— Это все твое предубеждение, Кьюрик.
— Так а чего мне? Я ж взад-вперед… Хотел в магазин напрямки, гляжу — ты гут копаешься. Случилось что?
— У каждого свои недостатки.
— Да колеса…
Улицы Кадаха были почти пустынны, и только редкие горожане торопились по домам. Ветер путал их в складках собственных плащей и развевал яркое пламя коптящих факелов, развешанных по стенам и в проходах и отбрасывавших шевелящиеся тени, плясавшие на мостовой.
— Ой-ой-ой! — подойдя к «уазику», участковый сочувственно поцокал языком. — Сразу оба… А еще хотел тут проехать! Сейчас бы тоже вот так стоял, чесал шею…
Хозяин первой таверны, в которую они заглянули, оказался крепко пьян, похоже, он был бессменным завсегдатаем своего же заведения и не имел ни малейшего представления о том, когда он открывается и даже какое сейчас время суток. Второй был недружелюбен и только и делал, что ругался. Третий, однако, оказался на редкость словоохотливым.
— Слышь, Димыч, — быстро сообразил Михаил. — Ты меня в волость не подбросишь? У Михалыча вроде «уазик» есть…
— Ну, шо, — сказал он, почесав в затылке. — Кабы припомнить… Намедни-сь, говоришь, проезжал?
— А, ты насчет колеса? Так легко… Хотя постой-ка! Михалыч еще с утра в город уехал, к вечеру только будет. Мне как раз навстречу попал, утром еще. С ним этот еще был, Брыкин, бригадир бывший…
— Да, где-то не более трех дней назад, — пояснил ему Кьюрик. — Мы должны были встретиться здесь с нашим другом, но запоздали, и он уехал без нас.
— Черт!!! Придется до вечера тут сидеть… тоже ведь в город хотел.
— А шо он собой?
— В город? — Димыч вдруг расхохотался. — Так садись, поедем! Мне тоже нужно — туда-сюда — горящие материалы сдать да очередной втык получить… Да ты не переживай, к вечеру тут будем, возьмем у Михалыча колеса, поставим… А в городе в отдел заедем, про «Оку» твою спросим. Может, патруль ее где и видал?
— Высокий. Мог быть в доспехах, но за это не поручусь. Если он был с непокрытой головой, ты бы его точно заметил. Волосы у него длинные и белые.
Ратников немного подумал и махнул рукой:
— Не-а… Кажись, такого не видал. Верно он другими воротами ехал.
— А, поехали, и то дело!
— Может быть и так, конечно, но мы точно знаем, что он направляется на восток. Правда, он мог уехать из города до того, как ты открыл свою таверну.
Махнув рукой, уселся в «ниву». Участковый запустил двигатель…
— Да ну шо ты говоришь. Я эвонту дверь отворяю, токма ворота отомкнуться. Сколь их мужиков горбатится в городе, а на постое на фермах в округе, так аж с самой зари делов у меня невпроворот. А друже ваш один был?
— Нет, — ответил Кьюрик. — С ним был церковник и знатная дама. Еще должен был быть криворотый сопляк, тупой, как пробка, и здоровый бугай, сильно смахивающий на гориллу.
По пути Димыч что-то весело болтал, рассказывал, Миша не слушал, потрясенный всем случившимся — таинственным исчезновением Маши, смертью Темы. Мимо тянулись угрюмые ели, сосняки, березовые рощицы, потом пошли поля, луга, перелески, побежало под колесами «нивы» асфальтовое шоссе… Заехали на заправку. Михаил поинтересовался, не видал ли кто синюю «Оку». Нет, точно сказать не могли — тут за день столько машин проезжало, что поди-ка, упомни. Тем более — какую-то гам «Оку». Нет, не видели…
— А-а-а… энтот громила. Шо ты мне раньше не сказал об этой обезьяньей морде. Так вон проезжал вчерась с рассвету. Энта горилла слазила со своей кобылки да орала элю ей подавать. Он часом растолковывает?
Поехали дальше, вот уже показался и город, приземистые древние стены, сверкнула на солнце излучина реки. Люди… машины… светофоры… Миша не обращал на все это никакого внимания, не больше, чем до того на елки и сосны. А Димыч все болтал… похоже, что сам с собою.
— Обычно где-то полдня думает, что ответить, когда услышит «привет».
Подъехав к отделу милиции — двухэтажному зданию с синей вывеской над входом, — остановились.
Хозяин таверны загоготал.
— Ты, Миш, посиди пока тут, а я спрошу…
— Да, взаправду энто. Окромя того он и разит гнусно.
Участковый убежал, здороваясь на ходу со знакомыми… отсутствовал, правда, недолго, выскочил, улыбаясь:
Кьюрик ухмыльнулся и пустил ему монетку через прилавок.
— Видали твою «Оку»! Или похожую… Она ведь у тебя синяя?
— Да, пахнет он не хуже выгребной ямы. Ну, что ж, спасибо тебе приятель.
— Ну да! — Михаил почувствовал, как захолонуло сердце.
— Чай думаете угнаться за ним?
— У вокзала стоит, слева, у сквера… да там увидишь. Ключи-то есть с собой?
— А как же, обязательно догоним, — горячо заверил Кьюрик. — С ними был еще кто-нибудь?
Ключей-то как раз и не было, но разве в этом сейчас было дело? Та «Ока» или нет? Поскорее узнать бы!
— Не-а… токма эти пятеро. Окромя гориллы, энти все у капюшонах были. Те, однакось, поспешали, так шо ежели угнаться за ними хотите, погоняйте своих лошадок.
— Слышь, Димыч… А номер-то не запомнили?
— Так и сделаем, приятель. Еще раз благодарю тебя.
— Да не запомнили, потому что и не глядели. Инспектор по разбору вчера вечером тещу ездил встречать, как раз там, у скверика, парковался. Он бы про «Оку» и не вспомнил, кабы я не спросил…
Кьюрик и Спархок вышли на улицу.
Ну, уж это понятно.
— Ты все узнал, что хотел, милорд? — спросил Кьюрик.
— Ты извини, Сергеич, — продолжал участковый, — но у меня дел полно, а до вечера надо бы успеть сладить… На общественном транспорте до вокзала съездишь?
— Да. Этот парень — курица, несущая золотые яйца. Мы все же немного нагнали Мартэла, и теперь еще знаем, что с ним нет солдат и что он скачет в Мотеру.
— Да не вопрос! — Ратников хмыкнул.
— Нам и еще кое-что стало известно, Спархок.
— Вот и славненько… А я после обеда в морг заеду, к судмедэкспертам, заключение по мальчишке забрать… ну, по тому самоубийце. Так ты, если что, прямо туда подходи, к моргу — оттуда домой и поедем.
— Да? Что же?
— Да я уж тогда на «Оке», наверное…
— Адусу все еще следует хорошенько помыться.
— Так сам же говорил, что ключей нет… Ладно, побег я.
Спархок рассмеялся.
— Удачи, — махнул рукой Михаил. Димыч на ходу обернулся:
— Адусу стоило совсем бы не вылезать из бадьи с водой. Нам, пожалуй, придется все-таки окатить его водицей как следует, прежде чем мы его похороним, а то, боюсь, земля выплюнет его обратно. А теперь давай-ка отправимся назад в таверну.
— И тебе! Если что — звони.
Когда Спархок и Кьюрик снова вошли в низкую общую залу таверны, они к удивлению своему обнаружили, что их полку прибыло. За столом, под тяжелыми взглядами остальных, с совершенно невинным видом восседал Телэн.
Солнышко уже сверкало очень даже нехило, можно сказать — жарило, точнее — парило: недавно прошел дождь, и испарения поднимались к небу голубой прозрачною дымкой. Обогнув клумбу, Ратников вышел на улицу и, увидев неподалеку автобусную остановку, резко прибавил шагу — как раз подходил муниципальный автобус.
— До вокзала доеду?
21
— Запросто! Он как раз туда и идет.
— Я — королевский посланник, — быстро проговорил мальчик, когда Спархок и Кьюрик подошли к столу. — Так что не хватайтесь за ремни, вы, оба.
Отлично.
— Так-так… Значит ты, прости, королевский кто? — усмехаясь переспросил Спархок.
В салоне было душно до невозможности, не помогали даже открытые люки, да и народу набилось немало — тетки с кошелками, старички-пенсионеры, дети… Миша был очень рад, когда транспортное средство, наконец добралось до вокзала. Вышел.
— Ничего тут смешного нет. Я принес послание от твоей королевы, Спархок.
— А где тут сквер, не подскажете?
— А ну-ка покажи.
— А вон, где алкоголики…
— Я заучил его наизусть. Мало ли что может случится. А разве мы хотим, чтобы наше послание попало в руки врагов? — Телэн хитро сощурился.
— Спасибо!
— Ладно, тогда рассказывай.
«Алкоголики» — трое небритых личностей, напрочь классические типы — усевшись в тенечке, за кустиками, передавая друг другу бутылку, по очереди потягивали из горла какое-то пойло. Никакой закуски, кроме собственных засаленных рукавов, у сей троицы, как заметил Ратников, не имелось.
— Это вообще-то личное, Спархок.
Да уж точно — вполне классическая картина, мужики соображали на троих, используя терминологию хиппи — «дринкали вайн из баттла».
— Ничего. Мы среди друзей.
А вот и «Ока»! Миша узнал сразу, даже еще не рассмотрев номер. Бросился… Ну — точно! Она, родимая!
— Не понимаю, почему ты так себя ведешь? Я просто подчинился приказу королевы, вот и все.
Дернул дверцу… открыта… Если еще и ключи в замке зажигания… нет, нету… А в бардачке? И там ничего… Ага, ну да, конечно — будет тут хоть что-нибудь в бардачке, магнитолы-то вон, нету — вытащили! Вообще, надо бы что-то с машиной делать, разберут ее тут, те же вот алкоголики — запросто. Были бы ключи… впрочем, и так можно… придется ломать, вытаскивать проводки… Да еще вдруг попадешься — документов-то на «Оку» при себе нет, забыл, не подумал даже… Димыча подключить, вот что! Сейчас у него дела, а ближе к вечеру — сам сказал — в морге будет. Туда и подгрести… Сейчас же…
— Послание, Телэн.
А что сейчас? «Ока» — вот она, но говорить, увы, машина не умеет и о судьбе Маши ничего не расскажет. Надо бы поспрошать местных… хоть вон ту алкогольную братию, пока те не слишком-то упились. А что? Вид у Михаила вполне подходящий — голова лохматая, рожа выбрита кое-как — хоть сейчас на стенд: «Их разыскивает милиция». Рубаха только слишком приличная… и джинсы… Но это ничего, это дело поправимое! Сейчас…
— Ну, она собирается отправиться в Симмур…
— Прекрасно, — Спархок был мрачен.
Оглядевшись по сторонам, Ратников вышел из машины и, аккуратно захлопнув дверцу, зашагал к скверу. Не к тем кусточкам, за которыми вольготно расположились алкаши, а в противоположную сторону — к клумбе. Снова огляделся, нагнулся… испачкал джинсы и рубаху мокрой землей, подумав, надорвал рукав, и, спрятав в карман джинсов часы, в таком, слегка богемном виде направился к выпивающим.
— И она… в общем… беспокоится о тебе…
В уютном скверике одуряюще пели соловьи, с клумбы сладко пахло цветами, почему-то розами, хотя там вроде как росли флоксы или что-то типа того, в садовых растениях Ратников не очень-то разбирался.
— Я тронут, — бесцветным ровным голосом заметил Спархок.
Ага! Вот откуда запах — куст шиповника! Ну да, ну да…
— Она себя чувствует хорошо. — Добавления Телэна становились все более вялыми.
Обойдя куст, Михаил подошел к алкоголикам:
— Приятно слышать.
— Здорово, земляки!
— Она… э-э-э… говорит, что любит тебя.
— Здоровей видали, — сняв кепочку, неприязненно покосился на Мишу один из выпивох — невзрачный гнилозубый мужичонка в старом, залатанном пиджачке и спортивных штанишках. — Чего надо?
— И что?
— Червонец дайте, а?
— Странное послание, Телэн. Может быть, ты что-то пропустил. Почему бы тебе не начать с начала?
— Ха! — от подобной наглости сразу же передернуло всех троих. — Мужик! А в рот тебе не плюнуть?
— Ну… — замялся Телэн. — Она говорила с Миртаи и Платимом — и со мной, конечно — и сказала, что очень бы хотела рассказать тебе, что она делает и что чувствует.
— Она тебе это сказала?
— Если только — жеваной морковкой… Не, земляки, я же не просто так. Не халявщик я — партнер! — Ратников приосанился и громко шмыгнул носом. — На спиртягу-то есть… да по такой жаре спирт хлебать — ну его на хрен, так и кони двинуть недолго. Водка — дорогая, зараза, а вот портвешок… видел тут в магазине, ноль семь — тридцать пять рублей!
— Ну… Я был в комнате, когда она это все говорила.
— Тридцать пять рублей? О, дает! — искренне удивился гнилозубый. — Мы что, тут, Абрамовичи, что ли — такой дорогущий портвейн брать? Можно и дешевле… если знать, где брать, конечно…
— А вы знаете?
— Так значит на самом деле королева ничего тебе не приказывала и никуда отправляться не просила?
— Ха!
— Ну… на словах, конечно, нет, но разве мы не должны предугадывать желания своей королевы? Ведь так?
— Так пошли! Если чирик добавите, так, может и две бутылки возьмем.
— Можно мне? — спросила Сефрения.
Взяли одну. И еще — неподалеку, в аптеке — фуфырик настойки овса. Назад, в скверик, возвращались уже друзьями, а как же!
— Конечно, матушка, — откликнулся Спархок. — Тем более, что касается меня, я все уже выяснил.
От овса Ратников отказался, а вот портвейн залудил первым — да почти полбутылки, брезговал после других, таких вот.
— Не торопись с выводами, мой милый, — сказала она и обернулась к мальчику. — Телэн.
Выждав удачный момент, кивнул на «Оку»:
— Да, Сефрения.
— Чего мужички, вижу, не заперта машиненка-то?
— Это самая глупая, неудачная и самая неправдоподобная история, которую я от тебя когда-либо слышала. В ней даже смысла нет, если учесть, что королева уже послала Стрейджена по почти такому же поручению. Неужели это лучшее, что ты мог выдумать?
— Да мы уж с нее маг… Ой… Навалите-ка овсеца, ребята! Ох… хор-рошо!
От таких слов Сефрении Телэн даже смутился.
— Так, ничья говорю, машинка-то? — Миша направлял разговор в нужное русло. — И давно тут стоит?
— Но это не ложь, — проговорил он. — Королева говорила именно так.
— Э, Миха! Да с чего ты взял, что ничья-то? — прищурился гнилозубый, звали его, кстати, Витек, остальные двое были Леха с Миколой. — Мы, конечно, ночкой-то пошустрили, но… надо бы отсюда рвать, а то, не ровен час, хозяин вернется…
— Уверена, что так. Но что заставило тебя мчаться за нами, чтобы повторить какие-то пустые слова?
— А что, там не женщина за рулем была?
Телэн в смущении пожал плечами, не зная что и ответить.
— Не… хы… не женщина. Мужик какой-то… он потом в эту, крутую тачку сел… старинную навроде…
— О, милый, — вздохнула Сефрения и отчитала Афраэль по-стирикски.
— Чего, «Оку» здесь бросил и в другую тачку сел? Быть такого не может!
— Кажется, я чего-то не понял, — произнес озадаченный Келтэн.
— Да ты не возникай, Миха. Именно так все и было… Леха, скажи!
— Я сейчас объясню, Келтэн, — утешила его Сефрения. — Телэн, ты всегда обладал недюжинным талантом к импровизации. Что такое с тобой случилось? Почему ты просто не придумал что-нибудь более правдоподобное?
Увы, к уже сказанному Витьком Леха ничего добавить не смог, ибо уже храпел, откинувшись навзничь. Эк, развезло-то с овса!
Телэн поежился.
— А что за тачка-то была… крутая?
— Мне показалось, что это было бы как-то неправильно, — угрюмо сказал он.
— Так я ж и говорю — старинная. Ну, как это, в фильмах показывают… про Штирлица да про немцев…
— Ты почувствовал, что не следует лгать друзьям, да?
— Про немцев… — Михаил хмыкнул. — Это такая желтая с синим, что ли? Видал!
— Что-то в этом роде.
— Ментовский «луноход» ты видал! — Витек и еще не впавший в полную прострацию Микола громко заржали. — А та тачка совсем другого цвета была — красная с белым! Как «скорая», хы-ы…
— Благослови господи! — с благочестивым восторгом воскликнул Бевьер.
Сказал — и вырубился, упав в траву. Туда же повалился и Микола.
— Во дают! — с досадою сплюнул Ратников. — Богатыри, не мы… Впрочем, черт с ними. Похоже, эти сказали все.
— Не торопись возносить благодарственные молитвы, Бевьер, — сказала ему Сефрения. — Неожиданное обращение Телэна не совсем то, что кажется. В этом замешана Афраэль, а уж она-то ужасная лгунья. Хотя это не мешает ей бросаться в другую крайность.
— Флейта? — переспросил Кьюрик. — Ты думаешь, это она послала Телэна за нами? Но зачем?
Со вздохом пройдя мимо «Оки», Миша привел себя в более-менее приличный вид, вернул из кармана на руку часы и, взглянув на стрелки, присвистнул: пора было уже двигать к моргу!
— Кто знает? — рассмеялась Сефрения. — Может быть, ей нравится Телэн. Может, она любит симметрию. А может, и еще что-то…
Туда и направился, спросив дорогу по очереди у трех граждан. Первая — немолодая, замученная жизнью и бытом женщина — в ужасе отшатнулась, вторая — помоложе — недоуменно пожала плечами, зато третий — ушлый старичок-доминошник в летней старомодной шляпе и коротких брючках со стрелочками, охотно подсказал и даже вызвался было проводить: «Я, молодой человек, всю жизнь в медицине отработал!» Ратников поспешно отказался:
— Тогда, значит, это не моя вина? — быстро выдохнул Телэн.
— Спасибо, отец, дальше я уж как-нибудь сам.
— Видимо, нет, — улыбнулась ему Сефрения.
Старичок лишь с некоторой обидою пожал плечами — ну, сам так сам.
— Если так, то мне уже лучше, — проговорил мальчик. — Я знал, что вам не понравится, что я отправился за вами, и у меня эта правда в горле застревала. Надо было отшлепать Флейту, когда ты мог это сделать, Спархок.
— Ты понимаешь, о чем они говорят? — спросил Стрейджен Тиниена.
Больничный комплекс Михаил отыскал сразу, а вот морг… Тут, оказывается, их было два — морга. Один — новый, другой соответственно — старый, и все их путали, даже явные медики, люди в белых халатах.
— О, да, — ответил Тиниен. — Когда-нибудь я тебе все объясню. Хотя не уверен, что ты мне поверишь.
День между тем уже явно клонился к вечеру, вообще, время пролетело как-то незаметно, Миша даже не мог понять — а как вообще так произошло? Вот, только что был день, а вот уже — вечер, и солнце уже скрылось за крышами домов, а бледная луна повисла над старой поликлиникой с обшарпанным крыльцом и покосившимися фонарными столбами. На крыльце сидели бродячие коты самого потасканного и облезлого вида и, щурясь, смотрели на последних, покидающих медицинское учреждение пациентов.
— Ты узнал что-нибудь о Мартэле? — спросил Келтэн Спархока.
— Он выехал через восточные ворота вчера рано утром.
Подходя к моргу, Михаил, как научили, обогнул его слева и, зайдя с противоположной от обычного, предназначенного для торжественного выноса покойных входа, очутился перед замызганной дверью с табличкой «Бюро судебно-медицинской экспертизы». Рядом, напротив крыльца, словно ожидающий хозяина верный конь, притулилась знакомая «нива».
— Значит, мы выиграли день. С ним есть воины?
Ну наконец-то! Ратников уже взялся за ручку, но вдруг застыл. Из глубин морга явственно доносилась песня! Что-то типа «Скакал казак через долину» или «Ромашки спрятались, поникли лютики». Нет, все же это был «Батяня-комбат»!
— Только Адус, — ответил Кьюрик.
Миша с осуждением покачал головой: ишь ты, затейливо люди отдыхают — еще и рабочий день едва закончился, а они уже дошли до песенной стадии. Впрочем, может быть, у них, у медиков, именно так и принято?
— Спархок, — серьезно сказала Сефрения, — думаю, пришло время рассказать им обо всем.
Ратников вошел в коридор, гулкий и темный, и громко позвал:
— Да, наверное ты права, — согласился он. — Так вот, друзья мои, — Спархок глубоко вздохнул, — боюсь, я не был с вами полностью откровенен.
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
— Интересно, что еще ты можешь сказать нового? — усмехнулся Келтэн.
— Нет, тут никого нет! — с веселым смехом откликнулись из-за выкрашенной белой краской двери. — А вам кого надо-то?
Спархок не обратил внимания на его усмешку.
— Да мне бы участкового… Вроде машина стоит.
— За мной следят с тех самых пор, как я вышел из пещеры Гверига в Талесии.
— А! — дверь распахнулась и в коридор выбежал Димыч.
— Тот лучник? — спросил Улэф.
Без галстука, в расстегнутой рубахе, красный.
— Может быть, и он тоже, но это не все. Лучник и люди, работавшие на него — это, видимо, все штучки Мартэла. Однако, возможно, эта опасность нам уже не угрожает. Мне известно наверняка, что того человека, которого Мартэл поставил руководить всем этим, убили.
— Заехал вот, за бумагами… А тут у них праздник! Григорьичу день рождения, главному. Неудобно отказываться.
— И кто это был? — спросил Тиниен.
— Дима, кто там? — закончив петь, гулко спросили из-за двери.
— Это не столь важно, — отмахнулся Спархок, верный данному Перрейну слову. — Мартэл всегда умел заставлять людей делать то, что угодно ему. Это одна из причин, почему мы не поехали со всей армией. От нас не было бы никакого толка, если бы большую часть времени мы занимались тем, что защищали наши тылы от тех, кому обычно доверяем.
Такое впечатление, что прямо из прозекторской.
— Кто за тобой следит, если не этот лучнику? — настаивал Улэф.
— Это приятель мой… заехал. Хороший человек.
И тут Спархок поведал им о тени, которая вот уже несколько месяцев преследовала его.
— Так раз хороший человек, пусть заходит! Чего на пороге стоять?
— Думаешь, это Азеш? — спросил его Тиниен.
— Пошли, Сергеич, а? — участковый умоляюще сложил на груди руки. — Посидим чуть-чуть и… Очень уж мне не хочется их обижать… да и вообще…
— Похоже, что так, — задумчиво проговорил Спархок.
— Вот-вот, не надо нас обижать, Дима! Так вы идете там или нет?
— А как Азеш мог узнать, где пещера Гверига? — спросил его сэр Бевьер. — Ведь, насколько я понял, эта тень следует за тобой от самой пещеры?
Ратников ухмыльнулся и махнул рукой:
— Да. Просто перед тем, как Спархок убил его, Гвериг занимался тем, что говорил Азешу разные гадости и сулил ужасные мучения.
— Ладно, пошли, коли зовут. Посидим немного… «Оку»-то я отыскал, теперь на ней и поеду, тебя вот сопроводить просил бы — не захватил документов.
— А можно полюбопытствовать, какие именно? — с интересом спросил Улэф.
— Ничего! — довольно улыбнулся Димыч. — Не переживай, сопровожду… сопроводю… сопрово… В общем — поедем.
— Гвериг пообещал Азешу, что испечет его на костре и съест, — коротко ответил Кьюрик.
— Ну, тогда веди к столу… Харон, блин!
— Это довольно смело — даже для тролля, — заметил Стрейджен.
— Идем, идем, Сергеич, люди тут замечательные собрались, сам увидишь…
— Не уверен, — возразил Улэф, — думаю, Гвериг в его пещере был в полной безопасности — во всяком случае от Азеша. Хотя от Спархока, как оказалось, ему нечем было защититься.
— Да я уж чувствую… Ну и запах здесь!
— Объяснили бы что ли поподробнее, — попросил Тиниен. — Вам, талесийцам, наверное все известно о троллях.
— Формалин… наверное… — перед самой дверью, участковый вдруг резко остановился. — Один вопрос. Сергеич — ты как к трупам относишься?
— В смысле — к каким трупам? — Михаил несколько опешил.
— Да нет, это не так, — отозвался Стрейджен. — Мы просто знаем о троллях чуть больше других эленийцев. — Он рассмеялся. — Когда наши предки впервые пришли в Талесию, шла война между Младшими Богами стириков и Троллями-Богами. Тролли-Боги очень скоро поняли, что их превосходят, и плохо бы им пришлось, но они каким-то образом ухитрились скрыться. Легенды говорят, что к этому были причастны Гвериг, Беллиом и кольца, и именно Беллиом защитил Троллей-Богов от Младших Богов Стирикума. — Он взглянул на Улэфа. — Ты это хотел сказать? — спросил он.
Димыч пожал плечами:
Улэф кивнул.
— К обычным, мертвым трупам.
— Да, — сказал он. — Соединив Беллиом и Троллей-Богов, Гвериг получил такую силу, которая даже Азеша заставит остерегаться. Поэтому Гвериг и угрожал ему без боязни.
— А-а-а… а я думал — к живым. Ты чего спрашиваешь-то?
— А сколько всего Троллей-Богов? — спросил Келтэн.
— Да они там, за прозекторской, в кондейке засели…
— Пять, да, Улэф? — ответил Стрейджен.
— Кто засел — трупы?
— Верно, — кивнул тот. — Бог Еды, Бог убийства, Бог… — он запнулся и несколько смущенно посмотрел на Сефрению. — Э-э… назовем его Богом Плодородия. Потом Бог Льда, отвечающий, как я понимаю, за погоду, и Бог Огня. Вообще-то, тролли — ребята простые.
— Да какие трупы — врачи! Григорьич, патологоанатом, ну, у кого день рождения, и прочий весь персонал… Там нам мимо трупов идти… Ничего?
— Если Азешу было известно обо всем этом, и он охотился за Беллиомом, значит он тут же начал следить за Спархоком, как только Беллиом перекочевал в его руки, — сказал Тиниен. — И следил он за ним от самой пещеры Гверига.
— Да ничего, — Ратников пожал плечами. — Мне как-то до лампочки.
— И явно с недружественными намерениями, — вставил свое слово Телэн.
— Вот-вот, и мне до лампочки… я ж участковый… Пошли!
— Он так уже делал и раньше. Послал Дэморка на поиски Спархока, а Ищейку натравил на нас в Лэморканде. Во всяком случае, он вполне предсказуем.
Димыч дернул дверь… Резко пахнуло формалином. В прозекторской стояли обитые железом столы, на двух из которых лежали уже препарированные трупы… в одном из них Михаил с ужасом узнал Артема… Маленький, голый, со вскрытой грудной клеткой и желудком, с аккуратно спиленной специальной дисковой пилкой верхней частью черепа. Понятно — взяли на исследование мозг.
Бевьер вздохнул.
— Сергеич, ты что встал?
— Кажется, мы все-таки что-то упустили из вида, — проговорил он.
— А чего с этим-то не закончили?
— Что? — спросил Келтэн.
— Как раз и закончили — только зашить осталось.
— Не могу сказать точно, — признался Бевьер, — но чувствую, что-то очень важное.
— И что, уже заключение есть?
— Конечно! За ним и приехал. Да ты заходи, заходи, не стесняйся… Вот! Прошу любить и жаловать, мой друг — Михаил Сергеевич, частный предприниматель…
Ратников улыбнулся:
С рассветом следующего утра они выехали из Кадаха и направились на восток, к Мотере. Небо оставалось затянутым серыми облаками. Унылая непогода да и вчерашний разговор настраивал всю компанию на мрачный лад, и они большей частью ехали молча. Около полудня Сефрения предложила устроить привал.
— Можно просто — Миша.
— В конце концов, дорогие мои, — твердо произнесла она, — мы же не похоронная процессия.
— Ну, тогда за знакомство! Давайте, давайте, по чарочке…
— Возможно, ты ошибаешься, — усмехнулся Келтэн. — Во всяком случае, не могу припомнить ничего ободряющего в нашем вчерашнем разговоре.
В кондейке был накрыт стол. Аккуратно порезанная — явно женской рукой — колбаска, банка огурчиков, даже чугунок с вареной, густо посыпанной укропом картошечкой. А еще — зеленый лук, огурчики-помидорчики, хлебушек — тоже не накромсанный кое-как. Только водки не было, а была какая-то колба… Ясно — спирт. Все-таки медики.
— Когда приходиться очень трудно, стоит верить и думать о лучшем, — покачала головой Сефрения. — Да, мы отправляемся навстречу серьезной опасности. Но давайте не будем предаваться мрачности и унынию. Когда люди заранее уверены в том, что потерпят поражение, они обычно это и получают.
Командовал парадом именинник, Григорьич — седенький, с небольшой чеховской бородкой и усиками, мужичок в распахнутом белом халате, в компании, кроме еще двух мужчин — участкового Димыча и смешливого молодого парня-интерна, сидели и две женщины, вернее сказать — весьма симпатичные девушки-медсестры, темненькая и беленькая. Темненькую звали Верой, а блондиночку — Таней. Или наоборот, Ратников плохо запоминал имена.
— Твоя правда, — согласился Улэф. — Один из моих братьев-рыцарей в Хейде совершенно убежден в том, что все игральные кости в мире его просто ненавидят. И чтоб он хоть раз выиграл — в жизни не видел!
— Ну, за именинника!
— Если бы он играл твоими костями, думаю, дела его пошли бы куда лучше, — хмыкнул Келтэн.
Тостующий интерн — звали его Игорем — лихо махнул стопку и закашлялся.
— Ты меня обижаешь, — с грустью проговорил Улэф.
— Ну-ну, Игорек! — патологоанатом заботливо похлопал его по спине. — Не надо так спешить — сегодня мы никуда не торопимся, верно, девочки?
— Интересно, достанет ли твоей обиды для того, чтобы ты решился выбросить свои кости?
Медсестры весело засмеялись. Неплохие девчонки. И стол неплох — покушать есть что. Миша вот только сейчас почувствовал, как сильно проголодался. Что он сегодня ел-то?
— Пожалуй нет. Но все-таки нам действительно не помешает поболтать о чем-нибудь веселом.
— Вы закусывайте, закусывайте, молодой человек! Картошечку вот берите, помидорчики. Хорошие, грунтовые — зять из Ростова привез.
— Может, стоит завернуть в ближайшую придорожную таверну, выпить чуток? — с надеждой предложил Келтэн.
— Спасибо! — Миша охотно захрустел огурцом, добрался и до картошечки, и до помидорчиков, и до колбаски, причем лежащие за перегородкой трупы его ничуть не смущали… как и всех здесь сидевших. Но у этих-то все было профессиональное, а Михаил просто такого за свою жизнь навидался, что… Что вряд ли его могло хоть что-то сильно смутить. Тем более, покойники не кусались, по крайней мере — пока.
— Нет, — покачал головой Улэф. — Я выяснил, что эль еще ухудшает плохое настроение. Часа через четыре все мы будем собирать слезы в наши шлемы.
Снова выпили, правда, больше уже не пели, разговор, как это обычно в подобных узкопрофессиональных компаниях и бывает, зашел на специализированные темы, быстро перескочив на коллег…
— Можно попеть гимны, — с живостью предложил Бевьер.
Хотя участковый сделал попытку его прервать:
Келтэн и Тиниен обменялись взглядами и дружно вздохнули.
— Николай Григорьич! А помните, вы мне как-то обещали реберный нож подарить?
— Я вам рассказывал, как Каммории в меня влюбилась одна знатная дама? — начал Тиниен.
— Обещал — подарю. Только не сегодня, лень искать-то! Приедешь еще, так напомни… Ты заключение-то по отравленцу взял?