Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л)

Кристин Хармель

Раскидай

Жизнь, которая не стала моей

Алексей Иванович Пантелеев

(Л.Пантелеев)

Музыка – в паузе между двумя нотами. Клод Дебюсси
Раскидай

Kristin Harmel

Жил-был раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь - направо, хочешь налево, хочешь - вниз, хочешь - вверх, а хочешь - так куда хочешь.

THE LIFE INTENDED

© 2015 by Kristin Harmel

На столик его положишь - он на столе будет лежать. На стулик посадишь он на стуле будет сидеть. А если на пол бросишь - он и на полу устроится. Вот он какой раскидай - покладистый...

Published in the Russian language by arrangement with Baror International and Nova Littera

Одно только не любил раскидай - не любил, когда его в воду кидали.



Он воды боялся.

Иллюстрации на обложке: Tinxi / shutterstock.com

А все-таки, бедняга, попался.



Купили его одной девочке. Девочку звали Мила. Она с мамой гулять ходила. А в это время продавал продавец раскидай.

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2018.

- А вот, - говорит, - кому? Продается раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь - направо, хочешь - налево, хочешь - вверх, хочешь - вниз, а хочешь так куда хочешь!

Девочка услыхала и говорит:

Глава 1

- Ой, ай, какой раскидайчик! Прыгает, как зайчик!

Было уже 23:04, когда Патрик вошел в дом – в последнюю нашу ночь, без малого двенадцать лет назад.

А продавец говорит:

Я помню, как злобно полыхали красным светом цифры на часах у нашей кровати, и звук ключа, повернувшегося наконец в замке. Помню чуть виноватое выражение его лица; щетина, пробивавшаяся на щеках к вечеру, превратилась чуть ли не в бородку, и, когда он остановился в проходе, рубашка показалась мне смятой. Помню, как он произнес мое имя – Кейт: разом и приветствие, и попытка извиниться.

- Нет, гражданочка, берите повыше. Он прыгает у меня через крыши. А зайчик этого не умеет.

Я слушала «Крепость» Sister Hazel, мой любимый в ту пору альбом, и ждала Патрика. Как раз началась четвертая песня, «Шампанское», и я подпевала беззвучно, думая, что «наш миллион часов» – точное и поэтическое описание совместной жизни.

Вот девочка попросила, мама ей раскидайчика и купила.

Мы с Патриком прожили в браке всего четыре месяца, и я не могла себе представить день, когда мы не будем вместе. Мне было двадцать восемь лет, Патрику двадцать девять, перед нами простиралась бесконечная, без горизонта, жизнь. Помню, как я прикинула: миллион часов – чуть больше ста лет – нет, этого нам мало.

Девочка его домой принесла, пошла во двор играть.

А оказалось, что нам было отведено всего пятнадцать тысяч часов и еще девять.

Бросит направо - раскидай прыгнет направо, бросит налево - раскидай прыгнет налево, кинет вниз - он вниз летит, а кверху подкинет - так он чуть не до самого синего неба скачет.

Столько часов прошло с той минуты, как мы познакомились под Новый 2000 год, столько часов мы знали, что нашли свою пару, столько часов думали, что обрели весь мир. Но пятнадцать тысяч часов и еще девять – так далеко до миллиона.

Вот он какой раскидай - летчик-молодчик.

– Милая, прости, пожалуйста, прости. – Повторяя извинения и спотыкаясь, Патрик прошел в спальню, где я сидела поверх одеяла, подтянув колени к груди и выразительно поглядывая на часы. Радость оттого, что он благополучно вернулся, мгновенно сменилась раздражением: по какому праву он заставил меня волноваться!

Девочка бегала-бегала, играла-играла, - ей наконец раскидай надоел, она взяла его, глупая, да и бросила.

– Ты не позвонил! – Конечно, голос мой звучал сварливо, но мне было на это наплевать. Мы еще год назад, после того как мой дядя погиб на охоте, пообещали друг другу непременно предупреждать, когда задерживаемся. Моя тетя пребывала в блаженном неведении о смерти мужа почти двадцать часов. Нас с Патриком холодный пот прошибал при одной этой мысли.

Раскидай покатился и прямо в грязную лужу свалился.

– Пришлось кое с чем разбираться, – сказал Патрик, не глядя мне в глаза. Его густые темные волосы были растрепаны, в зеленых глазах – когда наши взгляды наконец встретились – металась тревога.

А девочка и не видит. Она домой пошла.

Я глянула на телефонную трубку на тумбочке. Ни одного звонка.

Вечером прибегает:

– На фирме? – уточнила я. Это был уже не первый случай. Патрик работал консультантом по рискам и нередко допоздна засиживался в офисе в центре города – молодой, честолюбивый, всегда готовый вкалывать сверхурочно. Мне и это в нем нравилось, хоть порой нелегко быть с человеком, который только и думает что о работе.

- Ай, ай, где же раскидайчик Куда-хочешь-туда-кидайчик?

– Нет, Кэтили. – Он назвал меня тем ласковым именем, которое прижилось у нас с первой встречи, когда он не разобрал мое имя, Кэти Бил, очень уж шумело сборище в «Правде». – Моя прекрасная Кэтили, – пробормотал он, усаживаясь рядом со мной на кровать.

Видит - нет раскидайчика Куда-хочешь-туда-кидайчика. Плавают в луже бумажки цветные, да веревочки завитые, да мокрые опилки, которыми раскидаево брюхо было набито.

Тыльной стороной правой руки он провел по моему бедру, и я потихоньку расправила поджатые ноги, склонилась к нему. Он прижался ко мне, обнял за плечи. Пахло от него одеколоном и куревом.

Вот и все, что от раскидая осталось.

– Я был у Кэндис, – сказал он мне в волосы. – Ей понадобилось кое-что со мной обсудить.

Заплакала девочка и говорит:

Я резко вывернулась, соскочила с кровати.

- Ой, раскидай-раскидаюшко Куда-хочешь-туда-кидаюшко! Что я наделала?! Прыгал ты у меня и направо, и налево, и вверх, и вниз... А теперь - куда тебя кинешь такого? В помойку только...

– У Кэндис? Ты засиделся у Кэндис? До одиннадцати?

1939

С Кэндис Белазар он встречался до нашего знакомства – девица из прокуренного бара там же в центре. Короткое увлечение, оно закончилось за два месяца до нашей с ним встречи и все же не давало мне покоя, сколько бы он ни оправдывался, что это «чистая физиология и больше ничего». «У меня давно никого не было, и тут она подвернулась. Я порвал с ней, как только понял, что мы совершенно друг другу не подходим». Однако меня это не слишком утешило. На самом деле даже подташнивало при мысли, что мой муж, в объятиях которого я засыпаю каждую ночь, занимался с другой «чистой физиологией».

Однажды мы столкнулись с Кэндис в ресторанчике в Маленькой Италии, и, когда абстрактное имя обрело лицо, мне стало еще противнее. Выше меня, с огромной, явно силиконовой грудью, выбеленные волосы и пустые глаза. Оглядев меня с головы до ног, она усмехнулась и сообщила подруге театральным шепотом: «Нормальные бабы Патрику уже явно не по силам».

– Кэти, милая, что ты! – торопливо заговорил Патрик и снова потянулся ко мне, а я тут-то и сообразила, что куревом от него пахнет потому, что он дышал одним с ней воздухом. И я окончательно рассвирепела. – Ты ведь знаешь, я никогда тебя не обижу.

– Так почему же ты не позвонил?

– Ну прости меня! – Он в растерянности провел пальцами по волосам. – Виноват. Но ты же понимаешь, что я тебе не изменю, никогда, никогда! – Голос его дрогнул, когда он договаривал последние слова, но в глазах – ни тени вины.