Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Леж Юрий. Искушение

— Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле? — Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос. — Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько нибудь приличный срок. Мастер и Маргарита. М.А.Булгаков И приступил к Нему искуситель и сказал… Евангелия от Матфея, 4:3


В кажущимся сегодня таким далеким, веселым и беспечным, детстве Афанасий наивно и мечтательно представлял себе лабораторию, как необъятное подвальное помещение, уходящее потолком и стенами в неизвестные, таинственные измерения. Старинная кирпичная кладка с позеленевшими швами мерцала вечной влагой, многочисленные столы были заставлены колбами, ретортами, змеевиками, по которым, перетекая из одной емкости в другую, иной раз противореча законам ньютоновой физики, двигалась, меняя на ходу цвет, загадочная жидкость то ли эликсира бессмертия, то ли философского камня. Едва различимые у далеких стен книжные шкафы были заполнены огромными фолиантами, содержащими таинственные знания человечества — от теоремы Пифагора и до последних изысканий в области квантовой физики и многомерных пространств. И еще множество инкунабул, пергаментных свитков, глиняных тонких пластин, покрытых древними письменами, громоздились вокруг столов, лежали на креслах и скамейках, да и просто валялись на полу, казалось, оброненные рассеянными алхимиками или небрежными студиозами. А в глубине лаборатории обязательно полыхал, то и дело меняя силу горения березовых дров, то совсем притухая, то заполняя пламенем все отведенное для огня пространство, невероятных размеров камин, в котором, наверное, могла поместиться вся квартира родителей Афанасия.

Конечно, с возрастом детские мечты и книжные надуманные образы незаметно, но бесповоротно испарились, а пришедшие к ним на смену реалии жизни ни романтизмом, ни мистицизмом, увы или к счастью, не наполнились. Вот потому сегодня к вечеру, когда все работники разошлись уже по домам, и в огромных помещениях когда-то богатого имперского научно-исследовательского центра, нынче переживающего не лучшие времена, наступила относительная тишина, изредка прерываемая шагами охранников, проверяющих на всякий случай пустые длинные коридоры, Афанасий засиделся не за колбами с бурлящей разноцветной жидкостью, не за змеевиком, из которого подкапывала волшебная жидкость, а за простым, хоть и большим, в полстола, монитором, на котором отражался плод его трудов за последние полгода. В лаборатории автоматизации и роботизации производственных процессов когда-то молодой и подающий надежды, а ныне — средних лет научный сотрудник, носивший по воле родителей старинное, давным-давно не модное имя, занимался проблемами финишной прямой любого производства — измерением качества продукции. Точнее говоря, автоматизацией этого самого измерения качества с помощью новейших средств вычислительной техники, когерентного светового оборудования, всевозможных механических и электронных датчиков объема, измерителей чистоты поверхностей, ну, и еще много чего — прочего, прочего, прочего.

Будучи от природы и по воспитанию человеком добросовестным, привыкшим доводить до конца начатое дело, невзирая иной раз на прямые указания начальства, мол, брось всё это и займись чем-нибудь другим, Афанасий последние месяцы переживал рабочий кризис — проект его стенда контроля качества не клеился, рассыпался, требовал все больше и больше датчиков, что тянуло совершенно несусветное удорожание, да и требуемые в будущем для наладки и профилактики оборудования затраты зашкаливали разумные пределы. Наверное, большинство живущих рядом с научным сотрудником людей давно переквалифицировались бы в продавцов импортной жевательной резинки, бытовой химии или контрафактной обуви, но упорный, настырный и требовательный к себе Афанасий продолжал ежедневно с девяти до восемнадцати, а иной раз и задерживаясь после работы, старательно перекомпоновывать компьютерные чертежи, блок-схемы, вновь и вновь править техническое задание. Благо, ни семьи, ни детей, даже более-менее постоянной женщины у научного сотрудника не было: родители его, единственные ближайшие родственники, погибли в авиакатастрофе без малого двенадцать лет назад, девушки, пообщавшись с аккуратистом, немного педантом и трудоголиком с неделю-другую, предпочитали не тратить свою молодость на нудные концерты древних рок-идолов и посещения кинотеатров повторного фильма, тем более, что и в интимных вопросах Афанасий был столь же нетороплив, последователен и аккуратен, как и в работе.

Взглянув на подмигивающее двоеточие в нижнем углу экрана, разделяющее миниатюрные, темно-синие, яркие числа двадцать и сорок восемь, научный сотрудник почувствовал, что он окончательно выдохся, и не только сегодня от рабочего, умственного напряжения, но и с этим вариантом проекта стенда контроля качества. «Самое лучшее будет — заархивировать текущую версию, сбросить на сервер, а завтра, с утра пораньше, начать всё заново, не вспоминая то, что было сделано, — устало и расстроено подумал Афанасий. — Хотя, для того чтобы ни о чем завтра не вспоминать, сегодня придется заглянуть по дороге домой в пару-тройку баров и как следует поднабраться…» Спиртное научный сотрудник не особо почитал, но честно признавался сам себе, что без рюмочки-другой коньяка или хорошей водки жизнь была бы не так интересна и многогранна, к тому же, частенько приходилось выпивать в компании сослуживцев, никогда не упускающих возможности отметить государственный праздник, чей-то очередной юбилей или присвоение научного звания. Впрочем, злоупотреблять «до поросячьего визга» Афанасий себе не позволял даже на роскошных и безопасных банкетах высокого начальства, в самые критические моменты умело останавливаясь у черты с отметкой «слегка штормит».

— А может, попробовать еще один вариант? — раздался несколько гулкий в пустом помещении, заставленном обыкновенными канцелярскими столами, обшарпанными, давно требующими замены, стульями и неработающими, притихшими мониторами, странный, незнакомый научному сотруднику чужой голос. — Переместить три первых когерента ближе к середине стенда, датчики температуры вынести левее…

— Ерунда все это, — автоматически отмахнулся Афанасий и только после этого сообразил, что разговаривать-то с ним в пустой лаборатории совершенно некому.

Повернув голову чуть правее от мешающего обзору экрана, научный сотрудник чуть воспаленными от напряжения глазами уловил силуэт сидящего напротив него, через стол, человека и — тут же встрепенувшись, вгляделся повнимательнее, едва не присвистнув вслух от удивления.

В неизвестно откуда взявшемся среди аскетичной лабораторной мебели роскошном, музейного вида кресле, слегка развалившись, положив ногу на ногу сидел среднего роста мужчина в отлично пошитом, несколько старомодном костюме-тройке цвета маренго с легкой синей искоркой. Левая рука незнакомца, смуглая до черноты, казавшаяся еще более темной по контрасту с белоснежной манжетой сорочки, выглядывающей из рукава пиджака, спокойно возлежала — другого слова Афанасий подобрать не смог — на подлокотнике кресла, на пальцах играли разноцветными искорками драгоценные камни в тяжелых, массивных и, похоже, очень древних золотых оправах. Правая рука так же величественно покоилась на набалдашнике трости — ближайшей родственнице кресла по роскоши исполнения, театральной древности и явной декоративности; почему-то представить себе незнакомца, использующим трость именно по прямому назначению, было совершенно невозможно. Лицо непонятного пришельца — смуглое, темное, как и кисти рук — отличалось резкими, немного угловатыми и какими-то острыми чертами, кожа, хоть и ухоженная, казалось, была выдублена тысячелетиями пребывания на свежем воздухе и еще не меньшим сроком — рядом с постоянно горящим, чудовищным в своей сути, огнем. Ни усов, ни бороды на лице незнакомца не наблюдалось, а вот из-под иссиня-черных, чуть озорных кудрей, почти сразу надо лбом забавно выглядывали остренькие кончики настоящих, пусть и небольших, но как-то сразу бросающихся в глаза рогов.

— Не надо так на меня глядеть, — с веселым и непринужденным раздражением посоветовал незнакомец. — Лучше еще разок глянь на свою блок-схему, ту, расширенную…

— А вы… то есть, ты… это… — совершенно сбился, пытаясь обратиться к неизвестному, ошеломленный научный сотрудник.

«Писец и лесенка, нет, цирк и клоуны, — лихорадочно перебирал в памяти знакомые ему характеристики создавшейся ситуации Афанасий. — Нет, кино и немцы, нет, белочка пришла…»

Загадочный незнакомец, будто читая мысли своего визави, дождался, когда те перестанут метаться между ругательными, нецензурными и относительно приличными выражениями, легонько усмехнулся и сказал, как бы, с небольшим вызовом:

— Да-да, это всё я — Аббадон, Адрамелех, Апух, Бафомет, Бегемот, Вельзевул, Дагон, Дамбала, Иблис, Локи, Мефистофель, Молох и прочая, прочая, прочая… лень перечислять все те имена, которыми меня одарили изобретательные смертные. Впрочем, чтобы было удобнее, можешь называть меня Сатаной, кажется, это и тебе будет привычнее.

— А вы… ты… вы, Сатана, зачем, собственно, здесь… того… — по-прежнему проглатывая слова и пытаясь хотя бы на такой короткой, разговорной паузе обрести душевное равновесие, спросил Афанасий.

— Давай-ка сразу на «ты», пускай на брудершафт мы и не пили, — легко засмеялся враг рода человеческого. — А заглянул я сюда, чтобы помочь тебе в положительном решении проекта.

— Как? Вот так — просто заглянул помочь?

— А ты считаешь, что за бессмертной душой пожаловал? — весело расхохотался Сатана сочным, густым баском, и смех этот звучал искренне, без грамма фальши или натуги. — Ох, до чего ж вы, люди, высокого о себе мнения.

— А что же — моя душа уже и тебе не годится? — искренне обиделся научный сотрудник, считающий себя, ну, не праведником, конечно, но человеком вполне достойным попадания в Рай, вот только не забыть бы перед смертью исповедаться да причаститься.

— Мне все души годятся, — немного успокоил разволновавшегося Афанасия незваный собеседник. — Но, как там сказал Екклесиаст: «Время разрушать и время строить… Время разбрасывать камни, и время собирать камни». Так что, пока обойдемся без договоров, подписываемых кровью, соблазнительных красоток, бассейнов с шампанским и златых гор. Впрочем… кое-что из этого списка тебе вполне может перепасть, если послушаешься моего совета.

— Какого совета? — из головы научного сотрудника совершенно вылетели первые слова Сатаны, сказанные при появлении в пустынной, вечерней лаборатории, и в этом, собственно, не было ничего удивительного.

— Как исправить проект, чтобы он стал работоспособным, — терпеливо, как малому ребенку, объяснил Князь Тьмы. — Для этого я здесь и материализовался, если говорить вашими научными терминами.

— Не понимаю! — отчаянно покрутил головой Афанасий, стараясь хотя бы таким способом уложить в подобие порядка мечущиеся по углам черепной коробки шальными зайцами мысли. — Какой смысл в моем проекте для тебя? Да и вообще — для того Света? Может, в Аду решили заняться производством электроники?

С искренним удовольствием наблюдающий за метаниями научного сотрудника «мыслию по древу», Сатана расхохотался, очень и очень, видимо, довольный собой. Еще бы, начало разговора явно осталось за ним — собеседник сбит с толку, ошарашен не самим фактом появления в своей жизни нечистой силы, а — тем предложением, с которым эта сила беспардонно вошла в его жизнь.

— В Аду, дорогой друг, производством не занимаются, — счел все-таки необходимым пояснить враг рода человеческого. — Ад имеет свое предназначение, но для понимания живущих оно труднодоступно, как в целом труднодоступна метафизика, построенная на совсем иных, нежели ваши научные, принципах и постулатах.

Внимательно вслушивающийся в звуки дьявольского голоса, Афанасий все-таки не понял, была ли речь Сатаны ответом на его вопрос или же просто — пудрением мозгов, говоря на современном арго. Пересиливая собственные инстинкты, к чему пришлось приложить на удивление немного воли, научный сотрудник попытался вглядеться в полуприкрытые веками, черные, как бездна, глаза Князя Тьмы. Тот в ответ лишь добродушно покачал головой, мол, не стоит рисковать своей бессмертной душой, заглядывая в изнанку Бытия, и пояснил далее:

— Твой проект обречен на успех, милейший Афанасий. Он способен принести людям облегчение от монотонного, нудного труда, заменить тысячи, да что там тысячи, десятки и сотни тысяч контролеров механизмами и электроникой.

— Так какой же прок от всего этого Аду? — повторился научный сотрудник, но теперь, как бы, поддерживая разговор, ибо собеседник его, взяв короткую паузу, явно показал, что ждет вопроса.

— Все очень просто, — улыбнулся Сатана. — У человека, не обременного тяжким трудом, не добывающего хлеб свой в поте лица своего, появляется очень много свободного времени. Конечно, некоторые, подобные тебе, личности используют это время на самосовершенствование, достижение каких-то вершин в спорте, науке, да хоть — в вышивании крестиком, все равно это будет тот же труд, то есть, замена нудного и изнурительного на приятный и необременительный, чаще всего — творческий. Но большинство-то, большинство… они будут просто получать удовольствие от жизни. А много ли ты, доживший почти до четвертого десятка лет, знаешь удовольствий? Водка, женщины, азартные игры… может быть, где-то, в соответствии с национальными традициями и привычками, особенностями климата, водку заменит кокаин или анаша, но сути это не изменит. Не любят люди, в массе своей, трудиться. А ты — молодец! Ты даешь им такую возможность — весело проводить время, не заботясь о будущем, о себе и своем потомстве.

— Я даю? — недоуменно усмехнулся Афанасий. — Да этот проект, будь он трижды работоспособен и четырежды гениален, все равно никому не нужен! Сейчас сто китайцев на контроле будут стоить в десятки раз дешевле, чем все мои разработки.

— Сейчас — вот ключевое слово, — остановил готового излиться словесным потоком научного сотрудника Сатана. — Но если китайцы, малазийцы, тайцы, филиппинцы откажутся поставлять в Америку и Европу произведенные ими товары? Оставят их, к примеру, себе? Нет-нет, ты не беспокойся и прямо сейчас, после разговора со мной, не беги закупать соль и спички. Если и произойдет нечто подобное, то очень и очень нескоро. Хотя, такой вариант событий вполне уместен, зная, как китайцы и другие азиаты «любят» бывших своих хозяев, предпочитавших во времена оны диктовать имперскую волю канонерками и броненосцами, линкорами и морской пехотой.

Непонятное волнение, такое знакомое Афанасию еще по студенческим временам, когда он неожиданно сдавал, казалось, совсем невыученный предмет, по наитию, интуитивно разобравшись в настроении преподавателя и глубинах собственной памяти, мягкой волной охватило, облекло все его существо, на мгновение показалось, разгадка — вот она — рядом.

— Так что это получается? — негромко, задумчиво спросил научный сотрудник. — Весь прогресс, все достижения человечества — это твои происки? Ведь любое научное открытие, любая новая технология предназначена прежде всего для освобождения человека от монотонного, тяжелого труда.

— Ну, не так чтобы все, — с нарочитой застенчивостью отозвался Сатана, покручивая ладонь на набалдашнике антикварной трости. — Но ко многому я руку приложил, впрочем, люди и сами горазды побездельничать всласть, а некоторые еще — и поумничать перед другими. Главное, во время задать нужное направление, чем мы и занимаемся.

— Мы — это так получается, что вас много? — поинтересовался, скорее с познавательными целями, чем из необходимости, Афанасий. — Значит, правильно в Библии сказано: «Имя им — легион»?

— Ну, допустим, в Библии про легион ничего не сказано, — поморщился Сатана при упоминании Святого Писания. — Сказано в Новом Завете, которому всего-то полторы тысячи лет, ну, чуть больше, да и священной книгой его почитают исключительно христиане. Но вот тебе, как человеку толковому, поясню, что нет никакого легиона. Один я, остальные лишь — аватары, дубликаты, если воспользоваться твоей же терминологией, моей личности и моего настроения.

— Ох, ты! — удивился такой нестандартной трактовке научный сотрудник. — Никогда о таком не слышал.

— А зачем пропагандировать то, что трудно понять простому человеку? — приподнял узкие черные брови Сатана. — Проще, доходчивее построить подобную людской иерархию с верховным Падшим Ангелом, сонмом бесов, бесят и бесенков, прислуживающих своему шефу, как служили в древние для тебя времена вассалы, придворные и прочая челядь королям, герцогам, епископам, митрополитам. Гораздо сложнее понять единую личность, наделенную множеством независимо существующих тел, хотя, и телами мои аватары назвать с человеческой точки зрения нельзя. Но, думаю, далее вдаваться в метафизику сейчас как-то не с руки, просто поверь на слово, пока мы вот тут мило беседуем, где-то там — в мрачных глубинах Преисподней, неизвестно в каком измерении пространства и времени, появился новый, добродушный, располагающий к себе бесенок, который, впрочем, свои обязанности будет исполнять с должным рвением и старанием, невзирая на некоторые слабости характера.

Пока несколько десятков секунд одуревший от наплыва неожиданной информации Афанасий пытался хоть как-то осмыслить услышанное, его нежданный собеседник небрежно, но властно и как-то очень привычно повел левой рукой в направлении монитора, и на столе перед научным сотрудником, прямиком из воздуха, материализовался пузатенький хрустальный бокал жидкостью чайного цвета, аромат столетнего коньяка поднимался на его краями, забивая все прочие запахи в пустой лаборатории. А по окончании жеста между пальцами Сатаны возникла едва-едва дымящаяся сигара, похоже, из гаванских, высших сортов, некурящий научный сотрудник плоховато ориентировался в табачных изделиях, но вряд ли Князь Тьмы соблазнился бы на что-то другое.

— Ты пей, не смущайся, — по-свойски посоветовал враг рода человеческого замершему на секунду от удивления Афанасию. — Не думай плохого, я не для тебя эти фокусы показываю, не для того, чтобы поколебать твою тонкую, ранимую психику. Просто — так мне удобнее, привык, однако.

Машинально — нельзя отказываться, раз угощают — научный сотрудник взял бокал и отхлебнул глоток божественного — не при Сатане будь сказано — напитка. А Князь Тьмы, выпустив изо рта клуб ароматного дыма, сосредоточился, напрягся весьма ощутимо, глядя куда за плечо Афанасия.

— Вот так надо, смотри, — пригласил нечистый своего визави.

Неизвестно почему, ведь Сатана не уточнял — куда, но посмотрел научный сотрудник на оживший большой экран своего, вернее, казенного компьютера. А там — будто кто-то посторонний перехватил управление и быстрыми, уверенными движениями «мышки» принялся перетаскивать с места на место прямоугольники и цилиндры давно укомпонованной блок-схемы. «Чудеса в решете, — в который уже раз за короткое время встречи с Князем Тьмы, подумал Афанасий. — А ведь и в самом деле — так, как он предлагает, может получиться, если только…» Он, будто в нирвану, с головой погрузился в мысли о перестройке блок-схемы, влекущей за собой изменение всех принципиальных параметров проекта, совершенно забыв о том, каким образом на мониторе возник такой странный, нестандартный рисунок.

«Придется смещать ниже и левее крепление восьмого когерента…» — успел подумать научный сотрудник перед тем, как неожиданный, сочный, с характерным поскрипыванием механизмов, бой старинных часов вернул его к реальности.

— Фу, ты ж, — выругался вполголоса Афанасий, добавив еще тише ряд непечатных слов, которыми никогда не злоупотреблял в жизни. — Так, с перепугу, недалеко и до памперсов… надо будет отключить этот сигнал в компьютере, все равно играет раз в сутки в десять вечера, и я его чаще всего не слышу.

Звук собственного голоса подбодрил научного сотрудника, но при этом заставил вспомнить — с кем он разговаривал здесь, в лаборатории, буквально несколько минут назад. Чуть удивленно Афанасий огляделся, но ни роскошного декоративного кресла, ни незваного гостя в нем рядом с рабочим столом не было. Лишь вился в воздухе тонкой, едва заметной струйкой ароматный сигарный дым… да на мониторе четко, будто так и было изначально сделано самим трудоголиком, выделялась абсолютно новая работоспособная блок-схема.

«Вот же бывает так — не пьешь особо, не куришь, про наркотики только в газетах читаешь, а померещится такое…» — не успел додумать Афанасий, упираясь взглядом в пузатенький хрустальный бокал с остатками коньяка, уверенно, будто дома, на полке в серванте, расположившийся возле самого монитора.

«Это что же получается? — с обреченной растерянностью еще разок оглядел ближайшие столы научный сотрудник. — Ко мне в самом деле приходил дьявол? И я с ним разговаривал? И он, Сатана, а вовсе не я нарисовал в компьютере эту самую блок-схему для полностью работоспособного и дешевого стенда проверки качества? Стенда, способного заменить сотню-другую китайцев? Стенда, который обеспечит меня на всю оставшуюся жизнь, даже если никогда не будет запущен в производство? Блок-схему той самой дьявольской приманки, из-за которой у людей появится больше свободного времени на… ох, неужели на пьянство, разврат и дурацкие танцы под гламурную попсу?»

Афанасий осторожно взял в руки бокал с коньяком и поднес к собственному носу — пахло умопомрачительно чужой, далекой и «сладкой» жизнью, в которой никто не считает рубли до получки, не бесится бессильно от магазинных цен, не толкается в автобусах и трамваях с такими же, как он сам. Мысли в голове научного сотрудника метались, как стая павианов в тесной клетке, догоняя одна другую, перепрыгивая с темы на тему, мешаясь и путаясь, казалось, еще секунда-другая — и лавина этих мыслей погребет под собой разум. И лишь одна из них была яркой и точной, как матерная надпись на стене, отчетливой, как фотоснимок спутника-шпиона, различающего звездочки на погонах младшего офицера в дальнем гарнизоне: «Что делать? Как поступить, чтобы…» Решительно, в один глоток, почти не ощутив роскошного вкуса, Афанасий допил остатки коньяка, вернул тихо и мелодично звякнувший бокал на стол, к монитору, ткнув его кончиками пальцев в сторонку, чтоб не мешал, и накрыл ладонью привычную, удобную «мышку», слегка шевельнув курсором в направлении маленькой таблички, знакомо мерцающей на экране: «Сохранить. Да? Нет?»