— Что ты пытаешься этим доказать?
Я поднялась наверх и остановилась около Таниной двери. Из ее комнаты не доносилось ни плача, ни хныканья, поэтому я надеялась, что она все-таки заснула и не слышала всего этого безобразия. Я направилась в свою спальню и закрыла дверь на замок. У меня не было сил даже принять душ, я просто надела пижаму и забралась под одеяло.
Я лежала и думала о том, что он сказал, и что я сказала, и что я должна была еще сказать. В целом ситуация была такая грустная, что мне хотелось выть.
И затем я вдруг поняла всю необычность происходящего. Я провела столько времени, пытаясь создать запах, который поможет людям испытывать любовь, быть более заботливыми, а закончила свой день тем, что разрушала любовь и не заботилась о том, кому, может быть, эта любовь была так нужна.
Наверное, мне потребовался час или около того, чтобы заснуть, и я начала думать, связано ли каким-то образом решение моих личных проблем с решением профессиональных. Возможно, так оно и было.
27
Мейбл Бэрроу
Причиной, по которой я полнею, является то, что я несчастлива. Именно так я и сказала доктору Ноубл, на что она ответила:
— Гм.
Но это действительно так. Я знаю, что, когда я выходила замуж, у меня был шестой размер, а теперь я ношу двенадцатый. Это говорит о чем-то, не правда ли? Когда вы несчастливы, вы постоянно что-нибудь жуете, а это не может не отразиться на вашем весе.
Конечно, я не уродливая толстуха, пока еще нет, но все-таки гораздо полнее, чем мне хотелось бы. Я знаю, что мои бедра, ягодицы и грудь слишком большие. Пока все это еще терпимо, но все равно не может не действовать мне на нервы.
Я привыкла к тому, что у меня всегда была фантастическая фигура. Каждый, кто знал меня раньше, может это подтвердить. В то время я могла носить совсем крошечные бикини. Но, насколько я понимаю, все это уже в прошлом. Теперь когда я надеваю купальник, то он больше закрывает, чем открывает, а это жутко противно. Да, я превратилась в типичную домохозяйку, у которой холодильник битком набит замороженными полуфабрикатами. В основном макароны и сыр. Вот почему поведение Германа Тодда заставило меня встряхнуться и кое о чем задуматься. Зная, что он жуткий бабник, я чувствовала еще большее возбуждение оттого, что мужчина, который так много имеет, мог напасть на меня. Я ощущала потребность получить от жизни что-нибудь еще, кроме тяжелого дыхания моего мужа.
Однажды утром, когда Марлен и Грег уехали на работу, а дети играли на улице, Герман зашел ко мне на чашку кофе. Я сварила две порции кофе, выложила на блюдо печенье, и мы уселись на кухне поболтать.
— Что с тобой? — спросила я его. — Ты выглядишь подавленным.
— Так, разные мысли, — ответил он, вздыхая. — Мы с Марлен сильно повздорили прошлой ночью.
— В самом деле? И из-за чего?
— Я забыл, что вчера была годовщина нашей свадьбы. Марлен приготовила праздничный ужин и купила бутылку вина, а я пришел домой поздно, ну, она и устроила скандал.
— Она успокоится.
— Вряд ли, она говорит, что хочет разводиться.
— А вот это дерьмово, — сказала я.
— Да. Сегодня утром мы тоже говорили об этом, но она настроена категорично и не собирается отступать. Она уехала повидаться с адвокатом.
— Мне очень жаль, Герм.
— Да, мне тоже. Послушай, Мейбл, я надеюсь, что ты никому об этом не расскажешь, даже Грегу.
— Конечно, не расскажу. И что ты собираешься делать?
— Даже и не знаю. Я думаю, пока снять номер в какой-нибудь гостинице. Может быть, если я не буду постоянно маячить у нее перед глазами, она успокоится и изменит свое решение.
— Возможно, — согласилась я.
Допив кофе, я встала и начала складывать в раковину посуду. На мне была старая рубаха, волосы накручены на бигуди, но казалось, что Германа это совсем не смущает. Он поднялся и подошел ко мне так близко, что я почти коснулась его руки. Он ослабил ремень на моих брюках и расстегнул их. На мне были белые хлопчатобумажные трусики.
— Ты необыкновенная женщина, Мейбл, — проговорил он. — Мы обязательно сделаем друг друга счастливыми.
Герман наклонился и начал по очереди целовать мои соски, потом поднял глаза вверх и взглянул мне в лицо.
— Если я все-таки решу организовать это место в отеле, ты меня навестишь?
Я промолчала, и он снова стал целовать меня. У него был просто потрясающий язык.
— Навестишь? — повторил он.
— Хорошо.
Я ответила, абсолютно не думая о том, что я говорю. Я сказала „хорошо\", поскольку это было то, о чем я думала в течение последнего времени. Но это была не единственная причина, был еще один момент, который повлиял на мое решение: я считаю, это был его язык.
Однако когда он ушел, я подумала обо всем этом еще раз и поняла, что боюсь. Мне вдруг пришло в голову, что, если Марлен хочет развода, она вполне может нанять частного детектива, который будет следить за Германом для сбора улик. И, связавшись с ним, я буду фигурировать в суде как „другая женщина\". Это предположение сразило меня напрочь, особенно когда я представила, что об этом станет известно Грегу и Честеру.
Я не могла избавиться от этих мыслей и весь день грызла медовое печенье. Я не подумала заранее о том, что приготовить сегодня на ужин, поэтому просто сварила большую порцию спагетти и достала из заморозки мясные шарики, а затем сделала какой-то примитивный овощной салат.
После ужина Честер опять убежал на улицу. Грег, как обычно, заперся в своей лаборатории, а я посмотрела двухчасовой фильм о путешествиях на Тибет. Интересно, живут ли там сейчас яки?
Честер, вернувшись домой, сразу отправился спать. Я убрала кухню и поднялась наверх, чтобы принять душ. Мне очень нравится эта процедура. Вытираясь полотенцем, я рассматривала себя в большое зеркало и удивлялась: неужели я смогла бы сделать то, что собиралась. Придирчивым взглядом я окинула свою фигуру. Вот здесь неплохо бы убрать. Например, на ляжках, на животе и, может быть, немножко с боков. Такие способы существуют. Врачи выкачивают жир из всех ваших отложений вакуумным способом — по телевизору как-то показывали передачу об этом.
Я как раз заканчивала маникюр, когда в спальню вошел Грег.
— Ты все запер? — спросила я.
— И двери, и окна — все безопасно.
Мы обменивались этими долбанными фразами перед каждой долбанной ночью.
Мне вдруг пришло в голову надеть то неглиже, которое я недавно купила у Лауры. Я вовсе не собиралась в нем спать, просто подумала, что, может быть, оно всколыхнет фантазию Грега, если вы понимаете, о чем я. Я подождала немного, надеясь, что он обратит на меня внимание, но Грег, даже не взглянув в мою сторону, направился в ванную, чтобы тоже принять душ. Вскоре он вернулся, облаченный в свою дурацкую пижаму. Не знаю почему, но когда мой муж надевает пижаму, штаны и куртку, мне кажется, что на нем официальный костюм.
Я встала как фотомодель.
— Тебе это нравится? — поинтересовалась я.
Грег уставился на прозрачное кружево.
— Очень здорово, — произнес он, направляясь к кровати и выключая свет.
— Предполагается, что это сексуально, — напомнила я своему мужу.
Грег снова посмотрел на меня.
— Очень привлекательно, — сказал он без всякого возбуждения, затем забрался в кровать и до подбородка накрыл себя простыней. Я обошла кровать и присела с его края.
— Ты знаешь, я чувствую желание заняться сексом, — объявила я ему. — Пожалуйста, не говори, что у тебя головная боль.
Это вызвало у него улыбку. Затем я выключила весь свет и, сняв свой наряд, скользнула к нему в постель. Я взяла его руку и опустила ее на свою грудь.
— Посмотри, какой большой я становлюсь.
— Я заметил.
— Это ведь здорово, не правда ли? Я имею в виду, у тебя нет никаких возражений?
Впервые за долгое время я услышала, как он смеется. Это не был в самом деле громкий смех, скорее всего, просто смешок, но все-таки хоть что-то.
— Ты очень горячая, — сказал он низким голосом.
— Намного горячее, чем ты думаешь! Ты помнишь, что должно следовать за этим?
Он опять засмеялся. На этот раз чуть громче и дольше.
— Это похоже на то, как ехать на велосипеде, — с улыбкой проговорил он. — Невозможно забыть.
— Почему бы тебе не снять свой официальный костюм? — предложила я. — И начать педалировать.
Он вылез из постели, разделся и снова лег, а я смотрела на него и думала о том, как хороша его фигура.
Я обняла его и сказала:
— Эй, что мы здесь имеем? Привет, привет, давно не виделись.
В течение некоторого времени он целовал меня. Вполне нормально, но ничего такого, о чем стоило бы написать в письме. Я скинула с нас простыню и, обняв руками его голову, начала легко толкать ее вниз к моему пупку и ниже. Мне очень хотелось, чтобы он начал делать кое-что языком.
— Попробуй это, — проговорила я. — Это намного вкуснее, чем спагетти или котлеты.
Затем я перестала проявлять инициативу. Он делал все, что должен был делать мужчина. Я имею в виду, он знал хорошо все движения и, если даже и не сходил с ума от страсти, все было технично и приятно. Он был очень методичен, совсем как если бы работал в своей лаборатории.
Тем не менее я завелась. Я не деревянная, знаете ли, и мне не хотелось быть неблагодарной, видя все его старания.
— Я не слишком тяжел для тебя? — прервал мои ощущения Грег.
Вы знаете, в этот момент мне стало его жаль. Я имею в виду, он действительно пытался, но когда дело доходило до того, чтобы сделать женщину счастливой, он был таким прозаичным.
28
Герман Тодд
Я не хотел рассказывать о своих проблемах Чесу: ему хватает и своих собственных. Если бы он узнал, что Марлен собирается со мной разводиться, он бы, конечно, ничего не сказал мне, а просто посмотрел на меня, и этот взгляд был бы красноречивее многих слов.
Это было забавное чувство, и не просто забавное, а какое-то странное. Я хочу сказать, что всегда был совершенно нормальным парнем по имени Герман. Я умел находить время для шуток и для веселых компаний. Но теперь, когда моя жизнь вдруг начала разваливаться, я не мог думать ни о чем, кроме того, что мне надо сдержаться и не расплакаться.
Должен сказать вам, что ненавижу затворничество. Если бы мне пришлось жить так, как живет Чес, то, скорее всего, я бы повесился. Я люблю ощущать себя частью шумной компании, где много красивых женщин, крепких напитков и веселья. И вдруг я почувствовал себя абсолютно одиноким, брошенным, и вокруг не было никого, с кем я мог бы поговорить. Не могу сказать, что мне нравилась ситуация, в которой я очутился. Я боялся, что в один прекрасный день могу сломаться. И очередная бутылка спиртного подведет черту под моим земным существованием.
Я действительно скатывался вниз со своей дражайшей задницей, когда вдруг мне в голову пришла блестящая мысль: а ведь есть человек, с которым я могу поговорить. Профессионал, который обязательно выслушает меня и, возможно, поможет мне со всем этим справиться. Я позвонил доктору Черри Ноубл.
— Вы звоните по поводу Чеса? — спросила она меня.
— Нет, — ответил я, — вопрос касается лично меня. Я нуждаюсь в помощи.
— Что ж, это хорошее начало, — одобрительно проговорила доктор Ноубл.
Итак, мы договорились о встрече. Я даже не спросил ее, сколько это будет стоить. В данный момент мне казалось, что любой ее гонорар значительно меньше, чем мои волнения.
Я боялся, что она предложит мне лечь на кушетку, и это представлялось мне страшно нелепым, но оказалось, что у нее в кабинете даже и не было кушетки. Она сидела за большим столом, за что я ей был очень благодарен, потому что если бы она села так, что мне были бы видны ее потрясающие ноги, то, возможно, я не смог бы говорить с ней о своих проблемах, а начал бы разглагольствовать совершенно о другом, что выглядело бы весьма странно. Я сидел в неудобном кресле лицом к ней.
Я рассказал Черри, что я по уши в дерьме в моих отношениях с Марлен, что она потребовала развода и все это звучит очень серьезно. Я также рассказал ей о годовщине нашей свадьбы и том, что случилось.
— Разумеется, она намерена разводиться с вами не только потому, что вы забыли о годовщине, — заявила доктор Ноубл.
— Да, — согласился я, — просто это была последняя капля. Я признаюсь, что был плохим мальчиком, слишком много пил, слишком много ходил по гостям и побывал в слишком многих постелях, если вы понимаете, о чем я говорю.
— Вы признаете, что ваше поведение обижало ее?
— Думаю, что да. Хотя я не сделал ничего такого или, по крайней мере, не думал, что делаю что-то такое, что могло бы обидеть ее настолько сильно.
— И что же вы хотите от меня, Герман? Совета?
— Послушайте, доктор, это сложная проблема. Я могу упасть на колени перед моей женой, поклясться, что не буду больше пить и волочиться за женщинами, и, может быть, она предоставит мне еще один шанс. Но я знаю, что не в состоянии выдержать это в течение долгого времени. Раньше или позже, я вернусь к своим старым привычкам, потому что, если смотреть правде в глаза, мне они нравятся. Поэтому все, что я хочу от вас, чтобы вы сказали мне, почему я веду себя подобным образом. Почему я помешан на пьянстве и на том, чтобы трахать все, что движется вокруг меня? Может быть, если я пойму, почему я делаю это, мне удастся с этим справиться. И тогда это уже будет наверняка.
— Гм, — ответила она, — вы не хотите потерять Марлен?
— Черт побери, конечно, нет! — воскликнул я. — Я люблю эту женщину и мою маленькую дочку. Мне кажется, я недостаточно проявлял эти чувства, но я действительно люблю их. Я эгоистичный сукин сын. Но, к сожалению, у меня нет возможности исправиться.
— Но вы в самом деле хотите исправиться?
— Если честно, то нет. Я же сказал вам, что мне нравится жить так, как я живу. Но если это единственный способ, которым я могу удержать возле себя Марлен и Таню, то я попытаюсь. Я прошу вас сказать мне, как этого добиться?
— Вы хотите, чтобы я помогла вам понять, почему вы так много пьете и почему так любите женщин?
— Абсолютно верно, доктор.
— Гм. Вы говорили Марлен, что собираетесь проконсультироваться со мной?
— Нет.
— Если я решу работать с вами, вы ей скажете об этом?
Я на минуту задумался.
— Возможно, — проговорил я. — Похоже, это единственный способ удержать ее от развода. Если она узнает, что я получаю помощь, может быть, она станет более терпимой, видя, что я в самом деле стараюсь изменить свое поведение.
— А вы серьезны в этом намерении?
— Как вы думаете, пришел бы я сюда, если бы все это было несерьезно?
Какое-то время доктор Ноубл молчала, а я сидел и разглядывал ее. Она была очень красивая женщина с бесподобными скулами. Если у женщины высокие скулы и длинные ноги, то она почти совершенство. Разве это не так? У Марлен были высокие скулы и длинные ноги.
— Даже не знаю, что вам и ответить, Герман, — мягко сказала доктор Ноубл. — Мне совсем не нравится ваша идея использовать терапию как способ удержать Марлен от развода. Но если вы в самом деле не видите другого выхода, то имейте в виду, что лечение займет длительное время: месяцы, а возможно, и годы. А ведь вы настаиваете на том, что в течение этого времени вы будете жить, ничего не меняя.
— Я понимаю, о чем вы говорите, док, — медленно произнес я. — Я не могу попросить Марлен переменить свое решение и жить с таким дерьмом, как я, просто потому, что я хожу к психоаналитику. Вы так думаете?
— Ну, похоже на то.
— Это не оставляет мне много надежды. Не так ли?
— Я хочу сказать, что, может быть, все-таки есть какой-то выход. Дайте мне время подумать, а на следующей неделе мы с вами созвонимся. В любом случае я считаю, что мы могли бы заняться вашей проблемой. Но смогу я вам помочь или нет, это уже будет зависеть только от вас. Не от меня, а от вас.
— Конечно же, я прекрасно это понимаю и обязательно позвоню вам на следующей неделе. — Я поднялся, чтобы уходить, но напоследок поинтересовался: — Вы давно видели Чеса?
— Нет, — ответила она, — я заезжала к нему в прошлую субботу.
— Как у него дела?
— Лучше. Вы собираетесь посвящать его в наши проблемы?
— Нет, у него хватает и своих собственных.
Черри кивнула, поднялась и открыла передо мной дверь. На ней был брючный костюм, который чертовски соблазнительно подчеркивал ее стройные ноги.
Было уже около трех часов дня, и я решил, что не стоит возвращаться на работу. Я мог поехать в клуб, немножко посидеть там, но мне этого не хотелось. И вот, поверите ли вы мне или нет, но я отправился домой. Я ощущал потребность как следует обдумать все то, о чем мы говорили с Черри. Она не горела желанием браться за меня, я понял это, но все же она мне и не отказала. Похоже, что мои шансы были пятьдесят на пятьдесят.
Добравшись до дому, я заехал в гараж и так и остался сидеть в машине под монотонное жужжание кондиционера. Затем я увидел Таню и Честера Бэрроу — они в своих купальных костюмах как угорелые носились по нашим двум газонам.
У них был замечательный возраст; и они орали, бегали, визжали и плескались друг в друга водой. Я позавидовал им. Они ели, пили, наслаждались жизнью и больше ни о чем не думали. Вероятно, человек взрослеет, для того чтобы иметь проблемы.
Я наблюдал за Четом Бэрроу, красивым мальчиком, и думал о его матери. Она была симпатичной женщиной и весьма податливой, и я знал, что если мне придется переехать в гостиницу, то она будет моей первой гостьей. Я был рад, что не упомянул об этом доктору Ноубл. Боюсь, что, услышав такое, она вышвырнула бы мою сраную задницу из своего кабинета.
Таня подошла к „линкольну\", и я опустил окно.
— Почему ты так рано, папа? — спросила она.
— Просто остановился на минутку. Веселишься, малышка?
— Да. Лучше играть здесь, чем в этом противном бассейне.
К ней подбежал Чет и обрызгал ее водой. Она взвизгнула и бросилась наутек, он ринулся за ней. Я наблюдал за этими двумя хохочущими детьми, у которых не было в жизни ни одной проблемы.
Я подумал, что тоже хотел бы испытать такое же чувство безмятежности. Я вырулил из гаража и покатил в сторону клуба; к этому моменту там начинался „счастливый час\".
29
Грегори Бэрроу
Любопытное выдалось лето. Мой суммарный отпуск равнялся шести неделям, и Мейбл с Честером постоянно спрашивали, поедем ли мы отдыхать, и куда. Я ответил им, что чрезвычайно занят в лаборатории и пробормотал что-то относительно путешествия в октябре. Я не стал говорить, что едва ли смогу получить даже часть отпуска.
Правда заключалась в том, что у меня не было желания никуда уезжать. Я полностью погрузился в ЖАВ-проект. Возможно, он являлся самым интересным исследованием, которое я когда-либо проводил. Я даже тратил на это свои воскресенья. Мне не хотелось покидать лабораторию ни на минуту, расставаясь со своими мышами и видеокамерами.
Суть проблемы заключалась в следующем: надо было создать такой препарат на основе тестостерона, который, повышая агрессивность, не стал бы увеличивать сексуальную активность.
После серии неудачных экспериментов я всерьез задумался, возможно ли вообще подобное сочетание. Мой первый маленький успех получился после добавления в синтетический тестостерон нитрата натрия и нитрата калия.
У меня были четкие доказательства того (на видеокассете), что мышь — особь мужского пола, которой была сделана инъекция тестостерона с добавками, — демонстрировала небольшое, но очевидное снижение желания к совокуплению.
Чтобы добиться такого минимального прогресса, потребовалось бесчисленное количество опытов. И по мере того как я начал искать другие химические соединения, которые могли бы нейтрализовать повышение либидо при введении тестостерона, мой блокнот заполнялся всевозможными формулами, ни одна из которых, однако, не привела меня к успеху. Одной из причин этого, естественно, было то, что я работал самостоятельно, без руководства опытного химика.
Я ощущал себя Эдисоном, который перепробовал множество материалов, прежде чем обнаружил волокно, которое смогло функционировать в режиме накаливания его лампы.
Покуда я был так сильно поглощен ЖАВ-проектом, должен признать, я полностью перестал обращать внимание на усугубляющийся кризис в моих отношениях с женой и сыном. Мне казалось, мы достигли вершины несчастья и взаимной антипатии, ситуации безрадостной, но стабильной. Наверное, я был даже доволен тем, что ничего уже не сможет ухудшиться.
Я выразил свои ощущения Марлен Тодд, и ее реакция была полна негодования.
— Грег, — решительно сказала она, — ты не можешь делать вид, что все нормально. Твое поведение похоже на отказ от выздоровления только потому, что ты отказываешься лечиться. А лечиться ты отказываешься, так как привык к боли.
Признаю, что я был слегка раздражен. Марлен, разумеется, не относилась ко мне как к деревенскому дураку, но она не скрывала своего неодобрения по поводу той стратегии, которую я выработал по отношению к своей семье.
У нее были причины для такой реакции. Она знала, что я терпеть не мог выяснения отношений.
— Что, по-твоему, я должен сделать, Марлен?
— Или серьезно и обстоятельно поговорить с Мейбл и прояснить все позиции, или принять меры для прекращения брака, который привел к полному отчуждению.
— Я бы не назвал это отчуждением, — хмуро возразил я.
— Нет? А как еще это можно назвать?
— Не знаю, — ответил я безнадежным голосом. — Холодностью, быть может. Мы находимся в одном доме, но живем в разных мирах. Весьма удручающая ситуация, должен тебе заметить. Тем более что большая вина лежит на мне. Знаю, я не тот муж, которого Мейбл хотелось бы видеть во мне. Она думает, что как мужчина я не состоялся.
— Не все женщины такого мнения, — спокойно заметила Марлен.
Затем произошло событие, полностью перевернувшее мою жизнь.
Утром 27 июля я услышал в коридоре топот ног бегущих людей и их крики, которые не мог понять. Я испугался, что начался пожар — для лаборатории это была бы страшная беда, так как здесь хранилось огромное количество взрывоопасных веществ, но сигнала тревоги не последовало.
Через минуту зазвонил телефон. Это была Марлен, запыхавшаяся и взволнованная.
— Ты слышал?! — прокричала она. — Про мистера Макхортла?! С ним случился приступ на поле для гольфа. Сейчас ему делают электрошок.
Я помчался на место происшествия. Врач нашей компании и медсестра трудились изо всех сил, делая искусственное дыхание. На приличном расстоянии от них стояла толпа служащих, которые тихо переговаривались между собой.
— Это все его сердце, — произнес кто-то. — Ему сделали электрошок, но он не шевелится.
Мы все замолчали и замерли в ожидании. Подъехала бригада пожарников, а потом „скорая\", оснащенная оборудованием для подобных случаев.
Еще полчаса врачи боролись за жизнь нашего шефа, затем сдались, и машины одна за другой уехали. К нам подошел врач нашей компании.
— Мистер Макхортл скончался, — сказал он.
Неожиданная смерть Мервина Макхортла потрясла нас. Он был щедрый, преуспевающий работодатель, и после оплакивания его кончины мы все начали беспокоиться о будущем лаборатории. Мои самые большие волнения были связаны с возможностью продолжения работы по ЖАВ-проекту.
Лаборатория была закрыта на три дня, но тем, кто проводил опыты на животных, разрешили ухаживать за своими питомцами и кормить их.
На следующий день после похорон лаборатория открылась вновь. Всем служащим было предложено собраться в столовой, где к нам обратилась миссис Гертруда Макхортл, вдова Мервина.
Она оказалась крупной, импозантной женщиной и не вызвала ни у кого сомнений в своей авторитетности.
Она сказала нам, что является единственной владелицей лаборатории „Макхортл\" и намеревается продолжать те направления исследований, которыми занимался ее покойный супруг.
Миссис Макхортл также заявила, что до той поры, пока она не найдет опытного управляющего-консультанта для лаборатории, эти функции она возьмет на себя. Всем нам было предложено продолжать свои исследования. Контракты с клиентами должны быть выполнены. Компания находилась в отличном финансовом положении, добавила вдова. Без долгов и с большим фондом наличных денег.
В самом деле, великолепная новость!
Таким образом, с перерывом в несколько дней и возросшим энтузиазмом я вернулся к своей работе. Думаю, другие сотрудники лаборатории испытывали то же самое. Я слышал разговоры некоторых из них, включая Марлен: они одобрительно отнеслись к тому, что возглавлять фирму будет женщина.
— Наверное, с моей стороны это эгоистично, — заявила Марлен, — но я надеюсь, Гертруда увеличит бюджет на парфюмерию. Мы столько лет бились за обновление техники и компьютеризацию нашей лаборатории! За создание библиотеки запахов! Грег, теперь самое время поставить вопрос о покупке электронного микроскопа, о котором ты столько просил.
— Было бы отлично получить его, Марлен. Но это не так уж и важно.
— Что за старый зануда, — рассмеялась она.
Я тоже попытался засмеяться, но не смог. Ее замечание больно ранило меня, так как напомнило о том, что она говорила раньше про мою особенность не брать на себя никаких решений и оставлять все как есть. Марлен казалась такой уверенной в своих оценках и в своей правоте, что я начал чувствовать, как будто на меня давят. Весьма неприятное ощущение.
Но были другие, более важные проблемы, на которые следовало обратить внимание. Неделю спустя после смерти мистера Макхортла я вывел химическое вещество, которое могло сочетаться с синтетическим тестостероном и давало желаемый результат. Полученный раствор практически полностью подавлял сексуальность при эффекте возрастающей агрессивности. Мои эксперименты на мышах — особях мужского пола — доказали это. Я не могу в целях безопасности назвать это химическое соединение. Скажу только, что оно было недорогим и входило в состав многих бытовых средств.
После серии проверочных опытов и тщательной их фиксации я приготовился к следующему шагу. Логично было предположить, что эксперименты начнут проводиться на свинках, собаках и обезьянах. Но я был настолько воодушевлен собственным успехом, что немедленно решил попробовать свой раствор на добровольцах. И, конечно, прежде всего — на себе.
Анализируя свое поведение, я сейчас понимаю, почему я решился на такой опыт. Я вовсе не собирался быть более агрессивным, это полностью противоречило моей натуре.
Но я надеялся стать более решительным, чтобы уметь выражать свои переживания и вести себя энергичнее. Мне кажется, у меня было смутное желание доказать Мейбл и Марлен, что я настоящий мужчина. Это была просто глупая мужская спесь.
30
Джессика Фиддлер
27 июля я лежала в шезлонге около бассейна голая, как сойка. Мой портативный приемник был настроен на местное радио. Передавали программу новостей, и я услышала, как диктор объявила о внезапной смерти Мервина Макхортла, хорошо известного бизнесмена, который скончался от сердечного приступа на поле для гольфа.
Я тут же рванулась в дом, позвонила в салон машин „Понтиак\" и аннулировала свой заказ на белый „бонвилль\". Слава Богу, что я не успела подписать контракт. Затем я налила себе водки, добавила в стакан лед и лимонный сок, сделала большой глоток и стала плакать.
Часть моих переживаний объяснялась тем, что я потеряла моего „сахарного папочку\" и, соответственно, источник дохода.
Но другая часть заключалась в том, что я искренне жалела о гибели Мервина. Я имею в виду, что он всегда был честным со мной, никогда не бил меня и не являлся вонючим извращенцем. Я знала, что уже не встречу похожего на него мужчину.
Я допила свой коктейль, вытерла слезы и постаралась определить, что у меня осталось. Дом, куча старого барахла и примерно около десяти тысяч долларов наличными. В основном от Вилли-проныры. Я понимала, что все это ненадолго. Помимо прочего, при новом управляющем в лаборатории „Макхортл\" моя несуществующая работа в качестве консультанта исчезнет в момент. И прощай, еженедельная зарплата.
Мне необходимо было обсудить происшедшее с кем-нибудь башковитым. Я позвонила Лауре Гюнтер в „Хашбим\" и спросила, не сможет ли она вечером повидаться со мной. Но у Лауры было назначено свидание, и она не могла отменить его.
— Что-нибудь случилось, Джесс? — поинтересовалась она. — У тебя расстроенный голос.
— Ага, — шмыгнула я носом, — я только что получила суперплохие новости.
— Послушай, — сказала она, — я смогу забежать к тебе на стаканчик после работы. Примерно на час.
— Спасибо! — воскликнула я с благодарностью. — Мне очень нужна твоя поддержка.
К приходу Лауры я уже взяла себя в руки и решила, что мои дела не такие уж и паршивые. Я имела крышу над головой, машину и деньги в банке. Я умела выживать, и если придется вернуться на панель, я это сделаю. Тело, правда, было уже потрепанное, но у мужиков на него все еще вставало.
Я налила Лауре „чивас\", она обожала этот сорт, перед собой поставила бутылку „доритоса\". Затем села рядом с подругой и глубоко вздохнула.
— Ну-ну, малышка. Какие суперплохие новости ты собираешься излить на меня? — произнесла она.
— Человек по имени Мервин Макхортл умер сегодня от сердечного приступа, — ответила я.
Лаура уставилась на меня.
— Только не говори, что он владел лабораторией „Макхортл\".
— Именно так.
— Вот черт! Это все испортит. Но какое отношение имеешь к нему ты?
— Лаура, — начала я, — Макхортл содержал меня. Он был моим основным источником дохода. Мервин купил этот дом и оформил меня к себе на работу с весьма неплохой зарплатой.
— Сукин сын! — произнесла она. — Я знала, что ты прыгаешь по какому-то старому вонючке, но понятия не имела, что это был Макхортл. Неудача, Джесс. Как ты думаешь, он оставил тебе что-нибудь по завещанию?
— Сомневаюсь, — ответила я. — Он собирался купить мне новый „бонвилль\". Теперь это все рухнуло, конечно. Но это не самое худшее. Послушай…
И я рассказала, что Макхортл приносил мне образцы их парфюмерии, что он всегда с гордостью говорил об открытиях в лаборатории и об их планах. И как затем я продавала все это парнишке, который занимался информационным бизнесом.
— Это был сладкий леденец, — простонала я, — но со смертью Макхортла поток наличных высохнет и мне опять придется думать о том, где пошире раздвинуть ноги.
Лаура залпом допила свой „чивас\" и оттолкнула от себя пустой стакан.
— Еще, — хрипло сказала она, — пожалуйста.
Я принесла ей бутылку и предложила не стесняться. Она налила себе по меньшей мере двойную порцию, отхлебнула полстакана и приступила к делу.
— Джесс, этот парнишка, ну, который покупает информацию, его зовут не Вилли? Высокий, худой, одевается, как манекенщик?
Теперь настал мой черед ронять челюсть.
— Разумеется, так. Вилли К. Бревурт. Я называю его Вилли-проныра. Ты что, его знаешь?
— Черт побери! Знаю ли я его! — вскричала она. — Это самая забавная вещь на свете!
И она поведала мне о том, как Бобби Герк вместе с Бревуртом охотились за ЖАВ-таблеткой из лаборатории „Макхортл\", как Герк решил избавиться от Вилли и уговорил Лауру выведать у него имя химика, создающего этот препарат.
— Но в итоге я поставила на Бревурта, — продолжила она. — Он в два раза больше мужик, чем Бобби. И от него лучше пахнет. Поэтому я рассказала Вилли о планах Герка. О том, что его отсекут, как только он узнает имя химика.
Я начала хохотать, как безумная.
— Вилли не знает химика из лаборатории. Он знает меня. Я была его единственным источником информации о „Макхортл\".
— Ну, что же, — проговорила Лаура, подливая себе виски, — очевидно, все так и есть. Со смертью Макхортла все мы облажались.
Я пристально взглянула на нее.
— Не обязательно, — медленно возразила я, — я знаю имя химика.
— О Боже! — закричала Лаура. — Макхортл, может быть, и мертв, но мы-то живы!
Возбужденные донельзя, мы стали обсуждать ситуацию, рисуя в своем воображении мешки с деньгами. Сначала мы решили, что, работая вместе, мы сможем достать образец ЖАВ-таблетки. Но затем поняли, что, даже если у нас все получится, нам нечего будет с ним делать. У нас не было возможности продать таблетку за хорошие „бабки\".
— Придется подключить сюда Вилли, — подвела итоги Лаура. — Мне очень хочется обделать дельце с тобой вдвоем, Джесс, но это сны наркомана. У Вилли есть опыт, есть связи, он сумеет все провернуть.
— Ты доверяешь ему? — спросила я.
— Полностью, — быстро ответила она, подмигивая. — Я знаю о нем кое-что, что заставит его быть честным.
— Отлично. Давай я позвоню ему и сейчас же договорюсь о встрече.
— Не дергайся. Он у меня дома. Поехали.
Мы поехали на Лауриной машине „форд-таурус\", рассудив, что нет смысла переться на двух. К ее хижине мы подрулили минут через двадцать, и, пока шли к двери, я подумала, что Вилли К. Бревурт должен обоссаться.
— Что происходит? — произнес он безжизненным голосом.
Мы уговорили его сесть, и Лаура принялась готовить коктейли, в которых мы остро нуждались. Вилли уже знал о смерти Макхортла и похоронил вместе с ним свои надежды на ЖАВ-таблетку. Он признался мне, что решил прекратить все наши контакты, — как источник информации я больше не представляла для него интереса. А что ему оставалось?
— Я скажу тебе, чем мы владеем, — начала Лаура. — Джесс знает имя химика, который работает над этой долбанной таблеткой.
Бревурт взглянул на меня.
— Это правда? — спросил он.
Я кивнула.
— Как его имя? — быстро произнес Вилли.
Минуту я молчала, делая вид, что раздумываю.
— Всю прибыль на троих? — проговорила наконец я. — Тебе, Лауре и мне?
— Даю слово. Я не обижаю дам. Не мой стиль. Как его имя, Джесс?
— Бэрроу. Макхортл называл его Грегом. Так что его зовут Грегори Бэрроу.
Лаура поперхнулась и пролила свое виски.
— Бэрроу? У него, случайно, нет жены по имени Мейбл? Она часто покупает у нас. У меня есть ее адрес и телефон.
— Я выясню это, — сказал Вилли-проныра. — Если Мейбл действительно его жена, мы имеем прямой выход на Грега.
— А что потом? — встряла я.
Он задумался на мгновение, и я прямо-таки видела, как шевелятся его мозги.
— Джесс, может, ты организуешь с ним встречу, когда рядом не будет жены? Подкатишь к нему горячая и влажная. Ты же знаешь, как это делается.
— А если он не захочет?
— Такое не случится, — доверительно ответил Бревурт. — Он ведь мужчина, не так ли?
31
Честер Бэрроу
Я никому не говорил об этом, но мне кажется, что мои родители — не мои настоящие родители. Я думаю, меня усыновили. Мы совсем не похожи друг на друга, и их отношение ко мне весьма отличается от отношения других родителей к своим детям. Они, правда, не бьют меня или что-нибудь в таком духе, но и не обращаются со мной, как с родным ребенком.
Я считаю, мои настоящие родители погибли в авиакатастрофе, когда я был совсем маленьким. Наверное, мы пролетали над „Диснейуорлдом\", и у нашего самолета отказали моторы — мы стали падать. Мои родители крепко держали меня, пытаясь уберечь от ударов, поэтому я остался жив, а они погибли.
Затем полиция объявила, что желающие могут усыновить маленького ребенка, чьи родители погибли в авиакатастрофе. Таким образом, я оказался у своих теперешних родителей, у которых не было собственных детей. Оки никогда не говорили мне, что я не родной, что мой настоящий отец был космонавтом, а мать — кинозвездой, без колебаний бросившей свою карьеру, чтобы заниматься мной. Вот что произошло на самом деле.
Если бы они были моими настоящими родителями, они бы любили меня и мне не пришлось бы убегать из дому. Значит, это все доказывает.
Когда Таня передала мне, что ее дядя согласен дать нам сто долларов, чтобы мы могли удрать, я здорово обрадовался. Он предложил нам взять такси до его дома, а он оплатит проезд и отдаст деньги. Тогда мы могли бы отправиться куда хотим.
Мы с Таней много говорили об этом и в конце концов наметили уехать на Аляску. Однако в первую очередь мы решили заехать в „Диснейуорлд\", который находился совсем рядом, но мы там ни разу не были.
— Это верно, — сказала Таня, — у нас должен быть хороший старт, прежде чем они заметят наше отсутствие и сообщат в полицию. Чет, как ты думаешь, что мне надеть?
Я не понял, что она хотела услышать от меня, и пожал плечами.
— То, что ты обычно надеваешь. Шорты и футболку, наверное.
— Нет, — возразила она, — так нельзя одеваться для путешествий. Пожалуй, я надену джинсы и шерстяной жакет, поскольку ночи становятся холодными. А остальные вещи я положу в чемодан.
— Чемодан? — удивился я. — Зачем тебе чемодан? Я пойду просто так.
— Но нам потребуется много вещей, а не только то, что будет на нас надето. Поэтому нужен чемодан. У тебя есть?
— Есть сумка. В нее влезет все, что хочешь.
— Тогда тебе следует упаковаться, Чет. И не забудь свои любимые вещи.
— Что, например?
— Ну, может быть, тот маленький приемник, и потом, разве ты не возьмешь свою коллекцию марок?
— Я забыл о ней. Она в больших кляссерах. Скорее всего, ее не стоит брать. Я могу начать собирать новую на Аляске.
— Как ты думаешь, сколько времени мы будем туда добираться?
Я стал прикидывать, потом наконец ответил.
— Это зависит от обстоятельств.
Этим вечером я внимательно оглядел свою спальню и понял, что Таня абсолютно права. У меня было полным-полно любимых вещей. Мне нравился большой кусок гранита с золотыми прожилками, несколько очень красивых раковин (я нашел их на берегу), череп из пластмассы. Я знал, что не смогу утащить все это с собой и чуть не разревелся.
А потом случилось нечто, чего я не мог понять. Было начало августа, мы с Таней много гуляли и обсуждали наши планы. Именно тогда мне и показалось, что мои родители стали немного дружелюбнее.
Мама перестала ходить вечно надутой и начала шутить со мной, а отец стал интересоваться, как прошел мой день, и даже подарил мне настоящую кепку для рыбалки с большим прозрачным козырьком. Наши отношения становились все лучше и лучше, и однажды вечером мы всей семьей поехали в ресторан есть бараньи ребрышки.
Я не знал, почему они так себя ведут. И спросил Таню. Она ответила, что, скорее всего, это фаза.
— Какая фаза? — удивился я.
— Фаза — это когда что-то не может продолжаться долго. Через какое-то время все станет по-прежнему.
Я ничего не понял, однако не стал признаваться в этом Тане, так как не хотел, чтобы она считала меня дураком.
Затем случилось кое-что совсем необыкновенное.
У нас посреди газона растет роскошный фикус, и как-то утром мама попросила меня хорошенечко вскопать вокруг него землю и обильно полить, а то его листья уже начали желтеть и сохнуть. Она уехала за покупками, а я занимался порученным делом, когда возле нашего дома остановился отличный серебристый „инфинити\". Парень за рулем опустил окно и помахал мне рукой. Я подошел к машине, но не слишком близко, так как не знал, что у него на уме. Может, он сексуальный маньяк или хочет украсть меня для выкупа.
Но парень не был похож на похитителя детей. Я хочу сказать, он был хорошо одет и не пытался затащить меня в машину. И еще он улыбался.
— Привет, сынок, — приветствовал он меня. — Жаркая работа в жаркий день. Верно?
— Да, сэр, — ответил я.
— Скажи, туда ли я попал? Это дом Мейбл Бэрроу?
Я кивнул.