– Не могу не согласиться!

Джей вывел машину из гаража, повернул обратно на Ройял-стрит, чтоб забрать Эндрю с Пташкой, и направился на запад по шестьдесят первой трассе Эрлайн-хайвей. Обшарпанные дешевые лавки и мотели сменились свалкой автомобилей, заброшенными лачугами, подбирающейся болотной тьмой. Трасса шестьдесят один шла по узкой полосе грязи между озером и рекой Миссисипи. Земля здесь была мягкая, мокрая, заросшая, малонаселенная. Они пересекли весь приход Святого Чарльза и въехали на территорию Святого Иоанна Крестителя – сельскую местность, усыпанную ядовитыми промышленными отбросами. Ночное пространство освещалось только редкими отдаленными вспышками с нефтеперерабатывающей фабрики.

На расстоянии сорока миль от Нового Орлеана Джей свернул с трассы, взяв курс на север по асфальтовой трассе, затем перешел на посыпанную гравием дорогу. Трясясь в машине, добрался до запертых ворот в ограждении из проволочной сетки, которое уходило далеко в заросли кустарника. К стальной петле был привинчен ярко-оранжевый знак с надписью \"Частное владение. Вход воспрещен\".

Джей вышел из машины и отпер ворота. Проехал внутрь, затем снова вышел запереть их за собой. Посыпанная гравием дорога вела вдоль низких деревьев, а вдалеке виднелось безликое здание из гофрированного металла.

– Тайное местечко для бегства? – спросил Эндрю.

– Что-то вроде того.

Они достали свою тяжелую ношу из багажника и поднесли к зданию. У Джея был ключ к двери без надписей. Ступив внутрь, он коснулся выключателя на стене. Загудел генератор, и, загораясь, замигали длинные лампы дневного света на потолке.

Кругом валялись груды стружки, в стальных и пластмассовых цистернах плескались химические отходы десятилетней давности. Долгие годы управляющие из \"Бирн металз энд кемикалз\" платили различным бригадам \"экспертов по устранению вредных веществ\", чтобы они увозили эти цистерны, платили ничтожную цену и с молитвой облегчения провожали взглядом грузовики по извилистой болотной дороге. Никто понятия не имел, что потом происходит с цистернами, да этого и не требовалось.

Но то были старые добрые времена, давно канувшие в прошлое. Теперь не осталось смысла платить даже \"экспертам\", куда удобней просто ставить их на заброшенном складе типа этого. Когда склад переполняется, всегда рядом есть болото.

Джей рассказывал все это по дороге, а Эндрю молчал, вероятно, усыпленный ядовитыми испарениями, витающими над здешним местом. Джей поставил мешок вертикально, затем вынул из кармана резак и распорол черный полиэтилен. Взяв на полке отвертку, монтировку и пару перчаток по локоть, снял крышку с голубой бочки в пятьдесят галлонов. Воздух наполнил ядовитый запах химии и гнили. Надев вторую пару перчаток, Эндрю помог Джею опустить голый труп в бочку.

– Во что мы его погружаем?

– В соляную кислоту.

– Проедает сразу до костей?

– Испробовано.

Они закрыли крышку, убрали следы и отправились прочь. По пути в Новый Орлеан Джей остановился выбросить кровавые мусорные мешки на помойку рядом с торговой точкой жареными цыплятами \"Попай\". Они вернулись во Французский квартал, словно в утробу, забрались в свежую постель перед самым восходом и проспали почти весь день.

Джей вставал один раз, около полудня. Он позвонил в отель \"Хаммингберд\", спросил Фрэнка Бута, и его соединили с сонным Траном.

– Ты встретил загадочного незнакомца?

– Кто это... минутку... Джей?

– Сколько еще мужчин знает твой номер? Тран засмеялся.

– Ты, должно быть, шутишь. Прошлой ночью со мной даже никто не разговаривал. Наверно, люди чуют мое отчаяние.

– Я чувствую себя отчасти виноватым за твое отчаяние.

Тран ничего не ответил.

Джей подумал об Эндрю, спящем в конце коридора, какие он видит сны, как он изголодался. Джей закрыл глаза и сделал шаг, после которого нет возврата.

– Извини, что так получилось. У меня давно не было страстных взаимоотношений. – Таких, чтобы любовники остались в живых, добавил он про себя. – Моему кузену было приятно с тобой познакомиться, и я хочу тебя увидеть. Присоединишься к нам за ужином?

– Ну...

Джей представил заспанного, еще не продравшего глаза Трана, который пытается разобраться в неожиданной ситуации.

– Я... я с удовольствием.

– Прекрасно. Около восьми?

– Э... да.

– Увидимся.

Джей повесил трубку, ощутив одновременно ужас и ликование. Мир летел из-под его контроля, но вместо того чтобы запаниковать, как раньше, Джей обрадовался разрушительной силе избранного пути.

Он скользнул в теплую постель, прижался к Эндрю и заснул. Через пару часов надо будет придумать что-нибудь на ужин, нечто простое, но утонченное, деликатес.

Пробудившись, Джей заварил кофе и сел за кухонный стол, потягивая его и перелистывая страницы газеты, купленной прошлым вечером в бакалейной лавке. В разделе блюд ко Дню благодарения он нашел подробное описание новоизобретенного творения: гастрономический любовный союз индюшки, утки и цыпленка, которых насаживают одну на другого, от мала до велика, удалив кости, и наполняют разными аппетитными начинками.

Джею очень понравилось кушанье, и он позвонил в магазин, где его готовят. Несмотря на уверения, что они не доставляют еду на дом и в любом случае не смогут справиться к вечеру, Джей назвал благоразумную цену. Ужин, как ему сообщили после поспешного согласования с поваром, будет у его ворот в семь, ему придется лишь разогреть блюдо в течение часа.

Джей разбудил Эндрю и подал ему кружку дымящегося подслащенного черного кофе. Потом сел на край кровати и стал наблюдать, как Комптон пьет. Было нечто суровое в лице Эндрю, несмотря на перепутанные кончики темных волос, ясный гипнотический взгляд голубых глаз, безупречно правильные черты. Может, дело в тени от длинного носа или кривом изгибе рта, которые делали его истинным англичанином. Может, суть в его жестокости.

Эндрю одарил его мрачной улыбкой. Джею было любопытно, что изменится между ними после этой ночи.

Джей дважды напомнил мне, что меня зовут Артур, хотя это уже не имело никакого значения. К тому времени как в дверь позвонил Тран, мы уже изрядно хлебнули коньяку. Видимо, это наша первая ошибка. Ради сохранения хоть доли своих способностей стоило оставаться трезвыми после ужина. Однако мы были в необыкновенно приподнятом настроении, возможно, из-за неминуемости того, что собрались сделать. К тому же мы оба знали, что голодными не останемся.

Тран прибыл ровно в восемь с бутылкой охлажденного шампанского. Как он еще не прихватил цветы и коробку конфет? У Трана с Джеем были особого рода ухаживания, и я не имел намерения вмешиваться. Напротив, мне это показалось весьма милым. Мне не терпелось посмотреть, как Джей убьет того, кто ему небезразличен.

Скоро мы разлили шампанское и поместили на стол замысловатую дичь. Мы с Джеем заранее обсудили, стоит ли подсыпать в пищу Трану снотворное, но решили, что парнишка может почувствовать его благодаря своему опыту с наркотиками. К тому же Джей сказал, что Тран проглотит любую таблетку, что он ему предложит.

Тран ел, а мы с Джеем лакали шампанское, таскали кусочки it;л л смотрели на него. Он напоминал нежное жаркое в логове леопардов. Столь аппетитный, но ничего не подозревающий юноша. Хотя я не привык видеть в мальчиках потенциальное яство, я хорошо знаю их в качестве жертв, и Тран играл свою роль так идеально, что я почти поверил, что он просто выучил ее наизусть. Он был симпатичен – очень симпатичен, – но ведь красивых ребят море. В нем же было нечто особенное. Как может один человек обладать такой манерностью, источая незащищенность и беззаботность, струя флюидами, которые столь однозначно молят: прирежьте меня, трахните меня, уложите меня остывшего и сделайте свое дело? Словно все юноши моего прошлого смешались в один экзотичный опасный коктейль, который Джей (почти неохотно) подал мне с нужным гарниром.

Когда шампанское было выпито, а тарелки вычищены, мы перешли в гостиную. Это походило на вежливую остановку на пути в спальню. Мы все искрили сексуальной энергетикой, ее можно было почувствовать в пыльном воздухе, если поглубже вдохнуть. Джей предложил Трану бокал коньяку. Юноша согласился, и я заметил, как соприкоснулись кончики их пальцев. Указательный палец Джея вытянулся и скользнул по костяшке. Тран посмотрел на него, потом на меня и осушил полбокала.

– Этот напиток обычно потягивают постепенно, – сказал я.

– Я не так пьян, как мне хочется.

Джей поймал мой взгляд и пожал плечами. Может, нам и не придется давать ему снотворное.

После второго бокала Тран разлегся на восточном ковре, закинув голову через мое колено. Я сидел на скользком кресле из розового атласа. Джей расположился рядом со мной, близко, но не касаясь. Вдруг, без предупреждения, он нагнулся надо мной и влепил в губы слюнявый поцелуй. Я почувствовал вкус коньяка. Боковым зрением я видел, что Тран наблюдает за нами, что его тонкие черты скривились в пьяной соблазнительной улыбке.

Пока Джей неистово сосал мой рот, Тран перевернулся и погладил мою ногу, добравшись до молнии. К тому времени как он ее расстегнул, мой член затвердел до боли. Тран прошел языком по головке и медленным кругом по яйцам, затем схватил мои ягодицы и взял член глубоко в горло.

Мне было хорошо до одури. Я застонал в лицо Джею, прогнул спину, схватил его за плечи. Тран продолжал глотать меня, опираясь на локти, погрузив голову меж моих ног. Джей положил ладонь ему на макушку и надавил вниз. Мой член проскочил через миндалевидные железы и скользнул глубже в глотку, захватив перистальтику моей набухшей плоти.

Я чувствовал, как ко мне крадется оргазм, подступает все ближе. В затылок вонзились зубы – пример, поданный мной прошлой ночью. Только когда оргазм настиг меня, сотряс и отпустил полуживым, я заметил, что мои руки обвились вокруг шеи Трана, душа его, пока Джей вдавливал голову в мой член.

Я откинулся назад на кресле. Тран соскочил с меня, из открытого рта струились слюна и сперма. Он не падал только благодаря руке Джея, вцепившейся в длинные спутанные волосы. Он хватал легкими воздух. Я заметил, что глаза слегка закатились, но не мог определить, в сознании ли наш мальчик.

Джей встал, подняв за собой и Трана. Тот зашатался, но устоял на ногах.

– Идем, – сказал Джей. – Отведем его в спальню. К тому времени как мы распластали Трана на кровати, он уже начинал бессвязно бормотать. Я стянул с него джемпер. Выбившиеся из хвоста волосы легли на обнаженные плечи – пышная черная россыпь. Джей расстегнул свободные голубые джинсы и стянул их с тонких ног. Под ними ничего не оказалось. Восхитительно гладкая кожа, полунапряженный член.

Мы с Джеем переглянулись. В его глазах был вопрос. – Он твой, – сказал я.

Холодный взор Джея переметнулся на кровать. Он медленно разделся, то и дело касаясь себя, словно чтобы убедиться, что все еще состоит из твердой плоти. Только по дрожи в руках я заметил, насколько он пьян. Джей опустился на колени рядом с юношей и погладил его живот благоговейными пальцами, склонился и поцеловал отвердевший коричневый сосок. Тран шевельнулся, но не открыл глаз.

Джей потянулся к тумбочке за некоей чудной секс-игрушкой, как мне сначала показалось. Однако он достал отвертку довольно большого размера. Взял острие в рот, покрыв слюной. Затем поднял Трану ноги, обнажив нежную расселину меж бархатных ягодиц, и вонзил свое оружие посредине. Одновременно он наклонился и кровожадно укусил левый сосок.

Тело Трана передернулось от боли и судорожно затряслось. Джей крутанул напоследок отверткой, выдернул ее и поднес к широко открытым, полным ужаса глазам юноши. С конца капала кровь и дерьмо.

Тран лягнулся и выбил из его руки отвертку. Джей не успел отреагировать, как мальчишка вскочил с кровати и метнулся к двери. Я поймал его, схватил за волосы и ударил Трана лицом о дверной косяк. На белой краске осталось пятно крови, однако сила удара оказалась недостаточной, чтобы отключить парня. Страх только мобилизовал его, Тран вырвался и понесся вдоль по коридору.

Мы почти поймали его в гостиной. Я бежал за ним на расстоянии вытянутой руки, Джей следом. Однако Тран громил все на пути, валил лампы, вазы, все, что могло задержать нас. Джей поднял стеклянное пресс-папье и швырнул его в Трана. Оно отскочило от черепа. Проклятый молокосос не пошатнулся. Он побежал в прихожую, дернул дверь и вывалился во двор.

Он пересек двор в три прыжка. Ударил по воротам, которые были неприступны снаружи, однако изнутри требовали лишь нажатия кнопки. Серьезный промах в системе безопасности. Я указал на это Джею два дня назад. Ворота бесшумно раздвинулись, и Тран вмиг выскочил через растущую щель – голый и окровавленный, но свободный.

Я последовал за Джеем в дом.

– Я пойду приведу его обратно, – сказал он скорей самому себе. – Нужно быть одетым, чтобы получить содействие полиции. Да, я верну его.

Он быстро зашагал к спальне, накинул рубашку, натянул штаны, засунул ноги без носков в туфли из черной итальянской кожи, взял из тумбочки бумажник и заглянул внутрь. Как всегда, там оказалась толстая пачка денег. Для содействия полиции.

– Что ж, приведи его живым, – попросил я, когда Джей развернулся уходить.

– Не беспокойся, – ответил он мне. – С ним пока еще не покончено.

14

Ему казалось, что Французский квартал еще никогда не был столь темным.

Тут и там проскакивали расплывчатые прямоугольники света, скорей всего окна. Высоко на решетчатом балконе повисла раньше срока рождественская гирлянда из лампочек, мигая желтым, красным, опять желтым. Одинокий фонарь горел на пустынной улице словно призрак. Однако на каждый лучик света приходилось по десять кирпичных фасадов, по десять ржавых ворот, подвешенных будто за черный воздух.

Каждая клеточка в теле Трана, каждый нерв и гормон говорили о том, что он обезумел от ужаса, однако мозг не помнил от чего.

Было холодно. Он смутно осознавал, что на нем нет одежды, но не понимал, почему это должно его волновать. Он во Французском квартале, на последнем \"Марди – ра\"[7] он ходил по этим же улицам с Люком, и на нем было надето чуть больше. Больно. И вот это беспокоило его – все сильней с каждым шагом. Голова стучала как огромное сердце, надкусанный сосок пульсировал, напрягаясь от холодного ветра. Но эта боль ничто по сравнению с судорогой в кишках, словно стальная рука зажала внутренности и скрутила...

Он не помнил, что именно произошло. Вроде Джей снова им заинтересовался, сам факт так возбудил Трана, что он напился, потерял страх обжечься второй раз. Он видел, как кузены целуются, затем он сосал необрезанный член Артура, с любопытством исследуя ткань пластичной крайней плоти. А потом впал в забвение, которое длилось до раздирающей боли в заднем проходе и на соске. Чистый инстинкт согнал его с кровати, и в памяти осталось перекошенное от ярости лицо Артура, который ударил его головой о дверной косяк. И вот теперь он здесь. Полная бессмыслица.

Еще несколько шагов – и Тран скрючился от боли. Он прислонился к стене, начались позывы рвоты, но ничего не вышло из поврежденного организма. Холодный липкий пот струился по лицу, вдоль позвоночника, под мошонкой. В какой-то момент боль в голове затмила все остальное, и Тран всецело отдался ей, потому что ее было легче терпеть, чем огненное жжение в прямой кишке.

Вдруг на обнаженное плечо опустилась рука. Джей. Артур. Тран вздрогнул, его скрутило, и он упал на тротуар.

– Эй, приятель... эй, ты в порядке?

Тран уставился вверх в расплывчатое черное лицо. К нему протянулась большая рука с бледной ладонью, через плечо перекинуто нечто длинное – ружье? Нет, футляр с инструментом. Уличный музыкант возвращается домой. Этот парень знает Французский квартал, он отведет в безопасное место.

Тран попытался пошевелиться, взять человека за руку и подняться, но все было таким тяжелым, даже собственная кисть где-то на конце руки. Послышалось рычание двигателя, по асфальту застучала твердая подошва. Музыканта схватили сзади.

– Давай к стене...

– Хренов черномазый извращенец...

Первая реплика исходила от толстого белого копа, вторая – от стройного афроамериканца. К обочине прибились до нелепости смешные мотороллеры полицейского отделения Нового Орлеана. Копы по очереди то хватали затылок музыканта, вминаясь пальцами в кожу, то за макушку прижимали его лицо к грубой кирпичной стене, при этом скручивали руки, держа наготове наручники.

Тран хотел запротестовать, произнести некое удачное клише из детектива, типа \"Эй, вы поймали не того парня\", но губы не шевелились. Он проглотил слюну, пытаясь смочить больное горло. Почувствовал вкус крови и спермы во рту. Некоторые зубы шатались. Хуже всего, он был все еще пьян.

Не видя причин наблюдать за завершением сцены, он закрыл глаза и воззвал к бессознательной темноте, и она приняла его приглашение.

К тому времени как Джей обогнул угол Бэррэкс-стрит, вокруг истекающего кровью на тротуаре мальчика собрался народ. Копы отпустили музыканта, который потирал шею, сердито поглядывая на них. Двое туристов из Алабамы потерялись в поиске Бурбон-стрит и остановились посмотреть, что происходит.

– Похоже, кое-кому надо вызвать \"скорую\", – отметил один из них.

– В этом нет необходимости, – сказал Джей, быстро встряв между Траном и копами, но подальше от последних. – Он живет со мной. Я отвезу его домой.

Джей опустился на колени и усадил Трана, оперев на стену. Юноша поднял дрожащие веки. Он уставился на Джея. Если он закричит, я пропал, подумал Джей. Судя по затуманенным болью глазам, Тран не узнал его. Вскоре они снова закрылись.

– Он живет с вами? – переспросил белый коп. – А что он делает на улице с голым задом?

Джей встретил взгляд полицейского с непоколебимой честностью:

– Боюсь, он слишком много выпил. А вообще он не потребляет алкоголя. Мы поссорились. Он выбежал на улицу, и я не успел его остановить.

– Как его зовут?

– Джон Лэм.

– Как ваше имя?

– Я Лизандр Бирн. Живу на Ройял.

– Покажите удостоверение.

Джей протянул копу водительские права с двумя вложенными внутрь банкнотами. Заметив краем глаза зеленое содержимое, другой полицейский властной рукой махнул на зевак:

– Разойдитесь. Нечего здесь глазеть.

– Этот мальчик ранен, – возразил музыкант. – Взгляните, он же совсем ребенок...

– Ему двадцать один год, – вмешался Джей.

– А выглядит на пятнадцать, – сказал один из туристов.

– На нем кровь, – отметил другой.

Все посмотрели на Трана. И правда, хотя в полумраке это было не сразу заметно, но на бледной коже лица, груди и ног виднелись темные пятна.

– Мистер... – Белый коп заглянул в водительские права. – Мистер Бирн. Вы знаете, откуда эта кровь?

– Я видел, как он упал, когда бежал. Вероятно, ударился об асфальт.

Черный коп наклонился, чтоб рассмотреть Трана ближе, затем поднялся и указал на укушенный сосок:

– Это он тоже сам себе сделал? Джей пожал плечами:

– Это сделал я. Я не в ответе за его сексуальные наклонности, но стараюсь удовлетворять их.

Полицейские переглянулись. На их лицах отразилось отвращение. Белый коп вернул Джею удостоверение, осторожно сжимая его большим и указательным пальцем. Очевидно, он решил согласиться на взятку.

– Господин Бирн, я советую вам забрать вашего... э... друга домой и не выпускать его, пока не протрезвеет. Если я еще раз увижу его на улице в таком состоянии, то возьму под арест.

Джей кивнул, улыбнулся. Иной счел бы его поведение унизительным. Он наслаждался бестолковостью полицейских, их детской верой в разыгранную им сцену.

– Спасибо, сэр.

– Подождите! – Музыкант махнул рукой полицейским, Джею. – Малыш серьезно ушибся. Ему нужна медицинская помощь.

– Что, ниггер? – Чернокожий коп приблизился к музыканту, уткнулся своим костлявым лицом в старую физиономию со шрамами. – А я говорю, что ему она не нужна. А тебе лучше убрать отсюда свой зад, пока его не прижали.

Музыкант взглянул на другого полицейского, на безвольное тело Трана, на Джея, который посмотрел ему в лицо без доли понимания или злобы. Он обернулся к туристам, но их уже нигде не было. Наконец музыкант закинул за плечо свой футляр с инструментом и зашагал к Декантур-стрит, с омерзением качая головой.

Люк молнией несся мимо викторианских коттеджей, мимо старых домов, разваливающихся, но расписанных всеми цветами радуги. Встречались и заколоченные строения, покрытые граффити. Но когда он стал приближаться к Кварталу, улица приняла более облагороженный вид, почти на каждом крыльце вился радужный флаг или флюгер, на буфере почти каждой машины красовался розовый треугольник или наклейка \"молчание = смерть\". В этих с любовью обустроенных и со вкусом обставленных домах люди готовили ужин, занимались сексом, наряжались на вечеринки, умирали от саркомы Капоши, пневмоцистоза, цито-мегаловируса и сотни других непостижимых болезней, которые остальной мир называет просто СПИДом.

Или продолжают жить с этими болезнями. Люк всегда подчеркивал разницу: Ты умираешь от СПИДа, Люк, или живешь с ним? У него всегда имелась остроумная увертка. Сегодня он ответит на вопрос правдиво, выберет одну из альтернатив.

Он понятия не имел, что предпринять. Предположим, что он найдет дом Джея, но как попасть внутрь? Позвонить в дверь? Э... добрый вечер, господин Бирн, извините за беспокойство в столь поздний час, но, несмотря на все жуткие вещи, которые вам, вероятно, рассказал обо мне мой бывший любовник, я уверен, что вы с радостью впустите меня, чтоб я вырвал вам, на хрен, глотку... Нет. Но что тогда? Вломиться силой? На что он способен?

Жаль, что не взял револьвер Джонни.

Жаль, что нет иглы и готовой вены.

Люку захотелось обойти Ройял-стрит, вернуться в бар-другой, найти какого-нибудь старого знакомого, которые всегда сшиваются в заведениях, где можно купить наркоту, и вытирают слезы падшим ангелам. В кармане есть деньги, можно накупить такое количество героина, чтобы днями оставаться под кайфом, чтобы остановилось сердце. Отпусти его, сказал внутренний голос. Пусть Тран делает, что ему хочется. Оставь его в покое. Будь милостив.

Однако второй голос – тот, что был постоянно зол уже больше года, – не мог этого допустить. Джанк – это слишком просто. Тран – по праву его любовник. Люк сбросил балласт волны \"ВИЧ\" и не желал дописывать книгу. Жизнь – реальная история, единственная, чей конец ему небезразличен.

Он пересек Эспланаду и попал в Квартал. Ройял-стрит была темной и пустой. В воздухе пахло древесным дымом, единственный запах осени. Проходя, Люк проверял флероны каждых ворот в поиске ананасов. Тут он заметил некую возню.

Полицейские мотороллеры на обочине, крутящиеся мигалки придавали сцене нездоровый стробоскопический вид. Две спины в голубом, одна широкая, другая узкая, и обе завершались маленькой круглой головой, сидящей на плечах без шеи. Высокий красивый блондин поднимал за руку обнаженного юношу, чье лицо скрывали длинные черные пряди. Когда мужчина поставил беднягу в вертикальное положение, локон упал назад, и Люк узнал Трана. Значит, блондин – Джей.

Сердце сжалось. Боль из груди ушла в живот. Он не ел два дня, поэтому от кишечника не приходилось ожидать сюрпризов, однако его схватили знакомые спазмы. Люк и раньше не знал, что собирается делать, но что ему, к черту, делать теперь?

Копы садились на свои мотороллеры. Они решили отдать мальчика Джею. Это впечаталось в сознание Люка четче, чем темные пятна крови на коже, четче, чем шок от вида голого, беззащитного Трана посреди улицы. Они решили отдать мальчика Джею. Но Джей его не получит.

Люк оперся на здание и собрал все силы. Он не спал с рассвета, он видел, как один друг вышиб себе мозги, а с другим занимался сексом, он прошел две мили в свирепой ярости, он не принял три дозы различных лекарственных препаратов. Он устал. Любой бы устал.

Несмотря на это, Люк оттолкнулся от стены и быстро зашагал навстречу.

Джей заметил приближение человека и тотчас узнал его. Он никогда не видел Люка, но кожаная куртка и истоптанные сапоги, решительная походка и красивое мертвенно-бледное лицо не оставляли сомнений. Люк всегда носит в сапоге нож, говорил Тран. Когда он заразился, то сказал, что если кто-нибудь займется с ним сексом, то он резанет себе по запястью и зальет любовнику глаза кровью...

Джей не боялся небольшого кровопролития. Ножом его не испугаешь. Но что, если Люк заберет у него Трана? Эндрю сильно огорчится, может, даже разозлится. Разозлится настолько, чтоб уйти от него. А Тран вспомнит, что они с ним сделали, раны потребуют медицинского вмешательства. Доктора станут задавать вопросы, свяжутся с полицейскими, а эти два копа запомнили его и узнают, что он лгал...

Он мысленно посчитал содержание бумажника. Копы получили по пятьдесят долларов. Если повторить, закроют ли они глаза на то, что скажет им Люк? Скорей всего да, но гарантии тут нет никакой. Лучше дать по сотне. Джей засунул руку в карман, не вынимая денег, но давая понять, что готов увеличить ставки.

– Я знаю этого мальчика, – сказал Люк. Он запыхался. – Что ты с ним сделал? Что случилось? Тран?

Он подался вперед и потянулся к юноше. Белый коп поднял мясистую руку, преградив ему путь.

– Вы знаете этого человека? – спросил Джея черный полицейский.

– Мы никогда не встречались, но я о нем наслышан. У него с Джоном... гм... – Джей осмотрительно кашлянул, – когда-то был роман.

Полицейские обменялись теми же взглядами, полными отвращения. Отвлеки их внимание нелицеприятной информацией, подумал Джей, и они сбиты с толку.

– Его зовут не Джон! – завопил Люк. – Он Винсент Тран! Черт побери, я его знаю!

– Да? – спросил белый коп. – А почему он вас не узнает?

– Вы разве не видите, что с ним нечто ужасное? Тран, малыш, это я, Люк, давай же, Тран, взгляни на меня...

Весь вес юноши приходился на одну руку Джея, но тут он обхватил его за грудь и другой: новый бойфренд защищает своего возлюбленного от бывшего любовника, одержимого психа.

– Он в порядке, Люк. Я позабочусь о нем. Почему бы тебе не подумать о себе?

В глазах Люка мелькнула кровожадность. Этого человека трудно переоценить. В нем само безумие, очевидное и кричащее. Джей повернулся к полицейским и достал бумажник.

– Хотите проверить удостоверение личности?

– Мы уже... – Белый коп вдруг замолк. – Да, покажите ваши водительские права.

Ловкость рук никогда не была среди достоинств Джея, однако он попытался сложить две сотни и засунуть их в права с максимальной осторожностью. Что, конечно, не ускользнуло от взора Люка.

– Вы чертовы мошенники. За сотню готовы лизать зад педофилу.

Он попытался прорваться мимо них, руки тянулись к Трану. Быстрые, как змеи, полицейские одновременно преградили путь, заломили Люку руки и прижали его к стене. Наверняка это было больно, но яростное выражение на лице Люка ничуть не изменилось, он не сводил с Джея яростных глаз.

Белый коп наклонился к уху Люку и заговорил, повысив голос:

– У тебя есть что еще нам сказать, остроумный ублюдок? Если да, то придется проехаться в участок с нашими приятелями. Сейчас мы проводим джентльмена до дома, а ты развернешься и пойдешь своей дорогой. Понял?

Люк молчал. Черный коп резко заломил ему руку:

– Тебе понятно?

– Нет, мне непонятно. – Люк вжался лицом в стену. Он почти рыдал. – Я не понимаю, как можно найти обнаженного окровавленного ребенка на улице и вернуть его человеку, который его изнасиловал. Я не понимаю, как вы можете брать взятку у этого извращенца, не думая о безопасности мальчика. Я даже не понимаю, почему он с Джеем, а не со мной.

Белый коп надавил Люку в спину коленом.

– Забыл, еще одно слово из твоего...

– Он просто переживает, – сказал Джей. – Пожалуйста, отпустите его.

Полицейские разжали руки и отступили в сторону. Люк остался у стены, прижимая лицо к кирпичам.

Джей решил, что надо отвести Трана домой, пока юноша не вышел из ступора.

– В путь? – спросил он.

Копы залезли на мотороллеры и поехали так медленно, что даже с Траном на буксире Джей умудрялся идти на два шага впереди.

Когда его необычная свита повернула на Ройял-стрит, Джей глянул назад через плечо. Люк распластался на стене, обхватив ее обеими руками, держась буквально за изломы кирпича. Он судорожно вздрагивал. Джей до сих пор слышал его всхлипы.

Ему было почти жаль этого человека.

Тран очнулся в мире наслаждений и боли.

Последнее, что он помнил, это улица, где он стоял голый и продрогший. Перед глазами расплывчатый образ Люка. Был ли там Люк? Возможно, однако вся сцена казалась нереальной, словно далекий кошмар, который резко сменился новым.

Запястья и лодыжки крепко связаны, ремень на талии. На ощупь – смазанная жиром кожа. Под ним металлическая поверхность, гладкая и холодная. Каждый вдох наполняет легкие зловонным запахом – сладко-тухлым, хуже, чем рыбьи потроха, что гниют за бакалейной в Версале. Голова ужасно болит. Длинные лампы дневного света слепят глаза. Член встал, глубоко погруженный в глотку Артура. Сверху в лицо заглянул Джей, с белокурых волос капает пот.

Тран попытался заговорить, но губы засохли и набухли. Джей протянул ему чашку с водой. Когда Тран приподнял голову, мозг начал дико пульсировать. В нем словно рвались сосуды.

По горлу заструилась вода – сладостно холодная. Добралась до желудка, вызвав неописуемый взрыв боли. Он глотнул еще раз и смог произнести хриплым шепотом:

– Джей... что ты делаешь?

– Собираюсь тебя убить.

По губам Джея скользнула улыбка, не затронув тусклых глаз.

– Почему?

– Потому что я так развлекаюсь. И потому что ты прекрасен.

– Ты всегда этим занимался?

– С тех пор, когда был моложе тебя.

– Как... как...

– Как много человек ушло на тот свет? Сбился со счету. Как я это делаю? Разными способами. У тебя есть какие-либо пожелания?

Джей провел костлявым пальцем по щеке Трана, и Тран понял, что он не шутит.

– Я не хочу умирать.

Артур перестал сосать его член, поднял голову и пристально посмотрел Трану в глаза:

– Врешь.

– Я буду кричать.

– Мы знаем. – Джей приложил к вискам Трана нежные кончики пальцев и поцеловал его в лоб. – Будешь слишком усердствовать – вставим в рот кляп.

Трана охватил ужас, грозя перейти в безумие. Они это серьезно. Они правда собрались заживо разорвать его на части, и он попался. Выхода нет. Единственный раз Тран испытал отдаленно похожее ощущение, когда узнал о положительном анализе Люка на ВИЧ. Теперь он осознал, что скоро умрет. И он понимал, что не столько боится смерти, сколько боли, которая ей предшествует.

В горле образовался ком – горячий и горький. Джей заметил, что Тран вот-вот захлебнется, и повернул его голову набок. Из угла рта вылилась тонкая струйка рвоты. Джей протер стол влажной тряпкой, затем другим лоскутом промокнул пот на лице Трана.

Стало только хуже. Под новым углом зрения он увидел полки вдоль задней стены и то, что внутри них. Тран различил кости, цветы, свечи, сосуды со странным, подвешенным в жидкости содержимым.

Он сфокусировался на одном из сосудов и едва смог уложить в голове увиденное: глаза в кровавой воде, смотрящие на него или мимо, двадцать пар или больше, крупные и белые, точно маринованные яйца. Он понял, откуда такой тошнотворный запах. В тот момент Тран знал, что его ждет смерть, здесь и сейчас, хотя отказывался ее принимать; это будет позже... и сложней.

Джей отпустил Трана и пошел к основанию стола, к Артуру. Они стояли, взирая на юношу. Тран смотрел на них с неким благоговением. Как бы то ни было, они – его участь. Люк пытался взять на себя эту роль, но не имел на то права свыше и потерпел неудачу. Эти два человека решили стать вершителями судьбы по своей воле, просто оттого, что им так хотелось. Сквозь ужас, сквозь горечь это нравилось Трану.

Однако будет дьявольски больно. Он не мог и вообразить ту боль, которую они причинят ему до наступления смерти. Он не знал, что это такое: самым болезненным опытом в его жизни была вывихнутая лодыжка во время урока физкультуры в школе – подарок от одноклассника, который называл его косоглазым.

Воспоминание о школе навело на мысль о доме. Тран представил, как будет чувствовать себя отец, когда обо всем узнает: виноватым и убитым горем, еще более укорененным в своих убеждениях. Это именно та смерть, которую сулил ему отец, – страшная, грязная смерть... но довольно быстрая в отличие от СПИДа, который сжирает тебя на разных стадиях болезни. Может, отец сочтет вмешательство Джея с Артуром божественной милостью, решит, что это рука Бога опустила меч, чтобы срубить уродливую ветку. Не сошел ли он с ума с такими-то рассуждениями? Он хотел сойти с ума по собственному веленью, но не мог.

Жгучие слезы покатились из уголков глаз. Тран никогда не ощущал себя столь беззащитным. Он незаметно пошевелил руками: ремни отступали на полдюйма. Джей Бирн знает, как правильно связать юношу, чтобы он не смог вырваться. Не зря у него такая дурная слава. Тран не особо сильно удивился происходящему. Его бы ничуть не тронуло, если бы и Люк кого-нибудь убил.

Джей направился к стеллажу у противоположной стены, к прочной металлической стойке с различными крючками, зажимами и отделениями для инструментов. Тран увидел электродрель, шило, молот с зубцами, отвертки, слесарную ножовку, плоскогубцы, хирургические инструменты, набор ножей. Нержавеющая сталь сверкала в ярком свете. Пока Джей выбирал подходящие приборы, Артур сжимал руку Трана словно в знак поддержки.

Джей вернулся с инструментами и положил их куда-то вне поля зрения. В правой руке был гемостаз: лезвия как у ножниц, но зубчатые, достаточно большие, чтобы зажать артерию или удержать толстый сустав. Он ущипнул сосок, нежно покатал его большим и указательным пальцем. Даже теперь Тран возбуждался от прикосновений Джея. Кожа стала гусиной, сосок затвердел. Джей приподнял чувствительную ткань и зажал ее гемостазом.

Новая боль последовала тотчас – сильная и сокрушающая. Захватило дыхание. Тран знал, что ему ее не снести. Но он должен был терпеть, понимая, что самое страшное еще впереди. Пока он думал об этом, Джей защемил вторым гемостазом левый сосок, тот, который был прокушен почти насквозь. Тран схватил легкими воздух и закричал – вопль отчаяния, эхом отраженный от длинных низких стен.

– Лучше вставить ему кляп, – предложил Артур. – Дальше будет еще хуже.

– Ты прав.

Джей засунул нечто скользкое Трану в рот, убрал назад волосы и завязал за головой. Язык прижался к горлу неким латексом, до рвотного рефлекса не хватило нескольких миллиметров. Тран подумал, не задохнется ли он, но решил, что это было бы милостивым избавлением. Он не задохнулся, на него не снизошло ни удушье, ни кататонический ступор, он остался в ясном сознании и памяти.

Сильные руки Артура схватили его бедра. Твердый член тыкался в задний проход.

– Джей, ты не будешь возражать, если я...

– Трахнешь его? Конечно, нет, действуй.

– Я тебе не помешаю? Джей ухмыльнулся:

– Твой член не настолько длинный.

– Ну разве мы не молодцы!

Над Траном склонилось улыбающееся лицо Артура с голубыми горящими глазами. Пальцы Артура обмазывали его, растирали. Член Артура скользнул в раненый задний проход, неся кардинально новый мир удовольствия и боли, не похожий ни на что испытанное ранее; жгучий, парящий, тошнотворный, дразнящий простату и раздирающий раны.

Пока Артур насиловал его, Джей расстегнул широкий ремень на талии. Дышать стало чуть легче. Тран втянул воздух через нос, закатил голову. Боль нарастала, но, вероятно, она способна достигать необозримых высот.

Джей паучьими пальцами провел по ключице, груди, ребрам. Положил руку на живот, нежно ощупал его, словно проверяя, созрел ли плод. Тран сжался от страха, тело судорожно задрожало под ладонью Бирна.

Увидев следующий инструмент, Тран зажмурил глаза. Вскоре он почувствовал у основания грудины кончик кожа. Длинное лезвие для разделывания филе опустилось в плоть, внеся с собой холод и шок, сравнимый с тысячей порезов о бумажный лист. В тот же миг Артур произвел сильный толчок и кончил в него. Сперма обожгла разодранные внутренние ткани подобно соли и хлорной извести.

Тран приподнял голову. Джей сделал неглубокий надрез от груди до промежности, аккуратно разделив кожу. Тран видел слои жира и мышц. У ног стоял Артур с перемазанным кровью членом, со слипшимися волосами на лобке.

Джей вновь погрузил нож в рану, и Тран опустил голову. Внутри него повернулся холодный нож, с мучительным скрипом прошел через некую твердую оболочку, погрузился в жизненную мякоть. Тран слышал, как капает на стол его собственная кровь, чувствовал, как она образует теплую лужу под спиной и ягодицами. Кровь наполнила горло, обогнула кляп и вытекла через уголки рта.

Джей вынул кляп. За ним хлынула кровь с желчью. Тран кашлянул, рыгнул, попытался закричать. Получился бурлящий звук, словно он полоскал горло. Джей положил нож, склонился над жертвой, обнял ее, поцеловал окровавленные губы, облизал подбородок, шею, опухшие соски, края раны. Сознание начало затуманиваться, и мозг наконец окутала милостивая темнота.

Обратно в этот мир его вырвал жгучий укус белых зубов в животе. Впившихся не просто в кожу или плоть, а в самое нутро. Они проедали внутренности, вырывая куски мяса. Боль превратилась в проволоку бесконечной длины, вибрирующую с устрашающей скоростью. Бешеные зубы стучали по скользким органам. Шел зловонный запах пищеварительных кислот. Мясо свисало изо рта Джея, испуская свои соки. Его забирал в поцелуе Артур. Губы обоих побагровели от темной крови, их челюсти в унисон жевали волокнистую плоть. Его собственную дорогую плоть.

Тран видел их словно через красную завесу. Боль стала отступать. Он ощутил невесомость, холод, его потянуло в сон. Мысль о приближении конца успокоила его, словно прикосновение любимого человека. Тран закрыл глаза, чтобы никогда их больше не открыть.

Стена сильно вдавилась в лицо, но Люк не мог пошевелиться. Его парализовала продажность полицейских, равнодушие Трана, контроль над ситуацией хитрого Джея.

Наконец он почувствовал, что может оторваться от стены, не упав на асфальт. Люк смахнул со щеки остатки кирпича и грязи, но не мог с той же легкостью отделаться от образа возлюбленного: кровавое пустое лицо, неузнающие глаза. Тран посмотрел сквозь него и не признал. Как такое возможно? Он помнил, как Тран боялся его последнее время. Ничего не вяжется.

Должно быть, Джей что-то сделал с Траном, мальчик выглядел пьяным и раненым. Может, Джей имеет склонность к насилию. Тран никогда не был против небольшой доли издевательств. А в этот раз, вероятно, они зашли слишком далеко.

Люк знал две вещи: он найдет дом Джея и доберется до Трана, чтобы убедиться, что с юношей все в порядке. Однако прямо сейчас идти нельзя. Если Джей дал копам достаточно крупную взятку, то они скорей всего задержатся у его дома, чтобы лишний раз убедиться, что Люк не появится там. Они арестуют его без малейших колебаний.

Он отправился в противоположном направлении и шел, пока не увидел неоновую вывеску бара. Мрачное, грязное заведение было полно седеющих андро-генов, там было и несколько кричащих личностей, вероятно, проституток, и крайне нелепых, переодетых в женщин мальчишек. В этом притоне никто не обратил внимания на ободранное заплаканное лицо Люка. Он сразу заказал двойной виски. Качество напитков здесь самое низкое. Однако он привык к такому пойлу, и оно пошло хорошо, окатило пустой желудок и с теплотой всосалось в вены.

Умываясь в туалете, Люк увидел свое отражение: налитые кровью глаза, серо-розовые десны. Сорен, видимо, сошел с ума от отчаяния, если связался с ним. Как он мог подумать, что Тран захочет вернуться к нему? Это уже не важно. Теперь он должен свести счеты с Джеем: за причиненную Трану боль, за унижение на глазах у бывшего возлюбленного, за то, что тот увел у него обнаженного юношу.

Люк вышел из бара и пошел по Ройял-стрит в поиске нужных флеронов на воротах. Увидев стальные ананасы, он пересек улицу и спрятался в тени, чтобы лучше рассмотреть дом.

Широкая площадка уходила далеко вглубь, окруженная трехэтажными жилыми домами, вид загораживала высокая кирпичная стена со стальными кольями и переливающимися завитками острой проволоки. Через решетку ворот Люк увидел край особняка в романском стиле, покрытого побелкой или штукатуркой, зубчатые арки крыльца напоминали мавзолей. Вдоль дома тянулась дорожка, уходя в дальнюю часть имения. Дрожащие длинные лучи двух фонарей падали на черный прямоугольник. Кроме этих жутких пучков, Люк ничего не видел.

Он осторожно подошел к воротам и всмотрелся внутрь через прутья решетки. Двор зарос папоротником, сучковатой виноградной лозой. Большой дуб свесил ветви чуть ли не над тротуаром, буквально руку протяни. Однако попасть внутрь через фасад никак невозможно, Люк уже заметил видеокамеру. По бокам имение было в равной степени непреступным: даже если удастся забраться на крышу соседнего дома, прыжок во двор Джея окажется смертельным.

Люк схватился за прутья и уставился в темноту. Было трудно уходить, зная, что там находится Тран. Наконец он заставил себя отступить от ворот, обогнуть угол улицы и завернуть на параллельную Бурбон-стрит.

Удаленный от мест паломничества туристов, этот конец улицы состоял из вереницы хорошо сохранившихся домов гомосексуалистов на четвертом-пятом десятке. Он нашел строение, которое должно быть прямо за собственностью Джея. Если учесть схожесть архитектуры Французского квартала с кроличьим загоном, то не исключено, что между ними вклинилась еще пара небольших зданий. Однако если повезет, у них будет общая стена.

На Бурбон-стрит стоял массивный дом с прилегающей улочкой. Путь преграждали ворота из кованой стали, около восьми футов в высоту. В них было много отверстий размером как раз для ботинка, вверху они заканчивались маленькими загнутыми пиками, которые выглядели не очень устрашающе. Может, удастся перелезть. Может, если здесь нет реагирующих на движение датчиков, или собаки, или...

Существует миллион потенциальных препятствий. Нужно отбросить их все. Люк попробовал толкнуть дверь вперед, вдруг удача решит повернуться к нему. Нет. Он снял куртку и попытался забросить ее наверх, так, чтобы подкладка зацепилась за пики.

Пришлось повторить действие несколько раз, дважды останавливаясь из-за проезжающих мимо машин. Наконец удалось. Люк дернул куртку вниз, повис на ней всем своим весом, подогнув колени. Прочно держится.

Он быстро забрался на ограду по железному узору, толстая кожа куртки защитила от пик. Перебравшись на другую сторону, Люк, прижимаясь к забору, осторожно освободил куртку. Затем прыгнул в улочку с уверенностью, что сейчас в его зад вцепится бешеная собачья челюсть.

Ничего. Никакой собаки, никакой слышимой сигнализации. Он прокрался вдоль улочки, остановился перед мощеным двором. Единственное тусклое освещение исходило от огоньков на основании журчащего фонтана. Строения отсутствовали.

Люк подошел к задней стене. Около десяти футов скользкого бетона, увенчанного кольями и колючей проволокой. На нее забраться намного сложней, чем на ворота. И все же нельзя терять времени. Он закрыл глаза и произнес молитву, кто бы его ни услышал на небесах. Люк побежал на стену, бросился на нее, закидывая куртку вверх.

На секунду ему показалось, что он плашмя падает назад, рискуя переломать позвоночник о влажные булыжники. Затем куртка натянулась, Люк едва удержался за рукав. Только усилием воли он не разжал руки, вскарабкался поверх стены.

Минуту Люк лежал там, тяжело дыша, балансируя на грани сознания. Ночь психоделическими разводами плыла перед глазами. Интересно, способно ли его сердце сдать именно сейчас. Нет, будь оно проклято, если не выдержит. Люк заставил себя пошевелить головой и осмотреться. Через несколько футов была покатая крыша, нечто вроде сарая или рабского барака. Вдалеке сквозь листву виднелось очертание дома Джея.

Колья начали пробуравливать куртку. Последним судорожным толчком Люк перелез через стену, содрал куртку с проволоки и прыгнул на крышу. Лег на живот, прильнув щекой к холодному шиферу, отдыхая.

Тут он услышал изнутри строения слабый звук. Низкий, бурлящий, крик отчаяния. Словно кто-то попытался полоскать горло кипящей водой.

Люк узнал этот голос.

Доползя до края крыши, он пролетел последние восемь футов, приземлившись во двор. Все пространство неожиданно залилось светом, и на него словно прыгнула покрытая плесенью статуя. Датчики движения. Черт!

Звук повторился, теперь слабее. Люк обмотал куртку вокруг головы и плеч и бросился в одно из закрашенных черным окон. Стекло разбилось, старая рама треснула. Он выбил ее ногой, залез внутрь, цепляясь пальцами за осколки, стянул куртку, и ему открылась невероятная сцена.

Джей Бирн и темноволосый мужчина, обнаженные, стояли в таком количестве крови, сколько просто не могло выйти из такого маленького человека, как Тран. И тем не менее на металлическом столе с колесиками лежал именно он. Тело распорото, посередине – огромная рана с расплывчатыми краями, голова закинута назад в агонии святого мученика, привязанные конечности вздрагивали, когда спина прогибалась в предсмертной конвульсии. Стол и пол залиты кровью.

Джей повернулся на шум. Из открытого рта свисали длинные куски отливающей блеском плоти. Незнакомец тоже жевал. Все это Люк уловил за долю секунды, которая понадобилась ему, чтобы обрести равновесие и скользнуть рукой в правый сапог. Он бросился к Джею, нож – в руке.

Джей забежал за стол, незнакомец двинулся ему навстречу. Люк зажал острый нож в зубах, схватился за нижнюю поверхность крышки стола и приподнял его, приложив всю свою силу. Резиновые колесики заскользили по полу. Перегруженный весом Трана стол накренился. Джей попытался увернуться, но тяжелая металлическая плита с привязанным к ней телом рухнула ему на лодыжку, пришпилив его.

Люк кинулся через стол. Он оказался на Джее, словно на любовнике. Джей попытался выцарапать ему глаза, но Люк увернулся, поймал его палец зубами и сильно укусил. Джей выдернул руку, но Люк успел ощутить вкус крови на тех тонких костях.

Левым предплечьем он надавил ему на шею. Джей начал задыхаться, выплюнул комки полупережеванного мяса. Один из них попал на верхнюю губу Люка, который, не задумываясь, слизал его. Джей растянулся в улыбке, дополненной безумным взглядом. В этой ухмылке заключалась дикая попытка принять Люка за своего. \"Я тебя не знаю\", – всхлипнул Люк, всадив нож за левое ухо и протащив его вдоль шеи.

Появилась тонкая красная линия. Я только царапнул его, подумал Люк. Я оплошал, и в любую секунду его друг расколет мне топором череп. Тут линия расширилась до алой расселины, из которой гейзером ударила кровь, омыв Люку лицо, обжигая глаза, ослепив его.

15

Итак, вместо момента великого единения мы с Дже-ем разлучились навеки. Не было возможности даже для формального прощания, я едва успел подбежать, чтобы увидеть, как в нем угасает жизнь. Тело вздрогнуло, глаза затуманились. Меня мучило одно из самых горьких и тщетных сожалений: если моему любовнику было суждено умереть, то почему не от моей руки?

Люк откатился в сторону, когда его лицо залила кровь Джея. (Тогда я не знал, что его зовут Люком, и узнал еще не скоро.) Я не мог отвести взгляда от Джея.

Я боялся не уловить главного, пропустить подсознательную мысль, последний завет, который могли передать мне его глаза перед смертью. Люку не составило бы труда покончить и со мной, потому что я едва осознавал, что в комнате остался кто-то живой.

У Джея не было для меня послания, на его лице застыла лишь безумная улыбка, изысканная мраморная бледность от быстрой потери крови. Я взял его на руки, словно младенца, прижал к себе. Голова запала назад, обнажив края вспоротого горла, кончики волос прилипли к щеке. Я понял, что больше ничего не могу для него сделать, ничего не могу от него познать.

Постепенно до меня дошло, что я не один в комнате: я учуял пот живого человека, пылкий, неуемный гнев, излучаемый подобно электрическому току. Я повернулся к нему лицом. Он припал к полу рядом со стеной, обхватив руками колени, пустые глаза застыли на мне.

– Ты – Эндрю Комптон, – сказал он. Я ожидал чего угодно, но не этого.

– Откуда ты знаешь?

– Твоя фотография есть в газете, ублюдок. Поверить не могу, что \"Уикли уорлд ныос\" хоть что-то не переврали.

Я задумался. Несомненно, мое изображение появлялось во многих газетах, тем не менее никто и не заподозрил во мне пресловутого маньяка с момента, как я бежал из морга при больнице. Вы, наверное, помните мое утверждение о том, что убийцам бог дарует пластичные лица. И все же всегда найдется тот человек, один на миллион, который узнает тебя не по чертам лица, а по хищническому взгляду. Я уверен, что Джей заметил его в день нашей встречи в \"Руке славы\", хотя и не сразу уловил его значение. Теперь меня раскусил этот незваный гость.

Интересно, смогу ли я поднять на него руку.

– Так убей же меня, Эндрю. Я узнал тебя. Сдам тебя полиции. Убей меня.

Я понял, что нет необходимости устранять его. Этот человек никогда не пойдет в полицию. Он просто хочет умереть быстрой насильственной смертью, а не сгнить в камере, втянутый в грязное преступление, вынужденный цепляться за жалкую жизнь. А он действительно умирал, я видел это по болезненному цвету лица, по запавшим уголькам глаз. Медленно, частица за частицей, он неминуемо двигался к недостойному концу.

Напомнив себе, что любая разлука лишь временна, я отпустил холодеющее тело Джея. Встал над Люком и улыбнулся ему. Хотя я был нагой, а он одетый, хотя он держал в руке нож, а я был безоружен, я почувствовал, как рушатся устои его мира в присутствии твари хуже его самого.

Я вышагивал перед ним взад-вперед, продолжая улыбаться. Потом поднял нож для разделывания филе, которым Джей вспорол Трана, прошелся им по своему большому пальцу и ткнул глубокую рану Люку под нос. Он не отпрянул, и я понял, от чего он умирает.

– Ты боишься смерти?

– А ты разве нет?

– Конечно, я причинял людям смерть, и она ужасна. Он уставился на меня полными ненависти глазами, налитыми кровью.

– И все же, – я показал зубы, надеясь изобразить заискивание, – к ней можно пристраститься.

Хриплый шепот в ответ огорчил меня своей бездумностью:

– Иди ты на хер!

Он мог бы стать мне другом-хищником, как Джей, но не созрел. Он не хотел ничему от меня учиться, и я подозревал, что он сам мало может мне дать.

Я предложил ему нож. Привлек его внимание к широкому выбору инструментов на стеллажах. Пригласил его забраться в морозильник и закрыть за собой дверцу, пообещав, что ни за что ее не открою. На мои утешительные выпады Люк только вздрагивал и закрывал лицо руками. Я устал дразнить его и оставил наедине со своим горем.

Кожа Джея стала липкой от сворачивающейся крови. Я снова обнял его, облизал плечо, поднялся по изгибу шеи к краю смертельной раны. Когда мой язык скользнул внутрь, я почувствовал ни с чем не сравнимый вкус. Это было как возвращение домой.

Я решил, что Люк сейчас пойдет и повесится. Что ему еще остается? Хотя мне бы этого не хотелось, потому что я наслаждался мыслью о его нескончаемых страданиях. Я взял Джея на руки и поднял его. Он показался мне очень легким, словно его покинуло нечто более весомое, чем душа. Я пронес его через залитый светом сад и через порог в дом.

Искупал его в ванне, смыл кровь с волос и белой-белой кожи, вытер и нежно уложил на кровать. И я занялся с ним любовью, с новым Джеем, который не мог мне сопротивляться, который нисколько не возражал, когда я пробуравливал в нем отверстия, который ничего не возразил, даже когда я проглотил одно из его яичек словно соленую сырую устрицу. Оно было сладким, лучше, чем у любого из моих мальчиков. Но не в этом суть.

Я отрезал с правого бока широкий кусок мяса, аккуратно снял кожу. Было не по себе кромсать его так глубоко после секса, но взять часть Джея важно для нас обоих.

Я поджарил кусок в масле, положил между двумя ломтиками свежего хлеба и завернул в целлофан, чтобы забрать с собой.

Перед тем как выйти из дома, я посмотрелся в зеркало в ванной. Тело стало сильным и стройным, цвет лица – лучше, чем когда-либо после бегства из Пейн-свика. Меня опознали, и я чувствовал себя как-то иначе, словно я должен опять измениться.

Когда я отнес Джея обратно в рабский барак, Люка там уже не было. Я положил Джея рядом с Траном, поместив ему в руки разодранное тело, от которого шел жуткий запах. Потом я долго сидел рядом с ними, не в силах покинуть их. Наконец ноги стали затекать, я поднялся и вернулся в дом.

Я надел свободный свитер Джея и штаны, которые купил в Сохо в день Гая Фокса. У фасада дома поймал такси и поехал по Ройял-стрит за запряженной мулами повозкой, анонимный, как любой турист, по тому же пути, как пришел сюда.

Оказалось, что конечная автобусная остановка одновременно служит и железнодорожной станцией. Отсюда можно было купить билеты на поезда с волшебными названиями: \"Южный Полумесяц\", \"Закат Солнца\", \"Город Новый Орлеан\". Заплатив наличными Джея, я забронировал себе отдельное купе в вагоне, который обещал унести меня прямо в американскую пустыню, в земли столь же бесплодные и безжалостные, как мое сердце.

Пришлось ждать несколько часов. Я сидел, уставившись на дверь, чувствуя себя безопасно, ничуть не смущаясь заходивших время от времени полицейских. Наконец прибыл мой поезд, похожий на длинную цепочку из серебряных пуль, каждая со своим назначением, написанным краской сбоку: вагон-ресторан, вагон с высокой обзорностью, спальный вагон. Я собирался спать. Купе оказалось маленьким и опрятным и походило именно на ту раковину, о которой я мечтал.

Когда поезд тронулся, я разделся догола, залез под чистую грубую простыню и свернулся калачиком. Там я развернул и съел мой сандвич. Мясо было довольно жестким, имело вкус, в котором смешалось сладкое и терпкое, ведь оно впитало в себя всех юношей Джея. Плывя в темной укачивающей тишине, я слушал, как работает мой организм. Легкие втягивали воздух и выдыхали яд, желудок и кишечник расщепляли Джея до его сущностных частиц, сердце отсчитывало время. Тридцать три года я жил в этой тюрьме один.

Я снова замедлил пульс, дыхание, все непроизвольные функции свел почти на нет. Я не знал, справлюсь ли опять. Ускользнув из мира, я ощутил неописуемое облегчение. До пустыни несколько дней. На этот раз мне не нужно выдавать себя за мертвеца. Мне всего лишь хочется, чтобы Джей оставался во мне как можно дольше, перерабатывался и усваивался. Когда я проснусь, он уже будет неразлучно со мной, и все радости мира будут нашими.