То, что маркиз изменил историю, не вызывает сомнения. Широчайшая кампания, вдохновленная несколькими книгами, закончилась убийством некоего мальчишки – Жана Виктора Моро. Фамилия «Моро» к тому времени была известна минимум четырем визионерам, и английский кабинет даже выделил тысячу двести фунтов на «воспитание будущего союзника Англии, буде таковой сыщется»[12]. Провинциальный адвокат де Робеспьер был убит на первом самочинном заседании Генеральных штатов – хотя странно видеть в этом тщедушном заике будущего диктатора. Другое дело, что лучше бы не вмешивались. Друг народа Марат и скромный артиллерист Бонапарт (император с 1803 года) учинили во Франции такой кавардак и настолько основательно перепахали Европу, что никому мало не показалось. Париж не умирал с голоду, но французы сотнями тысяч гибли в соседних странах.

Из попыток напугать общество пришествием очередного монстра в человеческом обличье и его жуткими злодеяниями родилась традиция «романов-ужасов». Если вы очередной раз перечитаете «Ребенка Розмари» (матушку Виктора Моро звали именно так), или «Молодого Франкенштейна», или «Тома Марволо Реддла» – можете быть уверенными, что корни идут оттуда. Мрачные интерьеры, попытка противостоять судьбе, сомнительные злодейства – и тьма, которая скрывает все.

Но чем же тогда цивилизованные европейцы лучше африканских дикарей? Ведь традиция романа-воспитания возникла даже раньше – «Крошка Фриц», попытка сделать благонамеренного человека из будущего Фридриха II – и все равно скатились к убийствам?

История предупреждает о том, что она переменчива, но ее все равно не слушают. Ведь знатным людям куда проще пойти на любую гнусность – задушить младенца в колыбели, сжечь город – чем отказаться от привычных и доступных привилегий. Любой системный кризис требует принципиально нового мышления, совершенно оригинальных действий. И визионеры тут ничем не лучше всех остальных людей – им хочется сохранить привычный образ жизни. Де Саду, чтобы предотвратить революцию, требовалось не вычислять имена будущих возмутителей спокойствия, а создать механизм, который бы обеспечил пребывание энергичных людей в кресле первого министра. Для этого нужна была самая малость: расставание с образом эпатажного, шокирующего светского льва – и каждодневная политическая работа. Но маркизу до смерти хотелось развлекаться…



Вторым главнейшим течением в фантастике – имевшим куда больше оснований на статус «пророческого» – стали комиксы.

Гравюра на меди, печатный станок, тысячный тираж эстампа – и вот платье, фасон которого войдет в моду через десять лет, уже сейчас рассмотрено в лучшем виде. Будет ли готово общество принять послезавтрашнюю моду – отдельный вопрос. Но ведь в будущем интересна не только мода?

Образы еще не созданных зданий – самое раннее, что приходит в голову граверам. Гравюры Жана Кало, на которых показан Версаль за шесть десятилетий до его постройки, неизменно вдохновляли современников.

Вот с техникой – сложнее. Можно ведь, не разобравшись в принципах ее устройства, показать картинки использования новых изобретений. И сила образов будет никак не меньшей, чем у черных букв на белой бумаге.

Видел ли Босх в грядущем те самые механизмы, которые изобразил на картинах? Загадка. Но воздушные шары рассмотрели уже в начале XVIII века и смогли довольно удачно воспроизвести к 1750-му. Пароходы начали строить в Англии и во Франции практически одновременно – паровая машина уже была, а видения подталкивали к «морскому» использованию. Автомобили, неоднократно виденные в грядущем, пытались соорудить уже с 1820-х, но изобретатели лишь разорялись или пускали на ветер казенные субсидии. Не выходило заглянуть под капот. Также не получалось с дирижаблями – паровые двигатели бесполезны для воздухоплавания.

Но визионеры, сочиняющие комиксы, могут стать пророками не только благодаря отдельным шестеренкам или «дивному металлу, коий мягок, но рже не подвластен». Общий вид будущего, «дух эпохи», куда проще передать в книге с сотней картинок, чем в подробнейшем рассуждении. Главное – сложить сотни деталей в целостную картину.

В истории остался разговор двух старых соперников на поприще литературы – Пушкина и Булгарина. Буквально за месяц до своей злосчастной дуэли, до «непереживаемых» сорока лет, Пушкин выпустил «Историю Петра I» – фундаментальный труд, который определил восприятие русской истории ничуть не меньше, чем работы Карамзина. На приеме в особняке Кукольника обсуждали именно ее. В ответ на едкую реплику Пушкина «Скоро ли мы еще почитаем о похождениях Митрофанушки на Луне?», Булгарин нашелся почти мгновенно – «Я вам лучше покажу». Он достал объемистый фолиант, состоящий из одних набросков и озаглавленный крайне скупо – «Мировая война».

По сию пору остается неизвестным, купил ли Булгарин у кого-то из визионеров эти наброски или сам сподобился[13], но его видения стали истинными пророчествами и определили представления о будущем на следующую сотню лет. Бывший офицер армии Наполеона смог убедить императора Константина І, что будущие войны будут именно такими.

Самолеты, броневики, колючая проволока, отравляющие газы, танки, самоходные орудия, мотоциклы, лошадиные противогазы, пулеметы, снайперские винтовки, противошрапнельные блиндажи, минометы, кислородные маски. Самоочевидность множества изобретений, когда лишь картинка уже показывала, что новое изделие многополезно и жизненно необходимо, была уникальной.

В результате следующие десятилетия стали одной большой попыткой воспроизвести стандарт «мировой войны» (то есть воевать так хорошо и серьезно, как это делают во всех первоклассных державах) и при том сохранить общество от потенциальной смуты. Получалось лучше, чем с пароходами при Трафальгаре, где легкий шторм чуть не пустил на дно «железные армады» обеих сторон, но весьма противоречиво. К примеру, потомки к началу мировой войны начисто забудут ракетное вооружение, а ведь у старых добрых пороховых ракет столько преимуществ?

Извечный вопрос множества историков-любителей – отчего прогресс не разгоняется быстрее, чем сейчас? Отчего самолеты появились едва ли полторы сотни лет назад, а до того все попытки смастерить винтокрылые машины привели максимум к появлению дельтапланов? Визионеров становится больше с каждым поколением – отчего не получается жить за счет завтрашнего дня?

Даже если знать, что изобретать, и даже если удастся все довести до ума – немыслимо тяжело разогнать машину государства и обустроить инфраструктуру под новые механизмы[14]. В фантастике есть очень старая традиция скепсиса. Она берет начало чуть ли не от шута Миллионе – человека под маской, что на венецианском карнавале начал высмеивать рассказы Марко Поло о неисчислимых богатствах Востока. И в каждую эпоху фантастики рождаются не только свои охранители державы, но свои ревнители традиций общества. Возникают свои трагические маски. У Шекспира это Харриот из «Банкрота» – вкладывающий свои капиталы во множество изобретений и каждый раз прогорающий новым способом. У Радищева в «Путешествиях по Тульской губернии» это помещик-живодер, думающий скрестить крепостных со свиньями и тем преумножить число «своих» душ.

Величайшим скептиком – преодолевшим свой скептицизм и ясно указавшим его пределы – стал Пушкин. Он детально показал, чего мог, а чего не мог достигнуть Петр I своими указами, «писанными то кнутом, то пером». Тройку лошадей можно погнать быстрее, но как заставить ее взлететь?

Но как бы ни красноречив и убедителен был Александр Сергеевич, фантастика Российской империи той поры – это, прежде всего, «чернышевские повести» (по имени наиболее известного автора) – бесконечные попытки придумать, как жить новому горожанину, о чем мечтать и чьих приказов слушаться. Это верноподданническая литература, технократизм которой постепенно приобретал окрас умеренного реформаторства. Лучшие ее примеры – совсем не многотомники Писемского, в которых он рассказывает, как все хорошо бы повернулось в наших губерниях, стань начальство хоть немного бороться с коррупцией и проведи к очередному Царевококшайску железную дорогу. И не мелодраматические, почти слезливые истории спасения чахнущих детишек недавно изобретенным лекарством. Нет. Описание одного дня из жизни пожилого приказчика, которому недавно провели телефон, но который еще не доверяет странной машинке, а все дела хотел бы вести на старый манер – лично ударять по рукам, выпивать при случае рюмочку. Однако же силы уже не те. Ехать через весь город по стылой слякоти – никакого здоровья не напасешься. И вот он отчаянно старается сообразить – что можно и чего нельзя говорить в трубку, как себя вести с незнакомыми собеседниками, подниматься ли со стула, когда ведешь разговор с Евграфом Павловичем…

Но чем ближе подступает очередной кризис, тем гуще становится его тень. И ужас в том, что перед наступающим «завтра» люди как бы теряют свое старое единство, которое разлагается на группировки и партии, будто дневной свет в призме. Тут можно говорить о естественном отборе социальных структур, о поведенческих фильтрах или повторять иные заумные слова, но если очередной священник во сне видит, как его внук пропагандирует царство машин и пишет про какого-то Ихтиандра, – не будет покоя этому священнику. Он попытается что-то сделать, бороться с нечистью, и хорошо, если не пойдет путем Ирода.

Собственно, когда будущая мировая война первый раз явилась в реальности – в окопах Севастополя и развалинах Кронштадта, в зеленых облаках ядовитого хлора, которые щедро выпускали обе стороны, в неумелых еще попытках повсюду использовать пулеметы-митральезы, – стало ясно, что грядет бойня, страшнее которой мир не видывал.

Каждая партия и страта начинает искать свой путь к спасению…

У властей предержащих – это попытки противостоять стихиям. Упорнейшие, почти фанатические попытки выйти из тупика, но лишь самым безопасным путем. Александр Константинович с его освобождением крестьян выдал нужду за добродетель. Убеждение в том, что скоро неволя кончится, было настолько распространено среди крестьян (в толще народной всегда сыщутся визионеры, см. старчество), что промедление было смерти подобно. Одновременно любая статистика давала ответ, что при тогдашних темпах освобождения крестьянства львиная их доля все равно освободится через два десятилетия максимум. Так что «Сон» усатого поэта-малоросса: «Дают нам волю ту погану, землицы ж вовсе не дают», – оказался вполне визионерским.

Только вот чем дальше, тем сложнее отыскивать сравнительно безопасные пути, одновременно сохраняя овец и кормя волков. Рано или поздно – через меры воспитательного характера или просто ссылки потенциальных бунтовщиков – правители скатываются к убийству «не успевших раскрутиться» политиков. «Кошка на раскаленной крыше» Э. Колосникова – описание постепенно сужающегося «окна возможностей», когда решения принимает уже даже не самодержец или премьер-министр, а некий круг чиновников, объединенных скорее столом, за которым они играют в преферанс. Иногда государь присоединяется к этой партии, иногда нет. И объем власти, сосредоточенный за этим столом, понемногу сокращается – они не могут изменять налоги, вынуждены организовывать убийства.

Если тактика бесконечных оттяжек не помогает – а она не помогает, – наступает момент разрыва с реальностью, когда на смену сколько-нибудь настоящим визионерам или рассудительным прогнозерам приходят откровенные жулики и гипнотизеры. О них знают, их ждут, но нет сил им сопротивляться. Собственно, отождествление Распутина и Дракулы – не просто фантазия подвыпившего чиновника Благовещенского, накропавшего повестушку-другую (не прошли цензуру), но развитие мощнейшей традиции «любви к смерти», которой были пропитаны почти все слои столичного общества[15].

Однако справедливо и обратное явление: если вокруг кризис, сплошная безнадега и твердокаменное уныние, то весть о человеке грядущего, уверенность, что именно этот политик есть тот самый пророк, который не просто видел светлое будущее, но и знает туда дорогу, – сплачивает вокруг него людей. Из ниоткуда появляются сторонники и всякого рода попутчики. Дорабатывается политическая программа, жертвуются деньги, «раскачиваются» на террор студенты и прочие разночинцы. И вот человек, которого полгода назад можно было арестовать безо всяких усилий, просто передав записку в полицейский участок, вдруг располагает существенной политической и просто военной поддержкой.

Где-то с середины 1890-х годов в России началась увлекательнейшая, но притом страшная литературная игра – революционная фантастика. Несколько десятков человек, многие из которых были подготовлены охранкой, только и делали, что расписывали именно себя в качестве грядущего вождя революции, лидера мирового пролетариата, главного тектолога, защитника сирых и председателя рабочих кружков. Чтобы «сорвать куш» и стать пророком, требовалось выиграть сразу на трех досках: подгадать с возмущением общества, которое ведь не каждый день готово учинять революцию, уйти от убийц очередной «охранительной» структуры и, наконец, разобраться с друзьями по партии. Каждый из настоящих кандидатов в лидеры революции понимал, что он далеко не первый на этом месте – а скорее десятый. Предыдущих вождей задушили еще в колыбелях. Отсюда бесконечные псевдонимы, под которыми они жили до старости, и даже на могилах не писали «детских» имен. Но и жалости никакой к чужим жизням у революционеров не наблюдалось, часто они мстили за братьев[16].

В таком нервическом окружении парадоксальным образом даже провокаторы откапывали в себе творцов. Утопические романы «Как нам обустроить Россию в царствие небесное» Г. А. Гапона и «Копеечное дело» С. В. Зубатова вышли стотысячными тиражами, привлекли к себе всеобщее внимание. И если Зубатов старался держаться в тени, никогда не объявлял себя пророком, то Гапон как страстный оратор, умело манипулировавший толпой, уже видел себя новым Сергием Радонежским. Вся провокаторская интрига не могла не кончиться очень плохо, и кровавая баня первой революции, в которой сгинули оба, – тому подтверждение.

С другой стороны баррикады шла «гонка на кладбище».

Бронштейн-Костыльский – известен под прозвищами «командарм», «лев несионский». Его наиболее прославленное сочинение – «Мемуары правителя Красной России». Несомненный лидер национальных движений, скорее всего сам обладал серьезными визионерскими способностями, но в реальной подпольной деятельности они не помогли. Убит белосотенцами.

Чернов-Метелкин. «Житница мира» – пасторальная утопия, образец будущих «экологических» романов о разумной биосфере. Лидер социалистов-революционеров. Выпал из окна при невыясненных обстоятельствах.

Савинков-Ропшин – гений террора, реальный претендент на диктаторские полномочия. Романы «Конь бледный» и «Гидра контрреволюции» дают ему тот самый глоток славы, который должен отличать политика от обычного террориста. Однако же он – редкий пример раскаявшегося революционера. Начиная с восьмого года постепенно отходит от террористической деятельности, к моменту гражданской войны – это уже консерватор. Расстрелян.

Ульянов-Ленин – признанный лидер радикальных революционных партий с четвертого по двенадцатый год. Вокруг него выбило почти всю семью – родители, братья, три сестры[17]. Прославился книгами «Дистопическое развитие капитализма в России», «Кто такие буржуй-вампиры и как они пьют кровь трудового народа», «Детская болезнь левизны в мировой революции». Сильный полемист, одаренный писатель, потенциальный пророк. Убит снайперским выстрелом в Цюрихе[18].

Богданов-Малиновский известен под прозвищем «Марсианин». Утопические романы «Красная звезда» и «Инженер Стэн» сделали ему имя, он считался преемником Ульянова. Тектология сменила диалектику в качестве основы марксизма, образы ядерных реакторов стали основой «мечты для инженеров». Но столь же крупным авторитетом Богданов не обладал. К моменту начала мировой войны – революционное движение расколото[19].

В европейской литературе и политике шли внешне иные, но внутренне чрезвычайно схожие процессы.

Французская фантастика предвоенных лет – это медленное очерствение душ. Известна литературная гонка между Жюлем Верном и Альбером Робида. Оба хорошо владели кистью и были отменными стилистами. Оба в своих романах детализировали технику ближайших десятилетий, аккумулируя образы и перспективные идеи, которые появлялись в богемно-визионерских кругах и в научных сообществах.

Только если Жюль Верн изображал торжество человеческого духа, триумфы изобретательности, находчивости, будущее царство гуманизма, который позволит человеку достичь невиданного могущества, то Альбер Робида показывал, на что это могущество будет употреблено. Предвидений у него было множество, и главное из них – он блестяще раскрыл порядок потерь в сражениях будущей войны.

Сотни тысяч людей.

Жизнерадостного и обходительного шутника, его прозвали «вороном Фландрии». Чем ближе к войне, тем большую популярность приобретали его «графические романы».

Разве не было попыток «отвернуть»?

Были.

В который раз запустили большие государственные программы по поиску визионеров и составлению «карт будущего». Потенциальные критические точки – те самые мгновения, когда бабочка Лоренца машет крыльями судьбы, – отслеживались достаточно неплохо. «Охранка», «Интеллиджен сервис», «Второе отделение Генерального штаба» – превратились в своего рода пожарные команды, которые были готовы тушить свечки на пороховом складе.

Дело в том, что прогнозеры достаточно уверенно просчитали модель будущего экономического мегакризиса, по результатам которого основные государства, составлявшие опору цивилизации в начале ХХ века, оказывались банкротами. Все понимали, что нельзя бесконечно консервировать мир. Но также не было желания радикально его менять.

Будущее становится по-настоящему неуправляемым, когда мы не знаем ведущей туда дороги. И пытаемся перепрыгнуть открывшуюся пропасть, вместо того чтобы строить мост. Кризис, возникший перед Первой мировой, требовал для своего решения воистину революционных преобразований, и слишком многие, боясь таких масштабов, отказывались от рационального мышления – ударялись в мистику, жаждали чудес.

По сию пору в литературе очень большой популярностью пользуется идея остановки мировой войны. Создана целая галерея выдающихся личностей[20], которые могли бы «отвернуть». Сейчас наиболее известен образ сыщика Моторина, явленный бойким пером А. Бакунина. Прозорливый детектив, опытный боец, элегантный франт с седыми висками – он мог, несомненно, мог бы остановить трагическое отравление Франца-Иосифа и его августейшей семьи осенью шестнадцатого года. Ему помешали нефтяные магнаты, причем не по злобе или коварному замыслу, а просто по собственной глупости.

Но если говорить о чувствах реальных агентов тех лет, то лучшие описания можно найти в мемуарах Сиднея Рейли «На роликах» – очень большая усталость и понимание собственной ненужности. То есть каждому конкретному «охраняемому лицу» собственная жизнь была весьма дорога. А вот соседей они видели в гробу…

«Войны никто не хотел. Война была неизбежна».

Но, хуже того, будущее открывало взорам еще более страшную картину – за первой бойней мирового масштаба, с перерывом меньше чем в двадцать лет, уже виделась вторая. Как бороться с ее приближением – вообще не представляли.

Отсюда и возникает традиция «посткатастрофического» романа, исходной точкой которого есть исчезновение почти всего человечества, – и вот несколько десятков людей, бродя по сгоревшим, или отравленным, или наполовину засыпанным песком городам, пытаются как-то организоваться, начать жизнь заново. Г. Уэллс в «Машине времени» описал героический подвиг одиночки-изобретателя, который пытается перевезти как можно больше людей через несколько огненных десятилетий, с тем чтобы на освободившейся планете, покрытой молодым лесом, они бы начали новый виток цивилизации.

Воскресает классический плутовской роман, который еще в девятнадцатом веке, казалось бы, навсегда был побежден авантюрным. Это подробные, временами смешные, но и страшные инструкции – как вести себя обывателю в случае смены власти, как прикидываться «национал-либералом» или «хортистом современной ориентации». Но тут часто авторам изменяло как чувство юмора, так и меры. «Бравый депутат Швейк», продолжение «Похождений солдата Швейка» – абсолютный рекордсмен, когда больше двадцати авторов написали свои книги под одинаковым названием. Одно время даже говорили о традиции «швейкианы», которая складывается в чешской литературе[21], но реальность оказалась как страшнее, так и фантасмагоричнее любых «роботов-цензоров».

С самого начала войны было ясно, что ее затягивание принесет крах. Потому в первые же месяцы на поля сражений оказалось выведено все, что могло стрелять, и мобилизованы практически все, кто умел нажимать на спусковой крючок. Боевые действия очень быстро достигли невиданного ожесточения.

Но визионеры-шпионы, которые каждую ночь должны были докладывать об изменении будущего рисунка битв[22], оказались в положении читателей газеты «Ведомости», по переписке играющих с чемпионом мира: усредненный ответ множества шахматистов всегда предсказуем. Любая громкая и неожиданная победа завтра станет достоянием прессы, а через десять лет займет свое место в учебниках. Пришлось «секретить» каждую мелочь. Как результат – все штабы и министерства окутал «туман войны», настолько плотный, что черт мог ногу сломить в дезинформационных статьях, которые писались заранее, и в учебниках истории, черновики которых должны были радикально запутать дело, при том, что каждый из героев очередной битвы требовал своего реального награждения.

Потому при всех мероприятиях по дезинформации и контрдезинформации армия была обречена осуществлять операции, которым она лучше всего научилась в предвоенное время. Офицеры ориентировались не на шифровки из штабов, а на здравый смысл и угрозу трибунала. Визионеры просто не смогли передать ощущения от того страшного тупика, в который угодил буквально каждый солдат. В окопах оказалось бесполезно не просто знание будущего, но и львиная доля размышлений как таковых. Ремарк в романе «На Западном фронте без перемен» рисует типичную картину тех дней: тотальный обман в напечатанных словах, чудом сохранившаяся дисциплина и последние крохи надежды, как остатки сухаря в кармане[23].

Что до хитрых планов, то они могли осуществляться лишь в пределах, очерченных гарантированным соблюдением тайны. А государство оказалось почти не способно делать что-то безо всяких бланков, финансирования, инструкций. Если деньги просто расшвыривались, то под дождем «халявного финансирования» как грибы вырастали проекты типа «туфта». Любая экспертиза – уже требовала отчетов и архивов. Получалось, что с собой в могилу тайну могли унести разве что дружные, небольшие компании.

Это предопределило рисунок войны – когда на фронтах громадные массы людей тупо умирали, сами не понимая, за какие холмики. А большое количество диверсионных групп стремилось осуществить им одним понятные акции, порой с самыми неожиданными результатами. Взрывать мосты, плотины, заводы и крейсера оказалось не слишком эффективно. Удары были перенесены на управленческие структуры и наиболее значимых личностей в государствах противника.

Два года жуткой бойни, в результате которой всевозможные штабы, конструкторские бюро, лаборатории фирм и просто диспетчерские оказались буквально обезлюжены. А. Измайлов в романе «Следующий» блестяще спрогнозировал эту перспективу – тотальную охоту на знаменитостей-«фазанов», которая не прекратится и в мирное время. Он же сформулировал относительно вменяемые инструкции по борьбе с подобным злом. Обычаи псевдонимов, детских имен, разнообразных официальных масок, ношения париков и накладных бород, вообще некая карнавальность, что и до того была присуща повседневной жизни аристократии и, отчасти, состоятельным прослойкам буржуазии, обернулась предохранительной маской, которую требовалось носить в служебное время, и образом «Старшего брата», который следит за всеми.

Война стала великим анонимайзером власти.

Но военные действия не закончились с капитуляцией Нордического союза – выжженная Европа быстро взялась за революцию. В Российской империи монархия обвалилась на следующий день после заключения мира. По-старому страной было управлять уже некому. А Вторую мировую тоже ведь все ждали. Передел мира не завершился.

В результате – множество народов (от Лиссабона до Владивостока) попыталось быстро выдвинуть из своих рядов подходящих людей и нащупать устойчивые формы правления. Прежние социальные конструкты оказались разобраны буквально до основанья. А затем начали собираться новые.

Один из самых оригинальных моментов тех войн – противостояние стихийного визионера Махно, фантаста Винниченко, который успешно прикидывался пророком («Солнечная машина»), и товарища Артема, который пользовался пророчествами марксистов как основной инструкцией к действиям. Собственно, Винниченко опирался на одно-единственное видение – большое количество портретов Шевченко, которые должны были присутствовать в школах Малороссии-Украины буквально через десять лет. Махно разобрался с тактикой маневренной партизанской войны и на поле боя практически всегда был сильнее. Артем же методично занимался кадровой политикой и сколачивал армию. Кутерьма продолжалась полтора года, пока рабочие дружины не освоили быстрые переброски резервов по железной дороге и не наладили снабжение удаленных гарнизонов[24]. В который раз подтвердилась старая истина – лишь то грядущее истинно, которые ты построил своими руками.

Естественно, полная секретность власти невозможна. Нельзя круглые сутки жить с «предохранилищем» на голове. Людей и в семью тянет, и в свет выйти хочется. Подчиненные тоже время от времени должны видеть начальника, а уж о политике и говорить нечего. И если на Востоке продолжилась линия изолированного бытия султанских дворцов, то урбанизированное общество Запада пошло привычным курсом шизофрении. Жизнь человека как бы распадалась на составные части. Важнейшее время суток – работа или семья, каждый выбирал сам – проводилось «со своим лицом», без маски. А в остальное время политик жил второй жизнью.

Образ раздробленного личного бытия, в котором человек то хозяин полумира, то сапожник в кремлевской обувной лавке – образ все-таки фантастический, но притягательный, – был впервые использован Сартром в пьесе «Ад – это другие». Пьеса достаточно претенциозна и политизирована, но в ней впервые появляется заимствованный из индуизма термин «аватар», который позднее, уже для постмодернистов, стал образом власти. Аватар – это маска, достигшая настолько большой самостоятельности, что ни смена носителя, ни даже его отсутствие не изменит ее поведения. Увы, образ аватара оказался изрядно затаскан и опошлен. Здесь в который раз проявилась самоуверенность богемы – множеству людей показалось, что «сапог», который они целуют, живет абсолютно самостоятельной жизнью. Потому сюжеты львиной доли низкопробных антиутопий 20–60-х годов построены вокруг записной книжки умершего тирана, или его мундира, или трубки, или инвалидной коляски – которыми пытаются овладеть едва ли не как фетишами. Это тем более неприятно, что в первые послевоенные годы Герман Гессе как талантливый прогнозер-фантаст очертил границы власти аватара. «Игра в куклу», роман, в котором описана страна Касталия, управляемая игрой. Это одна бесконечно большая партия, что включает в себя все закономерности культуры – трансформацию английских сонетов, изменение профиля бирманских храмов, совершенствование чеканки серебряных монет и даже длину женских юбок. Орден Игроков высчитывает новые ходы и на их основе издает законы, правит кодексы, пишет всевозможные инструкции. Прослеживается жизнь одного из великих Магистров, который с юности верил в беспрестанность игрового механизма. Но с течением времени он понял, что вся независимость и показная бедность ордена – бессмысленна. В скрытой, снятой форме игра воспроизводила не столько «дух эпохи» или «требования времени», но волю отдельных властных группировок. Здесь не было заговора или тайной организации, отсутствовали зашифрованные сообщения и шантаж. Только вот одеть половину молодежи Касталии в джинсы и тем обеспечить прохождение нового закона было проще, чем ругаться с депутатами в традиционном парламенте[25].

Но аватар двадцатого века не мог быть таким же камерным, как восточные маски деспотов, и символическим, как персонаж в театре кабуки. Уже во время войны власть ощутила все возможности нового инструмента воздействия на умы.

Радио.

Голос политических лидеров оказался как бы отделен от их внешности и судьбы. По голосу пожилого человека невозможно узнать младенца. Лица не видно вообще. Однако сохраняется возможность управлять и даже не очень бояться подмены себя двойником. Не так просто надеть чужую маску и ударно прочесть шестичасовую речь – довести слушателей до катарсиса, но так, чтобы их перед тем не затошнило. Сделайте это, и ваше прошлое – неважно. В настоящем вы отдаете приказы. И пока вы поддерживаете собственный карнавал – смерть будто не властна над вами[26].

Здесь надо признать, что гутенбергские пророки стали сдавать свои позиции. Тексты, конструирующие новый мир, и даже иллюстрации к этим текстам – на фоне радио и кино перестали быть самыми сильными самосбывающимися прогнозами.



Значение фантастов, однако, еще оставалось велико. Можно сказать, что технологическое визионерство снова стало важнейшим из аспектов предвидения. И фантастика межвоенных лет – это попытки не просто угадать облик новых систем вооружений, но еще определить их практическую применимость. А. Толстой в послесловии «Лазера инженера Гарина» подробно описал, в каких случаях оружейное применение луча смерти необходимо, в каких возможно, а в каких – именно что фантастично. А. Беляев, к сожалению, исчерпался как литератор, пытаясь стать конструктором «из будущего»: его поздние книги состоят из чертежей, экономических расчетов и оценок свойств новых материалов. Но фантаст не должен сам сидеть за кульманом, если только его не посадили в шарашку, его задача – вдохновлять инженеров. Это не всегда понимали. Даже такой захватывающий сюжет, как освоение нефти Ямала и Таймыра – с романтикой первопроходчества, всем порывом юности, – был показан между графиками поставок бензина и обсуждением планов установки очередной ректификационной колонны (Г. Адамов «Покорители недр»).

Но приближавшаяся война своей тотальностью портила фантастику. Визионеры должны были работать в КБ или ограничиваться чисто детскими текстами. Ян Ларри и Лев Термен – лишь самые известные имена литераторов, которые попали под маховик «привинчивания»[27].

Обратный путь проделал молодой Р. Хайнлайн. Начав, как многие визионеры-самовыдвиженцы, в шарашке концерна «Дженерал Моторс», посылая в редакции рассказы со множеством опечаток, да еще на самой дешевой бумаге, он достаточно быстро понял, что единственный способ привлечь читателя – писать про людей. И вот сюжеты его произведений становятся все более фантастичными, герои все дальше забираются в будущее и путешествуют буквально по всей галактике. Читатели же постепенно начинают запоминать не прогнозы использования атомной бомбы, но имена персонажей[28].



Точные даты начала боевых действий Второй мировой «плыли» от видения к видению – как и положено изменяемому будущему. Отрывки из записей в журналах боевых действий, памятники, разрушенные города, парады – все это видели в грядущем. Общество истерило куда больше, но реальное сопротивление мобилизации оказалось куда меньше, чем в годы Первой мировой.

Возможно, потому, что многие народы заранее решили, что драться не будут. Они ведь уцелеют при любом раскладе? Ну так плевать на государство. Кто хочет отдавать жизнь за королеву Бельгии?

О той войне пишут много, но в прошедшем времени. Мемуары, исторические исследования: интерес не утихает, как и ко всякому эпическому событию. Несмотря на весь свой накал, на всю бешеную подготовку государств, армий и даже отдельных этносов (см. Цыганский исход), традиция литературного предвидения Отечественной войны не сформировалась. Возник другой жанр – «докладная записка». Это были тексты, рассчитанные на узкий круг читателей и оформленные в виде сочетания предельно субъективных, чуть ли не поэтических зарисовок, совмещенных с сухими аналитическими выкладками. Метафора будущего, которую должен был понять чуть ли не единственный человек, и математическая модель этой метафоры. В печати «докладные записки» появляются уже в 1990-е, и, честно говоря, еще не опубликован тот текст, который бы мог претендовать на литературное осмысление этого феномена[29].



После войны, когда достаточно быстро стало ясно – новых затяжных битв и фронтов от моря до моря не предвидится, в политике началась либерализация. «Аватар» превращался в должность, которая требовала все меньше самоотверженности.

А в 50–60-х начался кризис именно пророческой фантастики. Нет, с литературной точки зрения все обстояло как нельзя лучше. Книги Азимова, Гаррисона, Саймака прославили новых авторов. Но в книгах намечается явный отход от прогнозерства. Фантастические допущения все меньше связаны с ближайшим (или просто достижимым) будущим. Любое мыслимое изобретение или событие, пусть и самое невероятное, вроде контакта с пришельцами, позволяет авторам выстроить собственный мир, который с каждым новым успехом все меньше связан с реальным. Это все чрезвычайно занимательно, остроумно и даже философски обоснованно. Но фактически неосуществимо. Одна из таких вещей – прославленных и неоднократно экранизированных – «Берег динозавров» К. Лоумера. Путешествия во времени пронизывают всю ткань цивилизации, приводят ко все более тяжелым последствиям, нарастанию парадоксов, и в итоге людям оказывается проще навсегда закрыть такую возможность.

Пожалуй, единственный раз после войны визионеры смогли реально воздействовать на историю: в момент Карибского кризиса несколько сотен людей по всему миру ощутили «мерцание» будущего. Оно то существовало, то вообще отсутствовало. Все эти люди понимали, что бесполезно уговаривать политиков или что-либо советовать им. Меньше чем за сутки были убиты министр обороны, два маршала авиации, уничтожен коммуникационный центр стратегических ядерных сил, и еще Патрику Джеймсону буквально десятка сантиметров не хватило, чтобы положить пулю в висок президента США. Этому моменту покушения на еще анонимную, но уже не монолитную власть посвящен роман С. Лема «Эдем», но куда шире сюжет использован в сюжетах о супергероях, в частности, на нем построена серия комиксов «Хранители».

Казалось бы, тут-то и должно начинаться повествование о современной фантастике? Но парадокс и трагедия в том, что союз литературы, прогнозерства и визионерства – ныне почти мертв.

Фэнтези (не важно, с лазером или с файерболом) царствует в фантастике и раз за разом рассказывает читателю удивительные истории, которые уносят скучающего горожанина в иные миры. Необычайно повысились требования к литературным качествам текстов, рассказы «про трактора» остаются в компьютерах графоманов.

А прогнозерство все больше отделяется от литературы. Идет тот же процесс, что в позднем Возрождении отделил художников от инженеров. Метод вытесняет интуицию, расчет поглощает аллегорию. Художественная подложка для идеи уже совершенно не обязательна и даже мешает. Будущее теперь создается куда более многочисленными коллективами, чем творческий дуэт братьев Стругацких или объединение авторов «Пентакля». И собственно осмысление визионерства становится скорее умением написать хорошее эссе, чем вдохновить массы на подвиги. Пример чему – работы Т. Кана о теории игры или книга С. Переслегина «Самоучитель игры в го на мировой шахматной доске». Там не раскрываются образы персонажей, отсутствует лирика и батальные сцены. Все поглощено бесконечными мысленными экспериментами – да и работает Переслегин уже в коллективе, каждые несколько недель проводя аналитико-штабные игры[30].

Но общество равнодушно к аналитическим выкладкам. Разве не предсказывал тот же Переслегин наступления фазового кризиса? Разве Муравьев-«Авантюрист» не расписал глобальный крах фондового рынка в 2008-м? Визионеры и сейчас живут среди нас. Но чтобы их видения стали пророчествами, чтобы запустить вновь механизм изменения будущего одним человеком – требуется раскочегарить PR-машину на полную мощность. Социальные механизмы, определяющие будущее, стали сильнее биологических феноменов. Если Средневековье характерно системой фальш-ересей, то сейчас налажена впечатляющая система фальш-будущего, заведомо более интересного и привлекательного, чем скучные рассуждения «пророков». Потому влияние отдельных визионеров на государство сродни роли талантливого музыканта в большом коллективе телевизионного канала. «Всегда есть другие пианисты».

И пока в фантастике нет того же ощущения ужаса, что перед Первой мировой, – обыватель вполне спокоен. Привычка восприятия «гутенбергских пророчеств» обеспечивает его мирный сон.

Но даже технологическое визионерство сейчас сильно ограничено. Многие немедленно вспомнят киберпанк с его идеями сингулярности, мировой паутины и компьютеров, которые постепенно становятся умнее людей. Но в том-то и дело, что становятся. Даже основатель жанра, великий У. Гибсон, который в «Нейромантике» великолепно описал интерфейсы наступающей компьютерной эры, так и не решился показать мир, в котором ИскИны обретут власть над людьми. Отчего? Уже сейчас понятно, что принципы действия новых машин будут все менее очевидны, и их обслуживание все больше будет отходить ремонтным роботам. Есть интуитивные интерфейсы, но все меньше самоочевидных по своему устройству механизмов.

Из современных визионеров-литераторов можно упомянуть разве что В. Палевина. Его философско-вампирические тексты с буддийским оттенком уже никого не пугают, над ними смеются. Он не пророчит будущее, не конструирует, а скорее «палится» с его видениями, как палятся пойманные за руку карманники, – обыватель, перечитывая его романы через пару лет после издания, вдруг хохочет и в восторге показывает знакомым несколько строчек текста: «Гляди, угадал, как угадал!»

Значит ли это, что фантастика навсегда утратила свои возможности? Что пророки навсегда стали тенью прошлых эпох?

Нет.

Грядущий кризис, во всей его сложности и непредсказуемости, обязательно родит новых пророков. Те социальные конструкты, которые сдерживают их появление, должны рассыпаться или хотя бы оказаться перед лицом собственного уничтожения. И тогда потребуются не просто аналитические записки, но люди, которые скажут: «Я знаю – как», – и станет по их слову.

Но это будут уже интернет-пророки.

Андрей Федоров

Страшный грех Джеффри Мастера

19.01.201* портал Kinoproisk.com, раздел «Новости».

«В сети появился трейлер к новому фильму Джеффри Мастера!»



Первый и последний рекламный ролик перед премьерой, которая ох как не скоро. Миллионы поклонников творчества знаменитого режиссера взрывают чаты и форумы обсуждениями трейлера и того, что же именно нам предстоит увидеть через полгода в кинотеатрах:

Фабулу, наверное, знают все:

«Девушка по имени Рейчел приезжает в захолустный город, чтобы узнать причину смерти родителей. Но она и не подозревает о темных силах, которые ждали ее возвращения и вот-вот пробудятся».

Этот синопсис появился больше года назад, и больше никакой официальной информации о проекте до сегодняшнего дня не появлялось. Совершенно не характерная ситуация для высокобюджетных картин именитых авторов. Все финансовые вопросы Док Джеф, как его называют поклонники, взял на себя, что позволило ему контролировать (и держать в секрете) процесс производства от и до.

Трейлер проливает свет на некоторые подробности истории. Каким-то образом в картину будут включены оборотни, призраки и любовная линия. Все это выглядит очень многообещающе, учитывая подход Мастера и его манеру крушить стереотипы. Может получиться ничуть не хуже его знаменитого «Танго над пропастью во ржи».

И, конечно, ни один проект Мастера не обходится без медиаподдержки в виде скандалов. Так, вчера исполнитель главной мужской роли Пол Янг снова устроил пьяный дебош в ночном клубе. В этот раз он подрался с охранником, залез на шест и оттуда громко кричал, что нынешний фильм Мастера – лучшее, что случалось в кинематографе со времен «Лесси» и «Касабланки».

Всего через полгода в кинотеатрах появится новое творение любимого режиссера, и на сайте прокатчика в США уже начался предзаказ билетов. По слухам, множество фанатов просили Мастера снизить рейтинг фильма, чтобы они могли прийти на него без родителей, на что маэстро в своей обычной манере ответил:

– Приводите мам, пап, приводите кого угодно – им понравится, вам понравится. Всем понравится!

Напомним, режиссер уже объявил о своем уходе из мира кино после завершения работы над картиной. Каким же будет «Последнее испытание» Мастера?



25.07.201*

Запись в блоге пользователя ImageHater.



Вчера ходил на «Последнее испытание». И до сих пор не могу понять, чем была занята моя интуиция, когда я покупал билеты? Скажу сразу: обожаю работы Мастера, практически вырос на его творчестве, поэтому мог бы простить ему очень и очень многое, но такое?! С ностальгией вспоминаю теперь трейлер – какой же он был классный! Просто сказка. И лучше бы я таращился все эти полтора часа на трейлер в реплее! Все самые интересные моменты уместили в две минуты рекламного ролика. Не спорю, киноделы постоянно такое проворачивают, но еще никогда – повторяю, никогда!!! – меня не обманывали ТАК сильно.



История поначалу кажется интересной.

Главная героиня – Рейчел – прибывает в маленький городок, где когда-то погибли ее родители, и начинает разнюхивать. В библиотеке она находит старую газету с фотографией, сделанной за день до трагедии. На фото – ее родители вместе с маленькой девочкой. Библиотекарша утверждает, что это дочь «несчастной пары», но сама героиня точно знает: в тот момент она лежала в больнице и быть вместе с родителями никак не могла. Кто же эта таинственная девочка? И почему героине кажется, будто от нее все в этом городе что-то скрывают?

А меж тем проходит уже двадцать минут фильма, и действие особо не развивается. У нормальных зрителей к этому времени уже кончается поп-корн, а в фильме почти ничего и не произошло! Под заунывную музыку зрителя потчуют обрывочными воспоминаниями Рейчел, и, поверьте мне, никаких захватывающих приключений там нет. Росла хорошей девочкой, заболела, угодила в больницу. Пока она там отлеживалась, заботливые родители умотали в какую-то глушь и там благополучно отдали концы. Долгие годы спустя пришла пора девочке узнать правду. Все, что в трейлере заняло секунд тридцать, в фильме растянуто на полчаса. Библиотекарша, отчаянно кряхтя, рассказывает, что «дитя с фотографии» после смерти «родителей» некоторое время жило у шерифа. Возможно, там остались какие-то записи. И Рейчел решает навестить шерифа, но так, чтобы без шерифа. Она взламывает замок участка, заглядывает в несколько ящиков, но ничего не находит. Да и никто бы не нашел при таком-то методе поиска. Не думаю, что все шерифы хранят важные документы пятнадцатилетней давности в ящике наверху стопочки.

Короче, там девица сталкивается со странным парнем по имени Томас. Он представляется журналистом, говорит (ага, самое место поболтать!), что ведет здесь расследование. Мол, в городке целыми группами пропадают без вести люди. Или умирают, как, например, поступили родители Рейчел. Сначала это происходило строго раз в пять лет, а теперь – чуть ли не каждый месяц. К гадалке не ходи: что-то тут нечисто.

Казалось бы – это завязка для приличного триллера, но нет! Но не тут-то было. Фильм – целлулоидный оборотень – превращается из триллера черт знает во что! Вообще после появления журналиста действо неумолимо катится в тартарары.

Вспомним еще раз трейлер. Чем он выгодно отличается от фильма? В трейлере хотя бы не поют! Не поверите, но «Испытание» – мюзикл! Согласен, бывают очень интересные и красивые мюзиклы, но не в этот раз!

После задорной песенки дуэтом, так же уместной здесь, как и Slow motion в постельной сцене (да, в этом фильме и такое есть!), герои неожиданно приходят к выводу, что им просто необходимо посетить могилу родителей Рейчел. Следуя заветам завзятых гробокопателей, они прутся ночью на кладбище и – вот сюрприз – попадают в неприятности. Но не сразу, а только после того, как новоявленный знакомый Рейчел принимается раскапывать могилу. Гроб оказывается пустым, но из памятника в молодых людей бьет луч света, отчего они тут же валятся на землю без чувств.

В себя героиня приходит привязанной к стулу. Ее допрашивает злой местный шериф. То есть как допрашивает. Трудно кого-то допрашивать, если не даешь ему и рта раскрыть. Престарелый усатый злодей рассказывает Рейчел, что они давно ждут кого-то «типа нее», поэтому организовали ловушку на кладбище. Мол, ни разу за сто лет их братство не терпело поражения, не потерпит и сейчас. В общем, шериф треплется долго и всерьез. Потом сетует, что девушка играет в молчанку, и покидает водевиль.

На смену ему приходит новый персонаж – самый противный в фильме – гадкая маленькая девочка, которая ходит сквозь стены и утверждает, что она – вымышленный друг Рейчел. Проще говоря, галлюцинация. Глюк пискляво смеется, утверждает, что это все сон, что встреченный журналист – тоже вымысел, иначе куда бы он делся с кладбища. В общем, всячески пытается свести девушку с ума.

А вместе с девочкой-глюком появляются дурацкие аниме-вставки. Да, забыл упомянуть, фильм еще и рисованный на треть. И ладно бы это была адекватная рисовка, так ведь нет, – Мастер решил впихнуть в картину все эти уродства: огромные глаза, лица странной формы, светящиеся лучи и другие прелести глупых китайских порномультиков. Так в фильме представлены часть боев и несколько «смешных» диалогов.

Почему слово «смешных» в кавычках? Очень просто – юмор весьма сомнителен. А точнее, устарел. Бородатые шутки под видом бритых-свежих? Есть их! Приводить здесь примеры не буду. Достаточно открыть любой сайт с анекдотами и выбрать самый старый. Будьте уверены: в фильме ему нашлось место.

Так вот, Рейчел некоторое время спорит со своей галлюцинацией, затем та развязывает руки девушке и выходит из комнаты. Тут же влетает шериф, снова пытается допрашивать, но валится на пол, сраженный стулом. А Рейчел тем временем спокойно выбирается на улицу.

Вот тут-то спустя полфильма и начинается экшен. Главные герои встречаются, ищут какой-то древний артефакт, который пытались найти родители девушки, отчего и погибли. На пути героев встают оборотни, ниндзя (!) и вообще все жители города. Много драк, интриг и пафоса. К концу выясняется, что родители Рейчел были сатанистами и хотели пробудить зло, упрятанное в этой местности. А жители охраняют мир от зла, поэтому убивают всех подряд, чтобы не допустить Пробуждения. Вот такие воины света. Перед Рейчел встает выбор: закончить миссию родителей и пробудить зло или выбросить все это из головы и убраться из сумасшедшего города подальше.

Ситуацию осложняет то, что ее нынешний возлюбленный – журналист Томас – никакой не журналист, а тоже сатанист. Самый настоящий живой ключ для пробуждения зла. Более того, и зовут его не Томас. И вполне вероятно, что его вообще не существует, и девочка-глюк права. Рейчел «вовремя» вспоминает, что та самая клиника, о которой говорилось в начале, – весьма психиатрическая. И лежала она там не год и не два. А чуть ли не все время, пока взрослела. В общем – полный дурдом.

Чем в итоге вся эта история закончилась, я так и не понял. Томаса вроде убили. Или нет. Не ясно, и ничего не объясняют. У главных героев внезапно отрастают крылья, влюбленные взлетают ввысь и исчезают в солнечном свете, а на земле остается их одежда. Голым летать удобнее, видимо. После этого происходит смена плана, и в кадре появляется полицейский, которого где-то в середине вызывала Рейчел. Он глядит на дорожный знак с названием городка, причем самого городка нет. Только одни руины, заросшие плющом. Мол, нет тут уже лет сто никакого города. Бред кромешный.

Но, может быть, визуальная часть на высоте? Давайте разберемся.

Про гадкие мультвставки я уже говорил. Но по уродливости они не могут тягаться с Монстрами Мрака, которые уничтожают городок ближе к финалу. Лучше бы эти монстры во Мраке так и оставались, ей-богу. Твари словно вышли из дешевых видеоигр прошлого столетия. Я не шучу. Таких существ сейчас на обычном ПК любой студент нарисует за полчаса. Неужели Мастер пожалел денег на приличную графику?

А игра актеров? Ау?! Девушка в роли Рейчел симпатичная, не спорю, но на одной только красоте не уедешь. А Пол Янг, который Томас… Где вообще Мастер взял этого парня? По-моему, всю свою «игру» тот показал, когда пьяным в барах драки устраивал. Его здесь не видно вообще.

С любовью между героями – тоже непонятно. Ну вели вместе расследование, переживали приключения, фальшиво пели в музвставках – и тут вдруг выясняется, что влюблены просто по уши. С чего? Ни намека же не было. Весь фильм зрителя мордовали прошлой жизнью и психическим состоянием героини, в итоге – любовная история.

Вот показательный диалог:

– Я люблю тебя!

– Нет! Ты меня просто использовал!

– Это только сначала! Но я действительно влюбился!

– Хорошо, я тебе верю!

Да в какой вселенной вот это можно выдать за работу над сценарием?

Или, например, та сцена, где Рэйчел обнимает умирающего Томаса и умоляет его прекратить этим заниматься. Очень трогательно. Но вдруг звучит заунывная музыка, Том как ни в чем не бывало подскакивает, и они вдвоем с девушкой поют и танцуют. После этого он, кстати, ложится и умирает. Что за ерунда вообще?! Сказка о поющих чайниках, цветах и оленятах? Или индийское кино? Нет, к сожалению, ЭТО последнее творение моего некогда любимого режиссера. Покойся с миром, талант. А бездарность Янг может сколько угодно по указке режиссера пить и буянить, привлекая внимание к этому кинобреду. Для меня, как и для многих других поклонников Мастера, «Последнего испытания» не существует. Точка.



Итог: этими полутора часами можно пытать военнопленных. Самое тупое голливудское кино, которое я видел за последние… всегда! Минус сто из десяти, и ни баллом больше.



17.10.201*

Интернет-журнал «Правда на ладони».

«Семь грехов Джеффри Мастера»



Когда-то претенциозный молодой режиссер со странной фамилией Мастер появился в Голливуде практически без гроша в кармане и на деньги своего знакомого породил целый жанр фильмов. Первая же картина, сочетавшая, казалось бы, несовместимое: ужасы, эротика на грани порно и мюзикл, не стала хитом в кинотеатрах, но обрела невиданную популярность в кинопрокатах. И это позволило Мастеру снять второй, а затем и третий фильм серии, которая и проложила ему дорогу в большое кино. Известный критик колко назвал такие фильмы Error – производное от «Erotic» и «Horror». Действительно, многие считали (и до сих пор считают) фильмы Мастера ошибкой. Однако же время показало, что ничего ошибочного во всемирном признании творчества нет.

Но последний, как объявил он сам, фильм Мастера с треском провалился в прокате, ужаснул критиков и стал, по выражению «Санди мувиз», «самым большим разочарованием десятилетия». Даже наиболее лояльные порталы не дают картине рейтинг выше тридцати процентов, что ставит фильм в один ряд с молодежными комедиями про секс. Но действительно ли все так плохо? Нет смысла убеждать кого бы то ни было в обратном, поэтому рассмотрим только факты.



Факт первый. «Последнее испытание» не похож на другие фильма Мастера.

Дело не в том, что герои иногда срываются на пение, не в пресловутом эффекте замедления эротической сцены. И не в мультипликационных вставках – пусть даже они и выполнены в стиле «аниме», таким уже давно нельзя никого удивить. Док Джеффри всю жизнь снимал нечто на грани, а временами даже за ней, поэтому зритель уже был готов удивляться. И какой бы экстравагантной выходкой ни блеснул автор, это было бы «как обычно у Мастера».

В чем же тогда загвоздка?

Начать хотя бы с того, что в картине не затрагивается НИ одной серьезной темы. Небольшой сюжетный перевертыш – люди, защищающие справедливость, предстают настоящими чудовищами – это уровень сериала для среднего школьного возраста.

Во-вторых, нет сложного сценария. Мастер во многом прославился именно благодаря запутанным, рваным историям и за линейной подачей сюжета до «Испытания» замечен не был. Да, после финальных титров остается немало вопросов без ответа, но почему-то все эти загадки не вызывают ощущения пазла. Скорее, выглядят как огрехи сценария. Вместо привычного «послемастерского» желания решить головоломку – одно разочарование.

И, если подытожить, в фильме не чувствуется присутствия самого Мастера. Начиная от небрежно нарисованных монстров и кончая скверной актерской игрой – все указывает на то, что «Последнее испытание» снял не Док Джеффри, а кто-то другой. То, что подобные нелепые слухи обрели большую популярность, – лучшее подтверждение тому, насколько последнее творение Мастера выделяется из общего ряда. Но это не делает картину плохой.



Факт известный. Джеффри Мастер тщательно работает над своими фильмами.

Что бы ни случалось во время премьер, как бы ни вели себя актеры на презентациях и пресс-конференциях, какие бы слухи ни просачивались о картине со съемочной площадки – все это на девяносто процентов труды самого Мастера. Актриса Лора Притци, неоднократно работавшая с режиссером, довольно подробно описывала в своей автобиографии методы Дока Джеффри: «[он] руководит не только процессом съемок. Он контролирует и наше поведение на публике, и все наши высказывания вне площадки. Конечно, договор о неразглашении – это обычная политика студий, но Джеффри… На время контракта будто управляет всей твоей жизнью, вы понимаете? Как играет в бога. И у него отлично получается!»[31]

Любая шумиха вокруг его работ всегда очень четко вплеталась в структуру картины.

Этот фильм также не стал исключением. Актер Пол Янг, исполнитель главной мужской роли, неоднократно появлялся на передовицах газет после очередной скандальной выходки. Можно ли сомневаться, что за этим стоит сам Мастер или что это имеет отношение к «Последнему испытанию»?

Теперь немного статистики: из семнадцати картин Мастера десять номинировались на «Оскар», двенадцать – на «Золотой глобус»; четыре из них получали Приз Киноакадемии как «лучший фильм года»; пять – за «лучший оригинальный сценарий», три – за «лучшую режиссуру».

И в свете всего вышесказанного, учитывая скрупулезность и талант Мастера, можно утверждать одно: его последний фильм получился именно таким, каким создавался.



Факт любопытный, на первый взгляд к делу не относящийся. В этом году исполняется двадцать пять лет со дня знакомства Мастера и Джулии Степплз.

В конце восьмидесятых желтые газеты писали о недолгом, но очень ярком романе замужней актрисы и режиссера. Скандал, подкосивший ее карьеру, почти никак не сказался на популярности Мастера, но их отношениям пришел конец. Что конкретно произошло между ними, остается тайной, но Джулия даже разорвала контракт на съемку в новом фильме Дока Джеффри. Официального подтверждения ни с той, ни с другой стороны не поступало, но Джулия вскоре развелась со своим мужем, и в ту пору почти все были уверены: Дока и ее связывает несчастная любовь. Стоит, правда, отметить, что подобные слухи ходили почти о каждой известной фигуре Голливуда.

Однако знаменитый режиссер явно лукавил, когда на пресс-конференциях говорил, что нынешний фильм «Последнее испытание» не имеет никакого отношения к его же старому шедевру «Земля испытаний». Ведь именно на съемках этой картины он и познакомился с Джулией. Учитывая предыдущий факт, это не похоже на совпадение.



Факт спорный. Все происходящее в этом «Последнем испытании» имеет смысл.

Если внимательно изучить биографию Мастера и, вооружившись новыми знаниями, посмотреть фильм еще раз, становится очевидно: все, в чем подозревали мастера, – правда. А именно: скрупулезная работа над картиной, в которой ни один кадр не пропал даром.

В подкрепление этого факта по горячим следам дискуссий в Интернете и разгромным статьям критиков нами был составлен ТОП-7 причин, по которым фильм не понравился почти никому. Со своей стороны, мы попытаемся предположить, почему Мастер сделал именно так, а не иначе.



Седьмое место. «Вот ТАКИЕ глаза!»

Использование аниме-вставок озадачило многих. Еще большее количество людей это разозлило. В последнее время подобный стиль приобрел невиданную популярность и встречается на каждом шагу. Почти все либо хорошо знакомы с японской анимацией, либо слышали о ней. Поэтому некоторыми критиками мультипликационные фрагменты в фильме были восприняты как попытка завоевать дешевую популярность у поклонников аниме, что вызвало однозначный негатив со стороны тех, кто привык считать Мастера автором «умного» кино.

Это действительно странно, ведь обычно режиссер предпочитал более изящные средства. Кроме того, Мастера не связывает с этим жанром ничего, кроме одного любопытного факта. В последние годы Джулия часто работала актером озвучания. В том числе ее голосом говорили множество персонажей дублированных для проката в нашей стране японских анимационных фильмов. Актриса не скрывает симпатии к этом жанру и даже посетила несколько конвентов. Вполне вероятно, что ей было бы приятно увидеть несколько аниме-эпизодов в фильме.



Шестое место. «Stand up, comedian, and get out!»

Использование устаревших, всем хорошо известных шуток не пошло фильму на пользу. Как писал один критик, «на очередную бородатую хохму зал куда чаще отзывался зубовным скрежетом, нежели смехом». В обширной фильмографии Мастера нашлось место и комедиям. «Среди ослов» 1980 года, «Пешком на велосипеде» 1990 года и «852» 2001 года. Все они были приняты очень тепло, многие реплики зрители растащили на цитаты.

Что же произошло на этот раз?

Разгадка находится на поверхности. При внимательном изучении диалогов «Испытания» становится очевидным кинематографическое происхождение всех этих «неудачных» шуток. Все они впервые когда-то прозвучали в том или ином фильме. Мастер сознательно заимствовал именно такие шутки, причем не больше двух из одной картины. Это может натолкнуть на мысль, что подобная практика – это попытка скрыть сам факт заимствований. Однако слишком уж известные шутки использует режиссер, и он этого не мог не понимать. Значит, можно предположить наличие какой-то другой, скрытой связи.

И она, конечно, имеется. Джулия Степплз – связующее звено между всеми картинами, которые «пострадали» от заимствований Мастера. Каждый из этих фильмов указан в списке любимых в профиле актрисы на Facebook. А в некоторых она снималась сама.



Пятое место. Внезапный купидон.

Довольно приличную корзину упреков собрала любовная линия. Ее ругали за чрезмерную внезапность и «инфантильность». По словам одного критика, «любовь в «Последнем испытании» напоминает приступ какой-нибудь молниеносной пневмонии. Еще пять минут назад о ней ничего не было известно, а сейчас – герои уже заболели и страдают».

Существует, конечно, достаточно много успешных фильмов, где любовь между героями еще более «скоропостижна», и это не мешает им собирать приличные суммы в прокате. Однако в данном случае имеется еще один недостаток, который зрители не преминули отметить.

В фильме с любовной линией обязательно должны присутствовать два центральных героя как минимум. Это очевидно. Однако персонаж Янга – журналист Томас – по сути дела, персонаж такой же второстепенный, как и шериф, библиотекарь и любой другой житель таинственного города. Его образ раскрыт недостаточно полно, чтобы любовная линия предстала цельной и логичной. О прошлом Томаса сказано лишь несколько фраз, и в фильме у него не так уж много реплик. Более того, можно заметить, что и в кадре он появляется сравнительно редко. Камера почти всегда направлена прочь от него, в фокусе – только Рейчел.

Иначе говоря, Мастер специально выделяет героиню, отправляя в тень всех остальных. Это не выглядит странным, если сравнить фотографии молодой Джулии Степплз и Мередит Стоун (Рейчел) – они удивительно похожи.



Четвертое место. Проклятие сороковых.

Одной из причин провала фильма критики и зрители видят элементы мюзикла, которые автор привнес в фильм. Никакой художественной ценности они не имеют, эффектности современных «дэнс-экшенов» не достигают, только растягивают хронометраж и убивают интерес к сюжету.

Ответы снова стоит поискать в прошлом. Объяснить это довольно трудно, если не быть знакомым с карьерой Джулии. Дело в том, что она никогда не играла в мюзиклах из-за травмы колена, которую получила на пробах «Порывов ветра», принесшего своим создателям и исполнительнице главной роли множество призов.

И, если присмотреться, то некоторые па Меридит очень напоминают танец грусти из «Порывов». Другими словами, Мастер заимствовал не только шутки, но и хореографические элементы из картин, так или иначе связанных с Джулией.



Третье место. «Кхе-кхе! Передай Джо, что я любил его! Кхе-кхе!»

Только ленивый или бросивший просмотр на середине зритель не пнул фильм за ужасающую сцену смерти возлюбленного Рейчел. Казалось, режиссер собрал в этом эпизоде все дурные штампы, включая просьбы поцеловать, требования не уходить и падающую на землю руку. А затем еще и заставил своих героев петь, после чего воскресил персонажа Янга.

Этот эпизод действительно впечатляет своим несовершенством, но, по мнению редакции, значение имеет только факт воскресения Томаса. Это – самый настоящий стержень фильма.

«Моя любовь не умрет. Не умеет умирать!» – говорит через главного героя Мастер. Но обращены эти слова явно не к зрителю. Четверть века – вполне достаточный срок, чтобы забыть о былой любви, даже если она и имела место. Но, совершенно не интересуясь мнением публики, потому что, как уже говорилось, фильм адресован не ей, Док ясно дает понять: его любовь жива и умереть не может.



Второе место. «Остановись, мгновенье… Во, отлично!»

Этот эпизод, едва ли не самый упоминаемый в рецензиях как профессиональных критиков, так и обычных зрителей, нельзя отнести к недочетам или причинам провала фильма. Но и не включить его в список было просто невозможно. Что интересно, сия режиссерская находка не вызвала никакого негатива, скорее даже наоборот. Вполне понятная реакция, учитывая, что по статистике семьдесят два процента посмотревших «Последнее испытание» – мужчины.

Всей редакцией журнала мы долго спорили, зачем же Мастер вставил режим замедления в постельную сцену. И никаких причин не нашли. Разве что дать зрителям шанс в полной мере насладиться красотой обворожительной Мередит Стоун на большом экране.



Первое место. «Красную или синюю таблетку? Эх, доктор, давайте обе!»

Абсолютный победитель по количеству претензий – это невнятная концовка, которую на официальном сайте Мастера один из посетителей обозвал «финалом Шредингера, объясняющим все и ничего абсолютно».

И, разумеется, такой результат планировался и подготавливался Доком намеренно. В течение всего фильма намеки на психологическое расстройство Рейчел звучали все чаще, воображаемая девочка умудрялась совершать вполне реальные поступки, Томас периодически исчезал и появлялся, сама Рейчел до самого конца не могла победить собственные воспоминания.

В этом ключе достаточно убедительной выглядит версия, будто все происходящее, включая крылья, любовь, приключения, – всего лишь бред главной героини, которая и по сей день находится в клинике.

Действительно ли это так?

Ни в коем случае. Больше похоже на то, что финальная сцена с полицейским – это знак, что все грехи родителей Рейчел, как и ее ужасное прошлое, исчезли без следа, искупленные самопожертвованием. Прошлое целого города, населенного настоящими убийцами, исчезает после воскрешения Томаса, и вместо домов остаются только руины.

Все это выглядит чередой глупых совпадений. Точнее, выглядело бы, если бы их не было шесть кряду. Вывод прост: связь фильма Джеффри Мастера с Джулией Степплз – не совпадение, и почти все в фильме так или иначе отсылает к ней.



Факт очередной. «Последнее испытание» – не триллер, не мюзикл, не комедия и не абсурд.

И даже не кинофильм.

Если вы возьмете бутерброд, кинете его в суп, зальете сверху компотом – это уже не будет едой.

Все перечисленные выше эпизоды, а это далеко не полный список, поодиночке смотрятся неплохо и где-то выгодно. Но вместе превращают картину в балаган, и Мастер решил испить эту чашу до дна.

По мнению некоторых аналитиков, провал «Испытания» обусловлен тем, что для него не нашлось подходящей целевой аудитории. Мастер всегда очень четко делал ставку на того или иного зрителя, но в этот раз поставил, кажется, на всех и проиграл.

Однако это не так. Мастер не ошибся аудиторией. Просто в нее не попадает 99,99999 процентов населения Земли. Фактически он снял кино для одного лишь человека. Почему бы не предположить, что таким образом мастер просит прощения у Джулии за то, что когда-то они расстались и не он режиссировал ее фильмы. Он уничтожает свою карьеру одним махом и дарит Джулии – только ей – целую картину. Не фильм в полном смысле этого слова, но признание в любви на пленке, настоящую серенаду длиной в девяносто две минуты.



Факт последний. Вчера семидесятидвухлетний режиссер попросил руки у шестидесятилетней актрисы, и она согласилась.

Выводы настоятельно просим сделать самим.



19.10.201* портал Kinoproisk.com, раздел «Новости».

«Янг может попасть в тюрьму!»

Сегодня стало известно, что окружной прокурор намерен довести дело скандалиста Поля Янга до суда. За череду дебошей, устроенных актером, ему может грозить до пяти лет тюрьмы. Несмотря на все заявления адвокатов, прокурор не намерен увязывать подобный проступок с рекламной кампанией фильма «Последнее испытание», вышедшего три месяца назад. Вполне вероятно, что подобное поведение никак не связано с картиной Джеффри Мастера и является результатом одного только пьянства.

Майк Гелприн

Все в твоих руках

От автора

Дорогие читатели! Без ложной скромности должен сказать, что на сегодняшний день я, со всей очевидностью, наиболее талантливый из всех русскоязычных писателей, реализующих себя в фантастическом жанре. Мое имя пока еще неизвестно широкой публике, поэтому свой первый роман я публикую под псевдонимом. Нет сомнений, однако, что через каких-нибудь пять-шесть лет моя известность побьет все и всяческие рекорды популярности. Абсолютное большинство из вас сможет в этом убедиться, прочитав «Все в твоих руках». На этом прощаюсь с вами, и – приятного чтения.



Игрек Иксов

Вступительное слово директора издательства

Что ж, событие, которого любители фантастики так долго ждали, вот-вот произойдет. Электронная версия романа И. Иксова «Все в твоих руках», подготовленная издательством «Снежный Ком М», поступит в продажу уже в текущем году. Не побоюсь сказать, что с выходом этой книги ожидается настоящая революция в издательском бизнесе, а возможно, и в литературе вообще. Не по причине новизны идеи или уникальности авторского слога. И даже не благодаря вложенной в текст довольно смелой морали. А потому, что это произведение – фактически первый шаг в новую, альтернативную литературу, не имеющую аналогов на сегодняшний день.

Завязка романа «Все в твоих руках» для фантастики вполне традиционна. Космический корабль «Прорыв» терпит катастрофу на самом краю Солнечной системы, у внешней границы облака Оорта. Уцелеть в катастрофе удается лишь пятерым. Бортинженер Андрей Забелин успевает отстрелить спасательную капсулу, в которой кроме него оказываются второй пилот Хозе Санчес, радист Ежи Полторацкий, бортовой врач Сандра Сишор и биолог Лейла Абдуллаева. Капсула покидает область катастрофы, однако сутки спустя выясняется, что надежды на спасение практически нет, по крайней мере, для большинства из пятерых. Двигатель капсулы поврежден, выведен из строя передатчик, а самое главное… Впрочем, не буду забегать вперед.



Директор издательства «Снежный Ком М»,

Ведущий редактор серии «Настоящая фантастика»

Глеб Гусаков

Слово промоутеру

В плане проведения промоакции издательством были отобраны пять бета-ридеров. Это люди разных возрастов и профессий, с разным социальным и семейным статусом, а также с разными увлечениями и жизненными взглядами. Каждому из них за вознаграждение было предложено заполнить типовую анкету, после чего прочитать роман и оставить на него краткую рецензию. С этими рецензиями мы и познакомим будущих читателей. Просим учесть: наши бета-ридеры не профессиональные критики, более того, они не критики вообще, а рядовые читатели, такие же, как и вы. В частности, поэтому рецензии приводятся без искажений, авторские грамматика и пунктуация сохранены.



Главный промоутер издательства «Снежный Ком М»,

ведущий редактор серии «Нереалистическая проза»

Эрик Брегис 

* * *

Белова Анна Борисовна, 67 лет, проживает в Москве, вдова, мать троих детей, бывшая школьная учительница, ныне пенсионерка. Вероисповедание: православная. Сексуальная ориентация: гетеросексуальна. Увлечения: чтение, садоводство, телесериалы.

Роман мне понравился. Более того, очень понравился, можно даже сказать, что я от него в восторге. Позвольте, я попробую разобраться, почему именно. Прежде всего, я восхищена даже не тем, что написано в книге, а тем, как написано. Для меня, сорок лет обучавшей детей правильной речи и чистоте слога, такие вещи особенно важны. Для примера возьму отсылку в прошлое, где автор впервые представляет нам главного героя.

«Мама звала его Дрюшей, словно плюшевого медвежонка. Одноклассники перекрестили в Дрюньку, и было в этом имени что-то пренебрежительное, босяцкое. Затем, стоило подросшему Дрюньке выиграть районное первенство в десятиборье, он стал Дрюном, а после победы в городской олимпиаде по литературе даже Дрюоном. Еще позже, в университете, Дрюон превратился в Эндрю. Андреем звала его только Даша, с той самой, первой их вечеринки, когда отказалась с ним танцевать.

– Мне не нравятся красавчики-сердцееды, – сказала тогда Даша, и ее серые спокойные глаза стали задумчивыми. – И потом, знаете, если мне придет в голову пофлиртовать с человеком по имени Эндрю, пусть это будет кто-нибудь из Ньюкасла или, допустим, из Глазго, но никак не из Брянска или Бугульмы.

Даша… Кто только не говорил, что они с ней не пара. Что Андрею, с его внешностью и с его перспективами, не пристало жить с эдакой серой мышкой, тем более мышкой бездетной. Что ей подобает выйти замуж за кого-нибудь под стать себе, заурядной, не хватающей с неба звезд библиотекарше. Поначалу Андрею было на сплетни наплевать…»

Скупо, без всякой вычурности, на которую так падки современные писатели, и в то же время емко и лаконично автор говорит о главном герое романа Андрее Забелине. Позже мы узнаем, что у Андрея светло-русые волосы, прямой нос и голубые глаза, но эти черты лишь дорисовывают уже созданный образ. То же относится и к остальным героям. Они, я бы сказала, визуальны: каждого из пятерых я представляю, словно видела его наяву.

Теперь позвольте перейти к сюжету. Мне ни разу не захотелось бросить читать. Какое там, я с трудом заставила себя прерваться, чтобы сготовить внуку обед. Я буквально проглотила эту книгу, настолько динамично и хлестко закручивается сюжет. Героям сопереживаешь по-настоящему, так, будто это твои друзья попали в беду и теперь неизвестно, сумеют ли из нее выкарабкаться.

Да, герои оказались мне близки: и Андрей, и угрюмый немногословный Хозе, и вечно попадающий впросак веселый юморной Ежи, и девочки. Обе, но Лейла в особенности. Я не раз всплакнула за чтением. А в тот момент, когда выяснилось, что воздуха в капсуле недостаточно и герои либо погибнут все, либо троим из них придется умирать, чтобы спасти остальных, я просто-таки ревела навзрыд.

Особо хочу поблагодарить автора за хеппи-энд. Сейчас модно все драматизировать и разбрасываться героями, словно они не люди, а подопытные животные. В попытках выбить из читателя слезу современные писатели готовы истребить всех подряд, включая основных персонажей. Иногда создается такое впечатление, что чем больше смертей и крови, тем лучше. Не таким путем пошел И. Иксов. Ему удалось показать, что самоотверженность, взаимовыручка, дружба и, главное, любовь умеют творить чудеса. Особенно приятно, что после того, как все удачно завершилось, Даша простила Андрея, и он смог с чистой совестью жениться на Лейле. До самого последнего момента я думала, что им не удастся соединиться друг с другом, что для Лейлы окажется невозможным принять христианскую веру. И как же все-таки замечательно, что гуманизм и учение Спасителя сумели одержать верх над предрассудками. Не без помощи отца Елизария, конечно.

В итоге позвольте поблагодарить автора и сотрудников издательства «Снежный Ком М» за прекрасную книгу и возможность с ней ознакомиться. О вознаграждении я даже не говорю, настолько это щедро и мило с их стороны. Буду рекомендовать роман всем знакомым и друзьям, он на самом деле заслуживает самых теплых слов. Спасибо!



Мартынюк Алексей Алексеевич, проживает в Кандалакше, 16 лет, учащийся 8-го класса среднеобразовательной школы. Вероисповедание: не религиозен. Увлечения: бокс, хоккей, комиксы.

Клево жесть! Чисто придставлял себя на месте этих пацанов. Андрюха правильно сделал что грохнул Ежа первым. И еще, понравилось как они говорят, это ерунда что в книгах нельзя выражаться, все выражаются. Ежу не надо было Андрюху подкалывать а он сам забыковал, когда назвал Заебелиным. Андрюха тогда клево ответил:

– Тебе бы лучше засохнуть, Полудурацкий.

Я ржал натюрлих. Вобщем когда они врубились что воздуху ни хватит, я думал пипец, кого будут мочить. Андрюха правильно телок мочить не дал, по рыццарски поступил. Пацаны должны тянуть жеребий а телки пусть отдыхают натюрлих. Я думал что Хозе вытянет короткую но ни тутто было Андрюха вытянул, но тут Еж подставился. Потом когда Андрюха Ежа грохнул я все думал кто будет второй, думал Хозе или киргизка их не так жалко. А получилось что Сандра сама кони бросила а не надо было чпокатся с Ежом вобщем то. Хотя я так и не вьехал они чпокались или че там было.

Из того что ни понравилось: вопервых я не вьехал зачем читалка вопросы кидает. Получается что не я ее читаю а она меня, это не по приколу. Потом не вериться что Андоюха когда в двоем остались киргизку не чпокнул. Я понимаю у него типа принцыпы, но пацану еще год лететь он не ботан чтобы сидеть драчить, вобщем здесь лажа. А так клево особено когда про децтво рассказывают, как Еж у себя в Варшаве или где там воровал яйца на базаре я ржал. И как Сандра этому пижону голую жопу показала тот аккуел нормуль. Да еще эта Даша не доделаная какая то, чего Андрюха на нее запал не понятно. И ждала его на земле пока они летали, а если бы не авария че всю жизнь бы ждала? вобщем тут тоже лажанулись. Но вобще побольше было бы таких книжек вместо того ацтоя, что нам по литературе задают и было бы клево.

Вобщем спасибо писателю за книжку, а то что бабло дали это вобще улет.



Дубинин Вячеслав Олегович, 34 года, начальник отдела кадров 2-го отделения полиции г. Пензы, майор МВД. Женат, имеет сына семи лет. Религия: не религиозен. Сексуальная ориентация: гетеросексуален. Увлечения: рыбалка, сауна, футбол.

Добротная книга, правильная, прочитал, испытывая чувство удовлетворения. Без преувеличения могу сказать, что данная книга является хорошим учебником жизни и сильным воспитательным средством. Она учит молодежь быть мужественными, волевыми и никогда не поддаваться на провокации, даже в самых опасных для жизни и здоровья обстоятельствах.

Герои книги «Все в твоих руках» наши обычные парни и девчата. Не важно, что часть из них является гражданами других государств, на их месте могли бы быть русские, украинцы, белорусы и другие национальности дружественных стран. Книга учит тому, что надо всегда приходить на помощь товарищу, что не надо бояться трудностей, что добро всегда одерживает убедительную победу над злом.

Данная книга написана простым языком, мысли всех героев понятны, кто за что борется, представляется ясным, а также какие цели перед собой ставят. Забелин Андрей, мужчина среднего возраста, оставляет свою законную половину Дарью, чтобы осуществить мечту человечества: полет на космическом летательном аппарате к звездам.

«Это мой долг перед всеми и перед самим собой. Береги нашего сына, а если так случится, что я не вернусь, пусть он вырастет настоящим человеком».

Так говорит Забелин Андрей, когда прощается с Дарьей в непосредственной близости от космодрома. Его слова пробирают до самой души, их говорили бойцы, уходя на фронт.

Очень понравилось, как описан герой Полторацкий Ежи, который является гражданином Республики Польша. Он заботится, чтобы его товарищи никогда не унывали. В самых сложных ситуациях он шутит, поддерживает упавших духом друзей, рассказывает веселые истории из своей жизни.

Также хорошо описан герой Санчес Хозе, который является гражданином Мексики. «Мал да удал», говорят про таких, как он. Когда вышеупомянутый Забелин понял, что в спасательной шлюпке имеется в наличии дефицит кислорода, Санчес первым совершил суицид. В его предсмертной записке говорилось, что он идет на этот самоотверженный шаг намеренно, ради идеалов всего человечества и в данных обстоятельствах не имеет другого выхода.

Как часто бывает в жизни, врач Сишор Сандра, которая является гражданкой Соединенных Штатов Америки, оказалась предательницей и скрыла, что у нее имеется аварийный баллон с кислородом. Она рассчитывала, что его хватит ей одной до прибытия спасателей, когда шлюпка достигнет окрестностей орбиты планеты Сатурн. Задумав свой коварный план, Сишор решила погубить остальных членов экипажа и списать их смерть на несчастный случай. Она не учла, что Абдуллаева Лейла проявила бдительность и раскрыла план непосредственно перед его осуществлением. В схватке между Сишор и Абдуллаевой не на жизнь, а на смерть побеждает последняя.

Подводя закономерный итог: нужная книга и для подрастающего молодого поколения, и для людей более старшего возраста. Хочу выразить благодарность всем причастным к данному роману и пожелать им дальнейшего творческого роста, успехов в жизни и материального благополучия.



Мазуренко Оксана Тарасовна, проживает в Киеве, 23 года, без определенных занятий. Не замужем, детей нет. Вероисповедание: католичка. Сексуальная ориентация: бисексуальна. Увлечения: секс, мода, дамские журналы.

кульный роман про любовь почти как дом-2 только круче

мне понравился однозначно кроме конца