Андрей Посняков

ЩИТ НА ВРАТАХ

Серия «Вещий князь»

Книга восьмая

Глава 1

КУКЛЫ

Наши дни. Норвегия

…Один взгляд на распростертое тело убедил его: это не живое существо, а вещь, по неодушевленности не уступающая полу, на котором она лежит, только гораздо менее естественная… И А. Г. понял, что случившееся действительно случилось. — Давай убирать труп, — сказал он. Даг Сулстад. «Попытка разобраться в непостижимом»
Библиотека располагалась в старинном, с колоннами, атлантами и кариатидами, здании на углу Юленсгате и тихой улочки Грига. Перед фасадом был разбит сквер, высокие тополя и клены заслоняли окна своими тенистыми ветвями, а когда налетал ветер, внутри здания казалось, что на улице плещутся волны. И в самом деле, похоже…

Матиас подпер рукой подбородок и, оторвавшись от книги, задумчиво посмотрел в потолок с бегающими тенями. Потом осторожно, чтобы не отвлечь читающих, выглянул в окно, наблюдая, как, медленно кружась, падают на землю желто-красные кленовые листья. Осень… Матиас любил осенью только не такую, веселую, солнечную, с синеглазым небом и разноцветной шуршащей листвой, а настоящую, позднюю, с пронзительным ветром, сыростью и дождем пополам с мокрым снегом. В такую пору хорошо сидеть дома у окна, размышлять, представляя себя великим героем. Матиас не выносил ни улицы, ни сверстников, ни шумных игр — его влекли лишь собственные мысли да таинственный шепот страниц в старинных, тщательно оберегаемых библиотекарями книгах. Сколько себя помнил, Матиас всегда был один. В раннем детстве он боялся даже выйти на улицу, опасался шумных игр — вдруг толкнут, обидят, начнут насмехаться… Так бывало, и довольно часто. Нет, уж лучше дома, с книжкой. Дождавшись, когда родители уйдут, он любил представлять себя могущественным повелителем, каким-нибудь древним или сказочным королем, полным властелином над жизнью и смертью подданных. Для большего правдоподобия Матиас делал куклы — приклеивал к картонным человечкам вырезанные из общей фотографии лица одноклассников, и потом…

А ну, пойди-ка сюда, забияка Хансен! Ты, говорят, обижаешь некоторых своих одноклассников? А вот выслушай-ка смиренно указ: за все про все отрубить тебе правую руку! И ножницами — чик! Ага, плачешь? То-то!

А ты, Лиззи Марз? Чего там, в уголке, жмешься? Стесняешься? А ну-ка, за ушко да на солнышко! Говорят, в диско-клуб захаживаешь? Пляшешь там с Хансеном? А вот поджечь тебе ноги… Где спички? Ага… Ну, теперь попляши! Что, несладко? А где ж твои подружки-хохотушки, Снайде с Анне-Лийсой? И в самом деле — где? В ящике стола что-то их не видно. И под тахтой нет. Да где же? А, в книжке, закладками. Ну-ка, вылезайте, не прячьтесь. Что бы с вами сделать-то? Руки поотрывать? Или отрезать головы… Нет, потом опять приклеивать. А, повешу-ка я вас за ноги! Вот и нитки, и кнопки — болтайтесь… А это кто тут, под книжкой? Йохансен? Ты, что ли, Ханс? Ага, ты… Ну, вылезай, вылезай, чего там затихарился? Помнишь, вчера насмехался надо мной с толстяком Рольфом? А на географии плевался из трубочки манной крупой? Не ты? Ах, Хансен с Рольфом. Но и ты тоже, милый. А потому сейчас попляшешь, сейчас узнаешь, сейчас…

Матиас улыбнулся и, отвернувшись от окна, вчитался в книгу. Не то чтобы он так уж любил читать, нет, просто просматривал текст да любовался картинками, если были. Однако точно знал — никто из его одноклассников не захаживает в библиотеку, в лучшем случае, что задано на уроке, скачают из Интернета, а вообще — спишут. Он, Матиас Шенн, один такой, книжник. Это как-то возвышало его в собственных мыслях, принижая, в свою очередь, других. Хансен, Ральф, Йохансен? Да кто они такие? Жуткие, примитивные типы.

Ветер раскачивал ветви росших под окнами кленов, на стене, под самым потолком, бегали солнечные зайчики, с улицы доносились крики играющих детей. Матиас недовольно поежился — надо же, и здесь нет тишины и покоя. Глянул на часы — старинные, настенные, в резном деревянном футляре, — захлопнул книгу. Пора было идти, не стоило опаздывать к ужину, нарушать заведенный ритуал. В общем-то, Матиас не любил родителей, впрочем, как и они его. В их семье каждый занимался своим делом — Матиас учился, отчим работал (где, Матиас точно не знал; да и не стремился знать, больно надо), мать вела домашнее хозяйство. Не очень-то у нее получалось, потому наняли экономку, какую-то русскую. Говорили, у себя там, в России, она была учительницей. Оно и видно — старая грымза. Интересный жизненный выкрутас — из учителей в прислуги. Хотя в России учителям очень плохо платят, они там все нищие. Впрочем, черт с ними.

Выйдя из библиотеки, Матиас обогнул стайку играющих в догонялки подростков и, повернув на Юленсгате, остановился, дожидаясь трамвая. Вокруг было тихо, спокойно, почти безлюдно. Жаль, что почти… Матиас воровато оглянулся — ага, вон там, на тротуаре, какая-то парочка, сейчас завернут за угол… завернули. На скамейке в сквере старик в берете читает газету. По сторонам не смотрит. Попробовать, что ли? Ну да, вроде бы никого знакомых нет.

Еще раз оглянувшись, Матиас решительно пересек улицу и, перепрыгнув лужу, подошел, к магазину для взрослых. И тут повезло — никого. Может, потому что рано? Сердце отдавалось в висках молоточками крови. Набрав побольше воздуха, Матиас протянул руку к двери. Вошел… Нет, ему не нужны были пластиковые фаллосы и прочие сексуальные игрушки. Журналы! Хотя бы один. Из тех, что стоят высоко на полках. «Пентхаус» или что покруче. Оглянувшись на продавца, Матиас протянул руку … и тут же отдернул, услышав, как хлопнула дверь.

Вошел тот самый старик, из сквера. Аккуратно свернув газету, нацепил очечки… На Матиаса даже и не взглянул.

— Выбрали, молодой человек?

Это продавец. Полный, круглолицый, с пошлыми узенькими усиками — именно так, по мнению Матиаса, должен был выглядеть сутенер. «Молодой человек». Матиасу такое обращение льстило. Несмотря на свои пятнадцать, выглядел он солидно — высокий, хотя и тощий, лицо такое… вытянутое книзу, невыразительное, по нему никак нельзя сказать, сколько парню лет, может, пятнадцать, а может, и двадцать. Вот и продавец купился.

Холодея от страха, Матиас взял журнал. Заплатил… Выйдя на улицу, вздохнул с облегчением. Прошло! Насвистывая что-то веселое, обернулся… И вздрогнул — прямо на него, переговариваясь, шли по тротуару двое — одноклассник Ханс Йохансен и с ним какой-то незнакомый длинноволосый парень. Выглядели они примерно одинаково — оба в рваных джинсах, майках с жуткими рожами и веерных, обильно украшенных металлическими заклепками куртках. Отвернувшись, Матиас прибавил шагу, прямо как на счастье, звеня, подошел трамвай. Бухнувшись на сиденье, Матиас перевел дух. Но где-то внутри все же ныло — заметили или нет? Не похоже, что заметили, Ханс бы окликнул, обязательно бы окликнул, а так…

Войдя в дом, Матиас холодно кивнул экономке (старой грымзе) и, не снимая куртки, скрылся в своей комнате. Сунул журнал под матрас, переоделся в домашнее и, пригладив ладонью редкие короткие волосы — Матиас всегда коротко стригся, — спустился в гостиную, к ужину. Отчим — сухой, сутулый, в очках, — не отрываясь от газеты буркнул что-то, экономка поставила тарелку с картофелем. Ели молча, такой уж был ритуал, да и никто здесь особо не интересовался друг другом. Мать — стареющую блондинку — давно заботили лишь собственные проблемы — как бы похудеть да как бы сделать подтяжку, про отчима нельзя было сказать и того. Сидел, как снулая рыба. Впрочем, он и всегда был такой, и чего только мать в нем нашла? Наверное, деньги. Да, конечно же, деньги, хотя не так много он и зарабатывал. Но вот хватило нанять прислугу.

Допив кофе, Матиас чинно кивнул и ушел к себе. Знал — беспокоить его не будут. Вытащив из-под матраса журнал, нетерпеливо, зубами, содрал черную пленку, развернул… Красотки были что надо! И эта, блондиночка с огромной грудью, и та, негритянка, и вон та… Ухмыляясь, Матиас достал ножницы. Вытащил из ящика стола школьную фотографию, примерился… Нет. Все же маловаты. Надо будет увеличить лица. Снайди можно будет приклеить к вот этой вот грудастой блондинке, Анне-Лийсу — к брюнеточке в интересной позе, а Лиззи Марз… Лиззи Марз вообще сделать негритянкой! Отличная идея. Интересно только, заметил ли его Ханс? Видел ли, из какого магазина Матиас вышел? Или не заметил… Ладно, завтра узнаем.



— Нет, Нильс, ты не прав! — Ханс Йохансен украдкой поправил светлорусую шевелюру — пусть не такую длинную, как у Нильса, но все-таки. Настоящий рокерский хайр. Ну, почти настоящий. Бабуся Анна-Ханса, оформившая опекунство над Хансом после трагической смерти родителей мальчика, на хайр косилась, но ничего не говорила. Вообще, неплохая оказалась бабка! За музыку не ругала, за поздние возвращения из клуба — тоже. Лишь по поводу учебы недовольно кривилась, зря, мол, не учишься как следует, парень, как бы не остаться тебе в дураках. Другие закончат университеты и будут грести деньги лопатой, а ты, Хансик, в грузчики пойдешь или в шоферы. Плебейский элемент, в общем. Что-что? Запишешь с ребятами диск и станешь богатым и знаменитым?! Не смеши мои канадские ботики! Тоже мне, Фрэнк Синатра. «Фрэнки едет в Голливуд»! А ты куда — в Черный лес или в этот ваш клуб? Не очень-то богатая там публика, уж не раскошелится. Вспомнив бабусю, Ханс хмыкнул и принялся снова доставать приятеля по поводу гастрольных планов. Ну, «гастрольные планы» — это уж слишком сильно сказано.

— Ничего мы не найдем в этом Намсусе, — продолжал Ханс. — Там нас и не знает-то никто. Зря только прокатимся.

— Ничего и не зря. — Нильс гордо тряхнул хай-ром. — Не знают, так узнают!

— О, смотри-ка! — вдруг остановился Ханс. — Кажись, это Матиас Шенн! Из секс-шопа выкатился. Вот так тихоня!

— Наверное, купил себе искусственный фаллос, — хохотнул Нильс. — Маньяк.

Оба нахмурились. Слишком уж хорошо помнили, каким кровожадным маньяком вдруг оказался некий Кристиан Слайм, однокашник девушки Нильса Дагне.

— Ладно, черт с ним, — махнул рукой Нильс. — Пусть покупает, что хочет.

— Наши бы увидели — заржали. — Ханс усмехнулся: — Козел он, этот Матиас, ябедник и задавака, каких мало. Не зря мы его в детстве били. Правда, он от этого не исправился, только хуже стал. Нет, все-таки зря мы в Намсус едем.

Свернув за угол, ребята прошли по Юленсгате, купили в автомате мороженое и, пройдя через сквер, направились к молодежному клубу — репетировать, — оба играли в рок-группе, не так давно в очередной раз сменившей название на «Вой джунглей». Новое лого придумал Ханс, чем очень гордился. Нильс, услыхав, лишь пожал плечами — ему было все равно, а вот ударница — Стигне — обидно так засмеялась. Сказала — вой волка еще понятно, но вой джунглей? Впрочем, Ханс настоял на своем. Так и стали называться. Вообще-то, не в названии была проблема — в солисте. Играли-то прилично — в манере «Чилдрен оф Бодом», только без клавишей, а вот петь никто толком не умел. У Нильса голос был блеющий, слабый, про Ханса и говорить нечего, а женского вокала в группе, по мнению гитаристов — Ханса с Нильсом, — быть не должно! Да Стигне — на то похоже — и не стремилась к пению, ей вполне хватало и ударной установки. Была, правда, в ближайших окрестностях одна девушка, вернее, молодая женщина — сумасшедшая Магн, про которую никто не знал, откуда она взялась. Вот та пела так пела, жаль, все музыканты ее группы прошлой зимой или в конце осени разом погибли в автокатастрофе. После этого Магн выступала редко, в основном ошивалась в коммуне хиппи за Снольди-Хольмом, но оттуда, ходили слухи, ушла, и где теперь бродила, чем занималась — бог весть.

Пробыв в клубе до вечера, ребята разошлись по домам. Похолодало, накрапывал мелкий дождик — принес ветер с фьордов, долго ли. Ханс ежился, ожидая автобуса, и последними словами клял Нильса — тот все хотел купить мотоцикл, да вот так пока и не собрался. А как бы здорово было — р-раз — и уже в пригороде. Быстро и круто. Самому, что ли, купить? Ну, не мотоцикл, хотя бы скутер. Надо будет поговорить с бабулей.

— Домой? — Около мальчика резко затормозил синий «сааб»-такси. Высунувшийся водитель, усатый дядечка, чем-то похожий на древнего викинга, старый знакомый Ханса Аксель, показал на переднее сиденье. — Садись, поехали!

— Да денег нет, — честно признался Ханс, хотя поехать, ему, конечно, хотелось. Может, Аксель так подвезет, знакомы все-таки?

— Садись, садись, — засмеялся таксист. — Я все равно в Снольди-Хольм еду. Заказ.

— Вот здорово! — Обрадованный Ханс не заставил себя долго упрашивать — тут же нырнул в салон.

— Как жизнь? Все репетируете? — «сааб» вырулил на пригородное шоссе.

— Репетируем, — усмехнулся мальчик. — Вот, в Намсус собираемся. Там, правда, нас никто не знает.

— Понятно, — увеличивая скорость, кивнул таксист. — На разогреве будете?

— Наверное. — Ханс пожал плечами. — Я бы так и не ездил.

— А вы с собой «групиз» возьмите, — Посоветовал Аксель, обходя длинный трейлер. — Все веселее.

— «Групиз»? — Юный музыкант ненадолго задумался и обрадованно улыбнулся: — А и в самом деле! Дагне подружек приведет, я тоже позову одноклассниц, может, кто и поедет. Не все, правда, настоящую музыку любят. Но — спрошу, вдруг согласятся? Вообще-то, это хорошая идея насчет «групиз». Что это у вас за диск играет?

— «Фри».

— Хм… Никогда не слышал, — честно признался Ханс. Музыка была грустной. За разговорами не заметили, как проехали Черный лес и за поворотом показались разноцветные огни Снольди-Хольма.

— Благодарю. — Ханс выбрался из машины у самого дома. Улыбнулся: — Не только за то, что подвезли, но и за «групиз» тоже.

— Не стоит. — Аксель мигнул поворотником и уехал. Ханс посмотрел ему вслед, достал из кармана мобильник, подумал и, сунув телефон в карман, зашагал к дому. Пожалуй, не стоило приглашать девчонок по телефону, лучше уж поговорить лично. А вот Нильсу позвонить можно, пускай напряжет свою Дагне. Снова вытащив трубку, Ханс щелкнул клавишей.



— Господин директор, Анне-Лийса Хатсдаг и Лиззи Марз снова собираются прогулять физкультуру. Я слышал, как они сговаривались.

Вот гад! Ханс резко остановился. Даже захотелось плюнуть от возмущения. Еще бы… Ну, надо же. Конечно, всем давно известно, что Матиас Шенн ябеда, но не до такой же степени. Ишь, сволочуга — «господин директор…». Хане осторожно выглянул из раздевалки. Директор, дебелый толстяк с неприятным брыластым лицом, в полосатом костюме-тройке, и ябедник Шенн, противный, длинный, вислоносый, чем-то похожий на дождевого червя или глисту (его так иногда и дразнили), ворковали, словно два голубка, укрывшись в небольшом закутке, перед входом.

— А Йохансен недавно нарисовал на парте обидную карикатуру на учителя химии.

Ну и сволочь!

— Поговорим и с Йохансеном, и с этими девочками, прогульщицами. Спасибо за сведения, Матиас, ты поступил как настоящий добропорядочный гражданин. Надеюсь, у тебя все в порядке с учебой?

— В полнейшем, господин директор, смею вас уверить! Вот только…

— Что, друг мой?

— Мне кажется… Боюсь даже и говорить…

— Смелее, смелее, Шенн!

— Преподаватель гимнастики, господин Ленц, как-то предвзято ко мне относится. Может, конечно, я субъективен, но…

— Я поговорю с ним. Обязательно поговорю. Ступай учись, Матиас.

Вежливо простившись с директором, ябедник быстро пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, в классы. Кинув куртку на вешалку, Ханс выбежал в холл и нос к носу столкнулся с девушками — Лиззи и Анне-Лийсой. Лиззи была приятненькой такой блондиночкой с длинными, чуть вьющимися волосами, Анне-Лийса, наоборот, темненькая, смуглая, черноглазая, с волосами прямыми, крашенными в этакую светлую рыжину, не короткими и не длинными, средними. Что греха таить, Хансу она нравилась, да и не только Хансу.

— Девчонки! — Ханс бросился к одноклассницам. — Глиста только что заложил вас директору!

— Вот ябеда! Анне-Лийса, что делать будем?

— Да ничего, придется идти на гимнастику… Спасибо, что предупредил, Ханс. — Анне-Лийса хлопнула ресницами, длинными, загнутыми, пушистыми.

Ханс от волнения даже и забыл пригласить девчонок в поездку. Так и стоял в коридоре перед большим зеркалом, глуповато улыбаясь. Потом, когда девчонки уже поднимались по лестнице, вспомнил — побежал, догнал, выпалил:

— А поехали с нами в Намсус!

Девчонки подумали, подумали, да и согласились. Правда, не окончательно — мы, мол, тебе ближе к уик-энду точнее скажем, мало ли, всякое случается. Может, кого родители не отпустят, может, еще что. Но главное, ведь почти согласились! А это многого стоит. Ишь, как вовремя подвернулся ябедник Шенн, без него долго думал бы Ханс, как подойти к одноклассницам. Хоть и знал их давно, а все же стеснялся. Ну вот, теперь словно бы само собою вышло.

— Эй, постой-ка, Ханс! — В парке за школьным двором таились за кустами двое — толстяк Ральф и долговязый Йорген. Таились, словно бы кого-то ждали.

Ханс подошел ближе.

— Чего вам?

— Глисту хотим проучить, он всегда по этой дорожке ходит. Ты с нами?

Ханс нахмурился. Честно говоря, не очень-то хотелось ему кого-то бить, хотя бы даже и такого хмыря, как Глиста.

— Да ты не бойся, бить мы его не будем.

— Не боюсь я, с чего вы взяли? Некогда только…

— Как хочешь. — Ральф нарочито попинал ногой камень. — Между прочим, и девчонки сейчас подойдут.

— Какие девчонки?

— Лиззи, Анне-Лийса, Снайди…

— Ах, вон оно что…

Ханс задумался. Хоть и правда некогда ему было возиться тут со всякими ябедами, да ведь Анне-Лийса… Вон она как раз идет, а за ней и остальные две.

— Ну, и как вы его собираетесь проучить?

— Спокойно. — Светловолосая Лиззи Марз задорно подмигнула мальчишкам. — Имеется тут у нас одна идея. Анне-Лийса, давай веревку… Парни, вы что стоите? Видите во-он ту лужу?



Матиас Шенн вышел из школы в приподнятом настроении. Используя покровительство директора, удалось увеличить на школьном принтере фотографию класса. Теперь-то уж все головы подойдут к телам. Тем, что из журнала. Матиас ехидно захихикал. Сразу за школой начинался обширный парк — кленовые аллеи, скамеечки, шуршащие под ногами листья. Хоть Матиас и не любил такие места — слишком уж людно, — предпочитая библиотеку или старое кладбище — ему приятно было прогуливаться среди могил, неторопливо размышляя о бренности бытия. В такие минуты Матиас казался себе значительным и важным, словно бы приобщенным к тайнам мертвых.

Парк был не то чтобы совсем пуст — прохаживались несколько пожилых пар да под присмотром нянек возились в опавших листьях детишки, но все же это не шло ни в какое сравнение с утомительным многолюдством иных мест. Выйдя на кленовую аллею, Матиас улыбнулся, представив, как вот сейчас, придя домой, достанет фотографию, приготовит ножницы, клей, журнал — ах, какие пикантные фото там были! Так и просились к смазливеньким мордашкам одноклассниц. Кстати, не идут ли за ним девчонки, они ведь тоже ходят этой дорожкой? Матиас оглянулся — нет, никого. Вот и конец аллеи, лужа — можно обойти, но лучше перепрыгнуть. Матиас поправил портфель — солидный, светлой коричневой кожи, — разбежался… И, споткнувшись, со всей дури ухнул в грязную лужу, подняв тучи брызг! Выпустил из рук портфель, едва не упал ничком, удержался-таки, выставил вперед руки. Ах, как смачно! И как обидно, надо же, такое невезение. Поднявшись, Матиас услыхал смех. Смеялись недалеко, за кустами, впрочем, даже и не смеялись — гоготали во весь голос, как лошади. Толстомясый Ральф, Йорген-Оглобля, Ханс. И с ними девки — Лиззи и Анне-Лийса. Ну твари!

— Хорошо прыгаешь, Мати! — во весь голос издевался Ральф. — Как водичка? Ничего, теплая?

А остальные-то хохотали, аж заливались. Матиас почувствовал, как от жуткой обиды и унижения наворачиваются на глаза злые слезы. Еле сдержался, чтобы не зареветь, надо же, и угораздило же эдак вот завалиться на глазах у сволочей-одноклассничков, которые сейчас ржут, как кони, заразы. Обидно!

Отвернувшись, Матиас вполголоса выругался — громче побоялся, вдруг побьют, как уже не раз бывало. Наклонился за портфелем — оба-на! Обнаружилась вдруг замаскированная кленовыми листьями веревочка. Обычная пластиковая бечевка, которой кое-где в магазинах перевязывают по старой моде покупки. Одним концом бечевка захватывала выступавший над землей корень, другим — низкий парапет ограждения, аккуратно выкрашенный в веселенький голубовато-зеленый цвет. Так, значит… Матиас Шенн вовсе не был глуп. Вот, значит, как… Ах вы ж, сволочи! Матиас затравленно оглянулся — одноклассников уже поблизости не было, лишь вдалеке маячили за кленами выцветшие джинсы Ханса да красная куртка Лиззи.

— Сволочи. — Уже не стыдясь, Матиас обиженно зашмыгал носом. По бледным щекам его катились холодные слезы. Взяв в руки портфель, попытался очистить его листьями — ничего не вышло, еще больше измазал. Плюнув, он так и поплелся домой, мокрый, грязный, заплаканный. Душа его горела жаждой мщения.

Но и дома Матиас не обрел желанного покоя. Не помогли ни наезд на служанку — «Ма, чего так пыли много? Она работает или что?», ни клацанье ножницами по журналу. Плохо получалось, неаккуратно, перёд глазами так и стояли образы смеющихся одноклассников. Толстяк Ральф, Йорген-Оглобля, Ханс. И Лиззи Морз с Анне-Лийсой. Всем им надо было отомстить; Вот только как? Подговорить более старших ребят, в конце концов, заплатить им деньги, чтобы они… Да не знал Матиас никаких «более старших ребят», не было у него таких знакомств, вообще никаких не было, слишком уж был замкнут. Да и эти самые «старшие» вдруг да обманут? Возьмут деньги и ничего не сделают. А если и сделают, скажем, изобьют Йоргена или Ральфа, то не отомстят ли в свою очередь, те двое ему, Матиасу Шенну. Уж вычислят кто заказал драку, не дураки ведь. У Лиззи тоже, между прочим, старший братец имеется, накачанный такой балбес, поджидал пару раз Лиззи у школы. Может, правда, это и не братец вовсе, ну да тогда еще хуже. Нет уж, этим следует вредить с осторожностью, наверняка. А вот двумя другими — Хансом и Анне-Лийсой — можно будет заняться и так. Матиас положил перед собой вырезанные из общей фотографии лица. Ханс. Ханс Йохансен — судя по фамилии, швед, наполовину или полностью. Худой, светлорусый, нос уточкой. Физически не очень-то развит — ни мускулов, ни роста, ни веса. Обычный пацан, да и в классе он был самым младшим. Слабак. Даже Матиас, пожалуй, посильнее будет. Тем более сирота, родители погибли, живет с бабкой. Так, теперь Анне-Лийса. Смуглая, темноглазая, с длинными черными ресницами. Может, и есть чуть-чуть африканской крови? Губы вроде не тонкие, может, и есть. Красивая девка, вот только зря волосы высветлила. Они у нее теперь не то рыжие, не то желтые, медные какие-то. Тоже, кажется, из неполной семьи. Братьев точно нет, как и ухажеров — никто пока у школы не терся, дожидаясь. Впрочем, это еще ничего не значит. Вот с них и начать месть! С Ханса и с Анне-Лийсы. Эх, что бы сделать-то? Наябедничать директору? Мало. Тут что-то другое нужно, что-то особенное, чтобы не раз потом вспомнили свой противный дурацкий хохот.

Встав со стула, Матиас возбужденно заходил по комнате. Глянул в окно — небо заволокли серые тучи, похоже, собирался дождик. Ну, вот и прекрасно, если пойдет. По крайней мере, на кладбище не встретится никто из знакомых. Хорошо будет пройтись меж могилками, теша душу сладостными размышлениями о будущей мести. Уж там-то, на кладбище, средь вековой тишины и покоя, он, Матиас Шенн, придумает что-то такое, необычное, что явно не понравится этим хохочущим тварям, Хансу и Анне-Лийсе. Все ж таки лучше начать с Ханса, у Анне-Лийсы может оказаться поклонник. А с Хансом… С Хансом вполне сгодился б и первый вариант, с нанятыми парнями. Только где вот их разыскать?

Аккуратно убрав журнал в стол, Матиас оделся и, прихватив зонтик, вышел на улицу. Матери, как обычно, сказал, что отправился в библиотеку, да мать и не интересовалась особо. Повезло — на улице вовсю накрапывал дождик, и выбравшиеся на прогулку прохожие поспешно ускоряли шаг. Неторопливо подойдя к остановке, Матиас дождался трамвая, сел, глядя, как расплываются на оконных стеклах мелкие дождевые капли, эдакая плывущая в воздухе взвесь, — вроде бы идет дождь, а вроде и нет, зонтик раскрывать неохота, а не раскроешь — вымокнешь. Впрочем, черт с ним. Выйдя у кладбища, Матиас обогнул кирху и, подставляя лицо дождю, зашагал к дальней ограде. Нарядные могилки с гранитными постаментами, памятниками, цветы в бетонных вазонах постепенно сменялись некрополями поскромнее — крестики, пирамидки, а затем и вовсе одни покосившиеся ограды, увитые бурым плющом. Старые, заброшенные могилы. Кто лежит в них? Видно, тот, кто никому не нужен. Вокруг густые кусты акации, высокие тополя, буйно разросшиеся ивы — темно, сумрачно, дико. И — никого. В тиши и сумраке так хорошо думалось, мечталось! Матиас присел на гранитный край раки. Эта могила, в отличие от всех прочих, была совсем свежая, но выпирала за ограду, вернее, за то место, где должна была быть ограда, но ее почему-то не было, один колючий кустарник и чертополох. «Кристиан Слайм» — скромно поясняла латунная табличка. И годы жизни. Всего-то шестнадцать лет. Немного и не дожил до семнадцати Кристиан Слайм. Говорили, что он самоубийца, поэтому и могила — за кладбищем. Удобно на ней было сидеть, чисто, Матиас всегда тут присаживался, мечтал. Вот и сейчас… Интересно, что бы такое сделать с этим Хансом? Нанять кого-нибудь? Матиасу вдруг показалось, что от могилы самоубийцы повеяло холодом. Нет, явственно повеяло, хотя могильная плита — Матиас приложил руку — была теплой. Нагрелась от солнца. А в голове словно заворочался кто-то, кто-то незнакомый, чужой, страшный… И мысли вдруг стали ясными, и четко обозначились цели. Да, конечно, всех четверых надобно наказать, и наказать жестоко, — иначе какой смысл в наказании? Впрочем, это касалось не только четверых — всех одноклассников, ведь они тоже всегда издевались над Матиасом! Так что не следовало останавливаться на четверых, с них нужно было всего лишь начать. Ну, вот хотя бы с Ханса. Найти парней, чтоб побили? Неплохая мысль. Где искать? А чего их искать? Ханс по прикиду кто? Рокер. А кто обычно тусуется в центре, у водопада? Рэперы, зрэнбзшники всякие. Рокеров они, конечно, не любят, но бить не станут, тем более за деньги. Как бы самого не побили. Как же поступить? Да разозлить их, Господи!

Матиас прикусил язык, четко осознав вдруг, что совершенно не стоит употреблять здесь имя Христа… и вообще никогда больше не стоит. Ладно, не стоит — не надо. Значит, разозлить. Как? А так, чтобы для рэперов зло исходило от Ханса. Именно от Ханса. Подстроить какую-нибудь пакость. Сложно? Ну, это на первый взгляд сложно. Всего и нужно-то выполнить — нет, создать! — несколько условий:

а) чтобы рэперы и Ханс встретились, лучше всего не днем, и где-нибудь в достаточно безлюдном месте;

б) чтобы при этом они были злы на Ханса, и очень сильно злы;

в) а для этого надо, чтобы Ханс каким-то образом их сильно задел. Впрочем, вовсе не обязательно сам Ханс, достаточно будет, чтобы на него просто подумали.

Вот так! Не зря Матиас Шенн пришел на кладбище. Вот уже и есть план. Теперь — действовать. Сейчас же, немедленно, идти к рэперам, понаблюдать… Нет, сначала переодеться. Широкие джинсы, яркая кофта с капюшоном — то, что надо. То, что надо…

Вскочив с могилы, словно подброшенный неведомой силой, Матиас быстро направился к дому, на ходу — да нет, на бегу — удивляясь себе. Никогда он не был еще настолько деятельным. И ощущал за собой силу. Черт возьми, это было приятное чувство!

Рэперы — шестеро парней, один — темнокожий, и пара девчонок, — как и следовало ожидать, тусовались у водопада. Кто-то, не обращая никакого внимания на дождь, небрежно развалился на парапете, кто-то пытался изобразить заковыристые танцевальные па под ритмичное бормотанье бумбокса. Вообще, рэперы чувствовали себя вольготно, полиция их не гоняла — да и кому они тут мешали? Около десятка зевак, обступив парапет, лениво следили за танцорами. Матиас — в оранжево-желтой кофте и широченных джинсах-трубах — затесался среди зевак, делая вид, что тоже увлечен зрелищем танца. Никто с ним не заговаривал, впрочем, и не гнали. Отнеслись так, словно он был тут завсегдатаем, вот уж поистине — встретили по одежке.

— Бум-бумм-бумм, — надрывался бумбокс. Странно, но эта музыка вовсе не давила на уши Матиасу, он ее теперь словно не замечал. Надвинул на глаза капюшон — присматривался. Потом пришел сюда на следующий день, затем еще. Многие уже кивали ему — стал своим. Матиас тоже здоровался, стараясь не снимать с головы капюшон. Ну да, здесь многие не снимали. Постепенно выяснилась самая главная ценность группы — это вот место. Парапет, площадка, не у самого водопада — та безоговорочно отдавалась туристам, — а чуть с краю, где не так слышен был шум низвергающейся с кручи воды. Матиас уже выслушал кучу историй о том, как когда-то давным-давно кипели здесь славные битвы с роллерами, панками и прочей недостойной упоминания нечистью. Обнаглевшие панки нынешним летом повторили натиск, правда, без особого успеха. Рэперы свою территорию отстояли… Отстояли, значит? Отлично! Теперь надо привести сюда Ханса. И не самого по себе, а как полномочного рокерского представителя с вполне определенными территориальными претензиями. Чтоб накостыляли уж от души! Как это сделать? Странно, раньше Матиас даже и подумать бы не решился о таких сложных действиях — и лень, и страшно, а теперь вот словно почувствовал в себе какую-то внутреннюю силу. И она, эта сила, подгоняла!

Вполне достаточно разузнав про рэперов, Матиас подался к рокерам молодежного клуба. Тут надо было действовать похитрее, ни в коем случае не вступая в конфликт с Хансом. Три дня, проявляя поистине адскую настойчивость, Матиас кружил вокруг клуба. Узнал уже — в группе с претенциозным названием «Вой джунглей», не считая Ханса, еще играли двое. Угрюмый длинноволосый парень — Нильс, тот самый, кого Матиас уже видел с Хансом у магазина, и долговязая девчонка с толстой смешной косой, кажется, ее звали Стигне или как-то похоже. Матиас прошелся за ней до музыкального магазина. Постоял за витриной и, быстро решившись, вошел.

— Не знаешь, где тут полки с «думом»?

Девчонка тут же обернулась.

— Вон, внизу. Старый «Май Дайинг Брайд», «Тиамат», хотя «Тиамат», конечно…

Так и познакомились. Матиас назвался Мэтом… Естественно, он переоделся, сменил широкие джинсы на узкие, а разноцветную яркую кофту — на черную, с лого «Сатирикон», тоже, естественно, с капюшоном, который так и не снимал, да привык уже, словно с ним и родился. Пойти в молодежный клуб Мэт отказался наотрез, хоть Стигне и предлагала. Да и что там делать-то? Уши терзать скрежетом, уханьем да воем? Не для того Матиас заделался на некоторое время рокером, не для того! А вот со Стигне в магазине встречался, даже пару раз вместе гуляли по парку. Разговаривали о том о сем. Музыкальные темы Матиас благоразумно сводил к нулю — слишком уж мало был сведущ.

— Вообще вашу группу надо сфотографировать в каком-нибудь известном месте, — как-то сидя на лавочке, неожиданно предложил Мэт. — Фото можно будет разместить в Интернете, да и вообще…

— Неплохая идея, — загорелась Стигне. — Мы как-то об этом даже не думали.

— У меня как раз есть знакомый фотограф, настоящий, не какой-нибудь любитель, он работает с Ральфом Грилем…

— С самим Грилем?! — Девчонка даже присвистнула, услыхав имя популярного тележурналиста.

— Знаешь, мой приятель любит снимать водопад, как раз завтра вечером собирается сделать фотосессию для «Нэйшнл Джиогрэфик». Знаешь, это так романтично — водопад в час заката…

— А если дождь?

— А дождь — еще романтичней! Ты скажи, будете сниматься? Я договорюсь… Только подойти надо пораньше, держать место…

— Как это — «держать»? — вскинула глаза Стигне.

— Да, понимаешь, там вечером уборщики приходят, ну, мусор собирают всякий, потом площадку моют, а не надо бы, чтоб мыли, вспышка бликует. Вот бы кто-нибудь из ваших и объяснил мусорщикам, пока фотограф не появится. Он ведь и опоздать может, сама понимаешь, натура творческая.

— Объясним… Во сколько, ты говоришь, подойти?

Матиас назвал время. Специально, чтоб, ни Стигне, ни Нильсу нельзя было вырваться. Впрочем, можно было и с ними. Но так получилось еще лучше.

— Пошлем Ханса, — решительно заявила девушка. — Это басист наш, классный парень.

Матиас поморщился, надо же — «классный». Ничего, скоро посмотрим, какой он классный…

Договорившись, тут же побежал домой, переоделся — широкие штаны, пестрая кофта — и к рэперам. Как раз поспел.

— Слыхал я, ребята, на местечко ваше рокеры-металлюги наметились. Больно уж им водопад нравится, будут «живые» концерты устраивать.

— Что?! И откуда ты это слышал?

— Так… слышал… от одного знакомого.

— Чуете, парни, чем пахнет? А не прихватить ли нам завтра бейсбольные биты?



Злое сердце Матиаса ликовало, когда на следующий день он увидел Ханса. Расцарапанная щека, внушительный синяк под левым глазом… не бита, конечно, но кулак вполне увесистый. Жаль, не удалось посмотреть на само действо, слишком уж опасался засветиться. Ну да ничего, по Хансу видно.

— Где это тебя так угораздило?

— Не твое собачье дело! Поговорили…

Придя домой, Матиас подбросил в руке картонную фигурку с приклеенной фотографией Ханса. Щелкнул ножницами… Отложил. Хотел было выбросить в мусор, да потом раздумал — не слишком уж и велико наказание. Еще пригодится кукла… Ладно, теперь очередь Анне-Лийсы… Впрочем, почему ее? Вон как с Хансом все гладко прошло, никто и не догадался. Вполне можно заняться и кем-нибудь другим из оставшихся, кто попадется.

Матиас немного подумал и решил подловить сразу двоих — долговязого Йоргена по кличке Оглобля и Лиззи Марз, блондиночку с вьющимися длинными волосами. Лиззи была помешана на своей красоте, и весь класс это знал. Ну, не то чтобы совсем уж помешана, но далеко не равнодушна, так скажем. И не столько к красоте, сколько к имиджу. Обожала всякие телевизионные шоу, глянцевые журналы и прочий гламурчик. А Йорген обожал Лиззи. Вот на это-то и был расчет…

Однажды после уроков, когда день был такой солнечный, чистый и яркий, что поневоле хотелось верить только в хорошее и что это хорошее, чудесное даже, всенепременно случится, что произойдет все, о чем мечтаешь, ну, не может не произойти, слишком уж синее небо и солнце сияет так ярко, словно бы и не осень на дворе, а самое настоящее лето. В таком вот настроении, яркая, словно бабочка, в узких, с низкой талией, джинсиках, щедро украшенных стразами, в короткой кофточке, оставляющей открытым живот со вставленной в пупок жемчужиной — фальшивой или нет, неважно, — Лиззи, выскочив из такси, подбежала к ограде дома. Подбежала и остановилась, застыла перед почтовым ящиком. Мама дорогая! В ящике что-то белело, явно не газеты… Письмо! Но родителям сроду никто не писал? Налоговое уведомление? Кадастровый список? Хм… В такой-то солнечный день?! Ха! Ну, конечно же, это приглашение в шоу! А почему бы и нет? Чем она хуже этой набитой дуры Фрадли? Ничуть не хуже, и уж куда симпатичнее. Лиззи облизала губы, потянулась к ящику… и тут же обрадованно завизжала. Так и есть! Не обманулась. Это было именно приглашение. В красивом атласном конверте с тиснением, на плотной бумаге, выписанное каллиграфическим почерком! То, чего Лиззи так долго ждала. На конверте адрес и надпись — «Лиззи Марз». Лиззи Марз, то-то!




«Милая девушка!
Приглашаем вас принять участие в телевизионном шоу „Красавицы в диком лесу“. Кастинг состоится во вторник на эстраде близ концертного зала „Черный лес“. Ваше время — три часа пятнадцать минут. К означенному часу вы должны ждать у эстрады в бирюзовом или красном купальнике. От всей души желаю вам победы.
Ваш Ральф Гриль».




Боже, так ведь как раз сегодня вторник! А времени… Еще есть! Вот, блин, почта, не могли раньше письмо принести, тем более такое важное… Написано — в купальнике… Где-то, кажется, был, как раз бирюзовый. Только брать она его с собой не будет — не такая дура — наденет сразу, чтоб потом не переодеваться.

Не теряя времени, девушка побежала домой, переоделась и, вызвав такси, поехала к Черному лесу, — На концерт? — поинтересовался таксист — усатый пожилой дядька.

— Нет, — Лиззи гордо качнула головой. — На кастинг!

Водитель удивленно присвистнул.



Эстрада в Черном лесу оказалась та еще. Все какое-то запущенное, сумрачное. Вокруг кусты, сосны, темные мохнатые ели. Это здесь и фланировать в одном купальнике? Хорошо хоть тепло, однако… Другая бы повернулась и ушла, но Лиззи не такая дура, вмиг сообразила — шоу-то как называется? «Красавицы в диком лесу»! Вот и лес, а вот и красавица. Лиззи решительно скинула джинсы и кофточку, прошлась по эстраде — стройная, красивая, сероглазая. Что-то не видно фотографов? Ага, вот, кажется, он…

Из кустов выскочил и взобрался на эстраду долговязый парень в коричневой куртке и джинсах, в котором Лиззи неожиданно узнала своего одноклассника Йоргена по прозванию Оглобля. Странно…

— Ты чего тут, Оглобля? — Лиззи удивленно пожала плечами. А вот Йорген… Что вдруг с ним сделалось? Вместо того чтоб ответить, он вдруг, не говоря ни слова, облапил ее и, сорвав бретельки бюстгальтера, стал целовать, целовать, целовать… Опомнившись, девушка завизжала, ударила Оглоблю по голове кулаком, отскочила в сторону, верхняя часть купальника упала с эстрады в кусты… Йорген стоял молча, облизывая губы, всем видом своим выражая недоумение и даже какую-то обиду. Лиззи пнула его в колено и, прикрыв грудь левой рукой, потянулась к кофточке… А с другой стороны сцены уже кто-то бежал, несся, истошно крича. И в бегущем, к ужасу своему, Лиззи вдруг признала собственного отца…

А Йорген стоял, как идиот, и даже не думал бежать, лишь мял в руке записку:



«Ты давно нравишься мне, Йорг. Я хочу тебя. Приезжай сегодня в начале четвертого в Черный лес, к старой эстраде. Я буду ждать тебя там, уже готовая ко всему. Ничего не говори, все уже сказано, просто целуй и… действуй.

Твоя Лиззи М.»



Представляя во всех подробностях, что происходит сейчас в Черном лесу, Матиас покатывался со смеху. Самое трудное оказалось предупредить отца Лиззи, но все же Матиас отыскал в справочнике его рабочий телефон. Позвонил, поведал замогильным голосом, что его доченька поделывает в Черном лесу. Этот черт, отец Лиззи, не сразу поверил, пришлось постараться, добавив побольше пошлостей, пока наконец не проняло. Матиас наблюдал из телефонной будки, как подбежал к машине взбешенный, далеко еще не старый мужик, и даже посочувствовал Йоргену. В общем, и с этими все прошло как по маслу. Матиас отложил куклы в сторону и улыбнулся. Остались двое. Смуглянка Анне-Лийса и толстяк Ральф.



Смуглянку подловил очень просто. Все как в классическом фильме «Полицейская академия», этот пример Матиас и использовал. Улучив момент после гимнастики, подменил в душевой кабинке шампунь… нет, не клеем, конечно, техническим вазелином, запах — обалдеть, как из помойки или скорняжной фабрики! И стойкий, за неделю не отойдет. Так что бедная девушка испытала немало неприятных минут. Да что там минут — дней! Картинно любуясь собой, Матиас отложил в сторону очередную картонно-журнальную куклу. Задумался — оставался один Ральф. Толстяк Ральф, самый сильный парень в классе. Впрочем, что там его сила? Матиас ухмыльнулся. Теперь он считал себя всемогущим. Но вот как поступить с Ральфом, что-то никак не придумывалось. Ну, не лезли в голову мысли — и все тут. На улице снова пошел дождь, нудный и серый, Матиас поежился и решительно снял со стены зонт. Пора было навестить могилы, ведь там так хороню думалось. Да и словно бы тянуло его на старое кладбище, что ли… Да-да, именно тянуло.

И снова серое небо, и лужи, и мокрая, беспомощно валяющаяся на аллеях листва. И покосившаяся ограда, кусты. Могила с табличкой «Кристиан Слайм».

Позади послышались шаги. Матиас обернулся и увидел перед собой Ральфа. Толстяка Ральфа, одноклассника, которого…

Не говоря ни слова, Ральф подошел ближе и, почти не замахиваясь, ударил Матиаса в скулу. Тот упал прямо на могилу… И в голове вдруг вспыхнула Тьма! Осязаемо-слепящая, вязкая, холодная и чужая. Когда-то Матиас уже испытывал подобное… Когда-то? Да все последнее время… Ральф подошел ближе, замахнулся ногой. И снова вспышка… И вкрадчивый голос: «Убей!» Тело вдруг сделалось будто бы не свое — левой рукой Матиас нащупал за спиной лежащий в куче опавших листьев узкий металлический прут, схватил… Словно хищник, выбрал момент и, подпрыгнув, молниеносно вонзил прут прямо в сердце Ральфа… Потом, ужаснувшись содеянным, согнулся над могилой, размазывая по лицу липкие слезы страха.

— Не бойся, — утешил его тот же голос. — Там, в кустах, лопата. Закопай. Здесь его никто никогда не найдет. И не печалься — это всего лишь кукла. Всего лишь кукла. А ведь у тебя есть еще и другие куклы. Все люди — куклы… Все… Лишь ты особенный, Матиас! Ты был избран.

— Я?!

— Ты… Ты уже помог мне, как и я тебе. Теперь поможешь еще.

— Снова кого-то убить? — Матиас содрогнулся. В голове послышался смех:

— На этот раз — нет. Ты ведь бываешь в библиотеке?

— Да…

— Всего лишь отыщешь для меня кое-что…



Утром, как ни странно, настроение Матиаса можно было назвать приподнятым. В конце концов, кто такой этот зарытый в дальнем углу кладбища Ральф? Всего лишь кукла. Прав был неведомый друг. Вытащив из ящика стола куклу с круглой физиономией Ральфа, Матиас чиркнул зажигалкой.

— Прощай, мой товарищ! Прощай… Тщательно собрав пепел, Матис спустил его в унитаз и, вымыв руки, отправился в библиотеку. Ради просьбы друга сегодня можно было и пренебречь уроками. Потом скажет, что заболел, директор вряд ли потребует справку…

— История Византии? — Библиотекарша, пожилая тетка в очках, уважительно взглянула на Матиаса. Этот длинный худосочный юноша ей очень нравился — такой серьезный, начитанный, не то что нынешняя молодежь. — Конечно, подыщем, подождите чуть-чуть… Нет-нет, что вы, в Интернете все так несистематизировано… Вы не беспокойтесь, я помогу. Какой период вас интересует?

— Вторая половина девятого века.

— Исавры? Иконоборцы?

— Нет… Похоже, что сразу носле них.

— Значит, самое начало македонской династии. Василий Македонянин и прочие…

Библиотекарша ушла, и Матиас скромно уселся на кожаный диван, разглядывая висевшие на стенах гравюры. Кажется, копии Босха… Или нет? Впрочем, черт с ними.

— Пожалуйста, молодой человек. — Библиотекарша привезла на тележке стопку книг. Матиас пробежал глазами авторов: Вессель, Уайт, Хауссиг, Гиллоу — солидная подборка.

— Спасибо. — Поблагодарив, Матиас погрузился в чтение.

Вечером, придя домой, он расслабленно уселся за столом, разложил куклы: Анне-Лийса, Лиззи, Йорген, Ханс. Усмехнулся, вспомнив все их злоключения, потянулся, икнув. Ну, и что же еще сделать с вами?

— Все, что угодно, — послышался в голове голос друга. — В конце концов, все люди — лишь куклы в руках неведомого рока, судьбы.

— Да, — кивнул Матиас. — Всего лишь только куклы…



Глава 2

ГОЛОВА ХРИСОХИРА

872 г. Византия

— Совсем сдал. Смерти боится. — Это, наверное, потому, что он стольких сам убил в начале войны, — философически заметил цыган. — Пабло убил больше народу, чем бубонная чума. — Да, и к тому же он разбогател… Эрнест Хемингуэй. «По ком звонит колокол»


О, Небесный отец, Бог добра, Благой Бог, призрак, прошедший сквозь Деву Марию, чтобы противостоять Злу! Ты, только Ты, единосущий, можешь помочь мне, Твоему верному последователю, хранителю истинной веры. Да, я несу меч, как нес его мой приемный отец Карвеас, но меч мой направлен во имя Твое! Ведь зачем-то в цепи перерождений родился я человеком? Не быком, не червем, не другой безмозглой тварью. Человеком, способным мыслить, принимать решения, действовать… Как действовал покойный Карвеас, как действует ныне он, Хрисохир, вождь восставших апостолов.

И в самом деле — так. Нужно действовать, Македонянин совсем обнаглел и вторгся в пределы апостольской земли, пришлось проучить. Защищаясь, наносили удары — пали Никея, Никомидия, Эфес, — никогда еще грозная империя ромеев не знала столь постыдного поражения!

Хрисохир потеребил поседевшую бороду, пригладил волосы, — .среднего роста, костистый, жилистый, он был далеко не стар и еще много чего мог сделать во славу истинной веры… и во вред империи. Империя… Черная омерзительная тварь, раздувшаяся от крови покоренных народов и словно щупальцами опутавшая Ойкумену. Пусть не всю, но лучшую ее часть. Тем большее наслаждение доставляло рубить эти щупальца. Удар — Никея! Удар — Эфес! Удар — Никомидия! Удары следовали один за другим, Империя огрызалась, как могла, но все же полководцам Македонянина не везло. Может быть, плохо молились своим раскрашенным доскам-иконам? Бог даровал победы. Воины Хрисохира не знали пощады. Дым пожарищ, стоны умирающих и стенания пленных. Ведает ли кто, какой именно Бог даровал победу? Христос, призрак, Благой Бог, или создатель всего сущего Сатана, Бог Зла, ангел и сын Благого Бога. Впрочем, какая разница, кто из богов снизошел до Хрисохира, недостойного ученика апостола Павла? В конце концов, кто разберет, где заканчивается Добро и начинается Зло? И бывает ли Зло без Добра, а Добро без Зла? Кажется, нет. Ведь не бывает же дня без ночи. Значит, и Сатана, как Бог Зла, всего лишь отражение Благого Бога, как сотворенный Им мир есть не более чем отражение мира небесного. Тогда и в самом деле все равно, от кого принимать помощь…

— Конечно же, все равно, Хрисохир…

Хрисохир вздрогнул, обернулся. Нет, кроме него самого в шатре больше никого не было.

— Не смотри вокруг, не увидишь.

— Кто ты?! — Хрисохир вскочил на ноги, закинув голову, взглянул вверх, откуда, судя по всему, и лился голос. Спокойный, уверенный, звучный.

— Кто я? — В голове раздался смех. — Да какая тебе разница? Ведь не бывает Добра без Зла.

— Демиург! — Хрисохир бухнулся на колени. — Создатель. Черный Бог… Но твоему царствию придет конец с победой Христа.

— Да, придет, — согласился голос. — Но не так скоро.

— И ты не будешь сопротивляться?

— К чему сопротивляться данности? Ведь все предопределено. Верь мне, и я снизойду в тебя.

Правая рука Хрисохира непроизвольно дернулась.

— Что я вижу? — Голос стал громче, но так, без гнева, словно бы журил любимого сына. — Уж не думаешь ли ты перекреститься, Хрисохир?

Хрисохир вздрогнул — именно это он и хотел сделать, чисто механически, машинально, хотя, как и все сторонники истинной веры, полностью отрицал крестное знамение, иконы, храмы, а также отцов церкви, святых и монахов.

— Я давно слышал твои призывы, Хрисохир. И вот час настал. Откройся мне, и я снизойду. Верь, это будет лучшее из того, что ты уже сделал.

— И наша вера…

— Станет единственной, а Империя Зла падет.

— Иди! — закричал Хрисохир, вытянув руки. — Иди же, Демиург, я призываю тебя…

Тут грянул гром, и синяя молния сверкнула с чистого неба. Присев, испуганно закричали верблюды, проснулись спящие, повертели головами — ничего не было. Одно лишь высокое звездное небо — и тишина, лишь где-то на востоке чуть слышно шумели воды Евфрата. А может, это просто послышалось — слишком уж далеко была отсюда река. Там, на Евфрате, осталась Тефрика, новый город, столица приверженцев веры апостола Павла и апостола Сергия — Тихика. Мощные стены, красивые улицы, добротные глинобитные дома с камышовыми крышами. Могучий Евфрат, пальмы, глинистый берег и — совсем рядом — желтый песок пустыни. Тефрика… Быть может, и сам град Константина совсем скоро станет новой столицей апостольских братьев?

— Станет, не сомневайся.

Хрисохир вздрогнул. Все никак не мог поверить.

— Верь… Что ж ты сидишь в шатре? Пойди проверь лагерь.

Предводитель апостольцев поднялся и, накинув на плечи белый плащ из верблюжьей шерсти, вышел из шатра. Стоявшие вокруг стражники вытянулись в струнку.

— Приветствуем тебя, полководец!

— Не велишь ли приготовить еду? — подбежав, низко поклонился маленький смешной человечек с узким смуглым лицом и длинными волосами — слуга Диаконица.

— Нет. — Хрисохир махнул рукой. — Пойду проверю посты.

Из-за шатра вышел молодой воин в блестящем панцире и богатом плаще. Красивый, с надменным взглядом и тщательно завитыми волосами.

— Позволь сопроводить тебя, повелитель.

Хрисохир обернулся.

— Тебе тоже не спится, Пулад?

— Я бодрствую, как и все в карауле.

— Тогда пошли. — Хрисохир улыбнулся. Ему нравился Пулад, бывший военнопленный, ромей, приятного и обходительного нрава, знающий толк в яствах и удовольствиях. Общаться с ним было легко и просто. Собственно, именно Хрисохир и способствовал возвышению Пулада в среде апостольских братьев.

Хрисохир и Пулад прошлись вдоль спящего лагеря, мимо шатров, мимо стреноженных лошадей и верблюдов. Кое-кто из воинов спал прямо на земле, подложив под голову седло и укрывшись попоной. Лагерь был разбит в горной котловине, со всех сторон окруженной расщелинами и неприступными скалами, — у каждой выставлен часовой. Часовые не спали, честно несли службу. Еще бы, попробовали б они уснуть! Хрисохир нехорошо улыбнулся. Нет, не пробраться лазутчикам по узеньким горным тропкам! Даже барс и тот не прошмыгнет…

Прятавшиеся в кустах часовые окликали идущих. Хрисохир отзывался, выходил на видное в свете луны и звезд место, и воины приветствовали его, узнавая. Пройдя через кустарник, проверяющие свернули к дороге. Не широкая и не узкая, она вела в Севастию, а потом — в Мелитену. У дороги в открытых повозках и под ними спали какие-то люди, вовсе не похожие на воинов, — старики, женщины, дети. Их было много, немногим меньше, чем вся армия апостольских братьев.

— Кто это? — удивленно спросил Хрисохир.

— Беженцы. — Пулад пожал плечами. — Ты же сам разрешил им.

— Ах, да… — Хрисохир кивнул и вдруг услышал приглушенный смех. Невдалеке, за составленными кругом повозками, горел костер, металось по кругу оранжево-желтое пламя. У костра на попонах с самым довольным видом возлежали бородатые мужчины вперемежку с полуобнаженными женщинами. Внимательно присмотревшись, Хрисохир признал в мужчинах своих полководцев.

— Это оазис любви, — шепотом пояснил Пулад. — Присоединимся?

Хрисохир покачал головой. Вряд ли это пошло бы на пользу его авторитету.

— Да что ты? — зазвучал в голове голос. — Твои люди развлекаются — и пусть. Вряд ли от этого они станут воевать хуже. А ты… Кто тебе мешает?

Хрисохир задумчиво остановился. И в самом деле…

А голос все звучал:

— Вот этот парень, Пулад. Кажется, ему вполне можно доверять. Прикажи — пусть приведет тебе красивую девку. Или… ты, похоже, неравнодушен и к мальчикам? Ну, не стесняйся! Прикажи же…

— Пулад…

— Да, мой повелитель?

— Мне бы хотелось… э…

— Женщину? — понятливо кивнул ромей. Поистине, общаться с ним было легко. — Привести к тебе в шатер? О, как же я глуп! Лучше отыскать более укромное место. Если б ты, повелитель, не побрезговал воспользоваться моим…

— Не побрезгую. — Хрисохир оглянулся. — Только сначала приведи ее сюда, на видное место. Я буду там, за камнем, — если понравится, махну рукой или выйду…

— Мудрое решение, повелитель!

Пулад поклонился и быстро пошел к повозкам. Хрисохир спрятался за камень, отчего-то чувствуя полное удовлетворение собою — может быть, оттого, что делал сейчас то, что хотел? Или это хотел кто-то другой? Пусть…

Первая женщина Хрисохиру не понравилась. Слишком уж была старой. Косматые, присыпанные глиной волосы, отвислая грудь — по велению Пулада женщина скинула одежду, да и ноги коротковаты. Нет, не то… Поняв свою ошибку, ушлый ромей быстро увел не понравившуюся куртизанку и вскоре появился снова. На этот раз — с нумидийкой. И фигуристая, и длинноногая, и грудь торчком — но вся черна, как дочь Сатаны или магометанский ифрит. Страшная. Все же Пул ад не отпускал ее долго, все поглядывал за камень, не соблазнится ли повелитель. Нет, не соблазнился. Пришлось вести еще одну. Та наконец-то произвела должное впечатление — маленькая, тонконогая, юркая, закутанная в какую-то хламиду, светлоглазая, с весьма привлекательной мордашкой и светлыми — хотя и не очень-то разберешь при луне, — нет, определенно не с темными волосами.

— Разденься, — получив из-за камня одобрительный взмах, тихо попросил Пулад.

Куртизанка замялась и попыталась убежать. Ромей нагнал ее и сорвал одежду. В лунном свете блеснуло гибкое тело. Совсем без груди. Вернее…

Мальчик!

— Ах ты, порожденье шакала…

Хрисохир махнул рукой. Не разглядел? Или…

— Не бойся, тебе хорошо заплатят, — шепнул мальчишке Пулад. — Подожди там, у кустов…

Пацан отошел, а ромей вновь направился к костру. Привел на этот раз грациозную серну, смуглую, с карими, вытянутыми к вискам глазами. Девушка крутнулась на пятке, сбросила одежду — серна! Как есть — серна! Тонкий стан, ноги — как у газели, распущенные по плечам волосы…

Хрисохир махнул рукой.

Пулад тронул девушку за плечо.

— Жди…

Подошел к камню, вопросительно взглянув на повелителя.

— Я возьму обеих, — негромко сказал тот.

— Гм… — ромей растерялся на миг. — Одна из них… Вернее, один…

— Я сказал — обеих, — повысил голос Хрисохир. — Жду в твоем шатре.

Выбравшись из своего укрытия, он быстро зашагал прочь. Вытащив из-за пояса кошель, Пулад поманил ждущих.

— Как зовут тебя, дева?

— Варфиния.

— А тебя?

— Арнай… Это точно золото?

— Серебро… Раз, два… — Ромей отсчитал деньги. — Понравитесь повелителю, получите столько же.

Девушка с отроком бросились на колени.

— Да будут благословенны твои дни!

— Не стоит, — отмахнулся Пулад. Не такие уж и большие, честно говоря, были деньги, так, мелочевка. Но для этих оборвышей, конечно, сумма.

— Идемте.

Войдя в шатер, Варфиния сбросила на кошму дырявый плащ, стянула через голову хламиду, изогнулась, как кошка, лукаво посматривая блестящими вытянутыми глазами. Хрисохир погладил ее по спине и чуть слышно застонал — да, похоже, он не ошибся в деве. Не в силах больше сдерживаться, он швырнул куртизанку на кошму и набросился на нее с жарким пылом, словно новобрачный в первую ночь. Пыл, впрочем, быстро угас. Варфиния уселась, скрестив ноги, потом, напевая что-то медленно и заунывно, встала, ритмично покачиваясь, оглаживая ладонями свое тело… И Хрисохир вновь воспрянул… а потом благодушно откинулся на подушки, подумав — там ведь есть еще и вторая. Кажется, светленькая.

— Уходи. — Он швырнул деве хламиду. — Жди у шатра, может, еще пригодишься.

Поклонившись, куртизанка подхватила одежду и выскользнула из шатра. Тут же вошла другая. Светлоглазая, с волосами, как ржаные колосья. Совсем еще юная, непорочная… Отвернувшись, скинула одежку …

Мальчик!

А он-то думал — показалось…

Хрисохир отпрянул.

— Ну, зачем же? — хохотнул голос. — Не стоит ограничивать себя в удовольствиях! Позови его. Так…

В искусстве любви мальчик оказался искушен ничуть не хуже куртизанки Варфинии. Хрисохир даже не ожидал, что так можно.

— Можно, можно… Теперь кликни девку. Вошла Варфиния, на ходу сбрасывая хламиду… Лишь к утру утомленный Хрисохир обессиленно упал на кошму и махнул рукою.

— А теперь обоих нужно убить… — тихо посоветовал голос. — Чтоб не болтали. Не сам — поручи Пуладу, он, кажется, верен… Впрочем, на твоем месте я бы не отказывал себе и в этом.

Хрисохир позвал в шатер Пулада, что-то шепнул. Ромей поклонился с ухмылкой, проводил оборванцев до самых скал. Оглянулся… Ага, повелитель неспешно шагал сзади.

— Вот ваши монеты. — Зайдя за кусты, Пул ад подбросил на левой руке кошель, правой же незаметно вытащил из-за пояса узкий изящный кинжал. — Берите…

Куртизанка вдруг резко отпрянула назад, видно, заподозрила что-то. Пулад, резко выбросив руку, ударил ее клинком в горло — чтоб не кричала. В тот же момент незаметно подобравшийся сзади Хрисохир накинул удавку на тонкую шею Арная. Мальчишка дернулся… Хрустнули позвонки…

— Вот и все, — оттаскивая трупы в кусты, улыбнулся ромей. — Теперь они никому ничего не расскажут.

Хрисохир молча кивнул и на миг вдруг ужаснулся тому, что содеял.

— Не переживай! — тут же утешил голос. — Ты найдешь таких на каждую ночь.