ЛИРИКА, ПОВЕСТИ В СТИХАХ, САТИРА, ПЬЕСЫ 

ИЗ ЛИРИЧЕСКОЙ ТЕТРАДИ

Начало дня



За окнами сумрак ранний
На свет и на тьму похож, —
Будто на синем плане
Нового дня чертеж.


Вижу, привстав с постели,
Как выступают из мглы
Строгие лесенки елей,
Сосен прямые стволы.


Слышу в тиши до рассвета
Первые грузовики.
Слышу, как в городе где-то
Пробуют голос гудки.


Тот, кто минуту свиданья
Ночи и дня подглядел,
Видел весь мир в ожиданье
Новых событий и дел.



* * *



О том, как хороша природа,
Не часто говорит народ
Под этой синью небосвода,
Над этой бледной синью вод.


Не о закате, не о зыби,
Что серебрится вдалеке, —
Народ беседует о рыбе,
О сплаве леса по реке.


Но, глядя с берега крутого
На розовеющую гладь,
Порой одно он скажет слово,
И это слово — «Благодать!».



Две надписи на часах

 I



Часы за шумом не слышны,
Но дни и годы к нам приводят.
Выходит лето из весны
И в осень позднюю уходит.



II



Дорого вóвремя время.
Времени много и мало.
Долгое время — не время,
Если оно миновало.



Минута



Дана лишь минута
Любому из нас.
Но если минутой
Кончается час —
Двенадцатый час, открывающий год,
Который в другое столетье ведет, —
Пусть эта минута, как все, коротка,
Она, пробегая, смыкает века.



По дороге в Москву



Скрипели возы по дорогам.
Едва шелестела листва.
А в скошенном поле за стогом
Сверкала огнями Москва.


Мерцала огней вереница,
А в поле была тишина,
И тенью бесшумная птица
Над полем кружила одна.


Простора открылось так много
С тех пор, как скосили траву.
И странно в пути из-за стога
Увидеть ночную Москву.


Пронизан и высушен зноем,
Вдали от гудящих дорог
Дремотой, довольством, покоем
Дышал этот сумрачный стог.


И только огней вереница —
Граница небес и земли —
Давала мне знать, что столица
Не спит за полями вдали.  



Гроза ночью



Мгновенный свет и гром впотьмах, —
Как будто дров свалилась груда…


В грозе, в катящихся громах
Мы любим собственную удаль.


Мы знаем, что таится в нас
Так много радости и гнева,
Как в этом громе, что потряс
Раскатами ночное небо! 



Встреча в пути



Все цветет по дороге. Весна
Настоящим сменяется летом.
Протянула мне лапу сосна
С красноватым чешуйчатым цветом.


Цвет сосновый, смолою дыша,
Был не слишком приманчив для взгляда.
Но сказал я сосне: — Хороша! —
И была она, кажется, рада. 



* * *



Вечерний лес еще не спит.
Луна восходит яркая.
И где-то дерево скрипит,
Как старый ворон каркая.


Всё этой ночью хочет петь.
А неспособным к пению
Осталось гнуться да скрипеть,
Встречая ночь весеннюю. 



Бор



Всех, кто утром выйдет на простор,
Сто ворот зовут в сосновый бор.


Меж высоких и прямых стволов
Сто ворот зовут под хвойный кров.


Полумрак и зной стоят в бору.
Смолы проступают сквозь кору.


А зайдешь в лесную даль и глушь,
Муравьиным спиртом пахнет сушь.


В чаще муравейники не спят —
Шевелятся, зыблются, кипят.


Да мелькают белки в вышине,
Словно стрелки, от сосны к сосне.


Этот лес полвека мне знаком.
Был ребенком, стал я стариком.


И теперь брожу, как по следам,
По моим промчавшимся годам.


Но, как прежде, для меня свои —
Иглы, шишки, белки, муравьи.


И меня, как в детстве, до сих пор
Сто ворот зовут в сосновый бор.



* * *



Когда вы долго слушаете споры
О старых рифмах и созвучьях новых,
О вольных и классических размерах, —
Приятно вдруг услышать за окном
Живую речь без рифмы и размера,
Простую речь: — А скоро будет дождь!


Слова, что бегло произнес прохожий,
Не меж собой рифмуются, а с правдой —
С дождем, который скоро прошумит. 



Словарь



Усердней с каждым днем гляжу в словарь.
В его столбцах мерцают искры чувства.
В подвалы слов не раз сойдет искусство,
Держа в руке свой потайной фонарь.


На всех словах — события печать.
Они дались недаром человеку.
Читаю: — Век. От века. Вековать.
Век доживать. Бог сыну не дал веку.


Век заедать, век заживать чужой… —
В словах звучит укор, и гнев, и совесть.
Нет, не словарь лежит передо мной,
А древняя рассыпанная повесть. 



* * *



Мы знаем: время растяжимо.
Оно зависит от того,
Какого рода содержимым
Вы наполняете его.


Бывают у него застои,
А иногда оно течет
Ненагруженное, пустое,
Часов и дней напрасный счет.


Пусть равномерны промежутки,
Что разделяют наши сутки,
Но, положив их на весы,
Находим долгие минутки
И очень краткие часы.  



* * *



И поступь и голос у времени тише
Всех шорохов, всех голосов.
Шуршат и работают тайно, как мыши,
Колесики наших часов.


Лукавое время играет в минутки,
Не требуя крупных монет.
Глядишь, — на счету его круглые сутки,
И месяц, и семьдесят лет.


Секундная стрелка бежит что есть мочи
Путем неуклонным своим.
Так поезд несется просторами ночи,
Пока мы за шторами спим. 



* * *



Даже по делу спеша, не забудь!
Этот короткий путь —
Тоже частица жизни твоей.
Жить и в пути умей! 



Пешеход



В пути с утра до первых звезд,
От бурь не знает он защиты,
Но много дней и много верст
Его терпению открыты.


Пронесся поезд перед ним,
Прошел, стуча на каждой шпале,
Оставив в небе редкий дым
Да бледный след на тусклой стали.


Звенит встревоженная тишь.
Гудит смятенная дорога.
Но он спокоен: ненамного
Опередишь. 



* * *



Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье —
«Вода. Огонь. Старик. Олень. Трава», —


По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.


Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить.  



Солнышко



Мы солнца в дороге не видели днем
Погода была грозовая.
Когда же оно засверкало огнем,
Ты спутникам что-то сказала о нем,
По-детски его называя.


Пускай это бурное море огня
Зовут лучезарным светилом,
Как в детстве, оно для тебя и меня
Останется солнышком милым.


И меньше не станет оно оттого,
Что где-то на малой планете
Не солнцем порой называют его,
А солнышком взрослые дети. 



* * *



Грянул гром нежданно, наобум —
Яростный удар и гул протяжный.
А потом пронесся легкий шум,
Торопливый, радостный и влажный.


Дождь шумел негромко, нараспев,
Поливая двор и крышу дома,
Шепотом смиряя буйный гнев
С высоты сорвавшегося грома. 



Ландыш



Чернеет лес, теплом разбуженный,
Весенней сыростью объят.
А уж на ниточках жемчужины
От ветра каждого дрожат.


Бутонов круглые бубенчики
Еще закрыты и плотны,
Но солнце раскрывает венчики
У колокольчиков весны.


Природой бережно спеленатый,
Завернутый в широкий лист,
Растет цветок в глуши нетронутой,
Прохладен, хрупок и душист.


Томится лес весною раннею,
И всю счастливую тоску,
И все свое благоухание
Он отдал горькому цветку. 



В дороге



В сумерки весенние
За листвой берез
Гулко в отдалении
Свистнул паровоз.


Дымными полотнами
Застилая лес,
Окнами бессчетными
Замелькал экспресс.


Слабо отраженные,
Чуть светясь во мгле,
Очерки оконные
Мчатся по земле.


Желтая вагонная
Жесткая скамья —
Жизнь моя бессонная,
Молодость моя.


По безвестным станциям —
Из конца в конец
По Руси постранствовал
Вдоволь мой отец.


Скучной ночью длинною
Он смотрел в окно.
Перед ним пустынное
Стлалось полотно.


С тайною тревогою
Под немолчный шум
Много он дорогою
Передумал дум.


Не ему ли следуя,
Я живу в пути.
Все куда-то еду я
Лет с пяти-шести.


Но теперь вагонная
Желтая скамья —
Словно обновленная
Молодость моя.


И легко мне с первыми
Встречными в пути
Будто давний прерванный
Разговор вести. 



* * *



Бывало, в детстве под окном
Мы ждем, — когда у нас
Проснется гость, прибывший в дом
Вчера в полночный час.


Так и деревья — стали в ряд,
И ждут они давно, —
Когда я брошу первый взгляд
На них через окно.


Я в этот загородный дом
Приехал, как домой.
Встает за садом и прудом
Заря передо мной.


Ее огнем озарены,
Глядят в зеркальный шкаф
Одна береза, две сосны,
На цыпочки привстав.


Деревья-дети стали в ряд.
И слышу я вопрос:
— Скажи, когда ты выйдешь в сад
И что ты нам привез?