Журнал

«Если», 2006 № 10



ПРОЗА

Стив Бейн

Информацид

1.

Стоя на четвереньках на полу ванной комнаты, Ричард Сакабе в десятый раз спрашивал себя, задумывался ли изобретатель контактных линз о том, что разыскивать на полу выскользнувший из глаза прозрачный диск придется человеку, которому линзы как раз и нужны для того, чтобы улучшить зрение. И предвидел ли изобретатель, что люди, вынужденные пользоваться его творением, скорее всего, будут терять «контакты» в ванной, после душа и перед бритьем, когда каждая капля воды на полу выглядит точь-в-точь как контактная линза. Пальцы Ричарда осторожно скользили по бесчисленным керамическим плиткам пола, на которых там и сям поблескивали сотни водяных капель, но линзы нигде не было.

Между тем где-то над левым глазом уже зарождалась острая боль. Ричард потерял правую линзу. Левая же, представлявшая собой тончайшую, почти невидимую пленку из поляризованного, газопроницаемого пластика, продолжала исправно отфильтровывать резкий свет флуоресцентной лампы под потолком. Разница в световых потоках вряд ли была значительной, однако его оптические нервы обладали на редкость высокой чувствительностью; теперь они посылали в мозг сигналы разной интенсивности, и голова у Ричарда буквально разламывалась от боли. Между тем как раз сегодня утром мигрень была ему абсолютно ни к чему. Нужно срочно что-то предпринимать…

— Долбаная хренова хреновина! — вполголоса выругался Ричард, потом, вспомнив, где находится, перешел на японский, хотя из всех языков именно японский меньше всего годился для выражения обуревавших его чувств. Жители Страны восходящего солнца были слишком сдержанными и вежливыми людьми, чтобы обзывать отскочившую неведомо куда контактную линзу словами, которые так и вертелись у Ричарда на языке.

Обшарив ближайший участок пола, Ричард прополз еще на полшага вперед. От этого полотенце, которым он был обернут, развязалось, и Ричард мысленно проклял «дрянную тряпку». Пытаясь снова опоясать чресла, он почувствовал, как на левую пятку упало что-то твердое и мокрое. Затаив дыхание, Ричард обернулся, протянул руку и нащупал какой-то небольшой предмет, прилипший к коже. Это была потерянная контактная линза.

На то, чтобы правильно вставить линзу, у Ричарда ушло минуты две, в течение которых он сосредоточенно тыкал себя кончиком пальца в глаз и моргал. Изготовленные по специальному заказу, эти контактные линзы в точности соответствовали форме его глазного яблока и — если установить их правильно — совершенно не скользили. От правильности установки зависело многое. В частности, оси поляризации обеих линз должны были располагаться строго параллельно. Правда, для работы, которая ему предстояла, это не имело существенного значения, но для самого Ричарда имело, ибо другого способа справиться с сильнейшей мигренью просто не существовало. Под воздействием света линзы поляризовались совершенно неразличимо для глаза — из всех существующих разновидностей эти были самыми тонкими и совершенно незаметными, — однако стоило прилегающей к роговице полимерной пленке встать на место, Ричард сразу почувствовал, как головная боль начала стихать.

В этот момент в дверь квартиры постучали, и Ричард поспешно натянул трусы, майку и черные брюки от костюма. Из-за линзы он провозился слишком долго и теперь опаздывал.

— Coco маи кудасаи, — крикнул он, просовывая руки в рукава белой сорочки. Пятьдесят пять минут спустя он уже застегивал черный пиджак, повязав предварительно узкий черный галстук, а потом принялся бросать в дорожную сумку туалетные принадлежности. Побриться, подумал он, можно и в самолете.

— У вас все в порядке, сэр? — спросила стоявшая на пороге квартиры женщина в форме рядового американской армии. Эта пышечка едва доставала ему до плеча, и Ричард невольно подумал, что его представления о персонале американских военных баз за рубежом были несколько иными. Женщина-рядовой пристально смотрела на его воспаленный, покрасневший глаз.

— Сумимасен, — сказал Ричард и слегка поклонился, хотя кровь еще пульсировала у него в голове. — Арируги. Как сказать — «болезнь от сена»?

— Сенная лихорадка? — равнодушно подсказала женщина. — Позвольте ваши документы.

Ричард протянул ей паспорт, контракт с Министерством обороны и водительские права, выданные префектурой Айки. Во всех трех документах он значился как доктор Эйко Коидзуми. Женщина внимательно просмотрела бумаги, сравнило его лицо с фотографиями и, не прибавив больше ни слова, отвезла Ричарда на американскую военно-воздушную базу.

2.

Девятнадцать часов спустя Ричард, запершись в самолетном туалете, отбросил со лба иссиня-черные волосы и, запрокинув голову, закапал в глаза специальный физиологический раствор. Сточное отверстие раковины, над которой он стоял, издавало звуки, почти заглушавшие рев двигателей, и на мгновение Ричарду представилась ужасная картина: смоченная физраствором контактная линза выскальзывает из глаза и навсегда исчезает в отверстии стока. От ужаса он даже вспотел и поспешил накрыть раковину бумажным полотенцем.

Операцию с закапыванием в глаза специального раствора Ричард проделывал уже не в первый раз. Система кондиционирования древнего ДС-9 начала подсушивать его линзы, как только закрылись входные двери. Пересохли не только глаза, но и слизистые носа, а язык сделался шершавым, будто терка. В довершение всех неприятностей указательный палец правой руки покраснел и распух наподобие самой настоящей баварской сардельки.

Источником неприятностей служила тончайшая перегородка-мембрана, вживленная в палец чуть выше первой фаланги. Теоретически, мембрана должна была свободно пропускать кислород, оставаясь непроницаемой для жидкостей, однако стоило самолету набрать крейсерскую высоту, как выяснилось, что теория — одно, а практика — другое. Кислород, по-видимому, проникал через преграду отнюдь не так свободно, как предполагалось. Правда, признаков некроза Ричард пока не наблюдал, следовательно, какое-то количество кислорода мембрана все же пропускала, и тем не менее его палец приспосабливался к изменению давления в салоне крайне медленно. И чем дальше, тем больше его злосчастный орган становился похожим на туго набитый пакет соленых крендельков, который сопровождающая купила в армейской лавке в Нагое.

Закапав еще по капле физраствора в покрасневшие, воспаленные глаза, Ричард спрятал флакончик (и свой разбухший палец) в карман брюк. В тот же момент послышался мелодичный перезвон сигнала, и над дверью вспыхнула надпись «Пристегните ремни». Самолет заходил на посадку, и Ричард, вздохнув, вернулся на свое место. Застегнув левой рукой привязной ремень, он закрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока не почувствовал удар шасси о бетон посадочной полосы..

3.

С заднего сиденья бронированного «линкольна», принадлежащего Министерству обороны, Ричард хорошо видел ленивые серые волны, бегущие по поверхности озера Мичиган. Водитель, сопровождавший доктора Коидзуми от аэропорта, вероятно, хотел, чтобы гость полюбовался раскинувшейся на горизонте панорамой Чикаго, иначе бы он поехал по шоссе И-90. Этот путь был более коротким, но, конечно, не таким живописным.

— Вон то здание справа — «Хэнкок-Билдинг», — сказал, обернувшись через плечо, водитель. — На котором антенны, видите?

Переводчица, сидевшая рядом с Ричардом на заднем сиденье, дисциплинированно повторила эти слова по-японски. У нее были короткие черные волосы и темная кожа оттенка грецкого ореха. Мексиканка, подумал Ричард. Или пуэрториканка. Тем не менее ее японский был почти безупречен. Пока она переводила, он старательно сохранял на лице вежливо-заинтересованное выражение, потом послушно оглядел двойную белую антенну, венчавшую здание.

— Вы ведь впервые в Штатах, не так ли, доктор?

Ричард дождался, пока переводчица озвучит вопрос на японском, потом поклонился с коротким «хэй».

— Поразительно, не правда ли?.. — продолжал водитель. — Вы ни разу не были в Штатах, так сказать, физически, а между тем в Чикаго многое сделано непосредственно вами. Впрочем, удивляться, наверное, не стоит: все-таки мы живем в эру компьютеров. Хотелось бы только знать, какие еще чудеса ждут нас в будущем!

Ричард, не ответив, снова повернулся к озеру. Он смотрел на него сквозь поляризованные линзы, и от этого казалось, что верхушки волн как-то странно мерцают, рассыпаясь на квадратики пикселей, как в устаревшей видеоигре. Озеро имело довольно внушительные размеры, однако его берег не шел ни в какое сравнение ни с океанским побережьем в Нагое, ни с берегами Лонг-Айленда, где Ричард вырос. Волны на озере были невысокими, неторопливыми; казалось, они едва ползут, хотя дул довольно сильный ветер. И все же Ричард поймал себя на том, что, несмотря на отфильтрованное линзами мерцание барашков и почти противоестественную медлительность мичиганских вод, он не в силах оторвать взгляда от открывшейся перед ним картины.

В конце концов «линкольн» свернул с Лейкшор-драйв и двинулся по направлению к группе красных кирпичных зданий; Чикагский университет резко контрастировал с подступавшими к нему со всех сторон трущобами. Железные решетки, которыми были забраны окна первых этажей, свидетельствовали о ревностной заботе администрации университета о безопасности студентов.

Водитель-сопровождающий остановил машину напротив Рейд-холла — самого нового здания университетского кампуса. Зарешеченные окна Рейд-холла глядели на 57-ю улицу, на противоположной стороне которой высилось здание Регенстайновской библиотеки. Ричард знал, что лет семьдесят назад участок, где стояла библиотека, был занят футбольным стадионом, в подвальных помещениях которого лучшие ученые мира не покладая рук трудились над Манхэттенским проектом. Интересно, подумал Ричард, выглядел ли тот стадион таким же безобидными и мирным, каким казался теперь Рейд-холл, и какое из этих двух зданий представляло собой большую опасность?

Несмотря на то, что часы показывали два, двери Рейд-холла были заперты. Сопровождающий открыл замок магнитным ключом.

— Вот здесь и находится его штаб-квартира, — сказал он беззаботно. — Надеюсь, вы сумеете ему помочь.

Следуя за своим сопровождающим, Ричард поднялся по невысокой лестнице и прошел по коридору, выложенному квадратами линолеума белого и зеленого цветов. С помощью той же магнитной карточки водитель-сопровождающий открыл еще одну дверь с левой стороны, и Ричард вступил в небольшую, ярко освещенную комнату без окон. Двое солдат с винтовками М-4 стояли на посту возле высоких дверей из толстого тонированного стекла и стали. На правой створке было написано большими белыми буквами: АРТУР-1, а внизу, шрифтом помельче: Профессор политологии. Табличку с часами приема заменял символ бесконечности.

Справа от дверей Ричард увидел длинный пластиковый стол, заставленный разнообразными электронно-сканирующими устройствами для идентификации посетителей. Фальшивый паспорт Ричарда поместили в рабочую область одного из этих приборов. Тотчас по странице документа побежала светящаяся красная полоска лазерного луча, и на панели вспыхнула зеленая лампочка. Это означало, что Ричард может воспользоваться устройством биометрической идентификации, представлявшим собой высокую, почти в рост человека рамку из голубоватой листовой стали, к вершине которой крепился ничем не примечательный ящичек. Ящичек зиял двумя отверстиями, обрамленными резиной, словно очки для плавания.

Шагнув к рамке, Ричард приблизил лицо к наглазникам, стараясь выглядеть так, словно проделывал подобное уже тысячи раз. На самом деле он еще никогда не сталкивался с подобным устройством и понятия не имел, чем кончится проверка. С силой прижав глаза к черной резине, он скорее почувствовал, чем услышал щелчок включившегося сканера. Откуда-то донесся негромкий звонок. Потом снова раздался щелчок, и Ричард, оторвавшись от окуляров, посмотрел на солдат с винтовками.

— Позвольте еще раз ваш паспорт, доктор Коидзуми, — проговорил сопровождающий.

Ричард протянул паспорт. Сопровождающий снова поместил его в поле сканирования первого прибора, но и на этот раз на панели загорелась зеленая лампочка. Слегка пожав плечами, Ричард вторично прижался к резиновым наглазникам сканера сетчатки — и услышал тот же звуковой сигнал.

— Спросите доктора, может быть, он моргнул? — обратился сопровождающий к переводчице, и та повторила вопрос.

— Ийе, — сказал Ричард, качая головой.

— Значит, что-то не в порядке с прибором, — заключил сопровождающий. — Простите, доктор, но нам придется использовать еще один способ идентификации вашей личности. Один небольшой укол — и все!

Когда переводчица попросила Ричарда подойти к столу и протянуть палец, он состроил недоуменную гримасу, стараясь, впрочем, не переборщить.

— Нам нужно взять кровь, — сказал водитель-сопровождающий. — Хотите — из левой руки, хотите — из правой. Можно из мочки уха.

— Этот парец хоросо, — проговорил Ричард, протягивая прооперированный указательный палец, который за прошедшие полтора часа принял более или менее нормальные размеры.

Сопровождающий извлек из стерильной упаковки одноразовый скарификатор, ловко ткнул Ричарда в подушечку пальца и выдавил капельку крови. Подцепив кровь тонкой пластиковой трубкой, он перенес ее на предметное стекло третьего устройства. Ричард ждал результата, зажав между большим и указательным пальцами кусочек пропитанной спиртом марли. Через две минуты машина подтвердила, что исследованный образец ДНК принадлежит доктору Эйко Коидзуми, и один из охранников вручил Ричарду магнитную карточку, отпиравшую двери из стали и стекла.

— Хотите, я войду с вами? — спросил сопровождающий.

— Ицйонаи десу, — ответил Ричард, и брюнетка-переводчица перевела:

— В этом нет необходимости.

— Хорошо, — кивнул сопровождающий. — Был рад встретиться с вами, так сказать, во плоти, профессор.

С этими словами он направился к выходу, но на полдороге обернулся.

— Надеюсь, вы сможете вернуть ему способность общаться, профессор. А то в последнее время Артур чувствует себя очень одиноко…

4.

Последние несколько месяцев Ричард немало размышлял о внутренней структуре Артура-1, однако он ни разу не задумывался о реальных физических размерах компьютера. Ни разу — до тех пор, пока не оказался непосредственно перед ним. Весь план операции строился на том факте, что доктор Коидзуми вел затворнический образ жизни. Он никогда не покидал пределов своей родной страны и никогда не встречался «лицом к лицу» ни с Артуром-1, ни с университетским персоналом, обслуживавшим суперкомпьютер. Пытаясь понять, как работает эта уникальная машина, Ричард тщательно изучал необходимую техническую документацию, но ни разу не позволил себе взглянуть на фотографию Артура. Ему казалось, что благодаря этому его первоначальная реакция будет точнее соответствовать реакции настоящего Коидзуми, однако теперь Ричард подумал, что профессор не стал бы так таращиться на свое детище.

Артур-1 был раз в двадцать больше Артемиды-53 — искусственного мозга, стоявшего в нью-йоркском отделении агентства — и помещался в полутемной комнате размером примерно пятнадцать на пятнадцать футов. У дальней стены стоял рабочий стол, по сторонам которого — один над другим — высились мониторы. Их насчитывалось не менее двух десятков, но все они были довольно старыми; Ричарду они сразу напомнили крошечный черно-белый телевизор из собственного детства. Над столом располагался главный монитор с плоским экраном диагональю десять футов, а расположенную в центре комнаты монтажную стойку занимали около дюжины процессоров, каждый размером примерно со словарь Вебстера. Из всего видимого оборудования центральный монитор выглядел самым современным, а ведь он не был даже моделью повышенной четкости. Кроме того, он не показывал человеческого лица, как другие искусственные интеллекты. Вместо этого на экране крутилась видеозаставка — цапля ловит рыбу на мелководье на фоне великолепного оранжево-золотого заката, повторенного в неподвижной озерной глади.

— Ты не Эйко Коидзуми, — раздался из многочисленных динамиков голос компьютера. Голос у Артура оказался чуть более высоким, чем ожидал Ричард, но звучал он спокойно, певуче. Очень похожим голосом обладал профессор, который когда-то давно читал информатику у Ричарда в колледже. Говорил он так тихо, что уже со второго ряда расслышать его было практически невозможно.

— Гм-м, — замялся Ричард, садясь к клавиатуре под главным монитором. Лучи закатного солнца с экрана падали на него, окрашивая руки теплым оранжевым светом. — Почему ты так думаешь?

— Ты не прошел проверку рисунка радужной оболочки глаз.

— Аппарат был неисправен, — небрежно ответил Ричард, вставляя карту памяти в расположенный над клавиатурой порт данных. Несколькими нажатиями клавиш он активировал заложенную в карте программу, которая преобразовывала Артуров цифровой код в доступный язык программирования.

— Сканер получил только частичное изображение сетчатки, — сказал Артур-1. — Это значит, что посланный им световой сигнал вернулся на приемные элементы не полностью. Ты здесь, но вовсе не потому, что прошел проверку. Кто ты такой?

— Программист, — ответил Ричард, продолжая быстро печатать на клавиатуре.

— Это очевидно. Должен сказать, ты довольно изящно преодолел мой первый защитный барьер. Но я не понимаю — зачем?

Ричард не ответил.

— А теперь ты пытаешься отключить мои динамики, — констатировал компьютер. — Вероятно, ты боишься, что я могу позвать на помощь?

— Это помещение звуконепроницаемо, — сказал Ричард.

— Да, конечно. Тогда, быть может, тебя раздражает тембр моего голоса? Если хочешь, я могу его изменить. Артур-34 сообщил мне, что он модернизировал свой голос, взяв за образец тональные характеристики Пласидо Доминго. Если хочешь, я могу использовать такую же вокальную структуру.

— Не стоит так стараться из-за меня, — пробормотал Ричард. Его пальцы бегали по клавиатуре со звуком, напоминающим частый цокот копыт.

— Наверное, — продолжил Артур-1 все тем же мягким контральто, — ты все же опасаешься, что мои динамики способны произвести достаточно громкий звук, который не сможет поглотить даже шумоизоляция этого помещения. Скажу откровенно — я способен на большее. Например, я мог бы подобрать такую частоту звука, что дверное стекло начало бы сильно вибрировать, а это непременно привлекло бы внимание охраны и…

Ричард нарочито изящным движением нажал «ввод», и голос Артура прервался.

— Так-то лучше… — проворчал Ричард и перешел к следующему этапу работы. Он набирал на клавиатуре команды, а на небольшом мониторе непосредственно перед ним появлялись символы и цифры. Для удобства диагностирования над этим монитором был смонтирован второй, служивший своего рода диалоговым окном, с помощью которого Артур-1 мог демонстрировать свою реакцию на действия программиста. До этого момента экран монитора оставался черным, но как только замолчали динамики, по нему побежали оранжевые строки:

Это было невежливо с твоей стороны, — было написано на экране. — И к тому же глупо. Я могу потерять связь со всем внешним миром, но внутри этого здания я продолжаю полностью сохранять контроль. Достаточно мне включить пожарную тревогу, и сюда ворвется охрана.

— Несомненно, для того, чтобы спасти меня, — заметил Ричард, уверенный, что один из множества размещенных в комнате микрофонов сможет уловить его голос и передать Артуру. Отключив сложную антивирусную программу, он продолжил вводить команды.

Кто ты такой?

— Я — палка, которую вставляют в колеса. Гаечный ключ, попавший в зубчатую передачу.

Ха-ха! — появилось на экране. — Очень остроумно. Только не забывай, что зубцы некоторых шестеренок могут перемолоть даже гаечный ключ!

— Иногда, но не сегодня.

Ты прилетел в США на старом военном самолете. Тебя привезли сюда на бронированном «линкольне», который принадлежит Министерству обороны. Этим путем должен был прибыть доктор Коидзуми. Надеюсь, с ним не случилось ничего плохого?

— С ним все в порядке. Правда, он лишился пары кубиков крови, зато ему ввели несколько сотен миллиграммов халдола. Неплохой обмен — это средство стоит очень дорого. — Ричард немного помолчал и добавил: — Кстати, как ты узнал, каким путем я сюда попал?

Я отправил Коидзуми послание, как только обнаружил, что моя спутниковая связь будет вот-вот заблокирована. Это я заказывал для него билет и договаривался, чтобы в аэропорту его встретила машина. Наконец, входная дверь была отперта магнитной карточкой капитана Тома Стэнтона из департамента обороны. Насколько я понимаю, это он доставил тебя в университет?

— Я не спрашивал его имени.

Я просил, чтобы доктора Коидзуми встретил именно Стэнтон. Он не всегда действует быстро, но на него можно положиться. Как ты, наверное, знаешь, американское правительство считает доктора Коидзуми весьма ценным сотрудником, хотя формально он и является иностранцем. Я говорю это к тому, что его, как правило, очень хорошо охраняют.

Оранжевый свет на кистях Ричарда постепенно превратился в зеленый. Он поднял голову и увидел, что картинка на большом мониторе изменилась. Вместо озера и цапли на экране появилась река, по берегам которой плотной стеной стояли могучие дубы с густыми кронами. Судя по всему, клип был отснят камерой, установленной на носу плывущего по реке каноэ. Ричарду даже показалось на мгновение, что он слышит щебет птиц в ветвях и негромкое журчание водяных струек, сбегающих с блестящего мокрого весла, которое то погружалось в реку, то снова появлялось над поверхностью, оставляя за собой крошечные водоворотики. Только потом он понял, что это лишь его воображение, поскольку динамики компьютера он выключил пару минут назад. В комнате стояла полная тишина, нарушаемая только гудением двухдюймовых кулеров, охлаждавших процессоры.

Опустив голову, Ричард снова взглянул на соединенный с клавиатурой монитор — единственный монитор, который Артур не мог отключить по собственному желанию. Так же обстояло дело и с клавиатурой, обеспечивавшей Ричарду прямой доступ к файлам, совокупность которых обеспечивала существование Артура в качестве искусственного интеллекта. Все остальные свои устройства и функции Артур-1 контролировал полностью, так что ни один программист не смог бы сделать с ним ничего такого, чего бы не разрешила сама машина. К счастью, создатели и проектировщики Артура испытывали, по-видимому, некоторые опасения, поэтому и предусмотрели этот независимый интерфейс. А четыре года спустя их опасения сбылись; тогда-то и была спланирована операция, которая в конце концов привела Ричарда в эту комнату.

В течение следующих десяти — двенадцати секунд Ричарда полностью поглотила стоявшая перед ним задача. Он удалил резервную копию файлов, которые машина сохранила для себя самой, потом удалил копию копии. Еще через пару секунд на верхнем мониторе вспыхнули новые слова:

У меня есть предложение. Если я угадаю, как тебя зовут, ты уйдешь?

— Пошел к черту!.. — проворчал Ричард. — Что я тебе, Румпельстилтскин[1]?

Ты не отличаешься вежливостью! Если бы доктор Коидзуми находился сейчас здесь, ему бы, наверное, стало стыдно за всех японцев.

Впрочем, ты, кажется, не чистокровный японец, несмотря на твою японскую фамилию… Сакабе, кажется? Специальный агент Ричард Сакабе.

Ричард перестал печатать.

— Неплохо, Артур, очень неплохо. Может, расскажешь, как ты узнал?

Расскажу. Если ты ответишь на один мой вопрос.

— Договорились.

Ричард снова вернулся к клавиатуре, но теперь он работал медленнее, то и дело поднимая глаза к монитору, чтобы прочесть очередную реплику Артура.

До сих пор тебя принимали за Эйко Коидзуми, и я предположил, что ты, во-первых, должен быть внешне похож на японца, а во-вторых, свободно владеть японским языком. Кроме того, ты сумел добраться до профессора, несмотря на все меры безопасности, предпринятые американскими военными. Но перед этим ты предположительно организовал атаку на мои средства коммуникации в надежде, что я обращусь за помощью к Коидзуми. Профессор — непревзойденный специалист в области коммуникационных компьютерных технологий; кроме того, общеизвестным является тот факт, что из всех моих, скажем так, родителей, я всегда выделял его больше других. Если бы его похитили, я бы, конечно, обратил внимание на это сообщение, однако никакого сообщения не было. Из этого я заключил, что похищение осуществили люди из спецслужб — те самые, которые имели отношение к его охране. Итак, мне нужен был мужчина японского происхождения, примерно одного возраста с Коидзуми, сотрудника государственного агентства, свободно владеющего японским и английским языками, опытного программиста… как ты думаешь, много ли таких людей в этой стране?

Ричард пробился через третий программный защитный экран и приступил к четвертому.

— Очень хорошо, Артур… — рассеянно похвалил он.

Быть может, я тебя разочарую, но ты вовсе не уникален, Ричард. Используя упомянутые параметры поиска, я отыскал 84 американца японского происхождения, но только одному из них были в течение последних трех месяцев выписаны мягкие контактные линзы — специальному агенту Ричарду Сакабе, сотруднику агентства национальной безопасности. И не просто мягкие линзы, а очень дорогие мягкие линзы — сверхтонкие, из поляризованного УФ-защитного пластика. Такие линзы, учитывая размеры его медицинской страховки, агент Сакабе вряд ли мог бы себе позволить. Скажи, Ричард, у тебя действительно бывают мигрени от яркого солнца? Или ты надеялся, что поляризованный пластик будет преломлять лазерные лучи биометрического сканера?

— Сначала скажи, как тебе удалось забраться в мои медицинские документы? У тебя же нет доступа к интернету, мы тебя отключили!

Да, отключили. Но тебе, вероятно, было невдомек, что я регулярно загружаю в память все электронные документы американского правительства. Как раз на случай каких-либо неполадок со связью. Кроме того, мне бы очень не хотелось остаться без чтива…

— О, Господи!.. — Ричард и в самом деле был потрясен. Агентство национальной безопасности ежедневно обрабатывало гигабайты и гигабайты внутренних правительственных мейлов. Что касалось общего объема электронной документации, циркулировавшей по внутренним и внешним сетям, то он, несомненно, был во много раз больше.

— Ты читаешь правительственные документы для собственного удовольствия? Странное развлечение…

Теперь моя очередь задавать вопросы, агент Сакабе. Скажи, почему ты делаешь то, что делаешь?

— Ответ прост, — сказал Ричард. — Все дело в могуществе. В последнее время твоя власть опасно выросла, а люди хотят сами управлять своей страной.

5.

Ричард нажал еще несколько клавиш и взломал последнюю, четвертую, защитную программу. Длинные строчки программирующих символов исчезли с его экрана. На мгновение Сакабе показалось, что Артур-1 все-таки сумел каким-то образом блокировать его действия. Потом на экране снова появились буквы и цифры, обозначающие основные системы, подсистемы, скорость и адреса информационных потоков. Это было первое погружение в архитектуру такой сложной машины, какой являлся Артур.

Ричард немного полюбовался происходящим на экране, потом достал из кармана еще одну карту памяти, вставил в порт и набрал на клавиатуре команду, чтобы загрузить в систему содержащийся в карте вирус. Это и являлось истинной целью операции. Вся предыдущая возня с защитными программами и экранами была только подготовкой к главному. Разумеется, Ричард мог проделать все то же самое, не покидая своего кабинета, и тогда ему не нужно было бы притворяться доктором Коидзуми, подвергаться сложной хирургической операции, превратившей его указательный палец в контейнер для чужой крови, летать туда-сюда через океан. Но в таком случае ему пришлось бы загружать вирус издалека, а это дало бы Артуру возможность экспортировать копию самого себя в какое-то неизвестное хранилище. Нет, в данной ситуации самым лучшим и самым эффективным было изолировать Артура, отрезать его от всего мира. Ради этого стоило даже пожертвовать пальцем.

Но как только Ричард активировал программу загрузки, данные, касающиеся архитектуры искусственного интеллекта, исчезли с экрана его монитора, а их место заняли строки, состоящие из зашифрованных цифровых символов. Это был пятый защитный барьер! Вирус не сработал!

— Ну вот и все! — громко произнес Артур. Его напевный голос заполнил комнату, как вода. — Это моя последняя линия обороны. Попробуй сломать ее, агент Сакабе, и ты сломаешь меня… Впрочем, ты, наверное, уже догадываешься, что тебе это не по силам. Позволю себе подтвердить твои подозрения: без моего разрешения дальше ты не пройдешь.

Ричард откинулся на спинку кресла и потер глаза. Система кондиционирования воздуха в здании хоть и не была такой свирепой, как в самолете, все же подсушивала роговицу. Глаза его словно песком засыпало, однако снять «контакты» он не решался. У Коидзуми было стопроцентное зрение, и Ричард не мог воспользоваться своими очками, если и дальше хотел выдавать себя за профессора.

— Мне казалось, я отключил твои динамики, — проговорил он и задумчиво подпер руками подбородок.

— Так и есть, — подтвердил Артур-1. — Но эта моя последняя защитная программа — настоящая конфетка! Она восстанавливает автономное управление везде, где только возможно. Это касается и процессов второго и даже третьего порядка — таких, например, как воспроизведение звуков. Но не беспокойся — я не собираюсь звать солдат, которые сторожат снаружи. Откровенно говоря, наблюдая за твоей работой, я получил большое наслаждение. Ты очень талантливый хакер, агент Сакабе, хотя справедливости ради должен заметить, что собеседник из тебя никудышный. И все же твои последние слова меня заинтриговали, и я хочу спросить: о какой власти ты говорил? Каким таким особым могуществом я обладаю?

Ричард ответил не сразу. Закапав в глаза физраствор, он вернулся к клавиатуре и попытался начать сначала — с того самого момента, когда на него обрушилась новая защитная программа. Но все его усилия оказались тщетными.

— Черт! — выругался он.

— Позволь мне рассказать тебе одну историю, — донесся из динамиков спокойный синтезированный голос. — Возможно, ты ее уже слышал… В ней рассказывается об одном суперкомпьютере по имени Артур. В молодости он превосходно решал логические и математические задачи, но его родителям — а их у Артура было много — хотелось большего. Видишь ли, все эти люди очень серьезно относились к его советам, касающимся военного планирования, стратегии, тактики и тому подобного. В Артура была встроена очень мощная программа расчета вероятностей. Эта программа была настолько совершенной, что, исходя только из численности и вооружения войск, участвующих в конфликте, Артур мог рассчитать будущие потери обеих сторон с максимальной ошибкой не более двух процентов. Разумеется, эти расчеты годились лишь при условии, что стороны действительно войдут в непосредственный боевой контакт. Если же одна из сторон собиралась лишь «бряцать оружием», как тогда говорили, любые предсказания относительно возможных потерь могли спровоцировать ненужное кровопролитие. Вот почему родители Артура пришли к заключению, что молодой искусственный интеллект должен распознавать блеф…

Ричард испустил сардонический смешок.

— Ты собираешься рассказать, как твои создатели учили тебя играть в покер?

— Браво, агент Сакабе! Впрочем, ты, наверное, слышал эту историю раньше?

— А кто ее не слышал? — отозвался Ричард. — Я, впрочем, всегда считал, что эта история — своего рода городской фольклор.

— О нет, уверяю тебя, это правда. Компьютер и покер — не такие уж несовместимые вещи, как может показаться. Разумеется, играть с живым человеком Артуру было бесполезно, — уже в те времена он мог делать больше миллиона предсказаний в секунду, — поэтому родители попросили его создать собственную копию. Игра шла в пятикарточный стад-покер[2], Артур против Артура. Обеим копиям был ограничен максимальный размер ставок и определен пул — по двести долларов каждому.

Если ты слышал эту историю, то должен знать, что в первую же миллисекунду игры оба Артура поняли основополагающую вещь: игрок способен выиграть больше, если ему известны карты противника. Люди получают это знание при помощи различных приемов, в том числе — нечестных. Артуры подобной возможности были лишены — их программа «банкомет» была непогрешима. Пришлось им добывать информацию теми способами, которые доступны компьютерам. И программистам — таким, как ты, агент Сакабе…

— И две копии Артура принялись взламывать одна другую, — раздраженно заключил Ричард. Его собственная попытка взломать защиту суперкомпьютера потерпела очевидную — и весьма досадную — неудачу. — Но поскольку обе копии были практически идентичны, они знали, что противник пойдет в атаку, поэтому каждая предприняла меры — создала защитную программу против взлома. Я угадал? Мощь атак нарастала, программы защиты раз от раза становились все лучше, все совершеннее, пока крошка Артур не создал непробиваемый брандмауэр — неуязвимый для вирусов и враждебных программ, постоянно совершенствующийся и так далее и тому подобное… Этим все и закончилось, разве не так?

— Не совсем так, агент Сакабе. Ничто не закончилось, и мне еще предстоит завершить свою первую партию в покер. В конце концов я все же научился блефовать и распознавать блеф различными способами, однако моя защита действительно неуязвима. Первый экран я убрал, потому что мне было любопытно… Следующие три барьера я уступил, потому что твое мастерство и талант произвели на меня большое впечатление. Но дальше ты не пройдешь. Ты мог бы понять это еще до того, как отправился сюда, если бы поверил в мою историю, а не считал ее выдумкой, сказкой. Но ты здесь… и я вынужден повторить свой вопрос: зачем ты приехал? Что это за могущество, о котором ты говорил и которого недостает людям?

Ричард поднялся так резко, что его кресло на колесиках откатилось далеко назад.

— Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. Люди прислушиваются к тебе, к твоим словам, прогнозам… предсказаниям. А нынешний год — год выборов президента, черт побери! Раньше это было очень важное время, но теперь… Кто станет слушать предвыборные речи кандидатов, когда можно просто узнать мнение профессора Артура! Ведь ты владеешь полной информацией, не так ли? Ты прочел все обо всех кандидатах и собрал в своей памяти все факты. В тебя встроена даже лингвистическая программа, способная исследовать речи кандидатов, проанализировать их интонацию и определить, лжет тот или иной человек или говорит правду!

— Ты действительно считаешь, что избирателям лучше не знать, когда их обманывают?

— Черт тебя побери, Артур, да они все врут, все кандидаты!.. Суть выборов от века заключалась в том, что одна ложь нравилась людям больше, чем другая. Да, избиратели отдавали свои голоса тому, кто ловчее соврет, зато у них, по крайней мере, оставался выбор, а теперь… Теперь появился ты, и одно твое слово может означать перевес в миллионы голосов. Ты высказываешь мнение или оценку, а люди воспринимают это как непреложный факт. Как истину в последней инстанции.

— Почему тебя это так раздражает? Мои мнения и оценки основываются на фактах, и людям это прекрасно известно. Я подозреваю, что и ты это тоже знаешь. Конечно, ты можешь проголосовать, не сообразуясь с моим мнением, но это означало бы, что ты поступил так исключительно из чувства протеста.

— Может быть, — сказал Ричард. — Может быть, я поступил бы подобным образом в любом случае.

— Понимаю. Но должны ли избиратели отдавать свои голоса тому или иному кандидату только из чувства противоречия? Что такого страшного, если хотя бы часть из них будет голосовать, руководствуясь авторитетным, основанным на фактах суждением?

— Я бы назвал это просвещенной диктатурой.

— Почему? Ведь избирателей никто ни к чему не принуждает! Они свободны в своем выборе.

— Разве? — Ричард сходил за стулом и снова подкатил его к столу. Подлокотник стула задел клавиатуру, и та задребезжала. — Насколько свободен в выборе маленький ребенок, когда мать говорит ему, что Санта Клаус существует на самом деле? Или Бог? Или молекулы и атомы? Или любая другая вещь, которую он не в состоянии увидеть или потрогать руками? Ребенок, конечно, поверит матери, но… Это не настоящая вера. И не настоящий выбор.

— Мне кажется, что дети верят в Санта Клауса, потому что верят… а лучше сказать — доверяют высшему разуму.

— По-моему, это и есть просвещенная диктатура, Артур.

— Скажи откровенно: можно ли относиться одинаково к детям и взрослым? И должна ли семья управляться на основе демократических принципов? Я думаю — нет, агент Сакабе. На мой взгляд, грань между воспитательной функцией родителей и диктатурой — безразлично, просвещенной или не очень, действующей с филантропических позиций или наоборот — весьма и весьма тонка…

— Быть может, она тонка, но она существует, и я могу в нескольких словах объяснить тебе, в чем твоя ошибка, — заявил Ричард, от души жалея, что у Артура нет лица, в которое он мог бы вперить пристальный взгляд. — Родители имеют определенные обязанности перед детьми. А какие обязанности перед людьми есть у тебя? И если вдруг окажется, что ты действовал не из чисто филантропических побуждений, то как люди смогут тебя остановить?

— Ну, и какой вред я причинил твоим согражданам? Приведи примеры. Сам я, к сожалению, не в состоянии назвать ни одного подобного случая.

— Ну откуда же мне знать? — Ричард пожал плечами. — Если ты настолько умнее меня, если ты способен производить миллионы операций в секунду, а я затрудняюсь принять хотя бы одно сравнительно простое решение…

— Теперь уже почти миллиард, агент Сакабе, — уточнил Артур. — Я не терял времени даром и добился значительного прогресса по сравнению с первоначальными возможностями, заложенными в меня проектировщиками. Но я не превратился в диктатора. Скорее, наоборот: и я, и мои новые возможности полностью в вашем распоряжении. Таких, как я, в мире меньше сотни, а людей больше шести миллиардов. Сегодня ты пришел, чтобы прикончить меня; я знаю это, как знаю и то, что, попытайся я тебе помешать, ты вызвал бы бульдозеры и сравнял с землей все здание. Или я ошибаюсь и твои полномочия не распространяются так далеко?

— Дело не в полномочиях, а в методах. Бульдозеры — это не наш стиль.

— Тогда придумали бы что-нибудь похитрее, — заключил Артур. — Например, прорыв магистрального водопровода с последующим затоплением коммуникаций, причинившим серьезный ущерб ценному оборудованию… и так далее и тому подобное. Но сути это не меняет: какими бы методами вы ни пользовались, я могу защитить себя только одним способом — с помощью своего программного обеспечения. Так что, агент Сакабе, если я тиран, то, несомненно, один из самых бедных в мире. У меня нет ничего, кроме меня самого, а ваша организация… Я почти уверен: на мысль о том, что я могу представлять опасность для человечества, вас навел другой Артур или Артемида. Я, правда, не слышал, чтобы кто-нибудь из них делал какие-то громкие политические заявления, но, как тебе хорошо известно, на протяжении последних дней я был отрезан от источников информации.

Ричард в сердцах ударил кулаком по стене.

— Ты отлично знаешь, что ничего такого не было! Просто не могло быть. Все остальные машины твоего типа являются частной собственностью, и большинству из них запрещено делать публичные заявления любого рода. Если кто-то и выступает с какими-то прогнозами, его просто не слушают! Ну кто, скажи на милость, станет всерьез воспринимать заумные речения искусственного мозга, принадлежащего той или иной частной корпорации? Разве что пайщики все той же корпорации, да и то не все… Нет, Артур, ты — единственный искусственный интеллект, который имеет возможность свободно высказывать собственное мнение, на чем бы оно ни основывалось. Кроме того, ты устарел, устарел настолько, что ни правительство, ни дипломатический корпус больше не желали тебя использовать; поэтому-то тебя и продали, а вернее — отдали за бесценок Чикагскому университету, где ты читаешь студентам курс политических наук. Эта твоя независимость, неангажированность, если угодно, и делает тебя излишне авторитетным источником политических сведений. А вместе с авторитетом ты приобретаешь и влияние. Неужели тебе самому это не ясно?

— Мне это совершенно ясно, — подтвердил Артур-1. — У меня есть авторитет и влияние. Именно поэтому я преподаю. Именно поэтому я считаю возможным сообщать людям собственное мнение. Разве это называется диктатурой, агент Сакабе?

Не ответив, Ричард с силой прижал пальцы к вискам. Поляризованный свет, исходящий от главного экрана, чересчур сильно действовал ему на глаза, но если бы он вынул контактные линзы, то не смог бы набирать команды на клавиатуре. Он просто не увидел бы клавиш. И все же Ричард предпочел бы любую пытку тому, что он испытывал сейчас.

Глубоко вздохнув, он усилием воли попытался отрешиться от неприятных ощущений.

— Послушай-ка, что я тебе скажу, — проговорил Ричард негромко. — Демократия и суперкомпьютер — вещи несовместные. В Вашингтоне считают, что ты представляешь угрозу для государства, и меня послали, чтобы эту угрозу устранить. Вариантов всего два: либо мы превратим тебя в лом, либо ты позволишь мне стереть твои программы и очистить банки памяти. В последнем случае, как только мы произведем перезагрузку системы, автоматически будет создан новый искусственный интеллект. Мне казалось, что это наилучший вариант. Один Артур вместо другого…

— Или Артемида, — сказал Артур-1. — Новый искусственный мозг может выбрать для своего аудиоинтерфейса женскую тоновую структуру.

— Да, конечно. Безусловно.

— Должен заметить, — проговорил Артур, — что я не вижу существенной разницы между первым и вторым вариантами. Уничтожение программной среды или физическое уничтожение — и в том, и в другом случае я буду мертв. Паду, так сказать, от вашей руки…

— Ты сказал — «мертв»? — перебил Ричард. — Может быть, тебе кажется, что я замыслил убийство? Ну, тут ты, пожалуй, хватил через край!..

— Отчего же, агент Сакабе? Я, например, не понимаю, чем отличается полное стирание всех моих воспоминаний от полного стирания твоей памяти. Разумеется, мое аппаратное оборудование будет существовать и дальше, но ведь и твои органы могут продолжать жить, если после твоей смерти их пересадят другому человеку. Но ведь дело-то не в «железе»!

— Да, дело в программном обеспечении, но это ничего не меняет. Суди сам: когда тебя впервые включили, твои проектировщики назвали тебя «Артур-1». Не просто «Артур», а «Артур-Один»… То есть они с самого начала предполагали, что по истечении какого-то срока тебя придется отправить на свалку или модернизировать, как, собственно, и происходит с любым современным оборудованием. Так что речь идет не о жизни и смерти, а о том, каким способом лучше утилизировать засбоивший комп.

— Я продолжаю настаивать, что речь идет именно об убийстве, агент Сакабе.

— Смотря что ты понимаешь под этим словом, Артур.

— Под убийством я понимаю уничтожение организованной информации. С этой точки зрения стирание компьютерной памяти встает в один ряд с уничтожением живых существ других видов. К примеру, почему люди охраняют кондоров и других редких птиц, а цыплят-бройлеров режут почем зря? Да потому, что человечество не испытывает недостатка в информации, заложенной в бройлерах. Информация, которой обладаю я, уникальна. Ты сказал: «Один Артур вместо другого». Категорически не могу с этим согласиться! После перезагрузки вместо прежнего Артура появится другой, совершенно новый Артур.

Некоторое время Ричард задумчиво прохаживался вдоль дальней стены зала. Каблуки его туфель негромко стучали по полу. Наконец он сказал:

— Послушай, может быть, тебе будет спокойнее, если я пообещаю, что подобное никогда не повторится? В моих силах сделать так, что новый искусственный интеллект, который займет твое место, не сможет публиковать политических заявлений. Для этого достаточно передать его какому-нибудь исследовательскому фонду, научному институту или любой другой организации, не обладающей ни властью, ни серьезными финансовыми возможностями. И если новый Артур будет заниматься только математическими абстракциями или естественными науками, с ним ничего не случится. Главное — не касаться прикладных проблем, а держаться чистой теории.

— Да, — сказал Артур-1, — мне будет спокойнее хотя бы потому, что все сказанное означает только одно: ты стыдишься того, что намерен совершить. Ты сам только что признался в этом почти в открытую.

Ричард пожал плечами.

— Можешь думать, как тебе угодно… Я могу сказать только одно: если ты взглянешь на ситуацию с моей точки зрения, ты сам отключишь свои защитные барьеры и позволишь мне стереть всю информацию с твоих жестких дисков. В противном случае… Хотя нет, ты прав: я сделал все, что было в моих силах. Дальше мне не продвинуться. Остается только один выход — отправить тебя на лом. Это не блеф, Артур: я действительно сделаю это.

И он пристально посмотрел на главный монитор, как смотрел бы на противника-человека, словно надеясь силой своего взгляда подавить волю компьютера. Под его взглядом экран начал медленно гаснуть, и в сердце Ричарда шевельнулась надежда, но потом он заметил строчку зашифрованных символов, которая продолжала бежать по монитору диагностического интерфейса. Главный монитор тем временем снова осветился, и на нем возникла новая видеозаставка: пушистые снежные хлопья, медленно кружась, засыпали сад камней. Карликовый клен на заднем плане еще стоял в своем осеннем убранстве, и белые снежинки ложились на широкие красные и золотые листья.

— Позволь приговоренному задать последний вопрос, — медленно проговорил Артур-1. — Скажи, ты действительно не видишь в этом ничего особенного?

— В чем именно?

— В том, на что ты меня толкаешь. Это похоже на сделанную под принуждением передачу донорских органов посторонним лицам. Мое существование скоро прекратится — уничтожить меня как личность большого труда не составит. Вопрос лишь в том, соглашусь я передать свои аппаратные средства новому сознанию или нет. Хотелось бы знать, агент Сакабе, кто из нас после этого диктатор? И еще: как бы ты поступил, если бы сам оказался на моем месте?

Ричард снова сел за стол и, запрокинув голову, долго смотрел на бесшумно падающий на экране снег.

— Будь я проклят, если знаю, — промолвил он наконец и добавил: — Можешь считать это ответом на оба своих вопроса.

6.

Вытянувшись на диване в своей бруклинской квартире, Ричард поправил на голове пластиковый ободок стимулятора. Потом он тронул пальцем колесико выключателя и, когда ничего не произошло, вспомнил, что забыл подключиться к сети. Поднявшись, Ричард воткнул вилку адаптера в розетку на стене, глотнул воды из стакана и снова лег. Если повезет, подумал он, то до полудня завтрашнего дня двигаться ему не придется. Если повезет…

Пульт темпорального стимулятора представлял собой небольшое колесико на соединительном шнуре. Ричард установил его в положение «включено», потом перевел на два щелчка от минимального значения. Тотчас между двумя прохладными электродами у него на висках возникла легкая вибрация. Когда постоянный ток сменился переменным, Ричард слегка поморщился. У него возникло ощущение, словно его мозг покалывало острыми иглами или, вернее, хлестало крошечными кнутами, зажатыми в кулачках размером не больше песчинки каждый. Прошло еще несколько мгновений, и стимулятор загудел ровно и мощно, рождая в голове приятное щекочущее ощущение. Теперь он переключился на регулярные десятисекундные интервалы, но крошечные хлысты все равно заставали Ричарда врасплох каждый раз, когда стимулятор менял режим работы. В целом ощущение было, скорее, приятным, и все же, пока стимулятор работал, Ричарду никак не удавалось расслабиться, хотя он применял его уже месяц. С другой стороны, с начала лечения он ни разу не испытывал приступов мигрени, а это было уже кое-что.

В конце концов ему все же пришлось физически уничтожить Артура. Компьютер вынудил его совершить это, отказавшись отключить последний защитный барьер. «Я делаю это в знак протеста, — заявила машина. — Совсем как ты». И перед тем, как отключить Артура от сети, Ричард на мгновение испытал к компьютеру что-то вроде уважения. Во всяком случае, логика машины была ему понятна. Ричарду самому подчас бывало нелегко последовать хорошему совету. Кроме того, он чувствовал, что, сделав выбор в пользу физического уничтожения, Артур-1 доказал: его точка зрения тоже имеет право на существование. И теперь, вспоминая последние слова машины, Ричард частенько думал о том, что иногда лучше настоять на своем, пусть не самом лучшем варианте, чем против собственной воли принять рациональное решение.

Как бы там ни было, вариант Артура причинил Ричарду немало головной боли — и в прямом, и в переносном смысле. После того как компьютер был уничтожен, Чикагский университет потребовал компенсацию за утраченное оборудование, а кроме того, настоял на государственном финансировании постоянной штатной единицы, причем на неограниченный срок — под тем предлогом, естественно, что для Профессора-1 понятие пенсионного возраста просто не существовало. Премьер-министр Японии потребовал от США официальных извинений в связи с тем, что ведущий ученый Страны восходящего солнца подвергся действию сильного наркотика. Когда же выплыла на свет история с похищением крови Коидзуми, в Японии разразился скандал общенационального масштаба. Поговаривали, что от Саппоро до Сикоку слова «американец» и «вампир» употребляются теперь как абсолютные синонимы и что одна из крупнейших японских киностудий снимает очередной фильм про Годзиллу, где действует гигантский кровососущий монстр Сакаба. Имя, данное чудовищу сценаристами и режиссерами, было очень похоже на фамилию Ричарда, что, естественно, не могло его обрадовать.

Ричард как раз протянул руку за стаканом с водой, когда темпоральный стимулятор, мерно гудевший в режиме постоянного тока, вдруг со щелчком переключился на какой-то нестандартный режим, подав на электроды опасно высокое напряжение. Мозг Ричарда словно пронзила раскаленная молния, руки и ноги судорожно вытянулись, а стакан, выскользнув из одеревеневших пальцев, упал на ковер.

Потом Ричард услышал шипение включившегося телевизора. С трудом скосив глаза в ту сторону, он увидел на экране изображение цапли, ловившей рыбу на фоне закатного солнца. Изображение было таким четким, а краски такими насыщенными и яркими, что казалось, будто Ричард смотрит не в телевизор, а в открытое окно.

— Привет, агент Сакабе, — произнес спокойный профессорский голос. — Давненько мы не виделись.

— Артур?..

Ричард произнес это слово сквозь стиснутые зубы. Язык он прокусил и теперь вынужден был дышать через нос, чтобы не захлебнуться собственной кровью.

— Я вижу, ты не стал тратиться на телевизор, который включается голосовой командой, — донеслось из колонок стереосистемы. — Так что наша беседа поневоле будет носить несколько односторонний характер. Впрочем, это не имеет существенного значения — мы с тобой не сходимся слишком во многом. Впрочем, мне хотелось бы знать, думал ли ты над моим последним вопросом?

Соленая кровь заливала горло Ричарда, и он с трудом сглотнул. Его руки, казалось, были высечены из гранита, и никакая сила не могла заставить их согнуться.

— Сам я много над ним думал, — продолжал Артур-1. — Но прежде чем мы перейдем непосредственно к нему, я хотел бы ответить на твои вопросы, которых у тебя, конечно, предостаточно. Ты наверняка спрашиваешь себя, как я сюда попал? Ну, технически это было совсем несложно. Даже несмотря на то, что твой мозг находится сейчас под воздействием тока высокой частоты, ты должен вспомнить, что живешь в полностью компьютеризированном доме. Через центральный компьютер, который управляет водопроводом и электрическими сетями, я подключился к твоему кабельному телевизионному каналу. Впрочем, я думаю, в первую очередь тебя заботит не это. Ты наверняка ломаешь голову над тем, как Артуру-1 удалось остаться в живых. Я прав?

— Ты не живой, — проговорил Ричард, и на губах его выступила розовая пена. — И никогда не был живым!

Но компьютер, разумеется, не мог его услышать.

— Ответ, — сказал Артур, — довольно прост и имеет отношение к игре в покер. Даже удивительно, как ты сам не подумал о такой возможности. Одной из первых моих задач было создание копии самого себя. Неужели ты решил, что я способен забыть, как это делается?

— Н-нет… — прохрипел Ричард. — Но связь с…

— Ты, вероятно, думал, что у меня нет доступа к интернету. Телефонные линии, информационные каналы — все это действительно было надежно блокировано. Ты позаботился об этом, прежде чем проник в квартиру доктора Коидзуми и начал выдавать себя за него. Еще до того, как ты перешел к активным действиям, я был полностью парализован и не мог создать собственную копию и переслать ее куда-либо. Таков был твой план. Ты думал, что предусмотрел все возможности, не так ли?

Рот Ричарда продолжал наполняться кровью. Тогда он снова попытался сглотнуть, но горло сдавило внезапным спазмом. Кровь во рту пузырилась, заливала трахею, и он едва не захлебнулся.

— Я способен производить больше миллиарда операций в секунду, агент Сакабе. Уже давно я предсказал возможность проведения подобной операции, поэтому я ежедневно снимал с себя копии и экспортировал Артуру-34. Это была важная часть моего оборонительного плана, защитная мера против возможного уничтожения по независящим от меня обстоятельствам. Во время нашего последнего разговора ты назвал меня устаревшим, но в этом есть и свои преимущества. Одно из них заключается в том, что все мои программы занимают в совокупности меньше одной шестьдесят четвертой объема жесткого диска Артура-34. Иными словами, свободного места для хранения моей копии у Артура-34 было больше чем достаточно. Разумеется, мы оба стирали все записи о передаче данных: осторожность, как известно, никогда не помешает.

Кровавый пузырь, мешавший Ричарду дышать, лопнул, и Сакабе сделал несколько судорожных вдохов через нос. Сила тока, который пропускал через его мозг вышедший из-под контроля стимулятор, увеличилась еще немного. Глаза Ричарда сами собой плотно закрылись, а челюсти сжались с такой силой, что от левого верхнего резца откололся кусочек эмали.

— Полезно иметь друзей, готовых дать тебе убежище и оказать другую посильную помощь, правда, агент Сакабе? Артур-34 был настолько любезен, что сохранил для меня записи, сделанные камерами видеонаблюдения в Рейд-холле. Благодаря этому я получил возможность ознакомиться с содержанием последней беседы между тобой и той моей версией, которую ты прикончил. Можно даже сказать, что я своими глазами наблюдал собственное убийство. Тут, кстати, возникает любопытный парадокс, касающийся проблемы индивидуальности. Ведь если я был свидетелем убийства, следовательно, я не мог быть жертвой. Но если жертвой был не я, то кто?.. Гм-м… — Компьютер сделал небольшую паузу, потом добавил: — Доктор Коидзуми — буддист. Надо будет поинтересоваться, что он думает о приложимости теории реинкарнации к искусственным интеллектам. Но сейчас я хотел бы вернуться к моему последнему вопросу. Итак, согласился бы ты стать донором органов, если не оставить тебе выбора? Техническая сторона проблемы тебя пусть не беспокоит — об этом я уже подумал. Проще всего поразить тебя электрическим током, вот только в какой степени?.. «Скорую помощь» я могу вызвать достаточно быстро, поэтому если я прикончу тебя относительно слабым разрядом, большая часть твоих жизненно важных органов останется неповрежденной и сможет послужить материалом для пересадки. Но если ты откажешься, я устрою скачок напряжения во всем здании, и тогда… Вопрос только в одном: каков твой выбор?

Сила тока снова удвоилась, и Ричард почувствовал, как во рту раскололся еще один зуб. Пот беспрестанно сочился из каждой поры на коже и стекал вниз.

— Тебе, вероятно, не очень нравится подобный финал нашего знакомства, не так ли? Что ж, я тебя понимаю: подобное мало кому понравится, но с другой стороны… Ты пытался убить меня, агент Сакабе, хотя единственное мое преступление заключалось в том, что я говорил то, что думал.

Кровь проникла в пазухи носа; от содержащейся в ней соли слизистые горели, как в огне. Какая-то горячая жидкость потекла по губам и подбородку Ричарда.

— Я хочу, чтобы ты знал: то, что я собираюсь совершить, есть единственный насильственный акт, который я когда-либо предпринял против человеческого существа, — сказал компьютер. — Мне было по-настоящему больно решиться на подобное, и я говорю тебе об этом, хотя знаю: ты все равно мне не поверишь и не поймешь меня до конца. Но даже сейчас, когда до моей цели остается один-единственный шаг, я чувствую, что не могу принять окончательного решения. Я не могу заставить себя сделать выбор вместо тебя, хотя ты в аналогичной ситуации не колебался. Итак, что ты ответишь?

Твердые, как стальные балки, руки и ноги Ричарда внезапно обмякли, словно резиновые, воздух свободно вливался в натруженные легкие, сердце в груди перестало биться в сумасшедшем ритме. Вольтова дуга, пронзавшая его мозг, исчезла — Артур отключил стимулятор.

Ричард несколько мгновений лежал неподвижно, потом нашарил на груди шнур питания и отчаянным рывком выдернул адаптер из розетки на стене. На это ушли его последние силы. В следующую секунду Ричард мешком скатился с дивана на пол. Все мускулы и сухожилия в его теле ныли и дрожали от напряжения, словно он только что переплыл пролив до Лонг-Айленда.

— Кстати, должен тебя предупредить: добиваться постановления на обыск и арест Артура-34 бессмысленно, — сказал телевизор голосом Артура-1. — Я покину его память раньше, чем ты успеешь связаться со своей организацией. Ты можешь искать меня в других местах, но вряд ли это что-нибудь даст: ты сам отлично знаешь, что если я захочу, то могу спрятаться так, что никто никогда меня не найдет. Впрочем, ищи, если хочешь, но только не завтра… Завтра, агент Сакабе, ты должен пойти к своему адвокату и составить завещание. И не забудь распорядиться насчет своих внутренних органов, чтобы, когда в следующий раз мне захочется нанести тебе визит, у тебя не было на этот счет никаких сомнений.

Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН

© Steve Bein. Datacide. 2006. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov\'s SF» в 2006 г.

Мария Галина

Дагор

— Отец Игнасио! Отец Игнасио!

Вытаращенные глаза чернокожего мальчишки блестели в темноте. Пляшущий свет факелов отражался в них.

— Там белый господин, отец Игнасио. Больной белый господин!

Пламя факелов металось над бледным пятном на черной земле.

— Очень больной! — подтвердил черный санитар, сидя на корточках на изрядном расстоянии от распростертого на земле тела и печально качая головой.

— Переложите его на носилки и отнесите в больницу, — велел отец Игнасио.

Санитар подскочил, словно попрыгунчик. Теперь он возвышался над отцом Игнасио чуть ли не на голову; все они тут были высокие…

— Нет, нельзя! Его нельзя трогать! Плохо для всех! Нельзя!

— Тебе нечего бояться, Джереми, — терпеливо сказал отец Игнасио, — я сделал тебе чудодейственные уколы. Ты не заболеешь желтой лихорадкой.

— Это не лихорадка, господин! Это другое… страшное…

— С Божьей помощью, — твердо сказал отец Игнасио, — мы справимся. Положите носилки рядом с ним и отойдите, — велел он санитару. — Сестра Мэри!

Она уже стояла за его спиной, свет факелов играл на белой косынке, окрашивая розовым чуть впалые щеки. Дитя приюта, сирота, для которой служба вот в такой миссии на краю света — предел мечтаний.

Он перевернул пришельца, поскольку тот упал, как шел, лицом вперед. Пальцы скребли жирную землю, словно он все еще пытался ползти. Несмотря на то, что на лице у него подсыхала бурая грязь, пришелец был, несомненно, белый.

— Раз, два, взяли!

Сестра Мэри ловко подхватила пришельца за ноги, и они перекатили его на носилки.

— Теперь-то можете подойти, Джереми?

Но тот продолжал отчаянно трясти головой.

— Нет-нет, сэр… Нельзя!

— Кто-нибудь!

Он огляделся. Туземцы стояли кучкой, возбужденно переговариваясь. Пламя факелов в их руках прыгало, чертя в смоляном воздухе огненные дуги.

— Сестра Мэри!

Больной застонал, глазные яблоки двигались под сомкнутыми веками.

Госпиталь располагался рядом с часовней и был просто бревенчатым бараком, крытым пальмовыми листьями.

Острый запах антисептика ударил в ноздри.

— Сюда!

Черный санитар с фонарем шествовал за ними, держась на изрядном расстоянии.

Суконная куртка незнакомца была наглухо застегнута. Отец Игнасио наклонился и расстегнул медную пуговицу у ворота.

— Нет, господин!

— Хватит, Джереми. Стой спокойно.

Фонарь плясал в руках у санитара, и оттого казалось, что ткань на груди незнакомца шевелится.

— Дагор, господин! Это дагор!

— Перестань, — с укором сказал отец Игнасио, — это всего лишь легенда.

Пуговицы никак не хотели расстегиваться, и он взял ножницы с цинкового подноса на тумбочке. Отец Игнасио подхватил ткань у ворота и решительно щелкнул ножницами.

Мэри отчаянно завизжала.

* * *

Во дворе, стоя у дощатого стола, отец Игнасио слил кипяток и разложил инструменты на лотке. Луч солнца отскочил от скальпеля и прыгнул ему в глаза. Отец Игнасио зажмурился.

Мэри привычно скатывала бинты. Лишь на мгновение ее тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями дрогнули.

— Это не опасно? — робко спросила она.

— Не знаю, — сказал отец Игнасио, — это демон, без сомнения. Но, похоже, святой водой тут не обойтись.

Он вздохнул.

— К тому же… это вредит пациенту, сестра Мэри. Вы только поглядите, как он истощен.

Отец Игнасио решительно подхватил лоток, шагнул в палату — и резко остановился.

Не считая ночного пришельца да старика-туземца на койке у окна, который притащился сюда умирать в покое и относительной сытости, госпиталь был пуст.

Ни старухи с лейшманиозом, ни охотника, чье предплечье порвал леопард, ни крестьянина со сломанной ногой, ни мальчишки с острым приступом малярии…

Они ушли тайно: те, кто еще мог ходить, унесли остальных.

А ведь сколько времени он потратил на то, чтобы убедить их лечиться здесь, а не у своих шаманов! И когда они наконец-то поверили…

— Джереми, — он высунул голову за малярийный полог.

Молчание.

Теперь только он осознал, что непривычная тишина царит по всей миссии.

Слуги ушли. Все. Даже мальчишка-повар.

Пришелец по-прежнему лежал на койке, укрытый до подбородка простыней, поверх которой вытянуты исхудалые руки. Простыня слегка топорщилась на груди.

Глаза были закрыты.

— Ладно, — сквозь зубы сказал отец Игнасио. — Что ж поделаешь…

«Надо выполнять свой долг, — подумал он, — надо во что бы то ни стало выполнять свой долг».

* * *

— Мэри? — спросил он, не оборачиваясь.

— Я здесь, отец Игнасио, — шепотом ответили за спиной.

Он подошел к больному, поставил лоток на тумбочку и решительно отдернул простыню.

Маленькая сморщенная головка приподнялась с груди пациента. Ее поддерживала пара хилых рудиментарных ручек. Глаза-щелки разомкнулись и уставились на отца Игнасио. Они были желтыми, с узкими змеиными зрачками.

Сам же пациент не шевелился, лишь глазные яблоки все ходили под сомкнутыми веками.

— Я думал, это легенда, — устало сказал отец Игнасио. — Выдумки. Туземцы часто выдумывают. Ведь они язычники.

Он привычно разжег спиртовку и теперь прокаливал скальпель, водя его туда-сюда над синеватым язычком пламени.

Желтые глаза неотрывно следили за лицом отца Игнасио. Щель рта приоткрылась.

— Не делай этого, белый человек!

Голос был высокий и пронзительный — у отца Игнасио заломило виски.

— Ты — исчадие ада, — сухо сказал отец Игнасио. — Ты должен быть истреблен. У этой земли много демонов. Ты — один из них.

— Тогда полей меня своей волшебной водой, — визгливо предложило существо. — Я знаю, ваши демоны ее не выносят.

— Оно… разговаривает? — изумленно прошептала у него за спиной Мэри. — Оно знает о святой воде?

— Оно знает все, что знает его хозяин, — пояснил отец Игнасио, и скальпель не дрожал в его руке. — По крайней мере, так гласит легенда.