— Ты погибнешь, Блейд! — ровным голосом промолвил он. И голос этот настолько не соответствовал перекосившемуся лицу, казался таким чужим и нездешним, что страдник содрогнулся. — Ты погибнешь, и истинная вера воцарится в этом жалком мире! И пусть братья начнут биться друг с другом! Наступит век мечей и секир, век бурь и волков, но останутся посвященные, и Великий Час Воды наступит…
Лицо Блейда перекосилось от ярости, и он швырнул талисман в лицо старику.
— А теперь слушай меня, Абдиас! Слушай — ты, или тот, кто говорит твоими устами. Я клянусь, что избавлю этот мир от безумных богов! Люди сами вольны распоряжаться своей судьбой, и я не позволю никому встать на моем пути! Никому. Ты слышишь? Никому!..
Он гневно тряс безмолвного старца, как тряпичную куклу, за тощие плечи, пока не понял, что тот потерял сознание.
Наступило молчание. Где-то далеко у скал плескался прибои, волны с шуршанием ложились на песчаный берег, чуть слышно шелестела выжженная трава… Феррел, вместе с остальными прислушивавшийся к разговору, сдавленно охнул. Для этих людей боги являлись повседневной реальностью, и человек, на которого ополчились высшие силы, был несомненной угрозой для остальных.
Холодным взглядом Блейд окинул своих спутников. Не соберется ли кто из них, в угоду богине, исполнить священный замысел?.. Но нет! Они были слишком измождены. И слишком боялись его, что также немаловажно. Он вновь перевел взор на Абдиаса: тот недвижно лежал на горячем песке.
Блейд пнул ногой распростертого рядом моряка:
— Вставай, отродье свиньи! Теперь нам по очереди придется тащить старика. Вставай, или я укорочу тебя ровно на голову!
* * *
«…ты погибнешь, и истинная вера воцарится в этом жалком мире! И пусть братья начнут биться друг с другом! Наступит век мечей и секир, век бурь и волков, но останутся посвященные, и Великий Час Воды наступит…»
В этом он был уверен до встречи с Пакистанцем Да!
Она прошептала эти слова воспаленными губами и устало откинулась на резную спинку кресла. Собственное бессилие внезапно разгневало ее и, выхватив из-за пояса стилет с рукояткой, изображавшей рыцарей с пажами и конями, она с силой вонзила его в полированную столешницу.
Пакистанец был не прост…
«Ты погибнешь!»
Но он сперва только слегка поколебал Ходжахмета в его материалистических убеждениях – поколебал, показав пару фокусов…
И услышав слова эти, закопошились от ужаса гады на дне морском, ощетинившись месивом острых плавников и хвостов.
Тогда на бивуаке у костра, Пакистанец продемонстрировал Ходжахмету свои способности – влиять на приборы.
* * *
Одним только усилием своей воли, Пакистанец сделал так, чтобы, например, вдруг перестал работать ночной прицел Эс-Вэ-Дэшки… Мог Пакистанец заставить ноутбук от системы спутниковой связи – самопроизвольно включаться и выключаться…
На закате они сделали еще один недолгий привал. Вода подошла к концу. Блейд сказал себе, что если сегодня ночью они не достигнут Канитры, то завтрашний день большинству пережить окажется не под силу. И ускорил ход.
Наконец, мог сделать и так, чтобы не сработал детонатор в цепи заложенного ими фугаса… А мог и наоборот, заставить цепь сработать еще до получения спутниковой команды на взрыв.
Как ни странно, теперь почти все держались с ним рядом, словно недавняя сцена придала им сил. Неподвижное тело Абдиаса тащили, спотыкаясь, по очереди. Блейд по-прежнему не обращал на попутчиков никакого внимания.
– Ты просто фокусник, – сказал тогда Ходжахмет.
Впрочем, теперь равнодушие его было вызвано не отупением и усталостью, но глубокой задумчивостью.
– Нет, не фокусник, – отвечал Пакистанец, – есть люди, которых я называю проводниками. Они могут концентрировать и перенаправлять потоки энергии. И если собрать таких людей в команду, то можно делать великие дела, что американцам с их авианосцами и не снились.
Боги Альбы… Чем больше он думал о них, тем сильнее, волной черной горечи, вставала в сердце ненависть. Кем бы они ни были — богами ли, духами стихий, пришельцами, — они присвоили себе право управлять этим миром, вершить судьбы его обитателей, не считаясь ни с их желаниями, ни с самой жизнью.
Ходжахмет так бы и запомнил Пакистанца, как простого фокусника, не поверив ему до конца, а воспринимая его штучки, просто, как любые, принятые в любой армии – милые чудачества дежурного комика, умеющего развлечь товарищей по оружию карточными фокусами или штучками с продетой в уши веревочкой…
Но если альбийцев роль покорных пешек устраивала вполне, то Блейд поддаваться не собирался. До сих пор он был просто настороже, занимая оборонительную позицию. Когда на него нападали — защищался. Спасал свою жизнь и жизнь близких людей.
Так бы и не поверил, кабы не случай, произошедший с ними на обратном пути от границы.
Теперь же чаша его терпения, и без того не слишком глубокая, переполнилась окончательно. Он горел жаждой мести.
Пара Ми-двадцать четвертых, пара этих крокодилов с отчетливо различимыми коническими обтекателями пакетов НУРСов, с отчетливо видимыми белыми всполохами автоматических пушек под бронированными днищами заходила прямо на них.
Долгая жизнь научила его самоанализу, и он вынужден был признаться себе, что отчасти гнев его вызван тем, что оба раза нападавшие божества были женщинами. Друзза через своих служительниц пыталась подчинить его своей воле, превратить в безвольную марионетку; Фригга — лишить самой жизни. Он привык к несколько иному отношению со стороны слабого пола. Возможно…
Нет, куда там заходила! Уже шла на них боевым, лупя в хвост и в гриву из всего имевшегося бортового оружия…
Ричард Блейд никогда не сносил обид. В этом воспитание его оказалось, видимо, недостаточно христианским, но именно такое качество не раз спасало ему жизнь. И он был уверен в своих силах и на сей раз.
Камни разлетались осколками, разлеталось рваное мясо изрешеченных крупнокалиберными пулями и двадцатимиллиметровыми снарядами бойцов… Криков не было слышно… Только гулкий рокот четырех турбин двух русских вертушек, усиливаемый двойным и тройным эхом ущелья – и только грохот пушек и сыпавшихся с неба НУРСов…
Кем бы ни были эти милые дамы, он не позволит им распоряжаться своими жизнью и разумом. А уж если им так нравится играть с огнем — пусть будут готовы обжечься!
Все…
Феррел, шедший рядом, вдруг отпрянул, видимо, заметив на лице Блейда ожесточенную гримасу. Заметив это, тот довольно усмехнулся. В жизни он редко видел любовь со стороны окружающих, и еще реже искал ее. Страх и ненависть тоже могут доставлять удовольствие…
Вот она смерть…
— Мы будем идти всю ночь, — объявил он своему отряду.
Некуда спрятаться.
…На рассвете они вышли к Канитре.
И поздно уже хвататься за ПЗРК, потому как крокодилы уже на боевом, и совсем не поможет пулемет – потому как для брони Ми-двадцать четвертого калибр семь-шестьдесят два – это что утиная дробина гиппопотаму…
* * *
– Вот и все, – подумал Ходжахмет, – вот и пришел конец.
Крепостные стены из желтоватого песчаника делали город похожим на золотистое облачко, опустившееся на мертвую уродливую равнину. Но вблизи это впечатление быстро рассеивалось: слишком грозными были укрепления, стены скалились копьями стражников, и наготове стояли котлы с расплавленным свинцом.
Он теперь даже уже не прятался, он стоял в полный рост на тропе с автоматом в руках, а рядом рвались снаряды, разнося в клочья тела и одежду только что закончивших курсы, но так и не состоявшихся по судьбе – младших командиров… Им всем теперь было суждено остаться здесь – в этом ущелье…
Блейд с удовольствием обозревал открывшееся взору зрелище. Особенно радовал глаз лес мачт в гавани…
– Вот и все…
Они подошли к крепостным воротам, выкованным из меди, блестевшей на солнце там, где она не покрылась толстым слоем зеленой патины. Безыскусный орнамент на створках демонстрировал практичность жителей города.
Вот приближается он – зловещий крокодил.
У ворот сидели нищие, собаки грызлись из-за объедков, между голыми детьми шныряли жирные нахальные стервятники, неуклюже хлопая огромными крыльями. Несколько человек в просторных накидках, судя по одежде — купцов из стоящего поодаль каравана, бранились со стражниками. Когда Блейд, во главе своей разношерстной компании, подошел к ним, двое солдат с кривыми мечами преградили путь.
Вот видно даже лицо русского офицера-оператора оружия, что сидит спереди перед пилотом, и вот он уже поворачивает пушки и кассеты с НУРСами, поворачивает прямо в сердце Ходжахмету…
— Кто вы такие и что за дело у вас в Канитре?
Но тут и случилось то самое чудо.
Матросы за спиной у Блейда загудели, хором пустившись в сбивчивые объяснения, но властным жестом, не оборачиваясь, странник оборвал их.
Сперва у обоих вертушек вдруг заклинило оружие.
— Мне нужен ваш капитан. И поживее, — бросил он стражам.
Они пронеслись над самыми головами Ходжахмета и Пакистанца, пронеслись… Начали было новый разворот на боевой… Начали… И вот второе чудо – у одного вертолета разом заглохли обе турбины… И второй что-то закачался и с трудом, накренившись, стал уходить…
Тот, что постарше, в раздумье почесал в черной бороде. Глаза из-под шлема смотрели настороженно и недобро.
Вертолет со скрежетом рубанул лопастями несущего винта по склону горы.
— Клянусь Тунором… С какой стати капитану тратить время на всякий сброд?
Рубанул, упал, перевернулся, покатился…
Бессонная ночь и тяготы пути, должно быть, не лучшим образом сказались на нервах Блейда. К тому же стоять здесь на солнцепеке не доставляло ему удовольствия. Он угрожающе поднял Айскалп.
Покатился, загорелся…
— Мне надоело терять время с недоумками! Пошевеливайся, парень! Иначе твоим сменщикам придется поискать тебя на том свете!
Разве это не чудо?
Феррел и кто-то еще из матросов довольно захохотали. Похоже, они достаточно верили в Блейда и в то, что он в состоянии привести свою угрозу в исполнение. Должно быть, после минутных колебаний стражник также догадался об этом. Пожав плечами, он бросил напарнику:
Разве это не чудо?
— Пойду за капитаном. Ты пригляди пока за ними. — И, заметив, что второго стража, судя по всему, перспектива эта отнюдь не радует, угрожающе бросил Блейду: — Ну, смотри! С капитаном будешь разбираться сам!
Ведь никто не стрелял!
Блейд молча кивнул.
У них даже никто не успел и расчехлить ПЗРК…
Лицо капитана, появившегося через несколько минут в сопровождении стражника, заспанное и угрюмое, показалось ему смутно знакомым.
Вертолеты сбил Пакистанец.
Внезапной искрой мелькнуло воспоминание. Если он не ошибся, это могло оказаться невероятной удачей! Неужели судьба повернулась-таки к ним лицом? Блейд едва осмеливался в это поверить. Если только он не ошибся…
Сперва он заклинил им оружие, а потом остановил электронику, управляющую полетом.
— Хенрик, дружище! — воскликнул он с подчеркнутой радостью, стараясь выглядеть куда уверенней, чем чувствовал себя в этот момент, — Тебя, похоже, можно поздравить с повышением?
И это было чудо.
Капитан стражи недоуменно воззрился на пришельца. Ему не нравился вид этих оборванных, грязных, усталых людей, явно не один день проведших в дороге, под палящим солнцем.
И этого чуда теперь и отныне было достаточно для того, чтобы Ходжахмет поверил Пакистанцу. ….
— Кто вы такие и что… — начал он грозно, как вдруг замер на полуслове. — Т-ты, гос-сподин?.. Н-не может быть!
Они вернулись в лагерь вдвоем.
Блейд улыбнулся. Благодарение всем богам в тренированной памяти — она не подвела и через столько лет! В первое посещение Альбы он лишь пару раз видел этого малого на корабле Ярла. Он был тогда простым десятником… И всего раз при нем назвали его имя… Однако самого Блейда Хенрик явно запомнил куда лучше.
Вмсе остальные бойцы – были убиты.
Капитан стражи склонился в почтительном поклоне перед рослым человеком в лохмотьях. Человеком, который восемь лет назад был главой пиратского воинства, владыкой десятков кораблей, повелителем жизни и смерти…
На них же – на Пакистанце и на Ходжахмете не было ни царапины.
— Господин мой… Буду счастлив служить тебе, чем могу. Приказывай!
И отныне, отныне они были единомышленниками.
Блейд вынул из-за пазухи письмо Сильво. Честь и хвала смекалке косоглазого — оно было завернуто в промасленную кожу и почти не пострадало от воды. Восковая печать Крэгхеда выделялась кровавым пятном.
Ходжахмет теперь верил – будущее их победы в создании сети из чистых проводников.
— У меня срочное послание к Ярлу. Он сейчас в городе?
Хенрик торопливо закивал, восторженно разглядывая Блейда. Посмотреть и впрямь было на что! Исхудавший, с кожей, изъязвленной солью и солнцем, располосованным предплечьем и спутанными выгоревшими волосами, победитель Краснобородого угрюмо усмехнулся в ответ.
4.
— Тебе повезло, господин, — Хенрик согнулся в поклоне. — Повелитель наш вернулся только вчера. Отдыхает во дворце.
Ну что ж, решил Блейд, удача и впрямь на его стороне. Честь и хвала этой изменчивой девке!
Что?
— Проводи меня к Ярлу, — коротко повелел он. И, когда они уже тронулись в путь, остановился вдруг, вспомнив о чем-то. — Ах, да… прикажи своим парням, пусть позаботятся о моих людях, особенно о старике. Его надо отправить во дворец, к лекарям. И поживее…
Уже родила или бред еще продолжается?
Чувство ответственности за ближних было не чуждо Ричарду Блейду. Особенно если это ничего не стоило ему и у него не намечалось более важных дел.
Катюша медленно отходила после наркоза.
Она вдруг почему-то вспомнила, как какая-то школьная ее подружка, поступившая на исторический в их местном \"педе\" – рассказывала, что римлянки в древности рожали стоя, что их для этого привязывали за кисти рук и подвешивали к потолку…
Первой к ней пустили Лиду.
Служанку ее.
Глава 7. Канитра
– Поздравляю, мальчик у тебя, хорошенький! Сейчас тебе принесут, – сказала Лида, целуя госпожу, – Пятьдесят один сантиметр, три семьсот… Как назовешь то?
Хенрик уверенным шагом вел Блейда по узким улочкам Канитры. Сперва он пытался завязать разговор, но, поняв, что не дождется от спутника ничего, кроме угрюмого ворчания, почтительно смолк.
– Сашей, – тихо ответила Катя, – Сан Санычем он у нас будет.
Блейд же был едва ли в состоянии реагировать на происходящее. Последние дни он держался только благодаря своей нечеловеческой воле, но и его ресурсы были небезграничны, и теперь, когда изнурительный переход был закончен, усталость взяла наконец свое.
– А ты хотела мальчика? – спросила Лида, – мы вот с первым моим мальчика хотели, а получилась девочка.
Перед глазами все плыло; он едва замечал, куда идет. От города оставалось лишь ощущение непрекращающегося гомона — но, возможно, это просто звенело у него в ушах. И все же привычные инстинкты разведчика взяли верх. Превозмогая дурноту, Блейд принялся осматриваться по сторонам.
– Где она теперь? – спросила Катя.
Стены глинобитных домишек, обращенные к улице, были лишены окон, и это напомнило ему мусульманские города Земли. У многочисленных лавок, кузниц, лотков бродячих торговцев толпились зеваки. На улицах большей частью преобладал пестро разряженный сброд, но попадались и солдаты в боевом облачении, и суровые подтянутые моряки с кривыми абордажными саблями и увесистыми топорами. Извечные спутницы пиратов, кайры, гордо вышагивали с обнаженной грудью, в коротких полупрозрачных юбочках, многие в шлемах с небольшими рожками и, как это было в их обычае, соблазнительно покачивали мощными бедрами.
– Здесь, при пекарне служит… Хлеб местный печь обучается. Сыта, накормлена, обута, одета, никто к ней не пристает, я спокойна…
Блейду невольно вспомнилась Хантара, супруга Сильво, некогда вольная морская дева, превратившаяся ныне в респектабельную хозяйку замка. И немало сим фактом кичившаяся…
Катя взяла Лиду за руку, – все будет хорошо, дорогая моя, я верю, мне видение было. …
Впрочем, дискуссия на тему — цивилизация или жизнь, близкая к природе, — стара как мир, и доводы в пользу обоих решений вопроса порядком набили оскомину. Мысленно Блейд пожал плечами. Что за дело ему до этих людей и существования, что они для себя выбирают?..
А Кате и правда было видение, когда она от наркоза отходила.
Дорога постепенно поднималась в гору. Грязные узкие улочки уступили место широкому мощеному тракту, обсаженному деревьями, напоминавшими земные кипарисы. За зеленью скрывались высокие дома из желтого камня. Стены без окон были выложены цветной мозаикой, у дверей нередко стояли вооруженные стражники. Все больше попадалось всадников и паланкинов. Видно, здесь были богатые кварталы.
Привиделось ей, что сидит она не то в Георгиевском, не то в каком ином из парадных залов Кремля, сидит в кресле, одна, подле нее столик маленький с телефоном, таким, какие она видала по телевизору на столах у самого высокого начальства – такой старомодный светленький телефонный аппарат с гербом вместо диска… А надето на Кате платье, очень странное, вроде как даже и не платье, а шуба. Причем, явно белая с темными пятнами, такая, какую Катя видела на портретах французских королей. Горностаевая – называется.
Дворец Ярла напоминал жилища восточных сатрапов — прямоугольный, окруженный белой оштукатуренной стеной по всему периметру, из-за которой виднелись верхушки деревьев. Подойдя к воротам, украшенным цветными изразцами, Хенрик показал медальон на груди угрюмым стражам с обнаженными мечами. Те молча пропустили их внутрь. Затем, извинившись перед Блейдом, старый воин попросил подождать немного и оставил гостя одного в укромном внутреннем дворике. Не в силах больше бороться с усталостью, странник в изнеможении опустился на землю рядом с зарослями какого-то кустарника.
И тут начинает играть гимн, в зал входят солдаты в парадной форме с аксельбантами и с палашами наголо, Катя поднимается с кресла, а из парадных дверей, навстречу к ней выходит Президент.
Выходит и почему-то начинает называть ее мамой.
От толстых стен веяло прохладой. Где-то неподалеку журчал фонтан. Невозмутимый покой и великолепие этого места заставляли предположить, что владелец его — изнеженный, утонченный философ, сибарит и ученый, но уж никак не пират, гроза Пролива и обоих материков. Впрочем, насколько помнилось страннику, Ярл был и тем, и другим.
Наш нынешний Президент и вдруг ее – Катю – мамой называет. Обращается к ней так уважительно, а Катю это отчего то и не удивляет. Она совершенно спокойно принимает все знаки внимания, которые оказывает ей хозяин Кремлевского дворца и даже вдруг, поддерживая правила игры, называет Президента сыном и протянув руку, поправляет ему ворот рубашки…
Канитра, исконная пиратская вотчина на Скайре, досталась ему в наследство, когда Блейд прикончил Краснобородого. К тому же Ярл был женат на сестре бывшего вождя пиратов, и это, должно быть, облегчило вопросы преемственности…
И тут еще новое действие.
Дворец был двухэтажным, но поражал своей длиной. Блейд внимательно осмотрел строение. Судя по всему, в центре его находился приемный зал, украшенный деревянными раскрашенными колоннами, справа же располагались жилые комнаты. В них вели двери, изготовленные из черного дерева, отполированного до блеска. Окна в здании были прорезаны высоко и завешены разноцветными тканями, которые, по-видимому, предохраняли обитателей от пыли, песка и мух. Поверх, почти у самой крыши, темнели круглые отверстия, служащие для циркуляции воздуха. У выбеленных стен сооружения на одинаковом расстоянии друг от друга стояли большие светлые сосуды для зерна, по форме напоминающие коконы. По углам виднелись широкие лестницы, ведущие на крышу. Видно, у хозяев дворца входило в привычку в жаркие дни ночевать на свежем воздухе. В глубине двора стояли давильня для винограда, кухня, хлев и постройки для челяди. Рядом с воротами, через которые они вошли, высился небольшой прямоугольный храм.
Снова играет гимн и в зал из той же двери – входит ее муж – Саша.
На Саше камуфляжная форма с погонами и несколько медалей на груди.
Несмотря на жару и усталость, Блейд не смог сдержать любопытства. Раньше Канитра представлялась ему совсем другой, чем-то вроде средневекового городища в норманском духе, но теперь он заметил, что местная архитектура более напоминает восточный стиль, привычный ему по земным Дамаску, Каиру или Александрии. Конечно, Ярл со своей командой были чужаками на этой знойной земле, но оставалось поражаться, как ловко северные воины адаптировались к чуждой им культуре.
И Саша ей говорит – гляди, Катюша, как вырос наш сын!
Задумавшись, он не заметил, как из укромной дверцы в стене вынырнули две фигуры. Блейд протянул руку к Айскалпу, но тотчас расслабился, навстречу ему шел Хенрик. Второй шагал чуть позади, лица было не разглядеть. Странник поднялся.
Катя вгляделась в лицо Президента и вдруг поверила, что это их с Сашей сын.
— Привет тебе, принц Лондонский, — раздался глубокий звучный баритон. — Добро пожаловать в наш скромный приют.
– А почему бы и нет? Если Саша так говорит?
Растопырив пальцы, Блейд приложил ладонь ко лбу. Насколько он помнил, именно так корсары Пролива приветствовали друг друга.
А сын, то есть Президент, достает из внутреннего кармана пиджака какой-то конверт и говорит, – дорогие мои папа и мама, от лица страны поздравляю вас со спасением нашей Родины от нашествия басурман… И протягивает Кате конверт.
— Привет и тебе, Ярл, владетель Канитры… Извини, если забыл твой полный титул.
Она раскрывает его, а там какой-то документ, написанный характерной вязью – на арабском…
Не выдержав, предводитель пиратов расхохотался
И Президент ей говорит, – мама, а у меня ведь два хозяина?
— Что с тобой, принц Лондонский? Так, — он тоже коснулся растопыренными пальцами лба, — кайры изображают рогоносцев. Где ты научился столь неприличным жестам?
Блейд стушевался, проклятая память опять выкинула с ним скверную шутку.
***
Ярл заметил его смущение и поспешил переменить тему разговора.
— А ты не изменился, как я погляжу. — Хенрик почтительно отступил в сторону, и властелин Канитры, приблизившись, обнял старого приятеля за плечи. — Совсем не изменился! Даже как будто и помолодел…
По дому прокатился шум.
На это Блейд не ответил ничего, сейчас не время было обсуждать его внешность. Он улыбнулся через силу, не обращая внимание на боль и жжение в растрескавшихся губах.
Хозяин приехал!
— Рад видеть тебя, капитан. И рад, что ты не забыл старых друзей.
— Еще бы! — Серые глаза Ярла ощупали гостя с ног до головы, — Но ты едва жив, я вижу! Что стряслось? И где ты пропадал все это время? Только не говори, что заделался отшельником и сидел восемь лет в пустыне… Все равно не поверю! — Он коротко хохотнул.
Глава 5
— Пустыня? Нет, благодарю, трех дней мне хватило… — Голос внезапно изменил Блейду. С губ странника сорвался хриплый стон, в глазах потемнело, и если бы Ярл с Хенриком не подхватили его, он бы рухнул на землю.
Сквозь какой-то туман до него донеслись встревоженные крики: это Ярл призывал слуг на помощь. С трудом разлепив немеющие губы, Блейд прошептал:
1.
— Ничего не надо, старина… Мне бы только прилечь… прилечь… и воды…
* * *
Этот дом Ходжахмет построил в восемьдесят девятом году.
Тогда через него проходило очень много наличных денег – и от шейхов, и от русских олигархов и даже от американцев…
Скользкий шелк простыней приятно холодил обожженную кожу; впервые за последние дни Блейд ощутил довольство и покой. Пил он бесконечно долго — как ему показалось, несколько часов подряд, не в силах оторваться от хрустальной свежести воды. А затем вызванный Ярлом лекарь осмотрел его и смазал бальзамом язвы и ожоги.
И со всех денег он снимал свои, как он считал – законные пятнадцать процентов.
Безвольно и с наслаждением странник подвергся осмотру — лишь на миг предостерегающим жестом поднял руку, когда врач попытался снять с него чудесный пояс. Тот беспрекословно повиновался.
Дом получился знатным.
Ярл молча наблюдал за процедурой с противоположного конца комнаты, развалившись в низком кресле, инкрустированном голубоватой костью неведомого зверя, полудрагоценными камнями и фаянсом. Дождавшись ухода лекаря, он пересел на стульчик рядом с постелью Блейда, прихватив с собой кувшин вина.
Проектировал его самый знаменитый и дорогой архитектор из Швейцарии – Сэмюэль Бергер, тот самый, что строил здание Парламентской Ассамблеи в Страсбурге и новое здание банка Свис Кредит в Женеве.
— Думаю, тебе стоит немного отдохнуть, прежде чем мы начнем беседу…
Один только проект дома обошелся Ходжахмету в шесть миллионов долларов, а его постройка, которой занималась американская строительная компания Смит и Литтлтон, потянула на все шестьдесят миллионов с хвостиком.
Приподнявшись на подушках, гость упрямо покачал головой.
Еще двадцать миллионов потом ушли на обустройство – электроника, антиквариат – бронза, фарфор, ковры, картины, античная скульптура…
— Нет. Похищен мой сын…
Зато дворец получился в конечном итоге таким славным, что в нем сошлись две редко-соединимых харизмы – в этом доме можно было комфортно и с уютом для души и сердца жить, но так же можно было и достойно принимать в нем гостей любого уровня – короля или шейха.
— Что?! — На загорелом лице Ярла отразилась целая гамма переживаний, от недоумения до ярости. Стальные серые глаза пирата сузились в щелки. — Ты уверен?
До какого-то времени не хватало здесь только женского щебетания и детского смеха.
Блейд кивнул.
Все здесь было – женская половина для большого гарема, бассейны, сады. Зверинцы с павлинами и полу-ручными черными пантерами, с приставленными к ним – красивыми дрессировщицами… Не было только того, что во всем мире принято называть семьей.
— Три дня назад люди Фьодара передали письма Сильво. Я как раз находился там… — Он не стал уточнять всех обстоятельств своего появления в Крэгхеде; сейчас это было бы излишне. — Сразу же отплыл к тебе, но в пути нас захватил шторм. Галера разбилась на Туноровых Клыках… Три дня шли по пустыне… — срывающимся шепотом он завершил рассказ о своих приключениях.
В какой-то момент Хожджахмет вдруг выяснил, что от него не зачинается новая жизнь. От него не беременели ни его жены – ни его наложницы. …
Ярл надолго задумался; на лбу его залегли глубокие морщины. Наконец он в гневе ударил кулаком по колену.
Теперь Ходжахмет летел к себе домой.
— Ах, проклятье! Выродок! Кайрино отродье! — Владетель Канитры отхлебнул из кувшина и, слегка успокоившись, раздумчиво произнес: — Вот оно, значит, в чем дело… Твой Дик, — он поднял глаза на Блейда, — был у меня. Целый год, с тех пор, как госпожа Талин попросила забрать мальчишку из Крэгхеда… А дней двадцать назад я получил от нее письмо. Она велела отправить парнишку морем в Боурн. Там его должны были встретить надежные люди и препроводить в Вот Норден…
Вернее, чтобы более точно отразить душевное состояние Ходжахмета, – он летел не домой, а летел в свой дом.
Мужчины переглянулись. Дальнейшее было ясно без слов.
Ехать домой – такое определение подходит к людям, выросшим в определенном месте, или пустившим в каком-то месте корни, обзаведясь там семьей, детьми, всем тем – что вкупе со стенами жилища составляет понятие ДОМА…
— Должно быть, Фьодар перехватил корабль, — предположил Ярл.
Ходжахмет же просто летел в дом который принадлежал ему.
— Или письмо Талин было подделкой, — пробормотал Блейд и нахмурился. Благотворное действие воды и бальзама закончилось; он вновь ощущал боль и ломоту во всем теле, перед глазами вспыхивали и гасли мириады багровых искр, виски ныли, словно в них медленно погружались раскаленные шомполы… И все же раньше, чем он сможет отдохнуть, надо было узнать остальное.
В дом, который по принципу собственности физически принадлежал ему, но мысли о котором пока еще не вызывали в его душе того волнения, тех теплых волн, пробегающих по сердцу, какие вызывают обычно мысли о том месте, где сконцентрировано находится самое их дорогое и родное – родители, отец, мать, жена, дети…
— Но какой прок Фьодару…
Дети…
С полуслова поняв вопрос, Ярл презрительно махнул рукой.
Как это должно быть важно.
— Фьодар тут, скорее всего, ни при чем. Он просто скот! Животное! Орудие в руках друсов. Они стоят за этим делом, я уверен… И боюсь, что парня тебе предстоит искать у них.
Ходжахмет понимал это умом.
Друсы… Блейд со стоном повалился на подушки. Дар Абдиаса огненным жгутом жег тело. Проклятые ведьмы! Жажда крови внезапно охватила его; он был готов схватить Айскалп и сокрушить все вокруг, вымещая бессильную ярость и злобу. Но слабость одолевала, закрывались глаза, туманное плотное облако окутывало его, уносило прочь… Он погружался в него все глубже, глубже… И наконец потерял сознание.
Сердцем..
* * *
Сердцем – решил так, что поймет это позже. Когда привыкнет к ней и к ее ребенку.
В забытье Блейд находился почти сутки. Все это время лекарь, повинуясь строжайшему наказу не на шутку встревоженного Ярла, просидел у постели больного. Но помощь его не понадобилась; странник, измученный непосильными тяготами пути, просто восстанавливал растраченные силы.
Тогда поймет не только умом, но и сердцем.
Очнувшись, он почувствовал зверский голод. И, когда ему поднесли кружку бульона, взревел так, что перепуганные слуги бросились врассыпную, и впереди всех — оскорбленный лекарь с трясущейся от гнева бороденкой.
И он очень хотел этого.
На шум поспешил сам Ярл. Лицо появившегося в дверях повелителя Канитры было встревоженным, но, поняв, что происходит, он широко ухмыльнулся.
Он мечтал достичь когда-нибудь такого состояния, чтобы у него появилось свое – родное.
— Ну, чего еще ждать от воина! — Он дружески хлопнул Блейда по нагому плечу, и тот чуть заметно поморщился — удар пришелся как раз по обожженному месту. Впрочем, странник был счастлив, вновь ощутив себя свежим и полным сил; стоило ли обращать внимание на отголоски боли? Протянув руку, он, словно клещами, сжал запястье Ярла.
Ведь старое родное было отрезано.
— Клянусь небом! — воскликнул хозяин. — Похоже, сила вернулась к тебе!
Оно осталось теперь за кордоном – там в России.
— Нет… Откуда? Где мясо, хлеб, вино? Я ничего не вижу, кроме кружки с этой ослиной мочой, — отозвался Блейд с невозмутимой серьезностью. Ярл поспешно кивнул.
Друг Лешка Старцев, родители, девушка, одноклассники, воспоминания о первых драках и первых танцах с поцелуйчиками – Все теперь это отрезано.
— Сейчас все будет. Потерпи немного… — Он хлопнул в ладоши, созывая слуг, отдал распоряжения и снова повернулся к гостю. — Ясное дело, разве это еда для здорового мужчины… Сейчас будет мясо и будет вино, а вечером — пир! Многие хотят поглядеть на тебя… те, кто помнит, как ты разделался с Краснобородым…
Отрезано, там в Афгане, когда он отрекся.
Блейд покачал головой.
Когда три раза повторил вслед за муллой фразу на арабском…
— Не думаю, что это было бы разумно.
Повторил три раза и стал мусульманином.
— Почему? — В глазах Ярла читалось искреннее недоумение.
В один момент перейдя из того лагеря, где были Лешка Старцев, капитан Морозов, прапорщик Мухин, ребята – Витька по прозвищу \"хоккей\", Петька-\"маляра\", Сашка-\"бетон\", в один момент перейдя из друзей в лагерь их врагов…
Он начал что-то говорить, но в этот момент появилась процессия слуг с таким количеством блюд на серебряных подносах, что хватило бы и на роту изголодавшихся пехотинцев. Блейд накинулся на еду.
Теперь Ходжахмет очень хотел обрести душевную пристань.
Он ел торопливо и жадно, почти не обращая внимание на то, что заталкивает в рот, пока вкус пищи не показался ему каким-то странным. Блейд нахмурился, и тут владетель Канитры, исподволь наблюдавший за гостем, подал голос:
Он очень хотел приобрести то, ради чего живут люди.
— Не спеши. Сладкие фрукты, жаркое и соленая рыба — не самая подходящая смесь. Правда, если запить ее вином…
Дом, семью…
Не переставая жевать, странник ухмыльнулся в ответ. Ощущение сытости охватило его, вновь потянуло в сон, но, протерев лицо смоченным в горячей воде полотенцем, Блейд заставил себя собраться.
Друзей у него не было.
Задумчиво потирая переносицу, он взглянул на Ярла.
Так пусть будет сын.
— Знаешь, приятель… Мне кажется, не стоит объявлять о моем появлении. И пусть Хенрик тоже придержит язык.
Пусть будет жена.
— Но почему? — Яря упорно не желал понимать очевидного. — Доблестный принц Лондонский опять с нами, и это порадует моих капитанов, — он хищно усмехнулся, и его красивое лицо с чеканными чертами на миг стало зловещим. — Тем более, если предстоит налет на Фьодара! Их это воодушевит…
К врачам он не ходил.
— Положим, мысль о добыче, которую можно взять у Фьодара, воодушевит их еще больше, — Блейд вернул улыбку, с иронией поглядывая на приятеля. — А возвращение принца Лондонского, согласись, не у всех вызовет однозначные чувства.
Он сам это понял – ни одна из двух сотен его наложниц не забеременела.
Он все понял сам.
Прежде всего — у него самого, отметил странник. Блейду почему-то претило натягивать прежнюю кожу, словно, однажды сброшенная, она стала ему тесна и отдавала тленом… Но в споре с Ярлом едва ли стоило ссылаться на столь субъективные ощущения.
Теперь он хотел одного – сына и жену.
— Ты — законный наследник Краснобородого, — сказал он владетелю Канитры. — И пока нет других претендентов, твоя власть безгранична. Но мое появление кем-то может быть воспринято превратно… Соображаешь?
И вот ему сообщили, что сын появился на свет.
На сей раз Ярлу не понадобилось ничего объяснять, он понял с полуслова: ведь, несмотря на родство с прежним вождем, власть рал пиратской вольницей передал ему именно Блейд. И его торжественное возвращение могло сейчас вызвать раскол в среде морских братьев, скорых на свары и разборки.
Сына он получил.
— Пожалуй, ты прав, — с сожалением промолвил он. — Конечно, я держу их железной рукой, но… но осторожность никогда не повредит. — Пожав плечами, Ярл печально вздохнул. — А жаль! Я так уже настроился на пирушку… Давно мы не гуляли как следует…
Теперь ему предстояло получить жену.
С деланным огорчением Блейд развел руками, но тут же, мгновенно посерьезнев, заметил:
Завоевать мать своего сына.
— Ладно, перейдем к делу. Я многого не понял в этой истории с Диком. И хотел бы узнать побольше.
Ходжахмет летел вертолетом.
Они уселись рядом на кушетке, перед низким столиком розового дерева. Слуги поспешно убрали остатки обеда, подали вино. Когда последний из них, не переставая кланяться, удалился, Ярл спросил:
Винтокрылая машина Ю-Эйч-1 или просто – \"хью\", как называли ее американские пилоты, косо наклонившись к горизонту, шла над самой водой залива, чтобы по-возможности избежать раннего обнаружения ее вражескими локаторами.
— О чем ты хочешь узнать?
Ходжахмет любил сидеть возле раскрытой рампы, так, чтобы лицо его обдувалось свежим морским ветром.
— О друсах. И о том, чего боялась Талин… Почему она не могла воспитывать сына в Вот Нордене и передавала его от одних приемных родителей к другим? Я не в упрек вам с Пэйдит, — поспешил он добавить, заметив обиженный взгляд Ярла. — Напротив, я был бы счастлив, если б именно ты научил Дика всему, что положено знать воину и мужчине, пока меня нет рядом. И все же…
Он курил.
Курил и вспоминал.
Владыка Канитры понимающе кивнул. Он казался таким же сдержанным, как и раньше, и Блейд по достоинству оценил то, что старый приятель не задал ему ни единого вопроса. А ведь мог поинтересоваться, где пропадал незадачливый отец и почему сам не пожелал проследить за воспитанием собственного отпрыска! Видно, считал, что друг все расскажет, если сочтет нужным. Блейд был благодарен ему за это.
Вспоминал, как они с Пакистанцем собирали первую цепь из чистых проводников.
— Собственно говоря, — начал Ярл задумчиво, — первым своим вопросом ты ответил и на второй. Все дело именно в друсах.
Они тогда разделили свои обязанности.
— Как так? — Эти слова подтверждали многие догадки Блейда, но он предпочел бы услышать из уст Ярла все до конца.
Ходжахмет искал и доставал людей, он же предоставил место для экспериментов, охрану и содержание персонала.
— Очень просто. Друсы набирают силу. Лет двенадцать назад, еще до того, как ты появился в Альбе, о них и слышно не было. Ходили, правда, сплетни, что они умеют подчинять волю людей, читать мысли… Поговаривали и о жертвоприношениях у дуба Друззы. Но все это было так… бабьи россказни! Только детей пугать!
Пакистанец – занимался только наукой.
— А теперь?