Журнал
Юн Xа Ли
Перебирая формы
Посвящается Кх\'мере и всем, кто преподает математику… Какие формы может принимать боль и сколько их? Есть ли среди них формы топологически эквивалентные?… Не является ли смерть одной из них?…
Бианту разбудил громкий стук в дверь. Открыв глаза, она обнаружила, что заснула прямо за столом, уткнувшись носом в страницы раскрытой книги. От бумаги пахло пылью. Выпрямившись, Бианта отбросила с лица свои светлые волосы и попыталась определить характер стука. В нем ясно слышалось самое банальное нетерпение, да и охраняющее заклятие, которым она себя окружила, не подействовало, что обязательно случилось бы, если бы за дверью стояли враги. Демонам требовалось время, чтобы добраться до Эвергарда. Бианта поднялась и пошла открывать дверь. На пороге стоял лорд Вьетрэ, седобородый владыка Эвергарда.
— Не слишком вы торопились, леди Бианта, — с легким упреком проговорил он и прищурился. Не спрашивая позволения, чего он, впрочем, никогда не делал, Вьетрэ вошел в ее келью, непроизвольно покосившись на заваленный старинными книгами и древними пергаментами стол.
— Я столько раз видел, как вы работаете, что, пожалуй, должен был бы уже разбираться в вашей науке, — заметил он. — Но ваши формулы по-прежнему остаются для меня тайной за семью печатями.
— Боюсь, большинство преобразований представляют собой самую обыкновенную чушь. — Бианта виновато улыбнулась, хотя и понимала: нынешние тревоги старого лорда не имеют никакого отношения ни к ней самой, ни к формулам, на которые опиралась ее магия. В большинстве случаев Вьетрэ приходил к ней в келью, когда ему необходимо было выслушать мнение человека более или менее свободного от придворных интриг.
— Чем могу служить, лорд Вьетрэ? — спросила Бианта.
Прежде чем ответить, старый лорд опустился на свободный стул и жестом велел ей сесть возле стола. Его улыбка, которая с самого начала выглядела несколько натянутой, погасла.
— У нас почти не осталось времени, Бианта, — сказал он напрямик. — Нам известно, что армия демонов преодолела перевал Рисс, но когда они будут здесь, никто не знает. Мой астролог отказался составлять прогноз по звездам, чего с ним никогда раньше не бывало. Он утверждает, что не хочет знать даже приблизительный ответ на этот вопрос… — Лорд Вьетрэ опустил голову. — Я думаю, демоны появятся под стенами замка не позднее чем через месяц, максимум — через полтора, если наши передовые отряды сумеют их задержать. К счастью, враг движется пешим порядком, иначе армия Императора была бы уже совсем близко.
Бианта кивнула. Лошади не выносили исходящего от демонов запаха, начинали лягаться и вставать на дыбы, стоило им почувствовать на спине всадника-нечеловека.
— Вы, вероятно, пришли ко мне за боевыми заклинаниями? — спросила она, тщетно стараясь изгнать из своего голоса горькую нотку. За всю жизнь Бианта только однажды убила человека с помощью магии — убила, чтобы спасти ребенка, но ни к чему хорошему это не привело.
— А у вас есть боевые заклинания? — мрачно осведомился лорд.
— Не много, — Бианта слегка пожала плечами и, наклонившись вперед, постучала кончиком пальца по стопке бумаг на столе. — Я как раз работала над доказательством одной такой теоремы. Для этого мне необходимо освежить в памяти формулу Иввери, но пытаясь найти ее, я заснула… — Она вздохнула. — Дайте мне еще несколько дней, милорд, и я, пожалуй, сумею составить заклинание, способное прикончить любого демона, которого вашим людям удастся ранить.
В зеленоватых глазах старого лорда появилась тень разочарования, и Бианта невольно вспыхнула.
— Я знаю — это не много, но…
— Ваше заклинание нам пригодится, однако я пришел не за этим.
Бианта почувствовала в груди легкий холодок.
— Вас интересует Пророчество, милорд?
Лорд Вьетрэ слегка наклонил голову.
— Я пытаюсь разобраться в нем с тех самых пор, как мне стало известно о его существовании, — сказала Бианта и потерла глаза. — К сожалению, стихотворные строки преобразуются в формы, которые не поддаются исследованию. Я использовала все известные мне методы анализа… Возможно, в этих ритмах, рифмах и двусмысленных образах и есть какой-то смысл, но я его не вижу. Символизм не по моей части, милорд. Любой менестрель расскажет вам об этом куда больше, чем я.
— Я не доверяю менестрелям, — сказал лорд Вьетрэ, озабоченно сдвинув брови. — Что касается других магов, то их ответы слишком расплывчаты и неопределенны. Прорицатели и ясновидцы несут такую чушь, что к ним и обращаться не стоит. Астролог не знает, как к этому приступить, и начинает мучиться мигренью еще до того, как поднимет голову, чтобы взглянуть на свои созвездия, а гадалка предлагает столько возможных решений, сколько карт в ее колоде. Нет, дорогая леди Бианта, когда дело касается Пророчества, я могу доверять только вашей магии, которая имеет дело с конкретными вещами.
Бианта слабо улыбнулась.
— Возможно, именно поэтому моя магия имеет столь ограниченный характер, — заметила она. Иногда Бианта от души завидовала астрологу, гадалке, предсказателям, целителям и ясновидцам, чья магия была более многосторонней и гибкой, хотя и менее надежной.
— Впрочем, я буду продолжать работать, и надеюсь…
— Остался месяц, — напомнил лорд.
Бианта задумалась, потом спросила осторожно:
— Вы уже выбрали преемника, милорд?
Лорд Вьетрэ смерил ее пристальным взглядом.
— А вы?
Бианта сглотнула.
— Если вы умрете, кто-то должен будет взять в свои руки управление страной, — сказала она. — Вопрос о преемнике слишком серьезен и не терпит неопределенности. Конечно, каждая мало-мальски сложная проблема может иметь несколько решений, однако не все они равноценны, а некоторые и вовсе могут оказаться неправильными, что неизбежно приведет к хаосу.
— Я знаю, — проворчал старый лорд. — Мне уже приходилось сталкиваться с подобными ситуациями. К сожалению, перспективы настолько печальны, что в порядок наследования престола придется включить буквально всех, вплоть до младшего поваренка на кухне. Тот, кто уцелеет после осады, в конце концов и взойдет на трон Эвергарда, а до тех пор страной может править собрание моих советников.
С этими словами старый лорд поднялся и, не попрощавшись, вышел. Бианта проводила его взглядом и вздохнула.
На душе у нее тоже было тяжело.
Как правило, Бианта старалась избегать Большого зала, богатое убранство и величественные размеры которого напоминали ей дворец Императора демонов, где она когда-то жила. Сходство действительно было велико, хотя в Большом зале Эвергарда пахло не кровью и железом, но лавандой и фиалками, а попадавшиеся ей навстречу люди приветливо улыбались и не сгибались в подобострастных поклонах, не приседали в неуклюжих реверансах. Негромко играл оркестр странствующих музыкантов, благородные вельможи вполголоса переговаривались, свободные от стражи солдаты коротали досуг за игрой в кости.
Между ними весело носились дети, не замечавшие напряженных нот, звучавших в голосах взрослых. Несколько мальчишек были такими же светловолосыми, как и сама Бианта, и, прежде чем двинуться вдоль одной из стен, она ненадолго закрыла глаза, изо всех сил стараясь не думать еще об одном златовласом мальчугане, оставшемся в далекой стране на западе. Это было нелегко, и она невольно скрипнула зубами, стараясь сосредоточиться. Во время разговора с лордом Вьетрэ она решила, что, возможно, висящие в Большом зале гобелены, а точнее — изображенные на них сюжеты из истории Пограничья каким-то образом подстегнут ее воображение и помогут разгадать загадку Пророчества.
С тех пор как Бианта пришла в замок и поклялась народу Пограничья в верности на клинке Фидор, прошло много лет, но краски на гобеленах почти не выцвели и не поблекли. Бианта знала, в каком порядке размещены на стенах Большого зала искусно вытканные полотна, поэтому сейчас ей не нужно было рассматривать их все подряд. Пропустив несколько самых старых гобеленов, она остановилась у того участка стены, где висели мрачные полотна с изображением эпизодов Вечерней войны.
Вот Битва при Черном поле. Нестерпимо яркий свет звезд слепит глаза солдатам; в ночное небо взмывают угловатые тени изготовившихся к бойне чудовищ, и генерал Виан на могучем гнедом жеребце ведет конницу Пограничья в самоубийственную атаку на сомкнутый строй демонов, а на переднем плане златоглазая леди Шандал оплакивает убитого юношу, чьи закрытые глаза, вероятно, имели тот же редкий янтарно-золотистый оттенок, и на земле, куда падают ее слезы, вырастают яркие цветы.
С трудом сглотнув застрявший в горле комок, Бианта отвернулась и двинулась вдоль стены дальше, пока не нашла то, что искала.
В отличие от большинства гобеленов, украсивших собой Большой зал, кайма этого полотнища была не красно-зеленой, что соответствовало геральдической символике Эвергарда, а имела цвет запекшейся крови, традиционно ассоциирующийся с предательством. Остановившись напротив него, Бианта пристально всмотрелась в бесстрастное лицо лорда Мьере — колдуна и изменника, перешедшего на сторону врага и предавшего Эвергард. Насколько ей было известно, волшебство, которым он владел, выглядело относительно простым и опиралось главным образом на ритуальные церемонии и короткие заклинания, однако этого оказалось достаточно, чтобы сделать армию Пограничья небоеспособной. Лорд Мьере был буквально в полушаге от полной и окончательной победы, когда предателя остановил удар кинжалом, нанесенный его собственной дочерью.
Симметрия, подумала Бианта и вздохнула. Изучая Пророчество, Би-анта поняла, что оно построено на законах сложной симметрии. В его тексте содержалось — нет, не прямое указание, а только намек на две войны между Империей демонов и Пограничьем, и поскольку исторические свидетельства о первой из них — о Вечерней войне — были скудны и отрывочны, ей так и не удалось выявить относящиеся к ней строфы и преобразовать их в уравнения математической магии. Часы, которые она провела с эвергардскими историками и менестрелями, нисколько не помогли делу: первые слишком мало знали, вторые слишком много фантазировали. Сопоставляя полученные от них сведения с текстом Пророчества, Бианта сумела выяснить только одно — что в будущей войне среди защитников Эвергарда может оказаться еще один предатель, однако это ее открытие не имело под собой строгих математических доказательств, поэтому кроме самой Бианты о нем знал только лорд Вьетрэ.
К тому же Бианта предполагала, что если она не ошиблась и законы зеркальной симметрии приложимы и к истории, Пограничье, выигравшее первую войну, должно проиграть вторую, однако об этом она не сказала никому.
— Леди Бианта?… — окликнул ее кто-то.
— Да?… — Она обернулась.
Стоявший позади нее капитан эвергардской стражи (имени его она не знала) почтительно поклонился.
— Не часто вы бываете в Большом зале, миледи.
Бианта через силу улыбнулась.
— Здесь слишком шумно, чтобы я могла спокойно работать, — сказала она. — При испытаниях новых заклинаний необходима максимальная концентрация внимания, иначе дело может обернуться большой бедой. Когда я экспериментирую в своей келье, я никому не могу причинить вреда, но здесь…
При дворе Императора ее слова были бы истолкованы как угроза, но молодой капитан только улыбнулся задумчиво и кивнул, указывая на гобелен.
— Мне стало любопытно, почему вы остановились именно возле этого полотна. Насколько я заметил, большинство избегает на него смотреть.
— Я думала о Пророчестве, — сказала Бианта, машинально перебирая в уме упрямые уравнения, которые никак не поддавались анализу. Она не сомневалась, что способ упростить, уравновесить правую и левую части есть, нужно только верно сопоставить равные члены. Если она сумеет выработать систему решения таких уравнений, перед ней откроется будущее Эвергарда и всего Пограничья, однако до сих пор ей никак не удавалось подобрать ключ к понимаю нарочито туманных формулировок и символических образов, из которых было составлено Пророчество.
— И, признаться, я очень обеспокоена… — добавила она с внезапной откровенностью.
— Мы все обеспокоены. Все — кроме, пожалуй, грудных младенцев и вот этих малышей… — ответил он, движением головы указывая на детей, затеявших на мраморном полу игру.
— Большинство… — повторила Бианта и, заметив в его глазах недоумение, пояснила: — Вы сказали: большинство людей избегает смотреть на этот гобелен. Вы тоже… избегаете?
Губы молодого человека чуть заметно дрогнули.
— Я — нет. Мне кажется, это хорошее напоминание для всех нас… Разве вы никогда не жалели, что не остались в императорском дворце?
В его тоне не было ничего, кроме искреннего интереса, поэтому Бианта решила ответить честно.
— Никогда, — твердо сказала она. — Я начала изучать матемагию, потому что маги — в том числе и те, которые принадлежат к человеческой расе — могут чувствовать себя в безопасности даже во дворце Императора… по крайней мере до тех пор, пока не совершат какую-нибудь глупость. В противном случае я могла стать либо наложницей, либо воином, но к первому я не стремилась, а для второго у меня не хватало соответствующих способностей…
Какое простое слово «глупость», подумала Бианта. Простое и даже как будто немного легкомысленное, однако страх наказания за то, что она совершила, преследовал ее годами, заставляя просыпаться по ночам от собственного крика. Однажды ей довелось видеть, как Император прикоснулся своим магическим скипетром со вставленным в рукоять «змеиным глазом» к надушенному плечу придворной дамы. Со стороны жест владыки напоминал благословение, но глаза несчастной тотчас закипели и свернулись, как яичный белок, а сквозь побагровевшую кожу проглянули осколки обугленных костей.
Капитан опустил голову.
— Простите, что напомнил вам о неприятном, миледи.
— Ничего страшного. — Бианта слабо улыбнулась. — Это было… полезное напоминание. Кстати, позвольте и мне спросить, на какие мысли наводит вас портрет лорда Мьере?
— Когда я смотрю на это лицо, то думаю о чести и о тех, кто ее потерял, — ответил капитан. — Дело в том, что лорд Мьере приходится мне прапрадедом.
Бианта несколько раз моргнула и машинально бросила взгляд на полотно. Да, сходство действительно было, но она заметила его только теперь. Потом ее взгляд остановился на красновато-коричневой кайме гобелена. Что толкнуло Мьере на предательство, спросила себя Бианта и тотчас подумала о том, что и сама она бежала из императорского дворца и нашла убежище в Пограничье. Впрочем, если тут и была симметрия, то далеко не однозначная.
— Вы полагаете, мы можем на что-то надеяться? — спросила она негромко.
Капитан слегка развел руками и посмотрел ей прямо в лицо.
— Некоторые говорят, что какие-то шансы у нас есть, иначе, мол, вы давно бы вернулись к демонам.
Бианта почувствовала, что краснеет. Чтобы скрыть смущение, она рассмеялась, хотя в этот момент ей больше всего хотелось плакать.
— Никогда не слышала, что демоны умеют прощать. Во всяком случае, своего поражения в Вечерней войне они не забыли и не простили.
— Очень жаль. — Капитан задумчиво нахмурился и, коротко поклонившись, ушел.
«Очень жаль… — мысленно повторила Бианта его последние слова. — Вот только для кого жаль — для нас или для демонов?…»
Симметрия… Это слово преследовало Бианту и днем, и ночью, когда при свете масляной лампы она склонялась над текстом Пророчества. После разговора с капитаном стражи в Большом зале Эвергарда она не раз спрашивала себя, какое значение может иметь тот факт, что род лорда Мьере не прервался и что его потомки до сих пор живут в замке. Старинные песни и баллады утверждали, что у лорда-изменника была только одна дочь, которую звали Пайен, однако о том, что стало с этой юной леди после того, как она спасла Пограничье, нигде не говорилось.
А тайна Пророчества по-прежнему оставалась недоступной. Бианта продолжала думать о ней даже во сне, и не раз головокружительный калейдоскоп смещающихся проекций заставлял ее просыпаться. Часами она рылась в книгах, ища разгадку в построениях других матемагов; когда же усталые глаза отказывались ей служить, Бианта гасила свет и, сидя в темноте, перебирала в памяти свои боевые заклинания, до сих пор поражавшие ее своей безжалостной логикой. Когда утомление немного отступало, она снова зажигала лампу и возвращалась к книгам, в которых содержались аксиомы и теоремы, схемы и уравнения — сокровища бесценные… и бесполезные, поскольку использовать их она не могла.
Бианта как раз перелистывала «Трансформации» Магны Атик, когда в дверь ее кельи кто-то деликатно постучал. Отложив толстый том, она встала из-за стола и отодвинула засов.
— В чем дело? — хмуро спросила она, отворяя дверь.
Герольд лорда Вьетрэ склонился в изысканном поклоне.
— Придворные собираются в тронном зале, миледи. Милорд просил вас присутствовать.
— Хорошо, я приду.
Бианта захлопнула дверь и переоделась в парадное платье так быстро, как только смогла. На подобные собрания она ходила редко; сначала потому, что даже после клятвы на магическом мече лорд Вьетрэ сомневался в ее лояльности, потом из-за того, что, будучи чужестранкой и не зная всех тонкостей этикета, чувствовала себя неловко в окружении опытных придворных. К тому же Бианта никогда не считала себя достаточно компетентной, чтобы давать советы в области государственного управления, предпочитая вместо этого заниматься своей любимой матемагией. В любом случае, сегодняшнее приглашение на собрание государственного совета было по меньшей мере необычным — так решила Бианта, застегивая последние пряжки и втыкая последние булавки.
И она не ошиблась. В тронном зале не было ни слуг, ни музыкантов, придворные плотной толпой стояли вдоль стен и почти не переговаривались. Лорд Вьетрэ и его советники молча сидели в креслах с высокими спинками в дальнем конце зала. В воздухе ясно ощущались напряжение и тревога, но чем они были вызваны, Бианта не знала. Должно быть, получены какие-то важные известия, решила она.
Бианта заняла свое место между придворным астрологом и леди Иастр. Астролог по обыкновению хмурился; лицо леди Иастр выглядело спокойным и сосредоточенным и не выдавало никаких чувств, но Бианта, в прежние времена еженедельно игравшая с ней в шашки и рифмы, отлично знала: ее кажущееся спокойствие является верным признаком грядущих неприятностей.
Лорд Вьетрэ слегка приподнял голову и обвел собрание суровым взглядом.
— К нам прибыл гость, — сообщил он сухим и официальным тоном, какого Бианта уже давно у него не слышала. При этом ей показалось, что старый лорд бросил взгляд в ее сторону, но подумать, что все это может означать, она не успела. Двери тронного зала распахнулись, и стражники ввели внутрь молодого мужчину в черно-красном с золотом одеянии, но без меча. О том, что меч у него был, Бианта догадалась по покрою камзола. Черный, красный и золотой были геральдическими цветами Императора демонов, и никто, кроме него и его личной гвардии, не мог под страхом смерти носить одежду такого цвета и такого фасона. Да, перед Биантой был боец из свиты Императора…
Ее сын.
Почему он здесь? — подумала она, сражаясь с подступающей паникой и сжимая руки, чтобы они не дрожали. Быть может, Мартин прибыл для того, чтобы вызвать лорда Вьетрэ на поединок?
Нет, вряд ли, тотчас решила Бианта. Император не мог не знать, что Пограничье придерживается иных обычаев, да и в любом случае лорд Вьетрэ был достаточно мудр (и достаточно стар, если на то пошло), чтобы связать судьбу своей страны с исходом такой непредсказуемой вещи, как схватка на мечах.
Борясь с нарастающим в душе ощущением безнадежности, Бианта исподтишка разглядывала человека, который в одно мгновение развеял в прах дорогие ее сердцу воспоминания о белокуром мальчугане, прятавшем цветы и листья между страницами ее книг и карабкавшемся на ее стол, чтобы посмотреть в окно на тренирующихся на плацу солдат. У Мартина были такие же светлые, как у нее, волосы, да и лицом он настолько напоминал Бианту, что не заметить сходство было просто невозможно. Свободно опущенные по швам руки тоже были почти по-женски изящными, с длинными и гибкими пальцами, но Бианта не обманывалась насчет заключенной в них смертоносной силы. Она знала, какую подготовку проходят лучшие бойцы Императора, и не сомневалась: если бы Мартин захотел, никакая охрана не помешала бы ему убить Вьетрэ на месте.
Да, Мартин был ее подобием, и только глаза у него были другими. Он унаследовал их от человека, которого Бианта тщетно пыталась забыть — человека, который погиб, стремясь помешать ей бежать на восток с их общим ребенком.
Напряженная тишина в тронном зале еще больше сгустилась. Придворные, разумеется, сразу заметили сходство между пришельцем и Би-антой, но сам Мартин еще не видел матери. Стоя посреди зала, он смотрел прямо в лицо владыке Эвергарда.
Лорд Вьетрэ поднялся на ноги и вынул из ножен легендарный меч Фидор. Его магический клинок сверкал и переливался, точно был сделан из друзы горного хрусталя, в которой отразился первый луч зари, и по стенам заструились радужные блики. Придворные испуганно замерли; никто не осмеливался даже шептать. В присутствии обнаженного клинка нельзя было лгать ни намеренно, ни случайно — стоило произнести хоть одно лживое слово, и на лезвии тотчас выступали капли крови или слез. Заключенная в мече магия была способна свести с ума любого человека или демона, поэтому владыки Эвергарда старались не обнажать клинок без крайней нужды.
— Я никак не могу понять, глуп ты или, наоборот, умен, — негромко проговорил лорд Вьетрэ. — Ответь мне, кто ты такой и зачем к нам пожаловал?
— Я был мечом у пояса Императора, его поединщиком, — ответил Мартин. — И как вещь своего господина не имел имени. — Он на мгновение крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. — Теперь меня зовут Мартин. Я пришел, потому что у Императора есть другие бойцы, чтобы выполнять его приказы. А мне эти приказы перестали нравиться.
Лорд Вьетрэ бросил быстрый взгляд на меч. Хрустальный клинок оставался чист и все так же сверкал. Мартин говорил правду.
— Не самое подходящее время ты выбрал, Мартин, чтобы переходить из одного лагеря в другой, если, конечно, ты действительно решил оставить Императора. Прости, что сомневаюсь в твоих словах, но… Я вижу, на тебе по-прежнему одеяние наших врагов, которое, кстати сказать, чуть не до полусмерти напугало стражу.
— Так получилось, — ровным голосом сказал Мартин и слегка пожал плечами. — Я покинул армию Императора, когда демоны усмиряли какую-то деревню, название которой мне неизвестно, и переодеваться было некогда. Кроме того, в походе все носят военную форму. Надеть другую одежду означало бы вызвать ненужные подозрения.
— И ты не боялся, что тебя поймают и убьют на месте? — спросил один из советников.
Мартин снова пожал плечами.
— В процессе подготовки меня обучили трем магическим заклинаниям. С помощью одного из них я могу проходить невредимым мимо стражи. Второе добавляет отваги. Третье помогает двигаться бесшумно, как тень.
Бианта бросила взгляд на магический меч. Клинок по-прежнему сиял чистым, голубовато-розовым светом.
Леди Иастр слегка откашлялась.
— Простите мое невежество, — сказала она. — Я не так хорошо информирована, как остальные, и к тому же не слишком быстро соображаю… Вы упомянули, что были «в походе»… Разве гвардия Императора участвует в регулярных военных действиях?
Мартин повернулся в ее сторону и, конечно, тотчас заметил стоявшую рядом Бианту. Он коротко вздохнул, и Бианта почувствовала, как ее лицо превращается в неподвижную каменную маску. Ей хотелось улыбнуться сыну — вернее, незнакомцу, в которого тот превратился, но она никак не могла совладать с собой.
«Ответь же!.. — взмолилась она мысленно. — Скажи, что через столько лет ты решил отыскать меня, что ты хочешь быть со мной!»
Мартин справился с потрясением.
— Я должен был предупредить, — сказал он. — Смерти я не боюсь, к ней я привык… — Его голос чуть дрогнул, но он продолжал смотреть прямо в лицо лорду Вьетрэ и не опустил взгляда. — На этот раз Император решил отправиться в поход со своей армией, поэтому сражаться с демонами вам будет особенно трудно.
При этих словах придворные не выдержали и тревожно зашептались, а леди Иастр с беспокойством взглянула на Бианту. Магический меч замерцал сильнее — его клинок отражал все оттенки страха, все краски отчаяния.
— Прошу вас, милорд, — проговорил Мартин, чуть возвысив голос.
— Позвольте мне помочь вам! Возможно, я слишком поздно понял, что война — это не только приказы, которые солдат обязан выполнять, что люди на другой стороне сражаются и умирают за свои дома, за своих близких…
«За своих близких…» — машинально повторила Бианта, глядя на спокойное, как полированный металл, лицо сына и чувствуя растущую в душе горечь. Очевидно, она произнесла эти слова вслух, так как леди Иастр предостерегающим жестом положила руку на ее предплечье.
— Но я все-таки это понял, — продолжал Мартин, — и поэтому прошу: разрешите мне помочь вам или убейте меня! Полагаюсь на вашу мудрость, милорд. Хочу лишь добавить, что какое бы решение вы ни приняли, вы выиграете, так как лишите Императора одного из лучших бойцов.
Его лицо было бледным, почти как свет, исходивший от клинка Фидор. Затаив дыхание, Бианта ждала, что ответит Вьетрэ.
Лорд медленно спустился с тронного возвышения и встал перед Мартином. Лицо владыки Эвергарда выражало озабоченность, тревогу
— и непреклонную решимость.
— Готов ли ты поклясться в верности жителям Пограничья и его владыке? — спросил он.
— Да, — не колеблясь ни секунды, ответил Мартин.
Да, мысленно повторила Бианта, сражаясь с терзающими душу сомнениями. Когда она пришла в Эвергард, то ничего не знала о том, какими свойствами обладает меч Фидор. Маг-кузнец, выковавший клинок, пожертвовал своей жизнью, но создал оружие, которое гарантировало, что в Пограничье никогда больше не появится предатель, подобный лорду Мьере. Ну, или почти гарантировало… Много лет назад лорд Вьетрэ допрашивал Бианту точно так же, как сейчас он допрашивал Мартина, и обнаженный меч в его руках словно зеркало отражал скрытые за словами мысли, помогая обнаружить любую ложь.
Но, как впоследствии узнала Бианта, это было не единственное свойство волшебного клинка. Только много позднее Вьетрэ рассказал ей, что меч Фидор убивал всякого, кто посмеет принести на нем ложную клятву. Когда-то давно один из претендентов на трон Эвергарда поклялся на нем служить народу Пограничья верой и правдой — и упал замертво. В другой раз стражник, охранявший первую леди Эвергарда, разбудил свою госпожу за три часа до рассвета, чтобы предупредить о заговоре, участником которого был. Когда-то он тоже принес присягу на мече, поэтому, выйдя из покоев госпожи, стражник отправился к дверям сокровищницы, где обычно хранился волшебный клинок, и пронзил себе грудь кинжалом. С точки зрения поэзии, это, наверное, было и красиво, и эффектно, но Бианте совсем не хотелось, чтобы ее сын стал героем новой легенды, связанной с магическими возможностями меча. Интересно, подумала она вдруг, как чувствовала себя Пайен, когда странствующие менестрели начали распевать о предательстве ее отца на всех перекрестках?
Между тем Мартин положил руку на прозрачное, как стекло, лезвие.
— Клянусь, — сказал он и, с трудом сглотнув, бросил быстрый взгляд в сторону матери.
Но даже теперь она не могла полностью доверять ему — просто не могла, и все. Слишком долго Мартин носил черно-красно-золотой камзол, какой был у его отца. Поэтому Бианта опустила взгляд и смотрела в пол до тех пор, пока собрание не закончилось.
— Есть что-то глубоко порочное в том, чтобы играть в глупые игры, когда наш мир вот-вот прекратит свое существование, — задумчиво промолвила леди Иастр, вертя в руках только что выигранную шашку.
Бианта неуверенно улыбнулась, пытаясь одновременно обдумать ответ и свой ход.
— Если бы я заперлась в своей келье, то мысли о скорой гибели всего, что мне дорого, свели бы меня с ума, — сказала она наконец, передвигая свою шашку на новое поле. Уже в который раз, наблюдая симметрию игры — красное на черном, черное на черном, — она задумывалась о том, как каждый сделанный ход меняет первоначальный порядок на доске.
— Говорят, Мартин предложил какой-то маневр, который помешал демонам захватить мост в Сильвербридже.
Бианта подняла голову и поглядела на озабоченное лицо леди Иастр.
— Приятно слышать, — сказала она. — Особенно если учесть, что теперь у Императора есть еще одна причина желать Пограничью поражения.
— Уж конечно, ты не думаешь, что Мартину стоило остаться при дворе Императора! — фыркнула леди Иастр.
«Но ведь он служил ему много лет!» — подумала Бианта, но сказала только:
— Твой ход.
Леди Иастр снова фыркнула.
— Хочешь сменить тему? — проговорила она насмешливо. — Ничего не выйдет, дорогая, меня так просто не собьешь. Ведь и ты тоже когда-то жила во дворце, не так ли?
— Да, — согласилась Бианта. — И я, наверное, никогда об этом не забуду.
Действительно, она никогда не забывала о своем прошлом. В первые годы своей жизни в Эвергарде Бианта вздрагивала каждый раз, когда за дверями ее кельи раздавались чужие шаги. В такие моменты ей всегда представлялся опускающийся на ее плечо скипетр Императора со вставленным в рукоятку «змеиным глазом».
— Но я бежала из страны демонов в более спокойные времена, — добавила Бианта, немного подумав. — Конечно, это серьезный проступок, но ведь я была человеком и, следовательно, с точки зрения демонов, мало чем отличалась от безмозглого животного. Кроме того… — Бианта прерывисто вздохнула, — кроме того, у них остался мой сын. Возможно, они сочли это достаточным наказанием и не пытались уничтожить меня.
Леди Иастр покачала головой и сделала ход.
— Как бы там ни было, — проговорила она задумчиво, — теперь он здесь. И, может статься, Мартин — наша единственная надежда.
— Именно это и беспокоит меня больше всего, — сказала Бианта.
Даже сейчас, за игрой, требовавшей от нее мобилизации всех мыслительных способностей, Бианта не могла не думать о сыне. После собрания в тронном зале она видела его во дворе замка. Мартин вел учебный бой с лучшими солдатами лорда Вьетрэ, а целитель и несколько придворных заклинателей внимательно следили за тем, чтобы бывший поединщик Императора никого не покалечил ни случайно, ни намеренно. За общими обедами в Большом зале она старалась занять место за дальним концом длинного стола, и все же за звоном посуды, разговорами и шелестом платьев она слышала, как Мартин и лорд Вьетрэ беседуют друг с другом. Судя по всему, владыка Эвергарда и его придворные полностью доверяли молодому человеку, а она — его мать — все еще сомневалась.
Подобно маятнику, мысли Бианты переходили от собственного сына к Пайен, от Мартина к лорду Мьере. По вечерам, когда она прогуливалась перед сном по крепостным стенам, холодное дыхание измены чудилось ей в каждом шорохе, в звуке шагов замковой стражи, и тогда она вспоминала лорда Мьере и историю Вечерней войны. Бианта никогда не была настолько легкомысленна, чтобы доверять каждому слову, которое менестрели распевали по праздникам на базарной площади, и все же старинные баллады обладали какой-то особой способностью подхлестывать ее страхи.
Сталкиваясь с фрагментами исторических хроник и ежедневными военными донесениями, Бианта пыталась проецировать настоящее на прошлое, сражение на сражение, предательство на предательство. И каждый раз, терпя неудачу, она в сердцах проклинала Пророчество, страницы которого никак не желали открывать ей свой тайный смысл. В один из таких моментов, когда в бессильной ярости Бианта готова была изорвать пергамент в клочья, в дверь ее кельи кто-то постучал.
Мартин? — невольно подумала Бианта, хотя она, конечно же, сразу узнала властную манеру лорда Вьетрэ и, открывая дверь, испытала одновременно и облегчение, и разочарование.
Шагнув через порог, старый лорд оглядел ее с ног до головы и улыбнулся.
— Мне кажется, миледи, в последнее время вы слишком много работаете, — сказал он.
— Слишком много работаю?… — удивленно повторила Бианта, отступая в сторону, чтобы дать ему пройти. — Едва ли, милорд… Кроме того, солдаты ежедневно тренируются, потом идут в бой и погибают, но вы же не говорите им, что они слишком много работают!..
— У вас разная работа, моя дорогая.
Лорд Вьетрэ принялся расхаживать по келье из стороны в сторону, время от времени бросая любопытные взгляды на книжный шкаф и разложенные на столе свитки и раскрытые фолианты. В конце концов он остановился рядом с Биантой и опустил ей руку на плечо.
— Я хочу, чтобы вы отдохнули, Бианта. — Старый лорд нахмурился. — Я имею в виду настоящий отдых, а не лежание в постели с одной из ваших заумных книг… Когда дело касается таких тонких материй, как матемагия, даже легкое утомление может стать серьезной помехой.
Бианта слегка наклонила голову и посмотрела на него исподлобья.
— Вы пришли, чтобы сказать мне только это, милорд? — спросила она. — Или у вас была какая-то другая причина увидеться со мной?
Лорд Вьетрэ остановился посреди комнаты.
— Была, миледи.
— Какая же?
— Мартин, — без обиняков заявил старый лорд, и Бианта невольно поморщилась.
— Вот как? — спросила она, чтобы что-нибудь сказать.
— Да. Вы причиняете мальчику боль, миледи. Он живет в замке уже несколько дней, а вы до сих пор не перекинулись с ним и парой слов.
Бианта слегка приподняла бровь.
— Он давно не мальчик, милорд, и вы отлично это знаете. — Ее голос предательски дрогнул, но Вьетрэ сделал вид, будто ничего не заметил.
— Я уже стар, Бианта, и для меня даже вы — упрямая девчонка, которая не слушает доброго совета и не хочет отдохнуть, когда это необходимо. Я хочу, чтобы вы, во-первых, сделали перерыв, а во-вторых, перестали прятаться и поговорили со своим сыном. — Он слегка улыбнулся. — Даже я не вижу причин, чтобы ему не доверять, хотя годы управления страной сделали меня настоящим параноиком.
— Правда?… — Бианта задумчиво провела кончиками пальцев по своему экземпляру Пророчества — пергаментному свитку, который за годы и годы тщательного изучения утратил свойственную выделанной коже шероховатость и залоснился. С какой стороны ни посмотри, старый лорд дал ей хороший совет, но… но армия демонов продолжала двигаться к Эвергарду.
— Я собираюсь отправить Мартина в Сильвербридж, — сказал Вьетрэ, внимательно наблюдавший за выражением лица Бианты. — Мои воины еще удерживают мост, но уже сейчас ясно, что остановить демонов мы не сможем — сможем только задержать. Я еще не разговаривал с советниками, однако, похоже, нам придется отступать в Олтгард. — Он вздохнул. — Мартин и его отряд будут отвлекать противника, давая возможность основным силам отойти в глубь страны.
Бианта едва сдержала изумленное восклицание — так потрясли ее слова старого лорда. Вьетрэ заметил ее удивление.
— Солдаты ему верят, — заметил он. — Мартин превосходный тактик — один из лучших, какие когда-либо были в Эвергарде. Думаю, он нас не подведет.
Бианта зажмурилась.
— Это большой риск, милорд, — проговорила она с усилием. — Не лучше ли было поставить во главе отряда кого-нибудь другого?
— Я хотел сообщить вам это до того, как объявлю о своем решении остальным, — сказал старый лорд, не ответив на ее вопрос.
— Благодарю, милорд. — Бианта присела в легком реверансе (у нее подгибались колени) и добавила: — Быть может, вы знаете, где сейчас Мартин?
Вьетрэ грустно улыбнулся.
— Бродит по стенам замка, я полагаю. Он поднимается туда каждый вечер в надежде встретить вас, миледи.
Бианта кивнула и, когда старый лорд ушел, отправилась разыскивать сына. Довольно скоро она заметила его на площадке южной башни, где тот сидел на каменной скамье. Он был в красно-зеленой форме солдат Эвергарда, и это привело Бианту в замешательство. Казалось, ее разум отказывается воспринимать сына иначе, чем в красно-черном с золотом камзоле Империи, в котором она впервые увидела его в тронном зале.
Заслышав ее шаги, Мартин повернулся и встал. Из-за его плеча выглядывала рукоять длинного меча.
— Мама?… — проговорил он, пряча руки за спину.
— Да, это я. — Бианта неохотно приблизилась.
— Мама… — повторил Мартин, и лунный свет отразился в его глазах, заблестел в каплях слез, катящихся по его лицу. — Я помню… — добавил он ровным голосом, в котором не было ни упрека, ни сожаления. — Мне было семь лет, и ты велела мне собирать вещи. Потом ты ссорилась с папой…
Бианта кивнула. Тогда Мартину действительно исполнилось семь, и он достиг возраста, когда должна была начаться его подготовка мага или солдата. В обоих случаях он лишался той минимальной защиты, которую давал ему статус родителей, и это стало одной из причин, побудивших ее задуматься о побеге. Бианта никак не могла решиться на этот рискованный шаг, и только когда ждать дольше стало уже нельзя, предложила мужу покинуть дворец и укрыться в Пограничье или в каком-нибудь другом королевстве, расположенном на востоке. В том, что она сумеет его уговорить, Бианта не сомневалась. Муж очень любил ее; во всяком случае, он никогда не пользовался услугами дворцовых куртизанок, женщин и демониц, обслуживавших фаворитов Императора.
Но она просчиталась. Бианта до сих пор помнила, как быстро недоумение, появившееся на лице мужа при первых же ее словах, уступило место гневу. Да как только она могла подумать о том, чтобы покинуть Императора, который дал им убежище и кров?! А вот о том, что Император погубил многих и многих, муж и слышать не хотел. Бианта, напротив, никак не могла привыкнуть к жестокости, которая не только была самой яркой чертой характера демонов, но входила в их повседневную рутину — как, например, необходимость принимать пищу или ложиться спать. Она хорошо помнила одну из племянниц Императора, скомпрометированную неудачной дуэлью, — та была вынуждена проскакать верхом на лошади несколько десятков миль, чтобы — оказавшись в нужном месте в нужное время — восстановить свою репутацию. Чуть ли не на глазах Бианты демоны растерзали бледноглазого профессионального убийцу только за то, что, выполняя свою «работу» (по приказу Императора он зарезал мятежную властительницу Рейсского княжества в ее собственной спальне), бедняга оставил улики. А дети, которых хладнокровно топили в крепостном рву, потому что после эпидемии чумы они ослепли?… Справедливости ради следовало заметить, что демоны проявляли жестокость и бездушие как по отношению к живущим среди них (и под их властью) людям, так и по отношению друг к другу, но это обстоятельство Бианту совершенно не утешало.
— Я стоял в дверях и пытался понять, что случилось, — продолжал Мартин. — Потом папа заплакал…
«Это когда я сказала, что если он не пойдет с нами, я уйду сама и заберу ребенка», — вспомнила Бианта.
— …Заплакал, вынул меч и напал на тебя…
— …И тогда я его убила, — закончила Бианта с пересохшим ртом.
— Я хотела забрать тебя с собой, но ты не пошел — сказал, что не можешь оставить его. Ты тоже плакал, а я… У меня уже не было времени все тебе объяснить, к тому же я боялась, что на шум прибежит дворцовая стража… Вот почему я ушла одна. Остаться я не могла. После того как я убила одного из высших офицеров армии Императора, меня бы непременно казнили. Твой отец… Мне жаль его, хотя теперь я знаю, что Император был для него дороже, чем ты или я.
— Пожалуйста, не бросай меня больше… — чуть слышно попросил Мартин. Он стоял, напряженно выпрямившись, и лицо его казалось суровым и вместе с тем каким-то растерянным. Луна зашла за тучу, и в темноте смутно белели лишь его волосы и полудрагоценный камень в рукоятке меча за плечом.
— Но ведь ты, кажется, скоро уезжаешь… — проговорила Бианта.
— Да, завтра я еду в Сильвербридж, — подтвердил Мартин.
— И, наверное, будешь сражаться в первых рядах?
— Это было бы… неразумно. — Мартин на мгновение крепко сжал губы. — Ведь я буду командовать, отдавать приказы…
— Ты будешь приказывать людям убивать. — «И умирать», хотелось ей сказать, но слова застряли в горле.
Мартин спокойно встретил ее взгляд.
— Война есть война, мама.
— Да, — согласилась Бианта. — Сейчас идет война, но раньше… Я знаю, что значит состоять в гвардии Императора, быть его карающим мечом. Другие только слышали об этом, но мало кто знает, каково это
— лежать без сна и вспоминать пятна крови на светлом ковре, вздрагивать от сдавленных криков в ночи… Скольких убил твой меч, Мартин?
— Когда я понял, что сбился со счета, я последовал за тобой.
Луна снова показалась из-за облака, и Бианта увидела, что, хотя
слезы на его лице высохли, в глазах стоит боль.
— Когда я потерял им счет… — повторил Мартин.
Бианта молчала. Молчанием она закрывалась от него, как щитом, хотя знала: достаточно одного слова, и все барьеры рухнут.
Мартин поднял руку, замер на мгновение, снова опустил.
— Я хотел поговорить с тобой хотя бы один раз. Поговорить до того, как уеду в Сильвербридж…
Бианта не выдержала и улыбнулась. На лице Мартина появилась ответная робкая улыбка. Сейчас он выглядел почти так же, как тот семилетний мальчуган, и все же… Все же Бианта по-прежнему ему не доверяла. Смутное подозрение, что Мартин знает способ нарушить данную Вьетрэ клятву, не покидало ее. Бианта знала коварство Императора. Он вполне мог послать Мартина в Пограничье, чтобы тот, втершись в доверие к лорду Вьетрэ, погубил его с помощью какого-нибудь хитроумного плана. Или проще: Мартин явился сюда, чтобы предать свою мать, которую он однажды уже бросил — или она бросила его; как было на самом деле, Бианта сказать не могла. Уже не могла…
— Что ж, поезжай, — сказала она, стараясь, чтобы в ее тоне не было ни обещания, ни угрозы. Затем она повернулась и, не прибавив больше ни слова, пошла прочь, оставив его одного ждать рассвета.
Четыре дня спустя Бианта, бессильно опустив руки, стояла перед своим книжным шкафом, и только взгляд ее с лихорадочной торопливостью скользил по полкам, прогибавшимся под тяжестью рукописных фолиантов, посвященных различным аспектам математической магии. Одни были написаны убористым, угловатым почерком демонов, другие — изысканной, с росчерками вязью Пограничья. Бианта просмотрела их все, но так и не нашла решения мучившей ее проблемы. И все же она была уверена, что подсказка где-то там, на одной из пожелтевших от времени страниц, вот только на какой?… И снова — в который уже раз — Бианта пожалела, что не наделена способностями к магическим дисциплинам, которые опирались бы не на заученные наизусть выверенные доказательства и строгие теоремы, а на вдохновение, импровизацию, интуицию. Впрочем, насколько ей было известно, Пророчество не поддавалось и этим наукам.
Ах, если бы проблему можно было решить прямым перебором вариантов, подумала Бианта и вдруг застыла, пораженная новой мыслью. Пророчество описывало отнюдь не идеальные миры, с которыми она привыкла иметь дело. В нем были переплетены реальные события, являющиеся результатом взаимодействия, столкновения демонов и людей между собой и друг с другом. Это обстоятельство обуславливало особую сложность причинно-следственных связей. Даже придворный астролог как-то признался ей в частной беседе, что его предсказания точны, лишь покуда они не имеют никакого отношения к людям. По его словам, влияние человеческого фактора не поддавалось практическому анализу и способно было испортить самым тщательным образом составленный прогноз. Ту же ошибку допустила и она, когда попыталась привести к линейному виду такую сложную вещь, как поэзию.
Эвергардский казначей как-то упрекнул ее в том, что она изводит на свои исследования слишком много бумаги, и хотя он просто шутил, с тех пор Бианта старалась расходовать драгоценный материал как можно экономнее. В результате в одном из ящиков ее стола скопилась довольно толстая стопка чистых листов. Сейчас она достала их и, положив на стол, развернула Пророчество. Немного поразмыслив, Бианта достала из шкафа трактат Сариэли «Об умозрительных построениях, заклинаниях и вещах еще более странных» и открыла на одной из закладок, чтобы освежить в памяти стихотворение из четырехсот строф: Сариэль Рисская на полном серьезе считала себя поэтессой. Над этой книгой, полной искусно выполненных гравюр, тщательно прорисованных схем и сложных графиков, которые сама Сариэль называла «патологемами» из-за их непредсказуемого и необъяснимого поведения, Бианта просидела несколько вечеров, но уверенности в том, что она все поняла правильно, по-прежнему не было.
Да, как и в самом начале своего исследования, Бианта могла опираться только на законы симметрии — единственные правила, которые действовали и в мире чисел, и в мире людей. Симметрия определяла положение черных и красных фишек на клетках шахматной доски; симметрия придавала изысканную форму стихотворению, которое начиналось и заканчивалось одним и тем же четверостишием; симметрия лежала в основе музыкальной пьесы, в которой повторялась одна и та же последовательность звуков. Раздумывая над этим, Бианта припомнила песню, которую странствующие менестрели исполняли в Большом зале Эвергарда примерно неделю назад. Голоса один за другим вплетались в общий хор, который, в свою очередь, повторял партию каждого певца, но уже в другой тональности. Это напоминало и отражение в зеркале, и «патологемы» Сариэли, где каждый пропорциональный отрезок вызывал появление сразу нескольких подобных отрезков, уже не укладывавшихся в общую закономерность.
Присев за стол, Бианта заново перечитала Пророчество, пытаясь найти в нем примеры подобной симметрии, которые столь долго избегали ее пытливого взора. Решение было в них или где-то рядом — теперь Бианта в этом не сомневалась, вот только как его найти?
Так она проработала не один час, боясь даже встать из-за стола, чтобы не пропустить что-то важное. Вода в кувшине, к которому она то и дело прикладывалась, давно закончилась, но Бианта не посмела даже позвать слугу, чтобы тот принес ей новый, ибо появление постороннего человека могло отвлечь ее от работы, рассеять внимание. Игнорируя боль в пересохшем горле, Бианта сдвинула на край стола трактат «Об умозрительных построениях…» и положила на его место раскрытое на «Примечаниях…» исследование Магны Атик «О бесконечности». Магна Атик и Сариэль Рисская жили в одно и то же время, но это было, пожалуй, единственным, что их объединяло. Во всем остальном они были полными противоположностями и как личности, и как мыслители. Взять хотя бы эту таблицу приближенных значений некоторых форм — цветов и решеток, папоротников и кружев, которые не могла бы создать ни одна смертная плетельщица; Сариэль Рисская, несмотря на свое воздушное имя, оперировала предметами более приземленными.
Но больше всего Бианту поразила страница, где были описаны сложенные из множества многоугольников формы, характеризующиеся различными «патологиями», как назвала их Атик. (В этом словечке Бианте почудился плохо замаскированный выпад в адрес Сариэли с ее «патологемами».) Магна Атик, впрочем, пошла дальше, спроецировав свое «многоугольное формообразование» в бесконечность.
Но даже эти весьма сложные материи казались Бианте пустяком, по сравнению с Пророчеством, которое, имея дело с живой жизнью, отличалось куда большей сложностью и многоплановостью, чем любые построения самых изощренных человеческих умов. Что если, думала она, найденный Магной способ — всего лишь один из множества алгоритмов решения, одна из множества возможностей? Безусловно, комплексный подход необходим, но что это за подход? Как, с какой стороны следует подойти к Пророчеству, чтобы постичь его потаенный смысл и одновременно учесть все вероятности?… Быть может, стоит… Но понять, что же ей следует сделать, Бианта была уже не в силах. Магна Атик создавала свои «Бесконечности» всю жизнь, и до Бианты никто из матемагов не занимался сколько-нибудь систематическим и глубоким изучением этого трактата. Взять его, что называется, «с наскока» было невозможно, к тому же после нескольких часов напряженной работы глаза Бианты слезились и закрывались сами собой, а утомленный мозг отказывался воспринимать полученную информацию. Но больше всего ей мешала необходимость найти решение как можно скорее, чтобы успеть спасти Пограничье от орд Императора.
Осознав, что сегодня она ничего больше не добьется, Бианта задула лампу и забралась под одеяло. Голова ее буквально раскалывалась от боли, но под сомкнутыми веками по-прежнему ярко горели три слова: Симметрия, Патология, Бесконечность.
Когда несколько дней спустя Бианта бесцельно блуждала по коридорам замка, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей о возможном смысле Пророчества, ей повстречалась леди Иастр.
— Они вернулись, — негромко сказала она, тронув Бианту за плечо. — Я подумала, ты захочешь их встретить…
— Кого — их? — слабо удивилась Бианта, все еще во власти собственных размышлений.
— Твоего сына и других — тех, кто уцелел в сражении у моста Сильвербридж.
«Тех, кто уцелел…» — Бианта закрыла глаза и обхватила себя руками за плечи, пытаясь унять дрожь.
— Ах, если бы демоны оставили нас в покое! — непроизвольно вырвалось у нее.
Леди Иастр грустно кивнула.
— К сожалению, это вряд ли случится. Я слышала, Император хочет сам вести свои войска на штурм Эвергарда. Ну, идем же…
— Я не могу, — проговорила Бианта, чувствуя, как весь огромный замок начинает медленно вращаться. Он кружился все быстрей и быстрей, и из серых каменных стен глядели на нее голодные, налитые кровью и злобой глаза. — Передай ему… передай Мартину: я рада, что он вернулся.
Это было единственное, что пришло ей в голову — единственное, что она хотела и могла сказать сейчас своему сыну. Трагизм их общего положения дошел до нее в полной мере, и мысли Бианты вновь обратились к Пророчеству.
— Но послушай же! — воскликнула леди Иастр, однако Бианту ничто уже не могло остановить. Чуть ли не бегом она бросилась в свою келью, где ждали ее магические манускрипты.
Некоторые подробности сражения у моста она узнала, прислушиваясь к обрывкам разговоров за общей трапезой, к перешептыванию слуг. Император, очевидно, не на шутку разозленный упорством жителей Пограничья, не просто покинул свой дворец, но и лично принял участие в битве. Это, впрочем, не слишком удивило Бианту — чего-то подобного следовало ожидать. Встревожило ее другое. Один из герольдов упомянул, что Император поражал бойцов Пограничья не мечом, а своим кошмарным жезлом со «змеиным глазом». Насколько было известно Бианте, магический жезл или скипетр, который был не просто оружием, но и символом могущества демонического владыки, ни при каких обстоятельствах не должен был покидать пределов Империи. Тот факт, что Император использовал его в бою, мог означать только одно (а при мысли об этом Бианте едва не стало дурно) — демоны уже считают Пограничье своей территорией. По свидетельству очевидцев, магический жезл превратил воспетый во множестве баллад серебряный мост Сильвербридж в пригоршню бурой ржавчины и гнилых бревен, после чего армия демонов двинулась дальше к Эвергарду.
Готовясь к долгой и трудной осаде, лорд Вьетрэ распорядился отправить на восток тех, кто не был необходим при обороне замка, а также женщин и детей. Все остальные были готовы сражаться. И умереть, как считала Бианта. Та же мысль, похоже, владела многими. Учебные бои между солдатами, которые она наблюдала из окна кельи, становились все более ожесточенными, а слуги перестали улыбаться и сплетничать. Бианта и леди Иастр тоже не играли больше ни в шашки, ни в рифмы, решив, что сейчас это было бы неуместно, хотя Бианте иной раз и хотелось как-то отвлечься от мрачных мыслей и напряженной работы.
Мартина она видела всего несколько раз, да и то мельком. Бианта, впрочем, не могла не заметить, какую печать наложили на него усталость и тревога. Его лицо осунулось и почернело, щеки ввалились: казалось, он пережил ужасную пытку, от которой до сих пор не оправился. Чисто по-матерински Бианта жалела сына, однако утешить его ей было нечем. Пророчество по-прежнему хранило свою тайну, и Бианта казалась себе беспомощной и никчемной. Наверное, Мартин, в свою очередь, о чем-то догадывался, поскольку старался как можно реже попадаться матери на глаза.
Неприятельская армия приближалась, и наконец настал день, когда, стоя на площадке одного из бастионов, Бианта смогла различить на горизонте оранжевое зарево лагерных костров и голубоватый блеск магических молний. Напряженная атмосфера в замке сгустилась еще больше; не слышно было шуток и смеха, а в редких разговорах звучали нотки отчаяния и покорности судьбе.
Однажды утром Бианту разбудил пронзительный рев боевых труб, и она поняла, что осада Эвергарда началась. Торопливо одевшись и не сказав никому ни слова прощания (хотя кое-кто и попрощался с ней, боясь, что сегодняшний день может стать последним в их жизни), она заняла свое место на крепостной стене и с мрачным удовлетворением следила за тем, как лучники посылают стрелу за стрелой в атакующие порядки демонов. Потом в тылу демонского войска вспыхнула и поплыла к замку магическая шаровая молния, и лучники схватились за щиты, чтобы отразить нападение, а Бианта поддержала их своими заклятиями. Первую атаку удалось отбить сравнительно легко. Демоны отступили, чтобы изготовиться к новому штурму, и Бианта, воспользовавшись передышкой, начала сплетать новые, более могущественные заклинания, призывая силы, для управления которыми требовались глубокие знания и точный расчет. Никаких затруднений она, однако, не испытывала: необходимые формулы Бианта заучила наизусть, как запоминают слова понравившейся песни. В первом заклинании были собраны все разновидности боли, которую могли испытывать демоны, а от нее требовалось преобразовать их в смерть. Наконец было произнесено последнее слово, и перед глазами Бианты поплыл багровый туман, так как неотъемлемым компонентом матемагических колдовских формул была душа самого заклинателя. Она, впрочем, была почти благодарна застлавшей глаза пелене, избавлявшей ее от необходимости смотреть, как корчатся в муках и падают убитые враги. Бианта почти приветствовала собственные страдания, хотя и знала, что ей придется применить заклинание еще не раз, прежде чем маги противной стороны сумеют составить контрзаклинание. Именно по этой причине, кстати, адепты математической магии никогда не принимали непосредственного участия в сражениях: чтобы составить атакующее заклятие или разработать действенную защиту от матемагической атаки требовались время и глубокая концентрация внимания. Порой на то, чтобы выяснить, какая формула лежит в основе того или иного заклинания, уходили годы и даже десятилетия напряженного труда. Вдохновение и импровизация на поле боя не приветствовались. Правда, они позволяли получить необходимый результат несравнимо быстрее, однако в большинстве случаев полагаться на них было слишком рискованно: Бианта знала немало случаев, когда крошечная ошибка в наскоро составленном заклинании приводила к гибели мага.
К полудню она, однако, почти перестала замечать громоздящиеся под стенами замка груды окровавленных тел. Прислонившись спиной к холодному камню, Бианта, не отрываясь, смотрела туда, где, выстроившись правильным каре, неподвижно стояла гвардия Императора, похожая на грозовую тучу, оплетенную золотисто-багровыми зигзагами молний. В центре строя должен был находиться и сам Император, вооруженный магическим скипетром с оправленным в платину и золото «змеиным глазом», который Бианта так хорошо помнила. Подумала она и о магическом мече лорда Вьетрэ и в который раз прокляла невразумительный текст Пророчества, которое так и не поддалось ее усилиям. Было весьма соблазнительно противопоставить меч Фидор скипетру Императора, но Бианта понимала, что это было бы слишком просто. Кроме того, логичности подобного предположения противоречил сам факт присутствия на поле боя Императора, который решился бы на столь рискованный шаг только в случае, если бы был абсолютно уверен в скорой победе.
Быть может, он рассчитывает, что Мартин поможет ему? — эта мысль заставила Бианту похолодеть от ужаса. Ее догадка более чем вероятна. Нужно срочно найти Вьетрэ и предупредить его, решила она. Бианта знала, где сейчас может находиться старый лорд, и бросилась туда прямо по стене замка, пренебрегая опасностью быть подстреленной снизу.
— Милорд! — закричала она на бегу, заранее страдая, ибо рядом с серебряной шевелюрой лорда Вьетрэ, командовавшего обороной замка, разглядела светлые волосы сына. — Милорд! Император… — Она споткнулась и едва не упала, но сумела удержаться на ногах и побежала еще быстрее.
Вьетрэ повернулся в ее сторону, и тут это случилось.
Одетая в черно-красные с золотом камзолы гвардия сдвинулась с места и пошла вперед. Император, слегка приподнявшись в открытом паланкине, поднял скипетр. В лучах солнца сверкнул зеленый «змеиный глаз», потом все заволокло мраком. С каждой минутой непроглядная мгла все ближе подступала к стенам Эвергарда. Звуки боя стихли, и воцарилась полная тишина, казавшаяся особенно грозной после гулких ударов, звяканья металла о металл и предсмертных воплей.
Уже в следующее мгновение заклинание Императора закончило свое действие, оставив после себя новые груды мертвых тел. Повсюду, куда ни падал взгляд Бианты, она видела изуродованные трупы, расщепленные щиты и погнутые мечи. Казалось, даже пронзительный холодный ветер утратил свою свежесть и стал похож на тлетворное дыхание больного чумой.
Не сразу удалось Бианте совладать со своими эмоциями. Лишь взяв себя в руки, она обратила внимание, что демоны, случайно оказавшиеся на пути магического облака, тоже мертвы. Должно быть, поняла она, Император выдвинулся так далеко вперед, потому что хотел сберечь собственных солдат, а не потому, что знал — среди защитников Эвергарда находится его лазутчик. Во всяком случае, ей хотелось думать именно так, ибо в противном случае все они были обречены.
Впрочем, положение защитников замка и без того было тяжелым. Многие, слишком многие погибли, а Бианта и другие маги Эвергарда могли только бессильно наблюдать за этим, не в силах ничего изменить.
— О, боги!.. — пробормотал лорд Вьетрэ. — Еще один такой удар, и нам конец.
— Это скипетр, — охрипшим голосом пояснил Мартин. — Одно из его имен, которые нельзя произносить вслух, на языке демонов означает Разложение.
Бианта посмотрела на ворота замка и внезапно чихнула. Ее ноздри раздражала какая-то мелкая пыль, хотя совсем недавно никакой пыли в воздухе не чувствовалось — ветром ее относило в сторону. Потом она заметила, что трупы павших — и демонов, и людей — разлагаются и гниют буквально на глазах. Их плоть чернела и кусками отваливалась от костей, обнажая желтоватые скелеты; могучие стены Эвергарда, сложенные из крепкого серого камня, покрылись паутиной трещин и начали осыпаться в тех местах, где их коснулось черное облако.
Пока Бианта оглядывалась по сторонам, Мартин взял себя в руки и принялся выкрикивать приказы, стремясь увести уцелевших воинов со стены, прежде чем она рухнет. Бросив быстрый взгляд в сторону матери, он быстро сказал:
— Нужно спуститься вниз, здесь оставаться опасно. Заклятие разложения может распространиться, и тогда… К вам это тоже относится, милорд.
Вьетрэ коротко кивнул и предложил Бианте руку. Мартин спускался первым, выбирая лестницы и переходы, которые казались наиболее надежными. Позади них со стуком и скрежетом рассыпалась каменная кладка, оседали в облаках пыли зубцы стены, обрушивались бойницы. Изрядный валун упал и разлетелся на мелкие кусочки совсем рядом с Биантой, но она только поморщилась.
— …использовать свой скипетр еще раз? — услышала она окончание фразы лорда.
— Нет! — хором ответили Бианта и Мартин, потом Бианта пояснила: — Без кровавых жертвоприношений, да еще так далеко от Храма, где находится источник магической силы Императора, это невозможно. Во всяком случае на камень или дерево скипетр больше не подействует. Но если прикоснуться им к живой плоти…
Вскоре они сошли вниз и оказались в относительной безопасности, среди тех, кто спустился с разваливающейся стены раньше.
— Как насчет Пророчества, леди Бианта? — спросил старый лорд и, глядя на разбросанные повсюду тела, страдальчески скривился.
— Пророчества?… — удивился Мартин, глядя на Вьетрэ и мать с каким-то странным выражением на лице. Было вполне вероятно, что за те несколько дней, которые Мартин провел в Эвергарде, он ничего не слышал о Пророчестве, а если и слышал, то не понял, в чем дело. Бианта, во всяком случае, сомневалась, что у ее сына нашлось время слушать песни и баллады странствующих менестрелей. А если и нашлось — что с того? Так ли это важно?… Главное — теперь Бианта убедилась: Мартин не предатель. Как видно, боги услышали ее молитвы и смилостивились над ней и ее сыном. Вот только надолго ли?
С трудом сдержав рвущийся из груди вздох, Бианта огляделась, прислушиваясь к стонам и крикам раненых, и вдруг в ее мозгу сам собой возник ответ на мучившие ее вопросы.
Да, теперь она была уверена, что нашла решение — одно из множества возможных. Перспектива — вот в чем ключ к загадке. В Пророчестве говорилось о двух войнах между демонами и людьми. «Ритмы, рифмы и двусмысленные образы» — так она сказала когда-то лорду
Вьетрэ, характеризуя древний документ. Действительно, весь текст Пророчества пронизывала странная (не сказать ли «патологическая»?) симметрия, однако размышляя о Вечерней войне и предательстве лорда Мьере, Бианта почему-то не подумала о том, что во второй войне изменник может оказаться в стане демонов. Изменник, который предаст Императора, а не народ Пограничья!
Стоп, сказала она себе. Только не торопиться. В первой войне лорд Мьере предал Эвергард и погиб от руки Пайен. Налицо был конфликт дочери и отца, тогда как она и Мартин были матерью и сыном, однако, как Бианта уже убедилась, когда дело касалось взаимоотношений людей, симметрия проявляла порой себя самым причудливым образом. Зеркало давало искаженное отражение. Мартин не обязательно должен был погибнуть. Народ Пограничья еще мог одержать победу.
— Император все еще там, под стенами замка, — негромко сказал лорд Вьетрэ. — Если бы кто-то остановил его, мы могли бы удержать крепость. И, возможно, даже победить в войне.
— Вы говорите о вызове, о поединке?! — ахнула Бианта, забыв, что десятки людей жадно слушают разговор, от которого зависели их судьбы и судьба Эвергарда. — Что ж, пожалуй, это шанс… У Императора тоже есть свои понятия о чести, как бы странно это ни казалось нам, людям. Он лишился одного из своих поединщиков. Вряд ли теперь он откажется от возможности расквитаться с изменником.
Был ли подобный вызов во время Вечерней войны? Ни в балладах, ни в исторических хрониках ни о чем таком не упоминалось, но Бианте это не казалось важным. В конце концов, почему они должны жить в соответствии с тем, что было написано и спето много лет назад? Их судьба в их руках. Они напишут новую песню, пусть даже каждая буква в ней будет начертана их собственной кровью.
Лорд Вьетрэ кивнул. В словах Бианты был определенный смысл, к тому же она когда-то жила во дворце Императора и, следовательно, знала, что говорила. Расстегнув перевязь с волшебным мечом, он протянул его Мартину.
— Возьми, — сказал он.
Бианта замерла. Если она все-таки ошиблась, решение лорда могло иметь роковые последствия. Магический клинок в руках предателя… Не этого ли добивался Император? Вместе с тем она понимала, что выбора у них просто нет. Чтобы воспользоваться содержавшимися в Пророчестве туманными возможностями, приходилось идти на риск.
Мартин побледнел.
— Я… я не могу, — запинаясь, проговорил он. — Ведь я даже не знаю, кто будет преемником… Я не имею права!
Бианта вспомнила, что лорд Вьетрэ действительно так и не определил, кто и в каком порядке будет претендовать на трон Эвергарда в случае его смерти. Потом она бросила взгляд на ворота замка, от которых осталось лишь несколько щепок и перекрученных, ржавых полос железа, которыми они когда-то были окованы. Перед воротами собралась группа солдат под командованием молодого капитана дворцовой стражи — праправнука лорда Мьере. В мрачном молчании солдаты ожидали неизбежного штурма.
— Я даю тебе это право сейчас! — возвысив голос, сказал лорд Вьетрэ. — Не время сомневаться и раздумывать. Бери меч и сражайся!
Решительным движением Мартин взял в руки магический меч. Крепко сжав рукоять, он вынул Фидор из ножен, и прозрачный клинок мягко замерцал.
— Я сожалею о том, что сделал когда-то, — прошептал Мартин, повернувшись к Бианте. — И хотя сделанного не воротишь, все это — в прошлом. Помоги мне сейчас!..
— Торопись! — ответила она, пытаясь мысленно представить положение на поле боя. — Император хочет отнять наш дом и наши жизни. Ты должен остановить его! — Поднявшись на цыпочки, Бианта поцеловала Мартина в лоб. Это было и материнское благословение, и материнская ласка — первая за много-много лет. Одновременно она вызвала в памяти все известные ей защищающие заклятия и, несмотря на усталость, сплела их вокруг сына в прочный панцирь.
— Ступай, — снова сказала она. — Да пребудет с тобой мое благословение. — «И пожалуйста, возвращайся!» — прибавила она мысленно. Однажды Бианта едва не потеряла сына, и ей не хотелось, чтобы это случилось вновь.