Вернувшись домой, я сразу же позвонила Юми. Сначала ее мама сказала, что она больна, но затем Юми подошла к телефону. Ее голос сильно охрип.

— Ты заболела?

— Да.

— Простудилась?

— Немного.

— У тебя голос сиплый. — Да.

— Совсем тебя не узнаю. Тебе так плохо? ^ Сейчас да.

— Давай как-нибудь встретимся!

Я так и не смогла рассказать о письме. Когда я уже собиралась положить трубку, Юми, надрывая горло, вдруг произнесла:

— Не встречайся с ним!

Он позвонил мне еще раз. Я не смогла ему отказать, и мы увиделись там же, в кафе \"Фрут Парлор\". Я солгала, что передала письмо, а он позвал меня к себе домой посмотреть фильм о красивых немецких замках и реках. Я позвонила предупредить родителей. Мама сказала, что папа уехал в командировку на Кюсю, и разрешила мне поехать. Мы заскочили в \"Никлас\", взяли пиццы с анчоусами и кукурузой и поехали к нему. Вместо немецких замков и рек на экране телевизора передо мной предстала связанная голая Юми, над которой издевались различными способами. Мне стало страшно, но он сказал:

— Тебе я ничего такого не сделаю. — Он погладил меня по голове. — Ты очень милая, я не причиню тебе вреда. Как твои родители поживают?

Я попросила его налить мне выпить. Он плеснул, сильно разбавив водой, и поцеловал меня в щеку.

— Знаешь, когда ходишь в магазин за покупками…

— Что?

— Когда ходишь в магазин за покупками и продавец недостаточно хорошо тебя обслуживает, ты же злишься, да?

— Ну, бывает.

На экране телевизора завис крупным планом анус Юми. Туда был вставлен розовый вибратор. То ли из-за того, что звук был отключен, то ли по другой причине, ее задница вовсе не выглядела как человеческая.

— После такого уже не можешь хорошо относиться к людям. В общем-то это распространяется не только на продавцов магазинов, если тебя невежливо обслужили или плохо отнеслись на заправке или парковке, начинаешь задумываться об этом. И как следствие, утрачиваешь расположение к людям. Понимаешь?

— Да.

— Но после какого-то времени успокаиваешься и возвращаешься к прежнему состоянию.

— Да.

Внезапно проявился звук, и стали слышны стоны Юми. Он поднялся и выключил телевизор.

Задница Юми чередовалась в моем воображении со светом фар в тумане на 246-м шоссе, и все это в итоге превратилось в картину с немецкими замками и реками. Теперь мне казалось, что он мне не солгал.

— Но только не дети. В том возрасте, когда они еще не могут завести себе друзей и вообще говорят еще не особо хорошо, родители для них всё. И продавцы в магазинах, и обслуживающий персонал на заправках и парковках, и полицейские, и все остальное на свете — это родители. Понимаешь?

— Понимаю.

— Если родители в детстве были к ребенку холодны, то он этого никогда не забудет.

— Ты это про себя?

— Нет, но я окружен подобными людьми. Не то чтобы они не могут хорошо относиться к другим, нет, они просто могут этого не делать и жить притом относительно спокойно. И таких людей очень много вокруг меня. Человек обычно не может себе места найти, чувствует беспокойство, если не может относиться с любовью к другим людям. Все хотят, чтобы их любили или чтобы с ними дружили. Кроме людей, которые окружают меня. Им плевать на все. И мы сходимся характерами.

Он увлек меня за собой на веранду, и мы стали смотреть в ночное небо. Вдали в темноте мерцали красные опознавательные огни небоскребов. Ночь начала заглатывать меня, словно огромное живое существо.

— Давай иногда встречаться. — Он обнял меня. — Я, возможно, буду просить тебя о многом. Наверное, о таком, о чем ты даже и представления не имеешь. Если ты не согласна, скажи сразу, я тебе ничего не сделаю. Будем стоять здесь, на ночной веранде, одетые, и просто обниматься.

— Ты Юми то же самое говорил?

— Ей можно и не говорить, эта тупая свинья и так на все согласна, — рассмеялся он.

— Я же не Юми?

— Нет. — Он пристально смотрел на меня. — Когда вижу тебя, я вспоминаю одну песню, которую давно уже люблю, очень хорошая песня. — И он нежно притронулся к моим волосам.

— Что за песня?

— Там поется о любви к беззаботной улыбке, к тому, что действительно прекрасно.

— Дакая песня?

– \" Someday \".

Мы поцеловались под ночным небом, окутанные ароматами цветов.

Off

Сегодняшний клиент странно говорил. Но не теми новомодными словечками, которые сейчас только и слышишь с экрана телевизора, а на осакском диалекте. По крайней мере, в отеле на Акасака его говор звучал достаточно необычно. Я собиралась принять душ, но он сначала попросил показать ему задницу. Мне стало стыдно, но когда поняла, что внизу у меня все уже намокло, я обо всем забыла.

Опершись обеими руками о дверь ванной, наклонив голову, выгнув спину и выставив задницу куда-то вбок, я почувствовала, как начинает охлаждаться после душа мое влагалище. В этот момент я вдруг вспомнила звук, издаваемый выключателем. Он распространился по всему телу волной приятных воспоминаний настолько подробных, что они были похожи на фотографии крупного плана, и я расхохоталась.

— Нельзя смеяться, будь застенчивой, — сказал он на своем говоре и легонько шлепнул меня по заднице.

От шлепка мои бедра пришли в движение, и я увидела мастурбирующего клиента. Только вверх ногами. От этого его пенис выглядел совсем не так, как выглядят мужские члены, и казался мне похожим на выключатель.

Это случилось в средней школе, хотя я могу ошибаться. На стене музыкального класса находился выключатель. Обычный такой выключатель для люминесцентных ламп, чуть продолговатый, с тремя рычажками, слева от него было написано \"OFF\", а справа \"ON\". Я не умела играть ни на одном музыкальном инструменте, просто мне нравился Ямагути. Ямагути был старше меня на год, играл на тромбоне и дирижировал нашим духовым оркестром. А еще он встречался с моей одноклассницей Нодзаки. Будь у меня подруга, она бы мне наверняка сказала, чтобы я прекратила заниматься подобной ерундой, но у меня с детства не было ни подруги, ни друга, да мне никто в общем-то и не был нужен.

Выйдя из ванной, я застала своего клиента мастурбирующим на садомазо порно. Он слизал капли воды с моих сосков, поставил на четвереньки и велел делать так, как на видео мужчина приказывал женщине. Я повернулась к экрану и начала прислушиваться. Сначала он попросил ни о чем не думать, а потом, когда сказал засунуть пальцы во влагалище, я снова вспомнила о выключателе.

Нодзаки играла на гобое, но мои музыкальные познания не давали мне возможности понять, хорошо она это делает или нет. Все вокруг говорили о том, что они целуются, и вследствие этого я каждый раз с опаской заходила в музыкальный класс. Увидев там играющую на гобое Нодзаки, я все время думала о том, как было бы хорошо, если бы с ней что-нибудь ужасное проделали грязные бомжи. Здание, в котором я училась, находилось далеко, и я могла видеть Ямагути только в музыкальном классе. Поэтому очень любила это помещение. Все тем не менее знали, что я не умею играть ни на каких инструментах и нахожусь в оркестре только из-за Ямагути. По этой причине такие дегенераты, как Касахара, Куроки, Томанага и Ниима, частенько издевались надо мной, забрасывали жвачку в волосы, засовывали под юбку кларнет или тыкали в задницу барабанными палочками. Я чувствовала себя никому не нужной и расстраивалась.

Как и сказал порноактер, я повернулась попой к экрану, стоя на четвереньках, выгнула спину и выставила задницу вверх настолько, что дырка смотрела прямо в потолок. Мне казалось, что я слушаю его приказы не ушами, а именно задницей. Меня часто клиенты заставляют стоять в таких позах. Порноактер приказал мастурбировать и сам заработал пальцами. Я почувствовала, как моя задница внутри начинает греться, выбрасывая жар, а еще не высохшие капельки после душа приятно ее охлаждают. Я предположила, что клиент снова мастурбирует, но услышала странный звук, как будто что-то плавится. Я обрадовалась, подумав о воске, который он мне сейчас накапает на охлажденную каплями воды задницу. Порноактер велел стонать громче, а клиент наконец-то капнул на меня воском. Мои бедра задрожали, и мне захотелось кончить. Поднимая своим дыханием пыль с ковра на полу, я произнесла: \"Я кончаю\", как и приказывал порноактер. Тогда клиент достал вибратор и вставил его кончик в меня. Мои бедра снова задрожали, и я изо всех сил потянулась задницей, пытаясь сделать так, чтобы он зашел в меня еще глубже. Клиент, засмеявшись фальцетом, как Моцарт из некогда виденного мной \"Амадея\", произнес: \"Похотливая девица!\" — и, вытащив вибратор, плюнул мне на задницу. Расплавленный воск попал мне в дырку, а из вагины с шумом вышел воздух, подобно тому как это бывает, когда вытаскивают член, и я запоздало кончила.

Когда другие репетировали под руководством Ямагути, я сидела позади всех и смотрела в окно. Я обычно представляла, как на Нодзаки напали бомжи, как они ее бьют и таскают за волосы. Когда становилось темно, я вставала и включала свет. Я заметила, что когда свет был включен, рычажки становились гораздо короче, чем в положении \"OFF\". Кроме меня, вряд ли кто еще являлся обладателем подобной тайны, и мне очень хотелось рассказать об этом когда-нибудь Ямагути.

Клиент двигал вибратором внутри меня под стоны девушки из видео. Я, вдыхая пыль, кричала во все горло от удовольствия, ощущая расплавленный воск на заднице, спине и бедрах. Задняя поверхность бедер снова затряслась, собирая кожу в мелкие морщинки, и когда я кончила в третий раз, раздался звонок в дверь. Клиент выключил порно. Звонок прозвучал во второй раз, в третий, четвертый, затем в дверь начали стучать изо всех сил, громким голосом требуя, чтобы скорее открыли. Клиент бросил меня в кровать, потушил свечу и пошел открывать. Простыня приятной прохладой ласкала мои разгоряченные воском задницу и спину. Ворочаясь на простыне, я соскабливала воск с себя, словно старые болячки. Там у меня все еще зудело, и я начала онанировать. Люди у двери разговаривали о спринклерах, о дыме, о пожарной сигнализации, о пожаре, а я, смотря на спринклер на потолке, находила его похожим на кончик тромбона и, представляя, как Ямагути занимается онанизмом, щекотала пальчиками у себя внизу. Клиент вернулся, содрал с меня одеяло, снял халат и, засунув мне в рот свой член, приказал сосать. Я закрыла глаза и, воображая, что это член Ямагути, замлела в блаженстве. Мои пальцы и задница непроизвольно задергались, и воск продолжил осыпаться на простыню. В этот момент в дверь снова постучали. Клиент вынул Ямагути у меня изо рта и снова пошел открывать дверь. Внезапно в комнату ворвался незнакомый мужчина. Мой клиент закричал на него, но тот схватил меня за руку, стянул клиенту под ноги и хриплым голосом велел обоим заткнуться. Затем вынул \"Кэнон\" и начал нас фотографировать. И тут я разозлилась.

— Пошел ты знаешь куда! — Я встала, но, взглянув на его лицо и одежду, поняла, что он якудза.

— Можно мне уйти? — спросила я.

— Подожди!

— Я вызову полицию! — очнулся мой клиент.

— Вызывай, — усмехнулся якудза и начал шарить в карманах пиджака клиента, висевшего на шкафу.

— Прекрати!

Мой клиент бросился к нему, но получил удар по лицу. Из носа пошла кровь. Якудза достал из кармана пиджака визитку и громко прочитал имя, адрес и название фирмы клиента. Тот заплакал.

— Сядь за ним! — приказал мне якудза и начал нас снова фотографировать.

Плачущий клиент стал протягивать ему деньги, банкноты в десять тысяч, одну за одной.

— Мне тоже нужны деньги. Если ты мне не заплатишь, меня будут ругать, — сказала я.

— Извини, извини! — Плача, он сложил руки в молитвенной позе.

— Мне на самом деле будет плохо! — Я отодрала с задницы воск и кинула в него, целясь в его хлюпающий нос.

Якудза рассмеялся. Он спросил у клиента, во сколько тот уезжает, и приказал:

— Завтра утром первым делом пойдешь возьмешь кредит и принесешь в холл гостиницы еще пятьдесят миллионов! А ты, — обратился он ко мне, — пойдешь со мной, я тебе заплачу.

Я оделась и пошла за ним. У него в номере у окна сидела женщина с очень короткой стрижкой. Она была старше меня и пила саке из бутылки странной формы. Мужчина рассказал ей, что только что произошло, и она рассмеялась еще более хрипло, чем он. Мне от этого стало так страшно, что даже мурашки по коже пробежали. Женщина с очень короткой стрижкой спросила меня:

— Ты видела мое лицо раньше? — и назвала какой-то телесериал.

Я ответила утвердительно. Тогда мужчина начал раздеваться.

— Что мне делать? — спросила я.

— Можно потрахаться? — спросил мужчина у женщины с очень короткой стрижкой.

— Нельзя! — она допила саке, пошатываясь, добрела до кровати и легла. — Она же уродина.

— Тогда давай орал! — Он приказал мне таким бурлящим окриком, будто полоскал горло.

Когда я подошла к постели, он велел мне встать на колени, и я, наблюдая за тем, как они лижут друг у друга, тихо спросила:

— А можно позвонить в офис? Если не продлить время, меня будут ругать.

— Будешь здесь еще час! — рыкнул мужчина, не отрываясь от лобка женщины.

— Нельзя с ним сексом заниматься! А ну-ка дай ему трубку! — ответила мне мама-сан из офиса.

Я передала трубку мужчине. Он кивнул, ухмыльнулся и спросил:

— А за двадцать тысяч можно ее трахнуть в задницу?

— Она это любит, — донеслось из трубки. Я сидела рядом с постелью и наблюдала, как он пользует ее сзади. Слушала хлюпающие звуки соития их половых органов. Смотрела на то, как его член исчезает и снова появляется. Женщина, вся сотрясаясь от его сильных ударов, улыбнулась мне и произнесла:

— Это так хорошо!

Мне стало грустно, и я отвела глаза.

— Да смотри же ты, дура! — Он ударил меня по лбу большим пальцем ноги.

Наверное, он занимался карате или еще чем-то похожим. Мне стало страшно больно. Он как будто пробил дырку у меня в голове. Словно холодный воздух от кондиционера, боль начала распространяться на шею, руки, сиськи, задницу, живот, вагину, ноги. Мне стало стыдно, но я не могла понять из-за чего. Словно я стала посмешищем, и это ощущение волной окутало меня всю. В младшей школе у меня была подружка, девочка, немного слабая на голову. Однажды, во время утреннего приветствия, она описалась, и сначала над ней начали смеяться ребята, окружавшие ее, но смех, словно цунами, быстро растекался все дальше и дальше, и в конце смеялись даже учителя. Вспомнив эту историю, я испугалась, встала и спросила:

— Можно мне уйти? Мне нужны деньги! Женщина вдруг закричала: \"Кончаю!\" -

и ее лицо передернулось. Мужчина, не останавливаясь, ответил мне:

— Я сказал тебе ждать, сука!

Искаженное лицо женщины все равно оставалось прекрасным. Смотря на него, я вдруг вспомнила название сериала, в котором она играла. Мужчина вытащил член с таким звуком, какой появляется, когда вынимают пробку из бутылки с вином. Поднялся, сжимая свой мокрый инструмент, и, легонько постукивая женщину с коротко подстриженными волосами по заднице, произнес:

— Эй, она хочет уйти.

Женщина ничего не ответила. Ее задница высоко вздымалась вверх, демонстрируя широко раскрытое влагалище.

— Ты же хочешь потрахаться?! — Он схватил меня за руку.

Я отчаянно замотала головой, но он сжал у меня там и сказал:

— Да у тебя же все мокрое!

И сдавил мне складки вокруг клитора так, что я вынужденно присела.

— Она хочет трахаться! Что будем делать?

Женщина с коротко подстриженными волосами перевернулась на спину, закурила и велела мне принести из ванной салфеток.

— А теперь вытри мне, — приказала она.

Я наклонилась, чтобы выполнить приказание, но она дала мне новое задание:

— Вылижи!

Когда я начала лизать, она сказала:

— У уродины и слюна уродская.

После того как я все облизала, она легонько промокнула там салфеткой. На заднице у нее виднелся след от укола.

После того как все закончилось, мне заплатили, и я вышла из номера. У лифта меня окликнули. Это был мой первый клиент. Он сказал, что спрятал немного денег в носке, и попросил меня еще немного поразвлечься с ним. Я позвонила в офис и, поскольку мне дали добро, пошла в его номер. Там я разделась, а он спросил:

— Это якудза был, да?

— Похоже на то.

— А что он делал с тобой в номере?

— Я просто смотрела на то, как они занимались сексом, а потом вылизала промежность женщине с коротко подстриженными волосами.

— Хм, понятно. — Он прекратил мастурбировать.

Он кончил мне в рот и отпустил. В офисе мне сказали, что работы на сегодня больше нет и что я могу не приходить. Я хотела позвонить кому-нибудь из своих знакомых, но все уже спали. В коридоре между старым и новым зданиями отеля меня кто-то легонько хлопнул по плечу. Оглянувшись, я увидела женщину с коротко подстриженными волосами.

Сев в такси, мы поехали в китайский ресторанчик на Мотоадзабу. Там подкрепились супчиком из акульих плавников, пельменями гёдза из креветок, роллами харумаки и острой лапшой якисоба. А потом поехали в Хироо, к ней домой, где она дала мне переодеться в ее нижнее белье и показала фотоальбом. В альбоме были ее фотографии со знаменитостями, она на Гавайях и в Париже. Она сидела в меховом манто поверх нижнего белья и рассказывала мне историю каждой фотографии.

— Хочешь спать?

— Нет, — я отрицательно покачала головой.

Она включила фильм об очень богатой женщине, которая на красивых просторах Аляски и Канады крутила любовь с молодым охотником.

— Ты чего-то весь вечер молчишь.

Я хотела ей рассказать свою историю об Ямагути, Нодзаки и о выключателе в музыкальном классе, но не смогла себя заставить. Фильм оказался довольно скучным, и она поделилась со мной, как ее два раза душили — один раз водитель такси на темной дороге в Синдзюку, а другой, когда она была пьяна.

— Страшно было?

— Конечно страшно! Но странно.

— Как это?

— Когда тебя душат, это не больно.

— Не больно?!

— Дышать, конечно, сложно, но не более.

— Так можно же и умереть.

— А тебя бьют плеткой иногда?

— Нет, это слишком жестоко, я считаю.

— Больно?

— Немного. Мне больше нравится воск.

— На что это похоже?

Я показала ей воск, оставшийся у меня на теле. Она отковырнула его своим длинным серебристым ногтем и сказала:

— Потом никаких следов не остается. Затем она заснула на диване, а я не знала,

что мне теперь делать. Сначала я пыталась смотреть фильм, любуясь красивыми пейзажами, но заметила упавшее на пол меховое манто. Его поверхность, сияющая мокрым блеском, была бесподобна. Мне очень захотелось иметь такое. Сначала я дотронулась до него. Потом подняла. Оно оказалось не таким тяжелым, как казалось на первый взгляд. Продев руки в рукава и натянув его на спину, я почувствовала себя превосходно. Я встала перед зеркалом в прихожей, подняла воротник и стала рассматривать свое отражение, нарочито шумя при этом и кашляя. Женщина не просыпалась. На меня накатил страх, но я надеялась, что она проснется. Пошла в туалет, специально громко писала и сливала воду, но она по-прежнему спала. Из ее лифчика выглядывал сосок. Фильм кончился, и все звуки смолкли. Я еще долго стояла посредине комнаты, смотря на свои ботинки в прихожей. Затем подошла к спящей женщине, потрясла ее легонько за плечо и спросила:

— А можно я заберу себе манто?

Рот у нее был слегка приоткрыт, и оттуда стекала слюна. А еще был виден ряд маленьких, как у ребенка, зубов. Я дотронулась до них. Внезапно раздался пикающий звук, крышка CD-плеера открылась, и оттуда выехал сверкающий в свете лампы диск. Я испугалась и, даже не надевая ботинок, прямо в манто выскочила из ее комнаты.

На следующий день мне позвонила мама-сан из офиса и сказала, чтобы я приехала к ней в Восточный Коэндзи. Причину вызова она не объяснила. Я надела черное белье, полученное вчера от женщины, и поехала. Вместе с мама-сан на встречу пришел тот якудза, я хотела убежать, но у меня ноги подкосились от ужаса. Они привели меня ко мне домой, и, зайдя в квартиру, он схватил меня за волосы и заорал:

— Ты что делаешь?! — И ударил меня по щеке. А затем сказал мама-сан: — Все, можешь идти.

Она забрала вчерашние деньги, сказала, чтобы я больше не смела появляться у них в офисе, и ушла. Я заплакала, а мужчина закурил и снова меня ударил. Затем он взял валяющийся рядом шарф, запихал мне его в рот, включил телевизор на полную громкость и стал смотреть, пока я не прекратила плакать. Потом он вынул обслюнявленный шарф у меня изо рта, задрал мне юбку, взял со стола помаду и подкрасил мое анальное отверстие. Затем с силой воткнул помаду прямо мне в задницу.

— Больно! — закричала я.

Он снова запихал мне в рот шарф, схватил меня за волосы и отрезал их ножом. Я попыталась выбежать из квартиры прямо с шарфом во рту, но в этот момент в комнату зашли еще двое мужчин. Слезы застилали мне глаза, и я не очень хорошо поняла, что случилось дальше, но, кажется, мужчина обтер руку с налипшими на нее моими волосами о пол, взял манто и ушел. Оставшиеся двое вынули помаду у меня из задницы, кто-то засунул туда палец, согнул его, поднял вверх мои бедра, как рыбу на крючке, и в таком положении они меня изнасиловали.

Они не уходили до вечера. Потом пришли еще двое и снимали на камеру, как меня насиловали во все места. Никто из них не сказал и слова.

Утром они наконец ушли. Лежа на ковре, я пыталась придумать что-нибудь, что могло подбодрить меня, но в голову ничего не приходило. Тогда мне стало страшно. Я намазала потрескавшиеся губы и истертую промежность ментоловым бальзамом и приложила к лицу мокрое полотенце.

Я не могла вспомнить, били ли меня по глазам, но все вокруг теперь виделось мне искривленным. В этом искривлении вдруг возникло нечто, похожее на измятое лицо.

Раньше, когда я в музыкальном классе переводила выключатель в положение \"OFF\", я всегда боялась в наступившей темноте увидеть страшную морду грязной обезьяны. Сейчас, включив свет и оглядевшись по сторонам, я поняла, что все вокруг видится искривленным, и среди этого искривления мне везде чудится измятая обезьянья морда. Она еще отвратительнее, чем мое собственное лицо, и она пялится на меня. С газовой колонки, с задней стенки холодильника, со стола, с кофейной чашки, с нижнего белья, полученного от женщины, со стен, с занавесок, с далекого здания за окном. Отовсюду на меня пристально смотрела измятая обезьянья морда.

С этой обезьяньей маской на лице теперь буду жить, подумала я.

Дельфины

Я впервые оказалась в новом здании отеля \"Принс Акасака\". В холле высоченные потолки, стены и пол выполнены из сияющего камня. Похож на ледяные или сказочные дворцы в комиксах манга. Кажется, будто это священный храм, в котором за прегрешение придется ответить по всей строгости закона. Мне стало страшно. Что произойдет, если все мои вибраторы и смазки выпадут из сумки на пол, и я несколько раз проверила, хорошо ли застегнута молния.

Клиент ждал меня в свите, который по размерам многократно превосходил мою собственную квартиру.

Он был намного моложе моих обычных клиентов, врачей с Кюсю и бизнес-консультантов из Уравы, предпочитающих садомазо игры в подобных отелях. Он был некрасив и толст, носил очки и немного странный дорогой костюм. По тому, как он напряженно осмотрел коридор, открыв мне дверь, я сделала предположение, что он какая-нибудь знаменитость.

— Проходи! — Он даже не взглянул на меня.

Я зашла, чувствуя себя обычной девушкой, которая пришла для того, чтобы встретиться с толстым очкариком на равных, а вовсе не ради секса за деньги. Это показалось мне странным, и я рассмеялась.

— Смеяться нельзя. — Он произнес это таким ровным тоном, каким может разговаривать только парень в очках с толстыми линзами.

Он ослабил галстук. Именно такой, итальянский галстук понравился Такэо в магазине \"Сэйбу Сибуя\".

— Можно я приму душ?

— Я продлю время, все в порядке. Иди сюда! — Очкарик показал мне на диван у окна.

Я села. Он открыл стеклянный шкаф с телевизором внутри, достал пару тонких бокалов и налил белого вина из бутылки, торчавшей из ведерка со сверкающим льдом. Он что, выпендривается? — подумала я.

— Ночной пейзаж красив, — сказал Очкарик. Я подумала, что раз уж он налил мне вина,

можно ему и ответить:

— А вы всегда в таком месте останавливаетесь? — Я отхлебнула прохладного вина.

— Да, мне нравится этот номер.

Я подумала о том, что будь я покрасивее, поумнее и богаче с рождения, я бы не стала в шестнадцать лет убегать из дома, чтобы потом продавать себя во всяких сомнительных отелях разным мужикам, а пила бы вино точно так же, как и сейчас, только с нормальным мужчиной, которого я заслуживаю. Однако передо мной по-прежнему сидел Очкарик, и это не усилило чувства реальности моих размышлений, у меня не появилось жалости к себе или комплекса по поводу моей несостоятельности.

— Была женщина раньше, я ее любил… ей нравилось пить вино и любоваться ночным пейзажем в таких дорогих отелях.

Толстый Очкарик смотрел на мои ноги в черных колготках. Я всегда гордилась своими ногами, поэтому закинула одну на другую, выставляя напоказ как можно больше, и подумала: да откуда у тебя женщине взяться, ты себя в зеркало-то видел? Однако отхлебнула еще вина и промолчала.

— Ты такая тихая. Давно ли и где этим занимаешься?

— Работаю в \"Сатомимама\".

— Да. Я часто пользуюсь ее услугами.

— Около полугода.

— А до этого?

— Ничем не занималась.

— Слушай, это не интервью. Я просто не люблю так сразу начинать. Пытаюсь о девушке узнать хотя бы немного, потом, во время секса, создается полная картина. Понимаешь?

Мне очень захотелось рассказать Такэо об этом чудике. Захотелось прямо сейчас встать и позвонить ему. Но ведь Такэо теперь, наверное, в клубе, обнимается там с загорелыми модными девочками. А почему я тогда должна сидеть здесь с этим Толстым Очкариком, который несет какой-то бред? Мне тут же захотелось разбить этот стакан с застывшими каплями воды и полоснуть осколком прямо по жирной шее. Как же мне тогда станет хорошо! Я буду смотреть, как он плачет, а Такэо возьмет меня сзади и будет трахать, пока я не кончу бессчетное количество раз. Пока я размышляла, желание сделать нечто подобное возросло во мне до неимоверных высот.

— Я заказывал себе мазохистку. У тебя как с этим?

Толстый Очкарик снял очки и начал протирать их поблескивающим платком. По-прежнему не смотря на меня моргающими, напоминающими нарисованные на лице карандашом тонкие линии глазами, он снова спросил:

— У тебя как с этим? Ты в личной жизни тоже мазохистка?

— Не знаю.

— Не выглядишь, конечно. Мазохистки они необщительные, если судить исходя из моего опыта. Я даже знаю девочку, которая поехала в Калифорнию учиться и сошла с ума. А что насчет тебя?

— Не знаю.

— Ты любишь, когда над тобой издеваются? Он сильно вспотел. Надел очки, но тут же

снял их, вытер пот. Затем взял бокал и, насладившись ароматом вина, немного отпил своими тонкими губами. Когда он сказал про \"сошла с ума\", мне стало не по себе, и я даже разозлилась из-за бреда, который нес этот ублюдок. Далеко за окном мигали красные и желтые огни, привнося в мою душу то самое неприятное, смутное чувство беспокойства. Чтобы не думать ни о чем, я глотнула побольше вина.

— Как обычно это делаешь? Всем известные игры с плеткой и связыванием?

Комната и огни за окном пошатнулись перед моими глазами, меняясь местами и наплывая друг на друга. Я испугалась. А вдруг будет еще хуже? Я подумала о том, что нельзя теряться, и, отпив еще вина, постаралась вспомнить слова врача и произнести их про себя.

Даже если испытываешь странные ощущения, все скоро прекратится.

Если потерпеть, все прекратится.

Нельзя стараться прекратить ощущения сразу.

Самое главное — не волноваться.

В старшей школе эти слова были всегда записаны у меня на ладони, и я твердила их каждый вечер, как мантру.

— А что самое постыдное ты делала? Например, когда ты приходишь к парочке, а они заставляют тебя делать это, и женщина смотрит? Это вызывает чувство стыда. А тебя когда-нибудь насиловала пара? Мне хотелось бы хоть разок попробовать. По правде говоря… если ты, конечно, согласишься, можно позвать Ёсико. Ты же знаешь Ёсико? Она достаточно известная личность. Хотелось бы, конечно, сегодня втроем попробовать… Есико известная мазохистка, она умница и хорошо в этих делах разбирается. А еще рассказы пишет. Она натуральная мазохистка и любит, чтобы ее плеткой отлупили, поэтому и управляется с ней сама на отлично. Поэтому и денег всегда больше получает. Если ты только согласишься, я ее позову, она сейчас ждет у себя. Хорошо?

Неприятное чувство не исчезло. Я почувствовала, как капля холодного пота стекла между моих грудей и остановилась только на резинке трусов. Тут же вспомнилось, как в самом начале учебы в старшей школе мама впервые отвела меня к врачу. Мне стало дико плохо, и голос Толстого Очкарика исчез сам собой. Лучше бы он меня домой отпустил. Или сразу позволил принять душ и отымел во все места. Так нет же, я вынуждена сидеть в свите с плохим освещением, пить потеплевшее вино и выслушивать весь этот бред. От всего этого моя старая болезнь начала возвращаться. Врач всегда говорил мне в таких случаях терпеть и думать о чем-нибудь веселом. Мне стало немного легче, когда я представила, как втыкаю нож для колки льда в верхнюю губу Толстого Очкарика.

— Раздумываешь? Я тебя понимаю. Делать подобное втроем — это странно. Но я джентльмен и ни в коем случае не буду принуждать, только по договоренности. Ёсико, думаю, со мной согласится. Она знает всех из \"Эс-эм\", и тебя тоже, конечно. Но ты не волнуйся! Она очень умелая, ни шрамов, ничего не останется. Это же всего лишь представление. Я-то вообще не люблю, когда бьют плеткой, мне нравится лишь видеть унижение. Да и вообще, все эти плетки и свечи с капающим воском, они уже устарели. Конечно, это редко проявляется во время всяких постельных забав, но садомазо — это прежде всего секс. Ты так не думаешь?

Я не слушала, но возненавидела его за ровный гнусавый голос. Только мне стало чуточку получше, как он тут же все испортил. Все вокруг опять начало смещаться в моих глазах. Врач говорил мне, чтобы этого избежать, надо не закрываться внутри, а сосредоточиться на разговоре с собеседником. Но я не могла воспринимать беседу с клиентом адекватно. Я попыталась подумать о Такэо, но вдруг осознала, что не помню ни его лица, ни члена, ни спины, как будто его никогда и не существовало вовсе. Я поняла, что не могу себе позволить забыть его, и изо всех сил попыталась отыскать в своем сознании хотя бы одну черточку, которую могла вспомнить. Ею оказались волоски на его спине. Несмотря на то что родом он был с севера, на спине у него росли густые жесткие волосы. И не сознание мое напомнило мне о его волосах, а руки, которые всегда обнимали его спину. Я и сейчас, мысленно обняв его, сказала ему про себя много одобряющих слов.

— Я работаю дизайнером и разбираюсь в ощущениях. И могу сказать, самое главное — это слова. Понимаешь? Это мое личное мнение, но слова, если как следует разобраться, выражают отношения. Сложно понять, да? Ну, смотри, ты хочешь от меня получить денег. Наши отношения выражаются в словах. Но нет, не пойми меня неправильно, я не просто так о деньгах, я на самом деле уважаю таких, как ты. Вы же словно щит, своим телом предотвращаете войну, понимаешь? Нет, скорее всего, ты не понимаешь, что я хочу сказать, но это все правда.

Что он хочет сказать, я перестала понимать уже давно. Я просто пыталась вспомнить, какие еще советы мне давал врач. Вспоминая, я утратила даже ощущение волос на спине Такэо, которое хранили мои ладони. Вместо них по ладоням потек липкий пот, который я пыталась вытереть о стеклянную поверхность столика, но так и не смогла. Этот пот, казалось, принадлежал лбу Толстого Очкарика, и мне от этого стало совсем плохо. Я снова попыталась вспомнить Такэо, но забыла все, даже пальцы на ногах, тыльные стороны ладоней, обвисший пенис и форму его ушей. Почему я забыла? Почему я не могу вспомнить? Я ведь могу его хотеть, только если помню его. Значит, надо скорее с ним встретиться. Как только я так подумала, зазвонил телефон, и Толстый Очкарик отвлекся на звонок. Он сказал мне что-то, я кивнула, а через некоторое время в дверь позвонили. Я почему-то подумала, что это Такэо, вскочила и побежала к двери вместе с Толстым Очкариком. К моему удивлению, в комнату зашла тетка с маленькими глазками и выступающими скулами. Мне показалось, что меня затягивает в глубокое болото, стало страшно, силы оставили меня, и я упала на пол на колени.

— Ой, какая она у тебя послушная! Твоя любовница?

— Нет, сегодня первый раз пришла.

— Такие послушные девочки сейчас редкость, может, что-нибудь и выйдет.

Она нависла надо мной, приподняла волосы, надела ошейник и приказала встать. Затем отвела меня, словно собаку, к столу, велела раздеться и сама начала скидывать с себя одежду. Когда она осталась в одних кожаных трусах и лифчике, я обратила внимание на темные пятна, рубцы и ожоги на ее коже. Кто эта тетка? Почему Такэо не пришел? Я не могла думать ни о чем другом. Глянув в сторону, увидела, что Толстый Очкарик тоже разделся. Когда он надевал халат, его живот вывалился наружу, и от увиденного меня чуть не стошнило. Я подавила в себе порыв тошноты, но в голову закралась странная мысль: а вдруг никакого Такэо у меня не было вовсе? Вдруг Такэо это та странная тетка?

Тетка начала царапать мое голое тело, издавая при этом странные звуки. У меня по коже пошли мурашки, а где-то внизу мои мышцы были готовы расслабиться и позволить мне описаться от отвращения. Тетка потянула меня за лобковые волосы, я оступилась и, оперевшись руками о стол, разбила стакан с вином.

— Что же ты делаешь? Ну-ка проси прощения у господина! Лижи ему пальцы ног! Иначе он отхлещет тебя плеткой. Вставай на четвереньки и проси прощения!

Она схватила меня за ягодицы, а Толстый Очкарик подбирал с пола осколки, одновременно протягивая к моему лицу свои ноги. Его пальцы напомнили мне дельфинов. Да, точно, дельфины. Пробормотав это про себя, я представила, как дельфины плавают в море, и мне стало немного лучше. Потом я подумала, как они играют с мячом, а Толстый Очкарик засунул свой палец мне под язык. Я терпела, пока тетка натирала мне грудь и пространство между ягодицами маслом, а потом включила вибратор. Мне помогали мысли о дельфинах. Пока я рисовала их у себя в голове, я почувствовала резкую боль рядом с глазом, там, куда меня когда-то ударил Такэо. Значит, он все-таки существовал! Наверное, это потому, что я стою на четвереньках. Я опустила голову, пытаясь получше прогнать кровь по голове, в этот момент тетка вставила мне вибратор, и я забыла дельфинов и боль от давнего удара Такэо в один момент.

— Да, смотри, в ней есть что-то от мазохистки, как она задницу сама подняла.

— Только почему-то молчит все время.

— Ну да, ты же любишь, когда при тебе всякие гадости говорят. Слушай, девочка, нечего молчать, начинай говорить. Классно ты задницу держишь, прямо дыркой в потолок. Вот так, спину выгни, голову опусти пониже. А теперь скажи что-нибудь. Скажи, что ты любишь, когда вибратор вставляют. Скажи, что твоей письке хорошо.

Почему у меня внизу так мокро? От движений вибратора внутри становилось горячо. Я понимала, что это не член Такэо, и каждое движение взад-вперед стирало во мне воспоминания о маме, враче, обо всем самом важном, чем я когда-либо дорожила в жизни. Все образы в моей голове исчезали, все стало ничем, словно выключили свет в комнате и стало темно. И наш с мамой первый волнительный поход к врачу на Готанда, в тот день, когда зацвела сакура, и календарь со швейцарскими Альпами у врача на стене, и его лицо, и мамино лицо, все осталось далеко позади.

Подняв голову, я увидела, как Толстый Очкарик, сняв очки, ссыпает осколки бокала в оставшийся от него остов. Тогда я сжала зубы на его пальце и изо всех сил потянула. Все, что я успела увидеть, так это как он дернулся и осколки бокала, издав тихий звон, вонзились ему под Щеку. Мне на спину брызнула кровь.

Тетка заголосила. Вибратор вышел из меня со звуком выстрела. Подняв глаза, я обнаружила, что тетка прижимает Толстому Очкарику салфетку за ухом, а она в считанные секунды пропитывается кровью. На столе расползалась лужица, похожая на след от красного вина.

— Развяжите меня!

Толстый Очкарик открыл рот, пытаясь что-то сказать, но смог издать только шипящий звук. Тетка позвонила куда-то, и тут же прибежала куча портье и охранников. Затем она снова позвонила, и приехали люди в белых колпаках, забрали наконец-то Толстого Очкарика, а я все это время пролежала связанная под шерстяным одеялом. Никто меня не развязал и не вытер масло. Потом тетка что-то громко сказала собравшимся охранникам и портье, ко мне наконец подошел парень, развязал меня и велел одеваться. Я начала перед всеми вытирать с себя масло, тогда один худой мужчина в черном пиджаке сказал, что это все очень странно выглядит, я ему улыбнулась в ответ. Я направилась в ванную, за мной последовал один из портье. Я попросила его застегнуть мне лифчик, он выполнил мою просьбу, но нечаянно коснулся моей задницы, и у него встал член. Он жутко застеснялся.

Когда оделась, я вернулась в комнату. На ковре везде были пятна крови и валялись отяжелевшие от нее салфетки. От воспоминаний, как они быстро впитывали кровь, я почувствовала себя лучше. В тот момент, когда в номере появился полицейский, я сразу же вспомнила лицо Такэо. А еще ощущение от прикосновений к волоскам на его спине. И номер его телефона.

Яйцо

Сестра, как всегда, прислала лососевую икру. Свежую икру под соевым соусом. Сестра с семьей живет у подножия горы Ётэй, на Хоккайдо. Я один раз была у нее. Там еще грязная речка течет.

Я одна точно не смогу все это съесть. Поэтому куплю пластиковые упаковки в \"Оранж Хаус\", положу туда икру и отнесу в офис. По-моему, в прошлом году то же самое делала, но не помню точно.

Офис находится в переулке в Западном Адзабу, на четвертом этаже серого здания. На двери прилеплена вывеска: \"Иустина\". Мама-сан говорит, что это имя такое. Интересно, в какой стране живут люди с такими именами?

Мама-сан сидела у обогревателя и меняла в вибраторе батарейки. В офисе есть мама-сан и бабка. Их так все называют, настоящих имен никто не знает.

— Мама-сан! Я гостинцев принесла!

Я положила упаковки с икрой на обогреватель.

— Вот спасибо! А, кстати, это ты \"Тарзана\" в задницу вставляла?

— Да откуда же мне помнить?

— Тогда это, наверно, Юкари. Воняет же.

— А помыть?

– \"Тарзан\" весь такой шероховатый. Если испражнения пристанут, то не отмыть потом. Я же говорила, кондомы надевать, когда используете.

— Сложно уследить, если валяешься связанной.

— А я знаю, как вкусно можно икру приготовить, недавно по телевизору видела. Нужен рис.

— Рис с икрой? А масло будешь добавлять?

— Нет. Режешь листья периллы и водорослей нори мелко-мелко. А потом на горячий рис с икрой сверху посыпаешь, и васаби по вкусу.

— Здорово будет!

— Попробуем сегодня приготовить?

— Плитка же сломана.

— Можно взять рис из китайского ресторанчика внизу.

— А они дадут только рис-то?

— Ну, можно взять еще пельменей гёдза, например, тогда и рис дадут.

Зашла бабка в переднике. Похоже, убиралась на алтаре.

— Еда для Харриса закончилась, — сказала она, почесывая под глазом.

Харрис — это персидский кот. Он живет у нас в офисе. Харрис кастрирован. Бабка включила телевизор. Там кривлялись и пели девчонки из всеми любимой группы. Из комнаты, где стоит алтарь, пробивались лучи заходящего солнца.

Зазвонил телефон. Началась работа.

Непонятно, какие отношения между мама-сан и бабкой. Юкари верит, что они мать и дочь. Я думаю, они лесбиянки. Один старый клиент мама-сан, владелец лавки канцелярских товаров на Гиндза, как-то во время секса рассказал мне, что они сестры.

Я пришла в новый отель на Роппонги. Там есть бассейн. Я вообще не люблю бассейны. Одна моя хорошая подруга в средней школе, Юмико Ёсимура, тоже не любила в детстве бассейны. Ее силой заставили прийти и плавать, тогда у нее и случился эпилептический припадок. У нее задеревенело тело, и, трясясь, она упала рядом с бассейном и расшибла себе лоб. Кровищи было море. А еще у нее изо рта пена пошла, пахнущая пивом.

В лифте я встретила араба. Взглянув на его лицо, я вспомнила икру. У него на щеках было полно прыщей, размером с икринку. Как будто икра была у него под кожей. Я как-то раз видела такой член. Его обладатель переборщил с силиконовыми шариками, вживляемыми под кожу, поэтому его член был похож на туго свернутый лист салата.

Я позвонила в дверь, мне открыл голый мужчина, лет ему было за пятьдесят.

— Я вас ждал.

Он поклонился мне в ноги и передал конверт. В нем пятьдесят тысяч. Его лицо показалось мне знакомым. Да, точно, у него завод по производству винила в Кобе. Он любитель каблуков и запаха подмышек. А еще он мазохист.

— Мы встречались на вечеринке, — сказал он.

Это он имел в виду вечеринки, устраиваемые в большом количестве врачами и разными предпринимателями в конце года. Меня часто зовут на такие мероприятия.

Он два раза пописал и два раза кончил. Потом сморщил лицо и харкнул в вазу для цветов. А затем позвонил кому-то, наверное, своему подчиненному.

— Это я. Как там движется то, о чем мы говорили? Скажи Кикути, чтобы он отослал лондонский курс валют. Да хоть по телексу, хоть по телефону…

Внезапно он взглянул на меня. Затем дернул подбородком и жестом приказал мне убираться. И это несмотря на то, что я слизала ему все после первого раза! Ну, разные люди бывают. Некоторые вон кланяются до самого конца.

В коридоре на меня уставился портье. Просто у меня из сумки торчала веревка. Красная такая, похожая на член орангутанга, которого мы когда-то в зоопарке видели. С кем же мы тогда ходили? Брат точно был, а вот насчет папы не помню.

Папа семь раз менял работу. В зоопарк мы ходили, когда он занимался автоцистернами. Или работал в фирме по продаже лесоматериалов. А мама с нами точно не ходила. Ей не нравилось, как животные пахнут.

Вернувшись в офис, я посмотрела на себя в зеркало. Может, я волнуюсь после истории с Томоэ? Томоэ было двадцать три, она приехала из Акиты, где служила в какой-то фирме. Потом она устроилась к нам, и мы с ней все время работали вместе. Как-то раз она взглянула в зеркало и не смогла себя узнать. А потом ее положили в больницу.

В офисе никого не было. Раздался звонок. Звонил какой-то малолетний шутник-онанист.

— Трахни свою мамашу, выродок! — прокричала ему я.

Этому меня мама-сан научила. С такими только так и надо. Обычно действует, если про семью говоришь. Если какой-нибудь гомик будет названивать, можно сказать ему, чтобы поговорил сначала со своим папочкой.

Бабка вернулась с тяжеленным пакетом кошачьего корма. Я помогла ей донести его до кухни. Откуда ни возьмись появился Харрис, громко мяуча и требуя еды.

— Ты к Томоэ не ходила? — спросила бабка.

— Нет. — Я продолжила смотреться в зеркало.

Томоэ часто снималась на видео. Ее называли Зеро Гёл, и она была достаточно известна. Зеро — это \"ноль\", имеется в виду, что у нее совсем не было стыда. Это действительно так, но она не была мазохисткой. Настоящая мазохистка это наша мама-сан. Мы с ней как-то раз ходили в отель давать интервью для журнала. Нас пригласил молодой длинноволосый человек, представившийся музыкальным продюсером. Когда я спросила, почему музыкальный продюсер берет у нас интервью для журнала, он ответил, что хотел поразвлечься, но это для него впервые, и он жутко стесняется. Поэтому и наврал нам. Когда мы зашли к нему в номер, мама-сан бросилась ему в ноги и начала целовать его ботинки.

Томоэ такой не была. Она была обычной. Только, что означает быть обычной, я до конца не понимаю.

Юкари вернулась бледная. Лицо поблескивало от пота. Бабка стянула с нее трусы и осмотрела задний проход. Я думала, у нее там застряла затычка для ануса, но оказалось, что некий дрессировщик собак, с татуировкой во всю спину, насыпал ей туда кокаина. Дескать, так развлекаются колумбийские проститутки. Бабка смазала анус Юкари чем-то, и та отправилась домой.

Меня позвали в отель в Западном Синдзюку. Один мужчина сказал, что хочет часа четыре поразвлечься.

В отеле висела огроменная люстра. Поднявшись в свит на девятнадцатом этаже, я обнаружила там мужчину. Он пил белое вино и ел суши. Возраста он был неопределенного. На нем была надета белая футболка, а на правом плече виднелся келоидный рубец.

— Проходи сюда. — Он налил мне вина и передал конверт.

В конверте лежало двести тысяч.

— Не слишком ли много?

— Бери! — Он засмеялся. — Не волнуйся, я, конечно, странный, но резать тебя не буду. Вот, попробуй суши. Они по спецзаказу из \"Сакаэ\" на Канда. Вино, правда, обычное \"Шабли\", но я еще шампанского заказал, скоро принесут. И побыстрее разденься.

Я хотела пойти в ванную, но он меня остановил.

— Нет-нет, давай здесь.

Я сидела на полу и пила шампанское. Полностью голая. Юноша, принесший шампанское, чуть не захлебнулся слюной.

— Ты здесь подрабатываешь? — спросил его мужчина, расписываясь.

Юноша носил бейджик \"стажер\".

— Да, — он попытался взять чек. Мужчина не отдал.

— Ты, наверно, очень хочешь поступить сюда на постоянную работу?

— Да.

Юноша успел возбудиться.

— Встань! — Мужчина пнул меня. Я поднялась.

— Повернись задом и обопрись о постель. Я подчинилась. Свет освещал полкомнаты.