Рэй Дуглас Брэдбери

Прощальное путешествие Лорела и Гарди[1] к Альфа Центавра

Они оставались мертвыми двести лет.

И тем не менее они были живыми.

Они не могли долететь до двенадцатой планеты системы Альфа Центавра, и тем не менее они до нее долетели.

Столпотворения не было. Конгрегация спокойно собралась на рассвете, дабы освятить это чудесное событие, порожденное игрой генов в соборе смерти и призванное возродить смех на планетах далеких миров.

А вот вчера ночью было шумно. Демонстрация фильма с участием этих двух святых на двадцатичетырехчасовом сеансе вызвала у зрителей слезы радости. Стоило ему закончиться, как двадцать тысяч восторженных почитателей поспешили на космодром Альфы, желая встретить их необычный корабль.

Ждать его им пришлось достаточно долго.

В конце концов, после того как зрители вдоволь налюбовались игрой теней, лазерными граффити и египетскими зеркалами и дымами, они неожиданно увидели в клубах огня и дыма старенький «форд» модели «Т» 1925 года, из которого выглядывали, бешено размахивая шляпами, двое мужчин, толстый и тонкий.

В последний момент «форд-Т» неожиданно взорвался и развалился на несколько частей. Толстяк отшвырнул свой котелок в сторону и воскликнул:

— Опять из-за тебя влипли в какую-то дурацкую историю! Нет, с тобою не соскучишься!

Под громкие раскаты смеха они вбежали в город.

— ПРИВЕТ, СТЭН! ПРИВЕТ, ОЛЛИ! — раздался голос телекомментатора.

— Когда это они успели ожить? — изумился мой бармен Уилл Граймз.

— Им не нужно было оживать, поскольку они в каком-то смысле и не умирали, они… черт, это трудно объяснить, — сказал я, не отрывая глаз от экрана телевизора.

— Один из тех фокусов медицины конца двадцатого века, позволявший человеку дожить до ста лет?

— Нет.

— Виртуальная реальность? Волоконная оптика плюс исполнение желаний?

— Теплее.

— Что-то вроде той истории, когда специалисты по генной инженерии наплодили птеродактилей и Верховный суд вынужден был распорядиться об их отстреле и отправке в прошлое?

— Ну, в данном случае…

В этот момент в бар вошли Гарди и Лорел, толстый и тонкий. Народ ахнул. Олли обвел взглядом бар и заявил во всеуслышание:

— Мы желаем две кофейные чашки двойного…

— Джина! — закончил за него Стэнли.

— Совершенно верно, — подтвердил Олли, прикрыв глаза. — Джина.

— Ребята, а вы настоящие? — поинтересовался Уилл Граймз.

— Более чем, — высокопарно ответствовал Гарди и гулко постучал себя по груди.

— А что, не похоже? — пискнул Стэн.

— Чертовски похоже, — сказал Уилл Граймз, разливая джин по кофейным чашкам. — Вот только какие-то вы черно-белые, как в тех древних коротеньких фильмах. Цвета вам не хватает.

— Всего-то и делов? — просиял Стэн.

В разговор вмешался Олли:

— Заткнись, Стэнли. Видите ли, сэр, вначале мы, конечно же, были цветными, но народу это почему-то не понравилось. Мол, это вовсе не Стэн и Олли! Вот нас и отправили отбеливаться в лабораторию и перекрасили…

— В славный черно-белый, — подмигнул Стэн.

— А кожа? Кожа-то ваша почему так светится? — спросил я.

— Самая заурядная компьютерная косметика…

— Но простите, как вы могли попасть сюда примерно через двести лет после своей… кончины?

— Мы и не думали умирать! — пискнул Стэн.

— Благодарю тебя, Стэнли! Мы никогда не жили и потому попросту не могли умереть. Мы двоюродные братья электрической лампы, телефона, игральных автоматов, беспроволочного телеграфа, радиоламп, транзисторов, вакцины Солка,[2] расщепленных атомов, моделей ДНК, факсов, электронной почты и Интернета! Эдакий Шалтай-болтай, который сидит на стене научной лаборатории! Короче говоря, вы можете считать нас детищем тех безумных ученых, которые не изобретали заново динозавров, а вместо этого…

— …вспомнили о двух болванах, убегающих от ящика с роялем?

— Touche![3]

— О двух торговцах елками, которые полностью разрушили чей-то там дом?

— Точно!

— И увидели возле своих кроватей гориллу, вальсировавшую в балетной пачке?

— И такое с нами бывало! — пискнул Стэн.

— И вы еще утверждаете, что вы настоящие? — возразил я.

— Мы рождены необходимостью. Сэр, вы когда-нибудь слышали о такой вещи, как Одиночество?

— Давным-давно. Эту болезнь удалось излечить.

— Мы-то и стали лекарством от Одиночества! — воскликнул Лорел. — Стэнли! Еще по чашечке бомбейского снадобья, сэр! С вашего позволения, я продолжу. В ту пору люди страдали от болезни, появления которой никто не предвидел, которую они называли Одиночеством. В лабораториях изучали влияние нулевой гравитации на кровообращение, но никто не задумывался о том, как действуют на человеческий организм время, пространство и расстояние. Как могут выжить люди вдали от Земли, в десяти или ста световых годах от нее, потеряв все свои корни, все свое привычное окружение? Чем станет для них космос — родным домом или сумасшедшим домом? Никто не знал… Осознание пришло позже, в одно сумрачное утро на планете в девяноста годах от Земли. Какой-то молодой человек расплакался так, что уже ничто не могло его остановить. Почему? — спросите вы. А просто Земля была очень далеко. Скрылась, исчезла, невозможно даже представить!.. Такой реакции не ожидал никто. Что-то вроде удара в душу под ложечку. Плач и стенания распространялись с неимоверной скоростью. Это ведь заразно, как заразителен и смех. После Первой мировой войны выпускали пластинки с записью хохота, люди слушали и начинали смеяться! Точно так же дело обстоит и с печалью. Эпидемия Одиночества распространялась все шире. Люди оплакивали ночь напролет кончину своих надежд. Плач слышался повсюду!.. Начались поиски лекарства. Вскоре обнаружилось, что старые фильмы способны облегчить течение болезни, однако их просмотр больше походил на спиритические сеансы. Все участвовавшие в них актеры умерли задолго до того, как первая ракета достигла Плутона. Нужны были не призраки, а настоящие человеческие существа!..

— Тогда-то мы и родились, — подытожил Оливер Гарди. — Не возродились, а именно родились, по-настоящему, в первый и единственный раз. Для нас это вовсе не Второе Пришествие, а самое что ни на есть Явление Первое! Они собирали нас по отдельным волокнам, нервным окончаниям и ганглиям. Они нашли нужные хромосомы на кладбищах в Глендейле и в Санта-Монике, снабдили кожей — даже подкожный жир есть, — оснастили электрической дыхательной системой и — voila![4]

— Лорел и Гарди! — воскликнул я.

— Вот именно! — рассмеялся Гарди. — После первого же нашего появления на Луне и водевильного турне по лучшим сценам Марса слезы высохли, а рыдания смолкли. Люди стали смеяться! Мало того что мы со Стэном сумели справиться с этим опасным утренним и ночным заболеванием, мы буквально озолотили Франкенштейнов из Калтеха, поскольку смеющиеся люди решили продолжить Освоение Мира и тем обеспечить бессмертие человечества! Лорел и Гарди? Бис! Простите мне мою нескромность.

Уилл уже приготовил очередную порцию пойла.

— Угощаю всех! — возгласил он. — Ребята, скажите мне честно — вы живые или нет?

— Нет.

— Выходит, вы мертвые?

— Не-а, — сказал Стэн.

— Мы — Невозможные, — провозгласил Гарди.

— Стоп, — возразил я. — Пожмите мне руку. Видите? Какие же вы невозможные!

— Вы не правы, — с деланной скромностью возразил Гарди. — Невозможна и эта Вселенная. Мы же в каком-то смысле являемся ее продолжением.

— Олли, скажи им всю правду, — прочирикал Стэн.

— Спасибо, Стэнли. — Олли принял донельзя важный вид. — Вы верите Дарвину?[5] Да. А Ламарку?[6] Тоже да. А Ветхому Завету? Разумеется! Но как можете вы верить и Дарвину, и Ламарку, и Богу, сказавшему: «Да будет свет», всем троим? — Оливер Гарди поднял три толстых пальца. — Вся беда в том, что вы ничего не можете доказать! Дарвин, Ламарк, Ветхий Завет — все они недоказуемы! И потому мы склонны верить всему. Можем ли мы говорить о сотворении Вселенной? Произошел ли Большой Взрыв на самом деле? Нет. Творения не было. Вселенная, хоть это и невозможно, существовала всегда — она бесконечна как во времени, так и в пространстве! О господи, рыдаете вы, должна же она была когда-то начаться! Нет, — отвечаю я на это. Она существовала всегда. Вы скажете, что это невозможно? С этим я спорить не стану. Мы — все мы — живем в невозможном мире и являем собой такую же невозможность. Что из того, что мы черно-белые?

— Лично у меня, — сказал мой бармен Уилл, это вызывает изумление.

— Именно изумление и стало подлинным творцом этого мира. Произошло это миллиард миллиардов несуществующих лет тому назад. Советую вам повесить этот календарь на стену там, где стен нет.

— И что же дальше? — поинтересовался я.

— Дальше? — Оливер Гарди вновь приосанился. — А дальше то, что Стэн и я никогда не рождались и никогда не умирали, и все-таки мы здесь, рядом с вами. В этом смысле мы ничем не отличаемся от Вселенной!

— Лучше не скажешь! — пискнул Стэн.

В этот самый момент стоявший в дальнем углу паба телевизор испуганно взвизгнул и экран ожил.

— Актуальные неприятности, — сообщил похоронный голос. — Прибыли Истребители.

— Истребители? — удивился я. — И что же они истребляют?

— Нас, — ответил Олли, постучав себя по груди.

— Но почему кому-то понадобилось вас истреблять?

Мы не сводили глаз с экрана телевизора, показывавшего собравшуюся возле нашего отеля молчаливую толпу, которая к этой минуте уже вошла в вестибюль и стала подниматься по лестнице.

Они вошли в бар, не издав ни звука. В их глазах горел огонь, но пока они выжидали, надеясь отыскать у нас кинематографических язычников, апокалиптических дегенератов и антихристов. Эти и многие другие имена Врага значились на карточках, передававшихся ими из рук в руки.

На мгновение меня охватила паника. Я решил, что они тотчас разорвут наших целлулоидных знакомых.

Но… Лорел и Гарди растворились в воздухе.

— Что за бред?! — изумленно воскликнул Уилл.

Я все еще ошарашенно вглядывался в пустоту, когда Истребители прошли вдоль стойки бара, оставив на ней не меньше сотни брошюрок специфического содержания («Нет цифровым духам!», «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», «Сгинь, нечистая сила!» и «Второе Пришествие — только Иисус!»), после чего так же молча удалились.

В следующее мгновение возле стойки бара вновь появились комичные фигуры Лорела и Гарди.

— Как вам эти фрукты? — усмехнулся Оливер Гарди.

— Где вы были?

— Там же, где и сейчас! — ответствовал Стэн, тряхнув хохолком. Он исчез и тут же появился вновь, снова растворился в воздухе и вновь вернулся.

— Цифровые жалюзи? — поинтересовался я.

— Почти, — ответил Стэн.

— Стэнли, — одернул его Гарди. — Уважаемый сэр, скажите мне, не было ли у вас в детстве пластиковой линейки, в которую были впечатаны фигурки динозавров?

— Была, конечно.

— Что происходило в том случае, когда вы слегка поворачивали линейку?

— Динозавры тут же исчезали… Вы хотите сказать, что и с вами произошло нечто подобное?

— Примерно, — уточнил Гарди. — В известном смысле, мы отпечатаны на атмосферных двояковыпуклых жалюзи. Так видно, а так — не видно. Voila!

Гарди проиллюстрировал сказанное, пару раз исчезнув и появившись вновь.

— Ни хрена себе! — ахнул Уилл.

— Выходит, мы смотрели на вас под правильным утлом, а Истребители под неправильным?

— Совершенно верно! Мы не появлялись и не исчезали. Не рождались и не умирали. А известно ли вам, почему нас так ненавидят Истребители?

— Нет, неизвестно.

— Эти религиозные мстители не могут простить нам того, что мы считаем Вселенную невозможной. — Олли окунул палец в джин. — Они уверены в том, что Творец все начал с Большого Взрыва. Должен заметить, что мы проехали не меньше миллиарда световых лет и не увидели ни малейших его следов…

— Вот поэтому они хотят истребить нас. — Стэн носом написал в воздухе свое имя и перечеркнул его.

— И не только нас, — подхватил Олли, — но и Джина Келли,[7] Гарбо…

— Джин Келли! — вскричал Уилл. — Грета Гарбо? Ниночка?![8]

— Как над ними смеется Гарбо! Скоро и она здесь появится.

— А много ли… — Смутившись, я остановился.

— Вы хотите узнать, есть ли еще в других местах другие Лорелы и Гарди? И да, и нет.

— Разве такое возможно?

— Почему бы и нет? Разве Стэны и Олли хоть кому-то мешают?

— Но, но…

— Никаких но, сэр. — Олли пристально всматривался в свой котелок, как будто это был хрустальный шар ясновидца. — Мир так поражен меланхолией, что без нескольких десятков Стэнов и Олли ему просто не обойтись. Неужели вы хотите, чтобы Одиночество вновь погрузило миллионы душ в бездну отчаяния?

— Я знаю, — пробормотал Уилл. — Я знаю, что…

— Нет, сэр, вы не знаете, поэтому слушайте дальше. Для скептиков мы не настаиваем на нашей генетической сущности. Можете считать нас всего лишь черно-белыми привидениями, воскрешенными подобно Лазарю и вывалившимися из Интернета. Но это…

— Как две горошины в одном стручке! — пискнул Стэн.

— И все-таки, — не выдержал я, — мне трудно поверить…

— Сэр, следует не верить, а знать! Разве гусеницы хоть чем-то похожи на бабочек? А как вообще на Земле возникла Жизнь? Разве мог ожить камень, в который ударила молния? Почему это электрические бури в облаках над первозданным океаном привели к возникновению жизни, суетящейся и пытающейся познать самое себя? Этого мы не знаем, разводят руками ученые. Так уж вышло. Вот вам и вся наука, ребята! Так уж вышло, что мы появились на свет. Без начала и без конца. Полугусеница-полубабочка.

— Мало того, — прошептал Стэн. — Олли и я, я и Олли будем жить вечно.

— Вечно? — изумился я.

— Разве не об этом когда-то мечтали все вы? В ту пору, когда мы ставили водевили в Лондоне и Дублине, зрители дружно кричали: «Стэн? Олли? Умоляем вас, никогда не умирайте!» — При этом воспоминании Стэн даже прослезился. — Их желание исполнилось. Мы никогда не умрем, но так и будем разъезжать по миру с нашим прощальным турне. И в нашем контракте сказано, оно будет длиться… — Голос его сорвался, и он закончил фальцетом: — Вечно!

— Вечно… — прошептал кто-то.

— И куда же вы отправитесь теперь? — спросил я.

— В системе Альфы существует еще восемь обитаемых планет, у семи из них свои колонии. Только смехом можно победить болезнь Одиночества и спасти цивилизацию! И мы приходим.

— Выходит, — тихо сказал Уилл, — вы что-то вроде Спасителей. Возлюбленные космические сыновья Господа. Только без распятия, без слез.

— Продолжайте, продолжайте! — восторженно прочирикал Стэн. — Если бы мы знали всю правду о себе, я стал бы дурачиться еще больше, а Олли — пыжиться еще сильнее!

— Я бы не стал! — закричал Олли.

— А я стал бы, — сказал Стэн.

— Ладно тебе, — буркнул Олли. — Идем. Местным сиротам нужно подкрепиться, нам же пора заняться делом. Верно, Стэнли?

— Вы что, никогда не отдыхаете и не спите? — спросил я.

— У нас слишком много дел.

— Постойте! — воскликнул я.

Я вышел из-за стойки, чтобы обменяться с ними рукопожатиями. Как ни странно, но их черно-белые руки оказались теплыми.

Они направились к выходу, выкидывая на ходу уморительные коленца.

Остаток ночи они провели более чем своеобразно.

1. Встретили на шатком мостике огромную гориллу.

2. Сначала увязли в цементе, потом едва не утонули в глубокой яме.

3. Какой-то лунатик пообещал поотрывать им головы и завязать им ноги узлом.

4. Лорел перескочил через частокол, а Гарди, не сумев перепрыгнуть, смел всю изгородь.

В финале Оливер Гарди появился на верхних ступенях ярко освещенной парадной лестницы, держа в руках огромный торт, утыканный горящими свечками. С чрезвычайно важным видом, воплощенное достоинство, он начал спускаться, но тут же оступился и с воплем отчаяния заскользил вниз, пока все они, и торт, и свечки, и сам Олли с перепачканным в креме лицом, не приземлились на уставленном яствами обеденном столе, который, разумеется, тут же рухнул, торт и Олли свалились на пол, а на них посыпались со стен картины, с потолка на все это упала люстра, а на самом верху оказались горящие свечки. Затем — внимание! — картины взмыли обратно на стены, люстра вознеслась к потолку, торт — целехонький, а Олли, пятясь задом, вновь оказался на вершине лестницы с тем же тортом в руках и, окинув публику деланно скромным взглядом — вот он я, видите, сейчас я пойду снова, на этот раз я не упаду, не бойтесь, смотрите! — стал спускаться по ступеням — черно-белый, самоуверенный, как всегда, и, как всегда, оступающийся, вечно натыкающийся на хлипкие столы, на доверчивые картины, на гильотину люстры… Аплодисментам обезумевших обитателей Альфа Центавры не было конца.

— Ну, когда же, когда же вы к нам вернетесь? — спросил я.

— Как только в этом возникнет необходимость, — ответил Олли. — Когда у вас случится беда или в ваших сердцах поселится Одиночество. Осталось произнести волшебные слова. Что сказал полисмен, когда мы так и не смогли завести нашу колымагу?

Стэн и Олли взяли свои котелки наизготовку.

— Олли, начинай теребить галстук, — сказал я.

Олли послушно схватился за галстук.

— Стэн, поправь волосы.

Стэн затряс головой.

Я набрал в легкие побольше воздуха и что было сил заорал:

— А ну-ка пшли вон, а не то я сдеру с вас штраф за блокировку движения!

Они бросились наутек. Единственным лекарством от слез на сей раз оказался все тот же бомбейский джин.