Кассандра Клэр



Город священного огня




Орудия Смерти — 6






Пролог



Падай, как дождь



Институт Лос-Анджелеса, декабрь 2007-го




В день, когда убили родителей Эммы Карстаирс, погода была прекрасной.

С другой стороны, в Лос-Анджелесе она всегда такая. Одним ясным зимним утром родители девочки оставили ее у Института на холмах, за автострадой тихоокеанского побережья с видом на океан. Небо было безоблачным и тянулось с утесов Пасифик Палисейдс до пляжей Пойнт Дам.

Отчет о демонической активности в районе береговых пещер Лео Каррилло пришел за ночь до этого. Карстаирсам было поручено разобраться с ситуацией. Позже Эмма вспомнит, как ее мама заправила выбившуюся прядь волос за ухо, предлагая отцу нарисовать руну Бесстрашия, и как Джон рассмеялся, отвечая, что испытывает недоверие к новомодным рунам. Ему хватало и тех, что были записаны в Серой книге. В тот момент Эмме было невтерпеж, она быстро обняла родителей, прежде чем кинуться по ступенькам Института с подпрыгивающим рюкзаком между лопаток, а те лишь помахали на прощание.

Эмма была рада возможности тренироваться в этом месте. Мало того, что там жил ее лучший друг Джулиан, но еще и внутри царило ощущение, будто она влетала в океан. То было огромное строение из дерева и камня, стоявшее в конце длинной галечной аллеи, извивавшейся по холмам. Каждая комната, каждый этаж был с видом на океан, горы и небо; на бурлящие просторы синего, зеленого и золотого. Девочка мечтала забраться на крышу вместе с Джулсом — пока этому плану мешали родители — чтобы посмотреть, тянулся ли вид до самой пустыни на юге.

Передние двери легко распахнулись под ее знакомым прикосновением. Лестничная площадка и нижние этажи Института полнились взрослыми Сумеречными охотниками, шагающими взад и вперед. Наверное, у них какая-то встреча, предположила Эмма. Она заметила отца Джулиана — Эндрю Блэкторна, главы Института — посреди толпы. Не желая размениваться на приветствия, она бросилась в раздевалку на втором этаже, где сменила джинсы и футболку на тренировочный костюм — не по размеру широкую рубашку, свободные хлопковые штаны и, самое главное: клинок, перекинутый через плечо.

Кортана. В переводе «короткий меч», но для Эммы он не был коротким. Клинок был длинной с ее предплечье — сверкающий металл с выведенными словами, которые каждый раз вызывали у нее дрожь по позвоночнику: «Я — Кортана, той же стали и закалки, что Жуаёз и Дюрандаль». Отец объяснил, что это значит, когда впервые вручил меч в ее десятилетние руки.

—Можешь пользоваться им на тренировках до восемнадцати лет, тогда он станет твоим, — сказал Джон Карстаирс, улыбаясь, пока ее пальцы обводили слова. — Ты понимаешь, что это значит?

Она покачала головой. Часть про «сталь» девочка понимала, но про «закалку» — нет. «Закал» ассоциировался с «темпераментностью», а отец всегда предупреждал, что ее она должна контролировать. Какое отношение это имело к клинку?

—Ты же знаешь о семье Вэйландов. Они были известными изготовителями оружия до того, как Железные сестры начали ковать все клинки для Сумеречных охотников. Кузнец Вэйланд выковал Экскалибур и Жуаёз, мечи Артура и Ланселота, и Дюрандаль— меч героя Роланда. Твой клинок они сделали из той же стали. Сталь должна быть закаленной — она подвергается высокой температуре, достаточно жаркой, чтобы расплавить или уничтожить металл — чтобы сделаться сильнее. — Он поцеловал ее в макушку. — Карстаирсы пользовались этим мечом многие поколения. Надпись напоминает нам, что Сумеречные охотники — орудие Ангелов. Закалите нас в огне, и мы станем сильнее. В страданиях мы выживаем.

Эмма едва могла дождаться прохождения шести лет до своего восемнадцатилетия, когда она сможет путешествовать по миру, дабы бороться с демонами; когда она закалится в огне. Девочка прикрепила меч и покинула раздевалку, представляя, как это будет. В своих фантазиях она стояла на вершине обрыва над морем в Пойнт Даме, воюя сполчищем демонов Раум с помощью Кортаны. Джулиан был с ней, естественно, отбивающийся своим любимым оружием — арбалетом.

В Эммином воображении Джулс всегда был с ней. Она знала его всю жизнь. Блэкторны и Карстаирсы всегда были близки, и мальчик был всего на пару месяцев старше нее; она буквально никогда не жила в мире без него. Они вместе учились плавать в океане, будучи маленькими детьми. Вместе учились ходить и бегать. Ее баюкали на руках его родители и наказывали старшие брат с сестрой, когда она плохо себя вела.

А эти двое славились неподобающим поведением. Покрасили пушистого белого кота Блэкторнов — Оскара — в ярко-голубой (Эммина идея), когда им было семь. Джулиан все равно взял всю вину на себя; так часто бывало. В конце концов, как он подмечал, она была единственным ребенком в семье, а он одним из семи; его родители забудут, что злились на него, гораздо быстрее, чем Карстаирсы.

Она помнила, как умерла его мать при рождении Тавви, как Эмма держала парня за руку, пока тело хоронили в каньоне, и дым поднимался до небес. Она помнила его плач, как думала, что мальчики плакали не как девочки, с ужасными резкими всхлипами, звучавшими, будто их тащили на крючке. Может, им было хуже от того, что им плакать не подобает…

— Ох! — Эмма отшатнулась; она так углубилась в воспоминания, что врезалась прямиком в отца Джулиана — высокого мужчину с теми же спутанными каштановыми волосами, что и у большинства его детей. — Простите, мистер Блэкторн!

Он ухмыльнулся.

— Никогда раньше не видел, чтобы кто-то так рвался на занятия, — крикнул он, кинувшись по коридору.

Тренировочный зал был одним из любимых мест Эммы во всем здании. Он занимал почти весь этаж, восточная и западная стены были из прозрачного стекла. Куда ни глянь, виднелось синее море. Изгиб береговой линии шел с севера на юг, бесконечные воды Тихого океана тянулись в сторону Гавайи.

В центре тщательно отполированного деревянного пола стоял наставник семьи Блэкторнов— внушительная женщина по имени Катерина, временно поглощенная в то, чтобы научить близнецов метанию ножами. Ливви, как всегда, покорно следовала инструкциям, но Тай хмурился и упрямился.

Джулиан, одетый в свободный тренировочный костюм, лежал на спине возле западного окна и разговаривал с Марком, уткнувшимся носом в книгу и изо всех сил пытающимся игнорировать младшего сводного брата.

— Тебе не кажется, что «Марк» — странноватое имя для Сумеречного охотника? — спрашивал Джулиан при приближении девочки. — То есть, если задуматься, это всерьез сбивает с толку. «Поставь на мне марку, Марк».

Тот поднял светлую голову от книги и сердито глянул на брата. Джулиан лениво вертел в руках стило. Он держал его как кисть, за что Эмма постоянно пилила друга. Стило нужно держать подобающе, будто оно продолжение твоей руки, а не инструмент художника.

Марк театрально вздохнул. В свои шестнадцать он был достаточно взрослым, чтобы находить все поступки Эммы или Джулиана либо раздражающими, либо глупыми.

— Если тебя это так волнует, можешь называть меня полным именем.

— Марк Энтони Блэкторн? — Джулиан скривил нос. — Слишком долгое. Что, если на нас нападет демон? К тому времени, как я произнесу половину твоего имени, тебя уже убьют.

— В данной ситуации ты будешь спасать мою жизнь? — спросил Марк. — Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь, мелюзга?

— Все возможно. — Джулиан, не довольный тем, что его назвали мелюзгой, привстал. Его волосы торчали в разные стороны. Старшая сестра парня — Хелен — постоянно караулила его с расческой в руке, но попытки не приносили пользы. У него были волосы Блэкторнов, как у отца и большинства братьев и сестер — дикие, волнистые, цвета темного шоколада. Семейное сходство всегда увлекало Эмму, которая мало чем походила на родителей, если не считать, что ее отец тоже был блондином.

Хелен уже месяц была в Идрисе со своей девушкой Алиной; они обменялись фамильными кольцами и «очень серьезно» относились друг к другу, если верить маме с папой Эммы, что, по большей части, значило, что они обменивались сентиментально-слезливыми взглядами. Девочка была настроена на то, что если она когда-нибудь влюбится, то не будет такой сентиментальной. Она понимала, тот факт, что обе были девушками, поднял много шумихи, но не знала почему, да и Блэкторнам, казалось, нравилась Алина. Она была спокойной и уберегала Хелен от поспешных решений.

Тем не менее, отсутствие сестры означало, что никто не стриг Джулиана; солнечный свет, проникавший в комнату, превращал кончики его завитушек в золото. Окна вдоль восточной стены открывали вид на темные горные просторы, разделяющие море от Сан-Фернандо — сухих и пыльных холмов, пронизанные каньонами, кактусами и терновниками. Иногда Сумеречные охотники выходили потренироваться на улицу, и Эмма любила такие моменты, любила находить скрытые тропинки и тайные водопады с сонными ящерками, отдыхающими на камнях. Джулиан был профессионалом по уговариванию ящериц заползти на ладонь и спать на ней, пока он гладил их головки пальцем.

— Берегись!

Эмма пригнулась, когда нож с деревянным кончиком пролетел мимо ее головы и стукнулся об окно, отскакивая в ногу Марка. Он отодвинул книгу и встал с нахмуренным выражением. Фактически, парень был вторым надзирателем, прикрывающим Катерину, хоть преподаванию он предпочитал чтение.

— Тиберий, — сказал Марк. — Не метай в меня ножи.

— Это случайность. — Ливви встала между своим близнецом и Марком. Тиберий был таким же темным, каким Марк — белокурым, единственный из Блэкторнов — Марк и Хелен не считались из-за крови нежити — у которого не было коричневых волос и сине-зеленых глаз— семейных черт. У Тая были вьющиеся черные волосы и серые глаза цвета железа.

— Вот и нет, — сказал мальчик. — Я целился в тебя.

Марк раздраженно вздохнул и пробежался рукой по волосам, из-за чего те вздыбились. У него были Блэкторновские глаза цвета терновника, но волосы у них с Хелен были светлыми, как у матери. Ходили слухи, что мать Марка была принцессой фей; у нее была интрижка с Эндрю Блэкторном, в результате чего появились двое детей, которых она бросила на ступеньках Института Лос-Анджелеса, прежде чем исчезнуть навсегда.

Отец Джулиана принял своих полукровных детей и вырастил их как Сумеречных охотников. Их кровь всегда доминировала, и хоть Совету это не нравилось, они смирятся с детьми нежити в Конклаве, если их кожа вынесет руны. Первые руны Марку и Хелен нанесли в десять лет, и их кожа выдержала, хоть Эмма видела, что руны приносили Марку больше боли, чем обычному охотнику. Она заметила, как он кривился, хоть и пытался скрыть это, когда стило прикасалось к руке. В последнее время она много чего нового о нем замечала — как привлекало его странноватое лицо с чертами фей, широту его плеч под футболкой. Девочка не знала, почему ей бросались в глаза эти вещи, и смущалась. Из-за этого ей хотелось рявкнуть на Марка или спрятаться, или оба варианта одновременно.

— Ты пялишься, — сказал Джулиан, глядя на Эмму через колени своей запятнанной краской тренировочной формы.

Она опомнилась.

— На что?

— На Марка… снова. — Он звучал недовольно.

— Заткнись! — прошипела Эмма и дернула за его стило. Мальчик дернул обратно, и завязалась драка. Она захохотала, увернувшись от Джулиана. Они так долго вместе тренировались, что она знала каждое его движение еще до того, как он его делал. Единственной проблемой было, что Эмма склонна поддаваться ему. Мысль, что кто-нибудь может сделать другу больно, вызывала у нее дикую ярость, и иногда это касалось даже нее самой.

— Это из-за пчел в твоей комнате? — потребовал ответа Марк, шагая к Тиберию. — Ты же знаешь, почему нам пришлось от них избавиться!

— Я предполагаю, ты сделал это, чтобы сорвать мои планы! — сказал Тай. Он был маленьким для своего возраста — десяти лет — но словарный запас у него был как у восьмидесятилетнего. Обычно Тай не врал, так как не понимал, какой в этом смысл. Ему было невдомек, почему некоторые его поступки раздражали или расстраивали людей, и, в зависимости от своего настроения, он находил их злость либо пугающей, либо необоснованной.

— Дело не в том, чтобы помешать тебе, Тай. Просто нельзя разводить пчел в своей комнате…

— Я изучал их! — объяснил мальчик, его бледное лицо загорелось. — Это было важно, и они были моими друзьями. Я знал, что делал.

— Прямо как в случае с гремучей змеей? — спросил Марк. — Иногда мы забираем у тебя вещи, потому что не хотим, чтобы с тобой что-то случилось; знаю, это трудно понять, Тай, но мы любим тебя.

Он посмотрел на Марка пустым взглядом. Мальчик знал, что значит «люблю тебя», и что это было хорошо, но не понимал, почему это могло служить объяснением всем поступкам.

Парень наклонился, оперившись в колени, оставаясь на уровне серых глаз Тая.

— Ладно, вот, что мы сделаем…

— Ха! — Эмме удалось перевернуть Джулиана на спину и отобрать его стило. Он засмеялся, ерзая под ней, пока она не прижала его руку к полу.

— Сдаюсь! — сказал он. — Сдаюсь!

Он смеялся, и девочку внезапно осенило, что лежать прямо на Джулсе было как-то странно, а еще у него, как и у Марка, были приятные черты лица. Круглая и мальчишеская форма была родная ее памяти, она почти могла представить, каким он будет, когда повзрослеет.

Дверной звонок Института эхом раздался по залу. Звук был глубоким, мелодичным и звонким, как церковные колокола. Снаружи, для простолюдин, Институт казался руинами древней испанской миссии. Хоть повсюду были напичканы знаки «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ» и «НЕ ЗАХОДИТЬ», иногда людям — обычно примитивным со слабым даром Зрения — все равно удавалось пробраться к главному входу.

Эмма скатилась с Джулиана и поправила одежду. Она перестала смеяться. Мальчик присел, опираясь на руки, в его глазах загорелось любопытство.

— Все нормально?

— Локоть ушибла, — соврала она, оглядываясь на других. Катерина учила Ливви правильно держать нож, Тай качал головой, глядя на Марка. «Тай». Это она так назвала Тиберия при его рождении, поскольку в свои восемнадцать месяцев не могла произнести полное имя, лишь «Тай-Тай». Периодически она задумывалась, помнит ли он об этом. Что было и не было важным для мальчика оставалось загадкой. Он был непредсказуем.

—Эмма? — Джулиан наклонился, и все вокруг будто взорвалось. Перед ними вспыхнул ярчайший свет, а мир за окном окрасился в белый, золотой и красный, как если бы Институт загорелся. В то же время пол закачался, как палуба корабля. Эмма скользнула вперед, и снизу раздался душераздирающий крик — ужасающий, неузнаваемый.

Ливви ахнула и побежала к Таю, обхватывая его руками, словно могла защитить его тело собственным. Девочка была одной из немногих, которым Тиберий разрешал себя трогать; он стоял с широко распахнутыми глазами, одной рукой хватаясь за рукав рубашки сестры. Марк мгновенно поднялся на ноги; Катерина побледнела на фоне своих темных волос.

— Оставайтесь здесь, — сказала она Эмме и Джулиану, вытаскивая меч из ножен на поясе.— Следите за близнецами. Марк, ты идешь со мной.

—Нет! — вскрикнул Джулс, поднимаясь на ноги. — Марк…

— Со мной все будет в порядке, — сказал парень с обнадеживающей улыбкой; в каждой руке у него было по кинжалу. Он быстро обращался с ножами, никогда не промахиваясь. — Оставайся с Эммой, — он кивнул в их сторону, а затем исчез вслед за Катериной, закрывая за собой дверь в зал.

Джулс подошел ближе к Эмме, скользнул рукой в ее ладонь и помог ей подняться; ей хотелось намекнуть, что с ней все хорошо, помощь не требовалась, но промолчала. Она понимала его нужду хотя бы сделать вид, что был чем-то занят, чем-то помочь. Еще один крик раздался снизу; послышался звук разбитого стекла. Девочка кинулась к близнецам— те окаменели, как маленькие статуи. Лицо Ливви было пепельного оттенка; Тай крепко цеплялся за ее рубашку.

— Все будет нормально, — сказал Джулс, кладя руку между худых лопаток брата. — Что бы там ни случилось…

— Ты понятия не имеешь, что происходит, — монотонно ответил Тай. — И не можешь говорить, что все будет нормально. Ты не знаешь.

Послышался новый звук. Хуже, чем крик. Ужасающий вой: дикий и злобный.

«Оборотни?» — недоуменно подумала Эмма, но она слышала прежде их вой; этот был гораздо мрачнее и более жестокий.

Ливви прижалась к плечу близнеца. Он поднял свое крошечное бледное лицо, переводя взгляд с Эммы на Джулиана.

— Если мы спрячемся, и что бы это ни было нас найдет, и навредит нашей сестре —ты будешь виноват.

Ливви спрятала лицо за братом; он говорил тихо, но Эмма не сомневалась, что он имел это в виду. Несмотря на пугающий интеллект мальчика, несмотря на его странности и безразличие к другим, с сестрой он был неразлучен. Если Ливви было плохо, Тай спал у подножья ее кровати; если она поцарапалась, он паниковал, и наоборот.

Эмма заметила противоречивые эмоции на лице Джулиана — его глаза искали ее, и она кивнула. Мысль о том, чтобы оставаться в тренировочном зале и ждать, пока ни объявится тот, кто издал тот вой, вызывала у нее ощущение, будто кожа слезала с костей.

Джулиан зашагал по залу и вернулся с изогнутым арбалетом и двумя кинжалами.

— Пора отпустить Ливви, Тай, — сказал он, и через мгновение близнецы отошли друг от друга. Джул вручил девочке кинжал и предложил другой Тиберию, который уставился на него так, будто это был инопланетный предмет. — Тай, — Джулс опустил руку. — Что у тебя в комнате делали пчелы? Что тебе в них так нравится?

Тот ничего не ответил.

— Тебе нравится, как слажено они работают вместе, верно? Ну, теперь наш черед сработаться. Мы должны пойти в офис и вызвать Конклав, ясно? Послать сигнал бедствия. Чтобы они прислали подмогу для нашей защиты.

Тай протянул руку за кинжалом с коротким кивком.

— Это бы я и предложил, послушай меня Марк и Катерина.

— Это точно, — сказала Ливви. Она схватилась за нож с большей уверенностью, чем брат, и держала его так, будто знала, что с ним делать. — Об этом он и думал.

—Теперь нам нужно быть очень тихими, — сказал Джулиан. — Вы двое следуете за мной в офис. — Он поднял глаза и встретился взглядом с Эммой. — Эмма заберет Тавви и Дрю, и встретится с нами там. Хорошо?

Сердце девочки спикировало вниз, как морская птица. Октавий — Тавви — двухлетний малыш. Восьмилетняя Дрю была еще слишком молода, чтобы начинать физические тренировки. Конечно, кто-то должен был забрать их. Глаза Джулса буквально молили ее.

— Да, — ответила она. — Именно этим я и займусь.









Кортана висел за Эмминой спиной, в руке был метательный нож. Ей казалось, она чувствовала, как металл пульсировал в ее венах, словно сердцебиение, пока скользила по коридорам Института, прижавшись к стене. Периодически ей встречались огромные окна с видом на синее море и зеленые горы, мирные белые облака дразнили ей душу. Она подумала о родителях, находящихся где-то на пляже, понятия не имеющих о происходящем здесь. Она хотела, чтобы они были рядом, но в то же время радовалась, что они в безопасности.

Девочка пришла в ту часть Института, которая была ей знакома лучше всего: в семейное крыло. Она прокралась мимо пустой спальни Хелен, со сложенной одеждой и пыльными покрывалами. Мимо комнаты Джулиана, такой родимой после миллионов ночевок, и Марка, с накрепко запертой дверью. Следующая шла спальня мистера Блэкторна, а за ней — детская. Эмма сделала глубокий вдох и толкнула дверь плечом.

Зрелище, представшее в небольшой голубой комнатке, вызвало шок. Тавви сидел в своей колыбельке, цепляясь маленькими ладошками за перила, его щечки покраснели от слез. Друзилла стояла перед ним с мечом — Ангел знает, где она его взяла; он был направлен прямиком на Эмму. Рука Дрю дрожала, и кончик меча плясал в разные стороны; ее косички торчали по обе стороны от пухленького лица, но ее Блэкторновские глаза выражали стальную решимость.

— Только попробуй подойти к моему брату.

— Дрю, — ласково сказала Эмма. — Это я. Джулс послал меня за вами.

Девочка с лязгом уронила меч и расплакалась. Эмма кинулась мимо нее и свободной рукой достала малыша из колыбели, усаживая его себе на бедро. Тавви был маленьким для своего возраста, но весил с добрых десять килограмм; она поморщилась, когда он дернул за ее волосы.

— Мама, — сказал мальчик.

—Тише. — Она поцеловала его в макушку. От него пахло детской пудрой и слезами. — Дрю, хватайся за пояс. Мы пойдем в офис. Там мы будем в безопасности.

Она послушно взялась за оружейный пояс своими маленькими ручками; девочка уже перестала плакать. Сумеречные охотники много не плакали, даже в восьмилетнем возрасте.

Эмма повела их в коридор. Звуки снизу ухудшились. Крики продолжались, вой углубился, стекло разбивалось, громче скрипели балки. Эмма прокралась вперед, прижимая Тавви, бормоча снова и снова, что все будет хорошо, он в безопасности. Окна стали встречаться чаще, солнце яростно прорывалось сквозь них, едва не ослепляя.

Она была ослеплена: паникой и солнцем; это было единственным объяснением ее ошибке при следующем повороте. Девочка свернула по коридору, и вместо того, чтобы оказаться в нужном месте, она встала у широкой лестницы, ведущей в фойе и к большим двойным дверям, служившим входом в здание.

Фойе полнилось Сумеречными охотниками. Некоторые, знакомые ей как Нефилимы лос-анджелеского Конклава, были в черном, другие в красном снаряжении. Ряды статуй были опрокинуты, разбившись на кусочки и осыпав пыль на пол. Окно, открывающее вид на море, разгромили, куски стекла и кровь были повсюду.

Эмма почувствовала тошноту в животе. Посреди фойе стоял высокий парень в алом. Это был светлый блондин, практически с белыми волосами, его лицо было будто высеченным мраморным ликом Разиэля, только и без капли милосердия. Его глаза были угольно-черными, в одной руке он нес меч с рисунком звезд; в другой — чашу из мерцающего адаманта.

Вид чаши защекотал память Эммы. Взрослые не любили обсуждать политику при юных Сумеречных охотниках, но она знала, что сын Валентина Моргенштерна взял себе другое имя и поклялся отомстить Конклаву. Она также знала, что он создал чашу, противоположную Кубку Ангелов, превращающую охотников в злых, демонических существ. Девочка слышала, как мистер Блэкторн звал злых Сумеречных охотников Омраченными; лучше умереть, чем стать таким.

Значит, это он. Джонатан Моргенштерн, которого все величали Себастьяном — оживший персонаж из сказок, рассказываемых, чтобы пугать детей. Сын Валентина.



Эмма положила руку на затылок Тавви, прижимая его лицо к своему плечу. Она не могла двинуться с места. Казалось, будто к ее ногам были привязаны свинцовые грузы. Себастьяна окружали Сумеречные охотники в красных и черных одеяниях, а также таинственные персоны в темных плащах — может, тоже охотники? Сказать наверняка было невозможно — их лица скрывались за капюшонами. Марк был вместе с ними, один из Сумеречных охотников в красном наряде завел ему руки за спину. Кинжалы лежали у ног парня, а тренировочная форма была заляпана кровью.

Себастьян поднял руку и поманил длинным бледным пальцем:

— Приведите ее.

В толпе послышался шорох, и вперед выступил мистер Блэкторн, таща за собой Катерину. Она боролась, била его руками, но мужчина был слишком силен. Эмма недоверием и ужасом смотрела, как он опустил ее на колени.

— Теперь, — сказал бархатным голосом Себастьян, — выпей из Демонической чаши смерти, — и он надавил краем чаши на ее губы.

Тут-то Эмма и узнала, что это был за душераздирающий вой, раздающийся ранее. Катерина пыталась освободиться, но парень был сильнее; он влил содержимое чаши сквозь стиснутые зубы женщины, та ахнула и проглотила. Затем мистер Блэкторн позволил ей вырваться из его хватки. Он и Себастьян рассмеялись. Катерина упала на землю, ее тело забилось в конвульсиях, и из ее горла раздался короткий крик — даже хуже, она взвыла от боли, будто ее душу вырывали из тела.

По комнате прошелся смешок; Себастьян улыбнулся, в нем было что-то жуткое и красивое, такими бывают ядовитые змеи или белые акулы. По бокам его охраняли два компаньона: женщина с седеющими коричневыми волосами и топором в руках, и некая высокая личность, полностью скрытая за черным плащом. Ни одна часть его тела не выглядывала, лишь темные ботинки, виднеющиеся под кромкой мантии. Только его высота и ширина наводили на мысль, что под ней вообще скрывался мужчина.

— Это последний Сумеречный охотник в этом Институте? — спросил Себастьян.

— Есть еще мальчишка, Марк Блэкторн, — сказала рядом стоящая женщина, указывая на него. — Он уже достаточно взрослый.

Глава Омраченных посмотрел на Катерину, переставшую биться в конвульсиях и тихо лежавшую, ее темные волосы спутались на лице.

— Вставай, сестра Катерина, — сказал он. — Приведи ко мне Марка Блэкторна.

Эмма, словно приросшая к полу, наблюдала, как женщина плавно поднялась на ноги. Всю ее жизнь Катерина работала наставницей в Институте; она была их учительницей, когда родился Тавви, когда умерла мама Джулса, когда Эмма впервые занялась физической подготовкой. Учила их языкам, перевязывала раны и облегчала боль от царапин, дала им их первые оружия; она была частью семьи. Но теперь она встала с пустыми глазами на лужу крови на полу и потянулась за Марком.

Дрю ахнула, возвращая к себе внимание Эммы. Девочка развернулась и вручила ей Тавви; Дрю покачнулась, но быстро вернула равновесие, крепко обхватывая младшего брата.

— Беги, — сказала Эмма. — Беги в офис. Скажи Джулиану, что я скоро буду.

Что-то в ее тоне намекало, что спорить не стоит. Друзилла еще крепче прижала брата и побежала, ее босые ноги тихо зашлепали по полу коридора. Эмма вновь развернулась и уставилась на разворачивающуюся катастрофу. Катерина стояла за Марком, толкая его вперед, прижимая кинжал к месту меж его лопатками. Он споткнулся и чуть не упал перед Себастьяном; теперь Марк находился ближе к ступенькам, и Эмма четко видела признаки борьбы. На его руках и запястьях виднелись защитные раны, на лице порезы. Без сомнений, времени на исцеляющие руны не было. Его правая щека была в крови. Себастьян посмотрел на него, губы раздраженно изогнулись.

— Этот не чистокровный нефилим. В нем течет кровь фей, не так ли? Почему меня не проинформировали?

Послышался шепот. Женщина с коричневыми волосами сказала:

— Значит ли это, что чаша не сработает на нем, мой лорд?

— Это значит, что он мне не нужен.

— Мы могли бы забрать его в соляную долину, — ответила она. — Или на высоты Идумея, использовать его как жертву для удовольствия Асмодея и Лилит.

— Нет, — медленно сказал Себастьян. — Нет, я не думаю, что было бы мудро так поступать с тем, в ком течет кровь фей.

Марк плюнул в него.

Парень выглядел пораженно. Он повернулся к отцу Джулиана.

— Усмири его. Если желаешь, нанеси пару увечий. Мое терпение к твоему полукровному сыну не безгранично.

Мистер Блэкторн вышел вперед, держа в руках шпагу. Лезвие уже было окрашено кровью. Глаза Марка расширились от ужаса. Шпага замахнулась…

Эмма метнула нож. Он рассек воздух и проткнул грудь Моргенштерна.

Себастьян покачнулся, и мистер Блэкторн опустил руку с оружием. Остальные закричали; Марк встал на ноги, а Себастьян опустил взгляд на клинок, вонзившийся в его сердце. Парень нахмурился.

— Ай, — он достал нож. С лезвия капала кровь, но Себастьян выглядел так, будто его ни капли не смутило ранение. Он откинул орудие и посмотрел вверх. Эмма почувствовала, как эти темные, пустые глаза сосредоточились на ней, будто ее коснулись холодными пальцами. Ощутила, как он рассматривает, подводит итоги, узнает и отвергает ее.

— Жаль, что ты не выживешь. Не расскажешь Конклаву, что Лилит сделала меня безгранично сильным. Может, Блистательный в силе убить меня. Какое упущение, что нефилимы больше не могут попросить об одолжении у Ангелов, и ни одно из их хилых орудий, кующихся в Адамантовой Цитадели, не может принести мне вред. — Он повернулся к остальным. — Убейте девчонку, — потребовал он, с отвращением поправляя свое окровавленное пальто.

Эмма увидела, как Марк кинулся к лестнице, пытаясь добраться до нее первым, но мужчина рядом с Себастьяном уже схватил его и тянул назад руками в черных перчатках; он обхватил парня, словно защищал. Марк боролся, а затем исчез из виду, поскольку Омраченные стали подниматься наверх.

Эмма развернулась и побежала. Научилась этому на пляжах Калифорнии, где песок проседал под каждым ее шагом. На твердой же поверхности она могла мчаться со скоростью ветра. Девочка бросилась по коридору, ее волосы разлетались позади, спрыгнула со ступенек, свернула вправо и ворвалась в двери офиса. Захлопнув их за собой, она выдвинула засов и оглянулась.

Комната была огромной, стены были заставлены справочниками. На верхнем этаже тоже была библиотека, но в этом месте мистер Блэкторн руководил Институтом. Его стол из красного дерева с двумя телефонами — белым и черным — стоял посредине. Трубка черного телефона была снята, Джулиан кричал в нее:

— Вы должны оставить портал открытым! Не все еще в безопасности! Пожалуйста…

Дверь за Эммой издала сильный грохот, когда в нее попытались пройти Омраченные; Джулиан настороженно поднял голову, и трубка выскользнула из его рук, когда он увидел Эмму. Она уставилась в ответ, и посмотрела мимо мальчика, где светилась вся восточная стена. В центре открылся портал — прямоугольное отверстие, через которое Эмма видела извивающиеся серебряные фигуры, хаос из облаков и ветра.

Она пошатнулась в сторону Джулиана, и он поймал ее за плечи. Его пальцы впились ей в кожу, будто он не мог поверить, что она была настоящей, находилась рядом с ним.

— Эмма, — выдохнул он, а затем его речь полилась потоком: — Эм, где Марк? Где мой отец?

Она покачала головой.

— Они не могут… мне не удалось… — Девочка сглотнула. — Это Себастьян Моргенштерн, — она скривилась, когда дверь снова задрожала от очередных нападений. — Мы должны вернуться за ними… — Эмма повернулась, Но Джулс схватил ее за запястье.

— Портал! — прокричал он сквозь звуки ветра и грохот двери. — Он ведет в Идрис! Конклав открыл его! Эмма… он закроется через пару секунд!

— Но как же Марк! — закричала она, хоть сама не знала, что они могли бы сделать, как бы пробили путь мимо Омраченных, толпящихся в коридоре, как бы победили Себастьяна, ставшего сильнее, чем любой обычный охотник. — Мы должны…

— Эмма! — проревел Джулиан, а затем дверь распахнулась, и темные Сумеречные охотники ввалились в офис. Она услышала, как женщина с коричневыми волосами вопила ей вслед, что-то о том, как все нефилимы будут гореть в огне Идумая, что они сгорят и умрут, будут уничтожены…

Джулиан рванул к порталу, таща за собой Эмму одной рукой; после еще одного испуганного взгляда за спину, она позволила повести себя. Девочка пригнулась, когда стрела пролетела мимо них и попала в окно справа. Джулс отчаянно цеплялся за нее, обхватывая девочку руками; она почувствовала, как его пальцы сжимаются в кулак на ее футболке, когда они упали в портал, и их поглотила буря.




Часть 1



Извлечь огонь



«И Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя:



и Я превращу тебя в пепел на земле перед глазами всех, видящих тебя.



Все, знавшие тебя среди народов, изумятся о тебе;



ты сделаешься ужасом, и не будет тебя во веки»


Книга пророка Иезекииля, глава 28


1



Удел их Чаши


— Представь что-нибудь успокаивающее. Пляж в Лос-Анджелесе: белый песок, разбивающиеся голубые волны, ты прогуливаешься вдоль границы прилива…

Джейс приоткрыл один глаз.

— Звучит очень романтично.

Парень, сидящий напротив него, вздохнул и провел руками по своей косматой темной шевелюре. Несмотря на холодный декабрьский день, оборотни ощущали погоду не так остро, как люди, поэтому Джордан снял свою куртку и закатал рукава рубашки. Они сидели друг напротив друга на клочке потемневшей травы, на поляне в Центральном парке: оба со скрещенными ногами, руки сложены на коленях ладонями вверх.

Рядом с ними из земли торчала скала, состоящая из больших и маленьких валунов, и на вершине одного из крупных камней сидели Алек и Изабель Лайтвуды. Когда Джейс подняла глаза, Изабель перехватила его взгляд и ободряюще помахала ему. Алек, заметив ее жест, шлепнул ее по плечу. Джейс видел, как он отчитывал Иззи, наверно, за то, что та мешает Джейсу сконцентрироваться. Он улыбнулся про себя — ни у одного из них не было причин находиться здесь, но они все равно пришли, «в качестве моральной поддержки». Хотя Джейс считал, что дело, скорее, в том, что Алек в последнее время ненавидел оставаться в стороне; Изабель ненавидела, чтобы ее брат был сам по себе; а оба они избегали своих родителей и Институт.

Джордан пощелкал пальцами перед носом Джейса.

— Эй, ты сосредотачиваешься?

Джейс нахмурился.

— Сосредотачивался, пока мы не забрели на территорию плохих частных объявлений.

— Ладно, какие вещи вызывают у тебя спокойствие и умиротворение?

Джейс снял ладони с коленей — в позе лотоса у него сводило запястья — и откинулся на руки. Прохладный ветерок шелестел несколькими сухими листиками, до сих пор цепляющимися за ветви деревьев. Бледное зимнее небо придавало листьям особую элегантность, как зарисовки пером и тушью.

— Убийство демонов, — ответил он. — Хорошее аккуратное убийство очень расслабляет. А вот небрежные наоборот раздражают, потому что после этого тебе нужно подчищать…

— Нет, — вскинул руки Джордан. Под рукавами его рубашки виднелись опоясывающие руки татуировки. Шанти¹, шанти, шанти. Джейс знал, что это означает «мир, приносящий понимание», и нужно произнести слово три раза каждый раз, когда читаешь мантру, чтобы успокоить свой разум. Но его в последнее время, похоже, ничего не успокаивало. Огонь в венах ускорял мышление, мысли налетали слишком быстро, одна за другой, как взрывающиеся фейерверки. Цветные сны, яркие и насыщенные, словно картины маслом. Он пытался обучить себя сам, час за часом проводя в комнате для тренировок: кровь, синяки, пот и однажды даже сломанные пальцы. Но не продвинулся дальше раздражающих Алека просьб об исцеляющих рунах, а самым незабываемым стало то, когда он случайно поджег одну из поперечных балок.

Именно Саймон заметил, что его сосед медитировал каждый день и говорил, что если ввести это в привычку, то неконтролируемые приступы гнева, часто являющиеся частью превращения в оборотня, уйдут. А там уже и Клэри подключилась, предложив Джейсу «тоже попробовать», и вот они здесь, на его втором сеансе. Первый сеанс закончился тем, что Джейс прожег знак в деревянном полу у Саймона и Джордана, поэтому оборотень предложил вторую попытку провести на улице, дабы предотвратить дальнейшее повреждение имущества.

— Никаких убийств, — сказал Джордан. — Мы стараемся, чтобы ты ощутил умиротворение. Кровь, убийства, война — все эти вещи мирными не назовешь. Разве тебе больше ничего не нравится?

— Оружие, — сказал Джейс. — Мне нравится оружие.

— Я уже начинаю думать, что тут проблема личной философии.

Джейс наклонился вперед, прижав ладони к траве.

— Я воин, — проговорил он. — Меня вырастили воином. У меня не было игрушек, но было оружие. До пяти лет я спал с деревянным мечом. Моей первой книгой стала средневековая демонология со светящимися страницами. Первые песни, которые я выучил, — это песнопения изгнания демонов. Я знаю, что умиротворяет меня, и это не песчаные пляжи, не щебетание птиц в тропических лесах. Я хочу иметь оружие в руках и стратегию побеждать.

Джордан спокойно посмотрел на него.

— Так ты хочешь сказать, что умиротворение тебе приносит война.

Джейс поднял руки вверх и встал, отряхивая с джинсов траву.

— Вот теперь верно.

Он услышал хруст сухой травы и обернулся, заметив Клэри, ныряющую между двумя деревьями и выходящую на поляну. Саймон шел в нескольких шагах позади нее. Клэри сунула руки в задние карманы и рассмеялась.

Мгновение Джейс наблюдал за ними: есть что-то такое в том, чтобы наблюдать за людьми, когда они об этом не догадываются. Он вспомнил тот второй раз, когда увидел Клэри, в главном зале кофейни «Джава Джонс». Она смеялась и болтала с Саймоном, как и сейчас. Он вспомнил незнакомый укол ревности в груди, перехвативший дыхание, и чувство удовлетворения, когда она оставила Саймона и пришла поговорить с ним.

Все меняется. Он уже избавился от той съедающей его ревности к Саймону и теперь за его упорство и бесстрашие невольно испытывает к нему уважение, действительно считая другом, хотя и вряд ли когда-нибудь произнесет это вслух. Джейс видел, как Клэри обернулась и послала ему воздушный поцелуй, локоны ее рыжего хвостика подпрыгнули. Она такая маленькая: нежная и кукольная, как думал он когда-то, пока не узнал, насколько она сильная.

Девушка направлялась прямо к Джейсу и Джордану, пока Саймон взбегал по скалистой тропе туда, где сидели Алек и Изабель. Он опустился рядом с Изабель, которая тут же наклонилась, чтобы что-то ему сказать, черная завеса волос закрыла ее лицо.

Клэри остановилась перед Джейсом, с улыбкой покачиваясь на пятках.

— Ну, как продвигается?

— Джордан хочет, чтобы я думал о пляже, — мрачно произнес Джейс.

— Он упрямец, — обращаясь к Джордану, сказала Клэри. — Он хотел сказать, что ценит это.

— Вообще-то нет, — проговорил Джейс.

Джордан фыркнул.

— Если бы не я, то ты бы сейчас скакал по Мэдисон-авеню и изрыгал вспышки из всех отверстий. — Он поднялся на ноги и накинул свою зеленую куртку. — Твой парень сумасшедший, — сказал он Клэри.

— Да, но он хорош, — ответила Клэри. — Что есть, то есть.

Джордан скорчил гримасу, но она была добродушной.

— Я ухожу, — сказал он. — Хочу встретиться с Майей в центре города.

Он с усмешкой отсалютовал и ушел, скользнув между деревьями и исчезнув тихой поступью волка, каким и был внутри. Джейс смотрел, как он уходит. «Тоже мне спаситель», — подумал он. Шесть месяцев назад он бы не поверил, если бы кто-нибудь ему сказал, что он будет брать уроки поведения у оборотня.

За последние месяцы у Джордана, Саймона и Джейса наметилось какое-то подобие дружбы. Джейс не смог не воспользоваться их квартирой в качестве прибежища от каждодневного давления Института и напоминаний о том, что Конклав по-прежнему не готов к войне с Себастьяном.

Erchomai. Слово коснулось разума Джейса, словно прикосновение перышка, заставив его вздрогнуть. Он видел крыло ангела, вырванное из тела и лежащее в луже золотистой крови.

Я иду.









— Что случилось? — спросила Клэри, Джейс вдруг показался ей таким далеким. С тех пор, как священный огонь вошел в его тело, он стал уходить в свои мысли. У нее было ощущение, что это побочный эффект от подавляемых эмоций. Клэри почувствовала угрызения совести: Джейс, когда она встретила его, был таким сдержанным, лишь маленькие частички его настоящего «я» просачивались сквозь трещины его личной брони, как свет сквозь щели в стене. На то, чтобы сломать эту защиту, ушло много времени. Однако теперь огонь, текущий в его венах, в целях безопасности заставлял его снова возводить стены, подавлять эмоции. Но когда огонь исчезнет, сможет ли он снова их снести?

Отозвавшись на ее голос, Джейс моргнул. Зимнее солнце стояло высоко и не грело, оно заострило кости на его лице и проложило отчетливые тени под глазами. Глубоко вздохнув, он потянулся к ее руке.

— Ты права, — тихим, более серьезным голосом, который он хранил только для нее, проговорил он. — Они помогают — уроки с Джорданом. Помогают, и я это ценю.

— Я знаю. — Клэри сомкнула пальцы на его запястье, кожа на котором была теплой. Похоже, с момента его встречи с Блистательным температура тела стала на несколько градусов выше обычной. Его сердце по-прежнему отстукивало знакомый ровный ритм, но от ее прикосновения кровь, пульсирующая по венам, загудела кинетической энергией огня, готового вырваться.

Она приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его в щеку, но Джейс повернулся, и их губы соприкоснулись. С тех пор, как в его крови запел огонь, они только целовались, но даже это делали с осторожностью. И сейчас Джейс был осторожен: его рот нежно скользил по ее губам, рука накрыла ее плечо. Мгновение они стояли, прижавшись друг к другу, и она ощутила гул и пульсирование его крови. Он притянул ее к себе, но между ними проскочила резкая холодная искра, как вспышка статического электричества.

Джейс прервал поцелуй и на выдохе отступил назад. Прежде, чем Клэри успела что-то сказать, на соседнем холме раздался хор саркастических аплодисментов. Им махали Саймон, Изабель и Алек. Джейс поклонился, а Клэри слегка застенчиво отошла назад, просунув большие пальцы за пояс своих джинсов.

Джейс вздохнул.

— Нам стоит присоединиться к нашим надоедливым друзьям, любящим подглядывать?

— К сожалению, у нас есть только такие друзья.

Клэри толкнула его плечом, и они направились к скале. Саймон и Изабель сидели бок о бок, о чем-то тихо разговаривая. Алек устроился чуть в стороне, с выражением полной сосредоточенности на лице уставившись в экран своего телефона.

Джейс опустился рядом со своим парабатай.

— Я слышал, что если долго смотреть на эти штуковины, то они зазвонят.

— Он писал сообщение Магнусу, — сказала Изабель, неодобрительно поглядывая на брата.

— Нет, не писал, — машинально ответил Алек.

— Нет, писал, — вытянув шею и глядя через плечо Алека, сказал Джейс. — И звонил. Я вижу твои исходящие звонки.

— Сегодня у него день рождения, — проговорил Алек, захлопнув крышку телефона. В последнее время он выглядел меньше, практически худым в своем поношенном голубом пуловере с дырками на локтях, его губы обкусаны и потрескались. Клэри стало его жалко. Первую неделю после того, как Магнус с ним порвал, он провел в каком-то оцепенении печали и неверия. На самом деле, никто из них не мог в это поверить. Она всегда думала, что Магнус любит Алека, по-настоящему любит. Очевидно, Алек думал так же. — Я не хочу, чтобы он считал, будто я не… будто я забыл.

— Ты просто чахнешь, — сказал Джейс.

Алек пожал плечами.

— Кто бы говорил. Ох, я люблю ее. Ох, она моя сестра. Ох, ну почему, почему, почему…

В попытке расшевелить его Джейс бросил в Алека горсть сухих листьев.

Изабель рассмеялась.

— Ты же знаешь, что он прав, Джейс.

— Дай мне свой телефон, — игнорируя Изабель, сказал Джейс. — Ну же, Александр.

— Это не твое дело, — проговорил Алек, удерживая телефон подальше. — Забудь об этом, ладно?

— Ты не ешь, не спишь, пялишься на свой телефон, а я должен забыть об этом? — сказал Джейс. На удивление, в его голосе прозвучало беспокойство: Клэри знала, как он расстроен из-за того, что Алек несчастлив, но не думала, что тому об этом известно. При других обстоятельствах Джейс убил бы или, по крайней мере, пригрозил бы тому, кто причинил боль Алеку, но в этом случае все по-другому. Джейсу нравилось побеждать, но нельзя взять верх над разбитым сердцем, даже другого человека. Даже человека, которого ты любишь.

Джейс наклонился и выхватил телефон из руки своего парабатай. Алек начал протестовать и потянулся за ним, но Джейс, удерживая его одной рукой, второй стал ловко пролистывать сообщения на телефоне.

— Магнус, перезвони мне. Я хочу знать, что с тобой все в порядке… — Он покачал головой. — Что ж, нет. Просто нет. — И решительным движением руки разломил телефон пополам. Экран погас, когда Джейс бросил половинки на землю. — Вот так.

Не верящим взглядом Алек смотрел на разбитые остатки.

— Ты СЛОМАЛ мой ТЕЛЕФОН.

Джейс пожал плечами.

— Парни не позволяют другим парням звонить другим парням. Да уж, вышло как-то неправильно. Друзья не позволяют друзьям звонить их бывшим и вешают трубку. Серьезно. Пора остановиться.

Алека переполняла ярость.

— И поэтому ты сломал мой совершенно новый телефон? Большое спасибо.

Джейс безмятежно улыбнулся и улегся спиной на камень.

— Пожалуйста.

— Посмотри на это с другой стороны, — вмешалась Изабель. — Ты больше не будешь получать мамины сообщения. Сегодня она написала мне шесть раз. Я даже выключила телефон. — Она многозначительно похлопала себя по карману.

— Чего она хочет? — спросил Саймон.

— Постоянных заседаний, — ответила Изабель. — Показаний. Конклав по-прежнему хочет услышать, что произошло, когда мы сражались с Себастьяном в Буррене. Мы все должны отчитаться раз пятьдесят. Как Джейс поглотил священный огонь из Блистательного. Показания темных Сумеречных охотников, Чаша смерти, использованное оружие, руны, которые были на них. Во что мы были одеты, во что был одет Себастьян, во что были одеты все… короче, как секс по телефону, только скучный.

Саймон поперхнулся.

— Что, по нашему мнению, хочет Себастьян, — добавил Алек. — Когда он вернется. Что он будет делать, когда вернется.

Клэри уперлась локтями в колени.

— Всегда приятно знать, что у Конклава есть хорошо продуманный и надежный план.

— Они не хотят в это верить, — произнес Джейс, глядя в небо. — В этом-то и проблема. Независимо от того, сколько раз мы расскажем им, что видели в Буррене. Независимо от того, сколько раз мы скажем, как опасны Омраченные. Они не хотят верить, что нефилимы действительно могут быть испорчены. Что Сумеречные охотники смогли убить Сумеречных охотников.

Клэри была там, когда Себастьян создал первого Омраченного. Она видела в их глазах черноту, ярость, с которой они сражались. Они ее пугали.

— Они больше не Сумеречные охотники, — низким голосом добавила она. — Они не люди.

— В это трудно поверить, если ты этого не видел, — сказал Алек. — И у Себастьяна их так много. Маленькое разрозненное войско. Они не хотят верить, что он настоящая угроза. А если и так, то они скорее поверят, что он угроза для нас, Нью-Йорка, чем для всех Сумеречных охотников.

— Но они не ошибаются в том, что Себастьяна заботит только Клэри, — сказал Джейс, и девушка ощутила пробежавший по спине озноб, смесь отвращения и мрачного предчувствия. — У него нет настоящих эмоций. Таких, как у нас. А если и есть, то они направлены на нее. А еще на Джослин. Ее он ненавидит. — Задумавшись, он замолк. — Но я не думаю, что он может напасать на это место. Слишком… очевидно.

— Надеюсь, ты говорил об этом Конклаву, — проговорил Саймон.

— Тысячу раз, — ответил Джейс. — Но я сомневаюсь, что моя проницательность пользуется у них большим уважением.