все ее тело льнуло ко мне. Затем она откинула голову назад и застонала:

Насильник! Садист! Грязный ублюдок! Я скользнул губами по ее шее, ниже, заглотил сосок, обработал языком и переключился на другой. Насилуют! Насилуют! Меня насилуют! Она была права. Я сорвал с нее трусы, расстегнул ширинку, мой разбухший член выпрыгнул наружу, и я без промедления вставил ей по самую рукоятку. Ухватив насаженную суку за ягодицы, я поволок ее к кушетке. Мы рухнули на подушки. Она забросила мне ноги на плечи и завопила: - Насилуй! И я изнасиловал. Несколько раз. Затем застегнул ширинку, подобрал свою сумку и вышел. А эта проблядь осталась на кушетке, притихшая, с бессмысленно блуждающим по потолку взглядом. Даже отказавшись от обеда, я так и не смог уложиться в график.

Вы опоздали на 15 минут, сказал Стон. Я промолчал. Он посмотрел на меня: Боже мой, что с вашим лицом?! А что с вашим? спросил я. - Что?! Забудем об этом.

15 И снова похмелье, а на улице жара. Вся неделя сорокоградусное пекло. Каждую ночь

пьяное блаженство, а с рассветом и весь день

неумолимый Стон и безысходность. Наши ребята одели пробковые шлемы и солнцезащитные очки. Все кроме меня. И в дождь, и в зной я выглядел примерно одинаково

застиранная одежда и старые ботинки, такие разбитые, что гвозди впивались в мои ноги. Я подкладывал в эти развалины стельки из картона небольшая передышка, и железные зубки опять начинали грызть мои пятки. Из подмышек по всей рубашке расползались огромные пятна, это выходили виски и пиво. Пошатываясь, я влекся вперед с грузом на спине, рассовывая журналы и тысячи писем - солнце нещадно обжаривало меня со всех сторон. Какая-то женщина завопили мне вслед: - ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА! Я обернулся. Она была за целый квартал от меня, а я, как обычно, уже опаздывал.

Послушайте, положите его на ваш почтовый ящик. Завтра мы заберем!

НЕТ, НЕТ! ЗАБИРАЙТЕ СЕЙЧАС! Она размахивала письмом по всему небу.

Леди!

НУ, ИДИТЕ ЖЕ! ЭТО НЕ ДЛЯ МЕНЯ! Бог мой! Я сбросил сумку, снял фуражку и швырнул ее на траву, она подскочила и выкатилась на дорогу. Оставив все, я пошел к женщине. Целый квартал. Я выхватил у нее письмо и пошел назад.

Это была реклама! Почта 4-го класса! Распродажа всякого барахла за полцены! По пути я подобрал фуражку, напялил ее, взвалил сумку на левую сторону спины и двинулся дальше. Сорокоградусная жара. Я прошел мимо маленького дома, и опять какая-то женщина выскочила за мной вслед:

Почтальон! Почтальон! А для меня у вас нет письма? Леди, раз я ничего не опустил в ваш ящик, то это означает, что сегодня для вас корреспонденции нет! Но я знаю, что мне должно прийти письмо! Как вы можете это знать? Сестра звонила и сказала, что написала мне. Леди, у меня ничего нет!

— Может, тебе к врачу сходить? — предложил он. — Проверить здоровье?

Есть! Я знаю, что есть! Оно, наверняка, здесь! И она потянулась к пачке писем, торчащей из сумки. НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ПОЧТЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, ЛЕДИ! СЕГОДНЯ ДЛЯ ВАС НИЧЕГО НЕТ! Повернулся и двинулся дальше.

— Со здоровьем у меня все нормально, — сказала она. — Дело в тебе и твоем поведении. Почему ты не помогаешь, когда я тебя прошу?

Я ЗНАЮ, ЧТО ЕСТЬ! неслось вслед. Другая женщина встретила меня на террасе. - Вы опаздываете! Да, мэм.

Джеймс вздохнул. В мыслях он уже был на предстоящем ленче с издателем, но Минди обязательно нужно все испортить. Феминизм, с досадой подумал он, вот в чем корень всех бед. Когда он был моложе, равенство означало секс, много секса, сколько выдержишь. А сейчас к этому прибавилось такое, к чему Джеймс не был готов, и каждая мелочь отнимала драгоценное время. Единственная заслуга феминизма в том, что мужчины наконец-то поняли, как плохо быть женщиной. Но мужчины это знали всегда. «Тоже мне откровение».

Где наш постоянный почтальон? Он умирает от рака. - Что?! Гарольд умирает от рака?! - К сожалению, и вручаю ей почту.

— Минди, — проговорил он уже мягче, — я не могу опоздать на ленч.

СЧЕТА! СЧЕТА! СЧЕТА! возмущается она. И ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ ПРИНЕСЛИ МНЕ?! ТОЛЬКО СЧЕТА?!

Да, мэм, это все, что я смог принести вам,

Она тоже решила зайти с другой стороны:

разворачиваюсь и ухожу. Какое я имею отношение к тому, что они пользуются телефонами, газом, светом, покупают всякие дорогие вещи в кредит? Никакого! Однако же, когда я вручаю им их счета, они набрасываются на меня, будто это именно я уговорил их установить телефон или приобрести телевизор за 350 баксов. На очереди был небольшой двухэтажный домик. Почтовый ящик находился на фронтоне под навесом. Ну, наконец-то тенек! Я достал ключ и вставил его в замок ящика.

— Тебе сообщили мнение насчет твоей книги?

ПРИВЕТ, ДЯДЮШКА СЭМ! КАК ТЫ СЕГОДНЯ? Я не ожидал услышать позади себя человеческий голос, да еще такой зычный. Он просто орал на меня. С похмелья я очень впечатлительный, и эта выходка сразу взбесила меня. Я выдернул ключ и повернулся. Запертая дверь вот все, что я увидел. Он был за нею в тени, в прохладе. Невидимка.

Ты, придурок, зарычал я, не называй меня так! Я тебе не дядюшка Сэм!

— Нет.

О, ты крутой парень, да? Ставлю два цента, что я сейчас выйду и порву тебе очко! Я взвыл, схватил сумку и зашвырнул ее в палисадник. Журналы и письма разлетелись по всей площадке. Затем я сорвал с себя фуражку и растоптал ее.

— Почему?

— Не знаю. Сообщат во время ленча. Поэтому я сейчас должен идти, — терпеливо объяснял Джеймс.

ВЫХОДИ ОТТУДА! ВЫХОДИ, ПАСКУДА! О, РАДИ БОГА, ВЫЙДИ! ВЫЙДИ, Я ГОВОРЮ ТЕБЕ! Я жаждал убийства. Но никто не вышел. Не было ни единого звука, ни малейшего шороха. Я смотрел на дверь. Тишина. Словно в доме никого и не было. Я хотел было выломать дверь и войти внутрь, но в последний момент отвернулся, опустился на колени и пополз, собирая разлетевшиеся журналы и письма. Минут через двадцать я поднялся, вставил ключ в замок почтового ящика, открыл его, опустил несколько писем и посмотрел на дверь. Полная тишина. Я закончил маршрут и на обратном пути все думал о происшествии. Наверное, этот урод позвонил на почту и сказал Джонстону, что я оскорблял его и угрожал расправой. Когда я подходил к отделению, то был готов к наихудшему. Открыв дверь, я увидел, что Стон сидит за своим столом и читает. Я остановился, глядя на него и ожидая реакции. Стон скользнул по мне взглядом и вернулся к чтению. Я стоял и ждал. Стон читал. Ну, так как? не выдержал я. Что как? - переспросил Стон.

— А почему не по телефону или электронной почте?

Как насчет телефонного звонка! Скажите мне все, что хотите сказать по поводу этого звонка! Только не надо вот так вот сидеть!

— Не захотели. Видимо, решили сказать лично.

Какого телефонного звонка?! Вам звонили насчет меня?

— Значит, новости неутешительные, — ядовито предположила Минди. — Видимо, роман не понравился, иначе ты получил бы е-мейл с изъявлениями восторга.

Насчет вас?! А что случилось?! Что вы там натворили?! Я спрашиваю, что вы сделали?! - Ничего. Я пошел сдавать ключ и оставшуюся почту. На обратном пути Стон остановил меня: Что вы там натворили, Чинаски? - Ничего. Моя выходка так смутила Джонстона, что он даже забыл зафиксировать мое 30-минутное опоздание.

Повисло молчание. Выдержав паузу, Минди заявила:

— Я позвоню тебе после ленча. Ты будешь дома? И не мог бы ты все же забрать для меня ключи?

16 Однажды утром я сортировал почту рядом с Джей-Джей. Так его все называли. Настоящее имя этого человека было Георг Грин, но вот уже многие годы он был для всех просто Джей-Джей. В двадцать лет Джей-Джей стал почтальоном, теперь ему за шестьдесят. Голос его совсем сел. Он не говорил, а квакал. А когда Джей-Джей квакал, то мало кто что понимал. Его никто не любил, но никто и не ненавидел. Он просто был

— Хорошо, — уступил Джеймс.

В час дня он направился в ресторан «Баббо», что в двух кварталах от их дома. Редмона Ричардли, издателя, там не оказалось, но Джеймс и не ожидал, что тот придет вовремя. Сидя за столиком у окна, он рассеянно наблюдал за прохожими. Наверное, Минди права, думал он. Роман получился слабым, и Редмон на правах старого друга решил лично сообщить об отказе. А если книгу и напечатают, что изменится? Никто не станет ее читать. Четыре года каторжной работы, а в душе — словно и не писал ничего, разве что усилилась уверенность в собственной бестолковости и бездарности. В его возрасте все труднее и труднее себя обманывать.

и все. Сморщенное лицо в отвратительных буграх и рытвинах ничего не выражало. Джей-Джей старый чудак, привычно выполняющий свою работу. Глаза его были похожи на два ошметка глины, которыми замазали глазницы. И лучше было не смотреть в них и, вообще, не думать о нем. Джей-Джей обслуживал самый легкий маршрут, пролегающий по окраине одного из богатых районов. Действительно, район выглядел шикарно. Хотя дома и были старыми, но в отличном состоянии и большие: почти все имели больше двух этажей. Просторные газоны устраивали и подстригали японские садовники. Многие звезды кино проживали в этих домах. Знаменитый карикатурист. Строгатель бестселлеров. И два бывших губернатора. Никто даже не заговорит с вами в таком месте. Да вы никого и не увидите. Только в начале маршрута, где стояли менее богатые дома, вам могли докучать дети. Джей-Джей был холостяк и любил детей. Для них у него был свисток. В самом начале маршрута Джей-Джей останавливался, высокий и прямой, вытаскивал эту огромную штуковину и заливался долгим пронзительным свистом. Он так дул, что слюни разлетались в разные стороны. Это был условный знак: теперь дети знали, что он пришел. И они выскакивали из своих домов и поджидали его, а Джей-Джей шел по улице и раздавал им конфеты. У него всегда при себе был пакетик с конфетами. Эх, старина Джей-Джей! Про эти конфеты я узнал в первый же раз, когда попал на маршрут старины Джей-Джей. Стон позеленел от злости, посылая меня на этот маршрут, но у него не было выхода. Итак, я шел по улице, и ко мне подбежал мальчуган: Эй, а где моя конфета? спросил он. А я спросил в ответ: Какая конфета, малыш? И тогда малыш повторил: Моя конфета! Я хочу конфету!

Редмон Ричардли появился в двадцать минут второго. Джеймс не видел его больше года и поразился перемене во внешности издателя. Волосы Редмона поседели и поредели, что придавало ему сходство с птенцом. Теперь Ричардли выглядел лет на семьдесят. Джеймс испугался, не кажется ли и он сам кому-то дряхлым стариком. Ему всего сорок восемь, но ведь и Редмону сорок пять! С Ричардли явно что-то произошло — он разительно переменился не только внешне. Однако очень скоро Джеймс с изумлением понял, что его старый знакомый… искренне счастлив.

Послушай, парень, улыбнулся я, - похоже, ты спятил. И разве твоя мать разрешает тебе вот так запросто шляться по улице? Малыш непонимающе вытаращился на меня. Но однажды Джей-Джей влип в историю. Эх, старина Джей-Джей. Он встретил незнакомую маленькую девочку. Он дал ей конфет и сказал:

— Привет, приятель! — Редмон хлопнул Джеймса по спине и присел напротив, разворачивая салфетку. — Что-нибудь выпьем? Я вообще-то бросил, но днем с удовольствием пропускаю стаканчик, особенно когда выбираюсь из офиса. Знаешь, в чем секрет успеха в нашем бизнесе? Нужно вкалывать, как папа Карло.

Джеймс сочувственно засмеялся:

Ты моя красавица! Я хочу, чтобы ты была моей крошкой! Мать услышала в окно излияния Джей-Джей, выскочила и набросилась на него с обвинениями, что он грязно домогается ее дочери. Она ничего не знала о Джей-Джей, поэтому, увидев, как он дает девочке конфеты, и прослушав его заявление, она сделала выводы. Старина Джей-Джей был обвинен в грязном домогательстве к ребенку. Когда я вошел, Стон пытался объяснить по телефону матери девочки, что Джей-Джей порядочный человек. А старикан сидел перед своим ящиком совершенно потерянный. Стон повесил трубку, и я сказал ему: Вы не должны отсасывать у этой суки. Она извращенка. Половина матерей в Америке с их холеными мохнатками и драгоценными дочурками извращенки. Пусть она идет на хуй со своим дерьмом. Джей-Джей ни ухом ни рылом в таких делах. У него и конец-то давно отсох, и вы отлично знаете это. Стон покачал головой:

— Ну, ты вроде в порядке.

— Да, — с жаром подтвердил Редмон. — Я стал отцом. У тебя есть дети?

Нельзя пренебрегать общественным мнением. Это динамит! Это все, что он мог сказать. Я и прежде слышал, как он извиняется, умоляет и пресмыкается перед каждым, кто бы ни позвонил ему со своими блядскими претензиями. Я сортировал почту рядом с Джей-Джей. Мне выпал 501-й маршрут вариант не из наихудших. Конечно, придется потрудиться, но все же шанс был, и это придавало сил. Джей-Джей знал свое дело от и до, но руки уже не слушались его. Слишком много писем перебрал он за свою жизнь. Так много, что в конце концов все его оглушенное существо взбунтовалось. За утро он сбился несколько раз: останавливался, опускал руки и впадал в транс, затем, оклемавшись, поспешно хватался за письма. Не больно-то уж я и любил этого человека. Жизнь его была жалкой. Как и многие, он наворотил немало дерьма. Но каждый раз, когда он сбивался, что-то обрывалось во мне. Точно верный ваш конь падал под вами и уже не мог подняться, или старый автомобиль, прослуживший много лет, отказывал однажды утром. Как назло почты в тот день было очень много, и, наблюдая за Джей-Джей, я чувствовал, как все холодеет у меня внутри. Похоже, что впервые за 40 лет он мог пропустить утреннюю отправку. Для человека, который так гордился своими обязанностями и тем, как он их исполняет, это могло обернуться трагедией. Я часто пропускал утреннюю отправку и потом должен был отвозить мешки на своем автомобиле, но я относился ко всему этому иначе. Он опять сбился.

— Сын, — ответил Джеймс.

— Ну, фантастика же, правда?

\"Господи, думал я, неужели никто кроме меня не замечает этого?\" Я посмотрел вокруг себя всем было по барабану. Время от времени почти все сослуживцы похлопывали Джей-Джей по плечу и признавались: \"Джей-Джей ты отличный парень!\" Но вот \"отличный парень\" сдал, и никто не побеспокоился. Наконец-то, передо мной оставалось почты намного меньше, чем перед Джей-Джей. Может, я смогу помочь ему рассортировать его журналы, только и успел подумать я, как появился клерк и вывалил передо мной такую кучу, что мне стало хуже, чем Джей-Джей. Похоже, они собирались задушить нас обоих. На мгновение я тоже сбился, но тут же стиснул зубы, выставил ноги на ширину плеч и, пришпорив себя так, будто собирался принять страшный лобовой удар, накинулся на почту. Оставалось всего две минуты, но мы с Джей-Джей укладывались: журналы были рассортированы и упакованы в мешки, авиапочта отобрана. Мы справились. Я почти не волновался. Но тут появился Стон с двумя пачками рекламных проспектов. Одну мне, другую Джей-Джей. Нужно распределить это, бросил он и удалился. Стон отлично знал, что мы не сможем рассортировать эти проспекты, не пропустив отправку. Я обреченно перерезал бечевку и принялся распихивать проспекты, а Джей-Джей продолжал сидеть и таращиться на свою связку. Вдруг голова его опустилась, он закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Я не мог в это поверить. Я оглянулся. Никто не обращал на Джей-Джей внимания. Все были заняты письмами, переговаривались и смеялись между собой. Эй! крикнул я им.

Эй!!! Но они упорно не хотели замечать бедного Джей-Джей.

Тогда я подошел к нему и тронул за руку. - Джей-Джей, я могу чем-нибудь помочь? Он вскочил и бросился вверх по лестнице в мужскую раздевалку. И опять все проигнорировали. Я вернулся к своей пачке, но не выдержал и поднялся за ним. Джей-Джей сидел на столе, закрыв лицо руками, но только теперь он рыдал в голос. Все его тело сотрясали судороги. Он не мог остановиться. Я кинулся вниз, пронесся мимо почтальонов и подскочил к столу Джонстона. - Эй! Эй, Стон! Черт возьми. Стон! Что такое?

спросил он.

У Джей-Джей истерика! Он там плачет наверху! Ему нужна помощь! Кто возьмет его маршрут?

Какой маршрут! Я же говорю, он болен! Ему нужна помощь!

Я должен кому-нибудь передать его маршрут! Стон поднялся и осмотрел всех своих подчиненных, как будто за это время мог появиться кто-нибудь еще! Затем поспешно сел обратно.

Послушай, Стон, кто-то должен доставить его домой. Скажи мне, где он живет, я отвезу его сам. И возьму этот твой чертов маршрут. Стон поднял на меня взгляд: А кто закончит за тебя сортировку? Да хрен с ней, с этой сортировкой! ИДИ И ЗАЙМИСЬ СОРТИРОВКОЙ! Потом он переговорил с управляющим другой станции по телефону:

Алло, Эдди? Слушай, мне нужен один человек... В тот день детишки остались без конфет. Я вернулся на свое рабочее место. Все остальные почтальоны уже разошлись. Я взялся рассовывать проспекты. На столе Джей-Джей осталась нетронутая связка. И снова я отстал от графика, пропустил отправку. И Стон выписал мне предупреждение. Больше я никогда не видел Джей-Джей. Никто не знал, что случилось с ним. Никто и никогда не вспомнил о нем. Отличный парень! Преданный человек. Его прикончила пачка рекламных проспектов из местного супермаркета их особое предложение: бесплатная коробка хозяйственного мыла и купон на любую покупку свыше трех долларов. 17 Через три года меня произвели в \"штатные\". Это означало: оплачиваемый отпуск (внештатникам отпуска не оплачивали), 40 рабочих часов в неделю плюс два выходных. Кроме того, Стон вынужден был, в соответствии с моим новым статусом, закрепить за мной всего лишь 5 маршрутов. Пять маршрутов раньше их было 50! Со временем я изучил бы досконально и сортировку, и кратчайшие пути, а также все эти ловушки и каверзы на вверенных мне маршрутах. И с каждым днем трудностей становилось бы все меньше и меньше. Шаг за шагом я закреплял бы свой успех и вкушал его плоды. Но почему-то я не испытывал ни радости, ни удовлетворения по этому поводу. Нет, я не был любителем острых ощущений, и работа все еще оставалась достаточно изнурительной, но мне почему-то стало не хватать той неопределенности, того очарования, которое привносила полная непредсказуемость тех моих минувших \"внештатных\" дней, когда только и ждешь, что вот-вот с тобой произойдет какая-нибудь чертовщина.

Штатные почтальоны подходили ко мне и пожимали руку. Наши поздравления, говорили они. Благодарю, кивал я. Поздравления с чем?! Я ничего не совершил! Я просто стал членом их шайки. Своим парнем, который с годами мог выставлять цену за свой личный маршрут. Получать рождественские подарки от своих клиентов. И когда в дождь или жару я скажусь больным, они будут говорить какому-нибудь бедному задроченному внештатнику: \"А где наш постоянный почтальон? Вы опаздываете! Наш почтальон никогда не опаздывает!\" Таковы были мои перспективы. Но тут вышло распоряжение фуражки и другое обмундирование на сортировочных ящиках не оставлять. Большинство из нас оставляло на ящиках свои фуражки. Собственно, там они никому не мешали, а это избавляло нас от необходимости подниматься в раздевалку. И вот, после трех лет \"оставления\", мне приказали не оставлять. Утром, по обыкновению, я переживал похмелье, и в этом переживании не было места таким вещам как фуражка. Поэтому на следующий день после выхода распоряжения, моя фуражка по старинке лежала на сортировочном ящике. Стон вручил мне письменное замечание: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я засунул писульку в карман и продолжил сортировку. Стон наблюдал за мной со своего вращающегося трона. Все служащие оставили свои фуражки в раздевалке. Все. Кроме меня, меня и еще Марти. Стон подошел к этому парню и сказал:

Так, Марти, ты же читал приказ. Твоя фуражка не должна находиться на сортировочном ящике.

Ох, извините, сэр. Привычка, знаете ли. Прошу прощения, Марти схватил свою фуражку и поднялся в раздевалку.

На следующее утро я снова забыл. Стон был тут как тут со своим письменным замечанием: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я спрятал записку в карман и продолжил сортировку. Когда очередным утро я вошел в отделение, то сразу заметил, что Стон следит за мной. Он был сосредоточен и цепок. Ему не терпелось узнать, как я распоряжусь своей фуражкой. Я немного потомил своего соглядатая, затем снял головной убор и водрузил его на сортировочный ящик. И вот Стон передо мной со своим письменным замечанием. Не читая, я бросил его в мусорную корзину и приступил к сортировке. За спиной у меня раздавались гневные очереди пишущей машинки. \"Как удалось овладеть ему такой виртуозной машинописью?\" вот о чем думал я. Вскоре я получил второе письменное замечание. Мы смотрели друг на друга.

Я не буду читать это, сказал я. Я знаю, что здесь написано. Здесь написано, что я не прочитал первое письменное замечание. И я пополнил мусорную корзину. Стон засел за машинку. И вот третье письменное замечание у меня в руках. Послушай, снова обратился я к Стону, я и так знаю содержание всех трех твоих произведений. Первое о том, что я положил фуражку на ящик. Второе что я не читал первое. А третье что я проигнорировал второе. Глядя на Стона, я опустил отпечатанный лист в мусорную корзину.

Как видишь, я могу избавляться от них так же быстро, как ты печатаешь. И если мы продолжим, то скоро один из нас будет иметь смешной вид. И скорей всего это будешь ты.

Стон вернулся в свое кресло. Он больше не печатал. Просто сидел и смотрел на меня. На следующий день я не вышел. И не позвонил. Я провалялся в постели до обеда. Затем поднялся и посетил Главное управление. Узнав о миссии, с которой я прибыл, меня проводили к столу. За ним сидела очень худая пожилая женщина. У нее были седые волосы и такая длинная и тонкая шея, что под тяжестью головы она прогибалась по середине. Женщина смотрела на меня поверх очков. Слушаю. Я хочу уволиться. Уволиться? Совершенно верно. Вы в штате? Да.

Тэк, тэк, тэк, тэк... слетело с ее сухих губ. Женщина подала мне бланк заявления, и я заполнил его. Сколько вы проработали на почте? Три с половиной года.

Тэк, тэк, тэк, тэк... шелестели губы. Тэк, тэк, тэк... Вот так все оно и было. Я вернулся домой, и мы с Бетти откупорили бутылочку. Тогда я и не предполагал, что через пару лет вернусь на почту, но уже в качестве клерка, и буду горбатиться на инвентарной табуретке почти 12 лет.

I I

1

Между тем, жизнь продолжалась. Я нашел свою удачу на скачках. На ипподроме я чувствовал себя, как рыба в воде. Мой ежедневный доход колебался между 15 и 40 баксами. На большее я и не замахивался. Если не попадал в точку с первого заезда, то на последующие ставил немного больше, чтобы в случае выигрыша возместить убыток. Изо дня в день я возвращался победителем, приветствуя Бетти высоко поднятым большим пальцем. Вскоре Бетти нашла себе работу машинистки, а когда одна из этих \"гражданских женушек\" начинает самостоятельно трудиться, вы сразу замечаете разницу. Мы надирались почти каждую ночь, и утром Бетти, как когда-то я, отправлялась на работу с глубокого похмелья. Теперь-то она знала, каково это. А я подымался около 10.30, не спеша выпивал чашку кофе и съедал пару жаренных яиц. Затем по порядку: выгуливал пса, флиртовал с молоденькой женой механика, которая жила позади нас, и любезничал со стриптизершей, что жила напротив. К полудню я был на ипподроме. Сделав выигрышную ставку, возвращался домой и, прихватив собаку, выходил к автобусной остановке, встречать Бетти с работы. Хорошая жизнь, ничего не скажешь. И вот однажды ночью Бетти, моя любовь, осушив первый стаканчик, высказала:

Хэнк, это не может дальше так продолжаться! Что не может так продолжаться, крошка? Эта ситуация! Какая ситуация?

Я работаю, а ты валяешься целыми днями. Все соседи думают, что я содержу тебя!

Ни хуя себе! Когда я работал, то ты валялась неделями напролет!

Это совсем другое дело ты мужик, а я женщина! Ого! А я и не знал! Какого же хера вы, суки, вопите о равноправии?

Кончай! Я знаю, чем ты тут занимаешься с этой маленькой шлюшкой! Сука, ходит перед тобой, болтая своими здоровенными сиськами...

Разве они здоровенные? Да! Как коровье вымя! Хмм... Вообще-то, похоже. Ну, вот! Видишь! Да какого черта?

Хэнк, у меня здесь много друзей. И они видят, что происходит!

Это не друзья! Гнусные подхалимы и сплетники! А эта проститутка, которая выдает себя за стриптизершу? Разве она проститутка? Да она ебется со всем, что стоит!

Не сходи с ума.

Я просто не хочу, чтобы все эти люди думали, что я содержу тебя! Они наши соседи...

Да хуй бы с ними, с этими соседями! Какое нам дело до того, что они там себе думают?! Жили же как-то до этого! И вообще, за жилье плачу я. Жратву покупаю я. Я зарабатываю на скачках. Твои деньги это твои деньги. У тебя никогда не было такой халявы.

Нет, Хэнк, это уже слишком. Я не могу так больше! Я встал и подошел к ней.

Ладно, малыш, просто ты переутомилась сегодня. Я попытался обнять ее, но она оттолкнула меня. Ну и ладно! На хуй все это!

вспылил я, завалился в кресло, прикончил свою порцию виски и повторил. Все, - сказала она. Больше мы не спим вместе. - Отлично. Любуйся сама на свою дырку. Не такая уж она великолепная.

Ты хочешь оставить дом за собой, или уйдешь? Уйду.

Как насчет собаки? Пусть остается у тебя.

Он будет скучать по тебе. Я рад, что хоть кто-то будет скучать по мне. Я вышел из дома, сел в машину и снял первое попавшееся жилье, на котором увидел объявление. В ту же ночь переехал. Разом я потерял трех женщин и одну собаку.

2 Что же было дальше? А дальше была эта молодая стерва из Техаса. Не хочу вдаваться в подробности, как я подцепил ее. Как бы там ни было, но не успел я сморгнуть, а она уже сидела у меня на коленях. Ей 23, мне 36. Она была блондинка с длинными волосами и богатым упругим телом. И кроме того, у нее имелись денежки, о чем поначалу я и не подозревал. Выпивкой она не увлекалась. Я хлестал один, и мы хохотали по любому поводу. Потом я взял ее на ипподром. Как я уже говорил, Джойс была видной бабенкой, и каждый раз, когда я возвращался на свое место, то находил возле нее какого-нибудь хмыря, который прямотаки льнул к ее мясу. От этих козлов просто не было спасу. Они липли, как мухи на говно. А Джойс сидела и довольно улыбалась. Мне оставалось либо забирать ее и смещаться на другое место, либо орать: \"Послушай, приятель, она уже занята! Проваливай!\" Но сражаться одновременно и с волками, и с лошадьми мне было не по силам. Я проигрывал. Настоящий профессионал ходит на игру один. Я знал это. Но думал, а вдруг я исключение. Очень скоро мне пришлось убедиться, что таковым не являюсь. Я терял свои денежки, так же быстро, как и любой другой смертный. Потом Джойс потребовала, чтобы мы поженились. \"На кой хуй? думал я. Все равно мне скоро конец.\" Но все же мы совершили дешевенькое свадебное путешествие в Вегас, а когда вернулись, я продал свой автомобиль за десять долларов, и мы отправились на автобусе в Техас. По прибытии на станцию назначения, в кармане у меня оставалось 75 центов. Шаг за шагом судьба готовила мое возвращение на почту. На круги своя, мать ее!

Это был очень маленький городок с населением не больше двух тысяч. Военными экспертами он был назван последним городом в США, на который в случае войны противник захотел бы сбросить ядерную бомбу. Теперь я мог лично удостовериться, почему они так решили. Джойс имела небольшой домик ь городе, и мы целыми днями еблись до посинения и жрали до отвала. Потчивала она меня хорошо. За столом откармливала, а в постели истощала. Никак ей было не насытиться. Джойс, моя женушка, была нимфоманкой. Иногда мне удавалось вырваться на прогулку по городу. О, блаженное одиночество! Следы от беспощадных зубов ненасытной нимфы покрывали мою грудь, шею, плечи и еще многое другое, вплоть до того, что беспокоило меня больше всего и причиняло изрядные мучения. Она просто пожирала меня живьем, Я плелся по городу, и все таращились на меня. Они прекрасно знали Джойс, ее сексуальную алчность, но также они знали, что ее отец и дедушка имели денег, земель, озер, охотничьих угодий больше, чем у всех у них вместе взятых. Они и жалели и ненавидели меня одновременно. Потом ко мне подослали какого-то карлика. Однажды он явился ранним утром, вытащил меня из постели, усадил в автомобиль и повез. Тыкая пальцем то направо, то налево, он комментировал:

Так вот, мистер, это принадлежит отцу Джойс, а это, мистер, принадлежит дедушке Джойс... Мы прокатались все утро. Похоже, кто-то пытался запугать меня. Кому-то я сильно мешал. Невозмутимый, сидел я на заднем сиденье и курил сигару, а карлик думал, что везет крутого прохвоста, который подбирается к миллионам Джойс. Он же не знал, что это ошибка, что я всего-навсего экс-почтальон с 75 центами в кармане. Этот карлик, жалкий урод, был очень нервная натура, он ездил слишком быстро и часто закладывал такие виражи, что еле справлялся с управлением. Автомобиль бросало с одной стороны дороги на другую. Один раз он прижал машину боком к бордюру и таранил его ярдов сто пока, наконец, не взял себя в руки. Эй! Потише, мудила! - орал ему я с заднего сиденья. Все это было подстроено. Они пытались вышибить меня из города. Очевидно. Про карлика я знал, что он был женат на настоящей красавице. Когда ей было всего десять лет, сгорая от нетерпения, она вставила в свою дырочку бутылку из-под \"Колы\", но чтобы вынуть ее, пришлось обращаться к врачу. Городок маленький, и молва о бутылке \"Колы\" быстро разнеслась по округе. Бедную девочку игнорировали, и только карлик не побрезговал. Так он оказался при самой классной попке этого вшивого городка. Я раскурил новую сигару, которыми меня снабжала Джойс, и сказал ему:

Кретин, мы могли разбиться. Поворачивай обратно и поезжай медленнее. Сегодня у меня нет желания играть в такие игры. В угоду ему, я изображал птицу высокого полета.

Да, сэр, мистер Чинаски. Конечно, сэр! Он восхищался мной. Без сомнений, этот кретин считал меня отменным мошенником. Когда я вернулся, Джойс спросила: Ну, как, ты все посмотрел? Достаточно, сказал я. Без сомнений, они пытались избавиться от меня. Но было не ясно, участвовала в этом Джойс или нет. Не успел я опомниться, как оказался в ее объятиях. Она сдирала с меня одежду и подталкивала к кровати.

Не рановато ли, крошка? Мы еблись уже дважды, а еще нет и двух часов! Но она только хихикала и продолжала подталкивать.

3 Ее папаша откровенно ненавидел меня. Он думал, что я охочусь за его деньгами. Но мне не нужны были его паршивые капиталы. Мне уже осточертела его чумовая дочурка. Всего раз виделись мы с ним. Это произошло около десяти часов утра. Он шел в ванну. Мы с Джойс млели в постели после бурной ебли с двойным оргазмом. Я следил за ним из-под одеяла. Наши взгляды встретились. И вдруг я не выдержал, улыбнулся и хитро подмигнул. Папаша выскочил из дома, изрыгая проклятия. С каким удовольствием он бы избавился от меня. Дедуля был холоден, как айсберг. Мы приезжали в гости, я пил с ним виски и слушал его ковбойские пластинки. Его старушенция поначалу была просто равнодушна ко мне. Ни ненависти, ни симпатии. Но она частенько цапалась с Джойс, и когда я в очередной схватке встал на ее сторону, то заработал нечто вроде снисхождения. Но старик продолжал леденеть. Я думаю, он тоже состоял в заговоре против меня. Как-то мы (старик, бабуля, Джойс и я) обедали в кафе, все таращились на нас и приторно улыбались. Покончив с обедом, мы сели в машину и поехали. Когда-нибудь видел бизонов, Хэнк? спросил старик. Нет, Уолли, не видел. Я называл его \"Уолли\", как приятеля по виски. Ебать его в сраку.

— Я даже не знал, что твоя жена беременна, — сказал Джеймс. — Когда же вы это провернули?

У нас здесь есть. Разве они не вымерли? Конечно, нет, у нас их полно. Я не верю. Покажи ему, папаша Уолли, попросила Джойс.

Глупая мартышка. Называла его \"папаша Уолли.\" Какой он был ей папаша?! Хорошо. Мы ехали по шоссе пока не оказались у огороженного поля. Участок шел под уклон, и противоположного края не было видно. Огромное поле. И кроме короткой зеленой травы на нем ничего не росло.

— Да вот провернули, за два месяца до свадьбы. Мы сами даже не пытались — за меня сработала замороженная сперма, которую я сдал пятнадцать лет назад. Мощная штука, — ухмыльнулся Редмон. — Слушай, отцовство просто выводит на новый уровень. Но почему тебе никто не сказал?..

Не вижу никаких бизонов, сказал я.

— Не знаю, — подавив внезапное раздражение, пожал плечами Джеймс. Дети. Всюду дети! Деваться некуда от детей, даже на деловом ленче не спрячешься. Половина приятелей Джеймса в последнее время стали папашами. Кто бы мог предположить, что после сорока пяти начинается бэби-бум?

Они укрылись от ветра, ответил Уолли. - Перелезай через ограду и пройди немного. Нужно пройти немного, чтобы увидеть их. Кругом было пусто. Им казалось, что они очень остроумные и сейчас здорово проведут городского пройдоху. Ну, пусть потешатся. Я перелез через ограду и немного прошел вперед.

Между тем Редмон отмочил невероятное: он вытащил бумажник с пластиковыми файлами для фотографий — такие чаще носят девочки-подростки, — раскрыл его и протянул Джеймсу:

— Здесь Сидни один месяц.

Ну, и где же здесь бизоны? снова спросил я.

— Сидни, — рассеянно повторил Джеймс.

Они там. Иди дальше. Я понял, они собирались разыграть со мной старую шутку. Деревенщина. Они подождут, пока я отойду и, гогоча, уедут. Черт с ними. Вернусь пешком. Отдохну от Джойс. И я быстро пошел, держа курс в открытое поле и поджидая, пока шутники отвалят. Но они не уезжали. Я прошагал еще немного, затем повернулся и, размахивая руками, заорал: НУ, ГДЕ ОНИ?! Ответ раздался позади меня это был топот копыт. Я обернулся три огромных бизона, таких я видел только в кино, мчались прямо на меня. Бизон, что бежал в центре, был немного впереди. Громадный клин стремительно приближался. Ой, блядь! вырвалось из меня. И я бросился наутек. Ограда, казалось, была очень далеко. Добежать до нее не представлялось никакой возможности. Я даже боялся оглянуться, для того чтобы оценить свои шансы. Вытаращив глаза, я несся к ограде. Летел! Но они неумолимо настигали меня! Я уже чувствовал, как сотрясается земля вокруг

— Это фамильное имя.

меня под ударами дюжины копыт, слышал мощное дыхание, извергающее фонтаны слюны. Я пришпорил себя для отчаянного рывка и бросился на ограду. Эффектное сальто я перелетел ограждение, плюхнулся в канаву и перекатился на спину. Сверху, свесив голову через ограду, на меня смотрело одно из чудовищ. В машине стоял хохот. Похоже, ничего смешнее они в своей жизни не видели. Джойс надрывалась громче всех. Глупые косматые твари потаращились на меня, развернулись и поскакали прочь. Я выбрался из канавы и сел в машину.

Джеймс мельком взглянул на снимок безволосого и беззубого улыбающегося младенца, отметив, какая большая у него голова.

Все. Я посмотрел бизонов, сказал я. - Теперь поехали выпьем чего покрепче. Они ржали всю дорогу. Отсмеются, но кто-нибудь хихикнет и все закатываются снова. Уолли даже не мог управлять машиной, пришлось остановиться. Он открыл дверцу, вывалился на обочину и хохотал до одури. Не отставала и бабушка, обливаясь слезами, в дуэте со своей внучкой. В последствии эта история разнеслась по всему городу, что изрядно подпортило тот солидный образ, который я изваял во время своих прогулок. Помню, мне потребовалось постричься, и я попросил Джойс.

Сходи в парикмахерскую, сказала она.

Не могу. Бизоны, признался я. Ты что, стесняешься этих людишек из парикмахерской? Это все бизоны! Тогда Джойс подстригла меня. И это было ужасно.

4 И вдруг Джойс решила вернуться в город. Несмотря на все недостатки, включая и скверную стрижку, в Техасе мне нравилось. Здесь было покойно. У нас был свой дом. Джойс продолжала откармливать меня. Изобилие всякого мяса. Жирные, отлично приготовленные блюда. Единственное, что можно сказать лестного об этой стерве Джойс, так это то, что она умела готовить. Она делала это лучше всех женщин, которых я знал. А что может быть полезней для укрепления нервной системы, чем отличная пища? Бодрость духа зависит от состояния брюха. Отчаяние охватывает нас чаще всего на голодный желудок. Но нет, Джойс твердо решила уехать. Ее бабка постоянно цеплялась к ней и доводила до истерики. Что касается меня, то я предпочел бы и дальше разыгрывать из себя негодяя. Тем более, что у меня это неплохо получалось. Я даже превзошел кузена Джойс, главного местного задиру. Мои выходки были забористей, ничего подобного они еще не видели. Помню, на день Голубого Хлопка все жители должны были одевать исключительно голубые джинсы, иначе можно было угодить в озеро. Я облачился в свой единственный костюм-тройку, повязал галстук и медленно, как Шекспир, пошел по городу, заглядывая в окна и останавливаясь, чтобы раскурить сигару. У них чуть глаза не полопались. Я переломил этому городишке хребет, легко, как сгоревшую спичку. Позже, я встретил на улице доктора. Он мне нравился. Парень вечно был под кайфом. Я не увлекался наркотой, но в случае если мне вдруг требовалось отключиться на несколько дней, я знал, что всегда могу разжиться у него какой-нибудь дрянью. Мы уезжаем, поведал я ему.

Зря, ответил доктор, здесь отличная жизнь. Богатые охота и рыбалка. Свежий воздух. И никакого давления. Этот город для вас! так советовал мне доктор. Да знаю, док, сказал я,

но вожжи у нее в руках. 5 Итак, старик Уолли выписал Джойс чек на кругленькую сумму, и мы уехали в Лос-Анджелес. Там сняли небольшой домик на Холмах, и Джойс прошиб понос морализма.

Нам обоим следует начать трудиться, - несло ее. Докажи им, что ты не охотник за чужими деньгами. Пусть видят, что мы можем быть самодостаточными.

— А вот здесь нам полгода, — сказал Редмон, переворачивая пластиковую страничку. — Здесь мы с Кэтрин.

Малыш, это детский лепет на лужайке. Любой кретин может вкалывать на дядю и получать гроши. Умные, если у них есть деньги, поступают иначе. Махинации вот как мы это называем. Я хочу быть классным махинатором. Но она не хотела. Тогда я нашел отговорку: человек не может найти работу, если у него нет автомобиля. Джойс села на телефон, и дедуля раскошелился. Вскоре я уже сидел в новеньком \"плимуте\". Джойс вырядила меня в великолепный костюм, туфли за сорок баксов и выпроводила из дома. \"Что ж, думал я, попытаюсь растянуть это удовольствие.\" Экспедитор вот, что мне светило. Когда у вас нет каких-либо полезных навыков, вы становитесь приемщиком, экспедитором либо кладовщиком. Я отметил в газете два объявления и выехал на разведку. В обоих местах меня брали. Но в первом попахивало потом, и я выбрал второе.

Так я оказался в лавке художественной продукции с машинкой для наклейки липкой ленты в руках. Работа не бей лежачего. Всего пару часов в день. Я выгородил себе небольшой офис из фанеры, установил там старый стол и телефон. Я сидел в своем кабинете, слушал радио и просматривал бюллетени скачек. Когда надоедало, спускался по аллее в кафе, пил кофе, ел пирог и острил с официантками. Подъезжали грузовики, и водители разыскивали меня: Где Чинаски? Да он в кафе! Они спускались в кафе, выпивали по чашке кофе, и мы шли исполнять наше маленькое дело

Стало быть, жену Редмона зовут Кэтрин, сделал вывод Джеймс. На фотографии была красивая миниатюрная женщина, не намного больше своего Сидни.

выгружали или загружали в грузовик несколько картонных коробок. Я выписывал транспортные накладные. Я всех устраивал, даже продавцы симпатизировали мне. Они приворовывали, я знал это, но ничего не говорил боссу. Это была их маленькая игра. Меня она не захватывала. Мелкий воришка не мой стиль. Все или ничего вот мое кредо. 6 В местечке, где мы поселились, водилась смерть. Она подкарауливала меня повсюду. Я понял это в первый же день. Во-первых, прогуливаясь по дому, я вышел на задний двор

— Он у тебя здоровяк, — сказал Джеймс, отдавая бумажник.

звеняще-клубяще-жужжащий с подвываниями звук обрушился на меня: десятитысячная армада мух, как по команде, поднялась в воздух. Весь двор принадлежал мухам здесь была высокая зеленая трава, и они гнездились в ней, они обожали ее.

— Врачи сказали, настоящий богатырь. Но сейчас все дети крупные. Твой как, большой?

\"Господи! подумал я. И ни одного паука в окрестности на протяжении пяти миль.\" Я стоял и глазел, а 10-тысячный рой постепенно оседал с небес. Мухи ныряли обратно в траву, облепляли ограду. Они захватили весь двор и тут же облюбовали мои волосы, руки. Самая смелая тварь ужалила меня в щеку. Проклиная все на свете, я бросился из дома и купил огромный флакон какой-то отравы. Я сражался с ними около часа, мы остервенели и я, и мухи. И вот час спустя, задыхаясь от распыленного яда, я остановился и осмотрелся

— Нет, — ответил Джеймс. — Сэм невысокий, в мать.

мух было нисколько не меньше. Похоже, на каждое убитое мною насекомое из травы поднималась пара. Я капитулировал. Во-вторых, в нашей спальне вокруг кровати стояли полки. На полках покоились горшочки. А в горшочках произрастала герань. Когда мы с Джойс первый раз завалились в кровать и принялись за дело, в самый разгар я заметил, что полки начинают раскачиваться в такт нашим движениям. Шлеп! Ой-ей! вскрикнул я.

— Жаль, — искренне посочувствовал Редмон, словно невысокий рост был физическим недостатком, и поспешил утешить: — Может, он будет вторым Томом Крузом или купит собственную киностудию. Это даже лучше.

Что случилось? спросила Джойс. Не останавливайся! Только не останавливайся!

— А разве у Круза сейчас нет своей киностудии? — вяло улыбнулся Джеймс и решил сменить тему: — Ну так что?..

Крошка, твой горшочек с геранью приложил меня по заднице.

Не останавливайся! Продолжай! Хорошо, хорошо! Я снова набрал темп, и мы уже готовы были кончить, но... О, черт!

Ну, что?! Что еще?!

Следующий горшок отшиб мне поясницу, скатился на задницу и сейчас свалится на пол! - Черт с ним! Продолжай! Продолжай! Ну, хорошо... И пока мы не кончили, горшки продолжали сыпаться на

меня. Это было похоже на авиабомбардировку. Но все же я справился. Позже я сказал:

Послушай, малыш, нам надо разобраться с этой геранью. Нет, не трогай. Пусть стоит здесь! Ну, почему, детка, почему? Она дополняет. Дополняет?! Да. И она захихикала, 1оршки остались в спальне навсегда. 7 Потом я стал возвращаться домой несчастным. Каждый вечер я напивался. В чем дело, Хэнк?

Да этот менеджер Фрэдди. Он постоянно свистит свою песню. Начинает, когда я прихожу, и не останавливается весь день. Это продолжается уже две недели! Как называется его песня?

— А-а, ты, наверное, хочешь узнать, как твой роман, — понял Редмон. — Это пусть тебе Джерри объяснит.

\"Вокруг света за восемьдесят дней\". Я никогда не любил ее. Хорошо, найди себе другую работу. Придется.

У Гуча похолодело под ложечкой. Редмон из вежливости мог хотя бы притвориться огорченным или изобразить неловкость.

— Джерри? — переспросил он. — Джерри-мегазасранец?

Только не увольняйся пока не подыщешь новое место. Мы должны доказать, что.... Я понял. Я все понял!

— Единственный и неповторимый. Боюсь, теперь он тебя любит, так что срочно меняй свое мнение к лучшему.

— Любит меня? — поразился Джеймс. — Это Джерри-то Бокмен?

8 Как-то вечером я встретил на улице одного алкаша. Мы знались с ним еще с тех времен, когда я жил с Бетти, и мы таскались по барам. Этот старый пропойца поведал мне, что сейчас он работает на почте клерком, и что легче работы не найти. Это была ложь, и причем одна из самых грандиознейших и гнуснейших на протяжении всего нашего века. Потом я искал этого парня годы, но, боюсь, что кто-то еще разобрался с ним раньше меня. Итак, я вновь записался на собеседование в Управление гражданских услуг. Только на этот раз в бланке я подчеркнул \"клерк\" вместо \"почтальон\". К тому времени, как я получил сообщение явиться на церемонию для приведения меня к присяге, Фрэдди отсвистел свою \"Вокруг света за восемьдесят дней\", но я уже был в предвкушении халявы на должности \"дядюшки Сэма\". И я сказал Фрэдди:

— Он сам все объяснит, когда придет.

Мне нужно провернуть небольшое дельце, дай мне часа полтора после обеда. 0\'кей, Хэнк. Я и не подозревал, как надолго затянется этот обед.

Джерри Бокмен придет на ленч? Джеймс не знал, что и думать. Бокмен был толстяком с грубыми чертами, плохой кожей и ярко-рыжими волосами. С такой внешностью только под мостом прятаться, взимая дань с припозднившихся прохожих. В тот единственный раз, когда Джеймс видел Бокмена, его посетила ханжеская мысль — подобные типы не должны осквернять своим видом книжные издательства.

9 Нас собралась целая команда: 150 или даже 200 новобранцев. После нудной бумажной волокиты, мы, стоя, поприветствовали поднятие флага. Приводил нас к присяге все тот же человек, что и при первом моем поступлении. После церемонии этот парень взял слово: Вы получили отличную работу. Преданно и честно исполняйте свои обязанности, и ничто не будет угрожать покою и безопасности вашей жизни. Безопасность? По-моему, что-то похожее на покой и безопасность можно отыскать лишь в тюрьме: 3 кв. метра жилплощади и никакой квартплаты, никаких коммунальных выплат, подоходных налогов, пенсионных взносов. Без надобности затраты на лицензию. Ни к чему транспортные расходы. Исключены штрафы за вождение в пьяном виде. Нет проигрышей на бегах. Плюс бесплатное медицинское обслуживание, компания таких же беззаботных проходимцев, забота церкви, круглосуточное наблюдение и похороны на дармовщинку. Спустя почти 12 лет из команды в 150 или даже 200 человек, останется всего двое. Так же как многим не удается примерить на себя шкуру таксиста, сутенера или наркокурьера, так и большинству не дано стать почтовыми клерками. И я не осуждаю их. Год за годом проходили мимо меня такие отряды в 150 или даже 200 человек, и в конце концов оставалось два, три, в крайнем случае, четыре человека из каждой группы этого было достаточно, чтобы замещать отставников.

Между тем Джерри Бокмен книжек и в руки не брал. Его стихией была индустрия развлечений — это куда масштабнее и выгоднее, чем издавать книги, которые расходятся примерно в том же количестве, что и пятьдесят лет назад. Разница лишь в одном: теперь в год выходит в пятьдесят раз больше книг, чем тогда. Издатели расширили ассортимент, но не спрос, поэтому Редмон Ричардли, превратившийся из развязного писателя-южанина во владельца собственной издательской компании, печатающей произведения лауреатов Пулитцеровской и Национальной книжной премии, авторов, пишущих для The Atlantic, Harper’s, Salon, членов ПЕН-клуба,[7] читающих лекции и устраивающих презентации своих книг в общественных библиотеках, живущих в Бруклине, а главное — тех, кому небезразличны «слова, слова, слова», продал свое издательство «Конгломерату индустрии развлечений», который все называли просто и незатейливо — «КИР».

10 Руководитель повел команду новоиспеченных служащих на ознакомительную экскурсию по всему зданию. Нас было так много, что все не помещались в лифт, пришлось разбиться на группы. Нам показали кафетерий для сотрудников, подвал и всякую прочую муру. \"Боже милостивый! думал я. Пусть этот парень поторапливается. Я и так уже отодвинул свой завтрак на целых два часа\". Руководитель раздал всем нам магнитные карты-пропуска и показал турникет.

А теперь посмотрим, как ими пользоваться. И он показал как. Теперь попробуйте вы. Через двенадцать с половиной часов мы все попробовали. Это была самая дурацкая церемония в моей жизни. II После девяти или десяти часов работы люди начинают клевать носом, они заваливаются на свои сортировочные ящики, просыпаясь в самый последний момент. Мы сортировали почту по зонам. Если на письме стоит зона 28, нужно положить его в ячейку под номером 28. Все очень просто.

Джерри Бокмен не был главой «КИР» — эту должность занимал один из его друзей. Он был начальником сектора — так сказать, вторым лицом и первым кандидатом. Когда кого-нибудь из боссов уволят, Джерри займет его место. Однажды его тоже уволят, но это будет уже не важно, поскольку к тому времени этот любитель добиваться поставленных целей станет счастливым обладателем полумиллиарда долларов, кучи акций или еще чего-нибудь. Ричардли никак не удавалось наладить дела в своем серьезном литературном издательстве, и он согласился на поглощение, как безвольная амеба. Два года назад, сообщая Гучу о прискорбном факте слияния (которое на деле было банальным поглощением — впрочем, как все слияния), издатель клялся, что Джеймс не почувствует никакой разницы, ибо он, Редмон Ричардли, не позволит Джерри Бокмену или «КИР» влиять на качество книг или давить на авторов.

Один темнокожий верзила, пытаясь отогнать сон, вскакивал и начинал махать руками. Его шатало из стороны в сторону.

Черт! Я не могу стоять! бормотал парень, а ведь он обладал просто животной силищей. Постоянные нагрузки на одни и те же мускулы изматывали. У меня болело все тело. Но в конце коридора стоял контролер, типичный Стон, с типичным выражением на лице должно быть, все они тренируются перед зеркалом, чтобы иметь такое выражение лица все контролеры смотрят на вас, как на кучу человеческого дерьма. Интересно то, что начинали-то эти ребята так же, как и мы. Все они были когда-то клерками или почтальонами. А вот дальше... Дальше я ничего не мог понять. Наверное, они были прирожденными тюремщиками. Одна нога всегда должна быть на полу. Другая на отдых-баре. То, что они называли \"отдых-баром\", было невысокой табуреткой с маленькой круглой подушечкой. Разговоры не допускаются. Два десятиминутных перерыва за 8 часов. Время ухода на перерыв и возвращения на рабочее место фиксируются. Если вы задержитесь на 2-3 минуты, то непременно получите замечание. Но платили здесь лучше, чем в лавке, и я надеялся извлечь из этого хоть какую-то пользу.

рассортирован за 23 минуты. Таков производственный график. ^.теперь, просто ради интереса, давайте посмотрим, кто из вас уложится в это время! Итак: раз, два, три... начали! \"Что это за маразм?\" думал я, чувствуя, что силы покидают меня. Все поддоны были одинаковой величины, но вмещали они разное количество писем. В некоторых было в два, а то и в три раза больше корреспонденции, чем в других. Это зависело от размера писем. Повсюду мелькали руки. Страх отстать от графика пришпоривал. Я не спешил.

Когда вы закончите первый поддон, не останавливайтесь, принимайтесь за другой! И все клюнули на это. Закончив первый, они хватались за второй. Контролер остановился позади меня.

Ну, вот, сказал он, указывая на меня, - этот человек справляется с заданием. Он уже ополовинил второй поддон! Поддон был первый. Не знаю, может быть, он издевался надо мной, но я посчитал, что если уж я так опередил остальных, то можно и сбавить темп.

12 Контролер привел нас в новый цех.

— Тогда к чему продавать издательство? — спросил Джеймс.

Перед тем, как вы приступите, обратился к нам начальник отделения, я хочу сказать несколько слов. Вот поддоны с различными типами писем, и каждый поддон должен быть

— Приходится, — признался Редмон. — Если я хочу жениться, завести детей и жить в Нью-Йорке, то вынужден на это пойти.

13 В 3:30 утра мой рабочий день был завершен

— С каких пор ты решил обзавестись женой и детьми? — удивился Джеймс.

двенадцать часов. В те времена за сверхурочные подменным клеркам не доплачивали. Все часы шли по одному тарифу. Я завел будильник с расчетом, чтобы к 8 утра быть в лавке.

— Недавно. После сорока душа просит разнообразия. Нельзя же без конца заниматься одним и тем же. Так недолго и с катушек слететь. Сам-то замечал? — поинтересовался Редмон.

Что случилось, Хэнк! встретил меня Фредди.

— Ну, в общем, да.

Мы уж думали, не попал ли ты в автокатострофу! Но мы ждали твоего возвращения. Я увольняюсь. - Увольняешься?

А теперь Джерри Бокмен придет на ленч.

Да, вы не можете винить человека за то, что он стремится к лучшей жизни. Я пошел в контору и получил расчет. Итак, я вернулся на почту. 14 Тем временем продолжение следовало: Джойс и ее горшочки с геранью, а впридачу парочка миллионов, если, конечно, я сдюжу. Серьезные противники: Джойс, мухи и герань. Я работал в ночную смену по 12 часов, а днем попадал в руки Джойс. Она тискала меня до изнеможения, пытаясь привести в действие. Я засыпал и просыпался под неуемные ласки ее рук, губ, языка... И в конце концов, она добивалась своего. Милая моя бедняжка, она была просто чокнутая. Однажды утром, когда я пришел со смены, она сказала мне: Хэнк, только не сходи с ума. О, я был слишком уставшим для такого серьезного поступка. Говори, малыш. Я взяла собаку. Щеночка.

— Читал статью в The Atlantic об аятолле и его племяннике? — спросил Ричардли.

Отлично. Я ничего не имею против собак. Где он? На кухне. Я назвала его Пикассо. Я пошел посмотреть на новичка. Щенок как-то странно передвигался, натыкаясь на все подряд. Он почти ничего не видел, длинная шерсть закрывала глаза. Я взял его на руки,

Гуч кивнул, зная, что статьи об Иране, Ираке и вообще обо всем, что имеет отношение к Ближнему Востоку, невероятно важны на маленьком острове в двенадцать миль длиной, известном как Манхэттен. Обычно Гуч мог сосредоточиться и сразу выдать несколько обоснованных суждений на заданную тему, однако сейчас из головы не шел Джерри Бокмен. Рыжий Бокмен придет на ленч? Засранец Бокмен его любит? Это в связи с чем? Минди будет в восторге, но для Джеймса ленч обещал стать настоящим испытанием. Придется разыгрывать представление и пытаться «сохранить лицо» — для Джерри. С Бокменом нельзя просто сидеть рядом. Его нужно развлекать, доказывая, что ты — выгодное вложение капитала.

раздвинул лохмы и заглянул в очи. Бедняга Пикассо! Дорогая, ты знаешь, что ты сделала? Он тебе не нравится?

— В последнее время я много думаю об Апдайке, — сказал Джеймс, чтобы разрядить напряжение.

— Да? — без энтузиазма отозвался Редмон. — По-моему, его переоценили. Апдайк не выдержал проверку временем, в отличие от Рота.

Я не могу сказать, что он мне не нравится. Но он ненормальный. Его интеллект равен нулю. Ты понимаешь, что ты принесла в дом идиота?! Как ты можешь так говорить? Могу, потому что видел его. И тут Пикассо начал писать. Он был большой мастер по части поссать. По полу побежала желтая речушка, постепенно превращаясь в желтое море. Пикассо закончил, отскочил в сторону и стал смотреть на содеянное. Я взял его на руки. Оставь это швабре. Так появилась еще она проблема Пикассо. Я просыпался после двенадцатичасовой ночной смены, оседланный изнемогающей Джойс, в окружении враждебной герани, и спрашивал: А где Пикассо?

Джеймса понесло:

О, проклятый Пикассо! чуть не плакала Джойс. Я вылезал из постели, голый, с торчащим членом. Слушай, опять ты оставила его во дворе! Сколько можно повторять, не оставляй его днем во дворе! И я шел во двор, голый одеваться просто не было сил. Где-то там сидел бедный Пикассо, во власти банды мух. Я открывал дверь и выскакивал на траву с болтающейся обмякшей ялдой, проклиная гадких насекомых. Эти твари облепляли глаза Пикассо, забивались в шерсть, оккупировали уши, рот... Они лезли везде. А он просто сидел и улыбался. Посмеивался надо мной, в то время как мухи пожирали его заживо. Может быть, он знал что-то такое, чего никто из нас не ведал. Я подхватывал его на руки и уносил в дом.

\"Щенок улыбался - это так забавно; И миска смылась, прихватив ложку.\"

Это черт знает что такое, Джойс! Я говорил тебе, говорю, и все без толку.

Ну, ты же сам приучил его. Он ходит туда какать! Да, но когда он покакает, его нужно приносить обратно. Он еще не научился сам это делать. И дерьмо, Джойс, нужно убирать дерьмо. Ты создаешь там настоящий рай для мух. Как только я успокаивался и засыпал, Джойс опять хваталась за мой член. Да, миллионы так просто не даются. 15 Сонный я сидел в кресле, поджидая, когда меня накормят. Захотелось пить, я взял свой стакан, поднялся и отправился на кухню. Я был босой, и Джойс не слышала, как я вошел. Как раз в это время к ней подошел Пикассо и лизнул в лодыжку. Она посмотрела на щенка, и лицо ее побелело от ненависти. Ударом ноги она отшвырнула лохматого идиота в сторону. Бедняга заскулил и завертелся волчком, оставляя на полу лужу. Я подошел к раковине и вместо того, чтобы наполнить стакан водой, швырнул его в шкаф. Стекла полетели во все стороны. Джойс едва успела закрыть лицо. Но меня это не волновало. Я поднял щенка и вышел. Усевшись в кресло, я приласкал маленького придурка. Он внимательно посмотрел на меня и принялся лизать ладошку, тарабаня хвостом по ручке кресла, как рыба, умирающая в полиэтиленовом мешке.

— Перечитал тут «Месяц воскресений» — великолепно написано. Думай что хочешь, но в 1975 году эта книга стала событием. Вот были времена! Выход новой книги вызывал сенсацию, а теперь…

— А теперь — словно Бритни Спирс показала свою п…ду, — нашел сравнение Редмон.

Боковым зрением я видел, как Джойс ползает по полу и собирает осколки в бумажный пакет. И тут она начала рыдать. Пытаясь скрыть это, она повернулась ко мне спиной, но я видел, как сотрясается все ее тело. Я отпустил Пикассо и пошел на кухню. Малыш. Малыш, ну, не надо! Я поднял ее с пола. Она еле держалась на ногах. Дорогая, ну, прости... я извиняюсь. Я поддерживал ее, и моя рука мягко и нежно поглаживала ее животик, пытаясь унять конвульсии. Успокойся, детка, все, успокойся... Немного поутихла. Я откинул волосы и поцеловал ее за ушком. Там было теплое местечко. Джойс мотнула головой. Я еще раз поцеловал ее туда же, теперь она уже не дергалась. Я чувствовал ее дыхание, наконец, она испустила легкий стон. Тогда я подхватил ее и перенес в комнату, опустился в кресло и усадил ее на колени. Она не хотела смотреть на меня. Я стал целовать ее шею, ушки. Одна моя рука обнимала ее за плечи, другая обвивала талию, я поглаживал ее в такт нашему дыханию, надеясь погасить отрицательный заряд. Наконец, робко улыбаясь, она взглянула на меня. Я дотянулся и куснул ее за кончик подбородка. - Чокнутая! сказал я. Она рассмеялась, и мы стали целоваться, наши головы вертелись, как на шарнирах. Вдруг я почувствовал, что она снова готова разрыдаться. Я отстранился и выкрикнул: Не смей! И губы наши вновь впились друг в друга. Распалившись, я вскочил и перенес Джойс в спальню. Мы рухнули на кровать. Одним движением я стащил с себя брюки, трусы и ботинки. Она подняла ноги, и я сорвал с нее трусики, зацепив по ходу одну туфлю. Вторая так и осталась на ноге, ведь я уже вошел в Джойс и начал свой самый мощный акт за последние месяцы. Все горшочки слетели со своих полок. Все до единого! Потом я еще немного понянчился с ней, поглаживая по спинке и поигрывая ее локонами. Я наговорил ей ворох всякой всячины. Джойс млела и мурлыкала. Наконец, она встала и ушла в ванну. Обратно уже не вернулась, завернула на кухню и взялась мыть посуду, что-то легонько напевая. Боже праведный, да сам Джеймс Бонд не справился бы лучше. Два Пикассо были на моей шее. 16 То ли после обеда, а может после завтрака или еще когда из-за этих сумасшедших двенадцати часов ночной смены в башке у меня все перепуталось я сказал Джойс:

Увидев вошедшего Джерри Бокмена, Джеймс поморщился. Тот явился не в костюме — сейчас в костюмах ходят только банковские клерки, а в брюках цвета хаки, футболке и жилете, причем не просто старом, а в таком, что на рыбалку можно ходить. Джеймс с трудом сдержал стон.

— Я на минуту, — объявил Бокмен, обменявшись рукопожатием с Гучем. — В Лос-Анджелесе сейчас обтяпывается одно дельце…

Послушай, малыш, я, конечно, извиняюсь, но не кажется тебе, что с этой работой я потихоньку шизею? Послушай, давай похерим все это. Давай просто валяться в кровати, наслаждаться любовью, гулять, болтать о чем-нибудь. Давай сходим в зоопарк, посмотрим на этих зверюг. Или давай махнем к океану. Ведь это всего 45 минут езды отсюда. Можно сходить в луна-парк и повеселиться на аттракционах. Заглянем на ипподром, в Музей искусств, на боксерские бои. Давай заведем друзей. Давай веселиться. Давай жить по-другому. Зачем нам жить жизнью, которой живут все: это убивает нас.

— Да, одно важное дельце… — поддакнул Редмон. — А что там?

— Все как обычно, — бросил Джерри. — Корки Поллак — засранец, но он мой лучший друг. Что тут скажешь?

Нет, Хэнк, мы должны показать им, мы должны доказать всем... Бред провинциальной девчонки из Техаса. Я безмолвствовал.

— Ты герой-одиночка, которым я всегда хотел быть, — преданно сказал Редмон.

— Герой-одиночка на собственной яхте. Хотя сейчас меня выдержит только мегаяхта. Видел когда-нибудь? — обратился он к Джеймсу.

17 Каждый вечер, когда подходило время собираться на работу, Джойс выкладывала на кровать мою одежду. Это были очень дорогие вещи. Теперь я никогда не одевал одну и ту же пару брюк, рубашку и одни и те же туфли две смены подряд. У меня имелся обширный гардероб. И что бы она не выложила, все я должен был одевать. То же самое когда-то делала моя мама. \"Не очень-то я продвинулся\", думал я и быстренько облачался во все это шикарное барахло. \"Учебный класс\" вот как они называли это

— Нет, — поджал губы Гуч.

— Ты сказал Джеймсу, что я думаю о его романе? — спросил Джерри у Редмона.

30 минут каждый вечер. Во всяком случае, это было единственное время за смену, когда мы не имели дело с почтой. Рослый итальянец подымался на кафедру лектория и втолковывал нам:

— Да нет пока. Решил предоставить эту честь тебе — ты ведь босс.

...нет ничего естественнее запаха настоящего свежего пота, но нет ничего хуже застарелой вони немытого тела... Я не верил своим ушам. Правительство поручило этому здоровенному кретину, объяснить мне, что надо мыть под мышками. Инженеру или мастеру они не давали таких советов. Нас держали за быдло.

— Я босс! Слышишь, Джеймс? Гений называет меня боссом!

...итак, принимайте ванну каждый день. Вы будете соблюдать... внешность и работать лучше. Наверное, вместо слова \"внешность\", он хотел употребить слово \"гигиена\", но не отыскал его в своем лексиконе. Затем итальянец отходил в глубь сцены к заднику, раздвигал его, выставляя напоказ огромную карту мира. Она занимала половину всей сцены. Ее глянцевая поверхность холодно блестела отраженным светом. Наш лектор брал указку с резиновым

Джеймс кивнул, стараясь скрыть дрожь.

наконечником, такие используют в начальных школах, и тыкал ей в карту:

Видите это зеленое пространство? Почти везде на этом пространстве творится сущий ад. Смотрите! И указка начинала шнырять по \"зеленому аду\" взад и вперед, Антисоветские настроения тогда превалировали. Китай еще не накачал свои бицепсы, а Вьетнам казался всего лишь маленькой елочной хлопушкой. И все равно я не хотел верить тому, что слышал. Мне казалось, что у меня едет крыша! Но никто в аудитории не протестовал. Им нужна была работа. И благодаря Джойс, я тоже был вынужден участвовать в этом.

— Ну, мягко говоря, я влюбился в твою книгу, — сообщил Джерри. — Отличная коммерческая фантастика. Такую любой бизнесмен с удовольствием почитает на борту самолета. И не один я так думаю — в Голливуде двое моих приятелей уже проявили интерес и готовы заплатить семизначную сумму. Стало быть, нужно ускорить издание. Правильно, нет? — обратился Бокмен за поддержкой к Редмону. — Мы ускоримся как черт знает что, и книга будет готова к весне. Хотели сначала к осени, но книжка уж больно хороша. Я сказал бы — иди отсюда прямо домой и садись за новый роман. У меня есть для тебя тема — менеджеры хеджевых фондов. Как тебе, а?

Смотрите сюда. Вот Аляска! А вот уже они! Ничто не мешает нападению, не правда ли? Да,

отвечал какой-то безмозглый в первом ряду. Итальянец резко щелкал указкой по карте. Карта реагировала воинственным хрустом. Лектор выходил на авансцену и наставлял на нас свою указку с резиновым соском на конце:

Я хочу, чтобы вы понимали, мы должны подчиняться установленному бюджету! Я хочу, чтобы вы понимали, что каждое письмо, которое вы обслуживаете каждую секунду, каждую минуту, каждый час, каждый день, каждую неделю каждое экстренное письмо сверх нормы ваш посильный вклад в победу над русскими! На этом сегодня все. Но перед тем, как вы разойдетесь, каждый из вас получит свою схему назначения. \"Схема назначения\". Что за штуковина? Кто-нибудь из сотрудников проходил вдоль рядов и раздавал всем листки с таблицами, по которым мы должны были сортировать почту.

— Менеджеры хеджевых фондов… — непослушными губами повторил Джеймс.

Чинаски? - выкрикивал итальянец.

— Популярная тема, как раз для тебя, — продолжал Джерри. — Читаю твою книгу и говорю Редмону: «Да это же золотая жила, настоящий коммерческий писатель вроде Кричтона или Дэна Брауна!» Но уж когда попал на рынок, нужно постоянно подбрасывать читателю новые романы. — Джерри встал: — Все, мне пора идти. Нужно ехать что-то решать. — Повернувшись к Джеймсу, он протянул ему руку: — Приятно было встретиться. Еще поговорим.

Здесь.

Джеймс и Редмон смотрели, как Джерри вышел из ресторана и сел в поджидавший внедорожник.

— Я же говорил, тебе тоже захочется выпить, — поддел Редмон.

Девятая зона. Спасибо. Нет, я не ослышался. Зона No9 самая большая в городе. Остальные, естественно, получат меньшие. Меня поджидал двух-футовый поддон, заваленный письмами, и 23 минуты, чтобы расправиться с ним - таковы были неукоснительные правила, которые нам просто вбивали в голову. 19 В следующую смену, когда нашу группу повели из главного здания в учебный корпус, я остановился переговорить с Газом старым газетчиком. Газ когда-то был боксером третьего разряда в среднем весе, правда, он так и не стал чемпионом. Дело в том, что боксировал он на левую сторону, а, как вы, возможно, знаете, никто не любит биться с левосторонними нужно переучиваться. Зачем напрягаться? И его просто не приглашали. Газ отвел меня в сторону, и мы пропустили по глоточку из его фляжки. Затем я бросился догонять свою группу. Итальянец ждал в дверях. Он увидел меня и пошел навстречу. На середине двора мы встретились. Чинаски? Что? Вы опоздали. Я не ответил. Рука об руку мы направились к учебному корпусу.

— Да уж, — выдохнул Джеймс.

— Вот такая отличная новость для нас обоих, — сказал Редмон. — Дело пахнет реальными деньгами.

У меня возникла идея пообщаться с вашим талоном предупреждений, сказал он, гордо вышагивая.

— Похоже на то, — согласился Джеймс, ощущая странное онемение чувств. Подозвав официанта, он заказал скотч с водой — единственное, что смог придумать.

— Ты что-то не очень рад, старик. Может, тебе прозак попить? — посочувствовал Редмон. — Впрочем, если, как я рассчитываю, книга пойдет нарасхват, прозак тебе не понадобится.

Ой, пожалуйста, не надо, сэр! Ну, зачем же так сразу! Ну, пожалуйста! канючил я, пока мы шли к двери.

— Будем надеяться, — кивнул Джеймс. До конца ленча он сидел как в тумане. Вернувшись домой пешком, он не поздоровался со швейцаром и не забрал почту. Войдя в свою дурацкую тесную квартирку, Гуч добрел до маленького кабинета, опустился в маленькое кресло и уставился в маленькое оконце напротив маленького стола, куда много лет пялились сотни дворецких и горничных, размышляя о своей нелегкой судьбе.

Ну, хорошо, оборвал он мою тираду. - На этот раз я вас прощаю.

А Гуч размышлял об иронии судьбы. Последние тридцать лет ему помогала жить одна всепобеждающая идея, тайная и могущественная, и была она куда сильнее надроченной спермы Редмона Ричардли: он, Джеймс Гуч, талантлив! Он один из плеяды великих романистов, литературных гигантов, его просто нужно раскрыть! Все эти годы Гуч думал о себе как о Толстом, Томасе Манне или даже Флобере.

И вот через восемь-девять месяцев правда выйдет наружу: никакой он не Толстой, а всего лишь старый некрасивый Джеймс Гуч, коммерческий писатель. Калиф на час, которому не суждено выдержать испытание временем. И хуже всего, что он никогда больше не сможет воображать себя Львом Толстым.

Спасибо, сэр, потупился я, и мы вместе протиснулись в дверь. И знаете что? От него несло, как от старого козла. 20 Теперь наши 30 минут учебного времени посвящались отработке схем. Каждому выдавалась колода карточек, имитирующих письма, и мы должны были рассовывать их по своим сортировочным ящикам. Установочная норма была 100 карточек за 8 минут (не больше) с точностью не менее 95%. Давалось три попытки, и если все три раза ты проваливался, они тебя отпускали. Я имею в виду, увольняли.



Тем временем на нижнем этаже делового небоскреба Лола Фэбрикан сидела на краешке двухместного дивана с такой же безвкусной клетчатой обивкой, как в кабинете Минди Гуч, и листала журнал свадебных нарядов, покачивая ногой в босоножке и подчеркнуто игнорируя двух девушек, тоже ожидавших собеседования. Лола считала себя неизмеримо выше этих созданий. У всех трех были одинаково длинные, выпрямленные «утюжками» волосы с пробором посередине, отличавшиеся только цветом, и Лола, щеголявшая блестящей черной шевелюрой, мысленно назвала девиц, пришедших, как и она, на собеседование, «дешевыми блондинками». У одной темные корни уже отросли на полдюйма — это, по мнению Лолы, автоматически исключало девушку из числа кандидатов даже в случае наличия вакансии. Два месяца после окончания колледжа при Виргинском университете, где Лола изучала фэшн-маркетинг, они с мамой Битель Фэбрикан безвылазно сидели на сайтах вакансий, рассылали е-мейлы и даже звонили потенциальным работодателям, но безуспешно. Строго говоря, в Интернете в основном сидела Битель — Лола больше помогала советами, но даже самоотверженные материнские старания не дали результатов: найти работу в модной индустрии оказалось практически невозможно — все вакансии расхватали студенты, у которых как раз были каникулы. Впрочем, Лоле и не хотелось работать. Она предпочитала отдыхать с подружками у бассейна, сплетничать, писать эсэмэски и фантазировать на свадебную тему, а в плохую погоду чатиться в Facebook, смотреть кабельное телевидение или слушать тщательно подобранную коллекцию музыки в айподе. Но больше всего Лола любила ходить по бутикам и устраивать оргии покупок с помощью кредитки, средства на которую подбрасывал отец, изредка сетуя на свою участь подкаблучника.

Некоторые из вас не справятся, - предупредил итальяшка. Ну что ж, вероятно, они созданы для чего-нибудь большего. Возможно, их ждет пост президента \"Дженерал Моторс\". После этих слов \"гигиенист\" покинул нас навсегда, и мы попали в руки к прекрасному инструктору, который постоянно нас подбадривал.

Но, как часто повторяла мама Битель, юность не длится вечно, и, поскольку Лола не была помолвлена — парни в родном городе и университете были для нее недостаточно хороши (Битель всякий раз соглашалась с оценкой дочки), — было решено, что она попытает счастья в Нью-Йорке: здесь есть не только интересная работа, но и широкий выбор подходящих кандидатов в мужья. Битель и сама познакомилась со своим Симом в Нью-Йорке и счастливо жила в браке двадцать четвертый год.

Вы все справитесь, друзья мои, это не так трудно, как кажется. Каждая группа имела своего инструктора по отработке схем. Этих инструкторов тоже классифицировали по процентной успеваемости их группы. Наш парень имел самый низкий показатель. И это его очень беспокоило.

Лола смотрела каждую серию «Секса в большом городе» по сто раз и бредила идеей переехать в Нью-Йорк и найти Мужчину Своей Мечты, а в крайнем случае — прославиться и реализовать заветную мечту, став звездой собственного реалити-шоу. Лола рассудила: ей сгодится любой вариант, лишь бы результатом стала жизнь в приятном ничегонеделании. Так она сможет наслаждаться привычной негой, шопингом и каникулами с подружками. Единственным отличием станет наличие мужа и ребенка. Однако Битель требовала хотя бы попробовать поработать, утверждая, что это полезно. Пока Лола воспринимала материнский наказ как издевательство: работать, похоже, совсем не интересно, а даже нудно и противно, примерно как навещать папашиных родственников, не столь преуспевающих, как семейство Фэбрикан; юная Лола считала их жутко заурядными.

В этом нет ничего сложного, товарищи, просто нужно сконцентрировать все свое внимание.

Обладая стандартной внешностью участницы конкурсов красоты, слегка подправленной уменьшением и выпрямлением носа, Лола ни в коей мере не считала себя заурядной. К сожалению, во время собеседований в модных журналах она ни на кого не произвела впечатления, и, в пятый или шестой раз услышав вопрос «Что вы хотели бы делать?», она огрызнулась: «Маску с морскими водорослями».

У многих моих товарищей колоды быстро худели. У меня же была жирнее всех. Я сдался. Я просто стоял в своей фантастически новой одежде, запустив руки в карманы.

Отложив журнал и осмотрев маленькую приемную, Лола подумала, что это собеседование будет очень похоже на предыдущие. Энергичная особа средних лет сообщит ей правила внутреннего распорядка на случай, если откроется вакансия и выберут Лолу. Придется являться в офис к девяти и работать до шести и даже дольше; транспортные расходы и обеды — за свой счет; возможно, придется пройти унизительный тест на наркотики, к которым она в жизни не притрагивалась (если не считать содержащихся в лекарствах). И что за смысл в такой работе? Все личное время будет съедаться мерзкими делами, и Лола не представляла, как средняя зарплата — тридцать пять тысяч в год, то есть восемнадцать после уплаты налогов, как мгновенно подсчитал ее отец, — сможет компенсировать этот кошмар. Она взглянула на часики на пластиковом ремешке с крошечными бриллиантиками вокруг циферблата и увидела, что ждет уже сорок пять минут. Решив, что это слишком, Лола обратилась к девушке, сидевшей напротив, — той самой, с отросшими корнями:

Чинаски, что случилось? подскочил ко мне инструктор. Я уверен, у вас получится. - Да, да. Я просто думаю. О чем вы думаете? - Уже ни о чем. И я ушел. Через неделю я опять стоял в учебном классе, запустив руки в карманы, и ждал, когда ко мне подойдет руководитель учебной части.

— Ты сколько уже ждешь?

Сэр, я думаю, что готов к аттестации. - Вы уверены?

На практике я делал 97, 98, 99 и пару раз по 100%. Вы должны понимать, что мы затрачиваем на ваше обучение большие деньги. И хотим иметь в вашем лице первоклассного специалиста аса, если можно так выразиться!

Сэр, я, действительно, уверен, что готов! - Ну, хорошо! (Тут я поймал его руку и пожал). Тогда вперед, мой друг, и желаю удачи! - Благодарю, сэр. Мы направились в комнату для отработки схем помещение со стеклянными стенами. Нас запускали в этот аквариум и наблюдали, выплывем мы или пойдем ко дну. Они жаждали падения! Но какое может быть падение у никчемного негодяя, прибывшего из маленького провинциального городка? Я зашел в комнату и снял резинку с пачки карточек, чтобы испытать судьбу в первый раз. О, черт! Вокруг засмеялись. Ко мне подошел инструктор:

Ваши 30 минут истекли. Вам надо возвращаться на

— Час, — отозвалась та.

рабочее место. Рабочее место 12 часов каторги. По графику мы должны были работать две недели без выходных, но зато после нам полагалось сразу четыре. Это подбадривало. Четыре дня свободы! И вот в последнюю ночь перед долгожданным четырехдневным отпуском по громкоговорителю разнеслось сообщение: Внимание! Всем сотрудникам 409-й группы!.. Я был в группе 409.

— Это несправедливо, — вмешалась другая. — Почему здесь так с нами обращаются? Как будто мое время ничего не стоит!

Надо же, какая крутая, подумала Лола, но вслух сказала:

...ВАШ ЧЕТЫРЕХДНЕВНЫЙ ОТПУСК ОТМЕНЯЕТСЯ. ПО НОВОМУ УСТАНОВЛЕННОМУ ГРАФИКУ ЭТИ ЧЕТЫРЕ ДНЯ РАБОЧИЕ! Не доставало рабочих рук на приемке, поэтому каждый должен был вкалывать за двоих. 21 Джойс подыскала себе работу в округе, в отделе полиции округа, если уж быть точным. Я жил с полицейским! Но, по крайней мере, теперь днем она отсутствовала, и это давало мне небольшой отдых от ее нежно-удушливых рук. Правда, у нас появилась парочка попугаев, эти твари не владели английским, весь день они трещали по-своему. С Джойс мы теперь виделись только за завтраком и ужином это оживляло - прекрасный способ. И хотя она умудрялась изнасиловать меня и утром и вечером, все равно это было не так утомительно, как не англоязычные попугаи. Послушай, малыш...

— Надо что-то делать.

— А что тут поделаешь? — пожала плечами первая девушка. — Нам они нужны больше, чем мы им.

Ну, что еще?

— Ох, не говори, — поморщилась вторая. — Я за две недели двадцать собеседований прошла, и все впустую. Даже пробовала пробиться к Филиппу Окленду, референткой с работой в Интернете. Я вообще не знаю, как там чего искать, но просто обожаю «Летнее утро». Только Окленду я не понравилась. Через десять минут он сказал, что позвонит, но не позвонил.

Все хорошо. Я свыкся и с геранью, и с мухами, и с Пикас- со, но ты должна понимать, что я работаю по 12 часов каждую ночь, к тому же изучаю схемы, а ты высасываешь остатки моих с и л . . .

Лола встрепенулась. Она тоже читала «Летнее утро», этот роман был одной из ее любимых книг. Пытаясь скрыть явный интерес, она небрежно спросила:

- В ы с а с ы в а ю ?

— И что требуется от референтки?

— Да практически только искать всякую всячину в Интернете, это любой умеет. И в библиотеке тоже что-то подбирать. Работа просто класс — не в конторе и не с утра до вечера. Приходить нужно к нему домой, а берлога у него роскошная, с террасой, на Пятой авеню. К тому же Окленд до сих пор красавчик, ей-богу, хотя вообще я не люблю пожилых. А в подъезде я столкнулась с кинозвездой!

Погоди, я не так выразился. Что значит

— С кем?! — восторженно заорала первая блондинка.

— С Шиффер Даймонд, которая играла в «Летнем утре»! Я даже решила, что это знак свыше и работа у меня в кармане, но вот — шиш…

\"высасываю\"? Все, забудем об этом! Давай поговорим о попугаях. А что попугаи? Они тоже обсасывают тебя? Да! Они да! И кто сильнее?

— А как ты узнала об этой вакансии? — снова поинтересовалась Лола.

Послушай, не смеши. Не неси ахинею. Я просто пытаюсь поговорить с тобой.

— От дочери одной маминой подруги. Она вообще тоже из Нью-Джерси, но работает в Нью-Йорке у литературного агента. Когда меня не взяли в референтки, у нее хватило наглости сказать своей мамаше, что Филипп Окленд предпочитает окружать себя красивыми девушками. Можно подумать, я некрасивая! Вот что значит Нью-Йорк — здесь все зависит от внешности. А в некоторых компаниях женщины ни за что не наймут эффектных девушек — боятся конкуренции или не хотят, чтобы мужчины отвлекались. Еще есть конторы, куда, если у тебя нулевой размер, можешь даже не соваться. Вообще, гады, шансов не дают. — Она смерила Лолу взглядом: — Сходи к Окленду. Ты поэффектнее, может, он тебя и возьмет.

* * *