Они стояли на бетонной плите посреди поросшей мескитом пустыни, в этом скудном крохотном оазисе к северу от Вегаса … теснились со своими ружьями в полусотне метров от одноэтажного бетонного строения в полутени от десятка деревьев, окруженные полицейскими машинами, мотоприцепами и мотоциклами.
Ну конечно. Стрелковый клуб «Минт»! Эти психопаты не признавали никаких помех своим упражнениям в стрельбе. Здесь в гаражной зоне ошивалось около сотни мотоциклистов, механиков и прочих околомотоспортивных субъектов – регистрировались на завтрашнюю гонку, попивали пиво и оценивали чужую технику – и посреди этого балагана, не замечая ничего, кроме тарелочек, взлетавших в воздух где-то каждые пять секунд, люди с дробовиками невозмутимо расстреливали свои мишени.
А что? Стрельба задавала определенный ритм – своего рода четкая басовая партия под хаотическое дребезжание мотоциклетной тусовки. Я припарковал машину и влился в толпу, оставив адвоката пребывать в коме.
Я купил пива и встал наблюдать за регистрациией мотоциклов. Много шведских «Хускварн 405», … еще много «Ямах», «Кавасаки», несколько «Триумфов 500», «Майко», кое-где CZ, один «Пурсанг» … все очень быстрые, сверхлегкие кроссовые мотоциклы. «Харлеям» здесь не место, даже «Спортстерам» … Как если бы мы записали Большую красную акулу в гонку багги.
А это мысль. Вписать адвоката пилотом, заправить эфиром и кислотой и отправить на старт. Что они тогда будут делать?
Никто не отважится выйти на трассу с таким психом. Он перевернется на первом же повороте и раздавит пяток багги – заезд камикадзе.
– Какой взнос за участие? – спросил я у регистратора.
– Два пятьдесят.
– А если я скажу, что у меня «Винсент Блек Шэдоу»?
Он поднял на меня пристальный недружелюбный взгляд. Я заметил у него на поясе револьвер 38 калибра.
– Проехали. Всё равно мой пилот заболел.
Он прищурился.
– Твой пилот, дружок, тут не единственный больной.
– У него кость в горле застряла.
– Чего? – мужик начинал злиться, но вдруг что-то его отвлекло…
Мой адвокат. Он стоял без своих датских очков, без гавайской рубашки… с голым торсом, тяжело дыша и ничего не соображая.
– В чем дело? – прохрипел он. – Этот человек – мой клиент. Вы готовы предстать перед судом?
Я схватил его за плечо и плавно развернул его кругом.
– Проехали. Они не принимают «Винсент блек шэдоу».
– А ну-ка постой! – взревел он. – Что значит не принимают? Ты что, пошел на сделку с этими свиньями?
–Конечно нет, – я подталкивал его к воротам. – Сам посмотри, они все вооружены. Мы тут одни без оружия. Разве не слышишь, как там стреляют?
Он замер, прислушался, и вдруг бросился бегом к машине.
– Хуесосы! – орал он через плечо – Мы еще вернемся!
К тому времени, когда мы выехали обратно на шоссе, он обрел способность разговаривать.
– Господи! Как мы вообще затесались в банду этих ебанатиков? Скорее валим из города. Эти пидоры хотели нас убить!
5. Освещение событий … Пресса в действии … Безобразный провал
Гонщики были готовы к рассвету. Красивый восход над пустыней. Очень напряженный. Но гонка начиналась только в девять, а потому нам предстояло убить три долгих часа в казино радом с гаражами. Тут-то и начались все неприятности.
Бар открывался в семь. В бункере была еще «коффейная и пончиковая», но те из нас, кто провел всю ночь в заведениях вроде «Цирка-цирка», были не в настроении для кофе и пончиков. Нам хотелось чего покрепче. Мы были похмельные и злые, и нас было человек двести, так что бар открыли пораньше. К половине девятого у игорных столиков образовались большие толпы. Было шумно, повсюду раздавались пьяные крики.
К барной стойке притопал какой-то костлявый вахлак средних лет в майке «Харлей Дэвидсон» и гаркнул: «Етить твою мать! Какой сегодня день – суббота?»
– Скорее воскресенье, – ответил кто-то.
– Эх! Вот засада, а! – воскликнул он, обращаясь к неведомой аудитории. – Сижу я вчера вечером у себя в Лонг-Бич, и кто-то мне говорит, мол сегодня «Минт-400», ну я своей и говорю: «Ну я поехал».
Он загоготал.
– А она мне мозг сверлить … Ну я ей навешал, и тут бац – какие-то два перца, которых я вообще впервые вижу, тащат меня на улицу и давай рихтовать. Отдубасили меня мама не горюй.
Он опять засмеялся, обращаясь ко всем сразу, причем ему было всё равно, слушали его или нет.
Во блин! – продолжал он. – И тут один говорит: куда собрался-то? А я говорю – в Лас-Вегас, на «Минт-400». Короче, они дали мне десятку и отвезли на вокзал … – Он замолк. – Или это не они уже были …
– Ну вот, короче, я здесь. И ночка, скажу вам, была долгая! Семь часов в автобусе трясся! На рассвете очухался где-то в центре Вегаса и не одуплю, как я сюда попал-то. Думал только: «О господи, опять-двадцать пять, на этот раз кто со мной развелся?»
Он взял протянутую ему кем-то из толпы сигарету и прикурил её, всё еще ухмыляясь.
– Но тут вспомнил, ей-богу! Я ж на гонку приехал … и всё, больше мне ничего знать не надо. Тут просто охрененно. Похер, кто выиграет, кто проиграет. Как здорово сидеть тут с вами …
Никто ему не возражал. Мы все понимали. В определенных кругах «Минт-400» котируется гораздо выше, чем Суперкубок, Дерби в Кентукки и финал дерби роллеров в южном Кентукки вместе взятые. Эта гонка привлекает особую породу людей, и наш приятель в харлеевской майке явно к ней принадлежал.
Корреспондент журнала «Лайф» с сочувствием кивнул и заорал на бармена: «Дайемучоонхочет!»
– И поживее, – каркнул я. – А может пять?!
Я впечатал в стойку свою кровоточащую ладонь.
– Точняк! Давай десять!
– Поддерживаю! – завопил тип из «Лайф». Он медленно стекал с барной стойки на колени, однако продолжал вещать твердым голосом:
– Это волшебный миг в истории спорта! Он может никогда не повториться.
Потом его голос дрогнул.
– Я был однажды на Тройной короне6, вообще не сравнить …
Лупоглазая тетка отчаянно тянула его за ремень. «Вставай! – умоляла она. – Ну пожалуйста! Будь красавчиком, вставай!».
Он залился диким смехом.
– Послушай, дамочка. Я и здесь, где я есть, красавец что надо, а если встану, то ты ляжешь!
Тетка продолжала его поднимать. Она целых два часа пялилась на его локти, а теперь делала свой ход. Мужику из «Лайф» она была до лампочки, он еще больше обмяк.
Я отвернулся. Гадкое зрелище. А ведь мы самые сливки национальной спортивной прессы. И мы собрались здесь в Лас-Вегасе ради особого события: четвертой ежегодной гонки «Минт-400» … и на таких мероприятиях нельзя страдать херней.
Но уже сейчас – еще до начала зрелища – чувствовалось, что мы можем потерять контроль над ситуацией. Этим погожим прохладным невадским утром мы сидим в каком-то зачуханном баре в бетонной коробке казино под названием «Стрелковый клуб Минт» в пятнадцати километрах от Лас-Вегаса … гонки вот-вот начнутся, а в нашем стане разброд и шатания.
На улице психопаты-гонщики занимались последними приготовлениями: обклеивали фары мотоциклов, доливали масло в вилки, подтягивали болты, гайки и муфты … и ровно в девять первые десять мотоциклов рванули с места. Волнующее зрелище, мы все вышли посмотреть. По взмаху флажка десять несчастных чертей выжали сцепление и все вместе вошли в первый поворот. Потом кто-то вырвался вперед («Хускварна-405», насколько я помню). Раздались крики одобрения, а гонщик поддал газу и скрылся в облаке пыли.
– Ну вот и всё, – сказал кто-то. – Через часок вернутся. Пойдем обратно в бар.
Не тут-то было. Как же. На старте ждало еще 190 мотоциклов. Они стартовали по десять в ряд, каждые две минуты. Сначала их было видно на двести метров от старта. Но видимость продержалась недолго. Третья десятка исчезла в пыли в сотне метров от нас … а когда пошла вторая сотня (а еще была третья), видимость упала до пятидесяти метров. Видно было не дальше тюков с сеном возле гаражей … .
За этой чертой над пустыней образовалось невероятных размеров и плотности облако пыли, которое провисит здесь еще два дня. Тогда еще никто из нас не догадывался, что больше «Феерическую гонку Минт-400» мы не увидим –
К полудню под палящим солнцем из бара/казино гаражную зону в сотне метров от нас было едва видно. Затея «освещать гонку» традиционным способом смотрелась нелепо: это всё равно, что высматривать пловцов в олимпийском бассейне, где вместо воды тальк. Компания «Форд Моторс», как и было обещано, выдала журналистам джип «Бронко» и водителя, но, после нескольких отчаянных вылазок в пустыню в преимущественно бесплодных поисках гонщиков, я оставил машину на растерзание фотографам и вернулся в бар.
Настал час Мучительной Переоценки происходящего. Гонка определенно шла полным ходом. Я стал свидетелем старта, вот пожалуй и все. И что теперь? Нанять вертолет? Лезть обратно в вонючий джип? Мотаться по пустыне и наблюдать, как эти шуты проносятся мимо контрольных пунктов? По одному за полчаса … ?
К десяти они расползлись по всей трассе. То была уже не гонка, а Битва на Выживание. Виден был только старт, он же финиш, куда каждые несколько минут из облака пыли вырывался какой-нибудь псих, сползал с мотоцикла, механики заправляли бак и мотоцикл возвращался в гонку со свежим водителем … .еще один круг на восемьдесят километров, еще один час не щадящей почек кошмарной тряски в беспросветном пыльном аду.
Часам к одиннадцати я сделал еще один круг в журналистской машине, но нашли мы только два багги, где сидели персонажи, похожие на отставных унтеров из Сан-Диего. Он подрезали нас в пересохшем русле и потребовали знать: «Где эта херня?»
«Без понятия, – ответил я. – Мы простые патриоты Америки, как и вы».
На их машинах красовались зловещие эмблемы: орлы с американскими флагами в когтях, косоглазая змея, кромсаемая звёздно-полосатой бензопилой; а в одной машине на пассажирском сиденье стоял пулеметный станок.
Они гоняли по пустыне на полной скорости в свое удовольствие и докапывались до каждого встречного.
– Вы из какого подразделения? – выкрикнул один из них. За ревом моторов, мы едва слышали друг друга.
– Спортивная пресса, – крикнул я. – Свои, наемные шуты.
Глуповатые улыбки.
– Хотите погоняться, крикнул я. – Ловите козла из «Си-би-эс ньюс» на большом черном джипе. «Продажный пентагон» – его рук дело.
– Да ты чо? – одновременно воскликнули двое. – Черный джип, говоришь?
Они с ревом сорвались с места, мы тоже. Подпрыгивая на камнях, карликовых дубах и, похожих на кактусы чугунных кустах перекати-поля. Мое пиво выпорхнуло из кружки, шлепнулось о крышу и приземлилось мне на штаны, покрыв пах теплой пеной.
– Ты уволен, – сказал я водителю. – Вези меня обратно.
Я чувствовал, что пора приземлиться – обдумать, как справиться с этим поганым заданием. Ласерда настаивал на Полном Освещении. Он рвался обратно в пыльную бурю, чтобы продолжить свои попытки перебором пленок и линз найти ту комбинацию, с помощью которой в этом аду можно хоть что-то запечатлеть.
«Джо», наш водитель, был непрочь. На самом деле его звали не Джо, но нам велели называть его именно так. Накануне я разговаривал с боссом из «Форда» и, когда речь зашла о водителе, он сказал: «Его настоящее имя – Стив, но вы называйте его Джо».
– А что? Джо так Джо, – сказал я. – Как ему нравится. А может «Зум»?
– Не пойдет, только «Джо».
Ласерда ближе к полудню снова отправился в пустыню в сопровождении нашего водителя Джо. Я вернулся в бар/казино, который на самом деле «Стрелковый клуб Минт» – и там принялся бухать по-черному, думать тяжкие мысли, и делать мрачные записи … .
6. Ночь в городе … стычка в «Дезерт Инне» … Наркотический угар в «Цирке-цирке»
Полночь субботы … Воспоминания о той ночи весьма туманны. Мои единственные проводники в этом тумане – полная горсть карточек лото и салфеток, покрытых едва разборчивыми записями. Вот например: «Связаться с типом из «Форда», потребовать джип – наблюдать за гонкой … фото? … Ласерда – позвонить … а может вертолет? … Сесть на телефон, наехать на пидарасов, устроить взбучку».
Еще: «Вывеска на бульваре Парадайз – «Дамы без верха и без комплексов» … стриптиз по сравнению с ЛА – дилетантство; здесь кружки из фольги на сиськах … в ЛА – групповуха … Лас-Вегас – общество вооруженных мастурбаторов/здесь кайфуют от азартных игр/секс как экзотическая добавка для толстосумов … шлюхи от заведения для выигравших, дрочка для неудачников».
Давным-давно, когда я еще жил в Биг-Суре по соседству с Лайонелом Олеем7, у меня был приятель, любивший съездить в Рено сыграть в кости. У него был магазинчик спорттоваров в Кармеле. Один месяц он три уикенда подряд катался в Рено на своем крейсерском «Мерседесе» – каждый раз срывал большой куш. После трех поездок он разбогател тясяч на пятнадцать и решил в четвертый раз не ездить, а свозить своих друзей на ужин в ресторан. «Всегда выходи из игры, пока ты в выигрыше, – объяснил он. – К тому же далеко тащиться»
В понедельник утром ему из Рено позвонил управляющий казино, в котором он играл.
– Нам здесь вас не хватало, – сказал управляющий. – Музыканты скучали.
– Черт, – сказал мой приятель.
И вот на следующие выходные он вылетел в Рено на частном самолете, с другом и двумя подружками – все они «особые гости» управляющего. Для крупных игроков – всё что угодно.
Утром в понедельник он вернулся в аэропорт Монтерея на том же самом самолете, предоставленном казино. Летчик одолжил ему десять центов позвонить другу, чтобы тот приехал за ним и отвез его домой в Кармель. Он задолжал 30 тысяч, и два месяца спустя к нему в дверь постучались ребята из самого сурового агентства по взысканию долгов.
Он продал свой магазинчик, но все равно не хватило. Ничего, подождут, говорил он, но когда его отделали, то убедился, что лучше занять денег и расплатиться полностью.
Системная игромания – очень жесткий бизнес, и Рено по сравнению с Лас-Вегасом – это детский утренник. Для проигравшего Вегас – самый злой город на свете. Еще год назад на окраине Лас-Вегас висел гигантский плакат:
«НЕ ИГРАЙТЕ С МАРИХУАНОЙ!
В НЕВАДЕ
ХРАНЕНИЕ – 20 ЛЕТ ТЮРЬМЫ
СБЫТ – ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК!»
Так что я не очень уверенно чувствовал себя, разъезжая субботним вечером по казино под кислотой в набитой марихуаной машине. Несколько раз мы чуть не спалились: в один из них я попытался въехать на Большой красной акуле в прачечную отеля «Лендмарк», но дверной проем оказался слишком узок, и люди внутри пришли в нездоровое возбуждение.
Мы заехали в «Дезерт Инн» посмотреть представление с Дебби Рейнольдс и Гарри Джеймсом. «Не знаю как у тебя, – сказал я своему адвокату, – но в моей профессии важно быть в теме».
– В моей тоже, – ответил он. – Но как твой адвокат, советую заехать в «Тропикану и заценить Гая Ломбардо. Он выступает в Синем зале со своими «Роял Канадианс».
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем я буду выкладывать свои кровные – поглазеть на труп?
– Слушай, мы вообще для чего здесь? Ради развлечений или по работе?
– Конечно по работе, – ответил я. Мы наворачивали круги по автостоянке казино «Дюны», которое оказалось потом «Тандербердом» … или «Гасиендой» …
Мой адвокат изучал журнал «Вегас Визитор» на предмет куда бы сходить. «Смотри-ка – «Игровые автоматы Ника-четвертака? – спросил он. – Горячие щёлки. Жесть … . Хотдоги по двадцать девять центов …
Вдруг какие-то люди стали на нас кричать. Мы влипли. Два громилы в красно-золотых шинелях нависли над капотом: «Вы что делаете? Здесь нельзя парковаться!»
«А что?» – спросил я. Нормальное место для стоянки, вокруг свободно. Я так долго искал, где припарковаться. Слишком долго. Я был готов бросить машину и вызвать такси … но тут, ура, мы нашли это место.
Которое оказалось тротуаром у главного входа в «Дезерт Инн». К тому времени я переехал через столько бордюров, что последний просто не заметил. Но теперь мы оказались в труднообъяснимом положении … загородили вход, громилы на нас орут, скверная неразбериха …
Мой адвокат мигом выскочил из машины, размахивая пятидолларовой банкнотой. «Припаркуйте машину! Я старый друг Дебби. Я её жарил!»
На миг мне показалось, что он всё испортил … Но тут один из швейцаров протянул руку за банкнотой со словами: «Ладно, ладно, я позабочусь об этом, сэр». И выдал парковочный купон.
– Охренеть! – сказал я, когда мы поспешно преодолевали вестибюль. – Нас чуть не спалили. Быстро ты сообразил.
– А ты чего ожидал? – Я ведь твой адвокат … и с тебя пять баксов. Давай сюда».
Я пожал плечами и отдал ему деньги. В пафосном, выложенном толстым слоем орлона8 вестибюле «Дезерт Инна» казалось неуместным торговаться из мелких взяток парковщику. Это была территория Боба Хоупа. Фрэнка Синатры, Спиро Агню9. Изрядно пованивало дорогим огнеупорным материалом и пластмассовыми пальмами – первоклассное убежище для Крупных Клиентов.
Преисполнившись уверенности, мы подошли к роскошному залу, но нас отказались пускать. Тип в бордовом смокинге сказал, что мы опоздали. Аншлаг, мест не осталось, даже за большие деньги.
– Хуй с ними с местами, – сказал мой адвокат. – Мы старые друзья Дебби. Мы приехали на это представление из самого Лос-Анджелеса и по-любому на него попадем.
Смокинг что-то залопотал насчет «противопожарной безопасности», но мой адвокат и слушать его не хотел. Наконец, после долгого скандала, он впустил нас бесплатно – при условии, что мы будем тихо стоять у дверей, не шуметь и не курить.
Мы пообещали, что не будем, но как только очутились внутри, не смогли удержаться. Сказалось накопившееся напряжение. Дебби Рейнольдс скакала по сцене в серебряно парике в стиле «афро». Под звуки «Сержанта Пеппера» из золотой трубы Гарри Джеймса.
– Нихуя себе! – сказал адвокат. – Мы попали в капсулу времени!
Тяжелые руки схватили нас за плечи. Я вовремя спрятал трубочку для гашиша обратно в карман. Вышибалы выволокли нас из зала, протащили через вестибюль и держали у входной двери, пока не пригнали нашу машину. «Так, валите отсюда, – сказал бордовый смокинг. – Даем вам шанс. Если у Дебби такие друзья, дела у неё еще хуже, чем я думал».
«Это мы еще посмотрим! – прокричал адвокат, когда мы отъезжали – Мразь параноидальная!»
Я подъехал к казино «Цирк-цирк» и припарковался у задней двери. «Место что надо, – сказал я. – Здесь до нас не будут доебываться».
«Где эфир? – спросил адвокат. – Мескалин не прёт».
Я дал ему ключ от багажника и раскурил трубочку с гашишем. Он вернулся с бутылкой эфира, откупорил её, плеснул на салфетку, прижал её к носу и глубоко задышал. Я тоже промокнул салфетку и вдохнул эту гадость. От машины, несмотря на закрытую крышу, во все стороны завоняло эфиром. Вскоре мы уже ковыляли вверх по парадной лестнице, заливаясь глупым смехом, цепляясь друг за друга, как заправские алкаши.
Главное преимущество эфира в том, что под ним ты ведешь себя как деревенский пьяница из старого ирландского романа … полная утрата основных двигательных навыков: в глазах мутнеет, равновесие пропадает, язык во рту немеет – обрубаются все связи между телом и мозгом. Что любопытно, потому что мозг продолжает работать более или менее нормально … Ты видишь, во что ты превратился, но поделать ничего не можешь.
Приближаешься к турникетам на входе, зная, что нужно заплатить два доллара человеку на входе, иначе не пустят … но когда оказываешься там, всё идет наперекосяк: неверно оценив расстояние до турникета, врезаешься в него, отлетаешь и, чтобы не упасть, хватаешься за какую-то старуху, тебя толкает какой-то сердитый ротарианец и думаешь: в чем дело? что здесь происходит? Потом слышишь свой голос: «Псы выебли Папу, я ни при чем. Осторожно! … Какие деньги? Меня зовут Бринкс, я родился … родился? Овец за борт … женщин и детей в бронемашину … приказ капитана Зипа.
Коварный эфир – однозначно телесный наркотик. Разум, не в силах связаться со спинным мозгом, в ужасе отворачивается. Нелепо трепыхаются руки – никак не достать деньги из кармана … дикий смех и шипение … всё это время с лица не слезает улыбка.
Эфир – идеальный наркотик для Лав-Вегаса. В этом городе любят пьяниц. Свежее мясо. В общем, нас пропустили через турникеты.
«Цирк-цирк» – это место, где весь бомонд проводил бы субботний вечер, выиграй фашисты войну. Это Шестой рейх. Первый этаж, как и во всех остальных казино, заставлен игорными столами … но здесь четыре этажа, на манер циркового шатра, и наверху происходят ярмарочно-карнавальная вакханалия. Прямо над игровыми столами под куполом цирка Сорок летяющих братьев Карасито исполняют трюки на трапеции вместе с четырьмя Волчицами в намордниках и Шестью Сестричками-Нимфетками из Сан-Диего … .Сидишь ты в главном зале, играешь в двадцать одно, ставки растут, и вдруг смотришь вверх, а там прямо над головой пролетает полуголая четырнадцатилетняя девочка, за ней рычащая волчица, которая внезапно вступает в смертельную схватку с двумя поляками в серебристом трико, которые сигают с противоположным балконов и встречаются в воздухе, хватая волчицу за гриву … . Поляки устремляются вместе со зверюгой вниз, прямо на карточный стол – но отскакивают от сетки; взмывают под купол, разлетаясь в три разные стороны и, едва они снова начинают падать, их подхватывают Корейские кошечки и развозят на трапеции по балконам.
Это безумие повторяется снова и снова, но никто его, кажется, не замечает. В главном зале играют круглые сутки напролет, и цирк никогда не заканчивается. А на всех верхних ярусах, клиентов завлекают самыми нелепыми ярмарочными аттракционами. Сбей выстрелом из ружья накладки с сосков у огромной лесбиянки и получишь козла из сахарной ваты. Встань напротив этой фантастической машины, друг мой, и всего за 99 центов твое изображение высотой в шестьдесят метров появится на экране над центром Лас-Вегаса. Еще девяносто девять центов – и можешь что-нибудь сказать. «Говори что хочешь, приятель. Тебя услышат, не волнуйся. Главное, что ты будешь ростом в шестьдесят метров».
Вот это да. Я представил себе, как лежу в полудреме на кровати в гостинице, гляжу в окно, и вдруг в полночном небе появляется злобная шестидесятиметровая фашистская пьянь и орет на всю округу: «Вудсток ?ber Alles!»
Занавесим сегодня на ночь окна. От такого зрелища наркоман может запрыгать по комнате словно пинг-понговый шарик. И так хватает галлюцинаций. Но со временем ты привыкаешь не обращать внимание на своих мертвых бабушек, ползущих у тебя по ноге с ножом в зубах. Всякий любитель кислоты способен справиться с такими вещами.
Но когда любое чучело с долларом и девяносто восемью центами в кармане может зайти в «Цирк-цирк» и внезапно появиться в небе над центром Лас-Вегаса ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову – выдержать такой трип никому не под силу. Нет, этот город не для психоделиков. Здесь слишком кривая реальность.
Хороший мескалин вставляет не сразу. Первый час проходит в ожидании, еще через полчаса начинаешь проклинать ту сволочь, которая тебя кинула, потому что ничего не происходит … а потом БАЦ! Адская острота ощущений, странное свечение и вибрации … очень жесткая штука в таком месте, как «Цирк-цирк»
«Мне неприятно об этом говорить, – сказал мой адвокат, когда мы уселись в баре-карусели на втором ярусе, – но это место меня выстегивает. Кажется, меня забирает Страх».
– Чушь, – сказал я. – Мы пришли сюда найти американскую мечту, и теперь, когда мы в самом центре круговорота, ты хочешь свалить. – Я сжал его бицепс, – Пойми же, мы нащупали главный нерв.
– Я знаю. Оттого и Страшно.
Эфир отпускал, кислота отпустила давно, но мескалин накрывал в полную силу. Мы сидели за маленьким золотистым пластиковым столиком, вращаясь по орбите вокруг бармена.
– Смотри. Две бабы ебут белого медведя.
– Ну, пожалуйста, Не говори мне таких вещей. Не сейчас. – Он жестом попросил официантку принести еще два виски. – Последняя стопка. Сколько ты можешь мне одолжить?
– Не много, а что?
– Мне надо уходить.
– Уходить?
– Да, валить из страны. Сегодня вечером.
– Спокойно, через несколько часов тебя отпустит.
– Нет, я серьёзно.
– Джордж Метески10 тоже был серьезный. И смотри, что с ним сделали.
– Не еби мне мозг! Еще час в этом городе и я кого-нибудь грохну!
Я понял, что он на грани. Та самая страшная острота ощущений на пике мескалинового прихода.
– Ладно, я одолжу тебе денег. Давай выйдем и посмотрим, сколько у нас осталось.
– А мы сможем выйти?
– Ну … зависит от того, до скольких человек мы доебемся по пути отсюда до выхода. Ты хочешь выйти по-тихому?
– Я хочу выйти по-быстрому.
– Ладно, расплачиваемся и медленно встаем. Мы оба удолбаны. Путь будет долгий. – Я крикнул официантку. Она подошла со скучающим видом, адвокат поднялся.
– Тебе платят за случку с медведем? – спросил он.
– Что?
– Это он шутит, – сказал я встряв между ними. – Эй, док, пойдем вниз, поиграем. Я довел его до края карусели, но он не хотел сходить, пока та не остановится.
– Она не остановится, – сказал я. – Она вообще не останавливается. – Я сошел и повернулся, ожидая его, но он застыл на месте … я не успел его выхватить и он уехал.
– Стой на месте! – крикнул я – Сейчас вернешься по кругу!
Он тупо глядел вперед перекошенными от страха и растерянности глазами. Но не пошевелил и мускулом, пока не сделал круг.
Я дождался, пока он очутился напротив меня и вытянул руку, чтобы его схватить – но он отпрыгнул и поехал по второму кругу. Я сильно занервничал. Я был на грани. Казалось, бармен наблюдает за нами.
Карсон-сити, подумал я. Двадцать лет.
Я залез на карусель, и быстро зашел к нему вдоль барной стойки со спины. Когда мы оказались на нужном месте, я столкнул его. Шатаясь, он побрел по проходу, потерял равновесие и, издав истошный вопль, врезался в толпу … покатился как бревно, потом резво поднялся на ноги, сжал кулаки и стал высматривать, кого бы ударить.
Я подошел к нему с поднятыми руками, изображая улыбку. «Ты навернулся, – сказал я. – Пойдем».
В этот раз на нас действительно все смотрели. Но этот болван не двинулся с места, а я знал, что будет, если я схвачу его.
– Ладно, стой здесь, за тобой сейчас придут. Я пошел.
Я быстро зашагал к лестнице, не обращая на него внимания.
На него это подействовало.
– Видал? – спросил он, поравнявшись со мной. – Какой-то козел пнул меня в спину.
– Наверно бармен, – сказал я. – За то, что ты сказал официантке.
– Господи! Давай выбираться отсюда. Где лифт?
– К лифту не подходи. Они только этого и ждут … запрут нас в стальном ящике и спустят в подвал. – Я обернулся, но никто за нами не шел.
– Не беги. Им нужен только повод, чтобы расстрелять нас.
Он кивнул, вроде понял. Мы быстро миновали большую аллею аттракционов: тир, тату-салоны, менялы и сладости, прошли ряд стеклянных дверей и спустились по газону к стоянке, где нас ждала «Большая красная акула».
– Поведешь ты, – сказал он. – Кажется, со мной что-то не то.
7. Параноидальный ужас … и жуткий призрак содомии … сверкание ножей и зеленые воды
Доехав до «Минт», я припарковался напротив казино, за углом у автостоянки. Не стоит лезть на рожон в вестибюле. За пьяных мы никак не сойдем. Мы оба перевозбуждены. Повсюду вокруг нас чрезвычайно угрожающие вибрации. Мы кинулись бегом через казино и дальше вверх по эскалатору в конце зала.
До номера мы добрались никого не повстречав – но замок не отпирался. Адвокат отчаянно с ним возился. «Суки, поменяли нам замок, – застонал он. – И наверняка устроили обыск в комнате. Господи, нам конец». Вдруг дверь распахнулась. Мы замерли, потом метнулись внутрь. Всё чисто. «Запри дверь на все засовы», – сказал адвокат. Он разглядывал два ключа от номеров. Подняв ключ с номером 1221 он спросил: «А этот откуда?»
– Номер Ласерды, – сказал я.
Он улыбнулся: «Да, точно. Я решил, пригодится».
– Зачем?
– Давай поднимемся к нему и вытащим его из постели струей из пожарного шланга, – предложил он.
– Нет, лучше к нему не соваться. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.
– Ты прикалываешься? Этот португальский сукин сын опасен. Он следит за нами как ястреб. – Он искоса посмотрел на меня. – Ты что, с ним сговорился?
– Я позвонил ему, пока ты мыл машину. Он сказал, что сегодня ложится, чтобы завтра быть на старте к рассвету.
Адвокат не слушал. Он издал страдальческий вопль и ударил в стену кулаками.
– Вот козёл! Я знал! Он завладел моей женщиной!
Я рассмеялся: «Та блондиночка со съемочной группой? Думаешь, он отымел ее в задницу?
– Правильно, смейся! Вы белые все такие. – Он уже успел открыть новую бутылку текилы и пил ее большими глотками. Потом схватил грейпфрут и разрезал его пополам стальным охотничьим ножом с острым как бритва лезвием.
– Откуда у тебя нож? – спросил я.
– Принесли из обслуживания номеров, я попросил. Чтобы резать лаймы.
– Какие лаймы?
– Лаймов не было. Они в пустыне не растут. – Он порезал грейпфрут на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать … потом стал кромсать их на ошметки. – Вот козлина, знал ведь, надо выйти с ним поговорить, пока была возможность. А теперь она с ним.
Я помнил ту девчонку. Несколькими часами ранее у нас с ней в лифте вышел конфуз: мой адвокат свалял дурака.
– Вы, наверно, гонщик – сказала она. – В каком вы классе?
– Классе? Каком нахуй классе?
– На чем вы ездите? – спросила он поспешно улыбнувшись. – Мы снимаем гонку для телевидения, и могли бы вас использовать.
– Меня использовать?
Матерь Божья, подумал я. Началось. В лифте было полно народу, мы поднимались с этажа на этаж очень медленно. Когда мы остановились на третьем, его трясло. Еще пять …
– Я езжу на больших мотоциклах, – вдруг вскрикнул он, – невъебенных.
Я засмеялся, чтобы разрядить обстановку. «Винсент блек шэдоу, – сказал я. – Мы в заводской команде.
В толпе послышался грубый недовольный ропот. «Херня», – сказал кто-то сзади.
– Минуточку! – крикнул адвокат … . Потом, повернувшись к девушке: «Простите, мадам, но сюда, кажется, затесался какой-то невежественный ушлепок, который напрашивается, чтобы ему вскрыли ебало».
Он запустил руку в карман черной синтетической жилетки и повернулся к толпе сзади. «Ну что, пидоры бледножопые, кого тут покоцать?»
Я следил за индикатором этажей. Лифт остановился на седьмом, дверь открылась, но никто не двинулся с места. Мёртвая тишина. Двери закрылись. Восьмой … В кабине ни звука, ни движения. Только двери начали закрываться, я шагнул вперед и выдернул его за руку. Как раз вовремя. Двери сомкнулись, и лифт поехал на девятый.
«Бегом в номер! – сказал я. – Эти гады вызовут копов!» Забежав за угол, мы оказались у двери номера. Адвокат безудержно хохотал. «Обстремались. Видал? Обстремались. Как крысы в клетке!» Когда мы заперли дверь на засов, он перестал хохотать. «Чёрт! Теперь всё серьёзно. Девчонка поняла. Она в меня влюбилась».
Теперь, по прошествии нескольких часов, он убедил себя, что Ласерда, так называемый фотограф, каким-то образом овладел девчонкой. «Давай поднимемся к нему и кастрируем уёбка, – сказал он, оскалив зубы и выписывая восьмерки своим новым ножом. – Это ты ему сдал ее?»
– Так, – сказал я. – Убери-ка свой ножик подальше и поди протрезвись. Я поставлю машину на стоянку.
Я медленно попятился к двери. За долгие годы общения с наркоманами ты понимаешь, что всё серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику – особенно если он размахивает острым охотничьим ножом перед твоим лицом.
– Прими душ, – сказал я. – Вернусь через двадцать минут.
Я быстро вышел, заперев дверь на ключ и прихватив с собой украденный моим адвокатом ключ от номера Ласерды. Вот бедняга, думал я по пути к лифту. Его отправили сюда выполнять совершенно нормальное задание: фотографировать гонки мотоциклов и багги в пустыне, а он, сам того не подозревая, очутился в запредельном для его понимания чудовищном мире. Он ни за что не разберется, что тут происходит.
Что мы здесь делаем? В чем смысл это поездки? Неужели меня в самом деле на улице ждет большой красный кабриолет? Катаюсь ли я на эскалаторах гостиницы в каком-то наркотическом угаре или же я приехал в Лас-Вегас, чтобы сделать репортаж?
Я запустил руку в карман: ключ с номером 1850. Хоть что-то реально. Итак, сейчас мне надо поставить машину и вернуться в номер … а потом хоть как-то прийти в себя, чтобы разобраться с делами, которые возникнут утром.
С эскалатора в казино ? вокруг игорных столов по-прежнему толпы. Кто эти люди? Что за лица? Откуда они? Карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они настоящие. И их чертовски много – все еще стоят вокруг игорных столов в городе посреди пустыни и что-то кричат в четыре тридцать утра в воскресенье. Все еще дрочат на Американскую Мечту, на образ Большого Выигрыша, вырисовывающегося в предрассветном хаосе затхлого казино.
Большая удача в «Силвер-сити». Обыграй крупье и вернешься домой богачом. Почему бы и нет? Я остановился у «Денежного колеса» и поставил доллар на Томаса Джефферсона … двухдолларовая банкнота-фрик11, как всегда думая, что инстинкт не подведет.
Не тут-то было. Еще два бакса в трубу. Сволочи!
Ну же, успокойся. Научись радоваться и проигрышу. Главное – сделать правдивый репортаж, всё как есть, остальное оставим журналам «Лайф» и «Лук» – по крайней мере пока. Съезжая вниз на эскалаторе, я увидел журналиста «Лайф», скрючившегося в телеграфной будке – он что-то вещал какому-то перевозбужденному роботу в конторской ячейке на том побережье. Вроде того: «Лас-Вегас на рассвете – Гонщики еще спят, пыль еще не осела над пустыней, 50000 призовых покоятся в темном сейфе Дель Уэбба в сказочном отеле «Минт» в самом сердце Центра Казино. Обстановка чрезвычайно напряженная. На месте группа журнала «Лайф» (как всегда в сопровождении отряда полиции…) Пауза. «Да, я сказал полиции. В конце концов, это специальный репортаж для «Лайф»…»
Красная акула стояла напротив казино «Фримонт», где я её и оставил. Я отвёз её в гараж – «машина доктора Гонзо, всё в порядке, если у ваших сотрудников появится свободная минутка – пусть натрут её воском к утру. Да, конечно, запишите в счёт номера».
• • •
Когда я вернулся, адвокат был в ванне. Погруженный в маслянистую зеленую воду – раствор каких-то японских солей – он прихватил их в сувенирной лавке гостиницы вместе с новым радиоприемником, теперь включенным в розетку для электробритвы. На полную громкость. Какая-то херня под названием Three Dog Night про лягушку Иеремия, желавшую принести «Радость всему миру».
Сначала Леннон, теперь это, подумал я. На очереди стоны Гленна Кемпбелла о том «куда исчезли все цветы?»
И правда, куда? Цветов в этом городе нет. Только плотоядные растения. Я убавил громкость и заметил рядом с приемником комок пожеванной белой бумаги. Адвокат, кажется, не заметил, что стало тише. Он был окутан клубами зеленого пара, над водой виднелось только полголовы.
– Ты всё это сожрал? – спросил я, подняв комок бумаги.
Он меня не замечал. Я так и знал. Следующие шесть часов до него будет не достучаться. Он заточил целую промокашку.
– Гнусный сукин сын, – сказал я. – Молись, чтобы в чемоданчике оказался торазин, иначе завтра тебе придется очень худо.
– Музыку! – зарычал он. – Погромче. Поставь вон ту кассету.
– Какую кассету?
– Новую. Вон там.
Я поднял приемник и заметил, что в нём встроенный магнитофон. Кассету – Surrealistic Pillow – нужно было только перевернуть. Он уже прослушал первую сторону – на такой громкости, что слышно, наверно, было во всех номерах через все стены в радиусе сто метров.
– «Белый кролик», – сказал он. – Хочу нарастающий звук.
– Ты обречен, – сказал я. – Через два часа я отсюда сваливаю, а потом сюда придут люди с большими дубинками и выбьют из тебя всё говно. Прямо в ванне.
– Я копаю свои могилы – сказал он. – Зеленая вода и «Белый кролик» … Поставь, а не то я тебя …
Из воды взлетела рука с зажатым в кулаке охотничьим ножом.
– Господи, – пробормотал я. В этот момент я понял, что он безнадежен – лежит, обожравшись кислоты, в ванне, размахивает самым острым ножом, что я когда-либо видел, ничего не соображает и требует «Белого кролика». Всё, подумал я, с меня хватит. Больше возиться с этим дегенератом я не намерен. На этот раз он решил убиться по-настоящему. Сам напросился … .
– Ладно, – я перевернул кассету и нажал воспроизведение, – Но сделай мне напоследок одно одолжение, хорошо? Дай мне два часа. Больше я не прошу – всего-то два часа поспать. Подозреваю, что завтра будет очень тяжелый день.
– Разумеется. Я ведь твой адвокат. Я выделю тебе столько времени, сколько тебе нужно, по обычной ставке: 45 долларов в час, но тебе понадобится подушка, так что положи купюру в сто баксов под радио и пиздуй отсюда.
– Может чеком? Пилозубого национального банка. У тебя его примут без удостоверения личности. Меня там знают.
– Как угодно, – сказал он, начиная подергиваться под музыку. В ванной было как внутри огромного неисправного низкочастотного динамика. Мерзкие вибрации, оглушительный звук. На пол натекло воды. Я положил радио как можно дальше от ванны, насколько хватило провода, вышел и закрыл за собой дверь.
Через пару секунд он заорал: «На помощь! Сука! На помощь!»
Я кинулся обратно, думая, что он случайно откромсал себе ухо.
Однако нет … он тянулся из ванной к полочке, на которой лежало радио.
– Дай сюда радио, блядь.
Я выхватил у него приемник. «Дурила! Лезь обратно в ванну! Уйди нахуй от радио!» Регулятор громкости был выкручен до предела, невозможно было понять, что играет, если не помнишь «Белого кролика» по нотам … . я тогда помнил и знал, что песня закончилась … кульминация миновала.
Но адвокат, видимо, пропустил момент. Ему хотелось ещё. «Поставь обратно! – закричал он. – Ещё раз!» Он смотрел невидящими, обезумевшими глазами. Он был на грани какого-то жуткого психического оргазма …
«Включай! – вопил он. – Чтоб хуячило на полную! А как дойдет до той фантастической ноты, где кролик откусывает себе башку, кидай радио мне прямо в ванну».
Я пристально посмотрел на него, крепко держа приемник. «Только не я, – сказал я наконец. – Я бы с удовольствием захерачил тебе в ванну 440-вольтовый скотопогонщик, но только не радио. От взрыва тобой прошибет стену, через десять секунд тебе пиздец, – я рассмеялся. – Черт, а меня заставят давать показания, потащат на вскрытие, будут допрашивать, как всё было – в мельчайших подробностях. Мне это нахуй не надо».
– Херня! – взревел он. – Скажи им, я хотел вскрыться!
Я задумался. «Ладно, – сказал я наконец. – Ты прав. Пожалуй, это единственный выход». Я занес над ванной радио/магнитофон – он был до сих пор включен в сеть. «Погоди, я проверю, всё ли в порядке, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я бросил эту штуку в ванну на кульминации «Белого кролика», так?»
Он улегся обратно в воду с благодарной улыбкой. «Да, блядь, наконец-то. Я уж думал, придется вылезать и ловить горничную, чтобы поручить это ей».
«Спокойно, – сказал я. – Готов?» Я нажал пуск и «Белый кролик» заиграл снова. Почти сразу он завыл и застонал … очередной скоростной забег на вершину, с намерением в этот раз всё-таки взлететь. Он крепко зажмурился, из маслянистой зеленой воды торчали только коленки и голова.
Пока песня двигалась к кульминации, другой рукой я перебирал жирные спелые грейпфруты, сложенные в кучу рядом с умывальником. Самый больший весил почти килограмм. Я ухватил его покрепче, и когда наступила кульминации песни – метнул его в ванну как пушечное ядро.
Адвокат истошно завопил и забился в ванной, как акула над жертвой, расплескивая воду и пытаясь до чего-то дотянуться.
Я выдернул шнур из радио/магнитофона и мигом выскочил прочь из ванной … Аппарат продолжал играть, но теперь он питался от своих безопасных батареек. Пока я пересек комнату и подошел к своему чемоданчику, музыка стихла. Я достал газовый баллончик … . Тут вывалился из ванной мой адвокат, чуть не сорвав дверь с петель. Он смотрел невидящими глазами, но размахивал перед собой ножом как человек, всерьез вознамерившийся что-то порезать.
«Газ! – крикнул я. – Хочешь отведать? – Я помахал баллончиком перед его слезящимися глазами.