Андрей Измайлов
БЕЛЫЙ ФЕРЗЬ
Михаил Крысин — президент Российской академии боевых искусств, президент Международной федерации Косики-каратэ, вице-президент Всемирной федерации Косики-каратэ, шестой дан:
— Мы живем в такое время и в такой стране, где с человеком может случиться абсолютно все. Прямо или косвенно с криминальной ситуацией сталкивается каждый. Идешь по улице — и тебя цепляет шальная пуля, залетевшая с разборки тут же неподалеку. Живешь по соседству с бизнесменом, ему подкладывают бомбу — и ты вываливаешься вместе со стенкой.
Роман «Белый ферзь» — очень конкретная и правдивая книга, отражающая нашу жизнь, где триллер — норма жизни. Он показывает в действии нового героя — не супермена, не бэтмена какого-нибудь, а реального человека, за плечами которого двадцать лет занятий в до-дзё, философия боевых искусств, опыт организации федерации, личные травмы и потери.
Если за отправную точку взята моя федерация, мой опыт, я ни в коем случае не обольщаюсь. В мире масса великолепных боевых систем. Не Косики-каратэ, так было бы что-то другое. Ведь в конечном счете решает мастерство в том виде, в котором специализируешься.
Мне особенно дорого, что в книге дана история развития боевых искусств в нашей стране. Впервые без искажений. И если изменены имена и фамилии, все, кто причастен к нашему делу, прекрасно понимают, о ком и о чем идет речь. Тем самым воздается должное людям, которые создавали дееспособную и авторитетную во всем мире федерацию, создавали, невзирая на невзгоды и разочарования, на препоны и запреты. Именно благодаря им, этим людям, возникло такое понятие, как российские боевые искусства.
Собственно, что мы имели в арсенале публикаций о боевых искусствах до «Белого ферзя»?
Прежде всего учебно-методические книги, ставящие себе задачу рассказать о том или ином стиле и немножко отрекламировать то направление, о котором книжка повествует.
Другая ветвь — книжки сенсационного, скандального характера. Как правило, ни о чем. Лишь самовозвеличивание какой-то персоны — масса небылиц о самом могучем, самом непобедимом. Но теперь-то у каждого тренера есть лицензия, есть диплом. Ты самый-самый? Предъяви свой мандат на всемогущество!
Наконец, третье — литературное произведение, где в рамках сюжета идет работа с персонажами, владеющими тем или иным видом боевых искусств. У нас до сих пор эта ветвь по-настоящему освоена не была. За рубежом подобные истории прежде всего выплескиваются на экран. И «Белый ферзь» — книга, кажущаяся мне на сегодняшний день наиболее интересной из того, что появилось у нас.
Не называя имен, не называя точного адреса, могу сказать, что многие мои коллеги попадали в не-ор-ди-нар-ную ситуацию, подобно герою «Белого ферзя». И вели они себя примерно таким же образом, как и сэнсей из романа Андрея Измайлова.
Что еще ценно в книге — великолепные экскурсы в историю. Философские и исторические отступления очень тесно переплетаются с тем, что происходит сегодня. Мотивы поведения, поступки, анализ, строй мысли героя романа во многом становятся ясней и ближе читателю благодаря именно этим отступлениям, которые очень органично переплетаются с основной линией повествования.
Не раз приходилось встречать в книгах о единоборствах пассажи типа: «Он перевернулся дважды вокруг своей оси, оттолкнулся от потолка, завис в воздухе и десятерых уложил». В романе «Белый ферзь» описание приемов — это реальная боевая техника, которую можно применить. Сделано профессионально! Кроме того, в ряде моментов показано: мастер мог нанести более серьезную травму, но он прекрасно просчитывал варианты — те ли это оппоненты, с которыми следует ТАК разбираться, либо последствия вмешательства могут оказаться уголовно наказуемыми, и стоит ли овчинка выделки. То есть юридический аспект применения своего искусства прослеживается отчетливо. Для внимательного читателя — это определенные уроки: как надо вести себя в той или иной ситуации.
Надеюсь — и небезосновательно, — что такой герой, обладающий интеллектом, обаянием, сильными кулаками, достойной боевой квалификацией, хорошими манерами, завоюет право на долгую жизнь в литературе и в дальнейшем займет свое место на экране.
Предуведомление
Все реалии-персоналии романа «Белый ферзь» существуют именно и только на страницах романа «Белый ферзь».
Некоторые совпадения фамилий-событий-местонахождений абсолютно случайны.
Происходящее в романе настолько же соответствует реальной действительности, насколько аэропорт Шереметьево-2 находится в Домодедове; насколько картины «Бурлаки на Волге» и «Явление Христа народу» находятся в Третьяковке, а не в Русском музее; насколько Ярославль, а не Ростов Великий, находится на берегу озера Неро.
Аналогичным капризам подвержены и люди-годы-судьбы.
Автор не несет ответственности за могущие возникнуть ассоциации, параллели, аллюзии и заранее готов приписать их богатому воображению читателя.
Текст публикуется с сохранением авторской орфографии.
Вы не поймете сути идиотизма, пока не пройдете через него, но, пройдя, вы имеете право сказать себе: «Черт возьми! А вот теперь я это использую!»
Гарднер Дозуа
Совершенно мудрый в жизни подобен невежде, но никогда невежда не подобен совершенно мудрому. Кун-цзы
Москва
Декабрь. 1994
Возвращается муж из командировки…
Гениальный зачин! Не так ли?
Недаром сказано: «Анекдот — кирпич русской литературы».
Анекдотичней этого зачина разве что вот:
Все счастливые семьи счастливы однообразно, зато несчастные — наоборот…
…так-так! верно! следующая фраза, ну?! пра-авильно:
Возвращается муж из командировки…
Каждый знает, что было дальше. Во всяком случае каждый имеет свою версию того, что было дальше, — и нетерпеливо перебирает копытами, прядает ушами, встряхивает гривой, ловя момент, чтобы вклиниться: «Пока не забыл! Умоляю! Пока не забыл! Значит, тоже… возвращается муж…» — жеребятина.
Не так все было.
Прежде всего — муж. В каком смысле — муж?
Есть, да, тривиальный муж в значении супруг. И у него — жена. И эта жена, знаете ли, хм… Огласке не подлежит, знают все, с годами превращается из драмы в байку.
Есть еще муж в смысле — государственный. Замзав, вице, член, сопред. Куда бы он официально ни дернулся, откуда бы он официально ни вернулся — огласке подлежит: уезжает (государственный) муж в командировку, возвращается (государственный) муж из командировки. Ура, сограждане! Он прибыл с визитом! Он имел за закрытыми дверями! Он остался удовлетворен! Он убыл! Он прокомментировал итоги так…
И, наконец, есть не мальчик, но муж. То есть мужчина. То есть сильный. Умный. Раскомплексованный. Воин. Победитель. Профессионал. Сэнсей.
Собственно, о нем-то и речь.
1
Юрий Колчин — президент Российской академии восточных единоборств, вице-президент Всемирной федерации Косики-каратэ, шестой дан. Мастер и ученики. Команда.
И вот она, команда, возвращается рейсом Japan Air Lines из Токио с чемпионата мира. Понедельник. Декабрь. 1994.
Хисатака-сан сетовал, мол, задержись вы, ребята, на недельку, и как раз увидели бы, что такое настоящий праздник по-японски — 23 декабря. День рождения императора.
Однако нас вполне устроил настоящий праздник по-русски: второе общекомандное сразу после японцев. С чем бы сопоставить?
Вот бразильская футбольная «Сан-Паулу» вдруг решила поучаствовать в Кубке Стэнли и стала там, в Канаде, второй. Да любой из участников до конца дней своих был бы багрово-синий — зацелованный «торсидой». Ну, там, памятники при жизни из драгметалла, всенародно-круглогодичное ликование, капитана — в президенты… Это уж как водится у них, у бразильцев.
А в аэропорту что бы творилось?!
«Е-едут, е-едут!» — закричали дети.
(Угадайте с трех раз, откуда фраза? Кто из русских классиков процитирован? — Как же, как же! Щас, щас… Вот же, на языке вертится! Турге… нет-нет… Че-е… До-стое-е-е…
Нет такой фразы у классиков. Просто она, фраза, синтонна другой — из фольклорного обихода:
«На фиг, на фиг!» — закричали гости.)
Так что в Шереметьеве-2 никаких оваций, никаких толп. Только свои встречают. Оно и верно. См. финал «Мертвого сезона». Только свои способны по достоинству оценить — коллеги, ученики, жены…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…и те фанаты, имя которым отнюдь не легион, — их не так уж много, и не буйствуют они подобно иным: чай, не футбол-хоккей, допущен лицезреть великих — веди себя соответственно протоколу.
Стало быть, финал «Мертвого сезона» и повторился. Хотя сезон у Колчина выдался на редкость живым. Нынче — серебро из Токио, а весной-то — европейское золото из Голландии.
И тогда, помнится, Инна встречала. Подогнала «мазду» на стоянку аэропорта, а на обратном пути в город за руль, разумеется, сел Колчин. Цветисторечивые древнекитайцы так и говорят: «Женщина без мужчины — слуга без хозяина. Мужчина без женщины — сокровище без присмотра». На сей раз…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…похоже, Колчину придется либо подсаживаться к ребяткам в автобус, либо соглашаться на такси. (Однако быстро же исчезло из лексикона сочетание «ловить такси»! Теперь только и гляди, как бы тебя таксисты не словили, — цены, цены!)
Ждали выдачи багажа. Обменивались ритуальной словесной ерундой: м-мда, погодку вы нам устроили к прилету! вымотались? есть маленько! не болтало в воздухе? да как обычно! ладно, на месте приедем, поговорим! следи, чтобы сумки не поперли, не распотрошили — это у них тут теперь на раз!
Колчин, само собой, не сдавал пенал в багаж. Общекомандное серебро — да, но и содержимое пенала — не менее ценно. Подарок. Именно Колчину как русскому сэнсею от главы Всеяпонской ассоциации промышленников. Этот глава — спонсор чемпионата. Хисатака-сан друг другу их представил: вот, мол, диковина — русский сэнсей! вот, мол, диковина — всеяпонский глава! Почему бы промышленнику любопытствовать: о, каратэ, о! А он родовыми корнями — с Окинавы (кто в курсе, тому и объяснять не надо; кто не в курсе, тот и не поймет, пусть верит на слово…). Живчик этакий, вкус жизни понимает, коллекционер — Гоген, Ренуар, Дюрер… подлинники. Пообщались, и всеяпонский глава незримо распорядился клерку — тот побежал куда-то. Выяснилось, за подарком. Ну, пусть дарит…
Пенал-коробка. А внутри — в деревянной раме под стеклом на пергаменте — иероглифы Инь — Ян и три клейма, одно из них — красное. Оригинальная доска из Шао-линя. Красное клеймо — как раз клеймо шаолиньского монастыря. Два других — клейма мастеров-каллиграфов, которые Инь — Ян писали.
Всеяпонский глава был в монастыре — монахи ему эту доску показали. Он захотел купить. Они говорят, мол, мы не продаем такие вещи, мы такие вещи либо дарим, либо… не дарим. И подарили. А он, значит, преподнес ее Колчину — настолько, значит, впечатлил русский мастер всеяпонского главу. Лучше подарка не придумать — ни Колчину, ни Инне. Только вот…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…сложности было возникли в аэропорту Нарита. Как бы доска шаолиньская — всенароднояпонское достояние империи. Но потом долго кланялись-извинялись-скалились. Подарок есть подарок. Вот и документ сопроводительный за подписью самого всеяпонского главы — вот и вот.
То-то!
ВОПРОС: …выражая почтение и признавая заслуги российских единоборцев. И в то же время на родине известность наших мастеров менее… м-м… чем в Японии. Как бы вы, Юрий Дмитриевич, прокомментировали…
ОТВЕТ: Конъюнктурные соображения, мне кажется. Например, все знают, что президент играет в теннис. Ну играет, и пусть себе, казалось бы. Но вся элита теперь считает своим долгом играть в теннис, а телевидение исправно пропагандирует этот вид спорта. А до того Леонид Ильич Брежнев очень любил фигурное катание, помните? Сам, правда, на коньки не вставал, но любил. Помните ТВ тех лет?.. М-да. Увлекался бы президент восточными единоборствами… Впрочем, возможно, действует подспудно запрет каратэ 1981 года. Хотя он давно отменен, единоборства реабилитированы, легализованы. Тем не менее… как-то не принято рекламировать.
ВОПРОС: Не потому ли, что криминальные структуры полнятся бритозатылочной шпаной, которая что-то такое умеет руками-ногами? Вот она — угроза мирным согражданам, вовремя не освоившим азы-яти каратэ-до. Помнится, пресловутый запрет 1981 года мотивировался аналогично.
ОТВЕТ: Мотивировался. Хотя ни одного — НИ ОДНОГО! — официального уголовного дела по применению каратэ против стражей порядка и просто граждан — НЕ БЫЛО… Каратэ строится на противоречиях: самая разрушительная система — она и была придумана для разрушения, в отличие от китайских систем, к примеру, — но базируется каратэ на самой миролюбивой идеологии, на буддизме, отвергающем всяческое насилие. То есть ты должен сделать все, чтобы нейтрализовать зло, не применяя силу. Когда же последние средства исчерпаны, применяй это оружие, но ПРОТИВ ЗЛА… Повторяю: ни до запрета, ни после не было зафиксировано ни одного преступления с применением боевых приемов. А что было? А было нарушение марксистско-ленинского учения. Партбонзы обнаружили в каратэ неопознанное и несанкционированное ими молодежное движение. Сначала это привлекло внимание компетентных органов — везде ведь были стукачи-сексоты. И пошли сигналы с мест: «В такой-то секции граждане занимаются непонятно чем, машут руками-ногами, говорят „рэй!“, поклоняются одному человеку — и не Ленину». Как же так? До того и в сортир ходили организованно, запрашивая согласие у МК ВЛКСМ или пионерии: «Можно, мы пойдем? — Можно! — Ура! Разрешили!» И вдруг в обществе — вполне броуново и массовое движение по изучению-освоению нового феномена… К тому времени мы уже крепко стояли на ногах. Клуб «Фрунзенец» на Маяковке — там у первого нашего академиста каратэ, у Коршнина Алексея Борисыча, работа была поставлена еще как! Михаил Крысин тогда же взошел и утвердился. Превосходная питерская школа уже существовала — им не кто иной, но аж Романов благоволил, был такой… член…
И вдруг — закон о запрете. Что стало с людьми? Наиболее авторитетные больше всех и пострадали. Тот же Коритин, к слову. Кто сел по инсценированному-инспирированному делу, кто затих.
ВОПРОС: По поводу «затих» — это вряд ли. Невзирая на запрет, как раз в те злополучные годы только и было слышно о тайных школах и великих сэнсеях.
ОТВЕТ: Именно! Власти похватали как раз тех, кто что-то из себя представлял. А приготовишки или даже недоприготовишки расползлись по подвалам, наплели вокруг себя кучу небылиц: мы самые великие, самые могучие! Анекдотичные случаи… Человек выходит с высоким поясом. Где получил? А вы знаете, один японец, кореец, таиландец был проездом в Москве на денек, посмотрел на меня и там же в подвале вручил пояс: «Ты достоин!» Но показать ничего не могу, а то убьют. Вот-вот! Когда нечего показать, делают вид, что есть что скрывать. Ну хоть малость самую продемонстрируй! Ладно, уговорили… Йия!.. Что — йия?! Головка от руля! Это — стиль?! Это закрытый стиль! Это я ногой специально дрыгаю не так, как вы где-то видели, это специально. Никому не говорите! Тайна сия велика есть… Полная ахинея! М-да. Но при отсутствии достоверной информации люди начинали верить. Никто ведь не публиковал в газетах ни слова о каратэ. А если нет открытости, возникает теневая сторона.
ВОПРОС: Итак, запрет. Кто сел, кто притих. Но кто-то и продолжал. Юрий Дмитриевич Колчин, надо понимать, продолжал. Не в подвале же. Не в спортзале с закрашенными окнами. А как же с законопослушностью?
ОТВЕТ: Мне было проще, я никогда не таился. Когда я незадолго до запрета стал чемпионом Москвы и тренировался в Центральной школе, от одного из управлений внутренних дел пришло официальное письмо с просьбой дать им инструктора для спецподготовки их контингента. Поскольку я был один из… хм… именитых, то и стал тренировать. Единственное, договорились: мол, небольшая группа моих учеников будет работать вместе со мной. Ладно. Всех учеников провели как нештатных сотрудников по данному управлению. Корысть моя была вот в чем: тренировать тех, кто в дальнейшем будет развивать каратэ. Я был уверен… и ученикам говорил: «Не может быть, чтобы запрет сохранился надолго. Нельзя перекорежить цивилизацию». Да хотя бы на опыте Окинавы, где одно время существовало катана-гари, то есть запрещение ношения оружия, применения боевых приемов. Но потом-то все встало на свои места… Так что ради часа тренировок с учениками я должен был восемь часов отдать спецконтингенту.
ВОПРОС: Но и спецы — тоже ученики, не так ли?
ОТВЕТ: Конечно. Могу сказать, что два моих ученика еще в застой получили ордена Красной Звезды — за боевое задержание. Еще один из моих получил Героя в Афганистане — отбился от душманов, взявших в кольцо. Все магазины у него кончились, голыми руками отбился. А другой, тоже «афганец», признавался: сколько раз спасало — даже не приемы как таковые, а чувство боевой ситуации.
ВОПРОС: И не было (и нет) среди воспитанников Юрия Дмитриевича Колчина такого, кто позарился бы на большую деньгу и ушел в криминал?
ОТВЕТ: Сначала все же уточним — не такая уж большая деньга. Намного больше в гангстерских синдикатах ценятся и требуются спортсмены из стрельбы. Раз в двадцать дороже, чем рукопашники. Мастер, всю жизнь проработавший в биатлоне, ценится по высшей категории. Он стреляет из мелкашки, а, как правило, все заказные убийства совершаются мелкашкой. А у него еще и владение бегом, дыхалкой — он бьет не из статики, бьет с движения… Да, крепкие плечи, внушительные мышцы, владение приемами — тоже нелишне. Но если, возникает «профессиональный» разговор, то каждый спортсмен стоит определенную сумму. И наши специалисты ценятся не в пример дешевле. Не в пример специалистам стрелковых видов. Хотя, разумеется, в криминальной среде хватает людей, освоивших каратэ до определенного уровня.
ВОПРОС: Где же они осваивали каратэ до определенного уровня, если сэнсей Колчин настаивает на том, что среди его учеников — сплошь герои Афгана и спецназа? Где же поднабрались умения нынешние герои «разборок» и «пробивок»? В подпольных боях?
ОТВЕТ: Во-первых, я не настаиваю на том, что все мои ученики пошли по пути, мною указанному. А во-вторых, не было никаких подпольных боев. Легенда. Не было.
ВОПРОС: Как так — не было?! Почему это не было?!
ОТВЕТ: Не было их по простой причине: я на них не присутствовал, мне такие предложения не поступали. Хотя по тем временам… По тем временам я был вполне заметной фигурой — номер один в тяжелом весе. А для таких боев нужны прежде всего тяжеловесы. Тем более тогда мне приходилось некоторым образом вращаться в кругах, названных нынче борцовой мафией, — Рамаз Алания покойный, еще кое-кто… Поэтому, если бы подпольные бои существовали, мне бы предложили в той или иной форме — бойца подготовить, а то и самому выступить. Все прекрасно знали: что говорится мне, за другие стены не уходит. Так что — не было… Если имеется в виду индустрия — со своими законами, дисциплиной, фаворитами, аутсайдерами, паханами — как явление, как система… Такого не было.
ВОПРОС: Значит, никаких предложений с ТОЙ стороны никогда не поступало Юрию Колчину? Пусть не в качестве единоборца в подпольном кумите, но в качестве просто… фигуры вполне заметной — в офисе каком-нибудь…
ОТВЕТ: Почему же? Когда начались все эти кооперативные движения и рыночные отношения, мне поступала масса предложений. А что вы имеете в виду под ТОЙ стороной? Кстати, кумите вы употребляете не совсем верно. Это вы Ван Дамма насмотрелись. Кумите — это просто встреча рук, если перевести дословно. И отнюдь не спарринг, отнюдь не только и не столько спарринг. Да, так что? Предложения поступали от приятелей, ушедших в бизнес. Они говорили, что и делать ничего не надо: приходи в офис, оформим менеджером, а то и федерацию будем содержать. Они говорили, что этого достаточно — достаточно подтвержденного слуха: с ними работает Колчин. Может, приятели предлагали мне из лучших побуждений. Но на подобные предложения я не соглашался. И все до сих пор знают: я нахожусь посередине, ничью сторону не беру. Трепать мое имя по пустякам никому не позволено, мне — в том числе. Если бы еще я сам по себе был, но Юрий Колчин — представитель школы, он представляет учеников, систему единоборств. А о единоборства уже столько раз ноги вытирали. И если еще я ненароком дам повод, это будет нарушением моей кармы, схождением с пути-до, по которому иду. Никто никогда в этой жизни не делает подарков просто так. Год пройдет, два, три, десять. На одиннадцатый скажут: «Юр, мы заплатили тебе за этот период в общей сложности пятьдесят тысяч баксов, ты нам тоже помог. Но сейчас такой сложный момент — надо поднапрячься. Мы тебя выручали десять лет — выручи нас один раз». Однако для них эти деньги были ничто, не нарушили бюджет — последнее они никому не отдадут, а для меня предложенная акция — первая и последняя. Но предложения поступают. Поступают предложения, что ж…
ВОПРОС: Серьезные?
ОТВЕТ: Нет. Во всяком случае я их всерьез не воспринимаю. Да вот характерный случай! Летом занимаемся в зале, жара, двери настежь. Влезает мордоворот. Дуб дубом! Златая цепь на дубе том, майка на дубе том. Бицепсы. «Мастер! Дело есть!» — «Какое дело, милый? Я ребят, видишь, тренирую?» — «Да пара слов!» — «Я тебя, дружок, первый раз вижу, а это — мои ученики. Подожди в раздевалке. Закончу — потолкуем». — «Понял, мастер! Жду!» Спускаюсь: «Ну, какие проблемы?» — «Слышь, тренировать нас надо!» — «Вас — это кого?» — «Ты не волнуйся, слышь! Сколько скажешь, столько будет! Мы про тебя знаем, уважаем! Нам вот так надо!» — «Это всем так надо. Только вот я вас не знаю. Давай, если разговор серьезный, я готов встретиться с первым лицом. Где меня найти, знаешь». Такой вариант их не устроил — продолжения не последовало. А я должен знать, из чьих рук буду есть — и буду ли есть. Только через первое лицо! У НИХ же задача простая — натаскать бойцов на физику плюс дать кое-какую технику. Это может сделать мастер средней квалификации. А мой рейтинг… Я из команд делаю чемпионов Европы, из спортсменов — чемпионов мира. Так что жду предложений соразмерных и сопоставимых и еще погляжу, буде предложения поступят.
ВОПРОС: О сэнсее Колчине так называемые «крыши» наслышаны. Но до него, до сэнсея, не дотянуться. Зато у Юрия Дмитриевича классные ученики, он из них чемпионов делает. И вот, предположим, двоих его учеников «прикупили». Причем один ушел под одну «крышу», второй — под другую. И тут — «стрелка». Пахнет кровью. Как?
ОТВЕТ: Печально, что ж. У каждого своя карма, свой путь. Мною этот путь ученику был указан, но он предпочел иной. Если умный и поймет, куда забрел, то постарается вернуться. Как — это его проблемы. Я уже повлиял на него — привел в зал, показал лучшие образцы. Но он выбрал иное: ему надо вот сегодня три тысячи баксов — девочке своей сапоги новые купить. У нее уже есть десять пар, но надо еще, потому что хочется. А также машину. А также картину-корзину-картонку… дребедень. И тогда он уходит в боевики, не давая себе труда задуматься о том, что становится потенциальной мишенью. Сколько они протягивают? Два года. Четыре от силы. Ведь паханы всегда между собой договорятся, а расплачиваться сошкам-пешкам.
ВОПРОС: Однако и ТАМ, куда уходит ученик, никто не заявляет с места в карьер: «Хорошо, что пришел! Сейчас займемся рэкетом и прочими увлекательными деяниями!» ТАМ частенько щеголяют кодексом бусидо. См. энциклопедию: «путь воина», феодальный кодекс поведения японских самураев, требовал верности сюзерену, признания военного дела единственным занятием, достойным самурая…
ОТВЕТ: Кое-что из кодекса бусидо годится и в наших условиях. Но это отдельный разговор и не для дилетантов. Прежде всего он не существует в документированном виде… Это долгий разговор, это вам бы моя жена порассказала… Но если коротко, то… Когда новоявленный какой-нибудь мастер заявляет, что неотступно следует кодексу бусидо, то он — полный идиот, понятия не имеющий о том, когда кодекс создавался, кем, для кого, как изменялся, кстати. Но остановимся пока только на вашем вопросе. Итак, по кодексу: «Ты должен быть предан своему сюзерену». Преданность — она разная. В услужение самурай попадает с младенчества, растет, мужает, превращается в мастера и — вдруг осознает: клан-то агрессивный, настроенный на вырезание всех остальных без разбору на правых и виноватых! И самурай вправе решить, что не может далее мириться с такой идеологией — потому что она вступает в противоречие с основными принципами буддизма. А буддизм выше кодекса бусидо…
ВОПРОС: Вы всерьез привержены буддизму?
ОТВЕТ: Я уважаю буддийскую философию более, чем какую-либо иную.
ВОПРОС: А православие? Христианство?
ОТВЕТ: Православие есть помимо меня. Я есть помимо него. Нельзя заставлять человека молиться какому-то богу, тем более кому-то, кто пришел и сказал: «Вот — я!» Ну, ты. Внешне — никто. Речь — косноязычная. Характер — отвратительный. Поступки — алогичны. Чудес — никто не видел. Вроде нынешних расплодившихся мастеров «тайных школ». Да человек — это уже бог! А бог не может подчиняться своду правил, придуманных задолго до него и не для него. Это — возвращаясь к кодексу бусидо. И хотя в том кодексе есть много здравого, но слепо следовать ему может только человек… недостаточно интеллектуально развитый. А то вот еще насмотрелись видиков — якудза! преступное братство! отрезание мизинцев! мы не хуже!.. Фаланги пальцев отсекали, к слову, не по кодексу бусидо, а с прагматической целью — чтобы мизинец не цеплял за одежду, когда вытаскиваешь катану. Доля секунды стоила жизни. Зацепишь мизинцем за широкое кимоно или пояс — и всё. То есть высший профессионализм, когда человек расплачивается частью самого себя, чтобы стать совершенней в профессии.
ВОПРОС: Каратэ — профессия?
ОТВЕТ: В каратэ есть профессионалы и есть дилетанты. В журналистике — тоже.
ВОПРОС: Какое у вас образование?
ОТВЕТ: Высшее. Закончил «Бауманку» в 1978-м. Чуть было не защитил кандидатскую…
ВОПРОС: Но так и не защитили?
ОТВЕТ: Мне показалось это менее интересным, чем каратэ.
ВОПРОС: Ваши родные одобрили ваш выбор?
ОТВЕТ: Мой отец, Дмитрий Иванович Колчин, профессор Института востоковедения, также полагает, что заниматься следует тем, что тебе самому наиболее интересно.
ВОПРОС: М-м… О профессионалах каратэ. Ван Дамм, носящий титул «мистер каратэ», чемпион…
ОТВЕТ: Он талантливый парень, гимнастически подготовлен, у него есть пластика, физиономически с ним все в порядке. Трудолюбив, настойчив, сделал себя сам — бросил спортивную карьеру в Брюсселе, поехал в Америку, добился успеха в кино. Но в единоборствах он — ничто. Любой новичок из нашей федерации запросто его положит на месте. И никаким чемпионом Ван Дамм никогда не был. А был он призером юниорских соревнований по каратэ города Брюсселя. И если учесть, что Брюссель вместе взятый со всей Бельгией — ненамного больше подмосковных Химок, а занимаются там боевыми искусствами человек двести, из них юниоров — порядка пятидесяти… пусть снимается в кино. У него, кстати, неплохо получается.
ВОПРОС: Про кино! Все тамошние фильмы однотипны. Герой изначально не то чтобы убогонький, он что-то умеет, но не так, как надо. И тут объявляется некий старичок-бамбучок и в течение пятнадцати минут экранного времени готовит героя таким образом, что тот оставшиеся час-полтора крушит всех направо-налево. Реально?
ОТВЕТ: Жена моя хорошо говорит по этому поводу: «Пришел мастер и положил всю школу!» Полный бред, разумеется. Даже при условии такого факультатива, один на один с мастером, нужно два года, чтобы ученик сказал себе: кажется, нечто я уловил… А чтобы достойно противостоять серьезным соперникам, нужно пять-шестьлет работы — и не с одним мастером, пусть и выдающимся. Тот даст технику, стратегию. Но есть у нас такой параграф — спарринговая практика. Этого мастер дать не может, он спаррингует так, как он, мастер, спаррингует. Допустим, он суперсильный мастер — вот и будет постоянно просто мордовать ученика. Любой сэнсей не даст того, что даст группа. Итак, спарринговая практика: сначала ты слабый среди сильных, потом становишься равным среди равных, и наконец — сильнейшим над равными.
ВОПРОС: Означает ли появление учеников, что мастер постепенно переходит на тренерскую работу и сам все реже будет соревноваться на татами? Вам… за сорок?
ОТВЕТ: Сорок один. Мы не говорим: соревноваться. Мы говорим: воевать. Хорошо отвоевал, неплохо отвоевал… Что касается тренерской работы — это не футбол, где можно отрастить брюхо и, дымя сигаретку за сигареткой, руководить с кромки поля. Можешь? Знаешь? Покажи. Да ведь только что о старце говорили. Если бы вам что-нибудь сказали имена Фунакоси, Оямы, Уисибы, вопрос о возрастном пороге у вас отпал бы не родившись. Но… вижу, вам эти имена мало что говорят.
ВОПРОС: Не соревноваться, а воевать. Значит, каратэ — все же агрессия?
ОТВЕТ: Каждый настоящий мужчина должен уметь воевать, чтобы отстоять свой дом, родных, себя. От… агрессора.
ВОПРОС: На вас еще никто не «наезжал»? Не пытался подчинить, подавить?
ОТВЕТ: Мое имя и репутация — достаточные гарантии тому, что даже возможность подобных попыток исключена.
ВОПРОС: И все же… Вероятна ли жизненная ситуация, в которой Юрию Колчину придется применить все навыки и умения, обретенные за двадцать лет занятий на татами?
ОТВЕТ: За двадцать два. Н-не знаю. Не могу себе представить. Впрочем… я же сказал: чтобы отстоять свой дом, родных. Тут — да. Тут я буду воевать. А воевать я умею.
ВОПРОС: Вы пару раз упомянули жену. Она тоже увлекается каратэ? Она тоже профессионал?
ОТВЕТ: Она востоковед. Занимается древними рукописями. Китай, Тибет. Каратэ интересует ее постольку, поскольку этим занимается ее муж. Все. Есть еще вопросы, которые касаются непосредственно МЕНЯ?..
Если собрать все сказанное Юрием Колчиным для печати, свести воедино и попытаться придать стройность, то — вот… См. выше.
Все сказанное Юрием Колчиным для печати — собрано, сведено воедино, загнано в комп.
(Прим.: обработке подверглись публикации, где ЮК является носителем информации, но не информационным поводом. Сторонние суждения о ЮК также игнорировались.)
— Он не говорит того, что думает.
— Он не говорит ВСЕГО того, что думает. Было б хуже, если бы он говорил не то, что думал.
— Зачем ему откровенничать с прессой!
— Но кое-что все-таки…
— Законопослушник. Тесный контакт с правоохранительными органами. Тренер спецназа.
— Связь с борцовой мафией. Готовность к сотрудничеству с «крышами» при условии заключения контракта с первыми лицами — намек недвусмысленный.
— Он готов воевать…
2
Багаж прибыл. Разобрали. Микроавтобус ждал…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…ждал, ждал, ждал. Но уже нетерпеливо.
Та самая пауза, возникающая сразу после прибытия, так сказать, домой.
В Токио ходили гуртом, сплоченной группой — и когда предавались гимбуре в канун финалов (надо, надо было ребяткам сбросить психологическое напряжение, гимбурой же сами японцы именуют эдакое расслабленное времяпрепровождение, специальный термин, означающий «прошвырнуться по Гинзе»). И когда бродили по Амэно Иоко, по торговому кварталу — не чтобы купить, а чтобы поглазеть (было, было на что глазеть! одни рыбные ряды — шевелящиеся, хлюпающие, переливающиеся — того стоят! это вам не спинка минтая, не салака пряного посола!). И когда — любите ли вы театр?! — нагрянули в Кабуки-дза, а чтобы не путать его с Гинза-Но, сходили и в Гинза-Но. Теперь не спутают. Главное, запомнить: актеры Кабуки гримируют лица, актеры Но выступают в масках… Это все уже после, разумеется, уже когда чемпионат завершился и выдались сутки на культурную программу.
Так всемером и ходили — Колчин плюс шесть подопечных, серебряная команда. Колчин мысленно крестился при всем своем неприятии православия: вот и еще день прошел, все живы-здоровы, никто не потерялся. Одно дело — отвечать только за себя: когда впервые был в Токио, на всю ночь уходил из гостиницы, просто бродил, впечатлялся. Другое дело — отвечать за группу.
— Ю-Дмич! — в общем, ни на шаг.
А теперь — прибыли. И вроде бы никак не расстаться, но и к своим, к родным не терпится — со щитом вернулись, со щитом! Сэнсей сэнсеем, но каждый в своей семье сам себе сэнсей — для жены хотя бы…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…потому — подспудное желание избавиться от спуда опеки. На первое время, хотя бы на день прибытия.
— Ю-Дмич! Ю-Дмич! К нам!
— Не ждите, ребятки. Я — сам…
Беспокойства не было, а была досада: ну что еще за новости?! где Инна?! где «мазда»?!
Подошел Ильяс. Он подоспел в аэропорт не с микроавтобусом, на своей, на «девятке»:
— А то поехали? Мне так и так через Шаболовку.
— Ну, поехали.
Хорошо! Предположим, разбила — декабрь, скользко, занесло. Если и разбила, то не сильно — водитель она первостатейный. То есть ничего страшного, а машина — наживное, пустяк, отогнать к Егору Брадастому на поправку, в малое предприятие «Квадрига»… Вполне возможно, там она, «мазда», сейчас и проходит курс лечения. Но пусть не на «мазде» — на «Волге» Дробязго приехала бы. Что ли отец не одолжит дочери «тачку» — в Шереметьево и обратно, зятя-триумфатора до дому доставить с комфортом и всяческим почетом…
В крайнем случае сам Дробязго мог бы соизволить, если опасается Инне руль доверить, — за рулем тесть, Инна рядом, а телохранители, положенные по рангу и по штату, — на хрен! Погуляйте, погуляйте! Валентина Палыча Дробязго сегодня, ежели что, защитит зять — он, зять, такой, ого-го! Колчин.
О, Колчин, о! Фамилия, известная всем, кто хоть сколько-нибудь серьезно занимался единоборствами, — и тем, которые бандитствуют, и тем, которые телохра-нительствуют.
Как ни верти ситуацию, но должны они быть, однако…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…их не было. Вот… ситуация! Какая-такая? Да простая:
Возвращается муж из командировки!
Ильяс подхватил колчинскую сумку — легкая! кимоно, свитер, парадно-выходной костюм, пяток видеокассет, документация, само собой. Похромал к машине.
Дурацкая травма — но стоила она Ильясу Сатдрединову участия в чемпионате. За неделю до поездки шальной «каблук» подрезал, да так неудачно, что впилился в бок «девятке». Кости целы, но связку порвало. Дверцу вмяло, понятно. Тут же навели справки, прошлись по «крышам» — нет, выяснилось, чистая случайность, никакого умысла. Да и парнишка вылез из «каблука» серовато-белый, как апрельский снег, — мысленно прощаясь с квартирой, дачей, ежели есть, накоплениями, ежели накопил что. Дыши носом, парнишка, повезло тебе, не на бандитов попал — возмести ущерб и катись. Возместил. Сам отбуксовал, сам новую дверцу выискал, сам ремонтные работы произвел, денег кое-каких добавил… Материальный ущерб, да, возместил, но автомобиль, железяка хренова, выздоравливает не в пример быстрей, нежели человек. Япония помахала Ильясу ручкой: воина с порванной связкой везти на чемпионат — это альтруизм чистой воды, на который права нет. Ильяс сам все прекрасно понимал — обидно, конечно, до чертиков, но… — однако некоторое послевкусие оставалось, оставалось послевкусие. Потому и приехал в аэропорт — встретить коллег, поприветствовать, а заодно продемонстрировать, что нет уже никакого послевкусия, послевкусия нет. Даже наоборот: вот, мол, рад вас видеть, однако будь я вместе с вами там, может быть, не серебро, а золото отвоевали бы. И ведь пожалуй, пожалуй. Не в командном, но в личном было бы на одно золото больше.
— Поведешь? — предложил Ильяс Колчину, притворно морщась, приступая на больную ногу. Сделикатничал.
Дело в том, что Колчин предпочитал вести машину сам. И вообще всегда всё предпочитал сам. Не ведомый, но ведущий.
— Поведу. Может, тогда я тебя лучше к твоим доставлю? Как нога-то?
— Нога… — философски пожал плечами Ильяс. — Сносно. Нет, я сам могу. Просто пока…
Они друг друга поняли, Колчин передал пенал-коробку Ильясу и сел за руль. А Сатдретдинов, помешкав, устроился рядом, на переднем сиденье.
Колчин усмехнулся — была у Ильяса подвижка примоститься на правом заднем сиденье. Рефлекс.
Правило: потенциальной жертве полагается сидеть не за рулем, а на правом заднем сиденье. И по городу, кстати, надо двигаться в крайнем левом ряду… «Знай и умей — дольше проживешь».
Одно дело публично заявлять: «Мое имя и репутация — достаточные гарантии тому, что даже возможность подобных попыток исключена». (Он не говорит ВСЕГО того, что думает.) Другое дело — исходить из реалий и быть начеку. Воины, достигшие высот в своем искусстве, потому и достигли высот, что готовы к любым неожиданностям.
Колчин — достиг.
Ильяс — тоже достиг. Потому подвижка Ильяса была чисто рефлекторной.
И Колчин оценил рефлекс по достоинству: молодец, то самое чувство боевой ситуации не утеряно, пусть и не Афган вокруг.
Казалось бы, да ну вас совсем с вашими героическими рефлексиями: чуть кто пукнет поодаль — прыгать в сторону и перекатом уходить за безопасный угол! Недолго и до неврастении! Но есть большая разница между пуганой вороной и полностью мобилизованным воином. Цитата: «Безопасности, как и беременности, не бывает немножко, безопасность — штука стопроцентная». В строгом соответствии со шкалой.
Шкала безопасности (по нарастающей) такова:
1. Всё безоблачно, мне не о чем волноваться.
2. Я не вижу для себя конкретной угрозы, но теоретическая вероятность того, что она когда-нибудь возникнет, уже появилась.
3. Я сознаю, что вмешался в чьи-то интересы. Конкретной угрозы нет, но я знаю людей (силы), от которых она, угроза, может исходить.
4. За мной идет охота, конкретная угроза стала реальностью, и я знаю, от кого она исходит.
Четвертую степень Колчин почти исключал как для себя, так и для учеников. Попробовал бы кто реально угрожать, да так, чтобы ясно было — кто!
Третья степень — пожалуй… Пожалуй, да. Что-что, а при нынешнем раскладе с боевыми искусствами, когда одних федераций только в столице — дюжина и каждая считает себя, и только себя подлинной-первоисточной, а значит, и единственно достойной представлять единоборства на европейском, на мировом уровнях (читай: командировки, валюта, призовой фонд, предпочтения спонсоров)… Но вся петрушка в том, что Колчин действительно стоял у истоков, Колчин действительно — номер один в тяжелом весе (есть ли в России воин, который может похваст… то есть гордиться тем, что учителем у него — мастер, японец, десятый дан… а Хисатака-сан — это десятый дан Косики-каратэ). Колчин знает каждого-любого, причастного к искусству боя. И каждый-любой знает цену ЮК. Потому-то третья степень лишь теоретически — пожалуй, да. Практически — пожалуй, нет.
Вот вторая степень — это вполне, вполне. Чем больше успех, тем многочисленней армия завистников. Переоценивать не стоит. Недооценивать — тоже.
Увы, но первую степень по шкале безопасности может позволить себе в этой стране разве клинический идиот, безвылазно обосновавшийся в некоем заведении имени Сербского: солнышко светит, ля-ля-ля, дяди пришли, ля-ля-ля, кушать ведут, ля-ля-ля, слюни текут, ля-ля-ля, завтра будет лучше, чем вчера!
Колчин сел за руль. Ильяс сел рядом.
— Что тут? — спросил Ильяс, взвешивая пенал с шаолиньской доской на ладони.
— «Калаш» с откидным прикладом! — нахмурил суровые брови Колчин. Оно понятно — и по весу, и по размеру, и вообще, — что не «калаш». Но объяснять долго, да и зависть, даже белая, разобщает как-никак. Потом, попозже, не сейчас.
А сейчас…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…досада Колчина переродилась в настороженность.
Первые минуты после приземления, первые минуты топтания на родной земле еще хранили зарубежно-беспечную ауру. Но по мере осознания — ты дома! — включались некие внутренние тумблеры, защитное поле, начисто отключенное в Стране восходящего солнца.
Дожили! Раньше благодаря страшилкам международников, окопавшихся за рубежом (они и репортажи свои вели брезгливо-брюзгливо, чудовищным усилием воли удерживаясь от зажимания носа перед камерой, — настолько тлетворен Зарубеж!), только и благодарили провидение за угоразд родиться именно тут, а не там.
Дожили! Колчин три года назад, впервые добившись возможности отправиться в Японию, цельную неделю ночами ходил-бродил по Токио без сопровождения, присаживаясь-засиживаясь в парке Уэно и под плеск полуметровых золотых рыбок-карасей в пруду при свете бумажных фонариков строча в блокнот свод вопросов для Хисатаки-сан, готовясь к дневным урокам в до-дзё учителя. И за всю ночную неделю — не то что эксцессов, но и намека организма на вероятность эксцессов не возникало. Вообще слово «преступность» у японцев никак и давно не ассоциируется со словом «уличная»… Да и в этот приезд если и был (был, был!) у Колчина мандраж, то лишь (сказано уже) сродни мандражу пионервожатого, ушедшего в поход с ночевкой, — великовозрастные гаврики, норовящие растеряться по чащобам, съесть чего не того…
Дожили, короче! Возвращается муж из командировки, из Страны восходящего солнца — всю беспечность моментально накрывает легкий панцирь опаски: вот я и дома… К тому же…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…ученик, готовый подбросить до дому до хаты, рефлекторно подвигается на заднее правое сиденье. Не из-за реальной опасности, из-за эфемерной… однако…
Разумеется, Колчин отдавал себе отчет в том, что серебряную команду вряд ли встретит обожающее многоглазье поклонников (еще раз: ремейк «Мертвого сезона»), но чье-то «глазье» он определенно ощутил. Ощутил, да. Был кто-то следящий и прячущийся. Хорошо прячущийся, профессионально. Во всяком случае Колчин никак не мог поймать это «глазье» — при всей реакции, при всем чувстве боевой ситуации. Или то обычное и непроизвольно очнувшееся: вот ты и дома, ты не в парке Уэно!
Любой мог «глазить»…
и фарца, присматривающаяся: чэнч, сэр?., а, нет, эт’ наш…
и ворье, готовое гепнуть сумку, только опусти ее на пол и разожми руку…
и таксисты: поедем, нет? нет? у-у-у…
и впередсмотрящие, готовые отсигналить на трассу: едет «жирняк», готовьте подставу, внакладе не будем!..
В общем, примета времени — у каждого, даже добропорядочного, имеет место быть природная ласковость взгляда, как выразился генерал Лебедь, ниспослав телепридурку-интервьюеру ту самую природную ласковость взгляда: а не лезь в душу, умник!
Однако было еще что-то, помимо общей, с позволения сказать, хлебосольной доброжелательности россиян, случайно оказавшихся при событии, то бишь приземлении самолета компании Japan Air Lines из Страны восходящего солнца.
Солнце клонится к закату — не пора ль извлечь гранату!
Колчин пусть и ощутил, выделил взгляды из общего толкучего месива, но персонифицировать — увы. Даже совершенный «Панасоник» — о, Джапан, о! — не способен очистить звук до абсолюта, если на той же волне резвятся с десяток станций.
Ладно! Он сказал, поехали. И махнул рукой. Этакий жест предупреждения. Короче, вы в курсе, что будет, если ЮК махнет рукой, — и не в формальных комплексах, не в ката.
Колчин волей-неволей присматривал встречные машины — вдруг сверкнет желтком знакомая «мазда».
Не мелькала. Да и не в правилах Инны опаздывать. Не в тех правилах, которые они негласно установили друг для друга. Разве что случилось экстраординарное. А — не случилось. Будучи в Токио, Колчин ничего подобного не учуял — кожей, как принято выражаться. Звонить не звонил — слишком дорогое удовольствие, да и само по себе удовольствие сомнительное — телефон выхолащивает не только эмоцию, но частенько и смысл. Улетал — провожала. Когда прилетит — знает, встретит. Да и толку-то звонить в Москву на Шаболовку, когда и если доподлинно известно — Инна, если Колчин так и так в отсутствии, предпримет непременную вылазку в Санкт-Петербург.
Да уж, Питер. Обоснование более чем понятно. Инна — востоковед. Институт востоковедения в столице — разумеется, уважаемое заведение. Институт востоковедения в столице… уважать себя заставил, а мог бы выдумать чего и поубедительней. Нет, конечно, и там есть в чем покопаться — библиотека Рериха… того, который в двадцатые съехал, а в пятидесятые вернулся. И чего только с собой не привез. Но это «чего» все равно ни в какое сравнение не идет (и рядом не лежало — что не лежало, то не лежало!) с тем собранием Востока, собранным (и не разобранным толком до сих пор) в северной столице. Ибо как бы ни самоуничижались питерцы, подпуская нотку превосходства: великий город с областной судьбой… но подлинным востоковедам если и работать, то работать и работать как раз в Санкт-Петербурге.
Очень просто! Это ныне он — ИВАН (Ого! Каламбурчик! Типично восточное именование — ИВАН! Институт востоковедения Академии наук), а ранее звался Азиатским департаментом, и место ему было определено именно в Питере, как есть он столица — времен известных, допереворотных. Соответственно, все мыслимое и привозимое с Востока определялось именно в Азиатском департаменте, коий — на набережной Невы, а не Москва-реки. Так что ежели надо всерьез покопаться в подлинном — поезжайте в Питер, если есть допуск в храп. А после небезызвестного переворота всё только вывозилось, но не ввозилось. Трюизм, казалось бы, но необходимый, дабы осознать: муж в силу специфики увлечений вынужден часто пребывать в командировках, но и жена в силу специфики СВОИХ увлечений также вынуждена — где еще нароешь нечто, не в Москве же, где… см. сами знаете куда, то есть в книгу, а там — фига, все мало-мальски пристойные раритеты в той столице, что северней.
Инна, да, должна была (не могла не) отъехать в Петербург на период зарубежного отсутствия Колчина. Но точно так же должна была (не могла не) вернуться к моменту приземления Колчина и компании в Шереметьево-2. Такие у них сложились отношения за восемь лет совместного проживания. Но…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…понятная досада толчком преобразовалась в непонятное… непонятную… непонятный… Или просто пока непонятый? Что раздражало. Как комар. Который и не впился, но жужжит, паразит. Может, и не вопьется, покружит-покружит, да и решит резонно, мол, лучше с эдаким не связываться. Но комар частенько бывает прихлопнут не за укус как таковой, а за жужжание. Только бы точней определить, где он, паразит, крылушками вибрирует. А то надаешь сгоряча самому себе по физиономии, а он, гад, все жужжит. Так-то…
Колчин поймал себя на том, что выжимает из ильясовской «девятки» чуть поболее, чем свойственно бы сэнсею Колчину, с победой вернувшемуся из. Если приключилось непредвиденное, то уже приключилось. Да?
Да. Так.
Да не так. Он сбросил газ. Перешел на нормальные шестьдесят по трассе. И сразу уловил в зеркальце сильный мокроасфальтный БМВ с тонированными стеклами. БМВ не ждал столь резкого спада скорости у «девятки», потому попался в поле обзора. А ведь аккуратно шел, на той дистанции, когда и в мыслях не возникнет: ага! за нами кто-то есть! ага! за нами, за нами!
Собственно, так вас, фраеров, и подлавливают — на резком сбросе. Иное дело, Колчин поймал БМВ непроизвольно — мало ли на шоссе иномарок, а он просто поймал себя (себя!) на том, что выжимает из «девятки» чуток поболее, чем свойственно бы сэнсею Колчину — причин таких не было, разве что повод возник, и то в подсознании… Ан поймал.
Колчин включился. И сказал:
— Ильяс-с?
И Сатдретдинов Ильяс сказал:
— Да. Да, Ю-Дмич. — В смысле, вижу, понял, тоже поймал.
К ночи помянутый Хичкок еще бы помурыжил, еще бы потрепал нервы, еще бы напустил туману импортным словом «саспенс! саспенс!». Большой, кстати, мастер был по части саспенса — ни черта не происходит, но атмосферка все сгущается и сгущается. А потом вдруг — брык, бульк, пиф, паф, глыть! Всё и кончилось. Но мы — иные. Мы — кто? Ах да! Да, скифы мы, да, азиаты мы! Нам подавай экшн поперек саспенса. Извольте. И рады бы длить саспенс, но нетерпеливое азиатство или, если угодно, эфиопство рвется наружу. Ибо сказано тем самым эфиопом, который поставил диагноз: «Анекдот — кирпич русской литературы»… ну так вот, тем самым эфиопом сказано: «Читатель ждет уж рифмы „розы“ — так на, возьми ее скорей!»
Мокроасфальтный БМВ мгновенно сбросил скорость и выпал из зеркальца.
Колчин провоцированно прибавил, потом снова споткнулся.
БМВ не попал на уловку, не мелькнул в обзоре и… следовательно, был не случаен.
Ну-ка, ну-ка!
Может быть, через километр бээмвэшники еще и рискнут стопануть «девятку»? Иначе зачем бы им, бээмвэшникам, так плотно пасти неприметное авто? (Условно неприметное. «Девятка» — не «вольво», не «сьерра», не, так сказать, престиж, по расценкам гопников с большой автодороги.) Правда, если «девятку» срисовали еще в Шереметьеве-2… Зря ли — ощутимое многоглазье?
Вторая степень: я не вижу для себя конкретной угрозы, но теоретическая вероятность…
Черт побери русский язык! Вероятность может быть только теоретической! Если она превращается в практическую, это уже не вероятность! Ясность!
Внесем ясность! Ну-ка!
Колчин еще поиграл с БМВ. Проснулся азарт. Это что ж такое?! Неужто он, Колчин, настолько утерял чувство реальности, что не просто заявил (с долей изрядного лукавства, с изрядной долей, да!) в ответ на предложение о возможности наезда-давления: «Н-не знаю. Не могу себе представить…», но и действительно поверил в собственное заявление! «Н-не знаю» — да. То есть доподлинно не знаю в данный момент. Но представить себе, кто и, главное, почему вдруг осмелится надавить, — это запросто, это пожалуйста. Но потом, но попозже. Когда будет время сесть, обмозговать, примерить на себя тех или иных. Пока же предстоит действовать на рефлексах, опережая в технике и реакции.
За тонированными стеклами БМВ никого не разглядеть. Тем более что декабрь, смерклось до той степени, когда пора включать фары. Зимой темнеет не только рано, еще и быстро — плюс ко всему одеяльная облачность, из которой посыпалась снежно-дождевая дрянь.
БМВ приблизился, был в полусотне метров, нагонял. Очевидно, ездоки-преследователи раскумекали — обнаружены, а тогда чего тянуть кота за хвост!
БМВ нагонял. Сорок метров, тридцать, двадцать пять.
Что-что, но в физике, иначе говоря в мощности, «девятка» явно уступала. Ну-ну! Зато в технике и реакции — еще повоюем.
Не уступить бы, не пропустить БМВ вперед. Колчин заиграл рулем, понуждая «девятку» зигзагообразно вилять. Несколько раз рискнул заступить на встречную полосу — при такой погоде, при таком дорожном покрытии недолго и потерять контроль над машиной, она слетит с катушек и заюлит.
— Резина лысовата! — напряженно сказал Ильяс.
— Да, — согласился Колчин. — Это — да. Глянь у них номера. Потом пощупаем.
— Или — сейчас? — выразил готовность к бою Ильяс.
— Или сейчас! — почти согласился Колчин.
Эх, погодка дрянь. Нет сильного желания высовываться наружу. А то бы — не вопрос. Сколько в БМВ шакалов? Четверо? Пятеро? Не количество. Шут с вами, парнишки! Именно шут, именно с вами — тот самый, который решился шутить с ЮК. Или вы все там шуты? Весь квартет? Квинтет?
Он отнюдь не настраивался на непременную разборку. Полагал, что до рукомашества-дрыгоножества дело не дойдет, даже если «девятка» вдруг внезапно остановится и предоставит шутам из БМВ инициативу. Полагал, что обладает достаточным даром убеждения, даром речи, а не даром Косики-каратэ, — убедить не делом, но словом. Чтобы исход был: «Извини, мастер! Обознались! Когда б знали… Извини!»
Но очень не хотелось тормозить, терять худо-бедно четверть часа. Он и так-то непроизвольно гнал «девятку» быстрее разумного и достаточного, ведь…
ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ
…давно он дома не был. Дома, где что-то не так, досадно не так. До поры до времени просто досадно: слуга без хозяина, сокровище без присмотра.
— Не вижу. Не разглядеть! — сказал Ильяс про номера БМВ. — Темновато.
И тут БМВ включил фары, и номера рассмотреть стало и вовсе невозможно. Разве что подпустить шустряков ближе, еще ближе, ближе как только можно, и все-таки еще ближе.
Однако преследователи, почти нагнав жертву (шуты гороховые! «жертву»!), предпочли соблюдать двадцатиметровую дистанцию;
Странно. Почему бы им и не приблизиться, не попытаться обойти «девятку», если по науке. Наука дорожного рэкета тоже имеет много гитик, о чем вскользь упомянуто. Пусть Колчин и маневрирует таким манером, что обогнать машину трудновато, но попробовать-то стоит? Иначе зачем было затевать гонки-догонялки?
Бээмвэшники и пробовать не пытались, шли по трезво выверенной прямой, соблюдая почему-то выбранную двадцатиметровую дистанцию.
Надолго вас хватит, шуты-шутники? Километра через три — пост ГАИ, там шутки и кончатся. А значит?..
Значит — сейчас или никогда. Ну, еще через километр или никогда. Может, все же тормознуть и, начхав на ненастье, прояснить позиции? Может…
Колчин краем глаза следил за арьергардным БМВ, не теряя сугубого контроля за шоссе перед собой.
— Э!!! — не испугался, но возмутился Ильяс.
Но Колчин и сам уви… учуял встречного тихушника. Тихушника, ибо фары встречной машины вспыхнули, полу ослепив, когда между ними расстояние съелось до критического. А до того — ни намека на встречного. Этот самый встречный — тоже БМВ — шел в лоб, на таран, по полосе Колчина.
Ого!!!
Сказано вам, шуты гороховые: реакция у нас лучше!
Иной-другой точно запаниковал бы и зарулил до юза в глубокую слякоть Больших Говныщ — с шоссе.
Колчин чуть тронул руль и — объехал, объехал бы по кривой этих шутников таранного типа! Тем более что никто сам себе не враг, и встречное авто само в последний миг вильнуло назад, на предназначенную ему полосу. Он пугает, а мне не страшно. Просвистели впритирку. Более того! Он, встречный, ушел почти к обочине, уступая путь тем, кто сдуру увязался за «девяткой» от Шереметьева-2.
И преследователь тут — и только тут-то! — рьяно прибавил ходу, ловко разминулся с псевдотараном и поравнялся с «девяткой», смазал ее по левой скуле.
Будь они, преследователь и преследуемый, один на один, не вмешайся встречный идиот, сбивший с толку, Колчин еще побаловался бы в «толкалки» — кто кого. Всяко ремонт БМВ обошелся бы хозяевам подороже, чем ремонт «девятки». Но машина после выверта, после разминки со встречной еще шла в полном соответствии с законами физики неустойчиво-равновесно. Самую малость надо, секунд пять-шесть, чтобы выровнять и утвердить авто в прежнем, надежном положении.
Из этих пяти-шести секунд не хватило одной-двух. Нагнавший БМВ мазнул по скуле, удар по злополучной дверце получился гулким, внушительным, «девятку» поволокло-поволокло по касательной и таки… таки вляпались они, Колчин и Сатдретдинов, во глубину Больших Говныщ, заглохли. В салоне хрустнуло.
Да-а, шуты гороховые, дошутились вы. Ну, гляди-ите! Достанем. Не сейчас, но достанем. В каждой шутке есть доля пренебрежения: во, мол, как мы тебя, гы-гы! По отношению к ЮК, равно как и по отношению к его ученикам, пренебрежительность, к тому же столь демонстративно… продемонстрированная (да, это по-русски!), обойдется дороже, чем, к примеру, ремонт БМВ, даже если, к примеру, восстанавливать БМВ, условно говоря, из пепла. Как феникс. Случайный «каблук», промявший дверцу, — это одно. Неслучайный БМВ (ох не случайный!) в паре с другим неслучайным БМВ (ох не случайным!) — абсолютно иное. Надо, надо будет навести справки и передать привет: «Передайте, что Колчин Юрий Дмитриевич ОЧ-ЧЕНЬ НЕДОВОЛЕН…»
Жаль, номер ни того ни другого шутника не зафиксировать было. Ну да это не самое неразрешимое — бээмвэшек ныне в столице, конечно, поболее, нежели тех же «девяток», казалось бы, ищи-свищи. Однако не каждая контора способна позволить себе сразу два идентичных «байера» и тем более задействовать и тот и другой в запланированной операции. Не так ли?
То, что операция заранее запланирована, — мало того, она еще и не без блеска исполнена! — сомнений не осталось.
Операция запугивания?
Кто ж у нас, в белокаменной, такой непуганый… идиот?!
Операция предупреждения?
Кто ж у нас, в первопрестольной, такой предупредительный?!
Сидите, мол, большие мастера, по уши в Больших Говныщах и… и не чирикайте!
Могло, кстати, всё кончиться намного плачевней. Впереди, метрах в ста по их стороне, пустынно мерзла автобусная остановка — бетонно-швеллерное чудище с недовыбитым стеклянным покрытием. Окажись «девятка» на эту сотню метров ближе к городу, еще не так бы хрустнуло!
— Ильяс? — обеспокоился Колчин, уточняя причину хруста.
— В норме, Ю-Дмич. Это пенал. Кажется, треснул.
— Что — нога?