Стивен Кинг
Рок-н-рол никогда не умрет
Когда Мэри проснулась, она знала, что они заблудились. Она знала это, и Кларк знал тоже, хотя не захочет признаться в этом. На его лице было написано: «Я раздражен, оставьте меня в покое». Его рот становился все меньше и меньше, пока не начинало казаться, что он исчез совсем. Кроме того, Кларк не произнесет слово «заблудились»; он скажет, что они где-то «неправильно повернули». Даже такое будет для него смертельно трудно.
Они отправились из Портленда вчера. Кларк работал в компьютерной компании — одной из ведущих. И вот он предложил полюбоваться на красоты Орегона, расположенные за пределами приятных, но скучных окрестностей Портленда, где жили они вместе с другими зажиточными служащими.
Свой пригород его жители называли «городом программного обеспечения».
— Говорят, что там, подальше от города, удивительно красиво, — сказал ей Кларк. — Хочешь, поедем и посмотрим? У меня неделя отпуска, и уже пошли слухи о переводе. Если мы не увидим настоящий Орегон, то, по-моему, последние шестнадцать месяцев будут не чем иным, как черной дырой в моей памяти.
До начала занятий в школе оставалось десять дней, и она не преподавала в летних классах, поэтому она охотно согласилась, наслаждаясь приятно-неожиданным, спонтанным ощущением поездки. И совсем забыла о том, что вот такие каникулы, организованные экспромтом, часто заканчиваются похожим образом, когда отдыхающие теряют ориентировку среди проселочных дорог и начинают скитаться по заросшим тропам, ведущим в никуда. Пожалуй, решила она, это действительно приключение — по крайней мере можно так считать, если очень хочется. В январе ей исполнилось тридцать два года. По ее мнению, тридцать два, пожалуй, уже слишком много для подобных приключений. Теперь ее представление о по-настоящему хорошем отпуске сводилось к мотелю с чистым плавательным бассейном, банными халатами на кроватях и действующей сушилкой для волос в ванной комнате.
Правда, вчерашний день прошел хорошо. Местность вокруг была настолько живописной, что даже Кларк временами испытывал благоговение и замолкал — крайне неожиданное для него состояние. Они провели ночь в прелестной деревенской гостинице к западу от Юджина, занимались любовью, и даже не один раз, а дважды. Она определенно чувствовала себя не слишком пожилой, чтобы наслаждаться этим. А утром направились на юг, собираясь заночевать в Кламат-Фоллзе. Они начали однодневную поездку по 58-му шоссе штата Орегон, и маршрут был выбран совершенно правильно. Но затем, во время ленча в Окридже, Кларк предложил свернуть с магистрального шоссе, забитого автомобилями отдыхающих и грузовиками, груженными древесиной.
— Ну, я не знаю… — произнесла Мэри с сомнением женщины, слышавшей немало аналогичных предложений от своего мужа и вынужденной затем страдать от последствий некоторых из них. — Мне бы не хотелось заблудиться здесь, Кларк. Местность выглядит весьма пустынной. — Она постучала аккуратным ногтем по зеленому пятну, обозначенному на карте «Боулдер-Крик — Пустынный район». — Здесь написано, что этот район пустынный, а значит, мы не встретим заправочных станций, туалетов или мотелей.
— А-а, брось, — сказал он, отодвигая в сторону тарелку с остатками бифштекса. Из музыкального автомата доносилась песня «Шесть дней в пути», исполняемая Стивом Эрлом и ансамблем «Дьюкс». Через грязные окна было видно, как снаружи скучающие мальчишки выделывали разные трюки на своих роликовых досках. Казалось, им просто нечем заняться и они ждут, когда достигнут соответствующего возраста и смогут навсегда уехать отсюда. Мэри разделяла их чувства.
— Никаких оснований для беспокойства, крошка. Мы едем по шоссе пятьдесят восемь еще несколько миль на восток, затем сворачиваем на шоссе сорок два… видишь?
— Угу. — Она заметила также, что если шоссе 58 было обозначено на карте жирной крещеной линией, то шоссе 42 нанесено всего лишь извилистой черной нитью. Но она только что хорошо поела — тушеное мясо с картофельным пюре, — и ей не хотелось нарушать инстинктивную тягу Кларка к приключениям. В тот момент она чувствовала себя подобно удаву, только что проглотившему барана. Больше всего ей хотелось забраться в их любимый старый «мерседес», откинуть назад пассажирское сиденье и вздремнуть.
— Значит, — развивал Кларк свою мысль, — вот эта дорога. У нее нет номера, это всего лишь проселок, но она ведет прямо к Токети-Фоллзу. А оттуда совсем недалеко до шоссе девяносто семь. Итак, что ты думаешь?
— Я думаю, что ты завезешь нас туда, откуда им не выбраться, — сказала она. Как она жалела потом об этом саркастическом замечании! — Но я полагаю, что №нами ничего не случится до тех пор, пока ты не сумеешь найти достаточно широкое место, чтобы развернуть «принцессу».
— Договорились! — воскликнул он с сияющей улыбкой и пододвинул к себе тарелку с бифштексом. Он снова вернулся к еде, не обращая внимания на то, что она, включая подливку, остыла.
— Фу, — сказала она, закрыла лицо одной рукой и сделала брезгливую гримасу. — Как ты можешь?
— Это вкусно, — произнес Кларк с полным ртом таким сдавленным голосом, что только жена могла разобрать его слова. — К тому же во время путешествий нужно привыкать к местным блюдам.
— Твое блюдо выглядит так, словно кто-то чихнул и жевательный табак из набитого им рта попал на очень старый гамбургер, — заметила она.
Они выехали из Окриджа в хорошем настроении, и сначала все шло хорошо. Неприятности начались только после того, как они свернули с шоссе 42 на безымянную проселочную дорогу, ту самую, по которой Кларк собирался промчаться прямо в Токети-Фоллз. Сначала ничто не предвещало неприятностей. Проселочная дорога или нет, она оказалась намного лучше шоссе 42, всего в ухабах и потрескавшегося от зимних морозов. По правде говоря, они ехали просто великолепно, по очереди вставляя кассеты в автомобильный магнитофон. Кларку нравились исполнители вроде Уплсона Пиккетта, Эла Грина и группы «Поп стейплс». Вкус Мэри был совершенно противоположным.
— Что ты находишь в этих белых парнях? — спросил он, когда она вставила свою любимую кассету — Лу Рид пел «Нью-Йорк».
— Я вышла замуж за одного из них, правда? — заметила она, заставив его рассмеяться.
Неприятности начались через пятнадцать минут, когда они подъехали к развилке. Обе дороги, отходящие от нее, выглядели совершенно одинаково.
— Вот ведь дерьмо, — сказал Кларк. Затормозил и открыл «бардачок», чтобы достать карту. Он долго смотрел на нее. — Этого нет на карте.
— Боже мой, начинается, — вздохнула Мэри. Она уже задремала, когда Кларк остановил машину у неожиданной развилки, и испытывала потому раздражение к нему. — Хочешь выслушать мой совет?
— Нет, — ответил он. В его голосе тоже звучало раздражение. — Но я знаю, что все равно получу его. И мне страшно не нравится, когда ты вот так закатываешь глаза. Я говорю это на всякий случай — вдруг ты не заметишь.
— Как я закатываю глаза, Кларк?
— Словно я старый пес, который только что пернул под обеденным столом. Давай, говори. Выкладывай все. Твоя очередь.
— Давай вернемся, пока не поздно. Вот мой совет.
— Угу. А теперь тебе не хватает только поднять плакат: «Раскайся».
— Мне нужно смеяться?
— Я не знаю, Мэри, — сказал он угрюмо и затем молча сидел за рулем, посматривая то на ветровое стекло, усеянное разбившейся о него мошкарой, то на карту местности. Они были женаты почти пятнадцать лет, и Мэри знала его достаточно хорошо. Она понимала, что Кларк, без сомнения, настоит на том, чтобы ехать дальше. Не просто проигнорирует неожиданную развилку на дороге, а именно из-за нее.
Когда Кларк Уиллингем попадает в трудное положение, он не отступает, подумала она. И тут же приложила ладонь ко рту, чтобы скрыть улыбку.
Но ей не удалось сделать это достаточно быстро. Кларк взглянул на нее, приподняв одну бровь, и Мэри пришла в голову мысль, заставившая ее испытать смятение: если она после всех этих лет читает его мысли с такой же легкостью, как детскую книгу, то, может быть, и он способен на то же самое в отношении ее.
— Что-то интересное? — спросил он, и его голос стал чуть тоньше. В этот момент — еще перед тем, как она задремала, поняла теперь Мэри — она увидела, что рот Кларка становится меньше. — Расскажи мне, посмеемся вместе, милая.
— Просто захотелось кашлянуть, — покачала она головой. Кларк кивнул, поднял свои очки на лоб и поднес карту к лицу так, что она почти касалась его носа.
— Ну что ж, — произнес он, — ехать нужно по левой дороге от развилки, потому что она ведет на юг, в направлении Токети-Фоллза. Вторая ведет на восток, к какому-нибудь ранчо или чему-нибудь еще.
— Дорога, ведущая к ранчо, с желтой полосой посредине?
Рот Кларка стал еще меньше.
— Ты просто не представляешь, какими зажиточными бывают хозяева некоторых ранчо, — заметил он.
Ей захотелось напомнить ему, что времена скаутов и разведчиков-пионеров остались в далеком прошлом, что он еще не попал в по-настоящему трудное положение. Затем она решила, что неплохо еще подремать в лучах вечернего солнца, и этого ей хочется гораздо больше, чем ссориться со своим мужем, особенно после такой приятной двукратной любви прошлой ночью. В конце концов, они все равно куда-нибудь приедут, верно?
С этой утешительной мыслью в голове, слушая Лу Рида» поющего о последнем великом американском ките, Мэри Уиллингем заснула. К тому моменту, когда выбранная Кларком дорога начала становиться хуже, она спала беспокойно и ей снился сон, что они снова находятся в кафе в Окридже, где останавливались на ленч. Она пыталась вложить монету в четверть доллара в музыкальный автомат, но щель была забита чем-то похожим на человеческую плоть. Один из мальчишек, катавшихся на асфальтовой площадке для стоянки автомобилей, в шапочке с надписью «Трейлблейзерз», повернутой назад козырьком, проходил мимо нее с роликовой доской под мышкой.
— Что случилось с этой штукой? — спросила его Мэри.
Мальчишка подошел, посмотрел на музыкальный автомат и пожал плечами. «А, ничего страшного. Это просто тело какого-то парня, разорванное на части для вас и для многих других, — объяснил он. — У нас здесь не какая-то мелкая операция, мы занимаемся масс-культурой, крошка».
Затем он протянул руку, ущипнул ее за сосок на правой груди — довольно грубо, между прочим, — и ушел. Когда Мэри снова взглянула на музыкальный автомат, то увидела, что он наполнен кровью и смутно видимыми плавающими предметами, подозрительно похожими на человеческие органы.
Может быть, пока воздержаться от прослушивания альбома Лу Рида, подумала она. Но в луже крови за стеклом на проигрыватель опустилась пластинка — словно в ответ на ее мысль, — и Лу начал петь «Полный автобус веры».
***
Пока Мэри снился этот все более неприятный сон, дорога становилась все хуже и хуже. Ухабы делались все более частыми и наконец слились в один сплошной ухаб. Альбом Лу Рида — весьма продолжительный — закончился, и включилась перемотка. Кларк не заметил этого. Приятное выражение лица, с которым он начал день, теперь полностью исчезло. Его рот уменьшился до размеров бутона розы. Если бы Мэри бодрствовала, она сумела бы много миль назад убедить его повернуть обратно. Он знал это, равным образом знал, как она посмотрит на него, когда проснется и увидит эту узкую полоску раскрошенного асфальта. Назвать ее дорогой можно только в самом снисходительном смысле слова. Сосновые леса по обеим сторонам вплотную прижались к залатанному полотну, дорога все время находилась в тени. Они не встретили ни одного автомобиля, едущего в противоположном направлении, начиная с того момента, как свернули с шоссе 42.
Он знал, что должен повернуть обратно — Мэри очень не нравилось, когда он попадал в такое вот дерьмо. Она всегда забывала случаи, весьма многочисленные, когда он безошибочно по незнакомым дорогам приезжал к месту назначения (Кларк Уиллингем принадлежал к миллионам американцев, твердо уверенных, что в их головах находится компас). И все-таки он продолжал ехать вперед, сначала упрямо веря в то, что они должны выехать к Токети-Фоллзу, затем просто на это надеясь. К тому же нигде не попадалось место, позволявшее развернуться. Если бы он попытался сделать это, он посадил бы «принцессу» до ступиц колес в один из болотистых кюветов, протянувшихся по обеим сторонам этой так называемой дороги… И один Бог знает, сколько времени понадобится, чтобы дождаться здесь аварийного грузовика, или сколько миль придется пройти, чтобы вызвать его по телефону.
И вот наконец место, где можно было бы развернуться — еще одна развилка на дороге, — но он решил не делать этого. Причина была простой: хотя дорога, уходящая направо, была проселочной, покрытой гравием с растущей посреди травой, та, что вела налево, снова оказалась широкой, с хорошим покрытием и с ярко-желтой осевой полосой. Согласно компасу в голове Кларка эта дорога вела прямо на юг. Он прямо-таки чувствовал запах Токети-Фоллза. Еще десять миль, ну, может быть, пятнадцать, самое большее двадцать.
И все-таки он действительно подумал о том, что лучше повернуть назад. Когда он потом сказал об этом Мэри, то увидел сомнение у нее в глазах, но это было действительно правдой. Он решил ехать дальше, потому что Мэри начала шевелиться и он был уверен, что на ухабистой, неровной дороге, по которой он только что проехал, она проснется, если он повернет назад. Тогда она посмотрит на него своими большими прекрасными глазами. Всего лишь посмотрит Этого будет достаточно.
К тому же зачем ему тратить полтора часа, возвращаясь обратно, когда Токети-Фоллз совсем рядом? «Посмотри на эту дорогу, — подумал он. — Ты думаешь, что такая дорога может вести в никуда и просто исчезнуть?» Он включил сцепление «принцессы», поехал по дороге, ведущей налево, и — как вы думаете? — дорога начала ухудшаться. Сразу за первым подъемом желтая разделительная полоса исчезла. После второго подъема пропало покрытие, и они оказались на бугристом проселке с темным лесом, прижимающимся с обеих сторон еще теснее прежнего. А солнце — Кларк впервые обратил на это внимание — соскальзывало на противоположную сторону неба.
Асфальтовое покрытие кончилось так внезапно, что Кларку пришлось затормозить, чтобы осторожно съехать на грунт. Этот резкий толчок, когда пружины подвески сжались до самых ограничителей, разбудил Мэри. Она вздрогнула, выпрямилась и огляделась с удивлением вокруг.
— Где… — начала она, и тут, чтобы уж окончательно сделать вечер идеальным и прекрасным, хрипловатый голос Лу Рида ускорился так, что бормотал слова песни «Добрый вечер, мистер Вальдхайм» со скоростью Элвина и группы «Чипманкс».
— О-о! — воскликнула она и нажала на кнопку выброса. Ей в руку выскочила кассета в сопровождении отвратительного коричневого последа — мотков блестящей пленки.
«Принцесса» рухнула в почти бездонную яму, резко качнулась налево, а затем ее бросило вверх и в сторону подобно клиперу, двигающемуся по спирали через штормовую волну.
— Кларк?
— Только не говори ничего, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Мы не заблудились. Через минуту-другую — может быть, за следующим холмом — снова будет асфальт. Мы не заблудились!
Все еще расстроенная своим сном (хотя она уже не могла припомнить его содержание), Мэри держала на коленях испорченную кассету, печально глядя на нее. Наверное, она сможет купить другую… но не здесь. Она посмотрела на мрачные деревья, которые надвигались, казалось, на самую дорогу, подобно голодным гостям на банкете, и пришла к выводу, что отсюда далековато будет до ближайшего магазина «Тауэр рекорде».
Она посмотрела на Кларка, увидела его багровые щеки и почти исчезнувший рот и пришла к выводу, что лучше всего молчать. По крайней мере пока. Если она будет вести себя спокойно, ни в чем не обвинять его, он скорее придет в себя, прежде чем эта пародия на дорогу не заведет их в гравийный карьер или в болото с зыбучим песком.
— К тому же я просто не могу развернуться, — сказал он, словно она предложила ему именно это.
— Да, вижу, — спокойно ответила она.
Он взглянул на нее в поисках, может быть, повода для .
Ссоры, а может быть, просто чувствуя себя смущенным, надеясь, что она не слишком сердится на него — по крайней мере пока. А затем снова уставился в ветровое стекло. Теперь он видел, что трава и сорняки растут посередине и этой дороги и она стала такой узкой, что, если им все-таки попадется встречный автомобиль, одному из них придется ехать обратно задним ходом. Но это было еще не все. Грунт за пределами колесной колеи выглядел все более ненадежным; низкорослые деревья, казалось, боролись друг с другом за место на Нем. Ни по одной, ни по другой стороне дороги не было видно столбов с электрическими проводами. Она едва не обратила на это внимание Кларка, потом пришла к выводу, что будет разумнее не говорить и об этом. Он вел машин, молча до тех пор, пока не доехали до поворота, ведущего вниз. Несмотря ни на что, он надеялся, что на дальней стороне дорога улучшится, но заросшая дорога продолжала вести дальше, как и раньше. Если говорить честно, она стала чуть менее заметной и чуть уже. Это напомнило Кларку о дорогах в фантастических эпопеях, которые он любил читать, — романах таких писателей, как Терри Брукс, Стивен Дональдсон и, конечно, Дж. Р. Р. Толкин, их духовный отец. В этих романах герои (обычно с волосатыми ногами и заостренными ушами) выбирали забытые дороги, несмотря на собственную мрачную интуицию, и обычно все заканчивалось битвами с троллями, или привидениями, или скелетами, размахивающими булавами.
— Кларк…
— Я знаю, — сказал он и внезапно изо всех сил ударил по рулю левой рукой — короткий удар, знак разочарования, результатом которого был только гудок автомобиля. — Я знаю. — Он остановил «мерседес», занимавший теперь всю ширину дороги (дороги? какого черта, дорожная полоса для нее и то слишком величественное название), поставил рычаг автоматической трансмиссии в нейтральное положение и вышел из машины.
Мэри не спеша вышла с другой стороны.
Хвоя пахла божественно, и она подумала, что есть что-то прекрасное в этой тишине, которую не нарушает ни звук мотора (даже отдаленное жужжание самолета), ни человеческий голос, но… в ней было также что-то пугающее. Даже те звуки, которые доносились: крик птицы среди сосен, вздохи проносящегося ветра, низкий гул дизеля «принцессы» — все это подчеркивало стену тишины, окружающую их.
Мэри посмотрела поверх серой крыши автомобиля на Кларка. В ее взгляде не было упрека или недовольства, а только мольба: «Увези нас отсюда, ладно? Пожалуйста!» — Извини, милая, — сказал он, и заботливость, которую она увидела на его лице, ничуть не успокоила ее. — Я очень тебя прошу.
Она попыталась заговорить, но из ее пересохшего горла не донеслось ни звука. Она откашлялась и попыталась снова:
— Может быть, попробовать податься назад, Кларк?
Он задумался на короткое время — птичка успела прокричать снова, получила ответ откуда-то из глубины леса -и отрицательно покачал головой.
— Только в самом крайнем случае, — ответил он. — До ближайшей развилки позади нас по крайней мере две мили…
— Ты хочешь сказать, что мы проехали еще одну развилку?
Он поморщился, опустил взгляд и кивнул.
— Ехать задним ходом… ты ведь видишь, какой узкой стала дорога и какие болотистые кюветы. Если мы съедем в кювет… — Он покачал головой и вздохнул.
— Значит, мы продолжаем ехать вперед.
— Да, пожалуй.
Если дорога исчезнет окончательно, тогда, конечно, мне придется попытаться.
— Но ведь к тому времени мы заедем еще глубже? — Пока ей удавалось — и, по ее мнению, очень успешно — не допустить, чтобы в голосе прозвучала нотка обвинения, но делать это становилось все труднее и труднее. Она была рассержена на него, очень рассержена, и рассержена также на себя — потому что позволила ему завезти их в такую глушь и еще нянчилась с ним, как вот сейчас.
— Это верно, но мне кажется, что наши шансы найти впереди более широкое место и развернуться гораздо выше, чем если мы поедем задним ходом по этой дерьмовой дороге. Ну а если окажется, что все-таки придется подавать назад, я предлагаю делать это по этапам — едем задним ходом пять минут, отдыхаем десять, затем снова едем пять… — На его лице появилась виноватая улыбка. — Это будет настоящее приключение.
— О да, в этом не приходится сомневаться, — согласилась Мэри и снова подумала,, что ее описание такой поездки будет выглядеть не приключением, а сплошной головной болью. — Скажи, ты уверен, что решил ехать вперед лишь потому, что в глубине души все-таки веришь, что за следующим поворотом мы увидим Токети-Фоллз?
На мгновение его рот исчез полностью, и Мэри собралась с силами, чтобы встретить взрыв праведного мужского негодования. Затем его плечи поникли, и он только покачал головой. В этот момент она увидела, как он будет выглядеть через тридцать лет, и это напугало ее гораздо больше, чем проселочная дорога и такая глушь, в которой они оказались.
— Нет, — ответил он, — думаю, что я уже отказался от надежды добраться до Токети-Фоллза. Одно из главных правил езды на автомобиле по Америке — дороги, вдоль которых нет столбов с электрическими проводами по крайней мере хотя бы с одной стороны, никуда не ведут.
Значит, и он это заметил.
— Поехали, — сказал он, садясь в машину. — Я приложу все усилия, чтобы выбраться отсюда. А в следующий раз обещаю прислушиваться к твоему мнению.
«Да-да, — подумала Мэри со смесью удовлетворения и незаслуженной обиды. — Это я уже слышала». Но прежде чем он перевел рычаг автоматической трансмиссии из нейтрального положения в положение «вперед», она прикрыла своей рукой его кисть.
— Я знаю, именно так ты и поступишь, — заметила она, превращая то, что он только что сказал, в твердое обещание. — А теперь увези нас из этой глухомани.
— Можешь на меня положиться, — сказал Кларк.
— И будь поосторожнее.
— Будь уверена и в этом.
Он взглянул на нее с легкой улыбкой, от которой она почувствовала себя немного лучше, и «принцесса» двинулась вперед. Большой серый «мерседес», выглядящий так несуразно среди этих деревьев, снова медленно пополз по едва видимой дороге.
***
Судя по счетчику, они проехали еще милю, и ничего не изменилось. Разве что проселочная дорога превратилась в гужевую и стала еще уже. Мэри пришло в голову, что неприглядные деревья выглядели не как голодные гости на банкете, а как болезненно любопытные зрители у места дорожного происшествия. Если дорога станет еще уже, они услышат, как ветки деревьев царапают по бортам автомобиля. Грунт под деревьями тем временем превратился из мягкого в болотистый. Мэри видела лужи застоявшейся воды, усыпанные пыльцой и осыпавшимися сосновыми иголками. Ее сердце билось слишком часто, и она дважды замечала, что начинает грызть ногти — привычка, от которой отказалась, как раньше считала, за год до того, как вышла замуж за Кларка. Она начала понимать, что если они сейчас застрянут, то почти определенно им придется провести ночь в «принцессе». А в этих лесах водятся дикие животные — она слышала, как они продирались сквозь чащу. Судя по звукам, некоторые из них, возможно, медведи. Мысль о встрече с медведем в тот момент, когда они стоят, глядя на безнадежно застрявший «мерседес», заставила ее проглотить комок в горле, похожий по вкусу и ощущению на вату.
— Кларк, мне кажется, нам лучше отказаться от дальнейшей поездки и попытаться вернуться назад. Уже четвертый час и…
— Посмотри, — сказал он, указывая вперед. — Это какой-то знак?
Мэри прищурилась. Впереди дорога поднималась к вершине холма, заросшего густым лесом. Недалеко от вершины стоял яркий голубой прямоугольник.
— Да, — кивнула она, — это знак, без сомнения.
— Отлично! Ты не можешь прочесть, что на нем написано?
— Надпись гласит: «Если вы заехали так далеко, то сидите в глубоком дерьме».
Кларк взглянул на нее с улыбкой, к которой примешивалось раздражение.
— Очень смешно, Мэри.
— Спасибо, Кларк. Я стараюсь.
— Мы поднимемся на вершину холма, прочитаем, что написано на знаке, и увидим, что на его другой стороне. Если там нет ничего обнадеживающего, то попытаемся ехать обратно. Согласна?
— Согласна.
Он погладил ее по ноге, затем осторожно поехал дальше. «Мерседес» двигался сейчас так медленно, что они слышали, как шуршат верхушки сорняков, растущих посреди дороги, касаясь днища машины. Мэри вообще-то могла прочитать слова на знаке, но сначала она отвергла их, считая, что, наверное, ошиблась, — это было какое-то безумие. Но по мере того как они приближались к знаку, она видела, что слова не меняются.
— Скажи, — произнес Кларк, — здесь написано то, что кажется мне?
— Да, конечно, — озадаченно хихикнула Мэри, — но это какая-то шутка. Как ты думаешь?
— Я уже перестал думать — стоит мне подумать о чем-то, и у нас начинаются неприятности. Смотри, Мэри!
В двадцати или тридцати футах позади знака, перед самой вершиной холма, дорога резко расширялась и снова превращалась в гладкое асфальтированное шоссе с четкими разделительными полосами. Мэри почувствовала, как беспокойство скатилось с ее сердца подобно тяжелому валуну.
На лице Кларка появилась широкая улыбка.
— Ну разве это не прекрасно?! — воскликнул он.
Она тоже кивнула со счастливой улыбкой.
Они подъехали к знаку, и Кларк остановил машину. Они снова прочитали надпись:
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В
ЦАРСТВО РОК-Н-РОЛЛА, ОРЕГОН
Мы стряпаем на газе! Вы будете тоже!
Джейсиз. Торговая палата. Львы. Лоси»
— Это наверняка какая-то шутка, — повторила Мэри — Может быть, и нет.
— Город, который называется Царство Рок-н-Ролла Прекрати, Кларк.
— А почему бы и нет? Ведь есть город Только Правд или Будет Хуже в штате Нью-Мексико, Сухая Акула в Неваде и Сношение в Пенсильвании. Почему же не быть Царству Рок-н-Ролла в Орегоне?
Она легкомысленно засмеялась. Чувство облегчения было поистине невероятным.
— Ты это придумал.
— Что?
— Город Сношение в Пенсильвании.
— Нет, это правда. Ральф Гинзберг однажды попытался послать оттуда журнал под названием «Эрос». Ради почтовой марки. Федеральные власти запретили. Честное слово. И кто знает? Может быть, город был основан в шестидесятые годы групповым сообществом хиппи, пожелавших вернуться к земле. Такие клубы, как «Львы», «Лоси», «Джейсиз», возникли там, но первоначальное имя сохрани лось. — Было видно, что все это захватило его; он считал название одновременно забавным, странным и привлекательным. — К тому же я думаю, что это не имеет значения Важно то, что мы добрались наконец до настоящего шоссе милая. Покрытие, по которому можно ехать.
Мэри кивнула.
— Ну что ж, поезжай… только поосторожнее.
— Можешь на меня положиться.
«Принцесса» въехала на шоссе, которое оказалось не асфальтом, а каким-то гладким композитом, в котором не было ни соединительных швов, ни заплаток.
— Да-да, можешь на меня положиться, потому что осторожность у меня в…
***
Они въехали на вершину холма, и перед ними открылось такое зрелище, что последнее слово застряло у Кларка в горле. Он с такой силой нажал на педаль тормоза, что их бросило вперед и пристежные ремни, сработав, прижали их к креслам. Затем Кларк перевел рычаг автоматической трансмиссии в нейтральное положение.
— Ты только посмотри! — воскликнул он.
Они сидели в «мерседесе», дизельный двигатель которого вхолостую работал почти неслышно, и с открытыми ртами смотрели на город внизу.
Это был идеальный городок, расположенный в маленькой неглубокой долине. Мэри обратила внимание на то, что он поразительно походит на картины Нормана Рокуэлла
note 1 н на эстампы маленьких городков, сделанные Карриером и Айвзом
note 2. Она пыталась убедить себя, что дело только в географическом расположении городка, в том, как шоссе, извиваясь, спускалось в долину, в том, что городок окружен густым зелено-черным лесом — стеной старых толстых хвойных деревьев за дальними полями, но дело заключалось не только в географии, и она полагала, что Кларк.
Знает это не хуже. Было что-то слишком уж точно сбалансированное между колокольнями церквей — одна в северной части городской общины и другая в южной. Здание на востоке, окрашенное в красный цвет подобно амбару, — наверняка школа, а большое белое на западе, с башенкой на вершине и антенной спутниковой связи на одном конце, — здание мэрии. Городские дома выглядели невероятно аккуратными и уютными, напоминали дома, которые появлялись на рекламных страницах в журналах довоенных времен, таких, как «Сатердей ивнинг пост» и «Америкэн меркьюри».
Из одной или двух труб должен подниматься дымок, подумала Мэри и после тщательного осмотра убедилась, что действительно дым поднимается из нескольких труб. Она внезапно вспомнила рассказ из «Марсианских хроник» Рэя Брэдбери. «Марс — это рай» назывался этот рассказ, и в нем марсиане так умело замаскировали бойню, что она выглядела подобно мечте любого землянина о его родном городе.
— Разворачивайся, — неожиданно сказала она. — Здесь достаточно широкое место, если проявить осторожность Кларк медленно повернулся и посмотрел на нее. Ей совсем не понравилось выражение его лица. Он смотрел нее, словно она сошла с ума.
— Милая, о чем ты…
— Мне все это не нравится, совсем не нравится. — О чувствовала, как покраснело ее лицо, но продолжала говорить: — Этот городок напоминает мне страшный рассказ который я читала в детстве. — Она замолчала. — Он похож на кондитерскую в сказке «Ганс и Гретель».
Кларк продолжал смотреть на нее знакомым ей взглядом «я просто не верю своим ушам». И она поняла, что собирается спуститься вниз, в городок — по его кровеносной системе мчался очередной заряд этого проклятого тотостерона, который заставил их свернуть с главной дороги пару часов назад. Боже, подумала она, ему хочется обследовать этот городок. И, разумеется, обязательно увезти с собой сувенир. В качестве сувенира годится майка, купленная в местной аптеке-закусочной, и чтобы на ней было напечатано что-то остроумное вроде «Я БЫЛ В ЦАРСТВЕ РОК-Н-РОЛЛА. И, ВЫ ЗНАЕТЕ, У НИХ ТАМ ЧЕРТОВСКИ ХОРОШИЙ ОРКЕСТР».
— Милая… — Он заговорил мягко, нежным голосом, к которому всегда прибегал, когда собирался убедить ее в чем-то или пытаясь сделать это.
— О, перестань. Если ты хочешь сделать мне приятное, разверни автомобиль, и мы поедем до шоссе пятьдесят восемь. Если ты сделаешь это, то сегодня вечером снова получишь некий десерт. Даже двойную порцию, если это окажется тебе под силу.
Он глубоко вздохнул, держа руки на рулевом колесе глядя прямо перед собой. Наконец, все так же не повернув головы, он сказал:
— Посмотри на эту долину, Мэри. Ты видишь дорогу, поднимающуюся на холм на дальней стороне?
— Да, вижу.
— Ты видишь, какая она широкая?
Какая ровная? Какое у нее покрытие?
— Кларк, это не имеет никакого отношения…
— Посмотри! Мне кажется, я даже вижу на ней настоящий автобус. — Он показал на желтый автобус, что ехал по дороге, ведущей к городку. Его металлическая облицовка ярко сверкала в лучах заходящего солнца. — Это еще одна машина, которую мы увидели на этой стороне мира.
— Я все-таки… Он схватил карту, лежавшую на приборной панели, и повернулся к жене с ней в руке. Мэри поняла с испугом, что ласковый, умиротворяющий голос на время скрывал то, что он серьезно сердится на нее.
— Слушай, Мэри, и повнимательнее, потому что потом у тебя могут возникнуть вопросы. Может быть, мне удастся развернуться здесь, а может быть, и нет — дорога тут действительно шире, но я не полностью уверен, как ты, что она достаточно широкая для такого маневра. А грунт на обочине по-прежнему кажется мне очень мягким.
— Кларк, не кричи на меня. У меня болит голова.
Он взял себя в руки и начал говорить спокойнее.
— Если нам даже удастся развернуться, отсюда до шоссе пятьдесят восемь двенадцать миль по этой дерьмовой дороге, по которой мы только что ехали…
— Двенадцать миль не так уж много. — Мэри пыталась говорить твердым голосом, хотя бы для себя самой, но чувствовала, что ее покидают силы. Она ненавидела себя за это, но не могла изменить ситуацию. У нее возникло ужасное подозрение, что мужчины почти всегда вот так добиваются своего: не потому, что они правы, а потому, что упрямы. Они спорят, словно играют в американский футбол, и, если ты упорно сопротивляешься, дискуссия почти всегда заканчивается так, будто по твоей нервной системе носились в футбольных бутсах с длинными шипами.
— Нет, двенадцать миль не так уж далеко, — произнес он своим самым рассудительным голосом «я совсем не стараюсь убеждать тебя, Мэри». — А как относительно еще пятидесяти, которые нам придется проехать вокруг этого леса, после того как мы выберемся на шоссе пятьдесят восемь?
— Судя по твоим словам, создается впечатление, будто нам нужно успеть к поезду, Кларк!
— Нет, это просто бесит меня, вот и все. Достаточно твоего одного-единственного взгляда на приятный маленький городок с забавным названием, и ты говоришь, что он напоминает тебе «пятницу, тринадцатое число, двадцатую часть» или еще что-то, и хочешь ехать обратно. А вон та дорога, — он показал на противоположную сторону долины, — ведет прямо на юг. Оттуда, наверное, меньше чем полчаса езды до Токети-Фоллза.
— Именно это ты говорил еще в Окридже — перед тем как мы отправились по этому отрезку нашего Волшебного Таинственного Путешествия.
Он смотрел на нее еще несколько мгновений, при этом рот его вдавился внутрь, а затем схватился за рычаг передачи.
— Черт с тобой, — прорычал он. — Мы возвращаемся. Но если по дороге нам попадется автомобиль, Мэри, хотя бы один, нам придется пятиться обратно в Царство Рок-н-Ролла. Так что… Второй раз за сегодняшний день она положила свою руку на его, перед тем как он передвинул рычаг сцепления.
— Поезжай вперед, — сказала она. — Ты прав, наверное, а я ошибаюсь и веду себя глупо. — «Способность перекатываться перед хозяином на спину кверху лапками подобно собачонке, должно быть, закреплена во мне генетически. А может быть, я слишком устала, чтобы сопротивляться».
Она убрала руку, но Кларк пока не включал сцепление, глядя на нее.
— Если только ты уверена в этом, — сказал он.
Это действительно был самый смехотворный момент всей их дискуссии, подумала Мэри. Для Кларка недостаточно одержать победу — важно, чтобы голосование было единодушным. Она выражала подобное единодушие много раз, хотя и не чувствовала себя в глубине души такой уж единодушной с ним. На этот раз она чувствовала, что неспособна на такое единодушие.
— Но я не уверена, — покачала она головой. — Если бы ты слушал меня, вместо того чтобы просто соглашаться, ты заметил бы это. Возможно, ты прав, и, возможно, я веду себя глупо — твое мнение по этому вопросу звучит более разумным, я согласна с этим и готова следовать за тобой, — но это не меняет моих чувств. Так что тебе придется извинить меня, потому что на этот раз я отказываюсь присоединиться к числу твоих поклонниц в глупых коротких юбках, восторженно размахивающих помпонами и кричащих: «Вперед, Кларк, вперед!» — Бог мой! — воскликнул Кларк. Лицо его выражало неуверенность, что вовсе не соответствовало его характеру и делало его похожим на злобного мальчишку. — У тебя плохое настроение, крошка?
— Да, пожалуй, — ответила она, надеясь, что он не заметит, как это ласковое слово глубоко ранит ее. В конце концов, ей уже тридцать два года, а ему почти сорок один. Она чувствовала себя слишком старой, чтобы быть чьей-то крошкой, и, по ее мнению, Кларк несколько староват, чтобы нуждаться в какой-то крошке.
Затем тревожное выражение исчезло с его лица, и перед ней снова появился тот Кларк, которого она любила, — тот, с которым она действительно сможет провести вторую половину жизни.
— Между прочим, юбочка болельщицы тебе очень пошла бы, — сказал они сделал вид, что измеряет взглядом длину ее бедра. — Ты здорово выглядела бы в ней.
— Не глупи, Кларк, — заметила она, улыбнувшись ему, несмотря на плохое настроение.
— Совершенно точно, мадам, — сказал он, включил автоматическое сцепление, и «принцесса» покатила вперед.
У городка не было окраин — его окружали поля. Они поехали по мрачной, затененной деревьями дороге. Скоро по обеим сторонам уже простирались широкие коричневые поля. Затем они проехали мимо рядов аккуратных небольших домиков. Город был тихим, но совсем не заброшенным. Несколько автомобилей лениво пробегало по четырем или пяти пересекающимся улицам, представляющим собой центр города, и горстка прохожих шла по тротуару. Кларк поднял руку, приветствуя голого до пояса мужчину с порядочным животиком, который поливал свою лужайку, одновременно попивая из банки пиво. Пузатый мужчина с грязными волосами, которые падали на плечи, посмотрел на них, но не поднял руки в ответном приветствии.
Мейн-стрит очень походила на картины Нормана Рокуэлла. Сходство было настолько сильным, что почти пробуждало ощущение, будто они здесь когда-то уже были. Тротуары протянулись в тени развесистых старых дубов, и каким-то образом это казалось вполне уместным. Необязательно было видеть единственный бар и ресторан города, чтобы догадаться, что отель будет называться «Капля росы» и над баром там будут находиться освещенные часы, рекламирующие пиво «Будвайзер Клайдсдейлз». Места для стоянки автомобилей были очерчены наискосок. Красно-бело-синий цилиндр вращался над входом в парикмахерскую. Ступка и пестик висели над входом в местную аптеку с названием «Музыкальный аптекарь». Лавка, где продавали кошек и собак (с надписью в витрине, гласившей: «У нас есть сиамские кошки — заходите»), называлась «Белый кролик». Все было настолько аккуратно и чисто, что казалось даже противным. Самым аккуратным местом была городская общинная лужайка в центре города. Над эстрадой на проволоке висела табличка, и Мэри свободно прочитала надпись, хотя они находились в сотне ярдов от нее: «Сегодня концерт».
Внезапно она поняла, что знает этот город, видела его много раз .
По телевидению поздно вечером. Можно даже не обращать внимания на адское описание Марса у Рэя Брэдбери или кондитерскую в сказке «Ганс и Гретель». Этот городок гораздо больше напоминал Странный Маленький Город и его жителей, появляющихся в различных эпизодах «Мертвой зоны»
note 3.
Мэри наклонилась вперед к мужу и сказала зловещим голосом:
— Мы путешествуем не через измерение звука и зрелища, Кларк, а через умственное измерение. Посмотри! — Она сделала жест в неопределенном направлении. Женщина, стоящая у городского автомагазина «Западный автомобиль», искоса посмотрела на них подозрительным взглядом.
— Куда посмотреть? — спросил Кларк. В его голосе снова звучало раздражение, и она догадалась, что на этот раз причиной было то, что он точно знал, о чем она говорит.
— Вон там впереди указатель! Мы въезжаем…
— Прекрати, Мэри, — сказал он и внезапно свернул на пустую полосу для стоянки автомобилей посреди Мейн-стрит.
— Кларк! — едва не завизжала она. — Что ты делаешь?
Он указал через ветровое стекло на заведение с каким-то не слишком остроумным названием «Рок и буги-ресторан».
— Мне хочется пить. Я принесу из ресторана бутылку пепси. Тебе не обязательно выходить из машины. Сиди здесь. Если хочешь, закрой на замки все дверцы. — Сказав это, он открыл свою дверцу. И еще не успел захлопнуть ее, как Мэри схватила его за плечо.
— Кларк, прошу тебя, не ходи.
Он оглянулся на нее, и она сразу увидела, что ей не следовало шутить относительно «Мертвой зоны». Не потому, что шутка неуместна, а именно по той причине, что она соответствовала действительности. Но оставалось его мужское достоинство, чувство противоречия. Он остановился совсем не потому, что ему хотелось пить, по крайней мере не это было главной причиной. Он остановился, потому что этот странный маленький городок тоже пугал его. Может быть, не слишком сильно, а может быть, очень. Она не знала этого, но не сомневалась, что Кларк не собирался ехать дальше до тех пор, пока не убедит себя, что он не испуган, ничуть не испуган.
— Я вернусь через минуту. Тебе что принести, имбирный эль?
Мэри нажала на кнопку, расстегивающую пристежной ремень.
— Я не хочу оставаться одна.
Он бросил на нее снисходительный, «я знал что ты пойдешь со мной», взгляд, из-за которого ей захотелось вырвать у него хороший клок волос.
— И что мне еще хочется, так это пнуть тебя в задницу за то, что ты завез пас сюда и мы оказались в такой ситуации, — закончила она и с удовольствием увидела, как снисходительное выражение на его лице сменилось гримасой обиды и удивления. Она открыла свою дверцу. — Пошли. Помочись на ближайший гидрант, Кларк, и поехали отсюда.
— Помочись… Мэри, о чем ты говоришь, черт побери?
— Лимонад! — едва не закричала она, все время думая о том, что просто поразительно, как быстро может испортиться хорошая поездка с хорошим человеком. Она посмотрела на другую сторону улицы и увидела двоих длинноволосых молодых парней. Они тоже пили «Олимпию» и смотрели на незнакомцев в городе. На голове у одного был помятый цилиндр. Пластмассовая маргаритка, засунутая за ленту на нем, покачивалась на легком ветерке. Руки его компаньона были покрыты выцветшей синей татуировкой. Мэри подумала, что они похожи на парней, в третий раз выгнанных из десятого класса средней школы, чтобы было больше времени обдумывать развлечения, связанные с изнасилованием девушек, которым они назначали свидания.
Как ни странно, они тоже выглядели какими-то знакомыми.
Парни заметили, что на них обратили внимание. Тот, что в цилиндре, торжественно поднял руку и пошевелил пальцами, уставившись на нее. Мэри поспешно отвернулась и посмотрела на Кларка.
— Давай заберем наши прохладительные напитки и уберемся отсюда к чертовой матери.
— Разумеется, — кивнул он. — И не надо кричать на меня, Мэри. Я хочу сказать, ведь я совсем рядом и…
— Кларк, ты видишь вон тех двух парней на другой стороне улицы?
— Каких парней?
Она повернула голову и успела заметить, что парень в цилиндре и тот, что покрыт татуировкой, проскользнули в дверь парикмахерской. Татуированный оглянулся через плечо. Хотя Мэри не была уверена, ей показалось, что он подмигнул ей.
— Они только что вошли в парикмахерскую.
Ты видел их?
Кларк повернулся, но увидел только, как закрывающаяся дверь отразила лучи солнца, от которых из глаз потекли слезы.
— Ну и что?
— Они показались мне знакомыми.
— Вот как?
— Вот так. Но мне кажется почему-то маловероятным, что кто-то из людей, с которыми я была знакома, переселился в Царство Рок-н-Ролла, Орегон, чтобы занять полезные и высокооплачиваемые должности уличных хулиганов. Кларк засмеялся и взял ее под руку.
— Пошли, — сказал он и повел ее в ресторан «Рок и буги».
***
«Рок и буги» в значительной мере рассеял страхи Мэри. Она ожидала увидеть грязную закусочную, мало отличающуюся от мрачного (и грязного) кафе в Окридже, где они останавливались на ленч. Здесь они вошли в залитый солнцем приятный ресторан, где ощущался аромат пятидесятых годов: стены, выложенные голубой плиткой, хромированный поднос для пирогов, чистый пол из желтого дуба, деревянные вентиляторы, лениво вращающиеся над головой. Циферблат настенных часов, окруженный тонкими губками красного и синего неона. Две официантки в платьях цвета морской волны из рейона, выглядевшей для Мэри подобно костюмам, сохранившимся от «Америкэн Граффити», стояли у прохода между кухней и рестораном, облицованным нержавеющей сталью. Одна была молоденькой — лет двадцати или даже моложе — и выглядела прелестной, хотя и несколько выцветшей. Другая — невысокая, с копной завитых рыжих волос — казалась какой-то наглой и грубой. Мэри подумала, что при всей своей грубости она, наверное, охвачена отчаянием… В ней было что-то еще: во второй раз за последние пару минут Мэри охватило чувство, что она знает кого-то из жителей этого города.
Когда они с Кларком вошли в ресторан, над дверью звякнул колокольчик. Официантки посмотрели на них.
— О, привет, — сказала та, что помоложе. — Сейчас мы обслужим вас.
— Нет, на это может потребоваться время, — не согласилась рыжая. — Мы сейчас очень заняты. Видите? — Она обвела рукой совершенно пустой зал, каким только может быть ресторан в маленьком городе к вечеру, когда ленч уже закончился, а ужин еще не начинался. Официантка рассмеялась своей остроумной шутке. Как и в ее голосе, в смехе, который можно было счесть приветливым, звучали хриплые, надтреснутые нотки, которые у Мэри ассоциировались с пристрастием к шотландскому виски и сигаретам. Но это знакомый голос, подумала она. Я готова поклясться, что слышала его.
Она повернулась к Кларку и увидела, что он как загипнотизированный уставился на официанток, возобновивших свой разговор. Ей пришлось дернуть его за рукав, чтобы привлечь внимание, затем дернуть снова, когда он направился к столам, расположенным в левой части зала. Мэри хотелось сесть у стойки. А лучше — забрать свои картонные стаканчики с лимонадом и убраться отсюда как можно быстрее.
— В чем дело? — прошептала она.
— Да ни в чем, — ответил Кларк. — По-моему, ни в чем.
— Глядя на тебя, можно подумать, что ты проглотил язык или что-то вроде этого.
— На несколько мгновений мне и самому это показалось, — сказал Кларк. Еще до того, как она попросила его объяснить свои слова, он перевел взгляд на музыкальный автомат.
Мэри села у стойки.
— Сейчас мы обслужим вас, мадам, — повторила молодая официантка и наклонилась поближе, чтобы услышать, что говорит ее подруга с пропитым голосом.
Глядя на ее лицо, Мэри пришла к выводу, что молодая официантка не проявляет особого интереса к тому, что говорит та, что постарше.
— Мэри, посмотри, это поразительный автомат! — воскликнул Кларк. В его голосе звучал неподдельный восторг. — Все мелодии пятидесятых годов! «Мунглоуз»! «Файв сэтинз»! «Шел и Лаймлайтс»! Ла Берн Бейкер! Боже мой, Ла Берн Бейкер поет «Туидли ди»! Я не слышал эту песню с детства!
— Тогда сбереги свои монеты. Ты не забыл, что мы зашли сюда, чтобы захватить с собой лимонад?
— Да-да, конечно.
Он в последний раз взглянул на музыкальный автомат «Рок-ола», с раздражением вздохнул и затем подошел к ней. Мэри взяла со стойки меню, которое лежало рядом с солонкой и перечницей, главным образом затем, чтобы не смотреть на вертикальные морщины между его глазами и на выступающую вперед нижнюю губу. Послушай, говорил его взгляд без единого слова (одно из самых сомнительных долгосрочных последствий семейной жизни), я пробился через дикий лес, пока ты спал, убил буйвола, сражался с индейцами, привез тебя здоровую и защищенную от всех опасностей в этот прелестный маленький оазис в пустыне. И что я получил в благодарность за все это? Ты не позволяешь мне далее послушать «Туидли ди» на музыкальном автомате!
«Ничего, потерпишь, — подумала она. — Скоро мы уедем, так что не стоит обращать внимания».
Отличный совет. Она последовала ему, сосредоточившись на содержании меню. Оно гармонировало с формой официанток из рейона, настенными часами с неоновым освещением, музыкальным автоматом и общей обстановкой (которая, хотя и была удивительно скромной, могла быть отнесена к середине столетия). Бутерброд с жареной сосиской назывался не «хот-дог», а «хаунд-дог». Чизбургер — это «Чабби Чеккер», а двойной чизбургер — «Биг Боппер». Фирменное блюдо ресторана — пицца, в которой содержится буквально все; в меню так и обещалось: «В ней все, кроме (Сэма) Кука!» — Остроумно, — сказала она. — Паппа-ооо-моу-моу и все такое.
— Что? — озадаченно спросил Кларк, но она покачала головой.
К ним подошла молодая официантка, достала из кармана фартука блокнот для заказов и улыбнулась. Улыбка се показалась Мэри какой-то механической. Она выглядела усталой и нездоровой. На верхней губе виднелась лихорадка, слегка налитые кровью глаза безостановочно осматривали зал. Они видели все, кроме посетителей.
— Чем могу служить?
Кларк попытался взять меню из руки Мэри, но она отвела руку в сторону и сказала:
— Большая упаковка пепси и такая же имбирного эля. Мы возьмем их с собой.
— Не хотите попробовать вишневого пирога? — донесся с другого конца зала пропитой голос рыжей официантки. Молодая официантка вздрогнула. — Рик только что испек его! Вы только попробуйте! Вам покажется, что вы умерли и попали в рай! — Она усмехнулась, глядя на них, и уперлась руками в бока. — Правда, вы и так в Царстве Рок-н-Ролла, но вы понимаете, что я хочу сказать.
— Спасибо, — поблагодарила Мэри, — но мы очень торопимся и…
— Нет, почему же? — произнес Кларк задумчиво, глядя куда-то вдаль. — Да, два куска вишневого пирога.
Мэри пнула его ногой в лодыжку — изо всех сил, — но Кларк сделал вид, что не заметит этого. Он уставился снова на рыжую официантку, и нижняя челюсть у него отпала. Рыжая явно чувствовала на себе его взгляд, но это ничуть ее не смущало. Она подняла руку и лениво поправила свою необычную прическу.
— Два лимонада с собой, две порции пирога здесь, — повторила молодая официантка. Она еще раз нервно улыбнулась, а ее беспокойный взгляд остановился на обручальном кольце Мэри, на сахарнице, на одном из вентиляторов, медленно вращающихся под потолком. — Вам пирог с мороженым?
— Да, ко… — начал было Кларк, но Мэри твердо и решительно опровергла его точку зрения.
— Нет, — сказала она.
Хромированный поднос для пирогов стоял на дальнем конце стойки. Официантка повернулась и пошла в том направлении. Мэри наклонилась к мужу и прошептала:
— Почему ты так ведешь себя со мной, Кларк? Ты ведь знаешь, что я хочу выбраться отсюда!
— Эта официантка. Рыжеволосая. Она…
— И перестань смотреть на нее! — свирепо прошипела Мэри. — Ты выглядишь как мальчишка, пытающийся заглянуть под юбку девочке в школьном зале!
Он с немалым усилием отвел свой взгляд.
— Ведь она как две капли воды похожа на Дженис Джоплин
note 4, или я сошел с ума?
Пораженная, Мэри еще раз взглянула на рыжеволосую официантку. Та немного повернулась, чтобы поговорить через проход с поваром, но Мэри все еще видела две трети ее лица, и этого было достаточно. Она почувствовала, как у нее в голове словно что-то щелкнуло, когда она мысленно наложила лицо рыжеволосой официантки на лицо, изображенное на конвертах альбомов, все еще хранящихся у нес дома. Тогда штамповали пластинки из винила, ни у кого не было «Сони Уолкмена», а сама мысль о компакт-диске показалась бы научной фантастикой. Альбомы, сложенные в картонные коробки из соседнего магазина и пылящиеся где-то на чердаке, с названиями «Большой брат», «В компании с другими», «Дешевые удовольствия» и «Жемчужина». И лицо Дженис Джоплин — это приятное, простенькое лицо, которое состарилось и стало грубым и потрепанных намного быстрее, чем следовало. Кларк был прав: лицо этой рыжей официантки как две капли воды походило на лицо изображенное на старых конвертах с пластинками.
Дело не только в лице — Мэри почувствовала, как страх ощущение опасности вторгаются ей в грудь. Ее сердце, казалось, готово было выскочить из груди.
Голос — вот что ее поразило.
Память воссоздала проникающий до костей, постоянно усиливающийся крик Дженис в начале песни «Часть моего сердца». Она сравнила этот крик певицы блюзов, хриплый и грудной, с пропитым и надтреснутым от виски и сигарет «Мальборо» голосом рыжеволосой официантки точно так же, как накладывала одно лицо на другое. И поняла, что если бы официантка запела эту песню, ее голос ничем не отличался бы от голоса покойной девушки из Техаса.
Потому что… она и была девушкой из Техаса. Поздравляю, Мэри, — тебе удалось дожить до тридцати двух лет, и ты наконец добилась успеха — встретила своего первого призрака.
Мэри попыталась спорить с собой, пыталась предположить, что это не что иное, как сочетание различных факторов. Не последний среди них тот, что они заблудились Поэтому она слишком полагалась на случайное совпадение во внешности, однако эти разумные мысли никак не могли устоять против ее инстинктивной убежденности: перед ней был призрак.
Внутри ее произошло странное и неожиданное изменение. Частота сердечных сокращений ускорилась до максимума. Ее сердце принадлежало, казалось, олимпийскому бегуну, срывающемуся со стартовых колодок Поток адреналина, обогативший кровь Мэри, струился по ее венам, напрягая ее живот и обжигая диафрагму подобно глотку бренди. Она чувствовала пот под мышками и влагу на висках. Самым изумительным было то, как в окружающий мир лился яркий цвет, превращающий все — неоновые трубки вокруг циферблата часов, проход в кухню из нержавеющей стали, цветные вращающиеся вспышки за музыкальным автоматом — одновременно в нереальное и слишком реальное. Она слышала, как вентиляторы разгоняют воздух под потолком — низкий ритмичный звук — подобно руке, разглаживающей шелк, и ощущала запах застаревшего жареного мяса из невидимого гриля в соседней комнате. И в то же самое время ей внезапно показалось, что она теряет равновесие, сидя на высоком табурете, и падает в обморок.
«Возьми себя в руки! — скомандовала она себе в отчаянии. — У тебя просто приступ паники, вот и все. Здесь нет никаких призраков, гоблинов или демонов, тебя просто охватила старомодная паника, такие приступы у тебя бывали и раньше — перед началом ответственных экзаменов в колледже, во время первого дня преподавания в школе и в тот раз, когда тебе пришлось выступать на заседании Ассоциации родителей и учителей. Ты ведь знаешь, что происходит на самом деле, и можешь с этим справиться. Нечего падать здесь в обморок. Ты меня слышишь?» Она пошевелила пальцами ног в кроссовках и напрягла их изо всех сил. Обратила все свое внимание на это ощущение, пользуясь им, чтобы вернуться обратно к действительности, отойти подальше от порога, за которым последует обморок.
— Что с тобой, милая? — откуда-то издалека донесся голос Кларка. — Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да, прекрасно. — Ее голос тоже доносился издалека, но… она знала, что сейчас он ближе, чем даже пятнадцать секунд назад, если бы она попыталась заговорить. Все еще напрягая пальцы ног, Мэри взяла салфетку, которую оставила официантка. Ей хотелось ощутить ткань — еще одно звено, связывающее ее с реальным миром. И еще один способ нарушить это паническое, безрассудное (оно ведь было безрассудным, правда? ну конечно, было) чувство, которое только что с такой силой овладело ею. Она поднесла салфетку к лицу, собираясь вытереть ею лоб, и увидела, что на внутренней стороне что-то написано призрачными карандашными штрихами, промоловшими маленькими вздутиями плетение полотна. Мэри прочит салфетке резкими заглавными буквами:
УХОДИТЕ, ПОКА ЕЩЕ МОЖЕТЕ
— Мэри?
Что это у тебя?
Официантка с лихорадкой на верхней губе и беспокойными, испуганными глазами возвращалась обратно с порциями заказанного пирога. Мэри бросила салфетку на колени.
— Ничего, — ответила она спокойно. Когда официантка поставила перед ними тарелки, Мэри заставила себя поймать взгляд девушки. — Спасибо, — сказала она.
— Пожалуйста, — пробормотала девушка. На мгновение посмотрела в глаза Мэри, а затем ее взгляд снова бесцельно заскользил по залу.
— Я вижу, ты передумала относительно пирога, — произнес ее муж своим сводящим с ума снисходительным тоном, означающим «Кларк всегда прав». «Женщины!
— звучало в его голосе. — Господи, можно ли представить себе что-нибудь подобное? Порой недостаточно просто подвести их к водопою — приходится сунуть головой в воду, чтобы они начали пить. Ничего не поделаешь, приходится. Непросто быть мужчиной, но я стараюсь изо всех сил».
— Действительно, пирог выглядит на удивление соблазнительно, — ответила она, поражаясь спокойствию собственного голоса. Она улыбнулась мужу, обратив внимание на то, что рыжеволосая официантка, похожая на Дженис Джоплин, следит за ними.
— Я все еще не могу прийти в себя от удивления, как здорово она походит… — начал Кларк.
На этот раз Мэри пнула его под столом в лодыжку изо всех сил, не пытаясь сдерживаться. Он резко, как-то шипяще вздохнул от боли, у него широко открылись глаза. Прежде чем он успел что-то сказать, она сунула ему в руку салфетку с надписью.
Кларк наклонил голову. Взглянул на салфетку. И Мэри начала молиться — впервые за многие годы молиться искренне и глубоко. «Боже, сделай так, чтобы он понял, что это не шутка. Сделай так, чтобы он понял, что это не шутка, потому что рыжая женщина не просто похожа на Дженис Джоплин, эта женщина и есть Дженис Джоплин. И у меня ужасное предчувствие относительно этого города, по-настоящему ужасное предчувствие».
Он поднял голову, и ее сердце упало. На его лице было замешательство и раздражение, но ничего больше. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, и… продолжал держать его открытым до тех пор, пока не создалось впечатление, что кто-то удалил стержни из того места, где соединялись его челюсти.