Виктор Точинов, Надежда Штайн
Бейкер-стрит, 221
Посвящается сэру Артуру Конан Дойлу, Агате Кристи, Рексу Стауту, Крису Картеру. А также примкнувшим к ним Даниилу Шиханову и Игорю Пронину.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
БИПЛАН-ПРИЗРАК
1
Отчет об этом расследовании детективного агентства «Бейкер-стрит, 221» стоило бы начать с того утра, когда мы с Кеннеди получили по почте конверт, в котором лежали два роскошнейших приглашения.
Бумага приглашений была очень удачно стилизована под пергамент, исписанный готическим почерком писца. Псевдо-пергаменты приглашали нас на свадебное торжество, долженствующее состояться неделю спустя Ост-Кемпене, штат Иллинойс.
Знакомых в этом городке мы не имели. Но и никакой ошибки с адресом не произошло. Приглашали именно нас. Мистера Кеннеди и доктора Блэкмор. Нет, я понимаю, что в этой стране мы с Кеннеди люди не последние - но звать нас на роль свадебных генералов, по-моему, еще рановато…
Еще можно было бы начать отчет о расследовании с вечера того же дня, - с телефонного звонка, разъяснившего нам смысл загадочного приглашения…
Можно…
Но тогда давние события, во многом предопределившие более чем странный финал свадьбы, останутся за кадром. Поэтому начать мне придется со Столетней войны. Нет, не с той, во время которой по полям грохотали закованные в железо рыцари, а лучники Черного Принца со ста шагов насквозь прошивали их стрелами из добрых тисовых луков, незаконнорожденная дочь короля вела в бой полки, а у стремени ее скакал верный оруженосец Жиль де Рэ - тот самый, которому чуть позже суждено было прославиться в качестве многоженца и пытливого естествоиспытателя, и даже войти в фольклор под ласковым прозвищем «Синяя Борода».
Речь о другой Столетней войне. О второй.
Случившейся значительно позже и значительно ближе - в Иллинойсе. Но, как и первую, вели ее между собой британцы и французы. Вернее, потомки британцев и потомки французов.
А началось всё с сущего пустяка…
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - I
Давно и не мною подмечено, что порой события мелкие, случайные и по видимости незначительные, влекут за собой последствия глобальные, несоизмеримые по масштабу с породившими их причинами…
Если бы ранним утром 22 июня 1821 года не задул легкий восточный ветер, если бы тогда стояло полное безветрие или дул ветер любого другого направления - Вторая Столетняя война, скорее всего, не началась бы… Или началась бы, но совершенно иначе, и события ее происходили бы совсем по-другому.
Но вскоре после теплого и тихого июньского рассвета задул и стал помаленьку крепчать именно восточный ветерок. В результате спустя пять дней полковник Илайя Кэппул схватился за грудь, пробитую двумя пулями из «дерринджера», и медленно оплыл под копыта своего жеребца, поводья которого не успел отвязать от коновязи… Так началась Вторая Столетняя война - начавшие ее люди, конечно, понятия не имели, что протянется она дольше века. Они, надо думать, и про Первую Столетнюю не имели представления. Но воевать и Кэппулы, и Монлезье умели неплохо.
… Обоим семействам (вернее, к 1821 году - уже кланам) довелось в свое время пострадать за веру. Кэппулы, в иные времена звавшиеся Кэппуэллами, происходили из твердокаменных шотландских пуритан, сторонников Ковенанта, - и уехали в Новый Свет от преследований безбожных Стюартов. Чистоту веры (и ненависть к посягавшим на нее) Кэппулы соблюли и здесь. Десятилетиями позже, когда представителям их разросшегося на просторах Америки рода довелось участвовать в войнах с канадскими подданными католического короля Людовика, они без раздумий вешали захваченных соотечественников-якобитов, служивших офицерами в армии французского генерала Монкальма…
Но в Новой Англии, в достаточно просторном и уже тогда веротерпимом Коннектикуте, суровые Кэппулы не ужились. Слишком много безбожной швали роилось вокруг - начиная от баптистов и заканчивая моравскими братьями. (Как ни удивительно, даже к некрещеным индейцам Кэппулы относились терпимее, чем к сводным братьям во Христе.) И пуритане в числе первопроходцев-фронтирьеров свершили новый Исход. Двинулись на запад - к Миссисипи и прериям. Мужчины шагали, стиснув ружья и распевая псалмы в размер походных маршей. Женщины и дети ехали в фургонах…
Подыскали землю обетованную пилигримы лишь в Иллинойсе - на восточном берегу реки с многосложным и непроизносимым индейским названием, тут же перекрещенной ими в Клайд-Ривер (так вот и расползалась по карте Штатов европейская топонимика). Впрочем, мужчинам-Кэппулам, умевшим и любившим повоевать, еще пришлось вернуться в Новую Англию во время Войны за независимость - вернуться и показать безбожным ганноверцам, как умеют пуритане стоять под пулями и выдерживать атаки конницы.
Впрочем, к тому времени, когда на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий на западном берегу Клайд-Ривер появились первые Монлезье, первоначальная твердость ковенантеров несколько смягчилась. В общину вливались, роднясь с Кэппулами, всё новые семейства, пришедшие с востока. Соглашаясь разделить веру первых поселенцев Клайд-Ривер, их угрюмой нетерпимостью они отнюдь не страдали…
Монлезье же происходили из французских гугенотов. Кое-какие из их поздних потомков пытались доказать, что предки именовались когда-то де Монлезье, утратив дворянскую частицу лишь в колониях, не признающих аристократической спеси, - пытались и не преуспели. Несколько семейств из луарского местечка Монлезье дворянами никогда не были - типичное «третье сословие», растившее виноград, делавшее из него вино и торговавшее всем, что подвернется под руку. И страдать за веру отцов Монлезье на своей исторической родине не спешили - дружно перешли в католичество еще до отмены Нантского эдикта, едва почувствовав, что их протестантизм начинает вредить торговым интересам. Однако - не помогло. Конкуренты-католики Варфоломеевских ночей им не устраивали, но вредили, как могли, - в том числе и при помощи подмазанных королевских чиновников, тоже не слишком доверявших блудным детям, вернувшимся в лоно римской церкви.
Кончилось все тем, что Монлезье подались за океан - столь же дружно, как и меняли веру. Одноименный крохотный городок опустел в одночасье. Во французской тогда Луизиане новоприбывшие первым делом решили, что раз Парижа им не видать, то и к мессе ходить, и латинские молитвы учить более незачем. Решили так, и послали римскую блудницу туда, где блудницам и место. И вновь стали общаться со Всевышним по-французски, в своем молельном доме.
А чуть оглядевшись, они убедились, что растить здесь хлопок - руками негров-рабов - куда выгодней, чем привычный виноград. И весьма преуспели в традиционной для низовьев Миссисипи отрасли сельского хозяйства. Впрочем, не только в ней - коммерческими способностями Монлезье всегда отличались. Их торговые бриги и шхуны бороздили воды Карибского моря - и порой, обзаведясь каперским свидетельством (а то и без такового), мирные купцы Монлезье откладывали гроссбухи и счеты, брались за абордажные сабли и превращались в подлинный бич морских путей между Вест-Индией и Старым Светом. Реяли их вымпелы и у берегов Гвинейского залива - самим добывать «черную слоновую кость»
[10] для своих плантаций было куда выгоднее, чем покупать у других искателей удачи…
Тревожный сигнал для них прозвучал, когда на покинутой родине революционный Конвент взял да и отменил рабство - в том числе и во французских колониях. Возможно, происходившие из третьего сословия Монлезье и разделяли отчасти идеи свободы, равенства и братства. Возможно, они даже радовались, когда запущенные на полную мощность гильотины начали истреблять потомков их притеснителей. Но рабство - тут уж извините. Это святое. Какая еще свобода для негров? Какое еще с ними братство и равенство?
Другие известия из метрополии (например, о попытках регулировать декретами цены свободного рынка) тоже не вызывали энтузиазма - даже у тех Монлезье, кто хлопковым бизнесом не занимался… Не дожидаясь, пока руки непредсказуемого Робеспьера дойдут и до колоний, Монлезье стали подумывать, как бы перебраться из-под триколора под сень звездно-полосатого флага - благо в Штатах аболиционисты считались пока наивными чудаками, а Джона Брауна и Эйба Линкольна не существовало даже в проекте. И вот Монлезье-разведчики двинулись вверх по великой реке Миссисипи.
Тогда-то и появились в Иллинойсе, на западном берегу Клайд-Ривер, первые французы. А вскоре они привели за собой часть клана луизианских плантаторов и коммерсантов - самую боевую и легкую на подъем. Впрочем, французами их можно было назвать уже с натяжкой - немалая часть креольской крови в жилах Монлезье позволяла предположить, что идеи равенства с цветными расами иногда находили-таки отклик в гугенотских сердцах - если представительницы помянутых рас отличались молодостью и красотой…
Кэппулы встретили новых соседей, поселившихся за рекой, не то чтобы радушно, но спокойно - земли в Иллинойсе в те годы хватало всем. Тем более, что интересы двух кланов даже дополняли друг друга - вновь прибывшие по привычке занимались торговлей и земледелием, лишь сменив хлопок на сахарную свеклу, подсолнечник, маис и пшеницу; Кэппулы же традиционно отдавали предпочтение скотоводству, и принимали более чем активное участие в становлении и бурном развитии молодой американской промышленности - кожевни, принадлежащие членам клана, росли и превращались в кожевенные заводы, маслодавильни - в заводы масляные. Да и сахар давно уже не варили на заднем дворе в закопченных котлах для патоки…
Поселения на обоих берегах Клайд-Ривер росли, связи между ними становились все более тесными - сырье с принадлежавших Монлезье плантаций превращалось на заводах Кэппулов в товары, расходившиеся по Миссисипи и ее притокам на баржах и барках, владельцами коих были опять же соседи-французы… Берега реки, помимо привычного парома, связал деревянный мост - ежегодно сносимый весенним половодьем и восстанавливаемый совместными усилиями. По мосту постоянно грохотали груженые фургоны - и часто им приходилось по часу ждать своей очереди на проезд.
Все чаще поговаривали, что стоит связать берега Клайд-Ривер еще одним мостом, капитальным, способным выдержать любой паводок. Называли даже наиболее удобное место для его постройки - через безымянный остров, разделивший Клайд-Ривер на две более узких протоки…
Но второй мост так никогда и не был построен.
Остров же стал причиной того, что 27 июня 1821 года полковник Илайя Кэппул схватился за пробитую двумя пулями из «дерринджера» грудь, - и медленно оплыл под копыта своего коня, поводья которого не успел отвязать от коновязи. А его убийца, Робер Монлезье, убрал в жилетный карман крохотный, отделанный серебром двухствольный пистолетик, повернулся и ушел размеренным твердым шагом.
Это оказались первые выстрелы Второй Столетней войны.
2
– Сними немедленно этот галстук! - сказала я непреклонно.
Кеннеди возмутился:
– Ты сошла с ума! Я полчаса возился с чертовым узлом!
– Причем здесь узел? Эта расцветка никуда не годится! Где тебя вообще учили подбирать галстуки к костюмам?
– Между прочим, в Оксфорде.
– Плохо учили. - Я порылась в его шкафу и извлекла вполне подходящий к костюму галстук. - Вот. То, что надо.
– Да ведь на нем будет видно любое пятнышко от салата или вина! - снова возмутился Кеннеди.
– Знаешь, на эту тему есть один анекдот. Встретились однажды два молодых выпускника Оксфорда и Кембриджа - в туалете корпорации, куда оба устроились на работу…
– В туалет устроились? - ехидно перебил меня Кеннеди.
– В корпорацию! Короче, выпускник Оксфорда говорит: «Знаете, сэр, а вот нас в Оксфорде учили мыть руки после посещения туалета!» А кембриджмен отвечает: «А нас в Кембридже учили не мочиться на руки!»
Кеннеди даже не улыбнулся. Кивнул:
– Да, в Кембридже и не такому научат. Но ты еще не встречалась со студентами Итона - вот уж свиньи, так свиньи. Помню, раз зашел в их общагу, - а они суп варят. В электрочайнике. Из курицы. Не потрошенной и не ощипанной. Она вырывается, кукарекает…
– Тьфу! Где ты видел кукарекающую курицу!? Совсем заврался…
– Ты первая начала. Что, скажи на милость, делал оксфордец в том туалете? В Оксфорде, чтоб ты знала, первым делом учат терпеть до конца рабочего дня!
Вот и разговаривай о серьезных вещах с этим человеком…
* * *
… Самым внимательным образом изучив расписание поездов и самолетов, мы с Кеннеди отправились в Иллинойс по железной дороге - иначе после самолета нам пришлось бы почти сутки любоваться местными архитектурными красотами в ожидании начала свадебной церемонии. Я сомневалась, что в этом отношении Ост-Кемпен мог потягаться с Венецией или Санкт-Петербургом. И настояла на поезде.
Мы не прогадали, поскольку нашим соседом по купе оказался некий мистер Монлезье-Луер, преподававший историю в университете Северной Каролины. Профессора истории бывают разные - достаточно вспомнить фильмы про Индиану Джонса. Наш попутчик, правда, не носил мятую шляпу и не размахивал хлыстом по любому поводу. Но удивить сумел с первых минут знакомства:
– О! Мадам и мсье тоже едут в Кемпен, на «свадьбу тысячелетия»?
Кемпен в его устах прозвучал как «Кемпье». Мы с Кеннеди переглянулись. Вариантов имелось ровно два: либо Кеннеди, стоило мне отвернуться, успел проболтаться на вокзале носильщику или проводнику. Либо мы столкнулись с очередным гением дедукции…
Мой коллега изобразил несложную пантомиму, свидетельствующую, что он был нем, как рыба.
– На свадьбу, - подтвердила я, решив, что особого криминала в этом нет. И спросила сама:
– Извините, но что позволило вам прийти к этому выводу?
– Элементарная наблюдательность, мадам…
– Мадемуазель, - поправила я.
– Элементарная наблюдательность, мадемуазель, и банальная житейская логика. Когда ваш спутник доставал из бумажника билеты, я увидел лежавшее там приглашение. Точь-в-точь такое лежит и в моем кармане.
Мы познакомились и разговорились с наблюдательным и банально-логичным профессором. Узнав, что мы представляем детективное агентство (Кеннеди никогда не упускал случая сделать бесплатную рекламу «Бейкер-стриту») и будем присутствовать на свадьбе в профессиональном качестве, Монлезье сказал задумчиво:
– Неужели Джошуа Кэппул опасается, что Столетняя война может вспыхнуть вновь?
Я усомнилась:
– Едва ли. Не думаю, что Елизавета Вторая Виндзорская все еще претендует на французские земли. У нее есть более насущные заботы: отстоять Гибралтар от испанцев, не позволить аргентинцам вновь попытать судьбу на Фолклендах… Наконец, удачно женить принца Чарльза - после развода с леди Ди он совсем отбился от рук…
– Да нет же… - экспрессивным жестом профессор пресек мои рассуждения о проблемах носительницы короны Соединенного Королевства. - При чем здесь та Столетняя война? Я имею в виду совсем другую. Которая началась с того, что в 1821 году Робер Монлезье застрелил вышедшего из церкви полковника Кэппула. Удивительное дело - Илайя Кэппул без единой царапины прошел войну с англичанами
[11] и три войны с индейцами - в том числе первую семинольскую, а там было куда как жарко… И надо же - в двух милях от своего дома не уберегся… А последние выстрелы Столетней войны прозвучали в 1930 году - и вновь у самого родового гнезда Кэппулов.
– Получается Сто-с-лишним-летняя война! - продемонстрировал Кеннеди хорошее знание арифметики и посредственное - истории.
О чем я и намекнула ему с присущим мне тактом:
– Кеннеди… Всем известная Столетняя война тянулась еще дольше - целых сто шестнадцать лет! Тебе стоило реже посещать оксфордские пабы, и чаще - лекции по истории!
Чтобы замять конфуз моего коллеги, профессор поспешно продолжил:
– Мы едем не просто на свадьбу. Это династический брак, призванный поставить последнюю точку в давней распре - потому что после того, как перестали грохотать выстрелы, еще семь десятилетий длилась война «холодная»…
Честно говоря, мне все это не понравилось. Вдруг кое у кого из гостей действительно не выдержат нервы? Я поежилась, представив, как они выхватывают из-под фраков и смокингов тайком пронесенное оружие и начинают сводить счеты более чем вековой давности… И спросила:
– А из-за чего началась столь затяжная ссора? Надеюсь, причина была достойной?
– Началось все из-за пустяка, - вздохнул профессор. - Из-за еще одного сахарного завода, который решил построить полковник Кэппул…
3
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - II
Когда полковник Илайя Кэппул решил поставить еще один сахарный завод в дополнение к шести, уже имеющимся в его собственности, и поставить его на том самом острове, который, по слухам, предполагалось использовать для возведения капитального, не сносимого половодьями моста через Клайд, - короче говоря, в начале 1821 года, - отношения между кланами Кэппулов и Монлезье были наиболее дружескими за все годы их соседства. Когда проводилось упорядочивание и размежевание земель штата, то владения и Кэппулов, и Монлезье вошли в один округ Кемпен - и поселения на противоположных берегах Клайда стали совокупно именоваться городом Кемпеном. Разбитым, правда, на две части, Ост-Кемпен и Вест-Кемпье - но такое бывает и с более крупными городами. Достаточно вспомнить Будапешт
[12]…
Шли разговоры, что в недалеком будущем одна из подрастающих дочерей-красавиц Робера Монлезье станет женой старшего сына полковника Кэппула - чем будет положено начало еще более тесному единению двух кланов. Но, возможно, это были лишь сплетни.
Как бы то ни было, отношения между главами кланов казались весьма дружескими. Раз в неделю или мсье Робер ездил в гости к полковнику, или тот отдавал визит приятелю. Они проводили вечера за игрой в экарте - к данному занятию Илайя Кэппул пристрастился как раз благодаря Роберу Монлезье. Без сомнения, это свидетельствует, насколько выдохлась в Новом Свете старая пуританская закваска - былые Кэппуэллы и подумать не могли о подобном бесовском развлечении.
Именно с картами в руках Робер Монлезье и узнал о намерении полковника поставить еще один сахарный завод в дополнение к шести уже имеющимся. Поставить на острове, разделяющем Клайд на две почти равных по ширине протоки.
– Хорошая мысль, - одобрил мсье Робер, затянувшись сигарой. - Все равно толку от этого клочка земли никакого. Ни под вспашку, ни под пастбище… Большая часть острова - болото, меньшая - каменистый холм. А под завод, пожалуй, подойдет - и вода рядом, и выгружать сырье с барок удобно, и грузить на них готовый товар… Но, дорогой полковник, вам стоило бы, - просто так, чисто для проформы, - спросить моего разрешения… Ан-карт! - добавил он, «убив» королем полковничьего валета. В этой партии Монлезье понтировал.
– Я не понимаю, дорогой Робер, с какой стати я должен спрашивать чьего-либо разрешения на то, чтобы поставить на собственной земле собственный завод. При всем уважении к вам - не понимаю…
Сказав это, полковник налил себе виски (с собственного винокуренного завода, выдержанное полтора десятка лет в обожженной изнутри дубовой бочке - не на продажу, для себя) и начал новую раздачу.
– Извините, дорогой полковник, но остров - это моя земля! - Холодка в голосе Монлезье добавилось. - Сорок долларов на табле-труа!
Последние слова он сказал излишне громко. И шлепнул две двадцатидолларовые монеты на зеленое сукно чересчур резко.
Полковник, напротив, заговорил гораздо тише. Но приятнее его слова от этого не стали:
– С каких это пор ваша? - Привычного «дорогой Робер» теперь не прозвучало. - Ваши земли по левому берегу, мои по правому. Остров ближе к правому, если у вас имеются в том сомнения - можно пригласить землемера и произвести съемку. Остров мой.
Монлезье только что собирался свести все к шутке - и поставить вместо пятидесяти долларов на «табле-кятро» свое право на островок (честно говоря, совершенно ему не нужный). Но слова полковника - тихие, неприятные, очень серьезные - мгновенно заставили француза изменить решение.
– Границы между территориями проводятся вовсе не так! - громко и резко возразил он, тоже позабыв про обращение «дорогой полковник». - Линией границы, идущей по реке, считается фарватер! И любому, имеющему нормальное зрение, хорошо видно, с какой стороны обходят мои барки остров! С ПРАВОЙ! Это моя земля!
Надо сказать, что полковник был изрядно близорук. Но очков не носил, тщательно скрывая сей недостаток. Намек мсье Робера заставил Илайю Кэппула побагроветь. К тому же, если формально Монлезье и был прав, говоря о границах, проводимых по фарватеру, то на практике все обстояло несколько сложнее. Своенравная река, разделившая их земли, часто меняла свое русло, обрушивая весенним напором берега, намывая новые косы и отмели, - и второстепенные протоки нередко становились вдруг основными. Но к тому времени, когда зашел разговор о правах на остров, разделенные им протоки были с точки зрения речного судоходства совершенно равнозначны. Суда, принадлежавшие Монлезье, действительно чаще проплывали по правому рукаву, но не вследствие его большей глубины - просто на том берегу располагались причалы многочисленных заводов и заводиков клана Кэппулов…
– Ах, твои барки… - прошипел полковник. - Значит, ты давно положил глаз на мою землицу… Недаром говорят, что француз и в болоте найдет, чем поживиться…
Слово «лягушатник» не было произнесено. Но вполне подразумевалось.
Монлезье вскочил. Смахнул со стола карты и деньги. Упавшая свеча зашипела в лужице разлитого виски.
– Я отдал бы тебе остров бесплатно, старый спесивый гусак! БЕС-ПЛАТ-НО!!! - прорычал мсье Робер. - А теперь - черта с два! Любой суд подтвердит, чья это земля! И под твой сраный завод тебе придется поискать другое место!!!
– Как ты меня назвал? - спросил полковник тихо и страшно.
– Гусак! Goose! Gander!!!
Полковник тоже оказался на ногах. Голос он так и не повысил:
– Вон отсюда. И в жизни не встречайся на моем пути, жабоед. Встретишься - раздавлю.
Спустя несколько дней в окружном суде Кемпена лежало два встречных иска.
4
Похоже, в профессоре Монлезье-Луере дремал писательский дар. Кеннеди спросил:
– Кто-то из участников той ссоры за картами оставил ее описание?
Профессор скромно улыбнулся:
– Нет, не успел ни тот, ни другой. Это, извините, моя реконструкция.
(То-то мне этот «гусак» показался смутно знакомым… Очевидно, в своих «реконструкциях» профессор вовсю использовал литературную классику.)
А вот у Кеннеди проснулся профессиональный интерес к делу. По крайней мере, вопросы он стал задавать так, словно перед ним был клиент, пришедший в «Бейкер-стрит, 221».
– Но почему дело дошло до стрельбы? Как я понял, они ведь попытались разрешить дело цивилизованно - через суд.
– В те годы зачастую так и происходило - дело решалось в суде, а после проигравшая процесс сторона бралась за оружие. Суд, по большому счету, лишь решал - чей выстрел будет первым. Окружным судьей в Кемпене был тогда некто Роллингс, не принадлежавший ни к одному клану. В мелких, бытовых конфликтах, случавшихся до того между жителями правого и левого берега Клайда, он старался разбираться объективно. В 1821 году судья оказался в очень сложном положении - но хотя бы попытался разрешить конфликт, не допустив кровопролития…
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - III
Судья Роллингс оказался в сложном положении - но честно старался не доводить дело до кровопролития. Все попытки разрешить дело миром до начала процесса провалились. А любое судебное решение - даже провести границу ровно посередине спорного острова - во-первых, давало повод для затяжной вендетты, во-вторых, создавало судье могущественных врагов.
Пока Роллингс ломал себе голову, судебный процесс начался. Главными свидетелями на нем выступали лодочники, плотогоны и лоцманы с Клайд-Ривер. Тем из них, кто носил фамилию Монлезье (вернее, первую часть фамилии - чтобы не путаться, многочисленные иллинойские ответвления клана именовались Монлезье-Нуар и Монлезье-Бланш, Монлезье-Дюбуа и Монлезье-Деривьер и т. д и т. п.) - словом, всем этим Монлезье-Имярек адвокаты Кэппула мгновенно давали отвод. В результате независимые речники разделились на три примерно равных части. Одни утверждали, что фарватер проходит слева от острова. Другие - что справа. Третьи говорили, что рукава реки равны между собой…
Тогда Роллингс попытался извернуться с ловкостью, достойной известного библейского царя, совмещавшего в своем лице исполнительную и судебную власть. Он, не мудрствуя лукаво, назначил судебный эксперимент. Стороны, каждая из которых была уверена в своей правоте, согласились признать его результаты. Признать без апелляций и попыток свести счеты.
Великой сложностью опыт по определению фарватера не отличался. В миле от спорного острова, выше по течению, где река текла ровно и спокойно, в воду опустили бочонок из-под виски, для балласта нагруженный камнями. Опустили ровнехонько посередине реки - точку, равноудаленную от берегов, вычисляли долго и тщательно…
Покачиваясь, бочонок медленно плыл по течению. Берега, несмотря на ранний час, были усыпаны зрителями: Монлезье на левом, Кэппулы на правом. Публика вела себя шумно, то подбадривая бочонок, то обращаясь к нему с угрозами, - словно он действительно мог отреагировать на их слова…
А начавшийся на рассвете легкий восточный ветер крепчал - почти незаметно. По крайней мере, бочонок, торчавший из воды едва на шестую часть своей высоты, ветром пока не сносило. Плыл себе и плыл - казалось, по идеально прямой линии. Судья, стоявший на острове, всерьез задумался: что делать, если бочкотару не унесет в один из рукавов, но прибьет к берегу ровно посередине, ему под ноги, - на стрелку острова? Может, действительно разделить спорный участок пополам и предложить французу продать свою половину Кэппулу?
Ярдах в пятидесяти от острова бочонок попал в образованную течением «мертвую зону» и закачался на воде неподвижно. Время шло, минута за минутой тянулись липко и медленно. Зрители смолкли, затаив дыхание. А ветерок все крепчал…
Через какое-то время судья Роллингс понял, кто победил. Зрители со своих берегов еще не могли увидеть, что бочонок медленно, дюйм за дюймом, отклоняется к западу. И Кэппулы, и Монлезье продолжали надеяться на победу… Но судья уже понял всё.
Несколько минут спустя правый берег разразился ликующими воплями, на левом повисло тяжелое молчание. Бочонок, все более ускоряясь, заскользил в левую протоку, оставляя спорное владение Кэппулам… Из толпы Монлезье послышался громкий крик: «Нечестно! Ветер!» Судье показалось, что он узнал голос мсье Робера…
* * *
… Робер-Мари-Жюльен Монлезье пережил убитого им Илайю Кэппула менее чем на месяц - на двадцать девять дней. Пал он от руки старшего сына полковника, Джезайи, - того самого, которого прочили в женихи одной из подрастающих дочерей мсье Робера. Однажды ночью Джезайя Кэппул с двумя младшими братьями переплыл на левую сторону Клайда и устроил засаду на дороге, по которой Робер Монлезье почти ежедневно ездил осматривать свои маисовые поля…
Но долго гордиться убийством несостоявшегося тестя Джезайе не пришлось. Дважды уцелев в отчаянных стычках с родственниками убитого, осенью 1822 года он случайно столкнулся на улице Спрингфилда, столицы штата, с шестнадцатилетним Монлезье-Грие. Мальчишка успел выдернуть пистолет и взвести курок чуть раньше…
Столетняя война разгоралась.
Кстати: мост, снесенный весенним половодьем 1822 года, был восстановлен лишь шесть десятилетий спустя.
5
Рассказ о победах и поражениях своих предков Монлезье-Луер продолжил утром, когда поезд въехал в пределы округа Ост-Кемпен. Как мы узнали, с 1830 года единый ранее округ Кемпен распочковался на два - фактически по границам владений и зон влияния Монлезье и Кэппулов. И теперь рассказы профессора обрели наглядность и весомость - Столетняя война помаленьку превращалась для нас с Кеннеди в нечто вполне зримое, реально существующее, лишь затаившееся… В конце концов - и в той, настоящей войне, тоже случались многолетние перемирия.
– Видите, во-о-он ту трансформаторную будку? - говорил профессор. - Нет, левее, у рощицы. Примерно на ее месте стояла хижина, из которой мой троюродный пра-пра-прадед Роже Монлезье-Гош в 1843 году целый день отстреливался от шестерых Кэппулов! От шестерых, господа! И троих из них унесли домой на носилках! Он же продержался до темноты и ушел на своих ногах. Правда, через три года все же не уберегся: попал в засаду, переправляясь через Медуэй-Крик, - эту речушку мы будем еще пересекать. Был тяжело ранен и через месяц скончался…
Надо отметить, что в рассказах профессора именно Монлезье чаще всего совершали чудеса храбрости - а если и гибли, то в засадах и от руки численно превосходящего врага. Я подумала, что у Кэппулов наверняка имеется своя версия давних событий.
Кеннеди удивляло другое:
– Мне непонятны две вещи, профессор. Во-первых, отчего в многолетнюю бойню не вмешивались власти? Все-таки Иллинойс - не Дикий Запад… Во-вторых, если ваши предки и Кэппулы с такой интенсивностью истребляли друг друга - то почему вендетта тянулась так долго? Оба рода - при всей своей многочисленности - должны были, извините за выражение, закончиться гораздо раньше.
– Очевидно, мистер Кеннеди, на основе моего рассказа у вас сложилось несколько превратное мнение о событиях… Монлезье и Кэппулы отнюдь не занимались тем, что каждый день палили друг в друга. Засады, о которых я говорил, были, скорее, исключением, чем правилом - оттого так они и запомнились. Обычно стычки происходили чисто случайно, при неожиданных встречах, - как в истории с молодым Монлезье-Грие и Джезайей Кэппулом. К тому же существовал определенный кодекс кровной мести, от которого стороны старались не отступать. Нельзя было, например, убить противника в его доме, или в церкви, или на кладбище, или когда он находился в обществе женщины или ребенка. Негласные перемирия вступали в силу на время праздников, войн или стихийных бедствий… Кроме того, имелся еще один момент: когда в вендетту начали втягиваться дальние родственники, у них уже не было столь горячего стремления дырявить головы людям, которых они до того в глаза не видели. Родовая честь обязывала - но желания не было. И они, и их противники старались сделать так, чтобы возможностей для случайных встреч стало как можно меньше. А власти, надо сказать, в конце концов все-таки вмешались - после того как в 1851 году в законодательном собрании штата депутаты-Монлезье затеяли перестрелку с депутатами-Кэппулами, попутно убив и ранив полтора десятка никак не замешанных в кровной мести людей… В результате в тот год - как раз к тридцатилетнему юбилею начала войны кланов - в наших краях появился Тейлор Блэкстон, человек жесткий и решительный. И заявил, что вендетты здесь больше не будет - даже если ему собственноручно придется перестрелять для этого оба рода вплоть до самых дальних родственников. А у Тейлора слова с делом никогда не расходились…
– Кем же он был, этот решительный Тейлор? - полюбопытствовала я.
Рассказать профессор не успел. В купе просунул голову проводник, объявил: «Ост-Кемпен! Стоянка три минуты!» - и продолжал буравить нас взглядом, явно ожидая чаевых за столь бесценную информацию. Пришлось сунуть вымогателю доллар, хотя крупные буквы вывески, украшавшие здание вокзала, мог прочесть даже близорукий и малограмотный. Вы не поверите, но при виде долларовой купюры этот хам еще и презрительно скривился…
Разговор прервался, пути у нас с профессором разошлись - мы с Кеннеди вышли, а он поехал дальше, собираясь выйти на другом берегу, в Вест-Кемпье. Впрочем, на брачном торжестве, начинавшемся через четыре часа, мы должны были еще встретиться.
… Атаковали нас в ту же секунду, как ноги наши коснулись ост-кемпенской земли, столь обильно политой англо-французской кровью… Даже, пожалуй, раньше - еще мои каблуки не успели цокнуть по платформе, Кеннеди, кряхтя, еще вытаскивал из тамбура наши чемоданы, - а они уже обрушились на нас, как стая бандерлогов. Хищные, отталкивающие друг друга, алчно поблескивающие бляхами, готовые рвать из рук вещи и тащить их к стоянке такси, или к камере хранения, или к черту в пекло - и вымогать, вымогать, вымогать чаевые… Ненавижу американский сервис.
Но сегодня бандерлоги не преуспели. Короткий резкий свист перекрыл их возбужденное повизгивание. Мы обернулись. По перрону приближался человек, размахом плеч напоминающий центрового футбольной команды, - причем облаченного в полное защитное снаряжение. За спиной футболиста маячили два полицейских в форме - явно не конвой, но почетный эскорт.
Бандерлоги застыли, глядя на подходящую троицу, как на питона Каа. Футболист не удостоил их ни единым словом, даже не сделал жеста рукой. Неуловимое движение бровью - и стаю вымогателей как ветром сдуло.
– Мистер Кеннеди и доктор Блэкмор, я полагаю?
Мы кивнули, и он сделал знак одному из полицейских, тут же подхватившему чемоданы.
– Я заместитель шефа полиции Ост-Кемпена, Френсис К. Лесли. Можно просто - Фрэнк.
Я узнала голос человека, чей телефонный звонок разъяснил нам суть полученного по почте приглашения. Но, как оказалось, не разъяснил историческую подоплеку назревавших в Ост-Кемпене событий.
6
Мистер Лесли очень предусмотрительно забронировал нам два номера в отеле «Нимфа Клайда» - в тот же день, когда отправил по почте приглашения. Потому что для всех содержателей окрестных гостиниц, мотелей и кемпингов наступил звездный час - дальние родственники Монлезье и Кэппулов съезжались со всех континентов. В полном смысле слова со всех - Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш, известный ученый, прилетел из Кейптауна, куда три дня назад вернулся, отработав шестимесячный срок на антарктической станции. Словом, ни гостевых комнат в домах родственников, ни номеров в отелях катастрофически не хватало.
Но у нас с Кеннеди благодаря заботливости Фрэнка с жильем проблем не оказалось. Именно в номере Кеннеди Лесли ввел нас в курс уникального дела - дела по расследованию преступления, которому только еще предстояло совершиться.
– Как вы, очевидно, уже догадались, господа, я тоже принадлежу к отдаленной родне Кэппулов. Тем не менее, хоть я и позвонил вам по просьбе мистера Джошуа Кэппула, - но действовал не столько в его интересах, сколько в интересах соблюдения законности и правопорядка, охранять которые в Ост-Кемпене мне доверено.
Лихо! Отнюдь не каждый полицейский способен завернуть без бумажки этакую лексическую конструкцию, ни разу не сбившись в падежах и во временах глаголов. Мне, по крайней мере, столь велеречивые копы до сих пор не попадались. Правда, как мы могли догадаться о его родстве с Кэппулами, все равно осталось неясным. О чем Кеннеди и спросил прямо.
Фрэнк Лесли охотно пояснил, что родня Кэппулов насчитывает сейчас более сотни семейств - но, в отличие от Монлезье, сохранявших родовое имя в качестве первой части двойной фамилии, его сородичи пошли иным путем. Как знак кастовой принадлежности, каждый из них носил между именем и фамилией «К» с точкой. И не просто носил - представляясь, произносил ее именно как букву, так же указывал в документах и на визитных карточках…
Конечно, на просторах Штатов живут тысячи и тысячи людей, чье второе имя начинается с буквы «К» и которые не имеют никакого отношения к Кэппулам. Но в округе Ост-Кемпен это было безошибочным признаком, позволяющий определить родню. Чужие, в том числе и приезжие, предпочитают здесь либо называть и писать второе имя полностью, либо не употреблять вообще.
На этом месте рассказа Фрэнк задумчиво посмотрел на меня и произнес:
– Пожалуй, доктор Блэкмор, за Монлезье вас на свадьбе не выдать. А вот за дальнюю родню Кэппулов… Легкое фамильное сходство усмотреть вполне можно - при большом желании, конечно. Так и сделаем. Со своими наш клан общается все-таки чуть-чуть иначе, чем с чужаками.
– Постараюсь не уронить честь семьи, - заверила я Фрэнка К. Лесли. - Хотя среди моих предков по матери тоже имелись шотландцы. Возможно, если копнуть поглубже…
– Давайте отложим генеалогические изыскания на потом, - предложил Кеннеди. - До торжества осталось меньше трех часов - а мы с доктором Блэкмор до сих пор не представляем, в чем будет конкретно состоять наша задача. Каким может оказаться, как вы выразились по телефону, «потенциально возможное преступление»? В поезде мы услышали от одного из потомков Монлезье предположеение, что некоторые гости могут вознамериться свести счеты вековой давности. Это так?
– Что за потомок? - мгновенно насторожился Лесли.
Мы с Кеннеди коротко рассказали о профессоре Монлезье-Луере.
– А-а-а, старый романтик… Это именно он запустил в обиход термин «Столетняя война». Название красивое, спору нет. Но не особо точное. Последние выстрелы действительно прозвучали лишь в 1930 году - но перед ними было многолетнее затишье. Соперничающие кланы предпочитали сводить счеты в политике и экономике… А открыто начать пальбу при всем честном народе - тут ваш профессор вообще хватил через край. Такого не бывало со времен Тейлора Блэкстона.
– Да кто же он был такой, этот Тейлор Блэкстон? - чуть не хором спросили мы с Кеннеди.
– История долгая, расскажу как-нибудь потом… Мистер Кеннеди прав - времени осталось немного, надо ввести в вас в курс дела.
Надо сказать, что Лесли не обманул - и позже действительно поведал нам про Блэкстона, положившего конец наиболее активной фазе вендетты. Но я изложу эту историю именно сейчас - чтобы в последующих исторических отступлениях уже прямо перейти к событиям, повлекшим появление в небе Иллинойса биплана-призрака, который вот уже семьдесят три года все никак не может совершить посадку…
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - IV
Перестрелка в конгрессе штата Иллинойс, случившаяся во время одного из заседаний весенней сессии 1851 года, имела своей причиной не только старинную вражду между Монлезье и Кэппулами. По крайней мере, до того депутаты из обоих кланов много лет просидели на разных концах зала, стараясь не встречаться в кулуарах, - а при случайных встречах за свои «кольты» хвататься всё же не спешили. Очевидно, приравнивали храм законотворчества не то к кладбищу, не то к церкви.
Но к 1851 году многое изменилось. Тело старины Брауна еще жило и здравствовало, но дух его уже вовсю витал над Штатами
[13]. Набирали силу процессы, которым десять лет спустя было суждено породить Конфедерацию Южных штатов и Гражданскую войну. Короче говоря, законодательное собрание решало простой вопрос: останется ли Иллинойс рабовладельческим штатом?
Нетрудно понять, какую позицию занимали Монлезье, чьи земли до сих пор обрабатывали негры-рабы и которые (Монлезье, не рабы) имели многочисленную родню в Луизиане, Алабаме и Джорджии… Еще легче догадаться, что Кэппулы - отчасти в пику своим кровным врагам - стали активнейшими противниками рабства. Любому чернокожему с плантаций левобережья достаточно было переплыть ночью реку (не попав под пулю патрулирующих берег Монлезье), чтобы оказаться в полной безопасности.
Парламентская дискуссия проходила жарко. И закончилась не менее жаркой перестрелкой. Эта капля переполнила чашу терпения властей штата, до сих пор поглядывавших сквозь пальцы на развлечение, традиционное для богатых родов. В округах Ост-Кемпен и Вест-Кемпье ввели прямое губернаторское правление. А судьей (и одновременно - начальником объединенной полиции обоих городков, полностью обновившей свой состав) был назначен Тейлор Блэкстон.
Откуда этот человек появился в Иллинойсе, не знал никто. Слухи о нем ходили самые разные. Одни говорили, что в Мексиканскую компанию он командовал батальоном янки-добровольцев - батальоном, больше напоминающим необузданную банду убийц и грабителей, и на окружающих Вера-Крус гасиендах его имя до сих пор вспоминают с ужасам. Другие утверждали, что Блэкстон до последнего времени зарабатывал на жизнь тем, что грабил золотые прииски Калифорнии, был изловлен лишь с помощью федеральных войск и купил себе амнистию, согласившись влезть между молотом-Кэппулами и наковальней-Монлезье.
Скорее всего, ни одна из этих (и других схожих) версий действительности не соответствовала. Но за дело Тейлор Блэкстон взялся круто.
Для начала он посетил стоявшее во главе клана французов семейство Монлезье - просто Монлезье, без приставок. Эти Монлезье стали уже третьей семьей, возглавившей род взамен начисто истребленных родственников и отбросившей в знак своего нового достоинства вторую часть фамилии. Никакого диалога не было - не присаживаясь, Тейлор заявил, что любого члена клана, рискнувшего выстрелить в Кэппулов, в течении четырех часов вздернут. Не убить, не ранить, - лишь выстрелить. Заявив это, Блэкстон уехал во владения Кэппулов, коим сообщил то же самое.
Ничего, кроме презрительных усмешек, угроза не вызвала. Хотя нет, пожалуй, вызвала - на следующий день восемнадцатилетний Антуан Монлезье-Леру переплыл на лодке Клайд и демонстративно - издалека и почти не целясь - разрядил пистолет в первого попавшегося на пути Кэппула. Даже не Кэппула - всего лишь во владельца бакалейной лавочки Джозефа К. Бонса, состоящего лишь в дальнем свойстве с кланом, но имевшего несчастье написать свое имя на вывеске с пресловутым «К».
Пуля даже не оцарапала бакалейщика. Антуан бросил пистолет и не менее демонстративно отдался в руки многочисленных полицейских, наводнивших в те дни оба города. Похоже, Блэкстона просто проверяли. И демонстрировали ему, кто здесь главный. Но когда несколько часов спустя адвокаты клана Монлезье прибыли в тюрьму округа с достаточной, по их мнению, суммой залога, Антуана им вернули без внесения денег. Мертвого. Повешенного на тюремном дворе. К телу прилагалась копия приговора, вынесенного чрезвычайным заседанием суда под председательством Т. Блэкстона…
Той же ночью дом, где снял несколько комнат Блэкстон, запылал, подожженный с четырех концов. А Монлезье в пять десятков стволов стреляли по любому движению, что чудилось им за дышащими пламенем окнами. Акт мщения, впрочем, длился недолго. Спустя несколько минут Монлезье попали под густой перекрестный огонь устроившей неподалеку засаду полиции - и полегли почти все. Командовал операцией сам Тейлор Блэкстон, предусмотревший подобное развитие событий. Немногих уцелевших Монлезье судили на выездном заседании суда - тут же, в свете пожарища, - и немедленно вздернули на окрестных деревьях.
Левый берег Клайд-Ривер притих, шокированный таким поворотом дела. На правом, наоборот, ходили королями, - уверенные, что Блэкстон не иначе как их дальний родственник, много лет скрывавший родство, дабы оказаться на нынешнем своем посту.
Приятное заблуждение продолжалось до тех пор, пока три недели спустя Бак К. Роджерс не отправился на охоту и не подстрелил случайно встреченного в полях Дени Монлезье-Нуара. Бак и не думал скрывать свой подвиг - вернулся в Ост-Кемпен, радостно хвастая всем встречным и поперечным, что с «родича Блэкстона» причитается за сэкономленную веревку - поскольку, дескать, собака-лягушатник явился на правый берег с ружьем и двумя револьверами явно не пострелять куропаток…
Через два часа Бак К. Роджерс задрыгал ногами на «веселой вдове» - так в Ост-Кемпене именовали виселицу…
* * *
… За девять лет Блэкстон пережил двадцать четыре (!) покушения. Среди них были и довольно экзотичные - например, попытка затравить входящего в здание суда «Мистера Веревку» сворой собак, специально натасканных Кэппулами бросаться на человека в судейской мантии. Или попытка инвольтации, совершенная над восковой фигуркой судьи негритянкой-вудуисткой, много лет служившей у Монлезье (объясняя неудачу, старуха заявила, что «Черный Блэкстон» - сам демон, и притом куда более сильный, чем находящиеся у нее в услужении).
Трижды судья был ранен, а после четвертого поджога никто и ни за какие деньги не соглашался предоставить ему жилище - Блэкстон поселился в здании суда, превращенном в настоящую крепость.
Но драконовские меры принесли результат. Взаимное истребление прекратилось. Более того, несколько покушений на судью предпринималось объединенными силами кланов, временно позабывшими вражду в надежде избавится от общей напасти.
Настоящего примирения, конечно, не произошло - слишком свежа была память о многой пролитой крови. Но стрелять друг в друга Кэппулы и Монлезье перестали. У них даже появился оригинальный и рискованный способ сведения счетов: молодежь (без оружия!) переправлялась через реку и начинала всячески задирать и оскорблять соперников - в надежде, что нервы у тех не выдержат. Имелся, конечно, риск самому словить пулю - но ружья и револьверы зачастую имеют обыкновение промахиваться, а «веселая вдова» - нет. Поначалу подобные провокации срабатывали - но мало-помалу молодые Кэппулы и Монлезье все больше привыкали выходить из дому невооруженными и разбираться с обидчиками при помощи кулаков. Этого, собственно, и добивался Тейлор, понимавший, что старшее поколение едва ли переделаешь…
На десятый год своей беспощадной тирании Тейлор Блэкстон исчез столь же неожиданно, как и нагрянул. Накануне своего исчезновения он вновь посетил - впервые за все годы - и Кэппулов, и Монлезье. И тем, и другим сказал всего по шесть слов: «Я уезжаю. Возьметесь за старое - вернусь». Главы кланов, обалдевшие от неожиданности, как-то сразу не сообразили схватиться за оружие - и позволили уйти заклятому врагу, имевшему наглость явиться к ним без обычной многочисленной охраны…
Но спустя недолгое время и река, и все ведущие из Ост-Кемпена и Вест-Кемпье дороги оказались перекрыты засадами - грех было упускать последний шанс поквитаться. Напрасная надежда. Ни одним из тех путей Тейлор Блэкстон не уехал. Никто вообще даже не видел, как он покинул свою цитадель - здание суда. Исчез, словно в воздухе растворился. Еще много лет спустя и Кэппулы, и Монлезье, бывая в самых разных уголках Штатов, выспрашивали о человеке с таким именем и внешностью, - тщетно. Поневоле у многих закрадывалось сомнение, что Блэкстон действительно был демоном, вынырнувшим из своей преисподней - и в назначенный срок вернувшимся обратно…
7
– Никаких перестрелок между гостями ожидать не приходится, - уверенно заявил футболист-полицейский. - Ожидается совершенно иное преступление - хищение уникальной драгоценности, много десятилетий находящейся в собственности семейства Кэппулов и долженствующей послужить свадебным подарком мисс Джезебелль Кэппул в ходе ее бракосочетания с мистером Аленом Монлезье, - и именно для предотвращения означенного преступления я пригласил вас по просьбе отца невесты, мистера Джошуа Кэппула.
Ну, завернул… Я всегда считала, что футболисты выражаются немного проще и короче. Или он играл за команду факультета богословия?
– Как вы узнали о готовящемся хищении? - поинтересовался Кеннеди.
– Очень просто, - сказал Фрэнк Лесли, перейдя на несколько более удобные для восприятия фразы. - Упомянутая драгоценность много лет не была доступна для обозрения. Не выставлялась, ни разу не надевалась. Хранилась… честно говоря, я и сам могу лишь догадываться, где ее хранили, - либо в банковском сейфе, либо в каком-то не менее защищенном тайнике в особняке Кэппулов. За семьдесят лет эту драгоценность видели человек десять, не более, - если не считать хозяев. О намерении мистера Кэппула сделать столь роскошный, поистине королевский подарок дочери узнали многие. Но внешний вид колье - это именно колье - едва ли кто-либо помнит спустя семьдесят лет после… В общем, последний раз на публике эта драгоценность появлялась так давно, что видевших ее в живых не осталось. Но, как недавно выяснилось, в течении последних двух месяцев несколько крупнейших ювелирных фирм США получили анонимное предложение купить партию драгоценных камней, - к предложению прилагалось подробное их описание. Это оказались камни из колье Кэппулов.
– Неужели кто-то мог надеяться, что на подобное предложение откликнутся? Да еще на анонимное? - изумилась я. - Тут ведь за милю пахнет аферой!
– Вы ошибаетесь, - возразил Фрэнк. - Анонимная продажа - достаточно распространенная практика. Многие весьма известные в этой стране люди не желают, чтобы продажа их драгоценностей получала огласку. И из соображений престижа, и из-за налоговых проблем. Анонимно продают - и продолжают сверкать на светских раутах подделками. Техника изготовления бижутерии достигла в наше время небывалых высот. Единственное, о чем заботятся ювелирные фирмы, дорожащие своей репутацией, - чтобы покупаемая драгоценность не оказалась в списке объявленных в розыск. А фиктивным продавцом зачастую выступает какая-нибудь фирма, зарегистрированная на Каймановых островах с уставным капиталом в один доллар.
Кеннеди спросил:
– Как ювелиры догадались, что им предлагают именно колье Кэппулов? Если никто его и в глаза не видел?
– Таинственному продавцу не повезло. Главный специалист-оценщик одной из нью-йоркских фирм, получивших предложение, двадцать лет назад был приглашен отцом Джошуа Кэппула для экспертизы и оценки стоимости колье. Разумеется, стоимости на тот момент. Кэппулы примерно раз в поколение конфиденциально проводят подобную оценку. За двадцать лет ювелир не забыл уникальную вещь - и сразу понял, что за камни ему предлагают. В полицию обращаться не стал, колье ведь в розыск не объявлялось… Позвонил Кэппулу и осторожно намекнул, что согласен купить колье. Мистер Джошуа весьма удивился, и тогда старик рассказал ему все. Мистер Кэппул обратился ко мне. Конечно, у нашего шефа полиции опыт куда больше, но…
– Но у него нет буквы «К» между именем и фамилией, - догадалась я.
Фрэнк К. Лесли кивнул.
– История не оригинальная, - заметил Кеннеди. - Многие уникальные произведения искусства, которые трудно сбыть, крадут под конкретного заказчика. Второй вариант - произведение заменяется дубликатом, и его исчезновение обнаруживается много позже, когда вор уже спокойно сбыл добычу… Этот вариант, надеюсь, вы проверили сразу?
– Проверили. Перед вручением подарка Кэппул все равно хотел произвести его очередную оценку… Подмены не произошло. Колье подлинное.
– Если не секрет, во сколько его ныне оценили? - спросила я.
– Вопрос сложный… - замялся Фрэнк. - Когда продается такая уникальная вещь целиком, то стоит она именно столько, сколько согласен заплатить клиент. Если же продавать по частям - как попытался гипотетический потенциальный похититель - то получится значительно дешевле… Но даже вразбивку, по среднерыночным ценам на драгоценные камни, - получается около ста восьмидесяти миллионов долларов…
– Сколько-сколько?! - поперхнулся Кеннеди.
Я же попросту онемела.
– Я ведь говорил - драгоценность уникальная. Дело в том, что бригадный генерал Эбрахам Кэппул принимал участие в знаменитом рейде Шермана.
[14] А у жен и дочерей богатых плантаторов всегда были неплохие драгоценности…
– То есть ваш предок мародерствовал… - сказала я.
– Во-первых, не предок, - я происхожу из другой линии. А во-вторых, можно выразиться и аккуратнее: брал военные трофеи. Что поделать, время было такое… Мелкие и наименее ценные камни генерал продал, существенно укрепив пошатнувшееся за время распри с Монлезье хозяйство. А самые отборные бриллианты, вынутые из многих тоже в свое время весьма известных драгоценностей, пошли на колье Кэппулов.
Я живо представила себе, как люди в синей форме федератов под недреманным оком генерала-мародера роются в руинах разнесенного огнем артиллерии особняка, как извлекают засыпанный обломками несгораемый ящик, как саперы взрывают его пироксилином, как жадные пальцы борца за свободу негров лезут внутрь… Не хотелось представлять другое - как последователь Джона Брауна говорит своим головорезам: «Поделим добычу честно, ребята. Девку на всю ночь вам, а эту висюльку с ее шеи - мне…» Интересно, каким образом Эбрахам Кэппул избавлялся от потенциально возможных в будущем исков по возврату имущества? Ударом штыка в живот?
Мне вдруг расхотелось заниматься этим делом. Возникло желание отправиться на вокзал, сесть в поезд, идущий обратно, в Род-Айленд. Пусть к чертям украдут это залитое кровью колье… Я посмотрела на Кеннеди. У него на лице схожих желаний не читалось. Вздохнув, я решила: ладно, в конце концов, эта девочка, Джезебелль Кэппул, уж никак не виновата в тех гнусностях, что творил ее предок… Да и жених, Ален Монлезье, может оказаться вполне приличным молодым человеком.
Кеннеди спросил:
– Как я понимаю, колье появится перед публикой именно на свадебной церемонии? До венчания или после?
– После. Венчание пройдет в старинной церкви начала позапрошлого века. Выбрана церковь неспроста - именно около нее застрелили полковника Илайю Кэппула. То есть распря завершится именно там, где началась. Естественно, всех гостей небольшой храм вместить не сможет - брачная церемония состоится лишь в присутствии самых близких родственников. Главное же торжество произойдет возле дома Джошуа Кэппула.
– Возле? - переспросила я.
– Именно возле. Вы не представляете, сколько приехало гостей… Чтобы расставить праздничные столы в помещении, пришлось бы арендовать крытый стадион - а таковых в округе не имеется.
– Масса малознакомого народу на открытом пространстве… - протянул Кеннеди. - Рискованно, Фрэнк… Наверняка и Кэппулы, и Монлезье даже не знают в лицо всех своих дальних родственников, живущих где-нибудь у черта на куличках… В этой толпе легко могут остаться незамеченными грабители, переодетые гостями, - и не один-два, а многочисленная группа.
– Думаете, мне это не приходило в голову? - вздохнул Лесли. - Но одно могу пообещать точно - оружие туда никто не пронесет. Ни на себе, ни как-либо еще. С оружием там будут только мои люди. И вы.
– Вы могли бы изложить диспозицию подробнее? - спросил Кеннеди.
Лесли кивнул, водрузил на стол ноутбук и начал манипулировать клавишами. Вскоре на экране возник трехмерный план дома и прилегающего к нему парка. Усадьба Кэппулов, догадалась я.
Фрэнк К. Лесли объяснял диспозицию, и параллельно картинка на экране менялась. Через несколько минут нам стало ясно, что, несмотря на футбольную внешность, организатор из Фрэнка более чем толковый. Он продумал практически всё. Гипотетические похитители никак не могли просочиться сквозь двойное кольцо оцепления, ускользнуть от внимания снайперов и замешавшихся в толпу агентов в штатском. А пройдя легально, по приглашениям, - никоим образом не смогли бы ускользнуть с добычей. Вести негласные переговоры с оставшимися снаружи сообщниками они тоже не могли - напичканный аппаратурой РЭБ
[15] микроавтобус моментально засек бы любой несанкционированный радиообмен в окрестностях (мобильные телефоны у гостей предполагалось вежливо, но непреклонно изъять).
Поневоле я подумала, что бы смогла предпринять, если бы играла за тех. И спросила:
– Атаку с воздуха вы предусмотрели? В ожидании подобного куша можно арендовать вертолет.
– Предусмотрел. Все имеющиеся в радиусе ста миль вертолеты под негласным контролем. Да вертолет им не очень-то и поможет… Смотрите: вон там, на плане дома, мерцает красный огонек. Это местонахождение колье на настоящий момент - в подвале, в сейфе. Чтобы извлечь его оттуда сейчас, надо посадить на вертолеты «Дельту»
[16] в полном составе - и то не знаю, получится ли у них что-нибудь без поддержки артиллерии и танков. Опасный момент наступит чуть позже - когда колье будет выставлено для обозрения.
Он проделал еще несколько манипуляций с клавишами - мерцающее красное пятнышко-колье поползло по экрану.
– Смотрите, - продолжил Лесли, - колье для обозрения будет выставлено на открытой террасе дома. Вертолету поблизости ну никак не приземлиться и не зависнуть - мешают деревья, провода. А если он десантирует группу в отдалении - вон там, где столы и эстрада - фактор внезапности будет потерян. Мои люди просто расстреляют «вертушку» из гранатометов.
– Допустим, - не сдавалась я, - что один из гостей схватит колье, помчится во-о-он туда, - и ухватится за трап быстро подлетевшего вертолета. При хорошей синхронизации действий может сработать. Особенно если с вертолета пара пулеметчиков будет поливать свинцом ваших людей.
– Исключено, - отрезал Лесли. - Колье будет лежать на террасе не открыто. Под огромным колпаком, намертво соединенным с основанием. По сути дела, это тот же сейф - лишь прозрачный. Чтобы вскрыть его, потребуется изрядно времени и несколько комплектов алмазных сверл. Под мышку тоже не возьмешь и не побежишь - конструкцию с трудом поднимают четыре человека.
Кеннеди спросил с легким оттенком иронии:
– Отец так и подарит колье дочери - в огромном прозрачном сейфе?
– Нет, конечно… И это самый ответственный и рискованный момент. Футляр вынесут поближе к столам - вот сюда. Затем его откроют, Джошуа Кэппул наденет колье на шею дочери, она станцует один танец с молодым мужем… И - я надеюсь - после этого проклятая побрякушка вновь надолго исчезнет с людских глаз. А чтобы вручение подарка произошло без эксцессов, я предусмотрел следующее…
Через десять минут нам с Кеннеди стало ясно: Фрэнк предусмотрел всё. И, похоже, пользуясь влиянием Кэппула, стянул на подмогу полицейские силы со всего Иллинойса. Пока он рассказывал, я в своих попытках сыграть за противника обдумывала подкоп - во время танца земля разверзается, и невеста вместе с колье рушится вниз - но быстро оставила эту мысль. Оказывается, в подвале дома установили пару сейсмодатчиков, способных засечь чуть ли не крота, копающего свой ход…
Кеннеди озвучил наши общие мысли:
– По моему, больше того, что сделано, никто бы не сделал… Маленький вопрос: зачем вы пригласили нас?
Фрэхне К. Лесли ответил как-то понуро и тоскливо:
– Вы верите в предчувствия? И я не верю. Но одно чувство у меня растет и крепнет в последние дни: что-то стрясется. Что-то обязательно стрясется сегодня с проклятым колье… Есть вещи, которым не стоит вылезать на свет Божий - и эта побрякушка одна из них. А зачем я вас пригласил… Всего лишь выполняя пожелание мистера Кэппула. Ему рассказала про ваше детективное агентство миссис Баскер. Миссис Джулия К. Баскер.
Ну и ну, подумала я. Оказывается, дама с собачкой, подкинувшая «Бейкер-стриту» его первое дело, тоже из Кэппулов… Тесен мир.
– Миссис Баскер поведала про ваши с доктором Блэкмор детективные таланты: что вы можете по мельчайшим нюансам во внешности и поведении многое сказать о человеке и даже безошибочно вычислить преступника. Мистер Джошуа Кэппул - он весьма тревожится за колье - загорелся этой идеей. Поэтому ваша задача проста: присутствовать на свадьбе, общаться с гостями и попытаться применить упомянутые таланты. Я понимаю, шанс невелик, гостей слишком много, но попробовать стоит…
Я вздохнула. Вот к чему приводит страсть к невинным мистификациям… Как теперь объяснить Фрэнку К. Лесли, что главную роль в поразивших миссис Баскер дедукциях сыграл компьютер с «Икс-скаутом»?
– По-моему, я уже понял, кто единственный человек, способный похитить колье, - сказал Кеннеди с многозначительным видом.
– Кто?!
– Вы, Лесли. Больше никто не сможет.
Полицейский-футболист рассмеялся - несколько натужно.
– Смешно… Однако - пора ехать. Переодевайтесь, через сорок минут жду вас в машине.
– Через час, Фрэнк, через час, самое меньшее, - поправила я.
А сама подумала: наверняка парень не женат и никогда не стоял нервно в дверях, готовый к выходу, - ожидая, пока жена закончит возиться с макияжем.
Напоследок я спросила его (не одному же Кеннеди поражать окружающих чудесами дедукции):
– Скажите, Фрэнк, вы играли в футбол? И наверняка ведь за сборную университета?
– Да, - подтвердил он. - Три сезона был капитаном.
И запоздало удивился:
– Но как, черт побери, вы догадались?!
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - V
После исчезновения «Мистера Веревки», сиречь Тейлора Блэкстона, на берегах Клайд-Ривер наступило короткое затишье. Не нарушаемое пока выстрелами.
Вполне могло быть, что избежавшие объятий «веселой вдовы» мужчины старшего поколения вновь развязали бы вендетту, помаленьку втянув туда и молодежь, подросшую без привычки хвататься за оружие при виде представителя враждебного клана.
Могло - но не сложилось. Хотя пострелять друг в друга Монлезье и Кэппулам таки-пришлось - приближалась Гражданская война.
Нетрудно догадаться, в каких лагерях оказались противоборствующие семейства. Именно на деньги старого Феликса Монлезье формировался «Белый легион Миссисипи», в который вошла самая отчаянная молодежь Иллинойса и Канзаса, и которому суждено было стать лучшим конным полком в армии генерала Ли. Командовал полком сын старика, Роже Монлезье, - и полковник Соломон Кэппул (родной племянник генерала Эбрахама Кэппула, столь прославившегося в рейде Шермана) гордился тем, что именно его пушки выкосили картечью пресловутый «Белый легион», пытавшийся дерзкой атакой переломить ход сражения у Индейской реки… Полковник даже хвастался, будто бы самолично наводил пушку, убившую своим выстрелом «Роже-лягушатника».
Впрочем, хвастаться долго ему не пришлось, Монлезье таких обид не прощали. И спустя два месяца скальп полковника Соломона украсил луку седла молодого конфедерата Викт«О·ра Монлезье-Ружа, происходившего из луизианских Монлезье. Сам Викт«О·р Монлезье-Руж погиб уже в самом конце войны, при осаде Ричмонда.
В общем, можно сказать, что перипетии Столетней войны очень тесно переплелись с событиями войны Гражданской. Но если в столкновении Северных и Южных штатов победили федераты-северяне, то в схватке Монлезье и Кэппулов победителей не оказалось. Как всегда и бывает, погибли самые отважные, а уцелели те члены обоих кланов, что остались в тылу и занимались поставками в армию северян сапог с отваливающимися через сотню шагов подметками, а в армию конфедератов - мяса «с душком»…
А после Гражданской войны пришло их время. Правила схватки стали иными. Теперь дело решало не умение первым выхватить револьвер - но способность тихо и незаметно скупить акции нужной компании. Столетняя война стала войной экономической.