Чернецов Константин

Крым бандитский

Крымская братва в борьбе за сферы влияния

Вместо предисловия

ГЕОГРАФИЯ — СОУЧАСТНИЦА ПРЕСТУПНОСТИ

Откуда и почему в Крыму возник и достиг такого уровня бандитский беспредел; где и как искать ориентиры в весьма сложной и нестандартной современной криминальной ситуации — попытаться разобраться в этом можно будет, если не ограничиваться анализом только последнего десятка лет, а совершить некий экскурс хотя бы в недалекое прошлое своеобразного края и вглядеться в общие черты его менталитета.

Крым не так давно реально проник в жизнь России со всеми своими проблемами и спецификой.

Правда, его воздействие сказывалось на жизни Великой, Малой и Белой Руси и до наступления новых времен. Крымские татары (пришлая, но господствующая в средние века часть населения) совершали опустошительные набеги и становились не только противниками, но и союзниками царей, гетманов и воевод. А в славные екатерининские времена произошло «покорение» Крыма или его присоединение к России, и он на два с лишним столетия стал своеобразной, но не более того, провинцией, а затем и курортом, небедной и достаточно спокойной губернией.

Советское время вписало в историю Крыма немало героических, но еще больше — трагических страниц.

Крым потрясли несколько волн террора в Гражданскую, тридцатые годы и Великую Отечественную.

Здесь по лесам и степям рыскали банды и проносились карательные отряды, вырезавшие хутора и деревни под корень, не щадя даже дворовых собак.

Здесь сотнями и тысячами расстреливали сдавшихся под честное слово офицеров и цвет русской интеллигенции.

Здесь бросали под ежовский и бериевский каток большевиков, коминтерновцев, интернационалистов, здесь оборвали жизнь М. В. Фрунзе.

А потом страшный разгром армий в Восточном Крыму и кровавая севастопольская страда, безнадежный героизм десантов и непередаваемая агония Аджимушкая, карательные отряды немцев и татар — и вновь «зачистки», репрессии, кровь, коснувшаяся каждого дома… Возможно, многие читатели сочтут это мистикой, но, право же, нависает над Крымом груз трехтысячелетней крови и боли; подобных мест на земле не много.

Этнической структуре и психологии крымчан нанесла серьезный удар насильственная депортация целых народов (крымских татар, греков, болгар, немцев, армян) и современная их репатриация. В одночасье, росчерком сталинского карандаша, люди были выброшены из родного дома. С ними ушли традиции и ремесла, хозяйственные навыки и — самое тонкое и самое главное — культура; а возвращается с ними обида и ожесточение, недоверие и нищета, криминальные навыки и бескультурье, связанные с полувековыми скитаниями вне родины.

С чисто социологических позиций ясно, что громадная масса «возвращенцев» просто не могла в одночасье стать самодостаточной и самообеспечивающей, и их присутствие и их проблемы еще больше подтолкнули деградацию и так фактически обреченного региона; а та «помощь», которой откупаются от репатриантов суверенные государства, способствует не только решению их проблем, но и дальнейшей криминализации…

Далеко не благоприятный эффект имело неоднократное изменение административного статуса Крыма и Севастополя. Это была и Крымская республика, и автономия в составе РСФСР, и область Украины, и независимая республика в составе суверенной Украины, и автономная республика.

Севастополь тоже «поменял», ни разу по своей воле, несколько «хозяев», не считая такой «мелочи», как то, что в нем теперь расположены крупнейшая российская и такая же украинская военно-морские базы. Раздел этот был произведен не только по сердцу моряков и по причалам в бухтах потеряло хозяина огромное военное имущество, и на несколько лет были созданы уникальные условия для его растаскивания.

Без какой бы то ни было законодательной базы начались и попытки дележа и передела большой и, возможно, наиболее в перспективе ценной части собственности, недвижимости — санаторно-курортного комплекса. Сейчас у него очень сложная, многослойная и не устоявшаяся окончательно юридическая принадлежность. «База» потом создавалась и пересоздавалась под интересы кланов, групп и просто умных богачей. В настоящее время главные разборки перешли на республиканский уровень, а если в той или иной форме возродится Союз — перейдут и на союзный.

В Крыму постоянно присутствуют крупные воинские формирования. Прежде всего, конечно, это Черноморский флот, раздел которого «высвободил» (прежде всего от контроля) огромные массы оружия и воинского имущества, и дельцы в форме и вольнонаемные тут же рьяно принялись всем этим торговать, в основном, конечно, «налево», за рубеж и в «горячие точки», но немало стволов и взрывчатки, ноктовизоров и средств связи и прочих плодов деятельности военно-промышленного комплекса осталось и в Крыму.

А кроме флота, на полуострове базировалось множество воинских частей различной принадлежности (сколько именно-возможно, уже и не скажет никто); эти части преобразовывались, выводились, расформировывались, меняли подчинение. И каждый этап сопровождался утечкой оружия, имущества и демобилизациями фактически активной, голодной, с боевыми и оперативными навыками, а также разуверившейся во всем и вся части населения.

Точной статистики, сколько офицеров, прапорщиков и вольнонаемных за последние десять лет осело в Крыму (почти всегда не по своей воле) «на гражданку», попросту нет. Но есть целые населенные пункты, где большинство жителей — безработные с армейской выправкой.

Немаловажен тот факт, что доступ к оружию и взрывчатым веществам не представляет особой трудности. Помимо того, что «поступало» из воинских частей, здесь еще от военных времен осталось вдоволь отечественного и трофейного оружия, а в трехлетний период кризиса пограничной и таможенной служб проходил обширный транзит между «горячими точками».

В последние десятилетия в Крыму не было крупных «зон», тюрем и лагерей (понятно: что за «зона» на курорте!), с чем и связано отсутствие здесь традиционной криминальной элиты, воров в законе, а следовательно, и соблюдаемых ими «правил», «понятий» уголовной жизни.

Жители крымского побережья и отчасти Симферополя прежде всего в основном занимаются обслуживанием курортов и отдыхающих. В сезон совершенно неизбежно происходит тесное, ежедневное общение с людьми, имеющими деньги и жаждущими развлечений.

Общее количество курортников, туристов и транзитного контингента в 4–5 раз превышает численность местных.

У большинства населения традиционно сложились связи, в том числе и по родственным линиям, с жителями стран Причерноморья (Турция, Болгария, Греция) и более далеких регионов. Миллионы людей, ежегодно приезжающих в Крым, завязывают здесь дружеские или партнерские отношения, много крымчан очутилось за рубежом и не порывают связи с малой родиной.

Около 70 процентов крымчан — народ пришлый, то есть они либо родились в других регионах, либо являются детьми переселенцев, приезжих, действующих и отставных военнослужащих. Это стимулирует создание кланов и группировок по земляческому, национальному, профессиональному и др. признакам.

Известная часть (бывшие бесконвойные на «химии», северокрымских заводах, строители КАЭС, часть вынужденных отставников) вообще еще не прижилась в Крыму и ощущает себя здесь людьми случайными и временными.

В советские годы традиционно к Крыму относились как к трамплину для партхозчиновников и месту почетной отставки. Так называемая «номенклатура» здесь очень многочисленна и сильна, и она располагает громадными, не утраченными по сей день связями по всему постсоветскому пространству и за рубежом.

Партийные, комсомольские и хозяйственные работники из Крыма перебирались во все столицы, государства и посольства, — точно так же, как представители бывшей номенклатуры бывшего Союза и их дети осели в Крыму. Привлекательное место, что и говорить: кто и как здесь ни отдыхал и кто только здесь не «поработал» с отдыхающими. Здесь сосредоточение традиционных мест отдыха, лечения, охоты и так далее советской и постсоветской элиты.

Многие партайгеноссе подружились и породнились; и если потомственность и кастовость — явления не сугубо крымские, то их масштабы здесь особенно ощутимы. Например, вот уже полтора десятка лет с периодичностью в год — полтора (иногда чаще) тасуется одна и та же колода имен среднего, высшего руководства и законодателей, и смена состава на десять пятнадцать процентов уже подается как радикальное преобразование.

Но здесь и большее, чем где бы то ни было, сосредоточение иждивенцев, особенно военных пенсионеров.

В Крыму хорошая транспортная инфраструктура. Через несколько морских портов, в том числе Керченский, Феодосийский, Ялтинский, Севастопольский и Евпаторийский, происходит торговый, туристский и деловой обмен с зарубежьем. Через международный аэропорт, и довольно приличный, и пять аэропортов поменьше, в том числе военных, сейчас успешно совершаются транспортные и даже пассажирские перевозки. Действует паромная переправа Крым — Кубань и переправы нелегальные, на рыбацких лодках и шаландах, по Азову вообще практически неограниченные, но возможные и по Черному морю.

Здесь происходит сравнительно большой оборот денег и иностранной валюты — при общем невысоком, мягко говоря, уровне жизни населения. Официальные доходы не превышают общий уровень, но по стоимости жизни впереди Крыма только Киев, где средний уровень доходов заметно выше.

Грешат несовершенством законодательства, в том числе ощутима и несогласованность законодательства Крыма и Украины. Можно сказать, что ни в одном регионе нет такого противоречивого, путаного, непоследовательного законодательства, в том числе по таким жизненно важным вопросам, как собственность, гражданство, деятельность трастовых компаний, экономические льготы, права и обязанности государственных администраций и местных советов.

Конечно, волею судеб, или, по крайней мере, благодаря безграмотности политиков, к концу восьмидесятых годов жизненная ситуация в Крыму стала криминогенной, в буквальном смысле этого слова. Но криминогенность здесь проявилась очень быстро и резко, так что вскоре жизнь каждого крымчанина оказалась тесно связанной, во всяком случае, пока едва отделимой от криминальной обстановки.

Банды, группировки, объединения, кланы, псевдопартии, порожденные ситуацией, влияли на эту самую ситуацию все больше и больше. И с первых шагов убогой крымской «самостоятельности» законы в большом и малом были так неопределенны, нарушались так часто и систематически, их полное и частичное несоблюдение происходило в жизни каждого гражданина, что называется, от рождения до смерти. Так что на определенном уровне в массовом сознании преступностью считались только самые тяжкие ее проявления.

Естественно, мы перечислили не все факторы, которые придают особую окраску крымскому криминалитету. Кроме того, на современную ситуацию в Крыму серьезно влияет политика и, слава Богу, присущее только ему и нигде более не проявившееся скопление властных и представительских структур.

В сравнительно небольшой по численности области (порядка трех миллионов), где значительно преобладает городское население, волею исторических судеб были созданы свой Верховный Совет, свой Совет Министров плюс представительства Киева и Москвы плюс Меджлис крымско-татарского народа — в дополнение к существующим городским, районным, поселковым и сельским советам.

Был даже собственный президент, первый и, надеемся, последний — Юрий Мешков.

Жизнь в Крыму всегда заметно отличалась от жизни в любом другом регионе; конечно же мы здесь переболели всеми болезнями, которыми болела и от которых распалась великая страна, и страдаем всеми теми же проблемами или болезнями, которыми мается сейчас любое суверенное государство.

Но каждая несчастная страна несчастна по-своему, и если чужой опыт хоть немного полезен, то давайте посмотрим, что и как происходило у нас, до какого уровня и как дорос наш криминалитет и во что превращается.

Криминальный процесс, который произошел в Крыму в течение одного десятилетия, в других странах обычно растягивается на многие десятилетия, если не столетия.

За считанные годы бандитизм в Крыму развился, структурализовался, неразрывно сросся с бизнесом, пробился в политику, стал почти вровень с легитимной властью, частично переродился в «нормальный» бизнес и нормальную политику. Он явил образцы крайнего беспредела и глубокого «черного» порядка, той самой древней и вечной авторитарно-патриархальной власти, которая, как поверженный некогда богами и придавленный Сицилией Тифон, сотрясает и сотрясает землю. Пройдя все основные ступени и, наверное, впервые по-серьезному, не слишком маскируясь (например, в национально-освободительные, националистические или религиозные одежды), крымский бандитизм бросил вызов всякой прочей власти.

С осени 1997 года по настоящее время в жизни полуострова и в судьбах его криминалитета произошли существенные изменения. Легитимная власть бросила против крымских бандитов и мафиози беспрецедентные в мирное время силы и средства, и к весне 1998 года министр внутренних дел заявил, что Крым «отработан», и удалось доказать, что сегодня нет такой криминальной силы, которая могла бы противостоять государству.

Действительно, за решеткой или в бегах сейчас более двух десятков лидеров преступных группировок и двух сотен «бойцов»; изъятым оружием и взрывчаткой можно оснастить десантный батальон; резко «прижат» рэкет почти независимо от его «ведомственной принадлежности»; сведена к дедовскому уровню кража автомашин с целью перепродажи; на четверть сократилось число убийств и многая, многая прочая…

Развязка?

Относительная.

А почему, попытаемся разобраться на страницах этой книги.

P.S. Приношу благодарность редакции еженедельника «С места происшествия», а также Александру, Валерию, Сергею и Юрию за большую помощь, оказанную мне в создании книги.

Глава 1 НАЧАЛО

Совершенно очевидно, что формирование первых устойчивых бригад, преступных группировок, которые впоследствии или исчезли в междуусобицах, или выросли в крупные банды, большие кланы и «криминальные империи», происходило во второй половине восьмидесятых практически одновременно по всему Крыму, и тон задавал Симферополь.

ЧТО ТАКОЕ ГАНГ?

В «перестраивающемся на ходу» Крыму возникло сразу несколько небольших бригад. На самом первом этапе, наверное, еще нельзя было назвать их ни устойчивыми, ни организованными преступными группировками, хотя совершаемые ими действия, говоря протокольным языком, «отличались особой дерзостью, противоправной тяжестью и подготовленностью».

Более того, большинство членов и даже организаторов бригад работали легально «на предприятиях и организациях народного хозяйства» или в первых кооперативах. В свободное же от основной работы время они занимались игровым бизнесом, рэкетом, выколачиванием долгов, разбоем, вымогательством — а наиболее «продвинутые» с каждым месяцем все активнее, а зачастую и успешнее занимались и частным предпринимательством.

Тем не менее это была самая настоящая организованная преступность, которая развивалась стремительно и бурно, и за год — полтора Крым, увы, заслуженно называли «советской», а затем «украинской Сицилией».

Итак, немного о терминологии.

Бандитизм. Сейчас чаще употребляется наименование «организованная преступность». Мы будем использовать соответствующий американский термин «ганг», а члены ганга — гангстеры. Это сообщества преступников, для которых главный и зачастую единственный источник существования — доходы от разбоя, грабежей, вымогательства (рэкета), квартирных взломов до «экзотических» «видов деятельности» — киднеппинга, афер, шулерства и так далее, вплоть до торговли реплантантами.

Преступная группировка. Сообщество преступников, балансирующих на грани уголовного и административного кодексов. Как правило, значительная часть доходов получается от легальных и полулегальных предприятий (торгово-закупочных, трейдерских, казино, игротек, варьете и тому подобное); их дополняют «черные» деньги от операций, не оформляемых по законам, и от запрещенного бизнеса (торговля оружием, наркотиками, сутенерство); и, как правило, в дополнение, а иногда и главным образом происходит участие в прямом бандитизме, от рэкета до заказных убийств.

Кланы. Здесь — большие сообщества бизнесменов, бандитов, политиков и чиновников, связанных общими экономическими и властными интересами, а также, конечно, страхом перед разоблачениями, общею виной…

СОЛИДНЫЕ КОРНИ

Само понятие «организованная преступность» появилось в следственно-процессуальном обороте относительно недавно — на рубеже восьмидесятыхдевяностых годов. Однако это не означает, что преступных групп, зачастую великолепно организованных, не существовало ранее.

Следственной практике шестидесятых — семидесятых годов известно немало подобных преступлений. Наиболее ярким примером такой организации в Крыму является дело Крымского ССМУ связи, расследованное прокуратурой в 1968–1970 годах.

Преступления, совершенные группой, во главе которой стояла умная и предприимчивая дама — директор ССМУ связи Фрида Яковлевна Ляхович (Фистуль), достаточно характерны для рассматриваемого периода. Но по своему размаху, степени организованности и масштабу причиненного государству ущерба это дело, безусловно, является выдающимся не только для Крыма.

Фрида Яковлевна, а также главный инженер ССМУ Лубяницкий Николай Андреевич и главный бухгалтер Компаниченко Полина Кузьминична поставили дело по расхищению государственных средств на широкую ногу. Они создали преступную группу (17 человек) из числа работников ССМУ, которые в силу своего положения имели непосредственное отношение к составлению, оформлению и учету бухгалтерских документов по начислению и выплате различного рода надбавок к заработной плате, в частности надбавок за «разъездной характер работ». Разумеется, никаких надбавок рабочие не получали, а их подписи в ведомостях были просто подделаны.

Но простым начислением надбавок действия преступной группы не ограничивались.

Например, стоит перед ССМУ задача выкопать траншею для кабеля от Симферополя до Евпатории. Фрида Яковлевна договаривается в военной части и нанимает солдатика на траншеекопательной машине. Солдатик выполняет требуемую работу за один день. И все замечательно, если бы не одно обстоятельство. По документам ССМУ, выкопана не одна, а две траншеи — одна от Симферополя до Евпатории, другая от Евпатории до Симферополя, и копала их вручную целая бригада в течение месяца, за что и получала заработную плату и премиальные. Вот так — простенько и со вкусом делаются деньги. И подобных «операций» предприимчивыми связистами было совершено множество. Общая сумма «заработанных» ими денег составляет около 350 миллионов рублей — по тем временам цифра запредельная.

Следователь прокуратуры, занимавшийся этим делом, характеризует своих подследственных как весьма умных, энергичных и предприимчивых людей. И если они нашли применение своей «творческой энергии» даже в шестидесятые годы, то в нынешние, золотые для деловаров времена, такие люди тем более не пропадут. Например, тот же главный инженер ССМУ, осужденный на двенадцать лет лишения свободы, досрочно освободился, отсидев восемь лет, и в настоящее время работает в коммерческой фирме в Симферополе.

И фирма не прогадала: рекомендации и проекты «консультанта» приносят огромный экономический эффект.

Это лишь один показательный пример разоблаченных «умельцев». Возможно, они попались, потому что замахнулись на чрезмерно большие суммы и ничего не создавали. Другие же умельцы, в том числе и некоторые фигуранты этой книги, старались и сами что-либо создавать, хотя бы поначалу маленькие производства или торгово-посреднические фирмы, которые доставляли всякий (прежде всего сезонный) дефицит или же помогали колхозам и совхозам в сбыте урожая и так далее.

Группировки вымогателей тоже существовали давно. Уже в конце пятидесятых — начале шестидесятых и в Симферополе, и в Ялте, и почти во всех остальных более-менее крупных городах, не исключая и Севастополь, существовали группы уличных вымогателей. Например, Евгений Хавич, рассказ о котором еще впереди, с парой дружков, боксеровтяжеловесов, все шестидесятые годы «держал» Пушкинскую (центральная улица Симферополя, место массового променада), достаточно долго устраивал всевозможные наезды и разборки. В конечном счете за свои подвиги по выколачиванию «подушного налога» он заработал первую судимость.

Первые банды в Крыму вырастали из игровых, из участников шулерских и мошеннических групп и из тех, кто их «пас».

«Игровые» — специфический термин, понятный каждому взрослому крымчанину, но менее распространенный в других регионах. Это больше чем игрок, аферист, рэкетир и несколько иное, чем бригадир.

Игровой подчиняет игроков, руководит аферистами или рэкетирами-вымогателями, но он свободнее, вариабельнее в своих действиях, чем бригадир специализированной бригады, преступной группировки. Игровые, как правило, уже живут исключительно на преступные доходы и, хотя сами способны на многое, от шулерства до крупной аферы и физической расправы, предпочитают только руководить исполнителями.

Некоторые игровые стали со временем кооператорами, мелкими и даже вполне солидными бизнесменами, хотя, как правило, с легкостью преступали писаные и неписаные законы до последнего своего дня. Такими были уже упомянутый Хавич, Костя Грек и еще два-три человека, сейчас защищенные презумпцией невиновности и депутатскими мандатами высокого уровня.

Другие начинали как шпана, мелкие преступники и поднимались по преступной иерархии и иногда тоже становились — если становились, а не погибали в разборках или, реже, не получали большие сроки — предпринимателями и даже политиками, оставаясь прежде всего бандитами. Таковы уже почти легендарные Жираф, Сахан, Вишня, Крюк и конечно же Олег Дзюба и старший Башмак, чьи имена не скоро сотрутся из памяти.

Большинство специалистов и историков-любителей полагают, что по крайней мере в Симферополе начало первой волны бандитизма пошло от группировки «Гуни», выросшей на патронаже наперсточников.

Наперстки, горшочки, скорлупки, чашки — игра наверняка ничуть не менее древняя, чем, скажем, игральные кости; в той или иной модификации она упоминается повсеместно, во всех странах. Во второй половине восьмидесятых у нас, в том числе в Крыму, она приобрела характер эпидемии. На вокзалах и в парках, на базарах и у магазинов, просто на улицах и площадях вдруг собирались иногда маленькие, иногда — побольше группки вокруг ловкого и сметливого парня, который манипулировал тремя наперстками, или пластиковыми стаканчиками, или металлическими стопками, предлагая угадать, под которой из них окажется шарик.

Цена отгадки или ошибки поначалу невелика, так, чтобы любой прохожий мог без особого напряга рискнуть. Затем азарт подогревался отработанным сочетанием выигрышей и проигрышей, репликами «сочувствующих» и «советчиков», ставки незаметно росли; конечный выигрыш, естественно, оставался за наперсточником. Проигрыш обычно равнялся всему ценному, что оказывалось у «лоха».

Не требовалось особой наблюдательности, чтобы определить, что наперсточники никогда не работают в одиночку. Два-три человека уговаривали, подначивали, разжигали азарт; кто-то непременно следил, чтобы работе не мешали; и непременно находилось несколько парней с крепкими кулаками, которые резко пресекали попытки вернуть выманенные деньги.

Такая же схема, иногда с еще более четким распределением ролей («завлекун», «скептик», «провокатор» и так далее), действовала и действует на играх, которые к настоящему времени сменили дискредитированные в глазах потенциальных «дойных коровок», т. е. нас с вами, наперстки. Это, например, «болгарское лото», шулерские карточные игры, которые вообще искоренению не поддаются и из моды не выходят.

Структурализация в игорном бизнесе на самом деле была еще сложнее. Создавалась и эффективно действовала система «замазывания глаз» милиции, организация сигнализации и оповещения, мобильного перемещения игровых бригад с участка на участок. Очевидно, это могло осуществляться только при правильном (с их, специфической, точки зрения) разделе выручки.

Первые более-менее проявленные крымские бандиты вышли из игровых и из числа бригадиров, руководителей игровых команд.

И самым первым из них называют Гуню, Владимира Владимировича Гужева, 1960 года рождения, уроженца села Саул-Даре Крымского района Краснодарского края.

ГУНЯ

Вырос Гужев в Симферополе, куда его родители переехали еще в шестидесятых, в городском районе, который традиционно считался неблагополучным, — на Украинке. Примерным поведением Володя Гужев, заводила местных хулиганов, не отличался; на двадцать первом году жизни оказался за решеткой: три года исправительно-трудовой колонии.

Воровским авторитетом, «законником», Гуня не стал — и срок у него был несолидный, и статьи тоже. Ничем «особым», благоприятным с точки зрения блатной карьеры, в зоне не выделялся, но необходимую закалку для жизни и деятельности на свободе получил. Вернувшись в город как раз к началу перестроечного оживления, Гуня начал подбирать под себя наперсточников.

Работал с наперсточниками, заставляя их служить себе и одновременно способствуя их бизнесу. Сколотил бригаду, в которой состояло несколько приличных боксеров и мордоворотов-быков из «хорошо проявленной» городской и пригородной шпаны.

К ближайшим помощникам-поделыцикам Гуни причисляют боксера, кандидата в мастера спорта Юрия Иванова (симферополец, 1962 года рождения, ко времени вхождения в бригаду успел вступить в конфликт с законом), рецидивиста Виктора Приходькова по кличке Макаленок, Сергея Тимофеева (Джона), достаточно известного в городе как игрок и специалист по рукопашным разборкам, и Сергея Лапкина.

Несомненно, Гуня, парень подвижный, «резкий», скорый на расправу, обладал не только бандитской наглостью и решимостью, но и организаторскими способностями. К 1986 году на него «работали» около 30 команд наперсточников — практически все, кто «доил лохов» в Симферополе.

Цифра эта на первый взгляд кажется неправдоподобной: население города в ту пору составляло всего четверть миллиона, и в обычных сферах жизни и деятельности (транспорт, места отдыха, торговли и т. д.) почти каждый знал в лицо всех, слухи и вести распространялись быстро. Так что какие там тридцать, три бригады скоро засветились бы и не смогли работать!

Но не надо забывать, что через Симферополь, главный транспортный узел Крыма, в те годы проезжало по четыре-пять миллионов человек, и очень многие задерживались, кто на несколько часов, а кто и подольше.

Тридцать — сорок тысяч человек в сезон вообще останавливались в Симферополе, отправляясь на пляжи электричками, троллейбусами и автобусами.

В не меньшем количестве в город приезжали из ближних и дальних пригородов: кто работать, кто торговать, кто развлекаться и отдыхать. Все они и обрабатывались в первую очередь игровыми, для которых в сезон работы было более чем достаточно, как и преступного заработка, — хватало на всю бандитскую структуру.

Тогда же организованные преступные группировки начали взимать свой бандитский, или, как еще говорили у нас, «абиссинский», налог с владельцев частного автотранспорта, подрабатывающих извозом у вокзалов и аэропорта. Здесь, как и во многом другом, впрочем, они были провозвестниками.

Взяла бригада Гуни под крыло и несколько мобильных игровых бригад катал, которые за считанные минуты ухитрялись до ниточки обыгрывать излишне азартных и неосторожных курортников — мастерам-шулерам обычно хватало получасовой дороги от аэропорта до вокзала.

Удовольствие растягивалось на пару часов по трассе Симферополь — Ялта, если у «лоха» оказывалось слишком много денег или же если особенности поведения и социальный статус предвещали скандал и его следовало высадить не в городской черте, а вышвырнуть где-то в горном лесу…

Но сказывалась резкая сезонность жизни в Крыму. От первых до последних заморозков стаи «лохов» редели и исчезали. Ряд санаториев Южного Берега хотя и работал в круглогодичном режиме, но приезжих было значительно меньше. А бандитам было нужно много денег, и нужно постоянно.

Тогда же, как это принято говорить, «на заре перестройки», бригада Гуни взяла под свою опеку некоторые первые кооперативы. Не только и не столько в форме вульгарного рэкета (хотя этот простейший метод гангстерской деятельности встречается и сейчас и, увы, не лишен шансов развития и в дальнейшем), но и в виде «крыши», т. е. охраны, причем не условной, а реальной. Наезды мелких диких группировок, залетных и просто шпаны и в самом деле были очень нередки. Бригада оказывала помощь во взыскании долгов, обеспечивала гарантии взаиморасчетов, даже содействовала, хотя и незначительно, в прямой коммерческой деятельности.

С 1987 года сам Гуня и еще один член его разрастающейся группировки, боксер Сергей Оразмурадов (кличка Сокура), работали в кооперативе «Новинка» ответственными за сохранность кооперативной собственности. Зарабатывали по тем временам весьма недурно, и только официально, согласно справке, выданной администрацией кооператива, за 1988 год Гужев получил 6560 рублей.

Поскольку кооператив с самого начала вел двойную бухгалтерию и большую часть средств не засвечивал перед фискальными службами, реальный заработок Гуни, Сокуры и прочих был значительно больше. Во всяком случае, основной состав бригады уже раскатывал на «восьмерках» и «девятках» (иномарки в то время еще были не в ходу), переоделся в специфический бандитский «прикид», который на многие годы стал как бы униформой братвы: днем, в «рабочее время», — фирмовые спортивные костюмы, а по вечерам, на точках отдыха и «расслабона», — толстые золотые цепи и перстни, кожаные и кашемировые пиджаки, крутые шузы с наворотами и т. п.

Приобреталось и оружие, в ту пору еще не армейское, а в основном старое, оставшееся со времен войны.

Тогда же устанавливались и укреплялись неформальные связи с представителями правоохранительных органов и формировались принципы отношений с другими группировками, которые при неизбежном кризисе системы появлялись в Крыму.

Со своими, местными, принцип отношений был один: или подчинение, или уничтожение. С залетными, в основном северо-кавказскими группами вообще не устанавливалось никакое сотрудничество, с самого начала позиция была очень жесткой.

Это ни в коей мере не носило национального характера, просто защищались свои пастбища, территория своего промысла. Роль играл не национальный момент, а место проживания; характерно, что наиболее тесные отношения, вплоть до криминальной взаимопомощи, у Гуни сложились с небольшим национальным кланом — группой братьев Бестаевых.

Три брата Бестаевых, Эльбрус, Артур и Алан (средний брат, Артур, к тому времени был трижды судим за грабежи и разбой), поселились в недальнем пригороде Симферополя селе Перово и совершали регулярные выезды в город и на Южный Берег. Репертуар их деятельности был широкий — от валютных афер до вымогательства и грабежей, от квартирных краж до содержания кафе с восточной кухней. Дела шли достаточно успешно, так что осетинский клан вскоре призвал подкрепление из Орджоникидзе и Баку братьев Манафовых, Эльхана и только что «откинувшегося» из колонии Рауля, весьма авторитетного уголовника.

На контакт, сотрудничество и координацию действий с Гуней, пожалуй, самым весомым криминальным авторитетом, осетинский клан охотно пошел.

Таким образом, к 1988 году из своеобразного сочетания брутальных уголовников, мошенников игровых и экс-спортсменов сложилась совершенно типичная, ранее заявившая о себе во всех развитых странах модель гангстерского, или, как принято чаще говорить на постсоветском пространстве, бандитского сообщества.

Банда, или группировка, или ганг, Гужева-Гуни представляла собой устойчивую иерархию с внутренним распределением обязанностей. У ганга были постоянные места дислокации и подконтрольные территории. Доходы банда получала от незаконных видов деятельности (азартные игры) или откровенно преступным путем (вымогательство, рэкет, просто грабеж и разбой). Часть членов банды имела легальное прикрытие — место работы и официальный источник доходов, причем зачастую это была форма отступного, которое предприниматели были вынуждены платить бандитам.

И конечно же существовала связь с правоохранительными и, возможно, административными органами: без этого ни такой размах, ни такая устойчивость были бы невозможны. Правда, эти связи еще не были сильны и глубоки и сводились, по-видимому, к налаживанию «неформальных отношений», к прямому и косвенному подкупу некоторых офицеров и некрупных чиновников в соответствующих райотделах и райисполкомах.

Банда росла, набирала силу, но в конце восьмидесятых в банде начались внутренние расколы.

Три ближайших помощника Гуни — Юрий Иванов, Сергей Тимофеев (Джон) и Сергей Лапкин — создали свои собственные бригады, которые на первых порах открыто не враждовали с Гуней, но действовали самостоятельно. Банда Иванова исчезла только в средине девяностых, когда ее лидер был убит в очередной междуусобице.

Четвертый, Виктор Приходьков (Макаленок), не просто откололся, но сразу стал непримиримым врагом Гуни и в свое время, что называется, не пощадил живота своего ради расправы с бывшим шефом.

Но решающую, роковую роль в судьбе Гуни, равно как многих других авторитетов, сыграл Олег Дзюба, человек, которого называют «главным беспредельщиком Крыма».

СОПЕРНИКИ

Олег Николаевич (Алик) Дзюба родился 31 октября 1952 года в селе Пробуждение Генического района Херсонской области, вырос в Крыму, был женат, неоднократно нарушал закон (был осужден по статьям 81 и 140 У К УССР).

По отзывам тех, кто его знал, Дзюба был человек чрезвычайно решительный и бесстрашный, дерзкий и мстительный, наделенный сильной волей, взрывным темпераментом, неплохими организаторскими способностями… и придерживающийся принципа вседозволенности. Он легко, ни на мгновение не задумываясь, играючи мог переступить через что угодно и кого угодно, не знал удержу ни в алкоголе, ни в наркотиках, ни в игре, ни в драке. Когда Дзюба «включался», то оказывал подавляющее, почти гипнотическое воздействие на партнера.

Как утверждают многие, с младых лет была у него заветная цель-стать самым главным в Крыму, подмять всех авторитетов, стать единоличным хозяином, пусть «черным», но королем.

Но самая большая дорога, как известно, начинается с одного маленького шага.

В конце 1987 года, когда в симферопольском криминалитете уже стало трудно обходиться без санкции Гуни, Олег Дзюба, опирающийся на серьезную и крепкую, но небольшую команду (поначалу это только два напарника, Сахан и Шпан, оба ранее судимые и столь же зрелые, как сам Дзюба), попросил «работы» у Гужева.

Тот согласился, не предполагая, естественно, что тем самым подписывает себе приговор.

Дзюба получил в свое распоряжение несколько бригад наперсточников; естественно, главная «отстежка» предназначалась Гуне.

Такая иерархия просуществовала всего пару месяцев — видимо, столько нужно было Дзюбе, чтобы присмотреться к банде Гуни, прощупать коекого из ее членов, а заодно и продемонстрировать свою силу.

Сначала Дзюба с Саханом (Ткачев Александр Михайлович, 1953 года рождения, уроженец поселка Чадыр-Лунга МССР, проживал в пригородном поселке Мирное) и Шпаном (Белянский Евгений Дмитриевич, 1956 года рождения, уроженец Симферополя) действовали в качестве боевиков Гужева, «мочили роги», «вправляли мозги», выколачивали долги, короче — разбирались с неугодными Гужеву людьми, иногда — за отдельное небольшое вознаграждение, иногда — просто выполняя задание.

Одновременно же они подбирали людей из банды Гуни, как рядовых наперсточников и рэкетиров (например, Хрипанюка), так и капо, например, Сажня (Сажнев Владимир Николаевич, 1962 года рождения, уроженец города Сима РСФСР, числился в том же кооперативе «Новинка», что и Гужев).

В конце 1987 года Дзюба почувствовал, что пора выходить из-под влияния Гужева, и откололся, заодно уведя с собою часть старых и создав несколько новых бригад наперсточников, которые теперь работали только на нового хозяина.

Раскол, естественно, проходил не без конфликтов, но Дзюба сумел дать понять Гужеву, что тот ни в одиночку, ни с помощью своего ближайшего окружения с ним и его бригадой не справится. А новыми капо Гуни к тому времени стали, помимо Сокуры и Сажня, Бес (Василий Иванович Бесик, 1960 года рождения, уроженец Симферополя), Хам (Полищук Константин Анатольевич, 1965 года рождения, уроженец поселка Нижнегорский Крымской области), и Пономарь (кандидат в мастера спорта по боксу Пономаренко Александр Анатольевич, 1964 года рождения, уроженец Белогорска Крымской области). Дзюба, как принято говорить в том кругу, умел «брать на характер», убеждать и угрожать, да и драки никогда не боялся.

Дзюба, откалываясь, дал понять первому авторитету, что роль ведомого он уже перерос, но в то же время прекрасно понимал, что на его пути в главные авторитеты города постоянно будет стоять крепкая, сплоченная, с многочисленными связями банда Гужева-Гуни.

На этот раз обычные бандитские угрозы, которыми обменивались Гуня с Дзюбой, были не пустыми. Мирное решение было невозможно: Гуне отступать было просто недопустимо, ибо он потерял бы авторитет и силу страха, с помощью которого он удерживал группировку.

Единственное, чего в этот момент не понимал и не оценивал должным образом Гуня, — это решимость Дзюбы и отсутствие у него сдерживающих норм.

Предстояла война, первая настоящая гангстерская война нового времени. Гуня и Дзюба понимали, что она неизбежна. Дзюба к ней стремился, и он же ее развязал.

Пятого ноября 1988 года в 00 часов 20 минут Дзюба и Сахан дождались на темной и глухой улице Украинки, печально знаменитого симферопольского района, когда Гуня подъехал к своему дому.

В то время авторитеты еще ездили в одиночку, не заботились даже о разведке и элементарном наблюдении за окрестностями; единственное, о чем побеспокоились Дзюба и Сахан, не попасть в свет фар. Как только Гужев вышел из машины, они выбрались из укрытия и спустили курки.

После двух выстрелов из ружей, заряженных крупной картечью, Гуня упал, истекая кровью. Оба выстрела попали в цель. Но начинающие киллеры не стали проверять, мертв ли объект, не сделали контрольного выстрела и поспешили скрыться. А Гужев выжил, через месяц вышел из больницы и принял руководство бандой.

По всем законам гангстерской войны теперь ему предстояло сделать ответный ход, убрать Олега Дзюбу и его команду (о том, что стреляли именно Дзюба с Саханом, знали многие, не промолчали сами беспредельщики).

Гуня решил прибегнуть к помощи дружественной банды братьев Бестаевых.

Прямо в больничной палате под патронажем Бестаевых состоялась встреча Гужева с Раулем (Манафов Рауф Феликсович, старший из братьев-разбойников, по крымским меркам — авторитет в преступном мире).

Условия сделки сейчас уже не выяснить, но главное — итог: Рауль пообещал расправиться с Дзюбой и Ткачевым. А поскольку противники, с его точки зрения, ничего особенного не представляли — «а, подумаешь, шумный вассер, козлы еще параши не нюхали», — то не стал тратить слишком много времени на подготовку: ствол у него был, оставалось только сформировать ударную группу.

Двадцать седьмого ноября 1988 года Рауль с двумя капо Гуни, Бесом и неким Сашей Скоробогатько, которого в то время Гужев и привлек в банду и даже поселил в своем доме, отправились «мочить Дзюбу и Сахана».

По данным бандитской разведки, противники заседали в доме Шпана, на улице Машинистов, 38.

Но гужевская разведка еще не доросла до того, чтобы как следует разведать, сколько еще вооруженных людей, кроме Дзюбы и Сахана, находится в доме. Рауль, повторяем, не считал, что здесь, в Крыму, имеет дело с настоящими противниками.

В результате серьезнейшая (с гангстерской точки зрения) операция устранение врагов-вожаков — вылилась в неуправляемую приблатненную разборку.

Едва из «восьмерки» выбрались Рауль и ее владелец Бесик, как навстречу им из дома выскочили Сахан, Дзюба, Шпан и Хрипанюк (член одной из бригад наперсточников Гужева впал в немилость у прежнего хозяина за долги и охотно присоединился к бригаде Дзюбы).

Выскочили не с пустыми руками; Олег Николаевич всегда отличался хорошей реакцией и ни на мгновение не усомнился, зачем пожаловали вооруженный тесаком Бес, правая рука подстреленного Гуни, и небезызвестный Рауль, на ходу обнаживший ствол.

Ждать первого хода тоже не собирались: Сахан выстрелил из обреза в вооруженного Рауля, но промахнулся, а перезарядить не успел.

В ответ Манафов четырежды выстрелил в Сахана и двумя пулями ранил его в живот. (Тоже не Бог весть какое стрелковое мастерство, расстояние-то было метров пять, не больше.)

Тем временем Дзюба вогнал в грудь Бесику длинную заточку, «пику», и бросился к Манафову, а тот, позабыв о пистолете, рванул к машине и был таков. Сахана и Бесика доставили в больницу; операции прошли успешно.

По данному факту было возбуждено уголовное дело, но Сахан и Бесик от дачи каких-либо объяснений отказались; тогдашней крымской Фемиде этого показалось достаточно, и раненых гангстеров из враждующих группировок, отлеживающихся в соседних палатах, представители власти больше не беспокоили.

Война продолжается, и следующий ход, очевидно, должен теперь совершить Дзюба.

Он его и совершает, но не собственными руками и даже не руками ближайших подчиненных.

В ход первой гангстерской войны вступают новые люди.

НОВЫЕ ЛИЦА НА ИГРОВОМ ПОЛЕ

Доходы Гуни от наперсточников и прочих игровых падают. Часть игровых теперь работает на конкурентов и на бывших соратников, и вообще из этого бизнеса не выжмешь больше, чем располагают глупые «лохи» — ни они, ни их деньги не прибавляются. Собственная (или подчиненная) «Новинка» тоже не Эльдорадо, кооперативов и прочих малых предприятий-конкурентов становится все больше; цены растут, расходы увеличиваются — что делать? Создавать новые предприятия, инвестировать? Но до этого Гуня не дорос, «масла в голове» не хватало, да и люди в бригадах у Гужева пока что подбирались не те, отнимать уже научились, а более сложные действия пока что совершать не умели. Выколачивание дани становилось все круче, чуть ли не каждый день в больницы и морги поступали жестоко избитые, обожженные, со следами пыток мелкие предприниматели и вообще люди, которые имели неосторожность засветиться с деньгами, разбойные нападения стали не нормой, конечно, но рутиной — и все же это не удовлетворяло потребностей банды. Семь шкур можно слупить только фигурально, а реально происходило иначе: большинство нищало, а немногие обогащались…

Но что это были за немногие? И как до них было добираться?

Обо всех говорить пока не время. Поговорим только о некоторых.

Сейчас ясно, что не все, но тем не менее некоторые кооперативы и малые предприятия возникли не на пустом месте, а представляли собой частичную или полную легализацию теневых предприятий. Как правило, они уже имели свою «крышу» или охранные структуры, поэтому наезды новых рэкетирских групп сопровождались острыми столкновениями. Иногда они заканчивались в пользу «гончих», агрессоров, иногда — в пользу «сторожевых».

Заранее предвидеть результат, четко знать расклад сил дано не каждому, а дерзость и авантюризм — одна из самых необходимых черт для первых, так сказать, «классических» банд.

Гуня пытается обложить данью все новые кооперативы, естественно, те, где предполагаются или уже есть высокие доходы. Сколько именно «ростков свободного предпринимательства» попали под пяту или под «крышу» банды, сейчас уже не установить. Но важно, что среди тех, на кого наехали бандиты, был так называемый торгово-закупочный кооператив (ТЗК) «Ай-Петри», резво набирающий обороты.

Тяжела доля советского рэкетира: кооператив держат крепкие деловые-игровые, Олег Слатвинский, известный в Симферополе под кличкой Жираф, и уже упоминавшийся игровой, экс-король Пушкинской, Евгений Хавич, — люди решительные, серьезные и с приличными связями в уголовном и полууголовном мире.

Слатвинский Олег Станиславович, 1964 года рождения, коренной симферополец, привлекался к уголовной ответственности по статье 222 части 1 УК УССР, кличка Жираф.

Хавич Евгений Михайлович, 1944 года рождения, уроженец Омска, ранее судим, женат, кличка Жид, первые приводы в милицию происходили еще в 1959 году.

Они фигуранты многих страниц крымской истории; фотографии не слишком точно передают их силу и своеобразие, впрочем, это беда почти всех фотографий.

Гуня им сделал предложение, но они, естественно, наотрез отказались от его «крыши» и «абиссинского» налога.

Но как известно, отказаться, выставить за двери рэкетиров — дело конечно же серьезное и решительное, но не окончательное. Рэкетиров надо отвадить, и желательно так отвадить, чтобы у них впредь не возникали всякие забавные намерения типа разгромить офис, или что-нибудь поджечь, или выбить из строптивцев иллюзии бейсбольной битой (в Симферополе бейсбол в моде), или выжечь предпринимательскую гордость утюгом, паяльником или автогеном.

По причинам, ведомым только им, — а мы можем об этих причинах догадываться, — Хавич и Слатвинский не стали ни обращаться к правоохранительным органам, ни искать другую группировку, способную отогнать Гуню.

Наверное, матерые игровые, люди весьма неглупые и достаточно опытные, Жираф и Жид знали заранее, например, о неэффективности милицейской защиты, или, будучи недавними выходцами из теневого бизнеса, не хотели лишний раз засвечивать кооператив и соваться в милицию.

Они решили поступить проще и резче: своими силами убрать Гуню, возможно, вычислив уже, что конкурентная борьба или бандитская война в его кругах разгорается и без вожака банда если и сохранится, то ей будет не до экспансии.

Вероятность такого предположения очень велика: на тот период все знали всех, и уж игровые Жид с Жирафом, с их связями в криминалитете, просто не могли не знать, что у Гуни большие осложнения с Дзюбой и Саханом, — об этом в Симферополе, как говорится, не знали только те, кто по долгу службы не хотел знать.

А уж теневики-игровые… Союзников и противников они выделяли безошибочно.

Убивать своими руками ни Слатвинский, ни Хавич не собирались. Особенно это касалось сорокатрехлетнего Хавича, который стремился руководить, — оставаясь в тени.

В числе их знакомых был и Макаленок, который, порвав с прежним шефом, состоял (в числе многих, надо сказать) в контрах с Гуней и обладал достаточной решимостью пойти до конца. Ему сделали предложение — и Макаленок дал себя уговорить.

Жираф, вдобавок к обещанному вознаграждению, взялся за техническое обеспечение операции.

С этого момента арсенал гангстерских войн и разборок расширяется: в ход пошли взрывчатые вещества, да так широко, что на долгие годы Крым оказался впереди Украины всей по числу, мощности и эффективности взрывов, произведенных бандитами.

Начиналось же все на любительском уровне: у одного из команды кооператива «Ай-Петри», Геннадия Яворского, оказались связи с взрывниками в Перми. Там и достали тротиловые патроны для имитации взрывов, при помощи которых самостоятельно смастерили достаточно убедительное взрывное устройство, и Макаленок подложил его в машину Гужева.

Большой сложности это не составляло: маршруты передвижений и особенно долгих остановок («на оттяжку») Гуни бывший соратник знал, а сравнительно недавнее покушение так еще и не научило Гужева осторожности. В то время тщательно запирали, обвешивали противоугонками и не оставляли без присмотра свои машины граждане простые, а авторитеты угона не боялись. Сами патронировали команды автоугонщиков.

Двадцать восьмого марта 1989 года, поздно вечером, Гуня на своей «девятке», вместе с Сашей Скоробогатько, который постоянно находился при нем последние полгода, подъехали к дому Гужева на улице Украинская, 8.

Гуня загнал машину в гараж, вышел, и, уже когда запирал снаружи прочную металлическую дверь, грохнул мощный взрыв. Капитальный гараж разлетелся, как карточный домик, «девятка» превратилась в груду искореженного и оплавленного металла, но сам Гужев уцелел: стальной лист двери принял осколки и часть ударной волны.

С тяжелой контузией первый крымский авторитет оказался в областной больнице имени Семашко и на продолжительный срок был выведен из войны (в то время в больницах еще не доставали: взрывы, пожары и выстрелы в больничных корпусах начнутся в более поздний период).

А война продолжалась, и теперь охота пошла на Гуниных боевиков.

Тот же Макаленок, пользуясь своей относительной незасвеченностью как противника в банде Гуни, ликвидировал Рауля.

Ликвидировал по простейшей схеме, которая в тот период еще срабатывала: остановил знакомого просто на улице, пригласил в свою машину, мол, надо поговорить о делах в спокойном месте, вези куда хочешь — и даже уступил Раулю место за рулем.

Рауля потянуло в очень спокойное место — в район за центральным городским кладбищем.

Там Макаленок прострелил голову самоуверенного боевика (пуля прошла навылет и выбила левое стекло «семерки»), оттащил труп в лесопосадку, сначала обработал автогеном до неузнаваемости, затем облил бензином и поджег останки, чтобы уж наверняка не идентифицировали и не нашли никаких следов.

Машину спрятал во дворе дома Жирафа, где ее впоследствии нашли со следами крови на переднем сиденье и выбитым стеклом дверцы водителя.

На кого же в действительности работал Макаленок?

Вроде бы на ай-петринцев, получал задания, взрывчатку, оружие и деньги от Жирафа, пользовался его машиной; частенько бывал в доме и у Жида, и у Яворского.

В то же время реально действовал на пользу скорее свою и Дзюбы, а Жирафа подставлял, да так, что при самом обычном профессиональном расследовании его преступная связка с Жирафом была бы раскрыта.

Начнем с простого вопроса: зачем вообще айпетринцам было устранять Рауля?

Да, Жираф и Жид наверняка знали, что осетинский клан работает на Гуню, и могли предположить, что Гужев, пережив следующее покушение, взрыв, вычислит его заказчиков и попытается с ними разделаться руками бестаевской группировки. Но это лишь одна из вероятностей ответного хода Гуни, а уж уверенности в том, что против ай-петринцев будет брошен именно Рауль, почти совсем не могло быть: в банде у Гужева хватало и других, скажем так, не менее опасных боевиков.

А вот с точки зрения Дзюбы и особенно Сахана, Рауль, равно как Бес, враги проявленные, действующие и подлежащие скорейшему уничтожению.

Для ай-петринцев Рауль — враг возможный, но далеко еще не определенный; для Сахана же — самый настоящий.

Теперь — о подставке.

Едва ликвидировав Рауля и отогнав машину, Макаленок рассказывает «знакомым ментам» из территориального райотдела милиции, что Рауф Манафов угнал его «семерку», а затем, когда эту машину с очень определенными следами совершенного в ней убийства, нашли во дворе дома Жирафа (интересно как? Сплошная проверка дворов и гаражей не производилась; ясно, что машину эту нашли, потому что знали, информированы были, что и где искать), дает показания, что «случайно» обнаружил ее в другом конце города.

Если в этом не было умысла — например, желания стравить Жирафа с осетинским кланом или сообщения-предупреждения для Гуни, то прокол, недостойное для блатного поведение или в лучшем случае ошибка Макаленка попросту непонятна. Не на ментовку же он работал, это уж не вызывает сомнений!

И еще один момент.

Макаленок и Сахан были если и не дружны понастоящему, то во всяком случае считались близкими приятелями, а вот игровые Жираф и Жид были для Сахана весьма неблизкими; и когда несколько позже Сахан стал в городе одним из самых крупных авторитетов, то воевал он прежде всего с Жирафом.

ОХОТА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

…Весть об исчезновении Рауля и слухи о том, что он убит (по-видимому, информация просочилась из того же райотдела милиции), заставили Гуню принять дополнительные меры предосторожности. Обычная больница (время спецпалат с решетками, козырьками и надежной охраной еще не пришло) никак не гарантировала безопасности, авторитет это наконец-то понял и, едва немного оклемался, отдал необходимые распоряжения. И вот на десятый день после покушения, 9 апреля, верные капо вывозят Гужева из больницы домой, на Украинскую, 8, где уже отремонтирован гараж и организовано круглосуточное дежурство боевиков.

У классической мафии это называется, кажется, «лечь на матрасы».

Через неделю, 16 апреля, когда напряжение несколько спало и в доме Гужева находились только он сам, его жена Татьяна и Бес, в половине пятого утра залаяла сторожевая собака. Караульный в эту смену Вася Бесик выглянул в окно и увидел Хрипанюка, опального наперсточника, с ружьем подбирающегося к дому; в полутьме виднелось еще несколько не менее впечатляющих фигур. И хотя Бес не успел их ни опознать, ни разглядеть, кто чем вооружен (впоследствии на суде это был один из неубойных козырей защиты), в целом намерения нападающих были ясны.

«Тревога!» — закричал Бес и растолкал спящих. Кто-то из Гужевых оповестил милицию, с которой существовала договоренность о помощи (отключить Гунин телефон у налетчиков еще не хватало квалификации).

Тут же раздались два взрыва — рванули граната «ф-1» и ручная бомба-самоделка, брошенные с полутора десятков метров, но особого ущерба не нанесшие. Затем нападавшие открыли огонь из карабинов и пистолетов по окнам дома. Силы были явно неравны, при желании уже через несколько секунд можно было вышибить двери, но спустя несколько минут, когда еще никто в дома не был задет пулями, раздался вой милицейской сирены, и нападавшие ретировались.

Уйти удалось не всем — в 300 метрах от дома Гужева был задержан Олег Дзюба с обрезом старого армейского карабина (калибр 7,62), заряженным пятью боевыми патронами; его арестовали и препроводили в СИЗО.

По делу было собрано достаточно доказательств, и суд принял его к производству. Далее начинались очередные «странности Фемиды». Суд откладывался и откладывался, свидетели по два-три раза меняли показания, исчезали вещественные доказательства, изменяли показания и потерпевшие, так что в конце концов получалось, будто Дзюба из несуществующего карабина, но героически отражал нападение неведомых темных сил плечо в плечо с Гуней. В общем, все это напоминало гибрид Беккета с Гашеком и закончилось ничем. Причины, естественно, были — но о них в другой раз и в другом месте.

Скажем только, что Гужев следователю заявил, будто происшедшего не помнит, так как контужен, и, отлежавшись дома около трех недель, скрылся из города и, естественно, в суд явился не скоро.

Тем временем вторая партия «охотников на Гуню», люди Жирафа, продолжали готовиться к следующей операции. Но на этот раз любительство в подготовке дорого им обошлось. Очередная самодельная бомба, которую приготовил «на Гуню» и постоянно возил с собой Макаленок, внезапно сработала прямо в машине (кстати, это была та же самая «семерка» А10-66 КР, в которой Макаленок убил Манафова. Для любителей мистики вопрос — уж не дух ли убиенного Рауля постарался, спровоцировав взрыв, который разорвал в клочья Макаленка и Сажня?). Недавний приближенный Гужева Сажень к тому времени на беду свою перешел на сторону ай-петринцев.

До конца года наступило относительное затишье. Гуню навели на мысль, что истинным, главным и чуть не единственным врагом его был неудавшийся бомбист Макаленок и теперь особо опасаться нечего, поэтому авторитет вернулся в город. Давал «правильные» показания местным служителям Фемиды, вяло пытавшимся осудить Дзюбу. Вроде бы всерьез «помирился», что стало сенсацией в городском криминалитете, с Саханом, который на время принудительной изоляции Дзюбы возглавлял его бригаду. Все-таки чувствуя приближение новых времен, Гуня договаривался о производственном сотрудничестве (производственном в прямом смысле — о перепрофилировании не слишком рентабельного бандитского кафе в дальнем конце Севастопольской в колбасный цех) с Виктором Башмаковым, о нем еще будет сказано ниже. В общем, жил.

Жил и, несколько внимательнее проанализировав ситуацию, наконец-то вроде бы вычислил, кто есть кто, и стал готовиться к расправе с Жирафом, которого, в отсутствие Дзюбы, считал (небезосновательно) врагом номер один.

Жирафу тоже отступать было некуда, и он решил нанести упреждающий удар.

Семнадцатого декабря 1989 года Гужев вместе с женой Татьяной, Василием Бесиком и своими знакомыми, начальником техвооружения одной из воинских частей, с его женой и несколькими подругами, в пригородном ресторане (село Чистенькое, пять километров от Симферополя по Севастопольской дороге) отмечали крестины. Гуляли не слишком долго и не слишком шумно — со своимито женами сильно не разгуляешься — и около одиннадцати вечера уехали из села Чистенькое в новой Гуниной «восьмерке». За руль сел подвыпивший, но вполне уверенно держащийся Гужев. С ГАИ проблем не было: на въезде в город пост «восьмерку» остановил, но милиционеры к уважаемому водителю и пассажирам отнеслись с должным пониманием.

Следом за ними от самого ресторана ехала еще одна «восьмерка», светлая, в точности повторяя все маневры машины Гуни.

Расслабленный отдыхом в семейном и дружеском кругу вожак не заподозрил неладного. Ай-петринца Геннадия Яворского, который провел вечер в том же ресторане и сейчас вел машину вслед за «восьмеркой» Гуни, он не опознал, наверное, не знал в лицо так же хорошо, как гаишник на том же посту при въезде в город, который не стал ни останавливать, ни осматривать машину и пассажиров, а только сделал ручкой богатому и влиятельному молодому господину.

А когда, уже не слишком далеко от дома, в достаточно глухом в эту пору месте (около дома N 5 по улице Федько) светлая «восьмерка» пошла на обгон, что-либо предпринимать было поздно. Правое стекло опустилось, блеснули в свете фонарей два ствола, и загремели выстрелы.

Василий Бесик был убит на месте, Гужев тяжело ранен, но все-таки сумел затормозить; достались пули и остальным пассажирам. Машина со снайперами, не останавливаясь, умчалась…

На несколько недель Жираф и Геннадий Яворский ушли в подполье, справедливо полагая, что Гунины боевики постараются отомстить.

И такая попытка была предпринята, но сила нарвалась на силу.

Не за Жирафа, а скорее против остатков первой бандитской бригады выступили новые авторитеты, которые поднялись за спиной Гуни и переросли его.

Прежде всего, это был Сахан, сначала со Шпаном и Хрипанюком, затем, естественно, к ним присоединился Дзюба, выпущенный после того, как судебный процесс окончательно развалился, и совсем недавние подельщики, Сокура (Оразмурадов) и Элик (Бестаев). Это была сила, решимость и неудержимая, беспредельная жестокость, когда убивали, раздумывая только, как бы сделать смерть мучительнее и эффектнее.

Пять человек полегли в разборках… И Гуня почел за благо не совершать более попыток «подняться», а просто исчез, едва только выбрался из больницы.

Куда он на самом деле уехал, под каким именем скрывается, чем занят, если предположить, что он «поменял окрас», — не знает никто, но уехал сравнительно благополучно, и в Крыму его больше нет.

Бегство Гуни в 1989 году стало своеобразным рубежом в развитии крымского криминалитета.

Во-первых, после него на долгое (по меркам этой бурной среды, где не многие доживают до седых волос) время в Симферополе и в Крыму в целом не было отчетливого лидера, все время шла борьба между бандами, между ними заключались и рушились союзы, устанавливались и тут же нарушались границы «зон раздела влияния» и сбора бандитской подати. В ходе этой неширокой, но перманентной войны совершенствовалось боевое мастерство, приемы конспирации, разведки, диверсионной работы.

А во-вторых, через полгода как по команде началось активное «отмывание» бандитских денег, которые вкладывались в легальные предприятия.

Денег этих, по местным меркам, было немало. Только доходы от рэкета превышали миллион долларов, а было еще бутлегерство, торговля наркотиками, игровой бизнес, сутенерство.

РОКИРОВКА СИЛ

Лидеры группировок, не слишком враждующих друг с другом, объединились в две большие группы. Одна из них (О. Слатвинский — Жираф, А. Пономаренко — Пономарь, С. Воронков — Воронок, К. Полищук — Хам, А. Вишняков Вишня) организовала многопрофильный кооператив «Сейлем», который к августу 1990 года уже именовался «кооперативным объединением» и включал в себя восемь комиссионных магазинов, ресторан, бары, центры технического обслуживания и автоперевозок, туристическую фирму, медицинский центр и др. Затем в сферу объединения начали втягиваться несколько малых предприятий, а еще большее число или работали под сейлемовской «крышей», или выполняли более-менее регулярные производственные заказы.

Службой безопасности «Сейлема» руководили О. Слатвинский и А. Вишняков.

Вторая группировка (А. Ткачев — Сахан, В. Башмаков — Башмак и О. Дзюба) начала с подчинения, финансового и организационного, кооперативного кафе «Иден», а затем вошла в состав большого и существующего доныне объединения «Русь», включающего в себя предприятия примерно такого же, как в «Сейлеме», профиля, а также книготорговые фирмы, транспортные и строительные организации, вещевые рынки, подпольные цеха по производству фальшивой водки и т. п.

К объединению примкнули бригадиры и вожаки помельче: Н. Кожухарь, С. Карапуз, С. Моисеев.

Службой безопасности объединения ведал Виктор Башмаков, парень из пригорода, который, действуя совместно со своими сводными братьями, Павлом Шолоховым и Станиславом Комягиным, быстро приобретал авторитет.

Формально ни над «Сейлемом», ни над «Русью» никто не стоял, но «старшие товарищи» — старшие по возрасту, опыту, связям и положению в криминалитете — Е. Хавич и Н. Хивренко тяготели к «Сейлему», а Константин Савопуло (Грек) и несколько позднее севастопольские, джанкойские и феодосийские группировки — к «Руси».

Такое распределение взаимоотношений, как все бандитские договоренности, было временным. Через пару лет «башмаки» и «греки» вовсю воевали, а от сейлемовско-казиновского отростка, «Аудит-резерва», досталось и Хавичу, но это случилось позже.

Очевидная польза для бандитов от больших объединений проявилась сразу (возможности мобилизации мобильных и крепких групп боевиков, сбора разведданных, в том числе в банках и налоговой инспекции, привлечение для прибыльных инвестиций значительных средств).

Мирные граждане, особенно те, кто проявлял инициативу и предприимчивость, пытался подрабатывать в любой сфере, от челночных поставок товаров до автосервиса и розничной торговли, очень крепко почувствовали на своей шкуре, что настали особенные времена: уже никто не был застрахован от поборов и бандитских «разводок», заканчивающихся полным разорением, а бывало, увечьями и убийством. При этом защищаться становилось очень трудно, бандиты начинали работать четче и более оперативно, чем милиция.

Симферополь разделили быстро и сравнительно мирно, не столько по территориальному, сколько по производственному принципу. «Свои», городские, если не вливались в объединения, то соседствовали на договорных принципах с ними, так, например, до поры до времени было с бригадой Юрия Иванова. Чужих же, залетных, не разбирая национальности, изгоняли резко и круто; например, в павильон чеченской группировки на Центральном рынке бросили гранату, затем обстреляли машины и дома, арендованные чеченцами в Симферополе. Затем люди Дзюбы расстреляли у спорткомплекса «Динамо» Делана Хасикова, авторитета, лидера чеченской группировки, и восточная бригада отправилась в места поспокойнее, некоторые перебрались в поселок Красногвардейское в степной части Крыма, некоторые сразу же укатили в Россию.

Там, кстати, в самом поселке и на территории одноименного района, чеченская группировка «Сулейман», называемая так по имени вожака, Сулеймана Байсарова, свирепствовала до 1997 года — обычные бандитские дела, рэкет, разбойные нападения, грабежи, наезды на кооперативы, предпринимателей, а также на колхозы и совхозы, которые в Красногвардейском районе, на плодородных поливных землях, неподалеку от рынков сбыта и с собственными перерабатывающими цехами медленно разорялись. А возможно, и не разорились бы, если бы не бандитская «помощь».

Об уровне специфической подготовки, дерзости и наглости этой группировки может свидетельствовать хотя бы то, что С. Байсаров входил в состав специального подразделения «вооруженных сил Ичкерии», совершившего нападение на Буденновск.

Правой рукой и помощником Сулеймана был его брат, Бислан Байсаров, тоже отменно владеющий оружием. Наиболее эффектно он применил его прямо в поселке, свалив автоматной очередью двоих бандитов, бывших соратников, которые стали проявлять излишнюю самостоятельность и требовали разборки.

В 1997 году, когда правоохранители стали работать намного серьезней, Сулеймана и еще одного авторитета, И. Османова, взяли и осудили (на не слишком убедительные сроки), а пятерых членов группировки, граждан Чечни, выслали по месту жительства.

ГРОМКОЕ ЭХО ВЫСТРЕЛОВ И ВЗРЫВОВ

Разобравшись в городе, оба «больших дома» начинают экспансию, прежде всего в непосредственно курортную зону, на побережье.

И здесь конечно же они впервые столкнулись между собой всерьез.

Поводом для первого большого столкновения преступных объединений стал дележ зон контроля над кооперативами, малыми предприятиями, видеотеками, кафе и летними магазинами в курортном поселке Николаевка, городах и поселках Большой Ялты и Алуште.

Сначала произошло с десяток разборок, как правило без применения огнестрельного оружия, непосредственно у спорных объектов.

По логике, теперь в дело должны были вступить стволы, но прежде чем переходить к широким военным действиям (или чтобы их избежать), одна из высоких непримиримых сторон предприняла сильный упреждающий ход.

Боевики «Руси», уже достаточно облеченные доверием своего руководства, а именно Н. Буряко, А. Чупахин и Г. Слепынин, захватывают Жирафа, вывозят его в Джанкой (около 90 километров от Симферополя) и, до окончательного решения о ликвидации, держат одного из опаснейших противников на явочной квартире. Тем временем «старшие» пытаются поторговаться с остальными лидерами «Сейлема».

Расчет, несомненно, верный: в то время более значительной фигуры у «Сейлема» не было, если не считать держащегося чуть в стороне Жида. Но не были учтены возможности самого Жирафа. А он, улучив момент, когда с ним остался один Чупахин, проломил череп боевику, выбрался на трассу и на попутке вернулся в Симферополь.

И закрутилась карусель!

Захватывают Колю Буряко, но, в отличие от Жирафа, чудесного освобождения не происходит. Как в воду — а может быть, именно в воду — канул парень.

Взрывают дверь партнерствующего с «Русью» директора фирмы, лихо торгующей на побережье. А через два дня, видимо в порядке ответного хода, в очередной раз стреляют в Жирафа, и в очередной раз неточно.

Расстреливают охранников и боевиков «Руси» — и вновь палят по Жирафу, ранив его водителяохранника.

Еще через две недели точным выстрелом из «макарова» заваливают в собственном дворе Сокуру, отважного боксера и, по отзывам, одного из приверженцев «понятий».

А мелкие стычки уже и не упомнить, выстрелы и взрывы загремели чуть ли не по всему Крыму и, как это стало модно, гулко заколотились эхом по всем периодическим изданиям страны, уже расчлененной, но еще не признающей этого.

И наконец, в ноябре 1991 года переполнилась чаша терпения.

Еще не народная, но у милиции.

Нельзя сказать, что правоохранительные органы вообще ничего не делали, только смотрели сложа руки, как полуостров погружается в трясину бандитского беспредела.

Если проанализировать милицейскую хронику тех лет, то совершенно наглядно виден рост не только числа правонарушений, но и специфических милицейских показателей, таких как задержания, аресты, раскрытие преступлений. На столь же высоком, как обычно, уровне раскрывались квартирные кражи, бытовые преступления вплоть до убийств, типичная уличная преступность; боролись и с производством наркотиков из местного сырья и, уж конечно, с поставками наркоты из-за пределов полуострова. Особенно доставалось «залетным», «гастролерам» — увы, возможно потому, что здесь интересы легальной и бандитской власти смыкались.

Но как только дело касалось больших бригад, а тем более объединений, ситуация становилась иной, бандиты, как правило, всегда оказывались предупреждены, а если и залетали за решетку, то ненадолго и по легким статьям.

Еще хуже вопрос обстоял в судах — дела затягивались зачастую ровно настолько, сколько требовалось, чтобы обработать свидетелей, бывало, что и уничтожить улики, и вообще «договориться».

Самой милиции, где большинство составляли вполне честные и добросовестные работники, приходилось нелегко.

Недавно мне попалась на глаза лихая статья, где интерполировался как раз на милицию спорный тезис американских социологов о том, что в любом коллективе 10 процентов — основные, более всего тянущие «рабочие лошадки», а остальные — балласт, работающий как бы поневоле, зато склонные при первом же удобном случае злоупотреблять своим служебным положением.

Полагаю, что здесь все с точностью до наоборот. Да, в милиции работают не ангелы (ангелы сосредоточиваются в других организациях), но в своем большинстве — не сачки и не предатели. Действительно происходит качественное улучшение милицейских кадров, и хотя оно еще далеко-далеко от идеала, но будет происходить непременно: действия милиции определяет Закон, и чем совершеннее и сильнее он будет, тем эффективнее станет «воспитательный процесс».

Тогдашняя милиция и организационно, и по технической базе, и по уровню (прежде всего психологическому) кадров была приспособлена к совсем иным условиям и временам, чем те, которые наступили в годы драматического перелома.

В прежние времена за милицией стояла сильная, едва ли не слишком сильная власть, которая вдруг стала рушиться, слабеть, раскалываться, вплоть до того, что в начале девяностых в Крыму было просто юридически неясно, кто командует и кто платит жалованье.

Вдобавок золотое совковое времечко обвешало каждого милиционера таким грузом правил и инструкций, что серьезно бороться не то что с вооруженными бандитами, но и с уличными хулиганами было сложно.

Слабость технической базы милиции давно стала притчей во языцех. Ко всему прочему на эту слабенькую базу, на табельное оружие, рации, спецсредства, нередко еще и успешно покушались. Кроме того, информаторы, осведомители, просто свидетели и потерпевшие воздерживались от показаний, потому что власть бандитская резко стала оперативнее и круче.

Начало доходить уже до того, что вопреки давней традиции «с ментами не считаться» бандиты стали совершать теракты против офицеров милиции.

Самым громким, буквально всколыхнувшим Крым, преступлением стало жестокое убийство рецидивистами, которых «он посадил», участкового инспектора села Вилино Бахчисарайского района майора милиции Василия Кулыняка, его жены и двоих сыновей. Несколько десятков сотрудников милиции погибли при попытках задержания бандитов в городах и районах, в том числе и на автодорогах.

Апофеозом стало совершенное позднее и по сей день окончательно не раскрытое (следствие продолжается) убийство одного из самых добросовестных и грамотных офицеров, начальника отдела по борьбе с организованной преступностью полковника милиции Николая Зверева…