Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

 В ОСАДЕ



Десант американского моркого спецназа высаживался на чужой берег, где в окружении погибала бригада морской пехо­ты. Десантники быстро плыли на надувных лодках, и Кейт был среди них.

На берегу, вдалеке от полосы прибоя, за густыми зарослями слышалась отрывочная стрельба, заглушаемая частыми взрывами мин.

Кейт знал, что у пехотинцев кончаются патроны, и их об­стреливают из минометов. Он, собственно, даже пони­мал, что почти все окруженные уже мертвы, и новый десант уже ни к чему — он был послан слишком поздно, и, по сути, только лишь для того, чтобы все знали, что все возможное для спасения этой бригады действительно сделано.

«Сейчас эти ублюдки развернутся на нас и попро­буют уничтожить и весь десант, — подумал Кейт. — Вся эта стрельба — только концерт для отвода глаз, ловушка для героического спецназа, который обязательно полезет спасать обреченных на смерть пехотинцев. Сейчас они попробуют уничтожить де­сант, а потом примутся и за стоящий на рейде крей­сер». Кейт все это знал и тем не менее всем сердцем рвался на берег, в этот бой, в эти несущие смерть джунгли. Он оглядел товарищей. Парни были настроены реши­тельно и выглядели так же уверенно и воинственно, как и он сам. Кейт с удовольствием оглядел их, и вдруг понял, что и они тоже уже покойники.

«Какой страшный сон», — подумал Кейт, и в этот момент все вдруг превратилось в кровавый ад.

Из джунглей выбежало несколько морских пехотин­цев. Они побежали к океану, к спасательной, как им казалось, воде, к приближающимся лодкам спецназа.

Какие-то низкорослые черные существа преследовали их, настигали и, догнав, разрывали на части.

Кейт видел разлетающиеся в разные стороны руки, внутренности, головы и ноги, но ничего не мог сделать. Они были еще слишком далеко, и берег, казалось, не приближался.

Пятеро, окруженных черными существами, пехотин­цев стали в круг, в центре которого лежал их раненый товарищ. Они встали лицом к врагам, и попробовали драться, но все их умение здесь, на этом страшном, неизвестном Кейту берегу, оказалось совершенно бес­полезным. Ни один их удар не достигал цели. Казалось, их руки и ноги, каждый удар которых мог бы свалить с ног лошадь, просто проходят сквозь черных, а черные существа тянули к ним длинные, вырастающие вдруг до колоссальной длины, руки и разрывали их на части. Оторванные головы, руки и ноги разлетались и шлепа­лись с тупым шмякающим звуком на белый океанский песок, окрашивая его кровью.

Самый молодой из взвода Кейта, Роберт Меллори из Нью-Джерси, не выдержал, закричал и дал очередь из ручного пулемета.

Пули упали в воду, не долетев до берега, внезапно потеряв свою силу, и Кейт понял: «сейчас примутся и за нас».

И точно: вблизи лодок стали появляться черные су­щества, спецназ стрелял, бил, но ни удары, ни пули, ни ножи не причиняли этим выродкам никакого вреда.

Скоро весь океан вокруг лодки Кейта был красным от крови спецназа. Вода, казалось, кипела, и тут и там, уже в воде, дрались, погибая, его товарищи.

Кейт понимал, что это — чертовщина, борьба с бес­ами, этого просто не может быть, но вот же было! Кейт видел, видел реально и близко! Он сам сидел в одной из лодок, несущихся к берегу и с ужасом думал, что в следующий момент доберутся и до них. И это случилось. Черная голова вынырнула по левому борту, уставилась на Кейта круглыми желтыми глазами и, раскрыв некую щель вместо рта, захохотала неожи­данно тонким, почти детским хохотом. Кейт закричал и стал стрелять по ней почти в упор. Та, не прекращая смеяться, медленно погрузилась в воду, исчезла, а по правому борту появились еще три черные головы.

Теперь уже в ужасе кричала вся лодка. Они стреляли из пулеметов, автоматов и пистолетов, кидали ножи. Дик Френсис схватил одну из голов за волосы и резко ударил ее ножом два раза — в глаза. Голова, захохотав, стала уходить под воду, утаскивая за собой Дика. Он почему-то не мог вырваться, он тонул. Кейт, уже не помня себя, стрелял и бил, и тут вдруг все черные головы исчезли, и Кейт ясно понял: «Это конец».

Днище лодки пробила чья-то черная рука с длинными лягушачьими пальцами. Она, как нож, прошла вдоль лодки, распарывая днище, и его взвод, его ребята один за другим стали проваливаться в океанскую бездну, где на них накидывались, разрывая на части, черные суще­ства.

Онемев, Кейт с ужасом смотрел на приближающийся к нему увеличивающийся разрез, и вот — вылетели оттуда две черные длинные руки, схватили и потащили Кейта под воду.

Он успел набрать воздуха, зажмурился и открыл глаза уже под водой. Он собирался драться, не желая так просто отдавать свою жизнь.

Кейт увидел трех окруживших его со всех сторон черных, ударил двоих обеими руками, они открыли рты, и оттуда пошли вверх пузыри. Кейт понял, что они смеются, но у него уже кончился воздух, кислорода в легких не осталось, и перед глазами пошли круги. Он выхватил нож, существа взмахнули руками, как черны­ми крыльями, положили их ему на голову, и тут Кейт проснулся.

В холодном поту он лежал на койке в своей каюте и смотрел на бьющие через иллюминатор солнечные лу­чи. Затем молча встал и пошел умываться.

Умывшись, он вернулся и стал механически одевать­ся. Зазвенел будильник. Кейт нажал на кнопку и вышел на палубу.

Ядерный ракетоносец ВМС США «Миссури» уверенно рассекал носом гладь Тихого Океана. День был солнеч­ный и спокойный, дельфин-афалина весело выпрыгивал из воды перед мощным крейсером, и ничего не предве­щало никакого несчастья и никаких неприятностей.

Кейт стоял, облокотившись о фальшборт, смотрел на ослепительно синюю воду, на такое же небо, на четкую линию горизонта и убеждал себя в несерьезности про­исшедшего.

«Да, конечно, — говорил он себе, — этот сон никогда не обманывал тебя. Это правда. Он никогда не снился тебе просто так. На протяжении всех лет твоей работы, до самого нелепого ее финала, этот кошмар всегда бывал в руку. Я согласен. Но тогда ты был другим человеком, и сон соответствовал твоему психофизическому состоя­нию. Организм предупреждал тебя о приближающихся неприятностях совершенно определенного толка. Но те­перь — другое время, и ты — другой человек, и тебе уже не надо никого спасать и никого убивать. Ты должен забыть того, прежнего, вычеркнуть его из памяти, также как и дурацкий кошмар. Он тоже всего лишь досадное воспоминание, и ничем другим быть не может. Ну по­думай сам, о каких неприятностях он может предуп­реждать тебя, стареющего корабельного кока? О том, что у тебя пригорит говядина или какие-нибудь идиот­ские пиццы? Сейчас — мирное время, все страны раз­оружаются, нам ничего не угрожает, да и что вообще может угрожать нашему крейсеру в этом месте океана? Да и в любом другом! Одного «Томагавка» хватит, чтобы решить самую крупную проблему,» — убеждал себя са­мого Кейт, глядя на поверхность спокойного океана.

Но внутри его какой-то другой голос на все аргументы твердил одно: «Но ведь за все долгое время, что ты работаешь коком, этот сон не приснился тебе ни разу!»

И Кейт не знал, что возразить ему.

В конце концов он вздохнул и отправился на камбуз заниматься завтраком, обедом и праздничным ужином, так ничего и не решив, не убедив себя абсолютно ни в чем. Лишь громадным усилием воли он смог отогнать прочь мысли о сне, перекликавшиеся с мыслями о про­шлом, став думать конкретно о праздничном столе.

День обязывал к этому.

Пятьдесят лет назад в этот день внезапная атака японцев уничтожила американский флот в Пирл-Харборе, и сегодня, чтобы ознаменовать эту дату, крейсер «Миссури», краса и гордость американских военно-мор­ских сил, стяжавший славу еще во время битв второй мировой войны, опять шел на Гавайи.

Это был последний поход крейсера. После торжеств крейсер должен был разооружиться и стать на вечный прикол в музее Славы. Приказ об этом произнесет се­годня, поднявшись на борт «Миссури», сам президент.

Так что экипаж крейсера старался сделать все, чтобы и в своем последнем походе их корабль выглядел вели­колепно. На борту кипела работа. Все свободные от вах­ты матросы драили палубы, отсеки, каюты крейсера. Ни на одном стекле не было ни одного пятнышка. И даже первый помощник капитана Круль, ненавидимый всем экипажем за заносчивость и дрянной характер, не нашел бы к чему придраться. Уборка была проведена на со­весть. И не случайно.

Сегодня был День рождения капитана, а старика на судне любили. Его любили все. И даже Круль, считав­шийся только с собственным мнением и полагавший себя реальным командиром корабля, скрипя сердцем, был вы­нужден мириться с капитанским авторитетом. Красавец ракетоносец, сияя на солнце металлическими частями, гордо входил в порт Пирл-Харбор.

Кок Кейт Рейбок снял рабочий халат, взял папку и отправился к капитану принять заказ на праздничное блюдо. Переодевшиеся в парадную форму, нарядные и торжественные матросы и офицеры удивленно погляды­вали ему вслед.

— Кейт! — не выдержав, подлетел к нему один из младших офицеров. — Ты почему не в белой форме? Ведь сам Президент приедет!

— По мне он скучать не будет, — усмехнулся Кейт и подтянул офицеру галстук. — Послушай, — с мягкой укоризной, продолжил он, — ты же на флоте служишь. Ты должен выглядеть хорошо. Давай, будь здоров, — Кейт потрепал офицера по щеке и пошел дальше.

— Кейт! — то и дело окликали его. — Ты почему не в парадной форме?

— Да нет у меня ее вовсе, — отшучивался он на ходу.

Старшие офицеры находились в штабной каюте. Ка­питан разговаривал по телефону.

— Нет-нет, — успокаивал он человека, чей взволно­ванный голос слышался в трубке. — Передайте ему, чтобы он не волновался. С нашей стороны все готово, Все будет в абсолютном порядке. Да!

— О, Господи, — вздохнул капитан, положив трубку.

— Это будет настоящий зверинец!

Круль, услышав эти слова, явно комментирующие приезд на корабль президента, с возмущением обернулся и хотел было сказать что-то, что покажет его, Круля, лояльность, патриотичность и уважение к таким святым вещам, как президент, мундир и национальный гимн, как в дверь постучали, и охранник доложил:

— Рейбок, сэр!

— Пусть войдет, — обрадованно сказал капитан, и Кейт Рейбок шагнул в штабную каюту.

Он оглядел смеющимися глазами прифранченных, пахнущих одеколоном, офицеров и обернулся к капи­тану Взгляды их встретились, и капитан, сам в парадной форме, с длинным рядом орденских планок, опустил, чтобы не рассмеяться, глаза и деланно строгим тоном спросил:

— Почему ты не в парадной форме, Кейт?

— Я отдал ее в химчистку, сэр, — доложил Кейт,

— Кейт, — сказал капитан. — Если бы у меня было столько наград и нашивок, как у тебя, я бы не снимал ее даже в постели!

— Вам все-таки придется надеть форму! — не вы­держав, вмешался Круль. — На всякий случай. Вдруг мы сможем представить вас Президенту, — язвительно добавил он.

— Мне совсем не кажется это хорошей идеей, сэр,

— сказал Кейт капитану и тут же, не дожидаясь его ответа, заявил, повернувшись к Крулю:

— Я думаю, на этот раз вы согласитесь с командо­ванием и мной, не правда ли?

Круль осекся и с ненавистью уставился на нахального кока. Кейт спокойно выдержал его взгляд и опять обер­нулся к капитану:

— Мне надо обсудить с Вами праздничное блюдо, сэр.

— Да-да, для моего Дня рождения, — пробормотал капитан.

— Знаешь, наверное надо приготовить 50 галлонов вулеваса.

— Я могу приготовить и грог, сэр, — зная капитан­ский вкус, предложил Кейт.

— Нет-нет, это же не для меня, это для команды. Она это любит, — сказал капитан.

— О\'кей, — кивнул головой Кейт. — Всего хорошего, сэр!

И, демонстративно поклонившись Крулю, вышел.

Круль взял стул, поднес его к столу, за которым сидел капитан, поставил, стукнув об пол ножками, и сел против капитана.

— До каких же пор, сэр, — отчеканивая каждую букву, начал Круль взыскательным тоном. — Вы будете терпеть этого паяца? Я знаю, Вы считаете его хорошим поваром, но этого не...

— Он не просто хороший повар, — резко оборвал его капитан. — Вы даже не представляете себе, кто он. Так что, оставьте его в покое, помощник.

Кейт возился в камбузе, поглядывая в телевизор, где шел праздничный репортаж с борта его крейсера.

— Орудия главного колибра этого корабля ознамено­вали победу в заливе, уничтожив бункеры! Япония под­писала капитуляцию на борту «Миссури», — вещал тор­жественный голос диктора за кадром. — И сегодняшняя церемония — это не только воспоминание о войне, это —церемония мира!

Кейт увидел поднимающегося на борт президента.

— Эй, началось! — крикнул он возящимся у плит помощникам. — Давайте, ребята, готовьте получше, а то вдруг президент обидится! Он ведь уже здесь!

— Будет сделано, шеф! — со смехом отвечали ему.

— И вот сейчас президент распорядился, чтобы ядер­ное оружие было снято с борта этого корабля. Наверно, ни одна его пушка больше не выстрелит, и уже через неделю он займет достойное место в музее Славы, — бодро говорил тем временем диктор.

Камеры давали на весь экран изображение устраша­ющих орудий крейсера, а судовой кок Кейт Рейбок весело перешучивался со своими помощниками и шин­ковал морковь, готовя праздничный, по случаю Дня рож­дения капитана, ужин. При этом Кейт тщетно пытался отогнать от себя мысли о взгляде Круля. Он заставлял себя не думать, не анализировать и не рассуждать о том «нечто» в глазах первого помощника, что так обеспоко­ило корабельного кока, и опять напомнило ему об уви­денном сегодня сне.

Между тем, праздник по случаю Дня рождения капи­тана готовился не только на камбузе.

— Как же помощник Круль собирается сажать этот вертолет на палубу? — обратился старший матрос Джон­сон к прыщавому мичману Тейлору, известному всем как «правая рука» и «шестерка» Круля.

Праздничная церемония уже закончилась, ракетоно­сец вышел из порта и взял курс на Штаты, и команда занималась своими обычными делами.

— Что они, камикадзе? — недоумевал Джонсон. — И вообще, разве не капитан дает соглашение принимать или не принимать вертолеты?

— Как он может согласиться или не согласиться при­нимать сюрприз на собственный День рождения! — с горячностью стал вталкивать громадному Джонсону ко­ротышка мичман. — Круль посадит вертолет, это ясно, и мы все поможем ему в этом. Ты лучше посмотри, кто летит! — он с гордостью открыл перед носом старшего матроса иллюстрированный журнал с полуобнаженной красоткой на развороте.

Джонсон окинул взглядом ее фигурку и восхищенно присвистнул.

— Ну! — довольно сказал мичман. — Мисс Июль-89! Как мы можем не посадить такие сиськи, сам подумай!

Тут он заметил мелькнувшего в переходе Круля, су­нул журнал Джонсону и побежал вслед за первым по­мощником.

Тейлор выскочил на палубу, увидел Круля, раздра­женно спорившего о чем-то с офицером охраны и поч­тительно остановился в нескольких метрах от них.

— У меня нет сейчас времени говорить об этом! — резко сказал Круль, повернулся и пошел прочь.

Офицер охраны догнал его и встал у него на пути, не давая Крулю уйти.

— У вас нет времени говорить о безопасности ядер­ного вооружения? — спросил офицер официальным то­ном.

— Может быть, я недостаточно ясно вам объяснил? — заорал Круль. — Все вахты, которые не жизненно важны, должны быть отменены. По случаю Дня рожде­ния капитана! Включая патруль пехотинцев. С крейсе­ром ничего не случится, если один раз в году у его вооружений не будет охраны!

— Нет, твердо сказал офицер. — У нас и так не хватает экипажа для несения вахт.

— Хорошо, — злобно сказал Круль, с ненавистью оглядывая офицера охраны. — Я подчиняюсь, но под давлением. Не думаю что капитан...

— Отлично, — офицер, не дослушав, повернулся и быстро пошел прочь от него.

Круль оглянулся, ища, на ком бы сорвать ярость, Тейлор подскочил к нему и отдал честь.

— Отправляйся на камбуз, — сказал ему Круль. — Увидишь там этого наглеца Рейбока, передай, что я приказал чтобы он и все его недоноски по случаю Дня рождения капитана собрались в кают-компании точно к семи часам. Это приказ и все свои соображения по этому поводу великий Рейбок может засунуть себе в задницу.

— Есть, сэр! — Тейлор щелкнул каблуками и с ра­достью помчался выполнять поручение.

Будучи человеком, не имеющим чувства собственного достоинства, он никогда не упускал возможности уни­зить людей, которых считал гордыми и чересчур неза­висимыми.

А на камбузе между тем было весьма весело. Повара, наполнив кастрюли и сковороды, поставив их на плиты и в духовые шкафы, врубили на полную мощность маг­нитофон и восхищенно смотрели, как поваренок Хьюго, маленький и гибкий как ящерица, скинув халат, выде­лывает чудеса брейка.

— Давай Хьюго, давай! — отбивая ладонями такт и сам пританцовывая, подбадривал поваренка Кейт. Музыка гремела вовсю, и скоро уже весь камбуз тан­цевал кто как умел вокруг дающего жару Хьюго.

Кейт танцевал и смеялся вместе со всеми. Он старался выглядеть веселым, но ощущение, что на корабле про­исходит что-то нехорошее, ощущение, которое его пре­следовало с самого утра, не только не ушло, но усили­лось и переросло в настоящую тревогу. К тому же у Кейта заболела голова. И эта резкая пульсирующая боль была самым верным признаком надвигающихся непри­ятностей.

«Но что же может произойти? — пытался анализи­ровать ситуацию Кейт. — Что может случиться на этом корабле, в мирное время? Конечно же, ничего! Наверно, я просто старею. Теперь я просто стареющий корабель­ный кок, и голова у меня теперь болит просто так. Пора забывать про все предчувствия и ощущения. Все это мне требовалось раньше, а теперь мне надо только при­готовить вулевас, и прекратить выдумывать».

В этот момент в камбуз вошел мичман Тейлор. Никто не обратил на него никакого внимания. Тогда он, рас­талкивая танцующих, прошел к магнитофону и выдер­нул шнур.

— Кхм-хм! — с важностью откашлялся Тейлор. — Это было очень мило. Унтер-офицер Рейбок, сэр...

«Сэр Круль приказал», — хотел было сказать Тейлор, но Кейт перебил его.

— Можешь не называть меня «сэр», — с очарова­тельной улыбкой сообщил он. — Мы все здесь запаниб­рата.

— Полегче, Рейбок! — надулся Тейлор. — Нам вместе плавать еще неделю!

— Значит, я так и не увижу, как ты достигнешь половой зрелости, — огорчился Кейт.

Кто-то из поваров захихикал.

— Что тебе надо! — плаксиво заговорил Тейлор. — Что ты ко мне прицепился? Думаешь, ты самый крутой? Да у меня приказ самого первого помощника Круля! Вы все должны явиться к семи часам в кают компанию, по случаю Дня рождения капитана! Вы все, понятно?

— Ответ отрицательный, — развел руками Кейт. — Я единственный кто готовит для капитана. Вы с первым помощником могли сначала проконсультироваться у не­го.

 — Рейбок, ты,, по-моему, что-то не понимаешь, — голосом терпеливого учителя сказал Тейлор. — Это же сюр-приз! Вечеринка! Мы с первым помощником соби­раемся устроить для капитана что? Сюр-приз! У Кейта сильно кольнуло в затылке.

— Капитан не любит сюрпризы, — сказал Кейт и поморщился от острой боли,.— Да и я тоже, признаться.

— Это твое дело,
 Тейлор пожал плечами, затем привстал на цыпочки и обвел всех присутствующих гла­зами,

— Круль велел передать, что ваши соображения вы можете засунуть себе в задницу! — выкрикнул он и, не дожидаясь ответа, выбежал из камбуза.

— Что-то очень часто, когда говорят о Круле, звучит слово «задница», — заметил Кейт.

— А ты бы полегче, шеф, — озабоченно сказал кто-то из поваров, — А то ведь он с тебя шкуру спустит.

— Ах, как я испугался, прямо весь задрожал и за­трясся, когда мне сказали об этом, — усмехнулся Кейт, схватил со Стола нож, которым он шинковал морковь и резко метнул его поверх голов в висящую у дальней стены круглую доску.

С глухим стуком нож вонзился в ее центр» С глухим стуком распахнулась дверь, и в капитан­скую каюту быстро вошел Круль.

— Вы меня вызывали, сэр? — настороженно спросил он. 

Капитан внимательно оглядел его, сел в кресло и неприязненно произнес:

— Помощник Круль, как вы, интересно, думаете по­садить на палубу вертолет без моего разрешения?

Круль судорожно сглотнул и уставился на капитана. Он не ожидал, что кто-то донесет старику о его наме­рениях, считая, что предлог «сюрприза» служит надеж­ным прикрытием. Поэтому и вопрос, и тон, которым капитан задал его, произвели на Круля впечатление разорвавшейся бомбы. Тщательно запланированная ве­черинка вдруг оказалась под угрозой срыва. Круль был близок к шоку.

— Это... это была ошибка, сэр! — пробормотал он, лихорадочно соображая, как ему выпутаться из этой ситуации и не получить запрет на посадку вертолета.

—- Ошибкой были ваши намерения, — голосом, в каждой нотке которого звенел металл, заговорил капитан. — А ваши действия были уже прямым нарушением суб­ординации. Мне нужны объяснения, и немедленно!

Но пока он произносил эту отповедь, Круль нашел выход. Объяснения, которых требовал капитан, были готовы.

— Адмирал Бейтс, — с видом невинно страдающего за правду начал Круль, — лично хотел поблагодарить вас за то, что вы хорошо приняли президента. Он при­готовил сюрприз вам на День рождения. Он лично вы­летает с Гавай, и я...

— Адмирал Бейтс? — обрадовавшись, переспросил капитан. — Вот действительно, приятный сюрприз! Ко­нечно, если адмирал летит к нам, и хочет устроить вечеринку, вечеринка у нас будет! Но, — продолжил капитан уже прежним строгим тоном, — чтобы было просто. Свободные от вахты могут при желании посетить ее, но остальные, боевые расчеты, патрули — все по инструкции!

— Слушаюсь! — радостно гаркнул Круль, шагнул к выходу, и тут, как будто только сейчас сообразив, обер­нулся и, интимно наклонившись к капитану, заговор­щически сказал:

— Командир, поскольку адмирал хочет устроить для вас сюрприз, он ведь специально предупредил меня об этом, может быть, вы останетесь в каюте, пока мы не придем за вами?

— Что ж, - сказал капитан. — О\'кей! Я буду приятно удивлен.

Круль радостно засмеялся и, довольный собой, вышел. Он не ожидал, что ему удастся так легко провести старика.

Между тем огромный военный вертолет летел над океаном по направлению к крейсеру.

Среди тридцати-сорока здоровенных мужчин, сидя­щих в салоне, была одна хрупкая миниатюрная девушка. Ее женственность и изящество так резко контрастиро­вали с обстановкой, шумом машин и мрачным видом окружающих ее громил, что она казалось несчастной экзотической зверушкой, которую заманили, поймали в ловушку, и теперь везли показать смазливую мордочку, точеные ножки, красивую грудь.

Она одета в сильно декольтированный черный ком­бинезон. Ткань, подчеркивая белизну и нежность кожи, заканчивалась, едва прикрыв соски ее высокой упругой груди, и дальше вверх поднимались две узкие полоски материи, представляя всем желающим возможность лю­боваться ее изящными руками, плечами и шейкой.

Девушка победила на конкурсе «Мисс - Июль 89», но это было давно. Контракты, заключенные тогда же на рекламу автомобильных покрышек, ароматизирован­ной туалетной бумаги и бюстгалтеров, закончились, а ей опять нужны были деньги. С тех пор прошло уже несколько июлей, и у рекламных агентов появились но­вые точеные ножки, упругие грудки и круглые попки новых «мисс-июлей», а о ней уже никто практически не вспоминал.

Но она была мужественной девушкой, эта красотка Джоан Стэнтон, и предложение принять участие в кон­церте для военных моряков не особенно испугало ее. Тем более, что в этом концерте у нее был всего один танец, а все остальное время занимала некая рок-груп­па, чей солист — здоровенный, с перебитым носом пар­нюга в черной кожаной куртке с клепками, заснув, на­валился не нее всей своей тушей.

Сначала Джоан хотела его столкнуть, но ее саму страшным образом укачало, голова кружилась и лицо, как она подозревала, было абсолютно зеленого цвета...

«Хотя в этой ситуации грамотнее было бы сказать защитного цвета \"хаки\"», — думала Джоан, пытаясь собрать остатки юмора. «Впрочем, — рассуждала она, — вряд ли они будет разглядывать мое лицо. Ведь мо­ряки военного крейсера очень тонкие ценители очаро­вательных женских лиц, вроде этого ублюдка напротив, который вот уже часа полтора как вылупился на мою грудь. Но может быть, у него паралич глазных мускулов? На флот, конечно же, не берут с параличом глазных мускулов. Поэтому вниманию утонченных матросов бу­дет представлена не только грудь с розовыми сиськами, но и круглая попка, отнюдь не самая плохая в Штатах линия бедер, выпуклый лобок, которые будут отлично подчеркнуты этими официальными трусиками, куплен­ными в последний момент. Впрочем, за такой гонорар я могу выступить и вообще без трусиков», — думала Джоан. — «Безусловно, эти моряки богатые и не жадные люди, если за один танец с голой грудью они платят столько. Интересно, сколько они отвалят этим музыкан­там за целый вечер? Ну и громилы же они, я бы скорее подумала, что это команда борцов и боксеров летит на товарищеский матч. Что же он так вылупился на мою грудь, этот негр? Груди, что ли, не видел с младенче­ства? Впрочем, в младенчестве он видел черную...»

— Да, ну и команда же у тебя, —- вспомнила Джоан, что она сказала солисту, когда их представили. — В порту, что ли, грузчиков набирал?

— В каменоломнях! — захохотал в ответ тот. — На урановых рудниках!

И тут же схватил Джоан за задницу. Она дала ему по рукам, и больше не разговаривала. В вертолете им дали места рядом, в середине, где меньше укачивает. Но их все равно укачало так, что этот дегенерат заснул у Джоан на плече, а у нее самой нет сил даже поше­велиться, даже закинуть ногу на ногу, чтобы этот уб­людок напротив посмотрел для разнообразия на ее бедра. Джоан закрыла глаза и попробовала заснуть.

«Закрывает она глаза когда трахается? — подумал, сидящий напротив нее негр. — Интересно, что она кри­чит? Конечно, такая кошечка не будет, как Дейзи, рас­певать \"Yellow submarine\", Наверно, она стонет и ле­печет какую-нибудь дрянь вроде \"ох, ох, еще, милый\", и разную прочую дребедень. Да, таких баб, как Дейзи, еще поискать. Зато вдруг эта кусается? Да нет, вряд ли. Все же жаль, что не удастся ее попробовать. Впро­чем, кто знает? Вдруг шеф именно мне велит отвести се \"прогуляться\"! Я, конечно, найду тогда минут десять. И она будет мне благодарна за это, будет молить: \"Еще! Еще!\" Тем более, что никто кроме нее на этом дурацком крейсере не получит такой возможности. Такая возмож­ность вообще редко кому представляется, чтобы потра­хаться, а потом сразу — раз! и все. За такую возмож­ность, я считаю, Бога благодарить надо. Да, конечно, надо будет постараться показаться рядом с шефом, когда он решит \"прогулять\" ее. Ух, я ее и продеру! Интересно, драл ее когда-нибудь черный? Ставлю сотню, что нет. Но все же у шефа и нервы! Никто не спит, мужики в напряге, ясное дело, такой концерт давать будем, а он, гляди — привалился и давит! Железный мужик! Инте­ресно, сколько же он получит, если мне, рядовому, в общем составу, полтора обещали? Да за полтора я раком через материк попру, не то, что здесь, фигня какая! Подумаешь, крейсер.. В Анголе куда страшнее было...» Вертолет медленно подлетал к «Миссури».

Кейт Рейбок стоял у плиты и длинной деревянной ложкой помешивал в огромной кастрюле загадочное ва­рево ярко-красного цвета.

— Ну как твой вулевас? — с удовольствием потянув
 носом воздух, спросил, проходя к духовке, где пеклись

пиццы, один из помощников.

— Да так, — размышляя о чем-то, задумчиво ответил Кейт. — Добавить еще кое-что надо.

Он отошел в угол, достал поваренную книгу размером с небольшой чемодан, открыл заложенную соломинкой страницу и стал еще раз внимательно изучать рецепт.

С грохотом распахнулась дверь, и в камбуз ураганом ворвался Круль. За ним вприпрыжку летел, выглядывая из-за плеча начальника, мичман Тейлор. За Тейлором бежали три человека из патруля морских пехотинцев.

«Вот оно, началось», — понял Кейт, закрыл книгу и поднял глаза на Круля.

Круль с нескрываемой яростью оглядел поваров и звенящим от гнева и злобы голосом начал:

— Если не ошибаюсь, каждый из вас получил приказ явиться к семи часам в кают-компанию.

Кейт не спеша отложил книгу и, скрестив на груди руки, шагнул к Крулю.

— Ты стой, где стоишь! — заорал Круль, выбросив в его сторону указательный палец. — Остальные пошли! Живо!

Он хлопнул в ладоши и уставился Кейту в лицо. Глаза Круля горели холодной ненавистью.

«Ну и придурок», — подумал Кейт, выдерживая взгляд первого помощника.

Вынужденные подчиниться приказу, повара один за другим стали покидать камбуз. Все это время Круль не сводил с Кейта своего злобного взгляда.

«Наверное, если бы я был порохом, то уже взорвался от такого взгляда. Так что ему повезло, что я уже давным-давно не порох... Или отсыревший порох», — по­думал Кейт, невозмутимо глядя на Круля, и чуть за­метно усмехнулся.

— Знаешь что, Рейбок, — сказал Круль, когда все вышли и принюхался. — Это пахнет просто замечатель­но!

Он повернулся к стоящей рядом с ним кастрюле с кипящим вулесом.

— Что это? — издевательски спросил Круль и на­клонился над ней, рассматривая содержимое. — Омлет с беконом?

Он выпрямился и ткнул пальцем в грудь шагнувшему к нему еще раз Кейта.

— Я долго мирился с твоим дерьмом! — рявкнул он. — Только потому, что капитану нравилось твоя вонючая стряпня. Но на этот раз он не спасет твою задницу!

— Неужели? — с чуть заметной иронией в голосе спокойно спросил Кейт.

Круль злобно усмехнулся, и, глядя на Кейта, с шумом втянул в себя сопли и выхаркнул их прямо в вулевас.

— Это для вкуса! Нравиться? — захохотал он, и чуть не упал, потому, что Кейт двумя руками оттолкнул его от кастрюли.

— Эй! Эй! — закричал Тейлор, хватая Кейта за руки. — Это нападение на офицера!

— Да брось ты! — Кейт выдернул руки и растолкал бросившихся к нему пехотинцев. — Вот нападение на офицера!

И он со страшной силой ударил Круля в лицо. Круль перелетел через стол с нарезанным сыром и с грохотом упал на пол. Кейт тем временем увернулся от одного пехотинца, неуловимым движением схватил его сзади за шею и резко ударил лицом о железный стол для рубки мяса. Пока тот падал, Кейт развернулся к дру­гому, жестким захватом встретил его летящую в ударе руку и с силой швырнул пехотинца в сторону третьего нападающего. Они столкнулись, ударились головами и, не удержавшись на ногах, повалились на пол.

— Да ладно, ладно! Я сдаюсь, — сказал Кейт бла­горазумно державшемуся в стороне от схватки Тейлору и позволил схватить себя вскочившим морским пехо­тинцам.

Они завели ему руки за спину и надели наручники. Круль между тем пришел в себя и теперь стоял на четвереньках, тряся головой. Из рассеченной скулы тек ла кровь. Увидев Кейта уже в наручниках, он удовлетворенно кивнул, пошатываясь, встал и крикнул:

— На гауптвахту его!

Пехотинцы толкнули Рейбока в спину.

— Никто не может посадить на гауптвахту без под­писи капитана! — протестующе заявил Кейт.

— Правильно, — Круль оглядел Кейта с головы дс ног. — Засуньте-ка его... — Круль обвел взглядом по­мещение камбуза, прикидывая в уме вместительные спо­собности кастрюль, духовок и тазов. Поняв, что сварить или запечь строптивого кока ему сейчас не удастся, Круль крикнул:

— В холодильник для мяса! Ну!!!

— Давай, давай, пошел— пехотинцы стали подтал­кивать Рейбока в спину.

Тейлор побежал вперед и услужливо открыл огром­ную железную дверь.

— Теперь я знаю, почему ты кок, — сказал Круль, когда Кейта втолкнули внутрь судовой морозильной ка­меры. — Ты дерешься, как педераст!

На этих словах он резко захлопнул дверь и сунул в скобу для замка длинный нож для колки льда.

Кейт остался один в темноте среди висящих на крю­ках замороженных свиных и говяжьих туш.

А Круль повернулся к одному из морских пехотинцев.

— Рядовой Нэш! — официальным тоном обратился к нему Круль. — Ты поднялся на борт на Гавайях?

— Так точно, сэр! — молодой парень вытянулся и щелкнул каблуками.

Круль с сожалением покачал головой.

— Значит, ты еще не знаешь кока Рейбока. Он на­стоящий психопат!

Круль подошел к стоящему навытяжку пехотинцу вплотную и, доверительно глядя ему в глаза, сообщил:

— Он ненавидит офицеров, он ненавидит Америку! Сегодня — День рождения капитана, и я не хочу, чтобы этот кок испортил нам праздник! Никто не должен с ним говорить, никто не должен его выпускать! А если он постарается выбраться, стреляй вот сюда! — первый помощник капитана легко ударил морского пехотинца пальцем в переносицу. Голова у него дернулась, он сглотнул и заморгал, не сводя с офицера испуганных глаз.

— Я рассчитываю на тебя, парень! — Круль хлопнул его по плечу, оскалился, изображая дружескую улыбку, и вышел из камбуза.

— Слушаюсь, сэр! — прокричал ему вслед новобранец Нэш, ужасно гордый оказанным ему в первый же день службы доверием, и доверием со стороны кого? — самого первого помощника капитана!

«Так, глядишь, я скоро стану сержантом», — подумал Нэш и огляделся. На камбузе он был один. Не считая запертого в холодильнике психопата-кока.

«Ну ни фига себе, — думал Нэш. — Бросаться на офицеров, оказывать сопротивление патрулю... Конеч­но, он психопат! Хотя дерется здорово. И почему это Круль сказал, что он дерется, как педераст? Я, по правде сказать, никогда не видел, как дерутся педерасты, тут Крулю конечно видней. Сразу ясно, что он опытный педе... тьфу! офицер! Ведь не случайно же Круль — первый помощник, а тот кок — всего лишь засранный психопат».

— Еще один холодный день в аду, — тоскливо сказал себе Кейт Рейбок и попробовал усмехнуться. У него ничего не получилось.

— Приготовиться, начинаем посадку! — раздался в динамиках салона вертолета голос пилота.

Солист тут же проснулся и огляделся.

Джоан красила губы, пытаясь хоть им придать бо­лее-менее естественный цвет; Солист поглядел на нее бледно-зеленое лицо и захохотал. Затем он дружески похлопал ее по коленке и подмигнул громадному негру, сидящему напротив.

— Я думаю, американскому флоту колоссально по­везло в том, что мы для начала развлечем команду ядер­ного ракетоносца! — прокричал он сквозь шум машин на весь салон.

— Не правда ли, крошка? — и он, дружески, похлопал Джоан по голому плечу.

— Я надеюсь на две вещи, даже на три, — сказала Джоан, отодвигаясь. — Первая — что я успею сказать «Здравствуйте» прежде, чем меня стошнит. Вторая, — что они не разорвут меня на части. И третья — что ты уберешь куда-нибудь подальше свои вонючие лапы, пока меня не вырвало прямо тебе на брюки. Солист изумленно посмотрел на нее и опять захохотал. «Во дает шеф! — подумал сидящий напротив негр. — Вот это характер!»

Тут вертолет внезапно тряхнуло, подбросило и шум стих.

Они находились на носовой палубе ядерного ракето-
 носца «Миссури».

У Джоан были все основания опасаться, что ее дей- ствительно разорвут на кусочки.

Экипаж, собравшийся на верхних палубах, так за­свистел и восторженно заревел, когда она в своем ком-; бинезончике показалась в проеме открывшейся верто­летной двери, что в первый момент Джоан по-настоя­щему испугалась.

«Пожалуй, за цвет лица тут действительно можно.не : беспокоится», — подумала она, подавая руку подоспев­шему Крулю и медленно спускаясь по вертолетному тра­пу. — Их и в самом деле волнуют куда более серьезные |вещи». И если бы Джоан могла видеть, что происходит в каютах, она, вероятно, порадовалась бы собственной прозорливости. Матросы, не успевшие выйти на палубы, хватали ру­ками на мониторах, транслировавших проход Джоан по палубе, те места, где сейчас находилась ее грудь, бедра. Они лапали руками ее изображение и кричали друг дру­гу как сумасшедшие: — «Мисс-Июль» приехала, понял! На самом деле! Она приехала! И опрометью бросались прочь из кают, наверх, на палубу, ничуть не беспокоясь, что из форменных их штанов заметно выпирают доказательства их радости и возбуждения.

Да, экипаж крейсера уже очень давно не отдыхал и не веселился, и сегодня собирался сделать это на всю катушку.

Пожалуй, только три человека на судне не были воз­буждены.

Первым был капитан, который сидел в своей каюте, соблюдая данное Крулю обещание быть приятно удив­ленным. Старик даже не включил монитор, решив быть честным до конца. Он сидел в кресле и грустно раз­мышлял о своем 72-м Дне рождения, о том, что к ста­рости человек становится совсем одиноким, и от этого пронизывающего чувства уже не спасают дети, внуки, жена, если она еще жива, а спасает только любимое дело. Ему, в общем-то, крупно повезло в жизни, думал капитан, ведь у него есть крейсер — его ребенок, его семья, его друг, его любимое дело одновременно. И это, наверно, справедливая награда за всю его долгую жизнь, в которой он не предавал, не лгал, не крал, в которой основное место занимали чувство солдатского долга и любовь к товарищам по оружию. А товарищами по ору­жию старый капитан считал практически всех людей. Ведь все они, в основной своей массе, стремились к таким же целям, что и он, и ими руководили такие же чувства... Он был идеалистом, старый капитан, и знал это, но совсем не раскаивался, а даже гордился немного своим старомодным идеализмом. «Старина Бейтс, на­верно, опять будет спорить со мной, что я отстал от жизни и ругать, что я балую экипаж, — думал капитан. — Приятно все-таки, что даже в таком возрасте тебя не забывают друзья, несмотря на то, что они адмира­лы...»

Капитан порылся в ящике стола и достал коробку гаванских сигар, которые держал специально для адми­рала.

Вторым человеком, не возбудившимся от присутствия Джоан, был Круль. Наоборот, у него даже прошла та нервозность, которой он доставал членов экипажа по­следнее время. Голова у него сейчас была абсолютно ясной, и он спокойно и холодно еще и еще раз просчи­тывал дальнейшее развитие ситуации, пока вел Джоан по палубам крейсера, поддерживая ее за локоть, а в местах, где надо было повернуться — слегка приобнимая ее за обнаженные плечи — под завистливый и востор­женный рев матросов.

Вдруг Джоан споткнулась и чуть не упала. Круль поддержал ее. 

— С вами все в порядке? — спросил он. — Как вы себя чувствуете?

 — Ничего-ничего,— сказала Джоан. — Просто не-

много укачало в дороге.

— Сейчас мы придем в каюту, вы там отдохнете, переоденетесь. Там вас никто не потревожит, — Круль вел ее по переходам крейсера. — Там уютно и безопасно.

— Да-да, — дежурно улыбнулась ему Джоан, и вдруг поняла, что с ней происходит. «Безопасно» — вот то слово, которое объяснило ее состояние.

Джоан боялась. Она испугалась сразу, сойдя на па­лубу, и боялась до сих пор, по-настоящему, до жути, до головокружения, до полуобморочного состояния. Но боялась не этих парней, как она решила сначала. Ее пугало чувство какой-то другой опасности, исходящей не от соскучившихся по женщинам мужчин, а от чего-то другого, ей неизвестного. И слово «безопасно» было аб­солютно фальшивым и ненужным в этой ситуации. И от этого Джоан стало еще страшнее.

— Вот, — Круль подвел ее к дверям каюты и рас­пахнул их. — Чувствуйте себя совершенно свободно. Никто вам не помешает.

Он откланялся и ушел.

Джоан занесла ногу, чтобы шагнуть через порог, и тут ее окликнули.

— Эй!

Она оглянулась. Поодаль стоял Солист в черной ко­жаной куртке и пристально смотрел на нее.

— Тебя укачало, на, возьми! — он шагнул к ней и протянул несколько таблеток. — Вид у тебя неважный. Прими их, и все как рукой снимет. Две... или три. Я в таких ситуациях принимаю четыре-пять, но тебе хва­тит и трех. И не волнуйся. Все пройдет очень быстро и практически незаметно, — он смотрел на нее пристально и как-то странно усмехался.

«Да он, похоже, меня жалеет! Этого еще не хватало!» — подумала Джоан, молча взяла таблетки, шагнула че­рез порог и захлопнула за собой дверь каюты.

Солист, пританцовывая и насвистывая, направился по переходу. Матросы, встречавшиеся ему, с восхище­нием и радостью глядели на него.

— Ум-ба-па-чиж! Ум-ба-па-чиж! — насвистывал Со­лист.

На ходу он дружески пихнул одного из матросов лок­тем в бок и сказал:

— Фантастика, приятель! Мне у вас нравится! По­кажешь мне крейсер?

И тут, неожиданно, нос к носу столкнулся с первым помощником капитана Крулем, Их взгляды встретились, Несколько секунд стояла напряженная тишина. Они сто­яли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза и, казалось, не знали, что же сказать. Потом Круль закричал:

— Ты почему здесь расхаживаешь? Это тебе военный корабль, а не парк с борделем! Ты что, заблудился?

— Где мой оркестр? — медленно не отводя глаз от Круля, спросил Солист,

— Там! — указал Круль.

—- И вообще, — медленно произнес Солист. — Надо бы мне все проверить... Правильно ли провода подсое­динили...

И, пританцовывая, он обошел Круля и двинулся в указанном тем направлении.

Джоан, войдя в каюту и заперев дверь, огляделась, сбросила с себя все и достала из чемоданчика коробку с гримом и пакет с теми трусиками, в которых плани­ровала выступать. Надела их и критически оглядела себя в зеркало. Грудь, живот, бедра — все выглядело вели­колепно. Трусики подчеркивали прелесть ее фигуры, открывая ягодицы ровно настолько, насколько нужно, и ровно настолько, насколько нужно туго обтягивая ло­бок. Она набросила на голое тело офицерский китель, висевший в каюте, и попробовала сделать несколько тан­цевальных движений, сбрасывая китель по ходу. Ей по­нравилось, но у нее так закружилась голова, что она схватилась руками за спинку стула, и чуть не упала. Придя в себя, шатаясь и подавляя тошноту, Джоан на­лила из графина воды, взяла лежащие на столике таб­летки, которые получила от Солиста и проглотила три.

Ее стало знобить. Она села в кресло, запахнула на себе китель, и несколько секунд сидела, плотно сжав ноги и обхватив себя руками за плечи. Тошнота не про­ходила. Джоан встала, взяла оставшиеся таблетки и про­глотила их, запив водой из графина. Нетвердой походкой она подошла к кровати, упала на нее и потеряла созна­ние.

Третьим человеком, не возбужденным от Джоан Стэнтон, был корабельный кок Кейт Рейбок.

И удивляться этому не приходилось.

В холодильной камере отсутствовал монитор, но даже если бы, он по каким-либо тайным соображениям ко­мандования, там бы оказался, вряд ли вид обнаженных рук, плеч и груди подействовал возбуждающе при тем­пературе ниже нуля.

Так что Кейт Рейбок совсем не был возбужден. Ско­рее наоборот. Человеку со стороны он показался бы даже несколько угнетенным.

— Рядовой! Эй, рядовой! — взывал Кейт.

— Я тебя не слушаю, — отвечал уставившийся в монитор, в котором, виляя бедрами, шла Джоан, рядовой Нэш.

— Слушай, неужели тебе самому не кажется несколь­ко странным, что вместо гаупвахты меня засунули в холодильник?— кричал из-за закрытой двери Кейт.

— Я тебя не слушаю! — крикнул ему Нэш. — Не слушаю я тебя!

— Да выпусти же меня! — рявкнул уже теряющий терпение Кейт. — Будешь следовать приказам Круля, угодишь в тюрягу! Я сам позабочусь об этом! Ты понял или нет? 

— Я тебя не слушаю! Все равно я тебя не слушаю! У меня приказ, и я тебя не слушаю! — с завидным упорством отвечал на каждую его фразу рядовой Нэш.

— Идиот! — пробормотал сквозь зубы Кейт, опустил­ся на пол и, подтянув к груди ноги, просунул их одну за другой через скованные наручниками руки.

Заведенные до этого за спину, они теперь оказались перед Кейтом. И в этом положении ими хоть что-то можно было сделать. И первое, чем занялся Кейт — нашел два пустых мешка и набросил их себе на плечи, один за другим.

— Ты же убийцей станешь, если будешь держать меня здесь! — крикнул он. — Подумай об этом, парень! Ведь Круль тебе не сказал, что ты не можешь об этом подумать! И поговори с капитаном! В этом же нет на­рушения! Ну иди, доложи ему, что я сижу здесь!

— Я тебя не слушаю! — раздраженно крикнул Нэш. Мониторы к тому времени погасли. Нэш нашел батон, отломил половину и начал жевать.

— Не слушаю! — повторил он с набитым ртом.

Солнце уже заходило, океан, по-прежнему, был спо­койным, и крейсер быстро шел прямо по солнечной до­рожке. И хотя на сотни морских миль вокруг не было больше ни одного судна, мощный красавец-крейсер вы­глядел очень уверенно посреди бесконечных океанских просторов. Он был абсолютным хозяином этих вод. Да собственно, и не только этих. Ядерные «Томагавки», которые он нес на своем борту, могли бы привести в трепет любую державу.

А в кают-компании начиналась вечеринка по случаю Дня рождения капитана. Основной свет был погашен, из динамиков неслась оглушающая лихая музыка, и пова­ра, стоя в полутьме у заваленных закусками столов, быстро раскладывали по тарелкам грудинку, салями, сыр, копченую рыбу, фрукты и зелень. Широкоплечие официанты, прилетевшие вместе с Джоан и рок-группой, подхватывали тарелки и разносили их по кают-компа­нии. Официантов было много, и скоро не осталось ни одного уголка, где не стоял бы с полной тарелкой креп­кий мужчина в смокинге свободного покроя, наблюдаю­щий за матросами.

Несколько человек подхватили тарелки и быстро, почти бегом, понесли их вниз, в машинное отделение, и несущие вахту матросы были этим приятно удивлены.

— Угощайтесь! Пожалуйста, угощайтесь! — потчева­ли матросов и офицеров официанты, стараясь, чтобы ни один уголок судна, и ни один член экипажа не остался неохваченным их вниманием.

А на эстраде между тем прыгал Солист.

— Привет! — кричал он в микрофон. — Я не буду томить вас в тягостном ожидании, ведь все вы собрались здесь не для того, чтобы смотреть на мою щетину, худые кривые ноги и впалую грудь! И потому я сразу пред­ставлю вам мисс Июль-89!

Экипаж взорвался ревом, свистом и аплодисментами, и в кают-компанию, вихляя задом, влетела огромная страшная бабища в нелепой юбке. У нее были огромные, вываливающиеся из-под декольтированной блузки груди, которые напоминали два волейбольных мяча, и ду­рацкие бледно-рыжие кудри до плеч.

Кают-компания сначала онемела, а потом взорвалась хохотом. Десятки рук потянулись, чтобы схватить ба­бищу за сиську, ущипнуть ее за задницу, задрать ей юбку, пощекотать под ребрами, похлопать живот. Ба­бища визгливо и кокетливо хохотала, увертывалась, вер­тела задницей и с удовольствием била всех по рукам. Кают-компания заходилась в реве.

— О нет! — кричал с эстрады солист. — Кажется, я немного ошибся! Это не мисс-89! Но кто это, кто эта милая дама? . 

— Да это же Круль, — пораженно сказал второй помощник капитана начальнику штаба, несколько се­кунд помолчал и протянул...

— Да-а, он несомненно войдет в историю флота...

— Не удивительно, что он всех нас собрал здесь, — презрительно усмехнулся начальник штаба с негодова­нием глядя на Круля.

А тот хохотал по-бабьи, вихляя задницей, тряс гру­дями и задирал юбку, показывая всем свои бедра.

— Да он просто пидор! — гневно сказал начальник штаба, но его слова утонули в грохоте музыки и реве развеселившихся моряков.

Круль подлетел к эстраде, кокетливо погладил соли­ста по щеке, наклонил к себе микрофон и крикнул:

— Добро пожаловать в революцию! Никто не обратил на слова никакого внимания.

— Дорогуша! — крикнул Солист. — Ты бы сходила за стариком! Старик ведь уже давно ждет! Пора!

Музыка на мгновение исчезла, и в наступившей ти­шине Солист крикнул в микрофон еще раз:

— Пора!

Музыка тут же загремела снова, рядом с Крулем ока­зался один из официантов, и он жеманно схватил того за руку.

— Итак, мы идем сделать сюрприз капитану! — крик­нул Круль. — Желаю вам всем приятно повеселиться!

Он резко нагнулся, взбрыкнул, как конь, задом, и задрал под оглушительный хохот присутствующих юбку. Затем выпрямился и вместе с официантом выбежал из кают-компании.

— Слушай, а у крошки Круля такая попка, совсем даже ничего! — заметил один из матросов другому.

Поваренок Хьюго продирался между матросами из одного конца кают-компании в другой, явно кого-то раз­ыскивая. Неожиданно он наткнулся на двух морских пехотинцев, которые приходили в камбуз вместе с Крулем и Тейлором.

— Слушайте, где мой шеф? — обратился он к ним.