– Эта мумия – мой предок. Со стороны Вождя или с твоей. Земля принадлежала твоей семье, считай, вечность – так ты говорил. Я предъявлю на него права и похороню прямо здесь. Как тебе?

— Не совсем, — сказал Иаков. — Если американцы не в состоянии помочь ему, почему это должны делать мы?

– Я думаю, насчет предъявить права у тебя будут трудности. У меня никаких бумаг, а отца твоего уже давным-давно нету. Адвокаты стоят дорого, и такой процесс может вечно тянуться.

— Потому что ему никогда не позволили бы сюда приехать, не будь кто-то наверху уверен в том, что он способен на экстраординарные действия.

Джимми встал, огляделся.

— Но все-таки, почему этим должны заниматься мы? У нас своей работы хватает. Каким образом выбор пал на нас?

– А где твоя винтовка? Та, что на оленей?

Дед положил руки на плечи Джимми, заставил его сесть.

— Вероятно, мы можем сделать то, на что не способны другие.

– Слушай, что я тебе скажу. Из всего моего рода ты один живой. И я не хочу, чтобы ты сдох в тюрьме за убийство агента ФБР или еще кого-нибудь. И чтобы ты работу терял из-за своего длинного языка – тоже не хочу. Я подставил шею, чтобы получить у мистера Траута работу для тебя в Музее Библии Живой. Если ты меня подведешь, я могу свою работу потерять, а в моем возрасте найти ее непросто.

— Но ведь это сулит большие неприятности! Я бы даже сказал, политическую катастрофу! — воскликнул водитель. — Вашингтон заваривает кашу, а расхлебывать ее оставляет нам. О чем думает проарабское лобби в Госдепе США? Вы только представьте! Он терпит поражение, мы оказываемся неспособными вытащить его, и вот, пожалуйста, во всем виноваты евреи. Еще одного Христа распяли, условно говоря.

– Ага, я знаю.

— Позвольте! — прервал его Бен-Ами. — Вашингтон не сваливает это дело на нас, поскольку ни одной живой душе неизвестно, что мы в курсе. Мы не засветимся даже в том случае, если наши усилия увенчаются успехом. Мы всего-навсего предоставляем кое-какие услуги, когда в этом возникает необходимость.

– Так вот, обещай, что не будешь устраивать шум в музее, носить плакаты и орать, чтобы нас обоих не выставили на улицу.

– Я не могу…

— Вы так и не ответили мне! — Иаков начал терять терпение. — Почему именно мы?

– Джимми, ради меня… если уж никак не можешь, работай за кулисами. – Он подтянул к софе оббитый винилом кухонный стул, сел лицом к внуку, наклонился, глядя ему в глаза: – Для тебя это так много значит?

— Объяснил как нельзя лучше. Только вы, молодой человек, не слушали меня, ваша голова, похоже, забита не тем. Я сказал, мы делаем то, что делаем, потому, что способны кое-что сделать. Хотя гарантий не даем. Не забывайте о двухстах тридцати шести несчастных, которых держат в заложниках. Уж их-то страдания должны быть вам понятны, ибо наш народ страдал, как ни один другой! Среди заложников ваш отец, человек, представляющий для Израиля немалую ценность. Если у этого конгрессмена есть какой-либо шанс освободить заложников, мы просто обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь ему, независимо от того, увенчаются наши действия успехом или нет. Для начала мы должны найти его.

– А как же, черт побери! Я мотался по всей стране, вступаясь за чужие права, а теперь та же ситуация у меня. Худшее унижение – разорить могилу предка. Я не могу не…

— Да кто он такой, в конце концов? — спросил водитель. — Американцы, они что, держат в тайне его имя и фамилию?

– Я так и думал. Тогда… если ты обещаешь не светиться на публике, я, может, знаю дорогу из чащи, так сказать.

– Да?

— Да нет, отчего же! Его фамилия Кендрик... Автомобиль резко дернулся, Бен-Ами оборвал фразу на полуслове. Реакция моссадовца оказалась настолько бурной, что машина едва не развернулась поперек дороги.

– Да я так и думал, что тебя заденет за живое. Смотри сюда. – Он развернул тетрадный лист, вынутый из заднего кармана, разгладил его на кофейном столике. Это оказалась грубо нарисованная карта. – Вот вход в пещеру, – он показал пальцем на кружок на карте, от которого отходила волнистая линия, – а вот текущий из него ручей. Штриховая линия – граница национального парка. Вот эта промоина, где крест, – это примерно где лежит мумия под землей Дилени, а вот – граница нашей земли. Вот этот пунктир – примерно где проходит пещера.

— Эван Кендрик? — переспросил он.

– А как это твоя линия проходит мимо промоины? Прямо к кресту?

Справившись с потрясением, он взял себя в руки. Машина пошла ровнее, однако у него в глазах по-прежнему плескалось изумление.

– Наша земля.

— Да, — сказал Бен-Ами.

Джимми подался вперед, догадываясь уже, к чему дед клонит.

— С ума сойти! «Группа Кендрика»...

– Вот эта здоровенная задница – на нашей земле. Изгородь рухнула тринадцать лет назад, и туда чуть не свалилась корова. Мычала на всю округу – передний конец торчит, а задний в дыре. Мне ее трактором пришлось вытаскивать. Изгородь я починил, дыру для верности закрыл листом жести и придавил камнями как следует.

— Что еще за группа? — Иаков бросил на моссадовца удивленный взгляд.

– И не только от коров, – добавил Джимми. – Ты мне обещал хороших ивовых прутьев, если я туда хоть близко подойду. Это когда мы с приятелями лазили по пещерам на той стороне фермы или в парке. Я все боялся, что ты меня заметишь с этой своей качалки подокном.

— Фирма, которую он в свое время открыл здесь.

– Вполне мог бы. – Деда Мак-Дауд хлопнул себя по бедру и усмехнулся. – Сознаюсь малость: когда я был пацаном, мы с приятелем как-то залезли в эту дыру. Там, если не поберечься, вполне можно шею сломать. Вот почему я тебе пригрозил, чтобы ты туда не совался. Там недалеко вниз есть низкий лаз, который никуда не ведет, а еще футов на тридцать ниже – уже нормальный. Эти пещеры как соты, по всей долине. Мы много их облазили, хотя боялись, что отцы нам задницы надерут или что попадемся медведям либо летучим мышам. Ох ты, веселож было! Мы еще на слабо фонари гасили – керосиновые. Боялись до судорог.

— Его досье вышлют из Вашингтона сегодня вечером, — добавил Бен-Ами. — У нас оно будет утром.

– А мы с электрическими фонариками так же.

— Вам оно ни к чему, — заметил моссадовец. — Кстати сказать, у нас имеется досье на него, столь же внушительное, как и Моисеевы скрижали. И еще есть Эммануил Вайнграсс. Хотя было бы лучше, если б мы его не знали.

– Пацаны и пещеры. Да, есть вещи, которые не меняются, правда? – Снова дед усмехнулся, вспоминая. – Как-то, когда мои родители уехали, мы с приятелями там целую ночь провели, в пещере под промоиной. Царапали на стенках зверей и похабные картинки. Ели, спали и гадили внизу, как пещерные люди.

— Я не улавливаю связи...

– Как индейцы.

— Не сейчас, Бен-Ами. На установление связи уйдет несколько часов и немеренное количество вина. Вот такой этот Вайнграсс!

– Точно. Отличное было приключение. Смотри сюда. – Он провел пальцем от креста на своей земле до креста у мумии. – Промоина Дилени примерно за тысячу футов от нашей. Я вот что подумал: если пещера тянется аж до самой той промоины, а мне помнится, так оно и есть, ты можешь туда пробраться, забрать свою мумию – эти яйцеголовые за ней раньше сегодняшнего вечера не появятся – и…

— А если короче?

Джимми его обнял.

— Короче не значит яснее. Определенно могу сказать одно: если Кендрик здесь, значит, его возвращение имеет непосредственное отношение к событиям четырехлетней давности — взрыву, унесшему жизни более чем семидесяти мужчин, женщин, детей. Все они были как бы его семьей. Надо знать Кендрика, чтобы понять это.

21

— Вы знакомы с ним? — Бен-Ами подался вперед. — Вы в самом деле знаете его?

Платон Скоупс, магистр наук, старший научный сотрудник музея капитана Крюка, вздохнул глубоко и нервно. У него под ложечкой свернулся ком, влажные ладони похолодели.

— Не скажу, что очень хорошо, но достаточно, чтобы его понимать. Тот, кто знает Кендрика лучше чем кто бы то ни, было, — это Эммануил Вайнграсс, питающий к нему отцовские чувства, собутыльник, исповедник, советчик, гений, лучший друг.

Волшебные слова «мумия», «обнаженная», «несколько сотен лет» и «ритуальное жертвоприношение», произнесенные по телевизору и повторенные газетами Ноксвиля и Эшвиля, на эту, вторую его пресс-конференцию нагнали репортеров в изобилии. Хотя они численно превосходили армию газировки и пончиков, никто из них не смущался скормить автомату с газировкой собственный квотер. Скоупс отметил, что директор Дукакис прибыл достаточно рано, чтобы оприходовать три из заготовленных Скоупсом шоколадки и банку газировки.

— Человек, которого вы совершенно очевидно не одобряете, — вмешался Иаков, сверля взглядом моссадовца.

Скоупс подошел к эстраде и нервно посмотрел на часы: 14.00. Не успел он поднять руку, прося внимания, как тут же вспыхнули сверхновой три комплекта осветительной аппаратуры телевизионщиков. Он пошатнулся, схватился за старенький музейный микрофон и кое-как пробормотал в него свое имя. Слишком громко и слишком близко к микрофону. От пронзительно заверещавших динамиков руки взметнулись к ушам. Платон заметил, что миссис Триллоп показывает ему «дальше от микрофона», и «Добро пожаловать» уже смог произнести без тяжелых последствий. Еще он вспомнил ее предложение – отметить присутствие директора Дакхауза, выполнил его и был потрясен, когда директор заспешил вперед.

— Это еще мягко сказано! — кивнул тот. — Но отрицать его значение не имею права. Хотел бы, но не могу...

Дакхауз, с мазком шоколада на подбородке и каплей крема на носу, широко улыбаясь, отобрал у Скоупса микрофон – и понеслось:

— Этот Вайнграсс представляет интерес для Моссад? — спросил Бен-Ами.

– Добро пожаловать, о представители Американской Свободной Прессы, в наш музей капитана Крюка, расположенный на самом краю гор Смоки… третья в мире коллекция крючков для пуговиц к востоку от Миссисипи и к югу от Огайо… как школьники, так и ученые… наша миссия – накапливать и распространять знание о крючках для пуговиц и их золотом веке…

Моссадовец явно смутился. Интуитивно понизив голос, ответил:

Телевизионщики проверяли фокус и звук, возились со своими ноутбуками и выбирали позицию получше – на случай, если эта лабораторная крыса в белом халате каким-то чудом вернет себе микрофон. А Дакхаус, не замечая скуки, наведенной им на аудиторию, гудел:

– …название Пиджин-Фордж происходит от горной гряды, сложенной из…

— Мы использовали его в Париже. — Он проглотил комок в горле. — Вайнграсс вращается в самых разных кругах, знаком с огромным количеством людей. В общем, как ни неприятно это признавать, он был нам весьма полезен. С его помощью нам удалось выследить террориста, взорвавшего кошерный ресторан на улице Дю Бак. Проблему мы, разумеется, решили сами, но какой-то кретин посвятил его во все дела. Глупо, крайне глупо! Он, этот пройдоха, сумел извлечь из имеющихся у него сведений выгоду. — Моссадовец покачал головой, крепче сжал руль. — Позвонил нам в Тель-Авив, сообщил информацию, предоставил, короче, данные, позволившие предотвратить еще пять взрывов.

Еще пять тоскливых минут, и он закруглился:

— Спас столько человеческих жизней, — задумчиво произнес Иаков, — а вы тем не менее им недовольны.

– …представить вам нашего мумиолога и старшего научного сотрудника Платона Скоупса.

— Знали бы вы, что он за человек! Трудно принимать всерьез семидесятидевятилетнего бонвивана, разгуливающего по Елисейским полям в компании одной, а то и двух юных моделей, которых он одевает в самых дорогих бутиках на выручку от компании Кендрика.

Скоупс взял микрофон, но не успел и рта раскрыть, как потонул в лавине вопросов:

– Нам ее покажут?

— А вам-то какое дело? — удивился Бен-Ами.

– Вы ожидали пикетов АДС?

— А нам он присылает счета за обеды и ужины в дорогущем ресторане «Серебряная башня»! Три тысячи, четыре тысячи шекелей — это как, по-вашему? Но оплачиваем, так как время от времени он снабжает нас ценной информацией. Как-то раз он оказался свидетелем события, когда мы, так сказать, взяли ситуацию под контроль. Забыть об этом он не дает, ибо напоминание приходит каждый раз, когда регулярные выплаты задерживаются.

– Сколько точно лет…

— Похоже, он имеет на это право, — пожал плечами Бен-Ами. — Как агенту Моссад, действующему на территории другой страны, вы просто обязаны предоставлять ему прикрытие.

Скоупс замахал руками, восстанавливая порядок.

— Мы попали в безвыходное положение, вот и все. И это еще только цветочки.

– Давайте я вас проинформирую о положении дел, а потом отвечу на конкретные вопросы. Во-первых, мумия все еще в пещере, in situ, ждет результатов микростратиграфического анализа.

— Прошу прощения? — не понял Иаков.

Он оставил за скобками, что правильная экскавация почвы заняла бы недели, но Скоупс не собирался пускать к своему образцу службу парка, патологоанатомов Университета Теннесси или вообще кого бы то ни было. Еще часа два поскрести грунт, просеять – и хватит.

— Если кто и способен найти Эвана Кендрика в Омане, так это Эммануил Вайнграсс. Как только доберемся до Маската, позвоню из штаб-квартиры в Париж. Будь неладен этот Вайнграсс!

Новость о том, что «мумия все еще в пещере», вызвала общий стон.

* * *

– Тем не менее, – сказал Скоупс, не давая уснуть интересу, – сразу после этой пресс-конференции я немедленно туда направлюсь в сопровождении двух одаренных старшеклассников из Пиджин-Фордж. – Он махнул рукой на нервную пару в лабораторных халатах – бледный юноша, слегка страдающий ожирением, и анемичная девушка с окрашенными хной волосами и двойным кольцом в носу. – Я извлеку мумию и доставлю ее сюда.

— Сожалею, — сообщил оператор коммутатора отеля «Пон-Руайяль» в Париже. — Мсье Вайнграсс уехал на несколько дней. Однако он оставил номер телефона в Монте-Карло...

– Да, – ответил он разбитной репортерше, что была на первой пресс-конференции. – Можете снимать вход в пещеру, когда мы вынесем оттуда нашего древнего американца. Это будет около пяти вечера. А теперь, – он снял белую простыню, скрывавшую стоявший перед ним металлический стол, – некоторые потрясающие новости. – Он поднял со стола тяжелый, черный с оттенком бежевого, полуопалесцирующий предмет размером с небольшой батон хлеба, с правильно расположенными зазубринами по краю. – Вот это, – Скоупс поднял предмет над головой, – это бивень шерстистого мамонта.

— Очень жаль, — таковы были слова оператора «Эрмитажа» в Монте-Карло, — но мсье Вайнграсс отправился ужинать в «Отель де Пари», что напротив казино.

Съемочные группы надвинулись поближе, по толпе репортеров прошел гул. Скоупс прижал бивень к груди.

— Вы не могли бы дать его номер?

– В пещере есть не менее двух слоев в той зоне, где лежит мумия, и куча промоин, ведущих вверх, вниз и в стороны, почти все непроходимые. Один из таких вертикальных каналов – их называют каминами – выходит в промоину на поверхности. В этой долине много таких воронкообразных промоин. Такое строение геологи называют карстовым, по имени…

– А при чем тут мумия? – выкрикнул какой-то репортер.

— Ну конечно! — с энтузиазмом проговорила дама. — Мсье Вайнграсс такой замечательный человек. Сегодня после чая он одарил нас всех цветами! Изумительный человек. Вот его номер...

– Я к этому еще подойду, – оборвал его Скоупс. – Дело в том, что хотя упомянутая мною промоина сверху сейчас закрыта, так было не всегда. За многие века поверхностные материалы вроде этого бивня падали или бывали смыты водой в нижние камеры.

— Сожалею, — ответил сладкий голос оператора в «Отель де Пари» — Мсье Вайнграсс оставил сообщение, что вечер, по крайней мере ближайшие пару часов, он проведет за игорным столиком под номером одиннадцать в казино. Он просил передать, что все, кому он понадобится, должны обращаться к Арману. Номер...

– Мамонт – это доисторический слон?

– Да-да. – Скоупс потер переносицу. Ему хотелось бы дать полную научную картину: фауна плейстоцена, геология, но ясно было, что им нужно лишь упрощенное заключение, которое они наполовину переварят и отрыгнут необразованной публике. – Этот бивень обнаружен в отложениях, которым десять тысяч лет. До анализа мы не можем точно определить возраст мумии, но есть причины полагать, что она примерно того же периода.

— Крайне жаль, — сказал Арман, доверенное лицо Вайнграсса в «Казино де Пари» в Монте-Карло, — но великолепному мсье Вайнграссу и его прекрасной даме сегодня не сопутствовала удача, поэтому он отправился в пляжное казино, заведение, конечно, не слишком высокого класса, но крупье там вполне сведущие. Французы, разумеется, не итальянцы. Спросите Луиджи. Он хоть и полуграмотный, этот уроженец Крита, но обожает мсье Вайнграсса и найдет его для вас. И, пожалуйста, передайте мсье Вайнграссу мои наилучшие пожелания и еще скажите, что я с нетерпением жду его здесь, когда фортуна будет к нему благосклонна. Вот номер.

– Десять тысяч лет?

— Ну разумеется! — воскликнул некий Луиджи, не скрывая своей радости. — Мой лучший друг! Синьор Вайнграсс, мой израильский брат... Он говорит на лучшем итальянском, словно это его родной язык. Он прямо перед моими глазами!

– Да, может быть, и старше.

— Попросите, пожалуйста, его к телефону. Будьте так любезны.

Камеры взяли бивень крупным планом. Лихорадочный цокот клавиш ноутбуков и черканье в наладонниках.

– Вы хотите сказать, что вот этот пещерный человек мог ездить на мамонтах, как индейцы на лошадях?

— Синьор, он очень занят. Дама синьора Вайнграсса вот-вот выиграет огромные деньжищи! Фортуну, синьор, спугивать нельзя.

– Не приписывайте мне то, чего я не говорил. Мои предположения о возрасте подтверждаются… – Скоупс наклонился к столу, поднял сломанную кремневую пластину с зазубренными краями, – вот этим. Хотя находка не полная, но сколы этого лезвия говорят, что над ним работали более десяти веков назад. То, что оно такое тонкое, – он повернул камень так, чтобы виден был край, – это существенно. Хотя этот нож был найден возле мумии, он мог упасть с поверхности и раньше, и позже. К сожалению, с сопутствующими материалами всегда есть такая проблема.

— Скажи этому ублюдку, чтобы взял трубку немедленно, иначе его израильская задница окажется в кипящем ослином молоке.

Он помрачнел, но тут же просиял вновь.

— Синьор...

– Еще более интересны, – он поднял лист картона с прикрепленными полароидными снимками, – вот эти петроглифы, выцарапанные на стенах пещер. Непривычная фауна – очевидно, плейстоцен, ледниковый период. Давно вымершие звери и ритуалы плодородия.

— Делай как велят. Скажи ему, что на проводе Моссад.

Камеры дали крупный план фотографий с ритуалами плодородия – примитивные фигуры из черточек в откровенно сексуальных позах и с увеличенными гениталиями.

— Псих! — Луиджи положил трубку рядом с телефонным аппаратом и не спеша направился к игральному столу.

– Опять-таки мы не можем быть уверены, что эти рисунки контемпоральны мумии – то есть принадлежат к тому же периоду, – но если свести все вместе – бивень, петроглифы, геологические признаки, – то складывается довольно убедительная картина.

– Это точно, – сказал какой-то остряк. – Вот этот шланг у мужика из палочек на третьей фотке очень убедителен.

Эммануил Вайнграсс, пожилой джентльмен с нафибренными самым тщательным образом усами, орлиным носом, который говорил о том, что среди его предков имеются аристократы, с зачесанными назад пышными седыми волосами, венчавшими его отлично вылепленную голову, стоял возле игрального стола среди беспорядочно циркулирующих по казино увлеченных процессом быстрого опускания денег людей.

Скоупс поморщился, делая вид, что не услышал.

Созерцатель, скорее заинтересованный игроками, нежели игрой.

– А вот это, – он показал небольшой полиэтиленовый мешочек, – копролит, один из нескольких. Я бы предположил, что человеческий, надо только, чтобы анализ подтвердил.

Благодаря наряду — канареечно-желтому пиджаку и галстуку-бабочке в красную клетку — его нельзя было не заметить, и он знал, что в толпе по меньшей мере один человек наблюдает за ним.

– А что такое копролит?

– Это… гм… древние экскременты.

На первый взгляд это был неуемный, моложавый старик, желающий быть в центре внимания щеголь, обожающий все яркое. Те, кто был с ним знаком, знали и другое. Живые зеленые глаза — время не смогло погасить его горящий детской непосредственностью взгляд — выдавали в нем искателя приключений, не утратившего интерес к жизни.

– Фу!

Он постоянно искал все новые увлечения, которыми хотел бы заняться, места, где мечтал бы побывать.

Этот возглас отвращения был поддержан еще многими, но камеры уставились на копролит так же охотно, как только что на первобытную порнуху.

Весьма эксцентричный чудак, эти слова готовы были сорваться с языка, но никому и в голову не приходило, насколько эксцентричным он мог быть. Это был артист и деловой человек, одновременно простой и сложный.

– Мумиевое дерьмо, – сказал один репортер другому.

– Прошу серьезнее, – заявил Скоупс, держа пакетик у сердца. – Копролиты – просто бесценная вещь. Они нам сообщают о режиме питания древних, о наличии в организме паразитов, о болезнях…

Он всегда был самим собой и, к своей чести, сумел воспользоваться уникальным даром, позволяющим ему быть постоянно в игре, какой бы бессмысленной она ни казалась. И которая — увы! — в скором времени должна была для него закончиться Желательно, конечно, чтобы это произошло во сне.

– И что вы будете с этим делать?

Однако оставалось еще немало радостей в жизни, какие ему хотелось испытать, пока позволяло быстро истекающее время Но он был реалистом. В его возрасте — ему вот-вот должно было стукнуть восемьдесят — уже многое раздражало, внушало опасения.

И Скоупс выпалил свою тайную надежду, о которой не собирался говорить до анализа:

Он взглянул на роскошную девицу рядом с ним за столом. Такая чувственная и такая безмозглая! Ну хорошо! Она согреет ему постель, возможно, он поиграет с ее грудями, а после заснет Меа maxima culpa.[29] О чем, собственно, он думал?

– Что, если этот копролит покажет нам, что наш мумифицированный покойник или его соплеменники попробовали того самого мамонта, чей бивень сейчас перед вами? Или одно из тех животных, что изображены на стенах пещеры? Что вы тогда скажете?

— Синьор, — прошептал ему на ухо Луиджи. — Вас к телефону. Звонит человек, на мой взгляд, совершенно недостойный уважения.

– Скажу, что офигительное барбекю они себе устроили. Это легкомыслие Скоупс подчеркнуто игнорировал.

— Странная ремарка, Луиджи. Вот что я тебе скажу!

– Чтобы проверить эту гипотезу, я собираюсь произвести тщательный анализ. – Он повел рукой надлежащими на столе предметами. – Радиоуглеродное датирование, микроскопия, срезы, сканирование…

– В сухом остатке что получается? Что мумия действительно старая?

— Он отозвался о вас непочтительно, дорогой вы мой друг и самый желанный гость. Если хотите, я поговорю с ним в оскорбительном тоне и слова найду обидные. Поверьте, он того заслуживает.

– Старость, – повторил Скоупс с загадочной усмешкой, – может быть не столь существенным пунктом, как другой: кто это?

— Не все меня любят так, как ты, Луиджи. Ну и что такого он сказал?

– Кто? Вы его по имени знаете?

— Я бы не осмелился повторить сказанное им при уважаемом крупье...

– Нет, конечно. Но если мои подозрения оправдаются, то наши голосистые друзья вон там, снаружи, – он махнул рукой в сторону окна, откуда доносились еле слышные выкрики полудюжины пикетчиков АДС, – будут весьма недовольны.

— Он назвался?

Ага! Противостояние! Перья и пальцы нависли над компьютерами, ожидая развития темы.

— Да. Сказал, что его зовут Маскад. Ей-богу, синьор какой-то ненормальный.

– Вы, конечно, помните, что монголоидные народы, предки современных индейцев, пришли через перешеек – Берингию – на месте теперешнего Берингова пролива никак не раньше, чем тринадцать тысяч лет назад, и от них пошло население обеих Америк. Общепризнанный факт, да? – Подтверждающие кивки многих голов. – Так вот, уже нет. Открытия последних лет указывают, что и не монголоидные группы также могли мигрировать в западное полушарие, как позже, так и раньше. Древний череп – Кенневикский человек, найденный в штате Вашингтон, после реконструкции наводит на мысль, что имеет не индейское, а европейское происхождение. Другой европеоидный череп из Мексики датируется периодом около тринадцати тысяч лет назад. Такие открытия кладут конец традиционным представлениям о том, как были населены обе Америки. – Он кивнул в ответ на приподнятые брови: – Да-да. Есть свидетельства, что европеоиды проникали из Азии на лодках вдоль южного края Берингии, полинезийского типа народы приплывали через Тихий океан с запада прямо в Южную Америку, и европейцы – через северную Атлантику. И некоторые из них могли достичь Нового Света за тысячи лет до наплыва монголоидов.

— Все они такие, — буркнул Вайнграсс и поспешил к телефону

Скоупс выдержал паузу, чтобы мысль дошла.

– И неудивительно, что группы, подобные тем, что сейчас там демонстрируют у дверей, пытаются помешать антропологическим исследованиям, заявляя свои права на скелетные останки, пока ученые не успеют изучить их значение и вывести следствия.

Очень своевременный выкрик протеста снаружи подчеркнул его слова.

Глава 10

Подняла руку научно-популярная писательница:

– Скажите, такие термины, как европеоид и монголоид – разве они не устарели? Разве не рассматривается раса обычно как…

Близился рассвет. Азрак бросил взгляд на посветлевшее небо, мысленно кляня себя, да и недотепу Иосифа тоже, за то, что у башни Кабритта повернули не в ту сторону, из-за чего потеряли несколько драгоценных минут.

Скоупс нахмурился:

Укоротив по щиколотку тюремные штаны, они оторвали Рукава у рубах, и теперь, в предрассветных сумерках, вполне могли сойти за поденщиков из Ливана либо из Абу-Даби, надумавших спустить все заработанные реалы на шлюх и виски, доступных в одном веселеньком квартале Маската.

– Я пытаюсь изложить так, чтобы было понятно вам и вашим читателям, о\'кей? Теперь, если позволите продолжать, анализ ДНК свидетельствует, что не менее четырех не родственных групп колонизировали Северную Америку еще до конца последнего ледникового периода. Около двадцати процентов североамериканских индейцев имеют митохондриальную ДНК гаплогруппы X – редкий европеоидный генетический маркер, которого нет ни в Восточной Азии, ни на западе Северной Америки. Очевидный вывод – что этот маркер унаследован от смешивания с более старой популяцией европейского происхождения. Кремневые ножи культуры Кловис вроде этого, – он показал образчик из пещеры с мумией, – напоминают находки европейского солютре ледникового периода.

Все трое находились возле служебного входа в больницу Вальят, менее чем в двухстах метрах от американского посольства.

По недоуменным лицам Скоупс понял, что увлекся и потерял понимание аудитории.

Справа от них узкий проулок вел в сторону авеню, где прямо за углом находились магазины и лавки с опущенными железными шторами. Торговля оказалась свернутой, едва лишь разразился кризис с заложниками.

– Это все есть в моем пресс-релизе. Главный вывод: наша мумия принадлежит, по всей видимости, не монголоиду, а европеоиду.

За воротами американского посольства циркулировали группы полусонных террористов-сосунков. Оружие оттягивало им руки и плечи, поэтому они еле двигались. Но все равно они выполняли то, что велит джихад.

Он специально подчеркнул эти слова, чтобы щелкнуть по носу научно-популярную выскочку.

С первыми лучами солнца они всегда оживляются. Стоит только появиться зрителям, а те не заставят себя ждать. Нагрянет радио и телевидение. Так что эти ожесточившиеся сопляки менее чем через час начнут свое представление.

Снова он выждал паузу, проверяя, что значение этой мысли дошло, увидел, как в ожидании приподнимаются брови.

– И еще, – продолжал он, – нам не нужно прибегать к реконструкции, как было с Кенневикским человеком, потому что наша мумия сохранилась замечательно. И лицо у нее – европеоидное.

Азрак внимательным взглядом обвел площадь перед воротами. Напротив, на ее северной стороне, вплотную друг к другу стояли три белых двухэтажных здания. Судя по всему, в них располагались какие-то конторы. На окнах шторы, свет не горит, а впрочем, это и не важно. Даже если там кто-то есть, все равно не услышит ни слова из того, что он скажет у ворот. Да и не опознают его, даже если известие о побеге уже достигло поста. Потому что пока еще не развиднелось. Но даже если и так, стрелять не станут, пока сведения не подтвердятся, так как последствия могут оказаться чудовищными.

Наблюдая реакцию на свое сообщение, Скоупс удовлетворенно улыбался.

– И нам ее покажут, когда вы ее доставите? Разрешат снимать?

Площадь можно было бы назвать пустынной, если бы не горстка нищих на корточках возле стен посольства. Перед ними уже стояли наготове консервные банки для милостыни. Самые жалкие из них едва ли являлись шпионами султана или какого-либо иностранного государства, а вот про остальных такого с уверенностью сказать было нельзя. Азрак пристальнее вгляделся в оборванцев, ловя любое мимолетное движение, которое бы выдало в них людей, непривычных к многочасовому сидению в одном положении. Только человек тренированный, чьи мышцы способны выдержать подобное испытание, мог оставаться без движения сколь угодно долго. Ни один не пошевельнулся, ни один не потянулся размять ногу. Не доказательство, конечно, но о большем Азрак и не мог просить Азрак поманил пальцем Иосифа, достал из-под рубахи пистолет марки «MAC-10» и протянул ему.

– Непременно.

– Когда?

— Я пошел, — сказал он. — Прикрой меня. Если заметишь что-либо подозрительное или если кто-то из нищих дернется, прими необходимые меры.

– Примерно через три часа, через пять – наверняка. Но… зачем вам столько ждать?

Зал загудел:

— Иди. Я пойду следом за тобой и буду держаться в тени больничного здания, пробираясь от двери к двери по правой стороне. Я бью без промаха, так что, если замечу какое-то движение, одним нищим станет меньше!

– Простите?…

— Умерь свой пыл, Иосиф. Не открывай огонь без надобности. Мне жизненно важно связаться с теми, кто внутри посольства. — Азрак повернулся к Кендрику, который растянулся в тени на земле, поросшей жесткой, похожей на проволоку, травой возле стен больницы. — Слушай, Бахруди, — зашептал он — когда Иосиф доберется до здания на той стороне, следуй за ним, но, ради всего святого, старайся не привлекать к себе внимания. Иди медленно, останавливайся время от времени, чтобы почесаться или сплюнуть, и помни, по внешнему виду ты — бедняк, а своей осанкой бедняка не напоминаешь.

– Не понял…

– Но вы говорили…

— Будто я не знаю, — Эван старался лгать по возможности убедительно, ошарашенный сведениями о террористах. — У меня огромный опыт, поверь. И мне не менее твоего известно, как следует маскироваться под случайного прохожего.

Скоупс скрестил руки на груди, наслаждаясь ожиданием. Через десять долгих секунд он взял со стола коробочку восемь на одиннадцать с половиной дюймов.

— Не знаю, что и думать, — сказал Азрак. — Не понравилось мне, как ты прошел мимо мечети Завави в то время, когда муллы и муэдзины собирались на молитву. Должно быть, жизнь в европейских столицах сильно изменила тебя.

– Я вчера ее снял. Конечно, вы снимете куда лучше, когда мы вынесем ее на дневной свет, но эти, – он поднял пачку из восьми или десяти снимков, – пока что подойдут.

Когда репортеры бросились расхватывать снимки, Скоупса просто отпихнули в сторону.

— Можешь доверять мне, — холодно произнес Кендрик. Он понимал, что должен вести себя в соответствии с восточными понятиями о силе воли. Только сдержанная реакция на любые замечания могла сойти за искренность. Будь спокоен, и люди поймут, что ты не лжешь! Однако долго демонстрировать свои актерские способности ему не пришлось: Азрак широко улыбнулся. Впервые Эван видел улыбку на его лице, открытую, неподдельную улыбку человека, называвшего себя Синим.

— Я верю тебе, — сказал Азрак, кивнув. — Валялся бы бездыханным в пустыне, если бы не ты... Спасибо, Амаль Бахруди. А теперь не выпускай меня из виду. Пойдешь только туда, куда я укажу.

22

Синий повернулся и зашагал через лужайку перед больницей в сторону посольства. Через пару секунд Иосиф, как и велел ему Азрак, бросился вправо, пересек узкую улочку и оказался под прикрытием густой тени, отбрасываемой массивным зданием, стоявшим на площади. Как только Азрак, неспешной походкой направлявшийся к воротам посольства, появился в поле зрения, Иосиф метнулся за угол здания.

К ужасу двух рейнджеров национального парка, неуправляемый отряд репортеров топтал растительность и мутил ранее чистые воды ручья, вытекающего из Пещеры Мумии – как ее теперь назвали.

– Мхи и многолетние растения очень уязвимы, – говорила сотрудница парка, – и такую экосистему, как здесь, необходимо… Осторожнее! Вон там, в зарослях мха, ключ, и я там заметила саламандру pseudotriton…

Последнее, что видел Эван, был смертоносный «MAC-10», автоматический пистолет в левой руке начальника караула. Он понял, что настало время действовать. В какой-то момент ему отчаянно захотелось оказаться в Колорадо, к юго-западу от Теллурида, в горах, вдали от суетного мира, в гармонии с природой. Но нахлынули воспоминания. Жуткая картина заслонила собой все остальное. Чудовищный взрыв. Дым. Рушатся стены.

Плюх! Шлеп!

Пронзительные крики смертельно раненных детей. Женщины, молодые матери, объятые ужасом. Крики, стоны, вопли. Мужчины, бессильные что-либо сделать... Мужья, отцы, братья... И тонны камней, летящих им на головы. И внезапное осознание того, что здесь, среди этих камней, их всех ждет смерть по вине Махди.

Ботинок телеоператора прибил мох поплотнее, чтобы твердо поставить ногу от треножника. Ветер подхватил и унес в ручей брошенную каким-то репортером промасленную бумагу от сандвича. Одному из фотографов мешал побег дерева – он его обломил на уровне пояса, чтобы не загораживал вид на пещеру.

– Вижу свет!

Эван поднялся, стараясь дышать как можно глубже, направился к площади. Дошел до северной стороны, остановился возле закрытой железными ставнями витрины лавки, почесал в затылке, сплюнул.

– Назад, назад! Осторожнее! – надсаживалась женщина-рейнджер абсолютно без толку.

* * *

– Идут! – крикнул чей-то голос спереди.

— Женщина была права, — прошептал темнокожий араб в европейского покроя платье, подглядывающий через щель в забитом досками окне на этаже дома, бывшем всего двадцать два дня назад маленьким уютным кафе, где подавали отличный кофе с кардамоном, пирожные и фрукты. — Тот, который постарше, прошел так близко, что можно было дотронуться до него! Я даже дышать боялся.

– Ты это видел? Летучая мышь вылетела! А вон другая!

– Осторожнее!

— Тише! — сказал другой мужчина в арабском одеянии. — Этот идет... Ну, который американец. Верзила... На востоке такие не водятся. Рост сослужит ему плохую службу.

Разбитная репортерша с ноксвильского телевидения закрыла идеальную прическу растопыренными пальцами и издала истошный визг. Через микрофон этот звук ударил в парящих в воздухе рукокрылых.

— И не только рост. Ему точно не выжить.

– Прекратить! – рявкнула рейнджер. – Летучие мыши никого не трогают. В волосы они не влетают, это бабьи сказки. Они…

— Кто он? — Мужчина в арабском платье говорил так тихо, что его едва было слышно.

– Идут!

— Нас об этом не поставили в известность. Он рискует своей жизнью ради нас, вот это главное. Мы должны слушать женщину. Таков приказ. А она велела следить за ними, — продолжил араб, одетый как европеец. — Прочесать порт, проверить каждую лодку, установить патрули на дорогах, ведущих на север и на юг, и даже здесь, хотя здесь их совсем не ждали. Надо связаться с ней и сообщить, что наименее ожидаемое свершилось. А после позвони другим и дай им знать, что наблюдение можно закончить.

– Мумию несут?

– Не вижу, там очень узко. Первый весь сгорбился…

— Хорошо. — Человек, одетый в джелабу, кивнул и направился в глубь кафе. Внезапно он остановился и повернулся к своему коллеге: — А что нам делать потом?

Ударили прожекторы телекамер, замигали фотовспышки. Первыми вышли два помощника-старшеклассника в шахтерских касках, заляпанных грязью комбинезонах и с кислыми физиономиями. За ними тащился этот ученый, Скоупс, волоча ноги по воде. Он еще сильнее, чем они, был заляпан грязью, залит водой, а на лице – испарина? Нет, это слезы. Крупные слезы по щекам, оставляющие белые бороздки на черном от грязи лице.

— Женщина скажет тебе. Торопись! Один террорист уже у ворот. Подзывает жестами кого-то. Так вот куда они собираются попасть. На территорию посольства.

Вытянулись шеи, зажужжали камеры, защелкали фотоаппараты.

Азрак схватился за железные прутья ограды. Солнце скоро встанет Темнота растворится под яростными лучами жаркого светила Скоро, очень скоро. В Маскате всегда так. Переход от тени к свету, точно взрыв. Мгновение — и вот уже город залит слепящими лучами.

– Он без нее!

– А где она?

— Скорее! Да обратите же на меня внимание, идиоты несчастные! Враги повсюду... Следят, вынюхивают, ждут удачного момента, чтобы наброситься, а я стою здесь, представляю собой добычу небывало желанную. Кто-то должен связаться с Бахрейном, связаться с Махди! Ради Аллаха, выйдет кто-нибудь сюда? Я не могу говорить громче!

– Вы ее оставили там?

Наконец его заметили. Какой-то юнец в заляпанной грязью форме неохотно отошел от группы пятерых охранников, привлеченный необычным типом, прильнувшим к железным воротам. По мере того как он приближался, шаги его становились все быстрее, выражение лица менялось. Озадаченность уступила место открытому изумлению.

– Черт побери, мы сюда зря тащились?

– Ну так что?

— Азрак! — воскликнул он. — Неужели это ты?

Скоупс прикрыл глаза ладонью от света. Шмыгнул носом, два раза сглотнул, подыскивая слова, отирая слезы грязными руками, и наконец произнес еле слышно:

— Тише! — прошептал Синий, замахав на него руками. Подросток был одним из тех, кого Азрак обучал основам обращения с автоматическим оружием, и, насколько он помнил, не самый лучший ученик, как, впрочем, и все остальные, кого он посвящал в тонкости военной науки.

– Пропала. Исчезла моя мумия. Я видел следы. Это… это, наверное, медведь ее унес.



— Мне говорили, ты на секретном задании, говорили, мы должны просить всемогущего Аллаха ниспослать тебе сил!

— Меня схватили...

Орландо въехал на парковку «Маяка» на своем «кадиллаке-эльдорадо» 1972 года. Рита Рей хотела поехать с ним, но Орландо знал, что стоит ей увидеть молодую Джинджер Родджерс, которая, если верить газетам, была свидетелем Вознесения Дуна, то искры полетят. Ох и вспыльчивая она carajo [15]! Никогда не заставляй женщину ревновать и не поворачивайся к ней спиной после этого. Так что пришлось пристегнуть ее наручниками к дверце холодильника. Она еще вслед ему изрыгала ругательства и угрозы. Не то чтобы Орландо был против посмотреть хорошую кошачью драку, но церковь Дуна казалась для этого неподходящим местом. По крайней мере сейчас.

— Хвала Аллаху!

Он перекрестил увешанную золотом грудь. Матерь Божья, подумал он, она просто демон, моя Рита Рей. I, mi madre, que fiera! Que mujer mвs ardiente! [16]Не удивительно, что она такая великолепная любовница. Орландо задумчиво потрогал собственные cojones [17]. Горяча, как цыганка, ловка, как дикая кошка из джунглей, вот только кашляет от сигарет и спрея для волос. А ради мошенничества готова на все – даже спать целый год с этим gusano [18].

— За что?

Орландо поймал себя на том, что хмурится. А почему это она так злится, стоит только вспомнить, что этот gusano, муж ее, dano elpalo [19]молодую женщину, если этот червяк для нее ничего не значит? Может быть, она ревнует к этой Джинджер? Да, тощая женщина вроде Риты, с гусиными лапками у глаз и губ и несколько недостаточным задом. Может быть, эта Джинджер – роскошная и толстая. С пухлыми naglas [20]и мягким круглым животом, и затмила бы костлявую Риту, mi querida guajira flaquita [21]. Этой Джинджер между двадцатью и тридцатью. А Рите Рей? Уж точно не тридцать один, как она говорит. Сорок? Сорок пять? Или больше?

— За то, что перерезал глотку неверным!

И даже если оставить в стороне возраст, какое ей дело, если Дун завел себе девочку? Рита Рей уехала, оставила его одного, а Дун – мужчина, и девица сама захотела к нему в постель. Орландо пожал плечами, пытаясь найти в этом смысл. И наконец сказал про себя: «Cuidado, осторожно Шики Дун! С пустым счетом в банке и этим липовым бриллиантовым кольцом… Когда Рита Рей тебя найдет, тебе конец. Так, а как же нам тебя искать? Думаю, лучше всего через Джинджер Родджерс».

— Я бежал...

Входя в двойные металлические двери арсенала, Орландо, погруженный во внутренний диалог, налетел на широкую губчатую спину толстенной женщины с выдающимися грудями, одетую в ситцевое платье с печатным рисунком и шлепанцы на распухших ногах. За ее подол цеплялись то ли пять, то ли шесть угрюмых детишек.

— И даже никого не убил? — В голосе юнца прозвучало разочарование.

– Permiso, se?ora! [22]– бросил Орландо, сверкнув белыми зубами.

— Они все мертвецы, — устало сказал Синий. — А теперь слушай меня...

Он впервые огляделся. Это была первая протестантская церковь, куда попал Орландо. Тоже мне, cathedral [23], подумал он. Эти мне norteamericanos [24], молятся в бараках. Вместо шпиля с крестом у них воздушный шар в виде ангела. Голые стены, бетонные полы… где santos [25], где дорогое дерево, живопись, золото, свечи и реликвии? И исповедальни нет? И даже Мадонны нет! А вон сбоку несколько человек в белых балахонах лезут по стальной лестнице на крышу.

— Хвала всемогущему Аллаху!

Когда он вошел вместе с толпой, то увидел их там не меньше тридцати – они стояли, уставившись на облака.

— Во имя Аллаха, замолчи! Замолчи и слушай меня. Я должен проникнуть внутрь, немедленно. Отправляйся к Зайе Ятим или Абиаду — беги так, словно от этого зависит твоя жизнь...

Толстуху с ее выводком остановила пожилая дама в белой рясе за длинным складным столом, где стояла коробка для денег и лежал рулон билетов. Рядом с нею протянута была бархатная полоса, отделяющая главный зал вроде тех, которыми в театре выстраивают в очередь посетителей.

— Моя жизнь ничто!

– Десять долларов, пожалуйста, – сказала женщина в рясе, – и возьмите номерок. Дети до десяти лет за полцены. Посланец – преподобный Пэтч и Свидетель – мисс Родджерс вас примут, когда придет ваша очередь.

— Зато моя кое-что представляет, дьявол тебя разрази! Приведи сюда кого-либо с инструкциями. Живо!

– А фотографировать ее можно? – спросил муж толстухи – тень мужчины с дешевой цифровой «мыльницей» в руках.

– Конечно. И Посланца тоже.

Азрак ожидал ответа. Сердце глухими ударами билось в груди, кровь пульсировала в висках. Он смотрел в светлеющее небо. Скоро, очень скоро лучи восходящего солнца зальют светом эту ничтожно малую часть мира. И это будет означать для него конец. Он не сможет больше бороться с теми, кто разрушил его жизнь, отнял у него детство, обагрив его кровью, погубил их с сестрой родителей в адском огне перестрелки, устроенной израильскими убийцами.

– А он кто?

– Посланец Пэтч – преемник преподобного Дуна, Князя Света. Его поставил Сам Господь, и он ответит на ваши вопросы о Вознесении. Только спасенные войдут в Царствие Небесное, когда придет Великое Вознесение, так что если вы хотите спастись – а время уже уходит, – он выслушает ваше исповедание веры. – Женщина в рясе сурово поглядела на семилетнего мальчишку, который дергал за волосы ребенка помладше, а тот хныкал.

Воспоминания, такие ясные, болью отозвались в его душе. Отец, тонкий, умный, талантливый человек, изучавший медицину в Тель-Авиве, пробыл там всего три года — руководство медицинского колледжа сочло, что ему достаточно быть просто фармацевтом, а его место больше подойдет еврею-иммигранту. Обычная практика. Не пускать арабов в престижные отрасли — такова политика Израиля. Время шло, отец практиковал — он был единственным «доктором» в деревне на Западном берегу Иордана. Проверяющая правительственная комиссия оказалась горсткой дилетантов. Один из проверяющих накропал жалобу. Аптеку закрыли.

– Недостойные дети, – добавила она, – останутся на земле, цепляясь за опустевшую одежду матерей своих.

«Наша жизнь и так бедна событиями и безрадостна, так когда же нам позволят прожить ее достойно?» — таковы были горькие слова отца.

Мальчишка не обратил внимания, но преступную руку перехватила железная ладонь матери.

Ответ пришел от дочери по имени Зайя и сына, который стал Азраком. Террористом. Израильская Комиссия по делам арабов на Западном берегу реки Иордан сделала очередной ход. Отец был объявлен бунтовщиком. Семье велели покинуть деревню.

– А эти чего там стоят на лестнице? – спросил муж.

Они отправились на север, в сторону Ливана, туда, где нашлось бы место для них. Во время мучительных поисков они остановились в лагере беженцев под названием «Шатила».

– Это Дети Света, поднявшиеся Лестницей Восхождения. Князь предсказал, что именно там произойдет Великое Вознесение.

– Без булды? – спросил толстяк в джинсовом комбинезоне без рубашки, зажимая в руке номерок. – И когда оно начнется?

Скрытые за низкой каменной оградой, брат с сестрой стали свидетелями кровавых событий, развернувшихся в лагере. Пулеметные очереди, пули, косящие людей, реки крови, бездыханные тела отца и матери. Действия израильтян были одобрены кем-то сверху. Сердца детей ожесточились.

– Князь пророчествовал, что предшествовать Вознесению будут необычная погода, падающая звезда и волнения на Ближнем Востоке. Я подозреваю, что этот необычайный зной…

Так Зайя Ятим, хрупкая девушка, стала холодным расчетливым стратегом, а ее брат, известный всему миру под именем Азрак, — лидером террористов.

Орландо взял религиозную брошюрку три с половиной на пять дюймов с названием «ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ БЫТЬ ОСТАВЛЕННЫМ?» и стал читать о знаках Зверя: «И когда настанут Времена Скорбей, Антихрист вживит смарт-карту с подменным знаком 666 под кожу тех, кои…»