Джон Беркли

ПАРК ЮРСКОГО ПЕРИОДА:

Миллионы лет спустя

«…— Вот, леди и джентльмены, откуда пошли те чудовищные ящеры, которые до сих пор вселяют в нас ужас, когда мы находим их скелеты в Вельдских или Золенгофенских сланцах. К счастью, все они исчезли с нашей планеты задолго до появления на ней первого человека. — А это еще далеко не факт! — прогудел кто-то на эстраде…» «…Как страшно было в ту ночь в лесу!..» АРТУР КОНАН ДОЙЛ «Затерянный мир».
Буря, вопреки ожиданиям, прошла стороной, зацепив остров лишь самым краем. Ливень был короток, однако, почва, там где не лежал асфальт, превратилась в зыбкое болото. Густой травяной покров несколько смягчал это неудобство, и все равно Джон Хаммонд — руководитель проекта — всерьез забеспокоился, удастся ли завершить намеченные на эту ночь работы. Стоя на смотровой вышке, он прислушивался к угрюмому урчанию ползущего через заросли мощного тягача-крана. Несколько раз машина увязала в топкой почве, и тогда рев двигателя становился болезненно-надсадным, кашляющим. Вездехода еще не было видно за густой стеной растительности, однако по силе звука можно было понять, что он уже достаточно близко.

Подняв голову, Джон взглянул вверх, в черное с золотистой россыпью звезд небо. Тучи ушли. Воздух, чистый и свежий, наполненный озоновой сыростью, вызывал дрожь. Пристроив поудобнее тонкую оправу очков на мясистом носу, Джон вдохнул полной грудью. Холодное течение ветра, как волны ленивой реки, охватило его плотное приземистое тело, остудило круглое лицо. Хаммонда мало беспокоила прохлада, хотя белая рубашка с короткими рукавами не могла защитить от ветра. Опершись пухлыми ладонями о стальной парапет вышки, он взглянул вниз. Слева, у главных ворот, в оранжево-белом танце маячили вспышки сигнальных фальшфейеров. Сверху было отлично видно, как охрана выстраивается длинной цепью. В ярком свете прожекторов мелькали красные каски и такого же цвета куртки. Чуть дальше, сбившись в кучу, стояли рабочие парка, одетые в точности так же, как и охранники. Различие заключалось лишь в том, что первые держали в руках двенадцати миллиметровые «мозберны».

Перед самыми воротами, тоже с ружьем в руках, светлым пятном застыл Сол Броуфстайн. Профессор усмехнулся. Его помощник и сейчас остался верен своему правилу: «одевайся практично». Шорты, свободная рубашка, сандалии и пробковый шлем придавали Броуфстайну вид тропического охотника, кем он, собственно, и являлся. Его умение выслеживать дичь в непролазных джунглях, где застревали даже вездеходы, ценилось Джоном высоко и соответственно высоко оплачивалось.

Неестественно белые, похожие на поваленные стволы исполинских деревьев колонны света, тянущиеся от прожекторов, упирались в зеленую шевелящуюся массу зарослей. Плотные листья пальм, сочно зеленые днем, сейчас, в свете не менее ярком, чем солнечный, теряли свою природную насыщенность и блекли, словно кто-то припорошил их пылью. Дождевые капли блестели на них, как огромные желто-голубые драгоценные камни. Пятна света медленно переползали с места на место. Они старались углубиться в джунгли, выпотрошить, раскрыть тайны, таящиеся в густом первозданном лесу, но тот не пускал их. Два-три ряда деревьев, а дальше — черная антрацитовая темнота.

Люди вглядывались в нее напряженно и настороженно. Из самой глубины их души, со дна, на котором почили забытые звериные инстинкты, поднимался иррациональный страх перед неведомым. Здесь, на острове, столкнулись вещи абсолютно несовместимые, лежащие на двух противоположных чашах эволюции. То, чего не могло случиться, случилось. Разум, логический, здоровый, был не в состоянии переварить это. Люди боялись. Рабочие — больше, охрана — меньше, но боялись все, кому, так или иначе, приходилось сталкиваться с творениями Джона Хаммонда и группы ученых Юрского парка. Это было вполне объяснимо, и Джон относился к проявлениям страха с пониманием, если они не влекли за собой ошибок, грозящих ущербом парку. Слишком многое было вложено в эту затею. Так считали все. И сам Джон, и инвесторы, деньги которых варились в этом первобытном котле. У них были разные цели, но достигались эти цели одним и тем же путем. Для Джона Юрский парк был мечтой всей жизни, которую он воплощал своими руками и умом. Для инвесторов же эта затея означала одно — баснословные деньги. Деньги, деньги и деньги, которые потекут в их карманы. Джон не смотрел на Юрский парк как на источник получения доходов, хотя подобное положение вещей его устраивало. В сущности, какая разница, как будет использоваться его детище? Главное, что оно будет. Джон создал его. Сделал то, что не удавалось до сих пор никому.

Подняв со столика бинокль, он приник к окулярам. Лица людей, собравшихся у ворот, приблизились, став резче и отчетливее. Конечно, они боялись. Каждый знал, что за работа предстоит через несколько минут. Даже максимальная степень защиты не могла удовлетворить их. И правильно, решил Джон. Правильно. Несомненно, они правильно оценивают степень существующей опасности. К этим животным — хотя они и созданы руками человека — нельзя относиться неуважительно. От этого они не становятся менее грозными и страшными. Некоторые из них без труда убили бы всех стоящих здесь людей.

Джон вздохнул и пробормотал себе под нос:

— Ну где же ты? Где же ты?

Ветер колыхнул верхушки исполинских деревьев, видневшихся в полукилометре от высоковольтного защитного ограждения. Черные шарообразные кроны шевельнулись, закачались под напором этой холодной силы, затряслись мелко и вновь замерли. Где-то далеко, в гудроновой темноте, протяжно и глухо заревел огромный зверь. Тоскливый полурык-полувой достиг ворот. Охранники повернулись на звук. В этот момент они, видимо, подумали о том же, о чем и Джон: «А вдруг?»

Казалось бы, надежность ограждений не вызывает сомнений. Несколько раз разбушевавшиеся животные пытались сломать его, прорвать, навалившись всем своим огромным весом на стальные тросы, но все эти попытки заканчивались неудачей, что должно было убедить людей в неуязвимости созданной ими системы безопасности. Однако, время от времени, в сознании каждого мелькала короткая пугающая мысль: \"А вдруг?\" Вдруг одному из них удастся, и тогда стаи этих жутких тварей хлынут в рабочую зону, сокрушая все, попадающееся на пути. И что станет с людьми? Посчастливится ли выжить хоть кому-нибудь? И буду ли среди них я?

ГРРОООУНГ! — со стороны ворот раздался мощный гулкий удар.

Джон опустил бинокль и взял переговорное устройство.

— Деннис, это Джон. Что случилось?

— Ерунда, — ответил масляный одышливый голос в динамике. — Рапторы снова пробовали пробить ограждение.

— Надеюсь, все нормально? — настороженно спросил Джон, поворачиваясь в ту сторону, где расположилась зона Рапторов.

— Да, все в порядке. Все в полном порядке. Этим тварям не вылезти, если, конечно, они не научатся летать.

Тот, кого называли Деннисом, визгливо засмеялся. Джон поморщился. Ему очень нравился Деннис Хоупер как работник. Никто лучше него не мог контролировать парк. Все, буквально все системы, начиная от внутренней телефонной связи и заканчивая общими системами безопасности, находились в ведении Денниса. Он был здесь вторым человеком после Джона. Если бы ему захотелось, он мог бы за минуту уничтожить парк, смешав или заблокировав данные в одном-единственном компьютере — своем. Хоупер управлял всем, заменяя, пожалуй, добрую дюжину программистов. В этом был огромный плюс, но и не менее огромный минус. Джон понял это слишком поздно. Деннис уже имел на него такое же влияние, как и любой из инвесторов; чем иногда был вовсе не прочь воспользоваться. Иногда. Не слишком часто, чтобы вызвать вспышку гнева, но и не редко, чтобы оставаться недовольным.

Джон не любил Денниса-человека. И поэтому поморщился еще раз, поднимая бинокль к глазам.



Сол Броуфстайн медленно шел вдоль шеренги охранников, прислушиваясь к доносящемуся со стороны джунглей вою мотора. «Мозберн» он держал уверенно, мягко, как человек, привыкший к оружию. Ружье в его ладонях выглядело абсолютно естественно. Просто некое продолжение рук, возникшее в процессе эволюции этого человека. Суперохотник. Удивительный мужчина. В меру разговорчивый, не хвастливый, умный, к тому же обладающий великолепным чутьем на опасность. Именно он разрабатывал маршрут экскурсии по острову. Точнее, по парку. Причем Сол не только составил его, но и сумел доказать, что предложенный им маршрут самый лучший с точки зрения зрелищности. Джон согласился. Плюс к этому, Броуфстайн предложил лучшее деление парка на зоны для различных животных. Он учитывал огромное количество факторов, как естественного, так и искусственного происхождения. Окраска туристических автомобилей, оснащение для ночных экскурсий, местоположение гостиничного комплекса — все это и многое другое предложил Сол, и Джон был благодарен ему за то отношение, с которым Броуфстайн брался за дело. Он тоже любил парк. Правда, по-своему, как любит охотник свои угодья, пусть даже зная, что ему вряд ли когда-нибудь удастся поохотиться в них и украсить свой дом головой экзотической добычи. И тем не менее, Сол все-таки любил Юрский парк. И Джон любил тоже. Но иначе. Любовью создателя.

Отвлекшись от размышлений, он перевел бинокль на освещенный прожекторами участок зарослей. Рев мощного двигателя слышался уже совсем рядом. Вездеход почти преодолел часть джунглей, отделяющую научный комплекс от основной территории парка. Свет фар пробился сквозь черные стволы деревьев. К звериному рычанию мотора примешивался треск ветвей и хруст кустарника, подминаемого колесами и траками широких резиновых гусениц.



Рабочие подались чуть назад. Охрана защелкала затворами винтовок. Массивные десятиметровые створки ворот разошлись, открывая расчищенную дорогу, по обеим сторонам которой возвышалась защитная изгородь. На белых столбах красовались таблички: «ОПАСНО! ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ВОЛЬТ!». Такие надписи можно было увидеть по всему маршруту экскурсии. Точнее, будущему маршруту будущих экскурсий.

Спины охранников напряглись. Стволы «мозбернов» повернулись к зарослям.

— Так, так, так, — забормотал Джон. — Давай, покажись.

Хрупкий подлесок затрещал. Низкорослые молодые пальмы покачнулись. Густая стена зелени расступилась, выпуская из себя нечто напористо-шумное, механически бесчувственное и сильное. Единственный глаз-фара освещал размокшую полосу травы и вьюна, тянущегося от дороги до зарослей. Вездеход сбросил скорость, как только, груз оказался в пятне слепящего света. На массивной стреле висела, покачиваясь, клетка-контейнер. Существо, заключенное внутри этой ловушки, ощутило жалящие уколы электрических лучей. Оно ненавидело белый, сводящий с ума свет. Прекрасно адаптируясь к любым условиям жизни, существо уже знало, что такое солнце и сравнительно тусклый свет люминесцентных ламп, когда вокруг ночь. Но этот свет, невыносимо жгучий, пробудил в нем природную ярость. Скрежещуще-скрипучий, фантастически громкий визг резанул слух. Люди, затаив дыхание, наблюдали за клеткой.



Джон на своей вышке улыбнулся довольно. Ему нравилось то, что он видел. Это существо обладало колоссальной силой, злобой и отличной сообразительностью. Взяв в руки переговорное устройство, Хаммонд поднес микрофон ко рту.

— Сол, это Джон. Как дела?

— Все нормально, — спокойно ответил Броуфстайн. — Ребята держатся хорошо.

— А как тебе Раптор?

— Дико орет. Ничего удивительного, если мы все оглохнем. Отличный экземпляр. Думаю, эта малышка приживется и будет наводить панику на твоих туристов.

— Это верно. Возможно, именно она будет самой лучшей особью в зоне Рапторов. Уже сейчас она крупнее самого крупного из них.

Существо вдруг резко и гулко ударилось о стену контейнера. Металл заскрежетал. По голубой поверхности, расколов на сотню частей эмблему парка, поползли черные трещины: лопнула краска.

— Джон? Это чертовски сильный зверь. Ты даже не представляешь насколько. Она прогнула стену контейнера. Подумай только! Даже Ти-рекс не смог этого сделать.

Голос Сола дрожал от возбуждения. Он уже видел существо на мушке тускло отливающего сизым «мозберна». Джон засмеялся.

— У Ти-рекса не было такой свободы маневра.

— Черт возьми, но это… Это превзошло все мои ожидания. Отличный экземпляр. Просто великолепный. Потрясающе!

Джон воспринял сказанное, как справедливую похвалу. Он ощущал себя волшебником. Богом, перекраивающим мир на свой лад, делающим природу такой, какой ему хотелось бы видеть. Всесилен и всемогущ. Ему было подвластно бытие. Он создавал жизнь. Сам. Осознание этого поистине глобального факта переполнило его чувством гордости.



Джон еще продолжал улыбаться, когда вездеход медленно двинулся вперед, к воротам. Цепь охранников расступилась и вновь сомкнулась, образовав за приземистой кормой машины замкнутое полукольцо. Водитель старался держать вездеход ровно, не беспокоить заключенное в контейнере животное. Лучи прожекторов повторяли все маневры машины, удерживая ее в ярком белом потоке. Сол шагал рядом, отдавая необходимые команды.

— Всем быть предельно осторожными! — зычным голосом прокричал он. — Смотреть в оба!

Рабочие видели лопнувшую краску на боку контейнера, вздыбившуюся от страшного удара металлическую поверхность. Они могли представить себе силу и мощь заключенного внутри существа. Им не нужно было напоминать об осторожности лишний раз, однако Сол предпочел сделать это. Он мог бы рассказать им и о коварстве твари, называемой Раптором, но сейчас это было бы лишним. Зачем? Оно заперто. Оно не охотится.

— Ближе к воротам! — обернувшись к маячащему за толстым стеклом триплекса напряженно-сосредоточенному лицу водителя, крикнул Сол. — Постарайся поставить контейнер поближе к воротам. Давай!

Вездеход дернулся, и существо в клетке вновь заорало. Пронзительный и скрипучий звук взмыл к темному небу, проплыл над джунглями. И был он ужасен. В нем слышалась ярость. Звериная, буйная, смешанная с дикой природной злобой и осознанием собственной беспомощности. В нем не было тоски, присущей зверям в зоопарке. Раптор понимал, что значит несвобода. Для него свобода существовала за стенками ловушки, тросами высоковольтного ограждения, за пределами зоны, в которую его загнали двуногие неуклюжие существа. Нужно было лишь преодолеть эти препятствия. Решить проблему, найти выход. Раптор ждал момента, когда удастся использовать данные ему самой жизнью ловкость и силу.

Машина качнулась и, осев на передние катки, остановилась. Контейнер, подвешенный на массивной стреле, едва не ударился о ворота.

— Отлично! — прокричал Сол. Он все время кричал. Не от боязни, что его не услышат. Просто так легче удержать внимание людей, заставить их собраться. — Опускайте его! Опускайте!

Барабан начал вращаться с утробным гулом, медленно, все больше стравливая трос, пока, наконец, клетка не коснулась земли. Рабочие сгрудились вокруг нее, отстегивая зажимы. Вездеход мягко откатился назад. Двигатель смолк. Тишина казалась неестественной. Привыкшие к реву мощного мотора люди поначалу не могли уловить в ней посторонних звуков. Через несколько секунд, словно кто-то постепенно поворачивал регулятор громкости, проявился природный фон. Шорох ветвей, хор древесных жаб, стоны ночных птиц и завывания каких-то животных. Далеко за деревьями вдруг родился новый звук. Трубный вдох. Одна протяжная басовая нота, вибрирующая в чьем-то огромном горле, огласила тесный мирок парка. Кричащее существо должно быть было настоящим гигантом. Оно звало кого-то, а может, плакало, выпуская терзающую его, такую же первобытную, как и оно само, тоску.

Желто-голубая большая луна висела над деревьями в серебристой дымке, пробуждая в обитателях островка древние, как жизнь, инстинкты, заставляя их вздрагивать во сне или реветь, задрав уродливые морды к фиолетово-черному небу.

Здесь все базировалось только на инстинктах.

Нота слышалась примерно полминуты. Сначала слабая, она быстро набрала силу, став выше и четче. В ней появились страшные переливы. Голос то становился тонким, то вновь опускался до низких регистров. Люди слушали молча. Даже привыкший ко всему Сол повернул голову в том направлении, откуда доносилось «пение». Лицо его, постоянно сохраняющее угрюмое выражение, на мгновение изменилось. В эту секунду он почувствовал странное волнение, которое, должно быть, ощущали далекие предки всего человеческого рода много миллионов лет назад, сидя у костра такой же чернильной ночью и слушая этот плач.

Голос оборвался внезапно, на очередной высокой ноте. Переливчатая рулада так и осталась незавершенной. Раптор заволновался в своей ловушке. Теперь, когда двигатель смолк, можно было отчетливо слышать его гортанный птичий клекот. К этому звуку добавлялся еще один: люди различали, как скребут по стали острые длинные когти на мускулистых, необычайно развитых задних лапах. Несколько раз Раптор хлестнул хвостом по стене контейнера, вызвав низкий с хрипотцой гул. Словно ударили в треснувший колокол.

— О\'кей, ребята, — громко сказал Сол, обращаясь к рабочим. — Надо придвинуть эту штуку к воротам вплотную. Чем плотнее мы прижмем ее, тем лучше. Давайте, за работу.

Холодный ветер принес из глубины острова едкий запах асфальтовых болот, с примешивающимся к нему сладковатым ароматом экзотических цветов и туманным — мокрой древесной коры.

Сол вобрал эти запахи в широкую крепкую грудь, а затем вновь скомандовал:

— За работу, парни!

Он прошел к воротам, проверяя зазор между распахнутыми настежь створками и стальными боками контейнера.

— Двигайте его ближе!

Рабочие, упершись ладонями в ребристые бока ловушки, принялись толкать ее вперед. Раптор внутри завозился, затопал тяжело, пытаясь сохранить равновесие. Когти со скрежетом царапали проклепанный пол. Полоска желто-белого яркого света проникала сквозь узкую смотровую щель внутрь контейнера, и животное, наклонив голову, старалось выглянуть наружу. Оно ощущало холод, вползающий в душное тесное пространство клетки. Чувствовало запахи, причем гораздо тоньше, чем люди. Ноздри его трепетали, а клекот сменился угрожающим глухим рычанием.

Сол слышал этот зловещий звук, но не обращал на него внимания. Так, свирепо и яростно, хрипят все дикие животные, попавшие в капкан, когда чувствуют человека. Раптор не был исключением. Он, в сущности, ничем не отличался от других хищников. Может, был гораздо крупнее, умнее и опаснее. Однако последний фактор можно было не учитывать. Стенки ловушки служили вполне надежной защитой.



Контейнер, царапая размокшую землю, медленно, рывками, придвинулся к проему ворот и остановился. Один из рабочих — крепкий коренастый негр — заглянул в щель, за которой таилось ужасающее нечто, и тут же непроизвольно отпрянул назад. Что-то сидящее внутри него, сохранившееся в крови, шепнуло: «Держись от этой штуки подальше, приятель. Держись подальше, если хочешь сохранить свою задницу в целости». То, что он увидел, поражало. Ничего особенно страшного там не было. Глаз — вот и все, что удалось ему рассмотреть. Большой, размером со сжатый кулак взрослого мужчины, водянистый глаз. Бесцветная вертикальная полоска зрачка пульсировала в зеленовато-желтом глазном яблоке. Тонкая дымчатая пленка нижнего века закрывала его почти полностью, когда чудовище моргало. Но было в нем кое-что, испугавшее рабочего куда больше, чем само существо. Разум. Злобное жутковатое коварство, наполненное непередаваемыми оттенками, светилось во взгляде Раптора. Рабочий привык видеть туповато-инертные глаза собратьев этой рептилии, и, наверное, поэтому осмысленное выражение глаз Раптора так удивило и напугало его. Он судорожно сглотнул, прошептав себе под нос замысловатое ругательство.

— Эй, что сказал тебе этот парень? — спросили сзади. — Кем из нас он собирается поужинать?

Негр не ответил. Вместо него это сделал кто-то другой.

— Не знаю, кого он выберет себе в компанию, но мне бы не хотелось, чтобы это был я.

— Думаю, никому бы этого не хотелось, — весело поделился первый, худощавый брюнет.

— Это уж точно, но мне в особенности, — тут же подхватил второй. — Держу пари, эта штука на самом деле даже опаснее, чем тебе представляется.

— Можешь смело ставить последний доллар и не прогадаешь, — подал голос кто-то с другой стороны, ничуть не сомневаясь в том, что говорит. — Один парень из обслуги рассказывал: парочка таких тварей за минуту может обглодать быка.

— Они пробовали?

— На кормежку вокруг их загона собирается целая толпа.

— И что? — с живым интересом осведомился голос.

— Рев стоит такой — уши затыкай. А от быка даже костей не остается, — охотно объяснил брюнет, скривившись в гримасе.

Разговор оборвался. Все переваривали рассказ приятеля. Негр вздохнул. Его чуть отпустило, но разумный гипнотизирующий взгляд Раптора посеял в нем крупицу страха. Недостаточную, чтобы перерасти в слепой ужас, но ее с лихвой хватило, чтобы человек почувствовал пугающую неуверенность. Мурашки покрыли его кожу мелкими пупырышками. На лбу под каской, у самой границы курчавых жестких волос, выступили бисеринки пота. Он просунул указательный палец под ремешок и размазал их, ощутив глубокую морщину, прорезавшую лоб. С видимым усилием негр расслабился и вздохнул.

«Это — дерьмо, — подумал он. — Дерьмо, потому что эти чертовы эксперименты противоестественны. Люди лезут не в свое дело. Бог разгневается, и тогда нам останется только молиться и просить о милости. Его. Но он не любит гордецов, а мы неуемны в своей гордыне. Это все — дерьмо».

Обернувшись, негр увидел обходящего контейнер Сола Броуфстайна и невесело усмехнулся.

«И ты. Док Джон надеется на свой гений, ты — на винтовку в руках. И то, и другое — ничто. Пыль. Он все видит. И когда придет час, ничто не спасет вас. Ни то, ни другое. Ни разум, ни ружья».

Ему стало тяжело. Взгляд ли Раптора был виной тому, либо что-то другое, но рабочий почувствовал неестественную беспочвенную тоску. Захотелось лечь и смотреть в небо. Просто лечь и смотреть. Это был патологический страх, отличающийся от страха будничного, реального. Страх перед вечной неизвестностью. Его сердце, разум, его глубинное «я», древнее, пришедшее от предков, уже знало что-то, чего пока не знал он, реально сориентированный в пространстве и времени.



— Подвиньте-ка контейнер еще поближе к воротам. Вплотную.

Два десятка рук ухватились за стальные борта. Дружный выдох, и контейнер гулко ударился о массивные опоры ворот.

— Отлично, парни, — угрюмо, в своей обычной манере, объявил Сол. — Можно поднять наружнюю стенку и выпустить эту красавицу.

Полукольцо охранников придвинулось к рабочим почти вплотную. Даже они, держащие в руках сокрушительную силу двенадцатого калибра, напряглись. Обтянутые красными форменными куртками спины чуть сгорбились, люди подались вперед, локти оттопырились. Мгновение, и черные приклады прижмутся к плечам, а пальцы начнут жать курки, выпуская смертоносные плевки рыже-красного огня.

Негр увидел это так отчетливо, словно стрелки уже открыли пальбу по вырвавшемуся из клетки Раптору. Но это, разумеется, было всего лишь видение. Над самой головой, в кроне кипариса, закричала ночная птица. Ее вопль напоминал человеческий плач, и рабочий непроизвольно повернул голову к темным, лениво шепчущимся зарослям. А повернувшись, он пропустил тот самый роковой момент, когда из пазов извлекли три крепких алюминиевых задвижки толщиной в человеческую руку. Створка клетки поднялась.



Раптор видел, что препятствие, отгораживающее его от свободы, исчезло. Путь вперед был открыт, и он мог идти… ноне двинулся с места, потому что именно этого и хотели люди. Двуногие. Там, впереди, не было свободы. Хищник чувствовал это инстинктивно. Всем своим звериным нутром. Но от него ждали строго определенных действий, которых он совершать не собирался. Раптор огляделся. В том месте, где стальная стенка контейнера обрывалась пустотой, примерно на десять сантиметров торчала опора ворот, сделанная из тисовых бревен. Раптор быстро сообразил, что ему нужно предпринять.



Удар был дьявольски силен. Никто не ожидал того, что училось. Зверь перехитрил людей. Опора затрещала, но выдержала, однако сам контейнер отошел назад. Между ним и воротами образовалась щель не меньше двадцати сантиметров. Борт контейнера, резко пошедший в сторону, смел людей, разрушив цепочку, и повалил их на землю, легко, как игрушечных солдатиков.

— Контейнер!!! — заорал Сол. — Придвиньте контейнер! Быстрее!!! Быстрее же!!!

Он одним прыжком покрыл расстояние, отделявшее его от ловушки, и уперся мускулистым плечом в рифленую сталь. Ноги по щиколотку погрузились в мягкую почву. На шее Броуфстайна вздулись жилы. Ему на подмогу кинулись несколько рабочих, успевших подняться или чудом удержавшихся на ногах. Остальные все еще барахтались в траве, ища выпавшее из рук оружие и громко выкрикивая проклятия.

— Быстрее!!! Все!!! Не дайте ему вырваться наружу!!! — хрипел Сол, навалившись на клетку, тщетно пытаясь сдвинуть контейнер с места. — Быстрее!!!!

Охранники поспешили на помощь. Упираясь спинами в стенки ловушки, они объединили силы в одном мощном рывке.

Раптор страшно закричал. Он понимал, что уходит самое дорогое — время. Преимущество внезапности утекает, теряется с каждой секундой. Рептилия предприняла еще одну попытку. Удар получился более слабым, чем первый. Люди должны были благодарить Бога и Везение. Во время первой атаки Раптор повредил плечо, и они выдержали натиск. Контейнер остался на месте. Он не сдвинулся назад, хотя и не приблизился к воротам.



На смотровой вышке Джон приник к окулярам бинокля. Сердце его билось учащенно. Горячий пот струился по шее, несмотря на холод ночи. Он напряженно наблюдал за борьбой внизу. Если бы рептилии удалось вырваться, пока еще просто неприятный инцидент превратился бы в кровавый кошмар.



Раптор попытался просунуть в щель морду и передние лапы, увенчанные острыми, как бритвы, когтями. Его зрение уловило движение, и, повинуясь инстинкту, он, лязгнув мощными челюстями, вцепился в бьющееся на земле существо. Двуногого.

Негр закричал, когда искривленные клыки сомкнулись на его предплечье, разорвав мышцы, жилы и вены, перекусив кость. Смрадное дыхание Раптора горячим дуновением коснулось лица, обдав человека гнилостным запахом. Глаза рабочего выкатились из орбит, рот распахнулся в истошном вопле. Мышцы лица свело гримасой ужаса. Кровь хлынула по плечу, шее, упала дымящимися тяжелыми каплями на влажную землю.

— Помогите ему! Помогите!!!

Крик донесся до рабочего сквозь яростный рев чудовища. Он понял, что умирает. Зверь не выпустит его.

— Помогите же ему!!!

Раптора ослепил вкус крови. Ярость и животная злоба сводили с ума. Сейчас ему хотелось только одного: убивать. Убивать. Он еще плотнее сжал челюсти и рванул жертву внутрь контейнера. Клыки без труда взрезали человеческую плоть. Оторванная рука конвульсивно дернулась. Пальцы спазматически согнулись и тут же сжались. Мгновенным точным движением Раптор вцепился в человека еще раз. Теперь его зубы раздробили ключицы.

— Отгоните ее! — заорал Сол. Он видел, что все рабочие успели подняться, и поспешил к распростертому, бьющемуся в уродливой пасти негру. — Оттесните ее от щели! Быстро!

Двое охранников с баграми в руках подскочили к контейнеру. Острия крючьев вонзились в серо-зеленое пупырчатое тело Раптора, вырывая из него клочья мяса и кожи, но рептилия, похоже, даже не заметила этого. С еще большей яростью она принялась терзать тело жертвы.

— Отгоните ее! — страшно и хрипло завопил Сол.

Утробное рычание чудовища заглушало крики. Броуфстайн видел перекошенное лицо и раздувшееся горло умирающего. Негр уже не мог произнести ни звука. Он был в шоке. Оторванная, словно отсеченная острейшим лезвием рука валялась тут же, под ногами. Подошвы сапог втаптывали ее в землю.

«Как акула, — мелькнула мысль в голове Сола. — У этой твари акульи зубы».

Он понимал, что спасти человека уже не удастся. Но если это все же случится, парень останется изуродованным, калекой, полутрупом. Плечо и часть груди негра превратились в дряблую, киселеобразную кашу. Клыки Раптора безжалостно перемалывали тело в мелкий фарш. Чудовище опьянело от крови. Оно предприняло еще одну попытку втянуть свою добычу в ловушку. Сол никогда не думал, что человека можно протащить в такую узкую щель, но рептилии это удалось. Захрустели, ломаясь, кости, ребра. Тело рабочего до половины исчезло между накренившейся опорой и стеной контейнера. В свете прожекторов мелькнула красная, густо покрытая темно-алыми пятнами куртка и ошметки культи, оставшейся от левой руки. Черные брызги крови повисли на светлом боку клетки. На треснувшей краске, на эмблеме Юрского парка.

Последним, невероятным усилием рабочему удалось вцепиться ладонью правой руки в стальной борт, там, где была приварена скоба запора. Человек боролся за жизнь.

Подбежавший Сол схватил агонизирующего рабочего за ноги и попытался вытянуть наружу. Ему почти удалось это. Несколько секунд он и Раптор боролись друг с другом. Броуфстайн с отчаянием понял, что рептилия побеждает. С каждым мгновением жертва все больше и больше исчезала в темном проеме. Разжались коричневые пальцы. Сол, с каким-то совершенно неуместным удивлением, заметил нежно-розовые ногти на руке умирающего — деталь, уже не имеющая ни малейшего значения. Никому не важная, не могущая ничем помочь несчастному парню, погибающему такой жуткой смертью, но почему-то запавшая в память Сола Броуфстайна. Последний рывок, и окровавленное, раздавленное тело поглотила темнота.

И тогда Сол заорал срывающимся от злости голосом:

— Стреляйте в нее!!! Стреляйте!!!

Из контейнера доносилось торжествующее рычание, перемежающееся влажным чавканьем и хрустом разрываемых тканей. Выхватив у одного из охранников «мозберн», Броуфстайн просунул ствол в смотровую щель и, мгновенно поймав на мушку желто-зеленый хищный глаз, нажал спуск.

* * *

Джереми Эль Спайзера недолюбливали все, с кем бы ему ни приходилось иметь дело. Он прекрасно понимал это, знал причины такого отношения к себе, но ничего не предпринимал, чтобы изменить существующее положение вещей. Джереми Эль Спайзер, — а он настаивал, чтобы его называли именно так: «Джереми Эль Спайзер», — был младшим компаньоном крупной адвокатской фирмы «Питерс, Самуэльсон и Спайзер», располагающейся в Сан-Франциско и имеющей филиалы в Лос-Анджелесе и Санта-Барбаре, Калифорния. Виртуозно разбирающийся в юриспруденции, да и не только в ней, Джереми заслужил уважение клиентов и стойкую нелюбовь людей, с которыми ему приходилось контактировать по поручению первых. Будучи от природы человеком чрезвычайно дотошным и скрупулезным, он, ведя дела, умудрялся раскапывать такую информацию, которой вряд ли могло похвастать даже Федеральное Бюро. Острая наблюдательность и удивительная способность подмечать малейшие неточности и неполадки помогали ему в работе. Надо отдать должное этому человеку, он никогда ничего не говорил зря. Клиенты доверяли ему. Они знали: если Джереми Эль Спайзер что-то утверждает, то можно не сомневаться — так оно и есть.

По какому-то фатальному совпадению, фирмы и проекты, которые проверял Джереми, как правило, не вызывали его доверия, и он, выполняя свой долг, был вынужден представлять своим клиентам далеко не самые утешительные выводы. С точностью аналитической машины адвокат рассчитывал возможность грядущего разорения фирмы или краха проекта, а значит, и потери денег инвесторами, с которыми он чаще всего работал. Прогнозы его оправдывались. Джереми получал стабильно высокие гонорары, уверенно продвигался по служебной лестнице, одолевая ступеньку за ступенькой. В его возрасте, Эль Спайзеру только-только стукнуло тридцать восемь, он вполне мог рассчитывать отойти от дел в пятьдесят пять очень и очень обеспеченным человеком. Уже сейчас Джереми с оптимизмом смотрел в будущее, и это вовсе не было переоценкой собственных возможностей.

Его не смущала довольно заурядная внешность мелкого клерка. Высокий рост, невероятная худоба, осунувшееся, такое же худое, как и тело, рыбье лицо, острые, распирающие желтушную кожу скулы, запавшие бесцветные глаза, жидкие прилизанные темные волосы, сквозь которые проглядывала ранняя лысина, бледно-розовые губы и хрящеватый с горбинкой нос. Вот довольно поверхностное описание Джереми Эль Спайзера. При ходьбе он высоко поднимал ноги, становясь похожим на болотную цаплю, несмотря на изящный, очень дорогой костюм, шикарные туфли, золотые запонки и такие же часы. Добавьте к этому старательно-вкрадчивую манеру говорить, чуть-чуть нарочито вальяжные жесты, хотя и соответствующие положению, но выглядящие довольно смешно, и вполне сможете представить себе адвоката Джереми Эль Спайзера. Остается только добавить, что его не любили женщины — у слабого пола он вызывал прямо-таки стойкое отвращение, и от этого у адвоката развился комплекс неполноценности. К услугам проституток Джереми не прибегал, боясь, что его не станут любить даже за деньги. Свою постоянную неуверенность адвокат скрывал за высокомерно-холодным тоном, который постепенно вошел в привычку.

Сейчас Джереми Эль Спайзер задыхался от жары в своем сером вулмарковском костюме, — полторы тысячи долларов, чистая шерсть, — под палящим зноем бразильского солнца. Оно висело над головой белым раскаленным шаром. Джереми уже пожалел, что не надел костюм полегче и не захватил с собой шляпу. «Она пришлась бы как раз кстати, — подумал адвокат. — Так ведь вполне можно заработать тепловой удар, а если еще учесть, что плывешь на странной узкой лодочке по одному из рукавов Амазонки, то подобная перспектива представляется и вовсе малопривлекательной. Стоит упасть в воду, как полчища крокодилов поспешат закусить тобой. Уж они-то не станут разбираться, каков у тебя годовой доход и что за туфли на ногах. Этих тварей здесь полным-полно. По крайней мере, несколько штук показывал стоящий в лодке с шестом в руках, обгорелый, как головешка, бразилец». Стоило Джереми обернуться, как тот тут же растягивал шоколадные губы в белозубой ослепительной улыбке и, не понятно чему, кивал курчавой головой. Его глаза искрились весельем, причины которого адвокат не мог понять и вовсе. Бразилец разговаривал только на испанском, которого Джереми не знал, и поэтому выяснить продолжительность путешествия не представлялось возможным, а значит, оставалось только одно: молчать и ждать, чем Эль Спайзер и занялся. Он ждал и молчал, оглядывая живописную природу.

Мутноватая река лениво несла свои воды, чуть покачивая шаткую, хотя и очень подвижную лодочку. Огромные деревья то и дело смыкались в зеленый туннель, — в такие моменты на голову Спайзера падала благословенная тень, остужая его пропеченную до самого черепа залысину, — и вновь расступались, открывая травам и тростникам тропическое расплавленное солнце. Хрустальные блики играли на зеленоватой воде, облака ила медленно плыли навстречу лодке, огибая ее. Иногда в них мелькали глянцево-темные спины каких-то рыб. Они всплывали к поверхности и вновь уходили на глубину, ударив по воде хвостом, оставляя после себя крохотные водовороты.

Бразилец с нудной монотонностью работал шестом. Джереми слышал за спиной равномерные всплески. Весь этот диковинный мир казался ему едва ли не другой планетой. Зная о существовании Бразилии вообще, но прожив всю свою сознательную жизнь в крупных городах, Эль Спайзер теперь наслаждался бы дикой необузданностью природных красок, если бы не проклятое душащее солнце и не дело, ради которого он, собственно, и оказался тут. Дело, касающееся, ни много ни мало, двадцати миллионов долларов, целой толпы рабочих, крупных инвестиций и, что немаловажно, его, Джереми Эль Спайзера, гонорара. По высшим ставкам, разумеется.

Река сделала плавный поворот. Ветви деревьев склонились до самой воды, и адвокату пришлось пригнуться. Выпрямившись же, он с некоторым удивлением обнаружил прямо перед собой крохотный досчатый причал, а на причале коренастого, коротко стриженного мужчину, одетого в легкую рубашку, брюки хаки, колени которых были изрядно запачканы пылью, и тяжелые армейские ботинки на каучуковой подошве. Широкоскулое лицо, крупный нос, от которого к уголкам полных губ тянулись две глубокие морщины, тяжелый подбородок, под которым виднелась до красноты обожженная солнцем, шелушащаяся бычья шея. Глаза мужчины скрывали полароидные солнцезащитные очки. Мускулистые руки уперлись в бока. Волосы, с изрядно проступившей сединой, топорщились щеточкой. Мужчина улыбался. Не дружески, скорее, язвительно, что, само собой, не могло понравиться адвокату. Мало того, что этот человек должен был встретить его в аэропорту и не встретил, но, судя по всему, он и не чувствовал за собой никакой вины. Джереми подавил растущее в груди раздражение, — хороший адвокат должен уметь обуздывать свои эмоции, — и даже нашел в себе силы улыбнуться, хотя и довольно сухо.

Мужчина, созерцая приближающуюся лодку, скользнул насмешливым взглядом по неуместному в такую жару тяжелому костюму Джереми и усмехнулся, теперь с явной, неприкрытой издевкой. Губы его шевельнулись, и адвокат скорее прочитал, чем услышал:

— Пожаловал, не запылился.

Мужчину звали Эбби Леннокс. Он работал у Джона Хаммонда, добывая для парка необходимые ископаемые материалы. Его не интересовало использование найденных им экспонатов. Эбби нравился сам процесс раскопок, и уж в этом мало бы нашлось людей, способных сравниться с ним по работоспособности и мастерству.

Адвокат назвал его про себя «Гробокопателем». Эбби, в свою очередь, окрестил Джереми «Торквемадой[1]», однако, когда борт лодки коснулся причала, оба улыбались друг другу. Неимоверно фальшиво.

— Добрый день, — первым протянул руку адвокат. — Как дела?

— Добрый, — равнодушно ответил Эбби, продолжая растягивать губы в резиновой улыбке. — Добро пожаловать. Как добрались?

Джереми быстро взглянул на собеседника: не издевается ли. Но тот казался абсолютно спокойным.

— Нормально. Спасибо.

Лодка отошла от причала и тронулась в обратный путь. Бразилец-рулевой так и не сказал ни слова. Эбби проследил за ним глазами, вздохнул, еще раз смерил гостя взглядом и кивнул на узенькую тропку, уходящую в заросли. Джереми знал: где-то впереди должны быть шахты, в которых и добывает «Гробокопатель» свои побрякушки.

Они медленно пошли к зарослям.

«Надеюсь, у них здесь есть душ», — подумал адвокат, стараясь отдуваться не слишком громко и открыто, чтобы лишний раз не дать Ленноксу повода позубоскалить.

— Почему меня не встретили в аэропорту? — спросил он.

— Не было возможности, — спокойно пожал плечами Эбби.

Тон, которым это было сказано, подразумевал: «У нас есть дела и поважнее, чем сломя голову мчаться встречать олухов, вроде тебя».

Джереми решил, что пора дать понять этому человеку, кто здесь чем занимается. У него своя работа, и если «Гробокопатель» думает, что на нем сошелся свет клином, то глубоко ошибается. Стоит только ему, Джереми Эль Спайзеру, сказать одно слово…

Адвокат криво ухмыльнулся.

— В нашем случае, когда речь идет об огромных деньгах, целой куче рабочих и, собственно, о прекращении финансирования работ по Юрскому парку, вы будете говорить это мне? — Джереми саркастически покачал головой, выражая недовольство. — Что, мистер Хаммонд не хочет меня видеть?

Эбби посмотрел на него с любопытством. Парень оказался не таким размазней, как показалось на первый взгляд. Хотя это, в сущности, ничего не меняет.

— Он не смог на выходные даже побыть со своей дочерью. Это при том, что его жена подает на развод.

Адвокат вздохнул.

Мда. Я понимаю, это весомый фактор, но в настоящей ситуации серьезно пострадает его идея, работа. Инвесторы уже сомневаются в целесообразности дальнейшей финансовой поддержки всего проекта. Не скрою, что соотношение голосов «за» и «против» примерно одинаковое. В Юрский парк много вложено, но, согласитесь, было бы глупо терять больше уже потерянного. Наши инвесторы приостанавливают выплаты до тех пор, пока не получат квалифицированного подтверждения способности нормального функционирования Юрского парка.

— Нормального функционирования? — озадаченно переспросил Эбби. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду только то, что необходимо установить функциональность парка. Получить компетентную оценку проделанной работы.

Джереми достал из кармана пиджака белоснежный платок и промокнул лоб. Эбби хмыкнул, пожал плечами и спокойно констатировал:

— Но ведь парк, насколько мне известно, уже прекрасно работает. Конечно, я не говорю о посетителях, но оставшиеся отделочные работы не потребуют много времени и средств.

— Вы там были? — заинтересованно спросил адвокат.

— Нет, но я вполне доверяю Хаммонду.

— Я тоже ему доверяю, — кивнул Джереми, — но это беспочвенный разговор. Боюсь, что инвесторы не могут полагаться только на слово Джона Хаммонда. По крайней мере, в сложившейся ситуации. Я думаю, вы понимаете: слишком многое поставлено на карту.

— С чего бы такое волнение?

— До сих пор субсидии на постройку и оснащение парка отпускались безоговорочно. Это, действительно, грандиозный проект, но… — Джереми поднял указательный палец к небу, словно проблема заключалась именно в нем. — Несчастный случай, закончившийся гибелью одного из рабочих и убийством экспоната, — а это, заметьте, колоссальные деньги — вызвал серьезные сомнения в надежности систем безопасности. Всем понятно: не имея стопроцентной гарантии того, что посетителям ничего не грозит, не стоит и думать об открытии парка.

— Но ведь эта история не просочилась в прессу.

— Слава богу, нет, — усмехнулся адвокат. — Иначе вся эта затея уже полетела бы коту под хвост. Печально, конечно, но инвесторы сочли необходимым прибегнуть к серьезной проверке всего проекта и, в частности, систем безопасности. Тщательный осмотр Юрского парка — вот, что им нужно. Осмотр и заключение.

Несколько секунд Эбби шагал молча, обдумывая слова адвоката, затем покачал головой.

— Да нет, это — дерьмо собачье. Нонсенс. Мало того, что проверка задержит сроки открытия парка, но абсолютно непонятно, каким именно образом они собираются ее осуществлять. Гнать рептилий на защитную изгородь? Дерьмо! Осмотр людьми? Еще большее дерьмо! Объясните, как они собираются проверять систему безопасности?

Адвокат улыбнулся сухой бесцветной улыбкой. Эбби снял очки, сунул их в карман рубашки и, прищурившись, выжидательно посмотрел на собеседника. Несомненно, Джереми знал, как они собираются это сделать, и сейчас упивался этим знанием, ставя на место «Гробокопателя».

— Страховая политика требует…

Он не успел договорить. Из зарослей со стороны шахты вынырнул молодой парень в такой же, как у Эбби, одежде, только на голове у него сидел оранжевый строительный шлем, сдвинутый на затылок.

— Эбби! — парень быстро взглянул на Джереми и бегло заговорил по-испански.

Адвокат, не понимающий ни слова, почувствовал раздражение. Эти люди не доверяли ему и даже не считали нужным скрывать это. Улыбка на лице Эль Спайзера из сухой превратилась в застывше-мертвую. В блекло-голубых глазах плавали льдинки бешенства. Он не мог понять, что можно скрывать здесь и зачем, вообще, устраивать из раскопок тайну, а из рядового сообщения — балаган.

«Можно подумать, они роют подкоп под Первый Национальный Банк, — злобно подумал Джереми. — Какого дьявола! Нужно будет сказать Хаммонду. Что бы там ни было, они все равно не имеют права скрывать это. В конце концов, я здесь не на увеселительной прогулке и представляю людей, финансирующих, в частности, и эти раскопки, черт бы их побрал».

— В чем дело, Леннокс? — не скрывая неприязни, спросил он. — Чего хочет этот человек?

— Они обнаружили несколько интересных находок, — живо откликнулся тот. — Ценных. Очень ценных и интересных. Пойдемте, если вам любопытно.

Парень быстро зашагал по тропе, а адвокат и Эбби поспешили следом.

— Извините за то, что он говорил по-испански. Все эти рабочие — местные жители, и лишь некоторые из них говорят по-английски. Мы вынуждены общаться на испанском.

По его тону Джереми понял, что Эбби, в сущности, плевать на то, обиделся он или нет. Просто соблюдение необходимых приличий, и не более. Адвокат вздохнул.

Шахта оказалась низкой, но очень хорошо освещенной. Везде торчали деревянные стропила, удерживающие стены и своды туннеля, не давая им осыпаться. Кое где тонкие струйки песка все же просачивались между досок и устремлялись вниз желтыми пылевыми грязепадами. Один из них попал Джереми на плечо. Тот отшатнулся и едва не врезался головой в стропило.

— Осторожнее, — предупредил Эбби.

Сам он шагал легко. Чувствовалось, что шахта давно изучена им до мелочей. Даже пригибался Эбби автоматически, словно между делом.

Джереми же приходилось смотреть в оба. Через полминуты он с грустью отметил, что туфли его уже покрыл толстый слой красноватой пыли. Впрочем, брюки выглядели не лучше, а по плечу словно мазнули грязной пятерней. Респектабельный вид таял на глазах.

— Черт, — пробормотал адвокат.

Он ни на секунду не усомнился в том, что Эбби видит все и ухмыляется украдкой.

— Скоро, — будто сам себе сказал «Гробокопатель». — Мы почти у цели.

В эту секунду Джереми с изумлением понял: Эбби абсолютно забыл о нем. Ему нет дела до Джереми Эль Спайзера, он думает о чем-то другом, и это другое заставляет его голос дрожать от возбуждения. Адвокат почувствовал интерес. В нем проснулось любопытство. Обычное, присущее большинству людей и, в общем, несвойственное ему, Джереми Эль Спайзеру. Возбуждение, охватившее Эбби, передалось всем присутствующим. Адвокат почувствовал необходимость что-то сказать, разрядить эту звеняще-сосредоточенную тишину. Возможно, эти люди привыкли к подобным минутам, но он — нет.

— Если два эксперта посетят Юрский парк, — задыхаясь, почти закричал Джереми, — посетят Юрск… — повторил он, закашлялся и продолжил, но уже тише: — Юрский парк и подпишут заключение, что парк функционален и безопасен, инвесторы возобновят финансирование.

Ответ Эбби был короток и жесток.

— Эксперты? Дерьмо!

— Эксперты по динозаврам! Палеонтологи! — пояснил Джереми. — С мировыми именами.

— Дерьмо! — вновь гаркнул Эбби. — Дерьмо!!! Вам не найти и одного, который согласился бы тащиться в такую даль, да еще и хранить после этого молчание! Дерьмо!

— Я уже нашел одного! — снова, помимо желания, повысил голос адвокат, стараясь попасть в унисон «Гробокопателю».

— И кто же этот псих? — безразлично поинтересовался Эбби. — Держу пари, он тоже дерьмо, раз согласился на такое!

— Что вы скажете о Малколме? — объявил адвокат.

— Малколм? Не шутите со мной. Я не принимаю такого юмора. А в целом… — Эбби даже не замедлил шаг. — Дерьмо, Спайзер! Малколм никогда бы не пошел на такое.

— Эль Спайзер, — поправил Джереми. — Вовсе нет. Он уже пошел.

Его собеседник остановился.

— Малколм? Не могу поверить.

— Но это — факт, — пожал плечами адвокат. — Свершившийся факт.

— Вам удалось уговорить Яна Малколма… — Эбби был изумлен, но быстро пришел в себя. — Поздравляю, Вы не зря получаете свои деньги, — он подумал и добавил еще раз: — Поздравляю.

— Спасибо. Однако со вторым экспертом дело обстоит посложнее.

— Не сомневаюсь, тряхнул головой «Гробокопатель».

— Да. Они хотят, чтобы это был Алан Грант.

— Алан Грант? — Эбби засмеялся. — Ну это-то уж точно дерьмо, Спайзер. Вам никогда, — никогда! — не заполучить Гранта!

Оборвав разговор, он вновь зашагал вглубь шахты. Адвокат поспешил следом, оглядываясь на маячащее вдалеке белое пятно входа.

Вскоре они уже стояли в тупике, заваленном обломками породы, песком и пылью. Несколько переносных фонарей освещали широкий пятачок, в котором собрались рабочие. Оживленный разговор моментально смолк, как только Эбби и Джереми приблизились вплотную к завалу.

— Почему? — спросил адвокат, безрезультатно пытаясь возобновить обмен мнениями.

Эбби не ответил. Он опустился на корточки и принялся исследовать кучу обломков. Один из рабочих протянул ему на ладони какой-то светло-коричневый камень. Эбби взял его, посмотрел на просвет и восхищенно пробормотал:

— Вот это да! Отлично! Какой экземпляр! Потрясающая находка!

Скорее всего, он долго любовался бы камнем, если бы не Джереми. Причина всей этой гонки по извилистому лабиринту шахты, возбуждения, охватившего их, и даже вспышки его собственного любопытства, разочаровала адвоката. Кусочек слюды… Или янтаря… Ну, допустим, древний, очень древний, ну и что же? У Джереми появилось ощущение, что его просто-напросто обманули. Посмеялись, как над маленьким, бестолковым, ничего непонимающим ребенком. Обвели вокруг пальца и теперь хихикают про себя над его разочарованной физиономией.

— Так почему вы думаете, что нам не получить Гранта? — требовательно, с явно заметным раздражением спросил он.

Не отрывая взгляда от камня, Эбби пояснил:

— Потому что Грант вроде меня. Он — землекоп. Превосходный экземпляр, а?

На протянутой руке «Гробокопателя» лежал кусок янтаря. Джереми не ошибся. В свете фонарей его грани переливались красно-желтыми красками. Адвокат напряг зрение и вдруг заметил внутри нечто крохотное, темное. Прищурившись, он взял камень с руки Эбби и поднес к глазам. Минуту стояло полное молчание, а затем Джереми, непонимающе глядя на собеседника, с некоей долей растерянности, хмыкнув, произнес:

— Это же комар…

Эбби расплылся и утвердительно кивнул:

— Вот именно. Это — комар!

* * *

Улыбающийся Алан Грант смотрел, как у подножия высокого холма из глыб песка и пыли медленно, словно изображение на мгновенной фотографии, появляется окаменевший огромный скелет. Он, действительно, был землекопом. При этом, землекопом талантливым и, безусловно, удачливым, если не сказать больше — везучим. Люди, работающие с ним достаточно долго, любили и уважали Алана. На новичков же поначалу он производил довольно гнетущее, мрачноватое впечатление. Жесткий, волевой от природы, Грант привык, чтобы отданное им указание выполнялось очень четко и в минимальные сроки. Иногда это принимало чересчур категоричные формы, однако никого подобное не обижало. Раскопки стоили достаточно дорого, и время ценилось соответственно. Много ли найдется людей, готовых платить за то, что некто — кто бы он там ни был — ковыряется в земле? Грант никогда не думал, что такие ребята строятся в очередь, потрясая чековыми книжками. Раскопки — всегда риск. Вы можете найти что-то достаточно ценное, и фирма, — или человек, разумеется, — получит от этого финансовую выгоду либо не менее достойное паблисити. Но ведь можно и не найти вообще ничего. Вложенные в работы деньги вылетят в трубу. Что с того, что вам кажется, будто здесь целое реликтовое захоронение? Образцы почвы? Грунта? Чушь! Попробуйте-ка выбить под этим соусом субсидии на раскопки.

Грант смело мог бы заключить пари десять к одному, что попытка обречена на провал. Конечно, если какой-то парень, копая карьер или просто роя дренажный канал для стока весенних вод, наткнется на череп Игуанодона, Тираннозавра, любой другой твари мезозойской эры, тогда финансовые воротилы выложат денежки. Но только тогда, не раньше.

Грант терпеть не мог деловых переговоров, тем не менее, в настоящее время приходилось заниматься совершенно не свойственным ему делом, а именно — администрированием. Но что поделать, если жизнь состоит не только из одних удовольствий и интересной работы? Алан благодарил бога, что в его жизни существуют моменты, подобные этому.

Полтора десятка человек тонкими кисточками, крохотными скребками, мягкими щеточками понемногу, миллиметр за миллиметром, снимали с костей Стегозавра песок и комочки земли. Со стороны казалось, будто группа весельчаков решила создать скульптуру из мокрого песка на калифорнийском берегу. Только там, если что-то не получится, можно, смеясь, начать все с начала. Здесь — нет. Здесь нужно быть предельно осторожным. Они знали это. Скелет вырисовывался уже наполовину. Сломанные ребра, массивные берцовые кости, часть черепа и сколы каменных пластин — застывшего костяного гребня-воротника.

— Еще несколько часов, — сказал один из рабочих, обращаясь к Гранту, — и мы освободим его целиком.

— Прекрасно, — ответил тот. — Рядом ничего нет?

— Нет, — археолог покачал головой. — Похоже, он тут один. Это не кладбище и не асфальтовое болото.

— Да, наверное, — Грант прищурился, взглянул на клонящееся к горизонту оранжево-желтое с красными тонкими прожилками солнце, затем на часы. — К вечеру успеваем?

— Думаю, да.

— Важно замерить и сфотографировать все до темноты. А если мы успеем еще и упаковать что-то в контейнеры, будет вообще великолепно.

— Да. Мы стараемся.

— Отлично, парни.

«Нам еще повезло, что нет ветра, — подумал Грант. — Тогда дело продвигалось бы гораздо медленнее».

Поправив широкополый с загнутыми полями «стетсон», загородившись таким образом от бьющих в лицо солнечных лучей, он посмотрел в сторону раскинувшегося неподалеку палаточного городка. Белый трайлер — их с Элли Сетлер дом на время раскопок — стоял чуть сбоку, у деревянного навеса, служащего столовой и кухней одновременно. По городку сновали люди, готовя герметичные контейнеры для транспортировки останков динозавра.

— Знаешь, дорогой, — раздался у него за спиной женский голос, — ты сейчас похож на Гаррисона Форда в том сериале про Инди Джонса.

Грант обернулся. Только одна женщина могла это сказать. Элли Сетлер. Это и была Элли. Тонкая двадцатидевятилетняя высокая блондинка, с отличной фигурой, постоянно улыбающаяся, — Грант обожал ее спокойную и мягкую улыбку, — в мужской клетчатой рубашке, джинсах и армейской кепке с длинным козырьком. И рубашка, и штаны были перепачканы пылью, волосы забраны в свободный хвост, козырек кепки прикрывает карие глаза. Большие пальцы рук Элли засунула в карманы джинсов и стояла в позе ковбоя — завсегдатая салунов, отчаянного забияки, чуть склонив голову к плечу и — как всегда — улыбаясь.

— Только вот хлыста не хватает, — добавила она.

Грант пожал плечами:

— А еще я не умею скакать на коне, стрелять, драться, ездить на танке, вспарывать кинжалом крокодилов, вываливаться из самолетов и еще много чего.

— Я думаю, Форд этого тоже не умеет, — засмеялась Элли. — Но он к тому же не умеет проводить раскопки.

— Да, на этом поприще я его, пожалуй, одолел бы.

Грант улыбнулся. Он, и правда, выглядел достаточно мужественно и был похож на Гаррисона Форда. Спортивная фигура сделала бы честь любому мужчине. Ровный загар, покрывающий обветренную кожу, усиливал это впечатление. Правда, в последнее время у Алана вдруг обозначился кругленький животик, — что совсем ему не шло, и такого, уж точно, не было у Инди, — но он старательно втягивал его, когда разговаривал с кем-нибудь или, по крайней мере, старался, чтобы брюшко не нависало над поясным ремнем слишком явно. Зато природа наградила его красивыми сильными руками. В свое время родители прочили малышу Гранту карьеру рекламной звезды, однако склонность копаться в песке пересилила. Все же, несмотря на отдельные недостатки, для своих сорока четырех он выглядел вполне прилично.

— А может быть, и не только на этом? — Элли чмокнула его в заросшую щетиной щеку. — Опять отпускаешь бороду?

— Предприму последнюю попытку, — вздохнул Грант. — Может быть, выйдет что-нибудь толковое.

— Лучше предприми попытку сделать мне детей, — вновь засмеялась она. — Из этого, точно, должно что-нибудь получиться.

Грант вздохнул еще раз. Разговоры о детях повергали его в легкое замешательство. Он вовсе не был детоненавистником, но считал, что при их образе жизни новорожденный станет настоящей обузой. Ему казалось, что ребенок положит конец не только его карьере, но и карьере Элли. О том же, чтобы возить ребенка с собой, Алан не хотел даже слышать и с негодованием пресекал все попытки подруги убедить его в обратном. Поэтому сейчас он приподнял брови и протянул:

— О, нет. Это не одно и то же, дорогая. Далеко не одно и то же. И давай не будем говорить на эту тему сейчас.

— Почему? — лукаво улыбнулась Элли, беря его под руку. — Ты не готов?

— Я уже исчерпал все аргументы и собирался сегодня вечером поискать новые.

— Угу, — она кивнула. — Но они должны быть очень вескими.

— Не волнуйся.

На вершине холма раздался звонкий хлопок: сработала звуковая пушка. Грант некоторое время наблюдал, как несколько рабочих и программист, обычно колдующий над персональным компьютером, стоящим под брезентовым раскладным тентом, поспешили занять свои места. Рабочие перетащили звуковую пушку на несколько метров в сторону, а программист уставился на монитор.

— Меня сейчас больше интересует эта штука, — Грант кивнул в сторону холма. — Нужно сходить узнать, нет ли новостей.

— Пойдем, — охотно отозвалась Элли. — Хотя, честно говоря, я ничего не понимаю в этой их технике. Абсолютно.

— Ничего страшного, — утешил ее Алан. — Важно, что понимают эти парни.

Они обошли место раскопок и взобрались на холм. Программист все еще сидел, не отрывая взгляда от монитора. Рабочие кивнули Гранту, поздоровались с Элли. Их было шестеро. Шестеро взрослых и тринадцатилетний парень, пухлый подросток с хроническим насморком, настырными глазами и отвисшей нижней губой, сын семейной пары, работающей сейчас внизу, у подножия. Он с важно-пренебрежительным видом знатока археологии расхаживал по холму и лагерю, иногда приближаясь к месту раскопок, но никогда не задерживаясь там особенно долго. Откровенно-скучающее выражение почти не сходило с румянощекого лица. И в принципе Грант понимал это. В глубоком детстве, когда его мать, миссис Грант, работавшая учительницей музыки в небольшой провинциальной школе, вдруг решила, что ее сын обязательно должен выучиться играть на рояле, у него, вероятно, был точно такой же вид. Он не мог понять другого: почему этот пухлый бутуз, постоянно жующий жевательную резинку, не сидит в лагере, не смотрит телевизор, не читает книг или, на худой конец, комиксов, а торчит именно там, где ему больше всего скучно. Первые несколько дней Грант ломал себе голову, видя его круглую фигуру, обтянутую пестрой футболкой и безразмерными цветастыми шортами, но потом плюнул на это бесполезное, в сущности, занятие, решив, что раз уж все равно ничего не понимает в детской психологии, то и нечего забивать себе мозги разной ерундой. Непонимание детей — чисто старческий симптом, а ему вовсе не хотелось ощущать себя таковым.

Скосившись на грызущего крекеры паренька, Грант осведомился у программиста, как дела. Тот спокойно объяснил, что они уже нащупали волной некое уплотнение в глубине холма, но, поскольку зацепили объект лишь самым краем, решили повторить опыт.

Звуковая пушка лязгнула еще раз, подняв багровое облако пыли, медленно осевшее на желтую, сухую и жесткую, как проволока, траву и одежду рабочих.

— Слушайте, а как она работает? — весело спросила Элли.

Программист тряхнул головой. На тему своей работы он мог разговаривать охотно и долго.

— Принцип эхолота. Все очень просто. Определенный объект на определенной глубине бомбардируется звуковыми волнами. Часть из них, более низкая, создает фон, другая возвращается, выстраивая на экране образ самого предмета. Правда, возникают помехи: камни, корни, разная мелочь, но машина создает достаточно точное изображение. Фильтры, высота звука, частота, ну и прочие вещи. Еще пару лет, — он улыбнулся, — и вам вообще не придется копать.

— Вот так даже? — засмеялась девушка.

— Ага, — программист снова тряхнул головой и ткнул ухоженным пальцем в экран. — Вот. Проявляется. Видите? Светлые пятнышки — это и есть искомый объект. Сейчас проступит четче.

Грант смотрел на сияющий голубым монитор. Сперва на нем показалась просто зеленая россыпь пятен, которую он, при всем старании, не мог представить в виде скелета хоть какой-нибудь знакомой рептилии. Постепенно, в течение минуты, пятна становились все больше и четче, складываясь в очертания определенной фигуры, еще не совсем узнаваемой, но уже вполне конкретной. А еще через минуту Элли возбужденно прошептала:

— Велоцираптор?

Алан утвердительно кивнул, продолжая наблюдать, как фигура становится все более контрастной.

— Да. Раптор. И к тому же, довольно крупный. Посмотри, рост не меньше двух с половиной метров.

— Три десять, — быстро поправил программист, указывая на столбик цифр в правом углу экрана. — Больше трех метров высотой и четыре — длиной, включая хвост.

— Господи, ну и лапища должна быть у этого парня, — пробормотал один из рабочих.

— Посмотри-ка на строение позвоночника, — задумчиво сказал Грант Элли, — эти ребята, похоже, умели летать, — за спиной кто-то засмеялся. — Нет, я серьезно, — продолжал Грант. — Может быть, у динозавров было больше сходства с сегодняшними птицами, чем с рептилиями. Посмотрите на лобковый узел. Он раздвинут назад, как у птиц. Теперь позвонки. Сплошные отверстия. Тоже типично птичий признак. Даже слово «Раптор» означает «птица-хищник».

Алан собрался было сказать еще что-то, но жующий розовощекий подросток посчитал своим долгом заметить устало-снисходительным тоном, густо сдобренным пренебрежительностью:

— Эта штука что-то не тянет на страшного хищника. Скорее, на трехметрового индюка.

Рабочие засмеялись, а Грант с холодным любопытством в упор принялся изучать парнишку. Он чувствовал нечто среднее между обычным раздражением и злостью. И не потому, что этот скучающий мальчуган его перебил, — в детстве он сам иногда делал вещи куда более бестактные, случалось, — а потому, что паренек затронул тему, которой бы ему касаться не стоило, и вдвойне не стоило при Гранте. В которой он ни черта не понимал, о которой ничего не знал, и, значит, слова его были обычной глупостью, но глупостью пренебрежительно-обидной и зацепившей Алана.

— Значит, индюка? — переспросил он, засовывая руку в карман и вынимая оттуда что-то черное, глянцево-блестящее, изогнутое. — Отлично. Представь, что сейчас мезозойская эра. Скажем, юрский период. Ты стоишь на поляне доисторического леса и видишь перед собой этого самого «индюка». Трехметрового здоровенного «индюка». Отличная погода, солнце, ветерок, Раптор ведет себя, вероятно, как птица. Дергает головой, переступает с ноги на ногу, а ты стоишь. Стоишь неподвижно, потому что думаешь, что, возможно, его зрение, — подобно зрению Тираннозавра, — зависит от движения.

Грант медленно пошел вокруг паренька. Тот даже перестал жевать от удивления. Над розовыми пухлыми щеками горели два темных настороженных глаза. Он никак не мог понять, что делает Грант, чего добивается, однако уловил в походке, движении взрослого некую хищную силу. Злую. Даже фордовские глаза под светлыми полями «стетсона» в какой-то момент показались пареньку жуткими, страшными. Бездонными. В них мелькнул присущий животным красный огонек. Скорее всего, это был солнечный блик, оптический эффект, но мальчуган почувствовал себя сначала неуютно, а затем просто испугался. У него появилось ощущение, будто этот человек сейчас бросится ему на грудь, подомнет под себя и с рычанием запустит зубы ему в шею.

Рабочие замерли. Они тоже почувствовали гипнотическую силу странной пошатывающейся походки Гранта. Тот словно плыл над землей, ровно и плавно, мерно качаясь из стороны в сторону, непрерывно глядя мальчишке в глаза. Паренек замер, приоткрыв рот. Белесая полоска слюны стекала с уголка губ на подбородок. Рука подвернулась, и крекеры светло-бежевыми прямоугольничками рассыпались по пыльной траве. Никто не обратил на это внимания. Даже почти не исчезающая улыбка Элли стала тревожной. Она заметила, что достал из кармана Алан. Коготь. Острый пятнадцатисантиметровый коготь Раптора, найденный им при раскопках. Сейчас Грант зажал его между указательным и средним, сжатыми в кулак, пальцами. Девушка затаила дыхание. Даже программист, оторвавшись от мерцающего на экране, окончательно сформировавшегося скелета, как зачарованный смотрел на происходящее. Это было похоже на ритуальную магическую пляску шамана. Ровная монотонная речь текла, журчала, словно ручей, завораживая. Они, эти люди, молча внимали словам Алана.

— Ты стоишь, боясь пошевелиться, обнаружить себя. Ты надеешься на что-то. Все еще веришь и надеешься. Раптор не проявляет агрессивности. Может быть, он все-таки не видит тебя? Ты смотришь на него, а он просто смотрит в ответ. Глаза в глаза. И вдруг — бац! — нападение! — Грант резко выбросил вперед обе руки. Подросток икнул и попятился, рассыпая остатки крекеров. — Не этот, а два других Раптора, о присутствии которых ты и не подозревал! Велоцираптор охотится стаей. Он применяет скоординированную тактику атаки. И сейчас он в полной силе! И Раптор полосует тебя вот этим! — рука с когтем повисла перед побледневшим круглым лицом парня. — Цепляющий коготь! По одному на каждой лапе! Острые, как бритвы! Ему не понадобится впиваться в тебя зубами, как это делает лев, нет. Нет! Он полоснет тебя здесь! — Грант провел когтем вдоль груди, почти касаясь желтой смешной рожицы мультипликационного Симпсона. — Или здесь! — коготь скользнул к паху мальчишки. — Или здесь! — острие проплыло перед животом, «полосуя» все того же Симпсона, но теперь уже ниже. — Поперек живота, чтобы выпустить внутренности.

Элли поморщилась.

— Алан! Перестань!

Грант усмехнулся. Он видел, что нужный эффект достигнут, но не удержался от финального, завершающего полноту картины штриха. Наклонившись к пареньку, Алан прохрипел ему в лицо, по которому узкими дорожками стекал пот:

— Все дело в том, что ты еще жив, когда они начнут тебя пожирать. Так что, постарайся оказывать им немного уважения. Ладно?