Кинг Стивен
Призраки
Стивен КИНГ
ПРИЗРАКИ
КНИГА ПЕРВАЯ
Мы встретили Гарри Трумэна, когда он прогуливался
возле Статуи Свободы.
Мы спросили:
- Что вы можете сказать по поводу войны?
Он ответил:
- Это отличный выход из положения.
Мы спросили:
- А как насчет атомной бомбы? Не сожалеете ли вы
об этом?
Он ответил:
- Передайте мне вон ту бутылку и займитесь лучше
своими собственными проблемами.
\"Вниз по течению\". Властелины Дождя.
1. АНДЕРСОН СПОТЫКАЕТСЯ
Один какой-нибудь пустячный гвоздик может подорвать основы царствования - таков вкратце смысл катехизиса. Все в нашей жизни в конце концов можно свести к этому принципу - так или почти так думала в свое время Роберта Андерсон. То же самое можно сказать про случайность... но можно сказать и про судьбу. Судьба буквально подставила Андерсон ножку, и это произошло в маленьком городишке Хейвене, штат Мэн, 21 июня 1988 года. Андерсон споткнулась, и в этом корень всех проблем; остальные события - не более чем история.
Тот памятный полдень, как и многие предыдущие, Андерсон встретила с Питером, престарелой собакой редкой породы бигль, ослепшей к этому времени на один глаз. Питера в 1976 году подарил ей Джим Гарднер. За год до этого Андерсон окончила колледж и успела почти два месяца прожить в Хейвене в усадьбе своего дяди. Только после того как Гард подарил ей собаку, она поняла, насколько одинока была до сих пор. Сперва Питер был щенком, как и любой пес, и Андерсон иногда с трудом верилось, что сейчас он глубокий старик - по человечьим меркам ему стукнуло по меньшей мере восемьдесят четыре года. Жизнь пса клонилась к закату, да и его хозяйки тоже. 1976 год давно миновал. Когда вам двадцать пять, вы можете позволить себе думать, что старость никогда не подкрадется к вам. Но вдруг, проснувшись однажды утром, вы обнаружите, что вашей собаке восемьдесят четыре года, а вам самой - тридцать семь, и это, конечно же, застает вас врасплох.
Андерсон как раз намеревалась выбрать подходящее местечко, чтобы при случае нарубить дров. У нее уже было полторы вязанки, но опыт подсказывал, что на зиму их нужно как минимум три. Она сожгла немало дров с тех славных пор, когда юный Питер любил пробовать их крепость на зуб, но деревьев вокруг совсем не поубавилось. Имение (так спустя тринадцать лет со дня смерти его бывшего владельца Френка Гаррика назвали это место горожане) не казалось особенно обширным, но большая его часть поросла густым лесом, в зарослях которого вполне можно было заблудиться.
На самом деле Андерсон вовсе не требовалось искать какого-нибудь специального местечка для вырубки. Просто день выдался солнечным и теплым, что всегда особенно приятно после затяжных весенних дождей, а в саду благодаря все тем же дождям царила непролазная грязь; да и время приступать к новой книге еще не пришло. Поэтому она убрала печатную машинку и отправилась в маленькое путешествие, прихватив с собой одряхлевшего одноглазого Питера.
Позади фермы тянулась старая разбитая дорога, и наша героиня прошла по ней почти милю, прежде чем свернуть влево. В руках она несла сверток (бутерброд и книгу для себя, собачью галету для Питера, а также моток оранжевой тесьмы, которой она намеревалась обвязать те деревья, которым в сентябре предстоит быть срубленными) и флягу. В кармане у нее лежал компас. Ей всего однажды пришлось заблудиться в поместье, однако этого хватило, чтобы приучить ее к осторожности. Андерсон провела тогда ужасную ночь в лесу, взбешенная самой мыслью о том, что умудрилась заблудиться в собственных владениях, и уверенная в надвигающейся смерти, поскольку одному Джиму было известно, где она может находиться, а на его внезапный приезд рассчитывать не приходилось. Наутро Питер вывел ее к ручью, а ручей привел их к дому. Она заблудилась всего в двух милях от своего обиталища! Сейчас-то, конечно, она ориентировалась в лесу достаточно хорошо, чтобы найти обратную дорогу, но, выходя из дому, всегда брала с собой компас.
Около трех часов она решила, что пора сделать привал. Кстати, здесь же ей подвернулось и подходящее дерево - она сможет срубить его в сентябре и с помощью маленького трактора отвезти домой, а потом уж распилить на части. Да и вообще для одного дня она прошла достаточно.
- Что ты об этом думаешь, Пит?
Пит отрывисто гавкнул, и Андерсон печально взглянула на пса. Он сильно сдал за последнее время, совсем не бегал за птицами или белками, а мысль о Пите, преследующем оленя, была попросту нелепой. Ей не раз придется останавливаться на обратном пути, чтобы дать ему передохнуть... А ведь еще недавно он мчался далеко впереди нее, оглашая лес звонким лаем! Ей представился тот день, когда Пит покинет ее. Боже, прошу тебя, пусть это случится не этим летом! Не этой осенью и не зимой, Господи! Если бы тебе было под силу, чтобы этого не случилось никогда! Увы, Господи...
Ведь без Питера ей будет так одиноко! У нее останется только Джим, который не навещал ее вот уже три года. Все еще друг, но...
- Рада, что ты согласен со мной, дружище Пит, - с этими словами она обвязала приглянувшееся ей дерево тесьмой. - Твой вкус всегда был безупречен.
Питер был старым, но совсем не глупым псом, прекрасно знающим, чего от него ждут, поэтому он вильнул хвостом и залаял.
- Служи! - приказала она. Пит слегка оторвал от земли передние лапы, стараясь удержать равновесие. Обычно это умиляло Андерсон, но сегодня \"служба\" Питера явилась лишним подтверждением ее недавних мыслей.
- Хватит, Пит.
Пес мгновенно опустил лапы на землю, смешно шевельнув носом.
- Давай-ка возвращаться.
Она протянула ему собачью галету. Питер попытался схватить ее зубами и промахнулся. Овладев наконец пищей, он стал медленно работать челюстями.
- Все? - поинтересовалась Андерсон. - Тогда пошли.
Она когда-то уже бывала здесь - давно, когда ферма Гаррика еще не стала фермой Андерсон, и узнала это место. Ну конечно же, вот и могучая ель! Она без труда доберется сюда на тракторе.
Пит свернул влево, и ей пришлось последовать его примеру. Внезапно ее ботинок зацепился за что-то... она споткнулась... Обнаружив себя на земле, Андерсон запоздало ойкнула. При падении она умудрилась оцарапать щеку острой веткой, и сейчас из раны сочилась кровь. На глаза навернулись слезы.
Питер, увидев хозяйку лежащей на земле, вернулся и ткнулся ей в лицо шершавым носом.
- О Боже, отойди, от тебя смердит!
Питер завилял хвостом. Андерсон села. Проведя рукой по левой щеке, она обнаружила на пальцах кровь и выругалась.
- Очень мило, - с этими словами она поискала причину своего падения, ожидая увидеть корень дерева или булыжник.
То, что она увидела, блеснуло подобно металлу.
Она коснулась странного предмета пальцем, смахивая хвою.
- Что это? - спросила она Питера.
Пес обнюхал предмет, а потом вдруг словно взбесился. Он отскочил от находки на пару шагов, сел на землю и протяжно завыл.
- В чем дело? - сердито прикрикнула Андерсон, но собака не унималась. Андерсон подползла поближе к странному предмету, стараясь получше рассмотреть его.
Предмет на три дюйма выступал из земли - немудрено, что она споткнулась! Первой ее мыслью было, что поселенцы, пришедшие на эту землю в двадцатых-тридцатых годах, помечали таким образом места своего пребывания.
Металлический бидон, - подумала она. - Из тех, в которых носят суп. Потом до нее дошло, что никто не стал бы изготовлять бидон из какого-то сверхпрочного металла. Этот же предмет был прочным, как скала. Она не оставила на нем ни малейшей вмятины. Может быть, это часть какого-нибудь снаряжения лесорубов?
Заинтригованная, она придвинулась ближе, не замечая при этом, что Питер вскочил, отбежал еще на несколько шагов и вновь уселся.
Металл потемнел от времени и утратил свойственный железу блеск. Да и на бидон при более тщательном рассмотрении он походил мало - всего четверть фута высотой. Андерсон вновь коснулась пальцем его верхушки и внезапно ощутила слабую вибрацию.
Она убрала палец и озадаченно взглянула на странный предмет.
Вновь коснулась.
Ничего. Никакого эффекта.
Она попыталась высвободить предмет из земли. Черт, он не поддается! Он упирается! - или это ей только кажется? Позже она расскажет Джиму Гарднеру, как за столько лет не замечала этой штуковины, трижды в день проходя мимо нее.
Она разгребла пальцами землю - лесная земля всегда очень мягка, а тут еще и дожди помогли. Однако странный предмет словно продолжал врастать в землю. Андерсон встала на колени и изо всех сил потянула его. Без изменений.
Она заработала руками, как бульдозером, - и вот перед ней шесть дюймов темного металла... десять... целый фут...
Это машина, или грузовик, или прицеп, - внезапно пришло ей в голову? Но почему именно здесь?
Впрочем, ничего удивительного. Ей уже приходилось находить в лесу достаточно странные вещи - бочки пива, бронзовые подсвечники, всякую всячину. Почему бы и этому предмету не оказаться каким-нибудь рефрижератором? Все может быть!
Однако крепко же он врос в землю! Пальцы ее наткнулись на камень, однако предмет, казалось, врос и в него, уходя далеко вниз.
Питер взвизгнул.
Взглянув на собаку, Андерсон встала. Колени ныли. Она стряхнула приставшую к одежде хвою и взглянула на часы. О, она потратила на свои раскопки уйму времени - больше часа! Уже четверть пятого!
- Пошли, Пит, - позвала она. - Хватит заниматься ерундой.
Питер вновь взвизгнул, не трогаясь с места. Внезапно Андерсон увидела, что его бьет дрожь, как при лихорадке. Она никогда не слыхала до сих пор, что у собак бывает лихорадка, но решила, что у старых животных все возможно. На мгновение заколебавшись, она отбросила сомнения и подошла к псу. Присев перед ним на корточки, она взяла его морду в ладони, ощущая, как собака дрожит.
- Что с тобой, мальчик? - прошептала она, хотя ответ был вполне ясен. Здоровый глаз Питера неотрывно смотрел на предмет, торчащий из земли у нее за спиной. Потом собака перевела взгляд на хозяйку, словно говоря: \"Нужно быстро сматывать удочки, Бобби! Эта штука нравится мне почти так же, как твоя сестра!\"
- Ладно, - с трудом проронила Андерсон.
Питеру оно не нравится. Мне тоже.
- Пошли, - она решительно шагнула на тропинку. Питер с готовностью последовал за ней.
Они уже были на тропинке, когда Андерсон, как жена Лота, оглянулась. Ей удалось заметить две вещи. Во-первых, предмет вовсе не врос в землю, как ей сперва показалось. Он просто выступал из нее, вот и все. Во-вторых, он напоминал тарелку - не ту тарелку, с которой едят, а плоскую металлическую тарелку или...
Питер залаял.
- Хорошо, - кивнула Андерсон. - Я слышу тебя. Пошли.
Пошли... и пусть все это катится к...
Она шла по тропинке за Питером, наслаждаясь мягкими лучами летнего солнышка. Ведь это первый по-настоящему летний денек, разве не так? День летнего солнцестояния. Самый длинный день в году. Она отогнала муху и улыбнулась. Летом в Хейвене хорошо. Самое лучшее времечко. Да и вообще Хейвен - лучшее место на земном шаре. Когда-то Андерсон верила, что проведет здесь только некоторое время, необходимое, чтобы отойти от юношеских потрясений, от своей сестры и внезапного ничем не мотивированного ухода (Анна называла это капитуляцией) из колледжа, но некоторое время обратилось сперва пятью, потом десятью годами, те в свою очередь затянулись до тринадцати - и так далее. Питер состарился здесь, а в ее черных как смоль волосах начала поблескивать седина.
Ей пришло в голову, что она могла бы провести в Хейвене всю оставшуюся жизнь, лишь посещая раз в два-три года своего нью-йоркского издателя. Город поглотил меня. Это место поглотило меня. Эта земля поглотила меня. И это вовсе не самое плохое. Во всяком случае, не хуже многого другого.
Похоже на тарелку. На металлическую тарелку.
Сорвав ветку, она отогнала ею назойливую муху. Муха кружила вокруг головы... а в голове, подобно мухе, неотвязно крутилась мысль, которую она также не могла отогнать от себя.
Проклятая штука на мгновение завибрировала под моими пальцами. Я чувствовала это. А потом вибрация прекратилась. Что в земле может вибрировать подобным образом? Трудно сказать. Возможно...
Возможно, это была вибрация на уровне психики. Андерсон не слишком верила в подобные штучки, но никакого другого объяснения не было. По-видимому, ее мозг послал ей какой-то подсознательный сигнал, который выразился в тактильном ощущении. Питер, конечно, тоже почувствовал что-то в этом роде, ведь старый бигль не захотел подходить к предмету.
Забыть.
И она забыла.
Но ненадолго.
Стивен Кинг
Ночью поднялся сильный ветер, и вышедшая на крыльцо покурить Андерсон прислушивалась к его шуму и свисту. Раньше - еще год назад - Питер обязательно присоединился бы к ней, но сейчас он не тронулся с места, свернувшись калачиком на своей подстилке.
Андерсон обнаружила, что все еще думает, думает о прощальном взгляде, брошенном на торчащую из земли тарелку. Позже, вспоминая об этом моменте, она почти верила, что именно тогда, прикуривая сигарету, она и решила, что должна выкопать ее и рассмотреть... хотя вряд ли осознавала это.
Перед игрой
Мысли ее крутились вокруг находки. Наверняка часть какой-то конструкции. Не машина, конечно, хотя слегка напоминает часть мотора. И потом вибрация... Она должна быть на уровне психики. Она...
Внезапно ее обожгла мысль: там кто-то похоронен. Неужели на этом месте когда-то давно разыгралась кровавая драма? Кто стал ее жертвой? Какие-нибудь бедолаги, отправившиеся на прогулку в лес, или охотники, или...
(неопубликованный пролог к роману «Сияние»)
Вибрация. Это, наверное, зов человеческих останков.
Приехать сюда было ошибкой, а Лотти Килгаллон не любила признавать свои ошибки.
Пойдем, Бобби, не будь идиоткой!
«И в этот раз не признаю», — решила она, всматриваясь в мерцающий потолок.
По телу ее пробежала дрожь. Она услышала смех Анны и ее голос: Ты такая же ненормальная, как дядя Френк, Бобби; вот к чему может привести отшельничество, когда все общество состоит из какой-то вонючей собаки. Верно. Это комплекс отшельника. Если не совсем здоров - приглашаю докторов...
Ей внезапно захотелось обсудить происшедшее с Джимом Гарднером, и она вошла в дом с твердым намерением немедленно позвонить ему. Однако, начав набирать номер, Андерсон вдруг вспомнила, что Джима наверняка нет дома. Для этих чертовых поэтов лето - любимая пора. Он, конечно же, валяется сейчас на пляже где-нибудь на побережье. Значит, не судьба.
Её супруг, за которым она была замужем уже десять дней, спал рядом, сном праведника, как подумали бы некоторые. Другие, более честные, назвали бы это сном невероятного тупицы. Это был Вильям Пиллсбэри из рода Вестчестерских Пиллсбэров, единственный сын Гарольда М. Пиллсбэри и наследник его накопленного годами состояния. Они любили поговорить об издательском деле, так как это было занятие для джентльменов, а так же о сети текстильных фабрик в Новой Англии, литейном цехе в Огайо, и огромных сельскохозяйственных участках на юге, специализирующихся на хлопке, цитрусовых и фруктах. Потомственное богатство всегда лучше, чем нажитое самостоятельно, но, какая разница, откуда были те деньги, которые сыпались у них из задниц. Если бы она когда-нибудь сказала это Биллу, он бы без сомнения побледнел, а может, даже, и упал замертво. Не бойся, Билл. Мои губы никогда не осквернят семью Пиллсбэри.
Андерсон положила трубку и обратила свой взгляд к стоящему слева книжному шкафу. Вряд ли он мог служить украшением гостиной в приличном доме. Две нижние полки завалены старыми журналами, на остальных фантастические книги смешались с реалистической прозой, ранние вестерны Брайена Гарфильда мирно соседствовали с \"Исследованиями западных территорий\" Хьюберта Хэмптона. Поэзия Льюиса л\'Амора лежала рядом с великолепными рассказами Ричарда Мариуса. \"Кровопийцы\" и \"Негодяи\" Джея Нэша и детективы Рэя Хогана, Арчи Джоселина, Макса Бранда, Эрнста Хейкокса, ну и, конечно же, излюбленная Зейн Грэй.
На верхней полке лежали ее собственные книги, ровно тринадцать штук. Двенадцать из них - вестерны, начиная с \"Висячего города\", изданного в 1975 году, и заканчивая \"Долгой дорогой назад\", датированной 1987 годом. В сентябре выйдет новая книга - \"Каньон Массэйкр\". Да, вся ее писательская карьера связана с этим местом. Вся... кроме самой первой книги.
Это была ее идея провести медовый месяц в «Оверлуке» в Колорадо, и для этого было две причины. Во-первых, несмотря на то, что это жутко дорого (как и все лучшие курорты), это не пошло, а Лотти не любила посещать пошлые места. Где вы собираетесь провести медовый месяц, Лотти? О, это прекрасно, роскошный отель в Колорадо — «Оверлук». Чудесное место. Довольно отдаленное, но очень романтичное. И ее подруги, чья тупость в большинстве случаев превосходила тупость только самого Вильяма Пиллсбэри, будут смотреть на нее в немом, буквально! изумлении. Лотти сделала это снова.
Ее она и достала из шкафа, удивленно соображая, что как минимум лет пять не прикасалась к ней. Как быстро летит время!
Эта книга отличалась от остальных. Сборник стихов, юношеская проба пера. \"Посвящается Джеймсу Гарднеру\". Человеку, которому она собиралась позвонить. Второму из трех любовников в ее жизни и единственному, который мог довести ее до оргазма. Хотя, конечно, это не имеет никакого значения. Или почти никакого. Или ей кажется, что никакого. Или ей кажется, что ей кажется. Или что-то еще в этом роде. Все равно это давно в прошлом.
Вторая причина была скорее личного характера. Она захотела провести медовый месяц в Оверлуке, потому что Вильям хотел поехать в Рим. Было просто необходимо что-нибудь придумать как можно быстрее. Сможет ли она немедленно высказать свою позицию? А если нет, то, сколько времени уйдет на то, чтобы сломать его? Он был туп, и бегал за ней как пес со свешенным языком с тех пор, как увидел ее на балу дебютантов, но будет ли он таким покладистым, после того как кольцо оказалось на его пальце, каким был до?
Захлопнув книгу, она небрежно бросила ее назад на полку. Плохие стихи. Только одно стихотворение получилось удачным. Оно было написано в марте 1967 года, через месяц после того как ее дедушка скончался от рака. Остальные стихи просто бездарны. Конечно, она талантливый писатель, но талант ее проявился в прозе, а не в поэзии.
Когда-то, только переехав в Хейвен, она послала Шерри Фендерсон пространное письмо, а в ответ получила открытку с двумя фразами: Пожалуйста, не пиши мне больше. Я тебя не знаю. Вместо подписи - буква Ш. Она как раз рыдала над этой открыткой, когда появился Джим. Стоит ли плакать из-за какой-то глупой бабы? - спросил он ее. - Чего еще можно ждать от женщины, от которой за версту разит \"Шанелью N_5\"?
Лотти иногда улыбалась в темноте, несмотря на недостаток сна и кошмары, которые ее преследовали с тех пор, как они приехали сюда. «Приехали сюда» — вот ключевая фраза. «Сюда» — это не «Американ Хотел» в Риме, это «Оверлук» в Колорадо. Она собиралась обращаться с ним просто хорошо, это важно. Она только заставит его остаться здесь еще на четыре дня (сначала она планировала три недели, но плохие сны заставили ее передумать), а затем, они смогут вернуться в Нью-Йорк. В конце концов, ведь именно здесь и была гуща событий августа 1929. Рынок акций так подскочил, что его границей было небо, а Лотти надеялась стать наследницей многих миллионов, вместо одного или двух к этому времени следующего года. Конечно, были слабаки, которые заявляли, что рынок подскочил перед падением, но еще никто никогда не называл Лотти Килгаллон слабачкой.
Ей повезло - она прекрасная поэтесса, - всхлипывала Андерсон.
Лотти Килгаллон. Пиллсбэри, так я должна теперь, по крайней мере, подписывать свои чеки, конечно. Но в душе я навсегда останусь Лотти Килгаллон. Потому что он до меня никогда не дотронется. Не тронет души, остальное — не считается.
Джим сделал безразличный жест. От этого она не станет умнее. Пойми правильно, Бобби. Если ты намерена поступать так, как тебе нравится, то научись не плакать по всякому поводу. Меня тошнит от твоих дурацких слез. Я знаю слабых людей, и могу сказать тебе, что ты не слабая. Зачем же казаться такой, какой ты не являешься на самом деле? Зачем стараться походить на твою сестру? Ее здесь нет, и она - не ты, и не смей мне больше ни слова говорить о ней. Перестань ныть и успокойся.
Она вспомнила, как изумленно смотрела тогда на него.
Самое скучное в этом первом споре за время ее супружества, было то, что Биллу, на самом деле, нравился «Оверлук». Не проходило и двух минут после рассвета, как он вставал, нарушая ее беспокойный сон, которым она наслаждалась после бессонных ночей, и пялился на восходящее солнце, как отвратительный греческий сын природы. Он два или три раза гулял пешком, несколько раз ездил верхом на природу с другими гостями и надоел ей почти до смерти своими историями о лошади, на которой он ехал во время этой прогулки, гнедой кобыле по кличке Тесси. Он пытался уговорить ее поехать на эти прогулки с ним, но Лотти отказалась. Езда верхом означает — слаксы, а ее зад был совсем чуть-чуть шире, чем слаксы. Этот идиот так же решил, что она пойдет гулять пешком с ним и другими, — «Сын смотрителя будет экскурсоводом, — Билл был в восторге, — он знает сотни троп. А количество диких животных, которые ты увидишь, — сказал Билл, — заставит тебя думать, что ты в 1829 году, а не сотню лет спустя». Лотти холодно отвергла и эту идею.
Существует огромная разница между мотивами твоих поступков и отношением к ним окружающих, - сказал он. - Дай Шерри время. Дай время и себе самой. И не зацикливайся на своих переживаниях. Это вредно. Хватит реветь, как корова.
Она ненавидела его, обожала его, ей было нужно от него все - и одновременно ничего. Но он был прав, и она понимала это.
— Видишь ли, дорогой, я считаю, что все прогулки пешком должны совершаться в одном направлении.
Так что, - продолжил он, - малютка пойдет со своим мальчиком в постель, или малютка предпочитает еще немного поплакать над этой дурацкой открыткой?
Малютка предпочла постель. Она не могла сейчас вспомнить, хотелось ли ей тогда ложиться с ним в постель, но она сделала это. И это успокоило ее.
— В одном? — Его широкая англо-саксонская бровь изогнулась и заняла свое привычное положение непонимания. — Как можно гулять в одном направлении, Лотти?
Это было почти в самом конце.
Она вспоминала - да, это был почти конец. Вскоре Джим собрался жениться, но и без этого они пришли к логическому завершению. Джим был слабым, и он сломался.
— Взяв такси, чтобы доехать домой, когда устанут ноги, — холодно ответила она.
Чепуха, - подытожила она и дала сама себе старый добрый совет: Ну и черт с ним!
Давать советы легче, чем следовать им. В эту ночь Андерсон долго не могла заснуть. Страницу за страницей перелистывала она в уме прошлое. Но все же сон потихоньку сморил ее...
Колкость не произвела эффекта. Он ушел без нее, и вернулся сияющим. Этот тупой ублюдок загорал.
Разбудил ее Питер. Он выл, не просыпаясь.
Встревоженная Андерсон вскочила с постели. Питер и раньше не слишком спокойно спал, но прежде он никогда во сне не выл. Звук напоминал плач младенца, которому приснился кошмар.
Она вошла в гостиную, ступая на носках, и тихо подкралась к Питеру, лежащему на коврике у камина.
Она не получила удовольствия даже от вечеров игры в бридж, в комнате для отдыха на первом этаже, и это было больше всего на нее не похоже. В бридже она была чем-то вроде барракуды, и, если бы считалось приличным играть на ставки в смешанной компании, она могла бы подготовить себе денежное приданое к свадьбе (конечно, не весь выигрыш). Билл был тоже хорошим партнером по бриджу; у него были оба качества: он понимал основные правила и позволял Лотти руководить им. Она считала, что была некая поэтическая справедливость в том, что он проводил большее количество вечеров игры в бридж в качестве марионетки.
- Пит, - прошептала она. - Эй, Пит, прекрати!..
Она погладила собаку. При ее прикосновении Питер оскалился и зарычал, обнажив редкие оставшиеся зубы. Потом он открыл глаза - больной и здоровый - и как будто пришел в себя, потому что сделал неуверенную попытку вильнуть хвостом.
- С тобой все в порядке? - спросила Андерсон.
Их партнерами в «Оверлуке» иногда были Компсоны, но чаще Верекеры. Доктору Верекеру было чуть больше семидесяти, он был хирургом и ушел на пенсию после сердечного приступа, едва не закончившегося летальным исходом. Его жена много улыбалась, разговаривала тихим голосом и смотрела глазами, блестящими как никель. Они играли в бридж только по правилам, но продолжали обыгрывать Лотти и Билла. Когда мужчины играли против женщин, они выигрывали у Лотти и Мальвины Верекер. Когда Лотти играла с доктором Верекером против Билла и Мальвины, она и доктор обычно побеждали, но это не доставляло ей удовольствия, потому что Билл был тупицей, а Мальвина игру в бридж считала ничем иным как светским развлечением.
Питер лизнул ее руку.
- Тогда спи. И не вой больше.
За два вечера до этого, когда доктор и его жена пошли четырьмя трефами, чего они абсолютно не имели права делать, Лотти перемешала все карты во внезапной вспышке злобы, что было совсем не похоже на нее. Обычно она намного лучше контролировала свои чувства.
Питер лег поудобнее и закрыл глаза. Встревоженная Андерсон встала перед ним на колени.
Он думает об этой штуке.
— Ты должен был пойти с пик в третьей взятке! — кричала она на Билла. — Мы бы закончили игру на этом!
Подождав немного, она вновь легла в постель. Когда наконец ей удалось заснуть, ей приснился странный сон. Она блуждала в темноте... но не искала ничего конкретного, а как будто убегала от чего-то. Она была в лесу, ее лицо и руки царапали ветки, иногда она спотыкалась о торчащие из земли корни деревьев. А потом недалеко от нее вспыхнул ужасный зеленый свет, похожий на дьявольский огонь.
— Но дорогая, — нервно сказал Билл, — я думал, у тебя нет пик.
Бобби Андерсон почувствовала, что у нее выпадают зубы.
— Если бы у меня не было пик, я бы не пошла с двух карт этой масти, неправда ли? Почему я продолжаю играть с тобой бридж, я не знаю!
Ей было совсем не больно. Некоторые зубы падали на землю, другие оставались во рту, на языке или под ним. Один зуб упал на блузку, другой попал за воротник, и она кожей ощущала его...
Свет. Зеленый свет. Свет...
Верекеры смотрели на них в легком изумлении. Позже, этим же вечером, миссис Верекер, с блестящими как никель глазами, скажет своему мужу, что считала их славной парой, такой милой, но когда Лотти смяла карты, она выглядела как ведьма.
...в нем было что-то ужасное.
Этот свет напоминал внезапно поднявшийся ветер, предвещающий перемену погоды. Но Андерсон знала, что это было больше, чем просто что-то ужасное. Она схватила часы и поднесла их к глазам. Боже! Она проспала без малого двенадцать часов...
Билл смотрел на нее разинув рот.
Андерсон медленно направилась в гостиную и там увидела Питера, лежащего на боку с откинутой головой, вываленным языком и вытянутыми лапами.
Умер, - подумала она. - Питер умер. Умер во сне.
— Я прошу прощения, — сказала Лотти, подбирая вожжи своего контроля и мысленно встряхивая ими. — Думаю, мне не очень хочется играть. Я плохо спала.
Она подошла к собаке, заранее поеживаясь от необходимости прикасаться к окоченевшему телу, как вдруг Питер издал сдавленный звук. Андерсон остолбенела от неожиданности. Она окликнула собаку по имени, и Питер залаял в ответ, словно удивляясь, как это он так долго спал.
— Очень жаль. — Ответил доктор. — Обычно этот горный воздух, а мы ведь на высоте почти в 12 000 футов над уровнем моря, — очень способствует хорошему отдыху. Меньше кислорода, знаете ли. Тело не…
- Да, дружок, сони мы с тобой, - улыбнулась она.
Питер встал, потягиваясь, сперва на передние, потом на задние лапы. Оглянувшись по сторонам, он направился к двери. Андерсон открыла ее. Питер замер на мгновение, как бы решая, стоит ли мокнуть под дождем, потом вышел и направился по своим делам.
— Я видела плохие сны, — коротко сказала ему Лотти.
Стоя посреди гостиной, Андерсон думала: почему она вдруг решила, что пес умер. Что с ней случилось? Потом она поплелась на кухню, чтобы приготовить поесть... если можно считать завтраком прием пищи в три часа дня.
По дороге она завернула в ванную. Разглядывая себя в висящее там зеркало, она увидела женщину лет сорока. Седеющие волосы, серо-голубые глаза.
Она попыталась улыбнуться. Ну, зубы пока еще все при ней. Этому способствует и ее любимая зубная паста. Как бы удостоверяясь в их наличии, она провела по ним пальцем.
И это было действительно так. Не просто плохие сны, а кошмары. До этого, она видела не более одного (что без сомнения говорило о чем-то неприятном и фрейдистском, о ее душе), даже будучи ребенком. О, да, было несколько довольно скучных снов, скорее даже один, который она могла вспомнить, и который наиболее подошел бы под определение кошмара: в нем она на школьном собрании держала речь о Лучшем Гражданстве и, вдруг, посмотрев вниз, она обнаружила, что забыла надеть платье. Позже ей кто-то сказал, что практически у каждого был похожий сон.
Но все-таки что-то не так.
Сырость.
То, что ей снилось в «Оверлуке» было намного хуже. Это не было случаем одного и того же сна, или повторением сновидений с небольшими изменениями; они все были разными. Только сюжет был похожим: каждый раз она оказывалась в разных частях отеля «Оверлук». Каждый сон начинался с понимания того, что она спит, и что произойдет нечто ужасное и пугающее в течение сна. И неизбежность этого была чрезвычайно пугающей.
Ее одежда насквозь отсырела.
Бобби Андерсон торопливо переоделась в сухое, и мысли о ночном кошмаре сменились заботой о позднем завтраке.
В одном из них она спешила к лифту, потому что опоздала на обед, так опоздала, что Билл, вне себя от злости, спустился в низ до нее.
2. АНДЕРСОН КОПАЕТ
Три следующих дня непрестанно лил дождь. Андерсон бесцельно бродила вокруг дома, прогулялась с Питером в поселок за несрочными покупками, выпила пинту пива, а также успела переслушать почти все свои старые пластинки. Изнывая от скуки, она на третий день расчехлила пишущую машинку, думая, что, возможно, начнет новую книгу. Замысел этой книги возник в ее голове давно, но она до сих пор не \"созрела\" для того, чтобы приступить к работе. Может быть, вид машинки хоть немного подстегнет ее!
Она вызвала лифт, который тут же приехал, но в нем не было никого кроме лифтера. Слишком поздно она подумала, что это странно; в такое время обычно с трудом втискиваешься. Глупый отель наполовину пуст, но лифт смехотворно мал и для такого количества людей. Ее беспокойство усилилось, когда лифт спустился и продолжил двигаться вниз… слишком уж долго. К этому моменту они должны были доехать до вестибюля или даже до подвала, но лифтер все не открывал двери, и чувствовалось, что они продолжают спускаться. Она дотронулась до его плеча, со смешанным чувством негодования и паники, слишком поздно осознав, каким мягким он был, каким странным, как чучело, набитое гнилой соломой. И когда он повернул голову к ней и ухмыльнулся, она увидела, что лифтом управляет мертвец: лицо трупного зеленовато-белого цвета, впавшие глаза, волосы под фуражкой безжизненные и сухие. Пальцы, обхватившие переключатель были гнилыми до костей.
Питеру тоже было скучно, и он развлекался тем, что частенько скреб лапой дверь, чтобы его выпустили во двор, но тут же возвращался обратно. Через полчаса церемония повторялась.
Барометр падает, - думала Андерсон. - Все дело в этом. Поэтому мы оба скучаем.
Как только она подготовила свои легкие, чтобы пронзительно закричать, труп переключил рукоятку и произнес хриплым пустым голосом: «Ваш этаж, мадам». Дверь открылась, чтобы она увидела языки пламени, базальтовые плато и ощутила зловоние серы. Лифтер привез ее в ад.
Она села за машинку, пытаясь настроиться на книгу. Бесполезно! Ее пальцы бессмысленно стучали по клавишам, заполняя чистый лист фантастическим набором букв, цифр и знаков препинания. Она выдернула испорченный лист, в раздражении скомкала его и отшвырнула прочь.
Едва позавтракав, она позвонила в университет, на факультет английской литературы. Джим там уже не преподавал восемь лет, но на факультете у него оставалось много друзей, и они знали, где его можно найти.
В другом сне, она была на спортивной площадке, время шло к концу полудня. Свет был необычайно золотым, хотя небо покрывали черные грозовые тучи. Дальше на западе, между двумя острыми, как зубья пилы, вершинами виднелась колеблющаяся пленка ливней. Это было похоже на Брюгхель, одновременно солнечный свет и низкое давление. Вдруг она что-то почувствовала рядом с собой. Что-то в живой изгороди. Леденея от ужаса, она развернулась, чтобы увидеть, что это изгородь: звери, в форме которых были подстрижены кусты, оставили свои места и крались к ней, львы, буйвол, и даже кролик, всегда казавшийся таким смешным и дружелюбным. Их жуткие ветвистые морды были направлены к ней пока они медленно передвигались к спортивной площадке на своих ветвистых лапах, зеленых, бесшумных и смертельно опасных под черными грозовыми тучами.
Трубку сняла Мюриел, секретарша декана. Джим Гарднер, поведала она Андерсон, читает сейчас лекции в Бостоне.
- Значит, он вернется... когда? Четвертого июля?
- Ну, этого я точно не знаю, Бобби, - улыбнулась в трубку Мюриел. Ты ведь знаешь Джима. Последнюю лекцию он прочтет тридцатого июня. Это все, что я могу тебе сообщить.
Во сне, от которого она только что очнулась, отель горел. Она проснулась в их комнате и обнаружила, что Билл ушел, а по комнате медленно расстилается дым. Лотти выбежала в своей ночной рубашке, но потерялась в узких укутанных дымом коридорах. Со всех дверей куда-то исчезли номера, и не было возможности определить, бежишь ли ты к лестнице и лифту или в другую сторону. Она завернула за угол и увидела Билла, стоящего на карнизе, он указывал рукой на что-то за окном. Каким-то образом она пробежала весь путь к саду за отелем; он стоял там, на пожарной лестнице. Она уже чувствовала, как жар касается ее спины сквозь тонкую, прозрачную ткань ночной рубашки. «Должно быть, пламя где-то позади меня, — подумала она. — Возможно, паровой котел. Нужно не спускать с него глаз, потому что, если этого не делать, огонь (она) подкрадется к тебе незаметно». Лотти шагнула вперед, как вдруг, что-то, похожее на питона, обхватило ее руку и удержало на месте. Она увидела, что был пожарный шланг, один из тех, что висели в коридоре, белый брезентовый шланг в ярко-красной рамке. Каким-то образом он ожил и теперь скручивался и обматывался вокруг нее; вот он стягивает ей ногу, вот вторую руку. Она оказалась связанной очень быстро, становилось все жарче и жарче. Лотти уже совсем близко могла слышать яростное потрескивание пламени. Обои начали отставать и покрываться волдырями. Билл ушел по пожарной лестнице. И теперь, она…
Поблагодарив ее, Андерсон повесила трубку. Она представила себе Мюриел - высокую, рыжеволосую, настоящую ирландку. Интересно, спит ли она с Джимом? Очень даже может быть. Андерсон почувствовала укол ревности, но не слишком сильный. Мюриел - отличная деваха. Разговор с Мюриел немного поднял ей настроение: о ней помнят, она, хоть и условно, не выпала из сферы человеческих взаимоотношений.
Зачем ей был нужен Джим? Во время разговора с Мюриел она наконец сумела это для себя сформулировать. Все дело в ее находке. Ей нужно посоветоваться с ним не насчет писания, а насчет копания. Она просто не хочет делать это сама.
Она проснулась на большой двуспальной кровати, никакого запаха дыма, Билл Пиллсбэри спал сном заслуженной глупости рядом с ней. Она вспотела, и, если бы не было так поздно, она бы приняла душ. Было пятнадцать минут четвертого.
- Я никому ничего не должна, Пит, - сидя в кресле, обратилась она к собаке. Питер внимательно взглянул на нее, как бы говоря: \"А что ты тогда хочешь, малышка?\" Андерсон выпрямилась, как бы впервые за последние дни увидев Питера по-настоящему. Питер тут же перевел взгляд на кончик своего хвоста. На мгновение ей показалось, что с псом что-то происходит... что он изменился, но она не могла понять, как именно.
Доктор Верекер рекомендовал ей принимать снотворное, но Лотти отказалась. Она не доверяла всем средствам, которые нужно принимать телу для усыпления сознания. Это все равно, что добровольно отказаться от управления своим кораблем, и она поклялась себе никогда этого не делать.
Ей вспомнилось, как недавно ей померещился голос сестры Анны: Ты такая же ненормальная, как дядя Френк, Бобби. Что ж... возможно.
И она углубилась в изучение старой брошюры, изданной университетом штата Небраска по вопросам причин гражданской войны. Там, снаружи, продолжал лить дождь.
Но что же ей делать следующие четыре дня? Хорошо, доктор Верекер по утрам играет в шаффлборд со своей никелеглазой женой. Возможно, она его навестит и попросит, в конце концов, рецепт.
На следующий день небо слегка прояснилось. Выглянуло солнышко, но на дворе было все еще слишком свежо. Андерсон немного побродила вокруг дома, а в голове ее, как назойливая муха, жужжала одна и та же мысль: нужно пойти в лес и выкопать это. Она гнала ее от себя, но желание выяснить, что это за предмет, только возрастало.
В десять они с Питером позавтракали (Питер ел с большим аппетитом, чем обычно, и Андерсон приписала это прекратившемуся дождю), и только после завтрака она решила умыться.
Выходя из дому, Бобби нацепила на голову старую ковбойскую шляпу. Следующий час она провела в саду, исправляя нанесенный дождем ущерб. Она подвязала горошек и с удовлетворением подумала, что дядя Френк похвалил бы ее.
Лотти посмотрела над собой на белый высокий потолок, призрачно мерцающий, и опять призналась себе, что «Оверлук» был очень большой ошибкой. Ни одна из реклам «Оверулка» в газетах «Нью-Йоркер» или «Амеркиан Меркури» не говорила о том, что отель действительно своеобразный, и, кажется, делает с людьми какие-то странные вещи. Еще четыре дня, это слишком. Это было ошибкой, хорошо, но той ошибкой, которую она никогда не признает; или все-таки следует? На самом деле, она была уверена, что могла бы.
Освободилась она к одиннадцати. И лишь теперь направилась в сарай, где из-под груды хлама вытащила старую кирку и небольшую лопатку. Закрыв дверь сарая, она направилась к калитке.
Питер направился следом за ней.
Нужно не спускать глаз с парового котла, потому что, если этого не делать, она подкрадется к тебе незаметно. В любом случае, что это значило? Или это была одна из тех бессмысленных вещей, которые иногда появляются во снах, таких непонятных? Конечно, здесь без сомнения есть паровой котел в подвале, или где-то еще, чтобы обогревать отель; даже летним курортам иногда нужны обогреватели, ведь так? Даже просто для подачи горячей воды. Но красться? Разве может паровой котел красться?
- Нет, Питер, - Андерсон указала рукой в сторону дома.
Нужно не спускать глаз с парового котла.
Питер замер, ошеломленный, потом сделал нерешительный шаг в ее сторону.
- Нет, Питер.
Это похоже на одну из этих бредовых загадок:
Собака поняла и, понурив голову, побрела к дому. Андерсон стало жалко Питера, но она еще помнила реакцию Питера на тарелку в земле. Не стоит брать его с собой. Помедлив секунду, она проследила, как пес взобрался по ступенькам, открыл лапой дверь и вошел в дом.
Почему бежит мышь; когда ворон похож на письменный стол; что такое крадущийся паровой котел? Может это как с живой изгородью? Ей снился сон, в котором изгородь кралась. И пожарный шлаг, который — что? — что? — полз?
Она подумала: Что-то в нем изменилось... что-то изменилось. Что именно? Она не знала. Но на мгновение, как вспышка, в голове промелькнул ее сон: ядовито-зеленые огни и зубы, без всякой боли выпадающие из десен.
Потом видение улетучилось, и она направилась к месту своей находки. Мокрая трава неприятно чавкала у нее под ногами.
Ее пробрал озноб. Не надо думать о снах ночью, в темноте. Это причиняет… беспокойство. Лучше думать о вещах, которые будешь делать, когда вернешься в Нью-Йорк, о том, как убедить Билла, что ребенок это плохая идея сейчас, пока он не обосновался надежно на месте вице-президента, этот пост был свадебным подарком его отца…
В три часа дня, когда она в полудремотном состоянии рыла землю, ее вернул к действительности все тот же Питер.
Он подкрадется к тебе.
Питер выл.
От звука его голоса по спине Андерсон поползли мурашки. Она отбросила лопату и обернулась, потом приблизилась к загадочному предмету. Это была не тарелка, не ящик - она не могла определить, что же это такое. Ей вспомнилось, как в прошлый раз она будто потеряла чувство времени. Сейчас она потеряла не только чувство времени, но и, казалось, саму себя. Будто бы все это происходит не с ней, а она лишь наблюдает за происходящим со стороны.
…и как его убедить приносить работу домой, чтобы он свыкся с мыслью, что она собирается быть вовлеченной в нее, очень сильно вовлеченной.
Питер все выл, подняв морду к небу, протяжно, жалобно, безысходно.
- Прекрати сейчас же, Питер! - прикрикнула на него Андерсон, и собака, слава Богу, умолкла. Потому что еще немного - и Бобби мчалась бы отсюда без оглядки.
А может, весь отель крался? Возможно, это и есть ответ?
Теперь она должна решиться приблизиться к предмету. Андерсон шагнула - и вскрикнула от неожиданности: кто-то дотронулся до ее спины. Питер коротко взлаял, как бы отвечая, и вновь воцарилась тишина.
Я сделаю его хорошей женой, зло подумала Лотти. Мы будем работать вместе, так же как мы работаем партнерами по бриджу. Он знает правила игры и знает достаточно, чтобы позволить мне управлять им. Это будет как бридж, именно так, и то, что мы здесь проигрывали, ничего не значит, это всего лишь отель, и сны…
Андерсон поискала глазами, что же коснулось ее, и вдруг вспомнила: блуза! Ее собственная блуза, небрежно брошенная на куст. Когда же она сняла ее? Прошедшие четыре часа оставили в памяти лишь фрагменты, и она не могла бы подробно сказать, как провела их.
И подтверждающий голос: Так и есть. Весь отель. Он… крадется.
Ею внезапно овладело чувство, которое можно было бы назвать смесью священного восторга со священным ужасом. Во всяком случае, оно было могучим, не просто сильным, а могучим.
«О, черт!», — прошептала Лотти Килгаллон в темноте. Ее напугало осознание того, как сильно расшатаны ее нервы. Как и в другие ночи, она уже не сможет уснуть. Она будет лежать здесь, в кровати, пока солнце не начнет подниматься и тогда, на час, или около того, забудется в тревожном сне.
Лопата и кирка валялись на земле. Подняв лопату, Андерсон принялась ритмичными движениями углублять выкопанную ею яму, которая была уже не менее четырех футов глубиной. Серый металлический предмет, выступающий из земли на три дюйма, являлся, очевидно, верхушкой какого-то гигантского предмета. Серый металл... какой-то предмет...
Курение в постели — это плохая, ужасная привычка, но Лотти стала оставлять сигареты в пепельнице на полу рядом с кроватью, на случай плохого сна. Иногда это ее успокаивало. Она протянула руку, чтобы взять пепельницу и ей в голову внезапно пришла мысль, как открытие:
С трудом разогнув спину, женщина медленно приблизилась к предмету и протянула руку. Питер взвыл, и по ее спине опять побежали мурашки.
Он крадется, весь отель, — как будто он живой!
- Питер, ради всего святого, ЗАТКНИСЬ!
И в тот же момент рука, которая незаметно появилась из-под кровати крепко, …почти похотливо схватила ее за запястье. Пальцевидный брезент непристойно царапал ее ладонь, и она поняла, и там что-то было, все время там что-то было, Лотти начала кричать. Она кричала, пока ее горло не заболело и охрипло, глаза вылезали из орбит, Билл проснулся и, мертвенно-бледный, с ужасом смотрел на нее.
Она прикрикнула на собаку с несвойственной ей яростью - ну сколько же можно выть?!
Когда он включил лампу, она спрыгнула с кровати и, забившись в дальний угол комнаты, свернулась клубком, засунув в рот большой палец.
Оказавшись в непосредственной близости от своей находки, она моментально забыла о Питере и нанесенной ему обиде. Несколько мгновений она заинтересованно изучала предмет, потом нерешительно коснулась его рукой. И вновь это странное ощущение вибрации - появилось и исчезло. Ей пришла в голову мысль о глухо рокочущем моторе, приводящем в действие гигантскую машину. Металл был невероятно гладким на ощупь - он так и просился в руки.
Она постучала по странному предмету кулаком. Раздался глухой звук, как будто внутри таился огромный колодец. Помедлив, она извлекла из кармана отвертку и, в душе чувствуя себя вандалом, начала царапать ею по металлу. Ни царапинки.
И Билл, и доктор Верекер пытались понять, что случилось, она им рассказывала, но из-за того, что большой палец был еще у нее во рту, прошло некоторое время, перед тем как они поняли, что она говорит: «Оно крадется под кроватью. Оно крадется под кроватью».
Ей бросились вдруг в глаза две вещи, хотя это могло быть и оптическим обманом. Первая: металлический предмет теперь выступает из земли несколько больше, чем прежде, причем его основание шире, чем верхушка. Второе: его верхушка, кажется, немного искривлена. Оба эти момента - если, конечно, это не галлюцинация - являлись одновременно странными и захватывающими, пугающими и невозможными... они не подчинялись законам логики.
Андерсон пробежала пальцами по металлической поверхности, затем сделала шаг назад. Какого черта она занимается здесь всякой ерундой?
И не смотря на то, что они сбросили одеяло, а Билл фактически поднял кровать с пола, чтобы показать ей, что там ничего нет, даже мусора и комков пыли, она оставалась в углу. Когда взошло солнце, она, наконец, покинула угол и вынула палец изо рта, но держалась подальше от кровати. Ее белое лицо, как грим клоуна, было обращено к Биллу Пиллсбэри.
Тебе лучше позвать кого-нибудь, Бобби. Прямо сейчас.
Я позвоню Джиму. Когда он вернется.
— Мы возвращаемся в Нью-Йорк, — сказала она. — Этим утром.
Отличная мысль - позвонить поэту! Будь серьезнее, Бобби. Позвони в полицию.
— Конечно, — пробормотал Билл. — Конечно, дорогая.
Нет. Сперва я хочу поговорить с Джимом. Хочу, чтобы он увидел это. Хочу обсудить с ним это. А пока я еще немного покопаю.
Это может быть опасно.
Отец Билла Пиллсбэри умер через две неделю после того, как упал рынок акций. Билл и Лотти не смогли удержать компанию на плаву, и дело рухнуло. Дела шли плохо, и стали идти еще хуже. В последующие годы она часто думала об их медовом месяце, проведенном в отеле «Оверлук», о снах и о руке, которая прокралась из-под кровати, чтобы сжать ее руку. Она думала об этих вещах все чаще и чаще. Лотти покончила жизнь самоубийством в одной из комнат мотеля в Йонкерсе, в 1949 году, женщина, слишком рано поседевшая и постаревшая. Прошло уже 20 лет, но рука, схватившая ее запястье, когда она потянулась за сигаретами, так ее никогда и не отпустила. В предсмертной записке, оставленной на гостиничной бумаге, было всего одно предложение. Этим предложением было: «Жаль, что мы не поехали в Рим».
Да. Не только может быть - уже стало опасным. Разве она не чувствует? И разве Питер не сигнализирует ей об этом? И еще кое-что... Сегодня утром, сойдя с тропинки, она нашла птенца - чуть не наступила на него. Судя по запаху, животное было мертво минимум два дня, но на трупике и над ним не было ни единой мухи. С таким Андерсон еще не сталкивалась. Ей не удалось обнаружить ничего, что могло бы убить птичку, но причиной вполне могла бы быть и эта торчащая из земли штука. Хотя птенец, безусловно, мог просто отравиться и прилететь сюда умирать.
Иди домой.
А ТЕПЕРЬ ЭТО СЛОВО ИЗ НЬЮ-ГЕМПШИРА
Она отошла от странного предмета и направилась к тропинке, где ее радостным лаем приветствовал Питер. Еще год назад он, несомненно, сперва придирчиво обнюхал бы ее, но теперь он просто приветствовал ее.
- Глупая ты собака, - сказала Андерсон. - Я ведь велела тебе оставаться дома.
Этим долгим, жарким летом, летом 1953 года, летом, когда Джеки Торрэнсу исполнилось 6 лет, однажды вечером, вернувшись из больницы, отец сломал ему руку. Он едва не убил мальчика. Он был пьян.
Но в душе она была рада псу. Если бы не он, она могла бы до позднего вечера работать, не разгибаясь... Тогда бы ей пришлось возвращаться домой в темноте, что вовсе не радовало.
Стоя на тропинке, она оглянулась. Отсюда странный предмет был хорошо виден. Он отчетливо выступал из земли. Впечатление, что предмет - лишь верхушка чего-то огромного, скрытого под землей, усилилось.
Тарелка - вот что я подумала, когда в первый раз попыталась расчистить землю вокруг него пальцами. Стальная тарелка, а не обеденная, подумала я тогда, хотя больше всего это напоминало именно обеденную тарелку. Или блюдце.
Когда его отец появился на улице, шатаясь, заправленный пивом где-то по дороге, Джеки сидел у парадного входа и читал комиксы «Комбат Кейси». У мальчика в груди появилось привычное чувство, состоящее из смеси любви, ненависти и страха при взгляде на своего старика, похожего на огромного, злорадного призрака в своем белом медицинском халате. Отец Джеки был уборщиком в общественной больнице Берлина. Он был как Бог, как Природа — иногда дружелюбный, иногда жестокий. И никак нельзя было узнать, каким он будет сейчас. Мать Джеки боялась его и слушалась во всем. Братья Джеки ненавидели его. И только один Джеки все еще любил его, несмотря на страх и ненависть, а иногда и неуловимую смесь чувств, когда хотелось кричать при виде возвращающегося отца, просто кричать: «Я люблю тебя, папа! Уходи! Обними меня! Я тебя убью! Я тебя очень боюсь! Ты мне нужен!» И казалось, что отец иногда чувствовал, по-своему примитивно — он был глупым и эгоистичным человеком, что все отвергли его, кроме Джеки, самого младшего; он знал, что единственным способом взволновать других можно была дубинка. Но, по-отношению к Джеки, еще была любовь. И бывали времена, когда он слегка ударял мальчика, так что у него начинала идти кровь изо рта, а затем обнимал его страшной силой, убивающий силой, едва ли сдерживаемой чем-либо. И мальчик готов был остаться в этих объятиях, в этой атмосфере хмеля и солода, витавшей вокруг его старика, навсегда, дрожа, любя и боясь.
Чертово летающее блюдце.
Вернувшись домой и наспех приняв душ, она заторопилась готовить ужин. Усталость была слишком велика, и она просто отрезала себе кусок бифштекса, бросив остаток - больше половины - в тарелку Питеру. Поев, она поудобнее устроилась в кресле. Читать не хотелось. На столе лежал ее блокнот. Раскрыв его на чистой странице, Андерсон принялась по памяти рисовать свою находку.
Он спрыгнул со ступеньки и добежал до половины дорожки, вдруг его что-то остановило.
Еще с детства в ней обнаружились способности художника, хотя их нельзя было бы назвать талантом. Она быстро и точно могла сделать набросок по памяти. Этот же рисунок шел очень медленно, но причиной этому могла служить только ее неимоверная усталость. К тому же Питер все время подталкивал ее головой под локоть, требуя ласки.
— Папа, — сказал он, — где машина?
Андерсон потрепала пса по загривку, не отрываясь от рисунка. Краем глаза она увидела, что Питер проковылял через комнату и, открыв носом дверь, приступил к знаменитому собачьему ритуалу, который можно было бы назвать \"задирание лапы на избранный объект\". Поднимая лапу, Питер внезапно потерял равновесие и чуть не упал. Андерсон грустно вздохнула: до этого года Питер никогда не потерял бы равновесия. Ей внезапно вспомнилось телевизионное шоу с Фредом Астором и Джинджер Роджерс, когда они, постаревшие и одряхлевшие, пытались исполнить один из танцев времен их молодости.
Собака повторила попытку, на сей раз более удачно. Когда бигль уже опускал лапу, он случайно задел дверцу ящика, и та раскрылась. На землю вывалились два журнала и письмо. Вставать, чтобы поднять их, Андерсон не хотелось. Вздохнув еще раз по поводу бренности всего живого, она вновь попыталась сосредоточиться на рисунке. Что ж, получилось хоть и не слишком аккуратно, зато похоже. Во всяком случае сосна и странный предмет под ней были вполне узнаваемы.
Торрэнс подошел к нему, и Джеки увидел, насколько он был пьян.
Обведя рисунок рамочкой, она бессознательно принялась как бы дорисовывать вокруг рамочки куб. Странный предмет, заключенный в кубе. Кривизна его верхушки на рисунке была хорошо видна, но вот была ли она на самом деле?
Да. А то, что она назвала металлической тарелкой, на самом деле не что иное, как корпус. Зеркально гладкий металлический корпус какого-то механизма.
— Разбилась, — невнятно ответил он.
Твои мозги плохо работают, Бобби... и ты знаешь об этом, верно?
Входная дверь захлопнулась, и стоящий на крыльце Питер принялся скрести ее лапой, чтобы его впустили в дом. Андерсон направилась к двери, все еще рассматривая свой рисунок. Питер вошел в дом и тут же направился на кухню, как бы надеясь обнаружить в своей миске какой-нибудь не замеченный ранее кусок.
«О…». Теперь надо быть осторожным. Следи за тем, что говоришь. Ради своей жизни, будь осторожным. «Это очень плохо».
Андерсон подняла журналы и письмо, которое оказалось на самом деле не письмом, а счетом за электроэнергию. Счет навел ее на мысль о Джиме Гарднере. Она положила почту на стол в прихожей, вернулась в кресло, перевернула в блокноте страничку и быстро начала копировать свой рисунок...
Потом ее вдруг осенила мысль. Она быстрым шагом вышла в прихожую, выдвинула ящик стола и принялась разыскивать что-то среди груды всякого ненужного хлама. То, что она искала, лежало на самом дне ящика - компас с прикрепленным к нему обломком желтого карандаша.
Его отец остановился и начал разглядывать Джеки своими тупыми свинячьими глазками. Джеки затаил дыхание. Где-то за лбом его отца, под, похожей на газон, щетиной короткой стрижки, происходила оценка ситуации. Стоял горячий полдень, пока Джеки ждал, тревожно уставившись в лицо отца, чтобы увидеть, как отец схватит его своей медвежьей лапой за плечо, протащит щекой по грубой, потрескавшейся коже ремня, поддерживающей его белые брюки, и скажет: «Пойдем со мной в дом, большой мальчик» строгим высокомерным голосом. Это был единственный способ, каким он мог проявить свою любовь, не разрушая себя, — если это не было чем-то другим.
Потом, сидя в кресле, она в третий раз попыталась воспроизвести свой рисунок. Ей не нравилось некоторое несоответствие в нем пропорций предмета по отношению к окружающим деревьям. Наконец она наложила компас на рисунок и обвела вокруг него карандашом, заключая рисунок в кольцо. Внезапно ее губы пересохли от волнения.
Ей каким-то образом удалось заключить в кольцо только сам странный предмет, как бы оторвав его от земли, а ведь диаметр окружности был никак не менее трех ярдов!
Сегодня было что-то другое.
Компас упал на пол, а Андерсон почувствовала, что сердце ее учащенно забилось в груди.
Когда солнце село, Андерсон устроилась на заднем крыльце дома, глядя поверх верхушек растущих в саду деревьев на чернеющий вдалеке лес и прислушиваясь к голосам, звучащим в ее голове.
На лице отца сгущались грозовые тучи.