Леонид Пантелеев
Ленька Пантелеев. Неизвестная глава
Злосчастный замок. – В отделении. – Допрос. – Ночь в камере. – История с коньками. – Сережка сдрейфил.– Марафетчик. – Фальшивомонетчик из Пепо. – Аукцион в Губоно.– В Шкид. – Ленька Пантелеев № 2.
Они вошли во двор большого дома на Столярном переулке. Двор был пуст и лишь в ярко-освещенных окнах прыгали большие несуразные тени. На заднем дворе лаяла собака, пахло помоями...
- Хряем на лестницу,-тихо сказал Ленька, картавя на букве Р.
- Нет ни хрена. Известно,-чуть громче ответил Сережка.
Они поднялись на самый верх черной лестницы. Сережка угадал,-поживиться было нечем.
Спускались медленно, искали в темноте перила, наталкивались на стены, покрытые тонким слоем инея.
- Темно тут, - сказал Ленька. - Я у окна видел патрон... Пустой... А жаль...
- Да. Было бы, хоть сто свечей снять - пустяки. Гляди-ка, - вдруг остановился Сережка, - а там горит.
Когда они поднимались наверх, внизу было темно, как и на всей лестнице, сейчас же там тлела раздутым угольком пузатая угольная лампочка.
- Погоди, - шепнул Ленька, прислушиваясь.
За простой одностворчатой дверью, каких не бывает в жилых квартирах, слышался шум наливаемой из крана воды. На защелке дверей висел громадный железный замок с воткнутым в скважину ключом.
Товарищи стояли площадкой выше и смотрели вниз.
- Замок! - шепнул Сережка, и не успел Ленька подумать что-либо, как он, сорвавшись с места, перескочил дюжину ступенек, с грохотом сорвал замок и выбежал во двор. Ленька не мог последовать его примеру. Он перешагнул лишь две ступеньки, когда одностворчатая дверь с шумом отворилась, и из нее выскочила толстая женщина в повязанном треугольником платке. Она схватилась руками за место, где за несколько секунд до этого висел замок и, увидев, что замка нет, диким густым голосом заорала:
- Батюшки! Караул!
Она, было, бросилась во двор, но, увидев Леньку, остановилась. У того похолодело под сердцем, но он все-таки нашел мужество равнодушным тоном спросить:
- Виноват, гражданка... Что случилось?
- Замок! - таким же густым голосом проорала женщина. - Замок сперли...
- Замок? - удивленно спросил Ленька. - Это мальчик такой спер. Я видел. Я думал это ваш мальчик. Позвольте я его поймаю, - услужливо предложил он, пытаясь юркнуть между дверьми во двор. Женщина хотела пропустить его, но потом вдруг схватила за рукав и закричала:
- Нет, стой шпингалет... Знаю я вас таких... Сообщники...
Она подняла голову и опять диким истошным голосом завопила:
- Кар-раул!
Ленька сделал попытку вырваться из ее рук.
- Позвольте, - закричал он. - Вы не смеете. Отпустите. Но уже по лестнице и со двора бежали люди. Кто-то кричал:
- Вора поймали.
Ленька понял, что убежать ему не удастся. Толпа окружила его.
- Бей его!
- В участок!
- В комендатуру!
- Ты знаешь этого, который замок спер? - спросила толстая женщина... - Это товарищ твой... Верно?
- Ничего подобного! - закричал Ленька, но толпа снова загудела:
- Врет!
- В милицию его!
- Пойдемте в милицию, - с возможным в такую минуту достоинством проговорил Ленька. - Идемте... Там выяснят.
- Укажи товарища, тогда отпустим, - сказала какая-то женщина.
Ленька презрительно усмехнулся.
- Товарища... Я вам сказал, что никаких товарищей не знаю...
Человек пять отважных добровольцев повели Леньку в отделение милиции. Ленька шел спокойно, лицо не выдавало его, - на его лице с рождения застыла хмурая мина и кроме того он в свои четырнадцать лет пережил столько разных разностей, что особенно волноваться в данном случае не видел причин.
\"Выкручусь\", - подумал он, засвистал любимую свою песню \"Яблочко\" и небрежно сунул руки в карманы рваной шубейки. В кармане он нащупал что-то твердое. - \"Нож\", - вспомнил он.
Это был длинный колбасный нож, которым они с Сережкой пользовались заместо отвертки, когда приходилось свинчивать люстры и колпаки на парадных лестницах богатых домов.
\"Надо сбачить\", - подумал Ленька и стал осторожно вспарывать подкладку кармана, потом просунул нож в образовавшуюся дырку и отпустил его. Нож бесшумно упал в густой снег. Ленька радостно вздохнул, но тотчас же понял, что влип окончательно. Кто-то из провожатых проговорил за Ленькиной спиной:
- Прекрасно. Ножичек. Все остановились.
- Что такое? - спросила хозяйка замка.
- Ножичек, - повторил тот же доброволец, подняв как трофей колбасный нож. - Ножичек выбросил, подлец. Улика... На убийство небось шли гады...
- Бандит! - взвизгнула какая-то худощавая баба.
Все зашагали быстрее. Сознание, что они ведут не случайного воришку, а бандита, наполнило их гордостью. Они самодовольно улыбались и глядели на немногочисленных прохожих, которые в свою очередь останавливались на тротуарах и смотрели вслед процессии.
В милиции за деревянным барьером сидел человек в зеленой рубахе с кантами. Дальше за столами сидело еще несколько человек. Перед барьером стоял милиционер в шлеме с красным щитом и девочка в валенках. Между милиционером и девочкой стояла корзина с подсолнухами. Девочка плакала, а милицио-. нер, размахивая красным жезлом, говорил:
- Умучился, товарищ начальник... Ее гонишь, а она опять... Сегодня пять раз с тротуара сгонял... Совести нет. Сил же не хватит с ними... Измучился.
Он безнадежно махнул жезлом. Начальник усталым взором посмотрел на девочку.
- Патент есть? - спросил он.
Девочка еще громче заплакала и завыла:
- Не-е... я не буду, дяденька... Не бу-уду.
- Ну, иди, - сказал начальник.
Девочка встрепенулась, схватила корзинку и побежала к дверям.
Один из Ленькиных провожатых подошел к барьеру.
- Разрешите, товарищ начальник, преступника представить, - сказал он. - На месте преступления, извините, поймали. Убийца, можно сказать.
Подошли и остальные, подвели Леньку. Ленька принял независимую позу, но возмущаться и кричать почему-то уже не мог. Начальник сощурил глаза и посмотрел на него.
- Убийца? - спросил он.
- Выдумают тоже, - сказал Ленька. - Врут все, не верьте, товарищ...
Однако составили протокол. Пять человек подписались под ним. Оставили вещественное доказательство, - нож, потолкались немножко и с тем же гордым видом ушли.
Леньку провели за барьер.
- Ну, сознавайся, паренек, - сказал начальник. - С кем был, говори?..
- Эх, товарищ, - вздохнул Ленька и сел на стул.
- Встань, - нахмурился начальник. - И не думай отпираться. С кем был?.. И зачем нож выбросил?
- Не выбросил, а сам выпал нож, - грубо ответил Ленька. - И чего вы мучаете невинного человека. За это в суд можно...
- Я тебе дам суд. Обыскать его, - крикнул начальник. Два милиционера обыскали Леньку. Нашли грязный носовой платок, кусок мела, гребешок и ключ,
- А это зачем у тебя? - спросил начальник, указав на ключ.
Ленька и сам не знал, зачем у него ключ, не знал даже, как попал ключ к нему в карман.
- Я отвечать вам не буду, - сказал он. - Если вы меня налетчиком считаете, то и считайте. А я честный человек. Я в советской школе учусь.
Он думал, что слово \"советской\" подействует на начальника. Но тот только насмешливо улыбнулся.
- Не сознаешься, значит, пока-что? - сказал он, - ну ладно... Чистяков, в камеру!
Милиционер с жезлом взял Леньку за плечо и повел куда-то по темному коридору. В конце коридора он остановился и, открыв какую-то дверь, толкнул в нее Леньку, потом закрыл дверь и ушел. Его шаги гулко отзвенели и смолкли. Ленька остался в темной камере один. На противоположной стене светилось погасающим закатом окно, украшенное тусклым узором решетки.
Ленька сел на деревянную лавку и вздохнул.
\"Засыпался, - подумал он. - Теперь не отвертеться... Мама узнает, все узнают... Господи...\"
Тут в темной камере никто его не видел, и он заплакал. Плакал долго, потом лег на лавку, решил заснуть.
\"Все-таки не сознаюсь, - подумал он. - Пускай пытают, сволочи, а не сознаюсь\".
Засыпая, он думал:
\"Хорошо, что я засыпался, а не Сережка. Сережка влип бы, давно бы рассказал. Твердости у него нет, даром что сильный. Когда на дело идет, руки трясутся. Зануда!\"
Потом ему стало завидно и обидно, что Сережка убежал, а он лежит здесь в темной, нетопленной камере. Сережка, небось, попил чаю, сидит под абажуром и читает французскую книжку... Рядом тетушка Раиса из веревок туфли .Сережке шьет, а Ленькина мать тут же чулок штопает и вздыхает:
- Что-то Лешенька не идет. Не случилось ли чего, избави боже...
Леньке стало жаль мать. Ему опять захотелось плакать. Вспомнил все горькое в своей жизни. Вспомнил отца, от которого всегда пахло вежеталем, у которого был ласковый взгляд и колючие усы.
\"Был бы он сейчас здесь, - подумал Ленька, - он бы не дал в обиду. Был бы...\"
Ленька горько заплакал. Отец не мог быть здесь. Его расстреляли в 19 году на снежных пустырях Архангельска.
Потом Ленька притих.
\"Пусть и меня расстреляют, - подумал он, засыпая-. - Пусть... А я не сознаюсь\".
Проснулся Ленька от холода. Было уже светло, и от света камера показалась больше и неуютнее. На стеклах окна, украшенного узористой решеткой, плавали хрусталики льда, по полу бегали бледные лучики зимнего солнца.
Ленька сел на лавку. Почесал грудь и спину, потом расстегнул ворот рубахи - стал искать... Нашел двух клопов и вошь, большую, с горошину. Вошь прищелкнул ногтем, а клопов осторожно смахнул на пол и раздавил каблуком...
Захотелось есть.
\"Здесь не кормят, - подумал, - небось голодом морят, сволочи...\"
Закутался поплотнее в шубейку и стал ходить по камере, - взад и вперед. Измерил камеру. Камера оказалась очень маленькой: девять шагов, да еще поменьше чем полшага.
Нашагал тысячу с лишним шагов, надоело... Сел на лавку, стал читать надписи, которыми были испещрены дощатые стены камеры:
\"Здес сидел ресидивист Семен Молодых за мокрое 27 апрель 1920 г.\".
\"Кто писал тому пива бутылку, а кто читал тому фомкой по затылку\".
\"Петор Арбузов 31 года сидел 5 мая 1920 го\".
\"Колька лягавый имеет\".
\"Нюрочка, за тебя сел. Федя\".
Под этой надписью было нарисовано химическим карандашом сердце, пронзенное стрелой. Дальше шли надписи нецензурные.
Занявшись чтением камерной литературы, Ленька не заметил, как дверь в камеру отворилась, и в нее просунулась голова милиционера. Грубый голос равнодушно отрезал:
- На допрос.
Ленька вышел из камеры и лениво зашагал впереди милиционера.
Начальник встретил его строже, чем вчера.
- Одумался? - спросил он.
- Не в чем одумываться, - ответил Ленька. - Вы думаете, что если мучить будете, добьетесь чего? Ни хрена!
- Ну, ладно, заливать нечего... Отвечай по пунктам... Зачем был в том доме?
Лишь на несколько секунд задумался Ленька. Сообразил и ответил:
- По делам.
- По каким делам?
- Коньки покупал.
- Какие коньки? У кого?
- В квартире двадцать семь. Позвольте я расскажу, как дело было... Я на рынке, на Горсткином торговал у татарина коньки, снегурки... Тут женщина одна подходит, дамочка. Говорит, у меня дома коньки есть,-могу продать... Дала адрес... Ну, вот я и пришел за коньками. Искал квартиру, а тут этот случай возмутительный... За невинность попал, ей богу!..
- Гм... А не врешь?
- Ну, опять... Зачем я врать буду... что вы мне платить будете за вранье, что ли?
- Ну ладно, - сказал начальник.
Ленька почувствовал, как радость приливает к его сердцу. \"Клюет\", - подумал он.
- Ну ладно, - повторил начальник. - Надо проверить. Товарищ Проценко, - обратился он к усатому милиционеру, - сходите с этим типусом на Столярный переулок и узнайте, продаются ли коньки в квартире двадцать семь. Выясните...
- Пойдем, хлопец, - сказал милиционер, надев шлем и поправляя кобуру револьвера.
Они вышли на улицу. Падал снег, белый и мягкий. Улицы были пусты, было еще рано. Ленька шел рядом с милиционером. Поняв, что дело прогорело окончательно, он тихо плакал. Милиционер - хохол его успокаивал.
- Брось, хлопец, не реви, - говорил он. - Що пользы реветь... Выяснють дело, - не виновен - и пустят. А то, дур-ница, плачет... Эх, який же ты дурница! Не виновен ведь?..
- Факт, не виновен, - сквозь слезы ответил Ленька.
- Ну вот... А плачет... Уси глазы виплакал.
Когда подошли к злополучному дому на Столярном переулке, Ленька поднял выцветший воротник шубейки. Ему не хотелось встретить вчерашних знакомых.
Милиционер отыскал квартиру 27, на дверях которой висела медная дощечка:
ЭММА АДОЛЬФОВНА ПУЦ.
АКУШЕРКА.
Дверь отворила толстая женщина в белом кружевном переднике. Увидев перед собой милиционера, она испуганно отпрянула назад.
- Что фам? - прошептала она. - Сачем?..
- Не пужайтесь, - сказал милиционер. - Мы к вам по дилу... Цей хлопец каже, що вы ему коньки продавали.
- Какие коньки? Я не понимай...
- Коньки... Какие коньки?.. - обратился милиционер к Леньке.
- Не, - хмуро ответил тот. - Не эта продавала... Помоложе...
- Помоложе, - повторил милиционер, как будто перевел.
- Эмма!-закричала толстая женщина. - Эмма! Ком хир. Шнель!
За стеной послышались шаги, открылась дверь, и в комнату вошла молодая белокурая женщина.
- Нун? Вас? - визгливо воскликнула она, но, увидев милиционера, смолкла и отступила назад.
- Эмма, - сказала толстая. - Вот эти люди пришли... А я не понимай... Они гофорят коньки, а я...
- Ну як? - спросил милиционер, указывая на молодую женщину. - Та чи не та?
- Та, - ответил Ленька. - Эта самая мадам. Отлична помню... Румяная такая и на щеке бородавка...
Немка потрогала рукой щеку и покраснела. -Это прыщик, - сказала она.
- Т-с-с, - прошептала толстая.
- Узнаете вы этого хлопца? - спросил милиционер. - Як вин каже, вы ему продавали коньки на базаре... Як он шея к вам...
- Нэт, нэт, нэт, - замахали руками обе немки.
- Нэт, нэт, нэт.
- Никакихь коньков у нас, товарищ, нет,-сказала моло-немка. - Никакихь... Это ошибка...
Милиционер повернулся к Леньке.
- Ну як?
- Як, як... А я почем знаю як? Нет так и чорт с ними!.. Назад шли, оба молчали. Ленька шел впереди, милицио-сзади. Только подходя к отделению, хохол сказал:
- Ну и хлопец же ты... Эх! У душе у тэбэ чорт сидить. Верно...
Начальник, выслушав рапорт милиционера, повернулся к Леньке.
- Где живешь? Ленька сказал адрес.
- Мать есть?
- Есть.
Его снова увели в камеру.
Остро давал себя чувствовать голод. В горле было горько, спина ныла от жесткой постели. Он лежал на лавке, смотрел в потолок, увешанный нитками паутины...
Через два часа его снова вызвали к начальнику.
Перед барьером стояла Ленькина мать. Она прижимала платок к глазам и что-то говорила...
Когда Ленька увидел мать, у него до боли сжалось сердце, захотелось перескочить через барьер и обнять ее...
- Мама! - крикнул он.
Мать повернула голову и, увидев сына, бросилась к нему... Но начальник остановил ее.
- Гражданка! Нельзя...
Начальник уже переговорил с матерью. Она догадалась, кто был Ленькиным сообщником. Сережка пришел накануне домой один, сказав, что Ленька пошел в Общество поощрения художеств сдавать экзамен.
- Задавайте ему вопросы, - сказал начальник.
- Лешенька, - сказала мать. - Кто был с тобой, скажи? Он родственник тебе, да?
- Да, - буркнул Ленька.
- Двоюродный брат?
- Да...
Опять увели Леньку в камеру и опять привели к начальнику. Уже сгущался сумрак, в дежурной комнате горела электрическая лампочка, и зеленый колпачок отбрасывал гигантскую тень на стену, где висели портреты Зиновьева и Троцкого.
Перед барьером стояли: Ленькина мать, Сережкин брат Вова и сам Сережка. У Сережки было бледное, заплаканное лицо.
Начальник посмотрел Леньке в лицо и так посмотрел, что у Леньки в груди завертелось что-то, прыгнуло в голову и завертелось там.
- Так, - сказал начальник. - Лампочки, значит, свинчивать ходили... Так...
- Лампочки!!!
- Боже мой, боже мой... Откуда он узнал, откуда узнал про лампочки?!. Ведь замок, только замок...
- Так... Товарищ ваш признался...
Сережка стоял бледный, с заплаканным лицом... Его спровоцировали, - сказали, что Ленька во всем сознался, - он поверил и наговорил того, чего и не нужно было говорить...
Дело было проиграно...
Товарищей до следующего дня отпустили на поруки домой.
На другой день они пришли в отделение. Вместе с другими арестованными их свели в уголовный розыск, сняли отпечатки, пальцев и отправили в распределительный пункт для малолетних преступников. Оттуда отпустили, предварительно прочитав хорошую нотацию...
Дома Ленька плакал и обещал матери лампочек больше не свинчивать и прилежно учиться в школе...
Протекали зимние дни.
Толкучка гудела ровным шумом, кипела как червивое мясо. Люди - червяки - толкались, ползали взад и вперед - казалось, без дела. Кричали пухлогрудые бабы с лотками пирожков на промасленных животах:
- С пылу с жара по косушке пара!..
Разливался в весеннем воздухе запах прогорклого льняного масла, и жаворонком пела румяная толстоногая девчонка:
- Ква-асу! Ква-асу!
И, стараясь перекричать весь этот гвалт, хрипло орали безногие инвалиды - марафетчики.
- Кручу, верчу, деньги плачу. За тыщу пять, за две десять, за пять двадцать пять. Занимай места, вынимай полета!
Марафетчиков окружали поднатчики, - ловили неопытную публику и выигрывали раз за разом с невероятной легкостью большие ставки...
Подходили к табуретам марафетчиков неопытные люди, незнакомые с законами барахолки, проигрывали деньги, припасенные на покупку сапог или брюк, часто плакали, молили о возврате денег, но марафетчики, захапав куш, терялись в гуще толкучки и поднатчики тоже. Табурет и прочие принадлежности игры уносил мальчишка в широчайшем клеше и с чубом на лбу. Мальчишка курил папиросы \"Зефир\" и насвистывал насмешливую песенку \"Алеша-ша\".
Когда обыгранный успокаивался и уходил с толкучки, обиженный и потерявший веру в людей, на горизонте показывался мальчишка в клеше, а за ним и остальная компания... табурет водворялся на место, и снова хриплый голос врывался в общий хор:
- Кручу, верчу, деньги плачу...
Но вот через плотные ряды людей, через ряды маклаков, торговок съестным, дам-барахольщиц и покупателей протискивается скуластый парнишка лет двенадцати - тринадцати. На нем короткие штаны выше колен и синяя с золотыми пуговицами тужурка. На спине он несет складной бамбуковый стул...
Маклаки окружают его, трогают стул.
- Продаешь, браток?
- Нет, - отвечает парнишка и краснеет.Он выбирается из круга любопытных взоров, раскладывает стул и, вынув из-за пазухи синей тужурки лист бумаги, кладет его на сиденье стула. Потом достает из кармана деревянный волчок и, обведя тоскливым взором снова окруживших его людей, негромко кричит:
- Кручу верчу, деньги плачу... Он картавит, у него получается:
- Кхучу, вехчу... Толпа хохочет.
Толпа растет. Вся барахолка окружила густым кольцом скуластого парнишку с бамбуковым стулом... Даже марафетчики, схватив костыли, ковыляют посмотреть на любопытное зрелище.
Сначала толпа только хохочет. Парнишка стоит красный, смущенный до-нельзя. Он уже не кричит, а только вертит волчок. Раскручивает его и напряженно следит за пляшущим шариком. Когда волчок останавливается, он снова крутит его.
- Батюшки, - раздается женский голос,-да это он играть пришел... Ванька! А Ванька! Гляди-ка конкуренция тебе... Хо-хо...
- Хо-хо!... - гогочет толпа.
- И верно - конкуренция... не гляди, что молодой,- смекалистый... Вишь, - все честь-честью...
Кто-то трогает стул, другой пускает волчок.
- А ну-ка, - протискиваясь к стулу, говорит маклак с горой брюк на плече, - а ну-ка сыграем... За тыщу пять, за две десять?.. - спрашивает он у мальчика.
- Да, - отвечает тот, чуть слышно.
- Ну, так... Поставим пять косых...
Он вынимает из кармана смятую бумажку и кладет ее на край стула..
- Ну, хотя бы на третий номер поставим, - говорит он и вертит волчок. Волчок падает на первый номер. Парнишка выхолит из оцепенения и берет деньги.
- А ну еще...
Теперь брючник ставит на пятый номер и выигрывает...
- Выиграл, - хором гудит толпа.
- Гони четвертную, - говорит маклак.
Парнишка бледнеет и протягивает 5000, только-что полученные им.
- У меня нет, - шепчет он.
- Как нет? Отвечал за тыщу пять, а денег нет?! Парнишка молчит.
- Дурак, - говорит какой-то клешник. - Разве без подначки можно играть?.. Задрыга. И без денег...
- Гони монету, - говорит маклак. - А не то я стул возьму.
- Возьми, чохт с тобой! - вдруг громким голосом говорит мальчик. - И все вы тоже пошли к чехтям.
Он схватывает волчок, комкает бумагу и бросает то и другое через головы людей в Фонтанку.
Потом протискивается через толпу и неспешащей походкой уходит с толкучки.
Толпа молча смотрит ему вслед.
Первой нарушает молчание толстоногая девчонка с грязной четвертной бутылью в руках. Она делает несколько шагов, потом встряхивает чолкой и кричит:
- Ква-асу! Ква-асу!
Когда у Леньки не вышло дело с марафетной игрой, он стал придумывать что-нибудь новое. Деньги были нужны. Дома сидели на пшенной каше и сухом хлебе, а каша/ и хлеб успели надоесть за три года. Нынче же на рынках появились такие вкусные вещи, - пирожки, конфеты, колбаса. За деньги можно было покупать книги, а книги Ленька любил. Дома у него была своя библиотека. В фанерном ящике из-под чая собрал он штук 30 - 40 книг разных авторов. В комнате жило семь человек, поэтому ящик стоял на шкафу и Ленька лазил в свою библиотеку лишь при помощи брата Васи, которому он становился на плечи.
Книги были все прочтены, - было их не так много, нужно было прикупать... А денег не было. Какие деньги, если и вещи все обменяла на хлеб разоренная революцией дворянская семья.
Жили у тетки, богатой прежде и сохранившей свое богатство за бурные годы... Жили в одной комнате: Ленькина мать, Александра Васильевна, Ленька, брат Вася, сестренка Ляля, другая не богатая тетка с дочерью Ирой и гувернантка бывшая, ныне инвалидка труда, пенсионерка соцстраха. -Семь человек парилось в ящике, площадью в шесть квадратных сажен... Ленька не мог усидеть дома. Он убегал на улицу, искал кипучей жизни. Самая кипучая жизнь в то время была на барахолках. Туда стремились все, там сосредоточивалась жизнь города. Целыми днями Ленька толкался на барахолках, - на Горсткиной или на Английском. Марафетчики натолкнули его на мысль заняться игрой. Но ничего не вышло. Он был все-таки молод и наивен. Кроме того он хотел работать один, без партнеров. Он искал такое дело и нашел его...
В магазине Пепо пахло мукой и крысиным пометом. Приказчики бегали за прилавками, худосочная барышня со взбитыми в сноп рыжими волосами не успевала писать чеки и за решеткой кассира без умолку хлопал механический штемпель.
Две очереди причудливо извивались, - казалось, будто люди с продуктовыми мешками в руках играли в какую-то игру, - не то в золотые ворота, не то в горелки...
Ленька встал в очередь за чеком. Хвост подползал к прилавку, люди сгибались над ним и отходили.
- Вам что? - спросила рыжая барышня.
- Спичек, пожалуйста, один коробок, - ответил Ленька, тоже нагибаясь над прилавком, - и полфунта клюквы.
Барышня черкнула по узенькой розовой книжке, рванула и подала Леньке два листика.
- В кассу!
Ленька и сам знал, что нужно стоять в двух хвостах, - сначала за чеком, потом в кассу.
- Живее, гражданин... Не копайтесь!
Кассир протянул в окошечко руку и нетерпеливо постукивал костяшками счетов.
Ленька сунул в окошечко чеки и деньги, - гроши... Кассир хлопнул штемпелем и отдал чеки. Ленька отошел от кассы, огляделся и незаметно вышел на улицу.
Шел снег. Была осень, последние дни ее. Снег падал легкими пушинками и таял, превращаясь в грязь. На тротуарах мелькали зонтики пешеходов и на верхах извозчичьих пролеток, отполированных водой, ярко-белые пушинки снега казались инкрустацией.
Торопливыми шагами Ленька дошел до дому.
Дома он уселся к столу и достал из кармана чеки. Подошла Ляля.
- Уйди, - сказал Ленька. - Мне надо работать.
Он расправил чеки, потом осторожно стер резинкой все написанное карандашом, оставив лишь штемпель:
УПЛОЧЕНО
Потом написал, подделываясь под почерк худосочной барышни: 5 ф. ябл. повидлы. А на другом чеке: 10 ф. хлеба. И дело было сделано.
Отдохнув немного, почитав, он оделся и вышел на черную лестницу. На площадке лестницы стоял мусорный ящик. Ленька приподнял крышку ящика и вытащил большую банку из-под монпансье. Потом отправился в кооператив.
В магазине он потоптался немного у кассы, потом подошел к прилавку и протянул приказчику чеки.
Вернулся Ленька богачом. Так ежедневно в течение месяца он навещал кооператив, получая свою порцию повидлы и хлеба. Но как-то раз приказчик пристально посмотрел на чеки, повертел их, поглядел для чего-то на свет и проговорил:
- Интересно.
- Что такое? - нахмурился Ленька.
- Очень интересно. Разве опять химическим стали писать? Ольга Александровна, - крикнул приказчик, - каким карандашом вы пишете? Простым?
- Простым, - ответила барышня, подняв карандаш.
В это время из задней комнаты вышел заведующий магазином.
- В чем дело? - спросил он.
- Да вот, чек подозрительный...
- Ага, - вскричал заведующий. - Вот он!..
Ленька сорвался с места, бросил через прилавок банку и выбежал на улицу...
Ноги у него были крепкие и мчался он, как олень, преследуемый волками... А сзади бежали приказчики и кричали:
- Держите! Фальшивчик!
Ленька убежал бы, но кто-то толстый соскочил с тротуара, подставил ногу в калоше, и он растянулся на талом снегу. Навалились, намяли бока...
Заведующий вел его в отделение, злобно ругался. В отделении он заявил:
- Товарищи. Этот тип ограбил нашу пеповскую лавку. Изо дня в день он подтачивал народное хозяйство... Поглядите.
Он вынул и положил на стол пачку чеков. Было их штук сто, не меньше.
- Признаешь? - спросил начальник.
- Признаю, - ответил Ленька, потрогав пачку... - Только по-моему тут мало больно чеков... Я таким количеством не промышляю.
Ему пришлось еще раз перенести все мытарства человека, попавшего в цепкие лапы правосудия. Теперь ему пришлось хуже. Он уже считался рецидивистом. В уголовке, отпечатав пальцы, ему сказали:
- Придешь в понедельник в Губоно, в комиссию по делам несовершеннолетних.
Ленька расписался о невыезде, а в понедельник пришел в Губоно. Там в большой комнате полукругом за тремя столами сидело человек десять очкастых людей. Леньку поставили посередине и спросили:
- Имя?
- Алексей.
- Фамилия?
- Ерофеев.