигантских колонн. За ним простирались алтарная часть и алтарь с лестницей в южной части, ведущей на колокольню. Мы стояли в зале, разглядывая галерею.

– Интересно, нам туда можно?.. – сказал я.

– Это зависит от того, – раздался голос, говоривший по-английски, с акцентом, – соратники вы или враги.

Глава 28

Мы обернулись. Перед лестницей на колокольню стоял пожилой священник и разглядывал нас.

– Враги? – переспросил я. – О чём вы?

Он вскинул руки, словно извиняясь:

– Я не хотел обидеть вас, мсье. Но вы охотники за сокровищами, не так ли?

Удивлённый, я посмотрел на своих друзей:

– Как вы узнали?

– Сын мой, я служу в церкви Святой Марии сорок семь лет. Я видел множество молодых лордов и леди, таких как вы, которые разыскивали сокровища. И каждый из них, стоя здесь, задавался вопросом, что спрятано наверху.

– И что же там спрятано? – спросила Салли.

Он улыбнулся:

– Боюсь, ничего, кроме красивых окон.

– Если вы знали, что мы охотники за сокровищами, – сказал я, – то почему решили, что мы можем быть вашими врагами?

– Не моими. Тамплиеров. Из-за пророчества.

В этом году вокруг меня было предостаточно пророчеств.

– Вы имеете в виду то, что говорят о принцах крови? «Пока не придёт срок»?

– Нет, – ответил он. – Это проклятие де Моле. А пророчество рыцаря говорит о тех, кто найдёт сокровище – или, по крайней мере, обнаружит, куда его отправили тамплиеры. Вы не знаете об этом?

Священник, казалось, удивился.

– Мы новички, – объяснил я.

– Тогда вам есть чему поучиться. – Он поклонился. – Желаю удачи в поисках.

– Подождите, – остановил я его. – Может быть, вы расскажете нам что-нибудь об этом?

– Иногда я показываю гостям что и как, – сказал он. – Но сейчас очень много дел. В нашем приходе много бедняков, а пожертвований в последнее время было всего ничего.

Намёк весьма прозрачный. Но зачем-то ведь лорд Эшкомб дал мне кошелёк с монетами. И я полагал, что сейчас у меня есть вполне веская причина их потратить.

Я не знал точно, сколько ему дать, поэтому решил, что если уж ошибаться – то в большую сторону. Если этот священник настолько опытен, что опознает охотников за сокровищами с первого взгляда, держу пари, у него в запасе много интересных историй.

Я положил ему на ладонь горсть монет – три золотых луидора, три серебряных экю и дюжину су. Священник моргнул.

– Ну, если так…

Он подозвал мальчика, который мыл пол у алтаря, и отдал ему монеты:

– Немедленно положи их в сейф.

Глаза мальчишки тоже расширились, и я понял, что сильно завысил сумму пожертвования. Однако моя щедрость окупилась, поскольку священник одёрнул рясу и сказал:

– Думаю, это заслуживает грандиозной экскурсии.



Священника звали отец Бернар. Сперва он отвёл нас на галерею, где мы убедились, что он сказал правду: отсюда открывался прекрасный вид на витражи сверху и мраморный пол внизу, но я не заметил ничего, что указывало бы на местонахождение тамплиерских сокровищ.

– И не увидите, – сказал отец Бернар. – С этого помещения и начался храм, построенный, когда орден только-только осушил болото. Это было в 1100-х, задолго до вопроса о сокровищах. Оставшуюся часть к церкви пристроили через несколько сотен лет, задолго до того, как Жак де Моле приехал в Париж.

– А что это за пророчество, о котором вы говорили? – спросил я.

– Вам знакома история о двенадцати рыцарях, которые покинули город до ареста тамплиеров?

Мы кивнули, и священник продолжал:

– Филипп Красивый пытал одного из рыцарей, которого сумели арестовать. Но единственное, что сказал тот человек, – сокровище может найти либо соратник тамплиеров, либо их враг.

В его голосе мне послышался скептицизм.

– Вы в это не верите.

– Я не придаю слишком большого значения пророчествам.

– Довольно необычно для священника.

Он рассмеялся:

– Я верю, что есть пророки. Но не думаю, что мы видели хоть одного настоящего со времён Откровения Иоанна. Кроме того, это не имеет смысла. Куда бы тамплиеры ни отправили своё сокровище, именно там оно и лежит. Что может изменить намерение ищущего? Ты либо найдёшь его, либо нет. Пойдёмте, я покажу вам территорию.

Отец Бернар взял ключи, висящие за дверью на колокольню, и вывел нас на улицу.

– Значит, вы не верите в пророчество, – сказал я, – но всё же думаете, что сокровище существует?

– О, несомненно. Мы точно знаем, что де Моле привёз его с собой, но к тому времени, как Филипп попытался конфисковать его, оно исчезло. Вопрос лишь в том, у кого из пятерых сбежавших рыцарей оно было?

– Пятерых? – переспросил Том. – Я думал, что сбежали девятеро.

Старый священник покачал головой:

– Видите? Именно об этом я и говорю. Все эти простые вещи окутаны мистикой. Девять рыцарей основали орден тамплиеров, поэтому, конечно же, девять рыцарей и сбежали. Только это неправда. Да, двенадцать рыцарей ушли под покровом темноты, направившись в разные стороны. И да, троих поймали почти сразу же, так что осталось девять. Но вот что люди всегда упускают из виду: за несколько следующих месяцев в Европе схватили ещё четверых. Вычтем их – и увидим, что на самом деле исчезли лишь пятеро.

– А известно ли, куда они ушли? – спросил я.

Отец Бернар кивнул.

– Если мы представим себе пути рыцарей, ушедших из Парижа, как расходящийся круг, то, зная направление схваченных, сможем определить пробелы в этом круге. Из пяти сбежавших один отправился на юг, в Испанию. Два пошли на восток – один в сторону швейцарских кантонов, другого видели в городе Сен-Этьен, на юго-востоке. Ещё один двинулся на север, как говорили – в Нормандию, хотя неизвестно, остановился ли он там или направился дальше, в Англию. Что до пятого рыцаря, легенды гласят, что он поплыл на корабле на запад и преодолел весь путь до Нового Света.

Том нахмурился:

– Разве тогда уже был Новый Свет?

– Ну, он существовал. Мы просто ещё не обнаружили его.

– Мог ли корабль того времени уплыть так далеко? – спросила Салли.

Священник пожал плечами.

– Случались и более странные вещи. – Отец Бернар сделал рукой широкий жест: – Всё это принадлежало тамплиерам, хотя большую часть их построек снесли. Осталась только церковь Святой Марии, кладовая вон там, госпиталь и две башни. – Он указал на более низкую приземистую башню на севере. – Вон та называется Башня Цезаря, прежде она была темницей тамплиеров. Затем, в середине 1200-х годов, они построили новую. Её именуют Большой Башней. – Он кивнул на квадратный донжон и звякнул ключами. – Идёмте, я вам покажу.

– Мы пойдём в темницу? – спросил Том.

Отец Бернар улыбнулся:

– Это давно уже не темница. Людовик предпочитает размещать своих «гостей» в Бастилии.

– Тогда что внутри? – спросил я.

– Ничего интересного. Иногда мы используем её как хранилище, но в основном она пустует.

Вблизи Большая Башня выглядела ещё более мрачной и пугающей. Она вздымалась над нами больше чем на полторы сотни фунтов. Окна на всех четырёх этажах были забраны тяжёлыми решётками с массивными прутьями, вправленными в камень. Центральная башня была квадратной, с зубчатой стеной и смотровой площадкой. Пристроенные по углам круглые башенки были увенчаны конусообразными крышами. На шпилях трепетали знамёна синего цвета, украшенные лилиями – символом королевской власти Франции.

Отец Бернар открыл дверь и ввёл нас в башню. Внутри было темно и пахло затхлостью. Через окна проникало совсем мало света; его лучи тонкими лезвиями прорезали мрак.

Священник зажёг факел, и оранжевое пламя осветило пустое пространство. Мы стояли в большом зале башни, вздымавшейся на неимоверную высоту. Над нами расходились каменные рёбра, поддерживающие верхние этажи. Миг я смотрел в темноту над головой, а потом мой взгляд привлекла резьба на стенах. Между окнами, на каменных плитах, были высечены картины, изображающие историю тамплиеров. Над каждой из них помещалось изречение на латыни.

Резьба прямо передо мной представляла девятерых рыцарей, стоящих на коленях перед королём. Рука монарха была поднята в жесте благословения. Над рыцарями висело солнце, озаряющее их своим светом. В середине солнечного диска был выгравирован тамплиерский крест. На его поверхности ещё виднелись слабые следы позолоты.

Я прочитал изречение над картиной:



COMMILITONES CHRISTI TEMPLIQUE

DEO ET HOMINIBUS BENEDICTI



– Орден тамплиеров, – сказал отец Бернар. – Благословлён Богом и людьми.

На следующей плите были изображены два рыцаря перед куполообразным храмом.

– Купол Скалы, – пояснил священник. – Первая штаб-квартира тамплиеров, расположенная над руинами храма Соломона.

Здесь было ещё множество подобных картин. Отец Бернар махнул рукой в их сторону и сказал:

– Повсюду история тамплиеров. В основном. Но если вы хотите увидеть нечто особенное, не предназначенное для глаз охотников за сокровищами, я покажу вам.

Глава 29

Отец Бернар повёл нас к винтовой лестнице, расположенной в одной из башенок. Но вместо того чтобы подняться наверх, мы спустились под землю. В свете факела я увидел, что здесь на стенах тоже есть резьба. А ещё в подземелье лежали коробки, ящики и несколько свёрнутых гобеленов. При других обстоятельствах я бы подумал, что это просто кладовка, – но нас окружали тюремные камеры с прочными железными решётками.

– Темница де Моле, – сказал отец Бернар.

Я огляделся. Мне стало страшно.

– Его держали здесь?

– Его и некоторых других рыцарей. Хотя ко времени казни де Моле их осталось очень мало.

Отец Бернар привёл нас в одну из больших камер. Дверь скрипнула на ржавых железных петлях, и на один жуткий момент мне показалось, что нас заперли.

Я почти чувствовал присутствие духов. Рыцарей, которых держали здесь год за годом – людей, ставших жертвами алчности Железного Короля.

– До того, как тамплиеров заключили в тюрьму, – сказал отец Бернар, – в этой башне они хранили свои сокровища.

– И где именно их хранили? – спросила Салли.

– Прямо здесь. Если бы сокровища ещё лежали тут, вы бы сейчас стояли по колено в них.

– Они хранили сокровища в темнице? – спросил Том. – Самое безопасное место: никто не мог сюда пробраться. И учитывая, что эти рыцари просидели тут семь лет, можно сказать наверняка: если уж кто-то войдёт, то не выйдет обратно.

Я огляделся вокруг, словно надеясь, что если очень сильно захотеть, сокровища появятся от одного моего взгляда.

– Они в самом деле оставили один флорин, чтобы посмеяться над Филиппом? – спросил я.

– Да. Как оставляют флорины для каждого французского короля после коронации.

– То есть… монета была в этой комнате?

Священник улыбнулся:

– Убери ногу.

Я глянул вниз и увидел, что стою на небольшом кружке с каким-то символом внутри. Опустившись на колени, я рассмотрел тамплиерский крест.

– Вот с чего всё началось, – сказал отец Бернар. – Крах тамплиеров, а потом и конец династии Филиппа Красивого. Круг отмечает место, где лежал тот самый флорин Железного Короля. Легенда гласит, что Господь рассердился, узнав, как обошлись с избранными им рыцарями. И в гневе своём вплавил монету в камень.

Глаза Тома расширились.

– Правда?

Отец Бернар усмехнулся:

– Это сказка. На самом деле скорее всего один из пленных рыцарей вырезал этот круг в полу, стремясь поддержать моральный дух товарищей и напомнить им, что они не должны ничего говорить Филиппу. И они не сказали, несмотря на страшные пытки, которым подверг их Железный Король.

– Значит, де Моле только притворился, будто готов признаться? Чтобы прекратить пытки? – спросила Салли.

– Тамплиеры до последнего были мастерами уловок.

Я посмотрел на отца Бернара:

– Кое-кто отзывался о них точно так же.

– Они были в этом хороши, – согласился священник. – Хотя на сей раз уловка сослужила Жаку де Моле плохую службу. Если, конечно, он не стремился умереть.

– Что вы имеете в виду?

– Все знали, что у Филиппа несносный характер. Когда король понял, что ложное признание де Моле выставило его дураком, он пришёл в ярость. Даже его собственные советники умоляли Филиппа не спешить, но тот немедленно приказал отправить де Моле на костёр. Магистр должен был понимать, что обман разозлит короля. Особенно учитывая, что он отлично знал, какой у Филиппа норов. Посмотрите сюда.

Священник поднёс факел к одной из каменных плит. Картина на ней была испорчена. Похоже, когда-то она изображала поиски некоего сокровища в подземелье под Иерусалимом. Я увидел Купол Скалы и сияющее над ним солнце с крестом тамплиеров. На сохранившейся части три рыцаря вытаскивали из-под земли сундук, к которому было приделано нечто вроде статуи ангела. Но я не мог сказать наверняка, поскольку вторая половина картины была искорёжена и разбита.

– Что с ней случилось? – спросил я.

– Филипп разозлился, – ответил отец Бернар. – Тамплиеры оставили ему флорин, но не только его. Когда король прибыл сюда, он увидел, что под этой картиной кто-то из рыцарей вырезал слова: «Non erit tibi hoc».

Я перевёл:

– Оно никогда не будет твоим.

– Когда Филипп прочитал их, он пришёл в бешенство. Схватил меч и разбил надпись. В процессе сломал оружие пополам – иначе, должно быть, колотил бы по камню, пока не рухнула бы башня.

Салли что-то спросила у отца Бернара, но я не разобрал слов. Нечто, сказанное священником, не давало мне покоя. Он показал нам место, где Филипп нашёл флорин. «Вот с чего всё началось. Крах тамплиеров, а потом и конец династии Филиппа Красивого».

Я смотрел на испорченную картину и думал о словах учителя.

«Начни сначала».

Вынув из пояса лист со стихотворением, я перечитал первую строфу.



Король человека послал на костёр,
Суров был судьбы приговор.



– Отец Бернар? – сказал я.

– Да?

– Вы знаете, где сожгли Жака де Моле?

Священник удивился вопросу, но кивнул:

– На Île des Juifs – на Еврейском острове. Там происходило много аутодафе.

Я сверился с картой лорда Эшкомба, но на ней такого места отмечено не было.

– А где он?

– Его больше не существует. Раньше он находился к западу от Сите, но острова соединили вместе, когда был построен Пон-Нёф. Если пройти по этому мосту и встать перед конной статуей Генриха Четвёртого, вы окажетесь примерно на месте казни де Моле.

– Спасибо, – сказал я. – Это невероятно ценные сведения.

– Вы что-то выяснили?

Я запнулся, не зная, что сказать. Отец Бернар рассмеялся:

– Я и не ждал, что вы со мной поделитесь. Так или иначе, желаю вам всего наилучшего. Вы кажетесь порядочным человеком. Пусть лучше сокровище будет у вас, чем у Железного Короля.

Он вывел нас наружу, запер Большую Башню и вернулся к себе в церковь.

Дождавшись, когда священник уйдёт, я показал Тому и Салли стихотворение и поделился своей идеей.

Том поразмыслил.

– Начни сначала… Начни с начала… С того места, где сожгли де Моле. Похоже на правду.

– Даже если мастер Бенедикт имел в виду именно это, – сказала Салли, – как нам быть дальше? Де Моле умер триста пятьдесят лет назад. Того острова больше нет. Что ты надеешься найти?

– Не знаю, – ответил я. – Но если стихотворение – подсказка, там должен быть какой-то ключ к разгадке. Надо просто пойти туда и разыскать его.

Глава 30

В своей жизни я поражался многим разным вещам, но никогда не думал, что меня до такой степени изумит мост. Однако Pont Neuf – Пон-Нёф – оказался воистину необычен. Он был гораздо шире любой лондонской улицы и соединял северный берег Сены с южным, слегка касаясь западной оконечности острова Сите.

В отличие от любого другого большого моста на Пон-Нёфе не строили домов и торговых лавок. Здесь можно было просто стоять на краю и без помех любоваться рекой. Мы с Томом и Салли так и сделали, наблюдая, как вода течёт у нас под ногами. На поверхности Сены покачивались сотни лодок – от крошечных судёнышек с одним гребцом до огромных плоскодонных барж, гружённых зерном, которые тянули против течения десятки лошадей, меся копытами грязь на речном берегу.

Даже стоять на этом мосту – и то было необычно. В любом другом месте нам пришлось бы уворачиваться от бесчисленных экипажей. Но на Пон-Нёфе по краям были устроены приподнятые платформы, называемые allées, которые предназначались только для пешеходов. Похоже, это произвело впечатление даже на Тома.

Конечно, толкаться всё равно приходилось: allées были заполонены прохожими. Но и толпа здесь выглядела не так, как везде. На Пон-Нёфе крестьяне и рабочий люд ходили рядом с аристократами. Некоторые дворяне носили маски, а некоторые обходились без них. Казалось, здесь никому не было никакого дела до статусов. Пон-Нёф больше напоминал ярмарочную площадь, нежели мост.

Между тем мы ведь пришли сюда не просто так. Пробившись сквозь толпу, мы оказались на середине моста и здесь нашли бронзового короля – конную статую Генриха IV, деда Людовика, который построил Пон-Нёф.

Статуя стояла на выгнутой каменной платформе, окружённой оградкой из кованого железа. Бронзовый король величаво восседал на мускулистой боевой лошади. И все вокруг, казалось, относились к статуе с большим почтением… кроме Бриджит. Она слетела с небес, уселась королю на голову и принялась чистить пёрышки.

– Итак, здесь сожгли Жака де Моле, – сказал я.

– Что будем делать теперь? – спросил Том.

Я толком не знал – и огляделся вокруг. С западной стороны открывался отличный вид на Сену. На севере виднелся Лувр. На востоке раскинулась треугольная площадь Дофина с дорогими магазинами; здесь продавали свои товары ювелиры, златокузнецы, торговцы шёлком и иже с ними. За площадью, в отдалении, вздымались башни и шпиль собора Нотр-Дам.

Я немного поразмыслил. Потом вынул стихотворение и вновь прочёл первую строфу: