Кинг Стивен
Кукурузные дети
Стивен КИНГ
КУКУРУЗНЫЕ ДЕТИ
Берт нарочно включил радио погромче: назревала очередная ссора, и он надеялся таким образом ее избежать. Очень надеялся.
Вики что-то сказала.
- Что? - прокричал он.
- Можно сделать тише? Ты хочешь, чтобы у меня лопнули барабанные перепонки?
У него уже готов был вырваться достойный ответ, но он вовремя прикусил язык. И сделал тише.
Вики обмахивалась шейным платком, хотя в машине работал кондиционер.
- Где мы хоть находимся?
- В Небраске.
Она смерила его холодным, словно бы ничего не выражающим взглядом.
- Спасибо. Я знаю, что мы в Небраске. Нельзя ли поточнее?
- У тебя на коленях дорожный атлас, можешь посмотреть. Ты ведь умеешь читать?
- Ах, как остроумно. Вот, оказывается, почему мы свернули с автострады. Чтобы на протяжении трехсот миль разглядывать кукурузные початки. И наслаждаться остроумием Берта Робсона.
Он стиснул руль так, что побелели костяшки пальцев. Еще чуть-чуть, и он бы съездил по физиономии бывшей королеве студенческого бала. Мы спасаем наш брак, подумал он про себя, как спасали свиньи вьетконговские деревни.
- Вики, я проехал по шоссе пятнадцать тысяч миль. От самого Бостона, - он тщательно подбирал слова. - Ты отказалась вести машину. Хорошо, я сел за руль. Тогда...
- Я не отказывалась! - запальчиво произнесла Вики. - Я не виновата, что у меня начинается мигрень, стоит мне только...
- Тогда, - продолжал он с той же размеренностью, - я спросил тебя: \"А по менее оживленным дорогам ты могла бы вести машину?\" Ты мне ответила: \"Нет проблем\". Твои слова: \"Нет проблем\". Тогда...
- Знаешь, я иногда спрашиваю: как меня угораздило выйти за тебя замуж?
- Ты задала мне вопрос из двух коротких слов.
Она смерила его взглядом, кусая губы. Затем взяла в руки дорожный атлас и принялась яростно листать страницы.
Дернул же меня черт свернуть с шоссе, подумал Берт, мрачнея. Вот уж некстати. До этой минуты они оба вели себя весьма пристойно, ни разу не поцапались. Ему уже начинало казаться, что из этой их поездки на побережье выйдет толк: поездка была затеяна как бы с целью увидеть семью Викиного брата, а на самом деле чтобы попытаться склеить осколки их собственной семьи.
Стоило ему, однако, свернуть с шоссе, как между ними снова выросла стена отчуждения. Глухая, непробиваемая стена.
- Ты повернул после Гимбурга, так?
- Так.
- Теперь до Гатлина ни одного населенного пункта, - объявила она. Двадцать миль - ничего, кроме асфальта. Может, хотя бы в Гатлине перекусим? Или ты все так замечательно спланировал, что у нас, как вчера, до двух часовне будет во рту маковой росинки?
Он оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть ей в глаза.
- Ну вот что, Вики, с меня хватит. Давай повернем назад. Ты, кажется, хотела переговорить со своим адвокатом. По-моему, самое время это...
- Берт, осторожно!.. - глаза ее вдруг расширились от испуга, хотя секунду назад она сидела с каменным лицом, глядя прямо перед собой.
Он перевел взгляд на дорогу и только успел увидеть, как что-то исчезло под бампером его \"Т-берда\". Он резко сбросил скорость с тошнотворным чувством, что проехался по... тут его бросило на руль, и машина, оставляя следы протекторов на асфальте, остановилась посреди дороги.
- Собака? Ну скажи мне, что это была собака.
- Парень. - Вики была белая, как крестьянский сыр. - Молодой парень. Он вышел из зарослей кукурузы, и ты его... поздравляю.
Она распахнула дверцу, и ее стошнило.
Берт сидел прямо, продолжая сжимать руль. Он не чувствовал ничего, кроме тяжелого дурманящего запаха навоза.
Он не сразу заметил, что Вики исчезла. В зеркальце заднего обзора он увидел ее склонившейся в неловкой позе над тем, что из машины казалось кучей тряпья.
Я убил человека. Так это квалифицируется. Оторвал взгляд от дороги, и вот результат.
Он выключил зажигание и вылез из машины. По высокой, в человеческий рост кукурузе пробегал ветер - точно чьи-то огромные легкие выдыхали воздух. Вики плакала, склонившись над телом.
Он успел пройти несколько метров, когда слева, среди зеленой массы кукурузных стеблей и листьев, мелькнул ярко-алый мазок, как будто из ведра выплеснулась краска.
Он остановился и стал вглядываться. Вглядываться и рассуждать (сейчас все средства были хороши, только бы отвлечься от груды тряпья, которая при ближайшем рассмотрении окажется кое-чем пострашнее), что сезон для кукурузы выдался на редкость удачным. Стебли росли один к одному, початки уже наливались спелостью. Человек, нырнувший в полумрак зарослей, мог проплутать по этим однообразно-правильным, уходящим в никуда рядам целый божий день, прежде чем выбраться наружу. В одном месте идеальный порядок был нарушен: несколько сломанных стеблей упало, а за ними... что там чернеет, хотел бы он знать?
- Берт! - срывающимся голосом закричала Вики. - Может ты все-таки подойдешь, посмотришь? Чтобы потом за покером рассказывать своим друзьям, кого ты так ловко сшиб в Небраске?! Может, ты... - остальное утонуло в потоке рыданий. Викина четкая тень казалась лужицей, в которой она стояла. Выл полдень.
Он нырнул в заросли. То, что он принял издали за краску, оказалось кровью. С сонным низким гудением садились на растения мухи, снимая пробу, и улетали - оповестить других, не иначе. Обнаружилась свежая кровь и на кукурузных листьях. Не могли же брызги, в самом деле, отлететь так далеко? Он нагнулся и поднял с земли предмет, еще с дороги обративший на себя его внимание.
Кто-то недавно здесь продирался: земля примята, стебли сломаны. И всюду кровь. Он зябко повел плечами и выбрался на дорогу.
У Вики началась истерика - с рыданиями, смехом, нечленораздельными выкриками в его адрес. Кто бы мог подумать, что все кончится так мелодраматично? Он уже давно привык к мысли, что его жена - не та, за кого он ее принимал. Он ее ненавидел. Он подошел и ударил ее по лицу наотмашь.
Она сразу смолкла и закрыла рукой красный оттиск его ладони.
- Сидеть тебе, Берт, за решеткой, - сказала она с пафосом.
- Не думаю, - с этими словами он поставил к ее ногам чемоданчик, который нашел в зарослях.
- Чей?..
- Не знаю. Его, наверное, - он показал на тело, лежавшее в пыли ничком. Парень лет семнадцати.
Чемоданчик старого образца, кожаный, сильно потертый, обмотан бельевой веревкой, концы завязаны морским узлом. Вики хотела было развязать его, но при виде крови отшатнулась.
Берт нагнулся и бережно перевернул тело.
- Не хочу этого видеть, - пробормотала Вики и тут же встретилась взглядом с незрячими глазами убитого. Но не глаза заставили ее вскрикнуть, и даже не лицо, выпачканное в грязи и искаженное гримасой ужаса: у парня было перерезано горло.
Берт вовремя успел подхватить ее.
- Только без обмороков, сказал он успокаивающим тоном. - Ты меня слышишь, Вики? Пожалуйста, без обмороков.
Он повторил это несколько раз. Е конце концов она овладела собой и прижалась к нему всем телом. Со стороны могло показаться, что двое танцуют на залитой солнцем дороге, а под ногами у них валяется убитый.
- Вики?
- Да? - отозвалась она, уткнувшись ему в рубашку.
- Сходи в машину за ключами. Захвати с заднего сиденья одеяло и ружье.
- Ружье? Зачем?
- Мальчику перерезали горло. Тот, кто это сделал, может сейчас наблюдать за нами.
Она рывком подняла голову и расширенными от испуга глазами обвела ряды кукурузы, уходившие волнами до самого горизонта.
- Скорее всего человек этот уже скрылся, но береженого Бог бережет. Иди же.
Она направилась, пошатываясь, к машине - и тень за ней, как талисман. Когда голова ее исчезла в салоне \"Т-берда\", он присел на корточки возле трупа. Никаких особых примет. Жертва дорожной катастрофы, да, но не \"Т-берд\" перерезала ему горло. Сделано грубо, неумело убийца явно не советовался с сержантом-фронтовиком о более \"культурных\" способах расправы со своей жертвой, но исход тем не менее оказался летальным. Последние тридцать футов парень либо прошел сам, либо его, смертельно раненного или уже мертвого, протащили волоком. Чтобы напоследок по нему проехался он, Берт Робсон. Если в момент наезда мальчишка еще дышал, жить ему в любом случае оставалось считанные секунды.
Он почувствовал чью-то руку на плече и вскочил как от удара током.
Это была Вики - в левой руке армейское суконное одеяло, в правой зачехленный дробовик. Она старательно отводила взгляд. Он расстелил одеяло прямо на дороге и перенес на него труп. У Вики вырвался тихий стон.
- Вики? - он встревоженно поднял голову. - Ты как, в норме?
- В норме, - с трудом выдавила она из себя.
Завернув тело в одеяло, он кое-как поднял его за края, втайне проклиная эту тяжелую страшную ношу. Тело попыталось выскользнуть сбоку, пришлось усилить хватку. Следом за Вики он медленно направился к машине.
- Открой багажник, сказал он задыхаясь.
Багажник был забит чемоданами, подарками и еще всякой всячиной, необходимой в дороге. Вики перенесла что можно на заднее сиденье, и Берт, опустив тело, захлопнул крышку. Только теперь он вздохнул с облегчением.
Вики стояла возле дверцы со стороны водителя, не зная, что делать с дробовиком.
- Положи его обратно и садись.
Он глянул на часы - прошло всего пятнадцать минут, а казалось вечность.
- А чемодан? - спросила она.
Он подбежал трусцой к месту, где старенький чемоданчик стоял на разделительной полосе - как нарисованный. Он взялся за обтрепанную ручку и на миг застыл, кожей почувствовал на себе чей-то взгляд. Ему приходилось читать о чем-то таком в развлекательных романах, и всегда он скептически относился к подобного рода описаниям. Может, напрасно? Ему вдруг показалось, что в зарослях прячутся люди, много людей, и они сейчас прикидывают, успеет ли эта женщина расчехлить ружье и открыть огонь раньше, чем они схватят его, Берта, - схватят, утащат в темные заросли, перережут горло...
С колотящимся сердцем он побежал к машине, выдернул ключ из замка багажника, быстро забрался на переднее сиденье.
Вики плакала. Берт выжал сцепление, и через минуту злополучное место скрылось из виду.
- Какой, ты сказала, ближайший населенный пункт? - спросил он.
- Сейчас, - она склонилась над атласом. - Гатлин. Мы будем там минут через десять.
- Большой? Полицейский участок там, интересно, будет?
- Небольшой. Просто точка на карте.
- Хотя бы констебль.
Какое-то время они ехали молча. Слева мелькнула силосная башня. А так - сплошная кукуруза. Хоть бы один фермерский грузовичок.
- Послушай, нам кто-нибудь попался навстречу, после того как мы свернули с автострады?
Вики подумала.
- Одна легковушка и трактор. На развязке, помнишь?
- Нет, а позже? Когда мы выехали на семнадцатое шоссе?
- Никто.
Полчаса назад он бы воспринял это как резкую отповедь, но в данном случае это была всего лишь констатация факта. Вики смотрела сквозь полуопущенное окно на однообразно уплывающую прерывистую дорожную разметку.
- Вики? Ты не откроешь этот чемодан?
- Ты думаешь...
- Не знаю. Все может быть.
Пока Вики возилась с узлами (губы поджаты, лицо отрешенное - такой он запомнил свою мать, когда она по воскресеньям потрошила цыпленка), он включил приемничек.
Волна поп-музыки, которую они слушали раньше, почти совсем ушла. Берт покрутил ручку. Фермерские сводки. Бак Оуэнс и Тэмми Уайнетт. Голоса сливались в почти не различимый фон. Вдруг из динамиков вырвалось одно-единственное слово, да так громко и отчетливо, словно говоривший сидел в самом приемнике.
- ИСКУПЛЕНИЕ! - взывал чей-то голос.
Берт удивленно хмыкнул. Вики подскочила.
- ТОЛЬКО КРОВЬ АГНЦА СПАСЕТ НАС! - гремел голос.
Берт поспешно заглушил звук. Станция, видимо, совсем рядом, настолько близко, что... да вот же она: из зарослей торчала радиобашня красная насекомообразная тренога.
- Искупление - вот путь к спасению, братья и сестры, - голос стал более доверительным. В отдалении хором прозвучало \"аминь\". - Некоторые полагают, что можно ходить путями земными и не запятнать себя мирскими грехами. Но разве этому учит нас слово Божье?
В ответ дружное:
- Нет!
- ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩ! - снова возвысил голос проповедник, а дальше слова падали ритмично, мощно, как на концерте рок-н-ролла: - Поймут ли они, что на этих путях - смерть? Поймут ли они, что за все приходится платить? Кто ответит? Не слышу? Господь сказал, что в Его доме много комнат, но нет в нем комнаты для прелюбодея. И для алчущего. И для осквернителя кукурузы. И для мужелова. И для...
Вики вырубила радио.
- Меня тошнит от этой галиматьи.
- О чем это он? - спросил Берт. - Какая кукуруза?
- Я не обратила внимания, - отозвалась она, возясь с уже вторым узлом.
- Он сказал что-то про кукурузу. Я не ослышался.
- Есть! - Вики откинула крышку чемодана, лежавшего у нее на коленях. Они проехали знак: ГАТЛИН. 5 МИЛЬ. ОСТОРОЖНО - ДЕТИ. Знак был изрешечен пулями от пистолета 22-го калибра.
- Носки, - начала перечислять Вики. - Две пары брюк... рубашка... ремень... галстук с заколкой... - она показала ему миниатюрный портрет с облупившейся золотой эмалью. - Кто это?
Берт кинул беглый взгляд.
- Кажется, Хопалонг Кэссиди.
- А-а. - Она положила заколку и снова заплакала.
Берт подождал немного, а затем спросил:
- Тебя ничего не удивило в этой радиопроповеди?
- А что меня должно было удивить? Я в детстве наслушалась этих проповедей на всю оставшуюся жизнь. Я тебе рассказывала.
- Голос у него очень уж молодой, да? У проповедника.
Она презрительно фыркнула.
- Подросток, ну и что? Это-то и есть самое отвратительное. Из них начинают лепить, что хотят, пока они податливы как глина. Знают, чем их взять. Видел бы ты эти походные алтари, к которым меня таскали родители... думаешь, почему я \"спаслась\"? Я многих даже запомнила. Малышка Гортензия с ангельским голоском. Восемь лет. Выходила вперед и начинала: \"Рука Предвечного поддержит...\", а ее папаша пускал тарелку по кругу, приговаривая: \"Не скупитесь, не дайте пропасть невинному дитяти\". А еще был Норман Стонтон. Этот пугал огнем и серой - такой маленький лорд Фаунтлерой в костюмчике с короткими штанишками. Да-да, - покивала она, встретив его недоверчивый взгляд, - и если бы только эти двое... Сколько таких колесило по нашим дорогам! Хорошая была примета, - словно выплюнула она в сердцах. - Руби Стемпнелл, десятилетняя врачевательница словом Божьим. Сестричка Грэйс - у этих над макушками сияли нимбы из фольги. - О Господи!
- Что такое? - он скосил глаза направо. Вики подняла со дна какой-то предмет и напряженно его разглядывала. Берт прижался к обочине, чтобы получше рассмотреть. Вики молча передала ему предмет.
Это было распятие, сделанное из скрученных листьев кукурузы, зеленых, но уже высохших. Рукоятью служил короткий стержень молодого початка, соединенного с листьями при помощи волоконцев коричневой метелки. Большинство зерен было аккуратно удалено, вероятно, перочинным ножом. Из оставленных получился грубоватый желтый барельеф распятой человеческой фигуры. На зернышках, изображавших глаза, - надрезы... нечто вроде зрачков. Над фигурой четыре буквы: И.Н.Ц.И.
- Потрясающая работа, - сказал он.
- Какая мерзость, - сказала она глухо. - Выброси его в окно.
- Этой штукой может заинтересоваться полиция.
- С какой стати?
- Пока не знаю, но...
- Выброси, я тебя прошу. Только этого нам здесь не хватало.
- Пускай полежит сзади. Отдадим первому же полицейскому, я тебе обещаю. Идет?
- Давай, давай! - взорвалась она. - Ты же все равно поступишь по-своему!
Он поежился и зашвырнул распятие на заднее сиденье, где оно упало поверх груды вещей. Глаза-зернышки уставились на подсветку. Машина снова рванулась вперед, из-под колес полетела мелкая галька.
- Сдадим тело и содержимое чемодана в местную полицию, и мы чисты, примирительно сказал он.
Вики не отвечала, делая вид, что разглядывает свои руки.
Они проехали милю, и необозримые поля кукурузы отступили от дороги, освободив место домам и хозяйственным постройкам. В одном из дворов неухоженные цыплята ковырялись в земле как одержимые. Над сараями проплыли поблекшие вывески кока-колы и жевательного табака. Мелькнул рекламный щит с надписью: НАШЕ СПАСЕНИЕ В ИИСУСЕ. Проехали кафе с бензоколонкой и стоянкой для машин. Берт решил, что они остановятся на главной площади, если таковая имеется, а нет - вернутся в это кафе. Он не сразу отметил про себя, что на стоянке совсем не было машин, если не считать грязного старенького пикапа со спущенными шинами.
Ни с того ни с сего Вики пронзительно захихикала, и у Берта мелькнула мысль: уж не истерика ли это?
- Что смешного?
- Указатели. - Она снова зашлась. - Ты что, не видел? В атласе этот отрезок дороги называется Библейский Свиток. Они не шутят. Вот, опять!.. она успела подавить новый приступ нервного смеха, прикрыв рот ладонями.
Указатели висели на длинных беленых шестах, врытых вдоль обочины через каждые двадцать пять метров; очередной указатель добавлял по слову к предыдущему. Берт прочел:
ОБЛАКО... ДНЕМ... СТОЛБ... ОГНЯ... НОЧЬЮ.
- Одного не хватает, - прыснула Вики, не в силах больше сдерживаться.
- Чего же? - нахмурился Берт.
- Уточнения: реклама интимного лосьона после бритья, - она зажимала рот кулаком, но смешки просачивались между пальцев.
- Вики, ты как, в порядке?
- Да, я буду в полном порядке, когда мы окажемся за тысячу миль отсюда, в солнечной грешной Калифорнии, отделенные от Небраски Скалистыми горами.
Промелькнула новая цепочка знаков, которую они оба прочли молча.
ВОЗЬМИ... ЭТО... И... ЕШЬ... СКАЗАЛ... ГОСПОДЬ.
Странно, подумал Берт, что я сразу связал это с кукурузой. Сама формула, кажется, произносится священником во время причастия? Он так давно не был в церкви, что засомневался. Он бы не удивился, узнав, что в здешних местах кукурузные лепешки предлагались в качестве облаток. Он уже собирался сказать об этом Вики, но передумал.
Небольшой подъем, и сверху их взорам открылся Гатлин - три сонных квартала из какого-нибудь старого фильма о Великой Депрессии.
- Здесь должен быть констебль, - сказал Берт, втайне недоумевая, отчего при виде этого захолустного, разморенного солнцем городишка у него перехватило горло от недобрых предчувствий.
Дорожный знак предупреждал их, что следует сбавить скорость до тридцати. Ржавая табличка возвещала: ВО ВСЕЙ НЕБРАСКЕ ВЫ НЕ НАЙДЕТЕ ТАКОГО ГОРОДКА, КАК ГАТЛИН... И НЕ ТОЛЬКО В НЕБРАСКЕ! НАСЕЛЕНИЕ 5431.
По обеим сторонам дороги потянулись пыльные вязы, многие высохшие. Миновали дровяной склад и заправочную станцию с семьдесят шестым бензином: ОБЫЧН. за 35.9, ОЧИЩ. за 38.9. И еще: ВОДИТЕЛИ ГРУЗОВИКОВ, ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО С ДРУГОЙ СТОРОНЫ.
Они пересекли Аллею вязов, затем Березовую аллею и очутились на городской площади. Дома здесь были деревянные, крылечки с навесами чопорные, без затей. Лужайки неухоженные. Откуда-то вылезла дворняга и, посмотрев в их сторону, разлеглась посреди улицы.
- Остановись, - потребовала Вики. - Остановись, слышишь!
Берт послушно прижался к тротуару.
- Повернем назад. Мальчика можно отвезти на Грэнд Айленд. Не так уж далеко. Поехали!
- Вики, что случилось?
- Ты меня спрашиваешь, что случилось? - голос ее зазвенел. - В этом городке нет ни души, только ты да я. Неужели ты еще не почувствовал?
- Да, что-то такое он почувствовал, но, с другой стороны...
- Это так кажется, - возразил он. - Хотя, прямо скажем, жизнь здесь не бьет ключом. Может, все на распродаже кондитерских изделий или сидят по своим норкам, играют в бинго...
- Нет, нет здесь никаких людей! - в голосе появился надрыв. - Ты заправочную видел?
- Возле дровяного склада? И что? - Он думал о своем, слушая цикад в кроне вяза. В ноздри били запахи кукурузы, шиповника и, само собой, навоза. Ему бы радоваться - какой-никакой, а городок, - но что-то его смущало, притом что все как будто укладывалось в привычные рамки. Наверняка где-нибудь поблизости найдется магазинчик, где торгуют содовой, и скромный кинотеатр под названием \"Рубин\", и школа имени Джона Фицджеральда Кеннеди.
- Берт, там были указаны цены: 35.9 долларов - обычный бензин, 38.9 долларов - очищенный. Ты вспомни, когда последний раз платил по таким ценам?
- Года четыре назад, если не больше, - признался он. - Но...
- Мы в центре города - и хоть бы одна машина! Хоть бы одна!
- Отсюда до Грэнд Айленда семьдесят миль. С какой стати я буду делать такой крюк...
- Сделаешь.
- Послушай, сейчас найдем здание суда и...
- Нет!
Ну все, пошло-поехало. Вот вам короткий ответ, почему наш брак разваливается: \"Нет. Ни за что. Костьми лягу, но будет по-моему\".
- Вики...
- Не хочу я здесь находиться ни одной минуты.
- Вики, послушай...
- Разворачивайся и поехали.
- Вики, ты можешь помолчать?
- На обратном пути. А сейчас разворачивайся и поехали.
- У нас в багажнике лежит труп! - зарычал он. Она даже подскочила, и это доставило ему удовольствие. Он продолжал уже более спокойным тоном: Мальчику перерезали горло и вытолкнули его на дорогу, а я его переехал. Надо заявить в суд... куда угодно. Тебе не терпится вернуться на шоссе? Иди пешком, я тебя потом подберу. Только не гони меня за семьдесят миль с таким видом, будто у нас в багажнике валяется мешок с мусором. Надо заявить раньше, чем убийца успеет перевалить через эти холмы.
- Скотина, - она опять заплакала. - Зачем я только с тобой поехала?
- Не знаю, - сказал он. - Я знаю одно: еще можно все поправить.
Машина тронулась с места. Пес на минуту поднял голову и снова положил ее на лапы.
До площади оставался один квартал. Перед сквером, в центре которого возвышалась эстрада, главная улица разделилась на два рукава. Затем они вновь соединились, и Берт сразу увидел здания, принадлежавшие городским властям. Он прочел: МУНИЦИПАЛЬНЫЙ ЦЕНТР.
- Вот то, что нам нужно, - сказал он вслух. Вики хранила молчание.
Он остановил машину возле гриль-бара.
- Ты куда? - встревоженно спросила она, стоило ему открыть дверцу.
- Узнаю, где все. Видишь, табличка: \"Открыто\".
- Я здесь одна не останусь.
- А кто тебе мешает идти со мной?
Она выбралась из машины. Он разглядел ее лицо землистого цвета и вдруг почувствовал к ней жалость. Жалость, которая не нужна ни ему, ни ей.
- Ты не слышишь, да? - спросила Вики, когда они поравнялись.
- Чего я не слышу? - не понял он.
- Пустоты... Ни машин. Ни людей. Ни тракторов. Пустота.
И тут же где-то неподалеку прокатился заливистый детский смех.
- Я слышу, что там дети, - сказал он. - А ты нет?
Она нахмурилась.
Он открыл дверь в бар и сразу почувствовал себя в сухой парилке. Пол покрыт слоем пыли. Глянец на хромированных поверхностях разных агрегатов потускнел. Не крутились деревянные лопасти вентиляторов под потолком. Пустые столики. Пустые табуреты за стойкой. Обращало на себя внимание разбитое зеркало и... в первую секунду он не понял, в чем дело. Все пивные краны были сорваны и разложены на стойке наподобие странных сувениров для гостей.
В голосе Вики зазвучали нотки наигранной веселости, легко переходящей в истерику:
- Ну, что же ты, узнавай. \"Извините, сэр, вы не скажете, где...\"
- Помолчи, - бросил он вяло, без прежней уверенности.
Свет здесь казался каким-то пыльным, пробиваясь сквозь огромные, давно не мытые окна. И снова у него возникло ощущение, что за ним наблюдают, и он вспомнил про труп в машине и пронзительный детский смех. В голове закрутилось: скрытый от постороннего взора... скрытый от постороннего взора...
Он скользнул взглядом по пожелтевшим ценникам на стойке: чисбургер 35_ц., пирог из ревеня 25 ц., наше фирменное блюдо мясо в горшочке 80 ц.
\"Интересно, когда я последний раз видел в баре такие цены\", - подумал он.
Вики словно услышала его мысли:
- Ты посмотри! - она показывала на настенный календарь. И с хриплым смешком добавила: - Это все было приготовлено двенадцать лет назад, приятного аппетита!
Он приблизился к календарю. На картинке были изображены два мальчика, купающиеся в пруду, и смышленая собачонка, уносящая в зубах их одежду. Под картиной надпись: ВЫ ЛОМАЕТЕ СТАРУЮ МЕБЕЛЬ, А МЫ ЕЕ ЧИНИМ, НЕ УПУСТИТЕ СВОЕГО ШАНСА. И месяц: август 1964-го.
- Ничего не понимаю, - голос у него дрогнул, - но в одном я уверен: если мы...
- Уверен! - вскинулась Вики. - Он уверен! Вот оно, твое слабое место, Берт. Ты всю жизнь уверен!
Он вышел из бара, и она за ним.
- А сейчас ты куда?
- В муниципальный центр.
- Берт, ну почему ты такой упрямый! Видишь же, тут что-то не то, так неужели трудно признать это?
- Я не упрямый. Просто я хочу поскорей избавиться от того, что лежит в багажнике.
На улице его как-то по-новому озадачили полнейшая тишина и запахи удобрений. Когда можно сорвать молодой початок, намазать его маслом, круто посолить и запустить в него крепкие зубы, кто обращает внимание на запахи? Солнце, дождь, унавоженная земля - все воспринимается как бесплатное приложение. Он вырос в сельской местности, на севере штата Нью-Йорк, и еще не забыл душистый запах свежего навоза. Да, конечно, бывают запахи поизысканнее, но когда ранней весной, под вечер, с недавно вспаханной земли принесет ветром знакомые ароматы, столько, бывало, всего нахлынет. Со всей отчетливостью вдруг поймешь, что зима отошла безвозвратно, что еще месяц-другой, и с грохотом захлопнутся двери школы, и дети, как горошины из стручка, выскочат навстречу лету. В его памяти этот запах был неотторжим от других, вполне изысканных: тимофеевки, клевера, шток-розы, кизила.
Чем они тут удобряют землю, подумал он. Странный запах. Сладкий до тошноты. Так пахнет смерть. Как бывший санитар вьетнамской войны, он понимал в этом толк.
Вики уже сидела в машине, держа перед собой кукурузное распятие и разглядывая его в каком-то оцепенении. Это не понравилось Берту.
- Положи его, Христа ради, - сказал он.
- Нет, - отрезала она, не поднимая головы. - У тебя свои игры, у меня свои.
Он завел мотор и поехал дальше. У перекрестка раскачивался на ветру бездействующий светофор. Слева обнаружилась опрятная белая церквушка. Трава вокруг скошена, дорожка обсажена цветами. Берт затормозил.
- Почему ты остановился? - тотчас спросила она.
- Загляну в церковь. Кажется, это единственное место в городе, которое не выглядит так, словно отсюда ушли лет десять назад. Табличка, видишь?
Она присмотрелась. Из аккуратно вырезанных белых букв, прикрытых стеклом, было сложено: ГРОЗЕН И МИЛОСТИВ ТОТ, КТО ОБХОДИТ РЯДЫ. Ниже стояла дата, 24 июля 1976 года - прошлое воскресенье.
- Тот, кто обходит ряды, - вслух прочел Берт, глуша мотор. - Одно из девяти тысяч имен Господа Бога, запатентованных в штате Небраска. Ты со мной?
Она даже не улыбнулась его шутке.
- Я останусь в машине.
- Вольному воля.
- Я зареклась ходить в церковь, с тех пор как уехала от родителей... тем более в эту. Видеть не хочу ни эту церковь, ни этот городишко. Меня уже колотит, уедем отсюда!
- Я на минуту.
- Учти, Берт, у меня свои ключи. Если через пять минут ты не вернешься, я уезжаю, и делай тут все, что тебе заблагорассудится.
- Э, мадам, не горячитесь...
- Именно так я и поступлю. Если, конечно, ты не вздумаешь отнять у меня ключи силой, как обыкновенный бандит. Впрочем, ты, кажется, и на такое способен.
- Но ты полагаешь, что до этого не дойдет.
- Полагаю, что нет.
Ее сумочка лежала между ними на сиденье. Он быстро схватил ее. Вики вскрикнула и потянулась к ремешку, но сумочка уже была вне досягаемости. Чтобы долго не рыться среди вещей, он просто перевернул ее, посыпались салфеточки, косметика, разменная мелочь, квитанции из магазинов, и среди всего этого блеснула связка ключей. Вики попыталась схватить ее первой, но он снова оказался проворней и спрятал ее в карман.
- Ты не имеешь права, - всхлипнула она. - Отдай.
- Нет, - сказал он с жесткой ухмылкой. - И не подумаю.
- Берт, ну пожалуйста! Мне страшно! - она протянула руку как за подаянием.
- Через две минуты ты решишь, что дальше ждать необязательно.
- Неправда...
- Уедешь и еще посмеешься: \"Будет знать, как мне перечить\". Разве ты не сделала это лейтмотивом всей нашей супружеской жизни? \"Будет знать, как мне перечить! \"
Он вылез из машины.
- Берт! - она рванулась за ним. - Послушай... можно иначе... позвоним из автомата, а? Вон у меня сколько мелочи. Только... а хочешь, мы... не оставляй меня здесь одну, не оставляй меня, Берт!
Он захлопнул дверцу у нее перед носом и с закрытыми глазами привалился спиной к машине. Вики колотила изнутри в дверцу и выкрикивала его имя. Можно себе представить, какое она произведет впечатление на представителей власти, когда он наконец передаст труп мальчика с рук на руки. Лучше не представлять.
Он направился по вымощенной дорожке к церкви. Скорее всего двери окажутся запертыми. Если нет, то ему хватит двух-трех минут, чтобы ее осмотреть.
Двери открылись бесшумно сразу видно, петли хорошо смазаны (\"со смиренным почтением\", - мелькнуло в голове, и почему-то этот образ вызвал у него усмешку). Он шагнул в прохладный, пожалуй, даже холодноватый придел. Глаза не сразу привыкли к полумраку.
Первое, что он увидел, были покрытые пылью фанерные буквы, беспорядочно сваленные в кучу в дальнем углу. Из любопытства он подошел поближе. В отличие от опрятного, чистого придела, к этой куче не прикасались, по-видимому, столько же, сколько к настенному календарю в гриль-баре. Каждая буква была высотой сантиметров в шестьдесят, и они, без сомнения, складывались когда-то в связное предложение. Он разложил их на ковре - букв оказалось тридцать - и принялся группировать их в разных сочетаниях. ГОЛОВА СКАТЕРТЬ КИПА БЛИЦ СОНЯ БВЯ. Явно не то. ГРЕЦИЯ ВОСК БАТИСТ ОБА ГОЛЕНЬ ВОПЯК. Не многим лучше. А если вместо \"батист\" попробовать... Он вставил в середину букву \"П\", но общий смысл яснее от этого не стал. Глупо: он тут сидит на корточках, тасует буквы, а она в машине с ума сходит. Он поднялся и уже собрался уходить, как вдруг сообразил: БАПТИСТСКАЯ... и, следовательно, второе слово ЦЕРКОВЬ. Еще несколько перестановок, и получился окончательный вариант: БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ. Надо полагать, название это располагалось над входом, в темном углу. Затем фронтон заново покрасили, и от прежней надписи не осталось и следа.
Но почему?
Ответ напрашивался: БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ прекратила свое существование. Что же стало вместо нее? Он быстро поднялся с корточек, отряхивая пальцы от пыли. Ну сорвали буквы с фронтона, что особенного? Может, решили переименовать ее в Церковь Происходящих Перемен в честь преподобного Флипа Уилсона...
Но что это были за перемены?
Он отмахнулся от неприятного вопроса и толкнул вторую дверь. Оказавшись в самом храме, поднял глаза к нефу, и сердце у него упало. Он громко втянул в легкие воздух, нарушив многозначительную тишину этого священного места.
Всю стену позади кафедры занимало гигантское изображение Христа. \"Если до сих пор Вики еще как-то держала себя в руках, - подумал Берт, то от этого она бы заорала как резаная\".
Спаситель улыбался, раздвинув губы в волчьем оскале. Его широко раскрытые глаза в упор разглядывали входящего и чем-то неприятно напоминали Лойна Чейни в \"Оперном фантоме\". Е больших черных зрачках, окаймленных огненной радужницей, не то тонули, не то горели два грешника. Но сильнее всего поражали... зеленые волосы - при ближайшем рассмотрении выяснилось, что они сделаны из множества спутанных кукурузных метелок. Изображение грубое, но впечатляющее. Этакая картинка из комикса, выполненная талантливым ребенком: ветхозаветный или, может быть, языческий Христос, который, вместо того чтобы пасти своих овец, ведет их на заклание.
Перед левым рядом скамеек был установлен орган, и в первое мгновение Берт не увидел в нем ничего необычного. Жутковато ему стало, лишь когда он прошел до конца по проходу: клавиши были с мясом выдраны, педали выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стояла табличка со старательно выведенной максимой: \"Да не будет музыки, кроме человеческой речи\", - рек Господь.
Вики права: тут что-то не то. Он был бы не прочь вернуться в машину и тотчас уехать из этого гиблого места, но его, что называется, заело. Как ни противно было себе в этом признаваться, он жаждал поколебать ее самоуверенность, очень уж не хотелось признавать во всеуслышание, что она оказалась права.
Ладно, пару минут можно потянуть.
Он направился к кафедре, по дороге рассуждая. Каждый день через Гатлин проезжают машины. У жителей окрестных мест наверняка здесь есть друзья или родственники. Время от времени городок должна патрулировать полиция штата. А вспомнить бездействующий светофор. Не могут же те, кто снабжает город электроэнергией, не знать, что здесь добрых двенадцать лет нет света. Вывод: ничего такого в Гатлине произойти не могло.
Отчего же тогда мурашки по коже?
Он взошел на кафедру по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, и оглядел пустые скамьи, уходящие в полумрак. Он чувствовал лопатками, как его буравит этот потусторонний, не по-христиански зловещий взгляд.
На аналое лежала большая Библия, открытая на тридцать восьмой главе книги Иова. Берт прочел: \"Господь отвечал Иову из бури и сказал: \"Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?.. Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь\". Господь. Тот, Кто Обходит Ряды. Скажи, если знаешь. И накорми нас кукурузными лепешками.
Берт начал листать страницы, они переворачивались с сухим, каким-то призрачным шуршанием - а что, подходящее место для призраков. Из книги были вырезаны целые куски. В основном, как он заметил, из Нового Завета. Кто-то взял на себя труд удалить с помощью ножниц соборное послание Иакова.
Но Ветхий Завет был в целости и сохранности.
Он уже сходил с кафедры, когда на глаза ему попался еще один фолиант на нижней полочке. Он взял его в руки с мыслью, что это церковно-приходская книга с датами венчаний, конфирмаций и погребений.
Слова на обложке, коряво выведенные золотыми буквами, заставили его поморщиться. И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ: \"СРЕЖУТ ПОД КОРЕНЬ НЕПРАВЕДНЫХ И УДОБРЯТ ЗЕМЛЮ\".
У них тут, кажется, одна навязчивая идея, и Берт старался не думать о том, куда она может завести.
Он открыл книгу на первой разлинованной странице. Сразу видно, записи делал ребенок. Некоторые места аккуратно подчищены, и хотя орфографических ошибок нет, буквы по-детски крупные и скорее нарисованные, чем написанные. Начальные столбцы выглядели так:
Амос Дэйган (Ричард)
род. 4 сент. 1945 4 сент. 1964
Исаак Ренфрю (Уильям)
род 19 сент. 1945 19 сент. 1964
Зепениах Керк (Джордж)
род. 14 окт. 1945 14 окт. 1964
Мэри Уэллс (Роберта)
род. 12 нояб. 1945 12 нояб. 1964
Йемен Холлис (Эдвард)