Составитель: А. Лактионов

Ислам классический

Предисловие


«Идея Бога составляет основание, на которое опирается национальность. Из религии вытекает неизбежно форма государства, его устройство, до такой степени неизбежно, что политическое устройство Афин и Рима могло осуществиться только при язычестве, свойственном этим народам, и теперь еще католическое государство отличается по духу и устройству от государства протестантского. Народный дух является точно определенным и индивидуализированным: сознание своей индивидуальности он черпает из различных сфер; к этому сознанию он приходит благодаря своему политическому устройству, своему искусству, своему знанию [о Боге]».


Эти слова из «Философии истории» Георга Вильгельма Фридриха Гегеля относятся в первую очередь к государствам европейского типа и европейским народам, однако стоит отрешиться от «европейского контекста», как мы заметим очевидное: эти слова в полной мере применимы к самой молодой и, в терминологии Л. Н. Гумилева, самой на сегодняшний день пассионарной из религиозных цивилизаций человечества — к исламу.

Возникший в VII в. нашей эры, ислам удивительно быстро распространился по планете. Христианская цивилизация утверждалась на протяжении почти пятнадцати столетий; исламу, чтобы превратиться из веры и образа жизни мединской общины Мухаммада в мировую религию, понадобилось шесть веков. И утверждался ислам именно и прежде всего как религиозная цивилизация, чему не было прецедентов (во всяком случае, столь масштабных) в человеческой истории: ни зороастрийский Иран, ни христианская Византия не были религиозны в той степени, в какой оказался религиозен исламский социум.

Вероятно, именно это обстоятельство и предопределило и столь быстрое распространение ислама, и тот факт, что число приверженцев этой веры продолжает возрастать по сей день: в середине 1980-х годов в мире насчитывалось свыше 800 миллионов мусульман, а в последнем выпуске «Книги Гиннеса» утверждается, что в 2004 году число мусульман перевалило за 1 миллиард человек

Что же такое ислам? Почему он столь притягателен для многих? Каковы его истоки, каковы столпы веры и основания культуры, сформировавшейся под влиянием этой веры? На эти и другие вопросы, связанные с исламом, и предпринимается попытка ответить в этой книге.

Сегодня об исламе много говорят и пишут, но большинство рассуждающих об исламе руководствуется, похоже, собственными представлениями об этой вере и цивилизации (то есть опирается на метод иджтихад без «благочестивого усердия», каковое, по мусульманскому канону, только и делает его истинным).[1]

Знание подменяется предрассудками, страхами и домыслами, словно уже близок канун Страшного суда, перед которым, как учит Священное предание ислама, человечество лишится знания (илм), а место ученых займут невежественные глупцы. А ведь, как писал Малик ибн Анас, составитель знаменитого сборника рассказов о жизни Пророка Мухаммада «ал-Муватта», Бог дает сердцам жизнь через свет мудрости, подобно тому как Он дает жизнь мертвой почве посредством небесного дождя. Неудивительно поэтому, что многие мусульманские ученые, излагая основы ислама, предостерегают читателя от того, чтобы он заглядывал в труды европейских и американских востоковедов, а тем более — в материалы журналов и газет.

Чтобы понять какое-либо явление, необходимо, въяве или мысленно, оказаться внутри него, научиться — здесь эта метафора как нельзя более кстати — говорить на его языке. Книга, которую читатель держит в руках, — своего рода словарь исламского языка, краткий «путеводитель» по исламской цивилизации поры ее становления и расцвета.

Итак, что же такое ислам? Универсальное мировоззрение? Образ повседневной жизни? Образ мышления и действий? Неисчерпаемая сокровищница знаний? Надежда на справедливость в этой жизни и упование на награду в будущей? Пожалуй, правильнее всего будет сказать, что ислам есть вера как образ жизни, ибо, как сказал Мухаммад, «Бог прекрасен и возлюбил прекрасное».

Мусульманские теологи, комментируя непрерывное увеличение числа мусульман в мире, часто приводят цитату из Корана: «Когда пришла помощь Аллаха и победа, и ты увидел, как люди входят в религию Аллаха толпами, то восславь хвалой Господа своего и проси у Него прощения! Поистине, Он — обращающийся!» (110:1–3)

Часть первая

ИСТОКИ

Глава 1

ДО ИСЛАМА


Древние представления об Аравии. — Страбон об Аравии. — Аравия в представлениях средневековых географов. — Арабы. — Арабское язычество. — Древнеарабская мифология. — Мекка. — Ослабление веры в древних богов. — Проповедники-ханифы. — В предчувствии единобожия.


Вернувшись из изнурительного Индийского похода, Александр Македонский отнюдь не намеревался почивать на лаврах: жажда завоеваний и стремление к «высшей славе» гнали его дальше. Он обратил свой взор на земли, лежавшие к западу от столицы Македонской империи — Вавилона: на Благословенную Аравию, откуда в Европу доставляли пряности и благовония, и вдоль побережья Средиземного моря, к Карфагену и далее к Океану. Этим планам «властителя Ойкумены» было не суждено осуществиться: загадочная смерть Александра в 323 году до н. э. положила предел его амбициям. Однако Аравия, о которой до той поры в Европе знали лишь понаслышке, с этого времени прочно вошла в «сферу европейских жизненных интересов» (хотя, конечно же, и не в такой степени, как ближние «заморские» области — Египет, Финикия, Иудея). Впрочем, экономическую привлекательность этого региона (высоко ценившиеся в древности пряности и благовония, а также нефть, случайно открытая тем жеАлександром) в глазах европейцев значительно ослабляли географическая удаленность Аравии от Средиземноморского бассейна и суровые климатические условия, поэтому долгое время Аравия находилась на периферии тех самых «жизненных интересов» — фактически вплоть до того момента, когда воины ислама вышли к побережью Средиземного моря.

Представления древних греков и римлян об Аравии немногим отличались от бытовавших в античности представлений об Индии — баснословной стране чудес. У греческого географа Страбона, современника возникновения Римской империи и завершения эпохи эллинизма (I в. н. э.), приводятся об Аравии следующие сведения: «Вся Аравия лежит над Иудеей и Келесирией вплоть до Вавилонии и речной области Евфрата по направлению к югу. Что касается областей на другой стороне Евфрата, то земли вблизи его устьев занимают вавилоняне и племя халдеев, землями же, непосредственно следующими за Месопотамией до Келесирии, именно частью близ реки, как и самой Месопотамией, владеют арабы-скениты, которые разделены на мелкие самостоятельные княжества; живут арабы в бесплодных из-за недостатка воды местностях; земледелием они вовсе не занимаются или же очень мало, но зато держат домашний скот всевозможной породы, главным образом верблюдов. Над арабами-скенитами находится обширная пустыня; области еще дальше к югу от арабов занимают жители так называемой Счастливой Аравии. Северную сторону Счастливой Аравии образует упомянутая пустыня, восточную — Персидский залив, западную — Аравийский залив, южную — большое море (вне этих обоих заливов), которое все целиком называется Красным морем… Началом Аравии со стороны Вавилонии является Мекена. Перед Мекеной на одной стороне лежит Аравийская пустыня, а на другой — болота против [области] халдеев, образуемые разливами вод Евфрата; на третьей стороне находитсяПерсидское море. Страна эта отличается нездоровым воздухом, покрыта туманами, подвержена дождям и вместе с тем палящему зною, но все-таки производит прекрасные плоды. Виноградная лоза там произрастает на болотах, если насыпать землю на камышовые плетенки в количестве, нужном для растения. Поэтому лозу нередко относит водой, и тогда ее, подперев шестами, снова возвращают на свое место.

Однако вернемся к дальнейшим сведениям об Аравии. О северной, или пустынной, части Аравии (между Счастливой Аравией, Келесирией и Иудеей до углубления Аравийского залива) говорят, что расстояние от Героонполиса, образующего впадину Аравийского залива у Нила, в сторону Петры в земле набатеев до Вавилона — 5600 стадий; при этом весь путь идет по направлению к летнему восходу солнца через прилегающие земли арабских племен, именно набатеев, хавлотеев и агреев. Над этими землями находится Счастливая Аравия. Она простирается на 12 000 стадий к югу до Атлантического моря. Первыми обитателями этой страны после сирийцев и иудеев являются арабы-земледельцы. После них идет сплошь песчаная и бесплодная земля, где редко растет пальма, аканф и тамариск, а вода добывается из 768 колодцев, как и в Гедросии. Обитают в этой земле арабы-скени-ты и верблюжьи пастухи. Самые крайние области к югу, находящиеся против Эфиопии, орошаются летними дождями; посев производится здесь, как и в Индии, два раза в год, а реки теряются в равнинах и озерах. Страна вообще отличается плодородием, в особенности же она богата пчелиными пасеками; много в ней домашнего скота, за исключением лошадей, мулов и свиней; есть много птицы, кроме гусей и кур. Самую крайнюю часть упомянутой страны населяют 4 самых больших племени: во-первых, минеи — в части, лежащей на Красном море; самый большой город у них Карна, или Карнана; затем к ним примыкают сабеи, столица которых Мариаба; третье племя — каттабаны, область которых простирается до пролива и переправы через Аравийский залив; царская столица их называется Тамна. Наконец, дальше всего на восток обитают хатрамотиты; город у них Сабата.

Все эти города управляются единолично правителями и процветают; они украшены пышными святилищами и царскими дворцами. Жилые дома похожи на египетские по способу соединения балок. Из этих четырех округов каждый охватывает большую территорию, чем египетская Дельта. Царство у них наследует не сын от отца, но сын какого-нибудь знатного человека, первым родившийся после избрания царя. Поэтому вместе с избранием кого-нибудь на царство составляют список беременных жен знатных людей и приставляют к ним стражу для наблюдения, которая из них первой родит; по закону сына этой женщины царь усыновляет и его воспитывают по-царски, как будущего наследника.

Каттабания производит ладан, а Хатрамотитида — смирну. Эти и другие благовония жители обменивают купцам. Последние приезжают к ним из Элан в Минею за 70 дней пути. (Эланы — это город в другом углу Аравийского залива, близ Газы.) Между тем герреи приезжают в Хатрамотитиду за 40 дней. Часть Аравийского залива, простирающаяся вдоль Аравии, начиная от Эланитской впадины, занимает пространство в 14 000 стадий. Часть же этого залива против Троглодитики (которая лежит на правой стороне, если плыть от Героонполя) до Птолемаиды и места охоты на слонов занимает 9000 стадий к югу и немного на восток.

Согласно Артемидору, мыс на аравийской стороне против Диры называется Акилой. У мужчин, жителей окрестностей Диры, половые члены изувечены. Если плыть от Героонполя вдоль Троглодитики, то встретишь город Филотеру, который получил название от имени сестры Птолемея II.Основал город Сатир, посланный для обследования охоты на слонов и Троглодитики; затем идет другой город — Арсиноя, потом — ключи горячих вод, соленых и горьких, низвергающиеся с высокой скалы в море. Поблизости на равнине возвышается гора, красная, как сурик. Потом следует Мышиная гавань, называемая также гаванью Афродиты, — большая гавань с изогнутым входом. Перед ней лежат 3 острова; два из них покрыты тенистыми маслинами, а третий — менее тенист, но полон цесарок. За заливом идет остров Офиода («змеиный»), называемый так от действительного происшествия: остров очистил от змей царь как из-за того, что они причиняли смерть пристававшим к острову, так и ради находимых здесь топазов. Топаз — это прозрачный камень, сверкающий золотистым блеском; днем его заметить нелегко, так как он отражает солнечные лучи, но собиратели видят его ночью. Последние ставят сосуд над местом нахождения камня в качестве знака и днем выкапывают камень. На острове находился отряд людей, назначенных египетскими царями для охраны и собирания этого драгоценного камня; цари снабжали этот отряд продовольствием.

После этого острова следует много племен ихтиофагов и кочевников. Затем идет Гавань спасения, которую так назвали от действительного происшествия некоторые кормчие кораблей, спасшиеся от грозной опасности. Далее характер побережья сильно меняется. Путь вдоль побережья уже больше не скалист и некоторым образом примыкает к Аравии; море становится таким мелким, что едва достигает 2 оргий в глубину. Поверхность моря покрыта водорослями и морским мохом, которые видны под водой — явление частое в этом проливе, где между растениями под водой растут даже деревья. В проливе встречается много морских псов. Дальше идут Тавры («быки») — 2 горы, издали имеющие очертания, похожие на этих животных. Потом следует остров, обсаженный маслинами и заливаемый морем. После этого острова идет Птолемаида, поблизости от места охоты на слонов.

В этом промежутке впадает в море приток так называемой реки Астаборы. Река эта берет начало из озера и частью своих вод впадает в залив, но большую часть вод присоединяет к Нилу. Затем идут 6 островов под названием Латомии. После них следуют так называемое Сабаитское устье и крепость внутри страны, построенная Тосухом. Далее — гавань по имени Элея и остров Стратона. Потом — гавань Саба и место охоты на слонов того же названия. Область в глубине страны между этими местами называется Тенессис; населяют ее египтяне, изгнанники, восставшие против Псаммитиха. Их называют сембритами, т. е. пришельцами. Над ними царствует женщина, под властью которой находится также и Мерое — остров на Ниле вблизи этих мест. Над этим островом в недалеком расстоянии находится другой остров на реке — поселение этих же изгнанников. Для хорошо подпоясанного путешественника путь от Мерое до этого моря составляет 15 дней. Около Мерое — слияние Астаборы, Астапа, а также Астасобы с Нилом.

Вдоль этих рек живут ризофаги и гелеи. Их называют так потому, что они выкапывают корни из соседнего болота, толкут камнями и делают лепешки, затем высушивают на солнце и употребляют в пищу. В этой местности водятся львы. Впрочем, при восходе Пса большие комары изгоняют зверей из этих мест. Поблизости живут также спермофаги, которые в случае недостатка хлебных семян питаются орехами, приготовляя их тем же способом, каким ризофаги приготовляют корни. Во внутренней части страны произрастает много индийского камыша. Местность эта носит название земли Коракия.




Райские сады. Персидская миниатюра


В глубине страны находилось место Эндера — поселение голых людей, которые вооружены луками из камыша и стрелами, закаленными на огне. Они стреляют в диких животных главным образом с деревьев, только иногда с земли. У них водится много диких быков; питаются они мясом этих и других диких животных. Когда охота бывает совершенно неудачной, они поджаривают на углях сухие кожи и довольствуются подобного рода пищей. По обычаю они устраивают состязания в стрельбе из лука для несовершеннолетних мальчиков. Потом следует гавань Антифила и над ней — креофаги, у которых мужчины имеют изувеченные половые члены, а женщины — вырезанные половые органы по иудейскому обычаю.

Еще выше их, приблизительно к югу, находятся кинамолги, которых местные жители называют «агриями». Они носят длинные волосы и бороды и держат очень больших собак. С этими собаками кинамолги охотятся на индийских быков, которые заходят к ним с соседней территории, теснимые дикими зверями или недостатком кормов. Появляются здесь эти животные в промежутке от летнего солнцестояния до середины зимы. После Гавани Антифила идет гавань под названием роща Колобов, Береника — сабейский город и Сабы — весьма значительный город. Затем следует роща Евмена. Над этой рощей расположены город Дараба и место охоты на слонов под названием «У колодца». Здесь живут элефантофаги, которые охотятся на слонов таким образом. Завидев с деревьев пробирающееся сквозь лесную чащу стадо, они не нападают, а, незаметно приблизившись сзади, перерезают жилы у заблудившихся животных. Некоторые охотники тем не менее поражают слонов стрелами, отравленными ядом змеиной желчи. Стреляют из лука 3 человека: двое держат лук, выступив вперед, а один натягивает тетиву. Другие, заметив деревья, к которым слоны обычно приходят на отдых, подходят к ним с другой стороны и снизу подрубают стволы. Затем, когда животное подходит к дереву и прислоняется к нему, дерево падает, а вместе с ним и слон. Так как животное не может подняться, потому что ноги у него сплошные, лишены суставов и не сгибаются, то охотники соскакивают с деревьев и рассекают слона на куски.

Над этими элефантофагами расположено небольшое племя струтофагов. В стране струтофагов водятся птицы величиной с оленя, которые не могут летать, но бегают быстро, подобно страусам. Охотятся на них или с луками, или же покрывшись шкурами страусов: прячут правую руку в шейную часть шкуры и производят движение, похожее на повороты шеи птиц; левой рукой охотники бросают перед собой хлебные зерна из сумки, привешенной на боку; этими зернами они приманивают птиц и сгоняют в овраги, где стоящие наготове с дубинами люди убивают их. Шкуры эти служат для одежды и для подстилки. С этими струтофагами ведут войну эфиопы, называемые симами, оружием которых служат рога антилоп.

По соседству с этим племенем обитают акридофаги; они чернее остальных, меньше ростом и отличаются меньшей продолжительностью жизни. Действительно, они редко живут больше 40 лет, так как их мясо заживо пожирают черви. Питаются они саранчой, которую заносят в эти области сильно дующие весной юго-западные и западные ветры. Они бросают в овраги дымящиеся куски дерева и медленно сжигают их (и таким образом ловят саранчу), так как насекомые, пролетая над дымом, падают ослепленные. Затем саранчу толкут вместе с солью и приготовляют лепешки, которые и употребляют в пищу. Над этим племенем лежит обширная необитаемая область с обильными пастбищами. Она покинута людьми из-за множества скорпионов и тарантулов, так называемых тетрагнафов. Животные эти некогда чрезвычайно размножились, что и вызвало полное бегство жителей».[2]

Этими и подобными им сведениями представления европейцев об Аравии и ограничивались; более того, с распространением христианства на античные географические идеи наложилась библейская космография, в результате чего Аравия окончательно сделалась в глазах европейцев фантастической страной. Имелось разве что относительно четкое представление об очертаниях этого полуострова, что же касается внутренних районов Аравии, они оставались по большей части terra incognita. Характеризуя европейскую географию Средних веков, американский исследователь Дж. К. Райт писал: «Гервазий Тильберийский сообщает нам со слов Орозия, что Аравия окружена морями и что это страна горы Синай, царицы Савской и ладана. Кроме этого и незначительной информации, почерпнутой крестоносцами у бедуинов, об этом крае не было известно ничего. Вениамин Тудельский, впрочем, сообщает о многочисленных еврейских общинах в Йемене и севернее. Однако Вениамин имеет весьма смутное представление о географии полуострова. Он сообщает, что после двадцати одного дня пути через пустыню из Месопотамии можно достичь страны Саба, т. е. Йемена. Здесь он помещает крупные еврейские города. По совершенно другому поводу Вениамин упоминает страну Аден, которую считает частью Индии. Он пишет, что это страна гористая, что евреи не пребывают под игом неевреев, а имеют замки на горных вершинах, откуда они спускаются на равнину, где расположена христианская страна, которая называется Ливией. В этом есть несомненное противоречие.



.


Арабы-кочевники. Иллюстрация художника Н. Ушина к повествованиям «Тысячи и одной ночи».


Если под Ливией имеется в виду Абиссиния, — что вполне вероятно, поскольку Абиссиния с древнейших времен была христианским царством, — то представляется странным, что Вениамин не упоминает о Красном море, отделяющем страну Аден в Счастливой Аравии от африканского побережья. Возможно, Вениамин, как столетием позже и Марко Поло, считал, что Аден находится в Африке».

Еще меньше, чем о географии Аравийского полуострова, было известно о его обитателях — кочевых племенах арабов. Как писал выдающийся австрийский исследователь ислама Г. фон Грюнебаум, «крайне маловероятно, чтобы арабы были автохтонным населением полуострова, которому они дали свое имя. Но они водворились здесь задолго до своего появления в истории и, то ли вследствие внутренних неурядиц, то ли соблазненные политической слабостью своих соседей, постоянно проникали в плодородные пограничные области Сирии и Месопотамии… Арабы (это наименование можно приближенно перевести как «бродяги» или «кочевники») обжили полуостров, вероятно, в не слишком далеком прошлом. Поскольку жизнь их племен зависела от мелкого рогатого скота и ослов, они кочевали в пределах степей; образ жизни бедуина-верблюжатника, которому старинная традиция приписывает невероятную древность, на самом деле имеет относительно недавнее происхождение и достоверно известен лишь примерно с XI в. до н. э. Именно верблюд впервые сделал пустыню проходимой, благодаря чему стали возможны миграции племен и их набеги из пустыни, а бедуины превратились в хозяев полуострова».

На протяжении многих столетий Аравия продолжала существовать на рубеже «цивилизованных земель»; ее практически не затрагивали события, происходившие во «внешнем мире», — даже вражда Византии с сасанидским Ираном, определявшая, по замечанию Грюнебаума, историю Ближнего Востока в III–IV вв. н. э., обошла полуостров стороной, если не считать нескольких стычек йеменских племен с иранцами. В политическом отношении Аравия оставалась независимой и (вплоть до Мухаммада) раздробленной; не было среди арабов и единства религиозного, благодаря чему на полуострове сравнительно легко закрепились христианство (монофизитского и несторианского толка) и иудаизм, причем последний, по словам Грюнебаума, «продемонстрировал впечатляющее распространение и активно поддерживался евреями, переселявшимися в Южную Аравию после каждого из двух разрушений Иерусалимского храма». Впрочем, и та и другая религия не сумели победить арабское язычество, характерное для Аравии доисламского периода (джахилийя, то есть «эпоха невежества», в терминологии мусульманских источников). Если воспользоваться образом известного отечественного востоковеда В. В. Бартольда, именно язычество оказалось фундаментом первоначального «мусульманского дома», стены которого возвели христианство и иудаизм

Классический ислам, доктрина которого во многом сходна с христианской, отвергает многие христианские догматы, прежде всего — догмат троичности Божества, который трактуется как свидетельство многобожия. Ср. замечание отечественного исследователя А. В. Журавского: «Ислам, наряду с иудаизмом и христианством, религия теистическая, т. е. исходящая из понимания Абсолюта как бесконечного личностного начала, трансцендентного миру; сотворившего мир в свободном акте воли и затем свободно им распоряжающегося. Проще говоря, религия, исповедующая веру в единого Бога, творца и промыслителя. В то же время ислам принципиально расходится с христианством в понимании природы Бога.

Ислам не приемлет христианского понимания Бога как триединства, Троицы, считая это уступкой многобожию, и утверждает веру в единого и единственного Бога, Бога монолита (самад). Более того, ислам утверждает радикальную недоступность Бога для человека, которая исключает как возможность Боговоплощения, так и возможность сообщения благодати через таинства. Собственно, в исламе и нет понятия таинство, есть понятие тайна, сокрытое. Коран предписывает мусульманам верить в тайну Бога». этому на арабском язычестве и древнеарабской мифологии (как идеологии доисламского арабского мира) следует остановиться более подробно.

Основным источником сведений по древнеарабской мифологии служат надписи, содержащие имена языческих богов и упоминания их святилищ; это надписи как собственно арабские, так и арамейские (Пальмира, Набатея), греческие и латинские (эллинистического периода).[3] Кроме того, некоторые сведения по языческой традиции арабов можно почерпнуть из Корана и из таких сочинений, как «Книга идолов» аль-Кальби (VIII в.). Судя по этим источникам, первоначальная религия арабов имела выраженные черты фетишизма (ср., например, широко известное предание об идолах 360 божеств, собранных в Мекке и представлявших собой грубо обработанные камни конической формы). По замечанию французского исследователя Р. Дози, «у каждого племени, а иногда у нескольких племен вместе был свой собственный идол, перед которым известная, особая семья выполняла обязанности жрецов. В большинстве случаев эти предметы могли издавать кое-какие звуки (само собою разумеется, жрецы хорошо знали свое дело), — звуки, которые их отличали от других существ того же рода и в то же время были средством прорицаний. Каждое племя крепко держалось своего идола, потому что он для него составлял, так сказать, своего рода собственность, и жрецы охраняли интересы своего бога или, вернее, свои собственные. Это можно заключить из одного наивного обычая, который в Коране и его комментариях отмечен как общий, а у одного старинного составителя жития Пророка приписан одному племени хаулан, занимавшему в Йемене область того же имени.




Страница из средневековой арабской рукописи


Этот обычай состоял в том, что жертвы, приносимые богам и состоявшие из зернового хлеба и молодых верблюдов, делились на две части. Одна из них, предназначенная для верховного божества, должна была достаться беднякам и чужим путникам, прибывавшим к данному племени; другая часть жертв принадлежала идолу и являлась столько же жертвой, сколько и пропитанием для жрецов. Но если по разделу верховное божество получало случайно часть лучше той, какая доставалась идолу, то ее отбирали и отдавали идолу, а верховное божество взамен получало худшую».[4]

Несмотря на то что единого пантеона у арабов не сложилось, для верований всех без исключения арабских племен была характерна одна особенность: имя верховного божества находилось под запретом — это божество либо вовсе не именовали, либо употребляли вместо имени прозвище, которое, кстати сказать, могло со временем стать как бы «вторым именем» бога. Иногда имя своего бога (то есть божества конкретного племени) заменялось именем чужого; такое нередко случалось при объединении племен, тем паче что верховными божествами всех арабских племен считались боги-предки родов и покровители конкретных местностей. По замечанию А. Г. Лундина, «в поздний период развития древнеарабской мифологии появилось и общее для Центральной и Северной Аравии верховное божество, вероятно, в результате слияния верховных местных богов — Аллах, демиург и творец богов».

Имя «Аллах» (ал-илах) означает «единственный бог»; по мнению Г. фон Грюнебаума, «то обстоятельство, что бог ислама получил наиболее абстрактное из всех возможных имен, в значительной степени объясняется языковыми особенностями окружения Мухаммада, также известное значение имели отсутствие связи этого имени с любыми ассоциациями и определенное сопротивление, оказывавшееся чуждой, т. е. не исконно арабской, терминологии». Любопытно, что в древнейших верованиях Аллах имел супругу — мать богов Аллат;[5] Геродот упоминал Аллат и Ороталта[6] как единственных божеств, которых почитают арабы. Вдобавок у Аллаха и Аллат были дочери — богини Манат и Узза (причем в Центральной Аравии Аллат почиталась не как супруга Аллаха, а как сестра двух других богинь). Следы этих верований встречаются даже в Коране; так, сура 53 говорит: «Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу, и Манат — третью, иную?»[7] (Впрочем, в других сурах Корана утверждается, что упоминание об этих языческих богинях, якобы причастных Аллаху, вложил в уста Мухаммада искуситель Иблис.)

Мекка, где стояли 360 идолов, была городом племени курайш и строилась вокруг святилища бога неба и луны Хубала, покровительствовавшего курайшитам. По словам Р. Дози, «главнейшим идолом Мекки с половины III века был Хубал, агатовый истукан, привезенный из чужих краев одним из старейшин. Он был богом племени курайш, но сама Кааба, или святилище, не составляла собственности курайшитской, она имела характер всеобщий и оказывалась пантеоном огромного числа племен, связанных общими политическими интересами. Каждое из этих племен поставило в храме своего бога, так что всего в нем находилось до трехсот шестидесяти идолов; терпимость оказывалась настолько большой, что на столбах стояли также изображения Авраама, ангелов и Пречистой Девы с младенцем Иисусом.[8] Но главной святыней был так называемый Черный камень; прежде, по уверениям мусульман, он был белым, а потом, вследствие неоднократных пожаров, почернел. Впоследствии он играл важную роль в истории ислама, и мусульмане до наших дней считают его святым. Путешественники европейские, которым удалось его видеть, говорят, что это — кусок базальта, красновато-коричневого, почти черного цвета, вулканического происхождения; он усеян маленькими остроконечными кристаллами и небольшими кусочками красного полевого шпата, которые там и сям виднеются на темном фоне. Он подвергался разным случайностям, и несколько раз его разбивали, так что в настоящее время он состоит из дюжины кусков, собранных вместе. Многие принимают его за аэролит».

К началу проповедей Мухаммада вера в древних богов значительно ослабла. «С внешней стороны боги еще оставались предметом поклонения; по-прежнему совершались паломничества к их святилищам, по-прежнему совершались вокруг святилищ торжественные процессии, в храмах происходили жертвоприношения, каменных или деревянных богов смазывали кровью жертв; в затруднительных обстоятельствах или с целью узнать судьбу арабы обращались к оракулу. Но веры не было. Гадателей избивали, если предсказания их не сбывались или если они осмеливались раскрыть совершенное злодеяние. Бывали случаи, что в тяжелую минуту человек давал обет перед тем или другим богом принести в жертву овцу; а когда опасность миновала — он вместо овцы, имевшей известную ценность, закалывал серну, которую стоило только поймать: «каменный чурбан, — думалось, — не станет чересчур вглядываться». Уважение к прорицалищу существовало только до тех пор, пока предсказания давались желательные. Как-то один араб, желая отомстить за смерть отца, зашел в храм Халасы посоветоваться с оракулом. Гадание производилось посредством вынимания трех стрел, из которых одна повелевала, другая запрещала, третья приказывала подождать. Вынув ту, которая давала запрещение, он повторил гадание. Три раза получился тот же результат. Тогда он сломал стрелы, швырнул их в истукана и воскликнул: «Презренный! Если б твоего отца убили, ты не запрещал бы мне за него отомстить». При малейшем случае на богов сердились; им, не обинуясь, высказывали всю правду; их оскорбляли. Так однажды бедуин из племени бенимилькан привел к Сааду, своему племенному идолу (это был большой обломок скалы в пустыне) несколько верблюдов, которых он желал принести ему в дар, чтобы снискать себе его расположение. Но когда он стал совершать обряды и, по обычаю, поливать бога кровью, верблюды испугались и убежали; их хозяин пришел от этого в такую ярость, что поднял камень и бросил его в идола, крикнув: «Ах, чтоб тебя Аллах не благословил! Ты испугал моих верблюдов». Пустившись их отыскивать и опять их собрав, он произнес следующую стихотворную импровизацию:



Мы пришли к Сааду, чтобы он уладил наши дела;
а он, наоборот, только их расстроил;
поэтому нам нечего делать с Саадом.
Да и что другое Саад, как не обломок скалы в пустыне,
не побуждающей ни к чему дурному, ни к хорошему!



Племя бану ханифа так уж мало проявили уважения к своему идолу, что съели его. В их оправдание надо сказать, что бог у них был сделан из какого-то финикового теста, молока и масла и что в их стране свирепствовал тогда большой голод» (Р. Дози).

Ослабление древней веры и все острее ощущавшаяся потребность в объединении племен, как политическом, так и идеологическом, стали благодатной почвой для широкого распространения в Аравии движения проповедников-ханифов,[9] призывавших к отказу от языческого многобожия в пользу единого божества. Как писал отечественный ученый Л. С. Васильев, «подробных сведений о ханифах не сохранилось, детали их проповедей неясны. Однако известно, что предлагавшийся ими новый бог отличался и от иудейского Яхве, и от христианской Троицы. Каждый из ханифов провозглашал себя доверенным лицом нового бога, однако до поры до времени проповедь ни одного из них успеха не имела, хотя деятельность каждого вносила определенный вклад в накопление того нового качества, которое рано или поздно должно было как-то проявиться». Г. фон Грюнебаум видел в ханифах не столько провозвестников грядущей религии, сколько вероотступников: «Все они были аскетами. Как это

.


Райские птицы. Иллюстрация художника Н. Ушина к повествованиям «Тысячи и одной ночи».


ошеломляющий успех миссии Пророка — убедительнейшее подтверждение ее истинности. Даже неверующий сочтет если не чудом, то по крайней мере чем-то необыкновенным тот факт, что на таком узком фундаменте, как население и цивилизация языческой центральной и северной Аравии, могло вырасти столь величественное и великолепно построенное здание. Эта структура обрела жизнестойкость и силу в своей способности трансформироваться из религиозной общины, имевшей чисто национальную природу, в культурное сообщество, которое было и религиозным, и наднациональным, сохраняя в то же самое время свое право на существование и на статус государства. Политическая история ислама содержит парадокс, свойственный только этой религии: это — история превращения некой арабской секты в контролируемую общиной империю и, более того, в универсальное религиозное сообщество, которое первоначально не носило политического характера, хотя и играло определяющую роль в политических событиях и навязывало свои собственные ценности другим культурам. Иными словами, не физическое господство, а культурная мощь нового учения, не возникновение его в определенном географическом и интеллектуальном регионе, но имманентный ему универсализм были решающими факторами его развития».

Эта «культурная мощь» воплотилась в учении Мухаммада и запечатлелась на века в священной книге ислама — Коране

Глава 2

КОРАН


Мусульманский взгляд на Коран. — Составление Корана. — Суры и аяты. — «ал-Фатиха». — Мекканские и мединские суры. — Толкования Корана. — Комментаторы Корана. — Канонические списки. — Список Османа. — Переводы Корана на европейские языки. — Русские переводы Корана. — Дискуссия о несотворенности Корана. — Коран как мера всех вещей и источник всякой мудрости.


«Скажи: «Если бы собрались люди и джинны, чтобы сделать подобное этому Корану, они бы не создали подобного, хотя бы одни из них были другим помощниками»» (сура 17, 90).

Эти слова как нельзя лучше характеризуют традиционное восприятие Корана в мусульманском мире. Несотворенное и существующее предвечно, «слово Аллаха» есть мать всех книг; по воле Аллаха оно определяет людские судьбы и все события во вселенной: «Стирает Аллах, что желает, и утверждает» (13:39). С этой Книгой книг (само слово «Коран» этимологически восходит к арабскому глаголу караан — «читать вслух», «декламировать») не сравнится никакая другая, ибо она единственная была явлена Аллахом.

Коран представляет собой собрание откровений, дарованных Аллахом Мухаммаду. Первоначально проповеди Мухаммада, в которых Пророк делился с общиной полученными откровениями, передавались изустно, по памяти, но со временем их стали записывать, дабы сохранить слово Всевышнего для последующих поколений. Предание гласит, что канонический текст Корана, составленный на основе различных источников, был подготовлен между 650 и 656 годами, при халифе Османе; записал этот текст Зейд ибн Сабит, приближенный писец Мухаммада. Р. Дози излагает предание о составлении канонического Корана следующим образом: «Полного собрания текстов Корана во времена Мухаммада не существовало, и если бы первые три халифа были менее усердны в этом отношении, то Коран не избежал бы опасности быть забытым. Кто впервые собрал различные отрывки Корана, так это халиф Абу Бакр (632–634) и его друг Омар. Дело в том, что когда на одиннадцатом году Хиджры был побежден лжепророк Мусейлима, то началось, что многие лица, знавшие на память довольно длинные отрывки из Корана, погибли в решительном сражении. Омара взяло опасение, что скоро совсем не станет людей, знающих Коран, а потому он и дал халифу совет — собрать вместе все разрозненные отрывки, какие ходят среди мусульман. После некоторых колебаний, возникших потому, что Пророк не дал никакого полномочия на такое великое дело, Абу Бакр принял предложение и поручил эту работу молодому Зейду ибн Сабиту, бывшему секретарем для Мухаммада. У Зейда не было большой охоты браться за это, потому что, — говорил он, — легче сдвинуть гору, чем выполнить такую задачу; кончилось, однако, тем, что Зейд послушался и под руководством Омара собрал коранические отрывки, которые частью были записаны на свитках бумаги или пергамента, на волокнистых черенках пальмовых листьев или на камешках, частью же (и это было гораздо больше) сохранялись только в памяти тех или других лиц. Порядок, которого придерживался Зейд, составляя этот сборник, нам неизвестен, сам по себе сборник этот не имел большой важности, потому что не был законодательным и предназначался не для общества, а для частного пользования Абу Бакра и Омара. Таким образом, мусульмане продолжали читать Коран лишь по своим собственным отрывкам или по памяти, — так, как хотели, и мало-помалу разные редакции тех или других отрывков начали отличаться одна от другой. Так как подобное положение дел порождало пререкания (в том числе между войсками разных областей), то третий халиф Осман (644–656) решил ввести одну общую, официальную редакцию Корана, обязательную для всех. Зейду, составившему несколько лет назад первую редакцию, поручили составить и вторую, и первый экземпляр Зейда был принят за основание у Зейда и у тех курайшитов, которые были назначены Зейду в помощники. Эта вторая редакция есть вместе с тем и единственная редакция, какою мы обладаем, потому что все прочие экземпляры откровений коранических Осман велел уничтожить».

Канонический (суннитский) вариант Корана состоит из 114 сур, или разделов, неодинаковой длины, содержащих различное число аятов, или стихов. Первую суру «ал-Фатиха» («Открывающая») обязан знать наизусть каждый мусульманин. В переводе на русский язык эта сура звучит так:



Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала — Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда!
Тебе мы поклоняемся и просим помочь!
Веди нас по дороге прямой,
по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал,
не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.



Причем произносить эту суру (как, впрочем, и все остальные) следует исключительно на арабском языке, поскольку изначальный текст Корана был записан на мекканском диалекте арабского языка и, следовательно, только этот язык достоин чести фиксировать священное Слово.[10] Кстати сказать, особое положение арабского языка среди прочих утверждается и в самом Коране: «И поистине это — послание Господа миров. Снизошел с ним дух верный на твое сердце, чтобы оказаться тебе из числа увещающих, на языке арабском, ясном. И ведь он, конечно, в писаниях первых! Разве не явилось для них знамением то, что знают его ученые из сынов Исраила? А если бы Мы ниспослали его на кого-нибудь из иноплеменников, и он прочитал бы его им, они бы в него не уверовали» (26:192–199).

Коранические суры условно принято разделять на мекканские и мединские — по месту произнесения Мухаммадом проповедей. Р. Дози, анализируя состав и стилистику Корана, писал: «Как бы там ни было и какое бы впоследствии ни составилось суждение насчет большей или меньшей степени достоверности Корана, один факт и теперь не подлежит сомнению, а именно тот, что общий план книги, распределение ее на суры, или на главы, произведен совсем произвольно. Да иначе и быть не могло: располагать откровения по содержанию решительно не было возможно, потому что Мухаммад часто в одном и том же откровении говорил о нескольких вещах, совершенно различных. Еще менее можно было следовать порядку хронологическому: во-первых, Мухаммад сам, во многих случаях, прибавлял новые откровения к более старым частям какой-нибудь суры; во-вторых, тогда, при Зейде, «ал-Фатиха» — первая сура Корана. уже не было в живых никого, кто знал бы точно, в какое время открыт был каждый стих.

.



Таким образом, пришлось ограничиться тем, что в качестве правила, по которому одна сура должна была следовать за другою, взята была длина каждой суры (впрочем, это правило не везде соблюдено в точности); самая длинная сура поставлена была в начале; за нею шла та, которая ближе всех была к ней по длине, и так далее; последняя сура оказывается в то же время и самой короткой. Отсюда вышло то, что откровения, происходящие из совсем разных времен, теперь беспорядочно смешаны. Такого хаоса не найти ни в какой другой книге, и больше всего эта-то причина и делает чтение Корана таким утомительным. Будь Коран распределен по эпохам, он, без всякого сомнения, читался бы с большим удовольствием. Известные старания в этом направлении уже были произведены мусульманскими богословами раннего периода, — раннего, потому что в глазах более новых книжников, которые считают порядок Корана за божественный, распределять суры в хронологическом порядке значит проявлять неверие, — но потому именно, что те богословы были именно богословами, чисто научно взглянуть на дело они не могли. В слоге Корана есть разные особенности, которые могут послужить руководством для исследования насчет времени появления того или другого отрывка. Язык отрывков мекканских (610–622 год) мощен и пылок, если его сравнить с тяжелым и растянутым слогом отрывков мединских (622–632 год). Прибавьте к этому кое-какие другие особенности в слоге, кое-какие намеки на исторические факты — и возможно будет различить время появления многих мест Корана. Однако отсюда не следует, что весь Коран можно распределять в хронологическом порядке; всегда останется многое такое, что с одинаковым успехом может быть отнесено то к тому, то к другому моменту.




Надпись «Аллах велик!» на кафеле. Турция (XIX в.).


Хотя, конечно, и возможно установить лучший порядок для сур, чем тот, который принят в мусульманстве, я сомневаюсь, однако, чтобы когда-либо удалось предложить такое распределение, на которое единодушно согласились бы все сведущие люди; для этого недостает чересчур многих требующихся пособий».

Попытки «исправить» канонический текст Корана предпринимались неоднократно — как мусульманскими теологами, прежде всего шиитами и хариджитами, так и европейскими учеными. Можно вспомнить и «редакцию» Корана, принадлежащую перу соратника Пророка Абдаллаха ибн Масуда (ум. ок. 653 г.), и шиитский «список» с добавлением суры 115 «Два светила», и другие вариации. По словам отечественного ученого А. Е. Крымского, «благочестивый Зейд внес в Коран все записи, какие мог собрать, и не подвергал их критике. Но, как известно, Мухаммад часто свои приказания отменял, ссылаясь на то, что Бог посылает ему некоторые откровения лишь на время; отсюда в Коране Зейда явилось много правил, взаимно противоречивых — между прочим, по таким, например, существенным пунктам, как отношения мусульман к язычникам и иноверцам: в Мекке говорилось одно, в Медине — другое, более строгое. Кроме того, Мухаммад предупреждал, что некоторые суры нельзя понимать буквально: они имеют аллегорический, сокровенный смысл. Далее, сжатая, отрывочная форма Корана была вполне понятна только современникам Пророка, хорошо знавшим каждое событие, на которое Коран делал намек; но для последующих поколений многие места Корана делались уже непонятными по своей стилизации. Наконец, с течением времени делалось непонятным точное значение того или иного отдельного слова и выражения, употребленного Пророком. Поэтому рано осозналась потребность в комментариях на Коран — комментариях исторических, реальных, богословских, потом филологических и т. п. Однако комментарии Корана не всегда передают настоящую мысль Пророка: очень часто они ее искажают, и такое искажение датируется от самых старинных времен. Ибн Аббас, двоюродный брат Мухаммада (прозванный аль-Хабром — книжником, или первосвященником), явился главным источником коранического экзегезиса, хотя, казалось бы, ему трудновато было бы помнить о Мухаммаде что-нибудь отчетливо, ведь Ибн Аббасу было всего лет тринадцать или (по Масуди) даже десять, когда Мухаммад умер. Быть может, Ибн Аббас многого сам не понимал и лишь потому истолковывал неверно (например, еврейские слова и выражения), но гораздо чаще мы в его объяснениях находим извращения безусловно умышленные, сделанные ради благочестивого обмана или из нежелания признаться в своем неведении по поводу какого-нибудь места в Коране. После него его ученики и другие люди, ссылаясь на предание, в свою очередь неверно истолковывали Коран и, таким образом, извращали его. И у них, как у Ибн Аббаса, извращения Корана делались отчасти просто по невежеству, бессознательно, но отчасти и сознательно: нужно было приспособить предписания Мухаммада, рассчитанные на незатейливую, полукочевую обстановку, к более сложным формам цивилизованной жизни, какою зажил халифат, или желательно было обелить личность Пророка от нападок (по учению имама Шафи, сам Пророк разрешил в похвалах ему допускать преувеличения), или нужно было сектантам отыскать себе поддержку в авторитете Корана.

От первых двух столетий Хиджры у нас нет ни одного полного комментария, но есть разные частичные объяснения богословского и филологического характера. Обстоятельные своды комментариев имеются только с III в. Хиджры. Из комментаторов, которые признаны за правоверные, главные:

1) Табари (838–923); он же известный историк. Его огромный «Тафсир», объединивший все, что было сделано до того, был оттеснен на задний план позднейшими комментариями, и только в 1902 году в Каире приступили к его напечатанию по рукописи Хедивской публичной библиотеки.

2) Замахшари (1074–1143). На его «Кяшшаф» было составлено множество дополнительных толкований, и немало из них даже напечатано, но всюду в них сделаны поправки в правоверном духе, потому что сам Замахшари был богословом свободомыслящим, мутазилитом; его комментарий начинался словами: «Хвала Аллаху, Который создал Коран», а теперь в издаваемых текстах «Кяшшафа» читаем: «Хвала Аллаху, Который ниспослал Коран».

3) Байдави (ум. в 1286 г.). У мусульман его комментарии, в свою очередь вызвавшие на себя множество других комментариев, считаются за наилучшие. Эти комментарии отличаются, действительно, сжатостью и в то же время затрагивают много предметов: историю, лексикографию, грамматику, диалектику, варианты чтения; вместе с тем они очень неточны и ни одной области, которой касаются, не исчерпывают вполне достаточно. (Из Замахшари он берет так много, что Хаджи Хальфа считает эти комментарии обработкой или выдержкой из труда Замахшари).

4) Джалал ад-Дин Суйути (1445–1505). Он написал много сочинений, из которых важнейшие «Тафсир аль Джалалайн» — «Комментарии двух Джалалов» (начал их Джалалад-Дин Махалли, а закончил его ученик Дж. Суйути) — и «Аль-Иткан улюм аль-Куран» — «Точное исследование коранических наук», своего рода энциклопедия сведений по Корану.

Многое можно поставить в укор исламским истолкователям Корана в смысле научности, тем не менее европейская наука должна быть им благодарна: без их помощи многое в Коране осталось бы навек для нас непонятным.


«Мухаммад — Посланник Божий…» Арабская вязь


Но, с другой стороны, не надо забывать, что очень часто истинный смысл Корана бывает яснее непредубежденному глазу европейского арабиста, чем самим мусульманам, которые стеснены предрассудками, усвоенными с детства. Что касается толкований шиитских, то, хоть они на образ мыслей шиитов имели огромное влияние, в них совсем нет научности и они полны нелепостей. Так, авторитет шиитов Али ибн Ибрахим из Тусы (XI в.) относит Абу Бакра и Омара к числу «лицемеров», а свои комментарии выдает за истинный текст Корана и т. п.».

Что касается европейских «исправлений» Корана, прежде всего — порядка сур, известны многочисленные попытки востоковедов XIX и XX столетий предложить «рациональное» расположение глав в этой книге. Свои варианты «правильного» Корана предлагали А. Шпренгер и У. Мьюир, И. Родуэлл и Г. Гримме, Т. Нельдеке и Р. Блашар, А. Арберри и Н. Дэвуд. Впрочем, ни один из этих вариантов не получил сколько-нибудь широкого признания.

Самые ранние из сохранившихся списков канонического Корана относятся к рубежу VII–VIII вв. Из четырех списков, имеющихся в наличии, два недоступны для исследования: один хранится в Мекке, внутри Каабы, второй — в Медине, в здании во дворе мечети Пророка. Третий список находится в Хедивской библиотеке в Каире. Четвертый же, так называемый Коран Османа, долгое время хранился в России — он был захвачен вместе с другими реликвиями и сокровищами при взятии Самарканда русскими войсками в 1868 году. Этот список, получивший свое название в связи с легендой, согласно которой халиф Осман во время его чтения был убит сторонниками своего преемника Али, был передан в петербургскую Публичную библиотеку. Русский ученый-арабист А. Ф. Шебунин в 1892 году провел исследование этого списка на предмет подлинности «крови Османа» на его листах и пришел к следующему заключению: «Может быть, давно прежде было меньше крови, чем теперь; может быть, кровяные пятна подвергались такой же реставрации, какой… подвергался и текст, — теперь про это мы утвердительно ничего не можем сказать, но одно несомненно, что давно или недавно, но те пятна, которые мы видим теперь, намазаны не случайно, а нарочно, и обман произведен так грубо, что сам себя выдает. Кровь находится почти на всех корешках и с них расплывается уже более или менее далеко на середину листа. Но расплывается она совершенно симметрично на каждом из смежных листов: очевидно, что они складывались, когда кровь еще была свежа. И при этом еще та странность, что такие пятна идут не сплошь на соседних листах, а через лист… Очевидно, что такое распределение крови случайно произойти не могло, а находим мы его таким постоянно». Тем не менее среди русских мусульман этот список почитался как святыня, и в 1917 году декретом Совета народных комиссаров он был передан Краевому мусульманскому съезду Петроградского национального округа, затем доставлен в Уфу, а позднее — в Ташкент, где его возвратили местной мусульманской общине.

Что касается переводов Корана на европейские языки, первая попытка издать Коран в Европе, по словам А. Е. Крымского, «оказалась неудачной: Папа Римский велел сжечь издание, так что не осталось ни одного экземпляра, и даже год издания не известен в точности, только место — Венеция. Только в конце XVII в., когда Коран стал уже известен благодаря переводам, последовало два издания арабского текста — А. Гинкельманна (Гамбург, 1694) и Л. Мараччи (Падуя, 1698). Латинский перевод Корана впервые был издан Т. Библиандером в Швейцарии в 1543 году; этот перевод или, скорее, пересказ, изготовленный еще четырьмя веками ранее в обличительных целях усердием Петра, аббата Клюнийского, был снабжен предисловиями Лютера, Меланхтона и др. Издание подверглось папской проскрипции, не столько, кажется, за сам перевод Корана, сколько за протестантские предисловия и заметки, направленные против католицизма и Папы. По крайней мере, проскрипции не подвергся вскоре же последовавший итальянский перевод Андрея Арривабене «L\'Alcorano di Macometto» (Венеция, 1547), а в 1698 году в Падуе, с благословения Папы, быль напечатан латинский перевод Мараччи (с текстом и опровержением), озаглавленный «Refutatio Alcorani, in qua ad Mahumetamcae superstitioms radicem seruris apponitur et Mahumetus ipse gladio suo jugulatur». Труд Мараччи до сих пор не утратил своего значения».

В России первый перевод Корана появился при Петре Великом. А. Е. Крымский писал: «Первым переводом Корана на русский язык является редчайшая книга «Алкоран о Магомете, или Закон турецкий, переведенный с францусского языка на российский» (СПб., 1716). Перевод этот с франц. перевода дю Рие был сделан по приказанию Петра Великого П. Постниковым. Другой русский перевод из дю Рие — М. Веревкина: «Книга Ал-Коран аравлянина Магомета, который в шестом столетии выдал оную за ниспосланную к нему с небес, себя же последним и величайшим из пророков Божиих, перев. с арабского Андрея дю Рюэра де ла Гард Малезера, перев. с франц. М. Веревкина».[11] Почти одновременно Алексеем Колмаковым был сделан двухтомный перевод с английского: «Ал Коран Магомедов, переведенный с арабского языка на английский, с приобщением к каждой главе на все темные места изъяснительных и исторических примечаний, выбранных из самых достовернейших историков и арабских толкователей ал Корана Георгием Сейлем и с присовокуплением обстоятельного и подробного описания жизни лжепророка Магомеда, сочиненного славным доктором Придо».[12] В 1864 году Николаев дал перевод с французского перевода Казимирского; перевод Николаева был наиболее популярен в России до начала XX столетия. С арабского оригинала был исполнен перевод А. Казембеком (1859), не имевший, к сожалению, распространения и составляющий библиографическую редкость; мне его никогда не приходилось видеть». В настоящее время наиболее известны три перевода Корана на русский язык — это переводы профессора Г. С. Саблукова (1887), академика И. Ю. Крачковского (1921–1930, опубл. в 1963 году) и современный перевод доктора филологических наук В. М. Пороховой (1991). Все эти переводы сделаны непосредственно с арабского оригинала; перевод Саблукова во многом следует поздней мусульманской традиции, перевод Крачковского остался, к сожалению, неоконченным, перевод Пороховой, официально одобренный Научно-исследовательской исламской академией Аль-Азхар Аль Шариф (Египет), представляет собой образец упоминавшегося выше перевода смыслов.

Принципиальное отличие Корана от священных книг других религий состоит в том, что Коран есть откровение в прямом смысле слова, глагол Аллаха. Как пишет современный исследователь А. В. Журавский, «встречающееся в некоторых европейских работах определение Корана как «Библии ислама», данное, например, Анри Массе, принципиально некорректно. Библия богодухновенна. Коран же, согласно исламскому вероучению, есть прямое, непосредственное откровение Бога. Это не авторизированное откровение, в котором наряду со словом Бога звучит и слово человека, то есть вдохновленный Богом человек, возможности которого все же ограничены эпохой и социокультурной средой, интерпретирует это вдохновение. Коран, повторяю, — это непосредственное откровение, Мухаммад же — только пассивный его передатчик. Поэтому мусульманин никогда не скажет: «Мухаммад сказал в Коране». В Коране говорит только Бог. Можно сказать, что Коран в представлениях мусульман — это прямая речь Бога. Поэтому если уж искать в христианстве аналог Корану, то им будет не Библия, а Христос. Один современный мусульманский мистик так определил это различие: «Я часто говорю моим христианским братьям: «Для вас Бог стал плотью, а для нас Бог стал книгой»». То есть в христианстве Бог открывает Себя людям в полной мере во Христе, а в исламе Бог открывает Себя людям в Коране, богооткровенном законе. В христианстве человек становится подзаконен Христу, воплотившемуся Богу; в исламе человек становится подзаконен Корану, ниспосланному на «языке арабском, ясном» (16:105)».

Такое понимание Корана означает фактическое признание его божественности, с чем были согласны далеко не все мусульмане; результатом разногласий в исламской общине явился знаменитый теологический спор о догмате несотворенности Корана. Согласно доводам «еретиков»-мутазилитов, Коран сотворен Аллахом, но не божествен, а допущение извечности и несотворенности этой книги равносильно наделению ее божественными атрибутами, иначе — признанию ее вторым богом, существующим наряду с Аллахом. Проводились даже параллели между учением о несотворенности Корана и христианской догматикой: если Коран — слово Божье, вечное, как Аллах, то христианский Иисус тождествен Корану, ведь он также единосущий Богу.

На недолгое время, при халифах из династии Аббасидов, доктрина мутазилитов[13] стала официальной государственной религией, но при халифе Мутаваккиле ее объявили ересью, подлежащей жестокому искоренению.




«Нет божества, кроме Аллаха…» Арабская вязь.


Из спора же о Коране возникло исламское богословие — калам, ортодоксальное учение, утвердившее в исламском мире статус Корана как слова Аллаха.[14] Характерный пример калама — рассуждение о Коране азербайджанского исследователя профессора Э. Кулиева:

«Прежде всего, читатель должен понимать истинную природу Корана. Независимо от того, верит данный человек в то, что это книга, ниспосланная свыше, или не верит, он должен принять в качестве исходной точки утверждение, высказанное самим Кораном и принесшим его Мухаммадом, что в нем — Божественное Наставление.

Господь Вселенной направил Мухаммада в качестве Своего последнего Посланника, чтобы он выполнил ту же миссию, для которой были направлены посланники до него. Он распространил свое обращение на всех людей, включая и совратившихся последователей предыдущих посланников, и призвал их идти по Верному Пути. Он объединил всех тех, кто принял Божественное Наставление, в единую общину, что, в свою очередь, требовалось, дабы восстановить ее коллективный образ жизни, основанный на Наставлении, и приложить все силы для исправления мира, сбившегося с пути. Коран, который был ниспослан Мухаммаду, — Книга, содержащая этот Призыв и это Божественное Наставление.

Хотя Коран предназначался быть Книгой на все времена, ниспосылался он по частям на протяжении двадцати трех лет в соответствии с нуждами и требованиями различных фаз, через которые проходило исламское движение. Очевидно, что последовательность откровений, которая удовлетворяла постепенную эволюцию движения, ни в коей мере не могла быть удовлетворительной после завершения Корана. Тут уже требовался иной порядок, соответствовавший изменившимся условиям. На ранних стадиях движения Коран обращался к людям, совершенно невежественным в отношении Ислама, и поэтому, естественно, прежде всего, он должен был преподать им основополагающие принципы веры. Но после своего завершения Коран уже имел дело главным образом с теми, кто принял Ислам и образовал общину, дабы выполнять работу, возложенную на них Святым Пророком. Очевидно, что порядок завершенной Книги должен был отличаться от ее хронологического порядка, с тем чтобы удовлетворять требования мусульманской общины на все времена. Прежде всего, Коран должен был досконально ознакомить мусульман с их обязанностями, касающимися упорядочивания их жизни. Он должен был также подготовить их к тому, чтобы они несли его послание в окружающий мир, ничего не знавший об Исламе. Он должен был также предостеречь их, рассказав о грехах и пороках, которым предались последователи прежних Пророков, чтобы они были настороже и остерегались этого. Поэтому в начале Корана нужно было поставить «ал-Бакара» и тому подобные мединские суры, а не «ал-Алак» и другие мекканские суры.

В этой связи следует иметь в виду еще вот что. В соответствии с замыслом Корана суры, рассматривающие сходные вопросы, не должны быть собраны вместе. Дабы уберечься от односторонности на всех стадиях изучения, необходимо, чтобы мекканские суры были поставлены между мединскими и чтобы мединские суры следовали за мекканскими. Также было необходимо, чтобы суры, ниспосланные на самых ранних стадиях движения, находились среди тех, которые были ниспосланы на более поздних стадиях, и таким образом перед читателем всегда стояла бы цельная картина завершенного Ислама. В этом заключена мудрость нынешнего порядка.

Следует также отметить, что суры Корана были размещены в нынешнем порядке не преемниками Пророка, а им самим, под руководством Аллаха. Всякий раз, как ему была ниспослана сура, он посылал за одним из своих писцов, диктовал ему эту суру слово в слово и указывал, что ее следует поместить после такой-то суры и перед такой-то. И точно так же в случае, если это был дискурс, отрывок или стих, который не должен был образовывать самостоятельную суру, он указывал точное место, куда его следует поставить в той суре, частью которой он должен быть. Далее, он обычно читал Коран во время Салата (предписанных молитв) и велел своим сподвижникам запоминать его и читать в том же порядке. Таким образом, является установленным фактом, что суры Корана были размещены в нынешнем порядке в тот же день, когда Коран был завершен, и тем человеком, кому он был ниспослан, под руководством Того, кто ниспослал его».

Коран — мера всех вещей и источник всякой мудрости; как гласят его суры: «И нет зерна во мраке земли, нет свежего или сухого, чего не было бы в книге ясной» (6:59), «Ниспослали Мы тебе книгу для разъяснения всего и как прямой путь, милосердие и весть радости для мусульман» (16:91), «Это не было измышленным повествованием, но — для подтверждения истинности того, что ниспослано до него, для разъяснения всякой вещи, руководством и милосердием для людей, которые уверовали» (12:111). Коран — основа исламского вероучения и исламского права. Как писал Мирча Элиаде, «монотеизм и всемогущество Бога, а также природа и судьбы людей в их отношении к Богу представляют собой две главные темы Корана. С появлением Корана осуществилась изначальная цель: ввести арабов в круг народов, «имеющих Книгу», — таких как иудеи или христиане, располагающие Торой и Евангелием». Безусловно, эта трактовка Корана является сугубо мирской, однако у нее есть неоспоримое достоинство: она рассматривает ислам не изолированно, а как социально-идеологическое явление в рамках общечеловеческой цивилизации

Глава 3

СУННА И ХАДИСЫ


Сунна Посланника Аллаха. — Мухаддисы. — Достоверность хадисов. — Хадисы с сильным и слабым иснадом. — Сборники хадисов. — Мусульманский символ веры и его опоры.


Коран — «краеугольный камень» исламского вероучения, его основа и опора, однако в повседневной жизни нередко возникали ситуации, в которых авторитет Корана по разным причинам оказывался неспособным помочь — и мусульмане в подобных ситуациях опирались на авторитет Пророка, то есть поступали так, как поступал когда-то сам Мухаммад. При жизни Пророк сам решал все возникавшие у членов общины затруднения, подкрепляя свои слова Кораном; после смерти Мухаммада о том, как действовать в том или ином случае, стали судить по воспоминаниям ближайших сподвижников Пророка. Эти воспоминания — хадисы — накапливались из поколения в поколение, их бережно собирали и записывали; так сложилась Сунна — Священное Предание ислама, свод текстов, описывающих жизнь Мухаммада, его слова и дела. Полное название этого свода — «Сунна Посланника Аллаха», и в целом он представляет собой собрание благих обычаев и традиционных установлений.

По замечанию видного отечественного арабиста М. А. Родионова, «в Сунне различаются деяния Пророка, его высказывания и молчаливое одобрение, с которым он встречал некоторые поступки и слова окружающих… Хадисоведы [толкователи хадисов. — Ред. ] утвердили в сознании мусульман мысль о том, что Сунна — лучший комментарий к Корану, единственный и совершенный инструмент его толкования».

С годами число хадисов, составлявших Сунну, становилось все больше, поэтому в исламской общине появились мухаддисы — собиратели и комментаторы хадисов. Чтобы отделить подлинные хадисы от многочисленных подделок, мухаддисы установили своего рода «критерий отбора»: подлинным признавались только те хадисы, в достоверности которых не возникало сомнений. Достоверность же определялась по точному указанию имен всех тех, кто передавал данный хадис друг другу; перечисление считалось правильным, если из биографических сведений о передатчиках следовало, что эти люди действительно могли встречаться.

Впрочем, этот критерий достоверности оказывался пригодным далеко не всегда. Как писал Р. Дози, «можно допустить, что некоторые решения Мухаммада были записаны даже при его жизни; но главным образом они сохранялись путем устной передачи. Обычай записывать их сделался всеобщим только в начале II века Хиджры, а вскоре затем стали собирать предания в особые сборники. Приходится пожалеть, что этого не сделали раньше. Какой-нибудь сборник, составленный во времена Омейядов, которые в деле религии отличались равнодушием, оказался бы, вероятно, довольно мало поддельным. Но беда в том, что первые сборники относятся к эпохе уже Аббасидов, а те, просто даже для достижения престола, пользовались подложными или вымышленными преданиями. Ведь если в те времена кто-нибудь желал защитить какую-либо религиозную или политическую систему, то ничего не было легче, как сослаться на предание собственной фабрикации. Крайние пределы, которых достигло это злоупотребление, известны нам по сообщению самих же мусульманских составителей сборников. Так, Бухари, объездивший много областей с целью собрать предания, заявляет, что из 600 000 сообщений, им слышанных, всего 7275 оказалось подлинных. В свой большой сборник он внес одни последние; но то критическое правило, которому следовал он и его подражатели для суждения о подлинности или поддельности предания, неудовлетворительно. Они обращали внимание на признак чисто внешний. Всякое предание состоит ведь из двух частей: сперва идет «опора» или «ссылка», т. е. перечислены имена лиц, от которых предание проистекает, а затем следует изложение самого предания. Мусульмане обращают внимание только на ссылку: раз предание исходит от кого-нибудь из сподвижников самого Пророка, и длинный ряд тех лиц, которые последовательно передали друг другу это предание, заслуживает доверия, то такое предание надо признать. Конечно, никак нельзя отвергать подобного критерия; ведь и мы в наши времена также должны обращать самое полное внимание на имена и на характер тех лиц, которые приводятся в ссылке; так мы и делаем, и многие лица, которые мусульманами были включены в число вполне достойных веры, признаны европейской критикой за лжецов, этим самым она создала себе прочное основание для решения вопросов о достоверности мусульманского предания; все же этого одного критерия недостаточно: следует не ограничиваться внешними признаками, а проверять внутренний смысл, содержание предания, разобрать, правдоподобно ли оно, согласно ли оно с другими достоверными сообщениями — одним словом, надо определить его внутреннюю очевидность. Мусульмане-составители сборников так далеко не шли, да и не могли идти, не переставая быть мусульманами, не переносясь из области веры в область науки. Нам приходится даже испытывать странное впечатление, когда мы видим, что англичанин, сам весь пропитанный догматической узостью, которая свойственна его народу, желал бы, чтобы старинные мусульмане, разбираясь в хадисах, держались научных, самостоятельных приемов. Наоборот, мы должны прямо признать, что нет никакой другой религии, которая, едва дойдя до третьего века своего существования, уж подвергала бы основы, на которых она зиждется, такому строгому исследованию, какое проявилось у мусульман; это исследование можно назвать строгим, несмотря на неполную удовлетворительность его основного правила; прибавим, что мусульманские богословы второго и третьего века Хиджры пользовались такою свободой исследования, какая в наш век не предоставлена хотя бы тем же английским богословам в их богословской области, и что, сверх того, они трудились искренно и честно, совсем не стараясь представить Мухаммада идеалом. Наоборот, они нам показывают Мухаммада таким, каким он был в действительности, со всеми его слабостями и недостатками; они без околичностей знакомят нас с тем, что думали и говорили про Мухаммада его противники; они не обходят молчанием даже тех горьких насмешек, в которых подчас содержится столько поразительных истин; таковы, например, слова одного из жителей Таифа: «Раз Аллах действительно захотел послать Пророка, так неужели он не мог найти кого-нибудь получше тебя?» Конечно, быть может, это только мое личное мнение, но я всегда удивляюсь не тому, что в предании попадаются места поддельные (понятно, что дело не могло обойтись без этого), но тому, что в мусульманском предании есть так много частей подлинных (по мнению самой строгой критики, целая половина сборника Бухари заслуживает такого названия) и что в этих неподдельных частях оказывается столько вещей, которые должны бы оскорбить чувство искренно верующего».

Классический хадис состоит из двух частей — иснад («опора»), то есть перечисления имен пересказчиков, и матн («текст»), то есть собственно содержания. По замечанию М. А. Родионова, «к VIII веку мусульманские знатоки хадисов выработали четкие правила проверки преданий на достоверность. Различают хадисы с сильным иснадом, восходящие к ближайшему окружению Мухаммада, и хадисы со слабым иснадом, имеющим пропуски или приписываемые менее надежным источникам… Существовали списки передатчиков и их ряды (табакат), где в алфавитном порядке рассматриваются мужи, заслуживающие и не заслуживающие доверия. Помимо достоверных, бывают хадисы «хорошие» (то есть имеющие пропуск в иснаде или передатчика, чьи добрые качества признаются не всеми) и откровенно «слабые»».

Приведем для наглядности несколько хадисов:

Хадисы с сильным иснадом

Рассказал нам Абдаллах: рассказал мне отец: рассказал нам Мухаммад ибн Убайд, сказавший: рассказал нам Мухаммад ибн Амр со слов Сафвана ибн Абу Йазида со слов Хусайна ибн ал-Ладжладжа со слов Абу Хурайры:

Посланник Аллаха сказал: «Не могут в мусульманине соединиться скупость и вера, как не могут соединиться пыль на пути к Аллаху и пыль Джаханнам»[15]




Райский сад. Иллюстрация художника Н. Ушина к повествованиям «Тысячи и одной ночи». Здесь и далее перевод В. М. Нирши.


Собщается, что Абу Абдуллах Хузайфа ибн ал-Йаман ал-Ансари, да будет доволен Аллах ими обоими, известный как писец посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал:

Однажды ночью я совершал молитву вместе с Пророком, да благословит его Аллах и да приветствует, который начал читать суру «Корова». Я сказал себе: «Он совершит поясной поклон, прочитав сто аятов», — однако и после этого он продолжал читать. Тогда я сказал себе: «Он прочитает ее полностью», — и он продолжал читать. Потом я сказал: «Он совершит поясной поклон, закончив ее», — однако после этого он начал читать суру «Женщины» и прочел ее полностью, а затем приступил к чтению суры «Семейство Имрана» и прочел ее, четко выговаривая каждую букву. И когда он доходил до какого-либо аята, в котором содержится веление прославлять Аллаха, то прославлял Его, когда доходил до аята, в котором содержится веление обращаться к Аллаху с мольбами, обращался к Нему с мольбой, а когда доходил до упоминания о необходимости обращаться к Аллаху с просьбой о защите, то делал это, а потом он склонился в поясном поклоне и стал говорить: «Слава моему Великому Господу!» — поклон его занял примерно столько же времени, сколько он провел стоя. Затем он сказал: «Да услышит Аллах того, кто воздал Ему хвалу. Господь наш, хвала Тебе!» — выпрямился и оставался в таком положении почти столь же долго, сколько длился его поясной поклон. А потом он совершил земной поклон со словами «Слава моему Высочайшему Господу!» — и поклон его продолжался почти столько же времени, сколько он провел стоя [16]

Передают со слов Абу Савфана Абдаллаха ибн Бусра ал-Аслами, да будет доволен им Аллах, что Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал:

«Лучшим из людей является тот, кто прожил долгую жизнь и чьи дела были хороши».

Этот хадис приводит ат-Тирмизи, который сказал: «Хороший хадис».

Передают со слов Абу Зарра ал-Гифари, да будет доволен им Аллах, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, передал, что его Всемогущий и Великий Господь сказал:

«О рабы Мои, поистине, Я запретил несправедливость Себе и сделал ее запретной меж вами, так не притесняйте же друг друга! О рабы Мои, все вы (были) заблудшими, кроме тех, кому указал Я правильный путь, так просите же Меня направить вас на правильный путь, и Я направлю вас! О рабы Мои, все вы останетесь голодными, кроме тех, кого накормлю Я, так просите же Меня накормить вас, и Я накормлю вас! О рабы Мои, все вы останетесь нагими, кроме тех, кого Я одену, так просите же Меня одеть вас, и Я одену вас! О рабы Мои, поистине, грешите вы ночью и днем, а Я прощаю все грехи, так просите же Меня о прощении, и Я прощу вас! О рабы Мои, поистине, никогда не сможете вы ни причинить Мне вред, ни принести пользу! О рабы Мои, если бы первые и последние из вас, люди и джинны, были такими же благочестивыми, как и сердце благочестивейшего человека из вас, это ничего не добавило бы к тому, чем Я владею! О рабы Мои, если бы первые и последние из вас, люди и джинны, были такими же нечестивыми, как и сердце самого нечестивого из вас, это никак не уменьшило бы того, чем Я владею! О рабы Мои, если бы первые и последние из вас, люди и джинны, встали на одном месте и попросили Меня о (чем-нибудь), а Я дал бы каждому то, о чем он просил, это уменьшило бы имеющееся у Меня есть настолько же, насколько игла, опущенная в море, уменьшает (количество его воды)! О рабы Мои, поистине, это — только ваши дела, которые Я исчислю для вас, а потом сполна воздам вам за них, и тогда пусть тот, кто обретет благо, воздаст хвалу Аллаху, а кто обретет нечто иное, пусть не пеняет ни на кого, кроме самого себя!»

Саид сказал: «Когда Абу Идрис передавал этот хадис, он становился на колени». Мы передали его со слов Ахмада ибн Ханбала, да помилует его Аллах, который сказал: «Нет для жителей аш-Шама более почитаемого хадиса, чем этот».

Хадис с комментарием

Передано от Абу Зарра (да будет доволен им Аллах). Он сказал: Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, сказал мне:

«Не презирай даже небольшое добро. Даже если ты предстанешь перед своим братом с улыбкой, это тоже будет добром».

В этом хадисе Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, представляет своей общине очень полезное и необходимое наставление. Он призывает мусульман быть улыбчивыми, разговаривать с людьми с приятным лицом. Добро, даже если оно небольшое, должно быть оценено. Обращение с людьми с улыбкой на лице также относится к добру. Улыбка является признаком радости, удовлетворения и широты души. Мрачный, злобный вид является признаком недовольства. Нервному, раздражительному человеку не нравится ничто и никто.

Мрачный, обидчивый вид приводит к обиде других людей, так как человеку, увидевшему это, становится неловко. Ему может прийти мысль: «Не обидел ли я этого человека?» Некоторые же могут подумать: «Похоже, этот человек плохо думает обо мне» — и начать плохо обращаться с ним.

К человеку, обращающемуся с другими с улыбкой и приятным лицом, люди также начнут хорошо обращаться. Если кто-либо обратится к вам с улыбкой, вы также ответите ему улыбкой, не правда ли?

Выводы из этого хадиса:

1. Приятный вид является признаком удовлетворения днем и хлебом насущным, дарованным Аллахом. Мрачный же человек кажется недовольным Аллахом. Он будто говорит: «Аллах не сделал мне добра, не продвинул мои дела». На самом же деле Аллах делает своему рабу только добро. Таким образом, тот, кто искренне уверовал в Аллаха и судьбу, всегда должен стремиться обращаться с приятным, открытым лицом.

2. Какое бы зло ни постигло человека, самый верный путь — терпеть, говоря: «Это из-за моих собственных недостатков, или же Аллах испытывает меня». Он не должен срывать раздражение на всех, считая других виновниками этого зла. Даже если человек обижен, то он должен хорошо обращаться с другими, поскольку другие не виновны в том, что он обижен.

3. При разговоре с людьми не следует делать кислое выражение лица. Обращение к людям с открытым, приятным выражением лица является качеством людей с сильной верой, скромностью и широкой душой. Обращение же с людьми с кислым, мрачным выражением лица является обычаем высокомерных людей. Высокомерный человек разговаривает с другими презрительно, потому что презирает их. Мы должны быть подальше от таких качеств.

Многочисленность передававшихся изустно хадисов, как говорилось выше, привела к тому, что мухаддисы стали составлять сборники «подлинных хадисов». Первые подобные сборники назывались муснад — «имеющие опору»: в них включались предания, сохраненные сподвижниками Пророка. Позднее начали появляться сборники, в которых хадисы распределялись по темам. А. Е. Крымский перечисляет эти сборники в следующем порядке:

1) «Торная тропа» («ал-Муватта») Малика ибн Анаса (715–795), старавшегося быть очень строгим в выборе преданий, считается у мусульман первым по времени каноническим сборником хадисов. В сущности, «Торная тропа» не есть сборник преданий о Мухаммаде; это — целый corpus juris, далеко не избежавший даже приемов «аналогии» и личного мнения, источник так называемого маликитского права, но в ней почти при каждой главе, сверх выписок из Корана и указаний на установившуюся мединскую практику, приводятся соответствующе юридические хадисы, которые по своим иснадам восходят к людям честным, заслуживающим доверия. Проверять подлинность самих иснадов Малик не имел в виду.

2) Второй по времени (мы бы сказали первый), и притом знаменитейший, канонический сборник хадисов составлен имамом Абу Абдаллахом аль-Бухари (810–870) и называется «ас-Сахих» («Истинный сборник»).





Это уже сборник исключительных преданий — юридических, обрядовых, исторических, этических, однако систематизированы они по своим главам, в том же порядке («очищение», «молитва», «пост» и т. д.), как и сочинения юридические; перед каждой рубрикой есть таржаме — «заглавное введение», кратко поясняющее, какую практику можно извлечь из ниже предлагаемого материала или, если хадисы не совсем согласны, какую практику желательно было бы предпочесть. Зависимость Бухари от системы фикха [исламского права. — Ред. ] доходит до того, что иногда у него попадаются только таражим, т. е. одни заглавные введения, без соответствующих хадисов, потому что ему не удалось собрать хадисов для данной рубрики, отсюда ясно также, что первоначальный остов «ас-Сахих» составляли одни «заглавные введения», в рамки которых затем уже, по известному плану и, следовательно, не без тенденции, втискивались хадисы. Пожалуй, на первый взгляд читателю «ас-Сахих» может показаться, что в противоположность «людям мнения» (Абу Ханифе и пр.) Бухари хочет объективно предложить «сырые» хадисные материалы, из которых юристы уж сами пусть увидят, что говорил Пророк по поводу того или другого пункта; однако возможность присутствия таражим, не оправдываемых хадисами, показывает, что «ас-Сахих» составлялся не так уж объективно.

Число преданий, собранных Бухари во время его многолетних странствований по мусульманской Азии, достигало 600 000, но он внес в свой «ас-Сахих» только 7275, признанных им за подлинные.

3) Ученик аль-Бухари Муслим (817–875) из 300 000 собранных им хадисов признал за подлинные 12 000 и составил из них сборник, тоже под заглавием «ас-Сахих». У Муслима, в сущности, дан такой же материал, как и у Бухари, но извлечен он из других исходных источников; а главное отличие состоит в том, что в распределении материала видна более значительная теоретическая самостоятельность, чем у Бухари, — меньшая зависимость от системы фикха (юриспруденции); так, у Муслима нет таражим, которые могли бы внушить заранее читателю то или другое направление в духе правоверного фикха, да и само редактирование хадисов идет не во всем параллельно системе фикха: иногда те предания, или варианты, которые у Бухари распределены по разным главам, сведены у Муслима в одну главу, чем нарушается параллельность системе фикха. Большая теоретическая самостоятельность работы Муслима видна и из введения, где обстоятельно изложены его воззрения на занятия преданиями как на особую науку.

Сборники Бухари и Муслима известны под общим именем «ас-Сахихани», т. е. «Оба Сахих», и пользуются высшей, неоспоримой каноничностью во всем правоверном мусульманском мире.

Менее авторитетны, но тоже каноничны и тоже имели большое влияние на внутреннее развитие ислама еще четыре сборника преданий, авторы которых тоже много ездили, подобно Бухари и Муслиму, пока собрали свой материал, но составили свои сборники гораздо даже некритичнее.

4) «Сунны», в смысле «специально юридические предания», Абу Дауда (817–888), где за подлинную принимается всякая сунна, если она не отвергнута всеми авторитетами единогласно; эти «Сунны» составляли обоим «ас-Сахих» конкуренцию до IV в. Хиджры, а затем отступили на задний план. Избранное для них заглавие («Сунны»), а не какое-нибудь другое (например, «Хадисы») должно подчеркивать, что автор, Абу Дауд, имел в виду предложить в своем сборнике далеко не всевозможные хадисы (исторические, поучительные, догматические и пр., которыми богаты Бухари и Муслим), но лишь исключительно те, которые касаются того или другого обрядового и юридического обычая («сунны» в основном смысле).

5) «ал-Джами аль-Кабир» («Большой сборник») Мухаммада Абу Исы Тирмизи, ученика Бухари; Тирмизи включает в свой «Джами» всякое предание, которым пользовался для аргументации и для оправдания своих решений какой-либо авторитетный законовед, но при этом Тирмизи отмечает, к какому толку принадлежал этот законовед, а также, что говорят по данному пункту несогласные законоведы других толков; таким образом, «Джами» Тирмизи — важнейший источник для изучения различия между толками.

6) «Сунны» Абу Абдеррахмана Нисаи (830–914), ученика Абу Дауда, полны тончайших мелочей и подробностей, юридических и обрядовых, но особенно обрядовых; например, по поводу каждого незначительного молитвенного слова, жеста и положения приводится ряд изречений, вложенных в уста Пророка. О характере чисто юридической части книги Нисаи можно судить по тому, что, например, в главе о договорах у него сообщаются установленные Пророком образчики векселей, документов для выхода из какого-нибудь коммерческого и т. п. предприятия, бракоразводные грамоты, разные роды отпускных грамот для рабов и т. д. По примеру своего учителя Абу Дауда Нисаи не любит отвергать подлинность какого-нибудь юридического хадиса: «Я не отвергаю ни одного предания, — говорит он, — раз не все критики его отвергают. Например, если Яхъя ал-Каттан считает его недостоверным, а Ибн Махди — достоверным, то я считаю достоверным, потому что ведь известно, каким строгим богословом был Ибн Махди».

7) «Сунны» Мухаммада ибн Маджа (824–886), крайне некритические, принятые без всякого разбора; и это видно было даже верующим мусульманам; они были признаны за канонические только в VI в. Хиджры, да то не всеми.





Кроме этих канонических книг одновременно слагались и отчасти дошли до нас некоторые другие сборники преданий, но им не удалось сделаться общеавторитетными. А эти семь породили обширнейшую научную литературу, продолжающую развиваться даже теперь; заключается она или в богословском и филологическом толковании собранного материала, или в попытках слить в один свод весь имеющийся материал и обработать по одной системе. Между прочим, Абу Хасан Разин ал-Абдари (ум. в 1139 г.) без комментариев свел по главам шесть сборников в один; его работой воспользовался имам Мадждеддин Мубарак ибн ал-Асир (1149–1209); он расположил хадисный материал в более удобном порядке: юридические предания, касающиеся одного какого-нибудь определенного предмета, не только сведены в особые главы, но снабжены филологическими разъяснениями, кроме того, эти главы расположены к алфавитном порядке; сборнику предпослано введение, а еще приложен сборник биографических преданий о Пророке и его современниках. Энциклопедист Суйути (ум. в 1505 г.) составил «Сбор сборников», иначе «Великий сборник», куда без критики вошел весь материал и из шести канонических книг, и из десяти муснадов, и разные богословские толкования. Хотя «Великий сборник» Суйути не каноничен, он в свою очередь вызвал новые обработки».

Семь перечисленных сборников хадисов составляют канон суннизма — одного из направлений в исламе. Сторонники же другого идеологического направления — шииты — причисляют к Сунне предания не только о Мухаммаде, но и о двоюродном брате Пророка Али ибн Али Талибе, иначе имаме Али, духовном вожде этого направления. Шиитские хадисы, также называемые хабар, или ахбар («известия»), вошли, в частности, в сборник «Хайат аль-Колуб» («Жизнь сердец»), составленный в Тегеране в середине XIII в. Коран и Сунна в совокупности выражают мусульманский символ веры, основанный на шести «опорах». Эти «опоры» следующие:


— вера в единство и единственность Аллаха;
— вера в посланников и пророков Аллаха, из которых Мухаммад — последний, направленный ко всему человечеству;
— вера в Священное Писание и книги Откровения (Свиток Ибрахима, Таура Мусы, Забур Дауда, Инджил Исы);[17]
— вера в ангелов как неотъемлемую принадлежность незримого мира;
— вера в день Суда и испытание Аллаха;
— вера в предопределенность Аллахом человеческой жизни и судьбы мира.


Выдающийся исламский ученый, собиратель хадисов и основатель одного из суннитских мазхабов (учений) Ахмад ибн Ханбал (780–856) сформулировал мусульманский символ веры в таких выражениях:

«Девяносто человек из последователей Пророка, имамы мусульман, ранние имамы и факихи крупных городов пришли к общему мнению о том, что Сунна, завещанная Пророком, заключается в следующем: удовлетворенность решением Бога; подчинение Его повелению; терпеливое перенесение Его решения; исполнение того, что Бог запретил; вера в предопределение Богом добра и зла; отказ от дискуссий и изощренных споров о вере; ритуальное обтирание обуви; борьба за веру под руководством любого имама, будь он благочестив или грешен; вознесение молитвы за умерших мусульман; демонстрация веры словом и делом, каковая увеличивается от послушания и убывает от неповиновения; Коран — Слово Бога, ниспосланное в сердце Пророка Его Мухаммада.

Он не сотворен, как бы и с чего бы его ни читали; терпение под властью правителя, справедлив он или нет, мы не выступаем против правителей с оружием в руках, даже если они вершили несправедливость; мы не обвиняем в неверии никого из людей единобожия, даже если они совершили тяжкие грехи; воздержание от упоминания разногласий, случившихся между сподвижниками Пророка; лучшие из людей после Пророка — Абу Бакр, Омар, Осман, Али ибн Аби Талиб, сын дяди Пророка; мольба о ниспослании милости всем сподвижникам посланника Бога, детям, женам и зятьям его.

Такова Сунна, которую они вменили в обязанность и получили. Следовать ей — значит идти по правильному пути. Отказ от нее — заблуждение».

Часть вторая

СВЯЩЕННАЯ ИСТОРИЯ

Глава 1

ИСЛАМСКОЕ МИРОЗДАНИЕ


Понятие священной истории. — Аллах. — Творение мира. — Обустройство земли и неба. — Рай и преисподняя. — Ангелы. — Джинны. — Гурии. — Ослушание Иблиса. — Харут и Марут. — Творение человека. — Адам и Хавва. — Представление о смерти. — Даджжал. — Страшный суд. — Посланники и пророки. — Девять стойких пророков. — Ибрахим. — Муса. — Иса. — Мухаммад.


Для религиозной традиции ее история по определению является историей священной, то есть реальные исторические события вписываются в религиозный контекст, что придает им в глазах верующего сакральную ценность. В итоге события, скажем, регионального масштаба приобретают поистине вселенскую значимость: достаточно вспомнить, к примеру, знаменитые тезисы Мартина Лютера, прибитые им к вратам церкви, — для протестантской Реформации это деяние было сродни новому акту миротворения.

Исламская традиция, в отличие от той же христианской, не знает иной истории, кроме священной: все события в истории человечества, с первых дней творения и до Страшного суда, исполнены для мусульманина сакрального смысла. В этом отношении ислам выделяется среди мировых религий: и христианство, и тем более буддизм допускают параллельное существование священной и мирской историй, ислам же категорически отрицает последнюю. Именно это обстоятельство послужило как обособлению ислама, так и непониманию его сути многими исследователями[18]

На память приходит любопытное предание о выборе вероисповедания, сделанном «народом Книги». Мусульманский ученый ат-Табари (838–923) в своем комментарии к Корану приводит притчу о том, что Пророк во время путешествия на небо слышал голоса справа и слева от дороги, молившие о помощи, но не откликнулся на призыв. После к нему воззвала некая старуха, на которой были все украшения этого мира, но Пророк прошел мимо. Ангел Джибрил, сопровождавший Мухаммада, разъяснил, что голос справа был голосом иудейства: остановись Пророк, его народ принял бы иудейскую веру. Голос слева был голосом христианства: если бы Мухаммад прислушался к нему, его народ избрал бы христианское вероисповедание. А в образе старухи перед Мухаммадом предстал дольний мир со всеми своими соблазнами: прельстись Пророк украшениями старухи, его народ предпочел бы дольний мир миру вечному.

Так любой человеческий поступок обретает сакральное значение, так история становится священной, так начинается путь ислама.

Основа священной истории — Первопричина, Абсолют, Господь. Этот мир возник по воле и желанию Аллаха. Как пишет современный мусульманский ученый Али Апшерони: «Стержнем всего Исламского учения является вера в единство и могущество Всевышнего Аллаха (Хвала Ему и велик Он!), сотворившего бескрайнюю Вселенную, в безграничном пространстве которой человек подобен маленькой песчинке, и создавшего прекрасный мир Земли на благо всего человечества. Несмотря на то что мы лишены возможности воочию увидеть в этой жизни своего Творца, мусульмане ведают о том, что вся Вселенная наполнена высшим разумом Всевышнего Аллаха (Хвала Ему и велик Он!), находят бесчисленные проявления Его Божественной мудрости, как в окружающем мире, так и в самих себе.

Несмотря на бесконечные попытки познать Всевышнего (хвала Ему и велик Он!) при помощи возможностей своего разума и собственных понятий, люди до самого Судного дня так и не смогут постичь глубинную сущность природы Аллаха (хвала Ему и велик Он!) и высшего смысла Его деяний, поэтому нам остается лишь смиренно поклоняться своему Творцу, уповая на Его божественную справедливость и поистине безграничное милосердие. В то же время из Корана нам доподлинно известно, что Всевышний (хвала Ему и велик Он!) — это Единая и Всемогущая Сущность, бытность которой не ограничена во времени и пространстве, что Он — единственный, кто полностью осведомлен как о внутренней, так и о внешней стороне всего сущего во Вселенной, а также и ее самой. Мусульмане полагаются на сведения, которые Всевышний (хвала Ему и велик Он!) Сам пожелал сообщить о Себе в Благородном Коране, этом фундаментальном источнике Исламского мировоззрения, правдивыми устами своего Посланника — Пророка Мухаммада (да благословит его Всевышний Аллах и приветствует!), решив, что этих знаний для людей будет вполне достаточно на весь оставшийся период их существования».

В Коране говорится: «О люди! Поклоняйтесь вашему Господу, который сотворил вас и тех, кто был до вас, — может быть, вы будете богобоязненны! — который землю сделал для вас ковром, а небо — зданием, и низвел с неба воду, и вывел ею плоды пропитанием для вас» (2:19–20). История же мироздания до того времени, когда сложился ислам, была поведана Аллахом через Мухаммада: «Научил его сильный мощью, обладатель могущества, вот Он стал прямо на высшем горизонте, потом приблизился и спустился, и был на расстоянии двух луков или ближе, и открыл Своему рабу то, что открыл. Сердце (ему) не солгало в том, что он видел» (53:5-11).


Семь небесных сфер. Из мусульманского астрономического трактата


В пророческих сновидениях Мухаммаду открылось, что земной мир был сотворен Аллахом, разделившим изначально единые небо и землю:

«Разве не видели те, которые не веровали, что небеса и земля были соединены, а Мы их разделили и сделали из воды всякую вещь живую. Неужели они не уверуют?

И Мы устроили на земле прочно стоящие, чтобы она не колебалась с ними. И устроили там расщелины дорогами, — может быть, они пойдут правым путем!

И Мы устроили небо крышей охраняемой, а они от знамений его отвращаются» (21:31–33).

Земля и небо, согласно исламскому вероучению, были сотворены за два дня:

«Скажи: «Разве вы не веруете в того, кто сотворил землю в два дня, и делаете Ему равных? Это — Господь миров!»

И устроил Он на ней прочно стоящие сверху ее; и благословил ее и распределил на ней ее пропитание в четыре дня — равно для всех просящих.

Потом утвердился Он к небесам — а они были дымом — и сказал им и земле: «Приходите добровольно или невольно!» И сказали они: «Мы приходим добровольно».

И установил Он из них семь небес в два дня и внушил каждому небу его дело; и разукрасили Мы ближайшее небо светильниками и для охраны. Таково установление Великого, Мудрого» (41:8-12).

В последнем отрывке из Корана обращает на себя внимание выражение «Господь миров». Традиционно это выражение толкуется в том смысле, что Аллах властвует над двумя мирами — горним и дольным.[19] Однако ряд мусульманских богословов рассуждают о трех мирах: первый — высший мир Божественной власти (малакут), совершенный и постоянный; второй — мир Божественного могущества (джабарут); наконец третий — мир человека (мулк), «отражение» двух высших миров. По замечанию М. А. Родионова, «поскольку Вселенная и человек сотворены по единому замыслу, то малакут подобен человеческому разуму, джабарут — душе, а мулк — телу».

Разделение неба и земли произошло по Божественному глаголу «Будь!». В последующие четыре дня после разделения Аллах создал на земле горы, равнины, моря и реки, оливы, смоковницы и финиковые пальмы, нивы и скот, пчел и жемчуг на дне морей. В хадисах содержатся упоминания о том, что земля окружена горным хребтом, к которому невозможно подступиться. Существует и несколько вариантов предания о земле, стоящей на некоей опоре. Один вариант гласит, что земля покоится на плечах ангела, который попирает ногами скалу, поддерживаемую быком, стоящим на плачущей рыбе. По другому варианту, земля держится на рогах быка, сам бык стоит на рыбе, рыба плавает в воде, вода покоится на воздухе, а воздух — на влажности; когда бык перебрасывает землю с одного рога на другой, происходят землетрясения.

После обустройства земли настала очередь неба. Аллах сотворил «семь небес рядами и сделал месяц на них светом, а солнце сделал светильником» (Коран, 71:15–16). На верхнем из семи небес находится трон Аллаха и хранится небесный Коран, а на нижнем, ближайшем к земле, расположены солнце, луна, звезды и знаки Зодиака. В хадисах утверждается, что нижнее небо можно пересечь за пятьсот лет и еще столько же времени потребуется, чтобы достичь следующего. Ближе к верхнему небу исламские предания помещают рай (Джайна), а под первым небом — преисподнюю (Джаханнам).

Рай, иначе называемый Садом Вечности и Возвышенным Местом, представляется своего рода многоуровневой пирамидой, восходящей к престолу Аллаха. Коран говорит о рае следующее: «Образ сада, который обещан богобоязненным: там — реки из воды не портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меду очищенного. И для них там всякие плоды и прощение от их Господа…» (47:16–17). В раю пребывают праведные, причем все они — ровесники, каждому тридцать три года. «Эти — те, которые будут приближены в Садах Благодати, — толпа первых и немного последних, на ложах расшитых, облокотившись на них друг против друга. Обходят их мальчики вечно юные с чашами, сосудами и кубками из текущего источника — от него не страдают головной болью и ослаблением — и плодами из тех, что они выберут, и мясом птиц из тех, что пожелают. А черноокие, большеглазые, подобные жемчугу хранимому[20] — в воздаяние за то, что они делали» (56:11–24).



.


Танцующие гурии


Охраняют Джанну ангелы, которых возглавляет Ридван

Во многом это описание рая сходно с хорошо знакомым современному образованному человеку описанием библейским — рай как сад и рай как небеса (последний образ, образ многоярусных небес, особенно часто встречается в апокрифических евангелиях). Однако исламская традиция во многом противостоит аскетической христианской, она намного более чувственна, если допустимо использовать здесь это слово. По замечанию М. Б. Пиотровского, мусульманские богословы часто толкуют эти описания рая как символы духовных и интеллектуальных наслаждений»[21]




Праведник в раю. Иллюстрация художника Н. Ушина к повествованиям «Тысячи и одной ночи».


Что касается преисподней-Джаханнам, она в Коране и преданиях описывается даже еще более красочно, нежели Джанна. Расположенная ниже первого неба, она представляет собой воронку, уходящую в бесконечность бездны; в этой воронке насчитывается неисчислимое множество ярусов (каждый — для отдельного греха), а ведут в нее семь ворот. (Поздние предания говорят о мосте ас-Сират шириной в лезвие меча, пролегающем над преисподней; в день Страшного суда по этому мосту пройдут праведники и грешники, и первые перейдут в Джанну, а вторые низвергнутся в бездну.) Главная «характеристика» Джаханнам — вечный огонь, пожирающий грешников: «Поистине тех, которые не веровали в Наши знамения, Мы сожжем в огне! Всякий раз, как сготовится их кожа, Мы заменим им другой кожей, чтобы они вкусили наказания» (Коран, 4:59); «И увидишь ты грешников в тот день, связанных цепями. Одеяние их из смолы, лица их покрывает огонь, чтобы Аллах воздал каждой душе то, что приобрела» (14:50–51), «Огонь обжигает их лица, и они в ней мрачны» (23:106).

.


Джинны похишают человека. Иллюстрация художника Н. Ушина к повествованиям «Тысячи и одной ночи».


Кроме того, в наказание грешникам предназначен кипяток, рассекающий их внутренности, и гнойная вода: «Он лакает ее, но едва проглатывает, и приходит к нему смерть со всех мест, но он не мертв, а позади его — суровое наказание» (14:20). В Джаханнам растет дьявольское дерево Заккум, выходящее из «корня преисподней»; его плоды — как головы бесов.

В некоторых сурах Джаханнам выступает как живое существо, чудовищный зверь, оглашающий миры яростным ревом: «А для тех, кто не верует в их Господа, — мучение геенны, и скверно это возвращение! Когда бросают их в нее, слышат они ее рев, и она кипит. Готова она лопнуть от гнева; всякий раз, как бросают в нее толпу, спрашивают стражи ее: «Разве к вам не приходил увещатель?»» (67:7–8). По преданию, охраняют Джаханнам девятнадцать ангелов во главе с Маликом.

Эти описания Джаханнам опять-таки во многом схожи с христианскими представлениями об аде, «геенне огненной», как говорится в Библии. Вдобавок в отрывках из Корана отчетливо прослеживаются и воззрения зороастрийцев: мост возмездия Чинват, перекинутый над адской бездной; преисподняя, где царит вечный смрад, место пребывания грешников до окончания времен.[22] При этом описания мусульманского ада намного более натуралистичны и вызывают в памяти эпические картины, начертанные «огненным пером» великого Данте.

Завершилось творение созданием разумных существ, после чего Аллах, не ведая усталости, стал заботиться о сотворенном Им мире: «Разве ж Мы изнемогли в первом творении?» (Коран, 50:14), «И сотворили Мы небеса, и землю, и то, что между ними, в шесть дней, и не коснулась Нас усталость» (50:37).[23]



Первыми среди разумных существ Аллах сотворил из огня и света ангелов (малаика) — бесплотных и бесполых, обитающих на небесах посланцев и исполнителей Своей воли. Согласно Корану, между собой ангелы различаются количеством крыльев: «Хвала Аллаху, Творцу небес и земли, сделавшему ангелов посланниками, обладающих крыльями двойными, тройными и четверными» (35:1). Особую категорию ангелов составляют мукаррабун — ангелы, наиболее близкие к Богу, подобные этим качеством христианским серафимам. Среди этих ангелов — наставник Мухаммада Джибрил, ангел жизни Микаил, страж Мухаммада Исрафил, страж Джаханнам Малик, грозные Мункар и Накир. Последние двое допрашивают в могиле каждого умершего человека сразу после его похорон: праведных они оставляют в покое до Дня Воскрешения, а грешников и гяуров (немусульман) бьют, предвещая муки, уготованные им в преисподней: «Если бы ты видел, как завершают жизнь тех, которые не веровали, ангелы — бьют их по лицу и по спинам: «Вкусите наказание пожара!»» (8:52).

Каждого человека на протяжении его жизни незримо сопровождают два ангела: первый отмечает добрые дела, второй — злые. Именно эти ангелы воскресят своих «подопечных» в Судный день и поведут их на суд Аллаха.



.


Ангелы-малаика. Персидская миниатюра.


После ангелов были созданы из огня джинны — бесплотные существа, обитающие в дольнем мире, обладающие полом и способностью принимать по желанию любой облик; они готовы выполнять любую работу и причинять людям как добро, так и зло. Джинны и джинньи (джинны женского пола) делятся на три группы: гули, ифриты (иначе мариды) и силаты. Согласно фольклорной традиции, джинны появились из человеческой тени. Правят джиннами цари из династии Сулайманов; обитают они на горе Каф. Добрые джинны часто принимают облик прекрасных женщин, а злые являются в обличье чудовищ с головой гиены и волчьими лапами вместо ног. Нередко джинны предпочитают оставаться невидимыми, и об их присутствии можно догадаться лишь по аромату корицы, который вдруг разливается в воздухе.

К джиннам принадлежат и райские девы — гурии. Они лишены как телесных, так и духовных недостатков. Гурии достаются в жены праведникам — но не вечно, а на срок, зависящий от числа совершенных праведниками на земле благочестивых поступков, причем всегда остаются девственницами. В некоторых преданиях утверждается, что гурии — существа из шафрана, мускуса, амбры и камфары. Они почти прозрачны и живут в роскошных дворцах. На груди у каждой гурии написано два имени — Аллаха и ее супруга.

По преданию, Аллах, сотворив джиннов, повелел им служить царю Сулайману, и они служили своему земному повелителю верой и правдой. Когда же джинны услышали, как Пророк читает Коран, часть из них уверовала. Коран гласит:


«Скажи: Открыто мне, что слушал сонм джиннов, и сказали они: «Поистине, слышали мы Коран дивный!
Он ведет к прямому пути. И уверовали мы в него, и никогда не предадим мы нашему Господу никого. И Он — да превознесено будет достоинство Господа нашего! — не брал Себе ни подруги, ни ребенка.
Говорил глупец среди нас на Аллаха чрезмерное.
Мы думали, что никогда не будут говорить люди и джинны на Аллаха ложь.
Мужи среди людей прибегали к мужам среди джиннов, и они прибавили им безумия.
Они думали, как думали и вы, что никогда Аллах не пошлет никого.
И мы коснулись неба и нашли, что оно наполнено стражами могучими и светочами.
И мы сидели около него на седалищах, чтобы слушать, но кто прислушивается теперь, тот находит для себя подстерегающий светоч.
И мы не знаем, зло ли желалось для тех, кто на земле, или желал им Господь их прямого пути.
И есть среди нас благие, и есть среди нас те, кто ниже этого; мы были дорогами разными.
И мы думали, что никогда не обессилим мы Аллаха на земле, и никогда не обессилим Его бегством.
И мы, когда услышали про прямой путь, мы уверовали в него; а кто уверует в Господа своего, тот не боится обиды и безумства.
И среди нас есть предавшие себя Аллаху, и среди нас есть отступившие; а кто предал себя, те пошли прямым путем»» (72:1-14).


Отступивших от веры джиннов и ангелов ожидает Джаханнам, самые же горькие муки в ней уготованы бывшему светлому ангелу Иблису, возмутившемуся против повелений Аллаха.

Согласно Корану, Иблис принадлежал к мукаррабун, но был изгнан из их числа за отказ склониться перед первым человеком Адамом




Ангел и джинн. Иллюстрация художника Н. Ушина к повествованиям «Тысячи и одной ночи».


«Мы создали вас, потом придали вам форму, потом сказали ангелам: «Поклонитесь Адаму!» — и поклонились они, кроме Иблиса; он не был из поклонившихся.

Он сказал: «Что удержало тебя от того, чтобы поклониться, раз Я приказал тебе?» Он сказал: «Я — лучше его: Ты создал меня из огня, а его создал из глины».

Сказал Он: «Низвергнись отсюда; не годится тебе превозноситься там! Выходи же: ты — среди оказавшихся ничтожными!»» (7:10–12).

Разгневанный Иблис поклялся до Судного дня (до этого срока Аллах даровал ему отсрочку от исполнения Своего приговора) преследовать людей: «Он сказал: «За то, что Ты сбил меня, я засяду против них на Твоем прямом пути.

Потом я приду к ним и спереди, и сзади, и справа, и слева, и Ты не найдешь большинства их благодарными»» (7:15–16).

Верный своей клятве, он пробрался в рай и совратил первых людей, Адама и Хавву.

В хадисах приводится и другое предание об Иблисе. До своего падения он звался Азазилом (или ал-Харитом) и был послан на землю успокоить перессорившихся между собой джиннов. Азазил успешно выполнил поручение — и так возгордился этим успехом, что ослушался Аллаха и остался на земле — повелевать джиннами и вредить людям. Коран также упоминает о том, что Иблис и сам был джинном: «Был он из джиннов и совратился с пути Господа своего» (18:48). Аллах отправил его повелевать джиннами, и он в гордыне тысячу лет сеял среди джиннов смуту, затем — по воле Аллаха — счастливо избежал пламени, ниспосланного с небес, образумился и вновь стал верным слугой Бога.

Другое имя Иблиса — Шайтан (этимологически родственное библейскому Сатане). Шайтанами называют и многочисленных злых духов, обитающих в человеческих телах, между кожей и плотью.




Иблис (Царь демонов). Персидская миниатюра.


Эти духи подбивают людей на дурные дела, тогда как ангелы-хранители склоняют их к добрым, праведным поступкам.

Помимо Иблиса, от сонма небесных ангелов отпали также Харут и Марут. Как гласят комментарии к Корану, эти ангелы решили сойти на землю, дабы испытать себя земными соблазнами. Испытания они не выдержали — согрешили с первой же встреченной ими красивой женщиной, а затем убили человека, оказавшегося невольным свидетелем их преступления. Другие ангелы отвернулись от преступников, Аллах же — в память о прежних, «ангельских» заслугах — предложил им самим выбрать себе место наказания: Джаханнам или землю. Они выбрали второе — и оказались в заточении в глубоком колодце в Вавилоне. По преданию, к этому колодцу пробираются люди и джинны, желающие овладеть магией и тайными знаниями. Харут и Марут не отказывают в знаниях, но всякого, кто обращается к ним, предупреждают, что за магию и тайноведение придется держать ответ перед Аллахом. (Считается, что таким образом Аллах проверяет людей — кто из них соблазнится помощью Харута и Марута.)

Вообще сюжет испытания веры встречается в Коране достаточно часто и в большинстве случаев связан именно с людьми — как с наиболее «слабыми духом» среди разумных существ.

В отличие от ангелов, созданных из огня и света, и джиннов, созданных из «знойного пламени», человек был сотворен из праха земного: «И Мы сотворили уже человека из звучащей, из глины, облеченной в форму» (15:26). Аллах «выровнял» эту форму, вдохнул в первого человека Свой дух и нарек его Адамом. Из плоти Адама он сотворил первую женщину, которую хадисы называют Хаввой (в Коране она остается безымянной)

.


Шайтан. Персидский рисунок.


По воле Аллаха ангелы должны были склониться перед Адамом, ибо в нем присутствовал Божественный дух. (По другой версии предания, Аллах открыл Адаму имена всех вещей, и ангелы, не сумев назвать эти имена, склонились перед человеком.) Признать главенство человека на земле отказался только Иблис, за что и был низвергнут с небес.

Адам и Хавва обитали в раю, но Иблис ввел их в соблазн, они вкусили плодов Древа познания и были изгнаны на землю. По другому преданию, Адам и Хавва в раю не вкушали пищи, ибо были сыты запахом, но по наущению Иблиса попробовали пшеницу и тем самым осквернили рай, за что их изгнали. На земле Хавва родила семьдесят пар близнецов (сын — дочь), от которых и пошел человеческий род.

Адам — первый в ряду посланников Аллаха к людям, первый предшественник Мухаммада. Во многом он напоминает библейского Адама, сотворенного (в жреческом варианте) «по образу и подобию Божьему»,[24] либо из праха земного и «дыхания жизни». К Адаму восходят все люди, он не рожден, а сотворен (и потому лишен пуповины — отсюда средневековые миниатюры с изображением Бога, перстом делающего углубление на животе глиняного Адама, своеобразная попытка примирить мистическую теорию и повседневность). Христос — прямой потомок Адама и одновременно «новый Адам», «образ будущего» (Рим 5:14); у толкователей Библии Христос представляет собой антитезу Адаму: последний впал в грех и обрек человеческий род на смерть, тогда как первый призван очистить людей от греха и даровать им «жизнь вечную».

Согласно Корану, изначально люди, подобно Адаму, возникали из праха земного (или из воды), лишь впоследствии эти «прообразы» обрели телесную оболочку. Причем уже в эти древнейшие времена они признавали Аллаха единственным Богом: «И вот, Господь твой извлек из сынов Адама, из спин их, их потомство и заставил их засвидетельствовать о самих себе: «Разве не Господь ваш Я?» Они сказали: «Да, мы свидетельствуем…»» (7:171)

По замечанию М. А. Родионова, «отсюда некоторые мусульманские богословы делают вывод, что у Бога с прообразами людей был заключен Предвечный Завет: они признали Аллаха своим Господином, но в своем телесном воплощении почти все из них забыли о договоре. Вот почему ислам можно назвать и последней из религий Завета, и вместе с тем древнейшей из них».

Изгнание из рая обрекло Адама и его потомков на смерть. Впрочем, из приводимого ниже отрывка суры «Поклон» следует, что смерть была сотворена Аллахом вместе с дольним миром, изначально:

«Это — ведающий скрытое и явное, славный, милосердный, который прекрасно сделал всякую вещь, которую сотворил, и начал творение человека из глины, потом сделал потомство его из капли жалкой воды, потом выровнял его и вдул в него от Своего духа и устроил вам слух, зрение и сердца. Мало вы благодарны!

Они сказали: «Разве, когда мы заблудимся в земле, — разве мы возникнем в новом создании?»