Я перевернула конверт. На нем было выведено имя Джеймсона. Это его письмо, догадалась я. То самое, которое ему вручили на оглашении завещания. Смысл послания, оставленного мне, по-прежнему был мне неясен; я никак не могла взять в толк, за что же извиняется Тобиас Хоторн. Возможно, письмо Джеймсона поможет разобраться.

Но Айзек уже прочитал, у него полезли на лоб глаза, отпала челюсть.

Я открыла конверт и прочла послание. Оно было многословнее моего, но едва ли понятнее.

Прежде чем он успел произнести хоть слово, Вермишенк, заметивший, что за ним уже не следят — разыгравшаяся сценка отвлекла Лемюэля, — вскочил на ноги и устремился к двери. Но забыл, что она на запоре. Сообразив, что побег не удался, Вермишенк завизжал. Он здорово испугался. Дэвид попятился от Айзека, к Вермишенку и к двери. Айзек резко повернулся, сжимая в руке бумагу, и посмотрел на Дэвида, а затем на Вермишенка с безумной ненавистью.

Джеймсон,
Черт знакомый лучше черта незнакомого, согласись. Власть развращает. А безмерная власть развращает без меры. Не все то золото, что блестит. Неизбежны только смерть и налоги. От сумы да тюрьмы не зарекайся.
Не суди.
– Тобиас Сносом Хоторн

Лемюэль осознал свою ошибку и взял Вермишенка на прицел, но тут Айзек угрожающе двинулся к пленнику и оказался на линии огня.

* * *

К утру я успела выучить письмо Джеймсона наизусть. Создавалось такое впечатление, будто его автор не спал несколько дней, прежде чем его написать – и именно поэтому так бессвязно и судорожно вплетал в текст одну банальность за другой. Но чем дольше странные слова отлеживались на задворках моего сознания, тем серьезнее я думала о том, что Джеймсон, возможно, и прав.

— Айзек, уйди, — выкрикнул Лемюэль.

Во всех этих письмах – в моем, в джеймсоновском – что-то зашифровано. То ли ответ, то ли по меньшей мере подсказка.

Скатившись со своей необъятной кровати, я пошла снимать телефоны – да-да, во множественном числе – с зарядки и с удивлением обнаружила, что мой старый выключился. Благодаря капельке везения и настойчивым нажатиям по кнопке включения мне все-таки удалось его «оживить». Я и сама не знала, с чего начать рассказывать Макс о последних двадцати четырех часах, но мне нужно было с кем-нибудь поговорить.

Вермишенк заметил, что Дерхан уже на ногах, что Дэвид пятится от Айзека, что в углу поднялся незнакомец в капюшоне, принял диковинную, но явно агрессивную стойку. Лемюэля было не видно, его заслонял собой разъяренный Айзек.

Мне нужно было восстановить связь с реальностью.

На экране высветились уведомления о сотне пропущенных звонков и сообщений. Мне вдруг стало понятно, зачем же Алиса выдала мне новый телефон. Оказалось, что мне за это время написали люди, с которыми мы вот уже много лет не общались. Люди, которые чуть ли не всю жизнь не обращали на меня ни малейшего внимания, теперь жадно требовали ответа. Коллеги. Одноклассники. Даже учителя. Где половина из них раскопала мой номер, я вообще не представляла. Взяв новый телефон, я вышла в Интернет и обнаружила, что на почте и в соцсетях ситуация хуже.

Айзек перевел взгляд с Вермишенка на Дэвида, взмахнул клочком бумаги.

Там висели тысячи непрочитанных сообщений – по большей части, от незнакомцев. «Кто-то будет считать вас Золушкой. Кто-то – Марией-Антуанеттой». Живот тут же заболел от напряжения. Я положила оба телефона и встала, прикрыв рот ладонью. Все это можно было предвидеть. Это не должно было стать для меня шоком. Но я оказалась не готова.

— Айзек! — снова закричал Лемюэль. — Не засти, мать твою!

Как к такому вообще можно подготовиться?

– Эйвери? – позвал голос из-за двери. На этот раз женский, но это явно была не Либби.

Но Айзек был до того взбешен, что утратил дар слуха и речи. Поднялась какофония: кто требовал ответить, что на бумажке, кто упрашивал отойти, не заслонять Вермишенка, кто рычал от ярости, кто кричал, как огромная птица. Айзек, казалось, решал, кого хватать, Дэвида или Вермишенка. Ткнувшись еще раз отчаянно в дверь, Вермишенк повернулся, решил защищаться.

– Алиса? – переспросила я, прежде чем открывать дверь.

– Вы пропустили завтрак, – послышался ответ. Резкий, деловой – да, это явно была она.

Как ни крути, а он был биочародеем высочайшего класса.

Вермишенк пробормотал заклинание и напряг мышцы рук — мышцы тайные, невидимые, но превосходно натренированные. Пустил в руку энергию, отчего вены предплечья стали толстыми, как змеи, натянули кожу. Та тоже окрепла, затрепетала от напряжения.

Я открыла.

У Айзека рубашка была полурасстегнута, и Вермишенк погрузил правую кисть в неприкрытое тело, ниже шеи.

– Миссис Лафлин пока не знает о ваших предпочтениях, поэтому приготовила всего понемногу, – сообщила Алиса. Девушка, которой я раньше не видела – с виду ей было лет двадцать или немногим больше, – вошла в спальню следом за ней с подносом в руках. Поставила его на прикроватный столик, покосилась на меня и ушла, не проронив ни слова.

– Я думала, персонал является на работу только по требованию, – заметила я, подняв взгляд на Алису, когда дверь захлопнулась.

Айзек взревел от боли и ярости, его плоть подалась, как глина под сильной рукой скульптора.

Она медленно выдохнула.

Пальцы Вермишенка все глубже погружались в тугую плоть. Сгибались и разгибались, пытаясь ухватить ребро. Айзек вцепился в запястье Вермишенка. Лицо исказилось. Он был сильнее, но боль отнимала силы. Вермишенку тоже приходилось несладко.

– Персонал у нас очень, очень верный, а сейчас еще и порядком встревоженный происходящим. Это вот, – она кивнула на дверь, – одна из новеньких служанок. Из нэшевских.

— Отпусти меня! — взвыл он.

Я нахмурилась.

У него не было плана, он просто испугался за свою жизнь. Потому и напал. А теперь отступать поздно. Надо довести дело до конца, вырвать Айзеку сердце.

– То есть как?

Чуть в стороне Дэвид рылся в карманах, искал ключ.

– Нэш тот еще кочевник, – невозмутимо пояснила Алиса. – Он часто уезжает. Пропадает где-то. Находит какую-нибудь укромную дыру, отсиживается в ней, а потом, будто мотылек на пламя, устремляется обратно – как правило, в компании парочки пропащих душ. Как вы, наверное, догадываетесь, в Доме Хоторнов рабочие руки всегда нужны, и мистер Хоторн взял за обыкновение пристраивать в поместье этих самых нэшевских бедолаг.

Айзек не мог выдернуть из груди пальцы Вермишенка. А тому не удавалось погрузить их глубже. Так и стояли оба, качаясь, багровея от натуги. Вокруг не умолкали возбужденные, растерянные голоса. Лемюэль вскочил, пинком отшвырнул стул и бросился искать место, с которого мог бы выстрелить беспрепятственно. Дерхан подбежала к Вермишенку и схватила за руку, но перепуганный ученый обвил пальцами кость в груди Айзека, и, когда тяга усилилась, тот завопил от боли.

– И девушку, которая принесла поднос, тоже?

Из неровных ран, проделанных пальцами Вермишенка, хлестала кровь.

– Она тут уже почти год, – бесцветным тоном уточнила Алиса. – Готова за Нэша жизнь отдать. Как и почти все они.

Старик, Айзек и Дерхан боролись и выли, пятная кровью пол.

– А между нею и Нэшем… – начала я, не зная, как лучше сформулировать эту мысль. – Что-нибудь есть?

Лемюэль исхитрился взять наконец Вермишенка на мушку, но ученый развернул Айзека кругом, точно огромную тряпичную куклу, и выбил им пистолет из руки гангстера. Оружие отлетело на несколько футов, от удара об пол рассыпался порох. Лемюэль выругался и спешно полез в карман за пороховницей.

– Нет, – резко ответила Алиса, а потом продолжила, глубоко вздохнув: – Нэш не допускает интрижек с теми, над кем у него есть власть. У него есть свои минусы – в том числе и комплекс спасителя, но он не такой.

Скрывать слона в посудной лавке больше не имело смысла, и я вытащила его на свет:

– Вы с Нэшем встречались, ведь так?

Вдруг возле неловко борющейся троицы выросла нечеловеческая фигура в длинных одеждах. Ягарек откинул капюшон. У Вермишенка отпала челюсть от изумления, когда он увидел перед собой круглые бесстрастные глаза, широкое хищное птичье лицо. Пленник ничего не успел произнести. Ягарек вонзил острый кривой клюв в мышцы правой руки Вермишенка. Он свирепо, неистово рванул мускулы и сухожилия. Вермишенк заверещал, на его руке образовалась широкая кровавая рана. Он отпрянул, его пальцы с чмокающим звуком выскользнули из прорех в груди Айзека. Айзек зарычал, принялся тереть грудь, пачкая кровью ладонь и крича от боли. Его перекошенное лицо тоже было в крови, но уже не своей, а брызнувшей из раны Вермишенка.

Алиса вскинула подбородок.

– Одно время мы были помолвлены, – поведала она. – Мы были очень молоды. У нас возникли кое-какие сложности. Но, уверяю вас, когда речь идет о моем сотрудничестве с вами, ни о каком конфликте интересов и переживать не стоит.

Дерхан вцепилась ученому в шею. Тот не сопротивлялся, здоровой рукой он зажимал рану, и Дерхан швырнула его на середину комнаты. Конструкция откатилась с его пути, он не устоял на ногах, растянулся на половицах, крича и пачкая их кровью.

Помолвлены? Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы не распахнуть рта от изумления. Мой юрист планировала выйти замуж за Хоторна, но не сочла нужным даже упомянуть об этом!

Лемюэль уже дозарядил пистолет. Вермишенк заметил, что в него целятся, и открыл было рот, чтобы кричать, чтобы молить о пощаде, поднял дрожащие окровавленные руки, заслоняясь…

– Если желаете, я могу подыскать вам другого помощника из числа сотрудников нашей фирмы, – сухо предложила она.

Лемюэль нажал на спуск. Раздался оглушительный треск, полыхнул едкий порох. Крик тотчас оборвался. Пуля угодила точно между глаз — Лемюэль наконец получил возможность стрелять как в тире. У жертвы снесло затылок, темная кровь ударила фонтаном.

Я с трудом отвела от Алисы взгляд и быстро обдумала ситуацию. Алиса ни разу не дала мне повода усомниться в своем профессионализме и выполняла свою работу с почти пугающей безупречностью. К тому же, учитывая расстроенную свадьбу, у нее имелись веские основания не сохранять верность Хоторнам.

Ученый опрокинулся, расколотый череп глухо ударился о старые половицы.

– Нет, все в порядке, – заверила я ее. – Новые помощники мне не нужны.



Ее губы тронула едва заметная улыбка.

Погасли пороховые искры. Вермишенк подергался и застыл.

– Я проявила инициативу и подала ваши документы в Хайтс-Кантри-Дэй, – сообщила Алиса, с беспечным проворством переходя к следующему пункту в своем списке дел. – Это школа, в которой учатся Ксандр и Джеймсон. Грэйсон закончил ее в этом году. Вообще, я надеялась, что новости о наследстве просочатся в прессу уже после того, как вы выйдете на учебу и немного пообвыкнете на новом месте, но что поделать – придется выкручиваться, раз уж мы имеем то, что имеем. – Она многозначительно посмотрела на меня. – Вы – наследница хоторнского состояния, но по крови – не Хоторн. Это неизбежно привлечет внимание даже в Кантри-Дэй, где в числе обеспеченных будете не вы одна.

В числе обеспеченных, подумала я. Подумать только, сколько же синонимов подбирают богачи, только чтобы напрямую не называть себя богачами.

Айзек прислонился к стене. Выругался, прижал ладони к груди и понял, что заживут эти раны не скоро. Пальцы Вермишенка проникли глубоко.

– Уверена, уж с толпой школьников я справлюсь, – сказала я, хотя на самом деле уверенности у меня не было и в помине.

Алиса заметила мои телефоны. Наклонилась и подняла с пола старый.

— Проклятье! — зарычал Айзек и с ненавистью зыркнул на труп Вермишенка.

– Этот я сама выкину.

И безо всяких взглядов на дисплей она безошибочно поняла, что произошло. И продолжало происходить под нескончаемый вой вибросигнала.

Лемюэль держал в руке дымящийся пистолет. Дерхан дрожала. Ягарек отступил, вновь спрятал лицо под капюшоном и теперь следил за происходящим издали. Все молчали.

– Подождите, – попросила я и, забрав у нее трубку, отыскала в контактах номер Макс, не обращая внимания на поток сообщений, и скопировала его на свой новый телефон.

Вермишенк мертв. Каждый по-своему осознавал этот факт. Никого не радовал такой исход, но и сожалений не было. Никто бы не хотел, чтобы пленник ожил.

– Советую вам строго следить за тем, кому вы сообщаете новый номер, – сказала Алиса. – Шумиха вокруг вас еще не скоро уляжется.

— Яг, старина, — прохрипел наконец Айзек, — за мной должок.

– Шумиха, – повторила я. Внимание прессы. Море сообщений от незнакомцев. Толпа знакомых, которым никогда не было до меня дела, а теперь вдруг стало казаться, будто мы – лучшие друзья.

– Ученики Кантри-Дэй будут вести себя посдержаннее, – пообещала Алиса, – но будьте готовы к неожиданностям. Звучит сурово, но деньги – и впрямь сила, а сила притягательна. Вы уже совсем не та, что два дня назад.

Гаруда не подал виду, что услышал.

Я хотела было возразить, но в памяти вспыхнули слова из письма Тобиаса Хоторна Джеймсону. Власть развращает. А безмерная власть развращает без меры.

— Надо… надо от этого избавиться, — пнула мертвеца Дерхан. — Скоро его начнут искать.

— Из наших проблем эта — самая пустяковая.

Айзек вытянул правую руку. На ладони лежал взятый им у конструкции клочок бумаги, теперь он был покрыт кровью.

— Дэвид сбежал, — указал Айзек на распахнутую дверь и огляделся. — Искренность прихватил. — Лицо Айзека исказилось от злобы.

Он бросил бумажку Дерхан. Пока та расправляла, Айзек затопал к конструкции. Дерхан прочитала записку и сама переменилась в лице от ненависти и отвращения. Подняла листок так, чтобы и Лемюэль смог разобрать. Подошел и Ягарек, стал читать через плечо Лемюэля.



Серачин, напоминаю о нашем уговоре. Плата и инструкции прилагаются. Дер Гримнебулина и сообщников придется взять в пяльницу восьмого тэтиса. В девять вечера милиция задержит его по месту жительства. Тебе — обеспечить, чтобы Гримнебулин и все, кто с ним заодно, находились там с шести часов вечера. Во время рейда ты должен присутствовать, чтобы тебя не заподозрили в предательстве. Милиционеры видели твой гелиотип, кроме того, тебе следует быть в красном. Сотрудники сделают все возможное, чтобы избежать жертв, но гарантировать это невозможно, поэтому сам позаботься о своей идентификации.



Салли



Растерянно поморгав, Лемюэль оглянулся.

— Пяльница?.. Это же сегодня. — Он снова заморгал. — Они идут.

Глава 33

Айзек никак не отреагировал на слова Лемюэля. Он стоял напротив конструкции, а та двигалась под его пристальным взглядом, двигалась так, будто стеснялась.

— Айзек, как ты узнал? — выкрикнула Дерхан, и Айзек ткнул пальцем в конструкцию.

— Мне наколочку дали. Дэвид нас предал, — прошептал он. — Мой друг. Мы с ним пуд соли вместе съели, а сколько раз напивались вместе, а сколько раз буянили… И этот гаденыш меня продал. А я обо всем узнаю от дурацкой конструкции.

Он наклонился, чуть не прижался лицом к линзам машины.

Глава 21

— Ты меня понимаешь? — прошептал недоверчиво. — Ты что, на моей стороне? Постой, у тебя же аудиовходы есть, верно? Ну-ка, повернись… Повернись, если понимаешь меня.

– Так значит, вы прочли мое письмо. – Джеймсон Хоторн уселся на заднее сиденье джипа по соседству со мной. Орен уже успел перечислить мне все достоинства этого автомобиля, благодаря которым обеспечивалась моя безопасность. Он был оснащен пуленепробиваемыми, тщательно затонированными стеклами, а еще у Тобиаса Хоторна имелось несколько точно таких же машин – на случай, если нужно будет сбить недоброжелателей со следа.

Но сегодня, когда я впервые отправилась в школу Хайтс-Кантри-Дэй, это явно было ни к чему.

Лемюэль и Дерхан переглянулись.

– А Ксандра подвезти не надо? – спросил с водительского сиденья Орен, поймав взгляд Джеймсона в зеркале заднего вида.

— Айзек, дружище… — устало начал Лемюэль и умолк, опешив.

– По пятницам Ксан уезжает в школу пораньше, – пояснил Джеймсон. – Какие-то у него там внеклассные мероприятия.

Орен перевел взгляд на мое отражение.

Конструкция поворачивалась — нарочито медлительно.

– Вы не против компании?

— Что происходит, черт возьми? — растерянно спросила Дерхан.

Не против ли я сидеть почти вплотную к Джеймсону Хоторну, который накануне проник ко мне в спальню через камин? И еще касался моего лица…

– Конечно, нет, – сказала я Орену, отмахиваясь от воспоминания.

К ней повернулся Айзек:

Орен повернул ключ в замке зажигания и бросил взгляд через плечо.

– Эйвери – пассажир номер один, – сказал он Джеймсону. – В случае аварии…

— Понятия не имею. Я о таких вещах слышал, но, сказать по правде, не верил. Эмэр — механический разум… Вот уж не думал, что сам такое увижу…

– Вы сперва кинетесь спасать ее, – закончил за него Джеймсон. Он закинул ногу на центральную консоль, а спиной прислонился к задней дверце. – Дед любил повторять, что у всех мужчин из семейства Хоторнов по девять жизней. И вряд ли я истратил больше пяти.

Он снова повернулся к конструкции. К ней приблизились Дерхан и Лемюэль и, поколебавшись, подошел Ягарек.

Орен отвернулся, взялся за руль – и машина отъехала от дома. Когда мы выехали за ворота, даже сквозь бронированные окна до меня донесся глухой рев. Папарацци. Если раньше их было примерно с десяток, то теперь стало вдвое больше – если не втрое.

— Это невозможно, — вдруг сказал Айзек. — Слишком примитивная машина, самостоятельное мышление никак не потянуть. Невозможно.

Я решила поскорее от них отвлечься и повернулась к Джеймсону.

Конструкция опустила остроконечный мусоросборник и подъехала к ближайшей кучке пыли. И тщательно вывела шипом:

– Вот, – сказала я, достав из рюкзака свое письмо и протянув ему.

«Возможно».

– Я показал вам свое, и вы, значит, решили ответить мне тем же, – прокомментировал он, сполна наслаждаясь двусмысленностью этого замечания.

Все трое людей ахнули.

– Хватит болтать, лучше прочтите.

Он открыл конверт.

— Что за черт?! — вскричал Айзек. — Ты читать-писать можешь… Ты… — Он покачал головой из стороны в сторону и впился взглядом, холодным и жестким, в конструкцию. — Как ты узнала? И почему меня предупредила?

– И это все? – уточнил Джеймсон, дочитав послание.

Я кивнула.

Впрочем, тут же стало ясно, что с выяснением придется обождать. Лемюэль вдруг глянул на часы и нервозно вздрогнул.

– И за что же он может извиняться? Догадки есть? – спросил он. – Может, в вашей жизни случались какие-нибудь страшные несправедливости, виновников которых так и не нашли?

Минута понадобилась Лемюэлю и Дерхан, чтобы убедить Айзека: лучше всего сейчас же сбежать из мастерской вместе с конструкцией. Они получили ценнейшую информацию, и надо ею воспользоваться, а разгадки тайн оставить на потом. Айзек слабо протестовал, задавал конструкции вопросы, призывал адовы муки на голову Дэвида, поражался уму машинки. Он все же глянул под панель, на мотор чистильщика — увиденное еще больше сбило его с толку. Наконец ему передалась растущая тревога Дерхан и Лемюэля.

– Была одна, – сказала я, проглотив ком в горле, и потупилась. – Но, скорее всего, ваш дедушка тут ни при чем, если только не он виновен в том, что у моей мамы была очень редкая группа крови и что в списке претендентов на трансплантацию она оказалась чересчур далеко.

Я рассчитывала, что эти слова прозвучат саркастично, но не сумела сдержать горечи.

— Да, Дэвид — сволочь. Да, Айзек, конструкция — сущее чудо, — частила Дерхан, — только проку нам от этого чуда не будет, если сейчас же не сделаем ноги.

– Вернемся к вашему письму позже. – Джеймсону, к его чести, хватило такта не обращать внимания на мой дрогнувший голос. – А пока поговорим о моем. Мне вот интересно, что в нем поняли вы, а, Таинственная Незнакомка?

Но конструкция положила поистине драматический конец этому препирательству, снова разровняв пыль на полу и написав:

Мне вдруг показалось, что это – новая проверка. Новая возможность показать, чего же я стою. Что ж, вызов принят.

«Поздно».

– Ваше письмо состоит из поговорок, – проговорила я, решив начать с очевидного. – Не все то золото, что блестит. Безмерная власть развращает без меры. Тут имеется в виду, что деньги и власть опасны. А первые строки – черт знакомый лучше черта незнакомого, согласитесь – понятны, разве нет?

Лемюэль соображал быстро.

Семья Тобиаса Хоторна была «знакомым чертом», а я – незнакомым. Но если так, то почему я? Если я им чужая, как Хоторн меня выбрал? Ткнул пальцем в карту? Использовал компьютерный алгоритм из фантазий Макс?

И если я чужая, за что он просит прощения?

— Я знаю в Гидде одно местечко, — сказал он. — Ночь там пересидим, а потом начнем строить планы.

– А дальше? – подал голос Джеймсон.

Я снова сосредоточилась на письме.

Они с Дерхан забегали по комнате, опрастывая Дэвидовы шкафы и бросая в сумки все, что могло пригодиться. Оба понимали: скорее всего, сюда они уже не вернутся.

– Неизбежны только смерть и налоги. Как по мне, звучит так, будто он понимал, что скоро умрет.

– А мы даже не знали о его болезни, – тихо признался Джеймсон. И это прозвучало правдоподобно. Тобиас Хоторн явно виртуозно умел хранить тайны – как моя мама. Но даже если допустить, что он знал ее лично, я-то все равно для него «черт незнакомый». И все равно чужак, даже если мама – нет.

Айзек оцепенело стоял у стены. Рот был приоткрыт, глаза — потухшие. Он неверяще качал головой.

Я остро чувствовала присутствие Джеймсона. Он смотрел на меня до того пристально, что казалось, видит все мои мысли.

– От сумы да тюрьмы не зарекайся, – продолжила я, вернувшись к письму, которое решила разобрать до конца. – Это значит, что если обстоятельства вдруг изменятся, люди могут неожиданно поменяться ролями, – пояснила я.

— Айзек, — крикнул ему Лемюэль, — а ну-ка, встряхнись. Собирай свое барахло, у нас меньше часа. Уходим, пока нам задницы не прищемили.

Айзек взглянул на него. Решительно кивнул и затопал по лестнице на второй ярус. Наверху снова замер в оцепенении — все никак не укладывалось в голове, что его предали.

– Богатый парнишка может стать нищим, – начал Джеймсон и, опустив ногу с консоли, развернулся ко мне. Под пристальным взглядом его зеленых глаз мне вдруг сделалось не по себе. – А девчонка из бедняцкого пригорода…

Принцессой. Загадкой. Наследницей. Тайной.

Через несколько секунд вверх по лестнице молча двинулся Ягарек. Застыл позади Айзека, откинул капюшон.

Джеймсон улыбнулся. Если это и впрямь был тест, то я его, кажется, прошла.

— Гримнебулин, — прошептал он так тихо, как позволяло птичье горло, — ты думаешь о своем друге Дэвиде.

– Если смотреть поверхностно, то в письме вроде как перечисляется все то, что мы уже знаем: мой дед умер и оставил все состояние незнакомому черту, тем самым перевернув жизнь своих близких с ног на голову. Почему? Потому что власть развращает. А безмерная власть развращает без меры.

Я не смогла бы отвести от него глаз, даже если бы постаралась.

Айзек резко повернулся к нему:

– А вы, Наследница? – продолжал Джеймсон. – Вас, поди, развратить невозможно? Потому-то вам все и досталось? – Уголки его губ дрогнули, но вовсе не от улыбки. Это выражение сложно было разгадать, но оно так и притягивало взгляд. – Я своего деда знаю, – продолжил он, пристально глядя мне в глаза. – Тут наверняка что-то зашифровано. Игра слов. Код. Тайное послание. И никак иначе.

Он вернул мне письмо. Я забрала его и опустила взгляд.

— Этот гад мне больше не друг.

– Ваш дедушка в моем случае подписался инициалами, – сказала я, решив поделиться последним наблюдением, – а в вашем – полным именем.

– И какие выводы мы можем из этого сделать? – тихо спросил он.

— Но он был твоим другом. И ты думаешь о предательстве.

Мы. И когда мы с одним из Хоторнов успели объединиться? Надо было соблюдать осторожность. Пускай мне и помогают Орен с Алисой – надо было выдержать дистанцию. Но эта семейка… Эти мальчишки… Что-то в них есть такое…

– Почти приехали, – сообщил Орен. Даже если он слышал наш разговор, вида он не подал. – Администрацию школы вкратце ввели в курс дела. Несколько лет назад, когда внуки мистера Хоторна только поступали сюда на обучение, я проверил здешнюю систему безопасности – она надежная. Вам тут ничего не грозит, Эйвери, только ни при каких условиях не покидайте кампус. – Наша машина въехала в ворота. – Я буду недалеко.

Несколько секунд Айзек молчал, затем кивнул. Снова на его лицо вернулась гримаса изумления и ужаса.

Я на время забыла о наших с Джеймсоном письмах и задумалась о том, что же ждет меня, когда я выйду из машины. Неужели это и впрямь школа? – пронеслось в голове, когда я выглянула из окна. Куда больше она походила на колледж или музей и точно сошла со страниц каталога, пестреющего фотографиями хорошеньких и улыбчивых учеников. Форма, которую мне выдали дома, вдруг показалась мне неуютной, точно не по мне шитой. Я была точно маленькая девочка, которой вздумалось поиграть и которая, надев на голову кастрюлю, возомнила себя астронавтом, а потом неумело размазала по лицу помаду в твердой уверенности, что теперь выглядит точь-в-точь как кинозвезда.

— Гримнебулин, я знаю, что такое предательство, — проговорил Ягарек. — Очень хорошо знаю. И я сочувствую тебе.

Для всего остального мира я была девчонкой, на которую нежданно обрушилась слава. Я привлекала интерес, была, можно сказать, мишенью. А тут? Наверняка люди, которые с детства купаются в роскоши, тут же раскусят меня, поймут, что я – самозванка?

– Озадачить и сбежать – не в моем стиле, Таинственная Незнакомка, – проговорил Джеймсон, взявшись за ручку двери, стоило только машине остановиться. – Но последнее, что вам нужно в первый день пребывания в этой школе, – это чтобы кто-нибудь увидел, как мы мило беседуем.

Айзек отвернулся и твердым шагом пошел в свою лабораторию. Там принялся собирать, как будто наугад, вещи из проволоки, керамики и стекла и укладывать в большой саквояж. Взгромоздил его, неудобный и лязгающий, на спину.

Глава 22

— Яг, когда это тебя предавали?

Через секунду Джеймсона уже и след простыл. Он затерялся в гуще бордовых пиджаков и блестящих волос, а я так и осталась неподвижно сидеть в машине, даже не отстегнув ремня.

— Меня не предавали. Я предавал.

– По сути это обыкновенная школа, – сказал мне Орен. – И дети тут обыкновенные.

Айзек застыл, затем повернулся к собеседнику.

И богатые. Дети, чьи базовые представления о нормальности сформированы благодаря тому факту, что они просто родились в семье нейрохирурга или известного адвоката. Размышляя о колледже, они наверняка думают о Гарварде и Йеле, не меньше. И вот в этой гуще оказываюсь я в клетчатой юбке-плиссе и таком же бордовом пиджаке с синим гербом, под которым вышит лозунг на латыни, который я даже не могу прочесть.

Я выхватила новый телефон и отправила Макс сообщение. Это Эйвери. Новый номер. Позвони мне.

— Я знаю, что совершил Дэвид. И я сочувствую тебе, — сказал гаруда.

Я бросила последний взгляд на водительское сиденье и усилием воли заставила себя взяться за ручку дверцы. Не будет Орен со мной миндальничать – это в его обязанности не входит. Его работа – оберегать меня, вот только не от пристальных взглядов, которые, как я была уверена, обрушатся на меня, стоит мне только выйти из машины.

– После уроков вы будете ждать меня здесь? – спросила я.

Айзек смотрел на него — и ничего не понимал.

– Да, я буду здесь.

Я подождала еще пару секунд, решив, что от Орена могут последовать еще какие-нибудь указания, но их не прозвучало, и я открыла дверь.

И тут напала милиция. Было всего двадцать минут восьмого.

– Спасибо, что подбросили.



* * *

Никто на меня не пялился. Никто не перешептывался. Сказать по правде, пока я шла к двойной арке, украшавшей собой вход в главное здание, меня начало одолевать ощущение, что это равнодушие – показное. На меня нарочно никто не смотрит. Все нарочно молчат. Я ловила на себе только мимолетные взгляды, и то от раза к разу. Стоило мне заглянуть встречным в глаза, и они отворачивались.

Дверь распахнулась с грохотом. В комнату кувырком влетели три милиционера, выпустившие из рук таран. После того как сбежал Дэвид, никто не запирал дверь. Милиция на это никак не рассчитывала, а рассчитывала она проникнуть со взломом. И теперь передовая группа нелепо барахталась на полу.

Я твердила себе, что из моего появления не делают много шума, чтобы меня уважить – но ощущение у меня все равно было такое, будто я забрела в бальную залу, где все кружатся в хитром вальсе и пляшут вокруг меня так, словно меня здесь и нет вовсе.

На подходе к аркам какая-то девушка с длинными черными волосами нарушила этот всеобщий «обет молчания», стряхнула его с себя, точно породистый жеребец – неумелого наездника. Началось все с того, что она пристально на меня посмотрела – и тогда другие ученики один за другим взяли с нее пример.

Возникла суматоха. Трое милиционеров поднимались на ноги, с улицы в здание оторопело заглядывало целое отделение. Изнутри, с первого этажа, на них таращились Дерхан и Лемюэль. Айзек смотрел на незваных гостей сверху.

А когда я подошла ближе, темноволосая незнакомка отделилась от толпы и вышла мне навстречу.

А затем наступил сущий ад.

– Меня зовут Тея, – с улыбкой сказала она. – А ты, должно быть, Эйвери. – Голос у нее был очень приятный – музыкальный, певучий, она была словно сирена, которая прекрасно знает, что при желании без труда сможет отправить моряков на дно морское. – Хочешь, я покажу тебе дорогу к директрисе?

* * *

Стоявшие на улице милиционеры оправились от растерянности и устремились в дверной проем. Лемюэль рывком опрокинул на бок громадный стол Дэвида и опустился за этим импровизированным щитом на корточки, взвел курки двух длинных пистолетов. Дерхан бросилась к нему в импровизированное укрытие. Ягарек зашипел и попятился от лестницы, чтобы не быть на виду у милиции.

– Директрису зовут доктор Макгоуэн. Она профессор, защищала диссертацию в Принстоне. Ты у нее в кабинете проторчишь с полчаса, не меньше, пока дослушаешь ее рассказ о возможностях и традициях. Если предложит кофе – не стесняйся, бери. Зерна она сама обжаривает, и это просто с ума сойти как вкусно, – сообщила Тея, от которой никак не могло укрыться то обстоятельство, что теперь все кругом пялились на нас обеих. Но ей это, кажется, даже нравилось. – Когда доктор Мак выдаст тебе расписание, обязательно проверь, что у тебя каждый день есть время пообедать. В Кантри-Дэй обучение «модульное», то есть по шестидневному циклу, хотя учимся мы всего пять дней в неделю. На протяжении цикла ты изучаешь от трех до пяти разных предметов, и уроки могут поставить на любое время, так что если не будешь за этим следить, вполне может оказаться, что в первый и второй день у тебя будет занятие прямо в обеденный перерыв, а в третий и пятый уроков почти не будет.

Одним стремительным движением Айзек крутанулся на триста шестьдесят градусов, ухватив с лабораторного стола две громадные стеклянные бутыли с бесцветной жидкостью, и запустил их через перила, точно гранаты, в нападающих. Первые трое ворвавшихся уже поднялись на ноги, и тут на них обрушились стеклянный град и химический дождь.

– Понятно, – отозвалась я. От новой информации голова шла кругом, но я выдавила из себя еще одно слово: – Спасибо.

– Люди в этой школе все равно что феи в кельтских мифах, – с улыбкой сказала Тея. – Не стоит нас благодарить, если не хочешь делать нам одолжение.

Одна бутыль разбилась о шлем милиционера, и тот снова рухнул на пол, обливаясь кровью. Стеклянное крошево отлетело от доспехов двух других, не причинив вреда, но через секунду эти двое заорали благим матом — едкие вещества просочились под маски и въелись в мягкие ткани лица.

Я не нашлась с ответом и промолчала. Но Тея, кажется, не обиделась. Пока мы с ней шли по длинному коридору, увешанному фотографиями выпускников школьных лет, она решила прервать молчание:

– Мы не такие уж и плохие, честное слово. Во всяком случае, большинство. Если будешь держаться ко мне поближе, точно со всем справишься.

Но огня пока никто не открывал.

Это меня задело.

– Я в любом случае справлюсь, – возразила я.

Айзек поворачивался, хватал и швырял вниз все новые бутыли, причем брать старался не любые, а с едким или ядовитым содержимым. «Почему не стреляют?» — недоумевал он.

– Это уж наверняка, – многозначительно ответила Тея. Видимо, она в этот момент подумала о деньгах? А как иначе. Или нет? По мне скользнул взгляд ее черных глаз. – Тяжело, наверное, жить в одном доме с этими мальчишками, – проговорила она, наблюдая за моей реакцией до того пристально, что никакая улыбка не помогла это замаскировать.

– Да нет, все прекрасно, – парировала я.

Двух раненых милиционеров их товарищи вытащили на улицу. Место пострадавших заняла фаланга тяжеловооруженных бойцов, экипированных железными щитами со смотровыми отверстиями. Позади них Айзек разглядел двух милиционеров, они готовились пустить в ход хеприйские жалометы.

«Мы им живыми нужны», — сообразил он.

– Зайка моя, – покачав головой, ответила Тея. – Вот уж каким словом эту семейку не назвать – так это «прекрасные». До твоего появления у них все было не слава богу, да так и останется, когда ты уйдешь.

С помощью жаломета можно убить с легкостью, а можно и не убивать. Если бы Рудгуттер желал смерти Айзеку и его друзьям, он бы послал обычных стрелков, с кремневыми ружьями и арбалетами. Ведь бойцов, умеющих обращаться с жалометом, в милиции немного.

Уйду? Куда же это я, по мнению Теи, денусь, интересно?

Айзек швырнул дуплетом железной мыслепыли и сангвиморфного дистиллята, но блюстители закона не замешкались, и бутыли разбились о подставленные щиты. Милиционеры метались, уворачиваясь от опасных снарядов.

Двое укрывавшихся за шеренгой щитоносцев крутанули рукоятки.

Мы успели дойти до конца коридора и остановились у двери в кабинет директора. Она распахнулась, и из кабинета вереницей вышли четверо парней. Все четверо были в крови. Все улыбались. Последним вышел Ксандр. Сперва он увидел меня – а потом и мою спутницу.

Жаломет — сложный метазаводной механизм — крепился на поясном ремне. На вид безобидная коробочка. К двум бокам прикреплены катушки с проводами, покрытыми изоляционной резиной; разматываться эти провода могут футов по меньшей мере на двадцать. В двух футах от конца каждого шнура закреплена деревянная рукоятка, ее держит в руке милиционер. С помощью рукояток крайние части проводов раскручиваются с огромной скоростью. Айзек знал, что на конце такого щупальца находится маленький, но грозный металлический шип. Наконечники бывают разными, от цельнометаллических до сложных, раскрывающихся от удара, как цветки. Но все сделаны с тем расчетом, чтобы лететь неотвратимо и точно, пробивать доспех и тело, безжалостно терзать разорванную плоть.

– Тея, – вырвалось у него.

Дерхан уже достигла стола, за которым скорчился Лемюэль. Айзек повернулся за новыми метательными снарядами. Быстро опустившись на колено, Дерхан подняла над краем стола свой длинный пистолет, прицелилась и нажала на спуск. В то же мгновение один из жалометчиков пустил свое оружие в ход.

Она улыбнулась ему сладкой – почти приторной – улыбкой и поднесла руку к его лицу, точнее, к окровавленным губам.

Дерхан сделала отличный выстрел. Пуля ударила в смотровое оконце милицейского щита, но расчет на непрочность стекла оказался ошибочным. Оно побелело, пронизанное бесчисленными трещинами, но арматура — медная проволока — пулю не пропустила. Милиционер качнулся, однако сразу восстановил равновесие.

– Ксандр! Кажется, ты проиграл!

Жалометчик знал свое дело. Он синхронно заработал обеими руками, раскрутив свободно висевшие концы шнура, потом разом нажал две кнопки, позволяя шнуру скользить беспрепятственно через отверстия в рукоятках. Центробежная сила понесла вперед шипы, в воздухе блеснул серый металл.

– В бойцовском клубе «Смертельная роботобитва» проигравших не бывает, – невозмутимо возразил он. – Есть только победители и те, чьи роботы, скажем так, бабахнули.

В коробочке шнуры разматывались почти без трения, деревянные рукоятки и воздух тоже его практически не тормозили.

Мне вспомнился кабинет Тобиаса Хоторна и бесчисленные патенты и награды на стенах. Выходит, Ксандр Хоторн – юный гений? И куда делась одна из его бровей?

Поэтому снаряды летели с поразительной точностью. Остроконечные зазубренные грузики описали в воздухе пологую дугу.

Тея невозмутимо продолжила беседу, точно слова Ксандра не заслуживали особого внимания.

Справа и слева в грудь Дерхан одновременно впились два стальных шипа. Она вскрикнула и пошатнулась, заскрежетала зубами от боли. Из сведенных судорогой пальцев выпал пистолет. Тотчас милиционер нажал кнопку запирающего приспособления, и ждавший своего часа моторчик заработал.

– А я тут решила проводить Эйвери до кабинета и дала ей несколько советов, как выжить в Кантри-Дэй.

Раздался стрекот — это начали разматываться скрытые под корпусом витки; закрутился ротор, как у динамо-машины, гоня на выход волны потустороннего тока. Дерхан дергалась, корчилась, сквозь стиснутые зубы рвался мучительный крик. С ее волос и пальцев хлестали, как плети, голубоватые молнии.

– Чудесно, – сказал Ксандр. – Эйвери, а бесподобная Тея Каллигарис не забыла упомянуть, что ее дядя женат на моей тетушке?

Жалометчик пристально смотрел на нее, подкручивая на корпусе своего оружия регуляторы силы и формы тока. Сильный треск, рывок, и Дерхан летит спиной на стену и сползает по ней на пол.

И точно: Зара ведь носит фамилию Хоторн-Каллигарис.

Второй милиционер послал заостренную сталь через стол, надеясь попасть в Лемюэля, но тот среагировал, прижался к деревянной столешнице, и его не задело. Милиционер вдавил кнопку запирающего устройства, и шнуры мгновенно вернулись в исходное положение.

– Слышал, Зара и твой дядюшка ищут способы оспорить завещание, – заметил Ксандр, обращаясь вроде как к Тее, но меня не оставляло чувство, что тем самым он предупреждает меня.

Лемюэль взглянул на парализованную Дерхан и вскинул пистолеты.

Не доверяйте Тее.

Тея, нисколько не утратив самообладания, только пожала плечами:

– Ничего об этом не знаю.

Айзек заревел от ярости. Метнул в милиционеров очередной громадный сосуд с неустойчивым чародейским составом. Снаряд не долетел, но удар был так силен, что жидкость залила щиты, а отдельные брызги даже перемахнули через головы. Состав смешался с дистиллятом, и двое с воплями рухнули: их кожа превратилась в пергамент, а кровь — в чернила.

Глава 23

В двери ворвался усиленный громкоговорителем голос.

– Я записала вас на курс американистики и на философию осознанности. Изучать естественные науки и математику вы сможете в том же объеме, что и раньше, если только наша программа не покажется вам чересчур сложной. – Доктор Макгоуэн отпила кофе. Я последовала ее примеру. Он и впрямь оказался божественным, как и обещала Тея, и это навело меня на мысли о том, насколько в таком случае правдивы остальные ее слова.

— Прекратить сопротивление! — потребовал мэр Рудгуттер. — Будьте благоразумны, вам отсюда не выйти. Сдавайтесь, гуманное обращение гарантирую.

Тяжело, наверное, жить в одном доме с этими мальчишками.

До твоего появления у них все было не слава богу, да так и останется, когда ты уйдешь.



– Если же говорить об элективах, то могу посоветовать курс под названием «Создание смыслов», в котором рассказывается о том, как идея передается посредством искусства. Курс создан при поддержке местных музеев, художников, драматургов, театра балета и оперы и так далее. А учитывая, какую помощь всем этим людям и организациям оказывает Фонд Хоторна, думаю, курс будет для вас очень… полезным.

Рудгуттер стоял в окружении своих гвардейцев, рядом была Элиза Стем-Фулькер. Он не имел привычки участвовать в рейдах милиции, но ведь это был необычный рейд. Мэр расположился через улицу от склада и не прямо перед дверью.

Фонд Хоторна? Я с трудом – причем немалым – удержалась от того, чтобы не повторить вслух эти слова.

Еще не совсем стемнело. В окнах соседних домов маячили зеваки, на лицах — тревога и любопытство. Рудгуттер не обращал на них внимания. Он отнял железный раструб от губ и повернулся к Элизе. Та, похоже, была до крайности раздражена.

– Для того чтобы до конца разобраться с вашим расписанием, мне хотелось бы сперва поподробнее узнать о ваших планах на будущее. Скажите мне, Эйвери, какова ваша главная страсть?

— Идиоты, олухи неповоротливые…

Она кивнула:

На кончике языка у меня вертелся примерно тот же ответ, который я когда-то дала мистеру Альтману. Я привыкла строго придерживаться своих планов – но раньше они были составлены исключительно из практических соображений. В те времена я решила поступить в колледж на то направление, которое обеспечит мне надежную работу. И правильнее всего было придерживаться того же курса и сейчас. Эта школа наверняка даст мне больше ресурсов, чем прежняя. Тут меня лучше подготовят к итоговым тестам, тут я смогу набрать больше баллов за успехи в учебе, здесь у меня возрастут шансы закончить колледж за три года, а не за четыре. Главное – провернуть все с умом, и тогда, даже если Зара со своим мужем перепишут завещание Тобиаса Хоторна, я все равно останусь в выигрыше.

— Да, милиция неэффективна, но она никогда не проигрывает. Жаль, если погибнет несколько сотрудников, но Гримнебулину и его помощникам отсюда не выбраться.

Но доктор Мак спросила меня не о планах. А о главной страсти. Кроме того, если завещание и будет пересмотрено, мне наверняка выплатят денежную компенсацию. Интересно, сколько миллионов долларов мне предложат за то, чтобы я просто убралась восвояси? В худшем случае я просто продам журналистам свою историю, и вырученной суммы наверняка хватит на учебу в колледже.

Рудгуттеру вдруг подействовали на нервы лица зевак. Он вскинул рупор и прокричал:

– Путешествия, – выпалила я. – Всю жизнь мечтаю объездить мир.