Не было никакого замысла. Никакой тайны. Никакой предначертанной судьбы.

Был лишь кровожадный вампир, допустивший промах, и бессмысленные мотивы его поступков.

Я увидела в Эвелене себя, словно смотрела в зеркало. Один и тот же мужчина лепил нас и ломал. Она молилась о судьбе – и получила жалкие крохи везения. Я всю жизнь строила на везении – и получила тайны.

Я получила власть, Эвелина осталась с пустыми руками.

Но теперь она хотя бы могла отомстить.

«Ты не такая, как они».

Слова Винсента эхом звучали у меня в голове. Я ненавидела его за эти слова. Но сейчас я отчаянно уцепилась за них.

Он был прав, а я нет.

Среди вампиров Дома Ночи я была в числе самых могущественных. Пожалуй, даже среди вампиров во всех Обитрах. Я обладала силой, хотя и не знала, как до нее добраться. Она просто была во мне.

Не этой идиотке замахиваться на мое убийство.

Вместе с пониманием у меня появился замысел. Довольно рискованный.

– Ты все равно остаешься его кровной родственницей, – прошептала я. – Признавал он тебя или нет, это дела не меняет.

Эвелена нахмурилась, но я поспешила продолжить.

– Сестра, я не хочу вражды между нами. Ты заслужила большего. И я… я отдам тебе меч, если ты этого хочешь.

Эвелена колебалась. Возле нас появился еще один ребенок из ее свиты – тоже маленькая светлоглазая девочка. Взгляд детских глазенок пробивал меня насквозь, словно она раскусила мой замысел.

– Разве ты этого не заслуживаешь? – спросила я Эвелену. – Хоты бы за то, как он поступил с тобой?

Эвелена посмотрела на меня, на меч, который держала, потом снова на меня.

Ее глаза сверкали неукротимым желанием. Она до безумия изголодалась по всему: по крови, власти, любви, признанию. Если бы не вчерашнее пиршество, она бы высосала из меня всю кровь, и я бы была уже мертва. Желание угоститься кровью просматривалось на ее лице и сейчас, однако под ним скрывался голод иного рода, преследовавший ее двести лет.

Эвелена не знала, как ей поступить со мной. Полюбить меня или возненавидеть, съесть меня, затащить к себе в постель или убить. Думаю, ей хотелось всего сразу.

Эта мысль показалась мне откровением.

Всю свою жизнь я сосредотачивалась на том, чем поведение вампиров отличается от моего. Я была свято уверена, что мое замешательство и состояние подавленности вызваны хрупкостью моей человеческой природы.

Но Райн был прав. Вампирам, как и людям, тоже можно задурить мозги.

Мне даже не требовалось быть хорошей лицедейкой. Эвелену снедало отчаянное желание поверить моим словам.

– Сейчас ты не можешь владеть мечом Винсента, поскольку он мой, – сказала я. – Он принадлежит хиажской наследнице, – кивнула я себе на грудь, где был узор татуировки. – Но я могу передать тебе право владения мечом.

– Я не настолько глупа, чтобы позволить тебе взять меч в руки, – отрезала Эвелена.

– А мне и не надо брать его в руки, – заверила я ее. – Будет достаточно прикоснуться к нему. Позволь мне это сделать, и больше ничего не понадобится. Меч станет твоим.

Она замерла, как умеют замирать только вампиры. Обдумывала и тщательно взвешивала каждое мое слово.

В любом случае она бы меня убила. Разумеется, так она и решила. Ей хотелось всего и сразу: общения, печать наследницы, меч, корону, мою кровь. Она двести лет приносила себя в жертву и теперь не собиралась отказываться ни от чего.

– Ладно, – согласилась она.

Эвелена поднесла меч поближе ко мне, но не положила на пол, а продолжала держать, обхватив окровавленную тряпку.

– Я не могу это сделать связанными руками, – сказала я.

Она поджала губы, однако кивнула той самой девчонке, что так настороженно следила за мной. Вампирское дитя принесло кинжальчик и резко полоснуло по веревкам на моих руках, одновременно задев мне запястье.

Мои руки были свободны. Уже что-то. Конечно, этого недостаточно, но первый шаг сделан.

Я вяло улыбнулась и осторожно развернула тряпку, обмотанную вокруг лезвия. Красное свечение показалось мне намного сильнее обычного. Оно согревало мое лицо и отражалось в широко распахнутых, немигающих глазах Эвелены.

Я смотрела на отцовский меч, в котором был якобы заключен кусочек его сердца. Вновь возникло ощущение, что Винсент стоит у меня за спиной, недосягаемый для глаз.

«Если ты здесь, взял бы и помог, – подумала я. – Уж это ты можешь».

«Нельзя так грубо разговаривать с отцом», – ответил Винсент, и я чуть не хмыкнула вслух.

Глубоко вдохнув, я поднесла ладони к лезвию, оставив маленький просвет. Закрыла глаза и попыталась придать лицу торжественное выражение.

Я изо всех сил старалась убедить Эвелену, что провожу особый ритуал.

«Воспользуйся моментом, – скомандовал мне Винсент. – Пусть это притворство, но другой возможности подготовиться у тебя не будет».

Резонный довод. Я воспользовалась моментом, чтобы соединиться с силами, окружающими меня, и почувствовать помещение.

Почувствовать Ночной огонь.

Наверное, сейчас я была слишком слаба, чтобы произвести собственный Ночной огонь, а если бы сил хватило, меня бы подвела непоследовательность, но… Я ощущала его биение в светильниках. Энергия этого Ночного огня была знакомой, хотя слабой и какой-то отдаленной.

Ничего, воспользуюсь тем, что есть.

Теперь нужно на несколько секунд отвлечь Эвелену. Большего не требовалось.

– Свершилось, – сказала я. – Можешь пробовать.

– Ты уверена, что все получилось? – спросила она, настороженно глядя на меня.

– Это очень сильная магия. Она признала твое кровное родство.

Я говорила Эвелене то, что она так страстно хотела услышать. Желание, вспыхнувшее в ее глазах, показывало, что она купилась на мои фокусы.

Девочка по-прежнему буравила меня недоверчивым взглядом и дергала Эвелену за подол платья, выражая молчаливый протест.

Эвелене было не до ребенка. Она полностью освободила лезвие меча от тряпки.

– Бери меч за эфес, – сказала я. – Он готов тебя признать.

Еще немного, и Эвелена поймет, что я ее дурачу. Должна же у нее сработать интуиция.

Однако надежда порой бывает сильнодействующим зельем, а Эвелена сейчас находилась под его чарами. Она взялась за эфес меча и…

И ничего не произошло. В каменном мешке стало совсем тихо. На губах Эвелены появилась ликующая улыбка.

– Это… – успела произнести она и завопила от боли.

Ровное свечение, исходившее от лезвия, сменилось хаотичными вспышками. Воздух наполнился тошнотворным запахом горелой плоти. Стон, вырвавшийся из горла Эвелены, перерос в крик, но она не думала разжимать пальцы. А может, это меч не хотел ее отпускать. Несколько детишек подбежали к ней и в панике стали дергать за подол. Остальные жались по стенам и испуганно смотрели на происходящее.

«Действуй, – прорычал Винсент. – Действуй немедленно!»

Единственный шанс. Единственная возможность.

«Орайя, страх – это ключ ко всему этому!» – крикнул мне Райн, когда на Кеджари мы проходили испытания Полулуния.

Он был прав. Ключом являлась совокупность мерзости и слабости, на которую я отказывалась смотреть. Все, что меч вытаскивал из меня. Все, что причиняло мне боль.

Я погрузилась глубже.

В глубину сердца, в прошлое и воспоминания.

Гнев, горе, замешательство, предательство. Я разгребала все состояния, что были во мне.

Под ними находилась первозданная сила.

Яркость Ночного огня резала глаза. Громкие, неумолкающие крики Эвелены превратились в слабый гул, заглушенный шумом крови, заполнившим мои уши. Свет заслонял фигуру Эвелены. Я лишь видела, как она пятится, не в силах управлять собой. Она по-прежнему сжимала меч.

Я подалась вперед. Крылья, прибитые гвоздями, отозвались острой болью. Я сжала зубы и схватила Эвелену.

Ее тело было наполовину обмякшим. Она повернулась ко мне. Ее глаза очумели от страха. На мгновение я увидела ее пятилетним ребенком, которого Винсент ударил мечом в грудь.

Во взгляде Эвелены промелькнула мольба, словно я могла ее спасти.

Я этого не сделала, а лишь вырвала у нее меч.

Едва эфес оказался в моей руке, пальцы пронзила боль. Я думала, что после боли в пригвожденных крыльях уже не почувствую никакой другой, но ошиблась. Эта боль была глубже телесной. Глубже, чем боль обнаженных, израненных нервов.

Я исчезла из каменного мешка и теперь одновременно находилась в самых разных местах.



Я в разрушенной лахорской башне.

Я в сивринажском амфитеатре, полном кричащих зрителей, где преклонял колени перед богиней.

Я в замке ночерожденных, сижу за своим письменным столом.

Я на арене для упражнений, отведенной в замке только для меня. Там я упражняюсь со своей дочерью, внушая ей, что для выживания в этом мире она должна действовать усерднее и добиться большего.

Я лежу на песке в объятиях дочери, и смерть заглядывала ей через плечо.

Довольно!



Но картины продолжали мелькать. Не только картины. Ощущения. Мне было не удержаться в окружающем мире. Волна куда-то меня уносила.

ДОВОЛЬНО! ДОВОЛЬНО! ДОВОЛЬНО! ДОВОЛЬНО!

Орайя, сосредоточься.

На этот раз у меня в голове звучал не голос Винсента, а мой собственный.

У тебя единственный шанс. Не мешкай. Воспользуйся им!

Я едва сумела вытянуть себя обратно в настоящий момент. Рука нестерпимо болела от меча, но я отказывалась разжать пальцы.

Я обрезала веревки, стягивавшие ноги, и попробовала встать. Крылья откликнулись волнами боли.

Помещение находилось во власти Ночного огня. Несколько детей карабкались на груды обломков, пытаясь укрыться от его пламени. Эвелена встала на колени и поползла ко мне, сжимая в обожженных руках другой меч.

Мне было некогда изыскивать способ безболезненного избавления от крыльев.

Я резко встала и вскрикнула, оборвав их тонкую кожу.

Бросившись к Эвелене, я прижала ее к полу. Ее меч с лязгом отлетел в сторону.

– Сестра, – позвала она, потянувшись ко мне.

Это было ее последнее слово.

Я вонзила меч Винсента ей в грудь, в тот шрам, оставленный им двести лет назад. Прямо в сердце.

Ее тело обмякло подо мной. Глаза гневно вспыхнули, готовые испепелить меня за содеянное вероломство, и тут же погасли. Жизнь их покинула.

Я тяжело дышала. В углах помещения еще вспыхивали языки Ночного огня.

Я попыталась встать.

И вдруг меня ударили сзади. Я снова рухнула на пол. На меня смотрела все та же девчонка, что раскусила мой замысел. Она наклонилась ко мне. Ее лицо было усеяно каплями засохшей крови.

Обеими ручонками она подняла свой кинжальчик, готовая нанести удар.

Я попыталась ее оттолкнуть, попыталась…

Каменный мешок содрогнулся от взрыва. Мое зрение утратило четкость, и в глазах начало темнеть.

Не знаю, сколько времени прошло. Может, минуты. А может, часы.

Надо мной склонился Райн, озабоченно морща лоб.

У меня явно начались галлюцинации. Или это был сон. Кто-то освободил мои руки. Я сдавленно вскрикнула.

– Все позади, – пробормотал Райн, наклонившись еще ниже.

Я ненавидела эти сны, где Райн смотрел на меня так, как смотрел, когда мы вместе проходили испытания на Кеджари. Такое ощущение, что сердце у него находилось вне тела.

Когда он так на меня смотрел, было трудно примириться со всеми его прочими действиями по отношению ко мне.

– Ты в безопасности, – прошептал он, поднимая меня на руки.

Я потеряла сознание.

Глава двадцать седьмая

Орайя

Я открыла глаза. К счастью, спала я без сновидений. В голове пульсировала боль, а тело болело еще сильнее.

Щека терлась о грубую полотняную наволочку. Комната, где я лежала, была небольшой. Из мебели, помимо кровати, стоял письменный стол, стул и еще один стол, колченогий. За спиной кто-то двигался. Трещал огонь, шипела закипающая вода. Вскоре запахло чем-то вкусным.

Я хотела перевернуться на другой бок. Меня резануло такой болью, что я сдавленно вскрикнула. Даже выругаться не получилось.

Судя по шагам, кто-то подошел и остановился возле моей кровати.

– Приятно на тебя посмотреть, – сказал Райн. – Когда ты просыпаешься, ты такая свежая и бодрая.

Я хотела ему ответить «да пошел ты», но вместо этого закашлялась.

– А я все равно услышал.

Он сел на край кровати. Она была такой шаткой, что под тяжестью его тела заскрипела и накренилась.

– Где мы? – спросила я.

– В одном из оплотов королевства на востоке. Это место… видело лучшие дни. Но здесь безопасно. Тихо. И оно ближе, чем Сивринаж.

– И давно мы здесь?

– Чуть меньше недели.

От этих слов мне захотелось вскочить.

Райн примирительно поднял руки:

– Мы держали тебя на снотворном. Поверь мне, для твоего же блага.

Мне совсем не понравилось, что соратники Райна целую неделю толкались возле моего одурманенного снотворным тела.

Словно прочитав мои мысли, он поспешил добавить:

– Не волнуйся. За тобой присматривал только я.

Мне стало легче, хотя я и не собиралась ломать голову почему.

– Где остальные?

– Мише здесь. Кроверожденные остались в Лахоре с Кетурой и ее отрядом. Должен же кто-то поддерживать там порядок.

Лахор. Стоило мне услышать название города, как события недельной давности всплыли со всеми подробностями. Огонь, Эвелена, меч и…

– Я убила Эвелену, – сказала я, хотя и не собиралась заявлять об этом вслух. – Она…

– Она затащила тебя в подвал. Да, знаю.

Подвал.

Башня. Меч. И…

Меня охватила паника. Выпучив глаза, я коснулась груди.

– В башне я кое-что нашла. Я нашла…

– Это?

Райн потянулся к прикроватному столику и взял тщательно завернутый в тряпицу предмет величиной почти с его ладонь: плоский, округлой формы. Когда он развернул ткань, я увидела кулон – тот самый полумесяц. Последний раз эту вещицу густо покрывала кровь Эвелены. Сейчас кулон был безупречно чист.

– Когда я нашел тебя, ты ползла к нему, – сказал Райн. – Ползла даже полумертвая.

Он торопливо завернул кулон обратно в ткань, положил на стол и потер руку.

– Едва притронувшись к нему, я понял, что это за штука.

– Сомневаюсь, что я знаю. Просто он сразу показался мне…

– Чем-то особым?

– Вещью Винсента. Это был его кулон. Более того… Кулон как-то связан с тем, что отец пытался спрятать.

А вот это я почему-то знала наверняка. Уверенность захлестывала меня потоком, вызывая несказанное удовлетворение. Я ведь так мало понимала в поступках отца. Разгадка даже небольшой загадки ощущалась великой победой, пусть и порождала новые вопросы.

– Возможно, – сказал Райн. – Тем лучше, что Септимус об этом не знает. Я рад, что твоя находка здесь, с нами, а не с ним.

Я сощурилась, не понимая столь равнодушного отношения Райна к кулону.

– А я удивлена, что кулон по-прежнему здесь и что ты не улетел с ним в Сивринаж. Ведь ты же это искал…

– Ты находилась при смерти, – рявкнул Райн, не дав мне докончить. – У меня были более серьезные поводы для беспокойства, чем игры твоего отца.

Он тут же прикусил язык, словно сболтнул лишнее.

– Сейчас все подгорит, – пробормотал он и отошел к котелку на плите, где начал торопливо помешивать содержимое.

«Более серьезные поводы».

К кровати он вернулся с тарелкой, полной вареного мяса с овощами.

– Вот. Ешь.

– Я не голодна, – заявила я, хотя у меня и потекли слюнки.

– Ешь. Это вкусно. Честное слово, тебе понравится.

Знакомая самоуверенность.

Но живот заурчал, требуя еды. Надо признаться, запах от тарелки шел… просто бесподобный.

Я зачерпнула немного, проглотила и чуть не растаяла.

У Райна были просто невероятные кулинарные способности. Я глотала ложку за ложкой.

– Я был прав? – с наглой ухмылкой спросил он.

Что-то промычав, я продолжала жевать.

– Насколько понимаю, ты хотела сказать: «Райн, это безумно вкусно. Спасибо тебе за еду, приготовленную с любовью, а еще за то, что спас мне жизнь».

Шутка. Это была шутка, однако я жевала все медленнее. Потом и вовсе отставила тарелку, едва съев половину. Повернувшись к Райну, я сердито посмотрела на него.

Похоже, он думал, что я сбежала. Предположение, не лишенное основания.

– Когда я не вернулась в замок, ты отправился меня искать.

– Тебя это так удивляет? – перестав улыбаться, спросил он.

– Ты, видно, подумал, что я попросту…

– Да. Такая мысль у меня мелькнула.

– Однако ты все равно пошел меня искать. Почему?

Он не то выдохнул, не то сердито фыркнул.

– Что? – спросила я.

– Да ничего. Повернись, я посмотрю состояние твоих крыльев.

Мои крылья.

При мысли о них я побледнела. Богиня милосердная. Там, в подвале, я была сбита с толку. Постоянная боль не давала продохнуть. Потом события разворачивались так стремительно, что мне было не до крыльев.

А ведь Эвелена со своими вампиренышами пробила мои крылья гвоздями в нескольких местах.

Райн зашел с другой стороны кровати.

– Подвинься, чтобы я смог посмотреть.

Я подчинилась и, морщась от боли, подвинулась, поджав ноги под себя. Райн выдохнул ртом, с присвистом, и от этого звука мне стало не по себе.

Мои новые крылья – единственный подарок этих ужасных месяцев. Искромсаны.

– Как они выглядят? – спросила я, приготовившись услышать страшную правду.

– Рад, что ты убила эту поганую ведьму. Застань я ее живой…

Он мог и не договаривать.

– Что, так плохо? – выдавила я, борясь со скованностью в горле.

– Она же прибила твои крылья к стене.

– Я не могла заставить их исчезнуть. Не получалось.

– Это трудно. Труднее, чем заставить крылья появиться, а если они покалечены, то почти невозможно даже для тех, кто родился с крыльями. Мне надо было бы перед уходом все тебе рассказать. Тут я свалял дурака.

Его голос стал мягче, и эта мягкость вновь заставила меня поморщиться.

– Я не нуждаюсь в жалости. Скажи мне правду. – Невзирая на волевые усилия, у меня дрогнул голос. – Они совсем никуда не годятся, да?

Молчание.

Страшное молчание.

Кровать скрипнула и накренилась. Райн наклонился ко мне, повернув лицом к себе.

– Ты об этом думаешь? Боишься, что уже не сможешь летать?

По моему лицу он все понял.

Я почему-то ожидала, что его лицо станет мягче и добрее, однако оно окаменело так, словно я его оскорбила.

– Орайя, ты создана для полетов. Никогда не позволяй кому бы то ни было отбирать у тебя эту способность. Естественно, ты снова будешь летать.

Он убрал руки с моего подбородка и продолжил осмотр.

– Можно подумать, что я позволил бы тебе остаться без крыльев.

Я судорожно выдохнула, испытав облегчение.

– Значит, они исцелятся?

– На это понадобится время, но они исцелятся. Они и сейчас выглядят гораздо лучше, чем в подвале.

«Они исцелятся».

Никогда я не слышала более прекрасных слов. Райн произнес их с такой решимостью, словно был готов, если понадобится, заставить мои крылья исцелиться.

За спиной что-то зашуршало, как будто Райн снимал крышку с банки. Я попыталась заглянуть через плечо, но не сумела.

– Что это?

– Лекарство. Пора его снова применить.

Мне было не повернуться и не увидеть, что это за лекарство; вернее, я смогла бы, но боль, которая обязательно вспыхнет, перевешивала мое любопытство. Потом я увидела, что снадобье отбрасывает слабый отсвет на прикроватный столик. Уж не знаю, чем он меня лечил, но средство явно было хорошим.

Последовала тягостная пауза.

– Ты не возражаешь, если я… – спросил он.

Если он дотронется до меня. Наверное, это мазь, и без прикосновения ко мне ему никак не обойтись.

– Могу позвать Мише, – предложил он. – Она куда-то ушла, но я…

– Не надо, – возразила я. – Все нормально. Ты ведь уже дотрагивался до меня.

– Предупреждаю: будет больно.

– Нор…

Боль обожгла все тело. Перед глазами возникла белая пелена.

Я выругалась.

– Думал, будет лучше, если я обойдусь без предупреждения.

Эти слова мне кое-что напомнили.

Я то улыбалась, то корчила гримасы, пока он обрабатывал другую рану.

– Так это месть, – сказала я. – Теперь понятно.

– В точку. Помнится, ты неплохо заштопала мне спину. Я отплачу сполна. Обещаю.

У меня в горле встал комок. Впервые за все это время я вспомнила ночь после атаки на Лунный дворец, когда Райна схватили и Джесмин несколько часов его пытала. Мои нынешние чувства по этому поводу сильно отличались от прошлых. Новые были сложнее и противоречивее.

– Нелегко тебе тогда пришлось, – сказала я.

– Когда ты меня штопала или когда меня пытали?

– Естественно, я о пытках. Ты не сломался.

Методы, применяемые Джесмин, отличались… тщательностью. Они были доведены до совершенства и служили единой цели: добывать сведения из неразговорчивых узников.

– Я ведь не врал, – продолжил Райн. – Я не был повинен в нападении на Лунный дворец.

Обернувшись, я равнодушно посмотрела на него.

– Да уж, я заслужил такой взгляд. Но я прошел слишком долгий путь, чтобы позволить какой-то женщине с ножом меня остановить. – Он помолчал. – Не какой-то, а той женщине с ножом. Потом мне встретилась другая, и с ней связана новая история.

Очередная порция мази заставила меня закусить губу, но сейчас боль явилась желанным отвлечением.

– Значит, оно того стоило? – спросила я. – Пройти этот путь и стать королем ночерожденных.

Его руки на мгновение застыли, затем снова принялись втирать мазь.

– Позволь напомнить, что временно прикованной к постели оказалась ты, а не я. Я пытаюсь скрасить твое пребывание. А тебе хочется, чтобы нам было одинаково паршиво?

Я пожала плечами и тут же пожалела свои несчастные крылья. Это движение лишь добавило им боли.

– Поскольку тебе нужно отвлечься от тягостных мыслей, постараюсь занять тебя интересным разговором. Спрашиваешь, стоило ли оно того? Я освободил ришан от двухсотлетнего подчинения и вернул то, что принадлежало мне по праву. Я отомстил тому, кто истребил тысячи моих соплеменников. Я даже могу носить корону перед мерзавцами, которые когда-то обращались со мной как с рабом.

Я услышала все, что ожидала. И каждое его слово было правдивым.

– Я ответил бы так каждому, кто спросит, – продолжил Райн. – Однако никто не спрашивает. А ты… ты заслуживаешь знать правду, если захочешь услышать.

Его руки передвинулись к другой ране. Я почти не чувствовала боли.

Если я позволю ему продолжать, то потом пожалею. Что бы он ни сказал, ударит по мне. Все это очень запутанно.

И тем не менее я сказала:

– Хочу услышать честный рассказ.

– Не знаю, стоит ли мой рассказ твоих ушей.

Он заговорил торопливо, глотая слова и шумно выдыхая. Казалось, слова давно давили ему на зубы, требуя выхода.

– В ту ночь, когда Некулай лишился трона, мне хотелось сжечь все дотла. Я никогда не жаждал ни замка, ни власти. Такое ощущение, что все это проклято. Включая корону. Но единственный способ выживания для правителя этого места – уподобиться тем, кто правил до него. Меня ужасает сама мысль. Я скорее покончу с собой, чем позволю такому случиться, а если у меня не хватит духу, надеюсь, ты мне поможешь.

Я не ожидала услышать такое признание.

– Если помнишь, я однажды это уже сделала, – сказала я, стараясь говорить беззаботным тоном.

Райн невесело рассмеялся.

– Я же тебе говорил, что не надо было возвращать меня к жизни.

– Ты так считаешь? Мне стоило так поступить?

Я сразу поняла, что и этот вопрос нельзя было задавать. Еще одна рана, еще один всплеск боли.

– Позволить мне умереть вместо того, чтобы убивать тебя? – тихо спросил он. – Да, тебе стоило так поступить. Даже если мне пришлось провести черту. И эта черта – ты, Орайя.

Матерь, какая же я отвратительная мазохистка. Задаю вопросы и не знаю, что делать с ответами.

Райн откашлялся, будто желая рассеять тяжесть, возникшую после этих признаний.

– Мне нужно поправить твои крылья. Можешь их приподнять?

Я попробовала и тут же поморщилась. Крылья не желали подниматься, зато меня накренило в сторону. Кровать жалобно заскрипела, придавленная весом Райна.

– Осторожнее, принцесса. Ты мне так глаза выцарапаешь своими крылышками.

– Они меня не слушаются, – досадливо вырвалось у меня.

– Ты привыкаешь к тому, что у тебя за спиной появились две новых больших конечности. Когда крылья появились у меня, я поначалу даже ходить не мог. Держался за стены, поскольку крылья тянули меня назад.

Я представила Райна держащимся за стены и невольно засмеялась.

– Смейся, смейся, – проворчал он. – Посмотрим, как ты будешь ходить. Давай я помогу тебе приподнять крылья. Не возражаешь?

Я неохотно согласилась.

– Поначалу бывает трудно понять, как вычленить нужные мышцы. Но… – Райн с необычайной осторожностью коснулся нижней части моих крыльев, там, где они соединялись со спиной. – Ты вся зажата. Если расслабишь мышцы, крылья не оторвутся. Знаю, сейчас тебе кажется, будто так и случится.

Руки Райна стали подниматься, осторожно надавливая на крылья и убеждая их расправляться.

Я хотела сама двигать крыльями, но он сказал:

– И не вздумай. Не хочу, чтобы мой глаз снова пострадал. Просто… расслабься.

Еще одно прикосновение, осторожное надавливание на тугой узел мышц. Я дернулась, почувствовав, как его палец едва касается моей кожи. Палец тут же замер.

– Тебе было больно?