Том прыгнул внутрь и захлопнул дверцу. Стью повернул ключ и стал ждать. Рулевое управление мало что давало при выключенном двигателе, и Стью понадобились все его убывающие силы, чтобы держать машину прямо. Стрелка спидометра доползла до 10, 15, 20. В тишине они катились вниз по склону, по которому Том почти все утро тащил Стюарта вверх. Морось собиралась на лобовом стекле, покрывая его мелкими каплями. Стью слишком поздно понял, что они оставили носилки позади. Теперь уже 25 миль в час.
— Она не заводится, Стью, — встревоженно произнес Том.
Тридцать миль. Достаточно.
— Ну, а теперь помогай, нам Бог, — сказал Стью и выжал сцепление. «Плимут» дернулся. Мотор закашлял, зачихал, затрещал и заглох. Стью застонал как от разочарования, так и от пронзительной боли в сломанной ноге.
— Черт! — крикнул он и снял ногу с педали. — Нажми на педаль ты, Том! Рукой!
— Это которую? — с тревогой в голосе спросил Том.
— Которая длиннее!
Том опустился на колени и дважды нажал на газ. Машина снова набирала скорость, и Стью заставил себя подождать. Они спустились уже почти до середины склона.
— Давай! — крикнул он, и Том снова выжал руками сцепление.
«Плимут» взревел. Кин залаял. Черный дым вырвался из ржавой выхлопной трубы, постепенно меняя цвет на голубой. И машина поехала, рывками, пропуская два цилиндра, но поехала. Стью включил третью передачу и снова нажал на газ, орудуя левой ногой.
— Мы едем, Том! — ликовал он. — Теперь мы на коне!
Том издал радостный крик. Кин лаял, виляя хвостом. В своей прежней жизни, когда он был еще Большим Стивом, он часто ездил в машине со своим хозяином. Как здорово было снова ехать, теперь с новыми хозяевами!
Они доехали до U-образного поворота между западной и восточной полосами дороги. «ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ТРАНСПОРТА» — строго предупреждал знак. Стью удалось развернуть машину на восточную полосу. Он снова переключится на третью скорость и немного расслабился, задыхаясь и пытаясь утихомирить сердцебиение. Темнота хотела вернуться и поглотить его, но он не позволил случиться этому. А через пару минут Том заметил ярко-оранжевый спальный мешок, служивший Стью носилками.
— Пока! — весело попрощался с ним Том. — Пока, а мы едем в Боулдер, да!
«Сегодня меня удовлетворил бы и Грин-Ривер», — подумал Стью.
Они добрались до городка уже после наступления темноты. Стью осторожно вел «плимут» на малой скорости по темным улицам, то и дело объезжая оставленные машины. Он припарковался на Мейн-стрит перед отелем. Это было мрачное трехэтажное здание, и Стью подумал, что «Уолдорф-Астории» нечего опасаться за свою популярность. Голова у него снова сильно кружилась, и ощущение реальности то и дело уплывало куда-то. За последние двадцать миль машина, казалось, наполнилась людьми. Франни. Ник Андрос. Норм Брюетт. Один раз Стью обернулся — ему показалось, что Крис Ортега, бармен из «Головы индейца», целится в него из пистолета.
Устал. Уставал ли он так же когда-нибудь?
— Здесь, — пробормотал он. — Мы вынуждены переночевать здесь, Ник. Я абсолютно вымотан.
— Я Том, Стью. Том Каллен. Да.
— Том, хорошо. Мы отдохнем здесь. Можешь помочь мне?
— Конечно. Как ты здорово завел эту машину.
— У тебя нет сигареты? Умираю хочу курить. — Стью упал на руль.
Том выбрался из машины и отнес Стью в отель. В вестибюле было темно и сыро, но там был камин, а рядом поленья. Том уложил Стью на обшарпанный диван, над которым висела огромная голова лося, а затем стал разжигать камин, в то время как Кин обнюхивал и обследовал помещение. Дыхание Стью было замедленным и хриплым. Время от времени он что-то бормотал, вскрикивая, отчего у Тома кровь стыла в жилах.
Когда огонь запылал вовсю, Том прошел по комнатам и принес подушки и одеяла для себя и Стью. Он подвинул диван, на котором стал Стью, поближе к огню, а затем улегся рядом с ним. Кин пристроился с другой стороны, так что они согревали больного своим теплом.
Том смотрел в потолок, испещренный трещинами, по углам собралась паутина. Стью был очень болен, и Том сильно беспокоился. Если Стью снова проснется, Том спросит его, чем можно помочь. Но предположим… предположим, он не проснется?
Снаружи завывал ветер, пытаясь ворваться внутрь. В окна барабанил дождь. К полуночи, когда Том наконец-то уснул, температура понизилась еще на четыре градуса, пошел дождь со снегом. Далеко на западе формировалось облако радиоактивных осадков, которое переместится в сторону Калифорнии, неся смерть еще очень многим.
Часа в два ночи Кин, подняв морду, жалобно заскулил. Том Каллен встал с дивана. Глаза его были пусты и широко раскрыты. Пес снова заскулил, но Том не обратил на него никакого внимания. Он направился к двери и вышел в бушующую ночь. Кин подбежал к окну, положил лапы на подоконник и смотрел вслед Тому, жалобно скуля. Затем вернулся и лег рядом со Стью.
Снаружи ревел и свирепствовал ветер.
Глава 15
— Ты знаешь, я чуть не умер, — сказал Ник. Он шел рядом с Томом по пустынному тротуару. Ветер монотонно завывал, с неба сыпался снег с дождем.
Том проснулся и вышел на улицу. Но он не проснулся — не совсем, — и с ним был Ник. Снег бил по его щекам.
— Правда? — спросил Том. — Боже мой!
Ник рассмеялся. Голос его был тих и музыкален, приятный голос. Тому нравилось слушать его.
— Конечно, правда. Грипп не смог свалить меня, но это чуть не сделала небольшая царапина на ноге. Вот, посмотри-ка.
Не обращая внимания на холод, Ник расстегнул джинсы и спустил их. Том сгорал от любопытства, ничем не отличаясь от любого мальчишки, которому предложили посмотреть на родинку, поросшую волосами, рану или татуировку. По ноге Ника извивался уродливый шрам, уже слегка затянувшийся. Он начинался от бедра и оканчивался ниже колена.
— И это почти убило тебя?
Ник натянул джинсы и застегнул их.
— Рана была неглубокой, но я занес инфекцию. Инфекция — это когда болезнетворные микробы попадают внутрь. Инфекция — это самая опасная штука, Том. Именно инфекция позволила вирусу гриппа убить почти всех людей. И инфекция — это именно то, что заставляет людей изобретать все новые и новые вирусы. Инфекция ума.
— Инфекция, — удивленно прошептал Том. Они снова шли по тротуару.
— Том, у Стью инфекция.
— Нет… нет, не говори так, Ник… ты пугаешь Тома Каллена, нет!
— Я знаю, что пугаю, извини, Том. Но ты должен знать. У него двустороннее воспаление легких. Он почти две недели спал на холоде. Ты должен кое-что сделать для него. Но все равно он может умереть. Ты должен быть готов к этому.
— Нет, не…
— Том! — Ник положил руку на плечо Тому, но Том ничего не почувствовал… будто рука Ника была не что иное, как дым. — Если он умрет, то ты и Кин должны продолжать путь. Ты должен вернуться в Боулдер и рассказать, что ты видел Десницу Господню в пустыне. Если на то будет воля Божья, Стью пойдет с тобой… немного погодя. А если Господь пожелает взять его к себе, то он умрет. Как я.
— Ник, — взмолился Том. — Пожалуйста…
— Я показал тебе свою ногу с определенной целью. Существуют таблетки против инфекции. В таких местах.
Том оглянулся и с удивлением увидел, что они уже не на улице. Они были в темном помещении. В аптеке.
— Да, сэр. Чем могу быть полезен?
Том обернулся. За прилавком стоял Ник в белом халате.
— Ник?
— Да, сэр. — Ник начал выставлять перед Томом маленькие пузырьки — Это пенициллин. Очень хорошо помогает при пневмонии. Это ампициллин, а это амоксициллин. Тоже хорошее лекарство. А это V-циллин, в основном его дают детям, и он сможет помочь, если другие препараты окажутся неэффективными. Ему нужно пить побольше жидкости, соков. Но, возможно, ты не найдешь соки. Поэтому давай ему это — таблетки витамина С. А еще ходи с ним…
— Я не смогу запомнить все это! — простонал Том.
— Боюсь, тебе придется. Потому что больше никого нет. Ты один.
Том расплакался. Ник, подавшись вперед, замахнулся. Хлопка не последовало — снова это ощущение, что Ник всего лишь дым, который пролетел мимо него, возможно, сквозь него, — но Том почувствовал, что его голова все равно откинулась назад. Казалось, внутри нее что-то щелкнуло.
— Прекрати! Теперь ты не можешь оставаться ребенком, Том! Будь мужчиной! Ради Бога, будь мужчиной!
Том, раскрыв глаза и схватившись рукой за щеку, смотрел на Ника.
— Ходи с ним, — сказал Ник. — Тащи его, если понадобится, но обязательно поднимай со спины.
— Он сам не свой, — пробормотал Том. — Он кричит… зовет людей, которых нет рядом.
— У него бред. Все равно заставляй его ходить. Любым способом. Заставляй его принимать пенициллин, по одной таблетке каждые четыре часа. Давай ему аспирин. Держи его в тепле. И молись. Это все, чем ты можешь помочь ему.
— Хорошо, Ник. Хорошо, я попытаюсь быть мужчиной. Я постараюсь запомнить. Но как я хочу, чтобы ты был здесь, да!
— Делай все возможное, Том. Вот и все.
Ник исчез. Том проснулся и обнаружил, что стоит в пустой аптеке перед прилавком, на котором выстроились в ряд четыре пузырька с таблетками. Том очень долго смотрел на них, а затем положил лекарства в карман.
Том вернулся в четыре часа утра, его куртка покрылась ледяной коркой. На востоке занималась заря. Кин лаял, заходясь от радости. Стью застонал и проснулся. Том присел перед ним на корточки.
— Стью?
— Том? Мне трудно говорить.
— Я принес лекарство, Стью. Ник показал мне. Ты будешь принимать его и выздоровеешь. Тебе нужно выпить таблетку прямо сейчас.
Из сумки Том достал четыре пузырька с таблетками и большую бутылку «Гаторада». Ник ошибался насчет соков. В супермаркете Грин-Ривер был большой запас консервированных соков.
Стью, близко поднеся к глазам лекарства, рассматривал их.
— Том, где ты взял это?
— В аптеке. Это Ник дал их мне.
— Нет, правда?
— Правда! Правда! Сначала ты должен принять пенициллин и выяснить, помогает ли он. В которой из них пенициллин?
— В этой… но, Том…
— Нет. Ты должен. Так сказал Ник. А еще тебе нужно ходить.
— Я не могу ходить. У меня сломана нога. И я болен. — Голос Стью становился капризным, раздраженным. Это был голос болезни.
— Ты обязан. Или я заставлю тебя, — сказал Том.
Стью терял связь с реальностью. Том засунул ему таблетку в рот, и Стью рефлекторно проглотил ее, запив соком, чтобы не закашляться. Но он все равно начал кашлять, и Том постучал его по спине, как захлебнувшееся дитя. Затем он поднял Стью и, поддерживая его, стал полуносить-полуводить по комнате. Кин встревоженно следовал за ними по пятам.
— Пожалуйста, Господи, — произнес Том, — пожалуйста, Господи, пожалуйста…
Стью выкрикнул:
— Я знаю, где достать ей стиральную доску! Глен! Я видел их в витрине!
— Господи, пожалуйста, — взмолился Том. Голова Стью опустилась ему на плечо. Она казалась раскаленной. Волоча сломанную ногу, Стью сделал шаг.
Никогда еще Боулдер не казался таким далеким, как в это хмурое утро.
Борьба Стюарта с пневмонией длилась две недели. Он выпил целые литры «Гаторада», «V-8», грейпфруктового сока и множество апельсиновых напитков. Вряд ли он осознавал, что именно пьет. Мочеиспускание у него было частое и продолжительное. Он ходил под себя, как ребенок, и, как у ребенка, стул у него был желтый, жидкий и абсолютно невинный. Том менял ему белье и тщательно обмывал. Том водил его по вестибюлю отеля. И Том сидел по ночам у его изголовья не потому, что Стью мешал ему спать, а потому, что дыхание больного было едва слышным.
Через два дня от пенициллина у Стью появилась красноватая сыпь, и Том перевел его на ампициллин. Здесь дело пошло лучше. Утром седьмого октября, когда Том проснулся, Стью спал глубоким сном, намного спокойнее, чем в предыдущие ночи. Он сильно пропотел, но лоб у него был прохладным. Температура спала. Следующие двое суток Стью почти непрерывно спал. Тому с трудом удавалось разбудить его, чтобы дать таблетку и немного сахара, раздобытого им в ресторане отеля.
Одиннадцатого октября случился рецидив, и Том боялся, что это конец. Но температура была не очень высокой, а дыхание — не таким хриплым и затрудненным, как пятого и шестого числа.
Тринадцатого октября Том, очнувшись от дремоты, увидел, что Стью сидит, оглядываясь вокруг.
— Том, — прошептал он. — Я жив.
— Да, — радостно сказал Том. — Да!
— Я хочу есть. Ты можешь сварить мне суп, Том? С лапшой?
К восемнадцатому октября силы стали возвращаться к Стью. Он уже мог минут пять ходить по вестибюлю на костылях, которые Том принес ему из аптеки. Появился характерный зуд в срастающихся суставах. Двадцатого октября он впервые вышел на улицу, надев теплое белье и завернувшись в бараний тулуп.
День был теплый и солнечный, но дул прохладный ветер. В Боулдере еще была осень, вторая ее половина, осины покрылись багрянцем, но здесь все уже дышало зимой. Стью видел полоски белой крупки в местах, куда не проникал солнечный свет.
— Не знаю, Том, — сказал он. — Думаю, мы сможем добраться до Гранд-Джанкшен, но дальше… просто не знаю. В горах, должно быть, много снега. Да и все равно, пока я не рискую двигаться дальше. Мне нужно немного окрепнуть.
— Сколько тебе нужно времени, чтобы окрепнуть, Стью?
— Не знаю, Том. Остается только ждать.
Стью не намеревался отправляться в путь слишком быстро — уж очень близко был он к смерти, и теперь наслаждался выздоровлением. Он хотел сначала окрепнуть. Они перебрались из вестибюля в два смежных номера на первом этаже отеля, а в комнате напротив обосновался Кин. Нога Стью действительно заживала, но из-за неправильно наложенных шин она не могла стать такой, как прежде, пока он не доберется до Джорджа Ричардсона, который вновь сломает ее и срастит правильно. Но до конца своих дней Стью будет прихрамывать.
Тем не менее Стью делал упражнения, тренировал ногу. Чтобы вернуть ноге хотя бы 75 % былой оперативности, потребуется много времени, и, насколько он мог судить, впереди у него была целая зима.
Двадцать восьмого октября Грин-Ривер припорошило почти пятидюймовым слоем снега.
— Если мы не тронемся в путь как можно быстрее, — сказал Стью, когда они с Томом выглянули в окно, — нам придется провести всю зиму в этом отеле.
На следующий день они сели в «плимут» и поехали к автозаправке на окраине городка. Здесь с частыми перерывами, — а Тому пришлось взять на себя всю тяжелую работу, — они заменили лысые шины задних колес на зимние. Стью обдумывал возможность поездки и принял довольно иррациональное решение попытать счастья. Том закончил операцию, загрузив четыре пятидесятифунтовые коробки с песком в багажник «плимута». Они выехали из Грин-Ривер в канун Дня Всех Святых и направились на восток.
К полудню второго ноября они добрались до Гранд-Джанкшен. Все утро по небу ползли свинцово-серые тучи, а когда они уже ехали по главной улице городка, первые снежинки начали опускаться на лобовое стекло «плимута». Во время их пути снег срывался несколько раз, но теперь небеса обещали настоящий снегопад.
— Напряги-ка зрение, — сказал Стью. — Мы здесь немного задержимся.
Том вытянул руку:
— Сюда! Мотель со звездочкой!
Мотелем со звездочкой оказался «Гранд-Джанкшен Холидей-инн». Под вывеской большие красные буквы приглашали: «БРО ПОЖАЛО В Г АНД ДЖАНК ЛЕТОМ \'90! ИЮНЬ 12 — И ЛЬ 4!»
— Хорошо, — сказал Стью. — Пусть будет «Холидей-инн».
Он подъехал к мотелю и заглушил мотор «плимута», и тот, как они потом обнаружили, так больше никогда и не завелся. К двум часам дня снегопад превратился в сплошную белую завесу, опускавшуюся на землю беззвучно и, казалось, бесконечно. К четырем дня легкий ветер превратился в буран, разметая и кружа снежные столбы почти с галлюцинаторной скоростью. Снег шел всю ночь. Проснувшись на следующее утро, Том и Стью обнаружили Кина, сидящего перед двойными дверями вестибюля и смотрящего на застывший мир белизны. Лишь сойка перелетала с одной рябиновой ветки на другую, лакомясь алыми ягодами.
— Боже праведный, — прошептал Том. — Нас занесло снегом, правильно, Стью?
Стью кивнул.
— Как же мы доберемся до Боулдера?
— Будем ждать весны, — ответил Стью.
— Так долго? — Том выглядел ошарашенным, и Стью обнял широкие плечи этого мальчика-мужчины.
— Время пройдет незаметно, — сказал он, но сам не был уверен, что они смогут так долго ждать.
Стью, задыхаясь, стонал в темноте. Наконец он закричал и проснулся от собственного громкого крика в комнате мотеля. Приподнявшись на локтях и глядя широко раскрытыми глазами в темноту, он вздохнул и ощупью нашел кнопку настольной лампы на ночном столике. Он дважды нажал на нее, и сразу все стало на свои места. Забавно, как трудно умирает вера в электричество. Он опустил руку, поднял с пола фонарик и зажег его. Затем сел в кресло у письменного стола и взглянул на часы. Было четверть четвертого утра.
И снова этот сон. Сон о Франни. Кошмар.
Сон постоянно повторялся. Франни больно, лицо ее заливает пот. Ричардсон склонился между ее ногами, а Лори Констебл, стоя рядом, ассистирует ему.
«Тужься, Франни. Еще. Все хорошо».
Но видя угрюмые глаза Джорджа над маской, скрывающей его лицо, Стью понимал, что с Франни все не так уж хорошо. Что-то было плохо. Лори вытерла ее потное лицо и убрала волосы со лба.
«Ребенок идет боком».
Кто это сказал? Это был зловещий бестелесный голос, низкий, растянутый, как если бы пластинку-«сорокапятку» поставили на 33 оборота.
«Ребенок идет боком».
Голос Джорджа: «Позови Дика. Скажи ему, что нам, возможно, придется…»
Голос Лори: «Доктор, она потеряла много крови…»
Стью закурил сигарету. Она была ужасно вонючей и сырой, но после такого сна и это было хорошо. «Просто я переживаю, вот и снится такое. Вечно эта мысль, что если тебя нет рядом с ней, то все идет из рук вон плохо. Забудь, Стюарт; с ней все в порядке. Не все сны сбываются».
Но за последние полгода слишком многие сны сбылись. Ощущение, что ему показали предстоящие роды Франни, не покидало его. Он затушил наполовину выкуренную сигарету и тупо посмотрел на ровный свет фонарика. Было 29 ноября; уже почти четыре недели они жили в «Холидей-инн». Время тянулось очень медленно, но в их распоряжении был весь городок.
Стью нашел электрический генератор фирмы «Хонда» на складе на Гранд-авеню, они с Томом перетащили его в «Холидей-инн», положив с помощью цепочечного подъемника на аэросани — почти так же, как Мусорщик поднял свой последний подарок Ренделлу Флеггу.
— А что мы будем с ним делать? — спросил Том. — Включим в мотеле электричество?
— Для этого он слишком мал, — ответил Стью.
— Тогда что? Зачем тогда он? — Том чуть не танцевал от нетерпения.
— Увидишь, — улыбнулся Стью.
Они перенесли генератор в электроаппаратную городского Зала конгрессов, и Том сразу забыл об этом. Именно на это и рассчитывал Стью. На следующий день он отправился на аэросанях в город и, пользуясь тем же подъемником, опустил из окна второго этажа 35-миллиметровый кинопроектор, обнаруженный им во время одной из предыдущих экспедиций по городу. Проектор был завернут в пластик… а потом о нем просто забыли, судя по слою пыли по упаковке.
Нога Стью почти зажила, но все равно ему понадобилось около трех часов, чтобы установить проектор в центре зала. Он все время ждал, что вот-вот появится разыскивающий его Том. С Томом работа пошла бы быстрее, но тогда бы сюрприза не получилось. Но Том, очевидно, был занят своими делами, Стью не видел его целый день. Когда около пяти часов вечера он, разрумянившийся, вернулся в «Холидей-инн», сюрприз был готов.
Стью принес с собой все шесть фильмов, бывших в летнем прокате кинотеатров Гранд-Джанкшен. Вечером после ужина Стью небрежно произнес:
— Не сходить ли нам в Зал конгрессов, Том?
— Зачем?
— Увидишь.
Зал находился напротив «Холидей-инн», надо было только перейти заснеженную улицу. В дверях Стью вручил Тому пакетик с попкорном.
— А это еще зачем? — спросил Том.
— Нельзя смотреть кино без попкорна, глупыш, — улыбнулся Стью.
— КИНО?!
— Конечно.
Том ворвался в зал. Увидел большой проектор. Увидел большой экран. Увидел два больших удобных кресла в центре огромного зала.
— Ух ты, — прошептал он, и выражение искреннего восхищения на его лице было именно тем, на что надеялся Стью.
— Я делал это три лета подряд в кинотеатре Брейнтри, — сказал Стью. — Надеюсь, я не забыл еще, как собирать эту чертовщину.
— Ух ты, — только и мог произнести Том.
— Нам придется ждать в перерывах между частями. Я не захватил с собой второй проектор. — Стью переступил через провода, тянущиеся от кинопроектора к электрогенератору в аппаратной и нажал на стартер. Генератор радостно загудел. Стью закрыл дверцу, чтобы приглушить шум. А через пять минут они уже сидели рядом и смотрели, как Сильвестр Сталлоне убивает сотни распространителей наркотиков в «Рэмбо-4: Огненная драка». Размытый звук разливался из шестнадцати громкоговорителей, иногда настолько громкий, что трудно было разобрать диалоги (хотя какие там диалоги)… но им это нравилось.
Теперь, вспоминая об этом, Стью улыбнулся. Кто-нибудь, не знавший Стью, мог бы назвать его поступок странным — он мог с меньшими усилиями подключить видеоплейер, и они просмотрели бы сотни фильмов, возможно, даже не выходя из «Холидей-инн». Но фильмы на экране телевизора — совсем другое дело, это просто невозможно сравнить с просмотром в кинозале. Таково было личное мнение Стюарта Редмена. Да и, собственно говоря, дело было не в этом. Дело было в том, что им нужно было как-то убить время… а иногда оно никак не хотело умирать.
Среди пяти лент оказался диснеевский мультфильм «Оливер и компания», который никогда не был переснят на видео. Том смотрел его снова и снова, смеясь как ребенок над ужимками Оливера, Артфула Доджера и Фагина.
Вдобавок к кинопроектору Стью собрал более двадцати моделей автомобилей, включая «роллс-ройс» из 240 деталей, стоивший 60 долларов до эпидемии. Том соорудил странный, но чем-то притягивающий ландшафт, занявший почти половину зала для приемов «Холидей-инн»: он пользовался папье-маше, пластилином и различными пищевыми красителями. Том назвал это «Лунной базой «Альфа». Да, они находили себе занятия, но…
«Твоя идея — сплошное безумие».
Стью согнул ногу. Она была в лучшей форме, чем он смог надеяться, частично благодаря станкам в спортзале «Холидей-инн». Но все равно гнулась она с трудом и немного побаливала, хотя Стью уже мог обходиться без костылей. Они смогут медленно, без напряжения пуститься в путь. Стью вполне был уверен, что сможет научить Тома пользоваться «Арктик кетс» — аэросанями, которые были почти в каждом гараже местных жителей. Проходить двадцать миль в час, защитный полог, огромные спальные мешки, множество концентратов…
«Конечно, а когда где-нибудь на перевале Вейл-Пасс на вас обрушится лавина, вы с Томом помахаете перед ее носом консервированной морковкой и прикажете ей убираться прочь. Это безумие!»
И все же…
Стью затушил сигарету и погасил фонарь. Но еще очень долго он ворочался без сна.
За завтраком он сказал:
— Том, ты сильно хочешь вернуться в Боулдер?
— И увидеть Франни? Дика? Сэнди? Господи, да я больше всего на свете хочу вернуться в Боулдер, Стью! Ведь они же никому не отдали мой домик, Стью!
— Нет. Я уверен в этом. Я хочу спросить, хочешь ли ты попробовать вернуться?
Том, сбитый с толку, смотрел на него. Стью уже хотел было попытаться объяснить все Тому, когда тот сказал:
— Боже, да я все отдам за такой шанс.
Вот так просто все и решилось. Они выехали из Гранд-Джанкшен в последний день ноября.
Обучать Тома основам езды на «Арктик кетс» не было необходимости. Стью нашел огромный снегоход в гараже дорожной полиции штата Колорадо всего лишь в миле от «Холидей-инн». Он был оснащен сверхмощным двигателем, имел обтекатель, способный противостоять напору любого ветра и, что самое важное, огромное багажное отделение. Без сомнения, раньше здесь хранилось все, что могло понадобиться в случае поломки. Отделение было достаточно большим, чтобы в нем могла разместиться большая собака. В Гранд-Джанкшен было много магазинов спорттоваров, так что с инвентарем у них не возникло проблем. Они нашли все необходимое для зимнего похода, хотя супергрипп стал косить людей в самом начале лета. Они взяли брезентовые палатки, утепленные спальные мешки, по паре лыж (хотя от мысли научить Тома пользоваться лыжами в горах у Стью кровь стыла в жилах), походную газовую плиту, консервы, фонарики, батарейки, баллоны с газом, аккумуляторы, ножи и разные инструменты, винтовку с оптическим прицелом и патроны к ней.
К двум часам первого дня путешествия Стью понял, что его страхи быть погребенным под снегом и умереть от голода беспочвенны. Леса так и кишели дичью; он не видел ничего подобного в своей жизни. Позже в этот же день он подстрелил оленя, своего первого оленя после девятого класса, когда он сбежал из школы, чтобы пойти на охоту со своим дядюшкой Дейлом. Они убили олениху, ее мясо было жестким и горьким… оттого, что она ела крапиву, как сказал дядюшка Дейл. Этот же олень был жирным, тяжелым. Но, подумал Стью, разделывая тушу большим ножом, зима только начинается. У природы есть свои способы регулировать перенаселенность.
Пока Стью разделывал тушу, Том развел костер. Уже совсем стемнело, когда Стью закончил работу, и его больная нога давала о себе знать, тягуче выводя «Ave Maria». Олениху, которую подстрелил дядюшка Дейл, они отнесли к старику по имени Шьюи, жившему в пригороде Брейнтри. Тот разделал тушу за три доллара и десять фунтов оленины.
— Как бы я хотел, чтобы сейчас здесь оказался старина Шьюи, вздохнув, произнес Стью.
— Кто? — Том очнулся от полудремы.
— Никто, Том. Разговариваю сам с собой.
Как оказалось, оленина стоила его трудов. Вкусная, сочная, нежная. Когда они наелись до отвала, Стью приготовил еще фунтов тридцать мяса и на следующее утро уложил замороженным в другое, меньшее отделение снегохода. В этот первый день они проехали только шестнадцать миль.
В ту ночь сон изменился. Стью снова находился в родильном зале. Повсюду была кровь — рукава его белого халата пропитались кровью. Простыня, прикрывавшая Франни, тоже была в крови. Франни все еще кричала.
— Уже идет, — выдохнул Джордж. — Время пришло, Франни, он ждет своего рождения, тужься! ТУЖЬСЯ!
И он вышел, вышел с новым потоком крови. Джордж вытащил младенца, ухватив его за ягодицы, потому что ребенок шел ножками.
Лори пронзительно завизжала. Во все стороны полетели стальные инструменты…
Потому что это был волк со злобно ухмыляющимся человеческим лицом, его лицом, это был Флегг, пришло его время снова вернуться, он не был мертв, он продолжал свое шествие по миру, Франни дала жизнь Ренделлу Флеггу…
Стью проснулся, в ушах у него пульсировало, теснило грудь. Кричал ли он?
Том по-прежнему спал, завернувшись в спальный мешок с головой, видна была только прядь волос. Кин свернулся клубком рядом со Стью. Все нормально, это всего лишь сон…
А затем в ночи раздался пронзительный вой, серебряный колокольчик отчаянного страха… завывание волка, а возможно, завывание призрака-убийцы.
Кин поднял голову.
Тело Стью покрылось гусиной кожей.
Вой не повторился.
Стью заснул. Утром они поехали дальше. Именно Том заметил, что оленьи кишки исчезли. На их месте было множество следов… но и все.
Пять дней хорошей погоды позволили им добраться до Райфла. Проснувшись следующим утром, они заметили признаки приближающейся пурги. Стью решил, что им лучше всего переждать ненастье здесь, и они устроились в местном мотеле. Том придержал двери вестибюля, и Стью въехал на снегоходе прямо внутрь. Как он сказал Тому, это будет отличным гаражом, хотя тяжелые полозья машины основательно потрепали пушистый ковер.
Пуржило три дня. Когда они проснулись утром 10 декабря и расчистили вход в мотель, ярко сияло солнце, температура поднялась до десяти градусов. Теперь было намного труднее ехать по занесенным снегом изгибам и поворотам шоссе № 70. Но не это волновало Стью в этот яркий, солнечный, теплый день. Когда голубые тени стали удлиняться, Стью выключил мотор. Он поднял голову, казалось, весь превратившись в слух.
— Что случилось, Стью? Что… — И тут Том тоже услышал. Приглушенный рокот слева и сверху от них. Он усилился до звука приближающегося поезда, затем смолк. День снова был тих.
— Стью? — Том был явно встревожен.
— Не волнуйся, — сказал Стью и подумал: «Достаточно того, что я беспокоюсь за двоих».
Тепло продолжало держаться. К 13 декабря они были почти у Шошоуна, по-прежнему двигаясь вверх в Скалистые горы — высшей точкой подъема для них, прежде чем начать спуск, должен был стать перевал Лавленд.
Снова и снова до них доносился грохот снежных лавин. Иногда далеко, а иногда так близко, что им оставалось только смотреть вверх, ждать и надеяться, что эта стремительная белая смерть минует их. Двенадцатого лавина обрушилась на то место, где они находились всего лишь полчаса назад, и похоронила следы их снегохода под тоннами спрессованного снега. Стью опасался, что вибрация, вызванная шумом двигателя снегохода, может стать причиной их гибели, вызвав сход лавины, которая погребет их под сорока футами снега прежде, чем они успеют понять, что же произошло. А пока только оставалось продвигаться вперед и надеяться на лучшее.
Затем температура снова понизилась, и угроза схода лавин немного уменьшилась. Опять завьюжило, и они вынуждены были переждать еще пару суток. Потом двинулись дальше… и в ту ночь выпи волки. Вой доносился издалека, но иногда он раздавался так близко, что, казалось, волки окружают их палатку. Кин то и дело вскакивал и рычал. Температура держалась низкая, обвалы случались реже, хотя восемнадцатого они снова чуть не попали под лавину.
Утром 22 декабря они приближались к Эйвону. Стью ехал по обочине шоссе со скоростью десять миль в час, над ними висели снежные тучи. Том как раз увидел впереди маленький городок с единственной белой церквушкой и укрытыми снегом крышами домов. А в следующий момент обтекатель снегохода начал крениться вперед.
— Какого… — начал было Стью, и это было единственное, на что у него хватило времени.
Снегоход продолжал крениться. Стью сдал назад, но было уже поздно. Под ложечкой у него засосало, как если бы он только что спрыгнул с вышки в бассейн, оставив позади силу земного притяжения. Кувырком они слетели со снегохода. Стью потерял Тома и Кина из виду. Холодный снег набился ему за воротник, налип на лицо. Когда он открыл рот, пытаясь закричать, снег попал ему в горло. Падение. Падение. И наконец, покой в снежной могиле.
Он, как пловец, выбирался наружу. Тело его горело от снега.
— Том! — крикнул он. Странно, но со своего места он очень четко видел возвышенность дороги и тот обрыв, с которого они сорвались, вызвав своим падением небольшой снежный обвал. Задняя часть снегохода торчала в полусотне футов внизу, напоминая оранжевый буй. Странные ассоциации… кстати, неужели Том затонул?
— Том! Томми!
На поверхность выбрался Кин, весь будто запорошенный сахарной пудрой, и стал пробиваться сквозь снег к Стюарту.
— Кин! — крикнул Стью — Ищи Тома! Ищи Тома:
Кин залаял, развернулся и направился к вздыбленному месту, где снова залаял. Выбиваясь из сил, падая, захлебываясь снегом, Стью добрался до этого места и начал разгребать. Показалась куртка Тома. Стью закричал. Том, задыхаясь, с неимоверными усилиями, стал выбираться наверх, и наконец они упали на снег, раскинув руки. Том судорожно дышал и стонал.
— Мое горло! Горит! О Боже…
— Это от холода, Том. Это пройдет.
— Я задыхаюсь…
— Все уже хорошо, Том. С нами все будет хорошо.
Они лежали на снегу, переводя дух. Стью положил руку на плечо Тома, чтобы унять его дрожь. А где-то далеко прозвучал и стих грохот еще одной лавины.
Остаток дня у них ушел на то, чтобы добраться от места их падения до Эйвона. Не было и речи о том, чтобы вытащить снегоход или хотя бы часть снаряжения — слишком уж крутым был уклон. Все это останется здесь до весны — а скорее всего, и на веки вечные, учитывая сложившееся положение вещей.
Они добрались до Эйвона через полчаса после захода солнца, замерзшие и настолько усталые, что едва хватило сил найти более-менее теплое пристанище. В эту ночь Стью ничего не снилось — лишь чернота крайней усталости. Утром они стали вновь подыскивать все необходимое для продолжения пути. В таком маленьком городишке, как Эйвон, сделать это было гораздо труднее, чем в Гранд-Джанкшен. И снова Стью подумал о том, чтобы провести зиму здесь. Если бы он сказал, что это единственно правильное решение, Том не стал бы задавать вопросов, и они просто смирились бы со своей судьбой. Но затем Стью отбросил эту мысль. Ребенок должен родиться в начале января. А он хотел присутствовать при родах. Он хотел лично убедиться, что все идет хорошо.
В конце главной улицы Эйвона они отыскали небольшой магазин, а в гараже позади него стояла пара небольших аэросаней. Они не шли ни в какое сравнение с тем большим и удобным снегоходом, который Стью пустил под откос, но одни сани были оборудованы дополнительными полозьями, и Стью подумал, что они вполне им подойдут. Не удалось найти никаких концентратов, поэтому они вынуждены были довольствоваться консервами. Вторая половина дня ушла на поиски в домах походного снаряжения, и это было не особо приятное занятие. Повсюду они натыкались на разложившиеся, застывшие на морозе останки жертв супергриппа.
В самом конце дня они нашли почти все, что им было нужно, сразу в одном месте. Это был дом почти рядом с центром, где сдавались дешевые меблированные комнаты. Очевидно, перед началом эпидемии здесь было полно молодых людей, обычно приезжающих в Колорадо проделывать все те вещи, о которых так заманчиво пел Джон Денвер. Том обнаружил под лестницей огромный зеленый пластмассовый мешок.
— Что это, Стью? Табак?
Стью усмехнулся:
— Думаю, некоторые люди так и считают. Это ядовитый табак, Том. Не трогай его.
Тщательно упаковав продукты, новые спальные мешки, палатки и другие необходимые вещи, они сложили все в аэросани. К этому времени на небе уже загорались звезды, и они решили провести в Эйвоне еще одну ночь.
Возвращаясь по скрипящему под полозьями снегу к месту их временного пристанища, Стью удивленно подумал: «Завтра Рождество». Невозможно было поверить, что время промчалось с такой быстротой, но доказательством служили его часы с календарем. Из Гранд-Джанкшен они выехали уже три недели назад.
Остановив сани перед домиком, Стью сказал Тому:
— Идите с Кином в дом и разведите огонь. А мне нужно кое-что сделать.
— А что, Стью?
— Это сюрприз, — ответил Стью.
— Сюрприз? И я его увижу? — Да.
— Когда? — Глаза Тома вспыхнули.
— Через пару дней.
— Но Том Каллен не может ждать так долго, нет.
— А что еще остается делать Тому Каллену? — с улыбкой ответил Стью. — Я вернусь через час. А ты будь готов.
— Ладно… хорошо.
Но прошло часа полтора, прежде чем Стью нашел то, что искал. Следующие два или три часа Том приставал к нему с расспросами о сюрпризе. Но Стью был нем как рыба, и к тому времени, когда они укладывались спать, Том уже забыл обо всем.
Лежа в темноте, Стью сказал:
— Клянусь, теперь ты жалеешь, что мы не остались в Гранд-Джанкшен?
— Нет, — сонным голосом ответил Том. — Я хочу как можно быстрее добраться до моего милого домика. Надеюсь, что больше мы не свернем с дороги и не упадем в снег. Том Каллен чуть не задохнулся!
— Нам просто нужно ехать медленнее и внимательнее следить за дорогой, — сказал Стью, не упомянув, однако о том, что, скорее всего, произойдет с ними, если это действительно повторится… к тому же рядом не окажется укрытия, до которого можно будет дойти пешком.
— Как ты думаешь, когда мы доберемся домой, Стью?
— Еще не скоро, старина. Но доберемся обязательно. А сейчас, я думаю, нам лучше всего поспать, правда?
— Конечно.
В эту ночь Стью снилось, что Франни и ее ужасное дитя — волк — умерли при родах. Он слышал, как Джордж Ричардсон произнес издалека: «Это грипп. Они умерли из-за гриппа. Цыпленка в каждый горшок и волка в каждую утробу. И все из-за гриппа. С нами покончено. С человечеством покончено. И это грипп».
А где-то совсем близко раздался смех темного человека.
Рождественским утром 25 декабря они пустились в поход, который длился почти до Нового года. Снег покрылся плотным настом. Ветер надул снежные дюны, но аэросани с легкостью преодолевали их. Они надели солнцезащитные очки, чтобы не ослепнуть от сверкающего снега. Было морозно.
В рождественский вечер они сделали привал в двадцати четырех милях восточнее Эйвона, неподалеку от Силверторна. Теперь они были уже на подходе к перевалу Лавленд, под которым где-то был погребен туннель Эйзенхауэра. Пока они разогревали ужин, Стью сделал удивительное открытие. Рыхля снежную корку, сантиметрах в двадцати от того места, где они сидели, Стью вдруг увидел в глубине голубое железо. Он хотел привлечь внимание Тома к своей находке, но передумал. Мысль, что они сидели менее чем в двух футах над дорожной пробкой, над Бог знает каким количеством мертвых тел, была не слишком приятной.
Когда Том проснулся без четверти семь 25 декабря, Стью уже встал и готовил завтрак, что было необычно само по себе; Том почти всегда просыпался раньше Стью. Над костром в котелке булькал овощной суп. Кин с энтузиазмом наблюдал за происходящим.
— Доброе утро, Стью, — поздоровался Том, застегивая куртку и выбираясь из спального мешка. Он явно собирался кое-куда удалиться.
— Доброе утро, — ответил Стью. — И счастливого Рождества.
— Рождества? — Том уставился на него, абсолютно позабыв о том, что только что намеревался сделать. — Рождество? — снова повторил он.
— Рождественское утро. — Стью показал рукой в левую сторону от Тома. — Это все, что я смог найти.
А там в снежном насте стояла верхушка ели около двух футов высотой. Она была украшена серебристой мишурой, обнаруженной Стью на складе магазинчика в Эйвоне.
— Елка, — прошептал Том и застыл, очарованный. — И подарки. Это же подарки, Стью?
На снегу под елкой лежали три коробки, обернутые в голубую шелковую бумагу, с серебряными свадебными колокольчиками — в том маленьком магазине не оказалось рождественской упаковки даже на складе.
— Да, это подарки, — ответил Стью. — Для тебя. Думаю, они от Санта-Клауса.
Том возмущенно взглянул на Стью:
— Том Каллен знает, что нет никакого Санта-Клауса, да! Это от тебя! — Он расстроился. — А я ничего не приготовил для тебя! Я забыл… я не знал, что наступило Рождество… какой я дурак! Дурак! — Кулаком он ударил себя по лбу. Том чуть не плакал.
Стью подошел к нему.
— Том, — сказал он. — Ты преподнес мне мой рождественский подарок раньше.
— Нет, сэр. Я не делал этого. Я забыл. Том Каллен просто глупый болван, болван.
— Но ты сделал это. Самый лучший подарок. Я до сих пор жив. Я бы давно умер, если бы не ты.
Том непонимающе смотрел на Стью.
— Если бы ты не появился, то я умер бы в том овраге западнее Грин-Ривер. Если бы не ты, Том, я умер бы от пневмонии, гриппа или чего бы там ни было в том отеле штата Юта. Я не знаю, как тебе удалось найти нужные таблетки… был ли это Ник, Бог или Госпожа Удача, но это сделал ты. Поэтому не вини себя. Если бы не ты, я никогда не встретил бы это Рождество. Я перед тобой в неоплатном долгу.
Том сказал:
— Но это не одно и то же. — Однако он так и светился от удовольствия.
— Одно и то же, — сказал Стью серьезно.
— Ну…
— Давай, открывай свои подарки. Посмотри, что Санта-Клаус принес тебе. Я слышал скрип его санок ночью. Думаю, грипп не добрался до Северного полюса.
— Ты слышал его? — Том внимательно посмотрел на Стью, пытаясь понять, не шутит ли тот.
— Ну, я что-то слышал.
Том взял первую коробку и осторожно развернул упаковку — электронный автомобильчик с комплектом различных приспособлений и запасом батареек на целых два года, заветная мечта всех мальчишек. У Тома так и засверкали глаза, когда он увидел это великолепие.
— А ну-ка, опробуй его в действии, — предложил Стью.
— Нет, я хочу посмотреть остальное.
В другой коробке лежал свитер с изображением лыжника, стоявшего на вершине и опиравшегося на лыжные палки.
— Тут написано: «Я ПОКОРИЛ ПЕРЕВАЛ ЛАВЛЕНД», — сказал Стью — Мы этого еще не сделали, но это произойдет очень скоро.
Том быстро сбросил парку, надел свитер, затем снова парку.
— Здорово! Здорово, Стью!
В последней коробке, самой маленькой, был простой серебряный медальон на изящной серебряной цепочке. Тому изображение на медальоне показалось цифрой 8, лежащей на боку. Удивленный и растерянный, он смотрел на нее.
— Что это, Стью?
— Это греческий символ. Я помню его по познавательной программе «Бен Кейзи». Он означает бесконечность, Том. Вечность. — Стью потянулся к руке Тома, держащей медальон. — Я думаю, мы доберемся до Боулдера, Томми. Думаю, это было предначертано нам с самого начала. Мне хотелось бы, чтобы ты всегда носил его, если, конечно, не возражаешь. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь, посмотри на него и вспомни Стью Редмена. Хорошо?
— Бесконечность, — задумчиво произнес Том.
Он надел медальон на шею.
— Я запомню это, — сказал он. — Том Каллен запомнит это.
— Черт! Чуть не забыл! — Стью кинулся к своей палатке и принес еще один сверток. — С Рождеством, Кин! Дай-ка я открою тебе вот это. — Он раскрыл пачку собачьих галет. Стью положил парочку на снег, и Кин с превеликим удовольствием проглотил их. Затем подошел к Стью и с надеждой помахал хвостом.