Я задумчиво кивнул. Все выглядело так, словно кто-то оказал на этих парней давление, заставив их переписать рапорты.
Кейт еще раз окинула взглядом жутковатую мозаику из стянутых проволокой элементов поврежденного взрывом салона «боинга» и сказала:
— Итак, в двадцать часов тридцать одну минуту двенадцать секунд, примерно через двенадцать минут после взлета, произошло нечто, вызвавшее взрыв летучих паров в центральном баке, и он разлетелся на куски. Сила взрыва была такова, что произошло частичное разрушение конструкции, в результате чего носовая секция вместе с кабиной экипажа отделилась от фюзеляжа и стала падать в океан.
Я бросил взгляд на огромную дыру в том месте, где должна была находиться кабина пилота, и почувствовал, как по позвоночнику пробежала холодная волна.
Кейт сказала:
— Когда кабина экипажа отделилась от фюзеляжа, центр тяжести самолета сместился и хвостовая часть опустилась. Поскольку двигатели все еще работали, обезглавленный самолет продолжал набирать высоту и поднялся еще на четыре тысячи футов. Потом он закувыркался и стал падать… В этот момент загорелось топливо в крыльевых баках, и как следствие произошла общая детонация топлива. Со стороны это выглядело как огромный огненный шар, который видели с земли около шестисот человек. — Кейт сделала паузу, потом продолжила: — Эта последовательность событий установлена в основном благодаря экспертизе, а также на основании показаний радаров и данных, полученных со спутника. Однако означенная последовательность совпадает с показаниями свидетелей далеко не по всем пунктам и уж совсем плохо соотносится с версией, изложенной в фильме, созданном специалистами из ЦРУ.
— А что нам говорит «черный ящик»?
— Он вышел из строя в момент первого взрыва, когда носовая секция начала отваливаться. — Кейт перевела дух и заговорила снова: — Таким образом, в нашем распоряжении три подборки фактов, и все они не очень-то согласуются между собой. В фильме ЦРУ говорится, что восходящий огненный столб, который наблюдали свидетели, был пылающим фюзеляжем самолета: взрывом его подбросило вверх. Но показания экспертов и данные, полученные со спутника, указывают на то, что самолет загорелся только после того, как стал падать. Что же касается низвергающегося потока горящего топлива, который, по словам специалистов из ЦРУ, свидетели приняли за поднимающийся вверх огненный столб, то это явный перегиб. Тем не менее вопрос остается открытым. Так что же на самом деле видели люди: устремившийся вверх пылающий самолет, направленный вниз поток горящего топлива — или же ни то ни другое?
— Представления не имею.
— Я тоже.
— Слишком много свидетелей тоже не всегда хорошо, — сказал я. — Когда раввина Меира Кахане застрелили на улице в Нью-Йорке, свидетелей было несколько десятков. Но после того как с ними поработала защита, не нашлось и двух человек, чьи показания бы совпали. А преступник из-за этого избежал смертного приговора. — Помолчав, я добавил: — А потом мы еще удивляемся, что у нас убивают президентов…
С минуту подумав, Кейт напомнила мне:
— Ты ведь у нас, если не ошибаюсь, фанат экспертизы? Сидни Сибен про экспертизу все рассказал. Ну так как — тебе его рассказ понравился?
— Экспертиза, конечно, дело хорошее, — ответил я. — Но ее данные должны соотноситься с другими фактами. Помню, раскручивал я как-то одно дело об убийстве… Так вот, единственные обнаруженные на орудии убийства отпечатки принадлежали человеку, который в день убийства должен был находиться за тысячу миль от места преступления. Представляешь, как мне пришлось тогда напрячься, чтобы придумать хотя бы самую завалящую версию, которая могла бы связать эти два факта? Ты сейчас тоже выстраиваешь разные теории, чтобы связать все воедино, но вот чего у тебя нет — так это главного подозреваемого, с которым можно было бы побеседовать наедине в отдельной комнате. А без него и копы и федералы впадают в отчаяние, ставят под сомнение показания экспертов, а со свидетелями обращаются как с подозреваемыми… Пройдет еще немного времени, и это дело иначе как «грязным» называть не будут…
— Ну и что бы ты предпринял в такой ситуации?
— Начал бы раскручивать все заново. С самого начала.
— А может, имеет смысл пригласить детектива со стороны, который посмотрел бы на это дело свежим взглядом?
— Иногда это помогает.
— Так в чем же дело?
— Ладно… Обещаю об этом подумать, — сказал я.
Мы повернулись и по проходу между креслами пошли в хвостовую часть самолета.
— Если оставить в стороне показания свидетелей и данные экспертизы, тебе ничего во всем этом не бросается в глаза? — спросила Кейт.
— Уточни, что ты имеешь в виду.
— Вспомни, что ты больше всего не любишь.
Я спустился по ступеням с помоста, желая оказаться подальше от этого самолета-призрака, пребывание внутри которого вызвало у меня не только безотчетный страх, но и глубокую печаль.
Кейт последовала за мной, и мы вместе пошли к двери, находившейся в противоположном конце ангара.
— Джон? — окликнула меня Кейт.
— Не мешай, я думаю.
Мы вышли из ангара и не спеша направились к машине. Дул прохладный ветерок, и мне сразу стало значительно легче. Когда мы с Кейт забрались в джип, я завел мотор, включил фары и, тронув машину с места, покатил назад к воротам.
Выворачивая руль, я сказал:
— ЦРУ… Почему фильм о катастрофе делали специалисты из ЦРУ, а не из ФБР?
— Это вопрос, не правда ли?
— С чего они вообще влезли в это дело?
— Ну, поначалу, когда получила распространение версия о взрыве бомбы или ракеты, они повсюду искали иностранных террористов.
— Иностранные террористы, действующие на территории США, подпадают под юрисдикцию ФБР, а не ЦРУ, — наставительно сказал я.
— Совершенно верно. Но люди из ЦРУ есть и в нашей конторе. Уж Теда Нэша ты наверняка помнишь.
— Ясное дело, помню. Я даже помню, что ты несколько раз с ним обедала.
— Один раз.
— Пусть один… Скажи, почему именно он допрашивал капитана Спрака?
— Не знаю. Но это было несколько необычно.
— И что же Тед говорил тебе за обедом?
— Прошу тебя, Джон, не заостряй внимание на моем единственном свидании с Тедом Нэшем, — сказала Кейт. — У нас с ним никогда не было романтических отношений.
— А хоть бы и были. Нэш-то уже помер.
Кейт снова вернулась к затронутой прежде теме.
— После того как ФБР и НСБТ — Национальный совет по безопасности транспорта — пришли к заключению о том, что произошел несчастный случай, ЦРУ, казалось бы, должно было потерять интерес к этому делу. Но оно продолжало совать в него свой нос и даже сняло фильм, посвященный катастрофе, который показали по национальному телевидению. Я никогда этого не понимала — и мои коллеги из ФБР тоже. — Помолчав, она добавила: — Прошел, правда, слух, что наше руководство не хотело, чтобы в глазах общественности ФБР хоть как-то было связано с этим фильмом.
— Это почему же?
— Полагаю, по той причине, что он показался кое-кому слишком уж одиозным и спекулятивным. В самом деле, в нем поднимается больше вопросов, чем дается ответов. Не говоря уже о том, что фильм поставил под сомнение показания сотен свидетелей, которым это, понятное дело, понравиться не могло. В результате общественность вновь заговорила о катастрофе.
— Да уж, демонстрацию этого фильма качественной пиар-акцией не назовешь, — заключил я.
Когда мы оказались за воротами, Кейт показала мне, как выехать на шоссе Лонг-Айленд-экспрессвей.
Я сказал:
— Мне нужно еще раз посмотреть этот фильм.
— У меня есть копия, — ответила Кейт.
— Отлично. — Подумав, я произнес: — Мы должны найти ту парочку с пляжа. Будем надеяться, что они действительно брали с собой в тот вечер видеокамеру и сняли кое-какие пикантные подробности своей интимной жизни, а заодно и взрыв. Остается молить Господа, что эта пленка — если только она существует в действительности — находится в целости и сохранности, а главное, что на ней, помимо голых задниц, можно будет различить и подробности авиакатастрофы.
— Похоже, это все, что нам остается, если мы хотим совершить прорыв в расследовании и заставить правительство вновь открыть дело, — согласилась со мной Кейт. Немного помолчав, она добавила: — Впрочем, правительство может открыть его и по другой причине. Если какой-то человек или организация выступят с заявлением о том, что взрыв рейса восемьсот компании «Транс уорлд эйрлайнз» — их работа.
— Неужели до сих пор ни одна террористическая организация с Ближнего или Среднего Востока не выступила с таким заявлением?
— Кое-кто подал голос — из тех, кого подозревают всегда. Но эти люди не привели никаких доказательств своей причастности к взрыву. Более того, они, похоже, даже в газетах о катастрофе не читали. Другими словами, заслуживающих доверия заявлений такого характера к нам не поступало. Что лишь способствует упрочению версии о технических неполадках. — Потерев переносицу, она добавила: — С другой стороны, появились новые террористические организации. Ответственность за теракты на себя они не берут и никаких публичных заявлений в связи с ними не делают. Просто убивают — и все. Взять, например, того же бен Ладена и его организацию «Аль-Каида».
— Это правда. — Я снова подумал о той парочке на пляже и спросил: — Слушай, а почему тебе не удалось разыскать этих новоявленных Ромео и Джульетту?
— А мне никто не предлагал их разыскивать.
— Ты говорила, что знаешь название отеля, в котором они останавливались.
— Знаю. — Она немного помолчала, потом добавила: — Сказать по правде, к этой части расследования я прямого отношения не имела. Просто увидела случайно полицейский рапорт и сделала несколько телефонных звонков — по собственной инициативе. После этого мне очень скоро дали понять, чтобы я не лезла куда не надо.
— Ясно… Значит, ты не знаешь, куда привела эта ниточка?
— Не знаю.
Обдумав слова Кейт, я сказал:
— Вполне возможно, эту пару нашли.
— Возможно.
— Возможно также, что у этих людей никакой видеопленки не было.
— Возможно.
— А может, была, но они ее уничтожили.
— И такое может быть.
— А может быть, люди из ЦРУ забрали видеопленку себе, а парочку прикончили.
Кейт промолчала.
Я не верю в теорию заговора, особенно среди правительственных чиновников или военных, потому что они не в состоянии договориться между собой, хранить секреты и сделать что-то такое, что могло бы повредить их карьере или отразиться на их пенсии. Единственное исключение в этом смысле — ЦРУ. Члены этой организации живут, дышат и питаются обманом, заговорами и тайнами, а их любимое занятие — всякого рода нелегальная разведывательная и подрывная деятельность. За это им и платят.
При всем своем предубеждении против ФБР, я не могу не признать, что сотрудники этой конторы по большей части говорят правду в глаза, строго следуют духу и букве закона и вообще самые что ни на есть образцовые граждане. Взять хоть мою любимую жену. Она только-только ступила на преступную стезю несанкционированного расследования, а уже находится на грани нервного срыва.
Кейт, словно обращаясь к самой себе, произнесла:
— Если мы станем раскручивать эту версию и она окажется верной, долго нам на этом свете не протянуть.
Я никак не отреагировал на ее слова, а просто спросил:
— Домой?
— Домой.
Довольно скоро я выбрался на Лонг-Айленд-экспрессвей и покатил в сторону Манхэттена. В этот поздний час машин на трассе мало, и вести одно удовольствие. Я выехал на резервную полосу и значительно превысил допустимую скорость.
Всю жизнь я гонялся за другими людьми. Но теперь обстоятельства изменились и мне все чаще приходится поглядывать в зеркало заднего вида, а также в боковые зеркала. Более того, я неожиданно сделал резкий поворот, пересек две сплошные разделительные линии и некоторое время проехал в обратном направлении.
Но нас с Кейт никто не преследовал. Убедившись в этом, я развернулся и вновь поехал в направлении Манхэттена.
Кейт никак не прокомментировала мои маневры, сказав только:
— А может, не связываться со всем этим?
Это было примерно то же самое, как если бы женщина, сняв блузку, бюстгальтер и все остальное, со вздохом произнесла:
— Возможно, нам не стоит этого делать…
Некоторые мужчины могут усмотреть в этом проявление жеманства или даже лицемерия. Но я — стреляный воробей и знаю, что, когда женщина так говорит, на уме у нее совсем другое. А именно: «Уговори меня, дорогой!»
Однако в данный момент, признаться, никакого желания играть в подобные игры я не испытывал. Поэтому сказал:
— Ты сама все это затеяла.
— Ну… возможно, я лишь хотела, чтобы ты узнал и увидел то, что знаю и видела я. И наконец понял, что меня гложет.
— Обещаю помнить об этом до конца нашей совместной жизни.
— Немедленно перестань вести себя как дырка для клизмы!
— Слушай, когда это ты научилась так ругаться?
— А ты догадайся… — Помолчав, она спросила: — Ну так как, ты хочешь заниматься этим делом или нет?
— А что, собственно, мне это даст?
— Ничего, кроме головной боли и беспокойства.
— Что и говорить, впечатляющая перспектива.
Глава 11
Некоторое время мы ехали молча, потом Кейт сказала:
— Что касается Сидни Сибена, я специально пригласила его, чтобы ты мог услышать официальную версию из уст оракула.
— Я тоже мог бы изобразить оракула.
Кейт выдержала паузу, потом со значением произнесла:
— Заметь, это ты сказал. Вот почему я хотела представить тебе все аспекты этого дела. Чтобы у тебя было о нем сбалансированное представление.
Слова Кейт напомнили мне девиз ФБР, где говорилось что-то о строго выверенном балансе между истиной и справедливостью. Или, может, между справедливостью и милосердием? Или апельсинами и яблоками? Я как раз собирался спросить об этом Кейт, как вдруг она, нарушив вялое течение моих не относящихся к делу мыслей, сказала:
— Давай-ка переспим это дело.
— Прямо сейчас? — изумился я.
— Ты, конечно, спать не будешь. Надо же кому-то вести машину. Спать буду я. — Она опустила спинку сиденья, сбросила туфли, положила голову на подголовник и закрыла глаза. Некоторые женщины способны засыпать где угодно. Моя жена относится как раз к такому типу.
Несколькими минутами позже, когда мы проезжали мимо ворот Брукхейвенской национальной лаборатории, я намеренно громким голосом сказал:
— Эй! Что ты там говорила про семь основных версий?
— Угхм…
— Просыпайся, составь мне компанию. Кроме того, эти семь версий чрезвычайно волнуют мое воображение.
Кейт зевнула и произнесла:
— Версия первая… Так называемый «дружественный огонь». Иными словами, кое-кто считает, что причиной катастрофы стали действия военных, проводивших в ту ночь в океане воздушные и морские учения. По слухам, в этом районе находился радиоуправляемый самолет-мишень… Выпущенная с корабля ракета вместо мишени якобы поразила «боинг»… Или, как еще говорят, мишень столкнулась с «боингом»… но последнее маловероятно.
— О\'кей. Давай следующую.
— Версия вторая. Опять же связана с военными. В данном случае речь идет о высокочастотных электромагнитных полях, массированное воздействие которых могло вызвать на «боинге» отказ всех систем… Однако это не объясняет наличия в небе огненного столба.
— А третья?
— Третья: нападение вражеской субмарины, выпустившей по «боингу» зенитную ракету типа «корабль-воздух».
— А с этой версией что не так?
— Она непосредственно связана с первой. Во время учений в этом квадрате отрабатывалась в том числе и противолодочная оборона, велся учебный поиск подводных лодок… Так что вражескую субмарину наверняка бы обнаружили.
— А как насчет одной из наших собственных субмарин?
— Это частный случай первой версии. Теперь номер четыре. О попадании в «боинг» обломков метеорита или сошедшего с орбиты космического спутника. Теоретически это возможно, но совершенно невероятно… Так на чем мы остановились?
— На пятой версии.
— Очень хорошо. Итак, версия номер пять. О подводном выбросе метана. Ее еще называют версией метанового пузыря. Природный газ вырвался из-под донных напластований, пробил толщу воды и был подожжен пламенем, вырывавшимся из сопла двигателей «боинга». Эта версия из разряда фантастических и со свидетельскими показаниями практически не согласуется. Что же касается версии номер шесть, то она не менее фантастична, поскольку связана с плазменными «лучами смерти», якобы полученными в Брукхейвенской национальной лаборатории. Но в Брукхейвене нам сразу сказали, что ни о каких «лучах смерти» ничего не знают.
— А седьмая версия что собой представляет?
— Седьмая версия имеет отношение к люку грузового отсека «боинга», который, по словам некоторых очевидцев, оторвался еще до взрыва. Это могло вызвать быструю декомпрессию, ставшую первым звеном в цепи событий, которые привели к взрыву. Но взрыв, вероятнее всего, произошел раньше отделения люка от самолета. Спокойной ночи.
— Погоди. А как же с версией ракетной атаки террористов?
— Она относится к особой категории.
— Ладно. Пусть так. Но я продолжаю думать о том, что мне сказал твой приятель Сидни Сибен. Но не о данных экспертизы, а о логике происшедшего. Зачем, в самом деле, сбивать самолет так далеко от аэропорта? И потом, с какой стати правительству покрывать террористов? Ведь версия ракетного нападения террористов, учитывая то обстоятельство, что катастрофа сопровождалась мощным взрывом над морем, который видели сотни свидетелей, освобождает от ответственности множество людей. Людей большей частью пенсионного возраста, которые не слишком хорошо справляются со своими обязанностями. Я и специалистов фирмы «Боинг» имею в виду, и чиновников из НСБТ, и персонал компании ТВА, и так далее. Не говоря уже о многочисленных страховых выплатах. Да я бы на месте правительства ухватился за эту версию обеими руками — более того, выдумал бы ее, если бы ее не было, а версию о технических неполадках постарался бы поскорее сдать в архив. Впрочем, тут есть одно «но». Правительство, вполне возможно, опасалось паники, а также дискредитации спецслужб, не сумевших предотвратить теракт. А это уже затрагивает интересы ЦРУ… — Я посмотрел на Кейт. — Эй, не спать!
Но она спала сном праведника и даже слегка похрапывала.
И я остался наедине со своими мыслями и черным ночным небом, заглядывавшим в окна моего автомобиля.
Я нажал на кнопку «пауза» анализирующего устройства, которое помещалось у меня в мозгу, потом на кнопку «перемотка» и вернулся к событиям прошедшего дня.
Картина первая. Мемориальная служба и появление на сцене моего коллеги по ОАС Лайэма Гриффита. Вполне возможно, этот парень имел отношение к пресловутой группе «Людей, поверивших показаниям двухсот свидетелей». Поразмыслив, можно было прийти к выводу, что словесные нападки Гриффита, какими бы враждебными они на первый взгляд ни казались, имели своей целью возбудить у меня интерес к этому делу. Не исключено, что именно Кейт и устроила этот спектакль. С другой стороны, тот неприятный разговор можно было толковать и напрямую — то есть как предупреждение не совать свой нос куда не надо.
Я снова посмотрел на Кейт: во сне у нее было ангельское выражение лица. Как-то не верилось, что она способна манипулировать собственным мужем. Или все-таки способна?
Картина вторая. Национальный парк Капсог-Бич. Сумерки. На пляже мужчина и женщина.
Тут же возникал ряд вопросов: видели ли они огненный столб и взрыв и засняли ли все это на видео? И почему эту парочку до сих пор не нашли? Или же нашли?
Как я уже намекал Кейт, парни из ЦРУ могли выйти на этих людей, отобрать у них пленку, а их самих уничтожить. Но нет, вряд ли. Это уже из области паранойи, которая свойственна вашему покорному слуге. Если разобраться, парни из ЦРУ ничего плохого мне до сих пор не сделали. Если, конечно, не считать покойного Теда Нэша. Но он был ренегатом, служил в ОАС, так что назвать его стопроцентным агентом ЦРУ и полноправным представителем этой организации никак нельзя. Или все-таки можно?
Картина третья. Наблюдательная башня на базе береговой охраны в Моричес. Капитан Том Спрак — во всех отношениях достойный человек и надежнейший свидетель.
Была у меня одна мыслишка, от которой я никак не мог отделаться. Капитан Спрак являлся одним из двухсот свидетелей — мужчин, женщин и детей, — которые группами и поодиночке собственными глазами видели в небе над морем огненный столб. Не могло же им всем померещиться, что он поднимался.
И наконец, картина четвертая. Авиационный ангар в Калвертоне. И мистер Сидни Р. Сибен — эксперт Национального совета по безопасности транспорта. Между прочим, такой же надежный свидетель, как и капитан Спрак.
Я бы с удовольствием оставил этих двух парней наедине в запертой комнате часов на двенадцать. Уверен, их беседа стала бы диспутом века. Или никакого диспута не было бы?
Как-никак мистер Сибен в момент своего последнего выхода на авансцену ясно дал понять, что у него существуют известные сомнения относительно теории оптической иллюзии. Как это он сказал? «Никакая это была не иллюзия, черт бы ее побрал!» — вот как. Что же это тогда было?
Потом в моем сознании проступил жутковатый образ собранного по кускам самолета-призрака. Я снова мысленно совершил путешествие по его закопченному салону, осмотрел искореженные взрывом кресла, заглянул в застеленные запачканными коврами проходы, помня известное утверждение судмедэкспертов о том, что и «мертвые могут говорить».
Это действительно так. Более того, при правильном подходе к делу мертвецы даже могут выступать свидетелями на суде.
Но «боинг» уже выложил почти все свои тайны. Как и выловленные из воды мертвые тела. Живые свидетели катастрофы тоже дали показания. Сказала свое веское слово и экспертиза. Проблема заключалась в том, что все эти данные в большей или меньшей степени расходились друг с другом.
Но далеко не все из живых сказали правду. А те, кто считал, что сказал правду, могли ошибаться. Даже те, кто лгал, тоже, возможно, не имели представления о том, что истинно, а что — нет.
Сегодня этому делу исполнилось ровно пять лет. Иначе говоря, это было старое, сданное в архив дело. Я вспомнил, что оно не лучшим образом отразилось на профессиональной карьере и репутации многих людей. И подумал, что мне не хотелось бы вносить в этот печальный список свое имя или имя моей жены.
Я посмотрел на спящую Кейт. Мы были женаты уже год, но почти не касались в своих разговорах этого дела. Хотя сейчас мне вдруг вспомнилось, что Кейт в июле прошлого года ездила на мемориальную службу — без меня. Я невольно задался вопросом, почему она дожидалась пятилетней годовщины катастрофы, чтобы вовлечь меня в это дело. Возможно, я проходил своего рода испытательный срок, а может, открылись какие-то новые обстоятельства. Как бы то ни было, сегодня Кейт позволила мне заглянуть в щелочку между портьерами, за которыми скрывалось некое сообщество зациклившихся на этом деле людей.
Тут мне в голову пришла еще одна любопытная мысль, касавшаяся моей любимой. Ее никак нельзя было причислить к людям, которые хотели бы или пытались противостоять системе. Она сама была системой — ее частью, ее винтиком.
Что же касается вашего покорного слуги, то я, напротив, сделал карьеру именно благодаря тому, что всегда норовил проехать по той улице, где движение было запрещено. Теперь же мы с Кейт вроде как поменялись ролями, а такие перемены обычно ничего хорошего не обещают.
Между тем это дело таило в себе потенциальную угрозу для всякого, кому вздумалось бы поосновательней в нем покопаться, — и этого нельзя было не почувствовать. От одного только перечисления версий катастрофы — от всех этих плазменных «лучей смерти», выбросов метана, кинетических ракет, электромагнитных пульсаций, взрывов летучей смеси и прочих прелестей на душе становилось как-то зябко.
Ради собственного блага и блага моей жены мне следовало забыть обо всем, что я увидел и услышал сегодня вечером. Именно это подсказывало мне мое чутье.
Я взглянул на Кейт. Она просыпалась, возвращаясь из края грез, где только что побывала. И я догадывался, кого она видела во сне. Уж конечно, не чиновников из нашего ведомства. И даже не меня.
Во сне перед ней предстали двести тридцать человек, которые погибли при катастрофе рейса 800 компании «Транс уорлд эйрлайнз». А также их родные и близкие, оставившие в креслах самолета розы, зажигавшие на берегу свечи и бросавшие в прибой цветы. Она, я уверен, видела даже тех, кого не было на мемориальной службе, кто в этот вечер плакал, сидя у себя дома.
У меня появилось ощущение, что мне это дело переспать не удастся.
Глава 12
Вот мы и дома. Как уже было сказано, я живу в высотке на 72-й Восточной улице между Второй и Третьей авеню. Мои апартаменты находятся на тридцать четвертом этаже, и с балкона, где я сейчас, в два часа ночи, стою со стаканом виски в руке, хорошо просматривается вся южная часть Манхэттена.
Между небоскребами его центральной части можно различить квартал Бауэри, кусок нижней части Ист-сайда и Генри-стрит, на которой я вырос.
За Чайнатауном проступают силуэты зданий суда, тюрьмы и полицейского участка, где я когда-то служил. Неподалеку располагается высокое федеральное учреждение, где я работаю в настоящее время.
Если разобраться, большая часть моей жизни прошла в нижней части Ист-сайда. Там Джон Кори ребенком играл на улице в разные мальчишеские игры, потом в качестве свежеиспеченного копа патрулировал район Бауэри, работал в отделе по расследованию убийств и, наконец, стал агентом по контракту Особого антитеррористического соединения.
Теперь Джон Кори, счастливо женатый во второй раз, обитает в квартире своей первой жены, которая живет со своим боссом. Этот негодяй зарабатывает слишком много, защищая других богатых подонков.
В южной части Манхэттена, подобно гигантским сталагмитам, вздымаются к небу небоскребы Уолл-стрит. Справа от них на добрую четверть мили возвышаются башни-близнецы Всемирного торгового центра.
В полдень 26 февраля 1993 года несколько членов арабской террористической организации въехали на набитом взрывчаткой микроавтобусе фирмы «Райдер» в подземный гараж северной башни, припарковали машину и исчезли. В 12.18 микроавтобус взорвался. Погибло шесть человек, около тысячи было ранено. Если бы при взрыве башня рухнула, число убитых исчислялось бы тысячами. Это стало первым нападением иностранных террористов непосредственно на американской территории. В тот день прозвучал сигнал тревоги, но тогда его, к сожалению, никто не услышал.
Теперь мне предстояло найти ответ на вопрос: почему взорвался и рухнул в океан борт 800. Таких причин, по большому счету, могло быть только две: технические неполадки на борту самолета или террористический акт.
Правительство, потратив четыре года и сорок миллионов долларов, наконец заключило, что произошел несчастный случай. Тем не менее отдельные группы населения, как и некоторые частные лица, с официальным заключением не согласились. Что же касается меня, то я, образно говоря, сидел верхом на заборе и клонился то в одну, то в другую сторону.
В моем воображении, подхлестнутом недостатком сна и виски, возникла картина некоего небесного зала ожидания, в котором собрались все двести тридцать погибших — мужчины, женщины, дети. Этот зал был очень похож на обычный салон самолета. Жертвы молча сидели на своих местах, дожидаясь, когда живые наконец найдут ответ на вопрос о том, что же стало причиной их гибели.
Даже если бы мертвые могли говорить, вряд ли они сумели бы объяснить, что произошло с ними за несколько секунд перед тем, как их самолет превратился в огненный шар. С этой мыслью я направился в гостиную.
Интерьер моей гостиной напоминает убранство холла какого-нибудь отеля на Палм-Бич. Слишком уж много в нем картин и картинок с морскими видами, розовых перламутровых раковин и настенных панно из листьев камыша. Кейт сказала, что, как только у нее найдется хоть немного свободного времени, все эти дивные вещи сразу же отправятся на помойку. Ничего против этого не имею. Единственное, что я не позволю Кейт выбросить, — это приобретенное мной лично кожаное кресло с подголовником, которое я очень люблю.
Налив очередную порцию виски, я включил видеомагнитофон, опустился в свое любимое кресло и уставился на экран телевизора. На нем замелькало изображение, сопровождавшееся не соответствующей теме бравурной музыкой. Часовая кассета, которую дала мне Кейт, содержала все видеоролики, записанные сторонниками теории заговоров. На этой же кассете, по словам Кейт, должна была находиться копия снятого ЦРУ анимационного фильма.
Видеоролики представляли собой по большей части нарезку из телеинтервью разных людей, в том числе бывшего главы Национального совета по безопасности транспорта. Этот человек выразил неудовольствие по поводу того, что расследование авиакатастрофы возглавило ФБР, поскольку прежде такими делами занимался исключительно НСБТ.
Ключевым словом, на которое телеведущий никак не отреагировал, было пресловутое «инцидент». В данном контексте оно означало, что правительство в технические неполадки не очень-то поверило, по причине чего и поручило заняться расследованием дела и реконструкцией судна ФБР, а не НСБТ.
Потом выступил некий эксперт, заявивший, что центральный бак не мог стать причиной столь сильного взрыва, поскольку в нем плескалось всего «несколько ложек горючего».
Между тем мистер Сибен утверждал, что в баке могло оставаться до пятидесяти галлонов топлива, и насосы не смогли их выбрать. В любом случае угрозу представляло не само топливо, а его летучие пары, которые впоследствии и воспламенились.
Таким образом, уже с самого начала зритель сталкивался с ошибочным толкованием, если не намеренным искажением фактов.
Особый интерес представляли интервью с неизвестными мне людьми, рассказавшими о пропаже отдельных частей самолета из ангара в Калвертоне, о креслах, которые были подняты на поверхность, но потом словно по волшебству исчезли. Упоминалось также о подгонке при монтаже некоторых алюминиевых деталей, что не могло не исказить общей картины взрыва.
Выступающие говорили и о самолете авиакомпании «Эль-Аль», который должен был следовать тем же воздушным коридором непосредственно за «Боингом-747» «Транс уорлд эйрлайнз», об остатках взрывчатого вещества и ракетного топлива, обнаруженных на некоторых частях потерпевшего катастрофу самолета, о вероятности попадания в него американской ракеты. Потом один человек рассказал о письме с угрозами от ближневосточных террористов, якобы полученном за несколько часов до катастрофы. Какие-то люди довольно долго и невнятно рассуждали о махинациях с другими уликами по делу рейса 800 — об их подмене, сокрытии, уничтожении или сознательном игнорировании.
В этом нагромождении самых разнообразных сведений можно было обнаружить и кое-что дельное, однако крупицы истины никак не хотели выстраиваться в некую общую схему. Тот, кто решил сделать эту информацию достоянием гласности, в определенном смысле стрелял из дробовика по снайперской мишени: попадет хоть одна дробинка в яблочко, то есть человеческое сердце, и то хорошо. Содержание роликов можно было трактовать и по-другому: все версии хороши и имеют равное право на существование, кроме официальной, говорившей о технических неполадках.
Я вернулся к происходящему на экране: там обсуждались военные маневры, состоявшиеся 17 июля 1996 года неподалеку от побережья Лонг-Айленда в особой зоне океана, имевшей кодовое обозначение В-105. Я решил было, что создатели ролика попытаются в очередной раз подвести зрителя к мысли об ошибочном пуске американской ракеты, но ошибся. Участвовавший в обсуждении отставной морской офицер, очень похожий на капитана Спрака, сказал: «Инцидент такого масштаба невозможно скрыть от общественности, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что в маневрах обычно участвуют десятки кораблей и тысячи моряков».
Я согласился и с этим парнем, и с капитаном Спраком, и в очередной раз задался вопросом, почему военные маневры занимают такое важное место среди аргументов сторонников теории заговора. Должно быть потому, сказал я себе, что обывателю куда интереснее слушать или читать о заговорах в армейской верхушке и высших эшелонах власти, нежели об очередных проявлениях некомпетентности и глупости муниципальных и правительственных чиновников.
Но что бы я ни думал по этому поводу, в ролике содержалась почти сенсационная информация. Так, утверждалось, что радиолокаторы ВМФ смогли засечь и опознать все морские и воздушные суда, находившиеся в тот вечер в районе катастрофы — за исключением одного. По словам выступавшего, это было скоростное морское судно, которое вышло за пределы упомянутого района сразу после взрыва в воздухе. Как выяснилось, оно не принадлежало ни военно-морскому флоту, ни береговой охране. ФБР и ЦРУ не удалось ни установить его название и национальную принадлежность, ни обнаружить его следы. Если все это правда, то с того судна вполне могли выпустить зенитную ракету — если, конечно, самолет действительно был сбит ракетой.
В следующем видеоролике демонстрировались три цветных снимка, сделанные людьми, которые в ту ночь фотографировали своих знакомых и волею случая запечатлели на пленке кое-какие детали происшедшего — в частности, яркую полоску света на фоне ночного неба. Авторы ролика утверждали, что этот след оставила в небе ракета.
Обе фотографии, особенно сделанные случайно, никакой ценности как свидетельства не представляют. Другое дело кинофильм или видеозапись. Подумав об этом, я сразу вспомнил о загадочной парочке на пляже.
Особенно интересными оказались показания шестерых свидетелей.
Некоторые из них были опрошены на том самом месте, где они, по их словам, находились вечером, когда видели поднимавшийся с морской поверхности к небу яркий световой поток. Свидетели жестикулировали, показывая, как именно все происходило. Их слова казались вполне убедительными, а сами они — заслуживающими доверия. Некоторые из них выглядели подавленными, а одна женщина даже расплакалась.
Все свидетели говорили примерно одно и то же. Они стояли на берегу и смотрели в море, как вдруг увидели на горизонте яркую вспышку света. После этого в небе образовался огненный столб, который, постепенно набирая скорость, поднимался все выше и выше. В верхней его точке — апексе — свидетелями был замечен небольшой взрыв, за которым последовал другой, куда более мощный — в виде огненного шара. Через несколько секунд огненный шар стал опускаться в море.
Что ж, подумал я, описание вполне исчерпывающее и почти не оставляющее места для толкований. И тем не менее по какой-то непонятной причине ФБР попросило ЦРУ дать объяснения показаниям этих шести человек, а также еще двухсот свидетелей, которые видели в небе поднимающийся огненный столб.
Настала очередь видеоролика, изготовленного специалистами из ЦРУ. Я поставил стакан с виски на пол и не отрываясь смотрел на экран. Анимационный фильм сопровождался текстом, который читал человек с неприятным скрипучим голосом.
Теперь на экране предстала внутренняя часть центрального топливного бака с остатками плескавшегося на дне топлива. Средствами анимации было также показано, как происходило скопление летучих паров керосина. Затем внутри бака сверкнула искра, и вслед за этим раздался взрыв.
Выброс огненной массы произошел в левой стороне бака. От этого воспламенилось топливо в баках левого крыла, вызвав взрыв, который был изображен в виде большой вспышки, как это обычно делается в мультфильмах.
Комментатор объяснил, что взрыв был настолько мощным, что вызвал «отрыв» носовой секции и ее последующее падение.
Пока все, что я видел, казалось мне вполне убедительным.
Но когда создатели фильма и комментатор попытались объяснить, что именно видели двести свидетелей, я насторожился. Специалисты из ЦРУ, демонстрируя изображение «Боинга-747» с оторванным носом и пробитыми баками, изо всех сил пытались доказать, что его по ошибке можно принять за летящую вверх ракету.
В фильме из самолета извергалось несколько потоков — а никак не один! — пылающего топлива, которое почти отвесно падало в океан. Смертельно раненный, обезглавленный самолет стал набирать высоту и, если верить показаниям радиолокаторов, поднялся еще на три тысячи футов. Все это время он представлял собой огромный огненный шар. Набрав указанную высоту, самолет стал, кувыркаясь через крыло, падать в воду.
Голос за кадром сообщил, что именно направленное вверх движение обреченного лайнера свидетели ошибочно приняли за поднимающуюся ракету.
— Вот здесь ты, приятель, врешь, — громко сказал я.
Если я правильно понял все, что увидел и услышал, ЦРУ настаивало на том, что двести свидетелей не замечали летевшего у них над головой самолета до самого момента взрыва. Их внимание привлекли вспышка первого взрыва и появившийся в небе огромный огненный шар. Или же, о чем также упоминалось в фильме, звук взрыва, который достиг их слуха на тридцать-сорок секунд позже. Потом, если верить специалистам из ЦРУ, все они задрали головы и увидели устремившийся вверх пылающий самолет и — или — потоки отвесно падающего вниз горящего топлива, возможно отражавшегося в гладкой поверхности океана. Другими словами, свидетели видели только второй акт катастрофы, но, давая показания, мысленно прокручивали увиденное в обратном порядке.
На экране вновь появились свидетели катастрофы. Один из них спросил:
— Как, скажите, огромный самолет, медленно набирающий высоту с пятнадцати до восемнадцати тысяч футов, можно принять за пущенную с поверхности океана и устремившуюся вверх на огромной скорости ракету?
Отставной пилот Национальной гвардии ВВС сказал:
— Поток света, который я видел, поднялся на пятнадцать тысяч футов максимум за пять секунд. Ясно, что он двигался со сверхзвуковой скоростью.
Парень из группы НИОР, которого я уже видел по телевизору три дня назад, давал интервью, стоя возле своего дома на Лонг-Айленде, откуда он, по его словам, следил за происходящим.
Он сказал:
— Этот мультик не имеет ничего общего с тем, что я видел. Абсолютно ничего общего.
Женщина, с которой беседовали на мосту, откуда она наблюдала за катастрофой, сказала:
— Я и вправду видела летевшие в океан потоки горящего топлива. Но сначала я увидела поднимавшийся в небо огненный столб.
Я вспомнил, как капитан Спрак тыкал пальцем в потолок, говоря: «Кажется, это называется движением „вверх“, не так ли?»
Остановив видеозапись, я вышел на балкон и посмотрел в ночное небо. Мой взгляд сразу же поймал сигнальные огни самолета, двигавшегося с запада на восток. Должно быть, лайнер направлялся в аэропорт Кеннеди. Я попытался представить себе, как этот самолет, неожиданно превратившись в огромный пылающий шар, начинает набирать высоту, оставляя за собой длинные огненные ленты бьющего из пробитых баков горящего топлива.
Скажу сразу: как ни старался я изменить созданную моим воображением картину и увидеть вместо объятого пламенем самолета устремившуюся вверх ракету, у меня ничего не получилось. Между первым и второй не было и не могло быть ни малейшего сходства. Не говоря уж о том, что это противоречило бы элементарным законам физики.
Я вернулся в гостиную, опустился в свое любимое кресло и погрузился в размышления. Так почему все-таки ФБР попросило ЦРУ сделать этот ролик? Нет, вопрос сформулирован неверно. Правильнее было бы спросить: обращалось ли вообще ФБР к ЦРУ с просьбой о создании подобного фильма? Или, напротив, это ЦРУ сделало ФБР предложение, от которого то не смогло отказаться?
Какую же цель ставили перед собой люди, показавшие этот фильм по национальному телевидению? Ответ был очевидным: объяснить двумстам свидетелям, что́ они видели в действительности, избавив их тем самым от возможных заблуждений.
Признаться, на моей памяти это был первый случай, когда ЦРУ проявило заботу о психическом здоровье травмированных увиденным свидетелей.
Но создатели фильма ставили перед собой и другую, куда более важную цель. А именно: внушить двумстам пятидесяти миллионам американцев, что все, о чем говорили свидетели, есть не что иное, как обман зрения.
Впрочем, этот фильм оказал и тот эффект, на который его создатели, возможно, не рассчитывали. Он поднял множество вопросов, ответов на которые в нем не было. В нем также легко было заметить логические несообразности, а кроме того, он противоречил свидетельским показаниям, которые дали под присягой двести граждан этой страны. Иногда чем меньше говоришь и показываешь, тем лучше.
Между прочим, если бы не этот тенденциозный фильм, я, возможно, поверил бы в версию о технических неполадках.
Я нажал на кнопку «воспроизведение», и картинка на экране ожила. В гостиную вошла Кейт.
— Пойдем спать, Джон.
— Что-то не хочется.
Она пододвинула стул, присела рядом со мной и взяла меня за руку. Последние фрагменты пленки мы просмотрели вместе.
Заключительная часть этого псевдодокументального фильма была не очень убедительной, оставляла без ответа множество вопросов и словно требовала продолжения.
Я выключил видеомагнитофон, и мы с Кейт некоторое время молча сидели в темноте.
Первой заговорила Кейт:
— Ну, что ты обо всем этом думаешь?
— Думаю, что сорок процентов этих материалов кажутся неубедительными, а еще сорок — чистой воды пропаганда и манипулирование общественным сознанием. — Помолчав, я добавил: — Как фильмы Оливера Стоуна.
— А оставшиеся двадцать процентов? — спросила Кейт.
— Содержат кое-какие любопытные факты, в связи с чем возникают некоторые вопросы, — сказал я и осведомился: — Куда, к примеру, подевалось с места катастрофы неустановленное скоростное судно?
— Такой факт имел место, — согласилась Кейт. — Несколько радаров засекли судно, уходившее на большой скорости из района аварии сразу после взрыва, — сказала она и добавила: — Большинство частных катеров и яхт, напротив, двигались к месту катастрофы, чтобы, если понадобится, оказать помощь. Военные же катера стояли у пирса, дожидаясь приказа направиться к месту падения самолета. Береговая охрана и ФБР обратились ко всем шкиперам, находившимся в этом квадрате, с просьбой дать свои координаты на момент катастрофы и рассказать о том, что они видели. Все суда откликнулись. Кроме одного.
Я сказал:
— Значит, это было то самое судно, с которого запустили ракету.
— Это все догадки.
— Конечно, вполне может быть, что люди на этом катере или яхте занимались тем же самым, что и парочка на пляже, и, когда началась суматоха, поторопились скрыться. — Помолчав, я добавил: — Знаешь, у меня начинает складываться впечатление, что в тот вечер на пляжах и находившихся неподалеку катерах и яхтах было немало людей, которые не хотели, чтобы их увидели вместе.
— Ты, стало быть, хочешь сказать, что единственным теплонаводящимся снарядом на исчезнувшем судне в тот вечер было то, что торчало между ног у какого-нибудь парня?
— В общем и целом.
Кейт ухмыльнулась и сказала:
— Между прочим, ты далеко не первый, кто высказал эту мысль. — Она сделала паузу, потом спросила: — А что ты скажешь об изготовленном в недрах ЦРУ анимационном фильме?
— Есть в нем кое-какие неувязки.
Кейт согласно кивнула.
— Хочу тебя сразу предупредить, что далеко не все свидетели дали одинаковые показания. Кое-кто видел два световых потока. Многие говорили о том, что световой столб поднялся выше самолета, потом изогнулся дугой и ударил по нему сверху. Другие утверждали, что огненный столб поднялся из воды строго вертикально и поразил «боинг» точно в брюхо. Большинство свидетелей говорили о двух взрывах: первом, послабее, и втором — значительно более мощном, — в виде огненного шара. Но некоторые люди заявили, что видели три или даже четыре взрыва. Нашлись даже такие, кто видел, как от самолета отвалилась носовая секция, но, что интересно, большинство свидетелей об этом в своих показаниях не упоминали. Кое-кто утверждал, что после первого взрыва самолет словно завис в воздухе, другие же ничего подобного не заметили. Кто-то видел, как после взрыва полыхающий самолет стал набирать высоту — это, кстати, подтверждается показаниями радара, — причем одни говорили, будто самолет сразу рухнул в море, другие — что он кувыркался при падении. Иными словами, свидетельские показания расходились в деталях — и порой весьма значительно.
— Вот почему я никак не могу понять, с какой стати ЦРУ вообще взялось за это дело и попыталось объединить столько противоречивых свидетельств. Чтобы все их объяснить, потребуется по меньшей мере дюжина подобных фильмов.
Кейт сказала:
— Полагаю, что ЦРУ основывалось прежде всего на официальном заключении, в котором ракета не фигурировала. Их специалисты показали, как примерно могли разворачиваться события. В данном случае они исходили из полученных от авиационных экспертов сведений, а показания очевидцев особой роли не играли. Эти люди просто обратились ко всем свидетелям сразу и сказали: вот что, ребята, мы видели в действительности. И поставили на этом точку.
— Понятно. Какой-то парень в фильме говорил, что свидетелей не пригласили ни на одно официальное слушание по этому делу. Это правда?
— Да. Я тебе больше скажу. ФБР провело только первоначальный опрос свидетелей. В бюро просто телефоны раскалились: очевидцы звонили, интересовались, когда их вызовут во второй раз. Многие, видя такое отношение, обратились в прессу, но тут же поняли, что и прессе они не особенно интересны — поскольку к тому времени правительственные чиновники уже заговорили о том, что причиной катастрофы стали технические неполадки. — Кейт тяжело вздохнула и добавила: — Никогда еще не видела, чтобы к таким надежным свидетелям проявляли такое недоверие.
Я обдумал ее слова и сказал:
— Чем больше свидетелей, тем больше расхождений в показаниях. В конце концов, они начинают противоречить друг другу. — Я потер переносицу и добавил: — Я бы предпочел иметь одного, ну двух хороших свидетелей вместо двух сотен.
— Одного хорошего свидетеля я тебе предоставила.
— Не спорю. Но люди часто видят то, что ожидают увидеть. Помнишь, что произошло летом 1996 года? За три недели до катастрофы рейса восемьсот, в Саудовской Аравии был взорван жилой комплекс Хобар-Тауэрс, где размещались американские военнослужащие. ФБР и так уже стояло на ушах из-за летних Олимпийских игр в Атланте. Все только и говорили, что об иранских и прочих террористах, готовящихся испортить нам спортивный праздник. Так о чем ты подумала, когда узнала об этом взрыве? Я лично — об атаке террористов. Думаю, ты тоже. А между тем мы с тобой тогда даже не были знакомы.
Помолчав некоторое время, Кейт сказала:
— На самом деле мы думали о том, что рассказали эти двести свидетелей.
— В этом-то все и дело! Они увидели то, что должны были, что готовы были увидеть. Если бы этот самолет упал в 1946-м, а не в 1996 году, все как один кричали бы о технических неполадках. В 1956-м сказали бы, что самолет сбила «летающая тарелка» или русский истребитель, поскольку в то время в обществе больше всего говорили именно об этом. В 1976-м или в 1986-м все утверждали бы, что на борту взорвалась бомба, поскольку тогда это случалось сплошь и рядом. Но в 1996 году причиной гибели самолета могла быть только управляемая боевая ракета, запущенная террористами с Ближнего Востока.
— Ты что — решил поиграть в адвоката дьявола?
— Я не его адвокат. Я он сам и есть.
Кейт улыбнулась и сказала:
— В таком случае тащи свой хвост в постель и сделай так, чтобы я не уснула со скуки.
Меня не нужно было просить дважды. Я катапультировался из своего любимого кожаного кресла и устремился в спальню.
Мы с Кейт забрались в постель и занялись любовью, отдаваясь этому занятию со всем пылом людей, которые пытаются избавиться от накопившейся за день негативной энергии. Слава Создателю, хоть это дело мы еще могли держать под контролем и даже достичь в нем хеппи-энда.
Глава 13
Рано утром мы — я в своем старом халате, а Кейт в сексуальной короткой рубашке — сидели на кухне, пили кофе и просматривали газеты. В окно било солнце.
После ухода Робин я отказался от «Таймс» и подписался на «Пост», в которой есть все, что меня интересует. Однако с появлением в этих апартаментах Кейт «Таймс» вернулась. Равно как и йогурты. Иногда мне кажется, что одно является обязательным приложением к другому.
Я потягивал кофе и читал репортаж о вчерашней мемориальной службе. Статья начиналась так:
«Через пять лет после того, как рухнули в океан пылающие обломки борта № 800 авиакомпании „Транс уорлд эйрлайнз“, родственники некоторых из двухсот тридцати погибших совершили свое ежегодное паломничество к восточной оконечности Лонг-Айленда, чтобы вознести молитвы в память о жертвах катастрофы. Они собрались на берегу недалеко от того места, где расстались с жизнью их друзья и родные, чтобы послушать рокот набегающего на песчаный пляж прибоя и еще раз взглянуть на красно-белое здание базы береговой охраны в Ист-Моричес, куда свозили выловленные из океана тела».
Я продолжал читать пропитанные неискренним пафосом строки:
«Атмосфера первой мемориальной службы, состоявшейся прямо на берегу через несколько дней после катастрофы, когда еще никто не мог дать ответ на вопрос, что вызвало взрыв авиалайнера — технические неполадки или пронесенная на борт бомба, — была гораздо более гнетущей. Она проходила в полном молчании. У многих едва хватило сил, чтобы войти в воду и бросить в волны цветок».
Наконец добравшись до конца статьи, я прочел:
«Этим беднягам, — говорит Фрэнк Ломбарди, который старается обеспечить хотя бы минимум удобств несчастным людям, — на своем нелегком пути приходится встречаться с самыми разными субъектами — в том числе с законченными психами. Так, недавно к ним обратился один тип, заявивший, что знает, кто сбил самолет. „И если родственники погибших заплатят ему триста тысяч долларов наличными, он сообщит им имя этого человека“ — вот что дословно сказал нам мистер Ломбарди. Так что же это? — не устаем задаваться мы вопросом. — Шутка очень дурного свойства или же чистейшей воды паранойя? Не хочется верить, что на свете есть негодяи, способные сознательно играть на чувствах людей, в душах которых навечно поселилась скорбь. (Как известно, Национальный совет по вопросам безопасности транспорта уже дал заключение о причине катастрофы: возгорание летучих паров топлива в центральном баке, за которым последовал массированный взрыв.)».
Покончив со статьей, я протянул газету Кейт. Она некоторое время читала ее в полном молчании, потом подняла на меня глаза и сказала:
— Иногда мне кажется, что я тоже свихнулась на этом деле.
Ничего не ответив на замечание Кейт, я спросил:
— Как, говоришь, называется отель, где останавливалась та парочка?
Кейт ответила: