Андрей Легостаев

Канун Армагеддона

Сергею Викторовичу Боброву с благодарностью посвящаю. Автор
От автора

Я не удивился бы, случись подобное ночью, — устал и не понимаешь, где сон, где явь. Но это произошло жарким солнечным днем. Я был дома один, и распахнулась дверь. Вошел мужчина — он был младше меня, но по внешнему его виду я бы этого не сказал. Соломенные волосы, выбеленные ветрами и солнцем, которое светит всем, схвачены кожаным ремешком, загорелое лицо. Он выглядел усталым во всем. Только глаза блеснули гневным взглядом… На нем не было блестящих доспехов и шлема с опущенным забралом и цветастым плюмажем. Задрипанные штаны, протертые между ног, — от седла, наверное. Когда-то белая рубаха и кожаная куртка с короткими рукавами — чтобы не сковывала движений. Эта куртка вполне заменяла доспехи — кому как не мне знать, что она двухслойная, а между слоями вшиты стальные кольца…

Я оторвался от клавиатуры и посмотрел на него. Пива незваный гость мне точно не принес.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он.

— Знаю, — ответил я.

— Тебе нравится, что я страдаю? — спросил он.

— Нет, — ответил я.

— Тогда зачем ты заставляешь меня страдать снова? — спросил он. И многозначительно положил мускулистую руку (в арм-реслинг я бы с ним состязаться не стал даже в лучшие годы, хотя десяток лет отработал кузнецом) на рукоять меча, висевшего на потертой перевязи.

Мне прекрасно было известно имя этого меча, хотя мне его никто не говорил. Имя мечу — Гурондоль.

— Так зачем? — переспросил незваный (или все же званый?) гость.

— Не знаю, — ответил я.

И это была чистая правда.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРОБУЖДЕНИЕ

Видел этих я героев, Видел я сраженье это. Семь планет их покрывали В эту ночь столпами света. Шота Руставели. «Витязь в тигровой шкуре»
Глава первая

Итак, веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! Потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени. Откровение Иоанна Богослова 12, 12.
Все Герцоги, Принцы и Князья Тьмы собрались на ужин к Луциферу. Без слуг и свиты. Но повелитель запаздывал. Очень скоро выяснилось, что с утра Луцифер, по случаю знаменательного события — Большого Парада Планет, отправился на Юпитер, в райские кущи. Его все не было и не было.

Кое-кто из Князей Тьмы заметно нервничал — все знали, в каком настроении возвращается с Юпитера повелитель, но у большинства собравшихся надменные лица были непроницаемы. Огромный слоноподобный Князь Бегемот, главный обжора и сплетник, горестно разводил руки и втягивал невероятных размеров живот почти к самому позвоночнику, показывая беспримерный голод; Асмодей от скуки бросал кости в стену, предлагая всем сыграть на несколько задурманенных душ, но желающих испытать судьбу с самим демоном азарта среди высокопоставленных гостей не находилось.

Отнюдь не для чревоугодия собрались здесь Владыки Зла. Они вообще могли обходиться без такого пустяка, как трапеза. Задолго до Большого Парада Планет ходили слухи о каких-то невероятных торжествах, о повышении в титулах и должностях (хотя собравшимся здесь повышаться было некуда — выше них только сам Луцифер), о большой амнистии то ли грешников, то ли провинившихся подданных царства зла. Этот вопрос живо занимал многих — у каждого был какой-нибудь любимец, проштрафившийся перед строгим владыкой, то есть понесший наказание за господина. Да и если вдруг (ходили и такие слухи) по случаю столь необыкновенного события (которое, если честно, никто в царстве зла не знал как отмечать или как извлечь из него маломальскую выгоду) расширят штат и владыка решит назначить новых князей, графов, маркизов и баронов, надо постараться, чтобы титулы и должности получили свои ставленники. Слухов ходило множество, планы составлялись самые хитроумные, создавались временные тайные союзы — зачастую крайне неожиданные. Но все зависело от Луцифера, все должно решиться на предстоящем ужине.

А Владыка Зла запаздывал.

Наконец двери распахнулись и один из личных слуг повелителя пригласил высоких гостей в покои Луцифера.

Повелитель Зла сидел во главе огромного дубового стола, на котором почти ничего не было, кроме графинов и высоких узких бокалов. Выражение лица Луцифера было таким, что почти всем гостям захотелось перенестись куда-нибудь подальше от царского дворца.

Но даже видя отвратительное настроение повелителя, Вельзевул, глава армии темных сил, и Агварес, великий Герцог, ведающий всеми делами на Меркурии, уселись одесную и ошуюю рядом с ним — единожды уступишь свое место, и в следующий раз будешь выгрызать его зубами. Все уже догадались, что раздачи слонов сегодня не предвидится, и мечтали лишь о том, чтобы не попасть под горячую руку. Но что такого мог сказать Демиург Луциферу?!!

Повелитель Зла вдруг словно очнулся от задумчивости, обвел всех собравшихся налитыми кровью глазами и взял стоящий перед ним кубок. Все поспешили последовать его примеру. Он молча выплеснул в себя содержимое кубка. Гости выпили, не чувствуя вкуса, без тостов, словно присутствовали на поминках.

Князья и Герцоги Тьмы собрались здесь в своем истинном обличье, без привычных масок, и со стороны зрелище представлялось бы смешным и жутким одновременно, но сторонних наблюдателей в личных покоях Луцифера не было и быть не могло.

— Мне сегодня заявили, — наконец соизволил прервать зловещее молчание Луцифер, — что мы бессильны и ленивы. Что лишь празднества и игры у нас на уме. Что ж, — он обвел взглядом своих самых приближенных подданных, и только двое смогли выдержать его взгляд, — это поистине так.

— Но, Повелитель, — набрался духу возразить Вельзевул.

— Молчать!!! — рявкнул Луцифер. — Демиург прав!!! Он приказал мне — так и сказал «приказываю», — Повелитель Зла задыхался от гнева, — обеспечить все для того, чтобы Алвисид не был возрожден. Иначе пригрозил Армагеддоном.

— Армагеддон!!! Наконец-то! — не сдержался Вельзевул. И добавил с сожалением:

— Только обманет, как всегда… Испугается…

— Ну, конечно, Повелитель, — заметил герцог Агварес, который, выяснив причину гнева, едва заметно вздохнул с облегчением. — Демиургу выгодно сложившееся за два последних столетия равновесие. Он не хочет перемен. А если Алвисид получит былую силу, он вновь начнет перекраивать мир по-своему. Все помнят Алвисида и его братьев.

Луцифер молча слушал, и это придало Агваресу уверенности.

— Владыка, не стоит омрачать праздник такими пустяками. Нам не страшен Армагеддон и мы к нему готовы. Но вот насчет Алвисида…

— Праздник?! Вам бы только праздновать!! Бездельники!!! — еще более страшным голосом заорал Луцифер и ударил ладонью по столу. — Вот уж поистине! Наследник Алвисида уже пятнадцать лет бродит по земле в поисках его частей, а мы сидим сложа руки, не пытаясь ему помочь! Почему Алвисид еще не возрожден?!

Агварес решил смолчать, как и прочие Князья Тьмы, бросившие молниеносные, некоторые даже с искоркой сожаления, взгляды на холеного Белиала, который красотой своего бледного ухоженного лица, обрамленного прекрасными черными волосами, резко выделялся из числа собравшихся.

— Повелитель, Наследник Алвисида собирает его, — стараясь быть спокойным, но понимая, что если удастся избежать участи козла отпущения, то это будет чудом, ответил Белиал. — Я вам докладывал…

— Докладывал? — взревел Луцифер. — А ты сам разговаривал с Алвисидом? Сегодня я узнал, что, оказывается, он ходит, пьет и ест, наслаждается жизнью и вполне может вести светские беседы!!!

— Повелитель, Рэдвэлл после появления там сына Божия — святое место и для нас не доступен. К тому же алголиане…

— Для всех доступен, кроме тебя!!! Рога не пускают? Так мы их быстро укоротим!!!

Для любого подданного Царства Зла рога — символ могущества. Лишение рогов — лишение всего, в первую очередь магической силы, бессмертия. То есть разжалование в простого смертного… Об этом даже думать не хочется.

— Но, Повелитель… — пытался еще как-то оправдаться Белиал.

— Что ты знаешь о новом Наследнике Алвисида? — почему-то неожиданно спокойным тоном спросил Луцифер.

— О новом Наследнике Алвисида? — ошеломленно переспросил Белиал, и все присутствующие поняли, что тем самым он подписал себе приговор. Окончательный и обжалованию не подлежащий.

— Да, о новом Наследнике Алвисида. О том, который сейчас служит оруженосцем у друга Радхаура Хамрая!!!

— У какого Хамрая… Он при шахе Балсаре, и это регион…

— Хамрай безвылазно сидит во дворце шаха Балсара и, хотя очень хочет собрать Алвисида, ни о каком новом Наследнике понятия не имеет, я бы знал, — спокойно парировал попытку перевалить гнев Луцифера с больной головы на здоровую отвечающий за Азию Князь Тьмы Агалиарепт.

— Вы говорите о… — начал было Белиал.

— О бароне Ансеисе! — рявкнул Луцифер.

— Но он отдал свою магическую сущность двойнику, завел семью и ведет рыцарский образ жизни, он… — Белиал замолчал под презрительным взглядом Луцифера.

— Сколько шпионов у тебя в Рэдвэлле? — поинтересовался Повелитель Тьмы.

— Мне так и не удалось найди людей, которые согласились работать и смогли бы прижиться в Рэдвэлле — либо их изгоняли, разоблачив, либо они сбегали сами…

Толстый Князь Тьмы Бегемот не смог сдержать неприличную отрыжку, присутствующие громко захохотали над ним.

Луцифер очень выразительно постучал пальцами по столу, и все смолкли.

В зале повисло зловещее молчание. Князья Тьмы, которые поняли, что грозовые тучи сгустились не над их головами, гадали, во что выльется гнев Повелителя. Но даже они не смогли предвидеть решения господина, которого изучали многие сотни лет.

— Агварес, — сказал Луцифер.

— Слушаю, Повелитель.

— Вызови к себе Астарота и Мефиста, выспроси их обо всем, что знают. Отныне отвечать за возрождение Алвисида будешь ты. Завтра жду с докладом. И если Алвисид в ближайшие три года… нет, год… не будет возрожден, с тобой будет то же, что и с этим… — он кивнул на Белиала.

На устах всех Князей Тьмы замер вопрос — а что с ним будет?

Внешне все произошло без видимых эффектов — не было серных черных облаков, в провинившегося не полетели испепеляющие молнии. Два точеных изящных рога вдруг отвалились с красивой головы Белиала, Луцифер хлопнул в ладоши и крикнул:

— Коня сэру Белиалу!

Конечно, Повелитель мог сбросить Белиала на землю в облике нищего, с ног до головы покрытого язвами, и то, что он оставляет ему внешние атрибуты власти, лишь еще больше унижало, показывало всю тяжесть наказания. Разжалование и изгнание Князя Тьмы после Великой Потери Памяти происходило впервые. Тем более всех ужасало то, что это произошло с Белиалом, который был изгнан с Юпитера на Меркурий раньше самого Луцифера, еще тогда, когда Повелитель Зла был первым ангелом и любимцем Демиурга. Правда, за столетия после Великой Потери Памяти Белиал отчасти утратил завоеванные позиции, но по праву считался одним из самых великих и могущественных представителей царства Зла. Происшедшее просто не укладывалось у присутствующих в мозгах: если так владыка поступил с самим Белиалом, что же говорить о прочих?!.

Приказание Луцифера было исполнено почти мгновенно, два бесенка ввели в пиршественный зал прекрасного коня вороной масти. К седлу были приторочены великолепной работы доспехи и копье.

Белиал что-то хотел сказать на прощанье, но лишь кивком поблагодарил Луцифера за последнюю оказанную милость — уже изгнанный однажды с небес, он изгонялся и из преисподней. Он с достоинством поправил на себе перевязь с мечом и одним движением взлетел в седло. И конь, и всадник окутались едким облаком, которое, впрочем, скоро рассеялось.

Все молча смотрели на опустевшее кресло и размышляли — появится здесь новый Князь Тьмы, с которым придется считаться, или место останется вакантным до скончания веков. Впрочем, голос Луцифера тут же вернул их к реальности.

— Вельзевул, мы готовы к Армагеддону?

— Да, Повелитель, хоть завтра, — довольно улыбнулся тот.

Луцифер поморщился и обратился с тем же вопросом к Агваресу:

— Мне не нужна героическая битва, мне нужна победа. Она реальна?

— Повелитель, — осторожно ответил Агварес, — все будет зависеть от заключенных на момент битвы союзов…

— Хорошо, мы обсудим все подробно завтра. Все свободны.

Князья Тьмы поспешно поставили кубки на стол и, с заметной поспешностью, стали подниматься из-за стола.

— Агварес, — о чем-то вспомнил Луцифер.

— Да, Повелитель.

— Помнится, у Наследника Алвисида была возлюбленная из наших. Не помню, как звать, Мефист подскажет. Тот… — Луцифер не пожелал назвать нерадивого подданного даже по имени, — наказал ее за предательство. Разыщи ее и приведи ко мне. Завтра, когда придешь с соображениями о быстрейшем возрождении Алвисида.

— Слушаюсь, Повелитель, — согнулся в поклоне Агварес, который еще не понял, как воспринимать новое поручение — считать ли его знаком высшего доверия, или дополнительными проблемами.

Если б обо всем происшедшем поведали бывшему многослойному системному программисту Алану Сидморту (позже — богу Алвисиду), он бы усмехнулся и, отстранясь от собственных проблем, заметил, что тот, кого Луцифер называет Демиургом, опять добился прямо противоположных результатов тем целям, что преследовал…

Глава вторая

Но все чаще били стрелы, Звери падали во мгле, Дикий рев стоял на поле, Кровь струилась по земле. Шота Руставели. «Витязь в тигровой шкуре»
Когда до заветного часа еще годы и месяцы, спокойно ждешь, продумывая мелочи, смакуя надежды, лелея сладкие предчувствия. Но когда остаются считанные часы, когда все обдумано даже не десятки, а сотни раз и, казалось бы, все предусмотрено, когда все приготовления сделаны, ждать становится совсем невмоготу, и не знаешь, чем себя занять.

Совершенно неожиданный звонок магического колокольчика, возвещающий, что его в столь ранний дневной час желает видеть владыка полумира шах Балсар, прозвучал для Хамрая чуть ли не как символ избавления от томительного ожидания.

Повинуясь многолетней привычке, старый чародей наложил запорное заклятье на вход в свою башню, хотя никакой необходимости в этом не было — слуги стороной обходили жилище нелюдимого мага, а после смерти старого Гудэрза, который прибирал в башне и ухаживал за зверинцем, Хамрай все делал (а вернее, ничего не делал) сам. Заботу о зверинце, в который шах Балсар время от времени приводил для устрашения послов и строптивых сатрапов, а потому периодически пополнял коллекцию, переложили на дворцовую стражу, и бесстрашные, великолепно обученные бою воины с опаской бросали дивным тварям куски мяса и, как могли, сквозь прутья чистили клети.

Хамрай давно, проходя подземным коридором, ведущим из его башни во дворец, перестал обращать внимание на злобно рыкающих и жалобно блеющих тварей, но на людей, попадающих сюда впервые, зверинец производил неизгладимое впечатление.

И сейчас старый маг был полностью поглощен думами о предстоящем сегодня великом магическом событии. По большому счету, несмотря на весь его колоссальный опыт и могущество тайлорса, у Хамрая было две неразрешимых проблемы. Во-первых, заклятье Алвисида, лежащее на нем и на шахе Балсаре и не позволяющее вступать в близость с женщинами. Честно говоря, в отношении самого себя мага это почти уже не волновало, стар стал, чтобы за юбками гоняться. Ансеис нашел себе в далеких северных краях любовь, ради которой не побоялся пойти на лютую смерть, но заклятье Алвисида оказалось бессильным перед настоящим чувством. Когда Хамрай узнал об этом, ему вдруг показалось, что он готов влюбиться в первую же попавшуюся на пути красотку. Но понял, что это все самообман, сработает заклятье, никуда не денется. А жить хотелось, привык за столько лет, да и до возрождения Алвисида, который обещал снять заклятье, едва обретет былое могущество, совсем недолго уже оставалось.

Зато владыку полумира очень сильно бесило заклятье и отнюдь не из-за невозможности получать чувственные удовольствия: в конце концов, он изредка забавляется с красивыми юношами. Нет, Балсару не давала покоя мысль, что у него нет наследника и огромная, за полтора столетья созданная им империя может оказаться в чужих руках. Вот эту-то проблему сегодня, в вихре совершенно не представимой доселе магической энергии, Хамрай и попытается решить, он даже примерно представлял себе, как именно.

Со второй же задачей — снять собственное заклятие на встречу с двойником — тоже можно будет попробовать справиться в сегодняшнюю волшебную ночь. Старый маг прекрасно понимал, что именно он двойник, а не тот, что сейчас зовет себя бароном Ансеисом. И несмотря на то, что Ансеис отдал по одному ему ведомым причинам магическую сущность, он не погиб, как поначалу подумал Хамрай, а ведет образ жизни знатного рыцаря, знать не знающего о всевозможной магии и заклятье Алвисида. Впрочем, за Наследником Алвисида, почти собравшего поверженного бога, Ансеис присматривает на совесть, тут его шаху упрекнуть не в чем.

Невзирая на всю свою мощь, Хамрай понимал, что его собственное заклятие действует, отменить его невозможно и при встрече с Ансеисом один из них неизбежно погибнет. Хамрай предполагал, что он сам, поскольку был вторым, но возможно, что погибнет и барон, лишенный магической силы. В любом случае, проверять действие заклинания ни у того, ни у другого никакого желания не было. Потому Хамрай ни разу не вошел в Коридор Алвисида, хотя перстень (такой же, как у Ансеиса и шаха Балсара) красуется на безымянном пальце. В принципе, Хамраю и незачем встречаться с Ансеисом, но вдруг…

В тысячный раз обдумывая проклятые вопросы, Хамрай вдруг почувствовал, что что-то не так, вернее, сперва услышал странный звук, потом почувствовал. Натужно скрипнуло железо, и вдали, в конце коридора, послышались чьи-то быстро удаляющиеся шаги.

Хамрай мгновенно сообразил, что это означает. Впереди голодно прорычал шинийский лев, обожающий человечье мяса. Хамрай старался не заводить себе врагов во дворце шаха, мало с кем общаясь. В дворцовые интриги он не лез — коварные сановники и всемогущие фавориты приходят и уходят, политики Хамрай чурался как огня, на то у шаха существуют визири и советники. Вряд ли он перешел кому дорогу во дворце, скорее всего затевается очередная попытка переворота — слишком многие полагают, что зажился шах Балсар на этом свете. Посему надо первым делом уничтожить его друга и соратника, могущественного колдуна, чтобы не мешался под ногами. А как его возьмешь, если не врасплох…

Продумано заговорщиками все было весьма тщательно — повинуясь магическому усилию дверцы клеток послушно пошли обратно, но все как одна застряли, значит, были приготовлены заранее стопорящие немудреные устройства. Времени на размышления не было ни мгновения — если Хамрай не хотел быть сожранным тварями из собственного зверинца, надо было защищаться. Тварей было очень много, и большинство из них были крайне опасны. Но он знал сильные и слабые стороны своих подопечных.

Погнаться за убегающим злоумышленником означало самому сунуть голову в петлю — в начале коридора находились клетки с самыми устрашающими и опасными зверями, ближе к входу в башню были красивые и почти безопасные особи. Поэтому Хамрай бросился назад, к башне, на бегу входя в магическое подпространство и подавляя волю тех животных, которые могли использовать инстинктивную звериную магию.

В самой последней клетке содержалось наиболее опасное существо — магический скелет, погруженный в чародейский сон Хамраем много десятилетий назад.

Чувствуя, что за ним несется полуразумная шестилапая пантера из индийских джунглей, маг мог рассчитывать лишь на скорость ног — если тварь его догонит, то ни мгновения не будет цацкаться со своим мучителем (хоть и редко Хамрай производил над ней эксперименты и очень давно, она своим умишком запомнила его).

Дикий рев почувствовавших свободу тварей наполнил зверинец, и Хамрай даже успел подумать, что если хоть кто-то из животных удерет, то придется его отлавливать по всему дворцу, и даже представить страшно, сколько стражников на этой охоте будет насмерть загрызено или покалечено.

Шестиногая пантера в отчаянном броске, прорычав почти членораздельное ругательство на своем родном языке, бросилась на беглеца — но подобные саблям когти лишь пробороздили кровавые полосы на спине чародея, разорвав халат и рубашку.

Хамрай метнулся в клеть с прикованным к стене скелетом и вырвал клинок из неподвижных костяшек. Меч, хоть и покрылся слоем ржавчины, был непростым — еще до Великой Потери Памяти какой-то забытый ныне колдун произнес над ним несложные заклинания.

Поудобнее схватив древнее оружие, Хамрай выскочил из клетки и встретил новый прыжок разъяренной твари острым клинком. Издав дикий визг, пантера рухнула к его ногам, вырвав из ладони волшебный меч.

В правую ногу острыми зубками вцепился детеныш болотной сибры, за ним ползли остальные его собратья. Сибра была гермафродитом и раз в пять лет приносила потомство, старый Гудэрз топил приплод за ненадобностью, а Хамрай поленился. Из распахнутых клеток спешили к мучителю другие твари, не менее злобные, чем шестиногая пантера. Судя по всему, большинство из них уже оправилось от магической оплеухи, отвешенной Хамраем, но чтобы разобраться с таким количеством хищником на магическом уровне, надо, чтобы физическое его тело находилось в относительной безопасности!

Из последних сил, не пытаясь стряхнуть впившегося в ногу детеныша сибры, Хамрай рванулся к башне. Он накануне не забыл произнести запорное заклинание, что едва не стоило магу жизни, — на то, чтобы снять собственное колдовство, требуется время. Его спасло поистине чудо: жадный шинийский двухголовый лев, почувствовав другую добычу, бросился в последнее мгновение на двухметрового сиамского лешака, сплошь покрытого густой шерстью.

Хамрай захлопнул за собой дверь, задвинул тяжелый засов и перевел дух. Маленький детеныш сибры, похрюкивая от удовольствия, все больше впивался в мясо. Хамрай наклонился, с трудом оторвал его и со всей силы шмякнул о стену.

Тяжело ступая, тайлорс поднялся к себе на третий этаж. Магический колокольчик, оповещающий о желании пресветлого шаха видеть своего чародея, как ни странно, молчал. То ли Балсар просто соскучился по Хамраю и звал его без дела, то ли его что-то отвлекло, но больше он не звонил.

Хамрай разделся до пояса, стараясь привести мысли в порядок, и прошел в умывальню, чтобы обработать свежие раны. Надо было успокоиться и как следует все обдумать, но первым делом он вошел в магическое пространство и убедился, что злоумышленники не забыли накрепко запереть за собой двери и разъяренные твари не могут выбраться из коридора — двери надежные и крепкие.

Вот и есть теперь чем заняться до Большого Парада Планет, успеть бы. И сколько магической энергии, которая ох как необходима сегодня, придется потратить… Кому выгодно, чтобы Хамрай не использовал уникальную возможность во всей полноте? Только силам космическим известно. Впрочем, старый маг догадывался, что все объяснится гораздо проще…

Так и случилось.

Он с помощью магии по одному развел хищников по клеткам, потом мечом добил пораненных в свалке и, убедившись, что клетки хорошо заперты, наложил на каждую дверцу запорное заклятие. Было потрачено почти два часа. Пришлось принять кое-какие меры и против возможного гнева владыки. Когда Хамрай появился в покоях шаха, тот и не подозревал, что звал своего чародея и старого друга.

Балсар проводил очередное совещание с высшими сановниками. Обсуждалась отмена какого-то налога, и военачальники, соскучившиеся по хорошенькой заварушке, ибо на границах государства все было спокойно, а враги и голову не могли поднять, заметно скучали.

Хамрай спокойно прошел на место рядом с Балсаром, которое никто никогда не занимал даже в его отсутствие, и сел рядом. Войдя в магическое пространство, он убедился, что шах уже отравлен сильным медленно действующим ядом, и усмехнулся.

Наверное, есть где-нибудь в мире яды, о которых Хамрай ничего не знает и против которых будут бессильны его охраняющие чары. Но эта отрава не из таких и не нанесет здоровью солнцеподобного владыки ни малейшего вреда.

Как все глупо, скучно и неинтересно — первый визирь посчитал, что сможет управлять государством не хуже шаха Балсара, у которого к тому же нет наследника. Какой-то бродячий колдун уверил первого визиря в успехе. Теперь голова много возомнившего о себе сановника будет выставлена на колу у дворцовых ворот. Или не будет — как шах пожелает, но жить заговорщику осталось ровно столько, сколько будет молчать Хамрай.

То-то первый визирь не смог скрыть удивления при виде Хамрая — живого и невредимого, — и сейчас прячет взгляд. Чтобы прочувствовать его испуганно бьющиеся мысли, не надо было даже использовать магию. Но Хамрай использовал. Чтобы узнать имена всех заговорщиков.

Ну почему заговоры почти всегда устраивают первые визири? Да еще так бездарно? Сколько их тайлорс уже предотвратил и сколько их будет еще… Некоторые, поумнее, пытались подкупить Хамрая… Но нет на свете таких сокровищ, которые могли бы соблазнить старого мага — знания и полная личная свобода, вот неоценимые сокровища. А свободу он получит, только избавившись от заклятия Алвисида, хотя оно почти не мешает ему жить…

Тянуть время было бессмысленно. Магических сил на разбушевавшихся тварей он потратил не так много, как боялся, но их стоило поднакопить. К тому же Хамрай хотел поговорить с шахом наедине, а после выдвинутых обвинений повелитель не сразу сможет уединиться с ним для дружеской беседы.

Визирь сам себе подписал смертный приговор, задумав переворот, и ни малейшей пощады не заслуживал. Шах Балсар давно научился сдерживать ненужный гнев, и никто невинный наказан не будет, а виновные получат лишь то, что должно, без лишних жестокостей.

Хотя, надо признать, не самый плохой был первый визирь…

Глава третья

За дружбу старую — До дна! За счастье прежних дней! С тобой мы выпьем, старина, За счастье прежних дней. Роберт Бернс
— Барон, ты — самый храбрый и достойный рыцарь из всех, что я встречал на своем жизненном пути! — воскликнул граф Камулодунский, переступая порог покоев хозяина замка. — И мне удивительно видеть тебя в таком виде!

Барон Ансеис вздохнул и сел на постели, кивнув слуге, чтобы подали халат.

— Скажи честно, граф, — барон посмотрел на гостя, — ты, наверное, сам не помнишь, какой раз по счету произносишь подобные слова?

— Какие слова? — опешил гость.

— Что я — якобы самый храбрый и достойный рыцарь. Ведь не мне первому ты это говоришь.

Граф, со свойственной ему непосредственностью и честностью, расхохотался:

— Действительно, бычья требуха, от твоей магии не скроешься…

— Я давным-давно не обладаю магией, — возразил хозяин замка, — и тебе это отлично известно. Но, силы космические, как я рад тебя видеть, граф! — Он посмотрел на себя, на разобранное ложе. — Какая постель?!! Вина мне и эля гостю!!! — приказал он слуге, готовому выполнить любое распоряжение господина.

— Вот, такой разговор мне по душе! — воскликнул гость. — А то, как мне сказали, что ты захворал, я не поверил собственным ушам. Что случилось, друг?

Барон с удивлением увидел на лице гостя истинное участие, тот не просто так задавал обычные дежурные вопросы — вежливые и затертые до блеска, как древко боевого копья.

Покои, в которые сразу же привели гостя, были личными помещениями барона и находились на верхнем этаже у южной башни недавно отстроенного замка, еще пахнущего известью и духом необжитости, присущим только новым зданиям. Впрочем, покои барона были уже вполне обжиты — кипы толстенных фолиантов возвышались где только возможно, круглый стол в центре комнаты был завален всяким хламом непонятного предназначения, что гостя отнюдь не удивило — ведь барон Ансеис всем был известен как маг и чародей, равного которому земля бриттов не видела со времен Мерлина.

С утра барон сказался больным, отказавшись разговаривать с кем бы то ни было, кроме личных слуг, даже с горячо возлюбленной супругой. Причина тому была проста, как оплывшая свеча: сегодня ночью — по иронии судьбы почти в полночь по местному времени — состоится грандиозное магическое событие, равного которому не было со времен Великой Потери Памяти. Сегодня в полночь — Большой Парад Планет. И барон Ансеис, некогда бывший магом Хамраем, не знал, как встретить это событие.

Лет пятнадцать назад он четко мог сказать, что будет делать утром этого грандиозного дня — ждать и готовиться. Как давно, несколько обычных людских жизней тому назад, он вычислил эту дату, как считал до нее десятилетия и годы… И вот, дождался.

Он никого не хотел видеть, ничего не хотел делать, решил весь день пролежать в кровати, как может позволить себе в столь великий для посвященных день знатный рыцарь, пусть и бывший маг. В крайнем случае, барон решил ближе к вечеру напиться — бочонок вина, привезенный им из последней поездки в родовые владения во Франции, дожидался своего часа; здесь, в Британии, по большей части предпочитали эль, и хотя барон давно привык пить горьковатый и коварный хмельной напиток не морщась, сердце его к элю не лежало, ну разве что только в хорошей компании.

Да, он никого не хотел видеть, ничего не желал делать — так барон думал вчера. Друг задушевный, старый турнирный противник и боевой товарищ, сэр Гловер, граф Камулодунский, сломал все планы. Да и к лучшему, наверное.

Слуги быстро смахнули пыль со стола, предназначенного для таких вот, крайне редких, случаев, когда барон принимал гостя в своих покоях, поставили кувшин и блюдо с закусками, разлили эль по кубкам. Барон запахнул халат, уселся, жестом предложив садиться гостю, взял бокал, чуть приподнял в знак приветствия и пригубил. Гость последовал его примеру, с той лишь разницей, что осушил кубок чуть ли не до дна.

— Так что случилось, друг? — повторил сэр Гловер.

— Да ничего не случилось, хандрю. Как мой Отлак?

Старшего сына барон Ансеис отдал в оруженосцы именно сэру Гловеру, оказав тем самым графу полное доверие и дружбу, что тот ценил по достоинству, не делая, впрочем, оруженосцу ни малейших послаблений, на что барон и рассчитывал.

— Наверное, сейчас в объятьях матушки. Славный парнишка, можешь гордиться, рвется в бой прямо на предстоящем турнире…

— Каком турнире? — нахмурился Ансеис, которому мысли о грядущем в полночь Большом Параде Планет заслонили все остальное.

— Ну как же, барон, через две недели пятнадцатая годовщина битвы у Рэдвэлла. Верховный король решил устроить грандиозный турнир и даже вызвал знатных тевтонских и сакских рыцарей, чтоб повторить знаменитое противостояние. Неужели, бычья требуха, тебе забыли послать приглашение?! — вдруг разгневался граф. — Ты же главный герой тех событий!!!

— Ну, отнюдь не главный, — усмехнулся барон. — И королевское приглашение давно пришло, я просто запамятовал, думая о другом.

— Как же не главный! — не унимался сэр Гловер. — Ведь если бы ты не был тогда в Камелоте…

— Граф, — прервал его барон, видя, что гость готов с удовольствием пуститься в воспоминания. — Что привело тебя в мой замок, где ты всегда желанный гость?

— Какому по счету ты говоришь мне, что я желанный гость в твоем замке? — расхохотался Гловер, поймав хозяина на его же собственной шутке.

— Говорю каждому, — ответил хозяин, ничуть не смутившись, — за исключением очень немногих. Рад же по настоящему — очень немногим, и ты в их числе.

— Да я не один приехал. Со мной сэр Бламур и еще навязались какие-то чудные рыцари из заморских восточных земель, как они говорят. Утверждают, что им срочно, до захода солнца, необходимо увидеться с тобой.

— Бламура сюда, — кинул хозяин слуге. — Что ж ты молчал? — укоризненно посмотрел на графа барон. — Нет, погоди, — остановил он слугу уже в дверях. — Разыщи его и тихонько приведи к нам. Скажи моему сенешалю, что я сегодня к столу не выйду, как и предупреждал, пусть займется гостями и устроит им подобающий обед.

— Но они утверждают, что им необходимо встретиться с тобой именно сегодня, — повторил Гловер. — Из-за них я и сорвался ни свет ни заря из Рэдвэлла, хотя собирался посмотреть твой замок дня через два-три. Бычья требуха, они очень хотят тебя видеть!!!

— А я не хочу, — сухо ответил барон, и граф понял, что спорить бессмысленно, да и оскорбительно.

Барон догадывался, кто эти посланцы и от кого. Регулярно шах Балсар и Хамрай, некогда бывший его, барона Ансеиса, бесправным двойником, но получивший всю магическую силу тайлорса, посылали к нему рыцарей и магов (а попросту — соглядатаев, ибо для срочных, экстренных случаев существовал Коридор Алвисида), чтобы узнать, как собирает Наследник Алвисида поверженного бога, не требуется ли какая помощь… Ансеис уже не раз отмечал, что его двойник, созданный чуть менее двух десятков лет назад, уже после года разлуки стал сильно отличаться от оригинала и не в лучшую, как рассчитывал барон, сторону. Двойник вновь выказал неуверенность в собственных силах: чем иначе объяснить, что посланники страстно стремятся видеть его именно в канун Большого Парада Планет? Двойник, получивший всю магическую силу, став одним из самых могущественных чародеев мира, хочет, чтобы и Ансеис помог ему своими знаниями, опытом, изворотливостью мысли. Барон усмехнулся. Перебьется двойник, Ансеис и так делает для общего дела, что может. Хотя, по большому счету, это дело — возрождение поверженного бога — теперь не его. Хотя заклятие Алвисида по-прежнему висит на нем, не давая возможности насладиться любовными забавами с женщинами, но теперь у Ансеиса есть большая любовь, на которую заклятие не действует. А кроме любви у него есть дети и дом. И он живет так, как желает жить. Хотя сердце иногда предательски ноет по добровольно отданной двойнику магической силе, но Ансеис силой воли или добрым французским вином загонял эту боль в те глубины души, из которых она вынырнула.

— Знаешь, друг, — улыбнулся барон графу, — я действительно был нездоров. Твой приезд для меня — лучше всякого лекарства. И Бламура я рад видеть. Вот и посидим втроем, повспоминаем… Обсудим турнир.

— Это одна из причин, по которой я у тебя, — хитро посмотрел на барона Гловер. — Король хочет устроить большой праздник — как-никак у Рэдвэлла была первая битва под его предводительством. Он просит тебя выйти на турнирный поединок… Да, я знаю, барон, ты не любитель подобных потех, но это — особый случай. Не важно, победишь ты или нет…

— Не лукавь, Гловер. Поединок с тобой?

— Ну, из тогдашних пяти зачинщиков знаменитого турнира лишь я да Ковердейл еще в седле. Если хочешь, можешь сразиться с ним, — граф отвел глаза в сторону.

— Я буду сражаться с тобой, друг, — ответил Ансеис. — А ты не боишься вновь потерпеть поражение?

Граф Камулодунский хотел сказать в своем духе что-то залихватское, но передумал и произнес:

— Боюсь. Очень хочу победить тебя в честном турнирном поединке, но боюсь. Хотя понимаю, что проиграть тебе не зазорно.

— Тогда, может быть, мне действительно скрестить копья с сэром Ковердейлом?

— Нет, — твердо ответил граф. — Этот бой будет скорее символическим, ритуальным, все будут ждать настоящих поединков более молодых рыцарей, где мой старший сын сразится с графом Маридунским…

— Да ну? — поднял бровь барон.

— Да, это я настоял. И я хочу сразиться с тобой, бычья требуха, чтобы показать всем — не затупились копья и не заржавели мечи в наших руках, рано нам еще внуков нянчить и пузыри пускать! Я приложу все мастерство, чтобы выбить тебя из седла, друг!

— Я тоже.

— Другого ответа я и не ожидал, разрази меня гром! — Граф, не оборачиваясь, выразительным жестом показал слуге, что его кубок пуст.

— Дорогой граф, ты сказал, что это одна из причин твоего появления в моем замке, — напомнил хозяин.

— Да, — кивнул Гловер.

— Какая же вторая?

— Ну… Тебя хотел повидать, давно очень не видел. Замок твой хотел посмотреть, все только и говорят о нем, как о новом чуде. Да и рыцари эти восточные очень хотели до замка добраться…

— Граф, ты заикнулся о второй причине, — улыбнулся барон.

— Да, — словно вынув меч и глядя противнику прямо в глаза, выпрямился в кресле граф. — Барон, я хотел бы просить руки вашей дочери для своего старшего сына.

Ансеис чуть не поперхнулся элем. При всей своей проницательности такого поворота он не ожидал. Он вздохнул и встал. Распорядился слугам:

— Мое парадное облачение. И пригласите сюда баронессу, сообщите, что граф Камулодунский просит руки нашей дочери для своего сына.

— Баронета позвать, раз он в замке? — осведомился предусмотрительный старший слуга.

— Пока не надо, — решил барон. — А вот и Бламур! Присаживайся, старый друг, сегодня я изображаю затворника и никого не хочу видеть, кроме тех, кого хочу видеть!

Барон и сенешаль Рэдвэлла, расположенного в полудне пути от замка Ансеиса, крепко обнялись.

Слуги с одеждой в руках подошли к барону, и он, не стесняясь гостей, скинул халат. Как отметил граф, ему нечего было стесняться — несмотря на возраст, ни жиринки на теле Ансеиса не проглядывалось. Если бы граф знал, сколько барону лет на самом деле, то не удивился бы, списав все на магию и чародейство. Впрочем, никакой заслуги магии в том, что Ансеис находился в прекрасной физической форме, не было. Магией он не обладал вот уж больше дюжины лет.

— Барон, вы всегда решаете вопросы будущего собственных детей вместе с супругой? — граф вновь перевел разговор на волнующую тему, когда все трое устроились за столом и слуги наполнили кубки.

— Да, я обсуждаю с ней все проблемы, касающиеся наших наследников, — сказал барон тоном, от которого графу почему-то стало неловко. — У тебя ведь трое сыновей?

— Да, Ансеис. Но средний отдал себя служению господу, а младшему нет и тринадцати.

— Так и моей дочурке Аннауре всего восемь лет, — усмехнулся барон. — Граф, прежде чем перейти к обсуждению столь важного вопроса, хотел бы заверить, что буду искренне счастлив породниться со столь знатным родом. Это, во-первых…

— А во-вторых?

— Есть одна маленькая деталь…

— Какая? — хором спросили Гловер и Бламур, прекрасно зная, что на пустяках в таком важном вопросе Ансеис не стал бы заострять внимание.

— Мой старший сын Отлак унаследует имя, титул пэра и большую часть моих владений во Франции. Как вы, может быть, знаете, я провел там несколько лет, улаживая все дела…

— Заодно, поучаствовав в битве под предводительством молодого короля Генриха, — отметил Бламур.

— Я тоже слышал о твоих подвигах в битве под Монсегюром, — кивнул Гловер. — Но ты хотел что-то сказать о…

— Да, — кивнул барон и продолжил:

— Большую часть моих французских владений унаследует Отлак, остальные — второй сын. Этот же замок я завещаю своей дочери Аннауре, Гловер, и если твой младший сын…

Граф Камулодунский оборвал его, не дав договорить, встал и, без единого слова, заключил барона в объятия.

— Баронесса Ансеис, — провозгласив слуга, пропуская в покои барона хозяйку замка.

В комнате появилась женщина в строгом и безукоризненно сшитом платье василькового цвета, подчеркивающем удивительно сохранившуюся для ее лет фигуру. Бывшая первая красавица королевства, некогда утомленная отсутствием любви на фоне многочисленных и мимолетных любовных забав почти со всеми более-менее выдающимися рыцарями королевства, ничуть не поблекла за прошедшие годы, которые, конечно, не могли не оставить следа. Она по-прежнему была красива, но к красоте природной добавилась прелесть, которая свойственна только любящим и любимым женщинам, и, как с удивлением отметил граф, она была по-прежнему желанна — он и не подозревал, что кто-то еще может пробудить в нем подобные чувства.

— Ты звал меня, любимый? — спросила она.

По ее голосу и по тому, как она никого, кроме Ансеиса, казалось, не замечала, граф понял, что любой, возжелавший пробраться на супружеское ложе барона, встретит ледяное непонимание с ее стороны, не говоря уж о крепкой руке супруга — с другой.

— Да, дорогая, — Ансеис провел жену к столу и помог сесть в кресло. — Граф Камулодунский делает нам честь и просит руки нашей дочери для своего младшего сына.

— Мы счастливы породниться со столь славным родом, — приветливо улыбнулась Аннаура графу, почти слово в слово повторив ответ мужа.

Гловеру вновь стало стыдно за свою реплику насчет того, что барон решает столь важные дела вместе с супругой, он понял, что если б ответ на его предложение был отрицательным, баронесса об этом предложении просто не узнала бы.

— Мне сказали, что ты захворал, дорогой? Что случилось? — с интонациями, свойственными только горячо любящим женам, спросила Аннаура у Ансеиса.

— Ничего страшного, — ответил барон. — Просто приступ хандры. Ты знаешь, что на меня накатывает время от времени. Граф и сэр Бламур — лучшее лекарство против этой болезни.

— Каждый раз после подобного приступа, — вздохнула баронесса, — ты садишься на коня и отправляешься искать приключения.

«А я остаюсь в замке, — повис в воздухе не высказанный ею упрек, — и жду, когда ты вернешься, вздрагиваю, услышав о незнакомом путнике у ворот, опасаясь дурной вести». Что ж, подумал Гловер, такова участь почти всех рыцарских жен. Кроме разве что жены сэра Бламура, сенешаля Рэдвэлла, редко когда выбиравшегося из неприступного замка больше чем на несколько дней.

— В этот раз приключение будет приятное, дорогая. Может, ты помнишь, а я совсем запамятовал, что король Этвард решил устроить в Рэдвэлле пышные торжества по случаю пятнадцатой годовщины той битвы. Одним из главных украшений праздника должен стать рыцарский турнир…

— Да, — подтвердил сэр Бламур. — Сэр Радхаур, граф Маридунский, согласился стать одним из зачинщиков турнира.

— Сэр Гловер, — продолжал барон, — передал мне просьбу короля Этварда, скрестить в дружеском поединке копья с одним из зачинщиков того, пятнадцатилетний давности, турнира. В живых остались только сэр Ковердейл и граф.

— И ты, конечно, выбрал графа, — не то спросила, не то констатировала Аннаура, посмотрев на гостя, и в глазах ее блеснули искорки.

— Конечно, баронесса, — улыбнулся Гловер.

Ансеис сделал большой глоток из кубка, встал и прошел вдоль стены, словно принимая решение.

— Сэр Бламур, сэр Гловер, — наконец произнес он. — Передайте от моего имени герольдам, что я не только приму участие в показательном поединке с сэром Гловером, графом Камулодунским, но и выйду против зачинщиков турнира на общих основаниях. Раз уж представился столь редкий случай, хочу скрестить копья с сэром Радхауром.

С самим наследником Алвисида! Сумасшедшая мысль только что пришла в голову барона, но она ему очень понравилась.

— Что ж, — усмехнулся в усы сэр Бламур, — за такой поединок стоит выпить.

— Как я сам об этом не подумал, бычья требуха! — хлопнул себя ладонью по лбу граф. — Просто привык, что сам всегда среди зачинщиков. Да, я тоже приму участие в турнире на общих основаниях! Сэр Бламур, вы можете перечислить остальных зачинщиков? Я просто не интересовался этим…

Видя, с какой готовностью старый сенешаль собрался не только перечислить зачинщиков предстоящего турнира, но и все совершенные ими подвиги, а также упомянуть о сильных и слабых сторонах прославленных бойцов, и по опыту зная, что это, доставляя удовольствие всем троим, затянется надолго, баронесса встала:

— Если вы не возражаете, я покину вас. Давно не видела своего мальчика, он остался в моих покоях и ждет меня.

Барон проводил ее до дверей, шепнув ей на прощанье, может, что-то важное, а может, очередное: «Я люблю тебя».

Сэр Бламур со знанием дела рассказывал детали предстоящего турнира, и, слушая его ровный голос, потягивающий тягучий эль барон Ансеис, некогда бывший Хамраем, магом, достигшим высшей степени могущества — тайлорса, живущий больше двухсот лет, с самих времен Великой Потери Памяти, совершенно забыл о предстоящем сегодня грандиозном магическом событии — Большом Параде Планет. Он, конечно, догадывался, что это событие уже привело в движение все магические силы мира, он знал, что все маги, даже начинающие, давно готовятся, но он, барон Ансеис, не хотел иметь к этому никакого отношения. И не имеет. Он — рыцарь и готовится к не менее грандиозному событию в его жизни: королевскому рыцарскому турниру. Для себя он уже решил — королевой турнира должна стать его дочь, Аннаура-младшая, теперь уже почти невеста. И она наденет на себя цветочную корону, потому что победителем турнира, как и пятнадцать лет назад, станет он.

Время в дружеской беседе бежало незаметно, слуги принесли обед, сенешаль замка пришел за распоряжениями, и барон еще раз подтвердил, что не выйдет к заморским рыцарям, но желает, чтобы их приняли как самых дорогих гостей.

— Да, Ансеис, — сказал слегка захмелевший граф, — мало того, что за тобой слывет слава отважного воина и непобедимого турнирного бойца, мало того, что ты отхватил себе первую красавицу в жены, так ты еще отгрохал себе прекрасный замок.

— Почти как Рэдвэлл, — подтвердил сэр Бламур.

— Лучше, — улыбнулся барон. — Я внимательно изучил все планы Рэдвэлла и на его основе построил свой, внеся весьма значительные усовершенствования.

— Кстати, как ты его назвал? — поинтересовался Гловер.

— Пока никак, — усмехнулся барон. — Да как бы не назвал, все равно в народе прозовут по-своему.

— Ты хочешь сказать, Ансеис, что у тебя лучший в Британии замок? — обиделся Бламур.

— Нет, — возразил барон, — во всем мире.

— У него, видите ли, все лучшее в мире, бычья требуха! — рассмеялся Гловер. — Но я знаю, что у меня лучше, чем у тебя, барон!

— И что же? — спросил хозяин замка.

— Мой оруженосец! — победно воскликнул граф. — Уж этого-то, бычья требуха, ты отрицать не будешь?

— Почему не буду? — улыбнулся барон. — Мой оруженосец вряд ли уступит твоему на сегодняшний день. И даже превосходит.

— Но мой оруженосец — твой сын, — удивился граф.

— Я не дошел до той степени умопомрачения, чтобы считать себя лучшим в мире во всем, — улыбнулся барон. — Я еще не терпел поражений на турнирах? Возможно, это произойдет в ближайшем времени, граф, и ваше копье сокрушит меня с коня. У меня самая лучшая в мире жена? Да, конечно, для меня она самая лучшая, но другой рыцарь также уверен, что лучше его любимой никого нет. Мой замок лучший в мире? Это реальность, я учел все находки Рэдвэлла и множества других замков в Европе и Азии, которые осматривал лично, я выписал лучших специалистов, которых только мог найти… Но пройдут годы, может быть столетия, и где-нибудь возведут замок, рядом с которым мой покажется собачьей конурой. И я отнюдь не считаю, что Отлак самый великий рыцарь, к тому же он еще не посвящен. Хотя, конечно, как любой отец, я горжусь им.

— И все равно считаешь, что твой оруженосец лучше?

— Да, — уверенно кивнул барон.

— Какого же он рода? — спросил заинтригованный сэр Бламур.

— Он незаконнорожденный сын и не знает своего отца, — честно ответил барон. — Впрочем, мы можем сами убедиться, кто лучше, да и выйти на свежий воздух не помешает. Пойдемте, друзья, прогуляемся.

Барон отдал необходимые распоряжения. Никуда не торопясь, рыцари завершили обед и, ведомые бароном, отправились на задний двор огромного замка, где было отведено место, необходимое для рыцарских упражнений.

Отлак, старший сын барона, поклонился отцу и сопровождающим его рыцарям. Он уже был в доспехах, со шлемом в руке, один из слуг держал за поводья снаряженного для боя коня, другой — щит и копье Отлака. В дальнем конце площадки, также возле коня и также с незащищенной пока головой, склонил голову в приветствии другой юноша, оруженосец барона.

— Места для настоящего разбега маловато, — скептически заметил Гловер.

— Маловато, но, бывало, приходилось довольствоваться и меньшим, — ответил барон.

— Бывало, — согласился граф.

— Сэр Бламур, не согласитесь ли вы взять на себя обязанности герольда, чтобы все было по правилам, — попросил старого сенешаля Ансеис. У него было превосходное настроение, и друзья вполне это настроение разделяли. — Пусть победит достойнейший!

— Да уж, бычья требуха, пусть победит! — воскликнул граф. — Отлак, я надеюсь на тебя, не опозорь мои седины!

Сэр Бламур придирчиво осмотрел снаряжение Отлака и направился к его противнику, на всякий случай шагами измеряя площадку.

— Барон, а вы кому желаете победы? — поинтересовался граф. — Неужели не своему сыну.

— Честно ответить?

— Конечно, разрази меня гром, как же еще?

— Кто бы ни победил в этой схватке, проигравший все равно не проиграет.

— Не понял…

— Я желаю победы… Нет, не так. Я желаю побед Отлаку. А побед без поражений не бывает. Мой оруженосец на год старше, а в этом возрасте год очень много решает. — Барон, видимо, что-то вспомнил, и добавил:

— Очень многое. Пусть Отлак терпит поражения в дружеских стычках, а не на поле битвы.

— А ведь ты прав, бычья требуха! — воскликнул Гловер. — Что ж, оценим, кто лучше научил оруженосца держаться в седле.

Ансеис лишь улыбнулся в ответ.

Сэр Бламур осмотрел противника Отлака, для видимости что-то ему подправил и вышел на середину площадки, сделав знак противникам садиться на коней. Когда оба были готовы, он отошел шагов на десять к краю площадки и махнул рукой: начинайте!

Отлак чересчур поспешно, что выдавало его крайнее желание победить, рванул коня, выставив вперед ломкое пихтовое копье с тупым деревянным набалдашником вместо острого боевого наконечника. Его противник не замешкался, но встреча произошла ближе к его концу площадки. Отлак нанес великолепный удар, но его противник вовремя поставил щит — копье Отлака с сухими треском разлетелось в щепы, но противник удержался в седле, копье же второго участника поединка лишь скользнуло по щиту Отлака.

Противники разъехались и замерли, пока сэр Бламур не даст сигнала съехаться во второй раз; Отлаку тут же подали новое турнирное копье. Сенешаль Рэдвэлла не спеша, давая юным бойцам успокоить нервное возбуждение после первого столкновения, подошел к одному всаднику, осмотрел его снаряжение и направился ко второму.

— Да, — одобрительно кивнул сэр Гловер Ансеису. — Через несколько лет из твоего оруженосца выйдет грозный турнирный боец.

— Славен король, во время правления которого проводятся лишь рыцарские турниры и нет нужды, оберегая родину, биться на поле боя. Увы, я таких королей не припомню. Рыцарь готовит себя не для турнира, а для встречи с врагом.

— Похоже, наш король Этвард сделал все, что мог, чтобы такие времена наступили, — усмехнулся Гловер. — Поистине, Экскалибурн не удалось бы поднять из озера недостойному. Никогда еще Британия не была столь могущественна. Теперь рыцарю только и остается, что проявлять свое мужество на ристалище, или отправляться на поиски приключений в другие страны.

— Ты об этом сожалеешь?

— Нет, — покачал головой граф Камулодунский. — Я свое отвоевал, есть что вспомнить, а в жизни, разрази меня гром, всегда есть место подвигу.

Сэр Бламур вновь занял свое место на площадке, и по его сигналу противники, под восторженные крики немногочисленных слуг и конюших, вновь устремились друг на друга.

Это была обычная учебная схватка двух юных оруженосцев, но Отлак под взглядами строгого отца и прославленного рыцаря, у которого последние деньки дослуживал оруженосцем, очень хотел победить в этом, ровным счетом ничего не значащем поединке. Возможно, от излишнего волнения, вложив всю силу в решающий удар, рука его дрогнула, он промахнулся, и в тот же миг страшный удар ломкого копья противника попал точно в забрало его шлема, и Отлак вылетел из седла.

Он не брякнулся на землю, как куль с овсом, но упал по всем правилам искусства, и тут же вскочил на ноги, всем своим видом показывая, что произошла нелепая случайность и он жаждет реванша. Но, как и бывает на турнире, все закончилось, а на боку не было меча, чтобы изрубить ненавистного с детства бастарда, опозорившего его перед отцом и учителем.

Отлак побрел к строгим судьям, на ходу снимая шлем, ожидая насмешек и оскорблений.

— Хорошо держишься в седле, Отлак, — неожиданно услышал он голос отца. — Но ты слишком низко держишь щит и чересчур высоко поднял копье. Тебе просто не хватает опыта, но это дело наживное.

— Да уж, бычья требуха, — расхохотался Гловер. — Чего никому еще не удалось избежать, так это горького жизненного опыта.

Второй участник поединка подъехал к рыцарям, слуги бросились помочь ему сойти с коня, но он сам ловко спрыгнул на землю, и, сняв шлем, подошел к господам.

— Молодец, — кивнул ему барон, — но я другого исхода и не ожидал. Ты старше и крепче Отлака и применил мой секретный прием, которому я его еще не обучил.

— Какой еще секретный прием? — тут же насторожился Гловер.

— От которого некогда вылетели из седла четыре зачинщика королевского турнира, а у пятого отвалилась шпора.

Гловер расхохотался:

— Поделитесь им со мной, барон?

— Обязательно, граф. После турнира.

— Как зовут этого молодого человека?

— Уррий, — представился тот, наклонив в знак почтения голову.

— Что-то в твоих чертах мне кажется знакомым, — сказал граф, рассматривая юное лицо оруженосца. — Кто твой отец?

— Я не знаю, — чуть покраснев, ответил оруженосец.