Сергей Бережной
Последняя охота
Совершенно секретно! Только для лиц, перечисленных в списке «Тета»! Шифр «Кальмар». Расшифровка № RH 4063 Метка вероятного перехвата отсутствует. Тема: JJ03 Директору Специального отдела контроля за секретными службами От сотрудника личн. № 21 23 марта 1994 г. Патрон! В настоящее время аналитический отдел не располагает достоверной информацией об активности или заметной заинтересованности Пекаря в деле Тумса. Пекарь отозвал свой запрос относительно возможности включения его темы в программу закрытых исследований Пентагона. Следует отметить, что это первый известный нам случай такого рода — до сих пор Пекарь никогда не отзывал уже отосланного запроса. Это может свидетельствовать либо о том, что в деле Тумса после изоляции объекта появились новые обстоятельства, либо о том, что какие-то события заставили Пекаря пересмотреть свое мнение по данному делу. И то и другое дает повод провести углубленный анализ нашей собственной информации, касающейся упомянутого дела. Справка. Юджин Виктор Тумс, служащий муниципальной комиссии по контролю за животными города Балтиморы, штат Мэриленд, был арестован агентами ФБР 21 августа 1992 года по подозрению в совершении серии убийств. Вследствие проведенных нами мероприятий доказательств причастности Тумса к убийствам представлено не было, и суд рассматривал только обвинение в нападении на сотрудника ФБР. Результат психиатрической экспертизы: Тумс страдает неклассической формой кататонии. Постановлением суда Тумс помещен для лечения в закрытую клинику Друид-Хилл, штат Мэриленд. Дело попало в поле зрения Пекаря после того, как к расследованию убийств были привлечены агенты ФБР, работающие в проекте «Секретные материалы». По данным, полученным Пекарем, Тумс высокой степенью вероятности является мутантом, способным трансформировать свое тело. Это позволяет ему свободно перемещаться, в частности, по вентиляционным коммуникациям. Еще до завершения расследования Пекарь послал вопрос руководству Пентагона об образовании совместной группы по изучению мутации и ее возможного военного применения, однако после ареста Тумса этот запрос был немедленно отозван. Наиболее вероятной причиной отзыва запроса является провал операции по пресечению огласки дела Тумса, проведенной под прикрытием ССпП. Операция осуществлялась с санкции Пентагона, и ее срыв привел к обострению разногласий между Пекарем и руководством Министерства Обороны. Однако даже после публичного слушания дела судом присяжных у Пентагона и Пекаря оставалась возможность перевести Тумса из клиники Друид-Хилл в военный исследовательский Центр. По неизвестной причине эта возможность использована не была. Медицинское обследование Юджина Виктора Тумса выявило серьезные отклонения в обмене веществ — метаболизм замедлен по сравнению с нормой приблизительно в четыре раза. Еще более существенным представляется то, что гормональный баланс организма Тумса регулируется принципиально другим набором секретов, вырабатываемых главным образом поджелудочной железой и гипофизом. Кроме того, в организме Тумса обнаружены биологически активные вещества, которые вообще не удалось идентифицировать, так как прежде исследователи не встречались ни с чем подобным. Генетический анализ: серьезные нарушения в строении рибонуклеиновых кислот и наличие в них неизвестной ранее аминокислотной группы. Результаты исследований этих аномалий (см. Приложение А) засекречены по требованию Пентагона (категория секретности 2Х). Обстоятельства четырех убийств, инкриминировавшихся Тумсу, позволяют уверенно утверждать, что Тумс является генетически измененным организмом, способным к управляемой модификации собственного тела. Очевидно, что это свойство может представлять значительный интерес как для военной разведки, так и для ЦРУ. У нас нет никаких сомнений в том, что Пекарь использовал свои контакты в Пентагоне, чтобы вывести Тумса из поля зрения спецслужб — в частности, военной разведки. Продемонстрировав потерю интереса к этому делу, он тем самым заставил руководство Пентагона свернуть работы по подготовке проекта. При этом, само собой, установленный Пентагоном вокруг дела Тумса режим секретности был сохранен. Полагаю, Пекарь, благодаря этому, получил удовлетворительное прикрытие для разработки проекта совместно с любой другой спецслужбой…
Курильщик хмыкнул, ткнул окурком в темную нефритовую пепельницу и отложил бумаги. Некоторое время он сидел, постукивая торцом незажженной сигареты по столу. Потом, пробормотав себе под нос: «Ладно, какого черта…», взял трубку-телефон и набрал номер.
— Это я. Код шестнадцать… Спасибо.
Курильщик отвел трубку от уха, прикурил одной правой рукой и принялся ждать. Примерно через минуту в телефоне квакнуло, курильщик неспешно нажал несколько кнопок, включая скрэмблер.
— Привет, Мозес, — сказал он. — Это я.
Трубка коротко отозвалась.
— У меня произошла мелкая неприятность, Мозес. Утечка информации… Ничего серьезного на самом деле. Вот тут у меня бумажка есть… Кстати, она сейчас должна быть и у тебя на столе. Ну эта, относительно случая джей-джей-ноль-три, как его обозвали твои олухи. Та, что только для списка «Тета»… Вот-вот. Да, та самая, где отсутствует метка вероятного перехвата. Я тут ее почитал… В общем, спусти эту бумажку в какое-нибудь гнездо памяти. Потому что это все давно протухло… Да, ты правильно понял… Да. Но если тебя это так нервирует, мог бы спросить у меня… Нет… Нет… Нет, не ЦРУ. Ты будешь удивлен — кроме тебя, вообще никто… Я — нет. Слушай, это пустышка. Парень действительно интересный, но из него уже ничего не получится. Во-первых, он засветился. Во-вторых, его сейчас интересует одно — сожрать пятого братца-кролика и залечь спать на пять президентских сроков… Да… В том-то и дело, что с ней у нас ничего не выйдет… А как ты их найдешь? Их же не отличить, пока они… Вот то-то и оно. Я потому и отступился, что уперся в это. В конце концов, ну и черт с ним… Нет, не верю… Потому что это не мой профиль… Ну и?..
Курильщик замолчал и принялся дотягивать сигарету под монотонный бубнеж трубки, периодически стряхивая пепел. Минуты через две он стряхнул пепел в последний раз и неприятно усмехнулся.
— Ладно, — сказал он. — Как хочешь. Только на твоем месте я все-таки связался бы с Пентагоном.
Он отключил телефон, положил трубку на стол и ткнул окурком в темную нефритовую пепельницу.
— Посмотрим… — пробормотал он, так и не перестав неприятно усмехаться.
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
30 марта 1994
Утро
Скалли вошла в кабинет помощника Директора ФБР и в изумлении остановилась — в комнате некурящего Скиннера удушливо воняло табачным дымом. Пожилой и поджарый мужчина курил у окна, озирая пейзаж сквозь жалюзи. В этой картине явно чего-то недоставало…
— Здравствуйте, сэр, — Дэйна стряхнула наваждение.
Курильщик никуда не делся. И его «Морли» — тоже.
— Здравствуйте, агент Скалли, — Скиннер взмахом руки пригласил ее садиться. Джентльмен у окна едва заметно кивнул. Помощник Директора сразу перешел к делу:
— Мы посмотрели ваши отчеты, агент Скалли. И, должен сказать, впечатление они производят не слишком хорошее…
«Интересное „мы“», — подумала Скалли. Скиннер зачем-то решил устроить ей выволочку при посторонних. Это было совершенно не в его привычках, и ему явно не нравилась ситуация, но выйти из кабинета неизвестному курильщику он так и не предложил.
— Более того, — энергично и жестко продолжал Скиннер, — вы и агент Молдер определенно заслуживаете порицания. Чуть ли не по каждому отчету видно, что расследование ведется вами с нарушением установленных процедур. Вы пренебрегаете инструкциями, общими для всех сотрудников Бюро. Вы строите умозаключения на косвенных уликах — это делает результаты ваших расследований более чем сомнительными. А свидетельские показания, состоящие из одних домыслов?
— Но, сэр… — заводясь, сказала Скалли. — Специфика дел, с которыми нам приходится работать, зачастую требует отступления от стандартных процедур. Это неизбежно. Даже в обычных расследованиях соблюдение рекомендованных процедур иногда становится невозможным…
— Прикажете Бюро выработать специально для вас особые стандарты?
— Нет, но…
— Скажите, может быть, на нарушении процедур настаивает агент Молдер?
— Нет, сэр.
— Тогда чем же вы объясните эти безобразия?
— Это не безобразия! — Скалли вспыхнула, но тут же взяла себя в руки. Извините, сэр. Это, конечно, нарушения, но я совершенно уверена, что, именно действуя таким образом, я и агент Молдер достигаем наилучших результатов. В большинстве случаев, попавших в наше поле зрения, консервативное мышление и консервативные методы расследования могли привести только к провалу…
— Консервативные методы?.. — Скиннер хмыкнул. — По-моему, я в последнее время стал слишком либерален…
— Сэр, вы прекрасно знаете, что раскрываемость дел у нашей группы составляет семьдесят три процента, — это гораздо выше, чем в среднем по ФБР…
Скалли искоса посмотрела на курильщика. Тот стоял у окна вполоборота к Скиннеру, окутанный дымом очередной сигареты, и задумчиво разглядывал проплывающие над Вашингтоном облака.
— Только высокая раскрываемость вас и спасает, — сказал Скиннер.
— Прошу прощения, сэр, но что еще требуется от агентов, как не успешное раскрытие преступлений?
Скиннер вдруг всем корпусом повернулся к курильщику и вопросительно на него уставился. Курильщик, оторвавшись от созерцания небес, ответил ему коротким, но весьма выразительным взглядом. Скалли наблюдала за этой стремительной пантомимой со все возрастающим удивлением.
— Что от вас требуется? — Скиннер снова повернулся к ней. — Во-первых, почаще подавать отчеты о ходе расследования. Во-вторых, строгое соблюдение буквы устава. Я уверен, агент Скалли, что вам самой будет проще держаться в рамках установленных процедур.
— Понимаю, сэр, — Скалли было ясно, что разговор закончен. Наступила ее очередь. — Однако строгое следование установленным процедурам при расследовании дел, которыми мы занимаемся, неизбежно снизит нашу эффективность и сразу же негативно скажется на показателях.
Курильщик вдруг отклеился от подоконника, подошел к столу Скиннера, ткнул дымящимся окурком в почти полную пепельницу и быстрым шагом пошел к выходу из кабинета.
— Этот разговор я считаю законченным. И больше на эту тему разговаривать не намерен, — отрубил Скиннер.
Взгляд его, словно штопор, ввинчивался в затылок курильщика, так и не проронившего во время этой выволочки ни одного слова. Хлопнула дверь.
Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
Тот же день, 30 марта 1994
Зверь умирал.
Он уже не бился в ужасе и ярости в теснине черепной коробки — он устал, оголодал и смирился со своей участью. А поначалу — чего он только не пробовал… Но тюремщики предусмотрели, похоже, все. Металлическая дверь ощутимо била током. Решетка на вентиляционном отверстии — сантиметровой толщины металлический перфорированный лист, намертво вмурованный в бетон. Оставалась канализация, но трубы на поверку оказались непроходимыми… Когда Юджин понял, что зверь в этих стенах бессилен, он собрался было сбежать по-человечески: напасть на санитара, отобрать дубинку, пробиться к выходу… Но, понаблюдав за охранниками, решил не рисковать. Попытка определенно кончилась бы плохо — все без исключения санитары были сильны и хорошо обучены, и любой бунт подавлялся ими жестоко и быстро. Надежды не было, и поэтому зверь умирал.
Последняя недобытая печень стала приговором. Если бы пятый тумс дал себя поймать, Юджин давно бы построил из туалетной бумаги и газет гнездо и уснул… Ему бы оставили гнездо, если бы он попросил, — пациентам разрешались неопасные игрушки. Можно было бы заснуть, а потом — все равно… Конечно, это было не его Место, но он бы смирился. Сон мог спасти зверя…
Пятая печень. И сон. Но сон не приходил — а зверь умирал. Юджин несколько отстранение отмечал, что тело все хуже и хуже подчиняется сознанию, а обоняние перестает улавливать оттенки ароматов окружающих людей. Один раз, в самом начале заточения, он ощутил присутствие тумса — судьба дразнила его, показывая издали большой кусок окровавленного мяса… В тот день зверь выл и бился в мозгу, даже пытался вырваться, но Юджин заставил его утихнуть — и больше не выпускал из-под контроля. Зверь забился в дальний уголок его сознания, притаился и лишь изредка поскуливал из берлоги, которая грозила стать его могилой…
Юджин не знал, останется ли он в живых, если зверь умрет. Он давно привык ощущать зверя как неотъемлемую часть себя, но исчезновение этой части могло и не привести к фатальным последствиям — люди, лишившись руки или ноги, продолжали жить, хотя и становились калеками… Но то были люди. По мере того как зверь слабел, Юджин все яснее вспоминал свое детство. Он вспомнил маму. Воспоминание было неожиданно ярким — он приходит с улицы, размазывая по лицу слезы и грязь, и утыкается в грубый серый передник, и мама говорит что-то усокаивающе, гладя рукой по его волосам… Передник сильно и удушливо пах дешевым мылом. Мамин запах… Он был знаком, привычен, он означал нечто такое, чего в его жизни больше никогда не было, — любовь. Юджин совсем забыл это слово… «Не плачь, маленький…»
Но он все равно плакал.
Потом мама умерла, и появился отец — незнакомый человек с хриплым и неприятным голосом, желтыми глазами и вечно влажными руками. От Юджина-старшего почему-то всегда пахло гнилью. Он появлялся и исчезал. Он мог уйти утром в лавку — и вернуться через неделю. Кажется, он нигде не работал. И кажется, он никогда не пил. Во всяком случае, Юджин-младший никогда не видел его пьяным. Это было странно — по наблюдениям Юджина, все, кого он знал, регулярно напивались. Даже мама — хотя с ней это и случалось не так часто, как с миссис Сорич, их соседкой снизу, — та даже десятилетнюю дочку приучила к вину, а уж сама практически и не бывала трезвой… Отец же как будто и не знал, что такое спиртное.
Теперь, более чем столетие спустя, Юджина это уже не удивляло. Зверь, который живет внутри каждого охотника, не переносит алкоголя. А то, что отец его был охотником, Юджин теперь знал наверняка. Отец тоже искал и убивал тумсов. Правда, отец не знал, что нужно есть их печень. Про печень Юджин-младший выяснил сам — уже в те времена, когда начал охотиться в одиночку. Это произошло после того, как Юджин-старший по дурацкой случайности поймал виском шальную полицейскую пулю во время большой облавы, на бродяг в 1893 году… Но именно отец впервые отвел Юджина в погреб и показал ему Место.
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
30 марта 1994
Молдер в раздражении захлопнул русско-английский словарь. Ребята из аналитического отдела ЦРУ, похоже, снова решили его разыграть. Подкинутая ими — кстати, под большим секретом — подшивка советской газеты с претенциозным названием «Зов Космоса», якобы содержавшая данные о местах посадок НЛО в Сибири, на поверку оказалась заполненной параноидальным бредом какого-то клинического идиота.
Судя по его писанине, космос кишел монструозными расами, единственной целью которых было — прилететь на Землю и отгрызть чего-нибудь первому попавшемуся русскому (почему-то чаще всего эти неприятности случались с доярками и партийными работниками). В статьях описывалось три десятка видов инопланетян. Каждый вид был смертельно опасен и поименован автором двумя-тремя совершенно непереводимыми неологизмами. Молдер потратил сорок минут на перевод названия одного из них — «Ногтедёр Кровепьющий Арбузоголовый» — и долго пытался представить, чем должен быть болен человек, чтобы всерьез писать — или читать — подобную белиберду.
Потом Призрак случайно заметил в одной из статей имя «Хусейн» и, заинтересовавшись, попытался вникнуть в содержание заметки. Как выяснилось, автор публикации, который несколько раз мимоходом упоминал, что он является самым известным российским писателем-фантастом, объявлял, что в знак протеста против операции «Буря в пустыне» запрещает американцам переводить и публиковать в США свои романы, перечень которых прилагался. Призрак и раньше был не в восторге от русских, но он не предполагал, что дело обстоит настолько плохо. Тираж газеты был указан совершенно однозначно — «1 000 000 экз.», — и эта цифра не оставляла никаких сомнений в том, что всеобщая паранойя очень скоро доведет Россию до национальной катастрофы.
Фокс запихнул подшивку в пакет и принялся думать, стоит ли отблагодарить парней из ЦРУ той же монетой. Через минуту он решил, что проще будет просто не обращать внимания на их дурацкую выходку, и потянулся было к новой папке, как вдруг зазвонил телефон и руке пришлось срочно менять направление движения.
— Агент Молдер…
— Здравствуйте, Призрак, — сказал знакомый голос.
Молдер подобрался и нахмурился. До сих пор этот человек никогда не звонил ему без очень серьезной причины.
— Да, я слушаю вас.
Через полминуты лицо Призрака стало настолько бледным, что, попадись он на глаза голливудскому продюсеру средней руки, того аж скрутило бы от желания снять именно этого парня в роли вампира.
— Да, я понял, — сказал Молдер. Спасибо…
Последнее слово ушло в пустоту — его собеседник уже положил трубку.
Молдер вскочил, кинулся к двери, остановился, вернулся к столу и схватил трубку.
Сотовый телефон Скалли стабильно выдавал короткие гудки. Занято.
Он позвонил секретарю Скиннера.
Скалли покинула кабинет начальства полтора часа назад. В подвале у Молдера она не появилась — значит, скорее всего, поехала домой писать какой-нибудь очередной отчет. Но лучше все-таки перезвонить ей позже по домашнему телефону.
— Что ж… Значит, Тумс… — сказал он сам себе. — Этого следовало ожидать…
Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
30 марта 1994
Вдалеке открылась дверь, в коридоре послышались шаги. Два человека шли в сторону его камеры. Один из них насвистывал. Вообще-то мелодия была из Гершвина, но свистун изрядно фальшивил.
Тумс узнал доктора Мартина не столько по этому свисту (тем более что он музыки Гершвина не знал), сколько по странному запаху, однажды чуть не введшему его в эаблуждение. Запах этот какими-то оттенками напоминал запах тумсов. Когда Юджин различил их, зверь в глубине его мозта встрепенулся — но тут же разочарованно сник. Запах принадлежал не самому доктору Мартину, а его домашнему шимпанзе. Юджин помнил этот запах. С обезьянами он сталкивался во время учебы в медицинском колледже. А зверя шимпанзе не интересовали. Несмотря на то что Юджин постепенно терял чуткость обоняния и доктора видел мельком и только один раз, обманчивый запах он запомнил и сейчас узнал. Шаги и свист замерли возле камеры. Доктор Мартин заглянул в глазок, убедился, что Тумс лежит на койке, и легонько постучал в дверь.
— Юджин, — позвал он.
Тумс поднял голову. Глухо шаркнул засов, дверь открылась, и доктор Мартин вошел в палату. Санитар поставил ему легкий пластиковый стул, и доктор, чуть наклонившись, на этот стул уселся.
Р. Элмер Мартин не был сотрудником клиники. Этот крупный человек с высоким лбом и внимательными глазами, заметно увеличенными стеклами сильных очков, был психиатром лишь по образованию, но не по роду занятий. У него не было практики, и он не работал ни в одном из госпиталей Балтиморы. Он служил в муниципальной комиссии по здравоохранению и в Друид-Хилл прибыл с инспекцией и внятным заданием найти возможность урезать финансирование клиники. Обнаружив, что штаты в Друид-Хилл едва-едва укомплектованы, он перенес внимание на пациентов и принялся искать, кого из них можно снять с довольствия. Он быстро добился перевода двух особенно тяжелых больных в клинику Вашингтонского института психиатрии — тем самым забота об их обеспечении легла на бюджет штата Вашингтон — и занялся теми, кто был определен в клинику решением суда, в надежде перевести их в закрытые заведения, содержащиеся на средства федерального департамента юстиции. Наткнувшись на дело Тумса, он поначалу просто не понял, что делает в столь серьезной клинике, как Друид-Хилл, больной с достаточно безобидным аутизмом — пусть даже чем-то осложненным. Вникнув в дело поглубже, доктор Мартин с радостью обнаружил, что судьба предоставила ему возможность создать себе небольшое паблисити. Дело не стоило выеденного яйца: парень напал на агента ФБР, который пытался повесить на него несколько нераскрытых убийств, и, понятное дело, парня за это упекли. Обвинение в совершении убийств осталось недоказанным. Юджин Виктор Тумс был признан виновным только в нападении в состоянии аффекта на федерального агента, а психиатрическая экспертиза уберегла его от срока в обычной тюрьме. Случай можно было выгодно для себя подать в прессе, а парня — освободить. Тем самым, кстати, сокращались и расходы.
Взглянув на Тумса, доктор понял, почему санитар, узнав, к кому они пойдут, назвал пациента Голлумом — парень был невысокий, худой — и с непропорционально удлиненными руками.
— Помнишь меня? — спросил доктор Мартин.
— Да, — сказал Тумс. — Здравствуйте.
— Проходил мимо и решил взглянуть, как ты себя чувствуешь.
— Хорошо.
— Тебя что-нибудь беспокоит?
— Я хочу домой.
— Конечно, — сказал доктор Мартин. — И очень может быть, мне удастся тебе помочь…
Он раскрыл портфель и вынул из него несколько склеенных в уголке листков бумаги (скрепки в клинике были, по понятным причинам, запрещены).
— Вот возьми. Здесь несколько вопросов — подумай, как бы ты на них ответил.
Юджин взял бумаги.
— Я хочу через пару дней провести в клинике выездное заседание суда, пояснил доктор Мартин, — на котором можно было бы рассмотреть вопрос о твоем освобождении. Ведь ты чувствуешь себя здоровым, правда?
— Я здоров, — Юджин кивнул, одновременно сглотнув хлынувшую в рот слюну.
— Ну вот, видишь, значит, можно попробовать тебя освободить…
— Спасибо, доктор Мартин, — Юджин постарался, улыбнуться как можно шире.
— Господь завещал нам быть добрыми с людьми. — Доктор Мартин поднялся со стула и постучал в дверь, чтобы охранник отпер палату. — Я лишь следую его словам… Да, Юджин, ты знаешь, что твой дом сгорел?
Сдавленный вскрик ужаса, вырвавшийся у Тумса, и скрип петель открываемой двери слились воедино. Скрип был громче, и вскрика доктор не услышал. Он повернулся к Юджину и приветливо помазал ему рукой, отметив внезапно накатившую на парня бледность. «Черт, а ведь это для него должно быть ударом, — с некоторой досадой подумал доктор. — Как же я не подумал, это можно было бы использовать… Впрочем, ладно».
— Ну ничего, — сказал он вслух. — Мы найдем семью, которая тебя примет и присмотрит за твоим здоровьем.
— Спасибо, доктор Мартин, — выдавил из себя Тумс.
— Не за что, не за что…
Охранник прибрал стул и вслед за доктором вышел из камеры. Дверь закрылась.
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
30 марта 1994
— Как это могло получиться?
Молдер пожал плечами:
— Бюрократическая неразбериха. Результаты обследования организма Тумса засекречены и, скорее всего, изъяты. Муниципальным проверяющим их, понятное дело, не предъявили. У врачей подписка о неразглашении. А во всем остальном наш маньяк чист, как Джекки Кеннеди. Осужден за нападение на агента ФБР, не повлекшее телесных повреждений, да еще и совершенное в состоянии аффекта. Плюс неопасный для общества аутизм. Неудивительно, что его хотят отпустить… Вот если бы тогда не ты его, а он тебя привязал колготками к батарее — вот тогда бы его осудили за сексуальные домогательства, и мы могли бы не беспокоиться еще несколько лет…
— Но эти, наши конкуренты, которые у нас то и дело что-нибудь воруют, у меня — улики, а у тебя — инопланетян… Они могли бы просто запретить! Они же знают, что Тумс — убийца! — Скалли никак не желала смириться с таким очевидным проявлением идиотизма. — Нет, я не понимаю… Это необъяснимо.
Молдер покачивался в кресле, слегка отталкиваясь каблуками от края стола.
— До сих пор нам удавалось объяснять и не такое. Разве нет? Допустим, они просто выбросили это дело из головы, — предположил он. — Кому приятно ворошить проваленные дела?
— Тебе приятно.
— Ошибаешься, — Молдер закинул руки за голову и потянулся, — мне это тоже неприятно. Кстати, дело Тумса я провалил точно в той же степени, что и наши неизвестные друзья-конкуренты… Мы тогда очень аккуратно друг другу мешали. Просто на редкость аккуратно…
— Неужели ты думаешь, что Тумс может выйти на свободу из-за какой-то случайности, из-за отсутствия бумаг, из-за ущемленного самолюбия спецслужб?!
— Скалли, ты никак не можешь поверить в очевидное. Именно это сейчас и происходит.
— Бред… Скиннеру достаточно позвонить в региональное отделение Бюро, чтобы там зашевелились и прикрыли эту местную инициативу.
— Поздно, — просто сказал Молдер. — «Балтимор сан» напечатала материал о деле Тумса. Интервью с каким-то кретином, который и придумал освободить нашего подопечного. А завтра, — он вскочил с кресла, — завтра этого кретина поддержит какое-нибудь общество защиты животных. Такую шарманку даже помощнику Директора не остановить. Да и потом — он не рискнет ломать гриф секретности… Да, он же тебя сегодня утром вызывал — зачем?
— Требовал, чтобы мы придерживались уставных процедур при расследованиях… Там еще был этот тип… с сигаретами.
Молдер, бегавший из угла в угол по своей конуре, остановился и медленно повернулся к Скалли.
— Кто?
— Я тебе рассказывала. Тот, который всегда с сигаретой.
— Курильщик, значит.
— Да. По-моему, они перед моим приходом крупно повздорили и…
— Он присутствовал при разговоре Скиннера с тобой? — перебил Молдер. — Я правильно понял?
— Да.
— Изумительно, — сказал Молдер и погрузился в размышления.
Скалли с недоумением смотрела, как Призрак бегает пальцами по стенке шкафа, в котором были свалены папки с бумагами. Молдер прикусывал то нижнюю, то верхнюю губу, хмурился, коротко взглядывал то на Скалли, то на свой знаменитый на всю Контору плакат с летающей тарелкой.
— С ума сойти, — наконец сказал Щон. — И именно сегодня… Что говорил Скиннер?
— Приказал, чтобы мы действовали строго в рамках устава. И чаще подавали отчеты.
— Всего-то? — усмехнулся Молдер. — Что ж, будем брать санкции на арест марсиан у окружных прокуроров. И документировать очные ставки между фамильными привидениями. А маньяков приглашать на место засады повестками. Пять баллов. И что ты ему сказала?
— Что у нас раскрываемость упадет, — буркнула Скалли. — По-моему, его это разозлило.
— Упадет, — согласился Молдер.
— Курильщик ушел сразу после этого… — Скалли поколебалась немного и добавила: — Скиннер тогда еще сказал, что больше разговаривать на эту тему не хочет. По-моему, он это не только для меня сказал.
— Да… — Призрак опять задумался было, но тут же очнулся. — Извини, что ты говоришь?
— Я говорю, он не только для меня сказал, что больше это обсуждать не будет.
— Ну да, — Молдер кивнул. — Он это еще и для меня сказал.
— Я не тебя имела в виду. По-моему, он сказал это для Курильщика.
Молдер снова упал в кресло.
— Час от часу не легче, — простонал он, закрыв лицо руками. — И все в один день! Таких совпадений не бывает… Одно я знаю наверняка, — он поднял голову и посмотрел на Скалли поверх кончиков пальцев, — я знаю, что мне придется ехать в Балтимору и нарушить все уставы и режимы секретности, иначе Тумс опять кого-нибудь убьет. Я себе никогда не прощу, если не попытаюсь его остановить.
— После прямого запрета Скиннера? — напомнила Скалли.
— Именно, — кивнул Молдер. — Великий магистр, похоже, этого и добивался. Во-первых, он вызвал тебя, а не меня. Вот и хорошо, значит, ты в Балтимору не поедешь. Я все сделаю сам. Тогда все шишки огребу я один. И, понятное дело, он усмехнулся, — вся слава тоже мне достанется… А во-вторых… Во-вторых, Скиннер явно знает что-то еще. Узнал от Курильщика. И хочет, чтобы я тоже об этом узнал — но не от него. Магистр прекрасно знает, как меня завести.
— Ты что-то от меня скрываешь, Призрак, — тихо сказала Скалли.
Молдер нашарил в кармане ключи от машины, поправил кобуру под пиджаком и направился к двери.
— Конечно, скрываю, — на лице его не было и тени улыбки. — Но пусть лучше этот скелет постоит пока в моем шкафу… Черт, где это я так ботинки запачкал?..
Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
4 апреля 1994
Заседание суда было всесторонне подготовлено, и доктор Мартин не сомневался в успехе. Он переговорил со всеми привлеченными к делу экспертами и не нашел повода для беспокойства. К лучшему было и то, что сотрудники клиники отказались участвовать в заседании суда — кто их поймет, этих практиков? благодаря их отказу Мартину удалось привлечь к делу несколько психиатров с громкими именами. Это серьезно поднимало как престиж самого дела, так и престиж его инициатора. К сожалению, журналистов в Друид-Хилл не пустили, но они могли подождать официального заявления и у ворот.
Доктор Мартин закрыл папку с бумагами, окинул взглядом комнату, подмигнул окаменевшему от напряженного ожидания Юджину («волнуется, бедняга…») и вдруг заметил в комнате человека, которого не знал. Это был мужчина лет тридцати в безупречном темно-синем костюме официального вида. Доктор Мартин хотел было спросить о нем сидевщую рядом доктора Памелу Каребски, но тут секретарь суда призвал присутствующих встать, вошла судья с двумя помощниками, и заседание было объявлено открытым.
Юджина трясло — в обширном помещении с высоким потолком и множеством окон, пусть даже зарешеченных, его скрутил приступ агорафобии. Он совершенно не слышал, что говорили эксперты, судьи, доктора, он не чувствовал вонзившегося в его затылок холодного взгляда Молдера. Зверь внутри него выбрался из норы и теперь глядел на просторное помещение из черепа Юджина, как из канализационного стока. Он еще не верил, что находится в зале, из которого существует столько выходов. Заглушенный ароматом одеколона, запах шимпанзе доктора Мартина раздражал его — но не настолько, чтобы неуправляемая ярость вырвалась из-под контроля. К тому же у зверя было слишком мало сил, и Юджин, даже задавленный приступом, надежно держал его на поводке. Судья Мелани Джонсон, женщина средних лет, по очереди выслушивала экспертов. Ни один из них не видел необходимости держать Юджина Виктора Тумса в клинике. Результаты психологических тестов сменили сводки наблюдений за поведением пациента, за ними последовали отчет невропатолога, изложение результатов генетического анализа и краткое перечисление применявшихся к Тумсу лечебных мероприятий. Судья была настроена благодушно. Дело, в общем, находилось целиком в компетенции медиков — привлечение юристов потребовалось лишь потому, что Тумс был определен в лечебницу постановлением суда и пересмотреть это решение мог только суд. Ну что ж, пока все складывалось в пользу несчастного юноши…
Самому Юджину вопросов пока не задавали, и это его вполне устраивало как, впрочем, и доктора Мартина.
— Суд вызывает свидетеля Фокса Молдера!
Доктор Мартин удивленно поднял взгляд от бумаг. Это имя было ему незнакомо.
С заднего ряда, подхватив кейс, поднялся и подошел к столу судьи тот самый тип в официальном костюме.
— Ваше имя?
— Молдер. Фокс Уильям Молдер.
— Род занятий?
— Специальный агент федерального Бюро Расследований.
— Принесите присягу. Повторяйте за мной…
В тот момент, когда Молдер произносил сакраментальное «правду, только правду и ничего, кроме правды», измученный агорафобией Юджин вдруг решил грохнуться в обморок. Возникла небольшая суматоха, Тумсу сунули под нос флакон с аммиачным раствором. Это подействовало — от ударившего в ноздри жгучего морозного запаха нашатыря Юджин пришел в себя и закашлялся.
Убедившись, что все участники слушаний в состоянии воспринимать происходящее, судья дала знак продолжать заседание.
— Ваша честь, я категорически против того, чтобы Юджин Виктор Тумс вышел за пределы лечебницы, — начал Молдер. — В поддержку своего мнения я готов привести факты, которые были собраны мною и специальным агентом Скалли во время расследования цепи серийных убийств, совершенных в Балтиморе летом девяносто второго года…
— Мистер Молдер, — перебила его судья. — Я знакома с материалами судебного разбирательства по делу Юджина Виктора Тумса. Его связь с упомянутыми вами убийствами доказана не была, в перечне обвинений эти убийства не фигурировали. И я не вижу причин пересматривать решение, вынесенное тогда судом.
— Ваша честь, вы здесь именно затем, чтобы это решение пересмотреть, холодно заметил Молдер. — Суд определил местом содержания для Юджина Виктора Тумса закрытую клинику Друид-Хилл. Вы же, судя по всему, намерены его выпустить. А я всего-навсего пытаюсь дать вам понять, чем ваше решение может обернуться.
— И чем же?
— Гибелью как минимум одного человека в ближайшие недели. И убийством еще пятерых примерно через тридцать лет.
— Поясните.
— Конечно. Однако начать придется издалека. Цепь убийств, удивительно сходных с теми, что были совершены прошлым летом, началась в тысяча девятьсот третьем году. Архивные данные свидетельствуют, что примерно каждые тридцать лет — в девятьсот третьем, тридцать третьем, с ноября шестьдесят второго до марта шестьдесят третьего — в Балтиморе и его ближайших пригородах совершаются пять загадочных убийств, чрезвычайно похожих, как говорят криминалисты, «по почерку». Жертва обычно растерзана, у нее удалена печень — причем, по заключению патологоанатома, для удаления печени преступник не пользовался никакими инструментами. Пропавшую печень в дальнейшем найти ни разу не удалось, и было выдвинуто предположение, что преступник ее съедает. Вторая характернейшая черта этих дел: помещения, в которых происходили убийства, были обычно заперты таким образом, что у преступника не было возможности не только уйти с места преступления незамеченным, но даже просто попасть туда. Все эти преступления так и остались нераскрытыми… Когда подобные убийства начались в девяносто третьем, к следствию были привлечены я и агент Скалли. После изучения собранных материалов я выдвинул гипотезу, что мы имеем дело с человеком… скорее даже не с человеком, а с существом… обладающим рядом весьма необычных способностей. Он, например, способен в достаточно больших пределах изменять анатомию своего тела, что позволяет ему передвигаться по вентиляционным и другим коммуникациям, где обычный человек просто не пролезет. Этим объясняется, как именно преступник попадал на места преступлений и каким путем он оттуда уходил. Вторая особенность — преступник по неизвестным причинам после непродолжительного — обычно шесть-восемь месяцев — периода бодрствования впадает в спячку на тридцать лет. Для поддержания нормальной жизнедеятельности во сне ему необходимо съесть не менее пяти печеней…
Доктор Мартин услышал, как доктор Памела Каребски, сидящая рядом с ним, пробормотала что-то вроде «О боже…». Сам он тоже чувствовал себя все более неудобно. Федерал нес откровенную чушь, это понял бы и первокурсник. А уж произвольное изменение собственной анатомии — это вообще выходит за всяческие рамки…
Доктор Мартин вдруг остро осознал, что находится в сумасшедшем доме.
Судья, похоже, тоже не отличалась повышенной выносливостью.
— Мистер Молдер, у вас есть основания обвинять в совершении этих преступлений Юджина Тумса?
— Да, есть. Отпечатки пальцев, снятые на месте преступления в шестьдесят третьем и девяносто втором году, совпадают с отпечатками Юджина Тумса. Результаты медицинских исследований Юджина Тумса, проведенные в Друид-Хилл, показывают существенные отклонения в метаболизме и генетической структуре…
— Мистер Молдер, — перебила его судья. — Ваши слова противоречат всему, что говорили о Тумсе эксперты, которые им занимались!
— Да, ваша честь, — Молдер был по-прежнему спокоен.
— Боже мой… — судья определенно растерялась. — И как же вы это объясните?
— Нет ничего проще, ваша честь. Первое, что делали исследователи, привлеченные к работе с Юджином Тумсом, — давали подписку о неразглашении результатов исследований по форме два-икс. Форма эта, кстати, предусматривает и неразглашение самого факта дачи подписки. Поэтому все, что говорили здесь эксперты, не имеет к Юджину Тумсу никакого отношения.
Судья взглянула на сидевших тесной группой медиков. Эндокринолог и генетик, побледнев, встали и двинулись к выходу из зала.
— Я никого не отпускала! — тоном школьного учителя произнесла судья.
— Я думаю, у них просто проблемы с желудком, — предположил Молдер. — Их уход в такой момент можно было бы истолковать как подтверждение моих слов, а это означало бы разглашение факта существования подписки. Они бы не рискнули.
Генетик остановился в дверях и сделал слабую попытку вернуться на место. Эндокринолог, проигнорировав как замечание судьи, так и комментарий Молдера, скрылся за дверью. Потоптавшись в дверях, генетик последовал за ним.
— Вы можете сказать, кто, по вашему мнению, засекретил эту информацию? спросила судья.
— Я не знаю, — сказал Молдер.
— Но как же вы можете утверждать, что эта информация засекречена?
— Ваша честь, во время расследования убийств девяносто третьего года сотрудниками неизвестной мне организации были изъяты практически все собранные по этим делам вещественные доказательства. Подобная беспрецедентная акция, прямо противоречащая законам Соединенных Штатов, могла быть проведена только по инициативе лиц, обладающих чрезвычайными полномочиями. Кстати, она привела к тому, что против Тумса невозможно стало выдвинуть обвинения в убийстве.
В зале повисла мертвая тишина. Тумс безмятежно улыбался. Доктор Мартин сидел в оцепенении, забыв закрыть рот. Памела Каребски, хмурясь, поглядывала то на Тумса, то на Молдера, то на входную дверь.
— Невероятно, — сказала наконец судья. — Но почему же вы, мистер Молдер, решили разгласить эту информацию? Тем самым вы, как сотрудник ФБР, нарушили свои обязательства перед государством…
— Нет, ваша честь, — твердо сказал Молдер. — Когда я говорю о том, что государство скрывает факты контакта с внеземными цивилизациями, я тоже разглашаю один из самых охраняемых государственных секретов. Однако я не делаю при этом ничего, что не повторяли бы изо дня в день бульварные газеты. Вопрос в отношении к секретной информации. Моем отношении и вашем отношении…
— При чем здесь внеземные цивилизации?
— Может быть, и ни при чем, — Молдер усмехнулся, — Однако параллель, на мой взгляд, очевидна: о деле Тумса тоже пишут в газетах. Значит, в какой-то части оно не является секретным. Вернее, оно приобрело тот уровень секретности, когда даже оглашение секретной информации не является разглашением.
— Поразительно, — сказала судья. — Мистер Молдер, вы, возможно, большой специалист по режимам секретности, но одно я все-таки поняла: доказательств того, что Юджин Тумс опасен для окружающих, у вас нет.
— Ваша честь, у меня нет также доказательств, что ваш судейский молоток может быть опасен. Но ни я, ни вы не подвергаете это сомнению. Опасность для окружающих Юджин Тумс будет представлять, только если вы его выпустите на свободу. Подумайте, что вы почувствуете, услышав в новостях об очередном зверском убийстве и о жертве с вырванной печенью…
— Мистер Молдер, вы свободны, — сказала судья.
— Его нельзя отпускать…
— Мистер Молдер, вы свободны.
Судья подняла молоток.
— Не стучите на меня! — мрачно сказал Молдер. — Я ухожу.
— Бывают же придурки, — прошептала Памела Каребски, наклонившись к доктору Мартину. — А ведь я почти ему поверила…
— Разве можно верить федералам, — ответил доктор Мартин. — Господи, на что они только не идут, чтобы оклеветать этого несчастного парня!
А «несчастный парень» в это время сидел, уставившись в одну точку, и изо всех сил старался не оглядываться. Ушибленное запахом аммиака обоняние возвращалось, и он все острее чувствовал тумса, который сидел всего в нескольких метрах позади. Зверь бесновался внутри черепа, и Юджину едва удавалось удерживать его на привязи. Он чувствовал, что стоит ему слегка ослабить контроль, как голодная ярость зверя может просто захлестнуть его, и тогда…
Идя к своему месту, Молдер вдруг увидел сидящую в последнем ряду Скалли и похолодел. Он взглянул на Тумса. Тот был смертельно бледен, скулы его как будто свело судорогой. Охранник, сидящий позади Юджина, глядел на Молдера. Их взгляды встретились, и охранник подмигнул.
— О черт… — пробормотал Молдер, подскочил к Скалли, схватил ее за руку и буквально выволок в коридор, опрокинув по дороге стул.
— Что с тобой? — Скалли была ошарашена.
— Что ты здесь делаешь? — Молдер как будто не услышал ее вопроса.
— Мне позвонили из Друид-Хилл и сказали, что сегодня разбирается дело Тумса.
— Кто позвонил?
— Она сказала — секретарь директора клиники…
— А ты не подумала, с чего бы это секретарь директора клиники стала тебя извещать? — Молдер почти кричал.
— Подумала, — спокойно сказала Скал-ли. — И незачем на меня давить.
— Извини, — Молдер взял себя в руки. Они сели на диванчик в коридоре.
— Его отпустят, — сказал Молдер. — Как пить дать отпустят. Эти придурки со своим штопаным режимом секретности сами себя обманули. Он выйдет и кого-нибудь снова сожрет.
— Тебе не следовало разглашать закрытую информацию, — заметила Скалли.
— Да какое это имеет значение, — уныло отозвался Молдер. — Вот если бы на мне был не синий, а серый пиджак, эта судейская птица слушала бы меня совсем иначе…
Скалли никак не могла вписаться в крутые виражи, которые рисовало извращенное сознание напарника.
— Так или иначе, я здесь, — сказала она.
— Да, — кивнул Молдер. — И это сильно все осложняет…
— Ну знаешь!.. — Скалли аж задохнулась от обиды.
— Ох, извини, — Молдер схватил ее за запястье и тут же отдернул руку. — Я совсем не это хотел сказать… Я подумал — то, что тебя сюда вызвонили, не укладывается ни в какую схему… И из-за этого все очень усложняется.
— Не выкручивайся, — сказала Скалли.
— И не думаю, — Молдер пожал плечами. — Я просто объяснил.
— Ты лучше подумай, как объяснить Скиннеру, почему ты решил разгласить засекреченную информацию.
— А что тут думать. Ясно же — единственный шанс не дать выпустить Тумса на свободу.
— Но это же противоречит всем уставам!..
— Ах да, — Молдер нахмурился, — он же только что тебя насчет уставов склонял… Ну и черт с ним — скажи, что не успела со мной переговорить. Ты никаких уставов не нарушала, а я сам по себе урод. И уже давно.
— Чертовски тебе признательна, — съязвила Скалли.
— Не стоит благодарности.
— Ладно, пойдем — сейчас, наверное, будет объявлено решение…
— Постой! — Молдер сноба схватил Скалли за запястье. — Тебе совершенно незачем туда идти.
— Почему это?
— Главную причину я тебе не скажу, — нагло заявил Молдер. — А второстепенную — пожалуйста. Тебе позвонили и дали понять, что твое присутствие здесь — желательно. У нас нет причин полагать, что эти ребята играют на нашей стороне. А раз так, то нам незачем им помогать… У тебя нет особых причин быть рядом с Тумсом?
Скалли вздрогнула, вспомнив схватку с монстром, вылезшим из вентиляционной отдушины.
— Понятно, — сказал наблюдательный Молдер. — И еще одна причина: твоя беседа со Скиннером. Чем меньше ты будешь здесь крутиться, тем лучше.
— Почему это?
— Потому что я снова намерен плюнуть в душу почитателям устава. Многократно. И совершенно незачем делать вид, что ты согласна с моими методами.
— Абсолютно не согласна, — кивнула Скалли.
— Вот и я о том же. Скиннеру скажешь, что со мной просто невозможно разговаривать. Что я становлюсь совсем дурной, когда разговор заходит о Тумсе, летающих тарелках и полтергейсте.
— Он это и так знает.
— Тем более. Говорить Скиннеру правду легко и приятно…
Дверь зала распахнулась, и из нее вышел Тумс в сопровождении двух охранников. Судя по виду, Тумс был совершенно счастлив. Его губы были по-прежнему плотно сжаты, но впервые на памяти Молдера эти губы растягивала такая широкая улыбка. Глаза Тумса блуждали, не задерживаясь ни на чем, ноздри раздувались от возбуждения. Позади него шел доктор Мартин, непрерывно что-то тараторя. За доктором, с лицами одновременно озабоченными и счастливыми, следовали Джозеф и Мэри Кристчен, новоиспеченные опекуны Тумса. Шествие замыкала доктор Памела Каребски.
Федеральных агентов Тумс, кажется, просто не заметил, Мартину было не до них, семейство Кристчен не замечало вообще ничего вокруг — и лишь доктор Каребски удостоила Молдера вниманием. Взгляд, который она в него вонзила, можно было бы назвать убийственным. По крайней мере, доктор Каребски предполагала, что Молдер воспримет ее взгляд именно так. Но Молдер давно уже выработал железный иммунитет к подобным атакам, и его доспех лишь слабо звякнул, как будто его царапнуло шпажкой. Более того — в ответ он приветливо улыбнулся — той самой улыбкой, с какой умудренный жизнью бюрократ смотрит на детишек, резвящихся в песочнице. Доктор Каребски гордо вздернула подбородок, сделала вид, что внезапно заметила знакомого, и с криком: «Доктор Пинтершлосс! Доктор Пинтершлосс, подождите!..» скрылась за поворотом коридора. Скалли вздохнула.
— Ладно, брось, — Молдер был само спокойствие. — Я не дам ему никого сожрать.
— Будешь за ним следить?
Молдер кивнул.
— А работа?
— Это и есть моя работа, — сказал Молдер. — А ты подбирай пока материалы по нашим темам в архиве Бюро.
— Договорились, — Скалли встала со стула и направилась к выходу.
— И самое главное, — добавил Молдер.
Скалли остановилась и обернулась:
— Что?
— Старайся делать это в строгом соответствии с уставом.
Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
4 апреля 1994
Через четверть часа
За те несколько минут, пока Молдер отсутствовал в зале, судья Джонсон успела вынести решение об освобождении Юджина Виктора Тумса из клиники Друид-Хилл, определить ему в опекуны престарелую и бездетную семейную пару (пришлось делать нелегкий выбор из десятка заявлений) и подписать ходатайство о восстановлении Тумса на прежнем месте работы в муниципальной комиссии Балтиморы по контролю за животными.
Доктор Мартин торжествовал и давал комментарии для прессы.
— Решение судьи Джонсон вновь показало, что принципы свободы личности ценятся в нашей стране превыше всего, — говорил он, слегка отклоняясь назад: настырные журналисты так и норовили засунуть микрофоны прямо ему в рот. — Как ни пытались федеральные спецслужбы повлиять на ход слушаний дела, им это не удалось. Юджин Виктор Тумс свободен.
— Доктор Мартин, — ведущий программы новостей городского канала старался держаться так, чтобы не выпасть из поля зрения телекамеры, — но, ведь ваш Тумс — не невинно пострадавшая овечка. Ведь он попал в клинику после того, как пытался изнасиловать агента ФБР.
— Это ложь!
— Но об этом нападении прямо говорится в материалах дела!
— О покушении на изнасилование там не говорится ничего.
— А зачем тогда ему было нападать на ту женщину?
— Юджин Тумс не отдавал себе отчета в своих поступках, он действовал в состоянии крайнего аффекта. И я вполне способен это понять — ведь его пытались ложно обвинить в серийных убийствах.
— Хорошо, пусть так, но ведь вы признаете сам факт нападения. Значит, Тумс способен напасть на человека, он опасен для окружающих — а вы его выпускаете!
— Как специалист я не вижу причин опасаться. Вздорных обвинений против него теперь не выдвигают, поэтому и причин для психического срыва у Юджина Тумса нет.
— Доктор Мартин, вам как специалисту следовало бы знать, что если у человека психика не в порядке, то он сам найдет причину для срыва. Любой стресс может толкнуть его на преступление…
— Я уверен, что вы излишне драматизируете ситуацию. Любой телезритель может сорваться и наделать глупостей — что же, сажать теперь всех поголовно в клинику? Тогда уж и врачей туда надо водворить — они тоже люди и тоже испытывают стрессы.
— Но существует разница между психическим заболеванием и простым срывом.
— Мои исследования показали, что Тумс вовсе не болен. Его психика в полном порядке. Поставленный ему диагноз я считаю ошибочным — судебные эксперты обследовали Юджина Тумса, когда он находился в состоянии глубочайшей депрессии, и приняли проявление его угнетенного состояния за симптомы кататонии. Хотел бы я посмотреть, как кататоник сможет на кого-нибудь напасть!
— Но если Тумс здоров, значит, он должен отвечать за нападение на агента ФБР?