Николай Романецкий
Везунчик
Памяти А. Конан Доила, А. Кристи, Э. — С. Гарднера, Р. Стаута, Р. Чандлера, герои которых останутся со мной навсегда.
Часть 1. ДЕТЕКТИВ
Глава 1
На сей раз убийца оказался с именем, но без него. Как в «Негритятах»у Агаты — мистер А.Н. Оним. Однако нас с боссом это не смутило — приходилось искать на своем веку и анонимов. Не возвращать же клиенту аванс из-за подобной мелочи. Тем более что два этих слова — «возвращать»и «аванс»— для нас абсолютно несочетаемы… В общем, преступника мы, как всегда, отыскали. Дальше по закону следовало сообщить его имя властям. Но ведь убийца был аноним… Пришлось брать его самостоятельно. Я занимался этим весь день. Потом наступила ночь, привела с собою тоску и безысходность. И все стало как во сне…
А потом сквозь ночь, тоску и безысходность, сквозь тягучую и липкую паутину бесконечного сна прорвался этакий жизнерадостный баритон:
— Не спи, странник, проснись! Равнодушие — победа черной энтропии…
— Shut up! — привычно рявкнул я.
Он моментально заткнулся. А я моментально сообразил, что просыпаюсь не дома. Мой родной будильник никогда не замолкает после первой ответной реплики просыпающегося хозяина — так уж я, зная собственные привычки, его запрограммировал. Но, главное, из сна он меня выгоняет не подобным идиотски-пафосным призывом, а ласковой просьбой «Honey!.. Honey! Wake up, please, my love!»И озвучивается эта просьба приятным женским сопрано, очень похожим на голосок Лили. А почему бы и нет?.. Уж коли Спаситель создал меня ярым противником семейной жизни, то могу же я позволить себе хотя бы на границе дремы услышать то, чего никогда не услышу наяву!.. Вы, наверное, решили, что Лили никогда не предлагает остаться… Еще как предлагает. И я, разумеется, остаюсь. Но наутро не она мне — с ее-то способностью дрыхнуть до полудня! — а я ей говорю: «Honey! Wa…»
Впрочем, нет! Никаких «Honey»! Никаких «Wake up»! Co вчерашнего дня мой родной язык — русский. И если сведет меня судьба здесь с кем-нибудь в одну постель, то звать ее (не постель, конечно, а ту — с кем) станут, скорее всего, Маша. И будить сопостельницу придется словами: «Дорогая! Пора вставать!»
Осознав это, я проснулся окончательно. Правда, не в гостях — в служебной командировке…
Поднял голову. Она показалась мне излишне тяжелой. Будто после хорошей гулянки, но вчера гулять не пришлось…
Я глянул на будильник. Он показывал восемь. А в девять меня ждала… Нет, не Маша, конечно. Маша — это так, местный фольклор. Народные сказки и блатной сленг… Ту, с кем через час встречаться, зовут Инга Нежданова, она эффектная блондинка 90 — 60 — 90 (или близко к тому, у меня глаз наметан!), и от нее зависит мой первый рабочий день в колыбели скольких-то там русских революций.
Я вскочил, размялся, побоксировал с тенью, представляя себе на ее месте бульдожье рыло Блоссома из последней голливудской версии «Франкенштейна», пару раз отвесил хук левой в невидимую челюсть и отправился под душ.
Инга встретила меня вчера вечером в местном аэропорту, носящем имя какого-то русского героя Пулкова, и сопроводила сначала на гипнообработку, а потом сюда, в отель с чудовищным названием «Прибалтийская». Впрочем, по условиям отель чудовищным не был. Хоть и не молод уже, но жилье уровня турбо. Сам бы я, разумеется, никогда не стал селиться в подобном (при очередном деле нашему брату чаще приходится обитать в разного рода дырах), но, как говорят у русских, «на халяву и уксус сладкий»…
Выйдя из ванной, я подошел к окну и раздернул темно-зеленые шторы.
Прямо перед отелем раскинулась серая мертвенная гладь Baltic Sea… Память тут же подсказала — не Baltic Sea, мистер, а Балтийское море. А еще правильнее будет — Маркизова Лужа. Впрочем, явись сейчас нужда назвать это водное пространство вслух, язык бы сам произнес: «Маркизова Лужа»— гипнообработка еще никогда никого не подводила…
На горизонте, прямо из мертвенной глади, торчало некое куполообразное сооружение. А внизу, у самой кромки воды, гнусно орали и дрались друг с другом десятка два чаек и поморников, которых подкармливали прогуливающиеся вдоль набережной женщины. Поглазев на горластых дебоширов, я подошел к гейтсу, ознакомился с местными паролями, выбрался в Интернет и отправил короткое сообщение домой. Дескать, жив-здоров, вам того желаю, приступаю к выполнению задания согласно разработанному вами плану… Потом вытащил из чемодана и засунул в подплечную кобуру «стерлинг», а в нагрудный карман «Моторолу».
И ровно в девять спустился вниз.
— Господин Метальников, вас ждут! — Портье, лысеющий тип с блудливыми поросячьими глазками, кивнул в сторону полупустых диванчиков в углу холла (вчера вечером эти диванчики занимала целая стая ночных бабочек). — Я хотел вам позвонить, но они сказали: «Не стоит».
Портье прямо изнемогал от профессиональной готовности услужить. До чего ж такие чуют, у кого рука не оскудеет!..
Я вознаградил его профессиональную готовность полновесным целковым, нацепил на физиономию безграничную мужественность положительного героя и отправился к «ним».
«Они» были в полном своем великолепии — пятьдесят пять смачных килограммов, облаченных в темно-синий костюм делового покроя.
— Здравствуйте, Инга!
— Рада вас видеть, Макс! — «Они» встали и одернули юбку.
Каким-то непостижимым образом это движение подчеркнуло упругую полновесность верхних и аппетитную округлость нижних девяноста. Не иначе, темно-синее произведение портновского искусства, в которое «они» облачились сегодня, было рождено на свет местным филиалом «Дома Юдашкина». Вчера, помнится, на обозрение гостю представили нечто апельсиновое, безрукавное и мешкообразное.
— А как мне-то приятно! — Я легонько пожал протянутую узкую ладошку.
Не в моих правилах делать комплименты молодым женщинам в первые пять минут знакомства. Однако поскольку эти минуты истекли чуть ли не двенадцать часов назад, я решил, что теперь правила нарушены не будут.
— Утром вы еще ослепительнее, чем вечером.
— Благодарю! — Она легонько улыбнулась и тут же сделала официальное лицо. — Пал Ваныч ждет в половине одиннадцатого. Время есть. Вы завтракали?
— Нет еще.
— Я с большим удовольствием составлю вам компанию…
Последняя фраза не содержала в себе ничего, кроме вежливости, и я тут же переключился на соответствующий стиль общения. В конце концов, ученые еще не открыли закон природы, требующий, чтобы все встречные девушки таяли перед первым же комплиментом Ар… Максима Метальникова! Даже Лили — и та не всегда подчиняется этому закону…
— Увы, пока еще не знаю, где здесь ресторан.
— Зато я знаю, конь в малине! — Инга взяла со столика сумочку. — Пойдемте!
— Конь в малине? — не понял я.
Она прыснула:
— Ой, это у меня приговорка такая. Привязалась в детстве, от бабушки. Уж сколько лет борюсь, и все бесполезно. Лишь в официальной обстановке удается сдержаться, а так…
«Угу, — подумал я. — Значит, между нами отношения уже близкие к неофициальным… Что ж, я — только за!»
— Идемте! — Меня взяли под руку и повели в ресторан.
— А что за купол торчит из воды на горизонте? — спросил я. — Ваша хваленая дамба?
Карие глаза Инги запылали возмущением:
— Это город Кронштадт, морская крепость, защита Питера от агрессии с моря.
Впрочем, поскольку я тут же изобразил глубочайшее раскаяние в полной собственной необразованности, Ингино возмущение быстро улеглось. А когда мы угнездились за столом, она и вовсе сказала:
— Заказ сделаю я. Хорошо, дорогой?
Мне осталось мысленно пожать плечами: по-видимому, моя спутница решила, что я сейчас начну заказывать десятки гамбургеров и пицц, перемежая их легионами устриц и лягушачьих лапок со сливками и кленовым сиропом.
— Как пожелаешь, дорогая, — подыграл я. — Только, пожалуйста, не забудь для меня стакан апельсинового сока и чашку кофе.
— Да, конечно, милый.
Официант, перед которым мы разыграли этот экспромт, принял все за чистую монету и резво удалился.
— Что такое дрочена? — спросил я, когда его уши оказались на достаточном расстоянии от моих губ.
— Запеканка из картошки. В Питере ею часто завтракают.
Я вновь мысленно пожал плечами. Наверное, нечто вроде картофельного пудинга. Что ж, не самое худшее блюдо для желудка…
Оставалось улыбнуться и оглядеться. И убедиться, что заведение достаточно приличное. Не «Рустерман», разумеется, однако… Мебель и сервировка на уровне, а прислуга, судя по целеустремленности движений, неплохо вышколена. Народу в зале было мало, и, кажется, на нас никто не обращал внимания. Точнее, не обращали на меня — Ингу-то по крайней мере трое хотели бы видеть за своими столами. А еще лучше — в постели. Желание было прямо-таки нарисовано на физиономиях…
Чтобы добить обладателей этих физиономий окончательно — и стремясь продолжить наш экспромт, — я тут же выложил Инге древний текст. Ну тот самый, где лишь русская пианистка знала, какого цвета трусы у Штирлица…
И словно льдинки в стакане зазвенели. Так смеются либо совсем невинные девочки, либо впавшие в детство старые девы… Инга ни той ни другой не была. Потому что тут же выложила не менее бородатый анекдот про отпечатки пальцев на заднице Евы Браун, конь в малине!
В общем, завистники втянули головы в плечи, а я, сразу обретя недурное настроение, принялся перетряхивать старье в кладовых собственной памяти, чтобы продолжить баловство в том же направлении и ответить американским анекдотом минувшего века про русский сервис.
Однако продолжение не состоялось. То ли мы хохотали над Штирлицем и Мюллером слишком долго, то ли здешний сервис и в самом деле не соответствовал заокеанским текстам о нем, но официант уже тащил поднос с завтраком.
Привычный утренний стакан апельсинового сока привел меня в еще лучшее расположение духа. Явилась даже мысль, что я почти дома, а не на другом краю планеты…
Когда официант удалился, Инга перестала смеяться и сказала:
— Спорим, собственную биографию вы знаете не хуже анекдотов!
Спорить я не стал — работодателю вздумалось проверить, хорошо ли работник усвоил легенду. Что ж, такое желание понятно…
— Зовут меня Максим Метальников, — сказал я. — Частный детектив с пятилетним стажем работы. Недавно разменял четвертый десяток. Служил в частях специального назначения. Шесть лет назад, во время боев под Кенхи, получил ранение и был демобилизован…
— Нет-нет! — оборвала меня Инга. — Меня интересует ваша настоящая жизнь.
Что ж, и этот интерес был понятен — мы с боссом личности, широко известные в узких кругах не только Штатов, но и всего остального мира.
— Ничего нового! — Я пожал плечами. — Имя мое вам известно. Возраст — тридцать два. На самом деле ранение получил во время ареста хакера Ральфа Хендерсона. Глубокий термический ожог левого предплечья. Знаком с приемами восточной борьбы, хорошо владею «стерлингом»и обычными огнестрелами.
— Семья?
— Родители действительно погибли в автокатастрофе. Во время командировок живу в отелях, а обычно — у босса.
— Девушка?
Я ухмыльнулся:
— Если скажу, что сторонюсь прекрасного пола, все равно не поверите.
— Не поверю, конь в малине!
— Конечно, девушка есть, — сказал я. И зачем-то соврал: — Впрочем, какой-то определенной, любимой, нет. — Пришлось срочно закрывать прореху в совести истинной правдой. — Сплю сразу с тремя.
Лили меня прощала и не за такое.
Простила и новая знакомая.
— Вы мне нравитесь, — проронила она благосклонно. — Думаю, Пал Ваныч не ошибся в выборе.
От таких комплиментов у меня когда-нибудь выпадут волосы, ей-богу!..
— Рад, что угодил Пал Ванычу! — жизнерадостно сообщил я. — Не зря, видно, целую неделю выводил бородавку на носу!
Я бы выразился и порезче, но вряд ли ей стоило слышать, в каком именно месте у представительниц ее пола я видел этого Пал Ваныча. Однако, чтобы лже-Максима Метальникова не посчитали полным и окончательным невежей, пришлось сделать вид, будто дрочена нравится мне много больше запеченного окорока с французскими булочками и виноградно-тимьяновым желе.
Зазвеневшие льдинки известили, что невежей меня не считают. А учтивый и галантный джентльмен тем более должен есть дрочену, будто запеченный окорок. За сей подвиг я и взялся…
Глава 2
Офис Пал Ваныча оказался совсем недалеко, здесь же, на Васильевском острове. Инга доставила меня за пять минут на вишневом автомобиле незнакомой модели.
— Что за машина у вас? — спросил я, выбираясь на тротуар, когда мы остановились возле серого четырехэтажного здания.
— «Лада-забава»… А вот и наша фирма.
Снаружи здание не впечатляло — от него попахивало началом прошлого века. Вывески возле дверей не было: фирма явно не тратилась на рекламу — видно, дело процветало и так.
Инга переговорила с кем-то по домофону, нам открыли.
Судя по внутреннему интерьеру, дело Пал Ваныча действительно процветало — стильная мебель, шикарные дорожки в коридорах, радушная платиновая блондинка в приемной, глубокие кресла в углу у журнального столика, многочисленные плакаты на стенах, рекламирующие какие-то никелированные штуковины. Все яркое и запоминающееся — особенно секретарша.
Тут же, в приемной, охранник, под левой мышкой которого опытный глаз мгновенно замечал присутствие знакомого ему, опытному глазу, предмета.
Я ждал, что охранник поинтересуется, есть ли у меня оружие, но он промолчал. Впрочем, возможно, в коридоре я прошел мимо каких-то детекторов, и охраннику было прекрасно известно, что посетитель вооружен всего лишь «стерлингом».
Расположиться в креслах мы не успели — платиновая секретарша доложила по интеркому о визитерах и пригласила нас в кабинет.
Пал Ваныч оказался полной противоположностью своему офису — невысокий мужчина лет сорока — сорока пяти, со стертой физиономией, из тех, на кого не обратишь внимания ни в толпе, ни в теплой компании. Все в нем было какое-то сугубо неприметное — средней длины волосы вокруг небольшой лысины, серые невыразительные глаза, бритый двойной подбородок, не слишком широкие плечи. Такому хорошо заниматься слежкой. Но он занимался бизнесом. И значит, помимо стертой физиономии, у него имелись определенные таланты: жесткая — до бесчеловечности — хватка, умение считать купюры, хорошо развитая интуиция и способность вкрутить мозги деловому партнеру. Без этого минимального набора, как известно, успехов в бизнесе не добьешься. Впрочем, не только в бизнесе…
— Очень рад вас видеть! — Пал Ваныч протянул мне руку. — Поливанов. Павел Иванович… Надеюсь, Инга Артемьевна вас устроила так, что остались довольны?
Взгляд у Пал Ваныча был цепкий, как репейник. Подходящий, прямо скажем, взгляд: сразу становится ясно, что его обладателя на кривой кобыле не объедешь.
— Да, все отлично. — Я ответил на рукопожатие и огляделся.
Кабинет делового человека многое может сообщить о своем хозяине. Пейзажик на стене — у натуры романтической; фотография семьи под стеклом — у человека сентиментального; коллекция необычностей — у любителя повыпендриваться перед посетителем.
Здесь не было ничего. Лишь гейтс в левой части не слишком большого стола да телефон — справа. Этакая ненавязчивая простота, признак уверенного в себе бизнесмена…
— Тогда перейдем к делу — времени у меня мало. — Хозяин кабинета сел и властным жестом пригласил нас последовать его примеру. — Сначала расскажу вам о случившемся, а потом зададите вопросы… Я владею фирмой, занимающейся поставкой медицинского оборудования и лекарств. Мы обслуживаем питерских врачей, практикующих в частном порядке. Один из клиентов — мой близкий друг. Зовут его Виталий Марголин. Позавчера он должен был мне позвонить, но не позвонил. И на работу не явился. Я бы хотел, чтобы вы нашли его. Условия оплаты мы с вашим боссом обговорили. Отдаю вам в распоряжение Ингу Артемьевну. Сыщик она, разумеется, никакой. Зато окажется незаменимой помощницей в разрешении организационных проблем, которые у вас возникнут. Полагаю, никакая гипнообработка не в состоянии предусмотреть так называемые мелочи жизни… Кроме того, Инга Артемьевна уполномочена разрешать связанные с расследованием финансовые проблемы. В разумных пределах, естественно… Это все, что я хотел вам сообщить. Давайте ваши вопросы.
Вопросов у меня было много. И начал я с главного:
— Почему вам потребовалась помощь иностранного частного детектива? Ведь у вас в стране существуют собственные правоохранительные органы и собственные пинкертоны…
— Органы?! — Пал Ваныч усмехнулся. — Органы занимаются этим делом уже два дня, а воз и ныне там. — Он задумался на секунду и продолжил: — Вы должны меня понять… Я не знаю, что случилось. Возможно, Марголина убили. Возможно, его исчезновение связано с нашим общим бизнесом. Скажем, к убийству или похищению приложили руку конкуренты… Если так, то мне и самому может грозить опасность. Я бы хотел знать о ней наверняка. Предупрежден — значит вооружен! Не нами сказано… — Пал Ваныч строго глянул на Ингу и вновь обратил свое внимание ко мне. — Органы начинают шевелиться лишь в том случае, если обнаружен труп. Пока же ничего нет. Найдите тело, и мы подключим уголовный розыск… Что же касается наших… э-э… пинкертонов, то, на мой взгляд, они способны добиться успеха разве лишь в слежке за неверными женами.
— Понятно, — сказал я. — Однако мне потребуются исходные материалы. Фотография Марголина, к примеру. Или список его знакомых…
Пал Ваныч вытащил из стола дискету.
— Вот, тут кое-что есть… Ознакомьтесь. Появятся новые вопросы, обращайтесь к Инге Артемьевне. Если она не сумеет ответить, то свяжет вас со мной. Желаю успеха и жду результатов.
Хозяин кабинета встал. Аудиенция была завершена. И я решил, что прочие вопросы могут пока и подождать.
Глава 3
Инга Артемьевна воистину оказалась незаменимой помощницей.
Едва я заикнулся о транспорте, все сразу было решено. Мне предложили на выбор: «Хонду» местной сборки либо такую же, как у Инги, «Ладу-забаву», только песочного цвета. А когда я выбрал последнюю — она была поновее и с тонированными стеклами, — за четверть часа оформили все документы и вручили ключи.
— Лучшая машина для питерских дорог, — сказала Инга, когда я для пробы объехал квартал. — Знаете, чем отличается наша страна от всего остального мира?
— Конечно. — Я решил вновь блеснуть подготовкой. — Дураками и дорогами.
— Верно! — Моя помощница на секунду задумалась. — С чего намерены начать?
— Поеду в отель. Изучу полученные материалы. Составлю план поисков. Посоветуюсь со своим боссом. Если появятся вопросы, свяжусь с вами.
— А если не появятся?
— Тогда начну претворять в жизнь составленный план и полученные указания. Но ближе к вечеру все равно свяжусь с вами. Не согласитесь ли поужинать в компании частного детектива?
Инга улыбнулась:
— А вы уверены, что у вас будет время для ужина со мной?
Я горестно вздохнул:
— Не уверен, но хотелось бы.
— У вас есть мобильник?
— Да, конечно.
— Не пользуйтесь им. Сдайте в камеру хранения отеля. — Она вытащила из сумочки такую же, как у меня, «Моторолу». — На время розысков вашим будет этот. Зарегистрирован на имя Максима Метальникова.
За мобильником последовали несколько разноцветных ламинированных прямоугольников.
— Это липовые удостоверения, которыми вы можете пользоваться при работе, — пояснила Инга.
Я просмотрел документы. На всех присутствовала моя фотография, отмеченная солидной печатью. При надобности я мог оказаться представителем пожарной охраны, санитарным врачом, агентом страховой компании «Русь»и даже инспектором дорожной полиции, которая тут называется «Государственной инспекцией по безопасности дорожного движения».
Когда я ознакомился со своими многочисленными личинами, из сумочки появилась пачка червонцев, тут же перебравшаяся в мою сумку, а потом — блокнот и ручка.
Инга черкнула несколько строк, вырвала листок, протянула мне:
— Вот номера моих телефона и пейджера. Жду вашего звонка, конь в малине!
Было совершенно ясно — в первую очередь от меня требуется звонок с отчетом о проделанной работе. Но сказать, что после заключительной Ингиной фразы из моей спины потянулись зародыши крыльев, значило не сказать ничего.
Глава 4
Распрощавшись с окрылительницей, я отправился в отель. Поставил машину на стоянку, завернул к газетному киоску, купил путеводитель с достаточно подробным планом Петербурга и окрестностей, взял у портье ключи, сдал в камеру хранения собственную «Моторолу», поднялся в номер. И сел к гейтсу изучать содержимое полученной от Поливанова дискеты.
Материалы оказались не слишком богатыми. Биографические данные, адреса, несколько фотографий.
Лицо Виталия Марголина мне понравилось. Высокий с залысинами лоб, прямой нос, умный взгляд уверенного в себе человека. Симпатичный мужик!.. Впрочем, я никогда не считал теорию Ламброзо верной.
Мысли мои вернулись к нанимателю. Тоже симпатичный мужик, в своем роде. На нью-йоркских улицах вполне бы мог заменить Сола, стопроцентная филерская неприметность… Правда, в объяснения Пал Ваныча я не слишком поверил. Русские копы ничем не хуже наших. На наших сильным мира сего тоже порой изрядно приходится жать… Вот только сдается мне, что Пал Ванычу жать на местных копов не слишком-то и хочется; есть у него в этом деле интересы, с копами сугубо несовместимые. Так мне, по крайней мере, показалось, а я привык доверять подобным ощущениям. Нюх меня редко подводит… Впрочем, отношения Поливанова с властями мне безразличны, у меня другие заботы.
Я взялся за биографию Марголина.
Сорока двух лет, уроженец Петербурга, выпускник местного медицинского университета. Был женат, но развелся с женой через три года после свадьбы. Ага, не через год и не через десять, а именно через три, когда вроде бы уже притерлись друг к другу. Детей нет.
Так-так, возможно, по этой самой причине и развелись… После окончания университета занимался частной практикой. Судя по всему, успешно, коли пять лет назад стал владельцем и главврачом частной гинекологической клиники. В клинике имеется родильное отделение. А вот и адрес с телефоном регистратуры.
Я развернул план города.
Клиника Марголина находилась в Ольгине, одном из пригородов, расположенных по Приморскому шоссе. Видимо, сумел купить землю на берегу моря. Надо думать, недешево обошлось… Уж всяко подороже четырехкомнатной квартиры в самом Петербурге, приобретенной гинекологом двенадцать лет назад. Адрес, телефон…
Больше на дискете ничего не было.
Я достал из кармана полученную от Инги «Моторолу»и набрал номер.
Приятный мужской баритон, четко выговаривая слова, известил, что абонента сейчас рядом с телефоном нет, и попросил передать сообщение после сигнала.
Я дождался гудка и продиктовал:
— Господин Марголин! Вас беспокоит некто Максим Метальников. Моя жена хотела бы у вас проконсультироваться. Ваш телефон мне дал господин Поливанов. Не будете ли вы любезны перезвонить?
Я назвал номер своего нового мобильника и прервал связь. Потом вытащил дискету из дисковода, положил в ящик стола и задумался.
По всему выходило, что мне предстоит недальний путь в это самое Ольгино. Информации, которую можно передать боссу, пока нет, и если с чего-то начинать, так почему бы не начать с клиники.
Я защитил гейтс паролем. Потом запер номер и спустился вниз. Сдал ключ портье, глянул в поросячьи глазки, явно ожидавшие очередного целкового.
— Блажен, кто верует…
Ожидание сменилось разочарованием.
А я вышел на улицу.
Глава 5
До Ольгина оказалось всего двадцать пять километров. Но этот, и в самом деле недальний путь занял около часа. Что поделаешь, питерские мосты перекрестки мало приспособлены для плотного движения — пробки, пробки, пробки… Впрочем, пробки позволяли мне периодически заглядывать в путеводитель и проверять, туда ли я еду.
Потом городские кварталы справа сменились железнодорожными рельсами. Слева еще некоторое время тянулись многоэтажные дома, а затем открылась серая гладь Финского залива. Чуть поредевший поток машин притормозил и прополз мимо поста дорожной полиции. И наконец вокруг выросли загородные виллы тех, кого еще совсем недавно во всем мире называли «новыми русскими». В Штатах столь плотно расположенные дома принадлежали далеко не самым богатым гражданам, но здесь были не Штаты…
Я съехал на обочину и остановился. Открыл путеводитель на той странице, где был отпечатан план Ольгино.
Тут же выяснилось, что доктор Марголин купил землю отнюдь не на берегу моря — необходимая мне Юнтоловская улица находилась по другую сторону железнодорожного пути.
Я тронул машину, вновь влился в поток. И едва не проскочил переезд. К счастью, перед ним вытянулся небольшой хвост, в конец которого моя «Забава»и пристроилась.
Сколько времени уйдет на ожидание, было неизвестно; я закурил и включил приемник.
По радио передавали новости. Как ни странно, но сводка с партизанских фронтов очередной кавказской войны родила во мне странное беспокойство. Будто она какой-то стороной касалась меня… Будто в родном Нью-Йорке могут вдруг появиться бородатые брюнеты в защитной форме, с яростными глазами и «акаэмами» на груди… Честно говоря, в этой войне я целиком на стороне русских. Потому что религия, адепты которой объявляют священную войну всем, кто не согласен с ее постулатами, способна вызвать у меня лишь неприятие. Хотя, если вдуматься, ничего удивительного не происходит… Ведь когда учение Христа находилось в возрасте нынешнего ислама, Западная Европа не раз хаживала с мечом на другой конец Средиземного моря, воевать Гроб Господень!.. Против музы Клио не попрешь, и пройдет еще много времени, пока муслимы вырастут из детских штанишек.
Между тем мимо прополз поезд, составленный из темно-зеленых вагонов, и ожидающие автомобили один за другим начали трогаться.
Тронулся и я. Перевалил через рельсы — слева осталась древняя платформа железнодорожной станции — и сразу за переездом повернул направо.
Еще пара минут езды — дороги здесь оказались не чета городским, ровные и свободные, — и я проехал мимо кирпичного забора и припарковал машину возле открытых решетчатых металлических ворот, перегороженных опущенным шлагбаумом. Справа к воротам притулилась кирпичная хижина проходной с вывеской «Гинекологическая клиника Марголина».
Двухэтажное здание, находящееся метрах в тридцати от ворот, не произвело на меня особенного впечатления. Белый арлоновый кирпич, зеркальное стекло, металлическая крыша. Справа и слева от ведущей к зданию асфальтовой дорожки торчали из травы низкорослые зародыши будущего парка. Лет через тридцать пациентки смогут отдыхать в густой тени, но пока… Впрочем, пока они тоже могли отдыхать в густой тени: позади клиники деревья были высокие и густые — по-видимому, архитектор использовал уже имеющиеся посадки.
Я выбрался из машины и подошел к проходной. Из дверей тут же появился высоченный тип в защитного цвета брюках и рубашке. На поясе у него висела кобура от «стерлинга-мини». Пронести незаметно труп мимо такого амбала я бы не взялся…
— Добренький вам денечек! — Он ощупал меня хваткими глазами. — Чего желаете?
— Моя супруга намерена обследоваться по своим женским делам. Я слышал, у вас хорошее заведение…
— Очень хорошее, не сомневайтесь. Пациентки не жалуются. Так что ваша супруга будет довольна.
— Тем не менее хотелось бы поговорить с главврачом. Как его увидеть?
Охранник мотнул головой:
— К сожалению, шефа нет. Но вы можете встретиться с его заместителем.
— Тогда я заеду попозже… Когда главврач должен появиться?
— К сожалению, не могу вам сказать. — Амбал нацепил на физиономию улыбку провинившегося ребенка. — Попросту не знаю… Поговорите с заместителем.
— Где его найти?
— Ее!.. Заместитель главврача у нас — женщина. Первый этаж, направо, двенадцатый кабинет. — Он заученным жестом распахнул передо мной двери. — Проходите, пожалуйста!
Я благодарно кивнул и двинулся по асфальтовой дорожке. На ступеньках перед входом в здание появилась дама в белом свободном халате. Лет тридцати пяти — сорока. Рост — пять футов семь дюймов. Или около метра семидесяти в местных единицах. Шатенка, блестящие волосы убраны в аккуратную прическу. Но лицо блеклое, и макияж лишь подчеркивает его некрасивость. Даже свободный халат не способен скрыть, что у нее узкие бедра и плоская грудь.
«Экая швабра, — подумалось мне. — Видно, не имея возможности наполнить собственное лоно, находит утешение в том, что занимается утробами других…»
— Здравствуйте, сударь! Я — заместитель главного врача… Артамонова Наталья Петровна!
Видимо, охранник, пропустив меня, тут же предупредил начальство по телефону о потенциальном клиенте.
А клиентов здесь определенно любили. Наталья Петровна пригласила меня в свой кабинет и еще по дороге успела рассказать обо всех достоинствах родной клиники. Судя по доброжелательности швабры, с пациентками здесь носились как с писаной торбой. Будто я оказался в Штатах… Впрочем, царившие повсюду чистота и порядок были заметны и невооруженным глазом.
— Вы сегодня хотите привезти свою супругу? — спросила Наталья Петровна, когда за нами закрылась дверь кабинета. — Сейчас как раз освобождается палата. — Она виновато развела руками. — Сами понимаете, клиника у нас небольшая, а популярность огромная… Не желаете ли кофе?
Я мотнул головой:
— Нет, спасибо!..
Мы сели за стол.
— Я бы хотел поговорить с главврачом.
— Это невозможно. — Заместительница снова развела руками. — Его нет. Но принять вашу супругу могут и другие. Тут совсем не нужен Виталий Сергеевич.
— И все-таки хотелось бы сначала поговорить с ним. Где мне его найти?
Глаза Натальи Петровны сделались большими, круглыми и беспомощными. Словно у пойманной рыбы…
— Я не знаю. Виталий Сергеевич не оставил указаний.
Похоже было, что она не лжет.
— А у него есть загородный дом?
Беспомощность в ее глазах сменилась раздражением. Однако Артамонова все еще считала меня потенциальным клиентом, поэтому голос остался ровным.
— Я ничем не могу вам помочь, сударь, если вы непременно хотите встретиться с главным. Но, повторяю, это вовсе не обязательно.
Мне стало ясно, что, находясь в личине клиента, я ничего от швабры не добьюсь. Пришлось покопаться в сумке, явить на свет божий одну из ламинированных картонок и прилепить к физиономии соответствующую мину.
— Дело в том, Наталья Петровна, — произнес я внушительно, — что я ввел вас в заблуждение. Меня сюда послала страховая компания. Начальство получило иск от одной из ваших пациенток. Мне поручено провести расследование. — Я сунул удостоверение под курносый нос Артамоновой. — Теперь вы понимаете, что мне нужно переговорить именно с главным врачом.
Раздражение собеседницы тут же переплавилось в обеспокоенность за репутацию родной клиники, а потом обратилось стремлением всячески поспешествовать.
— Видите ли, — Артамонова вновь глянула в удостоверение, — Максим Алексеевич… К сожалению, я и в этом случае ничем не могу вам помочь. Виталия Сергеевича в последний раз я видела в четверг. С тех пор он на работе не появлялся. И не звонил. Мы все очень обеспокоены…
— Почему? — быстро спросил я. — Разве у доктора Марголина были враги?
— Нет-нет! — Она испуганно замотала головой. — Конечно, в нашей клинике тоже бывают летальные исходы с роженицами или новорожденными, но…
— Иными словами, доктору Марголину никто не угрожал.
Она кивнула, достала из стола пачку «Кэмел», щелкнула зажигалкой, прикурила.
— Мне нужно разыскать его! — Я засунул удостоверение в нагрудный карман рубашки. — Расскажите о вашей последней встрече с ним. — Я достал из сумки блокнот и ручку.
Артамонова возвела рыбьи глаза к потолку, выпустила туда же струю дыма.
— Я видела его в четверг утром, при ежедневном обходе рожениц и родильниц. Виталий Сергеевич выглядел как всегда. Был приветлив и внимателен. После двух у него начался прием. Около трех ко мне пришла работающая с доктором сестра, сказала, что он уехал на срочный вызов и попросил меня принять оставшихся пациенток. Его просьба — для всех нас закон. Я приняла двух пациенток. И больше Виталия Сергеевича не видела. В субботу мы сообщили о его исчезновении в милицию.
Я сделал в блокноте несколько пометок и спросил:
— Как зовут медсестру Марголина? Можно с нею поговорить?
— Зовут ее Альбина Паутова. Я дам вам домашний адрес.
— А что, разве она не на работе? Болеет?
Артамонова осторожно пожала тощими плечами:
— Она здорова, просто написала в четверг заявление на отпуск. Заболела ее мать.
— В самом деле?
— Не знаю. — Швабра вновь пожала плечами и сморщила курносый носик. — Мы верим своему персоналу. Тем более… — Она раздавила в пепельнице недокуренную сигарету, пробежала пальцами по клавиатуре гейтса и продиктовала мне адрес и номер телефона.
Записав, я спросил:
— А где живут пациентки, так и не попавшие на прием к самому Марголину?
Артамонова вскинула на меня потрясенные глаза:
— Вы решили с ними встретиться? Мне бы не хотелось, чтобы наших постоянных клиенток беспокоили… — Она сделала правой рукой неопределенный жест. — Сами понимаете!
— Понимаю, — сказал я. — Но ведь скандал со страховой компанией нанесет репутации вашего заведения еще больший вред.
Швабра задумалась. Я спокойно ждал, зная, что никуда ей не деться, — из двух зол выбирают меньшее.
— Ну хорошо, — сказала наконец Артамонова и вновь опустила пальцы на клавиатуру. — Записывайте.
Через минуту нужные адреса оказались в моем блокноте.
— Спасибо большое! — Я встал. — Было очень приятно с вами познакомиться.
— Вы дадите знать, когда отыщете Виталия Сергеевича? — Артамонова пощипала свой носик большим и указательным пальцами левой руки, поднялась из-за стола и одернула белый халат.
Грудь ее от этого в главную женскую прелесть (на мой, конечно, вкус) не превратилась.
— Разумеется, дадим, — соврал я. — Сразу же позвоню.
Мы распрощались — она с немалым облегчением, а я с предчувствием, что нам еще не раз придется встретиться.
Когда я покидал территорию клиники, амбал-охранник помахал мне пятерней. Будто напутствовал во имя и во славу…
Глава 6
Свидетельницы жили неподалеку от клиники. Любовь Кочеткова, сорока лет, — тут же, в Ольгине, а Лариса Ерошевич, сорока двух, — в Лахте. Я решил начать с ближайшей.
Любовь Кочеткова оказалась худощавой женщиной, отдаленно напоминавшей бы швабру-заместительницу, если бы не изящный греческий носик и лукавые зеленоватые глазки. Будь я в Нью-Йорке, я бы за такими глазками бегал весь вечер. А может, и два вечера… Впрочем, нет, не стал бы — доску и глазки не украсят, не люблю плоских, хоть убей!
Жила Кочеткова в небольшом коттедже, который в другом районе показался бы даже симпатичным. Но тут его со всех сторон окружали монументальные особняки о трех этажах, четырех башнях и десяти колоннах. И поневоле рождалась мысль о хижине дяди Тома.
Я представился хозяйке этой хижины, объяснил, чего хочу.
Кочеткова нахмурилась, возвела лукавые глазки к небу и тут же стрельнула ими в меня. Получилось очень кокетливо.
— Вы узнали мой адрес в клинике?
— Конечно. От Натальи Петровны, заместительницы Марголина.
— А меня как свидетельницу не потащат? — Глазки потеряли лукавость и обрели немалую трезвость. — Мне бы очень не хотелось…
— Я не мент, госпожа Кочеткова. Я всего-навсего агент страховой компании. Нам не нужны ваши официальные показания. Просто расскажите, что происходило в прошлый четверг у доктора Марголина, и я тут же оставлю вас в покое.
— Ах, язык мой — мне всю жизнь враг, но, так и быть, расскажу… — И она рассказала.
В приемной их находилось двое — она и еще одна женщина по имени Лариса. Фамилия ее Кочетковой не известна, Лариса и Лариса. Та как раз ждала вызова, когда ввалилась в приемную этакая фифочка, вся из себя выпендренистая и на взводе — это было видно по всем ее жестам и словам… Нет, не пьяная, а на взводе… На взводе и значит — под мухой? Возможно. Она-то, Кочеткова, вообще не пьет, ну там бокал-другой сухого вина, лучше всего молдавского из «Коллекции Гарлинг», есть такой набор, она берет обычно на Марата, возле метро «Маяковская», имеется там неплохой такой магазинчик, сразу за банями… Как фифочка выглядела?.. Пшеничная блондинка, но я голову дам на отсечение, что это был парик, нас, женщин, не проведешь, не то что вас, голубков… Ну да, все у нее при всем, есть такие… Ну и вот, вплыла фифочка в приемную и, ни слова не говоря, сразу к Виталику за дверь… Мы его промеж собой Виталиком называем, сами понимаете, врач-гинеколог сродни любовнику, в одно и то же место заглядывают, да иной раз любовнику того и не скажешь, что Виталику! Хороший доктор, я у него уже лет пять наблюдаюсь, почти с тех пор, как он клинику построил… Кстати, знаете, чем отличается гинеколог от любовника? Любовник посмотрит, полезет и возьмет, а гинеколог возьмет полезет и посмотрит, хи-хи-хи… Да, между словами «возьмет»и «полезет» запятой нет, хи-хи-хи… Ну вот, вперлась эта блондинка к Виталику в кабинет, а через секунду сестричка оттуда вылетает, Альбиночка, вся красная как рак, не знаю уж, чем ее эта фифочка так раскрасила… Вылетела, села за стол, в нашу сторону и не смотрит. Мы к ней: «Альбиночка, кто это там у Витсергеича?»— «Никто, — говорит. — Сучка жопастая! Подстилка!»И словно в рот воды набрала. А между тем у Виталика в кабинете объяснение разворачивается, да все на повышенных тонах. Слов, правда, не разобрать, но похоже, фифочка на доктора накатывает… Нет, не беременная она, разве лишь на первых неделях, у гинеколога не только беременные бывают. Но рожала уже точно, бедра у нее не девичьи, это уж вы поверьте… Потом разговор стал тоном ниже, а потом они и вовсе затихли, там двери хорошие, если не орать, то вообще ничего не услышишь… Так прошло минут пять. Потом Альбиночка кликнула Виталика по интеркому и вошла в кабинет. Пропадала она там минуты две-три, а когда вышла, заявила, что Виталик нас принять не сможет, а примет его заместительница… Нет, Виталик из кабинета не выходил, и фифочка в парике — тоже. Кто их знает, может, он ее чистить взялся… Нет, нам это странным не показалось, и мы пошли к Натке Артамонихе…
Когда Кочеткова закончила свой рассказ, я спросил:
— Скажите, а эту женщину… эту фифочку… вы раньше не встречали?
Лукавые глазки вновь полезли к потолку.
— Нет, не встречала.
Больше мне у Любови Кочетковой делать было нечего, и я отчалил к Ларисе Ерошевич. А то бы, наверное, еще многое пришлось узнать о том, чем гинеколог отличается от любовника. Спору нет, такая информация иногда бывает нелишней — к примеру, в теплой мужской компании за хорошим столом после второго бокала, но в этом деле я обойдусь и без нее.
Глава 7
Лариса Ерошевич оказалась полной противоположностью Любови Кочетковой. Дебелая дама, у которой отвисало и колыхалось все, что способно отвисать и колыхаться. Лупоглазенькая, нос картошкой, вокруг носа веснушки натыканы. Встретив подобную на улице, если и обернешься, то отнюдь не от восхищения. На уродов тоже оборачиваются… Впрочем, таким уж полным уродом она не была, просто во мне еще жила память о зеленоватых лукавых глазках, не успел я от них отойти — слишком коротка оказалась дорога от Ольгина до Лахты.
Поначалу рассказ второй свидетельницы мало чем отличался от уже услышанного. Разве лишь вместо фифочки в прихожую вошла женщина лет тридцати, расстроенная, если не сказать — опечаленная. Но парик был, и сестра Альбина из докторова кабинета выбегала, ненормальная, обзывала незнакомку, а у той же явно горе какое-то приключилось…
— Стоп! — сказал я. Мне показалось, что слово «ненормальная» прозвучало вовсе не ругательством. — Почему вы назвали медсестру ненормальной?
Лариса захлопала белесыми ресницами:
— А она ненормальная и есть. Я уверена. Нимфоманка она. Суперозабоченная… У меня мама-покойница в этих делах разбиралась, научила, как отличать такую от обычной женщины, давно не встречавшейся с мужчиной.
— И в чем же отличие? — Я сделал все, чтобы в моем голосе прозвучал неподдельный интерес.
Ответ был краток:
— Вы, извините, не поймете.
— Почему?
— Для этого надо уродиться женщиной.
Поскольку женщиной я и в самом деле не уродился, пришлось удовлетвориться таким ответом. Правда, после подобных речей, с моей точки зрения, Ларису саму следовало считать не вполне нормальной, но разве вправе мы говорить что-либо конкретное о психическом состоянии сорокадвухлетней дамы, весящей около ста двадцати килограммов?..
Я посчитал себя не вправе. Поэтому не стал переспрашивать, а применил несколько скрытых провокационных приемов, разработанных мною несколько лет назад, чтобы выявлять, не сговорились ли между собой свидетели.
Эти две свидетельницы — не сговорились. Но ничего нового я не узнал. Кроме того, что подобные мне мужчины созданы на погибель женщинам. Я был не согласен с дебелой дамой. И быстро с нею распрощался. Сев в машину, закурил. Требовалось поразмыслить.
Итак, на горизонте у нас появилась некая пшеничная блондинка (не забыть про парик!), которая явилась к доктору весьма и весьма опечаленной. Конечно, причина печали могла быть любой. Долгое отсутствие беременности, к примеру. Или наоборот, элементарный залет. Хотя в тридцать залет совсем не так печалит, как в пятнадцать, тем более если женщина уже рожала… Впрочем, при нынешнем качестве противозачаточных пилюль в тридцать лет случайно не залетают. Уж вы мне поверьте!..
С другой стороны, «фифочка»в парике могла быть любовницей Марголина, и у нее могли оказаться более веские причины для печали. Разрыв отношений, к примеру. Или доказанная неверность возлюбленного. Застукала она его, понимаешь, — как он крутит шашни с другой. С той же Альбиночкой, допустим… Классический мотив для убийства!.. Доктор, оставив пациенток на швабру Наташу, едет объясняться с обманутой. Разумеется, в процессе объяснения дело доходит до постели, и там, на белых простынях, она его кэ-э-эк!.. Как Шерон Стоун в «Основном инстинкте»… Нет, парни, эту «фифочку» надо отыскать. А для этого надо отыскать медсестренку Альбину. У нее-то ведь рыльце точно в пушку, коли она в тот же день на крейсерской скорости умчалась в отпуск…
Я усмехнулся мрачности возникшей версии, раздавил окурок в пепельнице и закурил новую сигарету.
Все могло происходить совсем другим путем. К доктору явились за деньгами, которые он задолжал, ну, скажем, Пал Ванычу. К примеру, та же Инга и притопала. Для Кочетковой она вполне могла быть «фифочкой»… И состоялся деловой разговор на повышенных тонах, после которого давший последнее генеральное обещание Марголин кинулся в бега, пока за него не взялись по-серьезному. А Пал Ваныч нанял нас с боссом, чтобы мы разыскали беглеца. Но тогда Марголин должен Пал Ванычу оч-чень большие деньги, если последний пошел на подобные расходы… А заявиться к Марголину Инга вполне могла: похоже, у Пал Ваныча она — агент по особым поручениям… Да, тоже версия, и ничем не хуже первой. Только без злодейских смертоубийств, а значит, гораздо более вероятная…
Стоп, бестолочь!!! А ведь эту «фифочку» должен был видеть охранник клиники! Если он в тот день дежурил, конечно…
Я раздавил в пепельнице недокуренную сигарету, включил зажигание и отправился по уже знакомому маршруту.
Перед железнодорожным переездом мне вдруг показалось, что следующую за мной машину — серый «Опель»— я вижу уже не в первый раз, но, когда я перевалил через рельсы, «Опель» за мной не увязался, помчал по шоссе в сторону Сестрорецка.
Глава 8
— Привезли супружницу? — спросил амбал, едва я выбрался из кабины.
— Мои супружницы рожают без моего участия, — подмигнул я ему, показывая удостоверение агента страховой компании.
Серые глаза охранника зажглись огоньками — он учуял возможность слегка поживиться.
— Меня зовут Максим. — Я шаркнул ножкой, и в кармане явственно звякнули монеты.
— А меня Игорь… Для хороших знакомых — просто Игоряша.
По-видимому, звон монет сразу возвел меня в статус хороших знакомых.
— Если вы Игоряша, то я — просто Макс.
От предвкушения у него даже спина распрямилась.
— В прошлый четверг не вы дежурили?
— Стоял тут, как штык!