Он не отреагировал на мое замечание и спросил:

– Какое у вас имя в крещении?

– Можете звать меня миссис Стокер, – посоветовала я, гордо вздернув подбородок. Он грубо рассмеялся.

– Ни один мой знакомый не поверит, что я могу так формально обращаться к женщине, на которой женат. Какое имя вам дано при крещении?

– Вероника, – ответила я наконец.

Он уставился на меня.

– То есть как растение вероника семейства подорожниковых, известное также как «спидвелл»? Вы шутите!

– Вовсе нет, – ответила я с возмущением. – Моя тетя Люси увлекалась садоводством.

– И поэтому сделала из вашего имени своего рода ботаническую шутку?

– Вероника – очень полезное растение, – заметила я. – Ее называют также синюшкой или козьей мордой, и это самый популярный представитель семейства подорожниковых. Ее очень хорошо заваривать при простуде.

– Боже, пожалуй, вы должны быть ей благодарны за то, что она не назвала вас козьей мордой! А попроще имени у вас нет? Как вас звали, например, другие дети или сердечный друг?

– Я не играла с другими детьми, а мои сердечные друзья, как вы сами только что грубо выразились, – не вашего ума дело.

Он приподнял бровь.

– Друзья? Во множественном числе? Вы темная лошадка, не правда ли?

Я ничего не ответила, и он вздохнул.

– Ну хорошо. Пока мы будем здесь, вы будете для меня моей милой Вероникой.

Он сунул мою руку себе под локоть и прижал ее, пожалуй, слишком крепко для того, чтобы это показалось приятным.

– А теперь улыбайтесь и смотрите на меня с обожанием. Мы на месте.

Тишину нарушали лишь шорох ночных существ и редкие трели соловья. Лагерь – пестрое собрание шатров, телег и цыганских кибиток – дремал. То тут, то там в темноте мелькали огни, будто светлячки, и только по одному шатру можно было понять, что кто-то не спит. Это был большой шатер в красно – золотую полоску, у входа в который на легком ветру покачивались китайские фонарики. Мистер Стокер крепко держал меня под локоть, пока мы шли через лагерь. Каждый шатер или фургон был раскрашен в свой цвет, но мы двигались очень быстро, и я не успевала их рассмотреть. Наконец мы добрались до большого шатра и остановились перед ним, так что я успела прочитать плакат, растянутый над входом, выведенный изящными буквами с вензелями: «Бродячий цирк уродств профессора Пигопагуса».

Мы пришли.

Глава девятая

Я не успела ни о чем спросить, потому что мистер Стокер уже дернул за ленту с колокольчиками, висевшую у полога, и позвонил. Изнутри доносилась музыка: странные, будто потусторонние звуки, полные грусти и томления, – ее было почти физически больно слушать, такой острой казалась эта тоска. Послышался голос:

– Стокер, ну наконец-то, входи!

Мистер Стокер приподнял полог и жестом велел мне следовать за ним. Я шагнула внутрь, и передо мной открылась сцена прямиком из какого-то странного сна. Стены шатра были завешаны ярким шелком и множеством китайских фонариков, пол – устлан слоем тонких турецких ковров. Но мое внимание привлек не необычный интерьер. Шатер был полон людей, и ни один из них не походил ни на кого из тех, с кем я встречалась прежде. Там была женщина, невообразимо толстая, она сидела на стуле размером с три сдвинутых вместе кресла. В руках она держала тарелку пирожных с кремом и была полностью ими поглощена, управляясь с ними при этом с определенным изяществом. Рядом с ней стоял мужчина с головой льва, черты лица которого скрывали густые волосы не менее четырех дюймов в длину; одет он был в военную форму с потрясающим набором наград и медалей на груди. Его рука покоилась на спинке инвалидного кресла, в котором дремала невероятно старая дама. Далее стоял самый большой мужчина из всех, что мне доводилось встречать; мистер Стокер казался мне высоким со своими шестью футами роста, а этот имел не менее семи и такое нагромождение мускулов во всем теле, какое я видела лишь на карикатурах. Дальше вплотную стояли два стула без подлокотников, и я скоро поняла, почему они расположены именно так. Два джентльмена, сидевших на них, были соединены в области ребер и располагались рядом, как корешки книг: касаясь друг друга спиной и плечами. У одного из братьев в руках был аккордеон – источник странной музыки, а другой держал только тонкую сигарету в мундштуке в фут длиной, которой он замахал, когда мы вошли.

– Дорогу, дорогу новобрачным! – закричал он, театрально размахивая мундштуком.

Мистер Стокер прошел и встал перед ним, подтолкнув и меня вперед.

– Добрый вечер, профессор, – сказал он. – Сколько лет…

– Почти два года с тех пор, как ты нас покинул, – ответил вкрадчиво профессор.

На лице мистера Стокера дрогнул мускул, и тогда я поняла: он опасается того, какой прием окажут ему друзья.

– Понимаю, я тогда уехал немного неожиданно, – начал он, но профессор жестом прервал его.

– И все же блудный сын всегда возвращается; разве не так нас учит Библия? И получает справедливую награду. Кажется, я припоминаю что-то о том, что каждый человек обретает именно то, что заслужил, – заметил он с тонкой улыбкой, которая совсем не касалась глаз. Он поднял голову и посмотрел на меня оценивающе и с любопытством. Мистер Стокер заговорил:

– Позвольте представить вам мою жену, Веронику Стокер. Вероника, это профессор Пигопагус.

К чести мистера Стокера, он не споткнулся ни на моем имени, ни на слове «жена». Он пристально смотрел на меня, и у меня появилось странное ощущение, что мое поведение в ближайшие несколько минут окажется решающим для наших дальнейших отношений.

Я шагнула вперед и протянула руку.

– Приятно познакомиться, профессор.

Профессор сжал мою руку и вскрикнул от восторга.

– Дети, взгляните, Стокер привел к нам жену! Дорогая, мы рады принять вас в нашу маленькую семью уродцев, – сказал он, но в его голосе не было искреннего тепла. Он держал мою руку в своей, под тонкой кожей явно ощущались кости. Он продолжил свою речь:

– В нашем бродячем цирке больше участников, чем собралось сейчас, но вы должны понять: уже очень поздно, и остальные ушли отдыхать. Им нужно больше сна, чем нам, – добавил он, скривив губы. – Позвольте представить вам остальных.

Он театральным жестом обвел присутствующих.

– Во-первых, моя дорогая мадам дю Лэ. Мадам. Мадам! – Он резко похлопал в ладоши. Старая женщина в инвалидном кресле вздрогнула, подняла голову и прислонила к уху латунный слуховой рожок.

– Что? Почему вы меня беспокоите? – с возмущением спросила она. Укутанная в ворох шалей и дорожных пледов, она посмотрела на присутствующих выцветшими, подернутыми старческой пленкой глазами.

– Моя дорогая мадам, хочу вам представить нашу гостью, миссис Стокер. Стокер вернулся и привел с собой жену.

Ему пришлось трижды повторять ей эти слова, и, когда она наконец поняла, о чем речь, ее старое, морщинистое лицо нахмурилось еще сильнее.

– Стокер! – воскликнула она. – Никогда его не любила. Скверный чертенок.

– О, но я уверен, что его жена покажется вам очаровательной, – решительно сказал профессор, сложив губы в улыбке. Я подошла, чтобы пожать ей руку, но она уже снова уснула. Профессор покровительственно взмахнул рукой. – Нужно быть снисходительной, дорогая. Ей сто пятьдесят три года. Она была кормилицей Наполеона.

Я услышала, как за моей спиной Стокер сухо добавил:

– А еще за полпенса она покажет вам грудь, которую он сосал.

Я ничего не успела ответить, и профессор продолжил знакомство, жестом указав на невообразимо толстую женщину.

– Это наша дорогая Тилли, самая толстая и самая хорошенькая женщина в стране. – Он послал ей воздушный поцелуй, а она жеманно улыбнулась. У нее действительно были красивые черты лица и очаровательные ямочки. Она помахала мне пальцами, измазанными кремом, и я улыбнулась в ответ.

– Рядом с ней – ее муж, Леопольд, лорд Львиное Лицо. На самом деле он не лорд, – добавил профессор, понизив голос, – но, опять же, нужно быть снисходительными.

Джентльмен кивнул, это был элегантный, почти королевский жест, учитывая обстоятельства.

– Добро пожаловать в нашу маленькую семью, миссис Стокер.

К моему удивлению, его голос оказался мелодичным, глубоким и звучным.

– Спасибо, мистер…

– Пожалуйста, зовите меня Леопольд. Мы здесь обходимся без церемоний, – вежливо сказал он.

Профессор заговорил снова.

– Это Колоссо, – сообщил он мне, указав пальцем на огромного мужчину, который протянул руку, чтобы пожать мою. Его ладонь была более чем в два раза больше моей, и я ощутила себя ребенком, когда он осторожно коснулся моих пальцев.

– Добро пожаловать, – сказал он глухим голосом, с явным итальянским акцентом. Он приветствовал меня достаточно сердечно, но на Стокера бросил взгляд, полный неприкрытой ненависти.

Не успела я задуматься о возможной причине такого отношения, как послышалась новая мелодия, сложная и манящая, уговаривающая и соблазняющая, и в голове сразу начали роиться неподобающие мысли. Колокольчики на пологе шатра мягко зазвенели, и внутрь проскользнула женщина. На ней был длинный шелковый халат с восточными мотивами, когда она двигалась, рукава доставали до пола; на ногах – миниатюрные домашние туфли из позолоченной кожи, с завернутыми вверх носами. Волосы черные, как у меня, но заплетены в сложные ряды крошечных косичек, достававших до туго перетянутой талии. Глаза темные, непроницаемые, движения изящные. В этот момент я почувствовала себя англичанкой до мозга костей и осознала практичность своего наряда, подходящего для любой ситуации.

– Саломея, – ласково произнес профессор.

Тут я заметила, что лицо мистера Стокера неожиданно приобрело темно-красный оттенок, и испугалась, что его сейчас хватит удар. Я быстро шагнула вперед и протянула руку.

– Вероника Стокер, – строго сказала я.

Улыбка коснулась уголков ее губ. Она серьезно пожала мне руку.

– Да, я слышала, что Стокер к нам вернулся. С женой, – добавила она. Это было сделано мастерски. В одном предложении ей удалось выразить любопытство и недоверие, но так элегантно, что было совершенно очевидно: она считает это событие потрясающей шуткой.

Мистер Стокер крепко сжал мою руку в своей.

– Саломея, – только и сказал он.

Она подалась вперед и поцеловала меня в обе щеки, оставив после себя шлейф мускусного аромата. Он напомнил мне запах увядающих цветов, перезрелых, чувственных и дурманящих.

– Добро пожаловать, дорогая.

Менее умная женщина поцеловала бы и мистера Стокера, но она этого не сделала. Она только бросила на него пристальный взгляд, будто подумав о такой возможности и отвергнув ее. Затем ослепительно улыбнулась и ушла, грациозно пригнувшись при выходе из шатра. Стокер стоял весь в испарине.

– Наша главная танцовщица, – объяснил профессор. – А теперь познакомьтесь с моим братом Отто.

Он махнул рукой в сторону мужчины, с которым был соединен, и из его инструмента вновь полилась та мягкая и тоскующая мелодия, которую он исполнял, когда мы пришли. Затем Отто прервал свою музыку, вежливо наклонил голову в знак приветствия и заиграл приятную вещицу Шопена.

Я поклонилась в ответ.

– Как поживаете, Отто?

Профессор нетерпеливо взмахнул рукой.

– Не обращайте на него внимания, дорогая. Он просто надоедливый парень. Всегда молчит и общается только при помощи своей музыки. Со временем вы научитесь ее трактовать.

Он повернулся к мистеру Стокеру, который вытер платком пот со лба и, казалось, наконец пришел в себя.

– Итак, из твоей срочной телеграммы я понял, что ты хочешь вернуться в наш цирк. Когда ты прибыл к нам в прошлый раз, эти воспоминания от путешествия по Амазонке были еще свежи, – сказал он, слегка махнув головой в сторону шрамов мистера Стокера и его повязки на глазу. – Я помню эту историю. Тебе тогда посчастливилось остаться в живых, – вкрадчиво сказал профессор. – Я всегда считал, что у тебя девять жизней. Интересно, сколько их осталось сейчас?

Стокер напряженно сглотнул, но ответил намеренно будничным тоном:

– По моим подсчетам, эта – последняя.

Губы профессора от такой бравады расползлись в широкой ухмылке.

– Тогда лучше ее поберечь. Ты помнишь правила. Я держу только тех, кто может заработать себе на хлеб. Если не работаешь, то не ешь и, вероятнее всего, не останешься с нами. В последний раз, когда ты был у нас, меня вполне удовлетворяла твоя работа иллюзиониста.

Я с изумлением уставилась на мистера Стокера, но он только кивнул в знак согласия. Он явно ожидал этого предложения.

– С этим проблем не будет.

– Но в этот раз я прошу немного больше, – сообщил ему профессор. – Мне нужен человек на замену Ризолло. Он покинул нас несколько недель назад, с тех пор публики собирается гораздо меньше, чем должно было.

Стокер колебался лишь мгновение.

– Хорошо.

Профессор прищурился, и я впервые заметила жестокость в линии его губ.

– Ты уверен? Ведь сейчас твое зрение, вероятно, повреждено.

– Я справлюсь с номером. Господи, я же сам учил Ризолло.

– Ты прав, ты прав. Конечно, я не могу позволить тебе использовать для этого номера никого из постоянной труппы, – добавил он вкрадчиво, но с угрозой в голосе. – Это слишком опасно.

– Хорошо, – ответил Стокер, будто выплюнув это слово. Его пальцы крепко переплелись с моими.

Профессор погладил подбородок.

– Думаю, преданная жена будет счастлива стать твоей напарницей.

Он пристально посмотрел на меня своим непроницаемым взглядом, и я выпрямилась во весь рост. Я не вполне понимала его инсинуации, но знала, что в любом случае должна быть на стороне Стокера.

– Буду счастлива сделать все, о чем меня попросит муж, – сказала я решительно.

Лицо профессора засияло от восторга.

– Приятно слышать подобные слова, – обратился он ко мне. – Что касается проживания, бывший фургон Ризолло будет в вашем с женой полном распоряжении.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Стокер сжал мою руку с такой силой, что казалось, сейчас затрещат кости, и я выругалась про себя за собственную глупость. Конечно, мы должны будем жить вместе. Так всегда и поступают женатые люди, строго напомнила я себе.

– Спасибо, профессор, – сказал Стокер.

Профессор повернулся ко мне с чарующей улыбкой.

– А теперь, я уверен, вы с женой хотели бы удалиться. Вы проделали долгий путь.

Слова были любезными, но в голосе слышался приказ. Кажется, это вполне устраивало Стокера. Он кивнул головой и подтолкнул меня к выходу из шатра, пока я старалась со всеми вежливо распрощаться.

– Жаль, что мы не посидели здесь дольше. Я так мечтала о пирожном с кремом, – разочарованно сказала я. – Мы уже довольно долго совсем ничего не ели.

– До завтрака всего несколько часов. Придется продержаться до того момента, – заметил он с возмущением.

– Стокер! – Мы оглянулись на голос, раздавшийся у нас за спиной. Это был Колоссо, бесшумно ступавший за нами в тишине лагеря. Я почувствовала, как мистер Стокер рядом со мной напрягся, и, повинуясь инстинкту, которого сам мог не осознавать, он сделал шаг вперед, отгородив таким образом меня собой от этого огромного парня.

– Колоссо, – холодно отозвался он.

Мужчина подошел еще ближе, и мне показалось, что я наблюдаю за движением горы. Он двигался медленно, с непоколебимой решимостью и остановился только тогда, когда подошел вплотную, заставив этим Стокера запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Помнишь, что я обещал тебе в прошлый раз? – спросил Колоссо.

Каким-то образом, даже с выгнутой под неестественным углом шеей, глядя на это чистое проявление силы, мистер Стокер сумел произнести скучающим тоном:

– Что-то вроде того, что ты вынешь из меня все кости и будешь играть на них марш.

Колоссо прищурился.

– Думаешь, я об этом забыл?

– Вполне может быть. Кажется, воздух здесь слишком разреженный, – ответил мистер Стокер.

Я прыснула от смеха, глядя, как лицо великана наливается яростью.

– Быть врагом Колоссо – это не шутка. – Он резко наклонился, заставив мистера Стокера еще сильнее откинуться назад. – Скоро придет расплата.

– Если только не хочешь, чтобы я задохнулся от дурного запаха у тебя изо рта, пожалуйста, отойди и пропусти меня, – сказал мистер Стокер решительно.

Тогда Колоссо улыбнулся – отвратительное явление, потому что уголки его рта уходили вниз в этом странном оскале, а несколько зубов оказались полностью разрушены. Он ткнул мистера Стокера в грудь своим огромным пальцем.

– Расплата придет, и очень скоро.

Он развернулся и ушел, тихо скользя в темноте с бесшумностью, до крайности раздражающей в таком огромном человеке.

– Что это, черт возьми, было? – спросила я.

Мистер Стокер взял меня под локоть и потянул вперед.

– Ничего. Но давайте пойдем, пока он не передумал и не решил съесть мою печень с хлебом на завтрак, хорошо?

Он больше не проронил ни слова, пока мы не добрались до пустующего фургона. Он стоял на краю лагеря и выглядел немного заброшенным, темным и негостеприимным. Мистер Стокер быстро зажег лампы и жестом велел мне идти первой вверх по узкой лесенке в маленький вагончик с низким потолком. Но внутри он был обустроен так же удобно, как корабельная каюта, что меня приятно удивило. Мебели было мало, но вся – чистая и аккуратная. Откидывающийся столик привинчен к одной стене, и пара маленьких удобных кресел придвинута к небольшому очагу, который давно уже не зажигали. У задней стены расположилась широкая кровать, и, к своему облегчению я поняла, что она застелена почти чистыми простынями, но с интересом отметила, что кровать здесь одна.

Я услышала, как мистер Стокер застонал у меня за спиной.

– Будь я проклят, – пробормотал он.

Я решила, что он только что заметил количество спальных мест, и повернулась к нему с простодушной улыбкой:

– Если стесняетесь, можете спать на креслах.

Он взглянул на кресла с прямыми спинками.

– Я не спал на нормальной кровати уже полгода. От ночи на этих креслах меня совсем скрутит.

– Ну, тогда у нас нет других вариантов, – весело сказала я. – Придется спать в одной постели.

На его лице читалось сомнение.

– Мисс Спидвелл…

Я с возмущением прервала его взмахом руки.

– Миссис Стокер, но вы можете называть меня Вероникой. Если не хотите, чтобы наш маскарад раскрылся, вы должны приучиться называть меня этим именем, даже когда мы одни.

– Хорошо, Вероника. – Он колебался, подыскивая слова, произнося каждое медленно и осторожно. – Полагаю, я немного поторопился с приездом сюда.

Я так тяжело воспринял новости о смерти Макса и испугался возможных последствий, – начал он. – Должен признаться, я не обдумал это предприятие во всех подробностях, хотя и должен был. Теперь я понимаю, что поставил тебя в невыносимое положение. Знаю, ты путешествовала в одиночестве, но это совсем другая ситуация для дамы. Вся эта шарада может пагубно сказаться на твоей репутации.

Я хмыкнула совершенно не по-женски.

– И это только что пришло вам в голову? Дорогой мистер Стокер, я вышла за рамки приличий уже в тот момент, когда согласилась вверить себя под защиту барона. Вы же не думаете, что благовоспитанное общество может одобрить подобное поведение? Или то, что я много часов провела в доме у мужчины без всякого сопровождения?

– Я об этом не подумал, – сконфуженно ответил он.

– Тогда хорошо, что вас не часто просят позаботиться о молодых девушках в тяжелых жизненных обстоятельствах, – язвительно заметила я. – Но вы не должны себя винить в данной ситуации. Осмелюсь предположить, что я знаю жизнь лучше вас.

Он беспомощно открывал рот, как рыба, выброшенная на сушу, и никак не мог подобрать слова.

– Ты ведь не хочешь сказать, что…

– Именно это я и хочу сказать. Женские особи нашего биологического вида не менее мужских склонны к физической страсти, и у них на то больше причин, потому что они ответственны за размножение. Но я устала, и сейчас слишком поздно для того, чтобы разворачивать серьезную дискуссию о разногласиях между Дарвином и Уоллесом, вам не кажется?

Я открыла окно фургона, чтобы впустить внутрь немного свежего холодного воздуха, тяжелого от аромата жимолости и шиповника.

– Это прекрасно, – сказала я, набрав полные легкие воздуха.

– Это чертовски холодно, – возразил он, но меня было не переубедить. Я строго взглянула на него.

– Мистер Стокер, во время сна я согласна мириться только с одним неудобством. Можете спать со мной на кровати с открытыми окнами или на креслах – с закрытыми. Мне абсолютно все равно.

Я расстегнула верхнюю пуговицу своего плаща, и он сразу потянулся тушить лампу. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, я сняла плащ, жакет, блузку и юбку, аккуратно сложила их, а сверху пристроила шляпу. Чулки я скрутила в узел и положила под шляпу, а корсет убрала вниз, чтобы не ранить нежных чувств мистера Стокера. Я проскользнула под одеяло в одной сорочке, из вежливости подвинувшись к дальнему краю кровати. Все это время я ощущала, как он тихо дышит рядом в темноте, слушая шелест снимаемой одежды.

Он не стал снова зажигать лампу. Разделся в темноте, как и я, и лег в кровать. Матрас опасно прогнулся, толкнув меня прямо к нему.

– О господи, – пробормотал он, опять отодвинув меня к стенке.

Но я с изумлением обнаружила, что мое лицо утыкается в его ступни. Он счел более приличным лечь головой в противоположную сторону. Это немного меня разочаровало, потому что, несмотря на все недостатки внешности, он мог бы быть потрясающе привлекательным мужчиной, но даже мысли о том, чтобы вступить с ним в физический контакт, были нарушением всех моих правил. Ведь он был англичанином, а я никогда не заводила отношений с англичанами.

К сожалению, мой мозг оказался на этот счет совершенно иного мнения, и множество интересных мыслей о мистере Стокере и его природе не давало мне уснуть. Какое-то время я развлекала себя размышлением о его мускулатуре и интригующих татуировках, но так как это не позволяло мне расслабиться, я принялась думать на другие темы. Кажется, мистер Стокер тоже не мог успокоиться: он несколько раз ворочался с боку на бок, сотрясая этими движениями весь фургон.

– Почему вы не спали в кровати шесть месяцев? – спросила я.

– Потому что я продал ее, чтобы платить за еду, – пробормотал он сонным голосом.

– Дурацкая экономия, – заметила я. – Человек не может работать в полную силу, когда он лишен нормального отдыха.

– Но он не может нормально отдыхать, если его кровать увезли судебные приставы, потому что он не работал, – парировал Стокер.

– Это верно. Значит, вы не получите вознаграждения от лорда Розморрана, раз не успели доделать слона?

Он застонал.

– Да будь все проклято, я даже не успел об этом подумать!

– Сожалею, что пришлось указать вам на это. Может быть, он войдет в положение, если все ему объяснить.

Он горько рассмеялся.

– Что объяснить? Что мой наставник умер, и я вынужден был похитить его убийцу?

– Тише, тише. Я не убийца. Более того, думаю, что и вы это знаете.

– Мне пришло в голову, что ты могла как-то выскользнуть из моей мастерской, пока я спал, и провернуть это дело. Почему ты так уверена, что я считаю тебя невиновной?

– Только невообразимо глупый человек может поставить себя в такое уязвимое положение: находиться рядом с женщиной, которую он считает способной на хладнокровное убийство, – резонно заметила я и дотронулась кончиком пальца до его лодыжки. Он подскочил, опять сотрясая весь фургон. Бог весть что могли подумать об этом остальные жители лагеря, наверное, они относили эту тряску фургона к рьяному исполнению супружеского долга.

Он глубоко вздохнул.

– Прекрасно: ты не убивала Макса. Но это не означает, что с тебя можно снять все подозрения.

Теперь была моя очередь вздыхать.

– От вашей смены настроений и у дервиша голова закружится. То вы хотите быть рациональным, а то вдруг убеждаете себя, что я преступница. Но я понимаю ваши сомнения. Вы не знаете меня достаточно, чтобы понять: я именно такая, какой кажусь. Я лепидоптеролог, питаю слабость к красивым мужчинам, а в остальном живу совершенно непримечательной жизнью. То, кем я кажусь, – именно то, кем я и являюсь. У меня нет защитного окраса, мистер Стокер. Вы должны поверить, что я говорю искренне, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы очистить свое имя.

Он снова застонал.

– Именно этого я и боюсь.

Мы немного помолчали; вдалеке слышалось уханье совы.

– Мне очень жаль барона.

Он что-то пробурчал.

– Засыпай, Вероника. А если будешь храпеть, я привяжу к твоей шее колокольчик и вышвырну на улицу, как надоедливую кошку.

– Я не буду храпеть, – пообещала я, но он ничего не ответил: его уже сморил сон; вскоре заснула и я.

Глава десятая

Я проснулась от резкого запаха грязи, ударявшего в нос. Не требовалось богатого воображения, чтобы определить его источник. Я открыла глаза и обнаружила, что мистер Стокер спит на боку, отвернувшись от меня, а его ступни покоятся на моей подушке, всего в дюйме от моего носа.

Я сильно ущипнула его за палец, взревев от возмущения.

– Черт возьми, за что? – спросил он, тут же проснувшись и резко сев в кровати. Простыни соскользнули с него, и я намеренно позволила себе изучить его обнаженный торс, проследив путь от якоря на бицепсе до двух переплетенных змей на другом предплечье и внимательно изучив все, что между ними. Картина была восхитительная – прекрасная компенсация за вонючие ноги, сунутые мне под нос. Конечно, я не могла использовать его в своих интересах в полной мере, но имела право хотя бы поглазеть на всю эту красоту.

– Ваши ноги на моей подушке, – сообщила я ему. – Будьте так любезны убрать их, я хочу встать и заняться утренними процедурами.

– Я иду с тобой, – сказал он, отбрасывая покрывало, и я обнаружила, что он спал в брюках. Я села, не пытаясь прикрыться простыней, прекрасно осознавая, что моя сорочка кажется почти прозрачной в ярком утреннем свете. Он покраснел до кончика бороды и резко отвернулся.

– Нет, не идете. Я долго терпела ваше своевольное обращение, но именно здесь провожу черту, мистер Стокер. Я никогда прежде не мылась в присутствии мужчины и не собираюсь начинать это сегодня. У всякой дамы должна быть возможность спокойно привести себя в порядок. А теперь я возьму только то, что мне нужно для утреннего туалета, а все остальное имущество оставлю вам как свидетельство моей доброй воли. В противном случае я заверещу на весь лагерь и расскажу всем и каждому, что вы похитили меня.

– Они ни за что тебе не поверят, – сказал он, но в его голосе послышалось сомнение, и я не преминула воспользоваться своим преимуществом.

– Но они могут удивиться. И после этого инцидента профессор может решить, что от вас слишком много неудобств, и выставить нас вон. Куда вы тогда отправитесь? Вы говорили, это ваше единственное убежище.

Он уронил голову на руки.

– Почему непременно нужно спорить с утра пораньше? Я ведь даже еще не выпил чая! Как много слов…

Воспользовавшись его вялостью, я ловко перескочила через него и собрала вещи: взяла зубную щетку, мыло, полотенце, еще несколько разных вещиц и одежду. Я демонстративно оставила в комнате все остальные вещи и сумку и, завернувшись в покрывало, вышла из фургона в розовый утренний свет. Казалось невероятным, что с момента моего приезда в Лондон с бароном прошло так мало времени. И настолько же невероятным казалось то, что этот добрый пожилой джентльмен теперь мертв, – хмуро подумала я.

Гадалка любезно показала мне, где можно совершить все утренние процедуры (в лагере существовал специальный шатер для мытья, и он был милосердно пуст), и, сделав все необходимое, я вернулась в фургон через двадцать минут с двумя чашками чая. Но мистер Стокер, все еще вымотанный после беспрерывной работы над чучелом слона, снова уснул.

– Плохой из вас похититель, – мягко сказала я. Я могла бы собрать все свои вещи и к моменту его пробуждения быть уже на полпути к Кардиффу. Вместо этого я принялась за чай и книжку. Я достала из сумки свой любимый роман и была уже на середине третьей главы, когда он проснулся.

Я указала ему на чашку с чаем.

– Он уже остыл, но вам все равно следует его выпить. Он крепкий и в нем много сахара – все так, как вы любите.

Он взял чашку и сразу сделал большой глоток, а потом покосился на мою книжку.

– Что читаешь?

– «Невероятные приключения Аркадии Браун, леди-детектива. Дело номер один», – ответила я.

Он хмыкнул.

– Дешевая литература? Весь этот вздор о твоих научных взглядах, а для развлечения выбираешь это?

– Аркадия Браун – невероятно современная женщина, умная, бесстрашная и не отступает ни перед чем, – сказала я, бросив на него сердитый взгляд поверх книги. – Ее мир не ограничен условностями общества или предписаниями, касающимися ее пола. Она сама создает себе приключения и пускается в них, преодолевая все трудности, вместе со своим верным другом Гарвином. Уже несколько лет она вдохновляет меня.

Он пожал плечами.

– Она кажется смертельно скучной.

– Скучной?! Дорогой мистер Стокер, совершенно очевидно, что вы еще не имели ни с чем не сравнимого удовольствия прочитать хоть одно из ее дел, иначе бы вы знали, как далеко от истины это замечание. Достаточно пойти за ней хотя бы в одном из ее расследований, хоть раз прочитать ее возглас «Excelsior!», когда она берет свой зонт от солнца и бросается в бой, чтобы разоблачить преступника, узнать хоть немного о верности и преданности Гарвина…

Он выставил вперед руку.

– Нет, спасибо. Я все же считаю, что любой ум, способный понять тонкую разницу между половым и социально обусловленным естественным отбором, не должен получать удовольствие от такого дешевого развлечения.

Я смерила его строгим взглядом.

– У меня разнообразные интересы. Они включают естественную историю, женщин-детективов и хорошую гигиену, – сказала я, многозначительно поведя бровью и имея в виду его ноги.

– Что, черт побери, это значит? – спросил он.

– Это значит, что если и в следующий раз, когда вы заявитесь в постель, от вас будет разить как со скотного двора, я сама отдраю вас розовым мылом своей собственной крепкой рукой, – пригрозила я.

Этого было достаточно. Он сразу подскочил, бормоча ругательства и собирая все необходимое для того, чтобы хорошенько помыться. Тем временем я решила немного убрать комнату, чтобы в ней стало уютно и удобно жить. У меня множество недостатков, которые я готова признать, но неряшливость уж точно не была одним из них. Даже в самой примитивной хижине на юге Тихого океана я приложила все усилия для того, чтобы добиться некоего подобия порядка – не из неуместной хозяйственности, а просто потому, что когда-то обнаружила, что мне гораздо лучше думается, если вокруг чистота и порядок.

Покончив с уборкой, я решила нанести визит профессору, или, точнее, профессору и Отто. Ведь ни с одним из них невозможно поговорить с глазу на глаз, подумала я. Я не могла даже вообразить, каково это – за всю жизнь не иметь ни минуты одиночества. Они совершенно были лишены удовольствий уединенной жизни, и от этой мысли мне стало не по себе; я приблизилась к шатру и позвонила в колокольчик, чтобы сообщить о своем приходе.

– Войдите! – я услышала уже знакомую мелодию, которую Отто играл предыдущей ночью, когда мы вошли.

– А, это же наша дорогая миссис Стокер! Надеюсь, вы нашли в фургоне все необходимое для себя?

У профессора на коленях лежал дорожный секретер, заваленный бухгалтерскими и счетными книгами, и я сразу заметила, что красных чернил везде гораздо больше, чем черных. Отто с закрытыми глазами наигрывал мелодию на своем аккордеоне.

– Да, благодарю. Я только хотела узнать, не уделите ли вы мне минутку, чтобы обсудить номер, с которым мы со Стокером будем выступать, – начала я.

Профессор улыбнулся мне загадочной улыбкой.

– Ну конечно! Он будет выступать вместо Ризолло, нашего метателя ножей.

– Метателя ножей?! – спросила я, и мой голос вдруг сорвался на писк.

– Да, именно. Стокер еще ребенком освоил это искусство. Смею надеяться, что сейчас он с легкостью все вспомнит, – беззаботно заметил профессор.

– Плохо же мне придется, если нет, – пробормотала я.

Он откинул голову назад и громко рассмеялся.

– Как очаровательно вы дополняете нашу маленькую семью. Неужели вы не знали, что ваш муж – эксперт в метательном искусстве?

– Нет, ничего не знала, – признала я. – Мы не так давно знакомы. Можно даже сказать, что нам еще очень многое предстоит узнать друг о друге.

«И это абсолютная правда», – с облегчением подумала я. Мне также удалось скромно опустить голову, как это, наверное, должна была сделать приличная молодая жена.

Профессор похлопал меня по руке.

– Не тревожьтесь, дорогая. Стокер – один из лучших, кого я встречал. Он оттачивал свои навыки в Южной Америке и там же добавил несколько новых к своему прежнему репертуару, – сказал он, теперь уже прямо-таки с кошачьей улыбкой. – Он один из самых опасных людей, кого я знаю.

Он придал своему лицу нарочито грустное выражение.

– Во всяком случае, был до печального инцидента, как вы понимаете. Надеюсь, потеря глаза не повлияла на его меткость. Его шрамы были еще свежи, когда мы виделись с ним в последний раз. Скажите, левый глаз еще как-то видит или он его совсем лишился?

Он подался вперед, будто с жадностью ожидая услышать что-то неприятное о мистере Стокере. Весь этот разговор показался мне странным. Меня не покидало ощущение, что мы фехтуем, но при этом только один из нас вооружен. Его неприязнь к мистеру Стокеру, казалось, можно было пощупать, и мне опять вспомнились суровый Колоссо и его угрозы накануне ночью.

Я решила, что лучше ответить начистоту.

– Он прекрасно видит, но иногда устает, и тогда зрение ухудшается.

Тонкие серебряные брови сдвинулись, будто бы от беспокойства, которое, как я чувствовала, было лишь напускным.

– Ну ладно, мы должны предполагать худшее, но надеяться на лучшее, не правда ли? Таков мой девиз.

– Да, это очень верно, – вяло заметила я.

– Дорогая, вы так бледны. Неужели вы боитесь выступать ассистентом у мужа? Но я правда не могу позволить ему взять никого из моих актеров: вдруг он окажется не столь метким, как сам заявляет? – заметил он. – Но не сомневайтесь: любовь направит его руку! Он не заденет и волоса на голове своей любимой, – закончил он с театральным взмахом руки.

Я кисло улыбнулась в ответ.

– Любовь. Да, конечно. Нужно верить, что его любовь защитит меня.

Профессор кивнул.

– Ах, дорогая, как вам повезло! Ни мне, ни Отто не досталось этой участи.

Отто встрепенулся и сыграл отрывок из заупокойного песнопения.

– Хватит! – прервал его профессор. – Извините, моя дорогая. У Отто странное чувство юмора.

– Вовсе нет, – ответила я.

– Но нам очень нравится слушать истории любви других людей, – с напускной вежливостью продолжил профессор. – Как вы познакомились с нашим дорогим Стокером?

Я оказалась не готова к такому вопросу, но всегда была уверена, что уж если приходится врать, то лучше не придумывать ничего сложного и стараться не очень отходить от истины.

– Нас познакомил общий друг. Он решил, что мы сойдемся на почве интереса к естественной истории.

– О да! Достижения Стокера в этой сфере мне хорошо знакомы, – заметил он, скривив губы.

– В самом деле?

Профессор махнул рукой.

– Он продемонстрировал нам множество своих умений, когда был здесь в прошлый раз.

Я ждала, что он скажет что-то еще, но он замолчал, и мелодия Отто сменилась чем-то очень задумчивым.

– Мне очень нравится ваша музыка, – искренне сказала я ему. Отто поднял на меня глаза. Выражение его лица не изменилось, но он начал играть странную мелодию, которой приветствовал меня вначале, но на этот раз вплетал в нее какие-то дополнительные мотивы в духе Моцарта.

– Как это вычурно, – сухо заметил профессор.

– Какая прекрасная мелодия. Как жаль, что я далека от музыки. Что это за произведение?

Профессор пожал плечами.

– Все – его собственного сочинения; а это мелодия, описывающая, на его взгляд, ваш образ.

– Мой образ? Как это необычно.

– Ничего необычного. Отто сочиняет такие небольшие мелодии для всех, кто путешествует с нами. Это его способ общения с окружающими.

– Тогда спасибо вам, Отто, – сказала я. Он не ответил, а лишь начал эту мелодию сначала, на этот раз исполняя ее в духе военного марша.

– Это значит, он хочет, чтобы вы ушли. Здесь нет ничего личного, что вы! – попытался уверить меня профессор с дежурной улыбкой на лице. – Просто он быстро устает и не любит моей болтовни. Если вы уйдете, мне не с кем будет говорить, и он сможет подремать. Временами мне кажется, что я сросся с комнатной собачкой.

Я уже встала, но тут на мое запястье легла ухоженная рука профессора.

– Дорогая, примите искренние пожелания успеха в сегодняшнем дебюте вашего небольшого представления. Будьте добры напомнить мужу о том, что я говорил вам прошлой ночью. Если он не справится, ему придется нас покинуть. Я не могу держать здесь рты, которые не могут содержать себя сами.

Он говорил это почти ласково, но я ясно различила злобный блеск в глубине его глаз.

Я вскинула голову.

– Тогда обещаю вам, что он справится. И я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ему помочь.

– Слова преданной жены, – заметил профессор, отпуская мою руку.

И я ушла под звуки мелодии Отто, доносившиеся до меня из-под опущенного полога шатра.

* * *

Только я вернулась в фургон и решила продолжить свои приключения вместе с Аркадией Браун, как ко мне ворвался Стокер: весь в мыльной пене, вода лилась с него ручьями, с волос тоже капало, а сам он был обмотан купальной простыней, будто тогой. Мокрый и запыхавшийся, он уставился на меня с изумлением, и я поняла, что всю дорогу от умывального шатра он пробежал.

– Вы похожи на не сильно могущественного римского императора, – заметила я. – Возвращайтесь и закончите умывание.

– Нам срочно нужно кое-что обсудить. Мне только что пришло в голову…

– Вам только что пришло в голову, что я на свободе и могу сбежать. Да, знаю. Похититель из вас никудышный, мистер Стокер. Не советую вам заниматься преступными похищениями профессионально.

Он сердито посмотрел на меня.