Питер О\'Доннел



Вкус к смерти



(Модести Блейз-4)

Глава 1

Вилли Гарвин давно уже привык считать себя осторожным и предусмотрительным человеком, и с этим, пожалуй, нельзя было не согласиться. Тем большее раздражение он испытывал теперь, столкнувшись с неожиданным и досадным препятствием.

В самом деле, еще на берегу он тщательно осмотрел свой акваланг и все остальное снаряжение. Протер сигаретным окурком наружную сторону круглой маски, чтобы вода ровно обтекала стекло, не давая больших зрительных искажений. Изнутри, чтобы маска не запотевала, он обработал ее ламинарией. Несколько раз проверил, как работает в разных положениях регулятор подачи сжатого воздуха, — Вилли прекрасно знал, что изменение глубины всего на несколько дюймов потребует соответствующих изменений в подаче воздуха для дыхания.

Кроме того, поглядывая на стальной «Ролекс» на руке, Вилли видел, что находится на глубине в сорок футов уже семнадцать минут, а это погружение было шестым за день. Значит, всего на глубине он пробыл больше двух часов, следовательно, при всплытии необходимо сделать двухминутную задержку футах в десяти от поверхности воды.

Короче говоря, Вилли Гарвин, как обычно, действовал строго согласно всем правилам и рекомендациям для аквалангиста. Он предусмотрел десятки разных случайностей.

И вот на песчаном, покрытом кораллами дне он наступил на игольчатые, острые, как пики, лучи морской звезды.

Под водой нет смысла разражаться проклятиями. Не стоит даже ругаться про себя — это вызовет задержку дыхания, что для ныряльщика на глубине крайне нежелательно.

Неторопливо, стараясь ровно дышать, Вилли Гарвин поставил свою огромную корзину, сел на нее и снял ласт с ноги. Специальным стальным захватом осторожно отсоединил морскую звезду от камня, к которому она прилипла. Звезда была фута два в поперечнике, во все стороны из кожистого тельца торчали алые шипы. Кончики некоторых игл, содержащие довольно опасный для человека яд, отломились, когда Гарвин наступил на них. Яд, попавший в ранки, вызывал острую боль в ноге. Придерживая зажимом трепещущую звезду, Вилли приблизил пятку к входному отверстию системы продувки костюма и сразу же почувствовал энергичное всасывание. «Так можно и совсем без ноги остаться, милая Дора», — сказал про себя Гарвин.

Минуты через две боль стала понемногу стихать. Откинув подальше в сторону так и тянувшуюся к нему морскую звезду, Гарвин надел ласты, удивляясь, почему он вдруг назвал обитательницу морского дна женским именем Дора. А потом, еще минут десять, он продолжал методично работать, каждые двадцать секунд оглядываясь, не появились ли поблизости акулы или мурены.

Только глаз опытного ныряльщика может быстро и безошибочно обнаружить в песке раковину крупной устрицы, особенно если она наполовину зарылась в грунт. Но Гарвин давно уже научился примечать едва уловимые движения устриц, погружающихся глубже в песок при приближении человека. Он сразу обращал внимание на характерные тоненькие вереницы пузырьков воздуха, поднимающиеся от них. Легкими и точными движениями Гарвин извлекал раковины из песка, обрывая нити, которыми они держались за камни. Находящаяся, в сорока футах над ним лодка отбрасывала огромную тень на дно моря.

Когда корзина наполнилась, Вилли подплыл к спущенной с лодки веревке с грузом и привязал ее к толстой ручке корзины. Он поднимался медленно, внимательно следил за крохотными пузырьками воздуха вокруг себя и старался их не опережать. Поднимаясь, Гарвин думал о странностях человеческой памяти: почему поведение морского животного заставило его вспомнить необыкновенную девушку по имени Дора, с которой он был знаком в Портсмуте когда-то давным-давно?

Через три минуты Гарвин всплыл на поверхность. В лодку он забрался по коротким деревянным планкам, специально для этого прибитым к борту. После многих дней, проведенных под открытым небом, тело Вилли стало бронзовым от загара, а плавки, когда-то синие, выгорели до белизны. Скинув маску и ласты, Гарвин подставил спину Лучо, чтобы тот помог ему снять акваланг объемом в семьдесят кубических дюймов.

— Морская звезда, — объяснил Вилли, садясь и поднимая ногу.

Лучо вынул изо рта свою сломанную трубку, сплюнул за борт и принялся внимательно рассматривать пятку Вилли. Потом крепкими жесткими пальцами ощупал поврежденное место.

— Все в порядке, — заключил он.

Сунув трубку обратно в рот, он продолжил работу над целой горой устриц, сваленных на дно лодки. Быстрыми движениями, с помощью короткого ножа с широким лезвием, он вскрывал каждую раковину, ощупывал и проверял скользкий, покрытый слизью панцирь, потом тщательно осматривал самого моллюска, влажного, сверкающего на солнце и отливающего перламутром, а затем откидывал его в растущую кучу за спиной.

Вероятно, впервые в жизни старому индейцу пришлось проделать грандиозный путь длиной в целых сорок миль — от Палато, что в архипелаге де-ля-Перлас, до самой Панамы. Собственно, Лучо было всего пятьдесят лет, но выглядел он на все семьдесят. Он и сам давно уже перестал интересоваться собственным возрастом. Долгие годы тяжелой и опасной работы ловца жемчуга искорежили его тело. Лет десять назад на море погибла его первая жена, тоже нырявшая за раковинами. Спустя некоторое время он снова женился — на молодой женщине, — но новая супруга только изводила его бесконечными придирками.

Двадцать поколений назад великий Бальбоа во главе горстки испанцев прибыл сюда для того, чтобы завоевать Панамский перешеек. Он первым из европейцев своими глазами увидел это побережье Тихого океана. Бальбоа полюбил девушку из индейского племени куна, дочь местного кацика[1], Карету, и остался верен ей до конца жизни. С Жемчужных островов его хитростью заманили на перешеек, судили и приговорили к смерти через удушение. Но именно на Жемчужных островах Бальбоа заронил в свою возлюбленную семя, давшее начало тому роду, к которому принадлежал и Лучо.

Всего этого Лучо, конечно же, не знал, да и вряд ли это показалось бы ему интересным. Слово «бальбоа» для него означало «деньги» — именно так называется панамская монета, равная американскому доллару. Когда удача сопутствовала ему, Лучо зарабатывал в год до двухсот бальбоа. Но на этот раз ему просто невероятно повезло. Странный американец, нанявший Лучо, платил ему за неделю работы столько, сколько Лучо мог бы надеяться получить за год.

Все это непонятно, думал старик, в то время как его руки, казалось, сами выполняли привычную работу: раскрывали раковину, отрезали мускулы моллюска, шарили в мокром месиве внутри раковины в поиске водяного пузыря, в котором может скрываться жемчужина, потом отбрасывали раковину в сторону. Ну и дела…

Как этому американцу удается… Черт, да как же его зовут? Вилли? Здорово он работает. Вот уже целый месяц он достает со дна не меньше двух сотен раковин в день. За это время они нашли две прекрасные жемчужины, круглые и ровные, еще две — в форме пуговиц и, наверное, с дюжину более мелких. А вот что совсем уж чудно — американцу нужны только эти две круглые жемчужины, остальные вместе со всеми раковинами он отдал Лучо. А столько раковин и сами по себе представляют немалую ценность.

— Мелочь, — сказал Вилли Гарвин, вытаскивая пальцы из скользких внутренностей раковины.

Он осторожно положил крохотный перламутровый шарик на ладонь Лучо. Тот осмотрел его, хмыкнул, что могло означать все что угодно, потом завернул в тряпицу и спрятал в маленький мешочек, висящий на шее.

Вилли усмехнулся. Он прекрасно понимал, что Лучо считает его, мягко говоря, чудаком.

— Они слишком прекрасны, чтобы их продавать, Лучо. Тебе надо бы их растворить в уксусе и выпить. Так Клеопатра делала. Сразу станешь таким молодцом, хоть джигу танцуй. Да и женушка перестанет попрекать тебя. Взбодришься немного, ты, несчастный старый дуралей.

Лучо пожал плечами, будто все понял, и взял следующую раковину.

Они продолжали работать молча. Лодка слегка покачивалась на мелких волнах. В четырех милях к востоку отсюда лежал остров Исла-дель-Рей, на западе марево скрывало берега Сан-Хосе. К югу до самого горизонта простирался бесконечный океан, покрытый точками крошечных лесистых островков. Солнце уже клонилось к закату, но пекло нещадно.

Наконец Вилли Гарвин отбросил последнюю раковину и стал поднимать маленький якорь.

— На сегодня хватит, Лучо. Завтра с раннего утра продолжим.

Лучо поставил парус и развернул лодку, такую же старую, как и он сам. Его родная деревня находилась на острове Палато, в двух милях к северу. А сейчас на их пути в четырех сотнях ярдов лежал небольшой коричнево-зеленый островок с длинным мысом, издали похожим на вытянутый палец.

— Девушки туда поплыли, — произнес Лучо, указывая трубкой в сторону острова. — Две американские девушки в красивой лодке.

— Американские девушки? — удивился Вилли. — Да ты шутишь, Лучо, сам не понимая того! Мы в стороне от всех туристских маршрутов.

Лучо пожал плечами. Американец был прав. И тем не менее он своими собственными глазами видел, как в какой-то сотне ярдов проплыла около часа назад сине-белая моторка с двумя девушками. Сам американец в это время был еще под водой. Девушки помахали Лучо. Может, они из числа немногих туристов, пожелавших посетить остров Исла-дель-Рей. Может, наняли лодку и осматривают подряд все близлежащие островки.

— Две девушки, — повторил Лучо. — Я их сам видел.

— Что же, давай тогда остановимся. Поболтаем с ними. — Гарвин прикрыл глаза, вслушиваясь в шум воды, бьющейся о борта лодки.

Через некоторое время Лучо окликнул его:

— Эй, американец!

Он постоянно обращался таким образом к Гарвину, который уже давно оставил надежду объяснить Лучо, что на свете существуют люди, имеющие светлую кожу и говорящие по-английски, но не являющиеся при этом американцами.

Лучо наклонился к нему, протягивая половинку раковины.

— Хотите взять?

Вилли поднес раковину к глазам. На скользкой поверхности у самого края виднелся крохотный перламутровый стебелек, на конце которого мерцал крупный пузырь размером с каштан. Недозревшее образование. Гарвин раздавил пузырь и заглянул внутрь. Никакой ценности не представляет, разве что в качестве опытного образца для шлифовки. Это целое искусство, тонкое, требующее постоянного напряженного внимания и немалой сноровки: убрать мельчайшие пятнышки на жемчужине, исправить ее форму. В результате ее ценность может увеличиться в несколько раз. Но при малейшей неосторожности очень легко все испортить. А этот кусочек перламутра как раз подходит для тренировки и экспериментов. Гарвин сунул его в кармашек шорт и застегнул пластмассовую «молнию».

Весла Лучо заскребли по песку отмели. Шкивы заскрипели, когда он стал спускать парус. Вилли надел сандалии и подхватил рюкзак. Оба спрыгнули в воду, погрузившись по пояс, и направились к берегу.

Чистый желтый песок обжигал ноги. Крохотную бухточку полукругом обрамляли заросли пальм. За ними, в основании мыса, начинался крутой откос.

— Это приключение запомнится им на всю жизнь. Удивительный бронзовый человек, вышедший прямо из моря, как греческий бог. Ну что ж, подойду поближе. — Гарвин достал из рюкзака цейсовский бинокль. — А у тебя, Лучо, жена и восемь детей, так что оставайся здесь размышлять над своей печальной судьбой.

Лучо кивнул и улегся в тени пальмы, спрятав пока трубку и закуривая сигарету, которыми его охотно угощал американец. Вилли Гарвин прошел между деревьями и стал подниматься по откосу.

На всех островках архипелага, вместе взятых, обитало не более ста пятидесяти человек. В деревне Лучо жило шестьдесят два. После целого месяца, проведенного здесь, Вилли Гарвин вдруг почувствовал острое желание услышать речь англичанина или американца. А больше всего ему хотелось услышать женский голос.

Песок сменился каменистой почвой, цепляясь за которую деревья и кустарники боролись за существование под лучами палящего солнца. Минут через пять Вилли добрался до вершины откоса. Прислонившись к дереву, он поднес к глазам бинокль. С этого высокого места ему прекрасно был виден другой берег островка, находящийся примерно в полумиле. Какое-то движение на песчаной отмели, тянувшейся вдоль берега, привлекло внимание Вилли. Он навел резкость, всмотрелся получше и вдруг замер, словно окаменев.

Задыхаясь от бессильной ярости, Вилли Гарвин смотрел, как совершается убийство.



В мощный бинокль были видны мельчайшие детали. Вилли рассмотрел двоих мужчин, явно не местных. Один из них крепко держал девушку в белом купальнике, с золотистой копной волос, грубо заломив ей руки за спину. В двадцати ярдах от него у самой кромки воды другой мужчина, опустившись на колени, прижимал что-то к песчаному дну мелководья. Приглядевшись, Вилли различил в воде слабо шевелящиеся обнаженные ноги. Убийца всей своей тяжестью удерживал под водой голову второй девушки.

Вилли Гарвин содрогнулся. Если бы у него была винтовка, он бы покончил с ними за одну секунду. Но винтовку ему никто не мог предложить. А чтобы добежать до них — спуститься по откосу и пересечь небольшую равнину, — потребовалось бы не меньше десяти минут. К тому же откос весь покрыт камнями. По нему легче подниматься, чем спускаться.

Десять минут…

Длинные стройные ноги дернулись в последний раз и замерли. Гарвин увидел, что убийца встает. Девушка больше не шевелилась. Еще несколько секунд Вилли смотрел на нее, а затем на какой-то миг в окулярах бинокля оказалось лицо убийцы, и Гарвин сразу же его узнал. Конечно, он никогда не встречал раньше этого человека, однако подобные лица ему приходилось видеть множество раз — холодные, равнодушные, немного скучающие лица профессиональных убийц, продающих свой пистолет или нож любому, кто готов платить. Гарвин всмотрелся внимательнее. Это был здоровый, широкогрудый детина в черных брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Лицо и руки покрыты красным загаром, характерным для горожан. Четко просматривалась кобура под мышкой.

Вилли Гарвин выругался про себя. Он видел, как убийца, по-прежнему держа девушку под водой, оттащил ее тело подальше от берега.

Очевидно, они хотят имитировать несчастный случай. Утопленница. Рано или поздно сине-белую лодку найдут на отмели. Если же обнаружат и погибшую девушку, то выяснится только, что ее легкие полны воды, а на теле нет никаких следов насилия.

Откуда же появились эти двое? Двое убийц…

Глядя, как хладнокровный бандит расправляется со своей жертвой, Гарвин на мгновение забыл о второй девушке. Теперь он подумал о ней и быстро повел биноклем, в ужасе ожидая увидеть еще одно убийство. Вилли был в отчаянии от собственного бессилия. Может, хотя бы закричать? Убийцы поймут, что их заметили, и возможно, это спасет вторую девушку… Но он тут же отбросил эту мысль. Не имеет смысла. Ветер дует ему прямо в лицо, и никакой крик не покроет такое расстояние.

Второй мужчина по-прежнему крепко держал девушку. Вероятно, они собираются убить и ее. Почему же тогда не вместе с первой? К черту все «почему»! Может, все-таки есть хоть какой-нибудь шанс добраться до них?

Уже опуская бинокль, Вилли вдруг замер. Произошло нечто неожиданное. Девушка с золотистыми волосами что-то сделала, наверное, не глядя пнула назад и скорее всего попала куда надо. Нападавший согнулся, схватившись обеими руками за пах. Девушка вырвалась и побежала. Через несколько мгновений он распрямился и бросился за ней.

Вилли поймал в окуляры бегущую девушку.

— Давай, давай, милая, — умоляюще шептал он. — Вперед!

Теперь он видел ее лицо — совсем детское, искаженное смертельным страхом. Губы ее были слегка приоткрыты. Не разбирая дороги, она мчалась в сторону от моря, неловко вытянув перед собой руки. На пути ей попался небольшой валун. Вилли подумал, что она сейчас вспрыгнет на него, но, похоже, девушка просто его не замечала, пока не споткнулась. Зацепившись ногой за камень, она упала, но в ту же секунду вскочила и снова рванулась вперед.

— О Боже! — в изумлении выдохнул Вилли.

Теперь девушка бежала прямо на своего преследователя, по-прежнему держа широко распростертые руки перед собой. Громила остановился и стал ждать. Вилли увидел мерзкую ухмылку на его широком мясистом лице.

И снова она заметила его, только коснувшись. Попыталась увернуться, но он уже схватил ее за плечо и швырнул на землю. Она яростно сопротивлялась. Другой бандит, оставив в воде тело своей жертвы, двинулся к берегу, что-то крича.

Здоровенный кулачище опустился на голову девушки, и она замерла.

Наконец Вилли Гарвин все понял.

— Господь всемогущий! Девчушка-то слепая! — прошептал он, чувствуя, что весь покрывается испариной. Если они сейчас захотят убить ее, он ничего не сможет сделать. А если нет…

Убийцы наклонились над ней. Вилли заметил блеск металла. Скорее всего, шприц для подкожного впрыскивания. Он молил Бога, чтобы это так и было. Затем мужчины встали. Один из них поднял бесчувственное тело девушки и взвалил его на плечо. Они повернулись и медленно пошли вверх по склону.

Вилли Гарвин опустил бинокль и провел дрожащей рукой по лбу.

— Она слепа, Принцесса! — прохрипел он.

Так он называл Модести Блейз. Модести находилась сейчас на другой стороне земного шара, но, оказываясь в критических ситуациях, Вилли всегда обращался к ней так, будто она была рядом. Обычно это помогало ему оценить ситуацию, принять верное решение, обдумать собственные действия. Но не теперь. На этот раз Вилли Гарвин и без того совершенно точно знал, что он должен делать.

Он побежал в глубь острова. Большой нож, которым он вскрывал раковины, висел в ножнах на боку.

Его мозг напряженно работал. Тщательно взвешивая все обстоятельства, Вилли быстро делал выводы. Убийцы скорее всего приплыли на лодке, и притом на довольно большой лодке, раз она не смогла войти в эту маленькую бухту. На гребень мыса пришли пешком. Они должны вернуться тем же путем, но теперь уже с находящейся без сознания девушкой.

Вилли Гарвин хотел увидеть эту лодку. Но еще больше он хотел добраться до гребня раньше этих двоих, чтобы встретить их там. Он добежал до вершины, поросшей редким лесом, и осторожно, стараясь оставаться незамеченным, посмотрел вниз. В двухстах ярдах от берега стояла на якоре моторная лодка, даже не лодка, а сорокафутовая яхта с двумя дизельными двигателями, мостиком и палубной надстройкой. А гораздо ближе к Вилли, на мелководье, какой-то человек в полосатой бело-голубой рубашке придерживал резиновую надувную лодку. Оглядевшись, Вилли увидел, что убийцы еще не дошли до вершины откоса.

На палубе яхты Гарвин заметил троих человек. Один из них, одетый так же, как тот, кто держал резиновую лодку, стоял у трапа. Вилли навел бинокль на двух других и на мгновение оцепенел, а затем, пораженный увиденным, тихонько присвистнул.

Один из них, светловолосый, с узким вытянутым лицом, прохаживался по палубе какой-то странной, подпрыгивающей походкой и, что-то говоря, беспрестанно вертел головой из стороны в сторону. Вилли сразу его узнал. Но гораздо больше его внимание привлек другой человек, стоявший совершенно неподвижно и пристально смотревший на берег.

Ошибки быть не могло. Вилли отчетливо видел его нездоровое, сероватого оттенка лицо. Выражение глаз с такого расстояния не разглядеть, но он хорошо помнил эти глаза: пустые, безжизненные, с такой бледной, словно бы размытой радужной оболочкой, что цвет ее трудно было определить. Только волосы изменились. Два года назад они были темные и блестящие. А теперь стали совершенно седыми.

Вилли Гарвин имел все основания считать себя и Модести Блейз виновниками этой перемены. Отнять у человека краденые бриллианты стоимостью в миллион фунтов стерлингов и, кроме того, чуть было не убить его — пожалуй, этого вполне достаточно, чтобы цвет его волос изменился. Особенно если учесть, что этого человека зовут Габриэль, и он никогда прежде не знал поражений.

Габриэль. И Макуиртэр.

Целых пять секунд Вилли не отрываясь смотрел в бинокль. Наконец он опустил его и отполз в сторону, потеряв яхту из виду. Теперь он совершенно точно знал, что нападение на девушек было не случайным. Но Вилли не стал строить догадки. Всему свое время. Принимать решение будет Модести Блейз. А пока цель Гарвина ясна, проста и конкретна. Он должен прикончить тех двоих, которых видел на берегу.

Вилли двинулся к северу по узкой тропинке, ведущей к подножию склона, по которому будут подниматься убийцы. Ему не попалось никакого укрытия, кроме одинокого высокого и тонкого дерева шагах в двадцати от того места, где они должны пройти. Солнце уже почти село, и дерево отбрасывало на тропинку длинную тень. Вилли прижался спиной к стволу, вытащил нож и стал ждать.

Он совсем не волновался. Сознание ясное, тело — в полном покое. Если не считать зрения, все его чувства на какое-то время перестали существовать. Он стал деревом, почвой, воздухом.

Это один из элементов ниндзюцу, древнего восточного искусства: находиться прямо перед противником на расстоянии вытянутой руки, но оставаться невидимым для него. Говорят, что в старину ниндзя могли незамеченными проходить через целые толпы врагов.

Ну а Вилли Гарвину довольно того, что его не увидят двое убийц на расстоянии в десять шагов. Это все, что ему нужно. Потому что если кто-нибудь из них успеет выстрелить, то выстрел услышат на яхте, и тогда…

На вершине склона появился бандит, тащивший слепую девушку. Он тяжело дышал, и лицо его было мокрым от пота. В нескольких шагах позади него шел второй — в белой рубашке и черных брюках. Первый обернулся и, переводя дыхание, хрипло произнес:

— Эдди, мне надо передохнуть.

Вилли Гарвин наблюдал за происходящим. Девушку подхватил тот, что шел сзади. Они были одинаково вооружены. У обоих в расстегнутых кобурах системы Джорджа Лоуренса виднелись пятизарядные револьверы «бодигард» тридцать восьмого калибра.

Тот, что шел впереди, дважды скользнул взглядом по Вилли Гарвину и оба раза не заметил его. Только шагов через восемь его мозг зафиксировал увиденное. Он замер на месте. Его рука рванулась к кобуре.

Но в то же мгновение в воздухе как молния сверкнул нож, и следом за ним ринулся вперед сам Вилли. Бросок был безошибочным. Одиннадцатидюймовое лезвие вонзилось точно в сердце. Бандит умер, так и не успев поднять руку с зажатым в ней револьвером, который он уже выдернул из кобуры. Он умер более скорой и легкой смертью, чем девушка на берегу.

Вилли Гарвин с ходу перескочил через упавшее тело, словно спортсмен во время бега с препятствиями. Второму убийце он, наверное, показался каким-то неведомым существом бронзового цвета с пронзительными голубыми глазами, свалившимся прямо с небес. Четко отработанный удар. Чуть согнутые указательный и большой пальцы, как стальной захват, вонзились чуть выше верхней губы, прямо под носом. Убийца закричал от боли и рухнул вниз лицом, смягчив таким образом падение девушки с его плеч. Кроме того, его рука, уже схватившаяся за рукоятку револьвера, оказалась придавленной к земле всей тяжестью его тела.

Вилли Гарвин схватил громилу за волосы и придавил к земле, одновременно отталкивая девушку подальше. Потом он резко рванул его голову вверх и в тот же миг нанес сокрушительный удар ребром ладони по шее.

Раздался слабый, но явственно слышный хруст.

Вилли Гарвин встал на ноги и вытащил из тела первого убийцы свой нож. Он вытер его о песок и вложил обратно в ножны. Потом поднял девушку на руки и пошел вниз по тропинке, направляясь к бухточке, где осталась лодка Лучо.

По дороге он обдумал и взвесил все возможности.

Двадцать минут — до того, как Габриэль начнет беспокоиться и пошлет кого-нибудь для проверки. Еще через пятнадцать минут он узнает, что произошло, поднимет якорь и примется рыскать на яхте в поисках лодки, любой лодки, в которой может находиться тот, кто стал на его пути. Времени слишком мало, чтобы старая, тяжелая лодка Лучо успела скрыться из виду.

Грот. Он расположен в северной части острова, глубоко в скалах. Только несколько местных жителей знают о его существовании. Лодка Лучо может войти в него, если снять мачту. Там они в безопасности проведут часа два. А с наступлением ночи у Габриэля уже не будет никаких шансов их обнаружить.

Он взглянул на девушку. Ноша не тяготила его, девушка весила не более ста десяти фунтов. Ей, наверное, лет двадцать. Лицо ее нельзя назвать безупречно красивым, но оно кажется необыкновенно привлекательным, каким-то особенным, одновременно храбрым и беззащитным. Лицо человека, привыкшего к ударам судьбы, но не сдающегося ей. Да и весь вид девушки, такой трогательно-беспомощной, задел очень глубокие струны в душе Вилли.

А когда она очнется и откроет свои невидящие глаза, ему придется рассказать ей, что случилось с ее подругой и что едва не произошло с ней самой…

От этой мысли Гарвину стало не по себе, и он снова захотел, чтобы Модести Блейз была рядом.



Двое мужчин поднялись по песчаной тропинке до того места, где росла одинокая пальма.

Макуиртэр наклонился над трупом. Потом поднялся, вытирая о рубашку вспотевшие ладони.

— У Эдди сломана шея, — констатировал он и подошел ко второму трупу.

Габриэль стоял неподвижно, сунув руки в карманы светлого пиджака, глядя в пустоту.

— Сломана шея, — бесстрастно повторил он. — А здесь поработали ножом? — И он дотронулся до второго трупа носком ботинка.

— Ну да. Чем же еще?

— Каким ножом?

— Большим. — Макуиртэр еще раз взглянул на огромную рану. — И это был не обычный удар. — Он прищурился и добавил: — Думаю, нож метнули. Маргелло никого бы к себе близко не подпустил.

Мертвенным, ничего не выражающим взглядом Габриэль смотрел на запад, где заходящее солнце уже окрасило море в розово-алый цвет.

— Гарвин, — медленно и уверенно произнес он.

— Но это не один из его ножей. — Макуиртэр задумчиво потер подбородок. — Все они зубочистки по сравнению с этим.

— Гарвин, — монотонно повторил Габриэль. — Я не знаю, откуда он взялся и почему оказался здесь, но это он. — Он еще раз взглянул на трупы. — Да, здесь побывал Гарвин.

— Без Модести Блейз?

— Значит, он был здесь случайно.

— К черту такие случайности!

Габриэль покачал головой. Глаза его мрачно блеснули.

— Конечно, рано или поздно это должно было произойти.

Макуиртэр внимательно посмотрел на хозяина. Габриэль резко изменился с того самого дня, два года назад, когда, казалось, все карты были у него на руках, и тем не менее он проиграл. Конечно, сила, ум, холодная и трезвая расчетливость остались, но бесследно исчезла неколебимая уверенность в себе, свойственная ему прежде. Да Макуиртэр и сам в глубине души считал, что Габриэлю, пожалуй, не справиться с Модести Блейз и Гарвином. Хорошо, что есть кое-кто другой, тот, кто сможет сделать это.

— Большому парню это не понравится, — осторожно произнес шотландец.

Это напоминание вывело Габриэля из себя. Он рявкнул:

— Да, он рассмеется нам в лицо!

Это так, с горечью подумал Макуиртэр. Неудача Габриэля обязательно развеселит его. Он расхохочется и заявит, что возьмется за поимку девчонки сам. Но этого допускать не стоит…

— Он сейчас в Лондоне? — спросил Макуиртэр.

— Скорее всего. Он должен покончить с Ааронсоном.

— Ах да, доктор Ааронсон. — Макуиртэр задумался. — Тогда еще несколько дней он ничего не узнает. А девчонка далеко не уйдет. — Он проводил взглядом две рыбацкие лодки, проплывшие далеко в море, у самого горизонта. Они направлялись к югу.

Габриэль кивнул.

— Обыщем все здесь до наступления темноты. Потом вернемся в Панаму. Надо немедленно установить наблюдение на дорогах и в аэропортах, ну и конечно же в портах. И пусть местная организация обшарит всю страну, только быстро. Передай им описание Гарвина.

— Гарвина? Но это только ваше предположение…

Габриэль снова посмотрел на труп, лежащий у ног, пнул его и отвернулся.

— Это не предположение, — только и сказал он.

Глава 2

Длинные клинки со звоном ударились один о другой и быстро разошлись.

— Нет, нет, нет! — вскричал профессор Джулио Барби и отступил назад, опустив шпагу и почти коснувшись ею плоской, покрытой асфальтом крыши. — Я уже вам говорил, синьорина, вы не должны атаковать опытного фехтовальщика с низкой позиции! В одной шестой, конечно, можно. Но уже в одной четвертой трудно удержать клинок соперника. А в низкой позиции пытаться делать это просто глупо!

— Но ведь получилось, — возразила из-под маски Модести Блейз. — Я же нанесла укол.

— Нанесли укол? Нанесли укол? — От возмущения голос учителя фехтования срывался на визг. Барби сдернул маску. — Мы проходим курс обучения, не так ли? Я пришел сюда не на дуэль с вами, синьорина! Я пришел обучать вас искусству обращения с холодным оружием — тактике, стратегии, стилю, — искусству! Поэтому мы должны фехтовать по правилам, а не рубиться, как солдаты, синьорина!

— Простите меня, — с притворным раскаянием произнесла Модести Блейз. — Я забыла об этом…

Профессор Барби снова натянул маску, сверкнув темными глазами, и коротко бросил:

— К бою!

Клинки скрестились вновь.

За бойцами в белых фехтовальных костюмах с интересом наблюдал сэр Джеральд Таррант, сидевший в кресле-качалке здесь же на крыше. Он уже не в первый раз проводил таким образом раннее утро перед тем, как отправиться в свой офис на Уайтхолл.

Небольшая дверь, ведущая на крышу из внутренних помещений дома, приоткрылась, и слуга по имени Уенг пропустил вперед высокого, приветливо улыбающегося человека с правильным тонким лицом и веселыми глазами.

Таррант слегка поклонился и протянул руку. Он был уже знаком со Стивеном Колльером. Однажды они встречались на обеде у Модести, а другой раз — в Уимблдоне. Колльер обогнул фехтовальную дорожку, размеченную краской на асфальте. Пожав руку Тарранта, он сел рядом с ним.

— Кофе? — предложил Таррант, приподняв кофейник, стоявший на низком столике. — Модести говорила, что ждет вас.

— Да, я ей позвонил час назад из аэропорта. — Колльер внимательно следил за фехтующими. — Черный, пожалуйста.

— Были в Штатах?

— Да, шесть недель в университете Дьюк. Занимался статистическими исследованиями.

Хобби Колльера было изучение проблем, связанных с экстрасенсами. Он мог позволить себе такое дорогостоящее увлечение. Несколько лет назад Колльер написал прекрасный учебник математики для школ, что принесло ему регулярные доходы, и немалые. Этот человек нравился Тарранту. Он ему еще и немного завидовал, потому что недавно в течение нескольких недель Колльер находился в центре каких-то странных, но увлекательных событий, связанных с Модести Блейз и Вилли Гарвином. Колльер находился среди убийц, стоял перед лицом, казалось бы, неминуемой гибели. И вместе с Модести и Вилли он добился успеха.

Правда, сам Колльер говорил, будто его участие в деле сводилось к тому, что он постоянно мешал всем работать. Еще он утверждал, что с первого мгновения до самого конца операции находился в состоянии безумного страха. При этом он каждый раз подчеркивал, что только чудом остался жив и теперь чрезвычайно рад этому обстоятельству.

С дорожки донесся быстрый топот ног и лязг металла, ударяющего о металл.

— Нет же! — с отчаянием воскликнул профессор Барби. — Где ваша сообразительность, синьорина? Да вы просто с ума сошли! Я дал вам возможность нанести укол, так? Я произвел обманное движение, сделал шаг вперед и приготовился к атаке. Но разве вы опередили меня встречным уколом? Нет! Вы только парировали мой удар. Я напрасно трачу на вас время!

— Ваш ответный удар мог настичь меня, — успокаивающе проговорила Модести.

— Но ваше попадание было бы первым! — вскричал профессор. — Какое значение тогда имел бы мой укол?

— Ну, это будет иметь значение, если… — Модести замолчала. Она на миг подняла маску и очаровательно улыбнулась Барби. — Давайте все повторим еще раз.

Клинки вновь скрестились. Таррант усмехнулся. Колльер сказал:

— Очень странно. А я-то считал, что она неплохо фехтует.

— Не принимайте всерьез слова Барби. Все дело в том, что она не может исходить из принципа, будто для нее не имеет значения полученный укол, если она первой нанесла укол противнику.

Колльер задумался на секунду и кивнул:

— Конечно, в настоящей дуэли все было бы по-другому.

— Вот именно. Поэтому она и выбрала для себя шпагу. Большинство женщин предпочитают рапиру. Она легче, чем шпага, да и правила ведения боя на рапирах гораздо проще. Но фехтование на спортивных шпагах намного ближе к настоящему бою с использованием старинного дуэльного оружия. В этом все дело.

Колльер снова кивнул. На Модести это похоже.

— Вы неплохо в этом разбираетесь, да? — спросил он.

— Я и сам когда-то занимался фехтованием.

— Даже выступали за сборную Англии перед войной. Модести говорила мне об этом.

— Сейчас все это уже в прошлом, — с невольной грустью произнес Таррант. — Вы были правы, у нее все получается хорошо. Я не раз фехтовал с ней. У нашей дамы прекрасная координация и удивительная выносливость. И очень развито чувство пространства…

— Чего?

— Пространства. Она всегда точно знает, где находится по отношению к противнику и его оружию. Определяет расстояние шестым чувством. Это не так просто. Попробуйте сами сделать это с закрытыми глазами — и сразу же поймете, что это совсем не легко.

— Верю вам на слово. А что еще?

Таррант улыбнулся:

— У нее нет привычек. Нанося уколы и парируя удары противника, Модести никогда не действует по общим правилам. Поэтому никогда нельзя догадаться, что она собирается предпринять.

— Понимаю, о чем вы говорите, и это касается не только фехтования, — задумчиво кивнул Колльер. — У нее вообще талант принимать неожиданные решения. Частенько это затрудняет жизнь, но зато делает ее интереснее.

— Для ее друзей. Для некоторых других жизнь превращается в сущий ад, — заметил Таррант.

— Да, это я тоже видел. Но мне этих других ничуть не жаль. — Колльер поставил на столик пустую чашку.

— Пальчиками, пальчиками! — кричал профессор Барби. — Только безмозглый кретин направляет клинок всей рукой! Вы, синьорина, держите шпагу, а, не теннисную палку!

— Ракетку, — уточнила Модести.

— Прошу прощения. Не теннисную ракетку! Поэтому управляйте шпагой пальчиками! Еще раз повторим, пожалуйста.

— Совсем не как в кино, — заметил Колльер, внимательно следя за фехтующими. — Когда смотришь какой-нибудь фильм с участием Эррола Флинна, то видишь целые битвы на мечах, причем клинки вращаются, как крылья мельниц. А тут только какие-то дурацкие прыжки, стук шпаги о шпагу, и потом этот тип отступает и орет на нее.

Таррант рассмеялся.

— Да, боюсь, это не самый зрелищный вид спорта. Он интересен только для знатоков. Только что виденная нами схватка, длившаяся всего несколько секунд, состояла из ложной атаки, оборота в октаву, ухода от столкновения и перехода в низкую позицию, защиты и попытки нанести ответный удар, потом была круговая защита и отход на первоначальную позицию. В итоге никто никого не задел.

— И все за какую-то секунду. По мне, уж лучше Эррол Флинн. Он однажды сражался сразу с четверыми. Носился по лестницам вверх-вниз.

— И сценарист с режиссером были полностью на его стороне… Бог ты мой! — Таррант поднес руку ко рту, стараясь сохранить на лице серьезное выражение. Он так и не договорил. Модести и Барби замерли, уставившись друг на друга, потом учитель фехтования молча повернулся, подошел к низенькому столику у края дорожки и положил на него шпагу и маску.

Модести вымолвила:

— Простите меня.

Барби ничего не ответил, вытирая лицо и шею носовым платком.

— Что случилось? — тихонько спросил Колльер.

— Она атаковала стрелой. Очень острый выпад. Барби парировал удар и нанес ответный в одну четверть. Верный укол по всем законам фехтовальной логики. Но она его парировала в верхней позиции, находясь все еще в атаке, что практически невозможно, а потом нанесла ответный удар поверх его шпаги, что вообще совершенно абсурдно. Самое удивительное, что все у нее получилось.

Модести подошла к ним, держа шпагу в правой руке и маску под мышкой. Мужчины встали ей навстречу.

— И все же у вас получилось, — сказал Таррант.

Модести поморщилась.

— Я уже и не надеялась. Не могла же я все бросить, когда атака стрелой провалилась, ведь так? Привет, Стив.

Она подставила ему щеку для поцелуя. Стивен легко коснулся ее губами и заметил:

— Ты вся в поту. А леди может только слегка порозоветь.

— Попробуй сам столько поскакать в стеганом нагруднике и фехтовальном костюме с двумя нагрудными протекторами.

— Нагрудными протекторами? — Колльер дотронулся до них. — Ах, вот они какие. Но я не буду их примерять. Неправильно могут понять…

Он замолчал. К ним подходил профессор Барби, неся шпагу и маску. Он не сводил глаз с Модести, и было видно, что он только что принял нелегкое решение.

Повысив голос, Таррант обратился к Модести:

— Конечно, есть еще профессор Форрестер. А еще лучше Лебрун. Он очень хорош.

— Лебрун? — в неподдельной ярости вскричал профессор Барби. Он гневно взглянул на Тарранта, потом повернулся к Модести. И вдруг его лицо осветилось улыбкой. Он протянул девушке левую руку, правой одновременно отдавая салют, как фехтовальщик, завершивший схватку. — Извините меня за невежливость, синьорина, но с вами совершенно невозможно работать.

— Я понимаю. На следующей неделе постараюсь исправиться. — Она тепло улыбнулась. — Вы придете, профессор?

— Не смогу, наверное, удержаться. — Барби бросил взгляд на Тарранта и глубоко вздохнул. — Всего один час в неделю для упражнений со шпагой, синьор. Ну не глупость ли? Дайте ее мне на три часа в день для тренировки с рапирой, и через полгода я покажу вам фехтовальщика, который заставит всяких там Форрестеров и Лебрунов выглядеть как… ну, как лесорубы!

Когда профессор Барби ушел, Модести улыбнулась Тарранту:

— Благодарю. Хитро вы упомянули пройдоху Лебруна.

— А я и есть хитрый старый джентльмен, — согласился Таррант, взглянув на часы. — И сейчас мне уже пора идти и использовать этот мой талант для дела.

— Пусть ваш рабочий стол еще минут десять останется пустым. Задержитесь, пожалуйста! — воскликнула Модести. — Не знаю, почему бы им не выгнать вас со службы. Тогда вы не должны будете уходить ежедневно к восьми утра.

— Мне нравится принимать все неприятные решения до чая. Может, еще полчашечки кофе? — Таррант сел рядом с Модести в кресло-качалку, Колльер опустился на полосатый брезентовый складной стул.

— Мне бы хотелось пригласить вас на обед в четверг, — обратился Таррант к Модести. — И вы, Колльер, приходите, если будете еще в Лондоне.

— У меня пока нет никаких определенных планов. — Колльер взглянул на Модести и улыбнулся. — С радостью приму ваше приглашение.

— Мы придем вместе, — сказала Модести. — Это просто обед? Или он как-то связан с теми неприятными решениями, которые вам приходится принимать?

— Обыкновенный обед. Не имеет никакого отношения к неприятностям. Просто я хотел бы познакомить вас с моим старым другом, близким мне человеком — доктором Ааронсоном.

— Ааронсоном?.. — Модести на секунду задумалась. — Ах, ну да, это же тот историк. Он работал с древнеримскими манускриптами, найденными в Ин-Сала.

Колльер тоже читал об этих находках, но мог вспомнить что-то только в самых общих чертах. Были обнаружены какие-то древние рукописи, в которых говорилось о маленьком древнем городке, затерянном в пустыне… Как же называется это место?

— Тадемаитское плато, — напомнил Таррант. — Может, вам, Модести, захочется даже посетить места раскопок? Там работает небольшая археологическая экспедиция во главе с мистером Танджи. Я говорю об этом сейчас, чтобы вы могли до четверга все обдумать.

— И это дело не связано с вашей государственной службой?

— Нет. — Таррант нахмурился. — Я, кажется, ясно сказал, что не собираюсь больше вовлекать вас ни в какие операции, организуемые моим ведомством.

— Как это ты их тогда назвал, а, Стив?

— Темные дела?

— Вот-вот. Да и вы сами, сэр Джеральд, согласились с этим определением.

— Совершенно верно. И то, что вы остались живы, вовсе не моя заслуга. Но теперь с этим покончено. Вы разочарованы?

Модести рассмеялась.

— Вовсе нет. Но зачем же мне наносить визит всем этим заброшенным, одиноким мужчинам, предпринявшим экспедицию в самое сердце Сахары? Им что — прислуга нужна или утешительница?

— Не такие уж они и заброшенные. Хозяйством руководит миссис Танджи. Никакой надобности в прислуге нет, а на утешительницу смотреть будут косо. Просто Ааронсон сейчас на конгрессе в Стокгольме. Он позвонил мне, говорил очень осторожно, взволнованно и загадочно. Я понял так, что с раскопками не все чисто. Не знаю, в чем там дело, даже не догадываюсь. Но он настоятельно просил меня послать кого-нибудь туда.

Колльер заметил:

— Все это звучит очень неопределенно.

— Да я знаю. — Таррант пожал плечами. — Но он мой старинный друг, и мне хочется оказать ему услугу. — Он посмотрел на Модести. — Естественно, официально я не могу туда кого-то командировать. Может, Ааронсон подробнее все объяснит нам в четверг.

Девушка кивнула.

— Так или иначе, надо поговорить с ним. И я уже давно не бывала в пустынях, а они меня всегда привлекали. Скажите, кто финансирует раскопки?

Таррант ответил не сразу.

— Пристайн. Но это секрет. Он не любит распространяться о своей филантропической деятельности.

— Он оплачивает многие благотворительные акции, — улыбнулась Модести. — Сэр Говард Пристайн. Наверное, хочет стать пэром Англии.

— Не стоит иронизировать. Ему уже дважды предлагали это, но оба раза он отказывался. — Таррант встал, взял ее руку и коснулся губами. — Я позвоню вам, дорогая, о времени и месте нашей встречи в четверг.

— Прекрасно.

Колльер вместе с ней проводил Тарранта. Когда двери небольшого лифта закрылись за ним, Колльер повернулся и огляделся. За время его отсутствия в огромной гостиной с окном во всю стену кое-что изменилась. Натюрморт Браке исчез, его место заняло абстрактное полотно кисти Франца Марка. Но гобелен Франсуа Бушера оставался на прежнем месте, и…

Удовлетворенно хмыкнув, он шагнул в небольшую нишу с потайным освещением и осторожно коснулся стеклянного пресс-папье. Старинная французская работа.

— Это Сент-Луи, — раздался за его спиной голос Модести. — Два других — Баккара и Клиши ля Гарен. Ну не прекрасны ли они?

— Да. — Колльер повернулся к ней. — Позже как следует их рассмотрю. — Он нежно взял в ладони ее лицо, приподнял и поцеловал ее в губы. — Как от тебя приятно пахнет…

— А ты выглядишь усталым.

— Это все из-за самолетов. На моих внутренних часах теперь не больше двух утра.

Модести взяла его за руку и подвела к одной из раздвижных дверей. Он вошли в комнату с серебристо-серым потолком и стенами цвета слоновой кости. Ее спальня.

— Ложись и поспи.

Модести скрылась в ванной.

Колльер услышал, как она включила душ. Дверь осталась приоткрытой, и он видел розовые стены ванной и пол из черного кафеля. Помедлив немного, он подошел ближе и встал, прислонившись к двери. Девушка уже сняла куртку, защитный нагрудник и бриджи.

— Привет. Я просто подумал…

Она стянула узенькие черные трусики-плавки и расстегнула бюстгальтер. Надела шапочку для купания.

— Привет, милый. Так что ты подумал?

Не дожидаясь ответа, она шагнула под душ, взяла мыло и губку. Колльер не сводил глаз с ее стройной фигуры. Он никогда прежде не встречал женщин, настолько равнодушных к собственному телу. Обнаженная, она выглядела так естественно, будто ее нагота была всего лишь одним из видов одежды.

— Я просто подумал об Уенге.

Модести от души расхохоталась под струями душа.

— Уенг — восточный человек. — Она слегка откинула голову, подставляя тело под струи. — Попробуй-ка сказать ему, что мне следует советоваться с ним, как я должна использовать собственную постель. Да он решит, что ты рехнулся.

— Все равно. Ведь здесь есть еще комната Вилли и еще одна свободная. Он все поймет, увидев меня в твоей спальне…

— Уенг и так все понимает. И он прав, ведь так? Иди поспи. — Модести выключила душ, вышла и обмоталась большим махровым полотенцем, искрящимися глазами посматривая на Колльера. — Он бы наверняка обратил на это внимание, если бы был здесь, но в любом случае мне наплевать.

— Так его в доме нет? — удивился Колльер.

— Поехал по моей просьбе в Бенилдон. Кое-что надо сделать в коттедже. — Модести сняла шапочку и вытерла лицо. — Ну давай, Стив, отдохни немного. Перед завтраком я тебя разбужу.

Колльер стал развязывать галстук.

— Вот уж нет. Я что-то перестал чувствовать себя усталым.



Все его тело помнило ее, и они слились в радостной встрече после долгой разлуки.

Колльер заметил, что Модести с улыбкой смотрит на него.

— Мне бы надо перечитать Песнь Песен Соломона.

— Там есть такая строчка: «Волосы твои, как стадо коз». Что это может означать? Эти фехтовальные маски портят прическу.

— Нет. Это просто вроде того, что мед лежит у нее под языком. «Ты безупречна, возлюбленная моя».

— Ты, наверное, невнимательно смотрел.

— Вот уж нет. Восемь шрамов. Но сейчас их уже почти не заметно, так что можно не обращать на них внимания.

Потом Колльер неожиданно спросил:

— Послушай, Модести, ради Бога, почему бы нам не ввести это в систему?

— Нам?