Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Туве Янссон

Опасный канун



Глава первая,

о кораблике из коры и огнедышащей горе

Муми-мама сидела на ступеньке на самом солнцепёке и оснащала кораблик из коры.

«Насколько мне помнится, у галеаса два больших паруса сзади и несколько маленьких треугольных спереди у бушприта», — думала она.

Смастерить руль было трудненько, а вот трюм — пара пустяков. Муми-мама сделала малюсенькую крышечку из коры, и, когда наложила её на дырочку, крышечка точь-в-точь села на своё место и её тоненькие стенки плотно прилегли к палубе.

«Это на случай бури», — сказала она самой себе и с облегчением вздохнула.

Подле неё на ступеньке, подтянув колени к подбородку, сидела дочь Мимлы и смотрела на её работу. Она глядела, как Муми-мама укрепляет мачты штагами из булавок с разноцветными стеклянными головками. Концы мачт расцветились красными вымпелами.

— Для кого это? — благоговейно спросила дочь Мимлы.

— Для Муми-тролля, — ответила его мама и стала выбирать подходящий трос для якоря в своей корзинке для рукоделия.

— Не толкайся! — раздался тоненький голосок из корзинки.

— Дорогая моя, — сказала Муми-мама, — твоя сестрёнка опять забралась в мою корзинку для рукоделия. Она запутается в иголках.

— Ми! — строго сказала дочь Мимлы и попыталась вызволить сестру из клубка ниток. — Сейчас же выходи!

Но крошка Ми лишь ещё глубже забилась в корзинку и целиком и полностью исчезла в клубке ниток.

— Как досадно, что она умеет делаться совсем маленькой, — посетовала дочь Мимлы. — Никогда не знаешь, где её искать. А может, ты смастеришь кораблик из коры и для неё? Тогда она сможет плавать кругами в бочке для дождевой воды, и я по крайности буду знать, где она.

Муми-мама рассмеялась и достала из сумки кусок коры.

— Как по-твоему, выдержит такой кораблик крошку Ми? — спросила она.

— Ну конечно, — ответила дочь Мимлы. — Но надо сделать из коры ещё и маленький спасательный пояс.

— Можно мне разрезать клубок? — крикнула крошка Ми из корзинки.

— Ради бога, — сказала Муми-мама. Она сидела, любовалась своим галеасом и думала про себя, не забыла ли чего.

Тем временем, пока она держала кораблик в руках, откуда ни возьмись припорхнула большая пушинка сажи и села на палубу.

— Тьфу! — сказала Муми-мама и сдула её.

Но тут же прилетела другая пушинка и села ей прямо на нос. Весь воздух был полон ими. Муми-мама поднялась и вздохнула.

— Ах, сколько неприятностей от этой огнедышащей горы, — сказала она.

— Огнедышащей горы? — с интересом спросила крошка Ми и высунулась из корзинки.

— Да, здесь неподалёку есть гора, которая начала извергать огонь, — объяснила Муми-мама. — И сажу. Она вела себя смирно, пока я не вышла замуж, а теперь, стоило мне вывесить бельё для просушки, она вновь зафыркала, и теперь всё станет чёрным…

— Всё сгорит! — радостно воскликнула крошка Ми. — Весь ваш дом, и ваш сад, и игрушки, и младшие братья и сестры, и их игрушки!

— Чепуха, — ласково сказала Муми-мама и, смахнув с носа сажу, пошла искать Муми-тролля.

Внизу под косогором, правее деревьев, между которыми был подвешен гамак Муми-папы, находилось окнище[1], полное светло-коричневой воды. Дочь Мимлы без конца твердила, что в середине оно бездонное, и, возможно, была права. Края окнища поросли травой с глянцевитыми широкими листьями. На них хорошо было отдыхать стрекозам и водяным паукам, а под ними с важным видом сновали туда-сюда какие-то букашки-растопыры. Ещё ниже сверкали золотом глаза лягушки, и иногда можно было мельком видеть её загадочных сородичей, которые жили в тине в самом низу.

Муми-тролль лежал на своём обычном месте (вернее, на одном из своих обычных мест), свернувшись калачиком на жёлто-зелёном мху и осторожности ради поджав под себя хвост.

С серьёзным и довольным видом он смотрел в воду, прислушивался к шелесту стрекозиных крыльев и навевающему дремоту гудению пчёл.

«Это для меня, — думал он. — Для меня это, для меня. Каждое лето она делает первый кораблик из коры тому, кого больше всех любит. Правда, она иногда отдаёт кораблик кому-нибудь другому, чтобы не было обидно. Если вон тот водяной паук заскользит к востоку, тогда ялика не будет. А если направится на зал ад, ялик будет такой малюсенький, что в руки-то боязно взять».

Водяной паук медленно двинулся на восток, и на глаза Муми-тролля навернулись слёзы.

В это мгновение зашуршала трава, и из-за её метёлок выглянула его мама.

— Эй, — сказала она. — У меня есть кое-что для тебя.

И она осторожно опустила на воду галеас. Он горделиво закачался на волнах над своим отражением и принялся уверенно лавировать так, как будто никогда ничего другого не делал.

Муми-тролль сразу увидел, что мама забыла про ялик.

Он ласково потёрся носом об её нос (ощущение было такое, как если бы он потёрся лицом о белый бархат) и сказал:

— Вот здорово-то, ты такого никогда ещё не делала.

Они сидели рядышком на мху и смотрели, как галеас пересёк на парусах окнище и причалил к листу травы.

Тут они услышали, как вдали у дома дочь Мимлы кличет свою маленькую сестрёнку. «Ми! Ми! — кричала она. — Горюшко ты моё луковое! Ми-и-и! Приди только домой, я оттаскаю тебя за волосы».

— Она снова куда-то запряталась, — сказал Муми-тролль. — Помнишь, было раз, мы нашли её в твоей сумке?

Муми-мама кивнула. Она сидела, погрузив нос в воду, и разглядывала дно внизу.

— Там что-то мерцает, — сказала она.

— Это твой золотой браслет, — сказал Муми-тролль. — А может, кольцо с ноги фрёкен Снорк. А что, я хорошо придумал, правда?

— Ужас как хорошо, — сказала Муми-мама.

— Теперь мы всегда будем держать наши украшения в коричневой родниковой воде. Они выглядят там куда красивее.

А дочь Мимлы стояла на лестнице Муми-дома и надрывалась от крика. Крошка Ми сидела и смеялась в одном из своих бесчисленных потайных местечек, и её сестра знала это.

«Ей бы поманить меня мёдом, — думала Ми. — А когда я приду, она поколотит меня».

— Послушай, Мимла, — сказал Муми-папа из кресла-качалки. — Если ты будешь так кричать, она никогда не придёт.

— Я кричу лишь для очистки совести, — с важным видом объяснила дочь Мимлы. — Когда мама уезжала, она сказала, что вот, мол, оставляю младшую сестру на твоё попечение, и если ты не сумеешь её воспитать, то и никто не сумеет, потому что с самого начала ею никто не занимался.

— Ну, тогда понятно, — сказал Муми-папа. — Ладно, кричи себе на здоровье. — Со стола, накрытого к завтраку, он взял кусок торта, воровато оглянулся и окунул его в сливочник.

Стол был накрыт на пять персон, шестая тарелка стояла под столом на веранде — дочь Мимлы утверждала, что там она чувствует себя самостоятельнее.

Тарелка Ми, естественно, была совсем крохотная, и стояла она в тени вазы с цветами в самой середине стола.

Тут по садовой дорожке галопом примчалась Муми-мама.

— Не принимай близко к сердцу, дорогая, — сказал Муми-папа. — Мы поели в чулане.

Муми-мама, пыхтя, взобралась на веранду и, остановившись, оглядела накрытый к завтраку стол.

Вся скатерть была черной от сажи.

— Охохонюшки, сказала она. — Ну и жарища. И пропасть сажи. От этой огнедышащей горы одни неприятности.

— Если бы она располагалась чуть поближе, мы, быть может, обзавелись бы пресс-папье из настоящей лавы, — мечтательно произнёс Муми-папа.

Вот уж было жарко так жарко!

Муми-тролль продолжал лежать у большого окнища воды и смотрел на небо — оно было совершенно белое и казалось серебряным блюдом. Слышно было, как внизу на побережье перекликаются морские птицы.

«Надвигается гроза», — сонно подумал он и поднялся со мха. И как всегда при перемене погоды, в сумерках или при необычном освещении в нём проснулась тоска по Снусмумрику.

Снусмумрик был его лучший друг. Разумеется, Муми-тролль страшно любил и фрёкен Снорк, но дружить с девочкой было совсем не то.

Снусмумрик был спокойный нравом и знал кучу всяких вещей, но не болтал попусту. Лишь иногда рассказывал он о своих путешествиях, и тогда ты чувствовал себя таким гордым, словно Снусмумрик посвящал тебя в члены какого-то тайного общества. Когда выпадал первый снег, Муми-тролль всегда погружался вместе со всеми в зимнюю спячку. А Снусмумрик уходил бродяжить на юг и возвращался в Муми-дол не ранее следующей весны.

А этой весной он не вернулся.

Муми-тролль начал ждать его, как только проснулся от зимней спячки, но ничего не сказал другим. Когда птичьи стаи потянули над долом и стаяли островки снега, до последнего державшиеся на северных склонах, им овладело беспокойство. Так долго Снусмумрик ещё никогда не запаздывал. Наступило лето, и место палатки Снусмумрика у реки сплошь заросло и стало зелёным, как будто никто никогда там не жил.

Муми-тролль всё ещё надеялся, но уже не так истово, без укоризны и чуть-чуть устало.

Однажды фрёкен Снорк заговорила об этом за обеденным столом.

— Почему Снусмумрик так запаздывает в этом году? — спросила она.

— А что? Он, может, и вовсе не придёт, — сказала дочь Мимлы.

— Его, должно быть, съела Морра! — крикнула крошка Ми. — А может, он провалился в какую-нибудь дыру и расплющился в лепёшку!

— Тсс… — поспешно сказала Муми-мама. — Уж Снусмумрик-то всегда сумеет выкарабкаться из беды.

«Ну а вдруг? — думал Муми-тролль, шагая вдоль по берегу речки. — Ведь есть же на свете и морры, и полицейские. А также пропасти, куда можно свалиться. Можно замёрзнуть насмерть и взлететь на воздух, упасть в море и подавиться костью, и бог знает что ещё. Большой мир полон опасностей. Там нет у тебя знакомых, которые знают, что ты любишь, чего боишься. И вот теперь Снусмумрик блуждает там в своей старой зелёной шляпе… А ещё там есть сторож в парке, его заклятый враг. Опасный, опасный враг…»

Муми-тролль остановился у моста и с мрачным видом уставился на воду. И тут чья-то лапа легонько тронула его за плечо. Муми-тролль подскочил и обернулся.

— А, это ты, — сказал он.

— Мне так скучно, — сказала фрёкен Снорк, умоляюще глядя на него из-под чёлки.

На голове поверх ушей у неё был венок из фиалок; всё утро она проскучала. Муми-тролль хмыкнул приветливо и несколько рассеянно.

— Не поиграть ли нам? — спросила фрёкен Снорк. — Не поиграть ли нам в ту игру, где я несравненная красавица и ты похищаешь меня?

— Я что-то не в настроении, — ответил Муми-тролль.

У фрёкен Снорк поникли уши, тогда он поспешно потёрся носом об её нос и сказал:

— В такую игру, где ты становишься несравненной красавицей, играть излишне, потому что ты и так несравненная красавица. Давай я похищу тебя завтра.

Июньский день проскользнул, настали сумерки. Но жара не спадала.

Горячий сухой воздух был полон кружащихся хлопьев сажи, и вся Муми-семья приуныла, притихла, утратила свою обычную общительность. В конце концов Муми-мама надумала уложить всех спать в саду. Она постелила всем в приятных местечках тут и там и у каждого спального места поставила лампу, чтобы никто не чувствовал себя в одиночестве.

Муми-тролль и фрёкен Снорк свернулись калачиком под кустами жасмина. Но сон не приходил.

Это была необычная ночь, тихая какой-то жуткой тишиной.

— Ах, как жарко, — жалобным голосом промолвила фрёкен Снорк. — Я всё ворочаюсь, ворочаюсь с боку на бок, так что простыня становится какой-то неприятной и в голову лезут печальные мысли!

— И со мной то же самое, — ответил Муми-тролль.

Он сел и выглянул в сад. Все остальные, казалось, спали, и лампы спокойно горели у их постелей.

Внезапно жасминовые кусты сильно встряхнуло.

— Видел? — спросила фрёкен Снорк.

— Ничего, они снова успокоились, — сказал Муми-тролль.

И в этот самый момент лампа опрокинулась на траву, цветы вздрогнули, а по земле медленно поползла узкая трещина. Она ползла, ползла и наконец исчезла под матрацем. Потом стала шире. В неё посыпались земля и песок, а зубная щётка Муми-тролля вдруг скользнула прямо в чёрные недра земли.

— Щётка была совсем новая! — воскликнул Муми-тролль. — Синяя. Ты видишь её?

Он сунулся носом к трещине и поглядел.

И тут трещина с лёгким толчком сомкнулась.

— Щётка была совсем новая! — озадаченно повторил Муми-тролль. — Синяя.

— Ты лучше подумай о том, что было бы, если б тебе прищемило хвост! — утешила его фрёкен Снорк. — Тебе пришлось бы просидеть здесь до конца своих дней.

Муми-тролль аж подскочил.

— Пошли, — сказал он. — Уляжемся на веранде.

Перед домом стоял Муми-папа и принюхивался. В саду беспокойно шумело, взлетали стаи птиц, чьи-то крошечные ножки торопились уйти прочь по траве.

Крошка Ми высунула голову из подсолнухов у крыльца и весело крикнула:

— Ну, сейчас начнётся!

Внезапно где-то в недрах земли, под самыми их ногами, глухо пророкотало. Было слышно, как попадали кастрюли на кухне.

— Что, уже пора завтракать? — впросонках крикнула Муми-мама. — Что это?

— Ничего, дорогая, — ответил Муми-папа. — Это просто шевелится огнедышащая гора. (Подумать только, сколько пресс-папье из лавы…)

Тут проснулась и дочь Мимлы. Все вместе стояли они возле перил на веранде и смотрели.

— А где она, эта гора? — спросил Муми-тролль.

— На маленьком острове, — ответил Муми-папа. — На маленьком чёрном острове, где ничего не растёт.

— Ты не думаешь, что она хоть чуть-чуточку опасна? — прошептал Муми-тролль и сунул свою лапу в лапу папы.

— Ну ещё бы! — радостно ответил Муми-папа. — Конечно, она немножко опасна.

Муми-тролль восхищённо кивнул.

И тут они услышали гул.

Он надвигался издали с моря, поначалу каким-то неясным бормотанием, а потом перешёл во всё возрастающий грохот.

А затем в светлой ночи они увидели, как что-то чудовищно огромное вознеслось над верхушками леса, и это что-то росло и росло, отороченное белой шипящей каймой по самому верху.

— Теперь, я полагаю, лучше перейти в гостиную, — сказала Муми-мама.

И не успели они перетащить свои хвосты через порог, как речная волна с шипением накрыла Муми-дом и всё вокруг погрузилось в кромешный мрак. Дом чуть-чуть покачнулся, но не потерял равновесия, ибо это был очень хороший дом. Потом мало-помалу мебель пустилась вплавь по гостиной. Всей семьёй они поднялись на верхний этаж, уселись и стали ждать конца непогоды.

Такого ненастья не бывало со дней моей юности, радостно возвестил Муми-папа и зажёг свет.

Ночь была полна тревоги, за стенами снаружи потрескивало и поскрипывало, тяжёлые водяные валы вздымались к самым ставням.

Муми-мама с рассеянным видом села в кресло-качалку и начала раскачиваться.

— Это конец света? — с любопытством спросила крошка Ми.

— Не иначе, — сказала дочь Мимлы. — Побудь паинькой, если успеешь, ведь все мы, похоже, очень скоро окажемся на небесах.

— На небесах? — переспросила крошка Ми. — Неужто нам суждено попасть на небеса?

Тут что-то тяжёлое ударилось о стену дома, свет мигнул.

— Мама, — прошептал Муми-тролль.

— Да, мой родной? — отозвалась Муми-мама.

— Я забыл кораблик из коры в окнище.

— Он непременно отыщется завтра, — сказала Муми-мама. Она вдруг перестала раскачиваться и воскликнула. — Как же это могло со мной случиться!

— Что? — вздрогнув, спросила фрёкен Снорк.

— Ялик, сказала Муми-мама. — Я забыла про ялик. У меня всё время было такое ощущение, что я забыла что-то очень важное.

— Он там, наверху, возле вьюшки, — возгласил Муми-папа.

Он без конца бегал в гостиную измерять уровень воды. Все смотрели на лестницу, ведущую в гостиную, и гадали, что не намокло.

— Гамак взяли? — вдруг спросил Муми-папа.

Взять гамак никому не пришло в голову.

— Это хорошо, — сказал Муми-папа. — Гамак был кошмарного цвета.

Плеск воды вокруг дома нагонял сонливость, и все члены семьи один за другим сворачивались калачиком на полу и засыпали. Но прежде чем потушить свет, Муми-папа поставил будильник на семь.

Ибо ему было до чёртиков любопытно, что же произошло там снаружи.

Глава вторая,

о том, как ныряется после завтрака

Наконец вернулось утро.

Оно разгоралось узкой полоской, которая долго искала ощупью горизонт, прежде чем осмелилась подняться выше.

Погода стояла ясная и тихая.

Однако волны плескались возбуждённо и беспорядочно у новых берегов, которые никогда раньше не видели моря. Огнедышащая гора, которая всё перевернула вверх дном, успокоилась. Она устало вздыхала и лишь время от времени попыхивала в небо пеплом.

В семь часов зазвонил будильник.

Муми-семейство разом проснулось и ринулось к окну. Крошку Ми подняли на подоконник, и дочь Мимлы держала её в подоле, чтобы она не вывалилась. Весь мир преобразился.

Не стало ни жасмина, ни сирени, не стало ни моста, ни самой реки.

Лишь часть крыши дровяного сарая торчала из бурлящей воды. На ней, уцепившись за конёк, сидела немногочисленная, дрожащая от холода компания всякого лесного народца.

Все деревья вздымались прямо из воды, а горные цепи вокруг Муми-дола разъединились на россыпь островов.

— Мне больше нравилось, как было прежде, — сказала Муми-мама и, припудрившись, взглянула на солнце, которое выбиралось наверх из всего этого запустения, красное и огромное, словно луна в конце лета.

— И никакого тебе утреннего кофе, — констатировал Муми-папа.

Муми-мама посмотрела в сторону лестницы, ведущей в гостиную; лестница уходила в беспокойно плескавшуюся воду. Муми-мама подумала о своей кухне, представила себе обегавшую плиту закраину, где стояла банка с кофе, и попыталась вспомнить, не забыла ли она завернуть крышку. Она вздохнула.

— Может, я нырну за ней? — сказал Муми-тролль, который думал о том же.

— Ты не сумеешь надолго задержать дыхание, милое дитятко, — опечаленно сказала его мама.

Муми-папа посмотрел на них.

— Мне часто приходило на ум, — сказал он, — что можно рассматривать комнату с потолка, а не с пола.

— Ты считаешь… — восхищённо начал Муми-тролль.

Папа кивнул, исчез в своей комнате и вернулся с буравом и узенькой пилкой.

Все сгрудились вокруг него и с интересом наблюдали, как он работает. Муми-папе, возможно, казалось чуточку жутковатым пилить пол в собственном доме, но вместе с тем он испытывал глубокое удовлетворение.

И вот немного погодя Муми-маме представилась возможность впервые обозреть свою кухню сверху. Как зачарованная глядела она в слабо освещённый светло-зелёный аквариум. Там на дне она видела плиту, столик для мытья посуды, помойное ведро. А все стулья и стол плавали хороводом под потолком.

— Страх как забавно, — сказала Муми-мама и расхохоталась.

Она хохотала до того самозабвенно, что ей пришлось усесться в кресло-качалку, ибо увидеть свою кухню под таким углом придаёт силы.

— Как хорошо, что я опорожнила помойное ведро! — сказала она, вытирая слезы. — И позабыла принести его в кухню!

— Ну, я ныряю, мама, — сказал Муми-тролль.

— Запретите ему, миленькая, миленькая Муми-мама, — боязливо попросила фрёкен Снорк.

— Нет, зачем же? — сказала Муми-мама. — Раз он считает, что это щекочет нервы…

Муми-тролль постоял с минуту, стараясь дышать как можно спокойнее.

Затем нырнул.

Он подплыл к чулану и открыл дверь. Вода внутри была белая от молока с примесью брусничного варенья тут и там. Несколько ковриг хлеба проплыло мимо него, за ними следовала стайка макарон. Муми-тролль ухватил маслёнку, изловил мимоходом ковригу белого хлеба и обогнул плиту, чтобы взять мамину банку с кофе. Затем поднялся под потолок и глубоко перевёл дух.

— Нет, вы только взгляните, я таки завернула крышку! — радостно воскликнула Муми-мама. — Вот так экспедиция! А ты можешь захватить ещё и кофейник с чашками?

У них никогда ещё не было такого щекочущего нервы завтрака.

Они взяли стул, на котором никто не любил сидеть, и пустили его на дрова, чтобы сварить кофе. Сахар, к сожалению, весь растворился, зато Муми-тролль нашёл взамен банку сиропа. Муми-папа ел мармелад прямо из банки, а крошка Ми просверлила буравом целую ковригу, и никто не обратил на это внимания.

Время от времени Муми-тролль нырял в кухню, чтобы спасти что-нибудь ещё, и тогда вода плескалась по всему помещению.

— Сегодня я не буду мыть посуду, — весело возвестила Муми-мама. — И кто знает, быть может, теперь я вообще никогда больше не буду её мыть? Но, голубчики вы мои, может, вы попробуете поднять сюда и меблировку, не дадите ей испортиться?

Между тем солнце снаружи припекало всё сильнее, волнение на море улеглось.

Лесной народец на крыше дровяного сарая мало-помалу развеселился и начал выказывать недовольство беспорядком в природе.

— На мамином веку никогда не случалось ничего подобного, — сказала одна мышь, расчёсывая хвост. — Это недопустимо! Но, разумеется, времена меняются, распустилась молодёжь.

Одна крошечная козявка придвинулась ближе к остальным и с жаром сказала:

— Не думаю, что это молодёжь подстроила такую большую волну. Мы наверняка слишком малы для этого и можем развести волну разве что в ведре, в горшке или в раковине. Ну и в стакане воды.

— Она подсмеивается надо мной, — сказала мышь и нахмурилась.

— Да нет же, — сказал один серьёзный зверок. — Я размышлял и размышлял всю ночь напролёт. Как может получиться такая большая волна ни с того ни с сего? Наверняка кто-нибудь дул изо всех сил! Это, понимаете ли, заинтриговало меня, и я думаю, либо…

— Позвольте спросить, как вас зовут? — перебила его мышь.

— Хомса, — ответил серьёзный зверок, нисколько не рассердившись. — По-моему, если бы мы разобрались, почему и как это произошло, тогда эта большая волна показалась бы нам вполне естественной.

— Естественной! — возмущённо пропищала одна маленькая толстая миса. — Хомса ничего не понимает! Вся моя жизнь пошла прахом, да-да, вся! Позавчера кто-то сунул шишку в мой ботинок — это в насмешку, что у меня большой размер, вчера мимо моего окна прошёл один хемуль и многозначительно усмехнулся. А нынче ещё и это!

— Неужели эта огромная волна прокатилась единственно для того, чтобы подразнить Мису? — уважительно спросила одна малявка.

— Ну да, — сказала Миса, давясь слезами. — Кто позаботится обо мне, да ещё что-то сделает для меня? Ну а насылать волну…

— А может, шишка с сосны упала? — услужливо высказал предположение Хомса. — Если, конечно, это была сосновая шишка. Но ведь может статься, шишка-то была еловая. Какого размера ботинки ты носишь? Уместится в них еловая шишка?

— Я и так знаю, что у меня большой размер, — с горечью пробормотала Миса.

— Я просто хочу объяснить, — сказал Хомса.

— Речь идёт о чувствах, — сказала Миса. — А чувства не поддаются объяснению.

— Да, да, — удручённо сказал Хомса.

К этому времени мышь причесала хвост и сосредоточила всё своё внимание на Муми-доме.

— Они продолжают спасать свою мебель, — сказала она и вытянула шею. — Я вижу, обивка дивана превратилась в лохмотья. А ещё: они позавтракали! Господи, ну до чего же некоторые заботятся только о себе. Фрёкен Снорк сидит и причёсывается, а мы тем временем тонем. И, Господи помилуй, сейчас они потащат диван на крышу просушиваться. А вот они поднимают флаг! Клянусь хвостом, некоторые воображают о себе невесть что!

Муми-мама перегнулась через перила балкона и прокричала:

— Доброе утро!

— Доброе утро! — рьяно откликнулся Хомса. — Можно, мы придём к вам в гости? Или ещё слишком рано? Тогда во второй половине дня?

— Приходите немедля, — сказала Муми-мама. — Я люблю утренних гостей.

Хомса выждал немного, пока к ним не подплыло, уставившись корнями в небо, достаточно большое дерево. Он придержал его хвостом и спросил:

— Вы пойдёте со мной в гости?

— Нет, спасибо, — сказала мышь. — Это не для нас! Такой непутёвый дом!

— Меня не приглашали, — угрюмо сказала Миса.

Она увидела, как Хомса отчалил и дерево заскользило по воде. Охваченная внезапным чувством покинутости, Миса сделала отчаянный прыжок и крепко уцепилась за сучья. Хомса без единого слова помог ей вскарабкаться на ствол.

Они медленно подплыли к крыше веранды, шагнули внутрь через окно.

— Добро пожаловать! — сказал Муми-папа. — Разрешите представить. Моя жена. Мой сын. Фрёкен Снорк. Дочь Мимлы. Крошка Ми.

— Миса, — сказала Миса.

— Хомса, — сказал Хомса.

— Вы дефективные! — сказала крошка Ми.

— Знакомство состоялось, — объявила дочь Мимлы. — Ну а теперь помалкивай в тряпочку, ведь это настоящий визит.

— Сегодня у нас немножко не прибрано, — сказала в своё оправдание Муми-мама. — А гостиная, к сожалению, под водой.

— О, пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Миса. — Отсюда открывается такой прекрасный вид. Да и погода тоже такая тихая и чудесная.

— Ты это серьёзно? — удивлённо спросил Хомса.

Миса густо покраснела.

— Я вовсе не собиралась врать, — сказала она. — Я просто подумала, это звучит так изысканно.

Наступила пауза.

— Здесь тесновато, — стесняясь, сказала Муми-мама. — Но, во всяком случае, это приятное разнообразие. Я словно увидела нашу мебель совсем в другом свете… Особенно если она стоит вверх дном! А вода стала такая тёплая. Всё наше семейство, видите ли, очень любит плавать.

— Ах, вот как! В самом деле? — учтиво осведомилась Миса.

Снова наступила пауза.

И тут внезапно раздался звук журчащего ручейка.

— Ми! — строго сказала дочь Мимлы.

— Это не я, — сказала крошка Ми. — Это море вливается в окно.

И она была совершенно права. Вода стала вновь подыматься.

Через подоконник перехлестнула маленькая волна. Потом ещё одна. И вот на ковёр хлынул целый водопад.

Дочь Мимлы поспешно сунула свою маленькую сестрёнку в карман и сказала.

— Вам чудовищно везёт, если вся ваша семья так любит плавать!

Глава третья,

о том, как знакомятся с домом и с привидениями

Муми-мама сидела на крыше с сумкой, корзинкой для рукоделия, кофейником и семейным альбомом в охапке. Время от времени она отодвигалась от кромки прибывающей воды: она терпеть не могла, чтобы хвост намокал. В особенности сейчас, когда она принимала гостей.

— Но мы не сможем спасти всю обстановку гостиной, — сказал Муми-папа.

— Дорогой мой, — сказала Муми-мама, — к чему стол без стульев или стулья без стола? И что за радость от кровати без бельевого шкафа?

— Ты права, — согласился папа.

— И очень хорошо, когда есть зеркальный шкаф, — мягко сказала Муми-мама. — Ты же знаешь, как приятно посмотреться в зеркало утром. К тому же, — продолжала она после небольшой паузы, — на диване так чудесно лежать и размышлять после полудня.

— Нет, обойдёмся без дивана, — категорически возразил Муми-папа.

— Ну как хочешь, любовь моя, — ответила Муми-мама.

Мимо них проплывали вывороченные с корнями кусты и деревья. Проплывали повозки, деревянные корыта, экипажи, садки для рыбы, какие-то мостки и колья — всё либо пустое, либо густо облепленное пострадавшими от наводнения. Однако все эти предметы были слишком малы и не могли служить обстановкой для гостиной.

Но вот Муми-папа сдвинул шляпу на затылок и воззрился на устье долины. Со стороны моря подплывала какая-то диковина. Солнце светило Муми-папе в глаза, и он не мог разглядеть, следует ли её опасаться, но во всяком случае это было что-то большое, до того большое, что могло составить целых десять гостиничных меблировок для семей побольше, чем его.

Сначала это выглядело огромной тонущей банкой. Потом приняло вид лодки, вставшей торчмя.

Муми-папа обернулся к своим домашним и сказал:

— Думаю, мы спасёмся.

— Разумеется, спасёмся, — отозвалась Муми-мама.

— Я сижу здесь и ожидаю наш новый дом. С нами ничего не случится, ведь не жулики же мы.

— Ну, не скажи! — воскликнул Хомса. — Я знаю плутов, которым неведома опасность.

— Им, бедняжкам, должно быть, живётся так скучно, — сказала Муми-мама.

Но вот диковину подогнало поближе. На первый взгляд это было что-то вроде дома. Вверху на куполообразной крыше виднелись два золотых лица, одно из них плакало, другое смеялось. Прямо под этими двумя гримасничающими лицами было полукруглое помещение, тёмное и всё затянутое паутиной. Огромная волна явно смыла и унесла с собой целую стену. По обе стороны зияющей пустоты висели красные бархатные портьеры, их концы уныло полоскались в воде.

Муми-папа с любопытством вглядывался в это сумрачное помещение.

— Есть кто-нибудь дома? — осторожно спросил он.

Ответа не последовало. Слышно было, как от волнения на море хлопают незапертые двери да комки пыли перекатываются по голому полу.

— Надеюсь, им удалось спастись от бури, — озабоченно сказала Муми-мама. — Бедная семья! Интересно, какие они из себя? Собственно говоря, это ужасно — лишить их дома на такой манер…

— Любовь моя, — сказал Муми-папа. — Вода прибывает.

— Да-да, — ответила Муми-мама. — Пожалуй, мы переселимся туда.

Она шагнула в свой новый дом и огляделась.

— Они были немножко неряшливы, — сказала она. — Ну да кто не неряшлив? А ещё: они копили всякое старьё. Очень жаль, что одна стена выпала, но, разумеется, сейчас, летом, это не так страшно…

— Где мы поставим стол из гостиной? — спросил Муми-тролль.

— Вот здесь, посредине, — ответила его мама.

Она почувствовала себя гораздо спокойнее, когда тёмно-красная, украшенная кистями обстановка гостиной собралась вокруг неё. Эта странная комната сразу стала уютной, и Муми-мама, довольная, уселась в кресло-качалку и начала размышлять о гардинах и небесно-голубых обоях.

— Теперь от моего дома остался только флагшток, — мрачно сказал Муми-папа.

Муми-мама похлопала его по лапе.

— У нас был великолепный дом, — сказала она. — Намного лучше, чем этот. Но пройдёт чуточку времени, и ты увидишь, что всё тут в точности так, как в прежнем.

(Дорогие читатели, Муми-мама глубоко ошибалась. Ничто тут не станет в точности так, как в прежнем, потому что дом, который им достался, был совсем необычный, и жила в нём совсем необычная семья. Больше я ничего не скажу.)

— Может, флаг следовало бы спасти? — спросил Хомса.

— Нет, пусть остаётся как есть, — ответил Муми-папа. — В этом есть что-то этакое гордое, сам не знаю что.

Тихо плыли они вдоль по долине. Но ещё и с перевала между Одинокими Горами они видели, как флаг радостно машет им, словно веха, поднимаясь над водой.

Муми-мама накрыла стол для вечернего чая в своем новом доме.

Чайный стол выглядел как-то одиноко в большой чужой гостиной. На страже вокруг него стояли стулья, зеркальный шкаф и ещё бельевой, но дальше за всем этим комната тонула во мраке, тишине и пыли. Однако удивительнее всего был потолок, под которым повесили уютную гостиную лампу с бахромой из красных кистей. Он терялся в таинственных тенях, он шевелился и трепетал, что-то большое, не понять что, колыхалось там взад и вперёд в лад с покачиванием дома на волнах.

— На свете столько непонятного, — сказала сама себе Муми-мама. — Но почему, собственно, всё должно в точности совпадать с твоими обычными представлениями?

Она пересчитала чашки на столе и обнаружила, что забыла взять с собой мармелад.

— Ах, какая досада, — сказала она. — Уж мне ли не знать, что Муми-тролль любит к чаю мармелад. И как это я могла забыть про мармелад?

— А что, если прежние жильцы этого дома тоже забыли взять свой мармелад? — услужливо высказал предположение Хомса. — А что, если его было трудно упаковать? Или, может, его оставалось в банке так мало, что не стоило и брать?

— А что, если и вправду попробовать отыскать их мармелад? — с сомнением сказала Муми-мама.

— Я поищу, — сказал Хомса. — Должен же у них быть где-то чулан.