Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Конан - наемник

(Мошенник поневоле)[1]

От переводчика



Все поклонники Саги о Конане, вне всяких сомнений, знают о трилогии Эндрю Оффута. Одна беда — в нашей стране были изданы только ее первая и третья части. Роман «Наемник» (В другом варианте: «Мошенник поневоле») по неизвестным причинам так и не увидел свет на русском языке.

Пытаясь исправить эту досадную оплошность, я на свой страх и риск решил перевести данное произведение. К моему глубокому огорчению достать оригинальный текст не представлялось возможным. Пришлось довольствоваться лишь польским переводом, найти который тоже стоило немалых усилий. Садясь за работу, я прекрасно понимал, что конечным результатом станет скорее пересказ, нежели перевод. Однако это все равно лучше, чем вообще ничего. Ведь русскоязычные читатели давно потеряли надежду прочитать роман на родном языке. И пусть мой скромный труд станет для них подарком.



Alex Lakedra.



ПРОЛОГ



Лысина старика блестела на ярком свете. На сухой, сморщенной коже отчетливо выделялись коричневые пятна. Освещение давала люстра с четырьмя рожками, заправленными маслом, подвешенная на цепях к потолку.

Голый череп принадлежал Себанинусу, барону Корвеки. На его груди висела тяжелая золотая цепь с медальоном, подтверждающим дворянский титул. На его груди висела тяжелая золотая цепь с медальоном, подтверждающим дворянский титул. Его шерстяное облачение с длинными рукавами цвета темного вина имело высокий воротник, наглухо застегнутый на шее, хотя в помещении было довольно тепло.

Барон медленно понял морщинистую, покрытую старческими пятнами, руку и коснулся волос, которые свисали за ушами редкими молочно-белыми прядями. Они окружали плешь наподобие бахромы. Только эти жалкие остатки былой шевелюры сохранились со времен молодости, но и они обесцветились с годами, как и бывшие когда-то холеными ногти. Барон Корвеки сощурился и наклонился над столом, чтобы лучше присмотреться к своему гостю, прибывшему издалека. Глаза его видели очень слабо, но от визитера словно исходило сияние, что вряд ли было всего лишь игрой воображения. И эта аура отнюдь не являлась олицетворением добра.

Себанинус несколько раз моргнул. Он искренне надеялся, что его отвратительное зрение незаметно для окружающих. Однако тот, кто хоть раз имел честь взглянуть в лицо старика, безусловно, не мог не отметить, как дрожат морщинистые веки. Как подслеповато щурится он, пытаясь разглядеть собеседника или какую-либо вещь, находящуюся перед ним буквально в двух шагах.

Вот и теперь, барон Корвеки сумел определить только одну деталь в облике своего гостя. Желтая кожа его напоминала золото, расплавленное в лучах заката.

Старый дворянин никогда ранее не встречал желтокожих людей. А этот странный человек, к тому же, пришел к нему с таким заманчивым предложением, подобного которому ему не делал никто и никогда в подлунном мире. Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Им никто не мешал, поскольку Себанинус строго — настрого запретил его тревожить. И теперь он, сидя в кресле, размышлял над своим прошлым и перспективах на будущее.

Барон был властителем земель на северо-западе Кофа. Он давно овдовел. Судьба не слишком благоволила к нему и обделила потомками. Ни одна из жен не одарила его сыном, которому можно было бы передать всю полноту власти и немалое состояние. Себанинус не имел даже дочь и не мог надеяться, что та, выйдя замуж за какого-нибудь благородного юношу, подарит ему наследников рода владык Корвеки. Конечно, это был не лучший вариант, но уж точно не хуже сложившейся ныне ситуации. При таком положении вещей, барон не мог считать себя счастливым человеком.

Себанинус прекрасно знал, как за глаза его называют при дворе в Хоршемише. « Барон — простак» и « Господин Недотепа» — вот неполный перечень обидных кличек, чем наградили старика острословы. А с недавних пор к нему прицепилось и вовсе неприличное прозвище: «Сморщенный мочевой пузырь свиньи из-за Голубого озера». Другие дворяне постоянно строили друг другу козни, и не один из них не заглядывал в поместье барона уже много лет. Никто не искал его поддержки и не обращался за советом. Корвеки считался лакомым куском, но его хозяин был никому не нужен. В свое время, он не наушничал королю и не доносил на других, и, может, поэтому не снискал особых милостей и положения при дворе. Вследствие чего, большинство дворцовой челяди не видело в нем союзника для своих подковерных интриг.

Жители соседних стран знали Коф, как сильную державу, где изготавливается отличное оружие, но вряд ли кто-то слышал о Корвеки. Естественная гранитная стена скрывала земли барона, богатые чистыми озерами и горными ручьями, от чужих глаз. Владения Себанинуса идеально подходили для животноводства, а также для выращивания всевозможных полезных растений. И в Гиркании, что лежала за морем Вилайет, и в далекой Замбуле на жарком юге — издавна знали и ценили кофийские мечи. Но кто, кроме рыночных торговцев в столице Кофа слышал о салате, капусте или оливках с земель баронства Корвеки? Кто из людей, проживающих в городах и дворцах, задумывается над происхождением продуктов? А если кто и вспоминал Себанинуса, то исключительно, как чудаковатого провинциального дворянина из предгорий. Все считали его отрезанным от остального мира немощным стариком, который, правда, регулярно поставляет свежие овощи в королевский дворец и на рынки Хоршемиша.

— Безусловно, шерсть из Корвеки превосходного качества и пользуется большим спросом у соседей, — первым прервал затянувшееся молчание желтолицый пришелец. — Но речь не об этом. Ты слышал историю о блестящем капитане дворцовой стражи и кузине королевы?

— Из Хаурана? — на всякий случай спросил Себанинус.

На основании давнишнего договора, баронство Корвеки вело торговые дела с крошечным королевством Хауран, которое узким клином примыкало к восточной границе Кофа. Крутые, достигающие порой до небес, горные пики отделяли Корвеки от Коринфии и Заморы на севере, но на востоке продвижение было не так затруднено. К тому же, вотчина барона по своим размерам почти не уступала иному королевству, хотя в Кофе считалась захолустьем.

— Именно, — подтвердил гость мягким голосом. — Несчастный Хауран!

«Ух ты!» — подумал, с замиранием сердца, Себанинус: «Если бы я только мог в данной ситуации жениться на королеве соседнего государства».

Этот брак сделал бы его знаменитым в Хоршемише! Спесивые, коварные короли Кофа не одно поколение мечтали о захвате маленького восточного соседа. Если бы на его трон сел кофиец из рода властителей Корвеки, то прежний союз вполне мог бы вылиться в присоединение Хаурана, а уж потом... Глядишь, Сабинамус, сын Себанинуса — повелитель Корвеки и король Кофа!

От таких мыслей, на дряблых губах барона заиграла мечтательная улыбка. Такая перспектива, вместе с немедленным признанием его героических заслуг, значили для старика больше, чем даже корона Хаурана на собственных висках.

Как приятно сознавать, что останешься на века в благодарной памяти своего народа! На протяжении целых четырех десятков лет, с тех пор, когда он получил от своего отца титул вместе с медальоном, барон безуспешно пытался завоевать уважение к своей персоне. Между тем, золотая цепь и медальон, усыпанный сапфирами, оставались при нем и только тяжелели с годами, а достоинства Себанинуса так и не были оценены. Ах, как приятно оказаться приглашенным в великолепный дворец в Хоршемише! Пройти через ряды придворных, бросающих завистливые и удивленные взгляды, а после быть обласканным королем! Тогда навсегда исчезнет «господин недотепа с гор», предмет колкостей и глупых насмешек! Ради всего этого, он прямо сейчас бы с удовольствием совершил длинную поездку в столицу.

— Ты прав, барон из Корвеки, — с улыбкой сказал гость. — Как муж королевы независимого Хаурана ты оставался бы лишь просто супругом, всегда чувствуя за собой тень Кофа и справедливо опасаясь вторжения.

— Откуда тебе известно, что у меня на уме, человек из Кхитая?

— Я обладаю многими способностями, но, к сожалению, чтение чужих мыслей к таковым не относится. Просто я не глуп и умею наблюдать. А ты, услышав мое предложение, погрузился в размышления. Любой умный человек может догадаться, о чем ты думаешь.

— Молодость… — вздохнул барон.

— О, нет! — гладкая рука вскинулась в предостерегающем жесте. — Всего лишь подобие молодости. Вот, что я могу тебе гарантировать, господин из Корвеки. Внутри ты останешься самим собой и, наверное, будешь постоянно помнить о том, что смерть по-прежнему не спускает с тебя своего горящего взора.

Дворянин взволнованно посмотрел на собеседника, и тяжелый вздох вырвался из его рта, в котором сохранилось не так уж много зубов. Как раз один из оставшихся начал ныть.

— Мои волосы …

— Станут темные и густые.

— Мои... мои губы...

— Будут тугими и полнокровными. Твои зубы были раньше белые? Они вырастут заново и снова приобретут жемчужную белизну.

Себанинус поднял ладони и внимательно осмотрел их со всех сторон.

— Мое …

— Гладкое тело и сильные руки. Руки человека… — чужеземец остановился, посчитав, что хватит перечислений. — Знаешь, барон, — продолжил он через пару мгновений, — я могу убрать два года из трех от твоего возраста. В общем, на вид ты будешь выглядеть тридцатилетним мужчиной. И этого, поверь, вполне достаточно, хозяин Корвеки.

Старик сглотнул накопившуюся слюну.

— Барон из Темных гор, барон — крестьянин, господин пастух…

Когда он шепотом произносил презрительные прозвища, в его глазах блестели слезы. Чтобы не разрыдаться, дворянин прикрыл веки и собрал в кулак всю свою волю.

— Тридцать лет для меня — все равно, что для других ранняя юность, Хи Жанг, — пробормотал он.

Желтолицый человек ничего не ответил. Снова, на какое-то время повисла тишина. Отблески света играли на лысой голове барона и золотистой коже его гостя.

— Как этого всего можно достичь? — не выдержал Себанинус. — Ты уверен, Хи Жанг? Получится ли?

— Безусловно, получится. Хотя такое дело не может обойтись без некоторых издержек…

— Каких? — барон весь напрягся в мучительном ожидании, но кхитаец лишь непринужденно пожал плечами.

— Ну, это будет стоить жизни, — спокойно продолжил чужестранец. — Представь! Всего лишь одна человеческая жизнь за целое королевство Коф! Нет — нет, — тут же поспешил он успокоить старика, — лично тебе не грозит даже минимальная опасность. Однако когда превращение свершится, тебе следует помнить, что необходимо поторапливаться. Поскольку, хотя ты и станешь похож на молодого человека, все же это будет только иллюзия, и властитель Корвека по-прежнему останется самим собой.

— Но ведь этого так мало!

— Не так уж и мало. Твоя внешность станет отражением того, что было когда-то в прошлом. Но хочу тебе напомнить, благородный господин, что для такого как ты, даже иллюзорная молодость должна быть в радость. И стоит дорожить, а не пренебрегать такими вещами.

— После прожитых восьми с лишним десятков лет, мне ли не знать. Но скажи, неужели нельзя взаправду стать молодым?

— Нет, барон, такое осуществить не удастся. Время обмануть нельзя, только людей, но и этого должно хватить.

Барон сверлил взглядом своих выцветших глаз желтокожего человек, силуэт которого виделся ему размытым, словно тот находился за густой пеленой утреннего тумана или за завесой водопада.

— Ну, хорошо. Тогда ответь мне, кхитаец: сколько лет тебе самому?

— Я ожидал от тебя подобного вопроса, — сверкнул крепкими, белоснежными зубами Хи Жанг. — Попробуешь угадать?

— Я… — стушевался дворянин.

— Совсем необязательно прикидываться предо мной, Себанинус, — усмехнулся кхитаец, впервые называя старика по имени. — Я прекрасно знаю, что видишь ты скверно и напрягаешь глаза, чтобы хоть что-то разглядеть!

Барон смутился еще больше, и некоторое время переваривал слова чужеземца. «А другие также осведомлены о моей почти полной слепоте? Скорее всего… Зачем тешить себя глупыми надеждами. Может быть, этот пришелец из далекой страны просто потешается надо мной и рассказывает красивые сказки? Неужели Себанинусу из Корвеки суждено в очередной раз стать объектом для насмешек?» — такие мысли роились в голове у старика. Он отчаянно отгонял сомнения прочь. Ему безумно хотелось верить Хи Жангу, прибывшему из легендарного Кхитая.

— Ты выглядишь… — начал барон неуверенно. — Тебе не дашь больше тридцати пяти лет.

— Моему сыну почти пятьдесят, — сказал гость безразличным тоном. — Я проделал путь в тысячи миль, чтобы добраться сюда. Мои годы никуда не исчезли, они просто не видимы. В моей голове скрыта мудрость прожитых долгих лет.

— И ты все помнишь?

— Я помню.

— И ты пришел из таких отдаленных мест, чтобы предложить мне мо… видимость молодости?

— Да, это так.

— Но почему?

— Когда-нибудь, в будущем, у меня, а может быть и у моего сына, появятся в Хауране кое-какие дела. Но мы не станем требовать ничего сверхестественного. По крайней мере, ничего из того, что ты или твой сын не сможете дать нам по собственной воли. И это произойдет еще не скоро. А теперь вернемся к настоящему времени, — Хи Жанг наклонился вперед. — Пока, в качестве оплаты, я возьму один мешок. Мешок того, что хранится у тебя в сокровищнице в избытке.

— Мешок золота?! — воскликнул барон. — Ты знаешь даже о …

— Да. Богатства рода властителей Корвеки огромны. Но какое значение имеет золото для человека, который медленно угасает — одинокого, лишенного наследника старика?

— Ты находишься в моем доме, кхитаец, и смеешь говорить такие жестокие слова! — вспыхнул Себанинус.

Хи Жанг понял, что у барона сохранилось немного прежних сил и гордости, поэтому склонил голову в глубоком поклоне.

— С каких это пор искренность стала жестокостью? Стоит ли избегать правды, чтобы не показаться жестоким, барон из Корвеки? Когда в начале нашего разговора я спросил: «Чем ты готов пожертвовать ради молодости?», ты чуть не лопнул от возбуждения: «Всем, чем располагаю!». Я прошу за это только двадцатую часть твоего состояния. Неужели такая благодарность с твоей стороны не стоит руки королевы и принца, которого ты после себя оставишь? Твоя судьба в твоих руках, Себанинус.

«Действительно, он прав» — дворянин в уме переваривал сказанное гостем.

— О, милосердная Иштар! Ты отказываешься? — барон не рассчитывал на ответ, просто выразил справедливое возмущение.

«Конечно, этот кхитаец прав. Какую ценность сейчас представляет его честь, жизнь и пустые мечты? Безусловно, стоит пожертвовать частью богатства в обмен на открывающиеся перспективы. В ближайшие дни все сможет окупиться с лихвой» — рассуждал Себанинус и в душе уже расстался с мешком золота: «В конце концов, что такое золото?! Но… Что он там говорил о человеческой жизни? Надеюсь, что этот человек не потребует новорожденного сына, который должен будет появиться на свет от моего союза с королевой Йаламис?».

— Я могу на тебя рассчитывать? — громко спросил старик.

Хи Жанг промолчал, и барон расценил это, как знак согласия.

— Значит, мы договорились, — продолжил Себанинус. — Что еще нужно сделать? И я хочу знать точно, жизнь какого человека тебе нужна?

— Для начала вели подготовить глухое помещение в подземелье башни твоего замка, — бесцветным голосом сказал кхитаец. — После, ты должен привести или заманить туда молодую девушку. Каким способом ты это сделаешь — не имеет значения. Потом, ты, барон, будешь присутствовать при ритуале и делать все, что тебе велят.

— Я... Я не смогу убить ее.

— Этого не нужно. Ты просто будешь спокойно стоять рядом и молча наблюдать. Что ты так ужаснулся? Тебе придется пересмотреть свое представление о добре и зле. Сегодня вечером, барон из Корвеки, ты должен освободиться от глупых предрассудков ради себя самого и будущего Кофа! Только это от тебя и требуется.

- Ты хочешь мне напомнить…

— Да, именно. Я не обманываю тебя и не обольщаю тем, чего не в состоянии исполнить. Но ничего в нашем мире не делается даром. Неужели ты не понял такой простой истины за свои восемьдесят два года? В итоге ты, возможно, получишь кофийский престол. Что значит для трона какая-то чужая никчемная жизнь? Так должно случиться и ты обязан это понять.

Барон прикрыл руками свое осунувшееся, покрытое старческими пятнам, лицо. Костлявые пальцы била мелкая дрожь. В сущности, он никогда не был плохим человеком, и никто за все прожитые годы не назвал его злодеем. То, что скоро произойдет, пойдет, исключительно, на благо Корвеки и всему Кофу. Его голос, прозвучавший из-под ладоней, был тихим и хриплым:

— Я готов на все.







* * *



Натиле из Офира исполнилось восемнадцать лет, и она с малолетства была знакома с неволей.

Счастье улыбнулось ей в тот день, когда мужчина в крестьянской одежде купил девочку на рынке в Хоршемише. Этот человек, насквозь пропитанный овечьим духом, был слугой какого-то господина. Натила, дрожа от страха, отправилась с ним в неизвестность. Вместе они проделали долгий путь на северо-восток королевства. Перевалив через горную гряду, путники оказались в стране прекрасных озер и пастбищ с изумрудной травой. Ниже по склонам, простирались пахотные угодья, отделенные от мест выпаса овечьих отар низкой стеной из серых валунов. На полях колосилась пшеница. Люди, работавшие там, выглядели счастливыми и довольными жизнью. Позже, когда, спустившись в долину, покупатель повел невольницу к большому старому замку, в ее сердце вновь закрался страх.

Опасения оказались излишними. На протяжении последующих семи лет, она жила в мире и довольствии. Имела сытную, здоровую пищу, удобное ложе и никогда не была бита плетьми. За все это время у нее ни разу не возникло желание сбежать из владений барона Корвеки. Девушка даже привязалась к старику, как собственному отцу. Здесь же она познала первую любовь. Объектом этой любви стал Ванириус, сын управляющего поместьем. Красивый, молодой, свободный человек тоже не остался равнодушным к прелестям невольницы и отвечал ей взаимностью.

В тот вечер Натила терялась в догадках, почему барон задержался так надолго внизу, в сыром подземелье башни вместе со своим таинственным гостем. Но, в конце концов, хозяин не обязан отчитываться перед слугами. Себанинус приказал ей, чтобы девушка принесла в подвал кувшин яблочного сидра, когда полная луна поднимется над загоном для стрижки овец.

Нет, она не боялась спускаться по ступенькам во мрак. Ведь там внизу находился ее любимый господин, которому всецело доверяла. Он был хорошим человеком и никогда не причинял Натиле зла. Рабыню удивляло лишь то, что старый барон велел принести сидр, а не вино, которое, как известно хорошо помогает от болей в суставах, особенно в сыром и темном подземелье. Старика мучил ревматизм, и Натила иной раз сожалела, что она не знахарка или колдунья и не может облегчить страдания хозяина.

Возраст барона Корвеки значительно превышал продолжительность жизни большинства мужчин и женщин. Пусть живет еще долго. Но Натилу беспокоило, что же случиться с ней после смерти хозяина. По странному стечению обстоятельств, барон до сих пор не назначил себе приемника и никого не усыновлял. Скорее всего, король Кофа не оставит эти земли без присмотра и пришлет кого-нибудь править Корвеки. Только мало кто из дворян королевства захочет ехать в отдаленную провинцию даже ради того, чтобы принять имя и титул барона. Вполне вероятно, что поместье надолго останется в руках управляющего и его сына. От мыслей о молодом Ванириусе у девушки сладко трепетало сердце. Пока, однако, о смерти Себанинуса говорить было рано, а значит нужно продолжать служить ему верно и с усердием.

Воздух, по мере нисхождения, становился все более густым и спертым. Пахло землей и плесенью. Но сквозь эти запахи к изумлению невольницы пробивался довольно сильный аромат ладана. Он был приятным, хотя и слишком навязчивый. На лестнице господствовала тьма. Внизу призывно моргали свечи. До ушей девушки донеслись фразы приглушенного разговора двух людей. Поднырнув под сводом, с которого свисали клочья паутины, рабыня медленно, стараясь не оступиться, пошла к дверям комнаты, откуда доносились голоса.

Через некоторое время уже можно было отчетливо разобрать слова. Первый голос принадлежал барону:

— Я сказал управляющему, что мы вместе, ты и я, отправляемся сегодня поздно ночью в Хоршемиш. Я приказал позаботиться обо всем необходимом. Сейчас двое слуг ожидают на конюшне тебя и моего «племянника Сергиануса» с оседланными лошадьми и провиантом на четырех человек.

— Похоже, ты все предусмотрел и основательно подготовился, — Натила услышала низкий, с чужим акцентом голос таинственного незнакомца с желтой кожей. — А где девушка?

— Да простит меня Иштар, — вздохнул барон, из его горла вырвался хрип. — Она должна вскоре принести нам освежающего напитка. Ты закончил приготовления?

— Конечно, Себанинус.

Натилу озадачили эти слова, но она немедленно про них забыла, когда осознала, что чужеземец обращается к ее господину просто по имени. Никогда раньше ей не приходилось слышать подобную вольность от кого бы то ни было. Она подошла к раскрытой двери и подумала, что хорошо было бы объявить о своем присутствии, как подобает послушной служанке. Не придумав ничего другого, девушка деликатно кашлянула.

— Стой рядом со мной в пределах круга, — меж тем продолжил кхитаец. — Вот то, что от тебя требуется.

— Может быть… — начал было барон, но его собеседник отмахнулся.

— Позже, барон из Корвека, тут я слышу чей-то кашель.

«О, Митра! Бедный старик стал совсем глухим!» — подумала Натила.

Кхитаец повернулся к невольнице и воскликнул звонким голосом:

— Как кстати! Этот заплесневелый воздух сушит человеку рот и горло!

Натила была довольна, что чужеземец обратил на нее внимание, и вздохнула с облегчением. Босые ступни ощущали холод и сырость земляного пола.

— Вот, я принесла хороший, сладкий сидр для уважаемых господ, — почтительно сказала девушка.

— Вдвойне приятно получить прекрасный подарок из рук такой красавицы, — с улыбкой молвил гость из Кхитая.

Он вовсе не выглядел уродом, как себе в мыслях представляла Натила, просто облик его был отличен от других людей. Блестящие черные волосы и странные миндалевидные глаза казались девушке чем-то новым и непривычным. Поэтому она чувствовала себя неловко в присутствии необычного чужестранца. Смущенно улыбнувшись в ответ, невольница проследовала с подносом в направлении барона, мимоходом ловя жгучий взгляд черных, раскосых глаз кхитайца.

Старый дворянин был облачен в белую блузу с длинными рукавами, широкие шаровары и темно-красную просторную епанчу.

Он, как и его гость, внимательно смотрел на девушку. Обычно, в королевстве Коф невольницы ходили обнаженными по пояс, чтобы услаждать взор своих хозяев, но в поместье Себанинуса не придерживались этих неписаных правил. И все же наряд Натилы выглядел так привлекательно, что даже открытая грудь не вызвала бы большего соблазна. Узкий лиф из зеленой ткани скорее подчеркивал, чем скрывал то, что таилось под ним. Длинная, полупрозрачная полоска материи такого же цвета, обернутая вокруг талии, колыхалась в такт покачиванию бедер. Кроме этой скудной одежды, на Натиле был лишь медный браслет и амулет, который свешивался с шеи на простом кожаном ремешке.

— Какая же ты прелесть, моя дорогая девочка, — промурлыкал кхитаец, подходя к ней.

Он взял чашу с подноса, скромно потупившейся девушки, и сделал шаг в сторону хозяина замка. Хи Жанг что-то сказал ему на языке, которого рабыня не знала. Слова звучали странно, но необыкновенно плавно и немного певуче.

— Спасибо тебе, девочка, — выдавил из себя барон. — Ты моя любимица, Натила. Что бы я без тебя делал… — голос его дрожал, и выглядел он так, словно на него навалилась какая-то неведомая тяжесть.

— Я благодарю Вас, мой господин, — ответила невольница, с трудом сдерживая радость. Ведь хозяин ее похвалил!

Но тут она услышала за своей спиной какой-то шорох. Натила оглянулась и увидела кхитайца, который опустился на колени и рисовал стилусом на земляном полу. Образовавшаяся дуга замкнула круг, где оказались он сам и барон Себанинус.

Вдруг воздух в подземной комнате сгустился и невесть откуда появился новый персонаж. Девушку сковал страх до такой степени, что она не могла не только закричать, но и вздохнуть.

Вновь прибывший ни в чем не походил на человека. Его массивное тело было словно соткано из тьмы. На бесформенной голове выделялись лишь горящие адским огнем глаза и многочисленные острые клыки, сверкнувшие в отблеске света от канделябров. Из пасти вырвалось голодное урчание. Быстро оглядевшись, чудовище прыгнуло к застывшей девушке.

К Натиле, наконец, вернулся голос. Она взвизгнула и отпрянула назад. Однако ее спина встретила сопротивление. Рабыня почувствовала, как между лопаток уперлась крепкая ладонь и тут же безжалостная сила толкнула ее прямо к кошмарному монстру.

— Нееет! — девушка узнала в отчаянном крике голос борона и, хотя сознанием овладел ужас скорой гибели, она в душе поблагодарила хозяина за то, что не он этим толчком обрек ее на смерть.

— Прекрати! Остановись, глупец! — рявкнул Хи Жанг. — Выйдешь из круга и ты — покойник!

Эти слова стали последними в короткой жизни Натилы. Уже через мгновенье глаза ее застлала чернота беззвездной ночи. Все звуки и чувства растаяли в пустоте. Тварь когтистыми лапами разорвала тело несчастной рабыни на две части, и принялась с жадностью пожирать человеческую плоть.

Когда отвратительная трапеза закончилась, кхитаец, удерживающий барона за плечи все это время, выкрикнул длинное заклинание. Страшилище исчезло из замка Себанинуса так же быстро, как и чуть ранее возникло. После Натилы осталась лишь лужица крови, которую Демон не успел вылакать прежде, чем сгинул в бездне предвечного Хаоса.

И в тот же самый миг исчез старый барон. Человек, оказавшийся на его месте, был одет в точности, как Себанинус. Но одежда не висела на нем мешком, как на бароне. Вытянул вперед обе руки и покрутил ими, внимательно рассматривая со всех сторон. Потом обратил взор на кхитайца.

— Клянусь локонами Иштар, я вижу тебя отчетливо!

— Я ожидал такого результата, Сергианус.

— О, боги! Это просто невероятно! Я и в то же время — не я!

— Мне видно все то, что тебе самому покажет зеркало, — сказал маг из Кхитая. — Передо мной стоит тридцатилетний мужчина, высокий и с прямой осанкой. Тугим мускулам едва находится место в тесных одеждах. Копна густых русых волос, на которых словно играют блики утреннего солнца. Привлекательное лицо, совсем не старческие, и выразительные молодые глаза. Тебя теперь никто не распознает!

— О, Иштар, мать моих предков…

— Это та самая богиня, чье изображение из слоновой кости находится в твоих покоях? — поинтересовался колдун. — Тогда, видимо, только она может сейчас тебя узнать в новом обличье. Но, хочу напомнить, что лошади ждут. А вот кого они ждут?

— Разумеется меня! Хотя нет… Лошади ожидают Сергиануса, моего племянника. То есть племянника барона, властителя Корвеки. Я стал Сергианусом!

— Ну, тогда я рад приветствовать молодого господина Сергиануса, — Хи Жанг склонил голову и широко развел руки. — Ладно, больше нас тут ничто не держит. Поехали, Сергианус, королева ждет!

— Да! — воскликнул бывший старик голосом полным силы и юношеского задора. — Королевы ждать не любят!

Ужасная смерть бедняжки Натилы была тотчас забыта. Ликуя и, в то же время, испытывая сильное волнение, тот, кто стал теперь Сергианусом вышел из комнаты и двинулся к лестнице, ведущей наверх. За ним проследовал с загадочной улыбкой на желтом лице чернокнижник из Кхитая.

Яркий диск полной луны сиял над головами, когда кхитаец и барон садились на коней. Компаньонов сопровождали двое молодых слуг, честолюбие и жадность которых полностью гарантировало их послушание. Всадники направились на восток, проезжая через земли спящего баронства. За собой они вели пару вьючных лошадей. У всех имелись при себе острые кинжалы, но только Хи Жанг и Сергианус могли похвастаться мечами, притороченными к седлам.

После нескольких часов непрерывной езды, от отряда отделился один всадник, который поскакал в сторону своего дома, расположенного за тысячи миль отсюда. Там его ждала миссия по подготовки к новому рождению кровавого божества. Циклы возрождений этого бога повторялись много раз на протяжении древней истории Кхитая.

Из оставшихся, лишь одному предстояло закончить путь в столице Хаурана. Двоим другим, было предначертано сложить головы ради достижения цели своего господина.





Глава 1. Смерть в Шадизаре





Высокий юноша шагал по улицам спящего города с осторожностью хищника, вышедшего на охоту. Его мощные руки были готовы в любую секунду выхватить из ножен меч или кинжал. Синие глаза непрестанно всматривались в плохо освещенные закоулки, что скрывались в темноте ночи, словно занавешенные угольно-черной портьерой. Скоро он подошел к границе района, который патрулировался городской стражей. Несмотря на то, что молодой человек был высок и могучего телосложения, двигался он практически бесшумно. Из глубины черного портала его окинули жадным взглядом. Но притаившийся убийца про себя решил: раз при парне незаметно кошеля с деньгами, то пусть себе идет с миром дальше.

Молодой человек добрался до угла Базарной Дороги и без колебаний свернул налево, в переулок, носящий громкое название: «Улица Элрика». Правда, эта улочка была еще уже и темнее предыдущей.

В тот момент, когда он поворачивал, с ним столкнулась маленькая фигура. Стройная, вертлявая девушка буквально врезалась в его грудь на полной скорости. На ней было поношенное платье из домотканого сукна, выкрашенное в красный цвет и легкая накидка, украшенная медными монетами, слишком мелкими, чтобы соблазнить даже самого непритязательного вора. По прерывистому дыханию и блеску в глазах, юноша определил, что она бежала, хотя и не очень долго. Он удивился, что не слышал топота шагов, но бросив короткий взгляд на ноги незнакомки, увидел босые ступни. Быстро схватив ее за плечи, молодой человек отодвинул девушку от себя, чтобы рассмотреть лицо.

— Куда ты, красавица, так торопишься?

Пока его ладони отдыхали на девичьих плечах, темноволосая бестия наклонила голову и проворно прошмыгнула под локтем высокого юноши. Тот даже опешил от такой прыти. Потом хмыкнул, покачал головой и продолжил свой путь. Ослабив хватку на рукояти кинжала, он, прищурившись, стал рассматривать темные окна дома, который возвышался прямо перед ним.

— Эй ты, здоровяк! — звонкий голос оторвал его от этого занятия.

Он мгновенно обернулся. Худенькая девушка остановилась посреди перекрестка, где было безопаснее всего. Уперев руки в бедра, она обращалась именно к нему:

— Не советую идти той дорогой, если только ты не из тех, кто любит ввязываться в чужие дела!

— Неужели ты думаешь, что я ношу оружие, чтобы обрезать себе ногти или бриться? — недовольно буркнул молодой человек.

— Уфф! — девчонка фыркнула и отбросила назад копну густых волос. — Нет. Ты достаточно большой парень и вид твой вызывает уважение. Я просто подумала о том, что местные любят чужаков не больше чумы, а ты как раз направляешься к ним в лапы. Там, чуть дальше, тебя ожидают, по меньшей мере, три или четыре острых клинка. Кстати, у тебя варварский акцент. Откуда ты прибыл?

— Уж точно не с берегов моря Вилайет, милочка, — плечистый великан внимательно посмотрел на девушку, а потом по сторонам. Мускулы на широкой груди напряглись, почти разорвав ткань туники. Его кожа была бронзовая от солнца, а туника имела цвет пустынного песка. — А тебе, что за печаль? С чего бы вдруг ты меня предостерегаешь?

Он поступал мудро, что не терял бдительность. Юноша, которого звали Конан, был родом из далекой северной страны Киммерии, но получил хорошее представление о здешних местах. Он успел уже узнать заморийский город Аренджун с дурной стороны, а Шадизар имел еще худшую славу. Здесь всякая, даже такая привлекательная молодая женщина может легко отвлечь внимание прохожего, а, тем временем, ее дружки незаметно подкрадутся и нападут сзади. Однако на Улице Элрика царила тишина, и кроме девушки в поле зрения не наблюдалось ни души. На этой улице жили в основном приверженцы культа огненного бога, которые или не отправились в ту ночь к близлежащей святыне, или проводили свои обряды в полном безмолвии.

Беглянка неопределенно пожала плечами. То был почти мальчишеский жест, если б он не сопровождался соблазнительным колыханием крепкой груди. Конан присмотрелся и обнаружил, что собеседница почти обнажена. Да и чему тут удивляться? Легкое, короткое платьеце и прозрачная накидка почти не скрывали девичьих прелестей. И было совершенно очевидно, что эта девушка бедна, как храмовый таракан!

— Ну, я налетела прямо на тебя, а ты не пытался меня поймать и не пробовал прижать к стене, — промолвила она. — Интересно почему?

— Не потому, что я нерасторопный, или ты не красива. К тому же я не насильник, — ответил юноша и тут же добавил: — Ты могла бы сама проводить меня до места, где мы бы лучше друг друга узнали…

— У тебя нет ничего, что может привлечь меня, молокосос! — презрительно хихикнула девчонка.

— Я старше тебя, по крайней мере, на год! — возмутился Конан. — И я в состоянии защитить такую девушку, как ты! — он горделиво выпятил грудь, в то же время, не прекращая посматривать по сторонам.

Укутанная мраком, Улица Элрика по-прежнему оставалась безлюдной.

— Ха-ха! Наберется не один десяток таких парней, спустившихся с гор. И у всех у них здоровенные, горячие ручища, готовые шарить по моему телу, как бесхозные собаки по помойке! — продолжала насмехаться маленькая демоница. — Я, между прочим, стою немало полновесных монет!

— Тогда ступай своей дорогой! — вконец разозлился молодой человек. — Найди себе какого-нибудь жирного купца с толстым кошельком. Может быть, он захочет потратить часть денег на нищую шлюху, которая не может позволить себе даже шелковую одежду. А то — стоит она, видите ли, дорого! Я также знаю себе цену.

Девушка открыла было рот, но передумала. Еще раз, пожав плечами, она встряхнула длинными, густыми волосами и молча пошла по Базарной Дороге в направлении рыночной площади. Наблюдая за ней, варвар пришел к выводу, что у девчонки слишком узкие бедра, которыми она раскачивает слишком демонстративно.

— Ох, эти женщины, — пробормотал молодой киммериец тоном человека, разбирающегося в подобных вопросах.

Потом он тоже продолжил свой путь, пренебрегая советом незнакомки и все дальше отдаляясь от более-менее освещенного перекрестка. Он знал, что Шадизар изменчивый и коварный город, однако этот факт его ничуть не беспокоил. Если б воровская столица Заморы являлась джунглями, то юный варвар, несомненно, мог бы быть в них львом.

В Шадизаре заканчивался торговый тракт, называемый караванщиками Дорогой Королей. Здесь было можно купить абсолютно любой товар, от овощей и разных безделушек до оружия и рабов. В местных притонах предлагали все мыслимые виды разврата, разумеется, если клиент попадался состоятельный. Конан, несмотря на юношеское любопытство, наслушавшись на постоялом дворе всяких россказней, все же подавил соблазн окунуться в мир сладострастия и запретных тайн Шадизара Грешного.

И вопрос тут не упирался в наличие денег. Рослый, крепкого сложения парень не испытывал недостатка в звонкой монете. Кроме того, в конюшне при трактире, где он остановился, стояла пара добрых лошадей. Однако пока, все эти блага не предназначались для растрат на сомнительные удовольствия. Мысли Конана были заняты другими вещами, и касались они, немного немало, его души…



* * *



После того, как он покинул холмы родной Киммерии, варвар, немного пошатавшись, обосновался в Аренджуне, где довольно скоро приобрел славу дерзкого и необыкновенно удачливого вора. Проведя там больше двух месяцев, юноша оставил город. И хотя уехал он с неплохой добычей, но потерял что-то гораздо более ценное, а именно часть самого себя. Природа наделила его варварской беспечностью и веселым легкомыслием, свойственным молодому возрасту. Правда, теперь вряд ли бы кто-нибудь отважился назвать Конана самым счастливым человеком в Шадизаре.

Он прибывал здесь по двум, казалось, противоречивым причинам. Юноша стремился получить помощь у короля и, в то же время остаться свободным в выборе дальнейшей судьбы. Однако скоро выяснилось, что молодой чужеземец не вправе рассчитывать на аудиенцию местного правителя пока не пожертвует определенные суммы в пользу многочисленных прихлебателей, облаченных в мантии. Кроме того, оказалось, что, таким как он, нет места в приличных гостиницах Верхнего Города. Следовательно, приходилось искать что-нибудь попроще. Такое местечко нашлось за большим рынком в районе, известном остальным жителям Шадизара, как «Пустынька». Остановился Конан на постоялом дворе под вывеской: «Пенная кружка», прозванным завсегдатаями — «Косой кружкой».

Нынешней ночью, впрочем, как и предыдущей, Конан отправился на охоту. Нет, он не шастал без определенной цели. Изначально, киммериец двигался в сторону Верхнего Города, только вдруг зачем-то свернул на Улицу Эрлика. Действительно, зачем? Юноша вряд ли мог дать внятный ответ на такой вопрос. В этой части города надежды на богатую добычу были ничтожно малы. А ведь ему требовалось очень много золота на взятки целой армии подлых шакалов, которые преграждали ему доступ к светлым очам короля.

Даже солнечным днем в узких, кривых улочках Нижнего Города господствовал полумрак. В тени убогих лачуг, больше напоминающих звериные норы, чем человеческое жилье, таились негодяи всех мастей, за головы которых была объявлена награда не только в Шадизаре, но даже и в других соседних государствах. Тут же гнездились местные воры и все те, кого не один приличный человек не нанял бы на работу. На территории Пустыньки находилось также большинство мрачных святилищ запрещенных культов. С их адептами остерегались встречаться простые обыватели. Хотя многие из этих культов создавались лишь для того, чтобы под религиозными обрядами, например в честь плодородия, скрыть самый гнусный разврат.

Жрицами являлись шлюхи в возрасте от шести до восьмидесяти лет. Другие продажные женщины слонялись толпами среди зевак, выискивая любителей горячего, слетавшихся в Шадизар, словно мотыльки на огонь. Банды вооруженных грабителей рыскали по улицам и подворотням, столь же темным, что и их души. Местные жительницы не жалели ни денег ни собственных тел, чтобы обеспечить себе опеку сильного и напористого мужчины. Очень много людей в Шадизаре проживало в постоянном страхе, не имея сил или возможности переехать куда-нибудь подальше от проклятого города.

Прошлой ночью киммериец еле отбился от приставаний двух женщин. Причем, одной из них явно было больше шестидесяти лет, а другая еще даже не вступила в пору созревания. Такое же предложение поступило от некоего мужчины, который оказался настолько наглым, что пришлось переломать ему несколько ребер.

Нынче вечером Конан услышал подробное описание отвратительных оргий, что происходят в Обновленном Храме Иштар-Сета, а также подобных действий в Клоаке Деркето. Видел он также, как расправились со здоровым, высокомерным немедийцем. И зарезал его в честной борьбе паренек, тринадцати лет от роду. Позже, во дворе варвар оказался свидетелем, казалось, бесконечной драки, причиной которой стала смазливая блондинка. Причем, в начале на ней красовался ярко-красный шелковый наряд, а под конец остались лишь браслеты. В конце концов, она была брошена под ноги двум мрачным стигийцам, которые поспешно уволокли девчонку в грязную комнатушку.

Конан старался воздерживаться от участия в подобных авантюрах. Ведь привело его в Шадизар крайне важное дело. Поэтому ввязываться в проблемы других совсем не хотелось. Он нуждался в золоте, чтобы потом попытаться вернуть с помощью «королевской магии» свою душу. Ему нужно было время, чтобы выбрать богатую жертву и запланировать ограбления.

Недавно с молодым киммерийцем произошло множество удивительных событий. В Аренджуне, стечение обстоятельств и личная отвага юноши привели к гибели двух черных колдунов и разрушению их пристанищ. Далее варвар узнал, что он объявлен в розыск, и Аренджун для него стал слишком маленьким и ненадежным укрытием.

Немного ранее Конан крепко поспорил с городскими стражниками. В ходе ссоры, один солдат погиб, другой получил увечье, а их командир лишился чести и офицерского патента. Бывший капитан и его приятели приложили все усилия, перетряхнув половину Аренджуна в поисках молодого великана с синими глазами и варварским выговором. Тем же занималась Стража, а также шпион, одетый в нищенские лохмотья. Этот человек представлялся странником из далекого Иранистана. Он задавал проходящие, но очень меткие вопросы относительно привычек и места возможного пребывания варвара из Киммерии.

В итоге, Конан решил не испытывать судьбу и, наскоро собрав пожитки, ночной порой тихо уехал из города. Юноша отправился на север, в Шадизар. Безусловно, он мог бы прихватить с собой одну влюбленную в него особу, но к несчастью, а, может и к счастью, не разделял ее чувств.

До Шадизара киммериец добрался неприметными тропами вдали от Дороги Королей, хотя она являлась кратчайшим путем, соединяющим два города.

Поскольку Шадизар был столицей, то стражники у ворот отличались подозрительностью и задавали скользкие вопросы. Ведь слишком многие по разным причинам искали здесь укрытия. «Не спрашивай ничего, потому что тебя спросят самого» — таково было самое распространенное местное изречение. В Аренджуне не хватало места заговорщикам, ворам и наемным убийцам, в отличие от Шадизара. Конану этот город вполне подходил, особенно при сложившихся обстоятельствах. В нем можно было развернуться, сохраняя, конечно, определенную осторожность.



* * *



Юноша мерял шагами погруженную во мрак улицу. В качестве тренировки, он выхватил меч и описал несколько сложных фигур, разминая кисть, после чего с ухмылкой убрал клинок обратно в ножны. Все действие заняло не больше времени, чем потребовалось сердцу совершить три-четыре удара.

— Похоже, здесь совсем нечем поживиться, — пробурчал про себя варвар, и звук этот напомнил рычание хищного зверя. — Лучше вернуться обратно, ближе к центру города.

История с Глазом Эрлика так и осталось незавершенной, хотя злобный маг Хиссар Зул больше не числился среди живых, а Конан извлек из данного приключения некоторую выгоду. Он покинул горящий дворец колдуна, прихватив кое-что из оружия и приличной одежды. В конце концов, у него оказалась пара лошадей и несколько верблюдов, нагруженных краденым добром. Правда, одна юная особа с умением, которому могла бы позавидовать и зрелая женщина, освободила молодого вора от норовистых верблюдов, части серебра и нескольких ценных безделушек. Но зато Конан приобрел новые полезные знания относительно женской природы. Он остался с воспоминаниями и верой в то, что сдержит клятву, которую многие мужчины давали раньше него.

По приезду в Шадизар, большая часть оставшегося богатства ушла к ненасытным стражникам и осела в карманах хозяина «Пенной Кружки». В итоге, у Конан остались лишь лошади да горсть золотых монет — и все это после двух дней прибывания в столице Заморы.

Уже второй раз, покинув после заката постоялый двор, молодой киммериец выходил на промысел, скитаясь по улицам Шадизара.

До сих пор неприятности обходили его стороной. Высокий рост, могучие плечи и недобрый прищур синих глаз не могли не вызывать уважение у окружающих. Кроме того, рукоять внушительного меча, торчащая из потертых ножен, свисающих с левого бедра, красноречиво говорила, что хозяин оружия носит его не для красоты. Разные личности бандитского вида, встретившись с Конаном взглядом и оценив его стать, считали за благо быстрее убраться восвояси и поискать жертву где-нибудь в другом месте. Все в этом молодом человеке говорило, что его кинжал предназначен не для резания вареного мяса. Острый меч Конана в прошлом достаточно испил чужой крови и был не прочь отведать ее и сейчас.

Воровство было только частью его увлечений, хотя юноша и считался одним из лучших среди собратьев по ремеслу. Кроме воровского таланта и умения владеть оружием, варвар обладал живым умом. А его природное чутье сделало бы честь любому военачальнику или лазутчику. Бесспорно, при таких достоинствах, его в будущем должна была ожидать блестящая карьера. Но пока, юноше едва исполнилось восемнадцать лет и предстояло еще многому научиться, чем он, собственно, и занимался, постоянно расширяя кругозор и приобретая жизненный опыт.

Конан добрался до конца Улицы Эрлика и, наконец, обнаружил то, что стало причиной бегства, столкнувшейся с ним незнакомки. Раньше киммериец тут не был и понятия не имел, почему поперечная улица называлась Хауранской Дорогой. Он также не знал, зачем здесь находится богатый паланкин, стоящий на земле возле стены одного из домов и есть ли у него хозяин. Был ли кто — там внутри? Если да, то живой он, мертвый или просто лишившийся чувств? Скорее всего, носилки принадлежали какому-нибудь чужеземцу, которого сдуру занесло без соответствующего эскорта ночью в эту часть города. Носильщиков было двое, тогда как только один выполнял обязанности охранника. В печально известной Пустыньке даже днем такого количества явно бы не хватило для обороны. К тому же, когда двое из трех людей не умели обращаться с оружием.

Как следствие этого, Конан мог наблюдать, что один носильщик лежит в луже собственной крови, а второй улепетывает по Хауранской Дороге во весь опор. Он, по-видимому, намеревался, таким образом, без остановки достичь Бритунии — северного соседа Заморы. Хотя бедолага мог бы так и не спешить. Никто из четверки разбойников не кинулся за ним вдогонку.

Тот, кто походил на стражника был облачен в шлем и кольчугу. Он, прижавшись спиной к стене, производя мечом замысловатые движения. К нему подступали трое мужчин. Бандиты не спешили, прекрасно сознавая, что охранник не будет махать клинком до бесконечности. Четвертый налетчик спокойно обыскивал тело носильщика. Закончив, он присоединился к подельникам, поигрывая тесаком, длиною в локоть. Двое других держали мечи, а у последнего, кроме того, имелась еще пара кинжалов. Он-то и крикнул убийце носильщика:

— Мы сами справимся! Ты лучше извлеки из норки кролика и начни сдирать с него драгоценности. Если будет упираться, пусти ему кровь!

Разбойник слишком долго давал наставления товарищу, повернув голову в его сторону. Этим моментально воспользовался охранник. Опытный боец, он изменил стойку, чуть подавшись вперед, и острием меча достал горло противника. Человек пошатнулся, выпустил оружие и обеими руками схватился за шею. Между пальцами обильно сочилась кровь. Мужчина издал хриплый стон, сделал пару неуверенных шагов, после чего мешком свалился на землю.

Одобрив в душе действия смелого воина, Конан решил не встревать в драку, а все же вернуться и поискать счастье в Верхнем Городе.

Тем временем, грабитель с окровавленным кинжалом сорвал шторку с палантина. Изнутри показалась тонкая рука, на которой в тусклом свете одинокого фонаря блеснули перстни и браслеты. Вор вскрикнул от боли, когда острое лезвие распорола ему кисть.

«Женщина» — подумал Конан: «И видимо богатая!». Безусловно, широкий браслет был золотым, а в перстни вряд ли вставлены простые стекляшки. В таком случае, помощь, оказанная благородной даме, могла бы принести большую прибыль, чем ограбление случайных прохожих. Но, вместе с тем, оказаться гораздо более опасным делом, судя по поведению трех взбешенных разбойников.

Киммериец быстро принял решение, поскольку вор с кровоточащей рукой уже намеревался пронзить кинжалом ту, что находилась в паланкине.

Боевой клич Конана: «КАВАААХ!!» — трудно было бы перевести на какой-либо язык, однако его интонации, несомненно, стали бы поняты в любой части мира. Таким образом, объявив о своем присутствии, варвар ринулся вперед. Этого оказалось достаточно, чтобы грабитель, замысливший убийство, обернулся на крик.

Он увидел высоченного, плечистого парня с гривой черных, развевающихся волос, и меч, занесенный для удара. Ошеломленный появлением неведомо откуда грозного великана, бандит так растерялся, что не смог оказать должного сопротивления. Конан ударил два раза. Первый удар меча пришелся в неловко подставленный кинжал и был столь силен, что клинок вылетел из рук грабителя. Лезвие, кувыркаясь в воздухе, со звоном отлетело и высекло сноп искр из мостовой.

Вторым движением, Конан вспорол брюхо противника от бедра до бедра. Вор упал на колени, по-рыбьи открывая рот. Жизнь еще не покинула его, а киммериец уже обратил ледяной взор синих глаз на двоих оставшихся разбойников. Эта парочка еще не успела, к удивлению Конана, расправиться с отважным охранником и даже не нанесла ему ран.

— Ну, кто будет следующим?! — этот вопрос был задан таким зловещим тоном, что будь перед киммерийцем шайка из двадцати человек и то, они бы, наверняка, отвлеклись от намеченной жертвы.

Один из нападающих не стал оборачиваться и отскочил в сторону. Его товарищ, напротив, остался на месте и закрутил головой, подарив охраннику шанс. Коротким выпадом меча страж паланкина убил своего врага. Разбрызгивая кровь из рассеченной артерии, налетчик без звука осел под ноги победителю.

Между тем, Конан, скаля зубы, как голодный волк, прыгнул к последнему разбойнику. Он стал боком к охраннику, вперев взор в одинокую фигуру вора, одетого в грязную, рваную тунику.

— Загляни к своей госпоже, — бросил киммериец стражнику, не отрывая глаз от противника.

— Ха! — отчаянно выкрикнул вор, по виду похожий на кофийца, и очертя голову бросился на варвара.

Юноша легко уклонился в сторону и спокойно ждал, когда налетчик развернется для новой атаки. Второй его выпад также вышел неловким и не принес успеха. Соперник Конана не имел достаточного навыка в рукопашном бое. Его рука, больше привыкшая шарить в чужих одеждах, слишком поздно начала доворачивать клинок. «Неплохой вор, но никудышный фехтовальщик» — отметил про себя Конан.

— Мой тебе совет — уноси ноги, — услышал пораженный кофиец.

— Нет, так не пойдет, — неожиданно возразил охранник. — Мне платят…

— Сегодня вечером, — оборвал его Конан, — тебе было заплачено за то, чтобы ты отдал жизнь за нанимательницу, которая имела глупость без сильной охраны сунуться в эту часть города, где не то что ночью, но и днем появляться опасно! А так, ты жив, хотя должен был бы давно стать трупом. Подумай над этим! Лучше проверь состояние той беспечной женщины, прежде чем порежешься своей железной игрушкой, уфф!

Последние слова киммерийца совпали с яростной атакой разбойника, решительно настроенного, во что бы то ни стало, обезглавить Конана. Варвар вовремя присел, и лезвие просвистело не так уж высоко над его макушкой. Тут же юноша доказал кофийскому бандиту, что размашистый удар в данной ситуации неуместен и слишком рискован. Он резко выпрямился и возник прямо перед лицом противника, который с трудом сохранил равновесие после сильного, но малоэффективного удара. Без лишних слов Конан располосовал врагу живот.

Глаза кофийца вылезли из орбит, оружие выпало из рук. Придерживая выпирающие из раны внутренности, он инстинктивно отшатнулся от смертоносной стали. Стена из обожженного кирпича не позволила вору упасть и на какое-то время послужила ему опорой. Но ненадолго. Скоро разбойник начал медленно сползать по стене. На побелевшем лице глаза, в которых еще жило сознание, с ужасом смотрели на страшную рану.

Конан молча наблюдал за противником. Когда тот стал хрипеть и пускать кровавые пузыри, киммериец склонился над ним.

— Что больно? — участливо поинтересовался он. — Хочу тебя огорчить: такая рана уже никогда не заживет. Но ты не будешь медленно подыхать, испуская зловоние. Это единственное, чем я могу тебя утешить.

Неуловимым движением варвар пронзил сердце кофийца, избавив налетчика от страданий. После чего, старательно вытер лезвие меча о лохмотья мертвеца.

— Во имя Иштар! — пробормотал охранник. — Зачем ты это сделал, демон тебя побери?!

Киммериец взглянул на крепкого парня в шлеме с желтыми перьями и в превосходной кольчуге кофийской работы. По крючковатому носу и черным курчавым завиткам волос, выбивавшимся из-под шлема, он определил в нем уроженца Шема.

— Это был акт милосердия, — невозмутимо пояснил Конан и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить дыхание после схватки. — Или там у вас в Шеме не знают о сострадании? Неужели ты сам оставил бы человека корчиться в муках и заставил его смотреть на собственные расползающиеся кишки?

Охранник не успел ответить. Как раз в тот момент изящная рука с пальцами, унизанными перстнями, уперлась в край палантина. Женщину сотрясали спазмы. Не в силах сдержаться, она опорожнила содержимое своего желудка на мостовую.

Отвернувшись от стражника, варвар сделал к ней несколько шагов.





Глава 2. Работа для вора





Конан осмотрелся. Ни на Хауранской Дороге, ни на Улице Эрлика по-прежнему не было посторонних. Те, кто проживал в близлежащих домах и мог слышать шум борьбы, предпочли не высовываться и не зажигать светильники. Даже прохожий, случайно оказавшийся поблизости, теперь, скорее всего, спешил в противоположном направлении.

Киммериец вновь взглянул в сторону женщины в паланкине. Она все еще тяжело дышала, склонившись над лужей рвотных масс. Несмотря на неприглядное обстоятельство и согбенную позу, дама выглядела необыкновенно. Безусловно, она была привлекательна. Но Конану не приходилось встречаться с представительницами такого типа. К тому же, наряд ее казался необычным.

Густые волосы, уложенные в странную, высокую прическу, словно были намотаны на какой-то стержень, специально закрепленный на макушке. В черных, как ночь, локонах поблескивала россыпь жемчужин, придавая им сходство с звездным небом. Варвар догадался, что они, наверняка, являются головками многочисленных заколок. Шею и верх груди прикрывало колье из нескольких сотен перевитых золотых волосков с вплетенными в них драгоценными камнями. Саму высокую грудь бережно окутывала перевязь белого шелка. Широкий пояс, весь расшитый бисером, поддерживал длинную роскошную юбку бледно-желтого оттенка с высоким разрезом на левом бедре. Одна нога, которая высовывалась из щели в крытых носилках, имела изящную стопу, обутую в позолоченную сандалию. Каблучок звонко цокнул, когда пришедшая в себя дама начала выбираться наружу. Лицо, обращенное к Конану, могло принадлежать зрелой, сорокалетней женщине. Скорее миловидной, чем по-настоящему красивой. У нее были высокие скулы и испуганные большие глаза, опушенные длинными, покрытыми тушью, жесткими ресницами. На ее обеих руках виднелись дорогие украшения.

— Один носильщик сбежал — невозмутимо объявил даме Конан. — Второй — испустил дух. Впрочем, это неудивительно, когда некоторые прогуливаются в подобных местах, нацепив на себя половину королевской сокровищницы, в обществе только одного телохранителя.

Женщина внимательно посмотрела на юношу. В глазах ее появился блеск.

— Почему … — начала она. — Ты так молод.

— И это все, что мне хотят сказать? — усмехнулся Конан. Он покачал головой и обернулся к охраннику.

— Кто же ты такой? — в свою очередь полюбопытствовал шемит.

— Вы оба живы до сих пор только благодаря тому, что я плюнул на предостережение и все же пошел в этот переулок, — со значением изрек киммериец. — Неужто вам нечего больше сказать, кроме того, что я молодой и для вас незнакомый?

Тут легкое движение сбоку привлекло его внимание. Краем глаза он увидел протянутую руку, увешанную драгоценностями. Пальцы с ногтями, окрашенными в пурпурный цвет, украшали четыре перстня. Тяжелых колец не наблюдалось только на большом и указательном.

Конан небрежным движением бросил меч в ножны. Лишь когда вытянутая ладонь дрогнула в нерешительности, он придержал ее и помог женщине сойти с носилок.

Незнакомая дама, в отличие от своего охранника, который почти не уступал Конану, была маленького роста, даже при высоких каблуках. Быть может, по этой причине она носила такую затейливую прическу.

— Я Хаштрис из Хаурана, — представилась женщина. — Это мой телохранитель по имени Шубал. Мы действительно очень признательны тебе. Возьми эти кольца, они снимаются без труда.

— А я — Конан из Киммерии. И я не стану снимать твоих колец, госпожа Хаштрис.

Тогда она освободила свою руку, сама сдвинула три перстня из четырех и протянула их варвару. Тот, немного поколебавшись, все же принял драгоценное подношение.

— Это всего лишь блестки, — вымолвила дама. — Ты спас мне жизнь, киммериец. Мы оба обязаны тебе жизнью.

Конан раскрыл сжатый кулак и с подозрением осмотрел сверкающее содержимое.

— Ты хочешь сказать, госпожа, что это не золото и серебро с топазом, лунным камнем и рубином?

— О, нет. Камни настоящие. И они олицетворяют мою благодарность. Мы приехали в Замору из Хаурана, чтобы купить восточные сладости, духи и ткани. Один из моих телохранителей заболел, а я поступила глупо, поскольку не смогла победить любопытство и не взглянуть на улицу под названием: «Хауранская Дорога», перед отъездом домой. Второй охранник оказался трусом и позорно бежал, когда произошло нападение. Ты, вероятно, его даже не видел. Со мной остался верный Шубал. Его я считаю самым мужественным человеком в Шадизаре, не считая тебя, Конан. Он не испугался и пошел на верную смерть, выступив против четырех негодяев. Если тебе нужна работа, Конан, то я готова предложить не менее двадцати серебреных монет в месяц. В случае твоего согласия, мою безопасность будут охранять двое самых лучших воинов в этой негостеприимной стране, так мало похожей на Хауран.

«Как длинно и витиевато она излагает» — подумал Конан, взвешивая слова Хаштрис: «Похоже, женщина говорит искренне. Скорее всего, в этом Хауране царит скукота. Но месяц… можно и потерпеть».

То, что в голове этой благородной дамы полный сумбур и сыплет она нелепыми фразами, совершенно не смущало киммерийца. Если бы женщина гневалась, то он бы, может быть, извинился. А раз нет, значит, и извиняться не стоит.

— Полагаю, ты говоришь о двадцати монетах для нас обоих, — Конан покосился в сторону шемита, который одарил его хмурым взглядом.

— Естественно.

— И Шубал, который стал свидетелем того, как ты одарила меня — тоже получит награду, как самый мужественный человек в Шадизаре?

— Само собой, — кивнула Хаштрис из Хаурана. — Ты такой быстрый и ловкий, Конан! Киммерия, что это? Город?

— Страна, — без энтузиазма пояснил юноша, — лежащая к северу от Аквилонии и Пограничного Королевства. Однако она больше Заморы в два-три раза. А Хауран — это город? — спросил он не без некоторой иронии.

Шемит отвернулся, чтобы хозяйка не заметила улыбку на его лице. Вполне очевидно, и Киммерия, и Хауран вместе с той же Заморой без труда поместились бы на просторах Шема. С большой долей вероятности, там бы осталось еще место для Хорайи и какого-нибудь подобного государства.

— Тоже страна, размером вполовину Заморы — невозмутимо ответила Хаштрис. — Я сожалею, что никогда не слышала о твоей родине, Конан. Но почему бы тебе не познакомиться с моей? Утром мы отбываем в Хауран. Не хочешь ли к нам присоединиться?

— Допустим, я управлюсь с делами к полудню, — вслух рассуждал варвар. — Кольчуга моя в ремонте… Но у меня в запасе пара лошадей.

Хаштрис посмотрела на него из-под черных ресниц.

— У нас также имеются лошади. Но, к сожалению, нет носильщиков…

— Ты не ездишь верхом, госпожа?

— Нет, — женщина перевела взгляд на паланкин, потом обратно на своего спасителя.

Как успел заметить Конан, она тщательно избегала вида трупов, валявшихся вокруг.

— Что же касается сегодняшней ночи, то…

— Охрана благородной госпожи, очевидно, не будет нести носилки, прервал ее киммериец. — Если не погнушаешься идти пешком, я, так и быть, захвачу твой стул.