Модиано Патрик

Из самых глубин забвения

Патрик МОДИАНО

ИЗ САМЫХ ГЛУБИН ЗАБВЕНИЯ

Перевод с французского Жака Петивера

Петеру Хандке посвящается

Из самых глубин забвения...

Стефан Георге

Она была среднего роста, а он, Жерар Ван Бевер, чуть пониже. В тот зимний вечер, тридцать лет тому назад, когда мы встретились впервые, я проводил их до гостиницы на набережной Турнель, где они жили, и неожиданно очутился в их номере. Там стояли две кровати: одна возле двери, а другая под окном. Окно не выходило на набережную; мне показалось, что оно наклонное, как в мансарде.

Никакого беспорядка в номере я не заметил. Постели были застланы. Ни одного чемодана, никакой одежды. Ничего, кроме огромного будильника на одной из тумбочек. Но, несмотря на этот будильник, можно было подумать, что они живут здесь подпольно и стараются не оставлять каких-либо следов своего проживания. Кстати, в тот вечер мы оставались в номере совсем недолго: только положили мои альбомы по искусству - мне не удалось продать их книготорговцу на площади Сен-Мишель и я чертовски устал их таскать.

Именно на площади Сен-Мишель они и заговорили со мной в начале вечера, среди людского водоворота: часть его протискивалась в метро, а другая в обратном направлении, на бульвар. Спросили, где тут почта поблизости. Я подумал, что мои объяснения могут оказаться слишком путаными: мне никогда не удается указать кратчайшее расстояние от одной точки до другой, а потому решил проводить их до почты у метро \"Одеон\". По дороге она зашла в табачный киоск и купила марки. А потом наклеила их на конверт, и я успел разглядеть адрес: Майорка.

Она бросила письмо в один из ящиков, даже не посмотрев, в тот ли, на котором написано \"За границу. Авиапочта\". А потом мы вернулись обратно к площади Сен-Мишель и набережной. Она заботливо спросила про мои книги: \"Тяжелые, наверное?\" А потом сухо бросила Ван Беверу:

- Ты мог бы и помочь.

Он улыбнулся и взял под мышку один альбом, самый большой.

В их номере на набережной Турнельской набережной я положил альбомы рядом с тумбочкой, на которой стоял будильник. Тиканья я не услышал. Стрелки показывали три часа. На наволочке красовалось пятно. Наклонившись, чтобы положить альбомы, я уловил исходящий от подушки и от постели запах эфира. Она задела меня рукой и зажгла лампу на тумбочке.

Мы поужинали на набережной, в кафе рядом с гостиницей. Обошлись без закусок, заказали только по горячему. Платил Ван Бевер. Я в тот вечер был без денег. Ван Бевер испугался, что ему не хватает пяти франков. Стал шарить по карманам пальто и пиджака и наконец набрал недостающую сумму мелочью. Она спокойно ждала, рассеянно смотрела на него и курила. Свое блюдо она отдала нам, а сама только чуть-чуть поклевала из тарелки Ван Бевера. Потом повернулась ко мне и хрипловатым голосом произнесла:

- В следующий раз пойдем в настоящий ресторан...

Чуть позже мы остались вдвоем перед гостиницей, пока Ван Бевер поднимался за моими альбомами в номер. Молчание нарушил я: спросил, давно ли они тут живут и откуда они - из провинции или из-за границы. Нет, они из пригорода Парижа. А тут живут уже два месяца. Вот и все, что она сказала мне в тот вечер. А еще сказала, что ее зовут Жаклин.

Ван Бевер спустился и вернул мне книги. Спросил, попытаюсь ли я еще завтра их продать и выгодна ли такая коммерция. Они сказали, что мы можем еще увидеться. Точное время назначить трудно, но они часто ходят в кафе на углу улицы Данте.

Иногда я туда возвращаюсь, во сне. Недавно ночью уходящее февральское солнце слепило мне глаза на улице Данте. Она ничуть не изменилась с тех пор.

Я остановился перед застекленной террасой кафе и посмотрел на стойку, на электрический биллиард и на столики, расположенные будто по краям танцевальной площадки.

Я дошел до середины улицы. Высокий дом напротив, на бульваре Сен-Жермен, отбрасывал тень. Но за моей спиной тротуар был еще залит солнцем.

А когда я проснулся, то тот период моей жизни, когда я познакомился с Жаклин, предстал передо мной в том же контрасте света и тени. Тусклые зимние улицы, и вместе с тем сквозь щели ставней сочится солнце.

Жерар Ван Бевер носил саржевое пальто, которое было ему велико. Я как сейчас его вижу: стоит в кафе на улице Данте перед электрическим биллиардом. Но играет Жаклин. Ее руки и грудь слегка шевелятся, потрескивает, мигая лампочками, биллиард. Пальто Ван Бевера было широкое, ниже колен. Он держался очень прямо, с поднятым воротником, засунув руки в карманы. А Жаклин была в сером, с витыми узорами, свитере под горло и коричневой куртке из мягкой кожи.

В первый раз, когда я снова встретился с ними на улице Данте, Жаклин повернулась ко мне, улыбнулась, а потом продолжила играть на своем биллиарде. Я сел за столик. Ее руки и грудь показались мне хрупкими на фоне массивного автомата, сотрясения которого угрожали в любую секунду отбросить ее назад. Она силилась устоять, словно человек, которого вот-вот выбросит за борт. Потом села за мой столик, а Ван Бевер сменил ее у биллиарда. Поначалу меня удивляло, что они так долго играют в эту игру. Мой приход часто прерывал ее, а не то она продолжалась бы бесконечно.

После полудня в кафе почти никого не было, но с шести часов клиенты начинали толпиться около стойки и вокруг немногочисленных столиков в зале. В шуме голосов и треска электрического биллиарда, среди тесно стоявших людей я не сразу различал Ван Бевера и Жаклин. Сначала я видел саржевое пальто Ван Бевера, а потом уж Жаклин. Несколько раз я приходил, когда их не было, и каждый раз подолгу ждал за одним из столиков. Я думал, что мне больше никогда не представится случай их встретить и что они затерялись в шуме и толпе. И вот однажды после полудня я их увидел: они были тут и стояли в глубине пустынного зала рядышком, около биллиарда.

Я едва помню прочие подробности того периода моей жизни. Я почти забыл лица родителей. Некоторое время я еще жил в их квартире, а потом бросил учебу и стал жить продажей антикварных книг.

Вскоре после знакомства с Жаклин и Ван Бевером я поселился в гостинице \"Лима\", совсем рядом с ними. Я состарил себя на целый год, исправив в паспорте дату рождения, чтобы считаться совершеннолетним*.

За неделю до моего поселения в гостинице \"Лима\" мне было негде спать, поэтому они дали мне ключ от своего номера, а сами уехали в провинцию, в одно из тех казино, куда они ездили часто.

До нашей встречи они начали с казино городка Анген под Парижем и еще двух-трех казино небольших курортов в Нормандии. А потом остановились на городах Дьеп, Форж-лез-О и Банёль-де-л\'Орн. Уезжали в субботу, а возвращались в понедельник с выигранными деньгами, но никогда не больше тысячи франков. Ван Бевер нашел комбинацию удвоения ставок, \"на пятерку без цвета\", как он говорил, но она была плодотворной лишь при условии скромных ставок в рулетку.

Я ни разу с ними в эти места не ездил. Ждал их до понедельника, не выходя за пределы квартала. Через некоторое время Ван Бевер стал ездить в \"Форж\", по его выражению, - это было ближе, чем Банёль-де-л\'Орн, - а Жаклин оставалась в Париже.

Когда я ночевал один в их номере, там вечно витал тот же запах эфира. Синий флакон стоял на полке над раковиной. В шкафу висела одежда: мужской пиджак, брюки, бюстгальтер и один из серых свитеров под горло, которые носила Жаклин.

В такие ночи мне спалось плохо. Я просыпался и не сразу понимал, где нахожусь. Мне требовалось немало времени прежде, чем я узнавал комнату. Если бы мне задали вопросы о Ван Бевере и Жаклин, мне было бы очень трудно ответить и оправдать мое присутствие в их номере. Вернутся ли они? В конечном счете я начал в этом сомневаться. Портье, сидевшего за конторкой из темного дерева в холле отеля, нимало не волновало, что я поднимаюсь в номер и не сдаю ключ. Просто кивал мне, и все.

В последнюю ночь я проснулся часов в пять. Снова заснуть мне не удалось. Я лежал, вне всякого сомнения, в постели Жаклин. Будильник тикал так громко, что мне захотелось убрать его в шкаф или под подушку. Но тишина меня пугала. Тогда я встал и вышел из отеля. Дошел по набережной до ворот Ботанического сада, а потом вошел в единственное открытое кафе, напротив Аустерлицкого вокзала.

На прошлой неделе они ездили играть в казино Дьепа и вернулись рано утром. Сегодня будет то же самое. Осталось ждать час или два... С Аустерлицкого вокзала выходило все больше приехавших из пригорода людей. Они быстро выпивали кофе у стойки и спускались в метро. Было еще темно.

Я снова пошел вдоль ограды Ботанического сада, а потом вдоль решетки бывшего Винного рынка.

Я увидел их издали. Саржевое пальто Ван Бевера сияло в сумраке светлым пятном. Они сидели на скамейке с другой стороны набережной, напротив запертых коробов букинистов. Только что вернулись из Дьепа. Постучались в номер, а там никого - ведь я вышел с ключом.

Мое окно в гостинице \"Лима\" выходило на бульвар Сен-Жермен и верхнюю часть улицы Бернардинцев. Когда я лежал на постели, то видел вырисовывавшуюся в этом окне колокольню церкви (забыл, как она называется). Ночью, после того, как стихал шум машин, били ее башенные часы. Часто Жаклин с Ван Бевером провожали меня до самой гостиницы. Мы ходили ужинать в китайский ресторанчик, после кино.

В такие вечера ничто не отличало нас от студентов, сновавших по бульвару Сен-Мишель. Несколько потрепанное пальто Ван Бевера и кожаная куртка Жаклин сливались с угрюмой обстановкой Латинского квартала. Я был в старом грязноватом бежевом плаще, с книгами подмышкой. Нет, действительно, ничто не могло привлечь к нам внимания.

Я написал в гостиничной карточке \"студент филфака\", но это было чистой формальностью: администратор ни разу ни о чем меня не спрашивал. Достаточно было оплачивать номер каждую неделю. Однажды, когда я выходил с сумкой книг, чтобы попытаться продать их одному знакомому букинисту, он произнес:

- Ну, как учеба?

Сначала мне показалось, что он говорит это с некоторой иронией. Но он был совершенно серьезен.

В гостинице \"Турнель\" царил тот же покой, что и в гостинице \"Лима\". Жаклин и Ван Бевер были там единственными постояльцами. Они рассказали, что отель скоро закроется и что его переделают под квартиры. И правда, днем из соседних номеров доносился стук молотка.

А они-то карточку заполняли? И какая у них профессия? Ван Бевер ответил, что он написал \"разносчик\", но я не понял, шутит он или нет. Л Жаклин пожала плечами. У нее не было профессии. Я тоже мог бы назвать себя разносчиком: ведь я бесконечно носил книги от одной книжной лавки к другой.

Было холодно. Я вспоминаю талый снег на тротуаре и на набережной и черно-серый цвет зимы. А Жаклин постоянно носила свою не по сезону легкую кожаную куртку.

В первый раз, когда Ван Бевер поехал в Форж-лез-О один, а Жаклин осталась в Париже, был такой вот зимний день. Мы перешли Сену, провожая Ван Бевера до метро \"Мариинский мост\"; его поезд уходил с вокзала Сен-Лазар. Он сказал, что, может быть, заглянет и в дьепское казино: ему хотелось выиграть больше денег, чем обычно. Его саржевое пальто исчезло в метро, и мы с Жаклин остались одни.

Я всегда видел ее только с Ван Бевером и случая поговорить с ней по-настоящему ни разу не представлялось. К тому же она часто за весь вечер рта не раскрывала. Лишь иногда сухо просила Ван Бевера сходить за сигаретами, словно хотела от него отделаться. И от меня тоже. Но постепенно я привык к ее молчанию и резкости.

В тот день, когда Ван Бевер спускался в метро, я подумал, что она жалеет, что не поехала с ним, как обычно. Мы не перешли обратно на левый берег, а двинулись по набережной Ратуши. Она молчала. Я уже был готов к тому, что с минуты на минуту она со мной распрощается. Но ошибся: она продолжала идти рядом.

Над Сеной и набережной витал туман. Жаклин, наверное, совсем продрогла в своей слишком легкой кожаной куртке. Мы шли вдоль Архиепископского сквера на краю острова Сите, и вдруг она зашлась в приступе кашля. Потом снова обрела дыхание. Я сказал, что ей надо бы выпить чего-нибудь горячего, и мы вошли в кафе на улице Данте.

Там царил обычный вечерний гам. Перед электрическим биллиардом торчали двое, но Жаклин играть не хотелось. Я заказал ей грог. Она выпила его с гримаской, словно это был яд. Я сказал: \"Зря вы ходите в этой куртке\". С момента нашего знакомства мне все не удавалось перейти с ней на ты: она установила между нами некоторую дистанцию.

Мы сидели за столиком в глубине кафе, совсем рядом с электрическим биллиардом. Она наклонилась ко мне и сказала, что не поехала с Ван Бевером потому, что не очень в форме. Говорила она довольно тихо, и я придвинулся к ней поближе. Наши лица почти касались друг друга. Она сделала мне признание: как только зима кончится, она надеется уехать из Парижа. Куда же?

- На Майорку...

Я вспомнил письмо, которое она отправила в день нашего знакомства: на конверте было написано \"Майорка\".

- Как было бы хорошо, если б мы могли уехать уже завтра...

Вдруг она сильно побледнела. Один из наших соседей положил локоть на край нашего столика, словно нас не видел, невозмутимо продолжая беседу. Жаклин отодвинулась на самый край банкетки. Треск электрического биллиарда действовал на меня угнетающе.

Я тоже мечтал уехать, когда снег на тротуарах стал таять, а я был в старых ботинках.

- А чего дожидаться пока зима кончится? - спросил я. Она улыбнулась.

- Сначала надо деньжат поднакопить.

И зажгла сигарету. Закашлялась. Курила она слишком много. Вечно те же сигареты с пресноватым запахом светлого французского табака.

- Не продажей же ваших книг мы их поднакопим.

Я был счастлив, что она сказала \"мы\". Словно отныне мы с ней были связаны навеки.

- Жерар, конечно, привезет много денег из Форж-лез-О и Дьепа, произнес я. Она пожала плечами:

- Вот уже полгода, как мы играем по его комбинации, но пока это мало что принесло.

Она мало верила в эту ставку \"на пятерку без цвета\".

- Вы давно знакомы с Жераром?

- Давно... Мы познакомились под Парижем, в Атис-Монсе...

Она молча смотрела мне прямо в глаза. Словно давая понять, что говорить на эту тему нечего.

- Так вы из Атис-Монса?

- Ага.

Я хорошо знал название этого городка близ Аблона: там жил один из моих приятелей. Он брал машину своих родителей и возил меня вечером в Орли. Мы ходили в кино и в бар аэропорта. Сидели допоздна, слушали, как объявляют самолеты: прилетающие и улетающие в далекие края. Прохаживались по огромному залу. В Париж мы возвращались не по автостраде, а через Вильнёв-ле-Руа, Атис-Монс и прочие местечки южного пригорода... Я мог бы тогда повстречаться с Жаклин.

- Вы много путешествовали?

Один из вопросов, чтобы оживить банальный разговор. Я задал его притворно безразличным тоном.

- Почти нет, - ответила она. - Путешествием это и не назовешь. Но теперь, если б немного денег появилось...

Говорила она еще тише, словно хотела поделиться со мной тайной. Ее было почти неслышно из-за гама вокруг. Я наклонился к ней. Наши лица снова почти касались друг Друга.

- Мы с Жераром познакомились с одним американцем. Он пишет романы... На Майорке живет... Он найдет нам там дом... Мы с ним познакомились в английской книжной лавке на набережной.

Я туда ходил часто. Лавка эта состояла из лабиринта заставленных книгами комнатушек. В них можно было уединиться. Покупатели приезжали издалека и приходили в лавку, как в гавань. Лавка работала допоздна. Я купил там несколько романов из библиотечки издательства \"Таушниц\", попробовал их перепродать. Полки прямо на улице, и стулья, и даже диван: словно терраса кафе. Из лавки открывался вид на Собор Парижской Богоматери. А перейдешь порог - и будто в Амстердаме или в Сан-Франциско.

Так, значит, письмо, которое она отправила на Одеоне, предназначалось тому \"американцу, что пишет романы\"... Как его зовут? Может, я что-то читал...

- Уильям Мак-Гиверн...

Нет, никакого Мак-Гиверна я не знал. Она снова зажгла сигарету. Закашлялась. Была по-прежнему сильно бледна.

- Грипп, наверное, подхватила, - сказала она.

- Вам бы еще грогу выпить.

- Нет, спасибо.

Вдруг вид у нее стал озабоченный.

- Надеюсь, что Жерару повезет...

- Я тоже надеюсь...

- Я всегда волнуюсь, когда Жерара нет...

Она произнесла \"Жерар\" нараспев, очень нежно. Она, конечно, была иногда резка с ним, но брала его за руку на улице или клала ему на плечо голову, когда мы сидели за столиком в кафе Данте. Однажды после обеда я постучал в их номер и она сказала \"войдите\". Они лежали на одной из узких коек, на той, что под окном.

- Я не могу без Жерара...

Эта фраза вырвалась у нее, словно она говорила сама с собой, забыв о моем присутствии. Внезапно я стал лишним. Наверное, лучше было бы оставить ее одну. Я уже искал предлог, чтобы попрощаться, но тут она бросила на меня взгляд, сначала отсутствующий. А уже потом увидела меня.

Молчание нарушил я:

- А как ваш грипп? Проходит?

- Надо раздобыть аспирин. Не знаете аптеку поблизости?

Если разобраться, то до тех пор моя роль заключалась в том, чтобы находить им ближайшие почтовые отделения и аптеки.

Ближайшая аптека находилась возле моего отеля, на бульваре Сен-Жермен. Она купила не только аспирин, но и флакончик эфира. Несколько минут мы шли вместе, до угла улицы Бернардинцев. Она остановилась у входа в мой отель.

- Если хотите, можем поужинать вместе.

Она пожала мне руку, улыбнулась. Я еле удержался от того, чтобы не попросить ее остаться со мной.

- Зайдите за мной в семь, - сказала она.

И повернула за угол. Я не смог удержаться, чтобы не смотреть ей вслед. Она удалялась по направлению к набережной, в своей кожаной, такой не подходящей для зимы, куртке, засунув руки в карманы.

Я не выходил из номера до самого вечера. Отопление больше не работало, и я лег на кровать прямо в пальто. Время от времени я впадал в полусон или неотрывно смотрел в какую-нибудь точку на потолке, думая о Жаклин и Жераре Ван Бевере.

Вернулась ли она в свой отель? Или у нее было свидание с кем-то где-нибудь в Париже? Я вспомнил один вечер, когда она оставила нас одних, Ван Бевера и меня. Мы пошли вдвоем в кино, на последний сеанс. Ван Бевер показался мне озабоченным. Потащил он меня в кино только для того, чтобы скоротать время. Около часа ночи мы снова встретились с Жаклин в кафе на улице Кюжас. Она не рассказала, чем занималась весь вечер. Да Ван Бевер и не задал ей ни единого вопроса, будто мое присутствие мешало им говорить совершенно свободно. В ту ночь я был лишним. Они проводили меня до гостиницы \"Лима\". Молча. Это было в пятницу, а назавтра они, как обычно, уезжали в Дьеп или в Форж-лез-О. Я спросил, в каком часу у них поезд.

- Завтра мы останемся в Париже? - сухо ответил Ван Бевер.

Они оставили меня перед гостиницей. Ван Бевер сказал: \"До завтра\", руки мне не пожал. А Жаклин улыбнулась мне, но несколько принужденно: словно боялась или не хотела оставаться наедине с Ван Бевером, Словно предпочла бы присутствие третьего Лица. Но когда я поглядел им вслед, увидел, что Ван Бевер взял Жаклин за руку. О чем они говорили? Может, Жаклин в чем-то оправдывалась? Может Ван Бевер в чем-то её упрекал? Или я это сам придумал?

Когда я вышел из отеля, было уже темно. Я дошел до набережной по улице Бернардинцев. Постучал в ее дверь. Она открыла. Она была в одном из своих вязаных косичками свитеров под горло и черных, зауженных книзу, брюках. Босиком. Кровать у окна была разобрана. Шторы задернуты. Абажур с ночника был снят, но малюсенькая лампочка оставляла часть комнаты в тени. И тот же запах эфира, еще сильнее, чем всегда.

Она села на край кровати, а я - на единственный стул у стены возле умывальника.

Я спросил чувствует ли она себя лучше.

- Немножечко...

Она поймала мой взгляд на открытом флаконе эфира на тумбочке. Конечно же, поняла, что я почувствовал запах.

- Принимаю вот, чтобы не кашлять... И повторила, словно оправдываясь:

- Нет, правда... это очень помогает от кашля.

Поняла, что я готов ей поверить, и сказала:

- А вы никогда не пробовали?

- Никогда.

Она смочила эфиром ватку и протянула мне. Несколько секунд я колебался и не брал, но если это может помочь установлению между нами близости... Я понюхал ватку, а потом флакон. Она тоже. Мои легкие наполнились прохладой. Я лег рядом с ней. Мы прижались друг к другу и провалились в пустоту. Ощущение прохлады становилось все сильнее, и тиканье будильника все четче раздавалось в тишине: я даже слышал его эхо.

Мы вышли из отеля часов в шесть утра. Дошли до кафе на улице Кюжас оно открыто всю ночь. На прошлой неделе мы договорились встретиться там после их возвращения из Форж-лез-О. Они пришли около семи, и мы вместе позавтракали. Но по ним нельзя было сказать, что они провели бессонную ночь. Они были оживленнее, чем всегда. Особенно Жаклин. Они выиграли две тысячи франков.

На сей раз Ван Бевер вернется из Форж не поездом, а на машине одного человека, с которым они познакомились в казино в Лангрюне: он живет в Париже. Когда мы выходили из гостиницы, Жаклин сказала, что Жерар, может быть, уже на улице Кюжас.

Я спросил, не хочет ли она пойти к нему на встречу одна. Действительно ли мое присутствие необходимо? Но она пожала плечами и сказала, что хочет, чтобы я пошел с ней.

Кроме нас, в кафе не было ни души. Неоновые лампы ослепили меня. На улице еще было темным-темно, и я потерял представление о времени. Мы сидели рядышком на банкетке у огромного, как витрина, окна. У меня было ощущение, что начинается ночь.

Я увидел через окно, как перед кафе остановился черный автомобиль. Из него вылез Ван Бевер в своем вечном саржевом пальто. Наклонился к водителю, а потом захлопнул дверцу. Поискал нас взглядом, но не увидел. Подумал, что мы в глубине зала. Он часто моргал из-за неона. А потом нашел нас и сел напротив.

На вид он вовсе не был удивлен моему присутствию. Или слишком устал, чтобы задавать вопросы? Тут же заказал большую чашку кофе и круассаны.

- В конце концов я поехал в Дьеп...

Так и сидел в пальто с поднятым воротником. Горбился, голову втянул в плечи, он так сидел всегда; мне казалось, что так он похож на жокея. А вот когда стоял, то держался очень прямо, словно старался казаться выше.

- Три тысячи франков в Дьепе выиграл...

Сказал он это с некоторым вызовом. Может, проявил таким образом свое недовольство тем, что я сижу тут с Жаклин. Взял ее за руку. На меня не обращал ни малейшего внимания.

- Это хорошо, - произнесла Жаклин. Погладила ему руку.

- Теперь сможете купить билет на Майорку, - сказал я. Ван Бевер взглянул на меня удивленно.

- Я рассказала ему наши планы, - объяснила Жаклин.

- А, так вы в курсе? Надеюсь, что поедете с нами...

Нет, он совершенно не был рассержен моим присутствием. Но продолжал говорить мне \"вы\". Я несколько раз попробовал перейти с ним на \"ты\", но безуспешно: он продолжал отвечать мне на \"вы\".

- Я бы поехал, если вам не помешаю, - ответил я.

- Конечно же, ничуть не помешаете, - произнесла Жаклин.

Она улыбалась мне. Теперь ее рука лежала на его руке. Гарсон принес кофе и круассаны.

-- Я с утки ничего не ел, - сказал Ван Бевер.

В неоновом свете его лицо казалось бледным. Круги под глазами. Он быстро прикончил несколько круассанов, один за другим.

- Теперь лучше... В машине я заснул...

А Жаклин наоборот выглядела прекрасно. Не кашляла больше. Благодаря эфиру? Я спросил себя, не приснилось ли мне все это: несколько проведенных с Жаклин часов, ощущение прохлады и легкости, мы двое на слишком узкой койке, внезапно охватившая нас головокружительная дрожь, эхо ее голоса, звучавшее громче тиканья будильника... Она говорила мне \"ты\". А теперь \"вы\": Жерар Ван Бевер тут. Придется ждать, пока он снова поедет в Форж-лез-О или в Дьеп. И еще не известно, останется ли она со мной в Париже.

- А вы-то что делали?

На секунду мне показалось, что он что-то подозревает. Но он задал этот вопрос рассеянно, словно машинально.

- Ничего особенного, - ответила Жаклин. - В кино ходили.

И посмотрела мне прямо в глаза, словно делая меня соучастником этой лжи. Рука ее по-прежнему лежала на его руке.

- И что смотрели?

- \"Мунфлитские контрабандисты\", - ответил я.

- Хорошо?

И убрал свою руку из-под руки Жаклин.

- Очень хорошо.

Он внимательно поглядел на нас, переводя взгляд с одного на другого. Жаклин его выдержала.

- Хотелось бы, чтобы вы мне рассказали этот фильм... Но в другой раз... время есть...

Он взял иронический тон, и я заметил на лице Жаклин некоторую опаску. Она нахмурила брови. И в конце концов сказала ему:

- Хочешь вернуться в гостиницу? И снова взяла его за руку. Совсем забыла о моем присутствии.

- Пока нет... Выпью еще чашечку кофе...

- А потом в гостиницу, - нежно повторила она.

Я вдруг сообразил, что сейчас раннее утро. Я отрезвел. Все очарование этой ночи растаяло. Всего лишь брюнетка в коричневой кожаной куртке, бледная, сидит напротив мужика в саржевом пальто. Держатся за руки в обычном кафе в Латинском квартале. Вернутся вдвоем в гостиницу. И начнется еще один совершенно обычный зимний день. Снова придется брести в предрассветных сумерках по бульвару Сен-Жермен, среди людей, спешащих на занятия в институты или университет. Все моего возраста, но кажутся мне чужими, иностранцами. Я едва понимал их язык. Однажды я сказал Ван Беверу, что мне хочется сменить квартал: неловко себя чувствую среди всех этих студентов. Он ответил:

- Это будет ошибкой. Среди них никто вас не заметит.

Жаклин отвернулась, будто эта тема ее не интересовала и она боялась, что Ван Бевер станет со мной откровенничать.

- Почему? - спросил я. - Вы боитесь, что вас заметят? Он не ответил. Но мне и не нужно было объяснений. Я тоже боялся, что меня заметят.

- Ну, так что? Идем в гостиницу?

Тем же нежным голосом. Погладила ему руку. Я вспомнил, что она мне сказала днем в кафе Данте: \"Не могу без Жерара\". Сейчас вернутся в номер. Будут нюхать эфир, как мы этой ночью? Нет. Ведь когда мы вышли из отеля, Жаклин вытащила флакон эфира из кармана куртки и бросила его в водосток на набережной, чуть подальше.

- Я обещала Жерару больше не нюхать эту гадость.

По всей видимости, я ей таких угрызений совести не внушал. Я был разочарован, но испытал смутное ощущение сообщничества: ведь со мной она разделить эту \"гадость\" захотела.

Я проводил их до набережной. Уже входя в отель, Ван Бевер протянул мне руку.

- До скорого.

Она избегала моего взгляда.

- Встретимся попозже в кафе Данте, - сказала она.

Я смотрел, как они поднимаются по лестнице. Она держала его за руку. А я неподвижно стоял в холле. Потом услышал, как закрылась дверь их номера.

Я пошел по набережной Турнель, вдоль голых платанов, окутанных туманом и промозглой сыростью. К счастью, у меня на ногах были теплые ботинки, но тот нетопленый номер и коричневого дерева кровать вызывали у меня легкий страх. Ван Бевер выиграл в Дьепе три тысячи франков. А мне вот как достать такую большую сумму? Я попытался оценить те несколько книг, что мне оставалось продать. Негусто. И вообще, мне казалось, что даже если бы я раздобыл много денег, Жаклин это было бы совершенно безразлично.

Она сказала мне: \"Встретимся попозже в кафе Данте\". А когда именно, не уточнила. Так что придется ждать их всю вторую половину дня, и на следующий день тоже, как я ждал в первый раз. И чем дольше я буду ждать, тем полнее овладеет мной мысль, что она не хочет больше меня видеть из-за того, что произошло между нами в прошлую ночь. Я стал для нее неудобным свидетелем.

Я брел верх по бульвару Сен-Мишель. У меня было впечатление, что я уже давно кружу по одним и тем же тротуарам, неизвестно почему став пленником этих улиц. Вот разве что у меня в кармане лежал поддельный студенческий билет на случай проверки документов, а потому лучше мне находиться в студенческом квартале.

Добравшись до гостиницы \"Лима\", я поколебался, входить или нет. Но не мог же я целый день оставаться на улице, среди всех этих людей с портфелями и ранцами, что направляются в лицеи, в Сорбонну, в Горный институт... Я растянулся на кровати. Комната была слишком маленькая, чтобы делать что-либо еще: ни стула, ни кресла.

Церковная колокольня вырисовывалась в окне. И ветви каштана; мне было жалко, что они голые, но весна наступит не раньше, чем через месяц. Не помню, думал ли я тогда о будущем. Мне кажется, что я думал скорее о настоящем, со смутными планами бегства, как сегодня, и надеждой встретить чуть попозже Жаклин и Ван Бевера в кафе Данте.

***

Позже, около часа ночи, они познакомили меня с Карто. Весь вечер я впустую прождал их в кафе Данте, но зайти к ним в отель не осмелился. Съел какое-то блюдо в одном из китайских ресторанчиков на улице Соммерар. Перспектива больше никогда не увидеть Жаклин отбила аппетит. Я попробовал сам себя успокоить: не съедут же они из гостиницы со дня на день, а даже если и съедут, то оставят для меня адрес портье. Но по каким, собственно, причинам они должны оставлять мне новый адрес? Ладно, делать нечего: буду их искать по субботам и воскресеньям по казино Дьепа и Форж-лез-О.

Я долго слонялся по английской книжной лавке на набережной, рядом с церковью Сен-Жюльен-ле-Повр. Купил книгу \"A High Wind in Jamaica\", которую лет в пятнадцать читал по-французски под названием \"Циклон на Ямайке\". Потом пошел куда глаза глядят, пока не забрел в еще одну книжную лавку на улице Сен-Северен: она тоже работала допоздна. Потом вернулся к себе в номер, попробовал почитать.

Снова вышел, и ноги сами привели меня прямо в кафе на улице Кюжас, где мы были утром. У меня екнуло сердце: они сидели за тем же столиком, у окна, с каким-то брюнетом. Ван Бевер находился справа от него. Но я видел только Жаклин напротив них: она сидела на банкетке, скрестив руки. Она была тут, за оконным стеклом, в желтом свете. Как жаль, что нельзя вернуться в прошлое. Я бы очутился на тротуаре улицы Кюжас, на том же месте, но такой, какой я сейчас, и без труда вывел бы Жаклин из этого аквариума на свежий воздух.

Мне было неудобно, пока я шел к их столику: словно я собирался застать их врасплох. Ван Бевер увидел меня и дружески махнул рукой. А Жаклин улыбнулась мне, не выказав ни малейшего удивления. Ван Бевер представил мне незнакомца:

- Пьер Карто...

Я пожал ему руку и уселся на банкетку, рядом с Жаклин.

- Вы тут случайно проходили? - спросил Ван Бевер вежливым тоном, каким обратился бы к случайному знакомому.

- Да... совершенно случайно...

Я был полон решимости оставаться на моем месте, на банкетке. Жаклин избегала моих взглядов. Может, она была так холодна со мной из-за этого Карто? Я наверняка прервал их беседу.

- Хотите что-нибудь выпить? - спросил Карто.

Голос у него был низкий, красивого тембра, голос человека, привыкшего говорить и убеждать.

- Гренадину выпью.

Он был старше нас, лет тридцати пяти. Брюнет с правильными чертами лица. В сером костюме.

Выходя из отеля, я засунул в карман плаща \"A High Wind in Jamaica\". Мне было спокойнее от того, что при мне постоянно роман, который мне нравится. Я положил его на стол, когда искал в кармане сигареты. Карто это заметил.

- Читаете по-английски?

Я ответил утвердительно. Жаклин и Ван Бевер молчали, и он в конце концов спросил:

- И давно вы знакомы?

- Познакомились в квартале, - сказала Жаклин.

- Ага... Понятно...

Что же это ему было понятно? Он зажег сигарету.

- Вы тоже ездите с ними в казино?

- Нет.

Ван Бевер и Жаклин по-прежнему держались настороженно. Чем могло смутить их мое присутствие?

- Так что вы никогда не видели, как они играют в рулетку по три часа кряду... И расхохотался. Жаклин повернулась ко мне.

-Мы с ним познакомились в Лангрюне, - сказала мне она.

- Я их сразу же заметил, - сказал Карто. - У них такая странная манера игры...

- Почему странная? - полюбопытствовал Ван Бевер нарочито наивным тоном.

- Кстати, интересно бы знать, что вы это делали в Лангрюне, произнесла Жаклин, послав ему улыбку.

Ван Бевер принял свою обычную позу жокея: сгорбил спину и втянул голову в плечи. Казалось, что ему не по себе.

- А вы играете в казино? - спросил я Карто.

- Не совсем. Мне интересно туда заходить, так просто... когда заняться нечем...

И что же он делал, когда было, чем заняться?

Постепенно Жаклин и Ван Бевер расслабились. Боялись ли они, что я произнесу какое-либо слово, которое не понравится Карто, или что он упомянет в разговоре что-то, что они оба хотели от меня скрыть?

- Так на будущей неделе в Форж поедете? Карго весело поглядел на них.

- В Дьеп скорее, - ответил Ван Бевер.

- Могу отвезти вас на машине. Так будет быстрее... Повернулся к нам с Жаклин:

- А вчера мы потратили чуть больше часа \"а дорогу из Дьепа...

Так, значит, эго он привез Ван Бевера в Париж. Я вспомнил черный автомобиль, что сгоял на улице Кюжас.

- Очень будет мило с вашей стороны, - сказала Жаклин. - Так хлопотно каждый раз ездить на поезде.

Она смотрела на Карто странно, словно он производил на нее впечатление, и она не могла избавиться от некоторого восхищения им. Заметил ли это Ван Бевер?

- Буду счастлив оказать вам услугу, - произнес Карто. - Надеюсь, что вы тоже с нами поедете...

Он смотрел на меня с иронией. Можно было подумать, что теперь он составил обо мне мнение, и я внушал ему некоторую снисходительность.

- Я не шляюсь по провинциальным казино, - сухо ответил я.

Видно было, что это его задело. Жаклин была удивлена моим ответом. А Ван Бевер никак не отреагировал.

- Вы неправы. Провинциальные казино - это очень забавно...

Его взгляд стал жестче. Я его несомненно обидел. Он не ожидал такого замечания из уст застенчивого на вид юноши. Но я хотел развеять неловкость. А потому произнес:

- Вы правы... Это забавно... Особенно в Лангрюне...

Да, хотел бы я знать, что он делал в Лангрюне, когда познакомился с Жаклин и Ван Бевером. Я знал этот городок, потому что однажды, в прошлом году, провел там полдня с друзьями, когда мы ездили в Hopмандию. Я очень плохо представлял себе, как он идет в своем сером костюме под дождем вдоль обветшалых особняков на берегу моря в поисках казино. Я смутно помнил, Что казино не в Лангрюне, а в нескольких сотнях метров дальше: в Люк-сюр-Мэр.

- Вы студент?

Наконец-то спросил. Сначала я чуть не ответил \"да\". Но этот самый простой ответ многое усложнил бы: ведь потом пришлось бы уточнять, где и на кого я учусь.

- Нет, то, чем я занимаюсь, связано с книжными магазинами.

Я надеялся, что этого будет достаточно. А Жаклин и Ван Беверу он такой вопрос задавал? И что они ему ответили? Сказал ли ему Ван Бевер, что он разносчик? Не думаю.

- А я был студентом, как раз напротив... И показал пальцем на невысокое здание на противоположном тротуаре.

- Тут было Высшее французское ортопедическое училище. Я там только первый курс проучился... А потом на стоматологический поступил, на авеню де Шуази...

Теперь он говорил с нами доверительным тоном. Был ли он действительно искренен? Может только хотел, чтобы мы забыли, что он старше нас и больше не студент? - Я выбрал стоматологический, чтобы выучиться чему-то конкретному. А на самом деле я скорее люблю бездельничать, слоняться. Как вы...

Нет, я решительно не видел никакого иного объяснения тому, что этот тридцатипятилетний мужчина в сером костюме сидел так поздно с нами в кафе Латинского квартала: ему нравилась Жаклин.

- Чего-нибудь выпьете? Себе я закажу еще виски...

Ван Бевер и Жаклин не выражали ни малейшего нетерпения. А я продолжал сидеть на банкетке, словно в дурном сне, когда больше не можешь встать, потому что ноги твои тяжелы, как свинец. Время от времени я поворачивался к Жаклин: мне так хотелось предложить ей уйти из этого кафе, и мы пошли бы вдвоем до самого Лионского вокзала. Сели бы на ночной поезд, а назавтра утром очутились на Лазурном берегу или в Италии.

Машина стояла неподалеку, на улице Кюжас, там, где были ступеньки и железные перила. Жаклин села спереди.

Карто спросил адрес моего отеля. По улице Сен-Жак мы выехали на бульвар Сен-Жермен.

- Если я правильно понял, - сказал он, - все вы живете в гостиницах.

И повернулся ко мне и Ван Беверу. Он снова смотрел на нас с иронической улыбкой. У меня было впечатление, что оба мы для него совершенно не в счет.

- Одним словом, богемная жизнь...

Может он старался найти шутливый, сообщнический тон. Но, в таком случае, он делал это неловко, как люди постарше, которых молодежь приводит в смущение. - И сколько ж вы собираетесь жить в отелях?

На сей раз он обращался к Жаклин. Она курила и сбрасывала пепел в приоткрытое окошко.

- Пока не удастся уехать из Парижа, - ответила она. - Все зависит от нашего американского друга, который живет на Майорке.

Как раз перед кафе я тщетно искал книги Мак-Гиверна в английской книжной лавке на набережной. Единственным доказательством его существования был синий конверт с адресом на Майорке, который я видел в первый день в руке Жаклин. Но я не уверен, что фамилия адресата была \"Мак-Гиверн\".

- А вы действительно можете на него рассчитывать? - спросил Карто.

Мне показалось, что сидевший рядом Со мной Ван Бевер смутился. Ответила Жаклин, после некоторого молчания.

- Конечно... Он предложил нам приехать на Майорку.

Она сказала это очень четко, я не слышал, чтобы она раньше так говорила. Мне показалось, что она хочет произвести на Карто впечатление этим \"американским другом\" и показать ему, что не только он, Карто, интересуется ей и Ван Бевером.

Он затормозил у моего отеля. Итак, придется с ними распрощаться. Я боялся, что больше никогда их не увижу, как в те вечера, когда ждал их в кафе Данте. Карто не сразу отвезет их в отель; они, конечно, проведут остаток ночи вместе, где-нибудь на правом берегу. А может выпьют по последней рюмочке где-нибудь поблизости, в квартале. Но сначала они предпочли избавиться от меня.

Ван Бевер вышел из машины, не захлопнув дверцу. Мне показалось, что рука Карто коснулась колена Жаклин; но может это только так показалось, из-за полумрака.

Она сказала мне \"до свидания\", не разжимая губ. Карто бросил \"спокойной ночи\", безразличным тоном. Нет, я действительно лишний. А Ван Бевер спокойно ждал на тротуаре, пока я вылезу. Пожал мне руку. \"Может на днях встретимся в кафе Данте\", - сказал он.

На пороге отеля я обернулся. Ван Бевер помахал мне и залез в автомобиль. Хлопнула дверца. Теперь он сидел на заднем сиденье один.

Машина тронулась в направлении Сены. Но это было также и направление Аустерлицкого и Лионского вокзалов. И я подумал, что они уезжают из Парижа.

Прежде, чем подняться в номер, я попросил у ночного сторожа телефонную книгу, но я еще не знал, как точно пишется \"Карто\". \"Cartau, Cartaud, Cartault, Cartaux, Cаrteau, Carteaud, Carteaux\". Ни одного из них не звали Пьер.

Я никак не мог заснуть и очень жалел, что не задал Карто вопросов. Да и ответил ли бы он? Если он действительно учился на стоматологическом, то работает ли сейчас дантистом? Я попытался представить его в белом халате зубного врача, принимающего пациентов в своем кабинете. А потом мои мысли вернулись к Жаклин и к руке Карто на ее колене. Может, Ван Бевер сможет мне хоть что-то объяснить. Спал я беспокойно. Во сне проносились горящие, словно реклама, имена: Cartau, Cartaud, Cartault, Cartaux, Carteau, Carteaud, Carteaux.

Я проснулся около восьми: кто-то стучал в дверь. Это была Жаклин. У меня, наверное, был блуждающий взгляд человека, только что очнувшегося от дурного сна. Она оказала, что подождет меня на улице. Было темно. Я видел ее из окна. Она села на скамейку на противоположной стороне бульвара. Подняла воротник кожаной куртки и засунула руки в карманы, чтобы согреться. Мы направились к Сене и вошли в последнее кафе перед Винным рынком. Каким чудом она тут, напротив меня? Вчера вечером, вылезая из машины Карто, я совершенно не мог себе представить столь простой поворот событий. Я собирался ждать долгие вечера впустую в кафе Данте. Она объяснила, что Ван Бевер поехал в Атис-Монс за их свидетельствами о рождении, чтобы они смогли получить новые паспорта: старые они потеряли, когда ездили в Бельгию, три месяца тому назад.

Она больше не проявляла по отношению ко мне безразличие, обескуражившее меня вчера вечером, когда я неожиданно застал их с Карто. Она снова была такой же, как в те моменты, что мы провели вместе. Я спросил, прошел ли ее грипп.

Она пожала плечами. Было холоднее, чем вчера, но она была все в той же тонкой кожаной куртке.

- Вам нужно настоящее пальто, - сказал я.

Она посмотрела на меня и чуть насмешливо улыбнулась.

- А что вы называете \"настоящим пальто\"?

Этот вопрос застал меня врасплох. Она сказала, словно чтобы меня успокоить:

- Все равно, зима скоро кончится.

Она ждала новостей с Майорки. Скоро придут. Она надеялась уехать весной. Разумеется, если я только захочу, я могу поехать с ними. Меня успокоило, что она еще раз это подтвердила.

- А Карто как? Что о нем слышно?

При имени Карто она нахмурила брови. Я произнес это безразличным тоном, словно говорил о погоде.

- Вы еще помните эту фамилию?

- Ее легко запомнить.

А что, Карто этот работает? Да, в зубном кабинете на бульваре Осман, рядом с музеем Жакмар-Андре.

Она нервно зажгла сигарету.

- Он мог бы одолжить нам денег. Это помогло бы нам уехать.

Казалось, что она следит, как я отреагирую.

- Он богат? - спросил я. Она улыбнулась.

- Вы тут сказали про пальто... Так вот, попрошу его подарить мне меховое манто...

Она положила ладонь на мою руку, как делала это с Ван Бевером в кафе на улице Кюжас. Ее лицо приблизилось к моему.

- Не волнуйтесь, - произнесла она. - Я совсем не люблю меховые манто.

В моей комнате она задернула черные шторы. Я этого никогда раньше не делал, потому что цвет этих штор беспокоил меня, и всякий раз меня будил солнечный свет. Теперь он сочился сквозь щель между шторами. Странно было видеть ее разбросанную по полу одежду. Бесконечные шаги на лестнице вырвали меня из сна, но я не пошевелился. Она продолжала спать, уткнув лицо мне в плечо. Я посмотрел на мои часы. Было два часа дня.

Выходя из моей комнаты, она сказала, что лучше нам сегодня вечером не видеться. Ван Бевер несомненно уже давно вернулся из Атис-Монса и ждет ее на набережной Турнель. Я не стал ее спрашивать, как она объяснит свое отсутствие.