Елена Хаецкая

Хальдор из Светлого города

(повесть-фэнтези, написанная до «Меча и Радуги»)

Часть первая

«Автопортрет Дюрера»

1.

Мастер Гисли шел впереди. Хальдор тащился за ним, шаркая разбитой обувью по доскам, настеленным поверх весеннего разлива помоев. Доски чмокали и чавкали. В ушах у Хальдора стучала в такт шагам его молодая кровь. Очень хотелось врезать Гисли по узкой сутулой спине трудовым мозолистым кулаком.

Путаные улицы ремесленного квартала Четыре Цвета выводили их к Дому Корпораций. Здесь, в Четырех Цветах, унылые ущелья улиц и переулков вихляли в разные стороны, свиваясь в причудливые лабиринты, стиснутые с двух сторон Окружными стенами, которые отделяли Четыре Цвета от других кварталов. Непосредственно к внешней стене примыкали Мокруши, где обитали в вонючих хибарах воры, бывшие школяры, дисквалифицированные подмастерья, поэты, иноземцы и прочий сброд. Ближе к центру, за невысокой, но очень широкой стеной находился Шлем Бриона, заселенный надеждой и защитниками Светлого Города – солдатами Ратуши, стражниками кольцевой охраны и рыцарями Ордена Шлема. Еще ближе к центру, в квартале Желтые Камни, жил цвет Города, о котором такие жалкие личности, как Хальдор, вообще имели крайне смутное представление. А за внешней стеной был Лес, и по ночам обитатели хибар, отделенные от него всего лишь кирпичной стеной высотой в пять человеческих ростов, слышали шум деревьев и крики непонятных существ, которые вызывали в их душах смутную тоску, смешанную с ужасом и слабеньким желанием все-таки дожить до старости.

Дом Корпораций стоял на длинной и узкой, как кишка, площади. Несколько солдат Ратуши уныло плевались семечками, сидя на его провалившемся крыльце. Один из них был знаком Хальдору по совместным пьянкам у «Зеленоглазой Блондинки», однако это обстоятельство компрометировало обоих, и потому вне стен трактира они упорно друг друга не узнавали.

Гисли, прихрамывая, заковылял вверх по крыльцу, к тяжелой двери Дома Корпораций. Хальдор не уставал восхищаться его умирающим видом. Сколько он помнил своего мастера, тот всегда был таким – тощим, сутулым, несчастным, с обвисшим носом и маленькими скорбными глазками мутно-розового цвета. Один только Хальдор знал, насколько жилист и неукротим этот Гисли из Собачьей Долины и сколь силен удар его небольшого, но меткого кулака.

Дело, по которому они явились в Дом Корпораций к магистру Ордена Путеводной Нити, было простым, и исход его заранее был известен всем троим. Несколько дней назад Хальдор написал очередное прошение на имя магистра, указывая в нем на то обстоятельство, что вот уже десять лет из двадцати прожитых им он трудится у мастера Гисли в качестве подмастерья и что он, Хальдор, полагает, что пора уже дать ему статус мастера. И неплохо бы указанному Гисли начать платить ему, Хальдору, деньги за его добросовестный и самоотверженный труд, а не просто кормить его всякой дрянью и объедками, называя это «натурной платой», как то указано в первоначальном договоре.

Гисли, в свою очередь, давно рассчитал, что ежегодные взятки магистру обходятся дешевле, чем оплата труда подмастерья и потому и на этот раз успел уже обезопаситься от происков Хальдора. Была, конечно, опасность, что Хальдор по молодости лет вспылит и плюнет им с магистром в рожу, но в таком случае мальчику придется хлебнуть настоящего голода, потому что его немедленно выгонят из корпорации, запретив отныне вступать в какие-либо ремесленные союзы.

Магистр ждал их, сидя за столом из мореного дуба. Это был человек среднего роста, с квадратным лицом.

Стражник, открывший дверь в зал, отведенный Домом Корпорации Ордену Путеводной Нити, окинул презрительным взглядом хилую фигуру мастера Гисли и, не удостоив взглядом зеленого от бледности Хальдора, вышел чеканным шагом, устрашающе выставив алебарду.

– Друзья мои, – торжественно объявил магистр, – я счастлив видеть вас в зале нашего Ордена.

«Друзья» топтались у входа. Гисли всем своим видом изображал почтительность и потому не вполне переступил порог, как бы показывая, что не решается на такую вольность, а Хальдор за его спиной пытался все-таки войти и слегка подталкивал не в меру воспитанного начальника в спину, отчего и возникла некоторая суета.

– Входите, располагайтесь, – приветливо журчал магистр, – это ваш дом, доблестные труженики нити и иглы.

Гисли пробормотал что-то невнятное и все-таки вошел. Юноша ввалился в зал, вися на его плечах. Магистр шуршал прошением и улыбался все слаще и приторней. Хальдора начинало тошнить – не то от голода, не то от талой воды за окном, не то просто от этой ежегодно повторяющейся процедуры.

– Вырос, вырос, совсем стал взрослым, – говорил между тем магистр, имея в виду Хальдора, но ползая лицемерными глазами по его прошению. – Да, может быть, и впрямь пора дать тебе статус мастера, может быть, и впрямь…

– Однако шов назад иголкой у него еще недостаточно ровный, – отечески вмешался Гисли и очень добрым голосом добавил: – Да и «козлик» хромает…

– Сам ты козел, – буркнул Хальдор.

Ни мастер, ни магистр этого не заметили. Во всяком случае, эта реплика никак не повлияла на их изумительно хорошее отношение к Хальдору.

– Да, придется еще годик подучиться, – сказал магистр, откладывая прошение. – Сам видишь, малыш: мастер еще не всем доволен. Член нашего Ордена должен быть безупречен. Чтобы заказчик, получая платье из его рук рыдал от счастья при виде идеально ровного шва или, скажем, плиссированной оборочки, подшитой «козликом»… А как же иначе? Ведь один небезупречный шов бросает тень на всю корпорацию. Вот о чем нужно подумать. Вот о чем надо заботиться.

– Да я уже сто лет делаю за него всю работу, – мрачно сказал Хальдор. – Чему еще у него учиться? Пьянствовать с утра до ночи?

– Ах, молодость, – укоризненно произнес Гисли.

– Слушай, ты… – вскипел Хальдор. – Я же не прошу позволить мне открыть свое дело. Я прошу только одного: платить мне за то, что я делаю за тебя всю работу.

– Платить тебе никто не будет, – твердо пообещал магистр. – Еще одно бранное слово, Хальдор, и ты исключен из корпорации, имей это в виду.

Повисла тишина. Из-за стены донеслись приглушенные голоса:

– А я говорю, что такими клинками можно только поросят резать! Никакого благородства формы, никакого изящества!

– Его превосходительство заказал этот меч самолично! Вот рисунок!

– Не тычь мне под нос свою бумажку! В каком сортире ты ее стянул, недоделанный?

Гисли склонил голову набок и светски поинтерисовался у магистра:

– Опять технологическая комиссия оружейников заседает?

– У них сложный заказ, – пояснил магистр.

Кто-то протопал вниз и как будто потащили бесчувственное тело. Хальдор переминался с ноги на ногу. Похоже, он навсегда обречен теперь работать на хитрого пьянчужку Гисли и терпеть от него брань и побои. И тот это тоже понимает – смотрит на него с нежностью.

– Я прошу магистра, – полушепотом произнес Хальдор, – позволить мне поменять квалификацию и вступить в корпорацию оружейников. Я не чувствую в себе сил овладеть портновским искусством так, чтобы это было безупречно, и потому готов начать все сначала на другом поприще.

– А тебя возьмут? – ехидно спросил Гисли.

– У меня есть рекомендации двух Рыцарей Шлема, – соврал Хальдор. – Я помог им как-то в затруднительной ситуации… Возле «Зеленоглазой Блондинки».

Гисли сразу потемнел лицом. Зато магистр расплылся в улыбке.

– Ну зачем же такие мрачные выводы, – сказал он. – У тебя большие способности, малыш. Тебе нужно только чуть-чуть усовершенствоваться. Я не могу позволить Ордену так бросаться молодыми талантами. Нам нужна, нужна хорошая смена. А как же иначе? И кто, как не мы, позаботимся о том, чтобы вырастить ее достойной? В том и состоит задача института подмастерьев.

Он встал. Гисли пожал протянутую ему руку, слегка приседая и извиваясь от благодарности. Хальдору руки никто не подал, и он угрюмо вышел из зала первым.

2.

Хальдор остановился посреди мастерской и сказал, глядя исподлобья:

– Пока не дашь денег, ни строчки не сделаю.

– Жрать не получишь, – равнодушно ответствовал Гисли.

Хальдор надвинулся на него. Гисли на всякий случай отступил, но особых оснований опасаться Хальдора у него не было: тот хоть и превосходил его свежестью молодых сил, но нездоровый образ жизни и постоянное недоедание не могли сделать его серьезным противником. Хальдор тоже это знал, но после сегодняшнего унижения в Доме Корпораций ему нестерпимо хотелось надраться у «Зеленоглазой Блондинки» и потому он решил вытрясти из хозяина хоть немного денег.

Гисли пнул ногой старый табурет.

– Садись, недоумок, и доделывай нижнюю юбку для госпожи Торельв. Она грозилась прислать за ней уже завтра.

– У меня вся задница от этого табурета прыщавая, – мрачно сказал Хальдор, однако уселся и вынул из корзины море кружев и атласных лент. Поглядев на них с отвращением, он аккуратно разложил рюши на подоле и корявыми мужскими пальцами начал приглаживать ленточки и бантики. Гисли удовлетворенно прищурился.

– Дай денег, – вдруг сказал Хальдор, не поднимая головы от работы. – Ну пожалуйста, Гисли…

Гисли помотал головой.

– У меня нет денег, Хальдор, – человеческим голосом сказал он.

– А куда ты их дел? Позавчера ты продал плащ на подкладке из материала заказчика, где деньги?

– Потратил, – искренне ответил Гисли. – Все до гроша спустил.

– На что потратил? Хоть бы молока купил, что ли…

– На дело.

Хальдор посмотрел ему в глаза. Мастер моргнул пару раз и сознался:

– На взятку магистру потратил.

Хальдор вздохнул.

– Я же и так от тебя никуда не денусь. Платил бы ты мне, Гисли. Надоело быть ровней всяким соплякам.

– Так вернее, – сказал мастер, умудренный жизненным опытом.

Десять лет назад Гисли повстречал тогда еще совсем юного Хальдора в жутких трущобах возле внешней стены, где невинное дитя исследовало содержимое помойки на задах кабака «Зеленоглазая Блондинка» с целью найти что-либо съестное. Гисли был в приподнятом настроении и потому угостил ребенка куском рыбьего хвоста, привел к себе в дом. Наутро, не поверив ни одному слову неведомо как взявшегося у него в мастерской тощего и чумазого отрока, который ныл и утверждал, что он, Гисли, вчера самолично его угощал и клялся сделать из него человека, все же оставил упомянутого отрока у себя. С тех пор и началось рабство Хальдора. Впрочем, Гисли тоже можно было понять. Получив статус мастера, Хальдор в любой момент мог его покинуть и открыть собственное дело. А с некоторых пор у Гисли тряслись руки, и для него остаться без подмастерья было бы катастрофой.

Кроме Хальдора, на Гисли работало еще одно существо, которому поручено было вести домашнее хозяйство двух враждующих холостяков. Гисли нанял служанку, руководствуясь все тем же мотивом строжайшей экономии. Репутация у нее была скверная. Несмотря на весьма юный возраст, девица уже успела побывать в тюрьме за воровство, рекомендаций не имела и потому согласилась работать за «стол и содержание», как и Хальдор. Звали ее Раварта. Была она тоненькой, хорошенькой девушкой с детским кукольным личиком и рыженькими кудряшками. Она носила всегда одно и то же затасканное ситцевое платьице, синенькое в цветочек, с обтрепанным воротничком, надетое поверх солдатских штанов, подвернутых у щиколоток. Ноги в кожаных ботинках с обрезанными задниками, были постоянно босы, отчего у нее образовалась привычка поджимать от холода пальцыю Она напоминала птичку, оживленную, деловитую и всегда готовую вспорхнуть.

Раварта благосклонно относилась к невысокому светловолосому подмастерью, который целыми днями зависал над тряпками и тесемками, а к вечеру, шатаясь от усталости, брел к ней на кухню и безропотно проглатывал любую гадость, которую не отличавшаяся усердием Раварта готовила для своих хозяев.

Дождавшись, чтобы Гисли ушел к себе наверх, Хальдор небрежно засунул в корзину недошитую юбку, не потрудившись вынуть иголку, и скользнул на кухню, где Раварта в глубокой задумчивости пыталась из муки и воды слепить некое подобие лапши. Хальдор запустил пальцы в тазик, отщипнул изрядный комок пресного липкого теста и засунул себе в рот. Раварта шлепнула его по руке.

– Погоди, не лезь!

Хальдор поймал ее за руку.

– Что это у тебя за шрам,а?

Раварта выдернула свою руку, спрятала ее за спину и, глядя исподлобья, сказала со значением:

– Не твое дело…

– Ожог, что ли?

Хальдор еще раз украл немного теста. Раварта выхватила таз и в сердцах ответила:

– Не ожог, а… Я сама, ножом. Молодая еще была, глупая. Оставь тесто до лапши, голодный ведь останешься.

– Раварта, – сказал Хальдор задушевно. – Дай денег.

Девушка расхохоталась.

– Ну ты даешь! Горбатишь на него с утра до ночи – и денег нет!

– А ты? – уязвленно отозвался Хальдор.

– А я – что? – Она удивилась. – Да кто же мне платить станет? Сказать еще спасибо твоему Гисли, что взял меня в дом… Послушай, Хальдор, а почему он пьет?

– Да кто его знает… Жизнь какая-то поганая…

Раварта фыркнула.

– Чем это она поганая? Соседи здороваются, хлеба хватает, в боку не колет…

– Не знаю, – сказал Хальдор. – Поганая и все.

– Не нравится Светлый Город – жил бы себе в своей Собачьей Долине, – философски рассудила девушка. – Что он сюда-то полез?

– Раварта, дай денег. Я отблагодарю, правда.

Раварта тряхнула рыженькой головкой в кудряшках, и ее стеклянные сережки блеснули.

– Ой, дура-а-ак, – сказала она и вытащила их кармана несколько монеток. – Бери да сматывайся.

Хальдор поцеловал ее в затылок под кудряшками и улизнул из кухни. Ему удалось выйти из дома и беспрепятственно добраться до кабака, хотя у ворот стены, разделяющей Четыре Цвета и Мокруши, его спросили, почему это подмастерье, носящий знаки Ордена Путеводной Нити, шляется по Светлому Городу без дела. Хальдор соврал нечто невнятное насчет больной печени хозяина и какой-то чудодейственной аптеки, куда его послали, и стража, укоризненно качая головой ему вслед, все же пропустила его.

Оказавшись в Мокрушах, Хальдор вздохнул свободнее. Здесь не было досок и ничто не защищало его башмаки и штаны от потоков грязи, но зато и стражников здесь не было. За порядком в Мокрушах никто не следил. Перережут друг друга – тем лучше. Городу спокойнее будет.

Здесь прошло замечательное детство Хальдора. Он гордился тем, что сумел перейти из внешнего квартала за вторую городскую стену, в Четыре Цвета. Если он удачно женится, быть может, сын его будет жить уже за третьей стеной, в Шлеме Бриона. Хотя последнее маловероятно.

«Зеленоглазая Блондинка» была ужасным кабаком. Хозяйка этого заведения, блондинка с зелеными глазами, обладала чудовищной физической силой и при случае сама вершила расправу. Смертоубийств и безобразных драк с битьем посуды здесь никогда не случалось. Наиболее обессиленных клиентов она на руках, по-матерински, выносила на задворки и укладывала спать на свежем воздухе, на куче отбросов. Поила она гостей всякой дрянью, но если кому-нибудь из них случалось наблевать под стол, то наутро несчастный бывал принужден мыть полы во всем трактире. Словом, то была замечательная женщина. Хальдор подозревал почему-то, что Гисли втайне мечтает на ней жениться.

Хальдор очень быстро пропил все свои деньги. В трактире, по его мнению, стало темно и предметы утратили четкость очертаний. В голове гудело и звенело, голоса отдавались чересчур резко, металлическим звоном. Он увидел, что доски стола, за которым он сидел, стремительно приблизились, после чего больно и обидно ударили в нос и зачем-то стали солеными. Хальдор несколько раз лизнул доски – привкус железа.

– Зачем? – громко спросил он, пытаясь выяснить, какого лешего ему подсунули это жидкое железо и кто его посолил.

– Это с голодухи, – объяснил кто-то кому-то, но Хальдору это объяснение показалось оскорбительным. Он дернул головой, пытаясь оторвать ее от стола, ставшего вдруг чрезвычайно клейким и липучим, убедился в бесполезности подобных попыток и громко, непреклонно сказал:

– Ни хрена!

Могучая рука взяла его за волосы и оторвала от досок, нарушая закон всемирного тяготения. Хальдор понял, что это все происки Гисли, который преследует его по пятам и сейчас потащит его назад в мастерскую, к ненавистной нижней юбке какой-то развратной аристократки.

– Торельв, – выдавил Хальдор и вдруг мерзко захихикал. – Вот бы ее поймать… Под стол! И пусть моет пол.

После чего наступила непроглядная черная ночь, без звезд, без луны, без единого луча надежды – стопудовая, неподъемная, на самой грани вечного сна смерти и преисподней.

3.

– Холера, – пробормотал Хальдор, обнаружив себя на куче гниющего мусора позади кабака «Зеленоглазая Блондинка». Ужасно хотелось пить. Собственно, от жажды он и проснулся. И еще от ненависти ко всему живому.

Он сел, отлепил от спины несколько полуразложившихся рыбьих хвостов и задумался. Идти в кабак просить воды? Будут смеяться, показывать пальцем и говорить: «Это тот подмастерье, которого с голодухи так развезло…» Вам бы такую жизнь, мерзавцы… А идти домой – это объясняться с Гисли. Но пить хотелось невыносимо.

Хальдор слез со своего импровизированного ложа и обнаружил, что был на нем не одинок. Рядом, положив небритую щеку на капустный лист, уютно посапывал громила в полосатых чулках и меховой куртке с оборванными рукавами, надетой на голое тело. Хальдор с уважением подумал о женщине, способной перенести на своих слабых руках это мощное тело, обессиленное коварством алкоголя, и стало ему тоскливо. Полный отвращения к себе, он плюнул. Лучше уж Гисли, чем вся эта компания.

Будучи с похмелья не чересчур осмотрителен, Хальдор случайно попал своим горестным плевком великану в глаз, отчего тот заворочался. На куче мусора произошла тектоническая подвижка. Грязный мосол от лошадиной ноги обрушился откуда-то сверху и треснул громилу по лбу. Тот взревел и вскочил на ноги, вытаращив безумные глаза. Первое, что он увидел, была бледная тень Хальдора, щупленького и взъерошенного. Громила без всяких усилий подцепил его за ворот и подтащил к себе. Хальдор раскрыл рот, чтобы обругать этого пьяного болвана, но получил удар пудовым кулаком по голове, после чего громила вновь отключился, удовлетворенно всхрапнув. Хальдор помотал головой. Злоба его на все человечество возросла многократно. Он решительно повернулся и зашагал прочь.

Ворота стены, отделяющей злачный квартал от ремесленного, были, разумеется, закрыты. Хальдора это остановить не могло – какие мелочи! Он начал карабкаться по стене возле ворот, ломая ногти и прижимаясь к остывающему после теплого дня камню. Несколько раз он падал все с большим грохотом, и наконец ударился так больно, что со стоном выругался и был услышан стражей, резавшейся в карты внутри караульного поста. Довольно скоро дверь раскрылась. Унылая фигура со свечой в руке зашлепала по грязи. Хальдор бессильно корчился на земле, но удрать не мог – он растянул ногу.

– Кто там? – крикнули из караульного помещения.

– Да тут сам Локи не разберет… Ругался кто-то… – ответил стражник.

– Погаси свечу, придурок. Она тебе только мешает.

Хальдор сделал еще одну попытку встать и, не выдержав, охнул от невыносимой боли в колене.

– Вот он! – крикнул стражник.

Из темноты Хальдора выхватила за шиворот железная длань. Его встряхнули и поставили на ноги, подталкивая в шею кулаком.

– Больно, пусти! – сквозь зубы сказал Хальдор.

– Ишь ты, разговаривает… – удивился стражник. – Топай.

– Пусти, свинья! – крикнул Хальдор визгливо. – Больно, говорят тебе!

Он рухнул в грязь, злобно фыркая, как облитый помоями кот.

– Не можешь идти – ползи, – сказал стражник, потыкав в него сапогом.

Хальдор с трудом поднялся и запрыгал в темноте на одной ноге. Второй стражник, ждавший на пороге, втащил его за руку в комнату и бросил на пол. Дверь закрылась. Первый сказал, грустно поглядывая на свои сапоги:

– Ну вот, запачкал… Все из-за тебя, гад.

Он снова уселся за стол, и прерванная было игра возобновилась.Хальдор подумал немного, потом сказал, сидя на полу:

– Дайте воды.

– Еще раз вякнешь – пристрелю, – не оборачиваясь, пообещал первый стражник.

Хальдор подумал еще немного и заснул. Утром он почистил стражникам сапоги, перекинулся с ними парой слов и благополучно захромал домой. Дверь ему открыла Раварта. Оглядев помятую физиономию Хальдора, девица вызывающе улыбнулась и сказала:

– Хозяина нет, а насчет завтрака он не распоряжался.

– К чертям собачим завтрак. Дай пройти, Раварта.

Она посторонилась, насмешливо глядя ему вслед. Хальдор поднялся к себе и долго, шумно пил воду. Колено слегка распухло, но ничего страшного с ним не случилось. Голова тоже особенно не болела. В руках наблюдалась слабость и вообще что-то плохо было с координацией движений, но в целом он чувствовал себя вполне сносно. Он выпил еще один стакан воды и спустился в кухню.

Раварта сидела на низком табурете, широко расставив колени, и быстро орудовала ножом, очищая картошку. Хальдор пристроился рядом прямо на нечистом полу. Раварта достала из кармана мятую пачку дешевых мужских папиросок, сунула одну в рот и торопливо присосалась. Хальдор слегка отвернул голову, чтобы не глотать дым.

– Ну что за гадость, Раварта, – сказал он наконец.

– Гм, а пить всякую дрянь – не гадость? – отозвалась девушка. – Меня в тюрьме научили, а тебя где?

– Жизнь заставила, – сумрачно ответил Хальдор.

Рыженькая посмотрела прямо в его мутные глаза.

– Ой! Не смеши. Жизнь его заставила… Да будь я мужиком, вроде тебя, разве я стала бы тут мучиться? Я бы давно наплевала всем тут в рожу и ушла!

– Куда ушла-то? Отсюда можно только в Мокруши уйти, а там знаешь как!

Почему только в Мокруши?

– А что – тебя ждут в Желтых Камнях?

Раварта покачала головой, размахивая кудряшками.

– Можно ведь уйти совсем за стены…

– В Лес, что ли?

– Конечно. В Лесу всяко не хуже, чем здесь, в помойке этой…

– Ты дура необразованная, вот что я тебе скажу. В Лесу человеку гибель.

Раварта с плеском швырнула очищенную картофелину в ведро с водой и заявила:

– А вот этого еще никто не доказал.

– Я и без доказательств знаю, – хмуро сказал Хальдор.

Раварта повторила, не выпуская папироски из уголка детского рта:

– Я бы точно в Лес ушла, будь я мужиком.

– Ну и иди.

– Так я не мужик… – Она нехорошо улыбнулась. – Да, у вас у всех одно на уме. Даже у такого хлюпика, как ты.

Она заложила ногу на ногу и откинулась назад.

– Ночью небось сидел у ворот третьей стены, ждал, когда откроют? Я там была у них как-то… Представляешь, иду я по Четырем Цветам уже вечером, как раз возле этих ворот. И вдруг мне ужасно захотелось в туалет. Ну просто сил нет. Темно уже было, не видно ничего. Я зашла на крыльцо одного дома, облегчилась, ничего. Юбку отогнула, пошла. Вдруг – догоняет.

– Кто? – спросил Хальдор, живо заинтересованный рассказом.

– Ну – кто… Стражник из кольцевой охраны. «Идем, – говорит, – в караульное, я давно слежу за твоим поведением». Я давай вырываться. «Пусти, что я сделала?» – «Это ты в караульном будешь объяснять, что ты сделала». Ах, так! «Хорошо идем.» Засмеялась и пошла с ним. А что мне? Он идет рядом, злой такой. Привел. Время позднее. Он сидит, я сижу. «Я, – говорит, – сейчас напишу рапорт, а ты подпишешь». – «Что писать-то будешь?» – «Поступок твой». – «А что я сделала?». «Сама знаешь, что». Он позлился, потом зашаркал пером по бумажке поганой. Читает с умным видом свое произведение: «Я, девица Раварта, справила нужду на крыльце жилого дома уважаемого гражданина Асбранда, так как поблизости не было ветхих строений…» Мне – что? Я подписала, отдала ему. Опять сидим. Я говорю: «Все? Я домой хочу». – «Домой хочешь? Слушай, – говорит, – пойдем со мной, тут одна комнатка за складом пустая есть… А потом пойдешь домой». Мне так противно стало! Тьфу! «Лучше я тут посижу всю ночь». – «Дело хозяйское». И вижу, что убить меня готов, так злится. Тут начальник его входит, тоже козел большой, я его знаю…

– Откуда ты его знаешь, Раварта?

– По делам своим, – уклончиво ответила девица. – Ну вот. «Ах, говорит, какая хорошенькая девочка!» И все так шуточкой. «В чем же это она у нас провинилась?» Тут он ему бумагу мою показал. Этот – ко мне: «Неужели из-за такой мелочи всю ночь тут на лавке сидеть?» Стражник-то мне мигает: молчи, мол. Как же, стану я молчать! «Нет, – говорю, – сейчас я с господином стражником пойду в пустую комнатку за складом…» Он побелел, даже губы белые стали. А мне – что? «Иди, – говорит, – девочка, и больше так не шути». И вытолкал вон.

Хальдор знал, что Раварта не наделена даром сочинительства и все ее многочисленные рассказы о жизни – чистая правда. Он тяжело поднялся.

– Пойду все-таки доделаю эту несчастную юбку, – сказал он. – Позови меня, когда картошка сварится. Сил нет, как есть охота.

– Иди-иди, – отозвалась она. – Труженик иглы.

4.

Поскольку к назначенному сроку Хальдор не успел закончить работу, служанка, присланная госпожой Торельв, ушла ни с чем, и на утро Гисли вынужден был привести свою внешность в более-менее приличный вид, дабы самолично, заглаживая вину, отнести заказ клиентке. Для большей помпы он взял с собой Хальдора, поручив ему нести корзину и делать умное лицо. Хальдор, в свою очередь, предлагал взять с собой еще Раварту, но девица заявила, что видела все это в гробу, и гордо удалилась, шлепая кожаными ботинками без задников, которые при каждом шаге приклеивались к ее голым пяткам.

Они прошли Шлем Бриона и оказались возле ворот, ведущих в Желтые Камни. Хальдор ощутил, что сердце бьется у него где-то в области желудка. Он мог сколько угодно кричать в пьяном виде у «Зеленоглазой Блондинки», что хилые аристократишки по сути своей – выродки, недоумки и слабаки, но теперь, когда он стоял у ослепительно белой стойки и смотрел на подтянутых, стройных Рыцарей Ордена Шлема, одетых в легкие изящные доспехи, ему было не по себе. Он видел себя рядом с ними словно со стороны – паршивую дворнягу рядом с породистыми гончими. И рост не тот, и выправка не та, об осанке говорить не приходится, что касается манер – одни слезы…

Гисли, слегка приседая и прижимая к груди руки, с чувством объяснял офицерам, кто они и зачем идут в Желтые Камни. Они еле слушали, изредка бросая на него незлобивые взгляды, словно желая еще раз удостовериться в том, что бывают же на земле подобные чудеса. Наконец, он им явно надоел, и начальник караула, зевнув, махнул рукой. Гисли и сопровождающий его Хальдор шмыгнули мимо и пошли по широкой, непривычно чистой улице. Хальдор сутулился больше обычного и загребал башмаками. Его мучило острое желание плюнуть на мостовую.

А Гисли был в восторге. С наивной радостью он вертел головой, рассматривая высокие дома с большими окнами, голубыми и мутными, как глаза молочного щенка. Если бы у него был хвост, он непременно бы им вилял. Возле дома с позолоченными грифонами под красной кирпичной крышей на клумбе даже росли какие-то чахлые цветочки, чего Хальдор вообще никогда раньше не наблюдал в Светлом Городе.

Они свернули за угол, потом прошли длинную, относительно прямую улицу, сплошь застроенную белыми домами с тонким узором каркасов – черных, красных и коричневых – и оказались на площади. Площадь была окружена легкими, изящными строениями с башенками и галереями. Арки капризно изгибались и ломались в высшей точке изгиба. По капителям колонн прыгали каменные рыбы и львы, обвитые каменным же виноградом, лозы спускались на колонны, заканчиваясь завитком. Мостовая здесь была выложена разноцветными плоскими камнями. Над колодцем стояла статуя богини с волосами из чистого золота, к которой ластился кот, вырезанный из какого-то светящегося в солнечном свете камня.

Хальдор тихонько вздохнул и переложил корзину из правой руки в левую. У него стали уставать руки. Он прищурил глаза, чтобы получше рассмотреть удивительную статую.

– Это Фригг, – пояснил Гисли, который все время искоса наблюдал за Хальдором, видимо, опасаясь какой-нибудь выходки с его стороны. – Покровительница нашего Светлого Города.

Хальдор медленно перевел взгляд на него. На фоне этих чистых, ухоженных строений, в ослепительных лучах золотоволосой Фригг, чахлая фигура мастера в заношенной одежде, которая, видимо, лет десять назад была Гисли впору, но сейчас болталась мешком на его исхудавшем от пьянства и недоедания теле, выглядела на редкость выразительно. Хальдор был уверен,что и сам он выглядит не лучше. Страшная злоба захлестнула его.

Гисли вздохнул и посмотрел в полыхавшие ненавистью глаза Хальдора с таким тихим покорным пониманием, что юноше стало не по себе. Пьянчуга Гисли был человеком чутким и по-своему беззащитным, в отличие от Хальдора, питомца городских окраин, где вырастают личности замкнутые, нервные и жестокие.

– Когда разделаемся с твоей Торельв, мы пойдем куда-нибудь пожрать? – буркнул Хальдор, глядя себе под ноги.

– Хорошо, – кивнул мастер. – Только веди себя тихо.

С Торельв они разделались на удивление быстро. Служанка, открывшая дверь, едва взглянула на обоих, сунула Гисли заранее приготовленные деньги, забрала корзину и засеменила наверх, а неведомо откуда взявшийся кучер, толстый, могучий, пахнущий навозом, ловко выставил обоих вон. Гисли, оказавшись возле запертой двери, окинул ее последним взглядом и зашаркал прочь. Хальдор плелся за ним.

Гисли остановился возле небольшого кабачка, который назывался «Автопортрет Дюрера». Из-за полуоткрытой двери доносились довольно аппетитные запахи. Хальдор, раздосадованный, раздраженный, уставший от самого себя, молча прошел мимо мастера в эту соблазняющую дверь. Мастер с опаской последовал за ним.

Они оказались в помещении, сплошь обтянутом плюшем розового цвета. Несколько каминов серого резного мрамора выделялись на этом фоне, причем барельефы изображали странных животных, состоящих из львиной морды и львиной лапы. Туловище у этих созданий напрочь отсутствовало. Огня в каминах также не было и, судя по всему, они и не были предназначены для отпления. Дрова, лежавшие между львиных лап, были покрыты густым слоем пыли. Главным украшением заведения была картина, давшая название кабачку, – портрет молодого человека с длинными волосами и длинным носом, сработанный топорно, с удивительно наивным самодовольством. Вероятно, это и был пресловутый Дюрер.

Гисли заказал пять кружек пива. Девушка, стоявшая за стойкой, медленно повернулась в сторону Гисли. Стойка была высокой, и Гисли едва был виден из-за стойки. Зато девушка была видна хорошо – в золотистом платье, с волосами, перевитыми серебряными шнурами, с удивленными, обведенными синим карандашом глазами.

Ее нежные руки запорхали над пивными кружками. Хальдор вспомнил почему-то шрамы на запястьях Раварты. Гисли таскал кружки к занятому ими столику с таким видом, словно выполнял трудную работу. Он суетился, налетал на других посетителей и на их стулья, расплескивая на себя пену. Девушка, облокотившись на стойку, насмешливо смотрела на них, чуть приподняв круглые плечики. Гисли решительно не обращал на это никакого внимания, а Хальдор, изнемогая от досады, ответил ей прямым и наглым взглядом. Она усмехнулась так, что он покраснел.

Гисли торопливо глотал пиво.

– Пожрать бы лучше взял, – с досадой сказал Хальдор.

– Траты те же, а удовольствия меньше, – отзвался мастер.

Девица за стойкой еще раз смерила Хальдора взглядом и брезгливо поджала губы.

Хальдор медленно опорожнил свою кружку, неторопливо размахнулся и запустил ею в плюшевую стену. Ему показалось, что осколки не сразу опали на пол, они всплеснули в воздухе, как брызги, подхваченные ветром, нежно и тихо зазвенев, а потом начали падать на мраморные львиные головы.

Девушка в золотом платье, полуоткрыв розовый рот, смотрела на это замедленное падение стекла. Хальдор протянул руку ко второй кружке и так же невозмутимо размахнулся и швырнул и ее. Он попал в угол рамы автопортрета Дюрера, и картина перекосилась, забрызганная пивной пеной. Он не чувствовал ни гнева, ни ярости. Возбуждение, колотившее его все это время, улеглось, и теперь он понимал, что наконец-то делает именно то, что нужно. Третья кружка была еще полной. Он метнул ее, как снаряд, и по розовому плюшу расползлось безобразное пятно. Хальдор улыбнулся. Он не мог объяснить, зачем он это делает, но он был счастлив.

Гисли опомнился первым из всех, кто был в кабачке. Он вскочил и бросился к выходу. Девица взвизгнула и попыталась его задержать, но запуталась в многочисленных перегородках и бочках, преграждавших ей путь из-за стойки в зал. Хальдор быстро глотнул пива из последней кружки и, бросив ее на столе, выскочил вслед за Гисли.

Гисли не стал терять времени на разговоры и препирательства, схватил Хальдора за руку и потащил его в боковой переулок. Солдаты кольцевой охраны, мобилизованные девицей, топали где-то неподалеку, обсуждая на ходу планы поимки негодяев. Гисли внезапно бросил руку Хальдора и сказал ему негромко:

– Слушай, придурок. Беги этой улицей до второго поворота налево, там будет дом с изображением солнца по всему фасаду. Свернешь за угол. Там единственный выход к воротам. Страже у ворот не хами, веди себя тихо.

– А ты?

– Мне ничего не будет. Не я же кружки бил. Давай.

Хальдор помчался вверх по улице. У поворота он еще раз обернулся. Мастер помахал ему рукой: иди,мол.

5.

– А почему ты один? – спросила Раварта, когда Хальдор сунулся на кухню и привычно пристроился в углу на перевернутом ящике.

– Гисли скоро придет, – ответил Хальдор и потер нос кулаком.

Раварта, глядя на него, покачала рыженькой головкой.

– Вы что там, подрались? – проницательно спросила она.

Хальдор мотнул волосами.

– Что у нас на обед? – спросил он, явно уклоняясь от темы.

– Вот Гисли придет – и будешь обедать, – злорадно заявила служанка. – Давай из кухни. Тебя тут не хватало…

Хальдор не шевельнулся.

– Я просто посижу, – сказал он. – Я буду нюхать и молчать.

Нюхать ему пришлось довольно долго. Рыженькая ловко орудовала ножом, нарезая лук и глотая слезы, потом что-то шипело на сковородке, потом оказалось, что соли нет и денег на покупку драгоценного продукта тоже нет, так что придется жрать несоленое. Но Хальдор стерпел, поскольку был привычный.

Гисли появился ближе к вечеру. Он скользнул в дом незаметно и на кухне возник, как призрак. Раварта тихонько охнула, пораженная внешним видом хозяина. Хальдор, ожидавший увидеть нечто подобное, только крепко сжал губы. Левый глаз Гисли был скрыт фиолетово-розовым, с кровавыми точками отеком безобразного вида. Правый, обведенный синяком, смотрел трагически.

Хальдор встал.

– Я принесу холодной воды.

Гисли слабо махнул рукой.

– Не выходи из дома. Пусть Раварта…

Впервые за все время своей службы у портного девица не стала возражать и спорить, а молча подхватила жестяное ведро и вышла, осторожно притворив дверь.

– Почему ты в таком виде? – хмуро спросил Хальдор.

– Сам понимаешь, – ответил Гисли, пытаясь улыбнуться. – Они тебя искали. Хотели узнать, где ты живешь.

– А ты не сказал?

– Вот именно. – Гисли осторожно вздохнул. – Здорово бьют, гады…

Хальдор недоверчиво покачал головой.

– Слушай, Гисли, с чего вдруг такая самоотверженность?

– Тебя посадят в мрачное-мрачное подземелье, – пояснил Гисли, – а работать кто будет? Мы же без тебя тут с голоду подохнем, Хальдор… Если бы у меня руки не тряслись, я первый бы сдал тебя властям, вонючка ты малолетняя…

Хальдора вдруг осенило.

– Раз ты им ничего не сказал, то почему же они отпустили тебя?

– Они меня не отпускали, – фыркнул Гисли. – Я сбежал.

– Та-ак, – сказал Хальдор и сел.

В дверь забарабанили. Гисли побледнел пятнами – там, где на лице не было кровоподтеков, синяков или небритой щетины. Хальдор выпрямился, лихорадочно соображая, что ему делать – бежать, драться или прятаться.

– Мастер Гисли! – крикнули за дверью.

Хальдор вскочил, ударом ноги опрокинул табуретку и с треском выломал деревянную ножку – довольно увесистую, если использовать ее в качестве дубины. Гисли завозился, как мышь, пытаясь последовать его примеру и отломить вторую ножку. Оба они понимали,что сопротивление бесполезно, но сдаваться без боя почему-то не хотелось. В душе Хальдор приписывал эту внезапную вспышку воинственности ожившему в нем кельтскому духу.

Судя по грохоту, входная дверь рухнула. Сапоги затопали по лестнице наверх.

Хальдор встал возле входа на кухню, держа наготове ножку от табуретки. Гисли притаился возле плиты на совершенно открытом месте, однако вид у него был такой, словно он сидел в засаде. Сапоги осторожно протопали мимо входа. Потом остановились. Дверь, ведущая на кухню, приоткрылась, и всунулась каска, украшенная символическим зигзагом молнии. Хальдор от души обрушил на нее удар дубинки. Он слегка присел, словно рубил дрова. Гремя оружием и белой кирасой, офицер повалился на пол. Гисли бросил взгляд на распростертое тело, потом перевел глаза на бледного Хальдора, и стал похож на старую собаку, которую вывели, чтобы пристрелить.

Хальдор бросил дубинку на пол и, перескочив через поверженного врага, бросился бежать из дома, пока стражники кольцевой охраны были заняты обыском в мастерской и спальне. Он помчался, петляя по знакомым узким лабиринтам Четырех Цветов, к воротам, выходящим на Мокруши. Стражники, охраняющие ворота, были ему знакомы – не далее, как шесть дней назад Хальдор спустил в кости все деньги, вырученные за штаны, сшитые им соседу Бранду, двум отъевшимся блюстителям порядка, и потому прошел через пост достаточно беспроблемно.

Но в Мокрушах его внезапно охватило отчаяние. Он забрел на задний двор одного из самых густонаселенных домов этого квартала и, устроившись на разлохмаченной ломаной бочке, с которой сняли один обруч, глубоко задумался.

Можно было какое-то время жить, скрываясь в Мокрушах, если бы речь шла только о разбитой посуде и нарушении общественного порядка в квартале Желтые Камни. Через некоторое время кольцевая охрана успокоится и перестанет его искать. Это было бы здорово. Но в последний момент он посягнул на жизнь, честь и достоинство офицера. Ладно бы солдата… Этого власти ему не простят и будут искать его в Мокрушах, пока не найдут, даже если для этого им придется благоустроить весь район. А выбраться отсюда возможности нет.

Светлый город, построенный по кольцевому принципу, вырос вокруг Башни Светлых Правителей, и один квартал в нем отделен стеной от другого, а сам Город отделен высокой стеной от Леса. И если из квартала в квартал можно попасть, пройдя через ворота, то ворот, выходящих из Города в Лес, не существует. Последняя, внешняя стена – глухая. И потому деться из Светлого Города Хальдор никуда не мог. Разве что по лестнице перебраться – да где же взять такую лестницу? Рано или поздно его затравят и выловят, в какую бы нору он ни заполз. И Хальдор это понимал не хуже любого из тех стражников, которые рыскали по Четырем Цветам.

Он подумал о Лесе и содрогнулся. Лес пугал его не меньше, чем смерть на эшафоте. С эшафотом-то все было ясно – выведут, поднимут к петельке, свитой из пеньки, которую, к слову сказать, продает их сосед Бранд, подвесят, потом похоронят на Северном кладбище, где хоронят таких, как он, Хальдор. А вот что ждет его в Лесу – непонятно. Скорее всего, тоже смерть, только гораздо более лютая и долгая. Если бы Хальдор был постарше, он выбрал бы спокойную и верную кончину как меньшее из двух зол. Но поскольку ему было всего только двадцать лет, он решил броситься навстречу неизвестности и попытаться выбраться за внешнюю стену. Только вот как это сделать?

Хальдор встал, и бочка, на которой он сидел, рассыпалась с тихим вздохом. Он быстрыми шагами вышел из двора и пробрался к стене. Это было единственное место в Светлом Городе (если не считать той клумбы в аристократическом квартале), где он видел зелень. Были еще сельхозкварталы возле Башни Светлых Правителей, но в эту святая святых не пускали даже Рыцарей Шлема. Вероятно, зелень просачивалась из Леса – гигантские рваные лопухи, покрытые толстым слоем пыли и грязи, ромашка с жиденькими лепестками – неистребимое, как и Хальдор, дитя помойки, а также стройный подорожник, умевший сохранять достоинство даже среди глиняных черепков и разнообразного дерьма.

Краем уха Хальдор слышал, что в Мокрушах уже загудели, возбужденные предвкушением погони. Он упрямо пробирался вдоль стены, зная, что ворот нет и что ему никогда в жизни не вскарабкаться по кирпичной кладке на высоту роста пяти человек. Правильнее всего было бы сейчас зарыться в какой-нибудь из многочисленных свалок и пересидеть хотя бы первое время.

Красная стена из обожженного кирпича уползала вверх, к небу, уже угасшему по случаю догорающего заката. Глухая, совершенно безнадежная. Хальдор прижался к ней грудью, ладонями и, отвернув голову, безмолвно взмолился, обращаясь к Лесу. «Лес! – подумал он, напрягая все свои душевные силы, которых, к его ужасу, оказалось очень мало. – Лес! Забери меня и делай со мной все, что хочешь».

– Вот он! – заорал восторженно-визгливый голос неожиданно близко.

Хальдор не шевельнулся. Он только плотнее прижался к стене.

– Не уйдешь, гадина! – крикнул второй голос.

Залязгал металл, но Хальдору было наплевать. Он видел, что его рука по локоть ушла в стену. Он оттолкнулся ногами и неожиданно ловко, преодолевая слабое упругое сопротивление, прошел сквозь толщу ограды. Голоса за спиной сразу исчезли. Сильный, но не резкий толчок выбросил его наружу, и он упал лицом вниз на скользкую и колючую землю.

Часть вторая

Первопроходец Лоэгайрэ

6.

Хальдор провел ладонью по этим колючкам. Некоторые из них впились в руку, но не больно, и не обидно. Потом он сел. Огромный закат светился величественно и тихо вдали, за черными стволами сосен. За спиной Хальдора была стена. Та самая, только снаружи. Она поросла мхом и выглядела сварливой и мелочной соседкой, с которой никто из окружающих не любит связываться – такой чужеродной была она среди молчаливых стройных деревьев, огромного неба и этого ясного света за краем леса.

Хальдор встал на ноги, и ему стало по-настоящему страшно. Но это был не тот взрослый страх, который приходит уже после осознания своей смертности и подползает от живота к горлу, а детский, мальчишеский испуг, сухая и горячая волна, которая толкает кровь и стучит в висках.

Совсем рядом кто-то неожиданно взвыл. Хальдор вздрогнул и бросился бежать, скользя по толстому слою хвои.

Чистый лес давно кончился, а Хальдор все бежал – или ему казалось, что бежит. Во всяком случае, он двигался вперед, продираясь сквозь заросли кустарника, царапая лицо и руки и слабо соображая, куда его несет. Ночь вокруг не была безмолвной. Он постоянно слышал какие-то звуки, значение которых было ему непонятно и казалось угрожающим.

Наконец он остановился, переводя дыхание. Ему было очень жарко и мучительно хотелось пить. Он сунул в рот палец, слизывая соленый пот. Потом осторожно огляделся. Перед ним было вросшее в землю покосившееся строение, похожее на избушку. Хальдор не знал, живут ли в Лесу люди и как выглядит быт лесной нечисти, которой он привык бояться, но развалюха явно была делом человеческих рук, и потому он осторожно приоткрыл дверь.

Внутри была совершеннейшая темнота и пахло кислятиной и затхлостью. Запах этот, привычный с детства, действовал успокаивающе. Хальдор вошел и тут же больно ударился о невидимый в темноте предмет с острыми углами, предположительно стол. Вытянув руки, шаг за шагом Хальдор продвигался во мраке. Потом он остановился, нащупав нечто вроде кровати. Он осторожно обшарил руками доски, тряпки, забрался туда с ногами и блаженно растянулся. Шаткие, из ветхой фанеры сколоченные стены намертво отгородили его от чужого и страшного мира. Некоторое время он лежал, пытаясь в полном мраке разглядеть потолок, что ему, естественно, никак не удавалось, а потом из мрака выплыло разбитое лицо мастера Гисли, и начались уже какие-то угрызения. Хальдор даже простонал, мотнул головой, неожиданно ударившись скулой о голую доску, перевернулся на живот и мгновенно уснул.

Проснулся он от шороха и тихой ругани. Он окаменел от страха. Ему показалось, что теперь он никогда уже не сможет шевельнуться, что воля его расплющена, как пирожок под сапогом. Скрипнуло и звякнуло железо о стекло. В окошко явно кто-то лез. Тупая игла ужаса пригвоздила Хальдора к доскам. «Нечисть» – мелькнуло в голове страшное слово. Кто-то тряс запертую раму, так что битые стекла слабо позвякивали.

– Клянусь Косматым Бьярни, – ругался чей-то хриплый голос. – Ну я и влип! Захлопнулось.

Хальдор набрался мужества и пошевелился. Заодно он приоткрыл один глаз. В хибарке плавал серый рассвет. Он увидел, что убогое жилище это было бесхозным, заброшенным и оттого навевало особую тоску – дом, никогда не знавший хозяина.

– Ах ты, мясо Гендуль, – с расстановкой переживал все тот же хриплый голос.

Хальдор осторожно повернулся к окну. Его тут же заметили и засуетились.

– Эй, кто там! – угрожающе выкрикнул голос. – А ну открой, слышишь? Форайрэ, это ты, болван трехглазый?

– Сам ты болван, – сорвался Хальдор неожиданно для себя и тут же притих, готовясь к смерти.

– Ой, кто здесь? – удивился голос. – Открой окно, ты!

Хальдор подумал немного, встал и с усилием снял двойную раму. В образовавшееся отверстие немедленно всунулся странный металлический предмет, небольшой по размеру, тяжелый, похожий на согнутую под прямым углом трубку.

– Бери, что зеваешь? – сказал некто невидимый грубо. – Еще насмотришься.

Хальдор подчинился и осторожно положил предмет на доски. Предмет этот деликатно стукнулся и затих среди тряпья – холодный, черный, хищный.

В окно уже всовывался прозрачный нежно-сиревеный стеклянный кувшин с широким горлом. Хальдор взял и его. Затем последовали гнуные ложки из странно легкого светлого металла, несколько небольших, аппетитно хрустящих пакетов, помеченных красным крестом, и наконец рубашка из очень мягкой ткани в поперечную сине-белую полоску. Вслед за всем этим в окне показалось маленькое озабоченное лицо в ореоле растрепанных серых волос, со сверкающими ярко-синими глазками. Хальдор изумленно смотрел, как существо, ростом примерно ему до пояса, ловко втягивается в окно и заботливо стряхивает пылинки с кожаной курточки, из-под которой виднелась выбившаяся полотняная рубаха.

– Ну?! – внезапно сказало существо, резко задрав голову к стоящему с полуоткрытым ртом Хальдору. – Чего уставился? Дылда! Откуда ты взялся? Сбежал?

Хальдор сразу подобрался и настороженно кивнул. Гном фыркнул:

– Я так и понял! Много вас тут… Если все будут так…

– Кто – «все»?

– Все, кто лазает в эту избушку. И назад вам, конечно, неохота. Ха. А Лес, между прочим, не резиновый. Самое гуманное – это перебить вас всех и отправить к Одину, в Вальхаллу…

Хальдор побледнел и отступил на шаг.

– Как это – «перебить»? То есть, мечами?

Гном противно поскреб ногтем пятно на кожаном рукаве и проворчал:

– Мечами, мечами… Чтоб вам умереть с оружием в руках. Доблестно. Таких и отправляют в Вальхаллу, где Один по доброте своей кормит вас, бездельников, козлятиной…

– А без этого козлятины не дают? – спросил Хальдор, живо заинтересовавшись перспективами.

– Ты сперва погибни с оружием в руках, – посоветовал гном и глубоко задумался. – Но ведь и Вальхалла не резиновая, – добавил он наконец.

– Так что же, – упавшим голосом спросил Хальдор, – для меня нет никакой надежды?

Гном удовлетворенно хмыкнул и, видимо, решив, что противник достаточно уже деморализован, снисходительно сказал, покачиваясь на носках:

– Ну, не отчаивайся. Ты только второй. Первого мы нашли здесь лет эдак десять тому назад. Хочешь с ним повидаться?

– С кем?

– С земляком. С первым беглецом. Он, правда, ужасно нелюдимый, только с драконом и дружит… Но мне по старой памяти помогает. Лоэгайрэ – всем друг. Потому что он всем нужен. – Гном наставительно поднял палец и замер в торжественной позе.

– Лоэгайрэ – это тебя так зовут? – Хальдор вдруг почувствовал, что страх его рассеивается, и улыбнулся. – А меня зовут Хальдор.

– Дурацкое имя, – отрезал гном.

Хальдор промолчал. Гном двинулся к выходу, бросив через плечо:

– Захвати трофеи. Да будь с ними поосторожнее. Кто их знает, что я сегодня оттуда вынес.

Хальдор аккуратно сложил наворованное в полосатую рубашку, подвернул подол, связал рукава и сунул узелок под мышку. Лоэгайрэ раздраженно крикнул от порога:

– Ну, что ты там копаешься?